Читать онлайн
"Однажды в Малинди"
«Любовь – старое слово. Каждый вкладывает в него то, что ему по плечу». Такая трактовка принадлежит Эрнесту Хемингуэю. Вот уже три года, как мы с Джей, моей женой, живём в Малинди – точнее в южном пригороде Малинди, в самом конце Casuarina road. Казуарина – это такое дерево, местное. Наш сельский дом небольшой, однако двухэтажный. Дом мы купили, а пол акра прилегающей земли взяли в долгосрочную аренду, здесь это называется leasehold tenure. От нашего дома до центра Малинди, где на берегу океана стоит огромная белая колонна из известняка, увенчанная крестом, – километров десять. Колонну эту в конце 15-го века установили португальцы под командованием Васко да Гама, который искал путь в Индию. Нынче Vasco da Gama Pillar – главная достопримечательность города.
Здесь в Малинди родились мои дочери Лина и Натали. Здесь я написал новый роман, он опубликован. Ну, это ладно; на самом деле, мы с Джей просто бредём во Времени и ничего особенного не ждём. Иногда меня мучают дурацкие вопросы: откуда и куда «течёт» время? дискретно оно или непрерывно? равномерен ли его ход? можно ли повернуть стрелу времени на 180 градусов? Время – это реальная сущность или всего лишь выдумка человечества, позволяющая рассуждать о настоящем, прошлом и будущем?
Платон считал, что время – это текучий образ вечности.
Галилео Галилей говорил: «Время, соответствующее при равном движении большему расстоянию, больше, нежели соответствующее меньшему расстоянию».
Альберт Эйнштейн на вопрос о природе времени иронично отвечал: время есть то, что измеряется часами.
А ещё говорят, что время замечательный учитель; правда, все его ученики рано или поздно умирают. Однако забавным будет, если вдруг окажется, что Времени не существует. И вообще, ощущение такое, что жизнь куда-то ускользает. Когда становится совсем плохо, то я употребляю надёжный способ отделаться от неприятных ощущений: надо закрыть глаза и вообразить, что тебя нет на свете. Нет тебя и точка.
Эти мои размышления происходят в сезон дождей, который здесь в Малинди длится с марта по май. С марта по май – тут осень, поскольку Малинди в южном полушарии. В такую погоду даже не хочется идти к океану. Зачем? намокнуть легко и во дворе собственного дома. There is nothing finer than bad weather – так, кажется, назывался роман популярного в прошлом веке болгарского писателя Богомила Райнова. Разумеется, он писал на болгарском и выглядело это почти по-русски: Няма нищо по-хубаво от лошото време.
Ещё я заметил, что океан и окружающий мир благосклонно принимают моё почтение к каждому живущему здесь миууши, мою готовность постигать их суждения, жесты, учить чужой язык – суахили. Вообще-то, все вокруг знают английский язык, он здесь второй государственный; хотя, скорее, это своеобразный simple English. Суахили я толком не выучил, потому говорю in English. Временами я даже думаю по-английски; не знаю, хорошо это или плохо, но такова реальность бытия.
Экватор отсюда близко, и обычно стоит несусветная жара. Иногда мне кажется, что тут плавится даже время. Как говорится, this is Africa, baby! К тому же в Кении по московским меркам всё очень медленно. Быстро здесь только темнеет по вечерам, буквально за четверть часа. А люди тут не спешат принимать решение или выполнить просьбу, часто опаздывают, забывают перезвонить. В этом нет злого умысла, просто акуна матата, неспешность жизни в настоящем времени. Попытки что-то ускорить лишь затягивают дело, вызывают стресс, когда наверняка в чём-то ошибутся, перепутают. Тут горизонт планирования не превышает нескольких недель, максимум – это год. Остаётся лишь плыть по воле Loa, как говорит Джей, и жить настоящим. Акуна татизо!
Однако связь с моими замечательными соотечественниками, как и с самой путинской Россией, прервать невозможно. Намедни пришло сообщение с российского портала «Госуслуги»:
Во всём мире свирепствует коронавирус. Вы гражданин Российской Федерации, вам следует вернуться в Россию.
Показал эту писульку Джей, она зашлась в диком хохоте:
— Вот к чему привела твоя недавняя поездка в Москву.
Потом Джей сказала:
— Напиши им, что тебе хорошо здесь в Малинди, на берегу океана. И что они глупые ослы.
Не стал я оскорблять доблестные Госуслуги. Ничего им не ответил. А ещё через пару дней в мой смартфон на вторую sim-карту – российскую – пришло сообщение от оператора связи с хэштегом #BUD’DOMA. Тогда-то у меня и возник когнитивный диссонанс: то ли я должен вернуться в Россию, то ли быть дома здесь в Малинди – одновременно это сделать невозможно.
По правде сказать, я уверен, что возвращаться в путинскую Россию бессмысленно. Что я забыл в стране, которой командуют троечники?! Она стала непригодной для счастливой жизни. В моей родной Москве рулят пришлые люди; нынешний наместник Собянин, явившийся в столицу из Когалыма, реально профнепригоден, да ещё и глумится. О, боги, боги, за что вы наказываете москвичей? Если б я писал роман в стиле магического реализма, то непременно включил бы туда абзац:
Тьма, пришедшая с гиблого места – коголым, накрыла ненавидимую наместником столицу. Исчез мавзолей на Красной площади, растаяли башни Кремля, Большой театр, здание Думы; даже Лубянка погрузилась в чёрное варево. Великий город пропал, словно и не было его на свете. Всё сожрала тьма. Она забрала свет и сползла бурлящими потоками к Москве-реке, напугав всё живое. И нет теперь на земле места более безнадёжного...
— Энди, вот фрукты, — говорит Джей и показывает на большое блюдо на столе в гостиной. — Сейчас вокруг вирус, я помыла фрукты водой с мылом.
— Чудесно, дорогая! А святой водой ты не пробовала мыть? Нет? Это большое упущение.
— Энди, везде карантин; где у нас на off Casuarina road взять святую воду?
— Спроси у своей подруги леди Твиги, она ведь мамбо. Она тебе подскажет или посоветует какой-нибудь заменитель святой воды. Хотя вряд ли святая вода в силах помочь самкам обезьян, — усмехаюсь я.
Джей шипит что-то малопонятное, наверно на суахили; потом переходит на известные мне языки:
— Hmm… my dear, твоё желание еб***ся с Твигой закончится одним единственным образом – она выпорет тебя своим длинным кнутом. Всё уже было. Вспомни! сколько можно наступать на одни и те же грабли?! — восклицает Джей.
— Дорогая, с некоторых пор твоя чернокожая подружка интересует меня с зоологической точки зрения. Особенно после её романа с гостившим у нас Аманычем, о чём он написал в своей новой книге. В отличие от тебя я его книгу прочёл полностью. Понятно?
Потом после трапезы с фруктами Джей сидит в гостиной и читает очередной фолиант по истории литературы. Где она только их находит?! Я знаю в Малинди лишь один книжный магазин в районе местного аэродрома, но там торгуют совсем другой литературой. К тому же наверняка сейчас все не продуктовые магазины закрыты из-за эпидемии.
— Джей, что будет, если твоё любимое вуду объединить с атомистическим панпсихизмом Циолковского? — спрашиваю я и на всякий случай поясняю: — Эдуард Константинович считал, что каждый атом имеет свою душу.
Джей кривится и говорит, что не переносит богохульства. Это уже что-то новенькое в устах моей супруги.
Потом она откладывает в сторону свой фолиант, заявляет: “Andy, I don’t think you appreciate the complexity of the situation.”
— Maybe, yes. Но даже во Всемирной организации здравоохранения считают, что карантин по коронавирусу в бедных странах не имеет смысла: медицина в них никого не спасёт. Ну, кроме членов местных элит. А твоя родина, Кения, по европейским меркам страна бедная. Когда здесь пытаются следовать английскому стандарту при эпидемии COVID-19, то это глупо. Твои любимые народы банту начнут умирать и от коронавирусной инфекции, и вдобавок от элементарного голода.
— В твоей Москве уже две тысячи трупов от коронавируса. And the World Health Organization has become the PR agency of communist China. Эти узкоглазые достали всех… — шипит Джей.
— Дорогая, сознайся, бред про китайцев и ВОЗ тебе внушил человек с мёртвой белкой на голове, которого зовут Trump. Но ведь ты его не любишь… ещё больше, чем дедушку Ленина.
— Не люблю, и что с того? Порой даже безумные старики изрекают истину; точно так же, как остановившиеся часы раз в день показывают правильное время.
I look that Jennifer tends to get a little morose now, so I try to keep the energy up:
— Ага… скажи ещё, что COVID-19 – это векторный вирус.
— Что значит векторный? — удивляется Джей.
— Дорогая, это непросто объяснить, — ухмыляюсь, — особенно такой белокожей обезьяне из Кисуму, как ты.
— Всё же попробуй, милый, — верещит Джей после упоминания обезьяны.
Я успеваю лишь сказать, что вирусные векторы используются для доставки генетического материала в клетки. Но Джей уже не слушает, хватает меня через брюки за balls, потом остервенело стаскивает с меня одежду и принимается шлёпать, как ребёнка…
Идиотка! Обезьяна! Вырываюсь из объятий Джей, привожу в порядок одежду и иду в свой кабинет на втором этаже нашего коттеджа. Коттедж – это условно, на самом деле у нас обычный сельский дом. В кабинете пытаюсь сочинить очередную главу романа «Однажды в Малинди», однако сегодня мои эпистолярные попытки тщетны, текст плохо идёт. Когда через час возвращаюсь в гостиную, то застаю следующую картину. Джей спит, сидя в кресле; пустой стакан она успела поставить на подлокотник. Рядом на полу начатая бутылка тростникового рома “Kenya Cane”, а на коленях у спящей Джей лежит увесистая книга. Беру книжку в руки, читаю на обложке: Рой Медведев «Владимир Путин – действующий президент». Ух ты!
«Когда она только поймёт, что нельзя смешивать кенийский ром и русского царя», — приходит мне в голову…
.
ЛитСовет
Только что
