К кому и зачем заезжал Арамис в Тур часть 2

«Герцогиня продолжала:

— Я осведомилась об этом у испанского короля, и он рассеял мои сомнения на этот счет. Согласно статуту ордена, каждый генерал иезуитов должен быть испанцем. Вы не испанец и не были назначены испанским королем.

Арамис сказал назидательным тоном:

— Видите, герцогиня, вы допустили ошибку, и испанский король разоблачил ее.

— Да, дорогой Арамис. Но у меня явилась еще одна мысль.

— Какая?

— Вы знаете, что я понемножку думаю обо всем.

— О да, герцогиня!

— Вы говорите по-испански?

— Каждый участник Фронды знает испанский язык.

— Вы жили во Фландрии?

— Три года.

— И провели в Мадриде?..

— Пятнадцать месяцев.

— Значит, вы имеете право принять испанское подданство, когда вам будет угодно.

— Вы думаете? — спросил Арамис так простодушно, что герцогиня была введена в заблуждение.

— Конечно… Два года жизни и знание языка — необходимые правила. У вас три с половиной года… пятнадцать месяцев лишних.

— К чему вы это говорите, дорогая герцогиня?

— Вот к чему: я в хороших отношениях с испанским королем.

«И я в недурных», — подумал Арамис.

— Хотите, — продолжала герцогиня, — я попрошу короля сделать вас преемником францисканца?

— О, герцогиня!

— Может быть, вы уже и сейчас его преемник? — спросила она.

— Нет, даю вам слово.

— Ну, так я могу оказать вам эту услугу.

— Почему же вы не оказали ее господину де Леку, герцогиня? Он человек талантливый, и вы его любите.

— Да, конечно; но не вышло. Словом, оставим Лека; хотите, я окажу эту услугу вам?

— Нет, благодарю вас, герцогиня.

Она замолчала.

«Он назначен», — подумала она».

Итак, причина чрезвычайной озлобленности Арамиса на Шеврёз вот в чём. У неё – новый любовник, господин де Лек. Она попыталась сделать его генералом Ордена иезуитов, используя свои связи с Королём Испании. Надо отметить, что она была его любовницей одно время. Но ведь Короли очень легко забывают своих любовниц! «Любовница в прошлом» - разве это причина для того, чтобы выполнять просьбы? Арамис эту самую «любовницу в прошлом» ненавидит так, что, разумеется, обрадовался бы её естественной смерти!  Почему же Король Испании должен к ней относиться лучше? Ведь в это самое время Король Испании даже настолько рассорился со своей родной сестрой Анной Австрийской, что во времена Фронды написал ей, что если она вдруг решится попросить убежища где-либо на подконтрольных ему землях, он сделает всё для того, чтобы ни она, ни её сын, Король Людовик Четырнадцатый, там ни под каким видом не оказались!

«— После этого отказа, — продолжала герцогиня де Шеврез, — я уже не решаюсь обращаться к вам с просьбой».

Арамис отказал герцогине не в просьбе, а в том, чтобы обратиться к ней в просьбе. Это не отказ! Это – вежливое отклонение предложенных услуг, которые он мог бы счесть невыполнимыми и отказать хотя бы поэтому!

«— Помилуйте, я всегда в вашем распоряжении!»

Ложь, ложь, ложь, наглая ложь.

«— Зачем я буду вас просить, если у вас нет власти исполнить мою просьбу?

— Все же мне, может быть, удастся что-нибудь сделать».

Арамис хочет услышать просьбу Шеврёз не для того, чтобы её выполнить, а для того, чтобы узнать, о чём она может хлопотать. Он уже ненавидит её, и боится, опасается, что её идеи могут оказаться вредными для него, опасными.

«— Мне нужны деньги на восстановление Дампьера.

— А! — холодно произнес Арамис. — Деньги?.. Сколько же вам нужно, герцогиня?

— Порядочно.

— Жаль. Вы знаете, что я не генерал.

— В таком случае у вас есть друг, который, вероятно, очень богат: господин Фуке.

— Господин Фуке? Сударыня, он почти разорен.

— Мне говорили об этом, но я не хотела верить.

— Почему, герцогиня?

— Потому что у меня есть несколько писем кардинала Мазарини — вернее, не у меня, а у Лека, — в которых говорится об очень странных счетах».

Вот товар для торговли обозначен, торговля началась!

«— О каких счетах?

— По части проданных рент, произведенных займов, хорошенько не помню. Во всяком случае, судя по письмам Мазарини, суперинтендант позаимствовал из государственной казны миллионов тридцать. Дело серьезное.

Арамис так крепко сжал кулаки, что ногти вонзились в ладони».

Шеврёз нанесла весьма ощутимый удар Фуке, а поскольку Арамис считает себя его другом, или точнее – намерен использовать Фуке в своих интересах, этот удар нанесён и по нему тоже.

«— Как! — воскликнул он. — У вас есть такие письма и вы не сказали о них господину Фуке?

— Такие вещи держат про запас, — возразила герцогиня. — Приходит нужда, и их вытаскивают на свет божий.

— Разве нужда уже пришла? — спросил Арамис.

— Да, мой милый.

— И вы собираетесь предъявить эти письма господину Фуке?

— Нет, я предпочитаю поговорить о них с вами.

— Видно, вам очень нужны деньги, бедняжка, раз вы думаете о таких вещах; вы так мало ценили прозу господина Мазарини. Кроме того, — холодно продолжал Арамис, — вам самой, вероятно, тяжело прибегать к этому средству. Жестокое средство!

— Если бы я хотела сделать зло, а не добро, — сказала герцогиня де Шеврез, — я не стала бы обращаться к генералу ордена или к господину Фуке за пятьюстами тысячами ливров, которые мне нужны…»

Обратите внимание! Шеврёз объявила, что обращается к генералу Ордена. Она бросила обвинение Арамису в том, что он её обманывает, что на самом деле он – генерал Ордена. И он уже не стал это опровергать.

«— Пятьюстами тысячами ливров!

— Не больше. Вы находите, что это много? Восстановление Дампьера обойдется не дешевле.

— Да, сударыня.

— Итак, я не стала бы обращаться к названным лицам, а отправилась бы к своему старому другу, вдовствующей королеве; письма ее супруга, синьора Мазарини, послужили бы мне рекомендацией. Я попросила бы у нее эту безделицу, сказав: «Ваше величество, я хочу иметь честь принять вас в Дампьере; позвольте мне восстановить Дампьер».

Арамис не ответил ни слова.

— О чем вы задумались? — спросила герцогиня.

— Я складываю в уме, — произнес Арамис.

— А господин Фуке вычитает. Я же пробую умножать. Какие мы все чудесные математики! Как хорошо могли бы мы столковаться.

— Разрешите мне подумать, — попросил Арамис.

— Нет… После такого вступления между людьми, подобными нам с вами, может быть сказано только «да» или «нет», и притом немедленно.

«Это ловушка, — подумал епископ, — немыслимо, чтобы такая женщина была принята Анной Австрийской».

— Ну и что же? — спросила герцогиня.

— Я был бы очень удивлен, если бы в данный момент у господина Фуке нашлось пятьсот тысяч ливров.

— Значит, не стоит об этом говорить, — усмехнулась герцогиня, — и Дампьер пусть сам восстанавливается, как хочет.

— Неужели вы в таком стесненном положении?

— Нет, я никогда не бываю в стесненном положении.

— И королева, конечно, сделает для вас то, чего не в силах сделать суперинтендант.

— О, конечно… Скажите, вы не желаете, чтобы я лично поговорила об этих письмах с господином Фуке?

— Как вам будет угодно, герцогиня, но господин Фуке либо чувствует себя виновным, либо не чувствует. Если он чувствует, то он настолько горд, что не сознается; если же не чувствует за собой вины, эта угроза очень его обидит.

— Вы всегда рассуждаете, как ангел.

И герцогиня поднялась с места.

— Итак, вы собираетесь донести на господина Фуке королеве? — заключил Арамис».

Маски сброшены!

«— Донести?.. Какое мерзкое слово. Нет, я не стану доносить, дорогой друг; вы слишком хорошо знакомы с политикой, чтобы не знать, как совершаются подобные вещи. Я предложу свои услуги партии, враждебной господину Фуке. Вот и все».

Вежливость и формальное сохранение дружеских отношений, но герцогиня фактически призналась, что объявила войну Фуке, и, следовательно, Арамису, своему бывшему любовнику.

«— Вы правы.

— А в борьбе партий годится всякое оружие.

— Конечно.

— Когда у меня восстановятся добрые отношения с вдовствующей королевой, я могу стать очень опасной».

Прямые угрозы!

«— Это ваше право, герцогиня.

— Я им воспользуюсь, мой милый.

— Вам небезызвестно, что господин Фуке в прекрасных отношениях с испанским королем, герцогиня?

— Я это предполагала.

— Если вы поднимете борьбу партий, как вы выражаетесь, господин Фуке начнет с вами борьбу другого рода».

Ответные прямые угрозы!

«— Что поделаешь!

— Ведь он тоже вправе прибегнуть к этому оружию, как вы думаете?

— Конечно.

— И так как он хорош с испанским королем, он и воспользуется этой дружбой.

— Вы хотите сказать, что он будет также в добрых отношениях с генералом ордена иезуитов, дорогой Арамис?

— Это может случиться, герцогиня.

— И тогда меня лишат пенсии, которую я получаю от иезуитов?

— Боюсь, что лишат».

Очень конкретная угроза, фактически уже состоявшийся факт финансового ущерба для герцогини!

«— Как-нибудь выкрутимся. Разве после Ришелье, после Фронды, после изгнания герцогиня де Шеврез может чего-нибудь испугаться, дорогой мой?

— Вы ведь знаете, что пенсия достигает сорока восьми тысяч ливров в год.

— Увы! Знаю.

— Кроме того, во время борьбы партий достанется также и друзьям неприятеля.

— Вы хотите сказать, что пострадает бедняга Лек?

— Почти наверное, герцогиня.

— О, он получает только двенадцать тысяч ливров».

Но на двоих это – шестьдесят тысяч ливров в год! Арамис фактически подтвердил, что он и есть генерал Ордена, и тем самым фактически сообщил о том, что этих денег герцогиня больше не увидит никогда. Но этого мало. Он усугубляет угрозы.

«— Да, но испанский король — особа влиятельная; по наущению господина Фуке он может засадить господина Лека в крепость.

— Я не очень боюсь. этого, мой милый, потому что, примирившись с Анной Австрийской, я добьюсь, чтобы Франция потребовала освобождения Лека.

— Допустим. Тогда вам будет угрожать другая опасность.

— Какая же? — спросила герцогиня в притворном страхе.

— Вы знаете, что человек, сделавшийся агентом ордена, не может так просто порвать с ним. Тайны, в которые он мог быть посвящен, опасны: они приносят несчастье человеку, узнавшему их».

Фактически Арамис пообещал герцогине де Шеврёз, что её могут вскоре убить по решению Ордена, то есть по его личному решению. Он пригрозил ей банальным убийством! Бывший любовник!

«Герцогиня задумалась.

— Это серьезнее, — проговорила она, — надо все взвесить.

И, несмотря на полный мрак, Арамис почувствовал, как в его сердце вонзился, подобно раскаленному железу, горящий взгляд собеседницы.

— Давайте подведем итоги, — сказал Арамис, который с этой минуты начал держаться настороже и сунул руку под камзол, где у него был спрятан стилет».

Дюма прямо указывает читателю, что Арамис был готов лично убить герцогиню де Шеврёз!

«— Вот именно, подведем итоги: добрые счеты создают добрых друзей.

— Лишение вас пенсии…

— Сорок восемь тысяч ливров да двенадцать тысяч ливров пенсии Лека составляют шестьдесят тысяч ливров; вы это хотите сказать, да?

— Да, это самое. Я спрашиваю, чем вы их замените?

— Пятьюстами тысячами ливров, которые я получу от королевы.

— А может быть, и не получите.

— Я знаю средство получить их, — бросила герцогиня.

При этих словах Арамис насторожился. После этой оплошности герцогини Арамис был до такой степени начеку, что то и дело одерживал верх, а его противница теряла преимущество.

— Хорошо, я допускаю, что вы получите эти деньги, — продолжал он, — все же вы много потеряете: вы будете получать по сто тысяч франков пенсии вместо шестидесяти тысяч ливров в продолжение десяти лет.

— Нет, эти убытки я буду терпеть только во время министерства господина Фуке, а оно продлится не более двух месяцев».

Герцогиня для того, чтобы решить свои проблемы, готова устранить Фуке, и угрожает Арамису именно этим.

«— Вот как! — воскликнул Арамис.

— Видите, как я откровенна.

— Благодарю вас, герцогиня. Но напрасно вы полагаете, что после падения господина Фуке орден будет снова выплачивать вам пенсию.

— Я знаю средство заставить орден быть щедрым точно так же, как знаю средство заставить вдовствующую королеву раскошелиться.

— В таком случае, герцогиня, нам всем приходится опустить флаг перед вами. Победа за вами, триумф за вами! Будьте милостивы, прошу вас. Трубите отбой!

— Как можете вы, — продолжала герцогиня, не обратив внимания на иронию Арамиса, — остановиться перед несчастными пятьюстами тысячами ливров, когда дело идет об избавлении вашего друга… Простите, вашего покровителя от неприятностей, причиняемых борьбою партий.

— Вот почему, герцогиня: после получения вами пятисот тысяч ливров господин де Лек потребует своей доли, тоже в пятьсот тысяч ливров, не правда ли? А после вас и господина де Лека наступит очередь и ваших детей, ваших бедняков и мало ли чья еще, тогда как письма, как бы они ни компрометировали, не стоят трех или четырех миллионов. Ей-богу, герцогиня, брильянтовые подвески французской королевы были дороже этих лоскутков бумаги, и все же они не стоили и четверти того, что вы спрашиваете!»

Вот тут нам следует остановиться! Арамис говорит: «Наступит очередь и ваших детей». Эта фраза указывает, что никого из детей Шеврёз Арамис не считает своими детьми, несмотря на то, что герцог де Шеврёз был намного старше, а Арамис на протяжении многих лет и даже десятилетий был любовником герцогини де Шеврёз, если верить намёкам Дюма! И похоже, что стал он им ещё до её второго замужества! Так что у него могло бы быть более чем один отпрыск от неё. И, тем не менее, он говорит: «Ваших детей». Это жёстко. Либо он уверен, что её дети – не его, либо, даже допуская такую возможность, отрёкся от них, либо хитрит с герцогиней.

«— Вы правы, вы правы, но купец запрашивает за свой товар, сколько ему угодно. Покупатель волен взять или отказаться.

— Хотите, герцогиня, я вам открою, почему я не куплю ваших писем?

— Скажите.

— Ваши письма Мазарини подложны.

— Полно!

— Конечно. Ведь было бы по меньшей мере странно, если бы вы продолжали вести с кардиналом интимную переписку после того, как он поссорил вас с королевой; это пахло бы страстью, шпионажем… ей-богу, не решаюсь произнести нужного слова.

— Не стесняйтесь.

— Угодничанием.

— Все это верно; но верно также и то, что написано в письмах.

— Клянусь вам, герцогиня, эти письма не принесут вам никакой пользы при обращении к королеве.

— Принесут, будьте уверены.

«Пой, птичка, пой! — подумал Арамис. — Шипи, змея».

Но герцогиня уже направилась к двери».

Итак, конец аудиенции? Но Дюма даёт ещё несколько важных штрихов.

«Арамис готовил для нее сюрприз… Проклятие, которое бросает побежденный, идущий за колесницей триумфатора».

Обратите внимание на эту фразу. Арамис сравнивается с побеждённым, а Шеврёз – триумфатор! Почему же Арамис, генерал Ордена, отказался дать денег герцогине, чтобы спасти своего «друга» Фуке? Вспомним, что он высчитывал что-то в уме. Он просто отнёсся ко всему делу как к коммерческому проекту. Он посчитал, что выгоды нет. Невыгодно улаживать миром дела с Шеврёз. Войну он посчитал более выгодной. Почему? Очевидно же, что Шеврёз говорила сейчас о продаже только одной тайны, но очень опасной. Он же знал, что она знает и другие тайны, в частности, тайну рождения у Королевы не одного дофина, а двойни, Людовика и его брата-близнеца! Почему же он так плохо всё просчитал? Он явно прогадал! Ответ прост: если бы он не прогадал, тогда он сговорился бы, и не было бы интриги. Тогда Фуке был бы спасён! Но ведь история уже написана, и история говорит, что Фуке не спасся! Как же иначе объяснить, что он не спасся, имея такого влиятельного друга, как Арамис – генерал Ордена, обладающий великой тайной? Только оплошностью Арамиса. Арамис обязан был совершить ошибку, чтобы объяснить повороты истории! Поэтому он ведёт себя глупо. Он – заложник идеи романа, законов жанра. Реальный Арамис, мудрый в достаточной степени, чтобы достичь тех высот, которых он достиг, должен был бы поступить умнее. Итак, Арамис побеждён и он мстит местью недостойной благородного человека!

«Он позвонил. В гостиную внесли свечи, ярко осветившие поблекшее лицо герцогини. Долгим ироническим взглядом посмотрел Арамис на бледные, иссохшие щеки, на глаза, горевшие под воспаленными веками, на тонкие губы, старательно закрывавшие черные и редкие зубы.

Он умышленно выставил вперед стройную ногу, грациозно нагнул гордую голову и улыбнулся, чтобы показать блестевшие при свете зубы. Постаревшая кокетка поняла его замысел: она стояла как раз против зеркала, которое благодаря контрасту убийственно резко подчеркнуло дряхлость, так заботливо скрываемую ею.

Неровной и тяжелой походкой она поспешно удалилась, даже не ответив на поклон Арамиса, который был сделан им с гибкостью и грацией былого мушкетера. Поклонившись, Арамис, как зефир, скользнул по паркету, чтобы проводить ее».

И вот ещё один штрих.

«Герцогиня де Шеврез подала знак своему рослому лакею, вооруженному мушкетом, и покинула дом, где такие нежные друзья не могли столковаться, потому что слишком хорошо поняли друг друга».

Герцогиня знала, что Арамис способен совершить насилие против неё, и поэтому она взяла с собой рослого вооружённого мушкетом лакея. Мы знаем по преувеличенным рассказам Дюма, что Арамис – смелый и ловкий воин, его, по-видимому, не остановил бы рослый лакей с мушкетом. Кроме того, ведь он был за дверями!  Почему же Арамис не убил Шеврёз? Ведь он готов был это сделать!

По-видимому, всё-таки он ещё сохранил где-то в глубине души остаток былых чувств к ней.

Итак, загадка. К кому же заезжал Арамис – к самой ли Шеврёз, или к её дочери, или, быть может, к её сыну?

Если бы он заезжал к ней, и взял карету у неё, он не удивлялся бы, что она знает, где его найти, это уже отмечено выше.

Против версии, что он заезжал к дочери или сыну Шеврёз, считая этого ребёнка своим, служит только две его презрительные фразы о её детях, которых он не называет: «Наши дети», а называет: «Ваши дети».

Но ведь Арамис почти каждым словом в разговоре с Шеврёз лжёт, лжёт, и снова лжёт!

Продолжение следует