Читать онлайн
"Антимаг"

Тот день Дамир всегда вспоминал очень отчётливо, с мельчайшими подробностями. Ещё бы! Ведь тот летний день мог бы стать первым поворотным событием в его жизни, первой из развилок, которыми изобилует человеческая судьба. Но не стал. Хотя… Как сказать? Не свернуть – это ведь тоже направление…

В невыносимо тесном церемониальном камзольчике с чужого плеча он чувствовал себя прескверно. Жёсткие, словно сделанные из дерева башмаки жали, высокий стоячий воротничок рубашки пребольно тёр шею, пот струйкой бежал по спине. Вид у него был страдальчески-несчастный, как и у всех остальных детей, ровесников Дамира, которых родители привели сюда, запихнув в дурацкие парадные костюмчики, какие полагалось надевать всего два раза в жизни: в шесть и в тринадцать лет. Стоили такие костюмы очень дорого, и только очень богатые гевы позволяли себе роскошь специально сшить такой для своего чада, чтобы потом всю жизнь хранить как память. Гевы попроще, среднего сословия, вроде родителей Дамира, предпочитали приобретать подержанные, а после перепродавать тем, чьим детям церемония предстояла в ближайшие год-два. Благо, «костюмчики на один день» почти не изнашивались. Церемониальные платья для девочек стоили ещё дороже и тоже удобными не были. Об этом мальчик догадывался по слезам, которые непроизвольно выступали на глазах стоящей рядом девочки, бледной как мел. Похоже, она не падала только потому, что её заботливо поддерживал отец, крупный мужчина, очень часто вытирающий обильно выступавший на его лице пот большим платком.

В тот год лето долго не баловало теплом, но надо же так совпасть, что именно этот день, как назло, выдался просто невыносимо жарким. Булыжная мостовая круглой площади перед трёхэтажным Домом Правления казалась раскалённой сковородкой. Здесь не росло ни одного деревца, и большинство пришедших, в том числе и Дамир с отцом, томились в ожидании на солнцепёке. Те, кто подсуетился и пришёл пораньше, спасались от солнечных лучей в тени здания, но с приближением полудня она становилась всё короче и короче, отчего количество счастливчиков неуклонно сокращалось.

Ежегодно в каждый мало-мальски значимый город, даже в такое глубокое захолустье, каким по меркам Великой Систории считался городишко Оленья Пустошь, приезжали Отборочные Советы. Всем верноподданным Великого Систора, которым к этому времени исполнялось полных шесть лет, надлежало явиться пред строгие взоры компетентных командированных магов, дабы оные могли выявить всех, кто обладает хоть какими-то, хотя бы маломальскими магическими способностями. Давным-давно миновали те «золотые» времена, когда в Академию Магии принимали исключительно отпрысков благородных гевов. Систория остро нуждалась в наращивании магической мощи, а потому «прочёсывала частым гребнем» все доступные людские ресурсы.

В большинстве городов отбор проходил в три этапа, которые продолжались три дня. Первый день предназначался для отбора кандидатов в маги из числа отпрысков благородных семейств. Всё проходило чинно-благородно, в соответствии с Кодексом Гевов. На второй день просматривались дети среднего сословия, и площадь перед Домом Правления становилась похожей на базарную в разгар торговли. А третий отводился для простого городского люда и жителей окрестных деревушек, и вот тогда уже творилось форменное столпотворение! На четвёртый день новоиспечённых адептов увозили в столицу, Град Лучезарный, а Отборочный Совет сутки отдыхал перед другим, не менее важным и ответственным действом. В последующие три дня в таком же порядке им предстояло поставить всем отрокам, коим исполнилось полных тринадцать лет, магическую метку. Похожая на крупное родимое пятно, она ставилась на внутреннюю сторону левого запястья. Процесс нанесения происходит весьма болезненно, рука потом болит не меньше недели, однако все подростки Систории ожидали этого дня с огромным нетерпением: метка означала совершеннолетие и полную дееспособность. Подделать её, по всеобщему убеждению, не мог даже самый искусный маг. При контакте она чётко отпечатывалась на бумаге, пергаменте или любой другой ровной поверхности, но лишь только в том случае, если носитель метки осознанно желал, чтобы оттиск остался на документе. Эту же метку мастера ставили на своих изделиях.

В Оленьей Пустоши, городке, знатью не богатом, каждый отбор обычно удавалось уложить в два дня. Это очень нравилось членам Отборочного Совета, которые отдыхали трое суток вместо одних. Разумеется, за счёт города.

От нечего делать Дамир принялся было считать травинки, которые сумели пробиться из-под булыжника мостовой рядом с его башмаком, когда послышалось приближающееся «фшххх, фшххх, фшххх». Из-за первого дома по улице Торговой вырулил паромобиль, весьма редкое в здешних краях средство передвижения. В городке их было всего два: у судьи и у градоначальника. У того, что приближался, на дверцах красовались гербы городского суда, а на запятках торчали два лакея с гордо-чванливым выражением на лицах. На высоком крыльце Дома Правления тут же появились несколько человек в странных серых одеяниях, больше похожих на женские платья.

– Это кто? – Дамир подёргал отца за рукав. – Это маги?

– Нет, эти – ещё не маги, – обшлагом вытер мокрые от пота брови тот. – Это адепты, ученики магов.

– А почему они в платьях?

– Это не платье. Это мантия, рабочая одежда магов. Она сделана из специальной защитной ткани. Если какое-нибудь опасное зелье нечаянно попадает на одежду, то сразу скатывается на пол. А иначе ведь может и застрять где-нибудь. Например, в штанах. Представляешь?

Дамир очень ярко представил себе такую сценку и весело хихикнул. Окружающие взрослые окатили его неодобрительными взглядами.

– Ты не забыл, как надо обращаться к магам? – уже который раз за утро проверил готовность мальчика отец.

– Нет, конечно, не забыл: «гел»! – мальчик не задумался ни на секунду. – Только откуда я узнаю, какой он: просто гел, Светлый, Ясный, Сияющий или Блистающий?

– Ну, Блистающих ты можешь за всю свою жизнь ни разу не увидеть. А остальные… Сегодня я тебе, если что, подскажу, а потом сам разберёшься.

Тем временем паромобиль остановился подле крыльца. С запяток резво спрыгнул один из лакеев и, почтительно склонившись, распахнул дверцу, откинул ступеньки. Первым из экипажа с важным видом вылез сынок судьи. Его переливающийся на солнце костюмчик, наверное, стоил целое состояние. Следом появились его родители, городской судья с супругой, одетые ещё более помпезно. Важно и не спеша они прошествовали сквозь раздавшуюся толпу, давая возможность горожанам оценить их вид и вдоволь позавидовать, и чинно остановились напротив крыльца. Как оказалось, ждали только их. Тотчас на крыльцо вышел седой маг в переливающейся зелёной мантии. Он приложил к виску большой палец правой руки и слабым дребезжащим голосом торжественно затянул гимн Систории, тут же подхваченный множеством голосов. Правые руки присутствующих также взметнулись к вискам.

– Слава Великому Систору! – произнёс старичок, когда пение, наконец, смолкло.

– Слава! Слава! Слава! – дружно отозвалась толпа.

После маг гостеприимным жестом пригласил судью войти, а адепты почтительно склонили головы. Семейство высокопоставленного по местным меркам чиновника скрылось внутри здания, и вновь потянулись минуты ожидания. Примерно через полчаса все трое вышли обратно. Судя по кислым физиономиям родителей, стезя великого мага их отпрыску не светила.

К счастью собравшихся, в этом году больше ни у кого из городского начальства не имелось детей шести лет от роду, иначе ждать бы пришлось гораздо дольше. Как только паромобиль с обиженным фырканьем удалился, на крыльце Дома Правления появился один из учеников и раскрыл толстую книгу, которая называлась очень длинно: «Поимённая книга учёта рождения, жизни, общественного и семейного положения (и изменений оных) подданных Великого Систора, проживающих постоянно или же временно в городе Оленья Пустошь и в окрестностях, к сему городу приписанных, а такоже и их смертей». Адепт громко выкрикнул несколько имён. Вызванные дети вместе с родителями поднялись на крыльцо и скрылись за массивными дверями. Далее всё пошло более-менее споро. Глашатай появлялся на крыльце каждые десять-пятнадцать минут, выкрикивал новые имена и заводил очередную группу внутрь. Обратно никто не выходил. В этом не было ничего зловещего: чтобы не создавать сутолоки, людей выпускали из здания через другой выход.

С самого утра Дамир и радовался, и страшился, и тревожился одновременно. Как и большинство сверстников, он надеялся, что столичные маги найдут у него какие-то небывалые способности, которые откроют возможность обучаться в Академии Магии, самом престижном учебном заведении Систории. Но в таком случае пришлось бы жить вдали от родителей, с какими-то новыми, неизвестными людьми. Эти мысли очень напрягали детское воображение. Правда, ещё через час мучительного ожидания на жаре, в неудобной одежде, среди нескончаемого «бу-бу-бу» толпы осталось одно-единственное желание: быстрее бы всё это кончилось! Но когда над площадью – ожидаемо, и всё равно неожиданно – раздалось его имя, тревожный холодок в желудке прорезался вновь. Отец крепко взял мальчика за руку, и они вошли под своды Дома Правления. Сразу за порогом их обдало приятной прохладой. Вдоль церемониального зала в два ряда стояли столы, за каждым из которых сидел молодой человек из числа тех, кого они уже видели на крыльце. Перед писарями лежали по три стопки бумаги – чистая белая, исписанная белая и чистая жёлтая. У каждого стола стоял табурет для посетителя, над которым метрах в двух от пола парил в воздухе прозрачный, чуть отливающий синевой шар величиной с приличный арбуз. Глашатай быстро распределил вошедших между писарями. Дамир, опасливо косясь на нависающий над головой шар, осторожно присел на краешек табурета напротив молодого паренька с несколько угловатым, но приятным лицом, обрамлённым длинными прямыми волосами цвета соломы. Маги, в отличие от большинства остальных людей, никогда не стригутся. Длинные волосы, как говорят, помогают поддерживать связь с астралом. Далеко не каждому, правда, дано установить эту связь, но длинные волосы носят все маги без исключения.

– Как тебя звать, юный гев? – парень ободряюще подмигнул.

– Дамир… благородный гев Дамир, гел.

– Благородный гев Дамир Эрлиан, сын благородного гева Лекрона Эрлиана, – уточнил стоящий за спиной отец.

– Угу, – писарь быстро записал тоненькой кисточкой услышанное. – Тоже мечтаешь стать магом?

– Не знаю… – чуток оробел Дамир, и вдруг, неожиданно даже для самого себя, задал весьма вдруг заинтересовавший его вопрос. – А где у тебя эта… чернильница?

– Она мне не нужна, – улыбнулся адепт. – Кисточка магическая. Маг может себе позволить небольшие удобства. Когда ты родился, благородный гев Дамир Эрлиан?

Он задал ещё несколько обычных вопросов: где родился, где живёт, имеются ли маги среди близких родственников. Мальчик, как мог, старательно отвечал, а отец иногда поправлял или дополнял. Адепт всё старательно записывал.

– Ну, а теперь – самое главное, – он отложил в сторону кисть. – Сейчас вот этот шар опустится тебе на голову. Не бойся, ты совсем ничего не почувствуешь. Это вроде увеличительного стекла, через которое я смогу увидеть твою ауру. Знаешь, что такое аура? Нет? Это такой свет, которым светится каждый человек. Как свечка, или как звезда. Только этот свет обычным взглядом не видно. А вот с помощью такого шара – запросто. Не боишься? Готов?

Дамир не испытывал уверенности в этом, но всё же кивнул. Паренёк легко махнул пальцами левой руки, и шар опустился на плечи мальчика так легко и невесомо, что, закрой он глаза, то вообще бы ничего не заметил. Адепт внимательно всмотрелся во что-то поверх головы Дамира, и его брови удивлённо поползли вверх. Однако он быстро справился с удивлением, сказал «минуточку!» и откуда-то снизу достал солидный фолиант в кожаном переплёте, на котором значилось: «Спорные, а такоже неясные случаи и казусы». Некоторое время он в сомнении жевал нижнюю губу, а потом чуть заметно кивнул – принял решение, после чего взял жёлтый листок и выписал документ, в котором значилось, что «отрок благородный гев Дамир Эрлиан, сын благородного гева Лекрона Эрлиана, не имеет малейшей предрасположенности к занятиям магическими дисциплинами».

– Увы, благородный гев Дамир, – вздохнул он, вручая жёлтую бумажку, – но Светлыми Силами магических способностей тебе не отмеряно.

– А что с этой штукой теперь делать? – мальчик с интересом рассматривал первый в его жизни «документ».

– Да что хочешь! Можешь в рамочку вставить и на стенку повесить. А можешь «голубя» сделать. Лично я не знаю ни одного случая, чтобы эта бумажка кому-нибудь пригодилась.

– Тогда зачем ты их пишешь?

– Таков порядок, благородный гев… – пожал писарь плечами.

* * *

Осенью Дамира определили на обучение в городскую мужскую гимназию, единственную в Оленьей Пустоши. Образование здесь начиналось с ежедневного посещения «Школы юного воина». Все занятия сводились к тому, что пацаны под командованием отставного полудесятника по четыре часа в день разучивали парадные упражнения с деревянными алебардами или с ними же маршировали в ногу по утоптанной до каменного состояния поляне, до хрипоты вопя государственный гимн:

Славься, славься, родная Систория!

Неогляден твой светлый простор!

Как тебя возвеличить в истории,

Нам укажет Великий Систор!

А по вечерам матери лечили детей всяческими народными методами: составляли травяные полоскания для охрипших глоток, боролись, как могли, с мозолями на ногах и вытаскивали из их ладоней занозы от топорно изготовленных алебард. И только два месяца спустя ученики сели за парты. Первоначально Дамир испытывал величайшее счастье от осознания того, что больше не надо стаптывать ноги в бессмысленной шагистике. Но, оказалось, радовался он рано.

Бегло читать и считать Дамир научился, когда ему было четыре года: родители не могли нахвалиться на его память. Стоило ему что-то прочесть, как он запоминал это навсегда. А потому уроки в гимназии стали для Дамира тоской невероятнейшей! Все учебники он умудрился прочитать ещё летом, сразу же после их покупки. Причём с таким же интересом, с каким читал художественную литературу. Унылый вид сверстников, которые с огромными усилиями осваивали азбуку и основы арифметики, наводил невыносимую скуку. Нудные лекции менторов не добавляли к его знаниям ни единой новой крупицы. И уже совершеннейшим мучением становились уроки повторения пройденного. Скрыть таланты от менее способных соучеников не хватило житейской мудрости, а потому среди завистливых ровесников вскоре появились желающие «проучить задаваку».

Однажды после последнего урока, когда ментор уже покинул учебную комнату, к Дамиру вразвалку подошёл сын мясника Бекен, белобрысый, плотный и высокий не по годам мальчишка, и безо всяких разговоров ударил. Кулаком в нос. Сквозь боль и мелькающие перед глазами звёздочки до Дамира донёсся его спокойно-насмешливый голос: «Ну, ты понял, за что!» Честно говоря, тогда он этого не понял, ведь никому ничего плохого не делал. Все засмеялись и ушли.

Дамир сидел, размазывая по лицу слёзы обиды вперемешку с кровью, когда дверь комнаты отворилась, и внутрь заглянул паренёк года на три старше – рыжий, лохматый и веснушчатый. На голове его возвышалась смешная зелёная шляпа: высокая, цилиндрическая, без полей, с надписью «Дежурный по гимназии».

– Занятия окончены, всем пора… – тут он осёкся, с любопытством оглядывая Дамира. Потом подошёл и сел рядом.

– Дрался? Вытри лицо! – он подал носовой платок.

– Не, – помотал Дамир головой, отчего несколько капель крови упали на столешницу. – Он просто подошёл и ударил. Бекен. А я ему ничего плохого не делал!

– А ты? Ответил? Врезал ему?

– Нет.

– Это плохо, – он снял шляпу и поставил на стол рядом с собой. – Если не отвечать, всегда бить будут.

– За что?

– Учишься хорошо?

– Да.

– Вот за это и будут бить – те, которые тупее. Сначала за это. А потом уже так, по привычке, ни за что.

– А я отцу скажу. Он в армии служил десятником. Он сильный. Так этому Бекену наподдаёт!

– Тогда его в тюрьму посадят. И надолго. Точно, точно! – парнишка быстро и мелко покивал. – Несколько лет назад был случай. Тоже один отец пришёл заступаться и накостылял тому, кто его сына обидел. А на следующий день отец того, который начал, вместе со своим приятелем поймали его в переулке и отдубасили.

– Кого? Мальчика?

– Не, отца его. А тот потом собрал десяток друзей и обратно пошёл мстить. Вот так вот туда-сюда, и скоро уж гильдия на гильдию биться стали. Нескольких человек насмерть положили. Насилу всех разняли да угомонили. Вот тогда-то и вышел приказ Правления, чтоб впредь зачинщиков таких беспорядков в тюрьму сажать. Надолго.

– Так ведь начал-то всё Бекен!

– Дети не считаются, детей не судят. Так что зачинщиком получится твой отец.

– А что ж тогда делать?

– По правилам гимназии, ты должен сообщить об этом менторам, а те уж решат, кого и как наказать. Но если кто-то так делает, то его все в гимназии навсегда перестают уважать. Поэтому, если не хочешь быть битым, то учись драться сам. И ещё компанию хорошо бы собрать, в которой все друг за друга заступаются.

Звали этого славного парнишку Кромьен. Впрочем, в дружбу эта встреча не переросла, в дальнейшем ребята почти не общались, просто здоровались при встрече. Но слова Кромьена Дамир запомнил надолго. Он ничего не рассказал родителям, но на следующий день пришёл в гимназию с толстой палкой, почти дубинкой. Молча подошёл к Бекену и так же молча врезал ему палкой по башке. Но не попал. Этот дылда успел подставить руку, и хруст сломанных костей услышали все, кто был в классе. И только тогда Дамир сказал: «Ну, ты понял, за что!» Как Бекен после этого заорал, как заорал! Прямо бальзам на душу! А так как всё произошло прямо на глазах опешившего ментора, то Дамира сразу же отправили в карцер. На двое суток. На хлеб и воду. Однако в тесном и холодном каменном подвале с окошечком размером с ладошку он просидел только до вечера, когда за окованной железом дверью раздались крики и шум. Она распахнулась, и в карцер ворвался отец, волоча за воротник этого самого ментора, у которого была разбита нижняя губа и начинал заплывать левый глаз. Таким взбешённым мальчик своего родителя видел впервые. Он швырнул ментора на дощатый топчан и протянул Дамиру руку.

– Пойдём, сынок.

Снаружи он запер дверь большим фигурным ключом, который по пути домой выбросил в густые коричневые заросли пожухшего бурьяна.

– М-да… С твоим образованием у нас теперь проблемы, – пробурчал отец, обходя очередную начинающую подёргиваться ледком лужу. – Из-за чего хоть вся эта буча?

Дамир рассказал.

– Надо было тебе тут же этому Бекену в морду врезать! Жаль, я тебя драться не научил. А всё мать с этим «золотым пальчиком»! Но ничего, лучше поздно, чем никогда. Вот прямо с завтрашнего дня и начнём.

«Мальчик – золотой пальчик» – так называла Дамира в шутку мать после одного не очень приятного случая. Отец, выйдя в почётную отставку, держал единственную в городе оружейную лавку. Дамир поначалу часто бывал там: уж очень привлекал и завораживал таинственный блеск на полированных лезвиях всевозможных шпаг, рапир, ножей. Но однажды тяжёлая абордажная сабля, которую он попытался снять с подставки, сорвалась и упала, напрочь отрубив ему мизинец на левой руке. Матушка была вне себя от горя. Очень расстроенный отец тут же отвёз мальчика к магу-целителю, который в уплату за то, чтобы вернуть палец на место, взял один золотой. Так что кончилось всё относительно хорошо. Но мама, обычно добрая и покладистая, «пилила» отца за недосмотр ещё недели две. Она запретила сыну даже появляться в лавке, а отец стал с большой настороженностью относиться к вопросам воспитания. Но после происшествия в гимназии это отношение резко переменилось. «Я должен воспитать мужчину, а не кисейную барышню!» – твёрдо отвечал он на все охи-вздохи матушки. И уже со следующего утра началось «мужское воспитание», и «Школа юного воина» теперь вспоминалась как необременительные прогулки с дубинкой на плече.