Читать онлайн
"Москва на связи"

Глава 1. Все умрут.

Умрешь и ты.

Как близкие твои.

Во времени утонут и деяния.

И так останется навечно.

Лишь то, что люди будут помнить

В граните высекут словами –

Мы помним о тебе!

Юля бежала по утренней июньской Москве и видела её такой, какой она никогда не бывает, кроме этих коротких рассветных часов. Объятая нежной розовой негой, умытая, такая… беззащитная. Такой Москва нравилась девушке, благодаря её доступности. Открытости, словно в ней не пряталась двусмысленность, многоличность. Не было в ней человеческого копошения мыслей. Сама собой была Москва.

В наушниках играла мелодия, рекомендованная для утренних пробежек. Легкий ветер поднимал челку и вместе с пробуждение улиц, пробуждались эмоции в девушке, напитывались дневным потенциалом.

А еще в пробежках было то, что не мог дать день, и тем более вечер. Уединенность. Некое самадхи внутреннего и внешнего мира. Полное осознание целостности личности и мира. Их неделимости. Розовый восход над графическими границами города. Солнце наползало своими краями, словно нагревающийся блин на сковороде, на бетонные ограды многовековых человейников. И хотя эти бетонные постройки возвели недавно, но выглядели они так, словно были идейно рождены в темноте веков. Но это её не омрачало. Она привыкла к изрезанной разновеликими зубами панораме, и она не мешала.

Юля повернула на транспортном кольце. Ей осталось немного – взобраться в небольшой подъем, нырнуть в частокол пик и наконечников стальной калитки их огороженной от плебса территорию, а потом по короткой лестнице цокольного этажа, вбежать в нутро своего дома. Элитного подъезда, элитного дома, с элитными швейцарами – охранниками, обладавшими невыносимо цепкими взглядами.

На крути показался её квартал. Она провентилировала легкие, готовясь к финальному этапу, ускорила темп. Шагах в двадцати замаячила подозрительная фигура в длинном, почти до умытого асфальта, плаще. Все в ней говорило, что это был мужчина, причем не самого высокого достатка. Мужик стоял к ней, бегущей ему навстречу спиной, и что-то ковырял в руках. Она забеспокоилась и завертела головой в поисках альтернативного пути. Было бы очевидно перебежать автомобильную дорогу и продолжить путь по противоположной стороне, но к её неудовлетворению, там не было пешеходной зоны. Но, пока все было так не очевидно с мужиком впереди, девушка решила продолжить путь.

Фигура не торопясь повернулась, обожгла её восприятие неузнаваемой, нечеловеческой в струпьях отваливавшейся кожи, рожей. И она, вскрикнув, отпрянула. Мужик поднял кусок картона, на котором корявыми буквами, нацарапанное, в кляксах перелитой красной краски значилось:

- Адоржан уже здесь. Бойся его демонов. Спасай себя.

Глава 2. Начало.

У отца появился новый водитель. Звали его Алексей. Кудрявый, улыбчивый и странно молчаливый. С вечно закатанными рукавами клетчатой рубашки, обнажающей жилистые предплечья. Сверху неизменная жилетка. Своим видом, Алексей попирал все то, что она знала о телохранителях. Она-то всегда мечтала о романтике историй похожих на фильм «Телохранитель»: черный лоснящийся костюм, идеальная вышколенность, черные солнцезащитные очки, офицерская осанка. Но всё это не касалось Лехи. И на все её просьбы одеться «нормально» и по-человечески начать выглядеть, всегда кивал головой и неизменно улыбался. Он всегда ей улыбался.

Алексей подогнал черный «Пульман», открыл дверь. Юля вошла, села на заднее сидение, хрустнувшее новой кожей, хлопнула парня по руке, отвергая его помощь, и попыталась сама толкнуть на себя дверь. Но она, словно заклинила, никак не поддавалась ей. Девушке, иногда казалось, стоя перед зеркалом и напрягая бицепс на худой руке, что силы в ней, что в мыши. И сейчас она еще больше в этом уверилась.

Водитель стоял терпеливо рядом и улыбался ей. Юлю раздражала в нем эта особенность, ей казалось, что он просто издевается. Но, в который раз посмотрев ему в глаза, она понимала, что Алексей не садист. Он просто такой, всегда такой.

Девушка фыркнула, скрестила обиженно руки на груди, давая телохранителю понять, что она разрешила закончить начатое дело. Парень легко толкнул тяжеленную дверь, та не хлопнув, беззвучно присосалась. Потом так же закрылась водительская дверь. И тут же наружный мир исчез, отраженный бронированным корпусом. Вдалеке, словно через дорогу, забубнил мощный двигатель, машина плавно тронулась и выехала с безопасного островка защищенной территории, на свободу опасного дневного московского мира. Юля поискала глазами странную фигуру мужика, встреченного утром и напугавшего её. Но тротуары были полны хорошо одетыми людьми, и вечно спешащими офисными клерками. Она мысленно отмахнулась от утренней встречи, тем более вряд ли она еще раз увидит того мужчину – бдительные социальные службы, скорее всего забрали этого страшного человека.

Водитель включил музыку, ей, сидящей сзади, было прекрасно слышно о чем…. Исполнитель не пел. Сложно было назвать песней, искусством, плевки словами в микрофон, человека, который вряд ли знал что-либо о нотах.

… - Продавец адреналина и драйва. Закись вместо крови.

Под ногами земля горит.

Как же порой этот Алексей был невыносим! Просто до жути! Её он определенно бесил! Юля еще пока не могла понять, чем именно он её раздражал, но определенно, Алексей был несносным.

- Надо попросить папу, чтобы сменил водителя. – Думала она про себя, сидя на заднем диване их представительской машины. Хотя, возможно, именно эта была служебной. Юля их часто путала, потому, что у отца была точно такая же. Вновь ударили барабаны, и тяжелая музыка, раскручиваясь торнадо, раскачала монолитный автомобиль. Черный англосакс мастерски загундосил горловым пением:

… - От взгляда полыхают сердца

  от слов сгорают до тла….

Бум, буду-бум. Били барабаны. Жжжжж – истеричная циркулярная пила разрезала дерево. Алексей стучал пальцами руки по рулю, отделанным ореховым деревом. Бум, буду-бум.

… - Пепел и угли. В следующий раз тени и тлен.

Продавец адреналина и драйва. Сожги её, сожги

  память о вчерашнем дне.

Ведь ты живешь, чтобы завтра сдохнуть. 

Но сегодня. Сожги её, сожги!...

- Идиот не понимает, какие слова поет этот злой афро. – Думала про себя Юля. – Нет, определенно нужно попросить папу сменить водителя. Уж лучше пусть будет старый, надменный швейцар, аристократ! Величавый и неторопливый за рулем. Или еще лучше напыщенный и высокомерный еврей, чем этот эмоциональный коротышка! – Она снова посмотрела на водителя, а через некоторое время поймала себя на сознании того, что рассматривает его сильные руки. И почти…. О боже! Почти представила, как он этими, своими руками, её…

Она вспомнила недавний разговор ди-джеев на волне, которую часто слушала. Они, разогревая радиочат, обсуждали какую-то тему, начало она пропустила, но вот, что ей запомнилось:

… «- Это же похоже на броню? Холеный костюм, хрустящая накрахмаленным воротником белая сорочка, рыже-коричневые "оксфорды" и, по графику, посещаемый барбер. Все слова не от сердца - из бизнес-учебника, оценка не из-за симпатии, но по анализу. Таков успешный средний класс, переболевший всем-всем в детстве, под крылом волевых и, немного деспотичных родителей, и потому заработавших детскую психопатию. 

В таком же нет места инакомыслию, и нет места тем, которые в марше сбиваются шагом. В идеологическом, вовсе не терпящим гибкости, порыве, штурмуются крепости сегментных захватов, не считаясь с жертвенностью и необратимостью.  И ждут "трестового" патриотизма со всеми вытекающими: потерей самостоятельности, индивидуальной ценности и способности к креативу. Нужен напор, тестостероновый  "напролом", шум в ушах от офисных баталий и бой барабанов адреналиновых планерок. 

Лояльные сотрудники, корпоративная этика, трудовая дисциплина. Некогда зажмурится и увидеть кровяные пятна, понять, что все еще жив. Рабы, рабами погоняют, и даже тот, в костюме и "оксфордах"»

- Нет. – Думала она про себя. – Алексей не офисная акула. Этот, вроде и улыбчивый, но если вдруг взглянет так на обидчика, так тот готов сквозь землю провалиться. Алексей питается акулами. Он хищник. Она снова посмотрела на водителя оценивающе и решила повременить с просьбой к отцу.

Глава 3.Мама.

- Что со мной произошло? Что изменилось? – Она старалась начать себя анализировать, но ничего не выходило, чувства застлали внутренний взор. Юля, словно пыталась смотреть на некий предмет сквозь туман, геометрические грани которого можно было разглядеть, но детали плыли обмякшими формами. Чем объяснить частую смену настроений? Почему, раньше не чувствительная к случайным проявлениям любви матерей к своим маленьким детям, она теперь безвольно шмыгала носом, растроганная. – Соберись! Соберись, кому говорю! – Требовала она. Это помогало, но лишь отчасти и ненадолго.

Ей было двадцать два. Дочь Московского штабного генерала, выросшая в строгости и отцовской любви. Она, отнюдь не избалованная «женским взбалмошным утопическим пацифизмом», как любил говорить отец про «испорченных хиппонутых мамочек», а потому все проявления «розовых соплей» отвергалось философией воспитания.

Нет, отец её любил. Вероятно, иногда даже очень, проявляя это в чрезмерной заботе. Но как только ей исполнилось восемнадцать лет, всеобъемлющий и тотальный контроль разом стих, после её ультиматума с объявлением о вступлении во взрослую жизнь. Конечно, отец не перестал за ней следить, но хотя бы не лез в её жизнь. А через пару лет, убедившись в её благоразумии, ограничился личным водителем, по совместительству игравшему роль телохранителя. Его звали Леша. То есть Алексей. С сильными руками, жесткой и твердой мускулатурой, и железным подбородком. Он часто был молчалив, но при этом отзывчив на её просьбы. И всегда улыбался ей, когда она что-то спрашивала, или что-то просила.

А её звали Юля. Высокая, тонкая, изящная и почти всегда твердая до упрямства в своих мнениях девушка. Она себя считала достаточно красивой, чтобы останавливать на себе взгляды незнакомых парней. Но ещё ни один из рискнувших проявить себя в изящной словесности не поборол её интеллекта и сердца. Впрочем, она не особо стремилась сблизиться с этими «эмоциональными инфантильными недомерками».

Сегодня она отменила для себя все занятия в институте, попросив подруг прикрыть её от внимательного ока преподавателей. И хотя девушка могла попросить Лешу «договориться», сознательно не пошла на это, из-за непонятного страха перед сегодняшним событием. Юля никогда раньше так странно себя не чувствовала и теперь понимала слова отца, который как-то сказал про людей, которые никак не могут решиться и следовать своему выбору:

- Юля, это не тормоз. Это просто неуверенный человек, который не может решиться.

Теперь девушка понимала смысл этой фразы настолько четко, что она стала её пугать. И иногда, под влиянием внезапной рефлексии, Юля очень боялась, что это состояние будет преследовать всю жизнь. Она старалась найти ответ, который, как часто думала, попав в ловушку переживаний, просто не существовал. И тогда, она первый раз наткнулась взглядом на Лешу, который, она просто была в этом уверена, никогда не переживал о пустяках и был, словно вылит из единого куска чугуна. Монолитный, тяжеловесный, уверенный, не колеблющийся. И тогда она успокаивалась, словно напитавшись его надежностью.

Они приехали в пункт назначения. Водитель легко вышел из машины, обошел её сбоку, открыл ей дверь, помог выйти. Юле трудно было это признать, но последнее время, все то, что делал Леша, вызывало в ней теплые чувства. Какую-то привязанность. Словно Леша был её самым близким другом, наделенный родственной душой, которому можно сказать все и он поймет. Не спрашивая, не осуждая. Поддержит. И даже подставит вовремя жилетку для её слез.

Зашли в здание. Прошли мимо регистратуры. На них оборачивались интересующиеся посетители, но видя спокойную реакцию персонала, успокаивались сами, пропускали взглядами. Леша открыл белую дверь кабинета, мягко, по-доброму улыбнулся ей глазами, провожая. Девушку встретил доктор, указал рукой на кресло. Что-то ей говорил, о чем-то расспрашивал. Юля механически отвечала, дрожа от ожидания.

- Ну, вот и все. – Заключил доктор. – Можете идти.

- Как все? – Не поняла она. Опешила.

- Так я Вам уже сказал. – Доктор посмотрел на неё внимательно, приглядываясь, а потом, поняв, повторил. – Поздравляю, Вы будете мамой.

Глава 4. Происшествие в автомобиле.

Юля не помнила, как вышла из больницы, как её вел под руки аккуратный и улыбчивый Алексей. Не помнила и не понимала, что же с ней произошло? Что поменялось в ней, в мире. В окружающей вечной, беспрерывной поясами транспортных колец, Москве.

- Что происходит? – Девушку, все еще слабую, не способную сопротивляться обстоятельствам, усадили на заднее сидение бронированного пульмана. Закрылась дверь, не хлопнув. Разрезав мир пополам. Поделив на то, что осталось снаружи плыть краями, смещаясь красками от набирающего скорость автомобиля. И на то, что было внутри, зашитым в кожи, устланным шкурами, и отделанным драгоценными породами дерева. А снаружи, по мытому асфальту, с которого, то поднимаясь вверх, подхваченными цветными лоскутами, то припадая к нему и прилипая на водяной пленке, летали цветные пластиковые пакеты. Бежали люди в цветных одеждах, так же похожие на эти пакеты и неконтролирующих свою судьбу. Они как и те пакеты: их несло сначала в одну сторону, но подхваченные, словно свежей рукой встречного ветра, разворачивались и бежали в обратную сторону. Туда, отчего старались убежать. Метались по каменному тротуару.

Они въехали в туннель. И только теперь, в подсвеченными синим свете объеме передних сидений, возле Алексея, Юля заметила еще одного человека. Это был мужчина, около сорока лет, намного крупнее Алексея. Короткая стрижка, седые виски, мощная нижняя челюсть, бычья шея, которая не умещалась в распахнутый ворот накрахмаленной белой сорочки. Мужчина что-то усердно жевал. Оба молчали.

Юля не хотела смотреть на них. Она сейчас ни на кого не могла смотреть – сделала стекло перегородки непрозрачным , уставилась в свое отражение. Её вид был такой же – тошнотворный. Девушка отвернулась, включила радио:

«… - более четырех миллионов москвичей, проигнорировав принципы самоизоляции, покидали свои жилища на два и более часа…». - Девушка не стерпела. Ей показалось, что новости созданы раздражать. Переключила.

«… - Меркурия больше нет!» - Щелкнула каналом.

«…- президент Америка отдал приказ о противодействии зараженным новым опасным заболеванием, а так же свирепствующим в центральных и южных штатах бандам, которые, своими террористическими действиями, ставят под угрозу существование самой страны. Поэтому, с сегодняшнего дня и до полного восстановления суверенитета страны, объявляется военное положение. А так же, при отказе от сопротивления и не выполнения законных требований властей, подвергать бомбардировке очаги сопротивления, вплоть до применения ядерного оружия…» - Щелкнула каналом.

«… конечно, нет! В этой ситуации вас просто использовали». – Ровный голос подействовал на неё успокаивающе. И хотя она все еще не могла привести мысли в порядок, почему-то именно он смог её привлечь. – «Не умение вашего знакомого построить самостоятельно отношения, толкают его на паразитные действия. В вашей истории – против вас. Он просто решил использовать то, что было у вас с предыдущим партнером». – Ведущий был не тороплив и делал паузы с придыхом, словно бы затягивался сигаретой. – «Я думаю, что ни к чему хорошему вас не приведут подобные…, как бы это сказать – взаимоотношения. Хотя говорить о какой-либо взаимности тут не приходиться».

Машина резко встала, и Юля, разочарованно выключила звук, сделала внутренне стекло прозрачным.

А за ним была борьба. Хотя это не было полноценной борьбой. Алексей, обмотав ремень безопасности вокруг бычьей шей их нового попутчика, бил того локтем в лицо. Потом отстегнув привязной ремень, перекинулся через соседнее кресло, толкнул, открывая пассажирскую дверь. А мужик уже очнулся от оглушивших его ударов, запыхтел, побагровел от натуги, преодолевая сопротивление застрявшего ремня безопасности. Но телохранитель не терялся – крутанулся на своем кресле, и двумя ногами, особо не целясь, саданул здоровяка по голове. Тот вылетел на асфальт, покатился. Но далеко его не пустил ремень, мертвой хваткой схватив за шею и душа.

Юля ошарашенная смотрела на все происходящее. Ей не было страшно, тут за бронированным стеклом, запертой в капсуле безопасности. Но было… интересно.

Алексей выскочил из автомобиля. Легко, не касаясь ничем и ничего, словно выпорхнул. Быстрым шагом обогнул бесконечный, словно нос трансатлантического лайнера, капот, закрутил корпус вбок. Края жилетки вспорхнули, открывая кожаную кобуру и вороненый ствол. Потом все произошло очень быстро, и часть произошедшего, то, что она не видела, Юля додумала.

Мелькнул, матово блеснувший, пистолет, дважды дернулся в руке водителя, и снова пропал там, откуда появился. Леша подошел к пассажирской двери, развернул, освобождая ремень, струной натянутый и пропавший где-то под днищем машины, вернул тот на место. Толкнул дверь, закрывая её, пошел обратно. Леша не улыбался и своей сосредоточенностью был похож на жестокого убийцу – терминатора из одноименного фильма.

Но это был не конец!

Застреленный Алексеем здоровяк восстал и бросился за убийцей. Кинулся ему на спину и стал рвать все то, за что мог схватиться. Но только теперь он не был человеком, превратившись в невообразимую тварь, выплевывая синие щупальца из пасти! Только теперь Юля поняла, как же ей стало страшно! И как она хотела, что бы Леша вернулся!

Глава 4. Часть 2. Метро.

Машину качнуло, словно в неё кто-то с размаху врезался, потом снова и снова. Она уже представила исполинскую силу боровшихся за капотом существ, одним из которых был её водитель, а второй, судя по всему, приставленный отцом охранник. Отсюда, из бронированной капсюли безопасности, девушке не было видно и слышно ничего. Автомобиль и в этот раз заботился о комфорте своего единственного пассажира. А потом появился Леша. В разодранной рубахе, без жилетки, с пустой, болтающейся кобурой под подмышкой. Но снова улыбался. Победно. Сел на водительское кресло, толкнул на себя дверь, и она снова не хлопнула. Только жадно чавкнула вслед проглатываемому автомобилем человеку.

Водитель стартовал кнопкой двигатель, вывернул руль и, не оборачиваясь к ней лицом, показал большой палец над кулаком – «Все норм».

- Все нормально! Все нормально! – Забилось сердце у неё в груди. И ей показалось, что вроде что-то толкнулось под ним. Под её сердцем. Как будто еще одно. Или может кому-то место не хватало. А может этому кому-то, нравилось радоваться вместе с ней. – Кто это? Мальчик или девочка? – Заинтересованно подумала она и тут же по крови, по артериям и венам, обволакивая мышцы и члены, прокатилась теплая, уютная волна. От которой стало вдруг так хорошо и спокойно, словно бы её сказали, - «Все хорошо, мама».

Впереди погасло солнце, а вместо него вырос далекий огненный шар, который все надувался и надувался. И вот ему мало место на небе. Вот он раздвинул тучи, освобождая запертый ими ультрамарин неба. А снизу, опадающей юбкой, падало все то, что он своей новой, большей, нежели земная, гравитацией утянул за собой. На небо.

И горело все вокруг небо, переплавляясь между собой. Бетон домов с живой плотью их жильцов, прохожих с фонарными столбами, тени с кирпичными стенами. И вместе с тем огнем, казалось, сгорел воздух тут, в её капсуле. Вдруг нечем стало дышать. И даже испуганное, - «Ааа!» не получилось.

Алексей тоже видел. Но ему не нужен, как казалось, был кислород. И ничего не нужно. Ему ничто не мешало её спасти. Он крутанул руль, дал газу, автомобиль взбрыкнул всей кормой, прыгая вперед, послушно выполняя команду. И снова дорога сузилась в перспективу, в точку. А впереди, сминаемыми столбиками, бежали…. Она боялась об этом подумать, боялась признаться себе, что это были… люди. И как бы ей не хотелось сейчас все исправить, изменить, это было не в её силах. А Леша….

Леша продолжал её спасать, несмотря ни на что.

А потом пульман на всей скорости, словно он в своей монолитной самоуверенности изображал из себя многотонный бульдозер, влетел в край бетонного быка, которой, видимо предвидя подобное, выставили сюда, оберегая тротуар. Пульман взревел двигателем, преодолевая жесткое сопротивление, стремясь своим грозным рыком испугать бессмысленную глыбу. Меряясь силой. Но не выдержал – бетон был упрям и молчалив. Не грозил в ответ, не боролся. У бетона была своя правда и ему безразличны возмущения погибающего грозного автомобиля.

Вибрация пропала, стих рык мотора. Юля отлепилась разбитым носом от стекла перегородки, дотронулась до саднящего лица, посмотрела на кровь на руке. И не отметила про себя эмоций, словно бы не с ней все это происходило. Не её автомобиль разбился о бетон, не она истекала кровью.

Вокруг неё нескончаемым потоком продолжали бежать люди. Их не интересовала судьба пассажиров дорого пульмана. Знали, что те, кто был внутри, смогут у судьбы выкупить себе места. А вот им нужно было отстоять в очереди. Среди сотен и тысяч таких же, один за одним, за спасением. И чем длиннее эта очередь, тем меньше шансов. Вот и спешили. Бежали. Не глядя себе под ноги, только на небо. Где должно было быть их чудо, но которого…. Которое сожгли в набухающем шаре огня. И если не поторопиться, они так же сгорят, оставив после себя лишь пепел. Без памяти, без имени.

Лешка дернул её дверь, та не поддалась – была заперта изнутри. Он ей что-то кричал и показывал пальцем, а она, оглушенная, все никак не могла понять, с кем он говорит и что нужно делать. Водитель дернул еще раз и еще за ручку двери, и с третьего или четвертого, она не сумев больше сопротивляться, вывернулась наружу светлой кожаной обшивкой, сдаваясь на милость победителя. Алексей не стал больше предлагать ей помощь – дернул за руку, вытянул наружу, перекинул через плечо и бегом помчался вперед. Им кто-то попытался мешать – думали, что это спасатель, а обыкновенный насильник, удачно ухвативший очередную жертву. Хватали его и ее за руки, пытались разлучить, стащить её с плеча. Но телохранитель был жесток и не давал не единого шанса этим попыткам. И тогда от них отстали, предпочитая свое спасение чужому несчастью.

Её трясло и нещадно било о его жесткую спину, и она уже пыталась ему сказать. Крикнуть, что ей больно! Сказать, чтобы он отпустил её, что она дальше сама. Сама пойдет! Но не могла. Ей все так же не хватало воздуха. Словно внутри неё еще кто-то пил этот кислород.

Бешеный бег резко закончился. Её опустили на землю, поставили ногами. Заглянули участливо в глаза. А она не удержалась – её вырвало прямо на новые туфли Леши. Но он словно не заметил, схватил её за ладонь, дернул куда-то. А она, легкомысленно успокоившись и подумав, что все кончилось, заметалась взглядом, ища то место, куда её волок телохранитель.

Она почти сразу увидела. Это была кабина лифта метрополитена. То место, по велению которого можно было пройти сквозь землю. Словно это место было волшебным, неспособным существовать. Этот необъяснимый фокус с проваливающейся стеклянной кабиной сквозь землю. Алексей надавил кнопку, откликнувшаяся на прикосновение цветным огонечком. Двери открылись, Юлю, не особо церемонясь, втолкнули вовнутрь. Леша шагнул вслед, но его тут же грубо остановили руки, схватившиеся за остатки рубашки. Сзади были люди, жаждущие спасения. Телохранитель нажал на кнопку, а сам провалился наружу, где облепленный десятками рук, утонул в накатываемых живых волнах. Двери лифта с шипением скользнули, ударились по центру, кабинка дернулась, и поехала вниз, унося её с дневного света, унося от борющегося Леши. Она хотела крикнуть ему, дать понять, что она будет ждать его там – внизу! Что никуда не пойдет без него! Но не могла выдавить из себя ни звука – видела отчаянное положение телохранителя и численное преимущество нападавших. Побоялась своими призывами ослабить волю Алексея, дико, до смерти, дерущегося за её спасение.

Прогремел оглушительный взрыв. По поверхности пронеслась волна обжигающего, разрушительного воздуха, смевшего с поверхности все. Дома, деревья, столбы, борющихся людей. Солнечный свет. Разбитый пульман. Остался только бетонный бык - у него была своя правда.

Взвыла истошная сирена, запоздало предупреждая о воздушной тревоге. На поверхности, набирая силу, закручивался смертельный огненный торнадо. А её кабинка, толи исполняя чью-то воли, толи сама по себе, нырнула вниз, под землю, но не добралась до конца – так и застряла меж полом и потолком. Где-то на уровне перекрытия, заслонившее её обзор.

Глава 5. Днем ранее. Генерал.

Генерал шел вдоль длинного коридора и думал о прошедшей встрече с президентом. Он думал о том, что единственный человек, на которого была надежда, и которому он беспредельно верил - предал его. Бросил его одного в критический момент жизни, в тот момент, когда жизнь его единственной и такой долгожданной дочки, висела на волоске, каждую секунду грозящей оборваться. Да, он знал, что спасение девочки связано с большим риском, он знал, что разговор с президентом будет не простым, но он надеялся…. Нет! Он был уверен, что за предыдущие заслуги перед Отечеством и лично президентом, он купит одну жизнь. Для него, эта жизнь не войсковая, не боевая потеря, не генеральская, но отцовская ответственность, поэтому он был готов так дорого её купить. Это ЕГО Юлька, доченька! Но его жертву отказались принимать, посчитав её мелочной, дешевкой. Тот человек, чья власть держалась на плечах таких, как он, отвернулся от единственной просьбы его верного соратника!

Генерал шел по коридору и думал, что его путь, которым он так долго шел, оказался неверным и вел его не туда, не к тем целям. Он шел к себе в кабинет, еще не вполне осознавая, что решился на самый страшный, но возможно, самый правильный шаг своей, разом перечеркнутой судьбы. Шел и говорил про себя, не обращая внимания на отдающих честь офицеров:

- Мы не тому богу молимся, не те уши, глаза искали, ждали ответа, которого не могло быть, потому что не было бога. Человечество жертвовало, молило, надеялось, кричало в пустоту, в бездну и никогда никто ему не отвечал. Возможно, что бог был у каждого свой, а не тот, что стерильными ликами на образах, смотрел вниз, на жалкий сброд людишек. Возможно, поэтому и не слышал он стоны несчастных, искалеченных сначала судьбой, а потом пандемией, потому что бог любит роскошь?

Все правильно – как выполнить желание, когда человек ни мало, ни много просит для всех - счастье, здоровья, жизни и памяти. Куда проще исполнить одну простую просьбу – один миллион. Не надо счастья, никто не просит накормить деревню или поселок, не просит излечить от неизлечимой болезни. Просит просто миллион. А с того миллиона и для бога найдется крошка золотая, а возможно и процент с удачного вложения. А там где крошка, там будет и десятина от щедрот безвозмездного и безвозвратного капитала. Где миллион, там и паства, приниженная в желании приобщения, безвольная молитвами загипнотизированная.

Нет, не от Адама и Евы унаследовал Землю человек и не Его промыслом создан мир. Все гораздо проще – с Луны принесли споры неизвестного живого организма, который переродил людей в существа, в чудовища. А почему не быть еще другим спорам, из которых выросла остальная – вся жизнь? Почему не может быть так, как еще ни в одной книге не написано, не создано правильной «Истории Времен»? Но теперь она точно будет создана, и самым важным в такой книге будет уже не рождение мира, а его смерть. Конец не только истории всей цивилизации, всему человечеству, раз и навсегда, а конец всей Солнечной системе. Всем планетам. От рук чудовища – человека.

И никогда бог не пытался, а может и не хотел остановить человека, а может, что для таких случаев не создано было бога. Его при рождении мира не было, нет и сейчас. Был всегда лишь человек, который сумел создать много лучше, чем Адама и Еву и написать книгу. Человек смог создать Забвение, в которое канут все боги, когда либо живших с человеком и когда либо «создававших» миры. Человек убил их всех, и ни один теперь бог, какого величия он не был, бессилен перед творением рук человеческих, перед черной дырой, рожденной из планеты. И те несчастные, которые еще живы, понимают эту жестокую правду. Понимают, что их бог был рожден в благополучие и неге, а умер, захлебнувшись жертвами и призывами к спасению.

Теперь эта планета, Земля, проклята. Она тоже умрет. Умрет от чумы человечества, от того, что тоже жертвовала и отдавала последнее, в надежде, что её услышат, образумятся и сделают все правильно. Но и она тоже ошибалась, нарисовав свои лики тем, кого нет. Человек никогда не был таким, к кому пыталась достучаться планета. Человек никогда не был человечным, хоть и примерял эту маску. Он и другие маски носил – вселенской любви, благодати, жертвенности, всепрощения, толерантности и многие другие. Именно человек самый лицемерный из богов, всегда прикидывался тем, кем никогда не был. А Земля каждый раз верила и просила, и умоляла. Но теперь все, конец. Никто никому ничего не обещает, и никто не молит и не просит прощения. Приняв это, совсем легко понять, что нет ни ада, ни рая – ангелы и демоны покинули этот мир, и ушли в поисках тех, кому действительно нужны, тех, кто верит во спасение.

Для человека осталось малое – спалить этот мир дотла в ядерном пожаре, чтобы его осколки не достались чудовищам, чтобы человечество запомнилось своими свершениями, а не выродками, новым ублюдочным видом, забравшим планету из безвольных рук последней цивилизации. Пусть те, кто когда-нибудь заметит холодный шарик в космосе и прилетит сюда, знал, что человек остался до конца человеком, а не безвольным, бесхребетным ссыкуном!

Он нажал кнопку, запуская оружие возмездия, направленного на столицу мира, на Москву.

«Началось то, что всегда и все боялись, хотя и говорили как о единственно возможном варианте решения разом всех проблем – война. Но именно эта война, не являлась попыткой навязать кому-то свою волю, или отобрать чью-то свободу, эта война возникла, как последнее противоречивое средство отстоять свои жизни. Эта война стала финальной точкой в разногласиях между государством и народом, между страной и властью. Не за землю и ресурсы, а за право жить избранным, тем, кто нажимал кнопки. Ядерный огонь вспыхивал в разных концах страны, выжигая и очищая от внеземной заразы землю, убивая зараженных и имеющих иммунитет, расчесывая под одну гребенку всех, оправдывая смерть необходимостью «самых строгих мер».

Но люди с кнопками не знали главного – болезнь уже нельзя было остановить, споры заразили воздух, воду и землю, не оставляя выбора, пока еще здоровым. Командующие Армагеддоном просто воплощали свои болезненные фантазии, пуская ракеты по городам и областям.

Не враги напали на страну, людей убили те, кто должен был их спасти. И никто не мог это остановить, ни бог, ни дьявол и ни человек. Все они либо умерли, либо покинули Землю, ища себе новый дом, для новых свершений.»

- Да что Вы говорите! Демократия у них рухнула! ООН бессильна! Ахах. – Он почти кричал в трубку. Плевать теперь на них, на всех! К дьяволу всех! Раз нет спасения для дочки, для него, для страны, то нет и другим прощения!– А вы им так и скажите, что, мол Россия плевать хотела на всю их демократию и ООН вместе взятых! Да, да! Прямо так и скажите! И черт с их Америкой! Не мы стартовали ракеты, они сами все это время сидели на пороховой бочке. Им бы заткнутся и быть тише воды, но они так не могут! Демократия в опасности! Спасать нужно! – Он засмеялся в трубку. – Пусть теперь свои белые морщинистые жопы спасают! – Он снова засмеялся. – А этому выскочке, генеральному секретарю, плюньте в его жирную морду. Пусть катиться в ад! К черту Европу! Эту свалку ни одна страна третьего мира не подберет. Хотя нет. – Он снова засмеялся. – Россия им поможет. Ракетами. Так и скажи этому упырю. Своим ходом отправим! Ахах! Слышите, так и скажите!

Генерал бросил трубку и схватил пятерней потную челку, провел по голове всей пятерней.

- Что мать твою происходит! – Он резко обернулся, что-то ища на столе. Не найдя, быстрым шагом обошел его, дернул ручку ящика. Стол дрогнул, но ящик не отдал. – Где ключ! – Крикнул он в длину кабинета. Помещение промолчало провалом каверны. Дверь в кабинет заперта, он был один. – К черту! – Взбешенно выругался, схватил тяжелый предмет со стола, им оказался какой-то кубок из прошлого, врезал по замку. Еще раз! И еще! Ящик не выдержал, капитулировал. Отъехал вперед, обнажая сокрытое от чужих глаз. Генерал нырнул рукой вовнутрь, выхватил табельное оружие. Передернул затвор, навел ствол на входную дверь.

- Ну! Давай! Давай! – Крикнул он вперед, сквозь кабинет, в массивное дерево, отделяющее его от того, или тех, что притаились после расправы в коридоре. Секретарь, скорее всего, как и охрана, уже мертвы. А это значит, что он остался один на один с тем, что было за дверью. И после того, что он сделал, его уже нигде не ждут. Ну, тогда гори оно все огнем!

- Ну же! Давай! Давай!

Глава 6. Лифт.

Пришла тьма. Не стало света дневного, и не было света ночного, искусственного. Электронные вещи приобрели свое настоящее предназначение – стали пустышками, красивыми безделушками. Не отражали своих ролей, оказались бесполезными после удара электромагнитного импульса, рожденного ядером. Потухли все экраны, не проясняли части суток.

Юля не знала, сколько прошло времени, и что осталось на поверхности. Кто выжил, а кто нет. Но она очень надеялась, что её папа остался жив. И еще Леша, хотя это не возможно. Невозможно уцелеть после ядерной атаки. Так говорил её папа, а он в этом разбирался. А еще он говорил, что подобное оружие разрабатывалось с одной целью – гарантированное уничтожение. И поэтому его держали для устрашения, и сами боясь этой дубины.

Но теперь или испугавшись чего-то более ужасного, запустили это колесо смерти, которое прокатится по стране, раздавливая человеческие судьбы. Или, все же пытались сохранить что ценное? Настолько ценное, что не посчитались историей цивилизации, стирая города с карт жизни. Это политика – она никогда не считала людей, были только цифры.

- Сколько времени? – Спросил она вслух у пустой кабины. Но та не ответила, да и не настроена она была разговаривать. Все механические голоса умерли в смертельном торнадо электромагнитных вихрей. – Как долго? Сколько я буду тут сидеть! – Она набралась храбрости и крикнула кому-то наверх, словно только её ждали голоса. Словно там были спасатели с собаками, которые исключительно и единственно ждали, когда она подаст признаки жизни. – Ну, где вы! Где вы все! – Девушка замолотила кулаками по стеклу. А оно стерпело, не треснуло и не лопнуло.

Еще и еще. Время шло. Текло тягуче или мчалось напропалую, не замечая преград из её мыслей, не задерживаясь возле, обдумать. Подсказать и посочувствовать, подставить дружеское плечо. Нет. Она, словно в капсюле времени, застряла тут, в этом стеклянном гробу, чтобы…. Что бы что? Что бы послание потомкам передать? Что бы в назидание, когда её найдут, указать на неё? Указать на её грешки?

- Вы там, у себя на верху, посмотрите, какие вы! Вы, сначала, на себя посмотрите, потом на меня кивайте! – Закричала она в отчаянии, и забилась кулаками в непробиваемое стекло. Забилась отчаянной мыслью, словно хотела пронзить ею это пространство, высвободиться и упорхнуть отсюда. – Да и похер, что вы там сделали! Меня! Меня спасите! Эй, вы там! Наверху!

Раздались тихие, неожиданные шаги. Крадущиеся. Босоногие. Шлепали по случайно в проплешинах гладкого асфальта, темным зеркалам. Подошли к самому краю, туда, где начиналась воронка лифта, там, где она, стиснутая стеклом, сталью и бетоном, сидела теперь тихая. Пыталась разгадать намерения подошедшего. Не дышала, слушала.

- Дадада. – Одним словом зачастили. Сверху прилетало обрывистое дыхание. – Позаслугампозаслугам. - Снова одним словом выхаркивали фразу на верху. – АхахАхах. – Резкий, словно зубная боль, ударил дикий сумасшедший хохот. – ГоритевогнеГоритевогне! АхахАхах! Ивысдохнитевнизу!

Шаги стали удалятся, иногда прерывающиеся резким хохотом и дикими выкриками. И ничего больше не происходило наверху: никто не кричал и не бился в истериках от потерь, никто никого не звал. Улицы города промели от заразы, от людей. Всех как одного. Впрочем, этот остался. Остался, чтобы показать потом тем, кто придет сюда, какие они были, дети Москвы. Юля еще долго слушала поверхность, ожидая возвращения босоногого. Но его не было, по ощущениям, пятнадцать минут, двадцать. Девушка открыла клатч, узкий и бесполезный. Неумышленный, забытый, красивый, в драгоценных камнях, с золотыми застежками. Вытряхнула из внутренностей на пол. Карты, помада, карандаш, платки бумажные. Все от кутюр, все невероятно дорогое. И это нельзя было пить и есть. На это можно только смотреть и понимать, как бессмысленна и пуста была жизнь…. Жизнь «До».

Юля шмыгнула носом, не в силах остановить грядущий поток. Но вдруг, на пределе слышимости, откуда-то снизу, она расслышала. Детский одинокий плач. Словно младенца тут кто-то впопыхах оставил, пока его маму несла агонизирующая толпа. Несла вниз. Возможно к спасению, вероятно в преддверие ада.

Ребенок расходился, словно только сейчас, проснувшись и не почувствовав тепла матери, и требуя кормления, заревел громогласно, усиленный звуком ненасытной каменной утробой переходного тоннеля метро.

- Уауауа! – Надрывался малыш. Юля заметалась в кабинке ища выхода, расшатывала неустойчиво заклинившую на тормозах капсюль. Заскрипели сверху натянутыми тетивами стальные тросы, обозначая свое нежелание больше служить людям, говоря, что дальше отказываются выполнять свои функции и что не держат в безопасности устройство с человеком внутри.

- Плевать. – Зашептала Юля, словно отвечая на призывы одуматься. – Слышите! Плевать! – Закричала она на остатки механизмов, предательски бегущих от своего долга. От того, чему должны служить. – Мне плевать! Ну, давай. Давай! – Юля все сильнее и сильнее раскачивала повещенную над пропастью прозрачную скорлупу. И она не выдержала, скользнула немного вниз, а потом, уступая её напору, набрала скорость и устремилась вниз. К горлу подкатила отвратительная жижа, но вскоре вновь вернулась не место, оставив после себя обжигающею горечь. Кабинка рухнула в приямок, наполненный торчащими вверх пружинами. Расстояние, которое пролетела кабинка не было большим, поэтому её единственный посетитель не получил повреждений.

От удара, девушка слетела вниз, опрокинулась на бок. Спасла вовремя выставленная рука вбок. Быстро поднялась, разглядела сквозь стекло прозрачной стены темное жерло уходящего вниз подземного коридора и пыль, окружавшую лифтовую шахту, поднятую в падении.

- На! – Крикнула девушка и носком дизайнерского сапога врезала по тонкому разрезу, делившему двери на две равные части.- На! Еще! Ну же, давай сволочь! Открывайся! Давай!

Стекло хрустело и звенело, отчаянно сопротивляясь яростному натиску. А потом, не выдержав, лопнуло, пропуская вовнутрь свежий воздух и облака пыли. Юле понадобилось еще с десяток ударов, что бы образовался достаточно большой разлом, пустивший её наружу. Девушка выскочила и огляделась, в поисках ребенка.

Глава 6. Фотография.

Случайно наткнулся взглядом на старую фотографию, что светлым пятном выделялась на рояльном лаке его рабочего стола. А там, словно через окно, было счастье. Там была его Наденька, смеялась в солнечных лучах. А у неё на руках их дочка. Юля. Юленька. Долгожданная. Такая маленькая, хрупкая, завернутая в кулек.

Ему было…. Сорок четыре, а ей тридцать восемь. Они уже отчаялись, перестали ждать этого чуда. Хотели усыновить чужого ребенка. Хотели ребенка. Неожиданно пришло радостное сообщение – Надя забеременела. А у него. У него задрожали руку, такого с ним никогда не было.

И так теперь было каждый раз, когда он понимал, что приближающееся чудо растет, развивается и скоро появится на свет. Будет гугукать, сжимать в крошечной ладошке его палец, а потом и вовсе скажет заветное «Папа».

Он снова посмотрен фото, на эти жизнерадостные, смеющиеся глаза, в которых плескалась бездонным голубым морем доброта. На эту улыбку, собиравшую в уголках губ нежную ткань лица, и тонувшую в этих, таких родных, ямочках.

- Знала ли она тогда, что уже больна? – Подумал он с болью про себя. – Знала ли, что у неё рак? Конечно, знала! Да, как и не знать, когда резкой болью отмечалась каждая ночь! Когда хотела есть, но не могла. Когда горела, словно в огне и таяла на глазах. Как не знала, когда…. – Он крякнул в кулак, на глаза навернулись слезы. – Знала, все знала. Но не сказала. Берегла его. Дочку берегла. Через год Нади не стало! Его Нади не стало! И он один, с маленькой дочкой на руках. Остался, как казалось, доживать эту жизнь.

Но Юля его спасла! Спасла от всех демонов, раздирающих живьем душу! Заставила жить. А потом он увидел. Разглядел. Понял, какое это было счастье иметь ребенка. Это восхитительное, восторженное чувство быть ПАПОЙ! Папой! Она так его звала – Папа. – Он снова крякнул в кулак, сдерживая желание отступить, бросить все к чертям! Попробовать…. Нет, сделать! Промять эту сволочь – время, продавить! Вернуться туда, где Наденька жива, взять её за теплую ладонь и держать, держать. Не отпускать. Никуда не отпускать. И пусть это время длиться вечно!

В дверь грохнули с силой. Другая не выдержала бы. Слетела с петель или выдавилась наружу языками замков. Но не эта. Эту ставили в министерстве обороны, и она была готова ко многому. В том числе и к такому. Но и с той стороны не собирались отступать – там знали, что внутри этой консервной банки есть сладкое угощение и её просто стоит открыть, чтобы получить. Грохнули еще и еще. Снова и снова. Но дверь была словно бронированные ворота древнего замка – непреступная, принципиальная в своих отказах пустить. И она держала оборону.

Снаружи притихли. Или отказались от своей идеи, либо замышляли нечто новое. Второе оказалось верным – на пояс замка, со скрежетом вонзили металлический предмет, простучали его, утапливая, и надавили вбок. Металлический язык закаленной стали, возможно, и выдержал бы. Но не выдержало дерево двери, лопнуло щепой, обнажая светлые внутренности. Снаружи поняли успешность плана и радостно заверещали, выворачивая дерево наружу. И вот уже в лопнувшем полотне, через сквозную брешь, замелькали синие тени с вывернутыми, словно у саранчи, конечностями.

- Прости меня, Юля! Прости, что не дал тебе счастливого будущего! Что не сумел уберечь тебя. Прости, дочка! – Генерал поднес пистолет к виску, раздался выстрел. Тени за дверью заметались, заторопились, словно опаздывая на некое событие.

Глава 7. Всё ОК

- Малыш, ты где? – Крикнула Юля в черную непрозрачную стену темноты тоннеля. – Малыш! Не плачь, я скоро тебя найду, и мы уйдем из этого места.

Резко толкнулось у неё под сердцем, но больно не было. Первое ощущение, что она испытала страх, но потом. Где-то в подсознании, кто-то добрый, невидимый и теплый. Родной. Подсказал, что это сын. Её сын!

- Господи! Уже скоро! Скоро смогу обнять этот волшебный, живой кулек! – Глаза предательски увлажнились.

Она схватилась рукой за живот, грея его, оберегая. Заулыбалась, словно бы не было ничего, словно мир не обрушился. Не сгинул. А она, только начиная жить, обрела настоящую цель. Свое счастье.

- Малыш! Малыш, откликнись. Мама идет за тобой.

Где то впереди грохнуло, вслед осыпалось мелкими камнями. Зашуршали шаги по мусорному полу, зашелестела обертка, фантик доступной и часто продаваемой сладости тут, в переходах метро. Раздались шаги. Неторопливые, но и не вялые. Словно шел сюда человек уверенный в ситуации, знающий все реакции наперед. Хозяин.

- Малыш! Малыш, откликнись. – Заторопилась Юля. К ней так же, как и те шаги, стала подбираться паника. – Малыш, мама уже тут! Откликнись, я заберу тебя! – Она металась взглядом ища похожее на ребенка, или на переноску. Коляску.

Шаги стали совсем близкими, и к ним прибавились еще звуки: сиплое, надсадное дыхание и, вроде как шелестение. Словно листья шевелились так на легком бризе, соударялись, смешивались меж собой, играли в потоках теплого воздуха. Но это было не так. Не это рисовало сейчас её фантазия. А скорее она нашла образы в старых фильмах о маньяках убийцах. И сколь бы они не были карикатурны, больных хватало и в реальной жизни. Она снова крикнула в темноту, беспокоясь о ребенке. В ответ близко зарычали, готовясь к атаке.

Сзади затопали армейскими ботинками по бетонному полу. То, что это была именно армейская обувь, девушка могла поклясться. Юля выросла в семье генерала и почти каждый день слышала топот армейской обуви. Она не могла ошибиться! Юля обернулась.

Ей навстречу мчался Алексей. Леха! В разодранной одежде, в гематомах и страшных кровоподтеках, но живой! Не возможный! Невероятный Леха! Жив! Её сердце радостно запрыгало в груди, сообщая в кровь новую порцию надежды и жизни.

Телохранитель пробежал мимо неё и с размаху врезался во что-то имеющее кожу, мясо и кости. По пустому рукаву тоннеля разнеслись глухие удары, дикое животное рычание и Лехино злое сопение. И пока не было понятным, кто побеждает, и с кем сражался её водитель.

Поднятая облаком пыль не давала возможности рассмотреть борющихся. И оттого не было понятно, кто же из них побеждает, пока из поднятой пыли не появилась злобная морда с открытой пастью, в которой что-то шевелилось. Юля сначала не разобрала что это. Но потом, присмотревшись, поняла, что это отвратительное существо, похожее на таракана с выпученными глазами на тонких крабьих ножках, шевелило тонкими составными конечностями. Девушке внезапно стало дурно и она, с трудом сдерживала подступившую тошноту. А чудище уже шагало ей навстречу, тупо и зло глядя на неё красными, словно рыбьи, белками глаза.

Девушка, испуганная, беззащитная и понимающая всю бесполезность сопротивления, заморозилась перед лицом опасности, не в силах сделать шаг назад. Бежать и бежать от этого ужаса! Но не могла. Она словно приклеилась к этому месту, а ноги настолько отяжелели, что Юля не могла их оторвать на сколь-нибудь незначительное расстояние. Монстр сделал еще пару шагов, приблизившись к ней почти вплотную. И она видела, как остановившиеся на ней красные глаза сужаются зрачками, как это отвратительно существо, предвкушая обед, зашевелил глазами, вытягивал вперед суставные сухие ножки.

Позади чудовища выросла тень и не пошла за ним, не преследовала. Кинулась на спину, вонзила, сорванную, блестевшую серебром, нержавеющую трубу, турникета в хрустнувший переламываемый позвонками хребет. Тварь взвыла, тряся нижней челюстью и плюясь в разные стороны тягучей слюной. А тень и думала останавливаться, не жалела врага. Вынув трубу, снова вонзила в спину, но теперь в расчете задеть внутренние органы, что судя по истеричным возгласам монстра, её удалось. А потом снова и снова! Пока мерзая тварь не сдохла, безвольно ударившись о бетонной пол кровоточейшей мордой. А в пасти все так же продолжала шевелиться невозможная, отвратительная мразь, требую жертв, требуя пищи. Из-за мертвой туши вышел человек, своим видом больше похожий на труп. Леша. Его сильно пошатывало, но он так же старательно, но теперь с прищуром, улыбался, показывая большой, сейчас вывернутый под неестественным углом, большой палец. Вроде, как показывал, что «Всё ОК».

- Леша! Леше! – Она кинул ему на грудь, чуть не сбив с ног, обняла за шею, поцеловала в разбитые губы, не в силах сдержать слез благодарности. Спасения. А он все стоял и стоял с согнутой в локте рукой и показывал, что «Всё ОК».

Глава 8. Москва на Связи

После долгих и утомительных поисков, Юля так и не смогла найти плачущего младенца и потому решила, что это была охотничья ловушка этого монстра. Но вот что было удивительно – заражение по Москве прошло совсем недавно и она, конечно слышала о всех тех мутациях, что преследовали «условно выздоровевших», но понятия не имела, что они могли дойти до такого кошмара. Девушка еще раз подошла к мертвому монстру и, с отвращением и страхом заглянула в его кошмарную пасть. А из неё, скребя хитиновым панцирем о челюсти, выползала отвратительная…. Она сейчас поняла на кого была похожа эта тварь – на мокрицу! Ей опять стало дурно, и больше не в силах смотреть на «ЭТО», наступила каблуком, раздавливая. С удовлетворением слушая, как хрустит панцирь. Потом зло, в отместку, пнула под живот мертвого монстра, убитого Алексеем.

- Вот об этом чудовище предупреждал тот странный человек? О таких демонах Адоржана он говорил? – Она обернулась, поискала парня глазами.

Тот, оперевшись спиной на холодный гранит стены, сидел на полу и своим видом показывал полное пренебрежение к случившемуся. А возможно просто спал. Юля тихо к нему подошла, опустилась на колени, приблизилась лицом, послушала дыхание. Оно было ровным и спокойным – действительно Леша спал! Она удивилась ему – как можно просто вот так спать в таком месте? После всего того, что случилось. Но, Леша был не простым. Девушка никого не знала из своего окружения, столь же верного, сильного и при этом молчаливого. Её отцу удалось найти все достойные качества телохранителя в одном человеке.

- Как там папа? – Вспомнила она про отца. Забеспокоилась, старалась припомнить, где бросила свой смартфон и не смогла. Хотя точно знала, что он должен был быть тут. – Надо ему срочно позвонить! – Она уже хотела вскочить, бросится искать устройство, как её внимание что-то привлекло. Это была татуировка на предплечье спящего парня и сейчас она отсвечивала нежно голубым светом. Юля снова опустилась на колени, присмотрелась, пыталась понять, чем это было. Это проявилось чем-то вроде клейма – незнакомый ей символ в круге, а вокруг надпись, гласящая: -«CyberDyne Inc.».

- Что это? – Заинтересованная, она коснулась символа, в ответ по руке парня поползли цепочки символов и неузнанные ею обозначения, а после, женский синтетический голос, рожденный где-то внутри Алексея произнес.

- Назовитесь. Повторите, пожалуйста, код доступа.

- Алло! – Закричала она обрадованная, словно услышав то единственное, чего так долго ждала. Где-то под сердцем, чувствуя её настроение, толкнулись, обозначая новую жизнь. – Алло! Это Москва! Вы меня слышите?

- Назовитесь. Повторите, пожалуйста, код доступа.

- Алло! Это Москва! Москва на связи! Вы меня слышите?

- Назо….

- Черт побери! Это Москва! Как слышите? – Она в отчаянии ударила ладонью по груди спящего парня. – Это Москва!

Вокруг них собиралась плотная тьма, заползшая сюда с поверхности, где зараженное радиацией облако, оседающее на город, усилила пришедшая ночь. А вместе с ночью, на поверхность стали выползать все те, что не могли показать себя днем. Не могли появиться на глаза живому городу. Но могли заполнить его своей жизнью, исковерканной, после того, как он умер. А внутри тоннеля, там, откуда могло донестись перестук стальных колесных пар, зажигался желтый свет костров. Там были те, кто все же сумел спастись и выжить. Сумели принести сюда свет жизни. Но они были пока слабыми и ей невидимые, не стремящиеся прийти на поверхность, найти живых.

- …пожалуйста…

- Москва на связи! – Она всхлипнула носом. – Прошу тебя, вернись. Вернись ко мне….