Читать онлайн
"Труп молодого мужчины"
I.
Был поздний зимний вечер. Геннадий Львович, по-домашнему Геночка, безнадёжно опоздал к ужину. Трỳся и злясь, спешил он домой, в свою уютную двухкомнатную квартиру, в которой вот уже без малого девять лет проживал со своей красавицей женой, Лерой – Валерией. Да, она у него красавица, но … холодная и неприступная! Неприступная не для него, конечно. Однако больше всего на свете Геннадий Львович боялся её молчаливого презрительного осуждения. А именно это осуждение ему и предстояло испытать.
Вечер выдался вьюжным, метельным. Две противоборствующие силы не на шутку сцепились в поединке. Глухая давящая темнота и белый снег, падающий из мутного бездонного неба, пытались поглотить, усыпить округу. А люди, призрачный свет от фонарей и фар машин, медленно ползущих из-за бездорожья, порывистый ветер – все они разрывали засыпающее пространство, будоражили его беспокойным своим движением.
Геннадий Львович бежал, насколько это было возможно при беспрестанном преодолении снеговых заносов. Летящий снег порывами стегал его в лицо, словно некто очень сильный и нахально-игривый вдруг швырял его в глаза секущими горстями. Ветер вздувал полы тяжёлого зимнего пальто; ледяным дыханием, таким, что замирала трезвеющая душа, пробирался за ворот, в рукава и снизу под полы пальто, вдруг ставшего каким-то просторно тонюсеньким; норовил сорвать шапку, а иногда едва не валил с ног.
Несомненно, всё это зимнее роскошество в какой-то степени протрезвляло, но никак не способствовало ни повышению настроения, ни улучшению самочувствия, и, главное, не снимало основных болезненных симптомов, сопутствующих повышенному потреблению спиртных напитков.
Спеша быстрее попасть домой, дабы недовольство жены не возросло до невероятных размеров, Геннадий Львович рискнул пробиться напрямик по заснеженной тропинке внизу крутого склона просторной площади перед зданием филармонии. С одной стороны крутой склон, с другой тропинка окаймлена густым кустарником с редкими разрывами, в которые проглядывался небольшой пустырь, образовавшийся на месте сгоревшего старинного двухэтажного особнячка с деревянным вторым этажом, ставший в настоящее время самой обыкновенной свалкой.
Какие-то отчаянные головы уже прошли этим путем. Полузанесённые провалы многочисленных шагов на вздыбленных участках тропы явственно говорили о трудном, но успешном преодолении вязко хрустящего препятствия. В самом тёмном, самом глухом месте тропы, где-то посередине её, сквозь хруст своих шагов, придушенные вскрики ветра и щёлканье замёрзших веток друг об друга при наиболее яростных порывах ветра Геннадий Львович уловил какой-то странный, донельзя напугавший его звук. Звук, которому не полагалось раздаваться в данном месте и в данное время, как, впрочем, и в любое другое. В первый момент Геннадий Львович не понял, что же это такое. Он только резко приостановился и замер, вслушиваясь. И вдруг чётко услышал:
- Бомж проклятый... Мародёр... Сволочь немытая... Говно...
И кое-что ещё в том же духе, но гораздо крепче.
Где-то рядом за кустами ожесточённо, неистовым полушёпотом причитал с плачущими, как показалось Геннадию Львовичу, интонациями хриплый, сорванный на таком холоде, низкий мужской голос. Геннадий Львович дёрнулся вперёд - бежать отсюда! Остановился, замер, опять дёрнулся и опять замер, решаясь и не решаясь заглянуть. Он и так уже задержался на два часа как минимум!
Сквозь метельные шумы, больше бушующие где-то выше тропы, кроме шёпота, прекратившегося на какое-то время, донеслись до слуха оторопевшего мужчины другие странные звуки - будто кто-то с кем-то вдруг начал бороться. Потом другие, не менее странные звуки - будто здоровенная собака рвётся с привязи. Ого! И опять ожесточённая ругань.
У Геннадия Львовича похолодело в груди - с чего бы это мужику так причитать и, судя по звукам, дёргаться, как забытому голодному псу?!
Любопытство пересилило естественный страх к разного рода неординарным ситуациям. И Геннадий Львович, свернув с тропы, ступил в сугроб, кем-то уже основательно пропаханный до него. Рукой, одетой в старую кожаную перчатку, отодвинул ломкие ветки кустов и заглянул в метельную тьму пустыря. Сначала он ничего толком не разглядел, кроме того, что в глубине не заросшего никакими кустами пространства кто-то и впрямь дёргается, словно пёс на цепи.
Этот кто-то вдруг застыл непонятным силуэтом на снегу. Видно, услышал хруст снега под ногами и стук раздвигаемых веток или, как самый настоящий зверь, попавший в смертельно опасную ситуацию, учуял присутствие другого существа, чьи намерения ему пока ещё неизвестны.
После обоюдного недолгого молчания в сторожкой неподвижности оба разом шевельнулись. Геннадий Львович сделал шаг назад. Бежать, бежать отсюда к чёртовой матери! Тот, другой, приподнялся в темноте и неуверенно окликнул:
- Эй!
И после очень короткой паузы, во время которой человеку на пустыре стало понятно, что человек за кустами не угрожает ему, а скорее боится и вернее всего может сейчас дать дёру, он заговорил увереннее, с торопливыми интонациями:
- Эй, не убегай! Помоги, друг, а? Я тебе заплачу, только не убегай.
Он опять странно дёрнулся, призывая на помощь ещё и этими движениями. Человек за кустами внял призывам и решительно полез через кусты и сугроб.
Возле остатков старого покосившегося забора прямо на снегу, неловко вытянувшись ногами в сторону забора, полулежал, полусидел, упёршись руками в снег, молодой мужчина, бритоголовый, с лицом - левой его половиной - измазанным, судя по всему, кровью. Для зимы мужчина был почти раздет - рубашка, брюки, носки. Всё! Другой одежды на нём не было. Даже в темноте было видно, как он дрожит, взирая на Геннадия Львовича просительно и в то же время как-то уж очень угрожающе, что Геннадию Львовичу очень и очень не понравилось. Он опять был готов убежать, но неведомая сила, может быть какой-нибудь зародыш авантюризма, удержала подвыпившего и мгновенно протрезвевшего до внутренней прозрачности Геночку на месте.
Он склонился над мужчиной, и острое чувство опасности пронзило его, заставив тоскливо оглянуться. За одну ногу, за её щиколотку, мужчина был прикован наручником к деревцу, росшему возле забора. На руке болтался обрывок веревки. “А может и поделом ему?” - запоздало подумал Геннадий Львович.
- Он бы и брюки стащил, мразь поганая, да не смог. Тебе, говорит, всё равно подыхать, просто так такими штуками не разбрасываются.
Оскалившись, мужчина указал на наручники и для убедительности дрыгнул ногой, чтобы они звякнули.
- Да? - неуверенно произнёс Геннадий Львович.
- Шарахни по дереву - приказал мужчина, - оно должно сломаться. У меня плохая позиция и что-то в голове не то. - Он поднял лицо к Геннадию Львовичу, - Этот гад такую здоровенную палку схватил... Один раз я увернулся, он по руке попал, - мужчина приподнял немного вверх левую руку, - а потом... так звезданул по черепку... я напрочь отрубился. Ненадолго. - Он тяжко вздохнул. - Очнулся, когда он ботинки снимал.
Мужчина странно всхлипнул и замолчал, видно, дыхание перехватило.
- Один я могу не успеть, - устало посетовал он и вдруг заорал, - Да не стой ты истуканом! Ну, мужик! Поспеши! У нас мало времени! - Он зло уставился на Геннадия Львовича.
- У нас? - слабым голосом переспросил Геннадий Львович и, сорвавшись с места, ударился со всей силой плечом о деревце, которое тут же и хрумкнуло пополам. Он уцепился руками за забор, удерживая себя от падения.
Деревце переломилось где-то на полметра выше кольца наручника. Ни секунды не раздумывая, Геннадий Львович ухватился за наручники и рванул их, срывая кольцо со ствола.
Как кошка, вдруг получившая свободу, бритоголовый не то, чтобы поднялся на ноги, а прямо-таки взвился вверх и вцепился в руку своего спасителя, едва не рухнувшего от испуга и стремительности действий освобождённого им мужчины. Бритоголовый нетерпеливо и резко подтолкнул напряжённо застывшего Геннадия Львовича плечом. Тот незамедлительно, чисто инстинктивно (где ему о чём-то ещё думать, анализировать!) попытался оторвать бритоголового от себя, пугливо отшатнувшись от оскаленной дикой улыбкой злой и жестокой физиономии, так неожиданно оказавшейся всего в каких-то пяти сантиметрах от лица потрясённого Геннадия Львовича.
Бедный Геннадий Львович с такой скоростью и с таким усилием рванулся прочь отсюда, волоча на своей руке вцепившегося в него полураздетого мужчину, будто бросился в атаку на рыхлый сугроб, ломкий острый куст, на хлёсткий, пропитанный летящим снегом, ветер.
II.
Эти две машины, не вот тебе новенькие с иголочки, но явно очень дорогие и ухоженные, объезжая филармонию слева, шли медленно, ещё медленнее, чем все остальные машины. Такую скорость они держали не только по плохой дороге, но и по расчищенному её участку, откуда ветер с ретивостью добросовестного дворника смёл и снег, и мусор, коего всегда хватает там, где только ступает нога человека. Двигались, словно крадучись, словно что-то высматривая. Возле спуска на ту самую тропинку они тихо остановились. Фары мягко потускнели, и из каждой машины вышли по два человека, добротно одетых, двигающихся с барственной медлительностью, присущей людям богатым и сильным. Многозначительно переглянувшись, не торопясь, мужчины спустились вниз на тропу.
А через пару-тройку минут все четверо, растеряв по пути всю барственность, выскочили наверх, словно кто-то их выплюнул оттуда. Они сгрудились возле второй машины, из которой, приоткрыв дверку, высунулся ещё один мужчина, и негромко загудели низкими встревоженными голосами. Короткий мимолётный взгляд по сторонам - и их болезненно-обострённое внимание переключилось с тропы на филармонию. Они разом развернулись все вместе к ярко освещённому нарядному входу в здание.
Там, на ступенях, в сверкающем снежном вихре толпились люди - праздничная толпа меломанов. Ниже, на большой ровной площадке перед зданием застыли легковые машины, окружив кольцом занесённый снегом фонтан. Особняком стояли две машины: милицейский Уазик и громоздкий унылый фургон спецмедслужбы. Возле этих двух машин тоже толпились люди.
Четверо мужчин неторопливым, сдержанным шагом двинулись к фургону, но не успели дойти, как взрычав, фургон сдвинулся с места. Насторожившись, они поддали шагу. Подобно хищным теням, мужчины вклинились в толпу зевак, где очень быстро узнали, что возле филармонии на проезжей части обнаружили труп молодого мужчины.
- Труп? - изумились все четверо. Они обескуражено переглянулись. Один из них под влиянием такой новости приложил руку к груди, обомлевшим взглядом окинув округу.
- Ну да, труп. - утвердительно закивали головами две женщины, возле которых они остановились.
По их словам, ну, прямо вот-вот совсем недавно здесь сбили молодого человека. Кто-то, говорят, даже видел, как это было, и позвонил в скорую и милицию. Судя по одежде, докладывали словоохотливые женщины, был этот человек приличный, не какой-нибудь бродяжка, горемыка бездомный или забулдыга-пьяница. Дорога на этом участке хорошая, машина шла на скорости, не ползла. Парень выскочил на шоссе неожиданно - вечно мы куда-нибудь спешим! Туда-то, на тот свет не хотим, ан вот! Всё произошло мгновенно, после такого удара не выживешь, его ещё, говорят, бросило под колеса встречной машины.
- Хм. - недоверчиво произнёс один из четырёх и зловеще прошептал, цедя слова, - Легко отделался.
- Странно. - тоже шёпотом отозвался темноглазый красавец с тонким нервным лицом, тревожно оглядываясь по сторонам.
- Этого не может быть. - резюмировал третий, плечистый мужчина с орлиным носом, и грозно оглядел своих людей. Заметив их растерянность, он повелительно цыкнул на них, - Н-н-ну! С чего это вы вдруг решили, что это он?
Но менее чем через пару минут обе легковые машины уже ехали. Они быстро нагнали фургон, и покатили вслед за ним. Вместе доехали до морга при четвёртой городской больнице. Мужчины проследили, как в снеговом вихре, высвеченном неярким фонарём, висящим над входной дверью, пронесли внутрь здания на носилках труп, прикрытый какой-то тканью, вроде истончившегося от старости шерстяного оделяла. Тонколицый нервный красавец специально вышел из машины и всё той же хищной тенью скользнул за медбратьями ближе к входу, чтобы лучше всё рассмотреть. Ботинки, рукав куртки, перчатка - это всё, что предстало его взору, помимо покрывала.
- Это он. - коротко бросил красавец, садясь в машину.
- Почему так решил? Уверен? - отрывисто и нетерпеливо спросил приятный, но недовольный начальственный голос.
- Да. Уверен. - явно бодрясь, ответил нервный красавец. - Определил по подковам на ботинках. Таких больше ни у кого нет. Только у наших ребят.
- К чёртовой матери! - прошипел начальственный голос. - Ботинки, подковки…. Этого не может быть! Ты чего-то недоглядел. Иди и убедись! Я не допущу, чтобы ему так легко всё сошло с рук! Этот гадёныш должен умереть медленной смертью, а не такой! Подарок судьбы, а не смерть!
- Но, шеф...
- Никаких “но”! - тот, кого назвали шефом, притянул за меховой воротник втиснувшегося в машину красавца лицом к своему лицу. - Банан, ты чего-то недоглядел. Повторяю, этого не может быть. Чтобы Саша Нежный, сорвавшись с поводка, попал под машину?! Даже пьяный в стельку он этого не сделает!
Шеф оттолкнул красавца, злобно нахмурившегося при обращении к нему кличкой “Банан”, отвернулся, с отвращением всматриваясь во тьму за окном машины, и уже другим, потерявшим экспрессию, голосом приказал:
- Вернись, зайди в помещение и загляни под это дурацкое одеяло.
- Но ведь лицо, бабки сказали ...
- Кроме лица есть и другие части тела. Иди. Рассмотри всё как следует. Удостоверься, чёрт тебя дери!
Томительно тянулись минуты, мела позёмка, подвывал ветер, усиливая тревогу и нагоняя тоску.
Вернулся красавец Банан. Нервно передернувшись, он доложил:
- Не знаю. Не понял. Покалечено не только лицо. Пусть ещё кто-нибудь сходит. Но всё сходится на том, что это он.
- Так... - голосом, не предвещающим ничего хорошего, проговорил шеф. - Его раздели? - нетерпеливо рявкнул он. - Ты видел его раздетым?
Нервы уязвимы не только у простых людей, но и вот у таких, гоняющихся за трупами, считающих их долю - тех, что стали трупами - завидной. Ты уже там, где никто тебя не достанет, ничем не навредит.
- Н-нет. - запнулся красавец. - Не видел. Его не раздевали. Там никого нет.
- Кретин! Никого нет, и ты не воспользовался таким случаем?! Возвращайся, раздень и посмотри. Или, если боишься, поторопи их там. Скажи, что ты предположительно родственник, надо удостовериться! Заплати!
Красавец побледнел. Пробурчал себе под нос: “Сам бы и пошёл, блевотина...” - слова, никем не услышанные, и поплёлся обратно.
- Эй! Банан! Руки-то ты его помнишь? - крикнул вслед водитель первой машины.
Банан медленно, словно нехотя, остановился, оглянулся.
- А! - безнадёжно махнул он рукой. Лицо исказилось брезгливой улыбкой - нет, никаких подробностей он не помнит: руки как руки - пять пальцев, ладонь, ничего особенного.
Вслед ему полетело цветистое выражение с пожеланием вспомнить и найти что-нибудь особенное, и, если не найти, то всё же любым способом обрести уверенность в конкретной идентификации трупа.
В коридоре морга движения Банана стали медлительными и осторожными. Он заглянул в покойницкую. Захватив в грудь как можно больше воздуха, как перед прыжком в воду, вошёл в просторную холодную комнату. Одеяло все ещё прикрывало труп. Он сбросил его с трупа. Из ворота куртки торчал сбившийся, испачканный кровью шарф. Дорогой английский шарф. На то, что было головой, он старался не смотреть. Банан протянул руку, расстегнул одну кнопку, другую, потянул молнию. Под распахнутой курткой увидел знакомый джемпер. Переступив с ноги на ногу, осторожно взялся за пальцы перчатки, потянул, но... перчатка не снималась. К горлу упорно подступала тошнота. Он постоял какое-то время в напряжённом раздумье, с отвращением искоса рассматривая труп.
- А! И так всё ясно! - он махнул рукой и решительно повернул к выходу.
***
Две легковые машины, взвизгнув тормозами, развернулись и, выехав за ворота, полетели по улицам города.
- И какому самонадеянному идиоту принадлежит идея вот так, с бухты-барахты, захватить и оставить этого дьявола на пустыре одного без присмотра?!
- Но ведь ты же сам хотел с ним разобраться! Ты сто раз повторял - ничего такого не предпринимать, только свести, пока он не понял, что мы уже знаем о пропаже всех денег! Мы и хотели свести!
- Чёрт вас... (тут пошли непечатные выражения)! Свести! Конечно, свести! Подстеречь, подловить и тонко, понимаете, тонко, свести! А вы что сделали?! (Опять пошли непечатные выражения) Вы его, так сказать, захватили. - с издёвкой в голосе говорил шеф. - И что из этого вышло?!
- Да он ведь уже рвал когти! У нас не было времени, он же...
- Когти рвал? На нём вот так и было написано: рву когти? Да? Да, спрашиваю?! А уж если захватили, так держите крепко! Зубами вцепитесь!
- Ёлки-палки! - вскипел широкоплечий мужчина с орлиным носом, сидевший рядом с водителем. - Да он же к дереву был прикован. Руки связали, знаешь как?! Рот заткнули!
- А не взять мы его не могли, - горячо заговорил Банан, - Всё случилось неожиданно. Он стоял у киоска, в переулке у филармонии, что-то покупал, ублюдок. Увидел нас и так... так сладенько гад улыбнулся, что... В общем, когда он попёр к машине, мы уже были наготове ... Так удачно его цапанули! Ха! Он же от нас не ждал такого. Думал, времечко не приспело. Сволочь, был уверен, что мы его не тронем, ничего ему не сделаем. Не посмеем! Шагу не шагнём!
- И вы... вы! Посмели! Шагнули! Умники! Какого чёрта поволокли на какой-то пустырь?!
- Там менты ошивались, не пихать же его при них в машину! Он бы рогом упёрся. А рядом такой шикарный пустырь, думали, пусть охладится, аккуратно так отвели, ввалили немножко! Прошло-то всего полчаса!
- На полчаса одного оставили на улице!
- Там же никто не ходит, а мы его...
- Что вы - его!
Спор, больше похожий на ругань, разрастался, пока один из мужчин, плечистый, резко не оборвал словесную баталию.
- Мужики, хватит! Развонялись, сил нет. Вопите, как бабы!
- А ты что предлагаешь?!
- Во всяком случае, не орать! Криком делу не поможешь. Мы хотели как лучше.
- А вышло как всегда!
- Да погоди ты! Если бы мы его сегодня не прихватили, он бы просто исчез, целый и невредимый и с кучей денег...
- Та-ак! А сейчас он что, не просто так исчез? Где куча денег?
После недолгого молчания, в течение которого у них сменилось настроение, первым заговорил широкоплечий.
- Чёрт! Если бы он был жив! Если бы этот труп не был его трупом!
- Что стоят все твои “если”. Хрен тебя... Мы потеряли! Мы столько потеряли! - с мукой в голосе отозвался шеф. - Ещё раз спрашиваю, этот труп - его труп? - с детской надеждой на отрицательный ответ, голосом, обманчиво просительным, переспросил он. - Банан?
- Да. - Хмуро, но твёрдо ответил Банан, мысленно, не стесняясь в выражениях, добавив: “Не веришь, падло, иди и сам копайся в останках!”
- Может, кто-нибудь помог ему сорваться? - тихо и неуверенно, так, ни для кого, проговорил водитель.
- Землю ройте, что хотите делайте, а найдите! Не сдох он, чует моё сердце! Не сдох. Не он это!
Подавшись вперёд, он процедил сквозь зубы:
- Ищите, черти. Хоть сожрите друг друга, иначе нам пропадать. Поняли?
- Что искать? Он же...
- Деньги! Хрены тупые! Деньги!
- Где?!
- А мне чихать, где, это теперь ваша задача, раскусить Сашины делишки...
- Да как же...
- Конечно! - брызгая слюной, зло, с издевательским сарказмом, воскликнул шеф. - Где вам до нашего Сашеньки. Это он сообразил, как увести все деньги, кроме ваших карманных. Вот оно, высшее образование, недоумки! Мамки, небось, всех вас заставляли учиться. Да где там, вы и без учёбы умные!
Отдышавшись, продолжил:
- И ещё вот что. Это важно... Не отворачиваться! - рявкнул он на Банана, посмевшего в такую минуту бросить взгляд в сторону от дающего наставления начальства, - Зарубите себе на носу. Никто, никто кроме нас, не должен знать о случившемся. Кому мы нужны без денег. Скажу ещё точнее: кому мы страшны без денег! Это одно. Второе. Узнают, как пить дать узнают, начнут без нас искать этого умника и деньги. И могут ведь обойти. Могут! На кону такой куш!
- Но ведь у нас...
- У нас есть дело, есть недвижимость!..
- Улетит ваша недвижимость к чертям собачьим! Перехватят, как учуют слабину! А уж торговый центр на Садовой…. Чёрт…. Всё! Считай, уплыл! Нам его не ухватить, если в течение двух недель не добудем деньги!
Шеф ругался, язвил; его братия хмуро, еле сдерживаясь, внимала бросаемым в их адрес эпитетам. Если бы не суровая действительность, заключающаяся в потере практически всего их бюджета, за такие слова они давно бы заставили навек замолчать хулителя, но куда уж тут им деваться! Может быть, они вместе с шефом заслужили ещё и не таких слов!
III.
Звонок в дверь, резкий и продолжительный, заставил Леру вздрогнуть и досадливо сморщиться. Она отложила авторучку в сторону, отодвинула от края стопку тетрадей и встала из-за письменного стола.
Геннадий вызывал в ней всё большее и большее раздражение. Вот и сегодня, прогулял где-то весь вечер, а теперь так нагло трезвонит! Наверняка без меры напился! А денег дома – еле-еле дожить по получки!
- Мерзкий алкоголик. - прошептала она, глубоко втянула в себя воздух и решительно направилась к входной двери.
Поворот замка, и дверь от мощного толчка извне словно сама собой ринулась на Леру. Лера едва успела увернуться, поспешно отступая назад, вглубь прихожей. За порогом, в темноте площадки, виновато улыбаясь и шмыгая сизым носом, высвеченным светом из прихожей, стоял Геночка и не двигался.
- Быстрее входи! Сейчас не лето! - раздражённо сказала Лера. Но так как Геночка мялся и не делал никаких попыток двигаться, голосом, превратившимся в лёд, она приказала:
- Входи, а то закрою!
Геннадий Львович переступил с ноги на ногу, вздохнул, за его плечом кто-то шевельнулся, и по полу площадки что-то металлически звякнуло. Лера перевела взгляд и задохнулась от возмущения. В полутьме площадки рядом с её Геночкой, чуть сзади него, держась за его руку, стоял устрашающего вида собутыльник. Под её взглядом он выдвинулся из-за плеча Геннадия Львовича. Опять что-то звякнуло. Ошеломлённо моргнув глазами, Лера прошептала, обращаясь к мужу:
- С ума сошёл.
Собутыльник, в отличие от её мужа, был раздет. Как её раздражали опустившиеся мужики! Пропить, проворонить одежду – это в такую-то погоду?! Слава Богу, её Геночка ещё не пал так низко! А этот раздетый тип ещё и побит – на посиневшем лице кровавились пренеприятные разводы. В довершение ужасного портрета – плюс к отвратительной окровавленной физиономии бритая почти под ноль массивная голова!
- Но... - после паузы прошептала осипшим голосом Лера, оцепенело взирая на костистый череп, покрытый максимум полутора-миллиметровой щетиной.
Не дождавшись от неё вразумительных слов, эти двое ввалились в ярко освещённую, сияющую чистотой маленькую прихожую. Но ноге у бритоголового, звякая при каждом шаге, болтались, волочась по полу, наручники.
- Лерочка, милая, дело жизни и смерти! - захлопнув за собой дверь, трагическим голосом зашептал Геннадий Львович, опасливо поводя головой назад, на закрытую дверь.
- Вон! - еле слышно, с трудом выговорила Лера, указав ослабевшей рукой на дверь. - Отведи этого... этого... в его дом! Немедленно отведи. Возьми для него какую-нибудь одежду и - вон!
- Лера! - умоляюще произнёс Геннадий Львович, - Это невозможно. И не кричи, пожалуйста, так громко!
- Я кричу? Из-за тебя у меня пропал голос! Как завтра я буду вести уроки? И ты ещё притаскиваешь в дом чёрт знает кого. Посмотри на это страшилище! Я что, должна радоваться таким вот твоим приятелям?!
- Лера, помолчи и выслушай меня, ради бога! - хриплым шёпотом воскликнул её незадачливый муж.
Бритоголовый отцепился от руки Геннадия Львовича и, опёршись спиной о стену прихожей, молча озирался в квартире. Он сунулся лицом в комнату, служащую то гостиной, то залом, где его взор приковал к себе диван, большой и маняще удобный. Диван, накрытый ковром, выглядел совершенно новым, потому что, несмотря на приличный возраст, никакие дети не прыгали с его спинки на мягкое сиденье, не устраивали на нём баталий, визжащих свалок, да и никакие существа породы кошачьих не точили свои страшные когти о его мягкие бока.
Красивая, холодная Лера рассвирепела. Как он смеет приводить в дом такого грязного, подозрительного и наглого типа; что означает эта железяка на его ноге? Он, Геночка, скоро допьётся до чёртиков! Геннадий Львович пытался отговориться, объяснить, но безуспешно.
- А если бы я приволокла в дом такого... такого... - она никак не могла найти подходящего определения.
- Заткни её! - вдруг негромко, но властно, рявкнул бритоголовый, уставившись на Леру злыми глазами.
Хозяева квартиры разом замолчали. Геннадий Львович быстрее пришёл в себя - свой шок он пережил на пустыре - и, воспользовавшись молчанием потрясённой и оскорблённой до глубины души супруги, пустился, было, в объяснения, но Лера не стала его слушать.
- Это, это что же такое? - прошептала она.
- Лерочка! - Геннадий Львович заюлил под её взглядом.
- Всё! К чёрту! Где тут у вас можно хотя бы присесть?
Бритоголового передёрнуло крупной дрожью, и он аккуратно сполз по стене вниз и уселся на полу, в очередной раз звякнув наручниками. Геннадий Львович сначала сунулся к нему, потом, заискивающе - к жене. Лера молча развернулась и покинула прихожую, хлопнув дверью, ведущей в маленькую комнату, служащую кабинетом и спальней.
Геннадий Львович обиделся и принялся, как мог, оказывать помощь бритоголовому. Он принёс инструменты. Вдвоём с бритоголовым они освободили его ногу от наручников, содрав на побагровевшей от холода и тесных наручников щиколотке кожу. После чего бритоголовый, не спрашивая разрешения, перебрался на поманивший его с самого первого взгляда диван, а Геннадий Львович ринулся в кухню на поиски аптечки.
Грохот, а вслед за этим звон разбиваемой посуды вырвал Леру из кабинета. Жизнь рушилась - вот что означал этот звон!
В кухне она застала плачевную картину, полностью соответствующую тому впечатлению, что создал в её воображении этот грохот и звон. Сидя на корточках, Гена собирал с пола дрожащими руками осколки красного стекла. Тут же валялись две жестяные коробки и, врассыпную со стеклом, их содержимое.
- Ну-с, а ваза-то зачем тебе понадобилась?
- Я искал марганцовку. - мрачным голосом произнёс Геннадий Львович, стараясь всеми силами скрыть неуправляемый испуг.
- И где же ты её искал?
- В юбилейной коробке из-под чая.
- Хорошо. А зачем? - сухо осведомилась Лера.
- Промыть рану на лице! - огрызнулся Геннадий Львович, чувствуя одновременно за собой вину за погром и свою правоту. Резная ваза из чешского стекла была всеобщей любимицей, но и помочь попавшему в беду живому существу, рану промыть, обеззаразить - священный долг нормального человека.
Всегда сдержанную Леру опять прорвало. Справедливости ради надо отметить, что она не брала верх громким голосом. Само построение негодующих, изобличительных фраз убивало любое возражение, любые аргументы против. Смысл её речи сводился к одному - к заразе зараза не пристает, а уж если взялся, быстрее промывай этому мерзкому грязному мужику его не менее мерзкую рану и выдворяй его из дома.
Как ей стало плохо! Чужой, подозрительный человек в доме, одно присутствие которого лишает дом уюта и защищённости, а сколько от него грязи?! И где только Генка подцепил этого окольцованного по ноге монстра?! Он же кровью перепачкает их последние приличные вещи, а ещё хуже, вдруг с ним случится что-нибудь ... непредвиденное?
Она предложила мужу, как промоет рану, надеть на этого типа старую зимнюю куртку. Куртка ему вполне подойдёт, а Геночке уже ни к чему.
- На животе не сойдется! - язвительно уточнила Лера. - Залепляй ему рану и - вон!
- Нет! - в отчаянии прошептал Геннадий Львович, пугливо оглянувшись в сторону занавешенного окна. - Это невозможно.
- Почему? - возмутилась Лера.
- Нас убьют.
- Что?!
- Убьют. Вот что! Лерка, это не шутка, говорю тебе! - зашептал Геннадий Львович, приблизив свое лицо к лицу жены. Она сморщилась, уловив запах едкого перегара, и отвернула лицо в сторону.
Едва не уткнувшись ей губами в ухо, он сбивчиво, но толково обрисовал ситуацию.
- Так это бандит. - ровным голосом, словно соглашаясь с чем-то, может быть со своими неясными ощущениями от увиденного, прошептала Лера.
- Ну, нет. Ну что ты! Нет же!
- Генка, ты дурак! - рассердилась Лера. - Почему нет? Ты только пошевели хоть чуть-чуть мозгами, горе ты моё, господи!
- Лерочка, он не бандит, он наверняка из этих, их новых русских. Из воротил, ну, не из самых таких..., но всё-таки! Может, они не поделили что-нибудь... Да, он из крутых. - убеждённо произнёс Геннадий Львович. Он нервно пожал плечами и всё так же шёпотом повторил. - Он крутой. Я думаю, что так.
- Милый мой! Крутой, бандит, новый русский - это одно и то же. Недотёпа, зачем ты его притащил сюда? Делай что хочешь, но у нас дома он не должен оставаться.
- Лерочка, ну не надо так давить на меня. Ничего уже не переделаешь. Хочешь, тресни меня, а? Но мы влипли, тем более, если ты считаешь, что это бандит...
- Новый русский не лучше. - вставила Лера.
- И теперь нам надо думать, как вывернуться, чтобы никто ничего не узнал. Да и не могу я не помочь попавшему в беду человеку! К тому же он сказал, что заплатит!
- Так вот ты на что клюнул!
- Ни на что я не клевал. Он вцепился в меня как клещ!
- Учти, Генка, не нужны мне его деньги! Мне нужна моя и без того не очень сладкая жизнь!
- Бесплатно с ним будешь возиться?
- Я вообще не буду с ним возиться - ни платно, ни бесплатно!
Она оттолкнула мужа и развернулась, чтобы уйти. Геннадий Львович схватил её за руку.
- Но, Лера! - с неприятными плаксивыми интонациями затянул Геннадий Львович. - Ты же добрый, жалостливый человек. Тебя все собаки в округе знают и любят. И даже кошки!
- О! Спасибо! И даже кошки! Но заметь - на улице, а не дома. Уличные звери, понятно? Но этот твой тип не собака и не кошка. Это безжалостный, беспринципный хищник! Наверняка из тех, кто с удовольствием давит машиной и кошек и собак!
- Ну, у тебя и фантазия! Ты ведь его совершенно не знаешь!
- И знать не хочу. Но ты тоже не знаешь его! Или, - она сощурила на мужа глаза, - ты его всё-таки знаешь, мой дорогой?
IY.
Спустя полчаса коварная судьба вновь вытолкала Геннадия Львовича в ночь, в метель и холод. Но теперь его окружали не просто ночь, не просто метель и холод. Его окружал грозный, смертельно опасный мир, где за каждым поворотом, в каждом тёмном углу таилась внезапность, резкая как удар грома и жуткая до падения сердца куда-то вниз по онемевшему телу, по вскипевшим кровью венам.
И как гвоздь засела в мозгу поговорка “взялся за гуж, не говори, что не дюж”. Этот девиз и явился причиной ночного пугливо-крадущегося бега, ибо дома из лекарственных средств, кроме марганцовки и аспирина, а из еды - картошки, лука, моркови и хлеба, ну, ещё варенья, специй, вроде лаврового листа и чёрного перца горошком, ничего не было. “Ах, да, - мрачно вставил в бег своих мыслей Геннадий Львович, - есть ещё растительное масло, треть бутылки, и чай, очень хороший чай в шикарной жестяной коробке - его подарила тёща с явным намёком на необходимость трезвого образа жизни зятя”.
Бритоголовый же не собирался пускать дело на самотёк и в чём бы то ни было обделять себя. Ни по части лечения, ни по части питания. Хозяев квартиры он, судя по всему, обирать не собирался, да и что с них возьмёшь?
- Деньги тут. - он глянул на Геннадия Львовича и хлопнул себя по бедру.
Но тут же словно выключился. Голова его мягко свесилась на грудь, и он замер, привалившись к спинке дивана. Геннадий Львович постоял над ним, почесал в затылке и вытащил из домашнего тайничка все их деньги.
- Ладно. - вздохнул он, прикидывая, - на антибиотики и двести граммов колбасы и двести граммов масла этих денег хватит, а завтра видно будет.
Расстроенная жена Геннадия Львовича закрылась в кухне и затаилась там, злясь и испытывая, кроме этой злости, адскую смесь чувства опасности, неустроенности и потерянности. Как ей было жалко их последние деньги и вдвойне жалко себя за это горевание о деньгах. Но изнывать от тягучести времени, пока Геночка бегает, а она отсиживается в собственном доме, как в какой-нибудь засаде на опасном рубеже, Лере не пришлось.
Минут через пять после ухода мужа она вздрогнула от неожиданности, сердце упало куда-то вниз, когда из комнаты, оккупированной бритоголовым бандитом, донёсся до неё властный призыв, произнесённый низким с хрипотцой голосом:
- Эй! Хозяйка!
Лера подскочила с табурета, постояла у стеклянной двери в кухню. Мотнула сердито головой и прошла в комнату. Бритоголовый сидел скрючившись вперёд, нависая над полом. Рука зажимала левую половину лица. Через пальцы и сложенный квадратик бинта по кисти текла кровь.
- Кровь пошла сильней. Испачкаю всё. - буркнул бритоголовый, - Принеси какую-нибудь тряпку покрупнее.
Обозлённая Лера вся напряглась от вида крови и, главное, от обращения к ней по-хозяйски на ты. Но трезвый взгляд на жизнь, бережливое отношение к своему имуществу: ковру и ковровой дорожке на полу, которые этот тип мог испоганить кровью, умерили её гнев. Но не смягчили. Она в считанные секунды развела водой марганцовку, которую так разрушительно и безуспешно искал её муж, схватила аптечную коробку и ринулась обратно в комнату. Несмотря на брезгливость, близкую к омерзению, она сама промыла бритоголовому рану, тянущуюся над бровью от виска вверх по лбу на череп. Мимоходом смахнула ватой струйку крови, подтекающую из носа.
- Края раны, мне кажется, надо бы чем-нибудь стянуть. - сухо произнесла Лера. Хотя, если бы такая рана красовалась на Генкином лбу или лбу какого-нибудь другого человека, но не этого, ей бы наверняка стало плохо, не до сухости в голосе.
- Стягивай.
- Придёт муж, поможет, а пока вот вам тампон. Держите его здесь.
Она сунула в руку бритоголовому скомпонованный в солидный ком остаток старого бинта с ватой внутри, смоченный йодом. И этой, неожиданно для такого типа холёной, сухощавой рукой с ободранным запястьем ткнула комом в нижний край раны, перекрывая путь струйке крови, текущей в глаз и по щеке к подбородку, откуда капли устремлялись вниз на ковровую дорожку и диванный ковёр.
Получив эту вторую помощь, бритоголовый заметно расслабился; он откинулся назад, устраиваясь полулёжа-полусидя на любимом Лерочкином диване, мельком скользнул сонным взором по её лицу и полузакрыл глаза. Что-то неуловимое в этот момент заставило Леру смягчиться, но тут у этого бандита чуть приоткрылся рот, может быть от слабости, нижняя губа слегка отвисла, брови сдвинулись в напряжении, и она опять ожесточилась, вспыхнув краской досады и стыда. Её до глубины души возмутило это новое выражение лица бритоголового: по-детски беспомощное и страдальческое. Как он может! Почему и за что ей жалеть этого бандита, из-за которого они с Генкой могут погибнуть и, может быть, кто-то уже погиб? Ишь, дура жалостливая, поддалась Генкиным призывам! Вздумала вдруг пожалеть его! Этого заевшегося “нового”, на которого её муж тратит их последние деньги!
***
Когда запыхавшийся, сизоносый, продрогший и потный от волнений и бега Геннадий Львович вернулся домой, дурное состояние души Леры достигло неимоверно глубоких чёрных глубин. Отправив мужа на кухню заниматься приготовлением чего-нибудь съестного, она вытряхнула аптечные приобретения на стул возле дивана. Прикинула, что начать придётся с зашивания раны, что справится она с этим и без Геночки, без его, хотя бы и моральной, поддержки. Она принесла шёлковые нитки и, сурово поджав губы, принялась за дело, ни разу ею не деланное за всю её жизнь. Только из книг да из фильмов черпала её память какую-то приблизительную информацию. Действовала Лера совершенно безжалостно, а потому и бесстрашно, что дало при её ловкости и быстром аналитическом уме свои поразительно положительные результаты. Её работе могла позавидовать квалифицированная медсестра или фельдшер!
Бритоголовый за всё время зашивания раны ни разу не дёрнулся под её руками. Молча терпел, вцепившись пальцами в край дивана, голову держал крепко, так крепко, что у Леры даже мелькнула мысль о бесчувственности её пациента.
Из кухни что-то прокричал Геннадий Львович.
- Что? - откликнулась Лера.
Она распрямилась и вдруг как-то по-новому взглянула на комнату. Ярко сияла люстра, отражаясь в полированной мебели и хрустальных фужерах в глубине серванта - в остатках былой состоятельной жизни. Но... будто не только сама Лера, но и вся квартира со своим содержимым чувствовала себя “не в своей тарелке”. Лера встрепенулась, тревожно осмотрела диван, пол, себя - нет ли на всём этом чего-нибудь неприятного, вроде кровавых пятен.
Их нежеланный квартирант от еды отказался.
- Говнюк. - глядя в глаза Геннадию Львовичу, еле слышно процедила Лера.
- Почему?! - возмутился он.
Супруги стояли в дверях комнаты, ощетинившись друг на друга.
- Не ты. - раздражённо ответила жена. - Говнюк твой собутыльник.
- Да не собутыльник он мне!
- Не важно! Мы истратили на него всё. Всё! Даже те деньги, что дали твои родители!
“Говнюк” выпил стакан чая и проглотил пару таблеток аспирина – от возможной простуды, как он доложил им. Антибиотики презрел: вот если у него проявится что-нибудь такое, то тогда!.. В комнате установилась тишина, лишь вой ветра в форточке в какую-то щель. Хозяева квартиры хмуро переглянулись. Мужчина прикрыл глаза и явно начал засыпать, полулёжа на диване. Геннадий Львович кашлянул. Бритоголовый встрепенулся, чуть приподнялся одним боком над диваном, упёршись в его сиденье левым локтем. Правой рукой полез в задний карман брюк.
- Деньги, - полусонным глухим голосом произнёс он. - Они тут. Эта мразь... ха!.. он не нашёл их.
Бритоголовый вытянул из-под себя руку, и на пол упала толстая пачка денежных купюр. Сложенные пополам деньги развернулись, так как при таком их количестве только либо карман, либо кошелёк, либо рука могли удержать их в свёрнутом состоянии.
- Если этих будет мало, потом доплачу, деньги у меня есть...
Он сонно захлопал веками, рука, упиравшаяся локтем в диван, мягко подломилась, и бритоголовый с блаженным видом улегся на их диване, свесив ноги и одну руку вниз.
Супруги перевели застывшие взгляды с рассыпавшихся денежных купюр на сонного мужчину, потом обратно на деньги.
- Укладывай его сам. - сдержанно-холодным голосом сказала Лера. - Этих денег при нашем образе жизни хватило бы на год.
Она склонила голову вбок, оценивающим взором рассматривая пятисотенные, тысячные и пятитысячные бумажки - меньшего достоинства купюры не просматривались среди рассыпавшихся на полу.
- Или на два. - медленно произнесла она и повернулась к выходу из комнаты.
- Лера, ты куда? Что я с ним буду делать? - испуганно зашептал Геннадий Львович, косясь на диван.
- Ничего особенного тебе делать не надо. Собери с пола деньги и спускай его вниз.
- Что?
- Усади на полу, а я постелю какое-нибудь старенькое постельное бельё. Раздевать и укладывать его будешь сам.
- Да-да! - вдруг глухим голосом заговорил бритоголовый и тяжело оттолкнувшись локтем, медленно сел на диване.
Геннадий Львович осуждающе загримасничал, всем своим видом призывая жену быть осторожнее, сдерживаться и в словах, и в эмоциях.
- Ну и что?! - громко вслух возмутилась Лера.
Геннадий Львович в ответ шлёпнул досадливо руками по бёдрам.
- Ну, Лерка!
Окинув друг друга испепеляющими взорами, не сговариваясь, они дружно собрали с пола деньги и так же дружно, подхватив бритоголового за подмышки, спустили его на пол, где тот, судорожно зевнув, попытался улечься на полу. Геннадий Львович придержал его в сидячем положении и держал так всё время, пока Лера хмуро стелила постель.
- Мне ещё кучу тетрадей проверять! - вдруг, едва не заплакав, воскликнула она.
Геннадий Львович вскинул на неё виноватые глаза. Он потянул бритоголового, поднимая с пола. Но тот уже здорово отяжелел, и со своей стороны не предпринимал никаких усилий, полностью расслабившись.
- Лер! - с нервозными интонациями в голосе призвал жену Геннадий Львович. - Помоги! Я его не подниму!
У Леры дрогнули губы, тонкие красивые брови вскинулись вверх в наигранном недоумении; она резко склонилась к уху бритоголового и громко приказала:
- Эй, вы! Молодой человек, перебирайтесь на диван. Постель готова.
Бритоголовый вздрогнул, но, видно, сразу уяснил, в чём дело. Опёршись спиной о нижнюю часть дивана, он очень квалифицированно, ползучим движением, перебрался с пола на диван. Лера распрямилась, торжествующе усмехнулась и характерно повела головой, искоса глянув на насупившегося мужа - вот так-то!
Без всякой помощи бритоголовый - вот этого они не ожидали! - принялся стягивать с себя рубашку; аккуратно сложил её, подержал в раздумье - куда бы её пристроить? - и повесил на боковую спинку дивана; столь же аккуратно поступил он и с брюками. А вот носки бросил на пол. Они мокро съёжились в бесформенную кучку.
Скептический и неприязненный взгляд Леры отметил неестественно яркую красноту ступней с царапинами и синяками на щиколотке правой ноги. Холодно прикинула шансы на простуду. Решила, что такие экземпляры рода человеческого не простужаются.
- О-о-о! - вдруг загудел Геннадий Львович. Лера недоумённо глянула на него. Тот во все глаза рассматривал открывшуюся его взору фигуру бритоголового. Уловив её движение, он смущённо прыснул на неё каким-то шкодливым взором.
- А ты ожидал чего-то другого? - слабо сдерживаемое раздражение легкой гримасой ехидства исказило классически правильные черты холодно красивого лица Леры. - Крутые следят за своей фигурой, не то, что мягкотелые бывшие интеллигенты. Ты и об этом не знал? - Её губы скривились язвительной насмешкой, чего Геннадий Львович совершенно не выносил. Но ... он лишь возмущённо фыркнул и ничем ей не ответил, молча демонстративно накрыл сладостно растянувшегося бритоголового одеялом, скрыв таким образом от взора жены его мускульные красоты, совершенно не угадываемые до этого под рубашкой, и столь обидно рельефные и контрастные по сравнению с обмякшей фигурой самого Геннадия Львовича.
- Надеюсь, алкоголики не поддаются простуде. Ты видел, какие у него красные ступни?
- Он, может, не алкоголик.
- Наверняка прилично выпивает. Эти крутые...
Геннадий Львович томился, но тут бритоголовый потянул воздух ртом и носом и мощно всхрапнул. Лера вздрогнула. Лицо её скривилось, будто её внезапно охватил приступ тошноты, нос сморщился, сквозь стиснутые губы прорвался тихий мучительный стон. Она пулей вылетела из этой, ставшей чужой, комнаты.
Геннадий Львович радостно с облегчением ухмыльнулся. Молодец этот крутой! Хотя, мог бы ещё и чихнуть с мокротой, тогда бы его красавица-жена напрочь забыла бы о, скажем так, не спортивности своего мужа.
Y.
Ночь превратилась в ночь кошмаров. А ведь сон должен приносить облегчение! Но сна не было. Да и откуда бы ему взяться?! Несчастную Леру одолевали разного рода мрачные мысли; она то вертелась с боку на бок, то замирала, погружаясь в безысходные глубины отвратительного настроения. И, конечно же, в результате у неё заныл желудок и разболелась голова. Эта немыслимая пачка денег, собственное безденежье, присутствие чужого, жуткого и неприятного мужчины за стеной не давали покоя. А когда Лера, наконец, начинала погружаться в состояние, близкое ко сну, обязательно раздавался какой-нибудь шум: громкий или осторожно тихий.
Приютившийся у них бандит за ночь вставал раз пять-шесть. Первый раз вскочил минут через двадцать после того, как Лера в гневе покинула свою некогда любимую гостиную. Бритоголового тошнило, и Геннадий Львович проводил его в туалет. Видно, удар палкой по голове был отменно крепким и не исключено, что этот тип заработал себе сотрясение мозга. Час от часу не легче!
Лера ни разу не встала с постели, бегал и суетился Геннадий Львович, пестуясь со своей находкой. Однако, устала она от всего этого не меньше. Каждый раз, как её Геночка вскакивал, перелезал через неё со своей половины, а затем возвращался, в ней начинало биться яростное желание выгнать крутого. Как можно скорее избавиться от него, очистить - не больше и не меньше! - их квартиру от этой нечисти. Вернуть ей то замечательное состояние надёжности и уюта, что царили при их, пусть нищей, но ровной и относительно спокойной жизни. Да! Звучало рефреном - выгнать, очистить, вернуть!
После третьего ночного бега Геннадия Львовича, когда он перебирался через неё, она прогнала его в гостиную – путь там караулит своего пациента! Но это мало помогло - в страстное желание выгнать этого типа, неприятно тревожащим образом вклинивались мысли мерзкого сожаления о пачке денег, которую она гордо и презрительно сунет в руки бритоголовому. Забирай свои деньги и будь таков! Мы тебе, чем сумели – помогли, отсчитай нам только за истраченное. А, может, и этих денег брать не надо?
- Да ладно тебе, - захрипит бритоголовый, - плачу и за помощь, и за беготню, и за ночёвку...
И сколько же ночей он ещё у них проторчит?!
- Не надо. - холодно ответит Лера или Генка. Они ему объяснят, что они люди нормальные, не какие-то там хапуги, у которых всё основано на купле-продаже, у которых один девиз - бесплатным бывает лишь сыр в мышеловке!
***
Когда под утро Геннадий Львович вернулся в спальню, он чувствовал себя несчастным почти так же, как его жена. Да, семейную чету Волковых охватило унылое душевное опустошение. Геннадий Львович поддался чувству сомнения в правильности своего поведения. Он устал. А тут ещё Лера, когда, наконец, настало время вставать, непривычно ласково и нежно ткнулась лицом ему в плечо и требовательно зашептала:
- Геночка, миленький, будь так добр, постарайся спровадить этого... этого типа до обеда, хорошо?
- Мне к девяти на работу, - быстро ответил Геннадий Львович и подался к стене.
- У тебя же куча отгулов! Позвони своему Игорю Васильевичу и отпросись!
Геннадий Львович не устоял, ибо чувствовал за собой вину - он привёл этого человека в дом! Тяжкий вздох сотряс всё его тело - он, он привёл! Вот идиот. Понятно, почему Лера так ласкова, но как же всё-таки приятно ощущать эти её нежные прикосновения!
***
С пустым желудком и лёгким сердцем Валерия убежала на работу, в омут школьных страстей. Что там еда! О чём горевать, если к её возвращению её дом, её крепость, чуть было не пошатнувшаяся, опять станет её крепостью! Она свято уверилась, что Геночка уведёт непрошеного гостя из их дома. Что может воспрепятствовать этому?! Абсолютно никаких причин, никаких преград!
Ах! Сумрачный день, снег, продолжающий сыпать с небес, непроходимые сугробы (дворники едва-едва расчистили самую малую часть дорожек, тут же покрываемых новым слоем снега), позёмка, бестолковые громогласные ученики - ничто не омрачало настроения Леры.
В середине дня в возбуждённо радужном настроении - призадуматься бы ей о ненормальности такого наплыва чересчур радостных чувств! - Лера выпорхнула из троллейбуса на своей остановке. Какой-то старичок едва успел отвесить ей комплимент, как она уже летела по узкой протоптанной тропинке через скверик, откуда до дома рукой подать. Осталось лишь перебежать тихую автомобильную дорогу, и вот он - дом! Визг тормозов, испуганный вопль - как резанули они по нервам! Лера резко сбавила ход. Гражданин преклонного возраста едва не угодил под машину - здесь, где почти нет движения! Водителю пришлось сделать крутой вираж в придорожный сугроб. На другой от Леры стороне дороги остановилась соседка Анна Михайловна, пенсионерка. Она ухватилась рукой за сердце и охала. При её дородности и дорогой одежде выглядела она потрясающе трагикомично. Это она издала такой пронзительный вопль!
Проводив взглядом замельтешившего старичка до безопасного места, Лера аккуратно перешла через дорогу. Машина, напряжённо гудя, выворачивалась из сугроба на расчищенную часть дороги. Анна Михайловна продолжала охать. Обычно сочно-цветущее лицо её приобрело серо-зелёный оттенок, и вид она имела столь несчастный, что Лера, поздоровавшись, непроизвольно остановилась рядом. Едва она поприветствовала Анну Михайловну, как та ещё пуще заохала, да ещё и запричитала, почти застонала, жалуясь на выпавшее на её долю потрясение. Лера удивилась, озадаченная реакцией пожилой женщины, столь неадекватной последствиям, и стала утешать её.
- Конечно, могло бы закончиться не так хорошо, но ведь всё обошлось! Да и ведь на такой дороге ничего серьёзного просто не может произойти. Анна Михайловна, что же вы так разволновались, да такие ситуации сплошь и рядом возникают. Просто нам самим надо быть внимательными.
- Лерочка, вы не понимаете! - Анна Михайловна достала носовой платок, промокнула им лоб и высморкалась. - Я вчера такое, такое видела! Вы сегодня выглядите просто прекрасно. - без какой бы то ни было паузы, мимоходом, она сделала Лере комплимент и вновь сокрушённо заохала.
Лера занервничала, она попала в капкан! От Анны Михайловны так просто не уйти. А та всё никак не могла перейти к сути взволновавшего её происшествия. Бессвязные слова, среди которых промелькнули такие, как смерть, кровь, волосы дыбом, с трудом пробивались к сути, они практически не давали никакой информации. Наконец, Анна Михайловна продышалась и смогла приступить к почти связному изложению выпавших на её долю ужасов.
- Ах, боже мой, Лерочка, если бы не вчерашний кошмар, я бы так не испугалась. Такой страх обуял, опять кровь и ..., и ...кошмар, такой кошмар!
- Да вы успокойтесь, Анна Михайловна. Видели, как кого-то сбило машиной, да? - вежливо и участливо спросила Лера.
- Вот здесь, недалеко. Во-о-он там! - Анна Михайловна махнула рукой в сторону филармонии. - Погода вчера была, сами помните, метельная, хуже, чем сегодня. Но мы с Марьей Капитоновной всё равно вечером пошли погулять. Уж лучше бы сидели дома! Метелица такая, сугробы намело - не пройдёшь. А где и наоборот - всё ветром сдуло, того и гляди поскользнёшься. И надо же было такому случиться прямо у нас на глазах!
Анна Михайловна ещё поохала. Лера ждала, переминаясь с ноги на ногу, но молчала, чтобы не разохотить пенсионерку на более пространное повествование.
- Он, наверное, очень спешил. Мужчина какой-то. - пояснила Анна Михайловна, - дорогу переходил быстро так, да ещё ветер в спину. Его прямо понесло. Такой очень прилично одетый мужчина. Марья Капитоновна, правда, уверяла меня, что он похож на какого-то там то ли грузчика, то ли просто алкаша, фамилию даже его назвала. Господи, сколько же сейчас развелось всяких опустившихся бедолаг! Но она ошиблась. Да, ошиблась. - уйдя в себя и что-то там восстанавливая в памяти, повторила Анна Михайловна. - Сама потом всё крестилась, что зря нехорошее подумала на человека. Такая на нём была шикарная куртка, ботинки дорогущие, ох! Ноги так раскинул! Шапка норковая... а может соболья? - она вопросительно поглядела на Леру, - В стороне валялась. Вот только брюки, - Анна Михайловна неодобрительно поджала губы, - может, они испачкались? - и её глаза опять затуманились вопросом.
Лера с тоской посматривала по сторонам, размышляя о способах побега, как вдруг её словно что-то пронзило, и она с внезапно вспыхнувшим интересом стала слушать Анну Михайловну. Анна Михайловна живописала ужасную кончину мужчины, происшедшую прямо у них на глазах во всей её кошмарной реальности. От лица мало что осталось, так что они никак не смогли бы узнать, был ли тот мужчина похож на знакомого Марьи Капитоновны, да и не до того им было. Самих впору на скорой отправить в больницу с сердечным приступом.
Степенность по боку! Вихрем взлетев, будто мгновенно вознесясь на свой четвёртый этаж, Лера с силой надавила на кнопку звонка. В ответ там, за дверью, раздался пронзительный звук, удовлетворивший её, но... никто не спешил открывать ей дверь. Нахмурившись, она опять затрезвонила. Во время этого, второго, звонка дверь резко открылась.
- Потише нельзя? Трезвонишь как ненормальная!
- Ты что, спал? - не обидевшись на “ненормальную” спросила Лера, стремительно входя в прихожую.
- Нет.
- Ты недоволен. И вид твоего недовольства сонный!
- А я не спал! Мне некогда было спать!
- Что ты так злишься? Кричишь! Ну не злись. Спровадил этого типа? Да? - Лера бросила на полку перчатки, сняла шапку, полетевшую вслед за перчатками, пальцы принялись расстегивать пуговицы пальто, одновременно она попеременно задрыгала ногами, скидывая с них сапожки. - Конечно, я понимаю, выпереть такого типа нелёгкая работа, но не портить же и себе и мне из-за этого настроение!
- Лерка, ты можешь помолчать, а? Почему это ты решила, что я его спровадил? По-твоему, я мог вытолкать за дверь человека с сотрясением мозга? Которого вчера взялся спасать?
- Что? Ты хочешь сказать... - она втянула в себя воздух, вперив недоверчивый взгляд в глаза мужа, нервно заморгавшие от напряжения.
- И потом, он же скрывается у нас. - жалостливым голосом заговорил Геннадий Львович, - Ты хочешь, чтобы его обнаружили и прикончили и его самого и его укрывателей?
- Демагог хренов. - выругалась Лера, - Значит, он всё ещё у нас дома?
- Естественно. - стараясь сохранить уверенность в голосе, ответил Геннадий Львович.
- Та-а-ак... - протянула Лера, но не очень расстроено. Видно было, что её занимает какая-то мысль, что есть у неё в запасе что-то ещё.
Пока она не начала на него новую словесную атаку, Геннадий Львович горячо заговорил:
- Мы тоже в опасности, как ты не понимаешь! Ведь я, как человек порядочный, пошёл бы его провожать. Тогда всё, нам не жить! Меня бы увидели с ним!
- Перестань пороть чепуху! Ты специально усугубляешь ситуацию.
- Лерка!
- Мир полон чудес. - взор Леры затуманился. - А! Вот каких только! - махнув рукой, с горечью выдохнула она. Глаза её заблестели влагой, но она сдержалась. Обошла Геннадия Львовича и молча направилась в маленькую комнату.
Геннадий Львович хмуро мотнул головой и поплёлся следом за ней. В комнате он попытался объясниться.
- Лерочка, пойми меня правильно. Мне самому вся эта чехарда - вот где! - и он эффектно махнул ребром ладони возле своего горла. - Но я не смог сегодня утром даже поставить его на ноги!
- Он всю ночь шастал. - бесстрастно произнесла Лера.
- Ночью шастал, а как ты ушла ни разу не встал. Честное слово, я его пытался поднять. Он уже сел на диване, а потом... р-раз и повалился обратно! Говорит, что тошнит и страшно болит голова. Ну что я, изверг что ли! Его бы в больницу, но он говорит, ни в коем случае.
Лера поглядела на мужа таким нелюбимым им отрешённым взглядом и без интонаций повторила:
- Мир полон чудес.
- Ну, тебя, Лерка! Перестань! И без того на душе муторно! - с досадой воскликнул Геннадий Львович.
- Но только не мой мир. - уточнила Лера, не обращая внимания на мужа, - Мой мир - сплошные беды и неурядицы.
- Ну вот, пошла патетика!
- Ладно, - коротко вздохнув, ровным голосом, произнесла Лера, - Смиримся с неизбежным. Но! - глаза её сверкнули на мужа, - Ненадолго. Ты не помнишь, где у нас медицинская энциклопедия? Надеюсь, набор болезней у него сохранится в уже обнаруженном варианте: сотрясение, синяки и этот шов с пластырем на мор…, а, ладно, на лице. Предлагаю, нет, настоятельно рекомендую, даже требую, приложить все усилия, чтобы как можно скорее поставить твоего протеже на ноги.
- Не клей ярлыки! Он не мой протеже!
- Не заводись. Ты его приволок, значит - твой протеже, и покончим с этим. Надо же мне его как-то звать! Ты ведь, поди, и имени его не знаешь?
- Не знаю! Ну, не знаю! И что из этого?! - всё ещё кипятясь, в сердцах возопил Геннадий Львович.
YI.
- Скажи ему об этом мужике, что вчера погиб на дороге у филармонии. Скажи обязательно.
Геннадий Львович нервно дрогнул и в замешательстве с раздражением воззрился на жену.
- Зачем? Чтобы показать, что справедливость восторжествовала? А может, эта одежда принадлежала самому этому... погибшему человеку? Или он украл её у какого-нибудь другого человека!
- Бред!
- Почему же бред?!
- Потому что здесь чересчур много совпадений. Тогда не исключено, что в тот вечер там, у филармонии, были люди, которые вернулись за твоим протеже...
- Опять протеже!
- Генка! Мы договорились уже об этом!
- Это ты договорилась. - огрызнулся он.
- Да перестанешь ты или нет мешать мне говорить! Ведь он боялся чьего-то возвращения! Говорю с твоих слов. Значит, эти некто там были. А по словам Анны Михайловны, лицо у ... у того мужчины было, так сказать, изуродовано до неузнаваемости. Понимаешь, к чему я веду?
- Ну, догадываюсь. - нехотя ответил Геннадий Львович.
Он страшно не любил логические рассуждения своей жены, часто оказывающиеся верными. Главное, не любил за то, что всякий раз по прошествии очень короткого промежутка времени удивлялся, почему сам до этого не додумался. Сейчас он молчал, ждал, чем она завершит свою речь.
- Значит, проще разговаривать. Может быть, я ошибаюсь, но, понимаешь, не исключено, что наблюдатели, если таковые были, а это допустимо процентов на девяносто...
Геннадий Львович тяжко вздохнул.
- ...не найдя его на пустыре, ринулись на поиск, а тут это происшествие на дороге, толпа людей у филармонии и всё такое. Почему бы им не принять того, погибшего человека, за этого, которого ты притащил домой? В таком случае они считают его мёртвым. И ты, - торжественно произнесла Лера, - можешь смело его выпроводить из дома!
- Лера. - официальным голосом ответно обратился к ней Геннадий Львович, хотя всё в нём задрожало от радости, ибо он остро почувствовал, что логика жены в данном случае однобока и его критики не выдержит.
- Во-первых, я его не выставил чисто из-за его физического состояния.
- Он блефует!
- Во-вторых, твои гипотетические наблюдатели могли проследить за перемещениями, ну... за приключениями данного... э-э-э... трупа и...
- Стоп. Могли, не спорю, но что они увидели? Ничего! И ещё, дорогой мой, предполагаю из твоего рассказа и из сомнений Марьи Капитоновны, что того погибшего человека вряд ли кто хватится. Это бомж.
Они ещё какое-то время всласть поиграли в догадки, отстаивая каждый своё.
- Всё правильно. - закивал головой загнанный в угол рассуждениями жены муж. Лера облегченно перевела дух: ну вот, наконец-то он понял, что бритоголового не только можно, но и нужно выставить из дома как можно скорее!
- Но, Лерочка, - мягко произнёс он, - Из всего сказанного следует только одно.
- Да! - улыбнулась она.
- Ему ни в коем случае нельзя носа из дома высовывать!
- Но!..
- Подумай сама. Они увидели труп. Решили, что это он. И вдруг встречают его на улице? Должно пройти время, чтобы окончательно уверить их в гибели этого парня. Может, они сомневаются в его смерти. А тут мы его выставим, и вдруг так получится, что его увидят какие-нибудь знакомые, заодно и меня увидят, если придётся его провожать, а ведь придётся, тогда уж и нам несдобровать, как укрывателям.
- Ну что ты разыгрываешь какие-то детективные ходы! Оденется в твои тряпки, нахлобучит шапку поглубже, никто его не узнает. И присматриваться не будут! Не жди! Если их донесло до морга, хотя и это уже целый детектив, правда, очень даже допустимый, они наверняка приняли тот труп за труп своего дружка. Ведь у него же нет никаких примет, кроме бритой головы и накаченных мышц!
- Этого достаточно.
- Чего достаточно?
- Чего, чего! Того, чтобы тот труп не принять за труп этого парня!
- Ну, конечно! Думаешь, у того бомжа не было мышц? Грузчик с товарной станции тоже может иметь неплохие мускулы и ... и такую экономичную причёску!
- Почему грузчик?
- Ну, может быть, и не грузчик, но, во всяком случае, не обессиленный бомжик попался, судя по тому, как он обошёлся с твоим крутым! И соображение, и силы у него были. - непоколебимая уверенность звучала в голосе хозяйки квартиры. - Они считают его трупом. Он труп. Они не вертятся в нашем районе в поисках неизвестно чего. Я не верю, что в нашем городе водятся такие крутые и принципиальные организации, которые будут организовывать тотальные поиски на пустом месте. Подох - ура! Свершилось их правосудие! Не паникуй, Генка! Скажем ему о том парне, это приободрит и быстрее поставит его на ноги. Давай, иди.
- Прямо сейчас?
- Да. Прямо сейчас. Какой смысл тянуть?
YII.
- Ну! - поторопила его Лера.
Но её упрямый муж хмурил брови и с сомнением смотрел на жену. Прямо сейчас взять и пойти? - как-то странно замедленно размышлял он, - и сказать? Хм.
- О, господи. Трус! - резюмировала Лера и решительно развернулась, но в дверь она не прошла, а, мягко затормозив перед нею, из-за косяка заглянула внутрь комнаты.
Бритоголовый, судя по всему, дремал. Затемневшие проклюнувшейся за сутки щетиной щеки и крепкий подбородок; лейкопластырь, слегка затрепавшийся по краям, более мощная и чуть более длинная щетина на бугристом черепе ни симпатии, ни решимости не прибавили, зато укрепили в страстном желании поскорее избавиться от этого типа. Ну, ничего, сейчас она ему скажет!
Пока она собиралась с духом, бритоголовый вдруг издал слабый странный звук, нечто среднее между мычанием и стоном и, сдёрнув с груди одеяло, будто оно придавило его неимоверным грузом, тяжело сел на диване. Супруги Волковы от неожиданности подались обратно в дверь, и на какое-то время застыли неподвижными силуэтами.
Воспалённые, неестественно ярко горящие глаза на бледно-сизоватом лице с красными пятнами на скулах, дико, как им показалось, уставились на них, робко застрявших в дверях. Ладонь прижалась к груди, словно таким образом бритоголовый хотел помочь себе сделать глубокий вдох, который ему явно не давался.
- Ну всё. - упавшим голосом обречённо произнесла Лера. - Этот тип всё-таки простудился.
- Я же говорил тебе, что он не алкоголик! – торжествующе воскликнул Геннадий Львович.
Лера повернула к нему лицо, немо одарив ледяным взором.
- Господи, - прошептала она, - и почему они не убили его сразу?
- Лерка! Что ты говоришь! Побойся бога! - с упрёком, тоже шёпотом, возмутился Геннадий Львович.
- Да. - неожиданно громко отчеканила его милая жена, - Если бы я была крутой, я бы своего врага уничтожила не рассусоливаясь. У них логика такая. Стиль жизни. Или тебя пришьют, или подчиняйся! Или сам пришивай, если что натворил и тебе грозит смерть!
Геннадий Львович в ужасе отпрянул от жены.
- Он, - заикнувшись, слабым голосом произнёс Геннадий Львович и махнул рукой в сторону комнаты, - он же слышит тебя.
- Эй, вы, слышите меня? - Лера решительно вошла в комнату.
- Да. - хриплым голосом отозвался бритоголовый, продолжая держаться рукой за грудь. Он сделал осторожное глотательное движение и поднял на Леру воспалённые глаза, криво ухмыльнувшись пересохшими губами. - Но и это надо делать вовремя. Бывает, что убивать не выгодно, во всяком случае, сразу. - и тихо добавил. - Мне плохо.
- Конечно, плохо. Температура, наверное, все сорок. Ложитесь, я дам вам градусник. Гена! - она мрачно глянула на мужа. - Собирайся в аптеку. Я напишу, что надо докупить.
Бритоголовый упал обратно на подушку. Лера молча поставила ему градусник и отправилась в маленькую комнату к письменному столу написать список необходимых покупок. Ситуацию несколько скрашивала возможность без оглядки тратить деньги. Без вечных удручающих подсчётов, выборов между необходимостью, ценой и качеством.
***
- Получается, что вы желанная дичь. - произнося эти слова, Лера всадила иглу в ягодицу бритоголовому.
Геннадий Львович, наблюдавший за процедурой, вздрогнул и сморщился, отвернувшись. Он чувствовал себя кем-то вроде ассистента при своей жене. Правда, пугливым и чересчур чувствительным. Он бы так лихо не смог вколоть иглу. Их пациент буркнул что-то невразумительное в подушку. Может быть, поблагодарил за укол. Вероятнее всего так оно и есть. Хотя, всё может быть и по-другому. Откуда знать Геннадию Львовичу, что этот “крутой” парень уже изрядно утомился от его разлюбезной жёнушки. Она для него – противная бабёнка. Эта несносная «училка» – так он мысленно называет её – расправляется с ним жёстко, бесчувственно и враждебно.
Ему постоянно приходится контролировать себя даже по таким пустякам – что можно попросить, а о чём лучше и не заикаться. Это за свои же деньги! Малейшая оплошность, и холодные, льдистые глаза сужаются в обидной усмешке. Он избалован. Миллионы людей, эта пара в том числе, живут на грани полной нищеты. Доступный способ жизни – обыкновенное выживание, а такие сволочи, как он, жируют, если не сказать покрепче.
Слава богу, вздрагивая, утешал себя Саша, вышестоящим в иерархической лестнице экземплярам рода человеческого доставалось больше. Самое удручающее, что он не мог ей ответить тем же. Во-первых, зависим, а во-вторых, эта мерзкая женщина, жена приютившего его мужчины, обладает пренеприятным умением ничего особенного не говоря, одной коротенькой, ничего вроде бы не значащей репликой, словом, скупым жестом, взглядом – придраться не к чему! – облить презрением, которое неизменно повергает его в уныние.
Тикают часы, олицетворяя собой уют, но в комнате очень холодно. Его кутают, о нём заботятся, но забота эта не радует. От него попросту спешат избавиться. Раздражение на ухаживающую за ним отталкивающе красивую надменную даму порой отнимает силы, не хватает дыхания, чтобы оставаться беспристрастным. Кто она такая?! Нищенка, образованная нищенка! Трясущаяся над вещами, приобретёнными лет восемь, не меньше, назад. Ничтожное существо - вот кто она! Мужик у неё нормальный, выпивоха, правда, но вполне правильный мужик, а она...
Но приходится терпеть, не показывать слабины, давить желание хорошенько рявкнуть на неё, чтобы показать, кем он её считает на самом деле и кем является он сам – не молчаливо же благодарным ублюдком, какого ему приходится изображать! Из-за такого дисбаланса наплывала на него злая обида. Нет ничего приятного в том, что о тебе так скрупулёзно заботятся, без капли жалости или сострадания, или хотя бы этакой малюсенькой симпатии в душе. Были бы хоть какие-нибудь положительные эмоции в его адрес! В полубредовой, высоко температурной слабости в такие минуты его одолевало напряжённо несчастное настроение. Может быть, поэтому он так трудно, со скрипом, выздоравливал.
Женщины никогда, никогда так к нему не относились! Никогда! А эта!.. А, может быть, он ошибается? Вдруг сумрачно начинал размышлять Саша. Может быть, те, другие, тщательно скрывали свои чувства, а эта намеренно выказывает основу своего заботливого к нему отношения – как можно быстрее от него избавиться. Она ведь не цепляла его в качестве любовника, когда от твоих влюблённых глаз зависит твоё благосостояние, у неё другая цель, он ей просто мешает. А деньги он всё равно заплатит – за уход, за спасение. Она играет с ним честно. И, выходит, что не за что ему, вторгшемуся в чужой мир без приглашения, требовать к себе каких-то там положительных эмоций.
Вот и получается, день и ночь рядом с ним эта пара, от которой зависит его жизнь и, возможно, успех всего его дальнейшего процветания, а опереться, кроме как на самого себя, ему не на кого. Приходится надеяться, что эти двое, эти два совершенных несмышлёныша, его не подведут. То, что они его не предадут, несмотря на неприятие этой женщины, Саша не сомневался, был уверен в этом, подсказывала интуиция и знание людей, почерпнутое не из книг, а из всей его жизни, полной опасностей и отчаянно-рискованных, но успешных действий. Данное его плачевное состояние показатель как раз успеха, а не проигрыша. Это дурацкое нападение, едва не окончившееся для него фатально, не умоляет его гордости за самого себя. Как он всех их провёл: деньги-то у него! А вот его бывшие дружки явно сглупили, поспешив. Правда, их спешка, которой он, кстати, от них не ожидал, могла стоить ему жизни. Так горячо им любимой жизни!
- Кстати, всё не находила случая вам сказать. - сдержанно заговорила Лера.
Александр насторожился. Он приоткрыл глаза и сквозь ресницы скосился на неё. Чуть помолчав, она спросила:
- Как вы себя чувствуете?
- Достаточно хорошо, чтобы выслушать вашу информацию.
Она принуждённо рассмеялась.
- Ладно. Скажу вам прямо. В тот вечер, когда мой муж привёл вас к нам домой, здесь, недалеко от нашего дома, напротив филармонии, приблизительно в то же время, был сбит машиной человек.
Вздохнув, Лера замолчала. Александр терпеливо ждал. Помедлив, она продолжила голосом бесстрастным и скучным, словно делала неинтересный доклад, только глаза, на первый взгляд тоже бесстрастные, таили в себе кошачью хитрость и затаённость.
- Наша соседка по подъезду была свидетелем этого происшествия. Человек одет был очень прилично, ей бросились в глаза дорогие вещи: куртка, шапка... Они со своей подружкой столкнулась с ним, когда он пересекал площадь. Может быть, они и не обратили бы на него внимание, но подруге нашей соседки показалось знакомым лицо. По её словам, это был местный забулдыга, человек молодой ещё, лет тридцати, где-то так. Промышлял всем, чем возможно, когда выходил из запоя. Нанимался грузить, попрошайничал. Её поразило, что этот хорошо одетый человек так похож на того типа. Ну, а потом их постигло ещё большее потрясение, когда прямо у них на глазах его сбила машина. По словам соседки от лица ничего не осталось, в общем, от головы.
Лера замолчала. Молчал и их подопечный. Она холодно разглядывала небритое неподвижное лицо с прикрытыми глазами. Он всё уже, конечно, понял и наверняка сделал для себя вывод, но вряд ли выскажется вслух. Скрытный тип, хотя таким он и должен быть - скрытным и коварным зверем, живущим по законам и меркам, неприемлемым для неё и её окружения. Его бы звать каким-нибудь пиратски гангстерским именем: Сильвер, Боб... Да мало ли на свете всяких таких имён, которые вызывают однозначно криминальные ассоциации! А он, этот тип - Александр, Саша, просто Саша. Её буквально коробит от того факта, что у всех этих “крутых” привычные имена, которые чаще всего звучат так ласково, так мягко - Саша, Андрюша, Илюша... Но сами себя они зовут иначе, утешая себя, размышляла Лера. Огрубляют звучание имени или дают клички. Так оно и есть. И хорошие имена, особенно те, что ей нравятся, теряют в их среде свою ментальность, они становятся совершенно другими.
Всё также лёжа с закрытыми глазами и продолжая молчать, этот Саша шевельнулся, аккуратно потёр рукой лоб,
- Если за вами кто-нибудь возвращался, то информация о таком событии наверняка достигла их, - она слегка усмехнулась, - по крайней мере, ушей.
- Пожалуй, достигла. - медленно произнося слова, наконец отозвался Саша.
- Конечно, - излишне поспешно, деловито заговорила Лера, - ситуация могла сложиться по-разному. Они могли просто поймать слух, могли вообще ничего не знать, а могли... кто его знает, до какой степени любопытны …м-м-м… ваши товарищи, но ведь могли всерьёз заняться вопросом, кто там сбит машиной. Не так ли?
Она бросила быстрый взгляд на мужа, потом на бритоголового. Тот, наконец, проявил более активные признаки жизни, словно вышел из летаргического полусна. Ещё раз тронул лоб - ощупал лейкопластырь, открыл глаза и сел на постели, опершись правым плечом о спинку дивана. Лицо хмурое и в то же время никакое.
- Как я понял, вы полагаете, что меня могли посчитать мёртвым? Так?
Лера и Геннадий Львович утвердительно кивнули головами. Глаза Леры чуть внимательнее, чем обычно, глянули на бритоголового. Подсознательно, а, скорее всего, сознательно, она не ожидала от него такой спокойно правильной по строю и звучанию речи.
Саша задумчиво хмыкнул.
- Это было бы куда как хорошо. Но всё равно, нарваться можно на кого угодно.
- Ну... - Лера присела на стул. Геннадий Львович примостился чуть в стороне в кресле, на самом его краешке. Такое впечатление, что в комнате собрался маленький военный совет. - Можно ведь принять какие-нибудь меры предосторожности. У нас вам ведь тоже не очень-то безопасно. К нам ходят люди - мои приятельницы, друзья мужа, ну, и родственники, конечно. До бесконечности изворачиваться и под разными предлогами никого не впускать в квартиру, чтобы это не вызвало по крайней мере недоумения, мы не сможем. Вам есть куда пойти?
Бритоголовый глянул ей прямо в глаза, и Лере стало не по себе - взгляд у него был тяжёлый и чересчур понимающий. Он что, собирается жить у них целую вечность?
- Я хорошо заплачу вам. – совершенно неожиданно в его голосе зазвучали просительные нотки, неявные такие, но всё же ... - С собой у меня были только те деньги, что я отдал вам. Конечно, этого очень мало...
Ничего себе! Очень мало! Копейки! Да она на такую сумму сумела бы хорошо пожить достаточно долго. Сволочь. Мало у него, видите ли, оказалось карманных денежек! Стыд и срам. Для него, конечно. Он ведь и впрямь сокрушается по этому поводу, несмотря на свой понимающий её, Леру, взор, и лихорадочно ищет объяснения! Он что, считает, что вся проблема с его пребыванием здесь заключается в деньгах? Да провались они! Ей не нужен чужой человек в квартире - всё! Больше ничего. Он что, не чувствует этого?
- Этих денег вполне достаточно. - сухо остановила его Лера, - Ну, если только ваши запросы не изменятся.
Лицо её собеседника неожиданно чуть исказилось в пренеприятнейшей улыбке. Такая возникает, когда за простыми словами видят совсем другой, скрытый смысл, о котором прямо не говорят. Лера с трудом сдержалась, мгновенно поняв, что этот бандюга принял последние слова о его запросах за элементарный торг.
- Валерия Антоновна, - медленно начал говорить бритоголовый, этой медлительностью придавая своей речи оттенок высокомерия. Но простуда не дала ему возможности поставить на место или хотя бы чуть-чуть уязвить эту холодную, неприязненно настроенную к нему женщину. К горлу подступил шершавый комок кашля, Александр задержал дыхание, давя кашель. Конечно, от чрезмерного напряжения покраснел едва не до слёз и разразился таким натужным кашлем с хлюпом и гулом в груди, что непроизвольно ухватился руками за голову, в которой резко болезненно заухало с ломотой в висках и боем в затылке. В общем, дальнейшая его речь, которой терпеливо дожидалась Валерия, потеряла весь свой смак и, несмотря на смысл произнесённых слов, прозвучала жалобно и даже просительно. И всё из-за этого кашля, заставившего говорить с придыханием, да ещё с каким-то глуховатым скрипом и писком!
Чёрта с два поверил он ей, что этих денег достаточно! На них и можно-то купить всего один телевизор, правда, хороший, но не самый шикарный. И всё! Тоже мне, деньги! Всё-таки она, несомненно, противная бабёнка. Кичится своим аскетизмом, да ещё строит из себя возвышенную аристократку!
Шприц всё ещё пребывал в руках Леры. Она плавно покачивала им из стороны в сторону иглой вниз. Посверкивающий металл иглы завораживал взор.
Уставившись с непроницаемым видом на нежно очерченный подбородок непрошибаемой в своем антагонизме особы, Александр предложил им два варианта: или он им доплатит, когда покинет их жилище, если сейчас они смогут найти деньги взаймы. А он обязательно им заплатит, пусть они не сомневаются, он держит своё слово. Но на это потребуется время, так как он сможет вернуть им деньги только тогда, когда выберется отсюда. Улыбнувшись на скептическую улыбку хозяйки квартиры, Александр, внутренне клокоча от выказываемого ему недоверия (вполне обоснованного), выложил им второй вариант.
- Я могу достать деньги прямо сейчас, но... - он запнулся, а эта вредная бабёнка не преминула лёгкой гримасой презрительно скривить губы. Но от него-то этот момент не ускользнул. Во истину, гадкая особа!
- В таком состоянии я не могу выходить на улицу. Да! - сверкнул он на неё глазами. - Уж спасаться, так спасаться и от болезней!
- О чём речь! - поспешно воскликнул Геннадий Львович, на которого, ища в нём поддержку, глянул бритоголовый.
- Но даже если бы не это, мне опасно выходить на улицу, да и вам не выгодно, если я не вернусь и не принесу деньги. Но Геннадий Львович может справиться с этой задачей.
Волковы насторожились. Что задумал этот тип?
- У меня есть места хранения вполне ... м-м-м.... как бы это сказать, лояльные и безопасные. - вздохнув, он красноречиво глянул на Геннадия Львовича, - Ну вот, приходится довериться вам. Геннадий Львович сходит куда надо и возьмёт деньги. Куда и как я сейчас вам всё объясню.
Ну, уж нет! В глубине души возмутилась Лера такой постановке вопроса. Они послушаются его, пойдут, а там их и сцапают. Разве такое невозможно? Лояльные места! У такого-то типа! Уж наверняка, если так катастрофически он нужен своим дружкам, они караулят все его ходы и выходы! Да, деньги ей нужны, в принципе нужны, как любому человеку, но не таким способом. Какая ей радость быть с деньгами, но мёртвой! Разве что быть похороненной в дорогом, красного дерева с медными заклёпками гробу? Избавь её, господи, от такого счастья! Да и не решат эти деньги их проблем, это всего-навсего подачка, разовое вливание, не меняющее образа жизни. Чуть-чуть поменьше нищенствования на небольшой срок.
Лицо её каменело по мере того, как говорил Александр. Глупец, он не понимает, что главная её задача, не выманить из него деньги, а избавиться от него самого! И опять в ней отозвалось болью - какое счастье жить в привычной обстановке, без чужих людей - они же с Генкой не на вокзале, не в купе, а дома! Пусть скорее улетит этот чёрный сокол, путь открыт на все четыре стороны!
- Саша, - улыбчиво обратилась она к нему, - спасибо за ваши предложения. Но давайте обойдёмся без лишних сложностей.
О чём это она? Забеспокоился Геннадий Львович.
- Ещё раз повторяю, лично нам денег не надо. А тех, что вы дали вполне хватает на лекарство и продукты для вас, если вы, конечно, вдруг не захотите чего-нибудь другого, требующего дополнительных средств. В конце концов, все мы люди, почему бы не помочь человеку.
Пусть ещё скажет, что все люди братья, сердился Геннадий Львович. Что это её понесло вести такие речи? Чтобы такого крутого, да не... не постричь немного? – мысленно нашёл он подходящее слово. Не отказываться им надо, а наоборот, развернуться и не стесняться в запросах. Ему, этому парню, ведь просто не понять их нищету, почему на него они тратят так мало! Он обхохочется, узнав предел их представлений о нормальном доходе семьи!
Всё большее недоумение и, главное, всё большая тревога охватывали бедного несчастного Геннадия Львовича.
- Вы практически уже здоровы. - Лера произносила слова необыкновенно вежливо и неприятно мягко, как это делала она, вдалбливая урок в голову непонятливого ученика высокопоставленных родителей. - Зачем вам переводить деньги впустую. Как я догадываюсь, у вас есть не только тайные места хранений ваших средств, но и тайные места, где вы можете жить в безопасности. Мы поможем вам туда перебраться. А ваше пребывание у нас становится опасным. Друзья, родственники... Мы не можем бесконечно сдерживать их порывы пообщаться с нами на нашей территории.
Какая гаденькая у неё улыбка. И речь её не менее гаденькая - кипело в душе у Александра. Даже её Львовичу – по лицу видно! – не по душе такие речи собственной супруги.
Да, Геннадию Львовичу её речи были ещё больше не по душе, чем это представлялось Александру. Геннадий Львович предпочёл бы совершить героический поход за деньгами бритоголового, а не выдворять его из квартиры. Сегодня утром они с этим бритоголовым Сашей со смаком выпили коньячку – пил в основном Геннадий Львович, в чём и состояла главная прелесть лечебного процесса! Отменно закусили. Александр – чем полегче: сыром и шоколадом, а ваш покорный слуга – любимым копчёным окороком, колбасой и консервированными опятами. За всем этим роскошеством он сбегал утром, когда жёнушка ушла на работу. И что же? Она хочет лишить его этих маленьких радостей? А взамен - морковная котлетка, табун её подружек и вечно недовольная тёща?!
У Александра сжались губы, сузились глаза. Болтушка трусливая. Он бы им неплохо заплатил. Ей такие деньги и не снились!
- Я вас понял. – вежливо произнёс он. Голос его звучал спокойно, с едва заметной надменностью, но внутренне Александр весь кипел, почти дрожал, от возмущения, обиды и жалости к себе. – Мне уходить прямо сейчас или я могу пробыть у вас до вечера? – он в упор глянул на Валерию Антоновну, потом на Геннадия Львовича.
- Ну, зачем же! Такая спешка ни к чему. Вы меня неправильно поняли. Мои слова не значат ничего такого, чтобы вам сразу убегать. Нет. Я говорю об этом в принципе. Ну... день, два...
Сердце у Леры сильно забилось в предвкушении освобождения. Неужели он может прямо сейчас уйти? Судя по всему, он решительный парень. Трудно поверить в такую удачу! Правда, ей стало несколько неловко. Наверное, он обиделся. А она физически не выносит чьих бы то ни было обид. Но в таком случае, не так уж и круты эти крутые. Вон как его заело! И вместо того, чтобы грубо рыкнуть на неё – а именно такое ей рисовалось в крутых парнях – этот готов сию секунду вскочить и гордо удалиться. Браво!
Её враг, донельзя надоевший ей бритоголовый, и впрямь на что-то решился, он стянул с колен одеяло, опустил ноги на пол.
- Мне нужна какая-нибудь одежда. Вы дадите мне на прокат тёплую куртку и обувь? Позже я верну их вам или оплачу, как вам будет удобнее. Но кому-нибудь из вас придётся меня проводить.
- Саша, что вы! – не без подспудного лицемерия воскликнула Лера. – Вам необходимо сделать ещё несколько уколов до полного курса лечения!
- Да вы что! – воскликнул и Геннадий Львович. Он соскочил с кресла и беспомощно топтался на месте с несчастным выражением лица.
Но Александр был непреклонен. Он уйдёт от них. Весь его вид говорил, что он в очередной раз пал жертвой. Теперь уже от них, от людей, мнящих себя настоящими, чистыми и честными людьми. Спасителями.
- Пол холодный. - зачем-то предупредила Лера. Словно эта фраза несла некую значимую информацию.
- Терпимый пол. - буркнул Александр. - Не сравнить со снегом.
- Вам видней. - пожала плечами Лера. - У вас опыт.
- Как же так? - бормотал ошеломлённый происходящим Геннадий Львович и всё не находил нужных слов. Александр благодарно глянул на него.
- Геннадий Львович, подыщите мне, пожалуйста, верхнюю одежду. Любую, а лучше какую-нибудь похуже.
***
В третьем часу дня непрошеный гость четы Волковых, облачённый в старую тёплую куртку Геннадия Львовича, в его старые залатанные стоптанные ботинки (к счастью, превышающие размер ноги Александра), в вязаную чёрную шапочку, мрачный и суровый, с презрительно искривлёнными уголками губ на оскорблённом лице выглянул в окно, выходящее во двор. Надо же оценить погодные условия! И вдруг он резко отпрянул назад и в сторону, за край шторы.
- Геннадий Львович. - негромко позвал он.
- Да?
- Пожалуйста, выгляните в окно.
Геннадий Львович торопливо подошёл к окну и заинтересованно почти прильнул носом к стеклу, заглядывая вниз во двор. Ничего необычного там не было: машины, дворник, сгребающий снег, две разговаривающие женщины и с ними один мужчина; подальше от подъезда, почти посередине двора ковырялись дети, строя снежные катакомбы.
- Вы знаете этих людей?
- Всех? - переспросил Геннадий Львович.
- Нет. Мужчину, что разговаривает с женщинами.
- Знаю, конечно. Это Юрка Жбанков, наш сосед по площадке. Квартира по другую сторону от лестницы. Мы налево, он направо. А что? - спросил Геннадий Львович, оглянувшись на Александра.
- Сосед? - в голосе Александра промелькнула тревога, а в глазах возникло и исчезло обескураженное выражение.
- Вообще-то он хороший парень. - неуверенно произнес Геннадий Львович. - Деловой такой.
Лера, находившаяся тут же в комнате - надо же достойно проводить (выпроводить - уточнялось мысленно) в путь-дорожку (вон из её гнезда!) этого крутого! - тоже подошла к окну. Она, в отличие от мужа, чему-то удивляющемуся, раздумывающему, что же такого этакого может быть в их соседе, сразу учуяла опасность. Неужели придётся откладывать расставание на неопределённый срок?
- Он что, тоже крутой? - напрямик спросила она. - И ваш враг?
Александр покосился на неё; бровь на здоровой половине лица чуть приподнялась. Лера нахмурилась - он что, насмехается над ней? Она должна с налёта стопроцентно определять степень его отношений со всеми подряд?! Хотя… если она и ошиблась, то ненамного.
Дрогнув недовольно губами, он ответил:
- Нет, не враг. Шестёрка моих врагов. Мой бывший шестёрка. Чернушка.
- Что? - удивился Геннадий Львович. - Чернушка? Почему?
- Псевдоним. - нехорошо ухмыльнувшись, буркнул Александр.
- Что-что? - переспросил на всякий случай Геннадий Львович, а Лера обиделась ещё больше. Как же Генка раздражает её, ну что он переспрашивает, как последний идиот!
- Ваш сосед имеет кличку. - медленно произнёс Александр. - Она звучит так - Чернушка. Полностью - Юрок Чернушка.
Он в упор глянул на Леру. О! Как он её ненавидел в этот момент за игравшее на её лице улыбчиво скептическое выражение. За кого она его принимает! За придурка, недоучку? Он специально для неё воспользовался этим словом “псевдоним”, а не кличка.
Леру охватил неприятный холодок испуга, заставив внутренне содрогнуться. Боже ты мой, какой он, оказывается, всё-таки злой! Она отвела взгляд в сторону. То ли дело её Геночка! Пусть он нищий, пусть любитель выпить - это всё от дурацких перемен в стране, оставивших его на обочине; пусть у него никакой спортивной фигуры: ни широких плеч, ни узких прогонистых бедер, ни железных мускулов - он милый, родной и близкий. Он свой.
- Чернушка? - все ещё удивлялся Геннадий Львович. - А почему? Он же белобрысый!
Тут уж Александр не удержался от картинного оскала, специально предназначенного для стоявшего рядом с ним великовозрастного сосунка.
- Это имечко он получил за свои чёрные дела.
- Да ладно вам! - вдруг загорячился Геннадий Львович. - Он добродушный парень! Да это за версту видно!
- Генка, помолчи. - Лера тоже подошла к окну и внимательно посмотрела на разговаривающую троицу. - Он вас, конечно, узнает.
- Узнает.
- И в этом тряпье?
Александр пожал плечами. В ответ на это Лера холодно сказала:
- Что ж, дождёмся, когда он уйдёт домой или уедет. - она отошла от окна и из глубины комнаты спросила:
- У вас тоже есть... м-м-м ... кличка?
- Да. - последовал короткий ответ.
Так как он молчал, не считая, видимо, нужным конкретизировать свой ответ, то и Лера почла за лучшее не расспрашивать, но не таков был Геннадий Львович. Он тоже произнёс это коротенькое слово “да”, но уже с вопросительной интонацией, не преминув уточнить:
- И как же вас, извините, зовут ваши эти... приятели?
На что Александр, глядя в окно, не раздумывая ответил:
- Саша Нежный.
- На первый взгляд звучит неплохо. - Лера окинула бритоголового Сашу оценивающим взглядом и побледнела. Уж больно нехорошие мысли закружились в её голове.
Тревожные, путаные мысли, судя по всему, охватили и её супруга. Кто знает, что может означать такое сладкое имечко! Уже и ему, Геннадию Львовичу, захотелось как можно быстрее избавиться от этакого субъекта.
Но события развивались не в их пользу. Их двор, оказывается, прямо-таки кишел криминальными элементами! Не успели они как следует испугаться неизвестной им сути бритоголового, скрывающейся за столь интересной кличкой, как во двор въехала иномарка и остановилась возле оживлённо беседующей троицы. Юрок Чернушка приветливо засуетился, встречая выбирающихся из машины людей - троих мужчин. При появлении этой троицы Александр еле слышно присвистнул - Ого! - и ещё глубже задвинулся за штору. Паника, охватившая Леру, вылилась в новое решение проблемы ухода бритоголового гостя. Тепло одетая, небогатая дама! Кутается от холода! Чем плох такой образ для скрывающегося крутого парня?! У неё есть давным-давно приобретённая, но вполне приличная, даже симпатичная, цигейковая шуба, длинная и для Леры просторная. Есть старенькая песцовая шапка, перешитая из воротника. Мех пожелтел слегка, но и только!
Пусть бритоголовый Саша Нежный наденет на себя эти предметы женского зимнего туалета! Шапку пусть надвинет глубоко на лоб, чтобы не было видно заклеенного лба - для женщины это принципиально. Да и вообще, чем меньше лица видно, тем меньше шансов, что твоё лицо опознают как мужское при прочих атрибутах женского варианта одеяния.
Вот с ногами, с обувью хуже. Но ведь женщины носят брюки, джинсы, а шуба длинная. Никто и не обратит внимания ни на фасон, ни на размер сапожек. Операцию по уходу придётся отложить на вечер, когда темно, вьюжно и неуютно. Прогноз погоды гарантирует именно такую погоду - сильный ветер, мокрый снег – мерзкое сочетание. Никто ни на какие подробности и не обратит внимания.
***
“Н-да!” - мысленно выдохнула Лера, стараясь сохранить на лице невозмутимое выражение.
- А что, - Геннадий Львович окинул критически благожелательным взором Александра, одетого в женскую шубку и шапку, - сносная дамочка получилась! А если голову чуть-чуть так вперёд наклонить, шапку глубже на левую сторону лба, лейкопластыря совсем не будет видно. Да, Лер?
- Да. - согласилась Лера и, вздохнув уже не мысленно, а полной грудью, поправила шапку на голове Александра по совету мужа, надвинув на лоб чуть больше прежнего. - Рост у вас тоже подходящий. Почти мой. - и уточнила, - Когда я на каблуках.
Геннадий Львович принялся с воодушевлением смаковать этот дополнительный положительный фактор конспиративного переодевания. В ярко освещённой прихожей щёки и скулы Александра глянцевито сверкали чисто выбритой кожей, источая свежесть и тонкий аромат лерочкиных духов из старых её запасов. Этот тип после бриться привык освежаться чем-нибудь пахучим, рьяно рекламируемым телевидением, радио и газетами. Но не вонять же ему мужским дезодорантом или одеколоном, щеголяя в женском обличье!
Оказавшись нос к носу с Лерой, Александр вдруг сделал клюющий крен в её сторону - последствия недомогания от удара по голове и простуды. Но та сразу ощетинилась – это, о чём же подумала?!
- Ну! - словно взнуздывая жеребца, сердито воскликнула она, отступая назад. - Генка, что стоишь столбом, одевайся! Разохался! И по пути ни с кем не суйся в разговоры. Всех своих собутыльников обходи стороной.
- Да кого я в такую позднюю пору встречу! Холодрыга! Опять метель!
- Вот и прекрасно!
- Ничего прекрасного!
Александр молча терпеливо слушал лёгкую перебранку супругов. Привычно. Да и спешить ему некуда и незачем. Если только на тот свет. Но туда он всегда успеет.
В другое время, в другой ситуации эта мелочная грызня здорово раздражила бы его, но это - в другой, несбыточной ситуации, любой из прошлой его жизни. А сейчас…. Пусть ворчат друг на друга, пусть препираются, а вдруг - малодушно размышлял он - разругаются вдрызг? Геннадий Львович разозлится по-настоящему, упрётся и не пойдёт провожать Сашу. Тогда и он сам упрётся и один не пойдёт! Уговор дороже денег, они же взялись сопроводить его до квартиры, приобретённой им втихомолку уже почти год тому назад!
Но ссора супругов не состоялась. Эта красавица Лера вовремя прекратила никчемный разговор. Её не свернуть с дороги, ведущей к цели. Не дай бог сорвётся выдворение чужака из её гнездышка!
***
И вот опять они вдвоём в метельной ночи в одной связке. Только теперь Александр одет гораздо теплее, правда, от этого ему не уютней. На душе не то, что плохо, а как-то погребально темно и взвинчено. По мере продвижения по сугробам нарастало чувство мстительности, приглушённое в эти дни пребывания в чужой квартире у чужих людей. Красиво звучит - холодной мстительности, но пока что это был неуправляемый пожирающий огонь. А это плохо, очень плохо. Умом Александр прекрасно всё понимал: и свои чувства, и к чему они могут привести, и как нормализовать себя. Понимал, что идёт с ватным интеллигентом-выпивохой Геночкой, могущим подвести его в любую минуту, и не потому, что он подлец, а потому что растяпа. Что путь его не столь безопасен, как хотелось бы. Понимал, но не останавливал себя. Разгоралась ещё и жалость к себе, обида на поспешность, с которой его выставили из квартиры, как будто он спровоцировал их чем-то нехорошим!
От избытка вдруг ярко разгоревшихся чувств он так стиснул руку Геннадия Львовича, с которым шёл под ручку, как преданная жёнушка, что тот вскрикнул и дёрнулся, испуганно заглянув в снежном сумраке в Сашины глаза. Редкие фонари давали очень мало света, играя на ветру сиренево-чёрными тенями и световыми, мохнатыми от снега, бликами, так что невозможно ничего толком разглядеть. Наоборот, все предметы, все явления в мерцающей темноте и завьюженной круговерти приобрели немыслимые для них формы и движения. Геннадию Львовичу стало страшно почти как тогда на пустыре. События того вечера ярко ожили в его памяти.
Редкие прохожие не обращали на них внимания. Но Геннадию Львовичу казалось, что все они специально делают равнодушный вид. А на самом деле это те самые люди, которые выслеживают его подопечного и, пройдя мимо них, докладывают по сотовому телефону главе мафии об их продвижении. Все горожане, что ещё были на улице, представляли собой цепочку людей, отслеживающих их путь. А что ещё делать этим людям на улицах города?! Почему в такое время и в такую погоду они не дома, в тепле и уюте? Крайне подозрительно. Правда, никто пока их не останавливает, никто из-за угла - пока! - не нападает. А... А почему, кстати, у типа, прижавшегося к нему плечом, такая странная кличка? Нежный. А на самом-то деле – ничего себе - нежный! С бритой головой и крепким подбородком! Вон, какие у него плечи! А бицепсы?! Не чисто, ой, как не чисто!
Геннадий Львович остановился. Ему вдруг показалось, что идёт он прямо в пасть хищному лютому зверю, что не вернуться ему домой. Александр резко подался лицом к Геннадию Львовичу и шёпотом раздражённо спросил:
- В чём дело?
Геннадий Львович молчал, не в силах ответить.
- Ну! - толкнулся плечом в плечо его спутник.
Собравшись с духом, дрогнувшим голосом Геннадий Львович, наконец, сказал:
- Дальше я не пойду.
И тут же почувствовал, как его руку словно стиснуло металлическим обручем.
- Полагаю, дорогой, - нежным голосом, вдруг войдя в предназначенную ему роль спутницы, угрожающе ласково заговорил бритоголовый, - ты шутишь?
- Но ведь, что со мной, что без меня, - жалобным голосом заканючил Геннадий Львович, - никакой разницы!
- Знаешь, что, дружок, мне решать, без разницы или с разницей твоё, м-м-м … не скажу какое, присутствие, не то обидишься! - злым голосом зашипел ему в ухо Александр. А уж он-то чётко знал, что одинокой женщине в такую пору на улице чересчур много шансов попасть в зону мужского внимания. Пара – совсем другое дело, идут себе и идут, никакого к ним интереса.
В довольно жёстких выражениях он посоветовал Геннадию Львовичу взять себя в руки и дойти с ним хотя бы до угла старинного дома, вон того! Дальше этого места он ему абсолютно не нужен. Только вот как насчёт шубки и шапки?
- И не вздумай валять дурака. Я знаю, где ты живёшь со своей.… Со своей женой!
А как хотелось ему сказать: «со своей дурной бабёнкой!». Но Александр удержался от столь недобрых слов в адрес жены Геннадия Львовича.
А Геннадий Львович с трудом подавил рвущуюся наружу трусоватую ненависть – не дай бог, бритоголовый заметит! И про одежду он ничего не сказал, промолчал – пусть пропадает. Страх за свою жизнь сильнее чувства собственности. Во всяком случай сейчас, когда держит его мёртвой хваткой этот бандит.
«У-у-у, урод, проклятый, - мысленно ругался Геннадий Львович. - Дошипишься на меня! Вот сцапают тебя через минуту твои дружки, будешь знать, как злиться на своих спасителей!»
Хорошо, что возле угла дома они расстанутся. Господи, что ж так всё медленно тянется! Скорее бы дойти до этого вожделенного угла, поди всего отмеченного, перемеченного собаками и котами. Эти последние метры такие холодные и такие нестерпимо тягучие. Почему именно здесь не касалась снега дворницкая лопата?!
«Серые трусливые мыши. Кто не рискует, тот не пьёт шампанское». Это были уже мысли Саши. Ему с такими не по пути. Но и с теми, с другими, тоже не по пути.
На заветном для Геннадия Львовича углу Александр развернул его лицом к себе и, хмуро глянув на него, поблагодарил за помощь и пообещал вернуть вещи через несколько дней.
- Удачно добраться до дома. Ещё раз спасибо за приют и лечение.
Он опять крутанул Геннадия Львовича, но уже лицом прочь от себя.
“Сейчас как даст под зад!” - обмирая в душе, испуганно подумал Геннадий Львович. Но нет, всё обошлось как нельзя лучше, его только слегка подтолкнули в спину. Улавливать мысли он не умел, и это очень хорошо, ибо такие слова, как, скачи, пока в штаны не наделал, настроения не повышают.
Когда через несколько быстрых, судорожных шагов, почти прыжков, Геннадий Львович, оглохший от стука собственного сердца, оглянулся, никого он не увидел ни на углу дома, нигде в округе.
YIII.
Так. Масло, хлеб, пачка чая, кофе... Кофе не напасёшься - мелькнула равнодушно раздражённая мысль, - галлонами он его что ли потребляет? С утра до утра с интервалом в пять минут!
На такую неумеренность презрительно дрогнули губы, но тоже как-то отвлечённо. И она опять принялась перебирать. Пошли в ход разного рода сладости, всего не перечислить. Крутой сладкоежка! Ха! Продавщица зауважала Леру, начиная с двухсот рублей, что уж говорить о дальнейшем! Губы Леры тронула улыбка. Заулыбавшись, она спохватилась, как споткнулась, её охватила жаркая волна стыда и досады на себя – нашла, чем гордиться, чему радоваться! Хотя, если быть откровенной, ей нравилось делать покупки. В кои-то веки она отвела душу! Так что она недолго критиковала себя.
...мясо, окорок, сыр, колбаса, овощи, фрукты... - руки Леры действовали аккуратно и ловко. Губы перечисляли укладываемые в большую хозяйственную сумку продукты и предметы первой необходимости, как же без них! Туалетная бумага, зубная паста, стиральный порошок, шампунь, бальзам для волос, гель после бритья... Лера мысленно возмутилась, мысленно же и ругнулась. Набралась уйма предметов! Одной сумкой не обойдёшься, даже такой, по размеру почти торгово-челночной.
Генка на работе, она почти свободна, у неё весенние каникулы. Хотя, занят Геннадий Львович или нет, не имеет никакого значения. Дело в том, что её Геночка панически боится этого Сашу Нежного. И вся суета и подпольщина пали на Леру.
Он позвонил им через четыре счастливых спокойных дня. Сначала Геннадий Львович, взявший первым телефонную трубку, не понял, кто это звонит им. Подумал на своего дружка Жорку, правда что-то голос не очень похож, сиплый, с придыханием и хрипом. Уразумев, что на другом конце провода бритоголовый, Геннадий Львович аккуратно положил трубку на полочку и истошным шёпотом призвал к телефону жену.
Бритоголовый простыл вторично. Потому что не долечился! - упрекнул Леру простуженный голос. У него болит голова, потому что он не долежал положенный срок! Но беда не в этом, почти надменно, насколько это можно при такой простуде, доложил Александр. Во время вылазки в аптеку он столкнулся с типом, с которым ему явно не следовало бы встречаться.
- С кем же? - холодно осведомилась Лера.
- С Бананом. - просипело в трубке. - Да не всё ли равно! - тут же вскипел Александр и закашлялся. И, правда, ей всё равно, она не знает, кто такой Банан.
Слава богу, ему удалось унести ноги и замести следы! Как Лера поняла, он оглушил растерявшегося ничуть не меньше его самого Банана, благо тот только выбирался из машины, а рядом никого не было. И вот он засел дома, ибо на него открыта охота.
- Могли бы прогуляться в моей шубе, тогда бы вас, может быть, и не узнали. - ледяным голосом произнесла Лера.
- Днём?! - возмущённо хрипнуло в трубке. Не надо давать ему дурацких советов, ему и без того не сладко! Он просит об одном - доставить ему самое необходимое. Что именно, он продиктует. То, что он всё оплатит, Лера, он надеется, прекрасно понимает. И всё, больше ему от них ничего не надо. А они, Валерия Антоновна и Геннадий Львович, заодно заберут свои вещи!
- А как же ваша конспирация? Мы ведь будем знать место вашего обитания! - съязвила Лера, на что получила быстрый ответ, что из двух зол он выбирает меньшее.
Он же прекрасно понимает, что ни Валерия Антоновна, ни Геннадий Львович - тоже язвительно, но менее выражено заговорил Александр, - не захотят взять на свои души грех смертоубийства.
Конечно, они не захотели.
И вот уже конец марта, Лера собирает четвёртую сумку вещей и сейчас отправится в четвёртый поход, осуществляя поставку всего необходимого окопавшемуся в своей шикарной норе захиревшему, но не обедневшему, бандиту, в мрачном одиночестве лелеющему варианты своего освобождения, а, следовательно, и устранения или хотя бы нейтрализации своих врагов. Правда, нейтрализация - это что-то слишком туманное и неопределённое. А устранение немыслимо, об этом догадалась бы и Лера, а уж он знает об этом наверняка. Вот такой он крутой парень.
После ослепительно яркой весенней улицы глаза в подъезде дома, едва адаптировавшиеся к резкому безудержному солнечному сиянию, словно прикрыло шторкой, обрушившейся на них сумеречной глухой полутьмой. Лишь только Лера подошла к двери и, поставив сумку на пол, протянула руку к звонку, как дверь открылась. Александр втащил в прихожую и Леру и сумку одновременно, ухватив одной рукой Леру за локоть, другой ловко подцепив сумку. В первые мгновения от такой бесцеремонности Лера потеряла дар речи, с возмущением уставившись глазами на небритую осунувшуюся физиономию Александра, стойко, заметим, выдержавшего столь красноречивый испепеляющий взгляд.
- Это – в последний раз! - она бросила вторую сумку на паркетный пол просторной прихожей и резко повернулась к выходной двери. Но Александр опередил её, ловко щёлкнув сразу двумя хитроумными затворами.
- Не спеши. Просто я одурел тут от одиночества. Поболтай со мной немножко!
- Мы что, уже на ты?!
- А почему – нет!
- Ладно, на ты. Так проще, согласна. Открой дверь! Мне нечего тут делать! Всё, что ты просил, здесь, в этих двух сумках!
- Ну, извини за резкость. Ты слишком медленно двигаешься. - примиряющим тоном заговорил Александр. - Я не хочу терять инкогнито этой квартиры.
- Излишняя торопливость до добра не доводит. - не глядя на него сухо ответила Лера.
В конце концов, она сменила гнев на милость и осталась на чашечку кофе.
“Мог бы и побриться”, - недовольно подумала она и, сняв куртку и сапожки, молча прошла в холл.
“Могла бы и улыбнуться, - подумал он, - хотя бы из вежливости. Зубки этак показала бы по-голливудски, вредная баба”. Он переправил сумки на кухню и вскоре зажужжал там кофемолкой. По квартире распространился дурманящий аромат только что смолотого кофе.
Лера села в глубокое мягкое кресло с высокой спинкой, медленно оглядела просторную комнату и вот уже в четвёртый раз отметила чистоту и порядок, не просто порядок, а какой-то эстетически художественный порядок. Конечно, у него есть деньги, чтобы устроить себе уютное изящное жилище. Но при этом должен ещё присутствовать и вкус, потому что у него не только всё отделано дорогим материалом, не только дорогая мебель, но и сочетание фактуры и цвета мебели, пола, стен, штор и гардин приятно радует глаза. И главное украшение комнаты - картины на стенах, а также керамика, резные фигурки из дерева на плоских поверхностях, гармонично дополняющие друг друга и в то же время подчёркнуто индивидуальные. Уютное гнёздышко для такого бандита, за которым гоняются собственные дружки. Но, может быть, не он сам вил его? Одновременно вить и скрывать - задачка не из простых.
Лера засмотрелась на серо-голубую с зеленоватыми пятнами фарфоровую вазу с букетом из колючек чертополоха, стоявшую на одной из открытых полочек книжного шкафа. На боках вазы абстрактные фрукты ненавязчиво чередовались, плавно переходя полутонами, с абстрактными же цветами и листьями.
И всё-таки, сам вил. Иначе не прятался бы здесь и не чувствовал себя в безопасности. В относительной безопасности. Опасность исходит от неё, от Леры, если она вдруг вздумает или махнуть на него рукой и не приходить, или предать.
Александр вкатил столик на колёсиках, на котором дымился никелированный кофейник, стояли тарелочки с нарезкой из различных продуктов, вазочка с конфетами, вазочка с печеньем, сахарница, сливочник. Он переставил всё это на большой полированный стол, инкрустированный по краям кусочками дерева разных оттенков, от светло-бежевого до тёмно-вишнёвого. Поставил под горячий кофейник симпатичную подставочку, откатил столик в сторону. Молча сходил обратно в кухню, принёс бутылку вина и две хрустальные рюмки.
- Выпьем немного? - он вопросительно поглядел на неё каким-то то ли сонно заторможенным, то ли затаённым взором.
Она с сомнением окинула взглядом сервированный стол, комнату, Александра, присевшего к столу на другое кресло, с чересчур терпеливым видом ждущего её ответа.
- Ты чего-то боишься? - Александр переставил рюмки, взялся за бутылку, повернул её к себе этикеткой, сосредоточенно вгляделся в текст и вслух прочитал марку вина, дату и место изготовления, процентное содержание сахара и алкоголя. - Вино чудесное. Ручаюсь. Ты такого никогда не пила. За это тоже ручаюсь.
- Уж конечно! - вдруг успокоившись, усмехнулась Лера.
- Мой долг хозяина...
Она беспечно пожала плечами и досказала сама:
- Как следует угостить... Тем более, гостя такого бесценно полезного, как я, такого незаменимого гостя! Ладно, я угощаюсь твоим вином, которого, конечно же, не только никогда не пила, но никогда и нигде, кроме как у тебя, судя по всему, мне не грозит даже просто попробовать. Не так ли?
- Так, так. - коротко закивал головой Александр и принялся разливать вино по рюмкам.
Движения его стали медленными и размеренными, взгляд сосредоточенный. Льющееся вино плавно заструилось тёмным янтарём. Лера перевела взгляд с рук на сосредоточенное лицо Александра. Саши. Мысленно она уже давно зовёт его - Саша. Лицо его за прошедшие два месяца потеряло уголовный вид. Виной тому и замкнуто-отрешённый образ жизни, и отросшие волосы. Щёки похудели, глаза слегка запали и стали больше. Рана от удара зажила на удивление хорошо, почти без шрама - а как там разорвалась кожа! Только бровь с этой стороны, где прошлась дубинка, чуть-чуть приподнялась к виску.
Такого вина она и впрямь не пила. Втянув в себя аромат напитка, она пригубила рюмку и словно ушла в себя, оценивая вкус той капли, что попала ей в рот. Поймав его внимательный, одобрительный взгляд, поняла, что её подопечному бандиту понравилось, как она отнеслась к его угощению. Он поощрительно и удовлетворённо заулыбался ей.
- Ну, как?
- Зачем спрашивать. - она осторожно поставила рюмку на стол. - По моему лицу, полагаю, и так всё видно. Словесно оценить трудно. Банальное “прекрасно” ни о чём не говорит.
- Да. - негромко рассмеялся Александр, - словесно я бы тоже затруднился описать вкус вина и свои ощущения, а тем более восхвалить сей напиток. Слова так часто всё портят или, по крайней мере, затуманивают смысл и суть. - он вздохнул. - Чаще всего именно так и бывает. - и предложил. - Съешь чего-нибудь, не то захмелеешь быстро. Вино очень коварное.
Она с интересом оглядела стол, чувствуя, что и впрямь в ней что-то происходит такое... такое приятно-зажигательное! Она удивлённо приподняла брови.
- Ты выходил на улицу? Рискнул? Кое-что из того, что тут на столе, я не приносила.
Он удовлетворённо хмыкнул, улыбчиво вглядываясь в вино через стекло рюмки, поднятой до уровня глаз.
- Глубоко замороженные, консервированные и прочие запасы.
- А! - она тоже поднесла рюмку к лицу. Хорошо иногда оттянуться, как говорят её ученики. Подходящий момент, чтобы расслабиться. Боже, сколько хлопот с этим Сашей! Может быть, поэтому она и согласилась остаться и выпить.
Вбирая в себя по капельке, она выпила вино. На кухне вещало радио, в комнату вползла тень - набежала на солнце весенняя лёгкая тучка. Настороженность улетучилась с последней каплей чудесного напитка. Чувство неловкости жило ещё какие-то мгновения, но и оно стёрлось, будто и не было его. Почему бы ей не попировать? Вечная диета из-за нехватки денег осточертела, хоть и шла на пользу - никаких дурных ощущений ни в печени, ни в поджелудочной железе.
Они с Геннадием Львовичем решили ещё тогда, в бытность бритоголового в их квартире, ничего с него не брать - ни копейки! - и строго придерживались этого правила. Хотя, её Геночка - как с грустной проницательностью заметила Лера - страдал от такого их жеста. Но страх был сильнее. Геннадий Львович почему-то решил, если не брать денег с бритоголового, так будет безопаснее для них, будто кто-то будет разбираться, из каких помыслов они помогают этому приговоренному бандиту!
И Лера с удовольствием попировала, перепробовав всё, выставленное на столе, правда, отдавая предпочтение сладостям. Очень по ним соскучилась.
Сейчас она дышала лишь собой. Приятное состояние. Жуешь шоколадные конфеты, уже лет сто как в желаемом объёме не вкушаемые, хрустишь крекером, пьешь ароматный кофе, а не какой-нибудь там дешевый растворимый - эту бурду с непонятным запахом и вкусом. Сначала она выпила чашечку чёрного кофе, потом чашечку со сливками.
Они даже разболтались, как старые знакомые, о школе, о её учениках, каждый о себе - вспомнили себя в качестве школяров. Опять пили, смакуя, вино. Не разговаривали лишь о совсем недавнем – об их знакомстве, о его появлении в их доме.
В какой-то момент Александр, видимо, решил, что Лера достаточно захмелела. Её разрумянившееся, мечтательно расслабленное лицо с блестящими, льдисто-голубыми глазами, из которых исчез вечный холод, размягчило и взбодрило его, настроив на более решительный лад.
Он стал рассказывать о картинах на стене, чьи это работы, где и как он их купил. Лера встала, подошла к его любимому пейзажу. Рассматривая, отошла чуть в сторону, он встал сзади и говорил, говорил, изредка делая маленький глоточек из рюмки. Прямо-таки соловей – с внутренним смешком отметила Лера и вдруг спросила:
- Как же ты попал в разбойное дело?
Он молчал лишь неуловимое мгновение.
- Почему же разбойное. Махинационно продуктивное.
- Интересное определение. Вот уж не подумала бы.
Она почувствовала, как он за её спиной пожал плечами и опять пригубил рюмку.
- Не такое уж интересное, слабо отражает суть дела.
- Ага. - равнодушно кивнула она. - Бандитизм всё же присутствует. Не так ли?
- Ну-у-у, зачем же так грубо!
- Обижает?
Он хмыкнул.
- С какого боку подойти к этому вопросу. Например, мало кто знает мою настоящую фамилию. А это своего рода стратегия.
- А квартира на какое твое имя?
- Эта? На настоящее.
Лера с сомнением хмыкнула. Они замолчали, глядя на картину. Хмель приятно кружил голову. Лера с удовольствием и, надо сказать, без всякого опасения, окунулась в созерцательное состояние. Правда, какая-то её часть с неутомимым постоянством отслеживала обстановку вокруг себя. Она чётко идентифицировала каждый звук с его физическим проявлением. И когда Александр поставил рюмку на что-то мягкое (на салфетку - определила она) и опять встал за её спиной, она была уже в готовности ко всяким неожиданностям.
Его рука осторожно коснулась её бедра. Ну вот, начинается! Как банально! - вздохнула Лера. Скука-то какая! И, выждав несколько секунд, она спокойно сняла его руку.
- Мне всегда нравились вот такие скудные по загромождённости деталями, но насыщенные по цвету, пейзажи... Не надо. - она небрежно шлёпнула по его руке, вторично и более увесисто прижавшуюся к её бедру.
- Почему? - Александр уверенно прильнул к ней сзади всем корпусом, крепко ухватившись уже обеими руками за её бедра.
- Отстань! Для этого ты меня оставлял? - она ловко вывернулась из его рук, словно скользкий уж. - Бабу надо? - неуловимо быстро она очутилась в другом конце комнаты, близко к двери.
Александр ожидал от неё любых действий, но всё равно как-то чересчур глупо заволновался: уйдёт ведь! - и через малый промежуток времени сломя голову ринулся за ней, слащаво воскликнув:
- Лерочка, куда же ты! - стараясь миром уладить дело. Не будь он так зависим от неё, крикнул бы тогда, вполне вероятно, не так и не те слова. Но это, как знать!
Она застыла возле двери, глаза её, вновь ставшие ледяными, ничего не упускали. Даже траекторию его пробега она автоматически учла при последующих своих действиях. Она молниеносно подалась в нужную сторону, вовремя выставила ему под ноги свою ногу - очень квалифицированную устроила подножку! - и с силой толкнула в противоположную от себя сторону почти по ходу его движения, увеличив тем самым скорость его падения. Александр врезался головой в косяк двери, как-то неестественно замер и рухнул на пол, распластавшись на паркетном полу лицом вниз.
- О, господи! - испуганно вскричала Лера, судорожно прыгнув через распластанное тело в дверной проём. Уже из прихожей она сердито глянула на косяк, стукнула по нему и ухватилась за полированный его край, настороженно недоверчиво замерев над Александром. Сердце билось учащённо, но не так уж и сильно - не убила же она его! Пусть охладится, пылкий какой! Не будет лезть, куда его не просят! А, может быть, он её разыгрывает? Она вгляделась в него внимательней. Нет, на игру не похоже.
Как ни сердилась она на него за его выходку, ей всё-таки было его жаль. Понятное поведение мужчины, засидевшего в одиночестве в четырёх стенах. Но она не была готова именно к такому повороту событий. Подопечный бандит, с её точки зрения, никак не мог реагировать на неё как мужчина, а почему, ей сейчас непонятно и смешно, несмотря на распростёртое у её ног тело. Ни о чём подобном она не задумывалась, потому что жила нормальной жизнью. Почти, нормальной. Аномалия исходила от этого опекаемого ею криминального типа, и носила эта аномалия детективный характер: конспирация, ношение еды и разной необходимой бытовой мелочи.
Лера бросила долгий тревожный взгляд крепко досадующего человека на окно, за которым опять сияло солнце, придавая комнате празднично-уютный вид; потом на понравившуюся ей картину, на инкрустированный стол, сервированный красивой посудой. Она наклонилась над неподвижным телом, присела на корточки, неуверенно тронула Александра за плечо.
- Вот это да. - прошептала она и попыталась перевернуть его на спину. Да не тут-то было! Или от испуга сама она стала крайне неловкой, или неправильно оценивала свои физические возможности, но этот худой тип вдруг оказался неповоротливо-тяжёлым увальнем с неуловимым центром тяжести. Тянешь за плечи, ниже талии никак не переворачивается, берёшься за бедра – грудь, голова, будто приклеенные к паркету. Но кое-как она всё же перевернула его. Ударился он почти тем же самым местом, по которому прошлась дубинка незадачливого мародера.
- Фатально. - сморщившись, как от боли, прошептала Лера.
В ванной комнате она смочила холодной водой полотенце, попутно пристально глянула на своё отражение в зеркале, поправила волосы и вернулась в комнату. Приложила полотенце к его лбу и присела рядом на полу. Её действия довольно быстро увенчались успехом - Александр издал слабый протяжный звук, отдалённо схожий с мычанием телёнка, и зашевелился.
Он практически сразу сориентировался, что с ним случилось. Не открывая глаз, пощупал сложенное полотенце на своем лбу и, морщась, сел на полу.
- Ловко. - буркнул он, исподлобья глянув на Леру.
- Извини, я не ожидала, что моя подножка сработает столь эффективно.
Он слабо фыркнул на её слова.
- Ты очень соблазнительная женщина.
На что Лера скептически улыбнулась и прощающим тоном сказала, что чего уж там, он просто слишком долго томился в одиночестве. Только и всего.
- Может быть. - со странным вызовом ответил Александр и попросил помочь перебраться на софу
- Но я так не люблю. – загадочно произнесла Лера. В её голосе тоже звучал вызов, только она не уточнила, чего именно она не любит.
Заглаживая свою вину, она с готовностью подхватила его под мышки. Он сморщился и тряхнул головой.
- Не верти резко головой, вдруг опять сотрясение! – цыкнула она на него.
- С тобой не то ещё заработаешь. - проворчал в ответ Александр. Опёршись рукой о софу, он аккуратно улёгся на ней с помощью Леры, все ещё пребывающей в виновато взведённом состоянии, и тяжко вздохнул, вытянувшись во весь рост. Голову осторожно запрокинул подбородком вверх. Так легче.
- Полежу немного, мозг перестанет дрыгаться, - она улыбнулась этим его словам, - и попьем ещё кофе. Хорошо? Ты ведь ещё не уходишь?
- Конечно, не ухожу. Тут столько всего вкусного. Тем более что кофе я очень люблю, а дома у меня его нет.
Лера развернула кресло так, чтобы хорошо видеть Александра.
- Могла бы иметь. Почему не берёшь деньги? Купить, доставить - это тоже работа, требующая оплаты.
- По-моему, эта тема давно уже обсуждена. Зачем к ней возвращаться?
- Хм. Ты права. Всё, что ни делается, делается к лучшему, иначе ты поспешила бы домой пить любимый кофе.
- Но на такие пирожные я бы всё равно не разорилась. - утешающим тоном произнесла Лера.
- Слушай, он же остынет! - забеспокоился Александр. Голос беспокойный, а глаза нет, совсем не в тон его словам. - Пьём прямо сейчас.
- Ладно, пьём. - она поддержала его игру. - Хотя на такой подставочке с подогревом он простоял бы ещё час горячим. Но это уже слишком.
- Чересчур слишком.
Он приподнялся на локте, вставая. Лера скупо улыбнулась и протянула ему руку, оказавшуюся сильной и крепкой. Он остро это почувствовал с какой-то сладостью в груди, когда она потянула его вверх, помогая встать с софы.
- Вставай, горе-ухажёр. Надеюсь, ничего подобного не повторится?
- Где уж мне. - Александр коротко глянул на неё и осторожно опустился в своё кресло.
Лера взяла на себя кофейные хлопоты. Хлопотала излишне рьяно. Разлила кофе по чашечкам, передвинула удобнее вазочки с конфетами, печеньем и сахаром. Не устояла перед симпатичным молочно-белым с позолотой фарфоровым сливочником и добавила себе в кофе сливки. Александр от сливок отказался, он предпочитал пить чёрный кофе.
- Саша, извини за нескромный вопрос, но... как-то тянет уяснить вообще, в принципе, но на твоём, правда, примере, другого мне пока негде взять, за что твои же собственные приятели... не из других ведь группировок?..
Он утвердительно мигнул глазами, не рискнув кивнуть головой.
- ... захотели тебя убить?
Александр хмыкнул, но отнюдь не возмутился, чего втайне по наивности опасалась Лера.
- Ну, во-первых, приятели - это не друзья. Да и что вкладывать в это слово? Ладно, пусть будут приятели. Сначала он тебе приятель, а потом ты ему невзначай или по необходимости наступаешь на мозоль, или наоборот, он тебе наступает, как получится - и всё приятельство на этом кончается. Исчезает в неизвестном направлении.
- Понятно. - согласно кивнула Лера, выжидающе глянув на собеседника. А он имел вид меланхоличного, никуда не спешащего человека, сидел в комфортном кресле и потягивал вино из рюмки. Она и не заметила, как он сменил чашку на рюмку. Его глаза бездумно улыбчиво смотрели куда-то в пространство, блуждая по комнате. Она поймала его взгляд, и у неё вдруг резко заломило виски.
Ну, уж нет, не собирается она перехватывать его головную боль на свою голову!
- Голова болит? - участливо поинтересовалась она.
Он глянул на неё и почти беззвучно рассмеялся.
- Болит.
И опять молчание. Обмен вежливыми улыбками ничего не изменил.
“Допустим, у тебя болит голова, ну и что? - Лера склонила голову набок, мысленно прикидывая, на что способен сидящий перед ней экземпляр рода человеческого. - Я даже не знаю, жалко мне тебя или нет. А! Не так это и важно! Может быть и очень даже вероятно, что тебе вообще неприятны все эти расспросы, но... вопрос-то задан! Недовольство не выказано. В таком случае, простая вежливость требует продолжения разговора на заданную тему! Какого рожна ты молчишь!”
Вежливость вежливостью, а они ещё минуты две играли в молчанку, кто кого перемолчит и переглядит. Сдался Александр и пустился в объяснения, носящие скорее теоретический, нежели практический характер.
Он тоже смог бы стать учителем - вдруг пришла ей в голову рассмешившая её и, с её точки зрения, бредовая мысль. Словоблудник!
- Пока ты идёшь по заданному курсу, - монотонно рассуждал Александр, - подчиняешься правилам от и до, отдаёшь львиную долю, хапаешь, сколько можешь - ты приятель вышестоящему и приятель тем, кто ниже тебя в иерархической лестнице, этой своре безмозглых и прочих «без» – головорезов, зарабатывающих на жизнь своим церберским поведением, своей готовностью...
“Ну-ну! - мысленно подбадривала его Лера. - Что ещё ты сочинишь?”
- ... как угодно услужить хозяину, если он того стоит, получить по максимуму за это с него самого и отхватить у слабого. Вот этой добычей уже надо делиться.
- Теория мне понятна. Правда, не знаю, соответствует ли она действительности. Но понятна, доходчива. Спасибо, что просветил. Однако меня интересует твой конкретный случай.
- Ну-ну! - засмеялся Александр - странным ей показался этот смех на неподвижном лице, - и с чувством, одним махом, опрокинул, вернее, плеснул, содержимое рюмки себе в рот.
- Мой конкретный случай очень прост. У меня был друг. Не приятель, а друг.
Глаза его помрачнели, или Лере это показалось?
- Он, глупец, стал утаивать часть денег... из тех, которые надо отдавать и которыми надо делиться. Сначала скромно, понемногу. Никто и не замечал. Но... он, дурак, заторопился. Вдолбил себе в голову купить красный Феррари. Какого чёрта далась ему эта игрушка... Для наших-то дорог! Спешил, нетерпёж прямо-таки съедал его! Провернул втихаря дельце и хапнул. Но... - Александр мрачно хохотнул хриплым голосом и сморщился, тронув рукой голову. - Тайное стало явным. Расставаться с деньгами он не захотел, на уговоры не поддавался, на угрозы тоже. Думал, что всё шуточки. Ведь все свои - сегодня я в выигрыше, видишь, какой я умный, как умею, а завтра - ты. Кто как сможет подсуетиться. Я пытался как-то урегулировать ситуацию, но...
Александр помолчал немного и будничным голосом закончил:
- Короче, его убили. Просто пристрелили и всё.
После небольшой паузы Лера тихо произнесла:
- Грустно. А причём тут ты? Почему ловят тебя? - она с нескрываемым любопытством воззрилась на Александра. Он пожал плечами.
- Я их обобрал.
- О!
- И они знают, из-за чего я это сделал. Вот только не успел исчезнуть как надо. Хотя... получилось пусть и не по плану, но тоже неплохо. Я жив, денег они не получили.
- Н-да. - проговорила Лера. Она откинулась в кресле назад, едва заметно поелозила, устраивая удобнее спину. И вдруг с недоумением, близким к скептической иронии, воскликнула:
- Ну, надо же! В тебе, оказывается, есть чувство справедливости! Во всяком случае, его зачатки.
- Язва. - коротко, но без особой экспрессии, отреагировал Александр.
- И сколько же не добрали твои бывшие приятели?
- Много будешь знать, скоро состаришься.
- Не состарюсь.
- Конечно, не состаришься. Не успеешь.
- Это ты язва, а не я. - Лера встала, вдруг почувствовав, что разговор не клеится. - Мне пора.
Он поднял к ней лицо, и ей стало тревожно и чего-то жалко. Эта его черта какое-то время молча смотреть на собеседника, когда по всем правилам надо бы что-нибудь да сказать, особенно ярко проявившаяся сегодня, очень раздражала Леру. Но она - женщина с характером, закалённая в житейских и школьных битвах, её так просто не проймёшь. Она и виду не показала, что что-то её задело; тоже молча улыбнулась ему и, не дожидаясь ответа, пошла к выходу. Нет, наверное, ещё не время узнать ей что-то большее. Ну и денёк сегодня!
- До свидания! - из прихожей, уже одетая, крикнула она в комнату.
- До свидания. - он всё-таки вышел к ней, застыл в дверном проёме. - Приходи, пожалуйста, завтра.
- Зачем? У тебя всё есть.
- Есть дело.
- Дело? Какое?
- Небольшое и нетрудное.
Она попыталась понять по его глазам, что всё это значит, но так ничего и не уловив, пожала плечами.
- Ладно, приду. Меня мучает совесть за твою голову.
- Вот-вот. Дело касается именно моей головы.
Лера окинула его быстрым взглядом - он стоял, привалившись к косяку, - задержала глаза на его голове и, ещё раз сказав “до свидания”, ушла.
Он закрыл за ней дверь на все запоры, погасил в прихожей свет и, медленно и нестойко двигаясь, добрёл до софы и улёгся на ней. Теперь, когда он остался один, не перед кем было держать форс, некого было стесняться, он мог на всю катушку отдаться страданиям. Поэтому он не следил ни за своим лицом, исказившимся не столько от боли, сколько от печальных чувств и невесёлых мыслей, ни за своими движениями, ставшими болезненно неловкими, ни за своим голосом, позволив себе жалобно простонать - так было легче.
А Лера, попав на солнечную улицу, домой шла не спеша, смакуя весеннее пробуждение окружающего мира и себя самой. В голове каша из образов и мыслей: её подопечный бандит, методичка, которую надо доработать, ужин - надо бы его приготовить и что именно приготовить, Генка со своей любовью, нет, не к ней, а к выпивке. Чирикающий воробей на краю лужи тоже вплёлся в этот хаос... И двоечник Лежнин, что с ним делать?
IX.
Каверзы капризной весны! Солнца нет. Скрылось за тяжёлыми, серыми - хорошо ещё не сизыми! - тучами. Лужи не радуют праздничным блеском, они унылы, как и сам день. То и дело принимается моросить совсем не весенний, а какой-то назойливо осенний, мелкий, словно мокрая пыль, дождь. Вхождение в подъезд Сашиного дома сегодня не таит в себе никакой театральности. Глаза не поразил, как вчера, контраст перехода от ослепительного сияния к серому сумраку, предстающему в момент перехода тьмой египетской. Подъезд мягко светел и чист.
Сегодня она налегке. В руке лишь её сумочка с разной необходимой мелочёвкой. А он опять ждал её прихода, и как ждал! Не успела Лера коснуться кнопки звонка, как дверь открылась. Памятуя вчерашнюю нервозность Александра, она юркнула, как быстрая комета, в квартиру.
- Ну что ты влетаешь сломя голову! А вдруг это не я открыл дверь?! - Александр с сердитым раздражением смотрел на неё.
В полутёмной прихожей не включен светильник, узкая полоса неяркого, какого-то тусклого света пробивается из комнаты. Оттого прихожая кажется преддверием в мрачные покои негостеприимного дома. А может, этот образ негостеприимности навеян самим хозяином квартиры, так неласково встретившим её.
Лера надменно улыбнулась.
- Учту на будущее. Не влетать сломя голову, не подходить к двери слишком близко, чтобы грубо не втаскивали внутрь. Надеюсь, двух этих уроков мне достаточно.
- Надеюсь. - буркнул Александр. - Раздевайся и проходи.
Ноздри Леры дрогнули.
- Извини, это от недомогания. – Александр поспешил сгладить неловкую ситуацию.
Лера молча принялась раздеваться. Он стоял и смотрел, как она снимает куртку, фетровый светло-серый берет, скидывает с ног туфли на толстой подошве, потом всовывает ноги в гостевые шлёпанцы. Хотя, гость в этом доме только она одна, и шлёпанцы эти стали уже как бы её собственностью. Ничьим другим ногам не погружаться в их тёплое удобное нутро. Кстати сказать, никакого другого варианта применительно к этим шлёпанцам она бы не стерпела.
Чувствовать себя не в своей тарелке не лучшее из ощущений. А именно в такое состояние вогнал Леру хмурый вид Александра. Она даже заволновалась - какое такое у него к ней дело?
Они прошли в комнату.
- У меня болит голова. - на ходу, не оборачиваясь, с брюзгливой раздражительностью сказал Александр, словно кость бросил.
- Нечего было вчера лезть ко мне. - холодно ответила Лера, с ненавистью глядя в спину Александра. Какой же он паршивец неблагодарный!
- Как это - нечего?! - с ещё большим возмущением воскликнул он, резко повернувшись к ней лицом. В голове, конечно же, немедленно отозвалось болезненной пульсацией, и Александр смолк.
Судорожно вздохнув, он предложил ей сесть в кресло. Оно так и стояло, как вчера, развёрнутое к софе. Сам он сел на краешек софы. Не лёг, хотя, судя по всему, побыть в горизонтальном положении ему не помешало бы. Она практически сразу простила ему этот срыв, здраво рассудив, что у него много причин для нервного расстройства. И лучше не усугублять ситуацию. Ей вообще не понятно, как он так устроил, что никто не знает об этой квартире?!
- Какое же у тебя ко мне дело?
Он без улыбки глянул на неё, чуть замешкался.
- Постриги меня.
- Что? Да у тебя волосы отросли всего сантиметра на два. Может быть чуть-чуть больше. Ну, самую малость!
Ничего себе - придумал ей дело!
- Нет, нет. Ты не понимаешь. Ну, хотя бы пять миллиметров - самая для них длина. Стриги.
- Зачем? Зачем сейчас тебе эти пять миллиметров? Я не умею стричь. - сопротивлялась Лера.
- Ерунда. Посмотри, на кого я похож!
- Кстати сказать, на человека! Не на крутого ублюдка!
- На пугало я похож с этими волосами, вот на кого!
Непроизвольно Лера критически оглядела голову Александра, которую он наклонил поближе к ней, демонстрируя неприемлемую лохматость своей черепной коробки.
- Ну, подправить, - Её голос зазвучал примирительно, - согласна, необходимо. Очень они у тебя неровно растут. Но только и всего. Крутых, таких со щетиной на голове, терпеть не могу.
- Тебя никто не заставляет терпеть. Не терпи, сколько хочешь, но меня подстриги!
- Нет, ты не понял. Поверь мне, как глянешь на бритую голову, челюсть квадратная, глаза самодовольно пустые, сразу возникает твёрдое убеждение, что сей предмет - имеется в виду голова - нужен для устрашения, но никак это не вместилище мозга!
- Ладно, пусть так, для устрашения. Хотя, очень многие наши учёные мужи ходят вообще с голой головой!
- Это учёные мужи, а ты...
- Спорить не буду, но, прошу тебя...
Они ещё поспорили о длине волос, о преимуществе миллиметровых - это доказывал Александр, об абсолютной непривлекательности граждан с сизым покрытием черепа - это доказывала Лера. Хорошо, она согласна, кому-то может быть и идёт такая причёска, но ему лично бритоголовость не идёт совершенно!
Она отстояла свою точку зрения, напирая в споре на то, что с волосами он совершенно неузнаваем. Она помнит, каким он был с бритой головой! Совсем другим человеком! Подравнять, да, она постарается, хотя и за это ей браться страшно.
Она справилась с задачей в считанные минуты. Лера лукавила, что не умеет стричь. Безденежная жизнь заставила её и ей подобных граждан освоить и эту жизненно необходимую специальность - парикмахер.
- Прекрасно, прекрасно. Совершенно другое лицо. - слова произносились ею сейчас только для себя самой. - Как я и говорила, теперь тебя никто не узнает. Сама респектабельность. Можно отрастить ещё усики для полной конспирации.
- И бородку. - с сарказмом отозвался Александр.
Придерживая пальцами его за подбородок, она повертела его голову туда-сюда, разглядывая её с недоверчивым удивлением искусствоведа, наткнувшегося на абсолютно неизвестное науке произведение искусства.
Александр косил на неё глазами.
Продолжая исследовательский осмотр, она взяла его голову за виски и повернула лицом в сторону окна, к свету. Столь долговременно касаться Александра было, по крайней мере, неблагоразумно...
- Что за манера чуть чего лапаться! - гневно воскликнула Лера, отскочив подальше от стула, на котором сидел Александр.
- Я хочу тебя. - просто ответил Александр.
- Опять за своё! Мало ли кто чего хочет! К чёрту. Чтобы я ещё раз сюда пришла!
- Я хочу тебя. - упрямо и угрюмо повторил он. Сидел, словно нахохлившийся сыч, несчастный и незаслуженно обиженный
- Вот если я захочу тебя, тогда ты меня получишь. Только тогда! И не смотри на меня так... так укоризненно! Моей вины тут совершенно нет. Не просматривается, куда ни кинь взгляд!
Александр неожиданно резко встал. Лера мгновенно умолкла и на всякий случай подалась ещё дальше от него, поближе к двери. Но опасения её оказались напрасными.
- Не могла бы ты приобрести мне какую-нибудь недорогую, попроще, одежду: куртку и брюки, а лучше джинсы, нефирменные, обычные, на рынке.
Он подошёл к окну и застыл там.
- Решил выйти на люди? - осторожно спросила Лера.
- Не сидеть же весь век в этой норе.
- Весь век не просидишь. - согласилась Лера. Она вернулась в комнату и села в обжитое ею кресло.
- Я присмотрю одежду. Не проблема. Но... думаю, тебе пока не стоит высовываться.
Можно было подумать, что Александр получил безжалостный укол ниже спины, так резво он повернулся, нестойко качнувшись, в сторону Леры и страстно, громко крикнул:
- Почему же не стоит?! Почему?!
У Леры словно что-то оборвалось внутри.
- Да у тебя совершенно никчемные нервы. - переведя дыхание прошептала она, уже стоя за спинкой кресла. - Может, мне лучше уйти? Не люблю, когда на меня кричат.
- Никто не кричит на тебя! - уже несколько тише крикнул Александр и пнул ногой в ножку стола.
- Ничего себе! - выдохнула Лера, продолжая прятаться за креслом.
Александр вернулся к софе, рывком сел и, согнувшись, уткнулся лбом в руки, сцепившиеся в пальцах.
Она не ушла. Постояла какое-то время, глядя на едва заметно раскачивающегося взад-вперёд Александра. Потом вдруг сказала: “Ну, ладно”. Одна мысль уже давно не давала ей покоя и вот теперь, похоже, эта мысль окончательно овладела ею. Чёрт с ним, с этим бывшим крутым, не в нём самом дело, хотя и с ним связанное. Не будь его, не возникла бы эта мысль. Всё её существо, постепенно сдавая позиции благоразумия, охватила безумная, и не только на первый взгляд безумная, идея, которую она преобразовала в задачу. А задачки решать - её стихия, такого подхода к жизни требовала её натура математика. И не обязательно эти задачи должны быть математическими. Ей и другие интересны и под силу.
Прятаться за креслом смешно и не эффективно. Она взяла свою сумочку, достала из неё толстый блокнот, ручку - эти предметы у неё всегда под рукой - и деловито уселась на прежнее место.
Александр перестал раскачиваться. Он отнял руки от лица и глянул на неё со странным сочетанием сосредоточенности и рассеянной отрешённости одновременно.
- Что? - спросил он.
- Саша, - она раскрыла блокнот, щёлкнула авторучкой, - ты ведь помнишь телефоны, адреса, места проживания, ну... и так сказать ареалы обитания и деятельности своих бывших дружков?
- У меня не было дружков. Был один друг, его убили.
- Хорошо. Неважно, дружки или ещё как их называть. Пусть будут компаньоны, не возражаешь?
Он пожал плечами.
- Ну, так помнишь?
- Зачем тебе это?
- Пока не могу точно сказать. - сомнение и неопределённость тут же отразились и на выражении её лица. - Ну... А тебе, не всё ли равно для чего?
- Конечно, не всё равно. Может быть, я тебе так надоел, - он криво усмехнулся, - что ты решила раз и навсегда избавиться от меня, связавшись с моими, - Александр нехорошо ухмыльнулся, - бывшими компаньонами.
- Поверь мне, - надменно ответила Лера, - если бы я этого захотела, я бы нашла способ тебя заложить.
- Развешивала бы объявления на столбах? - съязвил он.
- Хотя бы и так. - согласилась она, не вступая с ним в пререкания.
Александр так огляделся, будто его и впрямь возжелали отдать на заклание врагам! И вдруг вспыхнул, видимо, проиграв в душе в эти секунды и такой вот пренеприятный вариант.
- Хорошо. Пиши. - он выпрямился, сидя на софе.
- Для начала уточним вот что. Самое главное, Сашенька, - она голосом выделила его имя, - назови мне людей, тех, кто, ну... ищет тебя. Кто, увидев, попытается убить. Так? Убить?
- Да-да! Убить. - согласился Александр с энтузиазмом, покоробившим её.
- Сколько их. - сдержавшись, спросила Лера.
- Четверо. Или пятеро.
- Ты можешь не ёрничать?
- Могу.
- Тогда давай точную информацию. Без всяких или.
- Мне надо подумать.
- Думай и уж, пожалуйста, ничего не упусти.
Он с неприязнью глянул на неё и лениво, с неохотой, как из-под палки, действуя из принципа: чем бы дитя - в данном случае Лера - ни тешилось, лишь бы не плакало, стал диктовать требуемую этим дитя информацию. Иногда Лера уточняла расположение отдельных домов, магазинов, учреждений и прочих солидных объектов. Александр чётко отвечал, испытующе, с грустной насмешкой, всматриваясь в сосредоточенное лицо сидящей перед ними женщины, в её руку с авторучкой, порхающую над страницами блокнота. Лучше бы она поцеловала его. А она ещё раз переспросила:
- Ну, так сколько же их, жаждущих твоей крови? Четверо или больше?
- Четверо. Могут быть ещё, но только привлечённые помочь найти, выследить, говоря языком детектива и...
- Убить?
- Опять ты за своё. Не думаю. Во всяком случае, если и убьют, то не сразу.
- А ... - в ней засветился вопрос, который она никак не могла сформулировать словесно, но он её понял. И продолжил игру, которая вполне могла стать реальностью.
- Максимум для начала подстрелят не до смерти, чтобы легче было захватить, если дойдёт до бегов, как в боевиках. Сначала деньги, а уж потом летальный исход. Для меня, естественно. Представила?
- Так. - протянула Лера. - А если не будет этих четырёх, остальные какую роль будут играть?
- Если не будет этих четырёх, наверное, некому будет меня домогаться.
- Да? А эти остальные, нанятые выследить и ... и подстрелить?
- О, Господи! Если убит заказчик и его окружение, кто оплатит труды? Смысл теряется.
- А могут, на крайний, скажем, случай, в самом начале... м-м-м.... договора, заплатив аванс, обязать этих людей убить тебя?
- Обязать? Конечно, могут.
- Тогда...
- Если убит босс и остальные? К этому моменту твои бесконечные тогда?
- Да.
- Тогда некому будет меня ловить. Объясняю, бессмысленная работа. – вздыхая, монотонно говорил Александр, - К тому же и опасная, а аванс уже в руках. Остальных же денег никак не получишь. Ну, если только попадётся любитель стрельбы, тогда... но это маловероятно.
Помолчав в ответ, она вздохнула и сказала: “Да?”.
- Карта города у тебя есть? - она эффектно захлопнула блокнот.
- Отличный буклет. Специально для тебя, интернета-то у тебя нет. - он встал и прошёл в соседнюю комнату, откуда принёс красочное творение картографов, посвящённое родному городу и его окрестностям.
- Я заберу это?
- Бери. - небрежным жестом он отдал ей карты.
X.
У Леры боевое настроение, третий день подряд она наносит визит своему подопечному бандиту. Геннадий Львович, милый пьяница Генка, в курсе её походов к Александру, но подробности, отдельные щекотливые моменты, вроде позавчерашней попытки бывшего бритоголового овладеть ею, естественно не доведены до его ушей. Уже в десять часов утра Лера по всем правилам вошла в просторную прихожую, интерьер которой стал для неё въедливо знакомым, как в собственной квартире.
- У тебя вид какой-то помятый. - сообщающим тоном сказала Лера, скидывая с себя туфли и куртку.
- Плохо спал.
Она стремительно прошла в комнату. Он, не дождавшись сочувствия, обречённо прошёл вслед. Ловким движением она развернула кресло к столу. Из сумочки на стол выпорхнули тетрадные листы, карта города, красная и чёрная ручки, карандаш и ластик.
На лице Александра отразилось раздражённое недоумение - она опять за своё? Отразилось и исчезло.
- Что за странные приготовления? - характерным движением подбородка он указал на разложенные на столе предметы. - Ты всё ещё не остыла? Тебя волнует существование мафии?
- А? - она глянула на него отсутствующим взором и села в кресло. - Мне надо кое-что уточнить.
Ею явно владело нетерпение. Вопросы извне, не касающиеся тех проблем, что интенсивно прокручивались, штудировались и прорабатывались в её мозгу, проходили мимо её сознания.
- Уточнить? Так ... - медленно протянул Александр; он скрестил руки на груди и остался стоять возле софы, с неприязнью поглядывая на Леру и её канцелярские принадлежности.
Ноздри его раздулись, пальцы впились в бицепсы, в глазах его начинало проглядывать нечто близкое к бешенству или даже ненависти. Может быть, она и почувствовала его взвинченное состояние - того и гляди закипит и взорвётся, но не придала значения или не захотела. Перебьётся, сдержит себя - ему некуда деваться, разве только плюнуть на всё и выйти за дверь квартиры во враждебный для него мир, где за каждым поворотом, за каждым углом таится ... Она вздохнула, мимоходом представив, что там может таиться для него. Но, в конце концов, Александр не дурак и на бессмысленный риск не пойдёт.
Удобно расположившись с листочками, картой города и ручками, она выжидающе строго, как и подобает учительнице, глянула на стоящего перед ней мужчину и начала свой уточняющий опрос. Спрашивала, получала сухой, но точный ответ, переспрашивала, дотошно уточняла. Удовлетворившись ответом, деловито кивала головой и заносила на лист бумаги, испещрённый всевозможными значками, новый значок, зачёркивала старый или ставила какую-нибудь метку.
- Ну, и что всё это значит? - Александр уже полулежал на софе, подпёрши щёку рукой, и в глазах его начинала появляться скука и отсутствие интереса.
Надоело ему, надоело всё. Особенно надоела её дурацкая инициатива, её опрос, все эти листы и ручки. Усталость свинцовой тяжестью налила тело и голову; налила густой жидкостью веки. Ресницы вдруг приобрели вес. Состояние, когда, с трудом сопротивляясь сонливости, на последнем дыхании держишь глаза открытыми и титаническими усилиями всего организма стараешься осмысленным взором смотреть на собеседника.
- Пытаюсь мыслить нетрадиционно. - не отрываясь от рисования значков, ответила Лера, любовно, с лёгким хлопком, проведя свободной рукой по карте.
- Молодец. - похвалил её Александр.
Она, наконец, обратила на него невидящий взор, отвернулась было, но сработала подсознательная, выработанная в школе, наблюдательность. Она встряхнулась, внимательно глянула на него и покровительственно заулыбалась.
- Не мучайся. Спи. Я больше не буду терзать тебя расспросами. Клянусь.
- Клясться не обязательно. Я тебе и так больше ничего не скажу. Ты мне страшно надоела.
- Спасибо на добром слове. - она весело рассмеялась.
Александр взорвался, мгновенно выйдя из тягостного тумана.
- Куда ты суёшь свой любопытный нос, свою дурную голову! Ты же ничего не знаешь о жизни и методах действия этих людей! И ты что, думаешь я буду сидеть сложа руки, хандрить, пить галлонами кофе и слушать твои наставления?!
Он резко подскочил на софе. А зря. В голове бухнуло, резанув изнутри. Лицо перекосилось и сморщилось от боли, он непроизвольно ухватился за голову, сопроводив все эти манипуляции болезненно-свирепым рыком, и в итоге выругался.
- О! - мягко протяжно, с опасливой почтительностью произнесла Лера, всем своим обликом напоминая снайпера, замершего в настороженной выжидательности.
- Ну и что “о”?! Что?! - он отнял руку от головы, ото лба, и с разгорающейся свирепостью уставился на притихшую Леру. По его взгляду она быстро поняла, что она собой представляет - задрипанная училка, тупая и самодовольная, нахально выжидающая, когда угаснет эта его вспышка. Ну, что ж, она и на самом деле выжидает. Глаза его яростно сверкнули.
- Три спокойных дня, и я буду в форме! Если бы не ты, я был бы в форме уже сегодня!
Лера благоразумно молчала, участливо глядя на разозлившегося Александра. Он шагнул в одну сторону, потом в другую. Ну, вот, сейчас он наконец-то успокоится и сядет обратно на софу, долго с больной головой не пробегает - и всё опять войдёт в норму, ей необходимо довести дело до конца. Но тут её словно бес попутал.
- Три дня, может быть, и хватит. Правда, я не знаю на что.
Александр едва не задохнулся от негодования, он весь напрягся и вдруг, расслабленно махнув рукой, негромко рассмеялся коротким злым смехом.
- Надо что-то делать, надо что-то делать... - несколько раз повторил он, постукивая себя костяшками пальцев по лбу.
Лера в волнении посматривала на его руку. Он сдурел, что он делает, бьёт себя по больному месту, а потом будет страдать и обвинять во всём её!
Александр знал, что надо делать, но не знал безопасного пути осуществления своих шагов. Голова почти постоянно болела, он нервничал и ничего не мог придумать путного, изводясь на всех и вся злостью, и больше всего на Леру, особенно, за её подножку, за причину этой подлой подножки, хотя первопричина всех его бед была совсем в другом, но это другое - естественная часть его бурной жизни. На естественное не обижаются. Борются, действуют, играют и выигрывают или проигрывают.
- Ну и что за ерунду ты задумала?
- Никакой ерунды я не задумывала. - ровным голосом, с достоинством ответила Лера.
- Но ведь что-то задумала, по всем твоим манипуляциям видно, да и по голосу слышно, лопаешься от гордости. - он с кривой усмешкой кивнул на бумаги, разложенные на столе.
- Ну-у-у ... да... - уклончиво протянула она.
Александр негромко, но крайне неприятно для его собеседницы, заклокотал подобием смеха.
- Смотри, не влипни. Я гляжу, ты замыслила какую-то игру, уж не знаю какую, скажу лишь одно - очень легко просчитаться или просто оступиться, а плохо будет не только тебе, как игроку.
- Сашенька, не бойся, тебе не будет плохо.
- Дело ещё хуже, чем я предполагал - очень уж ты смелая, ничто тебя не пугает, это опасно.
А её и на самом деле ничто не пугало. Она решала задачу - только и всего. В принципе, в общих чертах задача уже решена. Осталось продумать нюансы, возможные отклонения, особенно необходимо тщательно, так сказать, обмозговать критические точки ситуаций, в которых события могут развиваться не по двум направлениям, а по многим или непредсказуемо свернуть с предрешённого пути. И такое ведь тоже может быть! Вычислить эти точки и продумать приблизительные пути отхода или прорыва. Да просто знать, где и когда надо быть готовой ко всему! Хотя вот эта готовность ко всему должна присутствовать, пожалуй, всегда...
- Так почему я не должен бояться? А? - Александр вскинул на Леру враждебно усмехающиеся глаза.
Она ответила ему не менее красноречивым взглядом - надменная снисходительность и подчёркнутое высокомерие.
- Я не дура, чтобы гробить себя. И если я берусь за что-то, то не для того, чтобы проигрывать.
После чопорной улыбки она добавила:
- Играю, конечно, в какой-то мере на тебя.
- В какой-то мере? - он вскинул брови, изображая изумление.
- Да. - последовал твёрдый ответ. Его изумление она полностью проигнорировала. - Именно в какой-то мере. Ты замешан в этом лишь как частное решение общей задачи.
Несколько секунд он молча смотрел на неё. Осмысливал сказанное.
- Круто! - наконец воскликнул Александр. - Частное решение! Это надо отметить. Обязательно! Она спасает меня! Она побеждает мафию! Это уж точно надо отметить!
- О! Мужики! Вам лишь бы отметить. – ворчливо отреагировала Лера на наигранно бурное восхищение Александра.
Она скупо дрогнула в полуулыбке уголками губ – не верь, твоё право!
Александр взял Леру под руку, и они отправились на кухню отмечать начало решения неизвестной ему задачи.
Конечно, её коробила насмешка, так и светившаяся на его лице, и то, как он подчёркнуто восторженно выпил за успех её мероприятия.
- Смотри, не спейся. - светски холодно обронила Лера. Всё. Больше она ничего ему не скажет, будет уютно восседать в уголке между холодильником и стеной возле окна, пить за свой успех и своё здоровье.
- Э! Валерия Антоновна, вам давно следовало бы понять, что я не тот человек, который опускает лапы. Вы же педагог! - он скептически скривил губы.
“Ух, ты! На Вы!” - азартно изумилась Лера.
- Вы должны бы меня сразу раскусить. Хотя бы вот в этом вопросе. Такие, как я, лапы не опускают. И ещё. Я в принципе не алкоголик. Плюс к тому, я чётко осознаю, что мне нельзя... м-м-м ... спиваться. У меня слишком много дел, которые настоятельно, подчёркиваю, настоятельно требуют своего завершения.
Глаза его приняли жестокое выражение.
“Ого!” - мысленно воскликнула Лера и вслух похвалила его ровным благожелательным голосом:
- Я рада, что ты так решительно настроен. Но кое-какие твои незавершённые дела давай завершу я. Так будет надёжнее. О цене сговоримся. Я не хапуга. Да и не знаю настоящих цен.
- А! Так ты хочешь денег!
- Ну, милый мой, предстоят всякие там расходы, потом - мой труд... Каждая работа требует оплаты, только и всего.
Она белозубо улыбнулась, глядя прямо в глаза Александра, уставившиеся на неё с испепеляющим блеском, струившимся на неё из их тёмных глубин.
- Лучше бы ты занялась со мной любовью. Это более верный заработок.
- Нет. - сухо возразила Лера. - Любовь не предмет купли-продажи. День аванса, день выдачи под расчёт здесь не приемлемы.
- Ты не права. Тысячи людей...
- Права. - не дав ему досказать, ещё суше, произнесла Лера. – То, о чём ты завёл речь, не любовь, а проституция.
- Займись со мной проституцией. - порекомендовал Александр. Ей даже послышалась уверенность в его голосе, мол, она согласится, ибо ломается перед ним. Он думает, что она кокетничает, набивает цену?
- Не займусь. Давай ближе к делу. Я скромная, мне хватит пяти тысяч долларов за ... м-м-м ... нейтрализацию твоих врагов. У тебя есть пять тысяч?
Потратив несколько молчаливых секунд на разглядывание своей собеседницы, Александр саркастически ухмыльнулся.
- Есть. Я тебе их заплачу. - он утвердительно закивал головой. - Конечно, заплачу.
Издевательски хохотнув, воскликнул:
- Дерзай! - и окинул её пристрастным взглядом. “Всё равно ведь ничего не добьёшься и сдашься мне!”
“А что! - вдруг подумала Лера, мгновенно проработав его слова, его взгляды, бросаемые на неё, - он и впрямь нежный. Саша Нежный! Просто подарок судьбы!” По здравому её рассуждению, бандиты, крутые, в общем, все криминальные элементы такого пошиба, представлялись ей совсем другими. Менее - гораздо менее! - интеллектуальными, абсолютно нетерпимыми, безжалостными и тупыми, исключая процессов хапанья. Тут они доки. А этот ведёт с ней бесконечные беседы, уговаривает её. Методы, очень близкие ей.
- Вот и договорились. - ответила Лера, намеренно не замечая его сарказма и насмешки, его убеждённости, что не только ничего у неё не получится, а в принципе получиться не может. Этого не может быть, потому что быть такого не может. Она прекрасно поняла его.
- Мне пора. - она встала. - Авансом можешь выделить долларов двести? Без денег никакое дело не сдвинешь.
Александр засуетился. Конечно, он даст аванс, но не жалкие двести - пятьсот как минимум. “Вот ты и попалась!” - отозвалось в его душе.
“Напрасно радуешься! - мысленно усмехнулась Лера. - Не видать тебе меня своей любовницей! Я обойду вас всех!”
XI.
Это известие застало Геннадия Львовича на кухне, где он пытался незаметно извлечь бутылку из потайного уголка между холодильником и шкафом для посуды.
- Что? - выпятив нижнюю губу, грубо протянул он недовольным голосом человека, пойманного на месте преступления. Носит её нелёгкая разыгрывать его в такие напряжённо предвкушающие моменты!
- Геночка, встань, пожалуйста, и не говори со мной таким голосом!
- Нормальным голосом я говорю!
- Ты говоришь противным голосом, не спорь. Я же вижу, что сорвала тебе “стопарик”, который ты собирался втайне от меня шлёпнуть.
Геннадий Львович встал с корточек. Сердито насупившись, он протестующе вздел голову, но Лера не дала ему высказаться.
- Не ерепенься и не возражай, я знаю все твои заначки.
- Ничего у меня нет!
Лера тяжело вздохнула.
- Ладно. Нет, так нет. Доставай это своё «нет». Выпьешь нормально за столом, как человек, и закусишь.
На эти её слова Геннадий Львович криво ухмыльнулся с кислым выражением лица - при ней разве выпьешь нормально со вкусом!
- Давай доставай, я тоже немного выпью. За столом всё и обсудим.
Ничего себе, она будет ещё и пить его водку?!
- Ты что, не шутишь что ли? - осторожно осведомился он, нехотя шевельнувшись в сторону тайничка.
- Конечно, не шучу.
- И что, ты... собираешься идти в ресторан? - всё с теми же предосторожностями уточнил Геннадий Львович.
- Да. Собираюсь. Причём, с тобой.
- Со мной? - лицо его вытянулось, а потом он фыркнул понимающе, засмеялся хитреньким смешком и всё ещё неуверенно воскликнул:
- Разыгрываешь!
- Генка, не заставляй меня нервничать. Ты меня прекрасно знаешь, я никогда не шутила подобным образом. По-моему, я очень чётко поставила вопрос, какой или какие рестораны в нашем городе популярны среди состоятельных и очень состоятельных людей. Респектабельны, держат марку давно. Что-то вроде современного аристократизма. Среди твоих собутыльников, надеюсь, попадаются люди приличные, которые знают “что, где и как” именно в этой области. Ну, хотя бы смакуют с чужих слов ресторанные прелести. Знаешь, такие несбыточные мечты вслух.
- Ну. - выжидающе буркнул Геннадий Львович.
- Да. И ещё. Чтобы этот ресторан внутри был бы... м-м-м ... так сказать, с архитектурными излишествами. Просто просторный зал с рядами столов меня не интересует. Хотя, я думаю, - вдохновилась Лера, - что хозяева всех таких заведений из кожи вон лезут, чтобы их ресторан выделялся бы чем-нибудь этаким. Интимные уголки, какие-нибудь колонны, подиумы, антресоли с пальмами.
Геннадий Львович всё с большим интересом слушал жену, её словесные описания мифических ресторанов, кафе, баров и ночных клубов. А фантазия у неё ничего, даром, что нигде никогда не бывала! Она его заинтересовала. У него, как у ребёнка, приоткрылся рот, так увлёкся. В одну из небольших пауз вдохновенной речи жены Геннадий Львович произнёс одно единственное слово:
- Ниагара. - и потеряв на последнем слоге голос, проглотил нечто шершавое, перекрывшее пересохшее горло.
- Что? Ах, Ниагара! И всё?
Геннадий Львович неопределённо пожал плечами и нехотя пробурчал:
- Есть и другие. Но... то, что ты выписываешь тут - это Ниагара. А ... а зачем тебе это?
Лера критическим взором окинула мужа сверху вниз и обратно.
- Завтра вечером мы с тобой вдвоём пойдём в эту Ниагару и поужинаем там.
- Что?
- Генка, не убивай меня! Неужели ты до такой степени отупел! Если бы ты видел сейчас своё лицо!
- А что моё лицо?! - оскорбился Геннадий Львович.
- Твоё лицо сейчас - лицо дебила! Я что, говорю что-то совсем непонятное? На китайском языке?
Она лукавила. Конечно, ему было от чего принять такое выражение лица. Дорогой ресторан! Когда у них денег и на поход в кафетерий нет! И потом, чтобы она, заимей деньги, повела бы его в ресторан?!
- Нет. Но... - слабо возразил Геннадий Львович и вдруг взорвался, - хватит издеваться надо мной!
У неё взметнулись брови, льдистые глаза гипнотизирующим взором вперились в Геннадия Львовича, и он быстро притих, обиженно заморгав глазами.
- Ну, Лерка, ты сама понимаешь, что так даже шутить нехорошо. У нас денег еле-еле до получки осталось, а ты... а.. а ты... - и вдруг лицо его разом переменилось, и он, пересилив себя, насупившись, с тщетно скрываемой зародившейся надеждой и страхом, что его сейчас же и осмеют, спросил:
- А ты не шутишь?
Спросил и с подозрением зыркнул глазами в глаза своей ненаглядной и суровой Лерочки.
Так Геннадий Львович до конца и не поверил жене, но включился в обсуждение предстоящего события, относясь ко всему как к игре, и, надо сказать, игре приятной. Почему бы не помечтать? Поговорил - как будто и сам побывал. И вдруг как-то неподвластно разуму, вопреки здравому смыслу, Геннадий Львович страстно захотел праздника. Нет, не домашнего праздника, а именно такого, с выходом в ресторан! Чтобы мягко звучала музыка, чтобы вокруг были праздничные люди, романтический приглушенный свет, крахмальные белейшие скатерти, книжечка меню с золотым тиснением, симпатичный услужливый официант, искрящиеся рюмки, ароматные, красиво украшенные блюда и т.д. и т.п. О! Как он всего этого захотел! У него покраснело лицо, глаза сердито сверкнули и потухли.
- Генка! - Лера участливо с насмешкой смотрела на него, - Доставай-ка ты, наконец, свою заначку! Я уже закуску приготовила.
И правда, на столе уже стояли тарелочки с огурцами и салатом; нарезанный хлеб источал свежеиспеченный запах - видно, купила его только-только. Но самое поразительное, на плите в сковородке уже почти дошла до готовности яичница из трёх яиц. Когда она успела её поставить? Почему он ничего не заметил? Вот ведь!
- Костюм хороший у тебя есть. - буднично продолжала Лера. - помнишь, тот! Мы его купили с твоей премии, а ты тогда быстро потолстел и практически не носил его. Рубашку, галстук и ботинки я тебе купила.
Геннадий Львович застыл с бутылкой в руке в неудобной позе, изогнувшись, из низкого разворота озадаченно воззрившись на жену.
- Ботинки?
- Пришлось купить без примерки, но я знаю твой размер. А эти такие симпатичные, натуральная кожа, и были, представляешь, последними!
- Так ты не блефуешь?
Лера засмеялась и вышла из комнаты. Через минуту Геннадий Львович любовался и ботинками, и рубашкой, и галстуком. И нюхал дорогую туалетную воду - вот уж это убедило его больше всего в правдоподобности происходящего!
- Ну, что ж, давай выпьем. - глаза его засияли в радостном недоумении, - и ты мне всё расскажешь. Да?
- Не знаю, не знаю. - запела Лера, она развернула рубашку, повертела ее, так и этак прикладывая к себе. Геннадий Львович даже забеспокоился, как бы она не испортила такой красивый предмет его туалета, и, отобрав рубашку - на что Лера понимающе снисходительно улыбнулась, - усадил её за стол.
- Не спеши. - Лера изогнулась и, не вставая со стула - габариты кухни позволяли - достала из холодильника тарелку с уже нарезанным окороком, любимой закуской её мужа. Настроение поднималось от минуты к минуте. После первой же рюмки Геннадий Львович деловито поинтересовался, зачем они идут в ресторан?
- Как зачем? - округлив глаза, воскликнула Лера. - Мы идём, чтобы отдохнуть, расслабиться.
- Да? А нельзя ли деньги, что завелись у тебя...
- Ты на что-то намекаешь? - она наигранно грозно наклонилась к нему.
- Нет-нет! - поспешно возразил Геннадий Львович, - На что я могу намекать! Что я, не понимаю, откуда у тебя деньги! Просто я думаю, может их надо истратить по делу, в нашем бюджете сплошные прорехи: душ в ванне подтекает...
- Ты что, не хочешь идти в ресторан?!
- Хочу. - сердито отозвался Геннадий Львович. - Конечно, хочу, но...
- Никаких “но”. Жили с прорехами и ещё поживём. Я купила себе вечернее платье.
- Как!..
“Ну, ты и транжира!” - так и читалось в этом его “как”!
- Надо же и мне приодеться для ресторанного похода!
***
Они очень волновались. Приподнято радостное настроение, лихорадочная тревога предвкушения запретного плода - для их нищей жизни поход в ресторан не что иное, как запретный плод - и страх перед этим, запретно недосягаемым. Матово-мозаичные стекла входных дверей ресторана маняще светились, за ними оказались ещё одни двери, сверкающие, с прозрачно-зеркальными стеклами.
Лера покосилась на мужа, и на её лице появилось явно прочитываемое одобрение. Он был почти таким же, как тогда, девять лет назад, когда она влюбилась в него, влюбилась, можно сказать, без памяти. Это надо же, какова она была тогда!
Сейчас Геннадий Львович не так свеж - пресловутая пропойность проглядывала во всём его облике: в овале лица, в чуть обвисших щеках, в набрякших веках, в глазах. Но! Но в сочетании с отличной одеждой, промытой до блеска кожей, с чистотой волос - все эти признаки вдруг придали ему какой-то особый шарм светского мота. При виде зала, его размахе и праздничности, глаза Геннадия Львовича засияли особым блеском.
Встречают по одежке, это точно, и по уверенности, которую дают деньги. Эту пару не проигнорировали, хотя, по правде, здесь никого не игнорируют, но нюансы поведения обслуживающего персонала при пристальном взгляде очень и очень разнообразны. Часто они едва различимы. Каждого посетителя предупредительно встречают, каждому воздают должное - вот где закавыка! Должное - тонкая вещь: толщина твоего кошелька, твои связи, твоё место, твоё амплуа - и ведь не ошибаются! Почти не ошибаются.
Деньги Саши Нежного и авантюрное настроение придали Лере столь уверенный вид, подчёркиваемый вышеописанным обликом Геннадия Львовича - обликом богемного пропойцы, что несмотря на то, что никому они здесь неизвестны, уютное местечко среди пальм с отличным видом на эстраду им было устроено без малейших проволочек и без всяких усилий с их стороны.
Её Геночка галантно отставил стул, она села, очаровательно - частично на публику, а отчасти и ему - улыбнувшись. Он улыбнулся ответно - прямо денди! - и сел напротив, удобно откинувшись на спинку стула с небрежным видом аристократа.
- Прекрасно. - сказала Лера и легонько одобрительно похлопала в ладоши, слегка откинув голову, сверкнув на своего спутника снисходительной улыбкой.
Геннадий Львович в ответ улыбнулся улыбкой не менее снисходительной, скрыв за ней мимолётную обиду. Ах, как ему хорошо, несмотря ни на что!
Приподнятое настроение, охватившее Леру ещё вчера во время покупки вечернего платья, не покидало её до сих пор. Конечно, несколько нервное состояние - зато как обострены все чувства! Праздник шпионских страстей начался, праздник продолжался. Её Геночка, оказывается, классно ориентируется в премудростях заковыристого меню, особенно в той его части, что касается напитков.
- Гена, - наклонившись к мужу, Лера изумлённо округлила глаза, - ты что, не закажешь ни водки, ни коньяка? Ты же...
- Что я? - Её Геночка достал из кармашка белоснежный носовой платок, коснулся им промокающим жестом кончика левой брови, чем прямо-таки сразил её наповал, и положил платок обратно в карман. Он тоже склонился к ней и, вздохнув, сказал:
- Водку я и потом дерябну, а здесь я уж, уволь, буду наслаждаться вкусом настоящего вина, если, конечно, все эти названия соответствуют действительности. Ну, а насчёт коньяка, ты же, надеюсь, не все деньги здесь истратишь и купишь его как-нибудь домой, - он сделал небольшую паузу, хитро глянул на жену и докончил, - в награду за моё присутствие здесь. С кем бы ты могла прийти сюда и не ударить лицом в грязь?
- Ну, ты и нахал!
- Угу. - совсем не аристократично отозвался Геннадий Львович и с удовольствием огляделся. - А ты у меня, пожалуй, лучше всех. Девицы вокруг так себе.
- Спасибо, дорогой. Ты тоже неплохо выглядишь. Заметны следы интеллектуальных загулов.
Они с удовольствием, не обижаясь друг на друга, пикировались в праздничном гомоне ресторана, наслаждаясь перестуком вилок и ножей, мелодичным звоном хрусталя, музыкой, говором и смехом, предвкушением пира. Геннадий Львович наслаждался просто, являя собой человека, крайне довольного жизнью, собой и своей спутницей. Лера не уступала ему в этом нисколько, но она ещё была занята делом. Она скрупулезно изучала зал: расположение столов, колонн, кадок с цветами, повороты уютных уголков, эстрада, двери; как ведут себя посетители и обслуживающий персонал. Что собой представляют посетители? Какова вообще ресторанная жизнь? Масса неизвестного. Правда, вставал вопрос - а нужно ли всё это ей для её дела?
Геннадий Львович расцвёл - он попал в приятную для него стихию.
- Чёрт! Хотелось бы всего испробовать, а приходится выбирать. - сокрушённо вздохнул он. - Так. Пьём какое-нибудь сухое...
- Сухое? Лучше бы...
- Не перебивай. Из более крепких мадеру или херес. Как ты считаешь, а?
- Не знаю. - беспечно улыбнулась Лера.
- Ничего ты не знаешь. Ладно, пьём херес, хотя тебе, может быть, больше понравилась бы мадера.
- Ну вот! Выбирает, что ему по вкусу! А мне?
- А для тебя десертное мускатное белое.
- Уговорил. О! - вдруг воскликнула она, глядя в меню. - Хочу мартини!
- Да это вермут всего-навсего!
- Ничего себе – всего-навсего! Полагаю, очень хороший вермут, раз о нём говорено столько похвального.
- Ну, отличный вермут, если не подделка.
- Хочу.
- Твоя воля. Заказывай.
- Ещё бы! Закажу, конечно. Но и от мускатного не откажусь. Когда-то я пила подобное, хочется возобновить приятные вкусовые ощущения. Знаешь, тут у них в меню есть и коктейли. Как ты думаешь, что лучше: глинтвейн или коблер?
Геннадий Львович пожал плечами, отобрал у жены меню, глянул в него и наставительно строго произнёс:
- Что-то ты широко разворачиваешься. Я тебя до дома не доведу.
- Ух ты! Интересный поворот. Кто у нас алкоголик: я или ты?
- У меня закалка, глупая.
- Н-да? А, может быть... - начала она неприятным голосом и вдруг запнулась. - Господи, - тихо произнесла она, словно стряхивая с себя наваждение, - закажем хорошую закуску и выстоим, правда?
Геннадий Львович во все глаза поглядел на неё. И заулыбался.
- Жена, ты приятно меня удивляешь. Под хорошую-то закуску и не то можно выдержать.
- Я хочу что-нибудь рыбное, севрюга, осетрина... изучим, что у них тут есть из морских и речных глубин. Потом, сыр. Обязательно сыр.
- Обязательно мясное. - строго выговорил Геннадий Львович.
- Угу. - согласилась Лера, вчитываясь в меню. - И фрукты. А потом кофе и мороженое.
- Закажем коблер. - как-то очень вкусно ткнул пальцем в меню Геннадий Львович. - По описанию он звучит экзотично: лед, фрукты, лимончик на краю бокала. Можно было бы заказать и глинтвейн, попробовать, что за штука, но это будет уже перебор.
- Какая сдержанность. Одобряю.
- Одобряй, одобряй. Я берегу твоё здоровье. И без глинтвейна напитков хватит. Да, кстати, а денег у нас хватит?
- Хватит... если не заказывать глинтвейн. - с серьёзным видом сказала Лера, но в конце не удержалась и коротко хохотнула.
Радостно взвинченное настроение отнюдь не улетучивалось. Скорее, наоборот, праздничность нарастала.
***
Этих троих Лера выделила из общей массы сразу.
- Что ты там такое увидела?
- Сиди, как сидел, не оборачивайся. Да не вертись ты! Это неприлично. Через секунду ты их увидишь.
- Кого я увижу?
- Не знаю.
- Тогда почему...
- Вместо того чтобы болтать, налей мне лучше своего хереса.
Геннадий Львович покладисто кивнул головой и потянулся за бутылкой. Трое, заинтересовавшие его жену, попали, наконец, в поле его зрения. Они направлялись в их сторону, как оказалось, к столику, отделённому от них огромным папоротником, растущим в деревянной кадке золотисто-смоляного цвета. Двум мужчинам было лет по тридцать, не больше, третий старше и важнее.
Геннадий Львович скептически поджал губы.
- Ну-ну, приличные мужики. Я бы сказал, респектабельные.
- Не волнуйся, ты выглядишь лучше.
- Ох ты! Надо же!
- Да, мой дорогой. Хотя вон тот прямо красавчик, похож на итальянца. - она со странной, грустно смешливой томностью во взоре, не уловленной вниманием Геннадия Львовича, глянула на него, - Но в них, и в красавчике тоже, нет того снобизма, который так и прёт из тебя.
- Хм. Ну, спасибо. А это как, плохо или нет?
- Не плохо. Очень даже неплохо. На тебя стали заглядываться дамы. Можешь посмотреть влево от нас через столик.
Геннадий Львович скосил глаза в указанном направлении и едва не зарделся - дама, бросавшая на него заинтересованные взгляды, оказалась шикарной молодой девицей: стильная шатенка с обнаженными плечами и глубоким декольте серебристого платья. В тонких пальцах с длинными ногтями, серебристыми под цвет платья, длинная сигарета. С дамой за столиком двое мужчин и ещё одна девушка.
Играла музыка. Волнующий ресторанный гомон. О! Перестук, перезвон! Лера поделила публику на вполне приличную, очень приличную, то есть чересчур богатую, и псевдоприличную. Последние – приодетые крутые, вначале вечера почти благопристойные, играющие в аристократов. Держат марку друг перед другом, пришла к выводу Лера. Приглядывалась, надолго ли им хватит выдержки?
Они, Геннадий Львович и Лера, танцевали, пили, ели и ещё танцевали. Но больше наслаждались едой, напитками и зрелищем недоступной - кстати, и не особенно желанной - жизни. Геннадий Львович поглядывал на красавиц-дам, у Леры же свои резоны наслаждаться зрелищем, она фиксировала буквально любые мелочи, систематизировала свои наблюдения.
Как и где свести злодеев, чтобы они постреляли друг друга без ущерба для других посетителей. А? Задача?
Судьба милостива к стремящимся. Кто бы мог подумать, что в таком гомоне можно услышать что-либо членораздельное! Невероятно! Но это случилось. Лера даже вздрогнула, когда из-за папоротника до неё ясно донеслось “Нежный”. Она вся превратилась в слух, едва не задохнувшись от удачи. Сомнения, о её ли подопечном идёт речь, Леру не терзали. Конечно, о нём! Его ситуация и его денежное состояние не давали повода сомнениям. Не зря вдохновение привело её именно сюда!
Там за папоротником пировали, вернее всего за мрачным ужином обсуждали свои проблемы, Банан, Шеф и Коловрат - это тот, плечистый с орлиным носом - их клички Лере сообщил Александр. А то, что это они, она поняла очень быстро, ибо услышала, как одного назвали Бананом, а остальных она вычислила. Хватило полученной от Александра информации. Так вот кто таков этот итальянский красавец - Банан! Похож, похож он на свой портрет! Интересно, как его оглушил в ту свою вылазку Саша? Она представила, как Банан шлёпается, растянувшись у ступеньки своего автомобиля, и ей стало почему-то воинственно весело на душе. Обсуждали эти трое проблемы, связанные с ним, с Сашей Нежным.
Геннадий Львович с очередным тостом на устах и рюмкой в руке подался к Лере, но та шикнула на него: “сидеть!” - и тут же мило заулыбалась - конспирация!
- Генчик, не обижайся! - шепнула она примирительно, поднесла к губам бокал с мартини, который ей очень понравился - видно, не подделка, - и устремила улыбчиво-рассеянный взор в пространство, будто бы слушает своего партнёра, который, кстати, нет-нет, да и бросал скользящие взгляды в сторону девицы с серебристыми ногтями. А сама Лера... Конечно, она слушала, да ещё как! Но только не оживлённого Геннадия Львовича, а тех троих за папоротником.
Геннадий Львович и не думал обижаться. До таких ли тонкостей ему сегодня, в такой день! О! Это его стихия! Наслаждайся - усмехалась в душе Лера, наслаждайся - пело в нём самом, - когда-то ты ещё сюда попадёшь! Может быть, никогда, но не надо о грустном. Вон Лерка как навострила уши! Что она здесь выискивает? А она красавица, до чего хороша даже на взгляд давно привыкшего к ней мужа! Может, приглянется какому-нибудь денежному тузу? - так, чисто теоретически, мелькала вот и такая мысль в голове захмелевшего Геночки. Тогда у них будут деньги...
Лера задалась целью познакомиться хотя бы с Бананом. Какое у них там состояние души, будут они танцевать или нет? Пригласили бы её, она потанцевала бы с кем-нибудь из них, узнала поближе, очень это полезно при решении задачи с множеством неизвестных. Задавшись ещё и такой целью, она превратилась в сверхчувствительный приёмник - и услышала одну очень образную фразу о своём подопечном бандите, каков он и что предположительно его ждёт при встрече с бывшими дружками. От услышанного у неё похолодело всё внутри, она как-то странно бледно улыбнулась; Геннадий Львович увидел эту её улыбку и, словно спустившись с небес на грешную землю, встревожено спросил:
- Что? Случилось что-нибудь? - он быстро оглядел зал и опять повернулся к жене.
- Ничего.
Ничего себе “ничего!”, да от такой её улыбочки не приходится ждать ничего хорошего. Уж ему ли не знать свою Лерочку!
- Тебе плохо?
- Нет. Я уничтожу Банана.
Геннадий Львович непонимающе, проще говоря, тупо глянул на жену, потом на стол и не нашёл ничего лучшего как сказать:
- Но бананы мы не заказывали. Заказать?
У Леры вспыхнули глаза.
- Закажи. - сказала она и рассмеялась. Глядя на неё, он тоже рассмеялся.
***
Лера словно играла в игру. Происходящее не было действительностью, а если и было, то какой-то отстранённой, книжно-киношной. Она “наследила”, где только могла, практически во всех точках, намеченных ею на карте. Что за счастье изобретать “следы”! А звонки из разных автоматов, из разных мест? Как вдохновенно она меняла голос, интонацию, а что за счастье сочинить текст, которому поверят! И не просто поверят, а слова твои сметут, зажгут ненавистью, жутким подозрением, а потом уверенностью, заставят спешить и, в конце концов, вдохновят слушающих тебя, подвигнут на нужные тебе, тобою запланированные действия! Забегают, засуетятся, и будет для них одна реальность - сотворённая тобой!
Во всяком случае, ей так бы хотелось. Она прекрасно понимала, что решает задачку. Но… ведь получилось! Она решала задачку, а персонажи, все эти иксы и игреки, взяли, да и сцепились не на шутку! Пусть там и без её вмешательства кипели страсти и назревали события. И разобрались они друг с другом не совсем так, как ей это представлялось. Однако по времени всё произошло именно после её активного телефонного вмешательства. Леру тешила мысль – хорошая из неё получилась палка в колесе!
Наверное, это было так. Небо густо синее, почти ночное небо, ещё чуть-чуть и оно станет чёрным. На улицах, освещённых яркими фонарями, уже мешанина из густых теней и разноцветных ярких огней. Тени тоже цветные, но очень и очень тёмные. Окна и двери “Ниагары” светились празднично, как и в тот вечер, когда ресторан сподобились посетить Волковы. Как светились каждый вечер, каждую ночь.
Две машины медленно остановились возле ресторана и из них вышли они, те мужчины, чью беседу за пальмой слышала Лера. Они прошли в ресторан спокойно сдержанно, глуша нетерпение и другие, более яркие чувства, шли в приподнятом настроении, а как же иначе! Должно было что-то свершиться неординарное, долго ими ожидаемое, хоть и опасное, но приятное, остро щекочущее нервы. И были ещё машины и люди, причастные к свершающемуся, но прибывшие раньше, а некоторые и с чёрного хода.
Как жаль, что ничего этого и далее случившегося, Лера не видела. Как ей было жаль!
Потом... Потом они вышли из ресторана. Не все, а часть. Они вышли, на лицах отпечатались многозначительные ухмылки. Ресторан не потрясла автоматная очередь, что было бы очень эффектно. Несколько аккуратных выстрелов в укромных уголках, и конкурентов нет. Паника возникнет не сразу. В ресторанном празднике официант вдруг обнаружит, что клиенты за огромным папоротником – уж наверняка расправа произошла именно там! – как-то странно сидят, неподвижно и неудобно.
Они - те, что вышли, - сели в машину и... Конечно же! Их тоже не обошли вниманием… по всей вероятности те, что полегли за папоротником от аккуратных выстрелов. Правда, не своими собственными руками!
Яркая вспышка и страшенный грохот! Наверное, это было очень эффектно на фоне ночи и разноцветных огней, огромный яркий грохочущий цветок, и страшно.
Но она не виновата. Этот взрыв Лера не планировала. Персонажи в данном случае распорядились сами. Слава Богу, никто посторонний не пострадал.
XII.
Нервно взвинченное состояние в течение недели не прошло даром. Оно перевело Леру на новую ступень мировосприятия. И это не первая ступень в её жизни. Если не считать обычных ступеней развития обычного человеческого существа, то эта была третьей за последнее время, считая с момента появления в их доме бритоголового. Ступень наиболее крутая и опасная. Никогда ещё Лера не жила так азартно!
Сидит там голодный сыч! - торжествующе горело в ней, когда она летела вверх по лестнице на третий этаж к Александру. Дней восемь она не забегала к нему, но касался его голод лишь продуктов, покупаемых каждый день, консервов у него достаточно. А ей приятнее думать, что он голодный, именно голодный. Злой, противный и несчастный. Наверняка проклинает всё на свете! - ликовала она, не в силах унять себя, - местное радио этот дуралей, поди, и не слушает. Ах! - что-то вздохнуло в груди с радостным предвкушающим упоением - то-то она сейчас поразит его известием о своей победе и его освобождении!
Ну и всё в таком же духе бурлило в ней вплоть до входной двери в квартиру. На её легкий особенный стук откликнулись не сразу. Пришлось повторить стук ещё раз и опять ждать. Слегка обескураженная и с явными признаками надвигающегося разочарования Лера полезла было в сумочку за ключами, но тут легко, почти неслышно дверь открылась. Александр и впрямь оказался зол, небрит и надменно противен, но не голоден, судя по запахам из кухни, и не несчастен - а это, судя по выражению глаз. Хоть и небрит, а одет с иголочки: рубашка, брюки фирменные, красивые и чистые.
Всё остальное - уютный сумрак прихожей, освещённой бра с красным абажуром, жёлтый тёплый паркет пола, манящий свет в приоткрытую дверь в комнату, рифлёное стекло, за которым бело светилась кухня - было прежним и приятным, таким, каким всё это держалось в памяти.
- Соизволили наконец-то прийти, сударыня?
- Да. Решила вот проведать, как вы тут – живы здоровы?
Отвечая на его реплику, произнесённую язвительно холодным тоном, Лера с удовольствием оглядывалась. Похоже, праздник её души состоится.
- Как видите, у меня всё прекрасно. Могли бы и не утруждать себя и не тащиться к какому-то там мужику!
- Да? - она мило улыбнулась, будто не замечая его состояния, его враждебности. - А я себя отнюдь не утруждаю. - она весело посмотрела ему прямо в глаза.
- Соскучилась, значит?
Вот ведь куда вывернул!
- Нет. Шла мимо. Дай, думаю, занесу одному затворнику свежего хлеба. На сухарях и печенье - это не жизнь, а минутное наслаждение. Причём, надоедливое, правда?
- Зря волновались. У меня есть свежий хлеб.
- А! - протянула она, - Сделал ночную вылазку!
- Сумеречную.
- По-партизански, мелкими перебежками с оглядками?
Он холодно посмеялся её словам.
- Зачем же. Ходил в полный рост, без перебежек.
- Что так?
- Перебежками слишком подозрительно.
- О! - она чуть откинула голову, сощурила глаза и покивала головой. - А вообще-то ты прав, сумерки, растительность на голове. Хм. Ты не похож на себя того, бритоголового.
Он взял из её рук сумку с продуктами и понёс в кухню.
- У тебя чистота. Одобряю. - громко, чтобы было слышно из комнаты в кухне, крикнула Лера.
- Спасибо за похвалу. Польщён.
Александр вошёл в комнату, устроился в кресле. Руки сложил на коленях, сцепив пальцы, будто собрался стоически выслушивать разного рода обидные слова.
- Ты слушаешь местное радио? - небрежно спросила Лера и бросила на него быстрый испытующий взгляд, в котором светилось предвкушение торжества.
- Слушаю. - тут же ответил он, как ей, показалось, совершенно спокойно, как человек, ничего такого за этим вопросом не усматривающий. И её чуть было опять не охватило разочарование. Хорошо, что она смотрела на него в этот момент! На неё из глубины его глаз полыхнуло таким взрывом сарказма и злости, почти ненависти, мгновенно подавленной, что её сердце застучало столь мощно и громко, что поглотило своим грохотом другие звуки. Вот когда она поняла – и здесь ей надо быть готовой ко всему!
Александр молчал, он изобразил на лице участливо-заинтересованную улыбку и поелозил, уютнее устраиваясь в кресле.
“Ах ты, хмырь!” - она вся подобралась внутренне, вслух же сказала:
- А! Оставим местное радио. Может, ты меня угостишь чаем или кофе?
- Что же тебя муж не кормит?
- Я ем сама, меня кормить не надо. Твоё кофе я тоже выпью сама, а ты можешь даже и не варить его, я его сварю, - она весело улыбнулась, глядя ему прямо в глаза, - тоже сама. Твоё дело, как гостеприимного хозяина, угостить. Угощаешь на таких условиях?
- Что ж, от тебя так просто не отделаешься, угощаю на обычных условиях. Деваться мне некуда.
Александр решительно встал, будто его выбросило из кресла. И только за кофе, которое они пили тут же, в комнате, он спросил:
- Ну и как мои пятьсот долларов?
- Но ты же слушаешь местное радио!
- Это не ответ. - холодно отозвался он.
- Тебе нужен отчёт?
- А как же!
- Хорошо. Конкретизирую. Я отработала твои пятьсот долларов, я заработала свои пять тысяч. Тоже долларов.
Каким неприглядным он казался ей сейчас! Почти как в те первые дни его появления в их квартире. Тем более хотелось утереть ему нос. И сделать это эффектно и необратимо, чтобы нечем было ему крыть в ответ!
Он в свою очередь думал о ней: “Стерва бесчувственная, бандитка прирождённая с гипертрофированным самомнением!”
И, конечно, он взорвался. Всё шло к тому.
- Да ладно тебе, баба!
Ух, как смачно он произнёс это слово «баба!». Значит, она попала в точку! Далее с брызжущим сарказмом ей было высказано приблизительно следующее: она просто примазалась к тем трагическим событиям, о которых он услышал по радио, ей повезло, как везёт некоторым недоумкам, вламывающимся в незнакомую среду. Что такого она - далее опять было выделено голосом до противности мерзким – «баба» могла сделать, чтобы столкнуть группировки и разложить одну изнутри?! Очень хочется подать как дело своих рук? Да?!
Как ни понятен был ей Александр, но он заставил Леру внутренне напрячься. Выглядел он достаточно опасным. Она молча, можно сказать, стоически выслушала все обвинения в свой адрес. И, когда Александр, иссяк, а это произошло довольно скоро, ибо своим молчанием она не дала пищи поговорить подольше, выждав паузу, вздохнула и сказала, правда не без внутреннего напряжения:
- Решил зажать свои пять тысяч? С тобою, оказывается, нельзя иметь дело. Ты не держишь слово.
“А что, если он и впрямь сволочь и на самом деле не заплатит?! У неё зарплата мизерная, а Генке уже третий месяц не платят... И не только не заплатит, а и... О-о-о!”
Александр словно подавился.
- Что? Да как ты смеешь! - он резко качнулся вперёд, к ней, ухватившись руками за подлокотники кресла.
“Ого! - мысленно ахнула Лера. - Да он, поди, качается здесь в одиночестве у утра до ночи!” - так её поразила быстрая игра мышц его рук, обнажённых до середины предплечья. Он запросто, одним ударом может отправить её на тот свет! И никто ничего не узнает!
Вслух же она сказала:
- Очень даже смею. Дело сделано. И тебя не касается, как именно оно сделано. Это одно. А с другой стороны, Сашенька, ты меня обижаешь. Давай спокойно разберёмся. Где ты видел, чтобы кому бы то ни было так везло, чтобы всё совпало тютелька в тютельку? Где и когда?! Допускаю, что такое может быть в комедийном боевике. Но мы, извини, живём в реальном мире. Я могу чихнуть на пять тысяч долларов, хоть для меня это немыслимые деньги. Поэтому, наверное, и могу чихнуть, что не знаю им цены. Но прошу не затрагивать мою честь, мои способности, мою смелость, наконец, и талант. Я подыграла, да, но это тоже надо суметь сделать!
Её талант! Она убила его этим словом. Самомнения, сколько ни убавляй, всё равно не убудет!
Они не заметили, как оба вскочили на ноги, и принялись свистящим шёпотом поносить интеллектуальные способности и действия противника. Опомнились лишь, когда едва не вцепились друг в друга. Руки у обоих приподнялись для удара, кулаки сжаты.
Ещё немного, и для начала Лера пустила бы в ход ногти. Она, не отдавая себе в этом отчёта, мысленно уже приноравливалась, где и как она царапнет, куда вонзится ногтями или ударит, что сделает потом, избегая ответных его действий.
Александр был готов схватить, встряхнуть или треснуть, в общем, прихлопнуть одним ударом это назойливое существо. Но это так, минутный порыв, на самом деле ему страстно хотелось другого...
- Ну, всё. К чёрту! Пошли выпьем, и ты мне всё расскажешь!
- Что расскажу?! - воскликнула Лера. Она не могла так быстро выйти из жаркого состояния битвы характеров. Голос её звучал сердито. Она взирала на Александра мало сказать неприязненно, её глаза, холодные, немигающие и безжалостные, словно глаза рептилии, не сулили ему ничего хорошего.
После его предложения пойти и выпить, ещё несколько мгновений в её облике витали остаточные признаки только что отшумевшего противостояния. Знаменательно, что первым пришёл в себя Александр. В её оправдание можно сказать, что обида была нанесена ей, да и начал свару он, а не она.
- Расскажешь, что посчитаешь нужным. Надеюсь, ты без комплекса небезызвестного Мюнхгаузена.
Она придержала дыхание, набрав в себя воздуха...
Ну, это не самое худшее сравнение - в душе она рассмеялась. Даже обижаясь, она играла роль, ибо она слишком хорошо его понимала, чтобы копить настоящие обиды... Скептически сжала губы, выдохнула и вдруг, ничего не меняя в своей позе, сделалась совершенно иной - спокойной, уравновешенной и добродушной.
- Как знать, как знать... может, что-нибудь от него и есть. К сожалению, очень незначительное... Что ж, пойдём и выпьем. В свою очередь надеюсь, что заодно и поедим. После такой встряски у меня разыгрался аппетит. Запахи из кухни идут немыслимые.
Александр завертел головой - ну и ну!
- С тобой общаться, - забурчал он, направляясь в кухню, - хуже, чем на гору взбираться. Я с утра ничего не ел.
- Что же так?
- Ждал тебя.
- Опрометчиво. Я могла и не прийти.
- Глупости. Ты не могла не придти. После таких-то сообщений!
- Ага!
- Ничего не “ага”! Не заводись по новой.
- Как ты со мной разговариваешь! - возмущённым голосом воскликнула Лера.
- Ты совершенно не кокетлива. - дрогнув досадливо ноздрями, в сердцах выговорил Александр.
Она слегка растерялась. Потом изумлённо воззрилась на него, и это была уже игра, прикрытие истинных чувств чувствами, подходящими к ситуации.
- У тебя странные скачки в разговоре, Сашенька. Кокетничать не вижу смысла. У нас с тобой деловые отношения.
- А жаль.
- Ничуть.
- Нет, жаль. Ты женщина, а я мужчина. - напирал на своё Александр.
- Ну-ну! Я в юбке, ты в брюках. Не уводи разговор в сторону. Накрывай на стол. Ты пригласил меня выпить и перекусить.
- Да. Дипломатический обед. Правда, на кухне. Тебя это не коробит?
- Нет, конечно. На кухне чувствуешь себя раскованней. Да и кухня у тебя не маленькая. Почти столовая.
Стол был уже накрыт. Явное подтверждение того, что её тут, как всегда, ждали. Лера критически оглядела выдвинутый на середину кухни стол.
- У тебя явно проявляется чисто гангстерская потребность шикануть всем, чем только возможно.
- Ого! Так ты, оказывается, ещё и знаток гангстеров? Где же это ты успела с ними так тесно пообщаться? У нас и такие водятся?
Она лучезарно улыбнулась в ответ и сказала:
- В кино познакомилась. Подозреваю, что выставлено не всё. Что-нибудь не слабое выудишь из холодильника. Всё это больше смахивает на пир горой, а не на чопорный дипломатический обед.
- Одно другому не помешает. Я же тоже жутко голоден.
Она мельком глянула на его всё ещё хмурое лицо, ненастность которого подчёркивалась как минимум трёхдневной щетиной. Правильно ли она понимает этого крутого Сашу? И опять, к своему огорчению, она подумала о деньгах - заплатит или нет? Это не просто вопрос о деньгах, это ещё и речь о его честности. А как ей не хочется разочаровываться в Саше!
Александр вскрыл бутылку с вином, и густая золотисто-розовая струя нежно заструилась, заполняя собой хрустальный фужер. Сила руки, сила пальцев, обхватывающих стекло бутылки, вдруг как-то поразительно чётко и ясно ворвавшиеся в сознание Леры, заставили её бросить на Александра, на его лицо, быстрый оценивающий взгляд. Увиденное повергло Леру в странную волну страха. Она не поняла выражения его лица, а ведь ей казалось, что она его хоть немного, но знает и понимает. Калейдоскопом закружились мысли-обрывки об услышанных некогда страшных историях с весьма плачевным исходом. А ведь лицо его было всего лишь спокойно сосредоточенным на вот этом священнодействии – разливании вина. Губы поджаты, сизый подбородок твёрд и решителен. Почему так решителен?!
Наполнив оба фужера, он сел и устремил вопрошающий взор на Леру.
- Начнём?
И после очень короткой паузы, в течение которой она взяла фужер в руку, спросил:
- Что с тобой?
“Неспроста спросил! - мелькнула у неё мысль, - Он что-то замыслил! Дурацкое у меня лицо, что он увидел в нём? Куда он клонит этим вопросом?!”
- Как что? Я всё ещё в обиде на тебя. - с каким трудом ей удалось так беззаботно произнести эти простые слова!
- А! Так ты злопамятна.
Только и всего он сказал, а её охватила неуправляемая, неоправданная паника. Дико страшно и дико смешно - чего она испугалась?! Она размазня, надо взять себя в руки. Вот будет финт, если он поймёт её состояние!
- Не без этого. Любой человек помнит обиды.
Они чокнулись краешками фужеров, мелодичным звоном отозвавшимися на соприкосновение, выпили вино. Оба выпили до дна. Александр принялся угощать её, предлагая то одно, то другое. Его настойчивость по части выпить, непременно съесть то и это, коробила Леру и ещё глубже вгоняла в стрессовое состояние.
- Ну же, Лерочка, рассказывай. - наконец попросил он её. Как же всё-таки ей удалось провернуть такое немыслимое дело?
Его просьбе рассказать она не обрадовалась, а как ей хотелось этого ещё каких-то полчаса назад! Но нет. Поверх всего поселился страх. Она корила себя, обзывая дурой невменяемой. Запугала себя так, что забыла, ради чего расселась тут у него трапезничать! Она попыталась напомнить себе, что она думала о нём, стоя перед его дверью, каким человеком он ей представлялся, как мечтала с триумфальной гордыней победительницы поведать о своих подвигах. Но фанфары умолкли уже в прихожей, а неожиданная волна страха отбросила её за пределы нормального восприятия, оставив лишь одну мысль, одно устремление - найти источник страха, уничтожить его и тем самым спастись. Хорошо хоть известен носитель данного источника опасности!
Начав осторожно, как бы нехотя - он посмел ей не поверить! Об этом надо помнить! - она постепенно разговорилась, расцвечивая своё повествование скупыми, но достаточно яркими красками. В этом своём словоизлиянии она почувствовала спасение, хотя бы моральное. Поддержка нужного состояния духа. Хотя, может быть, только духу её и грозит опасность и ничему другому. Но не преминула ввернуть, так, вскользь, что Геннадий Львович знает, где она находится. И вообще, постаралась изобразить себя несколько круче, чем она есть на самом деле. Пусть почувствует в ней достойного соперника! Обезопасить себя любыми возможными способами - сейчас она справлялась ещё и с этой задачей.
- И что же, ты позвонила всем четверым, и они тебе поверили?
- Зачем же. Конечно, сразу не поверили. Но в сердцах их поселилось подозрение. Они ведь не доверяли друг другу, а речь идёт, как я поняла, об очень большой сумме, да?
- Да. Об очень большой. - он странно улыбнулся, лишь уголками губ. Скорее слегка осклабился, так как в глазах не наблюдалось никаких признаков улыбки. И уточнил, - В масштабах нашего города.
- Значит, - учтиво улыбнулась в ответ Лера, - они вполне допускали мысль, ну... скажем, возможность, сговора кого-то с кем-то против кого-то. Так?
Он пожал плечами и молча как-то неопределённо кивнул.
- Вдруг кто-то что-то пронюхал, получил обнадеживающую информацию, а уж если вдруг кто-то узнал что-нибудь наверняка!.. Да и звонящий ведь что-то знает, понятно железно! А ты не только ничего не знаешь, тебя водят за нос, хотят обворовать. Ведь есть прецедент! Представляешь, как всё у них загорелось! Каждый грешит на каждого, думает, что тот чего-то достиг! А делиться они не любят, вполне возможно, что всё может стать чьим-то, а ведь лучше бы твоим! После твоей встречи с Бананом они узнали, что ты жив, и всё для них стало таким непредсказуемо зыбким, а охотничий азарт достиг, я думаю, трясучки...
Александр внимательно смотрел на Леру. А она, разглагольствуя, анализировала, что он, Александр, есть на самом деле? Враг? Жёсткий и безжалостный? Она насмотрелась на его дружков - внешне приличные люди. Но развязка яснее ясного вскрыла их суть. Господи! Ей и впрямь неимоверно повезло, она попала в струю. И, видимо, в очень мощную струю их собственных дел, проблем, создавшихся ситуаций.
Ей почему-то сейчас страшно не хотелось рассказывать Александру конкретно, как всё было. Как она задумала, что ей пришлось делать, узнавать. Каким азартом горела её душа, когда она поняла - у неё получается! В кутерьме и страшной спешке, но получается! Она нашла уязвимое место! Почти ни одной ночи полноценного сна!
Раскройся она полностью, и он осмеёт её, принизит одним только своим видом, недоверием и усмешкой на недоброжелательном лице.
- Конечно, мне повезло...
- Ещё бы! Такое совпадение!
- Ну, уж нет! Здесь не только совпадение, здесь и мой вклад, я ускорила и усугубила! Они могли разойтись полюбовно, если не подлить масло в огонь...
- Боже мой, какая образность!
- Никакой образности в моих словах нет. Образность в самой жизни. Твои мальчики, я бы сказала, оказались чересчур нервными, очень подозрительными, нетерпеливыми и скорыми на расправу. Ну и не спорю - говорю это специально для тебя, - что почва была подготовлена. Они уже невзлюбили за что-то друг друга и наверняка о чём-то таком, нехорошем, подумывали.
- Сама признаешь, что не твоих это рук дело.
Она тяжко вздохнула.
- Моих, не сомневайся. Они ещё сто лет телились бы, не знали, что предпринять. Я их подтолкнула.
- Ну-ну.
- Подтолкнула! Правда, к моему сожалению! Говорю это без игры. Что-то мне не хочется быть злым гением. Была бы рада списать все эти события на самотёк. Но не всё так просто. Надо было знать, кому, что, каким тоном, в каких выражениях донести информацию, ну и ... так далее. Хотя, знаешь, Сашенька, мы не оговаривали, каким способом я освобожу тебя от домогательств этих бывших граждан. Теперь ты от них свободен? Свободен! Так что, дело сделано, плата за тобой.
Он резко повернулся на стуле. Она поймала его взгляд, тотчас убежавший в сторону, и опять холодная волна страха, было отступившая, окатила её с головы до ног. Противный холодный пот прошиб под мышками.
- Вот и всё. Больше мне нечего сказать. И, пожалуй, мне пора уже домой.
“Господи! Он понимает, что неплохо бы и перейти к оплате? А то мне что-то и впрямь так захотелось домой!”
Лера слегка запуталась в своих ощущениях. С одной стороны - она победитель, выполнивший свою часть договора, имеющий полное право (и намерение тоже) получить честно заработанные деньги: а с другой стороны - не проходил странный страх, что должно произойти нечто, расплывчатое, но очень опасное.
- Какой дом, что ты! Попили, поели, поговорили и всё? Предлагаю послушать музыку. У меня есть прекрасные записи, выбор огромный, на любой вкус.
Какая ещё музыка?! Опять он увиливает от прямого ответа! И тут ей в голову пришла ещё одна неприятная мысль-вопрос: а как именно происходят подобные расчёты? Как у них с Александром это может произойти? У неё нет никаких бумаг, никаких расписок. Что-то эту сторону она не продумала, а, видимо, зря. Момент расчёта ей представлялся простым, как и её отношения с данным человеком, а выходит что-то не так. Да и принято ли при таких условиях расплачиваться? Зачем ему платить ей?
- Нет. Спасибо. У меня не музыкальное настроение, мне пора. - она встала со стула.
Александр тоже встал.
- Ещё очень рано. Ты совершила такой подвиг...
То весь кипел на неё негодованием, а теперь само понимание? Да, для неё это подвиг, интеллектуальный и психологический. А он о чём толкует? Или он читает её мысли? И хочет поиздеваться?
- ... и хочешь скомкать празднование своей победы?!
Она вежливо посмеялась в ответ и отступила к двери.
- Мы уже отпраздновали.
- Ты какую музыку любишь? - спросил он.
- Хорошую.
Лера отступала, пытаясь скрыть и унять панику и придать своему отступлению непринуждённый характер. Александр двигался вслед за ней, не переставая рассказывать о своей фонотеке. В прихожей у самой двери он взял её за локоть, она вздрогнула, мысленно ругнувшись. Он подтолкнул её обратно, но уже не в кухню, а к большой комнате. Упираться не имело смысла - с ним ей не справиться, и, к тому же, он ещё не заплатил ей. Может быть, для этого он направляет её в комнату? Пропади они пропадом, эти деньги! И ведь сейчас, в эту минуту, она не может на них плюнуть ещё и по той простой причине, что он может догадаться об её страхе, а это уж никуда негодное дело!
Лера послушно шагнула в дверной проём в большую комнату, где они обычно общались. Но дьявольское состояние сыграло с ней свою шутку. Она зацепилась ногой за край небольшого коврика - нашла обо что споткнуться! - и резко качнулась, едва не упав.
Александр подхватил её, рывком прижав к себе. “Всё!”. Она дёрнулась в сторону, в мозгу замельтешили мысли-картинки: она хватает что-нибудь увесистое. И эти увесистые вещи, коих достаточно в квартире - промелькнули перед её мысленным взором, причём не просто промелькнули, а в действии. Плохо же пришлось этому громиле там, в её видениях! Да-да! Спешили, спотыкались мысли - треснуть по голове! Особых усилий прилагать не надо - третий удар без труда выведет Александра из строя.
- Какая ты сегодня неловкая. Неужто вся энергия ушла на борьбу с моими дружками?
Его руки крепко держали её, а её рывка в сторону он даже и не почувствовал.
- Я вполне нормальная. Просто споткнулась, с кем не бывает! Спасибо за поддержку.
Она его поблагодарила, но Александр по-прежнему обнимал её и рук разжимать, судя по всему, не собирался. Лера дёрнулась раз-другой и, наконец, глянув ему глаза в глаза с расстояния в несколько сантиметров, поняла суть неприязни, почти угрозы, исходящей от него. Он хочет её, хочет и заранее злится на её непременное противодействие - так всё просто и естественно. Он же не раз прямым текстом говорил ей об этом! Почему она выкинула из себя именно этот момент?! Не просто выкинула, а подавила. Хотя нет, нет - модернизировала в опасность. Устроила себе день страха!
Она ухватила его за волосы, оттягивая голову от себя. Он весь сморщился, замотал головой, но не очень энергично - больно, хватка у неё бульдожья.
- Вот почему не нужны волосы! - зашипел он, - Как я не хотел оставлять на голове эту дурацкую поросль! Но тебе это не поможет, можешь выдёргивать - буду лысым, меньше будет проблем, легче жить!
- Уу-шшш! - тоже зашипела в ответ Лера, - Морда небритая!
- Специально не брился! Чтобы иметь стоп-кран и не соваться к тебе! Думал поможет. Ха!
- Вот видишь, ничто тебе не помогает!
Какое же облегчение охватило эту энергично сопротивляющуюся, пребольно вцепившуюся в его волосы кошку! Да что там - кошку! Зверь гораздо более крупный подходил под характеристику зажатой в тисках его рук особы. Как она радовалась своей ошибке и как злилась на Александра - заставить её так низменно трястись!
И Лера сорвалась. Месть переплелась со вспыхнувшим желанием. Она прекрасно знала о себе, что ей когда-нибудь да захочется обладать этим Сашкой. Вот момент и настал, ибо его буквально захлёстывала страсть к ней! Она дала уронить себя на софу, не отпуская из рук его волосы. Упав, притянула его голову к себе.
- Фу, чёрт небритый! - выругалась она, - Не дыши так громко! - фыркнула раздражённо вбок и прижала его губы к своим.
Инстинктивно уловив её настроение, он перестал что-либо предпринимать, просто отдался ей. Кто же знал, что женщины могут быть такими! Хотя, она не ощущала себя именно женщиной. Она - это она. Просто живое существо, сильное, страстное и опасное в своей разбушевавшейся, какой-то враждебно-злой страстности. Лера словно расправлялась с врагом. Ловкий, неожиданно сильный бросок - и он уже лежит на спине, а она восседает на его ногах выше колен.
- Раздевайся. Ну! - она дёрнула его за полу рубашки, рванула ремень на брюках. Ремень - ещё один стоп-кран? Юморист! Не думая, с маху шлёпнула его открытой ладонью гораздо ниже пупка и переместилась с его ног на софу.
Он ахнул от шлепка, занервничал, запутавшись в пряжке ремня. А она скинула платье и ужесточила ситуацию и темп. От её резкости, от красоты её лица, от линий её тела, особенно сексуальных в ореоле злости и мстительности, бушующих в ней, от того, как она расправляется с ним, он совсем потерял голову. Ему были нестерпимо сладостны её агрессия, её легко прочитываемое дикое желание убить его любовью. Пусть убивает!
О! Она прекрасно поняла, что бояться ей совершенно нечего. Абсолютно нечего! Его голос, его тихий стон музыкой танца и сна отозвались в ней. Он не должен ничего с ней делать, только она вольна творить, что ей заблагорассудится. Она не давала воли его рукам. Она услаждает себя и тиранит его! Таковы её правила!
Тиранство ему тоже пришлось по вкусу. И, конечно же, она почувствовала и это, и ещё больше ожесточилась и ... никогда она так не заводилась любовью. С каким удовольствием она вытворяла с ним, что ей заблагорассудится! И довела его и себя до сладостного изнеможения. Так вертеть Генкой её никогда не тянуло!
... она замерла над ним, вглядываясь в его лицо, мягко опустилась, распластавшись по его телу. Он попытался обнять её, но... она легко шлёпнула его собой, гибко скользнула по нему и села рядом, поджав под себя ноги.
- Н-ну! Ты доволен? - она ловко отбила потянувшиеся к ней его руки, потом, встав на колени, склонилась над ним, крепко взялась за запястья и прижала его руки к софе, как распяла.
- Ещё бы. - с выдохом проговорил он.
- Хочешь ещё?
- Хочу.
- Конечно, хочешь. Прямо сейчас?
- Да!
Лера как-то по ведьмовски рассмеялась, ещё раз ударила его собой и откатилась в сторону.
- А я - нет!
Александр не ринулся за ней. Он закрыл глаза и остался лежать, словно мёртвый, с раскинутыми в стороны руками.
“А он ведь на самом деле нежный. Наклониться бы низко-низко к его лицу и поцеловать в небритую колючую щеку”.
Она вдруг почувствовала, что в комнате довольно прохладно. Поглядывая на неподвижного обнажённого Александра, она надела на себя платье, потом нашарила плед - помнила, что он лежит свёрнутый здесь же, в уголке софы, - развернула его и накрыла им это стройное, сильное, завораживающе привлекательное в таком вот неприкрытом виде тело. Едва заметно усмехнулась – ни за что она не покажет хоть какую-то увлечённость им!
- Спасибо. Деньги там, в вазе. На столике. - не открывая глаз и не отрываясь от софы, он мотнул головой в сторону журнального стола.
- Да? Хорошо. - будничным голосом ответила Лера.
Большая керамическая ваза густо синего цвета в виде удлинённого, расширяющегося кверху фантастического кристалла стояла посреди журнального стола на ажурной бежевой салфетке.
Тёмно-коричневая полированная плоскость, на ней абстрактный, устремлённый ввысь, сверкающий тёмной синевой кристалл с ажурным бежевым основанием приятно радовали глаз, но никак не привлекали к себе пристального внимания. Звякнув колечком о керамику вазы, Лера достала оттуда деньги - аккуратную стопку зелёных купюр. И никаких чувств в этот момент. Даже пересчитывать нет ни интереса, ни необходимости.
- А ты молодец, ухватил нужный момент. Не упустил. И деньги потом. Хм. Ловко.
Сказала, а у самой грустно защемило на сердце от этого его неподвижного вида убитого человека. Нет, не физически и не душевно убитого человека, а убитого каким-то другим способом, на другом уровне существования живого существа. Что для него эти деньги, что она сама? Зачем её так и тянет “клюнуть” этого человека? Пора уходить навсегда. Ни к чему им быть вместе. Она встряхнулась там, внутри себя, и вслух сказала твёрдым голосом совершенно не взволнованного человека:
- Наверное, работа, проделанная мною, стоит много дороже.
- Да. Ты продешевила.
- О! Жаль. Что значит неопытность.
- Но уговор есть уговор.
- Несомненно. Я и не претендую на что-то другое. Просто, признаться, я сомневалась, что у тебя есть хотя бы вот такие деньги. Я имею ввиду, здесь, в этой квартире.
- Теперь - нет.
- Что? Совсем нет? Даже на хлеб?
Он развернулся на бок, приподнялся на локте.
- Не нулевой вариант. Но... считай, что их у меня нет. Хотя, - он с усмешкой глянул на неё, - по твоим прежним меркам я всё ещё состоятельный человек. А ты таскаешь тяжести бесплатно. Или ты теперь не будешь совершать таких благодеяний за «просто так»?
- Милый мой, да я тебе уже не нужна. Возьмёшь деньги из запасника, сам всё себе купишь. А я буду жить на твои бандитские пять тысяч.
Его усмешка опять зажгла в ней неприятие к нему. Пусть те неведомые ей, бешеные деньги он экспроприировал у банды, но он в ней был, в банде, имеется ввиду. Функционировал! Значит, есть в нём что-то и сволочное!
Злость длилась недолго, утихла, но не пропала. По милости этого “крутого” она сама встала в ряды криминальной братии! Но это знание не ведёт к раскаянию - во-первых, она боролась со злом, а во-вторых, она вела интеллектуальную игру, сродни шахматной. Не её вина, что пешки столь воинственны и безрассудно жестоки.
- Может, пущу их в оборот. Я их всё-таки заработала, не то, что вы, ворюги и убийцы.
- Это ты брось. - как-то безразлично для такого обвинения отозвался Александр. Он сладко потянулся и сказал, - Относительно первого...
- Чего именно? - голос её потвердел и налился неприятными нагловатыми интонациями, специальными, чтобы больнее задеть его. Уж рвать с ним - так окончательно и бесповоротно.
- Относительно того, что я вор. Категорически возражаю. Я совсем не вор, я игрок.
- О! И ты тоже.
- Тоже - означает сравнение с тобой? Ладно. Относительно второго, того, что я убийца - возражаю троекратно. Я враг убийц, борец с ними финансовыми методами, а вот ты...
Он сменил лежачее положение на сидячее.
- Позволь, позволь... - Лера решительно села обратно в кресло напротив Александра. - Не наговори лишнего, дорогой мой.
- О! Я - дорогой! Приятно слышать.
- Не обольщайся. Это стандартный оборот во время спора.
- Понятно. Но что означают твои слова “не наговори лишнего”? Пришьёшь, да? Каким-нибудь игровым методом. Так кто из нас убийца?
- Ощутил себя бедняжкой, такой несчастной овечкой, да? Не предвкушай страданий, не дождёшься. А для твоих дружков бандитов я всего лишь послужила катализатором. Даже не я сама, а только мои слова, сказанные в основном по телефону.
- И к чему это привело, милая интриганка? - шёпотом спросил он, подавшись вперёд.
Она напряжённо внимательно поглядела ему в глаза, приблизившиеся к ней почти вплотную.
- Произошло логическое завершение существования неправедной организации. – Твёрдым голосом отчеканила Лера. - Я горжусь внесённой в это дело моей лептой. А ты что, хочешь ещё что-нибудь провернуть, используя мои способности, или я надоела, задумал что-нибудь нехорошее?
Не отворачиваясь от него, она наконец-то убрала деньги в сумочку.
- Речь ваша неподражаемо витиевата, Валерия Антоновна.
- Школьная выучка.
- Понятно. Но мне от вас больше ничего не надо, и нехорошего я тоже ничего не задумал. А, наверное, стоило бы.
- Ну что ж, мне пора, пока ты ничего не придумал.
Она встала с кресла. Он стремительно встал с софы вслед за ней. Плед соскользнул на пол.
- Ай! - Александр попытался поймать его.
Лера скользнула за дверь в прихожую, а могла бы полюбоваться смущением и досадой голого Александра. Кое-как прикрывшись поднятым с пола пледом, он выскочил вслед за ней в прихожую. Выскочил бы и за дверь в подъезд, на лестничную площадку, если бы она успела выйти уже туда.
- Да куда ты! Что же ты всё время убегаешь!
- Мне просто пора домой.
- Могла бы и поцеловать перед уходом.
У неё чуть дрогнули веки.
- Поцеловать? Это ещё зачем?
- Как зачем? Ну... - она замолчал, сощурившись на неё.
Она безразлично улыбалась ему, как улыбаются из приличия. Ноги уже в туфельках. Александр прошёл ближе к выходной двери. Одна рука занята опоясанным вокруг него пледом - крепко прижимает его к телу. Край пледа уголком волочится по полу. Лера увидела, что Александр левой ногой встал на этот уголок. Мгновенно в голове засела шаловливо любопытствующая мысль: заметит он или нет, что стоит на пледе, а если не заметит, то споткнется, потеряет равновесие, когда шагнёт, а? Или вдруг того лучше - упадёт? Да нет, скорее всего, плед опять свалится с него. И ей ещё разочек удастся полюбоваться смущением Александра! А вот такой Александр, смущённый, ей нравится гораздо больше сердитого. Что ж, ничего в этом противоестественного нет.
Он же, смирившись с тем, что целовать его не собираются, углубляться в истоки такого её поведения не стал, может, колючая щетина его щёк мешает, а, заглядывая ей в лицо, спросил:
- Ты когда придёшь ко мне? Давай завтра.
- Нет.
- А когда?
В замешательстве глянув на него, она сбоку подошла к выходной двери.
- Никогда.
Произнесла она это слово твёрдо и уверенно, с оттенком удивления, что это он вздумал спрашивать её о простых и всем понятных истинах - конечно, никогда!
- Лера, не напрягай меня. Кончай свои игры. Завтра я жду тебя сразу после работы. Ты ведь заканчиваешь рано? Где-то в два?
- Боже, не дай мне растерять чувства юмора! - она закатила глаза вверх, тяжко вздохнула, а сама прощально подумала: “Интересно, какое впечатление я сейчас произвожу на него? Надеюсь, преотвратное”.
- Конечно, Сашенька, - говоря, она выбирала более выгодную позицию по отношению к замку выходной двери и внимательно, стараясь не показать ему этого, следила за Александром, - мне жилось крайне интересно всё это время. Может быть, я ещё не в полной мере оценила степень необычности и насыщенности событиями ... м-м-м ... прошедшего отрезка времени. Но всё, слава богу, закончилось. И, как видишь, очень счастливо, как в хорошем добротном фильме. Было очень любопытно.
- Любопытно?! Лерка, ты...
- Сашенька, всё было не только любопытно, но и очень хорошо, даже здорово. Но у нас нет больше ни причин, ни поводов для дальнейших контактов.
Она покрепче сжала рукой сумочку и, любезно улыбаясь, осторожно потянулась рукой к замку.
- Куда! - он быстро метнулся к двери и пришлёпнул замок рукой. Второй рукой продолжал придерживать плед, в котором он так и не запутался, хотя тот уже прилично завернулся вокруг ноги и мёл пол уже довольно большой площадью.
- Как это нет причин! А всего пятнадцать минут назад, что мы с тобой делали? Это не причина? Ей любопытно, умница, слов нет!
- Ты не хочешь меня выпускать?
- Лера, не зли меня! - он нажал на неё телом, оттесняя от двери, - Трахалась со мной, а теперь...
- Ого! Ну и словечко! А в принципе, ну и что? Прости, конечно..., но во мне был э… просто избыток эмоций.
- О? Так вот, оказывается, что это! Ну-ну!
- Ты завёл меня. Разозлил. Я сняла стресс. Только и всего.
- Заманчивый способ снятия стресса. Да ты - чудовище.
- Кто из нас чудовище, надо ещё разобраться.
- Лерочка, у тебя, кажется, опять начинается стрессовое состояние? А? Пойдём, снимешь.
- Нет. - она отрицательно мотнула головой. - Сашенька, в тебе говорит обычная похоть.
- А в тебе?
- Что у меня, я уже объяснила. Ты же просто засиделся в одиночестве. Тебе хочется женщины, другой под рукой нет, только я.
- Лицемерка. Так к любой не относятся.
Она тихо рассмеялась.
- Ты ошибаешься, мальчик. Я ухожу. И помни, у меня есть муж, я люблю его.
- Ну! Любящая жена!
- Да. Именно так. А ты завтра выйдешь из этой берлоги и встретишь девушку, которую полюбишь.
- Не шути так!
Он глядел на неё в упор, глаза в глаза. Нервная дрожь не давала возможности сосредоточиться. Оттесняя её от двери, он прижался к ней всем телом, а её сопротивление лишь усиливало контакт. Так они напирала друг на друга - он, всё больше теряя голову, она - замечая и анализируя всё вокруг, в том числе точно отслеживая его состояние и заодно обдумывая свои дальнейшие действия.
При такой близости слова казались бессмысленными. Рука Александра сорвалась с замка на её плечо. Глаза её улыбнулись. Он в ответ тоже заулыбался. Его охватило облегчение от осознания того, что она играет с ним, просто поддразнивает его. Разве может она на самом деле быть равнодушной к нему? После всего, что было!
Её рука - не та, что с сумочкой! - перекочевала на его бедро, аккуратно легла и мягко скользнула по бедру, а, значит, и по пледу, вверх. Она чуть потянула за ткань - наконец-то он наступил на плед!
Несколько мгновений ушло на размышление. Её губы чуть вытянулись вперёд, как для поцелуя, в глазах зажёгся огонь. Пальцы Леры скомкали приличный ком ткани пледа, достаточный, чтобы крепко ухватиться. Он истолковал этот её жест по-своему, совсем не так, как она применила его несколько секунд спустя после того, как перегруппировала свои мышцы для успешного осуществления задуманного.
Сейчас она изо всей силы ка-а-к дёрнет за плед, подсекая ногу Александра! Одновременно с этим, не отрывая спины от стены, резко присядет, ускользая из-под его руки, по возможности толкнёт его головой в грудь или под дых - здесь трудно просчитать точность попадания. Он потеряет равновесие, отлетит от неё на середину прихожей. Пока он будет барахтаться в складках пледа, она откроет дверь - и была такова! Да, ещё крикнет ему напоследок: “Прощай!”. И всё - прощай всякие опасные делишки. У неё столько денег! Ужас! Надо ещё продумать, как с ними поступить.
Лера придержала дыхание. Ну! И рванула за плед! А вот нырнуть спиной по стене вниз не успела. Александр проявил отменную реакцию - он крепко вцепился пальцами в её плечо. Упали они вместе, но неравенство при падении проявилось колоссальное! Александр, как закоренелый неудачник, коим он стал в последнее время, при падении изрядно пострадал. Полетели они не на середину прихожей, как планировала Лера, а вбок, на прямой и твёрдый угол шикарного сооружения, предназначенного под обувь, довольно высокого и массивно-устойчивого. Упал Александр слегка наискосок, спиной. Удар пришёлся на промежуток между позвоночником и правой лопаткой. Он вскрикнул от боли, и полетел на пол. Лера проделала весь путь вместе с ним дополнительным грузом, отнюдь не смягчившим падение. При приземлении чудом успела отвернуть лицо в сторону, иначе ударилась бы о его подбородок носом. Ошеломлённая происшедшим ничуть не меньше его, она только и смогла мгновенно осипшим голосом обозвать его идиотом.
- Ну ты и гадюка. - скрипуче прошептал в ответ Саша, болезненно вытягиваясь под ней.
- Нет, я не гадюка! - расстроено, со всхлипом в голосе, возмутилась Лера и громко задышала, успокаивая себя. - Неужели не понятно..., - говоря, она оттолкнулась от него руками, вставая.
- Ты! - вскричал Александр, конвульсивно дёрнувшись на полу, - Смотри, куда упираешься своим коленом!
- Подумаешь, неженка какой!
Она встала, наконец, на ноги, одной рукой одёрнула одежду, поправила волосы. Другая рука по-прежнему сжимала сумочку.
- Надеюсь, теперь ты понял, что нам вместе быть противопоказано. Я сделала для тебя всё, что могла. Не бросила в беде. Хотя, надо было бы! Если подумать, кто ты мне! И вообще, кто ты? Бандюга вне закона!
Александр, морщась, тоже встал на ноги. Пресловутый плед остался на полу. Извернувшись, голый “бандюга” попытался заглянуть себе за спину, нащупывая рукой больное место.
- Страшнее синяка ничего там не обнаружишь. - сердитым голосом прокомментировала его жест Лера.
- Ага! - возразил он, - Там что-то влажное!
И вполоборота повернулся к Лере.
- Всего-навсего ссадина. - с сарказмом уточнила она. Бросила на него раздражённо-отчуждённый взгляд и отвернулась. Ну, почему бы Генке не заняться собой! Интеллигент ленивый! Не только женщины должны следить за своей фигурой!
- Это тебе всего-навсего, а мне больно! - хмурясь, он упорно нащупывал свою ссадину.
- Прощай. - она вернулась к двери.
- Так и уходишь? - он поднял с пола плед, стоял и исподлобья смотрел на неё.
Её охватило лёгкое смятение - в его глазах мелькнула такая обида, непонимание её поведения и поверх всего этого такая грусть, что похолодело в груди. Упаси её боже от занозы в сердце!
- Да, Сашенька, ухожу. У меня своя жизнь, у тебя своя. Извини, уже поздно, мне пора домой. К мужу. Ужин у меня ещё не приготовлен.
- Это не честно.
- Это нормально. Надеюсь, наша помощь тебе больше не понадобится. Прощай.
Щёлкнув замком, она открыла дверь и, чуть помедлив, ушла, так и не услышав от него ни слова в ответ на свое “прощай”.
XIII.
Шесть дней скверного настроения. Весенняя предэкзаменационная суета, возня с двоечниками. А природа явно баловала празднично-солнечной погодой всех без исключения, проживающих под северной широтой и восточной долготой их родного города и обширных его окрестностей. Оазис тепла и света, умиротворённого благоденствия - погодного, естественно. Не душевного.
Если бы не солнце, что бы с ней стало? Её бы разлюбили ученики! Её! Вместе с математикой. А это уж совсем никуда негодное дело.
Утро седьмого дня Лера встретила с лёгким сердцем, беспричинно праздничным настроением. Долгое время она провела перед раскрытой дверцей платяного шкафа, пока не поняла, что во дворе бушует поздняя весна, почти лето, что сама она молода, стройна и красива и что её любимый светлый костюм сливочного цвета как нельзя лучше подходит и под погоду, и под время года, и под её настроение!
Жизнь прекрасна! Она купит Генке суперсовременный компьютер - то-то он обрадуется! И скрывать не надо, на какие деньги сделана покупка! На бандитские! Мало что ли она бегала, суетилась для их подопечного супермена?! Для Геннадия Львовича не секрет, что его жена снабжала подобранного им же самим крутого так сказать “потребительской корзиной”. Об остальной её деятельности Геночке знать совершенно не нужно для его же душевного спокойствия. И о количестве денег тоже знать не обязательно. Слишком он вписывается в красивую жизнь - поняла это в ресторане! Его, пожалуй, не остановишь. Глазом моргнуть не успеешь, как останешься при прежнем денежном раскладе. Пусть подрабатывает с помощью компьютера, который и ей будет очень кстати в её педагогической деятельности! А лучше приобрести сразу два, иначе пойдут споры и ссоры – кому и когда проводить время перед экраном!
Так, в мечтах и размышлениях о компьютере - а по этому факту уже можно судить, что не только о Геннадии Львовиче пеклась её душа, когда она решала купить сей дорогостоящий предмет, - провела она всю первую половину дня.
Выйдя из дверей школы в слепящее колдовство полдня, Лера горько пожалела, что не прихватила утром солнцезащитные очки. Она шла, прикрывая то один глаз, то другой, высматривая свой путь в узенькую щёлку. Двигалась скорее по памяти.
Эта машина на обочине дороги, скромно притулившаяся у тротуара, тихо тронулась с места, как только Лера, поравнявшись с ней, прошла несколько вперёд. Только забота о плачевном состоянии глаз не дала ей заметить неотступно движущийся сбоку от неё, чуть отстающий, автомобиль. Так и не заметив своего эскорта, Лера привычно собралась шагнуть на ведущую во дворы дорожку, пересекающую полосу тротуара. Сопровождающая её машина, взревев двигателем, резко прибавила в скорости, круто повернула, подвзвизгнув тормозами, и как-то для Леры уж очень неожиданно и катастрофически страшно остановилась дверцей прямо перед ней.
Видимо, она, Валерия Антоновна, явила собой крайне комическое зрелище, застыв перед машиной, словно соляной столб, опасно накренившийся вперёд. Мышцы немыслимо напряглись, сохраняя в равновесии тело, центр тяжести которого переместился в какую-то неясную точку за своими пределами, и эта точка норовила ввести тело в режим судорожных колебаний. За её спиной раздались смешки. Стайка учеников-подростков класса так шестого-седьмого обогнала застывшую учительницу - и уже мелькала по ту сторону поперечной дорожки, обогнув машину с обеих сторон. Смешок послышался и из салона легкового автомобиля.
Лера приняла устойчивое положение, гневно дрогнула плечами.
- Добрый день, дорогая Валерия Антоновна.
- Ты! - выдохнула она, жарко краснея от негодования.
Александр приглашающим жестом открыл дверку.
- Садись, подвезу.
- Мне в другую сторону. В конце концов, мы с тобой, по-моему, распрощались!
Все ещё кипя от гнева и досады за свой испуг и нелепую стойку, она пошла в обход машины сзади.
- Между прочим, это инфинити.
Александр одарил Леру улыбкой, подав машину назад. Тогда Лера, проявив выдержку, попыталась обойти спереди. Александр двинулся вперёд. Немногочисленным прохожим легко удавалось обойти данное блестящее чудо техники.
- Садись, не смеши народ.
- Смешишь ты, а не я.
- Между прочим, со стороны школы движется толпа старшеклассников. Советую принять моё предложение.
Ничто не выдавало его волнения, ни голос, ни улыбка, ни глаза. Рука, открывшая дверку, была тверда. Но он далеко не был уверен, что она на самом деле согласится с его доводом в пользу салона машины.
Быстрый взгляд назад убедил Леру в правдивости его слов и, несмотря на вспыхнувшую в его глазах снисходительную улыбку победителя, которая ей показалась, кроме всего прочего, ещё и какой-то издевательской, она предпочла сесть в машину.
***
- Новая? - были первые её слова, произнесённые в машине, когда они уже выехали на проспект Мира. - Купил на этой неделе?
- Нет. Стояла в гараже. Правда, только сегодня смог на ней выехать.
- Гараж и машина - тоже конспирация или на родное имя? – и припрятанные?
- На родительское имя. - он негромко хохотнул, - А что мне, по-твоему, оставалось делать?
Она пожала плечами.
- По какому случаю устроено катание?
- Видишь ли, - он слегка повернул к ней голову, продолжая следить за дорогой. - Деньги есть, а дела нет. Присматриваюсь.
- Ну да! Из машины виднее. За день сколько мест из окошка высмотришь!
- Не язви.
- Вынуждаешь язвить. Зачем я тебе понадобилась?
- Меня утомила неделя воздержания.
- О? Вот так и утомила?
Он осторожно улыбнулся в ответ, не глядя на неё. А она вошла в приятно зыбкое состояние недовольства и облегчения. Обидно было бы, если бы он вдруг и впрямь её забыл. Но прямая речь именно о воздержании и ни о чём ином не вдохновляла.
Повернувшись к нему полубоком, она положила локоть на спинку кресла и сказала, стараясь быть лаконичной.
- У тебя же есть деньги. - и тоже улыбнулась ему.
Александр сделал вид, что не понял намёка.
- Ты хочешь кутнуть? Устрою.
- Спасибо. - она опять села прямо. - У меня тоже есть деньги.
- Но ты же на них не будешь кутить! Зажмотишься. Лучше ведь не на свои, не так ли?
- Я не хочу кутить, с чего ты взял?
- Ладно. Терпеть не могу играть словами - я хочу тебя. Я соскучился. Посидим где-нибудь и едем ко мне.
- Саша, я не хочу тебя.
- Не ломайся.
Её глаза едва заметно сузились и похолодели. Птицы не пели в её душе, цветы не ласкали зрение, сердце не сжималось и не томилось ни предчувствиями, ни чем другим. И его тон ей абсолютно не нравился. Она оскорбилась.
- Зачем мне, скажи на милость, ломаться! – сказала она, стараясь не вспылить, - Выбирай слова, когда ухаживаешь!
- Но…
- Что – но. Я не кошка! А, обладай кошачьими повадками, если б захотела - пришла! Но не хотела и не хочу.
- Тогда, может быть, к вечеру захочешь? Отдохнёшь, поешь...
- Нет.
Это “нет” ей удалось как нельзя лучше. Александр остановил машину у обочины возле кустов акации сквера, мимо которого они проезжали.
- Лера. - произнёс он после минутного молчания. Прикрыл глаза и продолжил, - Я очень терпеливый человек. Когда мне надо, не скрою. Мы созданы друг для друга. Последняя наша встреча... прошу, не перебивай... доказала это. Я не дурак, не атрофированный умник и не бесчувственная колода. Уверен, что во время... когда мы, - он запнулся, подыскивая слова, но не стал уточнять, а просто сказал, - ты чувствовала тоже, что и я. Ты любила меня. Нам обоим было чертовски хорошо и приятно! Не знаю, какие слова я должен сейчас произнести, чтобы попасть в точку! Да я просто люблю тебя! И ты тоже!
Он попал в точку. Ей вдруг показалось, что остановилось всё вокруг и её сердце в том числе, но прошло мгновение, и она подавила эмоции. Нельзя распускаться, иначе не избежать ещё большего осложнения. Пусть всё будет спокойно и налажено! Без Саши! Какое с ним может быть спокойствие! У них, у каждого, своя жизнь. Уже сегодня утром она почти излечилась!
- Саша, не обманывайся. А обо мне... я уже говорила тебе и повторю ещё, в тот раз я просто сорвалась. Ты меня завёл!
- Ничего не бывает просто. Никаких просто так!
Лера медленно придвинулась к дверке, наклонилась чуть вперёд, прикрывая собой свою правую руку, пальцы которой уже почти коснулись ручки. Левая рука легла на замок ремня безопасности. Осталось только аккуратно нажать там и там, резко открыть дверь и выскочить.
- Не дури. - он молниеносно выбросил руку и дёрнул свою спутницу к себе.
Она неожиданно бурно, неадекватно ситуации, разозлилась на этот рывок, и между ними едва не завязалась потасовка. Оба задышали громко и гневно.
- Купи себе любую девку, какую пожелаешь!
- А ещё учительница! Чему ты учишь детей?!
- Математике!
- Ты чертовка! Сухая чертовка!
- Нет! Я чистая сила!
- Ну всё. - он странно хохотнул и двумя пальцами - указательным и большим - надавил на уголки глаз, сдавив основание носа. - Ты меня достала.
- Какой смысл доставать тебя, ты сам себя достал!
Саша засмеялся, словно спасаясь этим действом, пальцами стирая невольные слёзы.
- Лерка... ты же, как никто другой, прости за такое слово, но возбудилась тогда от меня, именно от меня! Ты!
- Не обольщайся. Не забивай себе мозги! Мне захотелось наказать тебя!
- Да? Да? Ты так меня наказывала? - смех продолжал душить его, и слова, может поэтому, повторялись по два раза, - Тогда... тогда это самое приятнейшее, знаешь ли, ха-ха-ха, в мире наказание!
- Возрадовался! Глупец. Наказание не в этом.
- А ... а в чём же? Па... позволь?
- В том, что этого больше не будет! Сколько ни желай!
Не сразу, но смех утих. Только шум проезжающих машин, какой-то отдалённый стук и гомон птиц в скверике.
- Ты лживая язва. – сказал Александр, произнося слова как-то вяло для такого обвинения.
- Чистая сила. – ещё раз уточнила Лера, - Мы же договорились, кто я. Надеюсь, это больше мне подходит.
- Тебе больше подходит. Понятно! Чего уж там!
Он замолчал и вдруг, после довольно ощутимой паузы, встрепенулся и повторил:
- Понятно! – произнесено это слово было уже другим тоном, более бодрым и даже радостным. Такое облегчение вдруг осветило его лицо! Может быть, сыграло свою роль солнце, которое, что ни говорите, а вносит изрядную долю оптимизма в настроение живого существа!
- Знаешь, очень прилично можно пообедать в “Трактире”. Заскочим на заправку, и - туда. Уютно. Дачное место. Природа. Вид из окна на озеро. Как, а? Я думаю, очень даже неплохо. Не расставаться же нам на такой скверной ноте!
Несколько мгновений она смотрела на него, на его лицо, глаза, в которых светилась уверенность, что он предлагает ей именно то, что в данный момент будет удобным им обоим.
- Та-ак. И ты ещё говоришь, что у меня какие-то там невероятные переходы в разговоре.
- Но я изначально предполагал предложить тебе пообедать!
Безучастно глядя на него, словно что-то отключило все эмоции, она сказала, медленно произнося слова:
- Не знаю, что ты там предполагал на счёт обеда. Но раз предложил... я, пожалуй, соглашусь. И впрямь неплохо. Из-за тебя я не попала вовремя домой. Только предупреждаю, ты ничего крепче кофе не пьёшь.
- Само собой! Я же за рулём.
- А мне закажешь из напитков тыквенный сок.
- Тыквенный? – переспросил он. – Ладно, пусть будет тыквенный. Наконец-то хоть до чего-то договорились!
Тень наигранно-снисходительной усмешки мелькнула на её лице. И только. Женщина должна быть тайной. Тайной. Она и есть тайна, но, Боже мой, тайна она и для себя самой! Ведь птицы не щебечут в её душе, никакие романтические чувства голову не кружат! Но она очень и очень сожалела бы, если бы он забыл её, и, если бы ей удалось сейчас выскочить из машины.
И это несмотря на то, что до сих пор она твёрдо держала в уме – расставаться надо вовремя и бескомпромиссно. Жизнь и без того хлопотлива, чтобы дополнительно усложнять её. Однако же, презрев упрощение, душа её согласилась, а не поупражняться ли ещё в каких-нибудь задачках?
И уж абсолютной тайной оказались неожиданно слетевшие с её губ слова комплимента:
- В твоём облике появилась утончённость.
Наверное, её мозг ищет достойные пути избавления, притупляющие бдительность её соперника
- Да? Спасибо.
- Пожалуйста. Но, думаю, эффект этот не от работы мысли и не от утончённости восприятия.
- А от чего же? - повеселевшим голосом поинтересовался Александр.
- От того, что ты похудел, отрастил волосы и, как ни странно, от шрама.
- Но его почти не видно! - Александр машинально коснулся лба рукой.
- Шрама не видно. Но он приподнял тебе чуть-чуть уголок брови.
- Да? Ну и бог с ним. Какие приятные слова ты вдруг стала говорить, с чего бы это?
Она молча, едва заметно улыбнулась. Не видя этой улыбки, но слыша её в её дыхании, он сказал:
- Но не всё ли равно, от чего эта самая утончённость? Главное, что она есть. Да, Лерочка?
- Конечно, всё равно. Твоя утончённость для внешнего пользования. Я увидела её, отметила и забыла.
Он смеялся её словам, впав в приподнятое настроение. Пусть злословит, может быть, заведёт себя!
- Ты хотя бы сто долларов истратила? Или жадничаешь?
Она недовольно сморщилась.
- Не истратила и не жадничаю. Нет времени.
- О! Ты странная женщина. Уж на что, на что, а на это, время у вас всегда находится. Не у странных женщин, я имею ввиду. А что бы ты хотела купить?
- Генке компьютер. Он давно и безнадёжно мечтает завести эту игрушку дома.
Теперь уже на лице Александра отразилось недовольство. Почувствовав смену его настроения, она оживилась.
- Вообще-то, я собираюсь купить два компьютера, мне тоже нужен. Ты мне поможешь? Тут нужен кто-нибудь знающий. Но знакомым - знающим толк - я не хочу афишировать такую свою состоятельную потребность. А сама я, понимаешь, реагирую лишь на экран - светится, меню есть, программы запускаются, а всякие тонкости в момент покупки от меня ускользают, да и большую их часть я не знаю. Потом, хотелось бы купить стоящую вещь, но… дешевле, терпеть не могу переплачивать!
- Уволь. Для своего муженька покупай сама.
- О? Что с тобой? Чем тебе не нравится Геночка? По-моему, это он спас тебе жизнь.
С каменным выражением лица Александр ответил, что он очень благодарен Геннадию Львовичу, что тот ему нравится, но отдельно, сам по себе, не в качестве её мужа. Нечего на него тратить её деньги. Он заплатит Геннадию Львовичу отдельно за помощь, так кстати некогда оказанную ему.
– А для меня компьютер, значит, поможешь купить. – с сарказмом произнесла она, словно поставила точку. И вдруг непредсказуемо мгновенно разозлилась.
- Деньги! Да пошли они! Грабительские деньги! Народ живёт в нищете, а тут!..
- Какое благородство и бескорыстие! Ты раздашь свои деньги нищим?
- Нет! Я истрачу их на себя!
- Грабительские деньги? На каком основании!
- На таком! Психология в обществе сменилась! Меня не поймут ни те и ни другие! И я соскучилась по процессу покупок!
Прокричав это, она раздвинула в улыбке губы и спросила:
- Ну и как я тебе такая?
Он пожал плечами.
- Как всегда.
Она расслабленно откинулась на спинку сиденья и уже спокойным голосом сказала:
- А, может быть, часть денег я отдам в какой-нибудь детский дом.
- Ну, а как растратят там твои денежки?
- Они не мои и не твои. Это, во-первых. А во-вторых, я куплю детские вещи: одежду, игрушки. Придумаю, что именно.
- А продадут?
- Отстань. Надоело. Так можно до бесконечности препираться.
XIY.
На заправке почти никого не было: кроме инфинити Александра, ещё пара машин. Александр заглушил мотор, вышел из машины. Лера откинулась назад, устроила затылок на спинке сиденья. Взгляд её рассеянно скользил по доступному ей полю зрения пространству. Колонка, возле которой они остановились, мини маркет, куда направился Александр оплачивать бензин. У дальних колонок те две машины; в марках машин она разбиралась очень плохо, на уровне новорождённого, лишь цвет и форма отпечатывались в мозгу без всяких названий. Возле одной из машин - женщина, явно хозяйка данного автомобиля. Да, - отметила Лера, - я никак не тяну на хозяйку - ни одежда, ни манеры не соответствуют. Машина женщины понравилась ей больше другой - новенькая, более обтекаемой формы, бордового цвета. На другой стороне заправки разговаривающие мужчины - два непримечательных, с точки зрения Леры, парня.
Лера прикрыла глаза, накатила весенняя слабость - сонливое, аморфное состояние. Мысли ни о чём.
Всё правильно, она, так и быть, пообедает с ним, а от остального - увольте! Она не намерена ублажать всяких там бывших бритоголовых. Она никого не намерена ублажать!
На асфальт рядом с машиной упало что-то звонкое. Лера открыла глаза. Мужчина в комбинезоне, служащий заправки, наклонился, поднимая это что-то с асфальта. Монету? Какой-нибудь болт? Лера села ровно. Идиллия весеннего разнеженного спокойствия вдруг стала рушиться прямо на глазах. Не всякому так везёт - увидеть какой-то процесс с самого начала, с незначительного штриха, результатом которого может явиться настоящая катастрофа! От и до! Благодаря звякнувшему предмету Лере удалось увидеть эти первые признаки “разрушения”. А потом и самой принять в нём участие.
Её взгляд упал на двух парней. Заинтригованная выражением лица одного из них, она переместилась чуть в сторону, чтобы лучше видеть. Во всём его облике читалось жуткое напряжение. Не хватало лишь повисшей на нижней губе сигареты - курить на территории заправки запрещалось.
С ног до головы по телу Леры прокатилась крупная дрожь. Повернув голову, она утвердилась в мгновенно возникшей уверенности в том, что такое напряжение мог вызвать Александр. Сердце словно приостановилось. Ей стало дурно. Этот идиот упустил кого-то, когда вспоминал угрожающих ему людей?! Или... или... О, господи, пусть будет так - это просто люди, знающие его, но не посвящённые в финансовые разборки, люди, до сих пор полагающие, что Саша Нежный мёртв! Убит и вот вдруг стоит живой! Он или не он? Такой вопрос мучает застывшего парня?
Леру залихорадило. Предполагай не предполагай, а опасность наползала. Стараясь ничем не привлечь к себе внимания, она передвинулась к открытому окну и в меру громко и, как ей думалось, непринуждённо, в рамках придуманного ею на ходу приличия, окликнула остановившегося на ступенях маркета Александра. Он рассматривал какой-то небольшой предмет в своих руках. Что именно, Лера с такого, довольно большого расстояния, не поняла. Видно, он не только оплатил бензин, а и купил это рассматриваемое им нечто.
- Саша!
Иногда судьба, аккуратно, с завидным постоянством подставляющая вам подножку, вдруг милостиво решает хоть в чём-то быть к вам благосклонной. Александр услышал её. Вполне вероятно, что он просто уже рассмотрел всё, интересующее его в покупке. Во всяком он случае он развернулся и глянул в сторону машины.
Он оценил обстановку мгновенно. Время! - сколько его у него? И место - как добежать до машины и стоит ли? Оценил, видимо, и шансы на безопасный манёвр. Он узнал парней. В этот момент узнавания, по его лицу, она окончательно уяснила: Саше, а заодно и ей, грозит не просто опасность, а опасность смертельная. Александр не стал тратить время на столбнячное оцепенение.
Считанные секунды длились последующие события. Александр, пригнувшись, метнулся к своей машине по более-менее безопасной траектории, от колонки к колонке, прикрываясь за ними; те двое - вот это кошмар, оба! - почти киношным жестом выхватили к ужасу Леры то ли пистолеты, то ли револьверы - она и в этом совершенно не разбиралась! В этом вопросе она была ещё большим профаном, чем в знании марок машин. В машинах она могла хотя бы отличить, иномарка перед ней или продукт российского автопрома! Один из бритоголовых, тот, который первым заметил Александра, слегка замешкался. Вскидывая руку, он задел своего напарника.
- Давай по ногам!!! - этот вопль окатил Леру новой волной дикого ужаса.
- Сашка!!! - заорала уже она.
Выстрелы показались Лере необыкновенно громкими, как бомбовые взрывы. Заорали работники автозаправки, покрывая благим матом нарушителей техники безопасности и разбегаясь в разные стороны.
Лера не помнила, как открыла дверку, в холодном поту застыв наготове к пока ещё неведомым ей действиям. Безрезультатно пальнув, те двое ринулись к Александру, напряжённо вытянув в его сторону руки с оружием. Лере казалось, она видит глубины стволов, по которым вылетят пули. Ещё выстрелы. Александр упал. Чёрт!!! Её подбросило вверх от ужаса. Все куда-то бежали. В основном прочь отсюда. Те двое приостановились. Приостановилось и что-то в Лере. Бесконечный звон одной мысли - как же так?
Там, за колонкой Александр пошевелился, и вот он уже на полусогнутых ногах готовится к пробегу к ней в машину. С облегчением и азартом страха она поняла, что убийцы плохо видят его. Но увидела и малоприятное - лицо Саши, искривлённое от боли, и то, как неловко он разворачивается. Подсознательно она искала взглядом на нём следы крови. Но не находила.
Он придержал дыхание, вскочил на ноги и практически одним рывком, похожим на затяжной прыжок, достиг машины. Заминка нападавших дала ему эту возможность. Каким-то чудом он почти весь влетел в кабину. Прыжок был слишком мощным и сделанным с большого расстояния. Тут уж не до идеальной точности попадания - ударился плечом о косяк, левым коленом о порожек; ступня, загребая носком, свистнула скребком по асфальту. Пуля игриво цокнула об открытую дверку.
Оскаленное, словно усохшее лицо, стиснутые зубы - он руками бросил себя на сиденье, и через какое-то безмерно малое время инфинити рванула с места. Александр захлопнул дверку. У Леры бешено колотилось сердце.
- Ты! - она призадохнулась. - Ей, богу, ты - труп. Если не они, то я убью тебя! Я чуть не погибла из-за тебя! Подлец!
- Перестань вопить! У меня ещё есть возможность угробить тебя!
- Только на это ты и способен!
- Да! Если ты не перестанешь орать и нервировать меня, я потеряю управление, и мы разобьёмся! У меня нога болит, я её подвернул, там какая-то выбоина в асфальте или бордюр – не понял, поэтому и упал! А в прыжке ещё и ударился!
- Выбоина, бордюр! Даже этого не смог определить! У тебя не нога, а мозги должны болеть!
- Они тоже болят!
- Болеть мозгам, значит думать, мыслить! А у тебя голова...
- Убью, если не заткнёшься!
- Придурок! - уже ниже тоном, но не менее ядовито, выговорила Лера, - Ты не всё мне рассказал! Скольких ты ещё упустил из виду?
Александр резко рванул руль в сторону. Визг покрышек резанул на ушам.
- А-а-а! - закричала Лера.
Им везло. Пригород - и ни одной патрульной полицейской машины. С окружной дороги на большой скорости Александр вывернул на поперечную магистраль.
А солнце по-прежнему ярко сияло. Сочная весенняя зелень радовала глаза. Никакого грохота позади себя ни Александр, ни Лера не услышали. Александр гнал машину, моля бога благополучно пронестись по дороге, не попав ни в какую передрягу, уйти от преследователей, не нарвавшись на дорожно-транспортную полицию, что очень нежелательно при такой скорости, а затем на досуге в спокойной обстановке обдумать сложившуюся ситуацию.
Однако в эти мгновения в окружающем мире произошли изменения. Лера уловила эту смену по вдруг охватившей её пока ещё не очень уверенной душевной лёгкости. Уши не услышали - услышал, почувствовал каждой клеточкой весь её организм. Она резко оглянулась назад на убегающий ландшафт: дорогу, деревья, строения. Переворачиваясь, странно подпрыгивая, машина тех двоих, преследующих их вооруженных парней, летела на огромной скорости по обочине, под малым углом удаляясь от шоссе. Врезалась в опорный столб высоковольтной сети электропередачи. Салон инфинити потряс радостный вопль. Александр от неожиданности дёрнул руками, рванув руль. Ругнулся на Леру, выравнивая машину.
- Всё!!! Они взорвались! Стой! Глянь! - она в экстазе замолотила кулачком по его колену.
Он молча глянул в боковое зеркало, кивнул и слабо дрогнул губами.
- Останавливаться незачем. Мы не видели. Пусть ГАИ разбирается. Надеюсь, скорая помощь ребяткам не понадобится.
И они не остановились, лишь сбавили скорость до положенной. Сзади, в удаляющейся перспективе горела машина, полыхал большой, даже на таком расстоянии, костёр. Останавливались другие машины.
- Боже мой! Тебе повезло. В который уже раз! Правда? - она еле слышно рассмеялась, расслабленно постукивая пальцами по своему виску. Никакого сочувствия, связанного с произошедшей катастрофой с летальным, без всякого сомнения, исходом, не шевельнулось в ней.
- Слушай, - не унималась Лера, - а они могли позвонить по мобильному телефону кому-нибудь и сообщить о тебе?
- Кому?
- Кому-нибудь!
- Не знаю.
- Ну и мрачный же ты тип. Ты же спасся! Не знаю! Но я и не требую точного ответа, звонили они или нет. Я хочу знать, есть ли такие люди в принципе, кому могут позвонить!
- В принципе, есть.
Александр отвечал односложно, напряжённо ведя машину. Лера говорила без умолку – так на неё подействовал счастливый исход из смертельно опасной ситуации, в которую она угодила впервые в жизни.
Они благополучно доехали до гаражного кооператива, но тут при попытке выйти из машины выяснилось, что Александр не в состоянии пройти от гаража до дома - десять минут нормального хода для человека со здоровыми ногами. Ступив раз ногой, она опять сел на своё место. Эйфория убегания спала, подвёрнутая стопа отказала. Так они и сидели какое-то время в машине. Лера скептически смотрела на хмурого Александра.
- Что глядишь мрачнее тучи, где твоя сила воли! Вообще, где ты? Подвернул ногу, эка невидаль!
- Но это не ты подвернула ногу, а я! Тебе легко рассуждать!
- Слюнтяй! – она старалась не смотреть на него, чтобы не поддаться избыточной жалостливости. Сколь долго они будут здесь торчать из-за его нежной ножки?! Пока на них ещё кто-нибудь не обратит внимание?
В ответ Александр лишь прошептал что-то неразборчивое.
- Что ж, гони машину к своему подъезду.
- Ещё ничего не придумала? А кто её в гараж погонит?
- Тогда заводи сейчас в гараж! И потом, ну и оставил бы у подъезда, подумаешь!
- Где-то ты специалист на счёт подумать! Во-первых, вдруг угонят, а у меня нет второй такой машины. Покупать я не собираюсь. Во-вторых, если успели позвонить те парнишки, о чём ты так беспокоилась всего десять минут назад, то меня быстренько по машине найдут.
- Ах, да, да, да! Ты меченый. И тебе всего-то надо - просто смыться из этого города.
Он тяжко вздохнул и коротко, но резко, стукнулся затылком о край сиденья, зло растянув губы.
- А этот кооператив тебе не опасен?
- Не опасен! - отрывисто рявкнул Александр. - Стал бы я покупать здесь гараж!
Он расстегнул пуговицу у ворота рубашки. Затылок покоился на спинке кресла. Лера склонилась, сосредоточенно упёрлась щекой в кулачок своей руки. Посидела так, потом нетерпеливо распрямилась.
- Господи, и что я с тобой тут уговариваюсь. У тебя уже всё “okay”. Ну, пока!
Она открыла дверку и выскользнула из машины. День продолжал сверкать яркими красками. Она взвесила на руке сумку с тетрадями и, не оглядываясь, пошла по пыльному асфальту вдоль гаражей. Мирная картина обычной жизни. Кое-где в открытых дверях возились деловитые владельцы автомобилей. В предпоследнем перед входными воротами гараже двое мужчин, уже, видимо, сполна навозившиеся с поломками, а может даже успешно отремонтировавшие какую-нибудь вышедшую из строя часть машины, сидели в уголке в тенечке за импровизированным столиком из перевёрнутого ящика и очень вкусно закусывали бутербродами со шпротами и солёными огурцами. Лера сразу же подумала о несостоявшейся трапезе в “Трактире”. Дома её ждал обед, не бог весть какой, но на первое её любимый суп из сыра.
У ворот сидел пёс. Он подозрительно посмотрел на неё, но не облаял.
***
Как только Лера вышла за ворота, Александр выбрался из машины. На ногу страшно было ступить. В щиколотке она уже заметно распухла. Кое-как он доковылял до двери, открыл замок. Предстояло распахнуть дверь, вернуться в машину и загнать её внутрь гаража. Он уцепился за край двери и замер, пережидая, уткнувшись лбом в металл. Не поставил в своё время новые гаражные ворота, мучайся теперь!
- Чёрт. - едва слышно произнёс он каким-то бесцветно-усталым голосом. Потом встряхнулся, ободряя себя. Держась за дверь, двинулся, распахивая её. Дверь открывалась медленно, со скоростью его передвижения. Он раскрыл правую створку двери, предстояло открыть левую. О, господи, тяжело-то как! Он приостановился, передыхая. И тут вдруг сзади кто-то крепко ухватил его за плечо.
В одно мгновение сонное оцепенение слетело с Александра. Даже боль в ноге исчезла. Организм пришёл в боевую готовность существа, спасающего свою жизнь. Но никаких резких движений Александр не сделал. Став боевой машиной, он медленно лениво оглянулся.
- Там за воротами тусуются какие-то подозрительные типы.
- Лера, ты убьёшь меня и без этих типов.
- Не рисуйся. Тебя испугом не убьёшь. Не девица слабонервная. А вот они - могут.
- Та-а-к. - боль в ноге возродилась с новой силой. - Ты меня пожалела. И на том спасибо.
- Не за что. Не обольщайся. Во-вторых, на тебя потрачено столько сил! Жалко свой труд.
- Во-вторых? А что же, во-первых?
- Во-первых? Может, подработаю, помогая тебе уйти от нехороших парней.
Неуловимое мгновение длилась пауза, только ей и заметная, потому что она смотрела прямо ему в глаза, после которой Александр выразил ей сочувствие. А вдруг эти парни просто незнакомые люди? Обыкновенные нормальные незнакомые люди? Вероятность такого поворота событий процентов девяносто. И её “во-первых” летит к чертям собачьим.
- Бывает и такое. - согласилась Лера. - Утешусь хотя бы слабым “во-вторых”. Я ведь беспокоюсь о своем труде.
- Не смешно.
- Конечно, не смешно. Что будешь делать?
- Загоню машину в гараж и поковыляю домой.
- А эти?
- Эти! Что же мне теперь - дёргаться на всех подряд крепких парней? Их тысячи по городу!
- Тысячи. Но... лучше не рисковать. И что ты так расшумелся. Говори тише.
Александр тяжко вздохнул и успокоил её обещанием говорить потише, а при выходе с территории кооператива сначала выглянуть из-за угла, а потом поступить сообразно увиденному.
На одной ноге вприпрыжку он добрался до машины. На душе стало легче. Всё-таки он не безразличен ей. Исчезла тоскливая обида. Да и идти вдвоём будет легче. Уж не откажет она ему пройтись с ней под ручку!
А Лера с сомнением наблюдала за “своим бандитом”. Его прыжки внушали опасение - придётся им попотеть, прежде чем они доберутся до его квартиры! Он, и за рулем-то сидя, являл собой какое-то нездоровое существо. Но, может быть, она просто внушила себе это? Лера ещё внимательнее вгляделась в него, наблюдая за ним сбоку через стекло прикрытой дверки автомобиля. Плохо. Перед ней было лицо человека, обрадованного её возвращением, но лицо усохшее, с лихорадочным блеском глаз.
- Ну, принимай вид нормального человека. - бодрым тоном скомандовала она, сострадательно, не отдавая себе в этом отчёта, глядя на него. Сердце сжималось от дурных предчувствий.
Александр уже закрыл дверь в гараж и засовывал ключ в карман брюк. Он закивал согласно головой, не глядя на неё - ключ никак не укладывался удобно. Александр стоял всей тяжестью на здоровой ноге. Осторожно попытался перенести центр тяжести на больную ногу. Побледнел, глянул улыбчиво на Леру.
- Ничего, ничего. Я сейчас.
Вдохнул глубже, и они пошли. До ворот кооператива дошли сносно, если не считать его подпрыгивающей походки и черепашьей скорости. Он старался идти более-менее прилично. Лера не удержалась и в покровительственно снисходительной форме похвалила Александра - он проявляет чудеса выдержки и героизма! В ответ он даже не скосил на неё глазами.
Шутить-то она шутила, подтрунивала над ним, но ситуация была не из приятных - его ступня всё больше и больше внушала ей опасение, как-то странно он её ставит. Отёк поражал своим размером. Да и рука его, за которую Лера поддерживала Александра, была чересчур напряжена, кожа повлажнела. Чего ему стоило идти вот так, превозмогая себя, она могла лишь догадываться. А впереди ещё большой путь, хотя то, что он большой, это ерунда, главное, впереди группа молодых мужчин, один облик которых заставил её вернуться.
С насмешливой улыбкой Александр глянул в щель, через которую, по словам Леры, он увидит тех мужчин. Лера с беспокойством смотрела на него. По её мнению, он слишком долго приглядывался, замерев перед узким отверстием в заборе близ косяка ворот.
- Ну! - нетерпеливо шепнула она, оглядев округу, и толкнула его легонько в бок.
Он молча оглянулся на неё.
- Что? - спросила она. - Грядёт новая перестрелка? Ты знаешь этих парней?
- Да. Знаю. И они меня - тоже.
- О, господи... И что теперь?
- Ничего. Это просто знакомые ребята. Так, чисто внешне. Гаражный бомонд. Может и для них я умер, не знаю. Если так, то не хочу ошарашивать их своим воскресением. Да ещё в таком... м-м-м ... подбитом виде.
- Ну, подбитый вид для убитого - это как раз.
- Спасибо. Добрая ты душа.
- Пожалуйста. А может быть ничего страшного? Ну и увидят. Привет, привет. Удивятся немножко и порадуются за тебя. А? Они что за ребята?
Он еле заметно натянуто усмехнулся.
- Обычные. Для своей среды, но не для тебя. Может быть, и порадуются. Почти наверняка они ничего не знают. Но в любом, самом распрекрасном случае я не хочу, чтобы они увидели меня.
- Да? А...
- Потому что, - предупреждая её вопрос, сказал Александр, - они, выражаясь твоим учительским языком, потянут меня в свой круг, а потом, треплясь там и сям, ненароком помянут меня, ну и всякое такое. А я ничего не хочу. - он покосился на Леру, - Прежняя жизнь кончилась.
Шутить по этому поводу она не стала. Только спросила:
- Что будем делать?
- Попытаемся уйти незаметно. Они не так хорошо меня знают, чтобы с налёта узнать с таким камуфляжем. - он дернул себя за волосы.
- Что ж, идём. Слишком долго стоять тут у дырки тоже не очень умно - подозрительные вороватые типы.
Он слабо улыбнулся ей одними губами. Конечно, что ещё могут о них подумать?
Парни стояли слева от ворот метрах в пятидесяти от них. Александр и Лера пошли вправо по протоптанной тропинке через газон. Им предстояло перейти дорогу, вдоль которой росли развесистые липы, на тротуар на другой её стороне к ряду громадных многоэтажек, свернуть за угол ближайшего дома - и всё. Лишь бы во время этого перехода на них не обратили внимание!
Обратили. Когда они уже подошли к проезжей части. Боковым зрением Лера увидела, как один из молодых мужчин, повернув голову в их сторону, встрепенулся, вгляделся, что-то сказал своим приятелям.
- Саша. Нажми. Нас заметили. Наверное, их заинтересовала твоя походка. Судя по всему, тебя узнали. Но сомневаются. Очень сомневаются, но не настолько, чтобы махнуть на нас рукой. Сейчас как начнут кричать нам. Чует моё сердце! Пошли быстрее. С такого расстояния, с волосами, да ещё вполоборота им тебя как следует не рассмотреть. Пошли, пошли. Не дай бог ринутся догонять! Делаем вид, что ничего не видим, не слышим и - скорее за угол. Исчезаем с глаз долой.
Александр крепче взялся за руку Леры. Тело, лицо покрыла испарина. Пересилив себя, он почти полновесно ступил на ногу. Зло прорычал что-то тихим голосом, она произнесла отчаянно-требовательным шёпотом “Сашенька!”, судорожно сжала его руку. И они, делая вид, что ничего не замечают, ничего не слышат в городском шуме, быстро, но не торопливо, перешли улицу.
На последнем дыхании, Сашином, естественно, они завернули за угол, где, молниеносно оглядевшись и никого не увидев, он, наконец, смог хоть чуть-чуть расслабиться. Его качнуло, он привалился к ней.
- Нет-нет! - она встряхнула его, - Идём, а то вдруг они пустились догонять?
- Какого хрена?!
- Не ругайся! Не знаю. Надо ещё куда-нибудь завернуть. Затеряться. Понимаешь? - и она скомандовала, - Давай, жми!
- Жми. Ага. И тысячи демонов рвали на части бедную ногу мою.
- Молодец, коли ещё можешь шутить. - она обхватила его за поясницу. - Идём. Не расслабляйся.
Он нервно хохотнул и продолжил бег на максимально возможной для его ватного состояния скорости, уже не заботясь, как выглядят со стороны его движения. Но легче от этого ему не стало. Последний этап - подъём по лестнице на третий этаж. В горячке убегания они буквально ввалились в подъезд. Александр ухватился руками за перила и налёг на них грудью, тяжело дыша.
- Всё, не могу больше. Тащи меня наверх.
- Вот подожди, мышцы накачаю и потащу.
- Качай быстрее. Время идёт.
- Сейчас, сейчас. Не торопи.
Она посмотрела вверх по лестнице, обеими руками провела по лицу от носа к ушам. Он начал тихо смеяться, продолжая бессильно висеть. Лера искоса глянула на него, на его согнутую спину, сделала странное движение, похожее на движение дровосека перед началом рубки чурбана, после чего решительно ухватила Александра за плечи и рванула, но оторвать его от перил ей не удалось. Он ещё не отдохнул, а боль нарастала, и не было ни сил, ни решимости наступать на больную ногу. Одно только знание того, что будет, если он наступит, напрочь обездвиживало.
- Да отцепись ты от них! - она взялась за него покрепче и уже изо всей силы потянула от перил.
- Ладно, ладно. - он приподнялся и, хватаясь руками за перила, потянул себя вверх. Осторожно прыгнул на одной ноге на первую ступеньку, поджав больную ногу. Потом на вторую...
XY.
Дома, несмотря на крайнюю измотанность, как истый педант, он не рухнул бессильно сходу. Нет. Присев на полочку для обуви, он снял туфли в прихожей. И только потом, хватаясь руками за стены, проковылял, в основном прыгая на одной ноге, в комнату и уже там, упёршись руками в софу, медленно опустился на неё и с протяжным, почти счастливым стоном улёгся лицом вниз.
С не меньшим чувством облегчения, очень близким к наслаждению - нечто сверхчувственное - и Лера опустилась в кресло.
- Кайф! Как говорят мои ученики.
- Да. Кайф. - покряхтывая, он перевернулся на спину. Погудел в честь этого торжественный марш и сказал. - Заметь, в какие крупные передряги я попадаю, а отделываюсь мелкими травмами.
Он хрипло рассмеялся. Она скептически дрогнула губами.
- Везунчик. Что будешь делать со своей очередной травмой?
- Держать в покое.
- Думаешь, этого хватит?
- А что? Не хватит?
- Ты хоть знаешь, что у тебя там?
- А что там может быть? Ну, подвернул...
- Всё что угодно.
- А конкретнее?
- Там может быть ушиб - раз. Это самое простое. Может быть растяжение - два, вывих - три, перелом... Или и то и другое вместе.
- Понятно.
Он сел на софе, потрогал ступню и сморщился.
- Горячая.
- Н-да. - Лера склонилась к нему, внимательно всматриваясь в ногу. - Снимай носки. По-моему, у тебя не лучший вариант.
- Да? А что? - он осторожно стянул носок и поднял на неё глаза, в которых мелькнула обеспокоенность.
- Вывихнул, растянул и ушиб - это точно. Надеюсь, перелома нет. Посмотри, как неестественно она повёрнута. И опухла, бог знает как. И синеет какими-то разводами. Вывихнул, нет сомнений.
Через короткую паузу она ругнулась: “Ах ты, дьявол!”.
- К чему такие грубые слова? - он всё ещё сосредоточенно рассматривал свою ногу. Боль не отпускала и в спокойном состоянии.
- К тому, что ты опять садишься мне на шею!
Лера и сама не понимала, зачем так сказала ему. Не об этом она думала, произнося эти слова.
- Но... - начал было говорить Александр, и осёкся.
- Какие “но”! Какие ещё “но”! Ты же не на один день засядешь в этой своей норе! Тебя ещё и лечить надо!
В сердцах выкрикнув всё это, расстроенная и сложившейся ситуацией и своими словами, она подскочила с кресла. Нормально ходить он начнёт отнюдь не завтра! А если, не дай бог, у него там ещё и перелом?! Перелом! Да им ещё надо с вывихом разобраться! Ступню придётся вправлять, не оставлять же в таком состоянии! А кто будет это делать?!
Исподлобья, Александр следил за ней, за её нервными порывами, за её бегом от кресла к столу и обратно, за её расстроенным лицом.
- Успокойся. Не так всё плохо. Давай-ка лучше перекусим. В ресторан мы не попали и теперь уж не скоро попадём, а есть хочется, - он помолчал, словно вслушиваясь в себя, в свой желудок, - или не хочется, но надо. Чтобы не обессилеть. Ты уже, наверное, весь дневной запас энергии растратила, да ещё и бегаешь туда-сюда как латиноамериканка какая-нибудь.
Она остановилась, досада и расстройство всё ещё кривили её лицо. Встретилась с ним глазами. И опять волна прошла по сердцу и схлынула.
- С тобой не только всю энергию растратишь, все нервы порвёшь. Конечно, есть не хочется. Но что-нибудь потребить необходимо, - она встряхнулась, как после сна, - Так и быть, валяйся, а я накрою стол. Где будем трапезничать?
- Здесь, естественно. Стол подкати к софе. Буду потреблять, как ты изволила выразиться, лёжа.
- Только не командуй!
- Упаси боже! Разве я командую?!
Возня на кухне, накрывание стола несколько отвлекли Леру от дурных и мрачных мыслей. Александр терпеливо ждал, валялся на софе, задрав больную ногу повыше, для чего подсунул под неё две подушки от софы.
- Выглядит красиво. - Саша обеими руками снял ногу с подушек и сел, опустив её вниз. Посидел молча, прислушиваясь к своим ощущениям, и опять поднял ногу на софу, но уложил не на подушки, а так. Пришлось сидеть к столу боком. Практически сразу он решил, что полулёжа вкушать всё же сподручнее. Лера скептически следила за его манипуляциями с ногой. Надо бы сначала вправить ступню, но ей страшно об этом даже подумать. Как она это сделает? Не врача же вызывать, когда приходится опасаться каждой собаки! А, ладно! Потом. Они займутся его ногой потом. Сначала выпить. Выпить и расслабиться.
По первой рюмке они выпили без вкуса и без торжественности, а так, словно это было обязательное переходное действо, некий ключ, открывающий дверь в другую реальность. И закусили без вкуса - надо закусывать и закусили, без наслаждения едой.
- Н-да. - произнесла Лера. Она облегчённо вздохнула и откинулась назад, подбородок приподнялся вверх, и уже из этой высокомерной позы она глянула на Александра профессиональным учительским взором.
- Саша, вообще-то, ты меня поражаешь. Скажи честно, тебя в детстве никогда ведь не били?
- Почему же, очень даже попадало.
- Странно. На тебя не похоже. - она продолжала внимательно всматриваться в него. В глазах туманило, расплывалось.
Он под её взглядом пожал плечами, вздохнул.
- Ничего странного. Отец был страшный пьяница и лупил почём зря, если попадёшься не вовремя на глаза. А, протрезвев, лез обниматься и просить прощения. Ну и какой вывод ты сделаешь из этой информации?
- Пожалуй, никакой. Просто я в который раз убеждаюсь, что твоя кличка не имеет никакого подтекста и вполне тебе подходит.
- Вот видишь, какой я хороший...
- Подожди. - досадливо сморщившись, она предупреждающе приподняла руку. - Мне непонятно, каким образом ты оказался в этой компании?
- В какой?
- Сашенька, не строй из себя дурачка. Вот в этой, криминально-преступной, беспринципно-нахрапистой.
Александр осторожно рассмеялся.
- Так вот в какой! Ну ... как тебе сказать. Бандитом я себя не считаю и не считал. Я им и не был. А моё бывшее окружение... Ха! Видишь ли, я начинал как оборотистый, сообразительный парень, ведь выгода лежала на поверхности. Грех не воспользоваться. Но! К сожалению, там, где деньги, там делёжка и криминал.
Он грустно ухмыльнулся - видимо, что-то вспомнил.
- Эх, Лерочка, давай-ка ещё выпьем. Теперь от души. Нам есть за что!
- О, да, Сашенька! Ты прав, ой, как прав! Нам есть за что выпить. Если бы не ты, мне бы ввек не побывать в таких передрягах, не возлюбить так страстно жизнь и не относиться к ней так... - она замолчала, но ненадолго, ещё раз, словно заезженная пластинка, повторила: “так!..”.
Он подался к ней: “Ну?”. Она чуть искоса глянула на него и отмахнулась.
- А, иди ты!
Жизнь тех двоих, что почти наверняка погибли сегодня в автокатастрофе, не представляла для неё никакой ценности. Но и злорадства Лера не испытывала. Однако её собственная жизнь и жизнь сидящего перед ней Александра ценность имели. Постепенно зрело в ней чувство возрождения и новизны. Блестя льдистыми глазами, она подалась ближе к Александру.
- Выпьем за то, что нас не убили и, главное, - она направила руку с рюмкой в его сторону, - чтобы те двое были последними из жаждущих твоей крови. Живи!
- Аминь! - прошептал Александр. И они звонко чокнулись хрустальными рюмками.
Бег времени непредсказуем. Что бы там ни говорили, время не бежит прямо, оно петляет, вьётся странными путями. Бег мыслей и чувств сродни бегу времени. Бегут, меняются, перетекают из одного в другое. И ставят иногда в тупик. Надо ли задумываться? Но понять себя иногда так хочется! Что прячется за импульсивным жестом, что скрывается за злостью? За её личной злостью? В этот маленький промежуток времени Лера успела помыслить о многом - быстро, как это только может делаться там, внутри себя, и душещипательно. Чему сродни ошибки? Например, её собственные? За причину чужих ошибок она не ответчик. Быть может, расслабленно думала она, они, эти ошибки - дань рекам времени и чувств? Попадание в омуты и водовороты, переправа через пороги... Разглядишь вовремя опасность, избежишь множества ошибок, если тебя не тащит на них фатально собственное неучтённое желание вляпаться и потом выбираться. Это тоже - экзотика. И загадка.
На последней капле, что стекла в запрокинутый рот, вдруг охватило острое ощущение себя, своего неповторимого “я”, которое она тут же стала соотносить с окружающим миром, потом ещё больше - с вселенной и временем. Ах, это Я! И жизнь, её устройство стало то ли простым, то ли таким, что сложностью можно и пренебречь. Старого не переиграешь; переосмыслишь - да, но не переиграешь - тогда с новым надо быть смелее!
Александр переместил ногу на стул рядом с софой - не даёт она ему покоя. Сел почти прямо. Как ни крути, он вошёл в её жизнь. Остро приятно затеплилось в душе, когда она, находясь в этом раздвоенном состоянии философствования и романтического восприятия обыденности, в качестве объекта исследования взяла сидящего напротив неё мужчину. Кого ещё, как не его?! Без него пришло бы ей в голову подходить к жизни с мерками глобальными? Масштаб живого существа, только что подвергшегося смертельной опасности и наблюдавшего гибель других себе подобных живых существ. А они погибли... Мороз по коже, если вдуматься и примерить на себя.
Александр окинул её вопрошающим взглядом и отвёл глаза в сторону. Предложил ещё выпить. Уложить его спать и уйти домой. Оставить всё как есть с его ногой. Но... дома, дома тоска. И устала она очень от всех свалившихся на неё хлопот с этим бывшим бритоголовым. Эх, Геночка, Геночка!.. Во что ты втравил свою собственную жёнушку!
- Тебе надо подумать, как жить дальше. Много делаешь ошибок. - с ленцой в голосе, менторским тоном, скрывающим все эти неспокойные мысли, сказала Лера.
- А я ничего не делаю. Делаешь ты. - Александр улыбнулся ей.
Улыбка получилась натянутой, от чего Лере стало на душе ещё меланхоличней. Она в ответ тоже изобразила улыбку.
- Я делаю всё только с твоих слов, с твоей подачи, мой дорогой крутой. Или ты уже не крутой?
Она захмелела. Захмелела как раз на столько, что ей стало лучше и легче. Приятное состояние расслабленности и раскованности. Осознаёшь себя, осознаёшь, как тебе легко в наступившей расслабленности. Тебе легко, но обмануть тебя никто не сможет.
- А тебе какой больше нравится - крутой или больной?
- Никакой. - беззаботно ответила она, радуясь, что можно отлично подначивать в таком состоянии.
- Врёшь, хулиганка!
- Это я хулиганка?! О-хо-хо! Я хорошая-прехорошая девочка, а ты вляпался. И уже не в первый раз. Думай теперь, откуда ещё можно ждать беды. И подумай, прикинь, да потщательней, кто может тебе угрожать. Ведь одиночка или группировка - разные вещи.
- Валерия Антоновна! Ну, ты и завела разговорчик! Сегодня всё по боку. Завтра буду думать, анализировать, а сегодня... - он растроганно втянул в себя воздух, - У тебя такие красивые глаза...
Она вскинула голову, произнеся при этом какое-то кошачье удивлённое “Вау”!
- Но хрен в них что разберёшь! - докончил фразу Александр словами и тоном, явно выпавшими из контекста до этого произнесённых.
Лера возмутилась. Как он говорит! Ну и лексика! В ответ Александр тоже возмутился: она же учительница математики, ей положено следить за математической логикой! Она лезет не в свою епархию. Это не её прерогативы, а учительницы русского языка!
Лера с удовольствием ввязалась бы в спор о русском языке и прерогативах, отбросив в сторону проблемы безопасности, но тут со стороны её собеседника последовало наглое предложение.
- Оставь ты своего Генку.
- Что? Генку? Оставить? В честь чего! Это надо же такое придумать! Юморист! - она сердито взмахнула рукой.
- Странная реакция. - Александр нервно повернулся на софе, сморщился и, наклонившись, тронул рукой покоящуюся на стуле ступню.
- Нет, нет и ещё раз нет. Странная не моя реакция, о твоё предложение. Генка мой муж. Как я его оставлю? Он родной мне человек, я его любила!
- Вот именно! Любила! Звучит в прошедшем времени!
- Мало ли что как звучит. И сейчас люблю. Я же не знаю, во что трансформируется любовь со временем, когда тебя бьёт и бьёт о бытовые углы! Вполне вероятно, такая она и есть после почти десяти лет совместной жизни! И это не значит, что люди должны разбегаться по такому глупому поводу!
- Боже мой, какая ты старая. Десять лет замужем!
- Вот видишь, а ты ко мне цепляешься!
- Тебя, гляжу, радует, что ты старая? - он с наигранной насмешкой смотрел на неё.
- Меня радует, что я живая. А для Геночки я молодая. Каждому своё. А тебе я давно твержу - ищи девочку.
Но на девочку Александр промолчал, будто и не слышал.
- А может ты в пятнадцать лет выскочила за своего Геночку?
- Сочиняй, сочиняй! В пятнадцать! Выскочила как положено, отучившись в школе, потом в институте. – и, предупреждая его дальнейшие экскурсы по поводу возраста, уточнила, - И в школу пошла с семи лет, как все, и училась десять лет, тоже как все. Понятно?
- В таком случае ты выскочила замуж по инерции, что равнозначно - по глупости. - заявил Саша.
Она вперилась в него нарочито изумлённым взором.
- Милый мой, где твоя логика. Причём здесь глупость?
- Она говорит о возрасте.
- А! Прекрасно. Тогда ищи себе пару среди дебилов. Они вечно молоды.
- Считай, что нашёл.
- Спасибо. Ты меня восхищаешь. Но ты можешь изгаляться на эту тему сколько угодно. Результат будет один, и ничего он не изменит. У меня есть муж, я его...
- Слышал, слышал. А он тебя возьмёт и бросит!
- Он? Меня?
Такого не может быть и не будет - вот что прочитал он в её лице, в глазах, услышал в её голосе.
- Завидная уверенность. А что у тебя в таком случае ко мне?
Александр задал свой вопрос шутливо-саркастическим тоном, защищаясь от неблаговидного ответа, давая себе лазейку в случае чего сказать что-нибудь в том духе - а мне насовсем-то тебя и не надо, только на время, скрипи и дальше со своим Геночкой. Хотел побаловаться с тобой, больше ничего.
Но в ближайшие минуты он не услышал от неё никакого ответа.
Борясь с неприятной паузой, он потянулся к противоположному краю стола, решив сам достать бутылку вина, которую Лера поставила возле своего прибора. Нога соскочила со стула, ударилась пяткой о пол. Он ахнул, дёрнул рукой и свалил бутылку и рюмки. Звон, дребезг, его досадливо гневный вскрик, нервный смех Леры. Она соскочила с кресла, стараясь увернуться от полившегося вина, от разлетающихся осколков хрусталя и фрагментов еды. По ходу попыталась поймать бутылку, однако та всё же упала на пол, но не разбилась. Лера подняла её с пола и, встряхнув, посмотрела на просвет.
- Надо же, сколько много осталось. - она щёлкнула пальцами по бутылке, - Мы с тобой ещё напьёмся.
Александр сполз на пол, сел, согнувшись, и стал поглаживать ногу, раскачиваясь носом вниз, к ступне.
- Болит?
Она подошла к нему. Он пожал плечами - как тебе сказать? - молча кивнул. Лера посерьёзнела, протянула руку, помогла ему подняться с пола. В следующую секунду Александр кубарем отлетел на софу.
- Сколько повторять, терпеть не могу, когда лапаются! - гневно воскликнула Лера, нервно встряхиваясь, руками шаркая по телу, будто снимая с себя нечто неприятно липкое.
- Ёлки-палки, да что я такого сделал!
- Облапил!
- Ну и что! Я же нежно!
- Александр! Ну, ничего не понимает! Не трогай меня без разрешения!
- О, господи! - Александр резко шлёпнулся спиной об софу, от избытка чувств по инерции с размаху ударил по плоскости софы ногой, и, конечно же, больной, словно мстя Лере - из-за тебя мне больно! Тут же застонал, дёрнулся как складной метр: голову, плечи вверх, и распластался, зло поджав губы.
- Истерик! - бросила ему Лера.
- Сухарь!
- Сухарь - слово мужского рода!
- Тогда, сушка! У меня нога болит!
- Ты ещё раз ею тресни, да обо что-нибудь потвёрже, а то об мягкие подушки бьёт!
- Спасибо!
- Пожалуйста! Хотя, Сашенька, у тебя ведь постоянно что-нибудь болит, должен бы уже и привыкнуть! И потом, признавайся, ты ею треснул, чтобы тебя, бедненького, пожалели?
- Дождёшься от тебя. Тебе бы только командовать! Даже в любви!
- А ты сомневался?
Она ещё раз встряхнулась и села на софу у Александра в ногах, ворчливо посетовала:
- Вечно с тобою проблемы.
- Не вечно!
- Вечно! Да прямо с первого дня нашего знакомства у тебя...
- Ну вот, видишь! - быстро, перебивая её, проговорил он, - ты назвала нижнюю границу, начальное время проблем. Это уже не вечность!
- Демагог!
Спорить, ей не хотелось. Просто хотелось избавиться от всех забот. А ведь надо что-то делать с его ногой. Какой-то вакуум в душе. Дома Генка, а тут этот... подбитый крутой. Саша Нежный. Нежный Саша. Что же ей делать?
Внезапно она развернулась к его ногам, села так, словно вбуравилась в софу для устойчивости; глаза напряжённо впились в его раздутую ступню. Саша не успел понять её намерений, не успел и остановить. В считанные секунды она проанализировала состояние его ноги, куда и с каким усилием ей надо повернуть ступню, чтобы та встала на место. Неправильный у неё разворот - вывих есть, Лера не сомневалась. Даже удары об софу не вернули ногу в нормальное состояние. Избавившись от сомнений, Лера ухватила Сашу за ступню, глаза её расширились, она смачно выдохнула короткое “ху!” и резко, в меру сильно, рванула его ногу вбок. Как оказалось, направление было выбрано правильное. Глухо вскрикнув, Саша ринулся куда-то в сторону, мгновенно взмок и замер, вцепившись пальцами рук в софу.
- Ну, ты даёшь! - хрипло выдавил он через небольшой промежуток времени, в течение которого он приходил в себя от её действий. - Колено тоже болит, но ты мне его не выкручивай.
- А почему бы и нет?
У неё всё дрожало от только что пережитого волнения. Но волнения подобного рода не мешали ей шутить. Наоборот, всё в ней начинало ликовать: наконец-то она освободилась от тяготившей её заботы! И ведь получилось! Ступня, хоть и опухшая и с кровоподтёками, но смотрится правильно.
- Потому что окончательно сломаешь ногу, вот почему.
- Эх, ты, калека!
- Всё бы тебе хи-хи!
- Что ты так разволновался, ты же отделываешься мелкими травмами!
Он засмеялся, как смеются от досады и безнадёжности, и, закрыв глаза, попросил глухим голосом:
- Сделай что-нибудь. Нельзя же меня так оставлять. Ведь что-то в таких случаях делают, да?
- Делают. У тебя есть какой-нибудь справочник медицинский?
***
Лера аккуратно затянула последний узелок, оставшиеся длинные концы бинта завязала бантиком. Александр лежал, закинув руки за голову, и меланхолично пялился в потолок. От него веяло необыкновенной грустью, такой, что, казалось, ещё чуть-чуть и польются слёзы. Если бы он, конечно, умел плакать. Он думал, какая же она холодная, бесчувственная, жёсткая. Может даже и жестокая, и, несомненно, коварная. Под стать своим глазам. Завязала бантик, удовлетворённо причмокнула губами. Любуется делом рук своих. Он ни за что не будет глядеть на неё. Достаточно того, что он и так, всем своим существом, чувствует её холод. Обида росла, переполняя его. Боже, как она в прошлый раз любила его! Такого с противным человеком не делают!
Может быть, он застонал? Ибо она неожиданно участливо спросила:
- Что? Разве так больно?
- Ты когда-нибудь меня пожалеешь?! – вместо ответа вопросил он. А, наверное, зря. Она просто промолчала.
Глаза у него закрыты, но он услышал, как она пошевелилась, мягко стукнулась боком о его голень. На неё лучше не смотреть, чтобы окончательно не впасть в уныние. Короткий смешок покоробил его.
Через длинную, так воспринял его мозг, паузу, она вдруг заявила буднично спокойным голосом:
- Уже хочу. Пожалеть.
Неподвижный Саша стал ещё неподвижнее, если это возможно, превратившись в застывшее лежачее изваяние. Осмысливал услышанное. Он оторвал голову от плоскости софы, приподнялся на локтях, встретился взглядом с её глазами. И предпочёл опять упасть на софу и закрыть глаза, засомневавшись в прочитанном в глубине её застывших на нём зрачках.
- Уж очень ты привлекательно разлёгся.
Она звонко, как кастаньетами, щёлкнула пальцами, потом щёлкнула по его откинутой в сторону здоровой ноге. И Александр, к великой его досаде, смутился и так, продолжая лежать с закрытыми глазами, покраснел.
Она не лгала насчёт желания. А повергли её в это состояние вся его расслабленная поза несчастного человека, побледневшее, осунувшееся лицо, напомнившее какого-то мученика с давно забытой картины. Это при его-то железных мускулах! Но ведь, какие бы мышцы у тебя ни были, душу они не защитят. Да и жизнь, подчас, они тоже не в силах спасти.
Жалость, грустно-сладкая жалость во всей её красе, полонила душу и сердце Валерии Антоновны. Ему нужна её любовь, её желание к нему. Ах, как нужна! Укор, что и в любви она предпочитает верховодить, не что иное, как приглашение вступить в командирские права. Взять его.
Мысль-воспоминание, что его так упорно хотели убить или того хуже, подстрелить и захватить, обрекая тоже на смерть, но не мгновенную, что кто-то всё ещё, вполне может быть, жаждет свести с ним счёты, обостряло не только чувства, а и чувственность. Сквозь ресницы она смотрела на него; он опять уронил себя на софу и закрыл глаза. Ну, Валерия Антоновна! Он ждёт!
Как всё двояко. Трагизм в сочетании с детской непосредственностью жажды любви, ласки. Впавший в смущение Саша напрягся в охватившем его жаре и страстном желании скрыть от неё свои чувства. Вот он возьмёт и скажет ей сейчас, что не нужна она ему! Но почувствовал, что нет, не может ничего он сейчас изображать, может только поставить себя в дурацкое положение. Он испугался. Сначала испугался, что она увидит его высокомерие, которым он так хотел ударить по её самолюбию, и тогда она уйдёт навеки. Потом испугался, что она видит все эти его детские потуги и усмехается внутри себя. Его бросило в холодный пот.
Она уйдёт. Как он будет жить без её гипнотизирующих глаз, без вечной борьбы с ней, наконец, без её мстительной, сладостной власти в любви над ним, над его телом?!
За окном дети взорвали петарду. Саша вздрогнул, Лера отдёрнула руку от его бедра и зафыркала смехом. О, детские шалости, как легко и непринуждённо вы возвращаете на землю в реальный мир! Проясняете мозг и глаза! И душу!
Саше было не до смеха. Бессильная досада, почти злость, охватили его - сорвали такое... такое!.. Он приподнялся на локтях, Лера продолжала смеяться, смотрела куда-то в сторону и отмахивалась рукой - всё встало на свои места, какая такая тебе любовь, Сашенька! Ничего я не хочу!
Он в сердцах пристукнул сжатой в кулак рукой по софе - не он сам, так дети помешали! Она, прервав смех, изменилась лицом. Чуть наклонившись вперёд, тихо произнесла полувопросительно, полуутвердительно: “Расстроился?” - и ладонью мягко толкнула его обратно на софу. Прошептала: “Эх, ты, неудачник!”.
- Не надо. Не вскакивай. Расслабься. Сашенька! Ну? Мне тоже надо расслабиться. Но это не то, что ты думаешь! Это здорово, что дети устроили грохот.
- А что я думаю? Ты знаешь, что я думаю?!
- Помолчи. А? И не нервничай.
У него и в самом деле на лице было написано страшное расстройство. Нервно задёргалось веко на левом глазу. В её же глазах засветилась непривычная мягкость, она легла рядом с ним, голову положила щекой ему на грудь. И столько в этом жесте было неожиданного тепла и доверчивости, что Александр не сразу поверил своим ощущениям. Не произнеся ни звука, он осторожно обнял её одной рукой, и его захлестнуло непривычное состояние родства. Таких нежных минут ещё не было в его жизни! И этот, совсем иной уровень близости, властно повлёк его за собой.
- Лера, хорошая моя, переходи жить ко мне.
- Ты опять за своё? - глухо, так как носом зарылась к нему во впадинку под ключицей, произнесла она.
- Но ты ведь любишь меня? - тихо спросил он.
Лера скинула с себя его руку и села. Сладкая минута растворилась в прежней Лере и исчезла.
- Лера, но!.. - с нотами отчаяния воскликнул он.
- Саша, зачем ты опять о том же!
- Господи. - он тоже сел. Губы обиженно задёргались. Он не понимал этой женщины.
Она лжёт и ему, и себе. Как она не понимает этого! Лжёт своим поведением, своим упрямством, нежеланием признать неопровержимый факт - они любят друг друга, не могут не любить. Зачем обманывать себя! Радости её мужу от такой жертвы немного - так считал Саша. Был уверен в этом, ибо был слишком заинтересованной стороной. И он, можно сказать, возопил:
- Тогда объясни, что же, в конце концов, у тебя ко мне?! Какие чувства? Если ты меня не любишь, тогда что? Что?!
- Чувства? К тебе?
Опять перед ним было холодное непроницаемое существо. Она коротко рассмеялась. Вспомнила о своём непоколебимом намерении оставить Александра. Уйти навсегда!
- Другого рода.
- Какого. Отвечай!
- Ну, получай ответ. Примитивное, скотское желание обладать твоим телом. Оно мне нравится. Доволен?
Саша побледнел.
- Та-ак. - в растяжку только и произнёс он в ответ и потянулся рукой к больной стопе. Осторожно потрогал растирающим жестом. Не глядя на Валерию, спросил:
- А как-нибудь по-другому, поприличнее нельзя было сказать?
Она молча пожала плечами. Он уловил это её движение по лёгкому шуршанию одежды. Не дожидаясь ответа, сказал:
- Я когда-нибудь пришибу тебя. - сказал и глухо, едва не до слёз, забулькал смехом обиженного человека. - Не веришь? - он поднял на неё покрасневшие глаза.
- Почему же, верю. Но... не получится. К моменту созревания такого нехорошего желания меня с тобой рядом не будет.
- Оно у меня уже... почти созрело.
- Не блефуй. Это теоретические выкладки, а желания у тебя прежние.
- Какие же? – поддаваясь игре слов спросил он, не глядя на Леру.
- Те же, что и бывшие у меня на днях - обладать. И ещё одно, дополнительное. Это у тебя - приручить и проучить эту дикую козу.
- Ты обходишь стороной третье.
- Что именно?
- Я люблю тебя.
- О-о-о! Какой высокий стиль!
- Конечно. - в голосе его таилась умудрённость и странное чувство печального превосходства. - Я не хочу опошлять этого чувства.
Лера не ответила. Минуты уходили. Уходило что-то такое, за душу пробирающее, что стало ей страшновато: немыслимо терять эту близость двух существ. Вряд ли когда ещё посетит сердце подобное.
Тогда она, всё так же молча, опять положила свою голову ему на грудь. Тишина поглотила комнату, только уличные шумы за окном.
- У тебя бьётся сердце. Я слышу. Тут. - она приподняла голову и приложила ладонь к его груди, туда, где только что покоилась её голова. - Я не хочу иметь дело с трупом. Слышишь? С ним холодно обниматься, Сашенька.
- Лера! - шёпотом растроганно воскликнул он. У него отпустило, стало легче на душе, до того легче, что на глаза едва не навернулись слёзы. - Так ты...
- Нет, нет и нет. - она сразу поняла его, поняла, о чём он спешил сказать ей. - Всё будет, как прежде. Я не твоя жена. Так будет правильнее.
Он растерянно глядел на её затылок. Зрачки его расширились, глаза от этого стали тёмными и бездонными, в глубине которых загорелся злой огонёк обиды и бессилия.
- Почему правильнее?
- Потому что. - по-детски упрямо ответила она.
Не объяснять же ему, что она давно решила: никогда ни при каких обстоятельствах не поддаваться никаким его призывам. Вернуть жизнь на круги своя. Очистить сердце, не рвать его.
Совсем не логично в душу ворвалась показавшаяся страшной мысль, а вдруг Александр разлюбит её? Но ведь, чтобы не испытать этого в гипотетическом будущем, она и стремится уйти, расстаться с ним! Уйти сейчас, чтобы не мучиться всеми его опасностями, могущими привести к необратимым страшным последствиям, вполне осуществимой потере вот этого живого, тёплого человека.
Её словно подбросило вверх.
- Саша, может быть, не надо было сюда возвращаться? А? - она вопросительно требовательно воззрилась горящим взором в его лицо, а он даже глаз не открывает!
После минутного оцепенения она в третий раз улеглась ему головой на грудь, обняла и замерла, вслушиваясь в его дыхание, в то, как бьётся его сердце. Потом вдруг сжала крепко-крепко руки, обвивавшие его плечи, встряхнула его. Ну, же!
Ей так и не удалось растормошить его. Правда, он поцеловал её после очередного встряхивания, но сделал это как-то чересчур вяло. Как ей не понравился вот этот Саша. Саша, которому она с таким удовольствием отказывала, которого с наслаждением мучила. Не так. Всё не так.
Рассердившись на него, на его вялость, она опять подскочила, с маху уселась рядом, сердито ударившись в его бок.
- Сашка, брось обижаться. Нечего тратить жизнь на такие совсем ненужные эмоции. Настанет момент, когда ты сам порадуешься, что не связал свою жизнь с такой особой, как я, вредной и замужней.
Но он никак не отозвался на её такой весьма ощутимый выпад. Она несколько растерянно глянула на него. Опять толкнула его собой.
- Ну, что ты, как кошка дохлая!
И только после продолжительной мучительной паузы он ответил:
- Нет. Не кошка. Дохлая собака.
- Ну вот! Кошка, собака... Не всё ли равно! Давай, оживай!
- Зачем? - без улыбки спросил он. Глаза его, по которым она могла бы прочесть, что у него на уме, были по-прежнему закрыты.
- Ну... предпочитаю живых мальчиков... да и собак тоже, если они тебе больше нравятся.
Он вяло ухмыльнулся.
- Всё равно скоро сдохну.
- Сашка. - нахмурилась Лера. - Не надо так шутить.
- Сам не сдохну, другие помогут. А тебе не всё ли равно, что ты так разволновалась?
- Ты! Не надо так! - в голосе её зазвенела угроза и предупреждение. Она глядела на него, на его лицо, на котором не прочитывалось никаких эмоций, никаких чувств, лишь глухая апатия. И несмотря на то, что он ничего не делал, просто продолжал молча лежать без движения, она вдруг закричала:
- Перестань!!!
С ним, с ними вместе, происходило что-то страшное и ей, взрослой женщине, непонятное. Будто перед ней и впрямь был труп, но пока ещё тёплый. На неё нахлынуло сразу всё – весь, казалось, неразрешимый клубок проблем и чувств, все события, уже происшедшие, и те, что могут произойти и уже прочитывались в её разгорячённом мозгу.
Лера впала в неистовство, она не помнила, как схватила Сашу за плечи и принялась трясти его и мотать из стороны в сторону, в бешенстве крича на него приглушенным шёпотом. Она не помнила себя, не осознавала, ни что она кричит ему, ни что делает с ним. Но только вдруг оказалось, что они уже стоят на софе, Саша прижимается спиной к стене и прикрывается от неё руками.
- Вот видишь! - услышала она его хриплый страстный голос, - Видишь, как это больно!
Он смял её, в стальной хватке прижав к себе.
- Ну, всё, хватит. Успокойся. - в полубеспамятстве от её истерики, от её буйства, никак им не ожидаемого, тихо шептал он и успокаивающе одной рукой гладил её по плечу. - Я же говорил, что ты меня любишь, не можешь не любить...
.