Читать онлайн
"Озеро в твоих ладонях"

Поиграем в ассоциации.

Одиночество...

Как много оттенков, привкусов у этого слова. Самый первый, который ощущается на губах, — горечь, липкая и вяжущая, похожая на противное лекарство от бронхита. Все боятся одиночества — в таком его понимании. Ударный третий слог словно наотмашь бьет по лицу. Ты — один. Ты никому не нужен. Ты — неудачник.

Одиночество... На губах Марины это слово оставляло привкус цветочного меда, легкую горчинку пыльцы луговых цветов и дорожной пыли. Второй — безударный — слог своим коротким «и» обещал бескрайние просторы, нехоженые тропки, океан чистейшего воздуха без малейшего запаха выхлопных газов, этого неистребимого несвежего дыхания перенаселенного мегаполиса.

И, как ни пыталась солидная дама-психологиня убедить пациентку в том, что одиночество — это плохо, Марина оставалась при своем мнении. Одиночество — это прекрасно. Это лучшее, что может случиться с человеком, который в последние лет двадцать пять остается в одиночестве только, простите, в санузле.

Из чего складывается мир современного человека? Дом, семья, работа.

Семья… Тридцатилетняя Марина жила с мамой. Мама заполняла собой все объемы, до которых могла дотянуться. Избежать проникновения мамы, как летучего вещества, в любой закуток жизненного пространства не представлялось возможным. Мама болела диабетом и требовала постоянного ухода и присмотра. Не то чтобы она была таким уж противным человеком, но... Редко кому удается сохранить легкий и уживчивый характер на фоне постоянных недомоганий и суровых ограничений. Так что на покой и душевный комфорт в собственном доме Марина давно уже перестала рассчитывать.

Ее единственным домом, ее невидимой неприступной крепостью был весь мир — мир за пределами городов. Горы, озера, болота, едва различимые тропинки. Палатка, костер, рассветный туман на берегу безымянной речки. Звездное небо в горах — никогда ты не увидишь ничего подобного, пока не уедешь за сотни километров от дышащего дымом, кашляющего своими бетонными легкими мегаполиса. И никто Марине не был нужен — наедине с этими звездами, дорогами и туманами она чувствовала себя свободной, счастливой и совершенно самодостаточной.

Работа... Вот это слово способно было вызвать у Марины гримасу отвращения, как запах несвежего супа. Огромное помещение, разделенное на «загончики» невысокими перегородками — прогрессивная, американского типа планировка офиса, очевидно, призванная убедить сотрудников в том, что они работают в преуспевающей и, возможно, даже американской компании, где помимо солидной зарплаты (выплачиваемой вовремя, а как же!), особенно усердным сотрудникам перепадают еще и некие мифические «бонусы», а также — особая причина для гордости! — рукопожатие с шефом на виду у всего коллектива.

На деле — нудные и малоэффективные телефонные звонки с просьбами купить разные вещи, которые сама Марина ни за что не стала бы покупать для себя, мизерный оклад и процент с продаж, которых бывало настолько мало, что об этом проценте мечталось почти как об этих самых сладких заокеанских бонусах. О рукопожатии с начальником грезить никому и в голову не приходило — при одном только звуке голоса шефа в коридоре все сотрудники непроизвольно втягивали головы в плечи.

Знакомая картина?

Если вы, читатель, живете не так, возблагодарите всех известных вам богов. Но наверняка у вас найдется хотя бы один знакомый или знакомая, к кому описание такой вот жизни подойдет, как колпачок к фломастеру.

А теперь поговорим о чудесах.

***

Всем известна поговорка «все болезни от нервов». Но ни к какой болезни она не подходит, пожалуй, настолько идеально, как к гастриту. Если ваша жизнь — непрерывный стресс, хоть сколько питайтесь по часам овсянкой, протертыми супами и запеканками — рано или поздно гром грянет.

В случае Марины о правильном и упорядоченном питании, к слову, речь не шла.

Госпитализация на «скорой» прямо с рабочего места. Две недели в больнице. Желудочный зонд — одна из самых жутких и изощренных пыток в истории человечества. Приемы пищи стали ассоциироваться с невыносимыми мучениями. Боль, тошнота и все прочие прелести бытия пациента гастроэнтерологического отделения. Строгая диета на ближайшие полгода, исключающая все то, что хотя бы отчасти скрашивало унылое существование — шоколад, кофе, вишни, черемша... Да, вкусы Марины в еде никогда не были стандартными. Затащить ее в суши-бар было невозможно, если там не подавали фруктовые десерты, а вот, скажем, сжевать на ходу кусок черного хлеба с болгарским перцем, смачно хрустя и деликатно выплевывая семечки — это по-нашему...

— Маринка, ты дура совсем! — ругалась мать. — Ты посмотри на себя, дубина тридцатилетняя, а ведешь себя как дитё! Тебя так никто замуж и не возьмет! Хочешь в девках помереть?!

Помереть именно «в девках» Марине, конечно, уже не грозило — необременительные и непродолжительные, как зимние оттепели, отношения в ее жизни все же периодически случались. Последний такой эпизод она собственным волевым усилием прекратила примерно полгода назад — когда убедилась, что никакой «большой и настоящей любовью» с ее стороны, как обычно, даже и не пахнет, а вот очередной партнер, похоже, начинает подбираться к разговору о кольцах и совместной ипотеке.

«Хватит играть людьми», — сказала она себе. И — обрубила канаты, на которых держался хлипкий висячий мост между ней и представителями противоположного пола.

Марина искренне не понимала причин не то что повышенного, а хотя бы какого-то интереса со стороны мужчин к своей персоне. Объективно — не красавица: простоватое лицо, серые глаза, губы не тонкие и не полные, нос слегка «картошкой». Волосы неопределенно-русые, и никак не поддавалась Марина на уговоры приятельниц сменить их цвет на более эффектный химически-парикмахерским путем. Разве что естественные крупные кудри, которыми она втайне гордилась, можно было записать в плюс. Не надо возиться с укладками, со всяческими фенами и лаками: вымыла голову, гордо тряхнула шевелюрой — и прическа готова. Вьющуюся гриву Марина отращивала ниже плеч, но с этого все равно было мало толку: дресс-код на работе запрещал носить волосы распущенными, а кроме как на работе, ее все равно мало где можно было увидеть. Однако это не спасало от внимания мужчин — за последние пять лет случились шесть эпизодов неудачных отношений, заканчивавшихся всякий раз примерно одинаково: Марине становилось неинтересно.

Чего она ждала от мужчины, чего искала ее душа — и не находила среди неплохих, в сущности, людей, состоятельных или как минимум работящих, неглупых, с чувством юмора, внешне привлекательных? Она часто думала об этом, порой пыталась обсуждать со своей единственной подругой — и не находила ни ответов, ни подсказок, ни понимания со стороны той, которая знала Марину едва ли не лучше, чем она сама.

Чертовщины какой-то?.. Благородного безумия? Непонятно. Любой мужчина, как бы изящно и оригинально он ни старался ухаживать, к каким бы экзотическим развлечениям, вроде конных прогулок или японского театра, ни пытался ее приобщать, рано или поздно вызывал глухую тоску и душевную оскомину, как каналы центрального телевидения. Так что Марина к своим тридцати годам окончательно свыклась с мыслью о том, что вкус слова «одиночество» — не горький, а пряный, сладкий, манящий и завораживающий. Или же не свыклась, а просто убедила себя?..

Кроме гастроэнтеролога, к исцелению Марининого желудочного недуга подключили психолога. И вот эта добрая, располагающая к себе дама со множеством профессиональных образований, достижений и дипломов на протяжении десяти сеансов пыталась убедить Марину в том, что причина ее болячек заключается в отсутствии реализации себя как женщины. Роль сиделки при больной матери, сознательное ограничение контактов с противоположным полом, недооценка себя, сублимация и прочие психологические «бла-бла-бла». Марина, первым высшим образованием которой было как раз психологическое, кивала, соглашаясь, давала правильные ответы на предсказуемые вопросы — в общем, развлекалась по полной программе.

— В общем, Мариночка, мой рецепт — курорт, — с довольной улыбкой подытожила их десятичасовое общение психологиня, — море, солнце, сладкое ничегонеделанье... И непременно, — она погрозила Марине пальцем, — непременно, я настаиваю! — необременительный флирт и сногсшибательный курортный роман! И всё как рукой снимет!

— Обязательно, — улыбнулась Марина. «Вот сейчас всё брошу, продам последние зимние сапоги и мамино обручальное кольцо — и поеду на курорт».

Не было у Марины финансовых возможностей для поездки на курорт. Да и желания ни малейшего не было.

Больничный был закрыт, впереди — возвращение на «любимую» работу, к источнику средств к существованию и новых приступов гастрита. Что ж, такова жизнь. Чудес не бывает. Принцы на белых «мерседесах» нынче уже не те. Если ценить то, что имеешь, то не будет чувства обделенности судьбой. Вот так и настроимся.

Однако у судьбы на Марину оказались свои планы.

— Доча, это ты? — окликнула мать, услышав щелчок открываемого дверного замка. — Проходи скорее, у нас гости! И сюрприз для тебя!

Марина, торопливо скинув с ног кроссовки и бросив сумку на пластмассовую этажерку в прихожей, шагнула в комнату. Опыт показывал, что такое вступление не сулит приятного продолжения. Мамины «сюрпризы», особенно в сочетании с «гостями», обычно сводились к попыткам познакомить дочь с очередным завидным женихом.

Однако на сей раз «сюрприз» действительно оказался сюрпризом: в гостиной, радостно улыбаясь, сидела Маринина тетка, сестра ее давно умершего отца — тетя Люба, которая жила в нескольких тысячах километров от Марининого родного города и приезжала в гости раз в пять лет, не чаще.

— Мариша-а-а! — басом протянула она, вставая с кресла и заключая племянницу в объятья.

— Тётьлю-у-у-ба! — пискнула Марина, утопая в необъятных теткиных телесах. Она очень любила свою громогласную, грубовато-простоватую, но невероятно добрую родственницу.

— Отощала-то как! — тетя Люба отодвинула от себя племянницу и внимательно осмотрела с головы до ног. — Да, Маша, — она обратилась к Марининой маме, — вижу, ты была права!

— В чем права? — испугалась Марина. Если тут запахло маминой идеей, сюрприз пока еще нельзя было однозначно назвать приятным.

— Мать считает, что ты скоро загонишь тебя в гроб! — объявила тетя Люба. Мама согласно кивнула. — Поэтому мы решили спасти то, что от тебя осталось! — и она заговорщицки кивнула золовке.

— Та-а-ак, — мрачно проговорила Марина, боком усаживаясь на табурет у стола.

— Берешь три недели за свой счет и едешь в санаторий! — без лишних предисловий решительно сказала мать. — Мы с Любой собрали тебе денег на путевку. И на одёжки новые, чтоб побаловала себя. И на всякие маникюры-шманикюры перед поездкой. Поедешь как принцесса!

Марина ошеломленно уставилась на тетку. Та одарила ее неожиданно суровым взглядом.

— Возражения не принимаются! Я перед Сашей за тебя отвечаю! Можешь считать, что это его приказ!

Отчество Марины было «Александровна». Что ж, папа, с тобой не поспоришь…

— Марка, так это же здорово! — завопила в трубку лучшая подруга Юля. — Отдыхать, да еще и не за свой счет! Море, солнце, вино… А-а, черт, вино тебе нельзя… Ну ладно, сок какой-нибудь! Да пусть даже и минералка! Главное — море, солнце и мужики-и-и-и!..

— Нет. Нет и нет, — решительно прервала ее Марина. — Ни моря. Ни солнца. Ну ладно, против солнца я не возражаю, так и быть. Ни мужиков. В особенности — мужиков!

— По… почему это? — оторопела подруга.

— Юлька, ты же меня знаешь, — устало вздохнула Марина. — Какое море? Что там делать, на море? Валяться на пляже три недели? Я ж с ума сойду. Да и дорого. Не так уж много мне денег выдали, если честно. Так что — скорее уж озеро. Или река. В глуши. Желательно еще и лес рядом. И чтобы комары… Крупные, чудовищно голодные комары…

Юля не выдержала и прыснула.

— Да, а я и забыла, с кем говорю, — отсмеявшись, сказала она. — Ну ладно, с тобой всё ясно. А мужики-то чем тебе не угодили?!

— А мужики — источник волнений и душевных смятений, — назидательно изрекла Марина. — Мужиков, как и вино и острые специи, из рациона гастритчика необходимо исключить минимум на полгода!

— О господи!.. — Марина прямо-таки увидела внутренним взором, как подруга страдальчески закатила глаза, — Марка, ты чокнутая!

— Именно. Не зря меня от гастрита лечили психологом! Хоть не психиатром, и на том спасибо!

На это высказывание Юля ответила новым взрывом смеха.

Итак, санаторий в глуши. На берегу озера и поблизости от леса. С комарами и гастроэнтерологическим профилем.

Такой нашелся на удивление быстро. Места были. Санаторно-курортная карта оформлена. Вещи куплены. Не романтические кружева, а новые кроссовки, пара спортивных костюмов, новая непромокаемая ветровка. И — ну ладно, так уж и быть! — красивый открытый купальник и парео в тон. Июль, озеро, пляж — как без купальника-то?

— Маникюр сделала? Коррекцию бровей? — допрашивала Юля Марину по телефону за два дня до отъезда. — Педикюр? Стрижка?

— ЮЛЯ! — нежное имя подруги прозвучало как… Скажем, как обращенный к матросам призыв перестать валять дурака и заняться делом. — ЗАЧЕМ???

— А что, а вдруг? — захихикала подруга, процитировав пошловатую, но забавную телерекламу. — С тебя что, убудет? Я же не предлагаю тебе тащить с собой тушь, помаду и тональник. А вот покрасить перманентом бровки и реснички не помешает. Ну ничем тебе не помешает… И маникюр. Это ж элементарная аккуратность!

— Маникюр — сделала, — мрачно призналась Марина. — И педикюр тоже. Но… — Она повысила голос, перекрикивая ликующий вопль подруги. — Не потому, почему ты подумала! Это просто элементарная аккуратность!..

— А я о чем! — довольно хмыкнула Юля. — Вот и умница. Теперь иди и во имя аккуратности запишись на покраску бровей и ресниц. И на стрижку. Это приказ!

— Развелось командиров на мою голову, — пробурчала Марина, сдаваясь.

***

Санаторий многозначительно именовался «пансионат». С удовольствием произнося вслух это слово, Марина представляла себе то ли викторианское здание с облупившейся бледно-желтой краской на фасаде и посыпанные битым кирпичом дорожки, по которым прогуливаются чопорные пожилые дамы (не то в кринолинах, не то с турнюрами, Марина безнадежно путалась в терминологии и истории костюма), то ли мрачное приземистое серое строение, неприветливо глядящее на случайного прохожего двумя рядами слепых глазниц-окон, а из-за плотных темно-зеленых штор время от времени доносятся то страдальческие стоны, то истерический смех умалишенных.

«Что у меня вообще в голове творится?» — изумлялась сама себе Марина, прикрывая за собой дверь аккуратной комнатки в одноэтажном деревянном корпусе со скрипучим крыльцом и террасой с резными перилами. Из коридора, застеленного слегка вытертым темно-зеленым ковром, в комнаты постояльцев (или всё-таки пациентов?) вели шесть дверей с красивыми медными цифрами — с седьмого по двенадцатый. Марине достался девятый — угловой, с двумя окнами.

Бросив сумку на пол у двери, Марина осмотрелась. Номер гордо именовался «люкс» — одноместный, с массивной деревянной полуторной кроватью и собственной ванной комнатой. Когда Марина обмолвилась Юле, что выбрала санаторий по интернету, та вечером забежала к ней и потребовала показать фото и отзывы, цокала языком, листая картинки, а потом, уже стоя в прихожей в туфлях и с сумкой под мышкой, сунула Марине в кулак несколько скомканных купюр.

— Забронируй «люкс», одноместный! — заговорщицки шепнула она. — Он шикарен! Да и вообще… мало ли… — она подмигнула и заторопилась к выходу. Марина расправила смятые купюры и ахнула.

— Юлька! С ума сошла?! Не могу я столько взять! Забери!..

— Неа, — хмыкнула подруга, выскакивая на лестничную площадку и с дробным топотом сбегая по лестнице. — Считай, это мой вклад в твое светлое будущее! А то мне совестно — в конце концов, у меня-то есть муж богатый!..

— Коза, — вздохнула Марина, закрывая за подругой дверь. — Спасибо, чудо ты мое…

Итак, «люкс» в пансионате… Комната примерно четыре на четыре с половиной метра. Два окна. Кровать, письменный стол, комод, платяной шкаф. Светло-зеленые обои с приятным растительным рисунком. Деревянные половицы из гладко отшлифованных некрашеных досок. Перед кроватью — уютный коврик в деревенском стиле, вручную связанный из полосок ткани. На окнах шторы в два слоя — легкие нежно-салатовые и плотные темно-зеленые, непроницаемые для света. Марина заглянула в ванную — и восхищенно покрутила головой: такой роскоши от «пансионата» в заповедной комариной глуши она не ожидала. Ванна широкая и глубокая, с гидромассажем, тропический душ — у Марины в городской квартире такого не было! Что ж, похоже, отдых обещает быть приятным. Только бы еще повезло с соседями…

Разобрав вещи и приняв душ, Марина решилась на первую вылазку «в люди». В приемном покое по прибытии у нее забрали санаторно-курортную карту, измерили температуру и давление и выдали памятку с планом санатория и расписаниями работы всех кабинетов и врачей, а также велели назавтра явиться за назначениями к восьми утра. Сверившись с памяткой, Марина обнаружила, что сейчас время полдника. Значит, первый выход в свет будет выходом на поиски пищи.

Марина переоделась в мягкие бежевые джинсы и светло-желтую трикотажную блузку и, подумав, повесила на шею кулон с маленьким каплевидным янтарем. Стоя у зеркала в ванной, расчесала роскошную гриву, по привычке забрала в высокий пучок… и вдруг, замерев на месте и хмуро уставившись на свое отражение, медленно стянула резинку с непокорной шевелюры и тряхнула головой. Мягкие волны волос победно рассыпались по плечам и неожиданно сверкнули в свете лампы бледным золотом.

Столовая располагалась в отдельном здании метрах в трехстах от жилых корпусов. По случаю теплой погоды часть столиков была вынесена на небольшую уютную террасу. Марина первым делом подошла к столу раздачи и назвалась. Здесь каждому пациенту выдавалось питание в соответствии с указаниями лечащего врача, поэтому девушка на раздаче сначала долго листала подшитые в папку назначения, пока не нашла подколотый в самом низу листок с Марининой фамилией и не вручила той номерок в пластиковом уголке.

— Присаживайтесь за столик и подождите, — приветливо улыбнулась она, — скоро вам всё принесут.

— Спасибо, — озадаченно кивнула Марина и отошла от стола. Вот это сервис… Всё это выглядело воистину неправдоподобно. Неправдоподобно прекрасно… Марина, не избалованная жизнью, не могла не ожидать подвоха. Опасливо оглядевшись по сторонам, она заняла столик на максимальном удалении от других пациентов — в углу террасы, с видом на дворик и опушку леса. Усевшись спиной к перилам, она поставила номерок на стол, положила на столешницу сжатые руки и осторожно, по возможности незаметно огляделась по сторонам.

На террасе стояло шесть столиков, из которых занятыми оказались четыре, включая Маринин. За двумя сдвинутыми столами в противоположном углу сидели четыре дамы разных возрастов, объединенные двумя общими чертами — болезненной худобой и чрезмерной говорливостью: они говорили все одновременно, не то чтобы перебивая, а скорее, не заглушая друг друга. Что они улавливали из этого хорового щебета — было совершенно непонятно, но дамы выглядели совершенно довольными беседой. Марина непроизвольно втянула голову в плечи и поспешно отвернулась от этой веселой компании, испугавшись, что чересчур пристальным взглядом привлечет их внимание.

У двери в основное помещение столовой сидел мужчина лет сорока и читал книгу. На столе перед ним стояли тарелка с чем-то белым (предположительно творогом) и стакан с чем-то розовым (предположительно морсом). Взгляд Марины невольно задержался на этой картине: в ней ощущалось что-то неправильное, негармоничное, и Марина не сразу сообразила, что же ее смутило: мужчина выглядел настолько сурово и неприветливо, что в компании с ним творог и морс казались неуместными, как кружевной чепец на голове бородатого лесоруба.

Светлые волосы, непослушным ежиком топорщащиеся на затылке. Тонкие губы, волевой подбородок с едва заметной ямочкой. Светло-серая рубашка, кажется, вот-вот разойдется по швам на могучих, мускулистых плечах. Военный, решила Марина. Или какой-нибудь пожарный. Или тренер по гиревому спорту. В общем, не артист и не ученый, скажем так. А что он там читает?.. Приглядевшись, Марина изумленно заморгала: перед «военным» лежало потрепанное издание «Волшебника Земноморья» Урсулы Ле Гуин. Да-а-а… Это вам не творог с морсом. Маленький паучок любопытства, щекоча всеми восемью лапками, забегал, закопошился в Маринином сознании, обещая непродолжительную и приятную бессонницу поздним вечером: Марина любила по таким вот странным мелочам воссоздавать в своем воображении личности и характеры случайно встреченных людей и мимолетных знакомых.

Через пару минут Марине принесли полдник: тарелочка с творогом, стакан морса (надо же, угадала!) и маленькая булочка из белой муки с отрубями. Тяжело вздохнув, Марина попробовала творог и скривилась: ни сладости, ни соли… Да что ж за жизнь такая пресная!.. И так еще полгода…

— Да, сущая пакость, — прозвучал над ухом низкий женский голос, на краю поля зрения мелькнуло что-то пронзительно-синее, и на стул напротив Марины неслышно и легко, как приходят кошки или послеполуденный сон, опустилось странное существо: одновременно женщина лет пятидесяти, если судить по лицу — и девчонка лет пятнадцати, если судить по всему остальному: коротко остриженные ярко-синие волосы, в ушах покачиваются длинные причудливые серьги, собранные из мелких ракушек и бусин, щуплая фигурка затянута в узкие светло-голубые джинсы и ярко-желтую, похожую на детскую, футболочку с изображением улыбающегося солнышка. Марина непроизвольно откинулась назад, внутренне сжавшись: компания, а тем более такая, отнюдь не была для нее сейчас пределом мечтаний.

— Добро пожаловать в унылый мир диеты номер пять, — улыбнулась эксцентричная дама. — Вы ведь новенькая, и это ваша первая трапеза в этом царстве панкреатина и алмагеля. Хотя, раз вы в санатории, значит, острую фазу заболевания вы успешно пережили. Так что теперь с каждым днем будет становиться только лучше. — Она ободряюще кивнула в сторону тарелки с творогом. — Мне сейчас тоже принесут это… эту субстанцию. Давайте страдать вместе. Как вас зовут?

— Марина, — холодно ответила Марина, и голосом, и выражением лица, и даже носками кроссовок выражая отчаянную просьбу оставить ее в покое.

Дама проигнорировала эту беззвучную мольбу.

— Северина, — представилась она. — По паспорту Ирина, но так меня давно уже никто не зовет. От меня не осталось никакой Ирины, меня без остатка поглотил мой творческий псевдоним. Да и черт с ней, с этой Ириной. Она была бессмысленна и скучна, как этот творог. — Дама с отвращением покосилась на поднос, который как раз в этот момент поставила перед ней улыбчивая девушка с раздачи.

— Творческий? — Паучок нерешительно переступил лапками, выглянул на свет, упрашивая Марину на минуту унять отдающую алмагелем мизантропию.

— Да, — Северина довольно улыбнулась, видимо, рассмотрев в паучке своего союзника, — я писательница. Северина Штерн, к вашим услугам. — Она церемонно кивнула. — По лицу вижу — не читали. Ну и хорошо. Захотите — почитаете, не захотите… и не надо. Вы в первый раз здесь? — Она обвела взглядом террасу. Марина кивнула. — А я — уже четвертый. И знаете, почему? — Писательница наклонилась к Марине, обдав ее легким холодным ароматом мужского парфюма, и заговорщицки произнесла: — Тайны… Странные. Жуткие. Но такие притягательные…

Марина недоверчиво уставилась на Северину. Глаза той — необычного светло-голубого оттенка — вспыхнули искорками азарта.

— Что за тайны? — вырвалось у Марины прежде, чем она сообразила, что этим попалась на крючок.

— Вы ведь знаете, что это за место? — вполголоса спросила Северина. — Наверняка слышали местные легенды…

— Нет, — перебила ее Марина. — Не слышала. Я живу очень далеко отсюда. Приехала потому, что здесь, по отзывам, малолюдно, — последнее слово было произнесено с такой интонацией, которая выражала последнюю отчаянную попытку добиться того, чтобы ее оставили в покое.

Северина, что было предсказуемо, эту попытку проигнорировала.

— А откуда ты приехала? — жадно впившись взглядом в Маринино лицо и неожиданно переходя на «ты», спросила она.

Марина неохотно — и уже с обреченностью в голосе — назвала свой родной город.

— Ничего себе, — протянула писательница. — Ну ты и забралась… Неужели поближе санаториев желудочных не нашлось? Наверняка бы нашлось… А что это значит? А значит это, что… — Северина торжествующе откинулась на спинку стула и подняла палец вверх. — Что ты тут неспроста! Место позвало тебя…

Марина покосилась на эксцентричную даму уже с откровенным ужасом. Северина, заметив этот взгляд, неожиданно легко и совсем по-девичьи рассмеялась.

— Нет, я не чокнутая, — весело проговорила она, — вернее, не так. Да, пожалуй, я чокнутая — с точки зрения обычных людей. Ну а как прикажете писать мистические детективы, если мыслить как нормальный человек? — она с улыбкой развела руками.

— Тут вы правы, — с облегчением улыбнулась Марина, — люди часто принимают хорошо развитое воображение за легкую шизофрению…

— Хорошо если не наоборот, — неожиданно строго сказала Северина. — Но в данном случае… А, неважно. Главное — то, что ты приехала в очень странное и загадочное место, встретила тут меня, и теперь твой отдых точно окажется незабываемым…

— Я уже поняла, — вздохнула Марина.

Между полдником и ужином было примерно три часа. Погода стояла отличная, и Марина решила осмотреть окрестности. Она знала, что буквально за оградой «пансионата» находится озеро — теплое, чистое лесное озеро Марусино. С трех сторон водоем окружал светлый лиственный лес, с четвертой к берегу сбегал луг, пестрящий июльским душистым разнотравьем. У самой кромки воды имелся даже мини-пляж — неширокая полоска светло-коричневого мелкого песка.

Озеро имело форму вытянутой капли размером примерно метров в триста в самой широкой части. Марина решила обойти его по берегу, но, к своему удивлению, буквально через три десятка шагов вынуждена была отойти от кромки воды и углубиться в лес — берег оказался неожиданно топким. А в лесу, который с открытого места казался таким прозрачным и негустым, Марину немедленно начали хлестать колючие ветки, жалить суровая темно-зеленая крапива, опутывать наждачно-царапающие жгуты стеблей хмеля. Стройный тонкоствольный лес неожиданно превратился в непролазные черемуховые заросли.

Быстро убедившись, что дальнейшая прогулка вдоль берега ни к чему хорошему не приведет, Марина попыталась вернуться назад по своим следам — и вдруг с ужасом поняла, что ухитрилась заблудиться в пяти минутах ходьбы от кромки воды. Куда ни глянь, ее окружали переплетенные «лианами» хмеля причудливо изогнутые стволы черемухи, к которым снизу тянулись сизые стебли крапивы. Остановившись и внимательно глядя по сторонам, Марина вдруг поразилась царящей в лесу тишине. В полном безветрии не шелестел ни один листик, не было слышно ни пения птиц, ни жужжания насекомых. Переступив с ноги на ногу, Марина услышала хруст веточек под ногами, который быстро затих, словно бы утонув в вязкой тишине.

Марине стало не по себе. «Тайны… Странные. Жуткие», — вспомнилось ей. Что за тайны скрывает это озеро? Почему здесь, в лесу, такая давящая, пугающая атмосфера — буквально в пяти шагах от веселого и солнечного берега?..

Сквозь кусты, напролом. Ветки хлещут по лицу, плети хмеля с противным шуршанием скользят по одежде, а если цепляют голую кожу — обжигают как огнем и оставляют алые полосы ссадин. Озера по-прежнему не видно… Это уже не смешно. Марина, чуть не плача, раздвигает горящими руками заросли крапивы высотой ей по плечо, шагает вперед, не видя земли под ногами, оскальзывается на полусгнившем сучке и едва не падает в колючие объятия кустарника. Ну и дура… Пошла прогуляться, называется…

Вдруг впереди мелькнуло что-то светлое. Марина остановилась и вгляделась в переплетение веток. Среди мельтешащих пятен и полос всех оттенков зеленого показалась фигура в чем-то светло-сером. Марина рванулась в том направлении, спотыкаясь о корни и поваленные стволы, застревая в петлях хмеля… и буквально через полминуты, задыхаясь, вылетела на берег озера. Впереди, шагах в двадцати, по кромке воды медленно шел давешний «военный-пожарный-спортсмен» с террасы столовой. Плечи его были опущены, он смотрел под ноги, вся фигура его и каждое движение выражали если не отчаяние, то глубокую усталость. Он словно бы высматривал что-то под ногами… без надежды найти, скорее просто по привычке или по инерции.

Отпрянув под прикрытие кустов, Марина подождала, пока незнакомец удалится на достаточное расстояние — ей совершенно не хотелось попадаться ему на глаза… особенно в таком виде, в каком она вылезла из предательских зарослей: встрепанная, раскрасневшаяся, в перепачканной зеленью одежде и с руками, располосованными хмелем и ветками. Дождавшись, когда мужчина поднимется по лугу к воротам пансионата, Марина быстро пробралась к воде и стала приводить волосы и одежду в относительный порядок, ругая себя последними словами за глупость и самонадеянность.

Добравшись окольными путями до своего корпуса и незамеченной проскользнув в комнату, Марина приняла душ и переоделась, выбрав на сей раз длинную темно-синюю юбку и голубую рубашку с длинными рукавами — чтобы прикрыть царапины на руках. До ужина оставалось еще больше часа, и она, достав ноутбук и подключившись к местному wi-fi (еще одно чудо роскоши в этой мистической глухомани!), углубилась в поиски. Для начала она нашла и скачала несколько книг Северины Штерн и залпом прочитала страниц сорок самой популярной из них. С трудом оторвавшись от вмиг захватившего ее повествования и изумленно покрутив головой — надо же, вот это удача, встретиться со знаменитой писательницей в этой гастроэнтерологической глухомани! — она переключилась на поиски информации о здешнем озере. То, что ей удалось найти, перейдя по первой же ссылке, словно бы сыпануло ей за шиворот пригоршню снега.

«Тайны… Жуткие». Не зря сюда уже в четвертый раз приезжает знаменитый автор мистических детективов, ох, не зря…

Едва дождавшись времени ужина, Марина почти бегом направилась к столовой. Ужин подавали уже в соответствии с назначениями и выданными номерками, так что, поднявшись на террасу, Марина сразу же увидела свой поднос с тарелочками и кружкой, схватила его и решительно направилась к столику, за которым уже сидела Северина, флегматично жуя и лениво листая какую-то книгу карманного формата. Увидев Марину, писательница приветливо кивнула ей и отодвинула свои тарелки, освобождая место на столе. Закрыв книгу, она отложила ее в сторону. Марина прочитала на обложке: Лавкрафт, «Хребты безумия». Ну-ну…

— «Сломанное перо», — вполголоса сказала Марина, — или все же «Зов туманов»… Даже не знаю, что мне понравилось больше…

Северина слегка порозовела и махнула рукой.

— Ох, я тщеславна, знаешь ли, — улыбнулась она. — Я очень надеялась, что за время до ужина ты поищешь и полистаешь мои книги… и выскажешь свое мнение. Рада, что ты меня не разочаровала. И рада, если тебе и в самом деле понравилось.

— Понравилось, — решительно сказала Марина. — Честно. Боюсь, завтра я просплю утренний прием, потому что буду читать всю ночь.

— Вот этого не надо, — усмехнулась Северина. — Знаешь, какой суровый тут врач? Только попробуй разок проштрафиться, и лишний желудочный зонд тебе гарантирован! — она скорчила зверскую физиономию.

— Ладно, не буду просыпать, — кивнула Марина. — Почитаю часов до трех и волевым усилием лягу спать. А вот еще что… — она замялась и нерешительно глянула на Северину. Та понимающе покачала головой.

— Ты и о здешних легендах что-то накопала.

— Да. Так почему вы приезжаете сюда уже в четвертый раз?..

— Слушай, — вполголоса сказала Северина, наклоняясь ближе к Марине, — то, что ты нашла в интернете, не должно тебя пугать. Это и вправду всего лишь легенды. И только я и еще пара человек из здешнего персонала знаем, что тут произошло на самом деле. — Она откинулась на спинку стула и положила сцепленные в замок руки на стол. — Я езжу сюда не каждый год. Четвертый раз — это за последние семь лет. А то, ради чего я приезжаю, началось намного раньше. Санаторий существует уже около тридцати лет. И вот пятнадцать лет назад тут пропала пациентка. Ушла вечером в свою комнату, а утром не появилась ни на приеме, ни на завтраке. Соседи по корпусу — жила она, кстати, во втором корпусе, в твоем! — видели и слышали, как она входила к себе, запирала дверь, плескалась в ванной… А наутро ее в комнате не оказалось. Постель была застелена, все вещи на месте. Дверь заперта изнутри, но окно открыто…

Естественно, ее долго искали. Прочесали весь лес, вызвали водолазов и обшарили дно озера. Не нашли. Объявили в розыск. Не нашли. А на озере с тех пор стали происходить очень странные вещи… — Северина замолчала и уставилась на Марину своими льдисто-голубыми глазами. — Хочешь узнать о них?

— Конечно, — прошептала Марина. Паучок пробегал вверх-вниз по позвоночнику, и лапки его были колючими и ледяными.

— Ты уверена? — усмехнулась писательница. — В конце концов, тебе здесь еще три недели жить… Рядом с этим озером.

— Рассказывайте уже, — слабо улыбнулась Марина.

— Ну хорошо. Вот тебе один пример. Под утро на озере бывает густой туман. Такой густой, что, если ты выйдешь на берег часов в пять, то скорее всего дорогу назад не отыщешь, забредешь в топкое место и утонешь. И тебя не найдут.

— Как такое может быть? Тут ведь ста метров нет до ограды санатория. Если кричать…

— Никто не услышит, — сурово сказала Северина. — Туман поглощает все звуки. Так тут пропала одна парочка. Они познакомились здесь, в санатории, и решили встретить рассвет на берегу. Романтики… Ни его, ни ее больше никто не видел. Это было девять лет назад. А ровно через год один Фома неверующий, наслушавшись историй об этом месте, полез доказывать, что это всё байки и дремучие суеверия. И, естественно, тоже пропал. При мне таких случаев не было. Но вот четыре года назад, как раз когда я ездила в Турцию вместо этой желудочной глуши, здесь пропала медсестра. Говорят, она влюбилась в постояльца, как-то раз поговорила с ним и в растрепанных чувствах пошла проветриться на озеро. И не рассчитала время — угодила в туман…

— «Зов туманов»? — помертвевшими губами выговорила Марина.

— Именно, — горько усмехнулась Северина. — Вот почему я здесь. Тайна не раскрыта. Книга написана, но загадка не решена. И я буду приезжать сюда до тех пор, пока…

— Пока не раскроете тайну?

— …Или пока туманы не позовут и меня, — кивнула Северина. Глаза ее вспыхнули холодными искорками.

Марина замерла, уставившись в свою тарелку. Пару минут за столом царило молчание. Марина первой неохотно, нерешительно нарушила его:

— Я была там сегодня.

— На озере? — встрепенулась Северина, взгляд ее льдистых глаз обжег собеседницу, как две капли жидкого азота.

— Да, — прошептала Марина, отводя глаза, — и так странно, конечно… Отошла на пару шагов от берега и попала в такие дебри… Еле выбралась. Если бы не…

— Если бы не что? — Северина явно встревожилась.

— Там был вот этот мужчина, — Марина незаметно указала взглядом на дальний столик, за которым сидел «военный-пожарный» и читал книгу, меланхолично прихлебывая чай. — Я увидела его рубашку сквозь листву и пошла за ним. И вышла на берег.

— О, — Северина быстро оглянулась и снова повернулась к Марине, — он часто туда ходит. И мне очень, очень интересно, — она явственно поежилась, — почему его туманы не забирают…

— Вы его знаете?

— Да, знаю. Насколько его вообще возможно узнать. Он ведь приезжает сюда каждый год уже семь лет. Из четырех раз, что я была здесь, я пересекалась с ним трижды. И даже на третий раз, когда мы уже достаточно намозолили друг другу глаза, он ни словом и ни жестом не дал понять, что узнал меня! Он ни с кем не общается, всегда сидит один, гуляет один, не принимает приглашений от других пациентов поиграть в шахматы… Только книги, одинокие посиделки за чаем в столовой… И озеро. Постоянно — озеро. Я подозревала, что он кого-то потерял здесь. Но оказалось… — Северина вдруг замолчала, уставившись куда-то вдаль, в густеющие, звенящие комарами сумерки.

— Что — оказалось? — нетерпеливо спросила Марина.

— Его потеря не связана с этим озером, — медленно проговорила Северина после заметной паузы. — Но такое ощущение, что найти потерянное он пытается на его берегах.

Паучок на позвоночнике Марины съежился, словно от порыва ледяного ветра.

— Что за потеря?..

— У него умерла жена. Семь лет назад. От лейкемии. С тех пор он стал постоянным пациентом гастроэнтерологов.