Читать онлайн
"Летние мальчики"
— Беременность первая, патологическая, роды первые срочные. История родов… Апгар… так себе…
Голос врача убаюкивал отдыхавшую после родов Петунью. Смысл слов ускользал от ее измученного сознания. Зря она не согласилась на кесарево, более половины суток родового процесса — это не каждый выдержит. Но орущий сверток — это ли не награда?
Вернон забрал её из роддома на третьи сутки, обращаясь с ней, как с хрустальной вазой. Он захотел посмотреть на наследника, но Петунья не давала развернуть ребенка под предлогом опасности застудить малыша. Аккуратно маневрируя, Петунья постоянно уходила от темы… она боялась. Страх был очень велик, потому что малыш родился без ножек. Их почти не было — правая нога с коленом, но без ступни, до середины икры, а левая «обрублена» выше колена… — «Не развились, — сказали в больнице. — Мутация, — говорили доктора, — бывает». Может быть, и бывает, но Вернон… Не зная, как муж отреагирует, Петунья тянула время, пока однажды не случилось то, что должно: тайное стало явным.
— Что это?! — дикий крик мужа проник сквозь стены и разбудил прилегшую на минутку уставшую маму двухнедельного малыша. Подхватившись, она быстро побежала в детскую и увидела то, чего боялась. Её муж рассматривал малыша, брезгливо держа его на вытянутой руке. Малыш заревел одновременно с появлением мамы.
— Вернон, он такой родился… мне сказали, что такое бывает… что ничего не поделаешь… — пыталась объяснить Петунья, но Вернон слушать не захотел.
— Бывает?! У всех не бывает, а у нас это? Это всё твоя порченая кровь… — он еще долго кричал на сжавшуюся Петунью, защищающую собой малыша. Он кричал о её ненормальной сестре, о том, что мутанта надо немедленно выкинуть, что она родила «это» для того, чтобы отнять у него деньги… Петунья не верила, что это происходит с ней. Это было невозможно, нереально… Но вот разъяренный Вернон нанес первый удар, потом еще и еще... Петунья, сжавшись на полу и оберегая голову руками, умоляла остановиться, пока в комнате вдруг не возник, будто сам собой, сосед, работавший в саду своего дома и прибежавший на крики. Не задумываясь, он схватил Вернона, вытолкал из комнаты в открытую дверь и практически спустил с лестницы, а потом кинулся успокаивать женщину.
— Ты не плачь, мы все тебе поможем! — твердо говорил он, вызывая полицию и врача.
Судебный процесс совершился с космической скоростью: один взгляд на ребёнка, и судья чуть не плюнул в толстую усатую рожу «истца». Как же, морально пострадавший! Да в гробу я их… И судья, кипя праведным гневом на нерадивого папашу, отсудил у него дом и машину в пользу матери, а Вернона лишил родительских прав. Что интересно, адвокаты тоже плевались от Вернона Дурсля.
Сама Петунья быстро нашла объяснение случившемуся — их с Лили отец, Гарри Эванс, был облучен в конце сороковых годов на службе Её Величества, когда проводились морские ядерные испытания то ли США, то ли Великобританией. Отсюда и ранняя смерть отца, и патологическая аномалия у его внука…
Побежало время, в дальнейшем развитии Дадли были зафиксированы проблемы с сердцем. Как обычно бывает при асимметрии, они должны были быть, потому что давление в сосудах разное из-за разной длины ног. При этом были ещё аортальные проблемы, типа коарктации, и что-то из варианта Фалло. В последнем Петунья даже не пыталась разобраться, слишком уж пугающим был букет болячек у её ребенка… Как ей объяснили врачи: перимембранозный дефект межжелудочковой перегородки и открытый артериальный проток, в общем, Дадлик родился мало того что без ножек, так ещё и с пороками сердца. Впору расплакаться, но нельзя рыдать и опускать руки, малыша надо было растить, кормить и поить, купать, пеленать, развивать…
Соседи по улице Тисовой помогали по мере своих сил и кошельков. Дарили одежду своих подросших малышей, отдавали игрушки, сидели с Дадликом, пока мать бегает по делам. И многое-многое другое. Это был очень трудный год для несчастной матери, но постепенно все наладилось. Дадли развивался чуть медленнее обычного, хорошо ел, хоть и быстро утомлялся во время еды, много спал и капризничал, как и всякий нормальный ребёнок: отказывался от каши, если она ему не нравилась, просил понравившуюся игрушку, как и положено малышам — требовательным ревом. И даже ухитрялся передвигаться: отталкивался попой от пола и ползал на одном колене.
Петунья прошла специальные курсы и знала, как оказать помощь ребенку, если что. Государство позаботилось о молодой маме, и дома стоял внушительный ящик монитора сердца, к которому надо было подключать малыша хотя бы на ночь. Доктора не верили, что он выживет, все-таки достаточно редкий случай сочетанной патологии, но малыш жил, несмотря ни на что. Изменились и взгляды Петуньи на жизнь: ребенок дышит и двигается — счастье; циферки на мониторе, который нужно хоть раз в день подключать, зелененькие — значит, все хорошо; какой-то приезжий богатый филантроп подарил специальную коляску — жизнь прекрасна.
***
Авада не оставляет следов, она обычно милосердна, просто без боли останавливает сердце. Таково предназначение данного заклятия. Она честно остановила сердце Джима, потом долго горела на кончике палочки, дожидаясь, когда хозяин договорится с женщиной, которая, раскинув руки перед детской кроваткой, отчаянно кричала:
— Только не Гарри! Прошу, только не Гарри! Убей лучше меня, меня…
А хозяин рычал:
— Отойди! Уйди прочь, глупая девчонка!.. — и не выдержал, взвизгнул: — А-а-авада Кедавра!
Сорвавшись с кончика палочки, она послушно остановила и это сердце. Сердце матери. Отколотая часть души застыла на палочке, готовая создать новый крестраж Лорда. О котором тот не подозревал. И снова прозвучал приказ:
— Авада Кедавра!
Она устремилась в лицо мальчика, в высокий крутой лобик. И отразилась обратно, так и не создав крестраж… У неё был выбор — убить младенца или сущность, застывшую на кончике палочки. И честная Авада выбрала сущность, потому что та была эфирная, как и она сама. И этому способствовала жертва матери, которая искренне предложила себя вместо малыша. И если Лорд это не учел, то учла его волшебная палочка, она соблюла правила магии и отразилась от Зеркала Жертвы, тем самым процарапав кожу на лбу младенца. А так как её траектория была известна, то Авада влетела в палочку и дальше, в грудь собственного хозяина.
Гарри хныкнул, вопросительно глядя сквозь прутья кроватки на распростертое на полу тело матери и на неопрятную кучу черных тряпок на пороге. Никто не встал, и ребёнок захныкал громче, но снова без результата. Хныканье перешло в отчаянный рев, ребёнку было страшно… На его плач вскоре отозвалась Мелодия, их серая кошка, которую Гарри то и дело по-детски мучил — таскал за хвост, кусал за уши и даже дергал за усы, но кошка почему-то кротко сносила все его издевательства. Вот и сейчас Мелодия грациозно запрыгнула в кроватку, и Гарри с каким-то облегчением обнял её, зарывшись мокрым и перепачканным личиком в короткую шерсть. Успокаивающе помурчав, голубая британка принялась заботливо вылизывать лицо малыша, её шершавый язычок действовал как жесткая губка, стирая слезы и кровь.
Далее происходило нечто вроде спектакля для одного зрителя. Снаружи донесся хлопок трансгрессии, затем быстрые шаги по лестнице, и в комнату ввалился незнакомый дядя, весь в черном. Переступил через тряпки, упал на колени рядом с мамой, приподнял её и, прижав к своей груди, тихо зарыдал. Гарри, увидев слезы, присоединил свой рев. Какое-то время они рыдали в унисон. Потом снаружи послышался рокот мотора, и носатый мужчина, положив маму на пол, поспешно ушел. Снова быстрые шаги по лестнице, и в детскую влетел другой дядя, тоже весь в черном, только в облипочку и смутно знакомый. Гарри его узнал и с надеждой потянулся к нему, но лохматый мужик, не обращая на него внимания, лихорадочно метался по комнате, бормоча сквозь зубы:
— Ну, крыса! Ну, предатель!..
И убежал, даже не глянув на Гарри. Мальчик озадаченно посмотрел в оранжевые глаза Мелодии, кошка в ответ утешающе муркнула.
Некоторое время было тихо. Потом вдали что-то тихо бумкнуло, дрогнул пол и задрожали стены. В комнату вошел третий дядя, совсем-совсем старый, с длинными серыми волосами и бородой, на носу перед глазами у него сверкали стеклышки, как у папы, только не круглые, а половинками. Старик осмотрел черные тряпки на пороге, подошел к кроватке и нагнулся над ребёнком. Кошка зашипела, а Гарри на всякий случай заплакал. Дедок пробормотал:
— Надо же… живой. Кто бы мог подумать? Ну тихо-тихо, Гарри, не плачь.
И по свежей ране пальцем провел. От боли что-то вспыхнуло в глазах, и Гарри прямо зашелся плачем, Мелодия рассвирепела и, взвыв, со всей кошачьей дурью вцепилась зубами в палец, а когтями в руку. Дед, взмахнув руками, отбросил кошку в угол, Гарри увидел, как кошачье тельце ударилось о шкаф и упало на пол. От ужаса перестал плакать. Дальнейшие события прошли как в тумане. Целые сутки Гарри где-то спал и что-то ел, сидел раздетый, чтоб не стирать его испачканную одежку, стало быть… Потом он снова оказался в своей комнате, одетый и полусонный. Ничего не понимая, тупо смотрел, как его забирает огромный бородач и куда-то увозит на мотоцикле. Наверное, это ему приснилось, ведь мотоцикл летел по небу…
Потом Гарри проснулся от того, что кто-то взял его на руки. С трудом разлепив слипшиеся глаза, он увидел женщину, которая что-то растерянно говорила, качала и растирала его промерзшее тело. Сначала он не чувствовал ни рук, ни ног, а вот потом… мириады иголочек вонзились в конечности, и стало очень-очень горячо. Гарри заплакал, ему было плохо, было жарко и холодно, болел лобик, болел животик, болели отмороженные ручки и ножки.
Пневмония и ларингит… затем к ним с какого-то боку прицепился менингит, это вообще был полный кошмар. Петунья уже и не знала, что делать и за что хвататься, инфекция захватила мозг малыша и должна была вылиться в глухоту. А ведь у ребёнка и документов-то нет! Только идиотское письмо, написанное на желтом пергаменте и зелеными чернилами, со странным содержанием… ну и кому его показывать? И Петунья ходила по комнате, качала по очереди больных малышей — оба температурили, Гарри понятно по какой причине, а у Дадлика резался зубик.
Полицейский, обследуя развалины, обнаружил кошку, на её ошейнике был жетончик с кличкой «Мелодия» и фамилия владельцев — «Поттер». Доставив кошку в клинику Баттерси, он попросил пробить серийный номер жетона. Пробили. Кошка оказалась зарегистрирована на имя Лили Эванс Поттер. Насчет документов. Лили позаботилась о регистрации породистой кошки. Это равнодушный и дремучий Дамблдор не позаботился о документах на малыша. Поттеров отбрасываем и танцуем от Эвансов. Итак, кто там дальше? Гарри Эванс, отец двух дочерей, Лили и Петуньи. Ну, Лили Поттер сейчас на кладбище, значит, остается Петунья. Ищем Петунью, кошка-то породистая, такими не разбрасываются… Петунья Дурсль, разведена чуть более года назад, после развода вернула себе девичью фамилию. Так, так-так… оператор сосредоточенно щелкает по клавиатуре новейшей модели ЭВМ, скрупулезно шерстит базу данных жителей Великобритании в поисках кошачьего наследника. Кто-то же должен у кошки остаться? О-о-оп-па, есть адрес! Литтл Уингинг, Тисовая, 4. Так-с, теперь телефон… Снимается тяжелая трубка с красного агрегата, тонкий палец вертит диск, тот стрекочет, как вертолетный винт, губы оператора задевают черный микрофон, а голос сипит от волнения:
— Мисс Петунья Эванс?
— Да? — усталый женский голос.
— Простите, вас Лондонская ветеринарная клиника Баттерси беспокоит. У нас находится кошка вашей сестры, голубая британка по кличке Мелодия. Вы её заберете?
Голос вежлив и настойчив, Петунья зачарованно слушает наконец-то настоящие новости — кошка найдена в разрушенном доме, где, судя по всему, произошел мощный взрыв газа, владельцы дома, Лили и Джеймс Поттеры, обнаружены мертвыми, при осмотре дома найдена кошка, документы на неё, а также детские бумаги на Гарри Поттера, возрастом год и два месяца. Ребёнка в доме нет. Петунья почувствовала приток счастья — а вот и документы на Гарри — и, задыхаясь от волнения, заверила служащего, что её племянник уцелел просто чудом, потому что находился у неё в гостях. Фух… и полиции ничего не надо теперь объяснять! Что? А, да-да, конечно, и кошку она заберет! Спасибо, что позвонили. А когда можно приехать за документами и кошкой?
Съездив в клинику за кошкой, а оттуда — в полицию за документами, Петунья вернулась домой совершенно измотанной. В полицейском учреждении её протаскали по всем инстанциям и промурыжили часами ожиданий в подготовке тонн бумаг, которые ей же пришлось подписывать. Но она не роптала, решалась судьба её осиротевшего племянника, и ей присвоили статус опекуна. На её робкий вопрос об усыновлении последовал ответ, что, как единственная родственница, она имеет на это право, но на подготовку документов требуется время. А пока она может подать заявление — обратиться в Children and Family Court Advisory and Support Service с объяснением, что она — единственная родственница мальчика, родители погибли, ребенок сам чудом не пострадал, так как гостил у неё, что она готова быть ему матерью и имеет просторный дом. Соседи могут прийти, рассказать и подтвердить о ней всё. Далее формальный суд и готово. Ибо приют — нагрузка на государство. С чем и разошлись.
В детском манежике сидели трое малышей — Гарри, Дадли и Пирс, мама Пирса, миссис Полкисс, сидела тут же в кресле и что-то вязала на спицах, одним глазом считая петли, а другим следя за детьми. Она ждала Петунью, а дети сопели и разглядывали игрушки. И у каждого была своя: у Дадли плюшевый щенок бульдога, подарок тёти Мардж, у Пирса пластиковый пароходик-погремушка, а у Гарри резиновый попугай, которого было очень удобно держать за длинный хвост. Вокруг них лежали ещё игрушки, всякие мячики, погремушки и плюшевые зверюшки. Пирс водил пароходиком туда-сюда, «катая» кораблик, Дадли сосал лапу бульдога, а Гарри сосредоточенно стучал попугаем по сетчатой стенке манежа.
Гарри сегодня немного лучше, у него прошла температура и вернулся аппетит, и самое главное, рядом была мама, живая и теплая, ласковая и добрая. А как она пела!
Небо голубое стало черным,
В хороводе звезд кружит Луна,
Сказка ветерком подует сонным,
В грезы сына унесет она.
Сон закроет миленькие глазки,
Отдыхать тебе пришла пора,
И придут к тебе из доброй сказки
Леса, эльфы, гномы-мастера.
Доброта украсит сон прекрасный,
Он поет свирелью: «засыпай»,
«Сладких снов». Последний лучик красный
Подмигнет сыночку, баю-бай.
Убаюканный нежным голосом, Гарри доверчиво и сладко засыпал, не подозревая, что скоро он почти перестанет слышать.
Подмигнет сыночку, баю-бай…
Болезни от переохлаждения давно ушли, ему вылечили горлышко и легкие, выпнули вон антибиотиками менингит, но последствия от него, к сожалению, остались… Инфекция повредила слух, Гарри медленно, но непреклонно глохнул, постепенно утрачивая чарующий мир звуков.
Наконец пришла Петунья, и миссис Полкисс забрала сына и ушла с ним домой. Петунья поставила на пол переноску и открыла дверцу, из неё выглянула круглая кошачья мордочка с апельсиновыми глазами. Гарри засмеялся и, цепляясь за сетку, встал, ухватился руками за бортик и крикнул:
— Лоди!
Мелодия оглянулась и, поняв, где находится, бросилась к Гарри. И вот они пытаются обняться сквозь сетку, пока кошка не додумалась запрыгнуть внутрь манежика, где и попала в крепкие объятия мальчика. Дадли тоже оживился при виде живого и пушистого существа и вскоре стал ловить кошачий хвост. Мелодия разрешила ему подержаться за пятую конечность, и Петунья, видя, что кошка мирна и не агрессивна, ушла на кухню готовить ужин.
Побежали дни, наполненные детьми и занятиями с ними, утро начиналось с завтрака, и начиналось оно с гадания — удастся ли накормить мальчишек и при этом не перемазаться кашей? Посадив малышей на детские стульчики — второй для Гарри пожертвовал мистер Гордон, сосед, — Петунья начинала по очереди ловить моменты, когда детки откроют рты, чтобы всунуть им в рот ложку с кашкой. Правда, потом Гарри забирал у мамы ложку и пытался кушать сам, в результате чего половина содержимого тарелки оказывалось у него на слюнявчике, на столике и на полу, а не во рту. После завтрака — купание и сорокаминутный сон. После сна следовали развивающие игры, массаж для Дадли, а Гарри сидел рядом и смотрел, как мама зачем-то мнет, гладит и пошлепывает брата. То, что Дадли неполноценный, Гарри совсем не замечал, хоть и удивлялся порой, видя, как он странно прыгает на попе по полу, и даже попробовал сам. И у него получилось даже лучше, чем у Дадли, а Петунья прямо не знала, то ли плакать, то ли смеяться, видя, как карапузики к ней на попках наперегонки скачут… Решила это пресечь, стала ругать Гарри и убеждать его, чтобы он пользовался ножками, чтобы не повторял за братиком и ходил как положено. На что полуторагодовалый мальчик смешно наморщил носик и, тряся ладошками, высказался в примерном ключе:
— Но Дади зе не моет!
Петунья растерялась — иногда детская логика в такой тупик загонит, нипочем не прошибешь. И правда, как ходить, если Дадли не может?! Но так или иначе, а физиология ребёнка не стоит на месте, и Гарри вскоре ходил как все — ножками, но из солидарности с Дадли он долго ещё любил ползать и прыгать на попе.
Детскую комнату Дадли Петунья с помощью тех же соседей обустроила для двух мальчиков. В ней появилась двухъярусная кровать-купе, в будущем Гарри будет спать на верхней койке. А пока они маленькие и спали с мамой в ее спальне, где Дадли на ночь подключали к кардиомонитору, бдительно следящему за состоянием маленького пациента. Гарри уже привык смотреть, как скользят по экрану забавные кривые полосочки и мигают зеленые циферки. Мамочка почему-то боялась красных циферок и все время приговаривала, что все хорошо, что пока горят зеленые огоньки — Дадлик будет жить. Со временем и сам Гарри начал опасаться, как бы не зажглись на мониторе красные огни… И однажды это случилось.
Непонятное чувство разбудило Гарри, проснувшись, он сразу увидел зловещие красные огни. Они были так страшны в полной тьме, что Гарри истошно завопил не своим голосом. На соседней кровати вмиг проснулась Петунья, бросилась к сыну… а вот что она делала, Гарри так и не понял. Он неотрывно смотрел на экран кардиомонитора и шумно вздохнул только тогда, когда на нем снова загорелись зеленые цифры. Потом мама долго его обнимала и целовала, называла спасителем и ангелом-хранителем Дадлика. Позже пришел доктор и обследовал Дадли. Госпитализация не понадобилась, Петунья всё сделала правильно.
Этот непонятный случай ещё больше и сильнее привязал Гарри к Дадли. С той ночи братья практически не разлучались, всё время проводили вместе. Купались, играли, спали, ели… всё вместе, неразлучно. Кошка Мелодия составляла им постоянную компанию, лежала или сидела рядышком во время тихих и развивающих игр, в активных играх она принимала участие, бегала за мячиком, ловила веревочку и весело умывала лапки, притворяясь невидимкой.
Шло время, шло и дошло до второго года рождения Дадли и Гарри, разница между которыми была всего в один месяц. Миленький детский тортик, восковая циферка два, гости, большие и маленькие, сам именинник Дадли, крепенький малыш, пухленький и славный в своем белом матросском костюмчике, на Гарри точно такой же, только синий с белым воротничком. Все очень радуются, поздравляют Петунью и Дадлика, Гарри, конечно же, тоже не обделен вниманием, он тоже получает свою порцию ласки.
К вечеру приготовили фейерверк, его устроил сосед Гордон. Взрослые стали созывать детей собраться во дворе. Начали. Взлетали и взрывались звезды, оглушительно грохотали ракеты, со свистом взмывая в темнеющее летнее небо. Визжали дети, хлопали в ладошки и смеялись, улыбались взрослые. Петунья умиленно смотрела на счастливых мальчиков, на их сияющие счастьем глазенки, на их смешные улыбки с молочными зубками. Какое счастье видеть их живыми и веселыми.
Таким же радостным был и день рождения Гарри. Снова гости, торт и фейерверк. Вот только… где-то в середине мероприятия Гарри вдруг ушел, зажимая уши, почему-то ему расхотелось смотреть салют. Его начал раздражать резкий и громкий шум. Он начал просить, чтобы погромче включили звук в телевизоре, часто переспрашивал, о чем говорит тот или иной герой. Глухота прогрессировала, и с этим ничего нельзя было поделать.
В дом зачастил логопед, надо было корректировать речь мальчика и приучать его к правильной артикуляции. Также Гарри учился носить слуховой аппарат. Его придется носить всю жизнь и менять по мере подрастания и смене гарантийного срока. Кроме того, Гарри пришлось надеть и очки, выяснилось, что у мальчика плохое зрение.
Петунье пришлось устраиваться на работу. Машину было решено продать. Поначалу с малышами сидели подруги и соседки Петуньи, потом их незаметно сменила постоянная сиделка по имени Арабелла Дорин Фигг, приехавшая в Литтл Уингинг около года назад и поселившаяся на улице Магнолий вместе со своими огромными кошками, похожими на мейн-кунов. Для Петуньи её появление было сродни явлению феи-крестной. Она, как фея, пришла в трудную минуту, добрая фея без волшебной палочки… Гарри и Дадли она очень понравилась, милая морщинистая бабушка, пекущая вкусные мясные пироги и рулеты. Мясо для них она покупала на ферме, и самое наисвежайшее.
Петунья спешила после работы. Быстро темнело, и на улицах уже зажглись фонари. На переходе она слишком широко шагнула с тротуара на проезжую часть. Каблук предательски скользнул, и нога подвернулась, Петунья, беспомощно взмахнув руками, почувствовала, что теряет равновесие и заваливается вбок и назад. Чьи-то руки бережно подхватили её, и женщина оказалась в надежном кольце крепких мужских рук, а мягкий баритон вкрадчиво шепнул ей на ухо:
— Осторожней, леди, не растеряйте кости.
Удивленная столь странным обращением, Петунья глянула на спасителя и пропала. Это оказался мужчина её мечты, здоровенный детина под два метра ростом. Синие глаза, короткие темные волосы и скорбное выражение лица. Сочетание мощи и вселенской грусти. Звали его Альберт Ранкорн. Историк-биограф по профессии для магглов, но Петунье он вскоре признался, что на самом деле работает в Министерстве магии в должности ликвидатора. Выявляет и отсекает мошенников, прикидывающихся чистокровными. Детей Альберт не любил, но скажите это ребёнку… Гарри и Дадли большой дядя понравился, и, невзирая на его вечно кислую рожу, детишки с одинаковой страстью мчались к «папе» — Гарри вприпрыжку, а Дадли на четвереньках, энергично прыгая на трех ногах.
Так что хочешь не хочешь, а пришлось соответствовать, тем более, что сердцу не прикажешь, Альберт был покорен героической матерью, отважно взявшей заботу о двух особенных мальчиках, ну а Петунье просто полюбился спокойный и надежный Альберт.
И никого не удивило, когда после положенного времени в церкви на окраине Литтл Уингинга сочетались браком перед лицом Господа Бога Петунья Эванс и Альберт Ранкорн. А когда Гарри и Дадли исполнилось четыре года, у них появилась сестра Элоиза Мэри Ранкорн. К тому времени мальчики полностью забыли, что когда-то были Дурслем и Поттером, теперь они назывались Гарри и Дадли Ранкорны.
Когда у Гарри начались первые стихийные выбросы детской магии, и Петунья отчаянно перепугалась, вошедший Альберт погасил горящие занавески и велел всем успокоиться, после чего подошел к столу, сел на стул, загреб Гарри в охапку, усадил к себе на колени и спокойным голосом объяснил сыну, что он волшебник. Разумеется, последовали уточняющие вопросы от дотошного и пунктуального Гарри, по причине глухоты он всегда требовал подробных и точных деталей, и папа рассказал, что волшебников в Англии обучают в школе Хогвартс, что он сам когда-то учился там на факультете Слизерин. И многое-многое другое.
Временами Гарри убеждался, что папа говорил правду, потому что он порой видел на улице, как совершенно незнакомые люди ведут себя так, словно хорошо его знают. Надо признать, это были очень странные незнакомцы.
Гестия Джонс, Дедалус Дингл и Кингсли Бруствер в один из вечеров случайно встретились в баре «Дырявый котел», и коротышка Дингл вдохновенно начал хвастаться тем, что, кажется, видел самого Гарри Поттера! Безумная с виду Гестия захихикала и сообщила, что тоже видела знаменитого мальчика. Кингсли не успел похвастаться, на их столик упала гигантская тень. Подняв головы, трое трепачей увидели разъяренного Ранкорна. Быстрый взмах палочки и короткий рявк:
— Забудьте!
***
Из письма Арабеллы Фигг:
«Дорогой Альбус!
Петунья и Вернон просто кошмарно обращаются с бедным мальчиком. На днях я заглядывала к ним, и представляете, что я там увидела? Гарри живет в чулане! Это какой-то ужас… но я не вмешиваюсь, что Вы! Лишь докладываю, как Вы и просили.
С уважением,
Арабелла Дорин Фигг»
В один из вечеров к молодой семье пришли гости. Они не были зваными, но нельзя сказать, что их визит не порадовал Петунью. Это были представители больничной кассы, и они внимательно отнеслись к семье с двумя особыми детьми. Конечно, у них был вопрос — почему Петунья сама не обратилась в кассу за тем, что ей и детям по закону положено, но убедившись в том, что Петунья просто не знала, с радостью объяснили.
Во-первых, так как оба родителя работают, а за детьми нужен уход, то касса обязана оплатить сиделку или, если кто-то из родителей вынужден работать меньше, платить этому родителю за уход за детьми. Во-вторых, все «специальные» вещи оплачивает касса — коляску, кроватку, кресло… Дадли была необходима специальная кроватка — с приподнятой головой и со специальным подъемником, а Гарри нужны были слуховые аппараты и элементы питания к ним. Аккумуляторы такого размера еще были редки, и на батарейки уходила прорва денег. Гарри старался использовать аппарат как можно реже, чтобы экономить. Услышав об этом и увидев, как устроила детей Петунья, гости рассказали, что теперь всё будет иначе. Петунья была растрогана до слез.
Специальное кресло для Дадли привезли им, как только ему исполнилось три года, и теперь дети наперегонки гоняли на заднем дворе дома, зачастую огорчая маму порчей цветов. Когда Петунья узнала, сколько стоит такое кресло, она расплакалась.
Шли месяцы и годы, и вот уже детям пора в школу. Это был очень волнительный момент: во-первых, дети идут в школу, а во-вторых… как они будут там без родителей? Но дирекция успокоила родителей, представив им молодую девушку, которая будет сопровождать детей в школе. Особые дети имеют особые потребности…
Наступило первое сентября... Дадли и Гарри папа с утра отвез в школу, где было много разных детей — и здоровых, и не очень. Дадли лихо покатил в школу, сопровождаемый едва поспевающим за ним Гарри. Пандус у входа его очень порадовал, это значило, что он сможет сам, без посторонней помощи, заходить в школу. Мальчиков уже ожидала мисс Лэрд, их сопровождающая, молодая девушка двадцати трех лет от роду. Улыбнувшись детям, она повела их к классу, в котором отныне они будут учиться. В классе все дети были особенные, потому что расписание для таких детей сильно отличается от стандартного.
Девушка усадила ребят и ушла на задние парты, где уже сидели с десяток таких же сопровождающих — со значками медицинского персонала. Негромко прозвенел звонок, о чем Гарри узнал по красной лампе, зажегшейся у входа, ойкнул и включил аппарат. Он так и не разучился экономить заряд батарей.
В класс вошла их первая учительница. На вид она была старше Петуньи, в строгом костюме. Но ее облик детей не испугал благодаря доброй улыбке.
— Здравствуйте, дети! Меня зовут Виктория Рэйн, вы можете ко мне обращаться миссис Рэйн, — негромко проговорила она. — Если вас что-то беспокоит на уроке, достаточно поднять руку. Нельзя шуметь и громко кричать. Если устали, поднимите руку, и мы что-нибудь придумаем, хорошо? Уроки длятся двадцать пять минут, а потом перемена десять минут. Я сейчас раздам вам закладки, будете их вкладывать в тетрадки перед тем, как сдать.
И она раздала детям закладки четырех цветов — красный, синий, желтый и белый. Гарри, получивший синюю, сразу же вложил ее в тетрадку и помог брату с красной. Это были специальные закладки, обозначающие проблему каждого ребёнка: красный — сердце, мозг, сосуды, легкие — опасность для жизни постоянная, белый — проблема органов зрения, синий — проблема органов слуха и речи, желтый — проблема ориентации, опорно-двигательного аппарата и тому подобное…
Цветовое кодирование принято не везде, кстати, но оно очень удобно. Проверяя работу ребенка «красной» категории, нельзя критиковать — опасно. Полуслепого нельзя ругать за плохой почерк. Полуглухого — за то, что не услышал что-то. Работа с особыми детьми — это тяжелый труд, не предполагающий ошибок.
И начались жутко интересные уроки, которые давали много знаний и на которых не было скучно. Каждый день их привозили и увозили — когда папа, а когда и специальная санитарная машина, которая предназначена для передвижения инвалидов детства.
Физкультура у них была тоже особенная, у тех, кто в коляске, и кому можно, у всех остальных отдельно. Но Дадли нельзя было совсем, поэтому Гарри бегал и прыгал так, чтобы всегда видеть брата. Гарри в принципе старался во всем поддержать брата, и всем было видно, насколько близки эти двое.
Во время перемен дети просто отдыхали, а в первые дни знакомились с одноклассниками. Гарри отметил, что к Дадли у окружающих весьма неоднозначная реакция, как только они замечали, что у него ног нет вообще, тут же кривились, шарахались и чего-то пугались. К остальным детям-колясочникам было более спокойное отношение, оно и понятно — с виду-то человек выглядит целым, а не таким… кусочком, как Дадли. Некоторые, самые бестактные, задавали неудобные вопросы:
— Ой, ты что, под трамвай попал?
— Ты ноги отморозил, да?
— А моему родственнику ногу бомбой на Фольклендах оторвало. Дадли, ты тоже там был? Скажи, это больно — подорваться на мине?
Ну хоть стой, хоть падай! Братья Ранкорны только диву давались, эк у людей фантазию заносит! И вот на последнем чьем-то вопросе про Фолькленд за Дадли вступился мальчик. Черноглазый и какой-то цыганистый, он пренебрежительно фыркнул:
— Пфы… бомба, подумаешь… Моему дяде вон ноги аж по задницу отрезали, и знаете почему?
— Не-е-ет!!! — дружный и нестройный хор заинтригованных голосов.
— А потому что его дракон укусил!
— У-у-у-ууу, врешь, Стерко! Драконов не существует!
— Это я-то вру??? А ничего, что комодские драконы — самые ядовитые твари на свете?!
Но дети не знали, что такое остров Комодо, и безжалостно задразнили Стерко, обзывая его лгуном и хвастунишкой.
Дома пятилетние Гарри и Дадли спросили маму и папу, существуют ли ко-мод-ские драконы? Альберт растерянно пожал плечами, зато мама подтвердила, что такие драконы существуют, и даже показала фотографию в книге. Мальчики плюхнулись на пол, улеглись на животы и, положив перед собой книгу, принялись рассматривать картинку — у дракона была пятнистая чешуйчатая кожа, круглый черный глаз, а из плотно сомкнутой пасти тянулась нитка слюны. Черно-белую фотографию сопровождала надпись, и Гарри с Дадли, помогая друг другу, прочитали приложенную информацию, поражаясь прочитанному.
Потратив на прочтение целый час, мальчишки переглянулись, сильно впечатленные историей.
— Вот это да-а-а… — протянул восхищенный Гарри.
— Ух ты… кр-р-руто! — согласился Дадли.
— Значит, Стерко Галатас сказал правду! — решили в итоге мальчики.
И на следующий день во время перемены они подошли-подъехали к Стерко и предложили ему дружбу. Маленький грек эту дружбу принял с восторгом. У него была красная закладка…
Остальные дети пока не представляли особого интереса для братьев Ранкорнов. Но потом, с течением времени, их компания пополнилась ещё двумя товарищами, Яном и Терезой. Ян был слеп от рождения, а Терри полностью глухая. И глядя на них, у Гарри и Дадли как-то само собой пропадало желание жаловаться на свое… свою неполноценность, ну на что им жаловаться, если есть дети, которым намного хуже, чем им?!
Появился у них и любимый учитель, молодой человек по имени Рейми Стоунхендж. Рейми был куратором у глухих и глухонемых детей, он учил их дактильной азбуке, она заключалась в языке жестов. И Гарри честно был поражен тем, что, оказывается, есть такой язык, с помощью которого глухие и немые могут полноценно общаться. Учился ему и Дадли, он очень хотел понимать своего брата. Параллельно и родители проходили то же обучение, и эти уроки стали общими и совместными. Взрослые и дети внимательно следили за движениями пальцев Рейми и слушали пояснения сурдопереводчика, ведь Рейми Стоунхендж был нем.
Сначала было не очень понятно, почему детей учит немой учитель, но после ряда случаев и некоторых заминок стало ясно. Рейми — экстрасенс. Он улавливал мысли детей, которые по тем или иным причинам не могли что-то сказать, например, был мальчик, Дейви Смолл, страдающий ДЦП и полной глухотой, из-за нарушений координации он не мог сложить пальцами какие-то буквы и очень мучился от этого, но Рейми всегда приходил ему на помощь, угадывал мысли и «проговаривал» их остальным посредством дактильной азбуки, ну и, конечно, переводил речи остальных Дейву.
Веселого и дружелюбного Рейми все любили, сияли при его появлении и мчались навстречу Поющему миму; зеленоглазый, с длинной кудрявой шевелюрой и какой-то очень славный, он всех располагал к себе. А ещё он никогда не расставался с гитарой, благодаря Рейми дети познакомились с ещё одним чудом в этой жизни — музыкой без слов. Это было настоящим спасением для глухих детей, ведь песни любят все, но как слушать, если не видишь и не разбираешь слов? Его музыка была живой и абсолютно потрясающей. Дети с огромным наслаждением окуналась в переливчатые звуки гитары и просто врастали в ритм и вплетались в волшебные мелодии. Музыка без слов дарила им наслаждение, здесь не надо было напрягаться и пытаться понять слова песен.
Именно Рейми научил глухих учеников читать по губам, это тоже оказалось целой наукой. Говоря с собеседником, надо следить за тем, чтобы его лицо всегда было на виду у глухого, нельзя отворачиваться и опускать голову, говорить надо ровным и спокойным голосом, тщательно артикулируя губами. Так же говорить надо, когда собеседник смотрит на тебя, в спину глухому говорить бесполезно, он не увидит губ и не услышит голоса.
К Гарри Рейми относился очень внимательно, даже слишком. И однажды Гарри понял — почему. Миссис Лерман, учительница математики, достаточно осторожно обращалась с детьми-сердечниками и прочими краснозакладочниками, зато остальные, по её мнению, заслуживали более строгого подхода, и нет, не из вредности, а просто она практично полагала, что глухой или немой ребёнок не рассыплется от плохой оценки. Ну и придралась как-то раз к Гарри Ранкорну за плохой счет, недовольно забрюзжала, поджимая губки:
— Мистер Ранкорн, вы не можете разделить девять на три? Не позорьтесь, мальчик, это же так просто!
Гарри тоскливо посмотрел на тётку, помолчала бы лучше, брат же всё слышит. Дадли и правда слышал и теперь обиженно пыхтел, переживая за него. И Гарри, видя, как тот волнуется, из мести представил, как черное каре старой мымры становится ядовито-голубым. Что ж… его детская магия сработала, волосы училки и правда стали голубыми, по классу прокатился удивленный смех. Миссис Лерман побагровела, злобно глядя на насмешников. Мисс Лэрд встревоженно прибежала с задних рядов, но что делать, она не знала, так как не понимала, что вообще произошло. Тут, к счастью, со своего места поднялся Рейми и жестами объяснил, что это была его шутка, дескать, он незаметно покрыл специальным составом парик миссис Лерман, отчего волосы и посинели. Дети снова рассмеялись, узнав, что на голове у миссис Лерман — парик, богатое детское воображение тут же нарисовало смешнючую картинку — лысую миссис Лерман. На перемене же Рейми подошел к Гарри, положил руку на его плечо, и в голове Гарри раздался голос:
"Неплохо, Гарри, но ты всё-таки сдерживай свои эмоции. Нельзя, чтобы кто-то узнал, что ты волшебник".
Вот так Гарри узнал, что Рейми — маг. А миссис Лерман после того случая уволили, ибо она превысила свои полномочия, что совершенно недопустимо при работе с особыми детьми.
.