Читать онлайн
"Стихи и люди"
В знойный летний день, я разглядывал памятник Феликсу Дзержинскому, на одноимённой площади. Первая мысль – это же Дон Кихот, высокий худой рыцарь печального образа. Вторая: а ведь это же крамольная работа великого скульптора. Глаза: фанатика. Безумные. И вдруг мелькнула мысль: а ведь этого памятника скоро здесь не будет.
В апреле 1991 года появилась возможность менять рубли на франки и сестра организовала мне с женой приглашение от своих друзей, сотрудников Сорбонны. Мы жили мансарде под крышей. Из окна видны были крыши соседних домов и река. Смотри и радуйся… Но… Крыша поехала у меня.
Я видел площадь Звезды, площадь и памятник Согласию, и думал. Об истории Франции и России. Полились стихи…
О Париж, ты пьянишь без вина…
Я вновь проснулся как поэт.
Но я стихов писать не буду.
Зачем писать про белый свет?
Он всё равно подобен чуду…
Я вам правдивый дал ответ?
Вы видеть можете воочью:
Зачем писать про белый свет?
Он всё равно не виден ночью.
Летом 1993 года, по совету хорошего человека и в поисках работы, я пришел в общество глухих. Познакомился с неслышащими поэтами Ярославом Борисовичем Пичугиным и Иваном Александровичем Исаевым. Работал верстальщиком в журнале Всероссийского общества глухих «В едином строю». Верстал и записные книжки Анны Андреевны Ахматовой, по договору издателей этого журнала с РГАЛИ, на основании итальянского гранта.
А в 1998 году, у меня перед глазами была первая антология глухих поэтов России, составленная Иваном Александровичем Исаевым. Были в составе авторов и знакомые мне в лицо, поныне живые. Но были и неизвестные… Лев Акакиев прошел Маутхаузен. Бежал. Партизанил. Вернулся на родину. В Гулаг. После освобождения и реабилитации работал лесником в Ленинградской области.
Его стихотворение:
Неизвестные
Немало тюрьмой перемолото:
Кто струсил,
Кто духом упал,
Но видел я чистое золото,
Сердец благородный металл.
Те люди не знали сомнения,
Таким подчинялась судьба.
И каждое жизни мгновение
Для них означало:
Борьба!
Томиться и ждать недосужие,
К свободе стремясь не для нег,
Хватались они за оружие,
Едва совершали побег.
Они, и сейчас неизвестные,
В далёком нерусском краю
Дрались и как воины честные
Погибли в неравном бою.
Дрались до конца. Не слукавили.
И пусть та земля не своя,
Советскую Родину славили
Повсюду её сыновья.
А ныне бывает:
Нежданное,
Слезу вышибая в живых,
В Россию придёт иностранное
Письмо их друзей боевых,
Средь слов о войне, о пожарищах,
О дружбе, что вечно жива,
О русских погибших товарищах
Встают огневые слова.
Об их бескорыстных усилиях,
Помогших Победу ковать…
Нам их имена и фамилии
Еще узнавать, узнавать!..
Многие имена стали известны благодаря Сергею Сергеевичу Смирнову, после розысков уцелевших защитников Брестской крепости, занявшемуся поисками участников Сопротивления в международных концлагерях. Через иностранных узников он вышел на Чернышева. Михаил Иванович с его помощью восстановил связь с близким товарищем по восстанию в Линце-3, филиале Маутхаузена, Вадимом Бойко, будущим украинским писателем. Михаил оказался одним из героев повестей Бойко.
Источник: http://www.myjulia.ru/post/675461/
Лев Акакиев не выдуман мной. Это реальный человек и приведенное выше стихотворение включено в антологию, составленную Иваном Исаевым в 1998 году. Вероятно, оно публиковалось, ранее, в ленинградской газете общества глухих и проживавший в Ленинградской области пенсионер Акакиев в этом обществе состоял. И следы его в архивах Ленинградского общества глухих найти можно.
Я не знаю, был ли Акакиев боевым товарищем Чернышева и Бойко или его судьба сложилась по другому. Книгу Сергея Сергеевича Смирнова об узниках Маутхаузена мне скачать не удалось, да и найти её уже не просто. Но я знаю другое из послесловия Евгения Витковского к впервые издаваемому в России полному собранию стихов Перелешина (по памяти).
- Когда мне было 13 лет я стихов не писал. И не собирался. Но я посещал заседания литературного кружка, который вёл для школьников Сергей Сергеевич Смирнов. И начал бывать у него дома.
У Сергея Сергеевича были дома книги, изданные за границей, присланные ему в подарок.
Именно они привлекли мое особое внимание. Социалистический реализм, советская проза и поэзия вызывали у меня, в то время только тошноту. Это сейчас их можно читать с интересом, изучать, исследовать. А тогда…
За хранение дома книг, изданных не в СССР, в то время, можно было поиметь крупные неприятности. Но Смирнову разрешали, ибо этого требовала его, важная для страны, работа.
И он мне дал книгу стихов Перелешина, эмигранта, начавшего писать стихи в Маньчжурии, а позднее проживавшего в Южной Америке и с пиететом издаваемого в Америке Северной. (Е. Витковский)
Поступив на филфак, Евгений Витковский стал специалистом по эмигрантской поэзии. Непростыми путями ему удалось отправить письмо Перелешину, поэту запрещённому, запретному. И даже получить ответ. Их переписка продолжалась до конца жизни Перелешина.
В 70-е, 80-е годы Витковский ходил по Москве с портфелем, наполненным запретной, изданной за границей литературой. Привозил их из своих заграничных командировок или получал по почте. И ему было можно, ибо он был лениновед. Эксперт по зарубежной лениниане, стихам о Ленине, написанным иностранными авторами.
.
ЛитСовет
Только что
