Читать онлайн
"Мертвая красота"
Бывает красота мёртвая, бывает живая. Живой красотой обладает всё, что имеет какое-либо отношение к жизни. Живой красотой обладают все люди. Художники восхваляют живую красоту, но меня манит мёртвая. Красота туманной ночи. Темнота и призраки туч.
Не раз, гуляя по ночному Петербургу, я смотрел в холодную муть каналов и думал, как один прыжок может даровать моему лицу красоту. В ту ночь я был решителен как никогда. Я уже задрал ногу, как вдруг услышал восторженный женский возглас. Когда обернулся, увидел тебя.
От чьего-то платья откололся цветок. Он не был сшит из кружева, а рос в теплице с цветами-собратьями. Ты опустилась на мостовую и любовалась им — маленьким бутоном, придавленным чьим-то острым каблучком. Ты была очарована мёртвой красотой. Муж кивал прохожим и тянул тебя за плечи от земли. «Правда, он красивый, Феденька, правда?» — лепетала ты, не в силах оторваться от бутона. Муж соглашался и отталкивал тебя от цветка. Я вас преследовал. Муж не отчитывал тебя, но был строг. Ты же с каждым шагом отвлекалась от его слов на что-то новенькое.
Мы познакомились на выставке. Ты с неприязнью осматривала красочный пейзажик. Ты пришла со скудоумной тёткой и её мужем, охавшим на каждый угол. Я, пренебрегая всем, обратился к тебе. Я боялся говорить открыто, поэтому все мысли мои озвучила ты. Я чуть не пал к твоим ногам, услышав о красоте снегопада, застилающего мир и лишающего его тошнотворных ярких красок.
Твой муж не возражал, чего я до сих пор не понимаю. Ты открыто привела меня. «Феденька хочет познакомиться», — сказала ты. Я испугался, но пришёл. Фёдор Николаевич читал газету.
— Оленька, оставь нас, — сказал он спокойно, положив очки в футляр, отложив «Ведомости». — Чаю желаете?
Я нервно кашлянул, отказался.
— Как хотите. Мне надобно в Москву. Дело моё решится дня за три, но я человек щедрый — погощу у дочери. Даю вам месяц при условии, что вы не забудете её кормить. И никакой публичности. Жить можете на съёмной квартире или на нашей даче. У вас дёргается лицо. Вы здоровы?
Мы вместе посадили твоего мужа в поезд. Ты целовала его, и всё щебетала, какой он хороший, и переживала, не обидится ли Машенька, что он приехал без тебя. Даже я догадался, что Машенька тебя ненавидят. Муж пожал мне руку, кости мои хрустнули. Он полез обниматься и зашипел мне в ухо: «Когда я вернусь, она должна ещё жить».
Мы жили на вашей даче. Я писал портреты. Белая тонкая кожа с проступающими венами, обескровленные губы, золотые локоны, ниспадающие на худые плечи. При муже ты всегда носила чёрное: чёрное с красными оборками, чёрное с синим кружевом. Но лишь со мной ты погрузилась во тьму. Ты сорвала своими же пальчиками все яркости с нарядов.
Мы окружили себя тем, чем дорожили. Сухими икебанами, чучелами, моей коллекцией насекомых. Главным элементом декора была восковая скульптура мёртвого мальчика в полный рост, которую ты нашла в какой-то лавке. Извращение даже для меня — не зря муж запретил тебе оставить это в доме. Но я не мог отказать. Ты любила эту диковину, каждую ночь шептала что-то бедненькому Митеньке.
Я писал портреты, мы часами говорили о красоте, ты звала меня Гением. Ты заставила меня рисовать Митеньку. Ты исхудала. Волосы поредели, веки так истончились, что мне казалось: твои глаза выпадут на подушку рядом со мной. Я не проверял, обедала ли ты, хотя Фёдор Николаевич просил. Я позабыл обо всём, кроме картин и поцелуев. Ты начала терять сознание. Тебе едва хватало сил на дыхание. Но есть отказывалась, говорила, что я «совсем как Феденька». И я отступал. Меня начало тошнить от твоего вида, а ты лучилась от счастья, смотрясь в зеркало.
Я давно не обращался к Богу, но одевая тебя, затаскивая в каретку, я молился. «Скажите: художник. Он поймёт», — сказал я. Старуха, отворившая мне, нырнула в какую-то дверь. Я расслышал его голос и чуть не расплакался. Фёдор Николаевич читал газету, как в первый день.
— Вы вернулись раньше!
— Вернулся. Но как человек слова раньше срока беспокоить не стал. Зачем пожаловали? Деньги кончились? Или же, — он загадочно помахал руками, — вас всего на три недели хватило?
Я проглотил гордость.
— Она в карете. Можно я её оставлю?
Твой муж развёл руками: мол, делайте, что хотите. Я четырежды повторил «Спасибо», сгибаясь пополам от облегчения. Уже уходя, я не выдержал, спросил:
— Можно вопрос?
Он кивнул.
— Зачем? Зачем она вам?
Он удивился.
— Это весело. Оля красивая, интересная, так почему нет? Вы же ей увлеклись.
— Меня не хватило на месяц!
— Да. Подурнела потому что. Я ведь предупреждал, что кормить надо. Насильно иногда приходится, но это тоже веселье, — он захихикал. — Знаете, я о существовании первой жены вспомнил, когда её сестра меня по лицу ударила. Лена в постельке своей умирала, а я запамятовал, что у меня жена имеется. Так мне было скучно с ней. А с Олей я не скучаю.
— А любовники?
— Пусть, — он почесал белую щетину. — Вы её развлекли. Я её откормлю, и мы снова счастливо заживём.
— А я?
— А что вы? — удивился он. — Домой поедете или в канал прыгнете. Оля про вас забудет. Может, через месяц-другой приползёте, я её портреты выкуплю, вы порадуетесь жизни, напишете что-нибудь претенциозное, и вновь бедность. Однако я думаю, писать вы не станете.
— Неужели? — я поднялся с кресла. Тело моё волновалось.
— Никак не вспомню, кто говорил: «Красота спасёт мир»? Вы всё твердили о красоте смерти, но не вынесли вида больной женщины. Вы разочаровались в себе и своей «красоте». А значит, ни вас, ни ваш мирок уже не спасти: красоты-то не осталось.
Твой муж насмешливо крякнул и указал мне на дверь.
ЛитСовет
Только что
