Читать онлайн
"Надежды маленький о"

Надежды маленький о.

      Память странное место для меня. Она напоминает океан, с плавающими в нём всякими штуками. Здесь можно встретить не только «Летучий Голландец» прошлого, нефтяное пятно разочарования, но и облака будущего. Различный бытовой мусор оставленный жителями моих снов и ещё много всякой всячины, на которую натыкаешься постоянно, а выбросить жалко. Конечно, на этих просторах дрейфуют и ценные предметы, желания и чувства, но встречаются они достаточно редко и при столкновении с ними в жизни возникает пауза. Волны ностальгии настигают странника, и он ложится в дрейф, пока не опомнится, и снова не возьмёт правильный курс.

      Весь этот красочный внутренний мир со стороны выглядит достаточно современно и даже романтично, особенно когда описываешь его приятелю в пирожковой. Если, как я узнал однажды, не попасть в него напрямую.

     Последнее что я помню из естественной жизни наше с тобой совместное сидение во дворе на лавочке. И даже книга у тебя на коленях не спасала от местных старушек с подозрительными взглядами. Обсуждали мы что-то серьёзное, касающееся написания текстов, ты очень злилась и была непреклонна. Расстались мы плохо. Когда я после досадного «пока» повернулся к тебе спиной и зашагал в ногу с мыслью больше никогда с тобой не разговаривать, тут и произошла со мной эта неприятность.

     Меня просто швырнуло в воду. Какое-то время я там беспомощно барахтался. И для начала нахлебался насыщенного океанического раствора. Обескураженный таким положением дел, выбрал направление, лег на спину, и погрёб на ярко палящее солнце.

     Меня всегда забавляло, как герои фантастических фильмов и книг перемещаясь из своей кровати ну, например, в джунгли Амазонки сразу осваивались на месте и, не задавая себе глупых вопросов: Что же случилось? И как я здесь оказался? Не ревели по три дня белугой, изнывая от безысходности, а быстро начинали действовать. Спасать слабых или строить лодку или, бороться с динозавром. Меня всегда это забавляло, и я посмеивался про себя на такой условный писательский приём. Всё так ускорено, чтобы не тратить лишних слов и страниц на сопли в пользу достоверности. Но теперь сам попал в такую ситуацию,… и знаете, тоже особо не задумался - почему я здесь? Просто двигался.

     Через некоторое время бестолкового махания руками, осмотрелся,…казалось я стою, нет, плыву, на месте. Ровный горизонт по кругу, ни облачка и полный штиль! Глаза зацепились за нечто, торчащее из воды, и я повернул туда.

     Несколько небольших рифов, на ровной плёнке океана, вот что предложило мне сегодня провиденье. Хорошо хоть вокруг них можно было ходить по мелководью. Но ни водорослей тебе, ни крабика, ни худенькой рыбёшки, не сумел я разглядеть в корявых наростах известняка. Немного зелёной тины барахталось по краям камней. Приплыви я сюда лет на двадцать позже, здесь был бы уже небольшой клочок суши, возможно, даже с пальмами, а пока это был всего лишь фундамент для будущего атолла.

     Самый высокий риф образовывал своим острым концом небольшую тень, где можно было хоть ненадолго укрыться от солнечных лучей. Сначала я лежал там без движения, и после отдыха развесил на солнечной стороне свою одежду. Ходить по этому всему каменному да под водой, было очень неудобно, коралловые наросты ужасно кололись, но кроссовок уже не было. Мне пришлось их сбросить, когда я дрыгал ногами в воде. Поэтому из брюк я сделал шорты, а из брючин некое подобие обмоток для ног. После обследования своих новых владений я пришёл к неутешительному выводу. При первом же шторме меня смоет отсюда на хрен!

     Я так был занят своим нынешним положением, что совершенно не хотел вспоминать кто я и откуда. Если бы я немного подумал и сопоставил время и место несколько часов назад и теперь, то наверняка оценил ситуацию правильно, но усталость дала себя знать, и я уснул посереди океана на камне из хрупкого известняка.

     Меня разбудил глухой монотонный звук. Я выглянул на другую сторону рифа и обомлел. К мелководью прибило огромный куб, он покачивался на волнах поднятых лёгким ветерком, и с упорством плавающего предмета бился о выступ моих жалких владений.

С замиранием сердца, по колено в воде я стал пробираться к кубу.

Вблизи он оказался ещё больше и массивнее. Материал, из которого он был сделан, походил на стекло, чуть закопченное изнутри. Я попытался его покантовать, он поддался. Тогда я полностью затолкал его на мелководье. Теперь у меня появилась возможность обследовать его со всех сторон. Какова же была моя радость, когда на одной из плоскостей куба я обнаружил явно выделенную дверь.

Только у двери этой не было ни ручки, ни какой другой зацепки, чтобы её открыть. При попытке подковырнуть ногтями, один был сломан, вывихнут палец и расшиблена ступня (пинок со злости оказался лишним). Куб возвышался надо мной примерно на метр, но я все-таки подтянулся и заглянул наверх: там была всё таже глянцевая гладкая поверхность.

     От бестолковости этого предмета я был в бешенстве и после ещё одного безнадёжного осмотра, совсем начал терять к нему интерес (мало ли какую ерунду может принести течением), куб вдруг засветился изнутри и я заметил в нём движение. Прикрыв глаза ладонями, прильнул к полупрозрачному стеклу и увидел девушку, в которой сразу узнал Надю.

      В таких местах: в фильмах и книгах меня всегда интересовал момент, что чувствует человек неожиданно увидевший перед собой нечто необычное. Летающую тарелку или ужаренную до черноты, твоей невестой, яичницу с беконом. Этот переход сознания от естественного хода событий к неестественному, мне казалось должен был ознаменован особыми эпитетами и красками, как художественными так и кинематографическими. Но кроме удивленного лица и выкрика: «Вот, блин!» у меня тоже ничего не нашлось.

      Надя шла по улице с той же книгой в руках, что запечатлелась в памяти несколько часов назад. Я узнавал улицы своего родного города, видел проезжающие машины, прохожих, и даже трамвай (она пропускала его, чтобы перейти улицу). Понял я только одно: нужно кричать, стучать, и всячески привлекать её внимание. Возможно, в этом и есть моё спасение. И я не просто кричал. Я орал, стучал обломком своего атолла в стекло, в накрепко припаянную дверь. Кусок известняка раскрошился, но на поверхности куба не осталось даже царапины. Надя просто меня не слышала. Нет, она не просто меня не слышала, а как мне показалось, даже не хотела слушать. Просто игнорировала, моё желание достучатся. Отбив себе все руки, и надрав горло, обессилев, я безнадёжно наблюдал как она пила чай, работала дома за компьютером. Через два моих рыданья, куб погас.

     Солнце палило нещадно, пришлось окунуться в океан и снова скрыться в тени рифа.

     Ещё меня ранее забавляли такие незатейливые приёмы письма как: «наступила ночь» (почему-то хотелось спросить всегда, а как она наступала. А может кто-то пил чай всё это время, пока наступала темнота? Или «время шло», я уже не говорю о фразе «прошли годы». Поэтому на время отдыха, мне приходится прятаться в тени, чтобы избежать такого рода словосочетаний.

      Через короткий пустой сон я снова очнулся. Меня ждал сюрприз. Недалеко от куба к моему новому жилищу прибило ещё одну фигуру. Такая же по цвету из того же материала, только на этот раз пирамиду. Размеров она была примерно таких же, как куб. И естественно, как я уже и догадался, там тоже жила Надя. Вот только теперь она была не одна, а с мужчиной. Что меня несколько удивило и  почему-то раздосадовало, но наблюдение было продолжено. Какое-то время я пытался разобраться в их отношениях, но без звука сделать это было сложновато. Одно я понял окончательно: этот увалень запрещал ей щёлкать вечером по клавиатуре и работать над письмом. Сам же по-скотски заваливался спать, нажравшись борща. Она же покорно всё сносила. Выходило по картинке, что эта сволочь относилась к ней весьма потребительски. Не стану даже описывать. Одно скажу, если бы не преграда из непроходимого стекла получил бы он у меня в морду по полной программе, а потом бы я его догнал и ещё бы добавил. Короче, не очень-то мне и нравилось смотреть в эту пирамиду. Другого занятия не было, да и начинало хотеться  пить и есть. Вообще, что-то непонятное происходило: пить постепенно переставало хотеться, а вот есть нет. Правда потом начинало хотеться и пить и есть с новой силой, но потом …. запутался я, как и чего мне хотелось.

      Вот когда автор не знает, как решить проблему в тексте, а она ему постоянно мешает, отвлекает так сказать от главной трагической идеи, он прикидывается, что ничего не понимает. А и в самом деле Вы бы поняли что-нибудь в такой бессвязной ситуации?  

      Фигуры стали появляться периодически. Я их называл про себя «Надиными фигурами жизни». Конечно, из чистого любопытства я проследил за некоторыми. Клевал носом, но всё-таки высмотрел. Они действительно приплывали из-за горизонта. Тетраэдры, октаэдры, параллелепипеды, цилиндры, шары, объёмные трапеции с намеченными на них дверями и без, когда названия для фигур в моей голове закончились, я просто стал их нумеровать. Восемьдесят седьмой приплыла панель примерно два на два метра и толщиной около десяти сантиметров. Она была, вот странно, абсолютно прозрачна, без всяких там закопчёностей, к сожалению, без двери. На ней Надя выглядела лучше всего, почти как в телевизоре. Я подолгу вглядывался в её лицо, благо не нужно было ничего стеснятся и отворачиваться когда встретишься глазами. За стеклом она ходила на работу, обедала, писала от руки и щёлкала по клавиатуре, смеялась с Кириллом (это наш сотрудник, я тоже с ним знаком), ходила к бабушке. Я очень привык к её лицу, движениям рук и немым движениям губ, что стал думать о ней как о женщине. Я подолгу сидел у стеклянной панели, примеряясь поймать её лицо крупным планом и ухитрялся поцеловать хотя бы в щёку. Что мне оставалось ещё делать? Однажды, наблюдая за Надей в шаре с дверью, я сказал тихо, почти про себя: «Открой…, свет мой…!». И мне показалось, что она меня услышала, и подошла так близко к стеклу с той стороны, что искривлённая поверхность шара выгнула её тело дугой, и даже взялась за ручку двери изнутри. Я замер в ожидании. Мурашки пробежали по телу горячей толпой и почти затоптали меня в эйфорию любви и свободы. Но она вдруг со страхом отдернула руку от моего освобождения, резко развернулась и ушла. Как бы я не досадовал по этому поводу, думаю, что она в этот раз сделала правильный выбор. Ведь когда открываешь очередную дверь, нужно всегда смотреть под ноги, а то угодишь прямиком в океан. Если не чувствуешь в себе сил встретится с неизвестным лучше дверь не открывать.

     Заканчивать назидательными предложениями абзацы, не моё изобретение. Но так подчёркнуто изыскано иногда хочется бросить фразу в лицо оппоненту. Обычно женщина-мужчине: «Это всё неправда! Отстань от меня! Понимал бы хоть чего! Я на этом настаиваю! Никогда!» Да я бы сейчас даже это был рад услышать, ну, или хотя бы прочитать.

      От нечего делать, я решил провести ревизию всех предоставленных мне предметов. Долго мучался, устал, как собака! Часть выволок на отмель и расставил их так, чтобы видны были плоскости для наблюдения все одновременно. Залез на самую макушку своего рифа (получилось как в торговом зале где продают телевизоры, они там показывают одну картинку одновременно) и насладился в полной мере твоими изображениями. Их было много, слишком много! Я же смотрел, и во мне разгоралось новое совершенно необъяснимое чувство. Я не только понял тебя, но жаждал встречи с тобой. Я хотел узнать, как ты создаёшь образы, что движет твоей мыслью, насколько сильна твоя воля, почему ты выбираешь именно это, а не то, как сделать так, что бы ты улыбнулась!! Я так хотел услышать твой голос, что он неожиданно очень громко прозвучал откуда-то с неба: «Нет…»,- сказал ты,- «не понимаю что это такое, дайте мне ручку…».

Наступила вездесущая тишина. Мне показалось, что даже плеск волн затих на какое-то время. Потом в небесном громкоговорителе затрещало, и твой голос снова сказал: «Красивые мужики когда-нибудь сведут меня с ума…». При этом изображение на всех фигурах поменялось, и я лицезрел тебя в объятиях моего приятеля В. при этом твой голос с неба начал скороговоркой читать молитву, а глаза мои наполнились солью.

      Когда же будет вечер в этом пекле? Но по ходу давности событий, видимо в этой части света ни вечера, ни ночи не предвиделось. Удручённый последним просмотром я из мести назвал моё место пребывания «Надеждой», а самую высокую его часть именовал «Пиком Надежды». Пусть, пусть!!! страдал я от своего бессилия. Я боролся внутри себя с совершенно беспомощным существом. Боль и ненависть пронзали меня насквозь. Что же я мог сделать, стоя тут по колено в океане с Надежной, но без надежды! Но я пытался не сдаваться. Чтобы ревность не изгрызла меня до основания, то есть до самого океанического дна, я перестал смотреть на фигуры и начал вспоминать твои рассказы. Помнишь, ты давала мне их читать? Результат не заставил себя долго ждать. Абсолютное нечто показалось на горизонте. Огромное и бесформенное оно колыхалось на волнах. Никак нельзя было разобрать что это. Как я ни старался, как не всматривался вдаль, пока это не подплыло ближе понять, что это было невозможно.

     Да, да, это с того самого места, где теперь убрали трамвайное кольцо. Напротив церкви. Помнишь? Тот самый дом с львами и колоннами. Вот понимаешь, приплыл. И что же мне с ним делать?

     Особняк сел на мель недалеко от Пика Надежды. Я конечно сплавал туда, но ничего особенного там не обнаружил. В смысле ничего полезного для моего пребывания здесь: ни топорика, ни отвёртки, ни железяки, ну дверь поддеть или подцепить. Обвалившаяся местами штукатурка со стен и потолка да несколько сделанных кем-то куч, не добежавших до туалета, вот и всё. Здание конечно переливалось зимними огнями, и какое-то время пушилось снежинками, как в твоём рассказе, но сама понимаешь при такой температуре. Теперь вот стоит, глаза мозолит. Правда, нужно отдать тебе должное там достаточно прохладно.

     Прибрался не без удовольствия, и спасаюсь от солнца. Спасибо для тебя, не то слово. Какое-то время (достаточно небольшое) я был благодарен тебе, за такой подарок. Но потом скука снова одолела меня. Я сплавил по воде панель с твоими изображениями и затащил её в особняк, чтобы ты была рядом. Знаешь, а на панели тоже появилась дверь. Я снова попытался её открыть, но безрезультатно. Всё равно мне показалось или на самом деле мы стали чуточку ближе? Пусть даже я в тоже месте и всё ещё без тебя.

      Я пробовал вспомнить, что нибудь своё, где есть моторные лодки и корабли, вкусная еда и пиво, но моё почему-то не работало и пришлось вспоминать твоё. Помнил я из твоего совсем немного, как, оказалось, мало был знаком с твоим творчеством, хотя мне помнилось, что я прочитал всё что у тебя было написано. После напряжённого мыслительного процесса к особняку прибило несколько пенопластовых фигур (судя по виду, это были какие-то космогерои). Они были грубо вырезаны из этого податливого материала, оказались с меня ростом и на постаментах проступали их имена. К сожалению,  я не смог прочитать ни одного, настолько они мне показались сложными. Попытка скрепить из них небольшой плот не увенчалась успехом, они крошились и ломались, и я просто затащил их в особняк и расставил по пустым комнатам. Двоих поставил по бокам панели. Вроде того, что твои герои всегда с тобой. Через некоторое время к входной лестнице особняка прибило прямоугольные бруски из пенопласта, на которых была крупно выдавлена надпись КОМП. Я честно пытался вспомнить из какого это рассказа, и что это значило, но прости меня, ничего не вспомнил.

     Долго я не выдержал без твоего лица и вновь сидел и смотрел на панели твою поездку на яхте. Мне не совсем понятно было, почему яхта и все одеты не для тёплого моря, но твоё счастье на лице говорило, что это самые лучшие дни твоей жизни. Вы варили на костре еду, причалив видимо к острову. Как я Вам тогда завидовал. Остров был замечательный, не то, что у меня. Стало настолько грустно, что глядя на мерцающий экран панели я решился убить себя.

     Мне жаль было расставаться даже с таким твоим воплощением, но ты не оставила мне шансов выжить в мире полном света и ненужных предметов. Я последний раз обошёл все твои фигуры жизни, которых за это время накопилось около рифа предостаточно. Особенно долго я простоял у куба. Потом я зачем-то вернулся в особняк, наверное страшно вот так уходить не оставив о себе послания. И я стал царапать письмо прямо на штукатурке обломком рифа. Там было много тёплых слов и благодарностей. Видимо пока я переводил свои осиротевшие чувства в слова, что-то сдвинулось во мне и я, сидя у этой стены на полу, готовился к смерти.

     И вот уже закрытые глаза, приход картинки: пасмурное небо в окне, ты за рабочим столом. Сначала звук отсутствует, и задумчивый наклон прелестной головки остановил мой взгляд.

Чей-то громкий смешок. За спиной кто-то прошел быстрым шагом.

     Я открыл глаза. Стены передо мной не было. Палящего солнца в бирюзовом небе тоже. Белый потолок и белый гофрированный шланг, идущий к маске на моём лице. Я с ужасом сорвал её и с криком наслаждения вдохнул полной грудью. Потом сел на кровати, вытащил из руки иголку от капельницы (что за дрянь) и с удивлением оглядел палату. Тут и ослу было бы понятно, что я нахожусь в больнице и что мир этот и есть место, где я живу по-настоящему. От радости завертелось в голове. Вбежала сестра в светло-зелёном халатике. Стала меня ронять на кровать, обратно совать в меня иголку. Я слабо сопротивлялся. Потом появился мужчина с прибором в виде наушников на шее. Он спросил учтиво и озабоченно: Как я себя чувствую? Я ответил: Что теперь нормально. Он спросил: Почему теперь? Я сказал: Что плавал в океане. Мужчина улыбнулся и произнёс: Так бывает. Потом ушёл. А мне наконец-то принесли стакан воды, которую я выпил с очаровательным причмокиванием. Через час меня настигла еда - манная каша со сливочным маслом.

     Оказывается, я всего три дня отсутствовал в своей жизни, но мне они показались (не буду говорить что вечностью, просто этого времени, которое тянется там по-другому, достаточно, чтобы сойти с ума).

     После произошедших со мной событий я сделал вывод, что дорогу лучше переходить только на зелёный свет, а к океану воспоминаний срочно нужно приделать материк богатый живностью, пресной водой, и растительностью. Согласитесь, ведь там гораздо приятнее можно провести время, попадись вы опять эдакое кольцо событий. А ещё на каждом квадратном километре своего океана я поставил на якорь по одной моторной лодке. Ты надеюсь, понимаешь для чего?

     Примерно месяц я создавал флору и фауну своего материка. Очень много времени ушло на создание травы и листьев. С ядрами и хромосомами в клетках животных было проще. Достаточно было сделать хотя бы одну, потом они начали делиться сами. Особенное удовольствие мне доставило одушевление местных жителей, и я попытался вложить в их головы всю информацию, которую знал сам. Опять же всегда пригодиться, если что-то забудешь. И, конечно же, никаких афроамериканцев!  Естественно появилось чередование ночи и дня. Правда это потянуло за собой переделку всего мироустройства и создание новых планет в этой системе координат, но это дело времени. Теперь я этим конкретно занимаюсь.

      Я понял, что бесконечно счастлив, мне удалось спастись. И начать творить с новыми силами и с новым опытом. Безусловно, я благодарен твоему клочку разума, застрявшему в моём океане воспоминаний и практически спасшему меня от неминуемого утопления. Но дело теперь в другом. Это нагромождение фигур около пика Надежды так и осталось. Я не посмел вывести их оттуда. Особняк торчит на том же месте, сырея и разрушаясь. Я был там недавно, и моим глазам открылась удручающая картина. В особняке между колонн застрял огромный чебурек, и не туда и не сюда. Из него вытекло столько прогорклого масла, что воняло, как в пирожковой у Гургена. Мне стоило больших усилий и четырнадцати рулонов марли, чтобы выловить масляные пятна на воде и целой уймы салфеток, чтобы отчистить стеклянные фигуры, так усердно заляпанные прибоем. Мне кажется, что это экологическое бедствие разразилось из-за твоего нового рассказа, но скрижалей с текстами я поблизости не нашёл. Скорее всего, их разбило волнами и вместе с крошками пенопласта унесло течением.

     В связи с этим событием мне открылся один закон природы письма, предмет нашего спора, плавающий тут же на поверхности, который я и хочу донести до твоего сведения. «Не смотря на казалось бы, такое разнообразие ярких судеб и значимых мыслительных процессов, к коим ты несомненно также относишься, существует только одна настоящая судьба и только одно правильное мнение, которого необходимо придерживаться. Незачем досаждать друг другу разговорами о многообразии мира. Эдакое «коммунистическое единство всех противоположностей» – вот, что нас окружает. И если писателю должно крапать свои каракули, то делать он это должен в соответствии с той единственной и неповторимой мыслью, которая преследует умы всех остальных писателей Земли и никак иначе. Ты же не требуешь от своего сотового телефона, чтобы он работал вне зоны действия сети. А стремишься подойти ближе к вышке, где начинается связь. И помятуя о том, что всё здесь устроено по одной схеме, при многообразии вышек, принцип связи остаётся единственным. Так вот Я хочу тебя уведомить, что Оператор Земли, давно установил этот принцип, и то, что не работает между нами, включая всё гигантское непонимание, это не вина производителя, а вина пользователя. Думаю что обиды здесь ни к чему, и тебе стоит приехать и побывать в этом месте. Может быть, вдвоём мы сможем открыть хотя бы одну из намеченных дверей, и тогда получится общаться напрямую, минуя расстояния и время. Если же что-то понадобится от меня, как от мужчины, я постараюсь выполнить.

     При последнем моём посещении «Пика Надежды» и, конечно же, особняка весьма потрёпанного водной средой, прочитал на стене остатки своего письма адресованного тебе. Вопреки здравому смыслу хаоса, там сохранилась только его нижняя часть. Эти строки, написанные в отчаянии, захватившем тогда моё сознание, теперь довели меня до слёз. «Дорогая моя…размыто…ещё немного и перестану даже думать о тебе, мне ничего не остаётся….обвалилась штукатурка…может быть эти строки попадут к тебе на глаза, ведь от панели с твоим лицом до стены, где накарябаны эти строки, всего несколько шагов, тогда я прошу тебя мой друг, мой единомышленник, мой человек…размыто. Прощай!» Подпись тоже отсутствовала, но я-то помню, там была моя подпись.

2010 Бодров Валерий.