Читать онлайн
"Изгнанник"

Название: Изгнанник

Фэндом: «ориджинал»

Автор: Пашка В.

Рейтинг: G

Жанр: мистика

Размер: 3353

Дисклеймер: сам сочинял, к себе претензий не имею

Аннотация: Маги часто призывают демонов. Это удобно. А чтобы кормить призванных тварей - есть крестьяне, которых не жалко. Ведь демоны пожирают души живых, обычная еда им не годится.

Бывает, что демон теряется, и тогда...

Что ж, кому-то не повезло. Например, Лим-Ши, но он все равно преступник и изгнанник. Его тоже не жалко.

И Божественный Император смотрит из Верхних Чертогов, и радуется тому, как разумно организована его Империя.

На его голове была широкополая шляпа, какие носят погонщики скота. Куртка длиннополая, замызганная дорожной грязью. На ногах дорогие сапоги.

На лице благостное безразличие.

— Лим-Ши мое имя, — сказал он и протянул свиток. Варха взял, повертел, сломал печать и развернул. Долго пытался разобрать мелкие буквы, потом понял, что держит вверх ногами. Поспешно перевернул и глянул на странного гостя — не смеется ли над глупостью провинциала. Но тот по-прежнему смотрел с доброжелательным безразличием.

Варха вчитался. Сперва буквы не слушались, расплывались перед глазами, но староста упрямо щурился и…

— Вот же… — пробормотал он, и снова украдкой глянул на гостя. Тот так и стоял благожелательным истуканом, и казалось, не слышал.

Варха поджал губы и продолжил читать.

Дочитал.

— Значит, дорогой господин, — Варха прервал сам себя. Какой этот “господин”? Бунтовщик и опасный тип. Змей с вырванными зубищами.

— Ну, в общем, жить будете пока у бабы Шами, — сказал Варха. — Жизня у нас простая, вам непривычная…

Тут Варха снова сбился — ну что этому столичному типу жизнь здесь, в глуши? Простая, непростая… все одно, этому будет противно.

— Давайте, я провожу. Покажу, где жилище ваше будет.

Меня не казнили.

Может, и зря.

Надо было.

Виновен, конечно виновен. В нашем деле проиграл — значит, виновен. Маги, премудрые благодетели Империи, вечно грызутся между собой, и проигравшие под лицемерные вздохи победителей уходят. Кто в смерть, кто в изгнание. Отец погиб, мать обезумела. Наль-Нахари выбросилась из окна башни.

А тех, кто не успел погибнуть, отправили в изгнание. Клеймо, изгнание, надзор. Знак Ка-Шинхин горит на моем затылке, и ждет. Демон надзирает за мной лучше всякого надсмотрщика, неусыпно и бдительно.

Если хоть немного, самую малость, приоткроется канал между мирами, он тут же выскочит и пожрет меня, не плоть, но душу. А канал приоткроется, если я попытаюсь колдовать даже самую мелочь. Или когда умру.

Мерзко. Ни сбежать, ни снять знак, ни даже сдохнуть. Остается лишь тянуть, сколько можешь вялое существование. Но сколько ни крутись, финал один — в пасти демона нет конца мучениям души. Я знаю, я видел.

Я же маг.

— Дядька Лим, а правда, что в Двух столицах есть дома, на которых стоят другие дома?

Панха сидел на корточках и смотрел снизу вверх. На лице — жадное ожидание сказки. Лим-Ши не стал поправлять мальчика, пришлось бы слишком много объяснять. Что с того, что сокращая его имя он наносит оскорбление? Не станет же изгнанник убивать невежественного мальчишку…

— Правда, — ответил Лим-Ши просто. — Это называется этажи. Как будто, несколько домов поставили друг на друга, а сверху накрыли одной крышей.

— Во, врать-то! — воскликнул Панха, нанося Лим-Ши еще одно оскорбление, и не зная этого. — Это ж придется на высотищу лазить каждый день! А зачем?

— Ты мне обещал показать, где растет пуховка, — напомнил Лим-Ши, и мальчик тут же встал.

— Да ведь рано собирать еще, — сказал он.

— А мне не ягоды нужны, — ответил Лим-Ши. — Хочу себе лежанку сделать мягкую, а то кости болят по ночам.

Панха кивнул и повел в лес. Но вскоре начал снова задавать вопросы — глупые, детские, оскорбительные.

— А правда, что у магов кости из темноты? А по городу они ездят на драконах? А в крови у них огонь, который они могут выпускать во врагов? А правда, что Император может увидеть самые далекие земли Империи? А правда…

Правда. Император может.

Особенно, если знать, что Император мертв уже двести лет, а за него правит Совет Мудрых. И именно за места в Совете идет бесконечная битва, которую мой отец проиграл.

Как известно, мертвые сидят в Верхних Чертогах, и конечно, оттуда Император видит все.

И видит оттуда Император, как я по ночам катаюсь на жесткой лежанке, и тьма в моих костях выходит наружу и сливается с тьмой ночи. Больно.

Поэтому я сейчас и бреду по лесу, кормлю комаров огнем своей крови, в поисках мягкой пуховки. Баба Шами говорила, что от больных костей помогает, сама она давно на такой спит.

Радуется ли Божественный Государь, глядя на страдания изгнанника? Не гневается ли на то, что недостойный хочет облегчить свое наказание?

Раз не является, чтобы покарать, значит, его все устраивает. Мы, люди, сами можем покарать себя.

Солнце жарит в вышине, а здесь, под сенью деревьев, прохладная тень. Поют птицы, жужжат насекомые. Отвратительно ноют прямо в ухо комары.

Мальчишка не замечает их, привык, так и болтает свои вопросы.

Как он знает, куда здесь идти? Деревья. Деревья и кусты. Деревья, кусты и трава. Длинные столбы солнечных лучей сквозь кроны, тьма в ямах под корнями.

Весь лес — аллегория нашей жизни.

— Ой, дядька Лим, стойте-ка! — Панха вдруг остановился и принюхался. Лим-Ши тоже остановился, поднял руку к шляпе, немного приподнял ее и протер голову. Снимать не стал, аккуратно просунул руку. Только после этого он глянул на своего проводника.

Панха смотрел совсем в другую сторону, куда-то в кусты. Там лежала густая тень, особенно темная по сравнению со светом, в котором стоял Лим-Ши. И тишина, замолчали даже насекомые.

— Что там, Панха? — спросил он.

Мальчик перехватил поудобнее свою палку и подошел ближе. Раздвинул ветки, посмотрел.

— Ох, дядька Лим! — сказал он негромко, так, что Лим-Ши скорее угадал, чем услышал его слова. — Тут это…

Лим-Ши не торопился. Сперва посмотрел по сторонам, зачем-то глянул наверх, потом снова на Панху. На лице все это время было выражение блаженного спокойствия, но все движения стали осторожными и скупыми.

Потом он медленно подошел, посмотрел. Кивнул.

— Возвращаемся, Панха. Здесь нам нечего делать, — он так же неспешно и очень спокойно отошел прочь, почему-то спиной вперед. Панха испуганно и удивленно смотрел на него.

— Иди ровно за мной, Панха, — Лим-Ши сказал это строго и повелительно, и мальчик не посмел спрашивать ни о чем. Аккуратно и медленно они вернулись на тропу, по которой пришли, и только тогда Лим-Ши повернулся спиной к кустам и пошел.

Шли молча, слышно было только похрустывание травы под ногами бывшего мага и его же дыхание. Панха, житель деревни в лесу, шагал почти беззвучно. Только когда перешли ручей и подошли к деревне, мальчик заговорил.

— Дядька Лим, а что там было? Кто ее убил?

— Помолчи, отрок, — ответил Лим-Ши своим блаженно-безразличным голосом, и больше не сказал ни слова. Панха замолчал и благоговейно поглядывал на спутника.

Общение с дураками никогда не было моей сильной стороной. Дети ещё куда ни шло, они просто необучены и нахальны, но взрослые…

— Я же говорю вам, — повторил я терпеливо. — Случайно. Нашли. Тело. Магическое истощение. Не меньше двух недель.

— Две недели, две недели, — староста забормотал, вспоминая. Видимо, зацепился за знакомые слова. Мне порой казалось, что звери лучше понимают, чем этот заросший бородой мужлан.

— Две недели вроде Милиха пропала, — вспомнил он. — Это не Милиха ли?

— Не могу сказать, — ответил я и поймал в лице старосты тень его мыслей. Ему хотелось стукнуть меня топором… Что ж, наши чувства взаимны.

— Никак не могу сказать, — повторил я. — Тело частично разложилось, а проводить подробный осмотр мне нельзя.

Ещё не хватало коснуться магически убитого человека! Магия оставляет след, а сам такой след — это уже щель меж мирами. И мой надсмотрщик немедленно воспользуется проходом. Мне подходить-то не стоило, повезло, что времени прошло много. Не ожидал я, что в такой глуши кто-то станет крестьян выжимать.

— А кто ее мог так, а? — спросил староста. Я пожал плечами.

— Значит, не знаешь? А твои эти… как их… не могли?

Знать бы ещё, кого староста имеет в виду. Мои сообщники по заговору? Не могли, они все безумны, мертвы или так же, как я. Мои демоны? Эти могли, но кто б им открыл дорогу сюда. Мои палачи? Эти точно могли, но к чему? Уж кому-кому, а им не надо таиться. Приехали бы, предъявили рескрипт, и готово — восемь человек для нужд Империи вынь да положь. По всей деревне вой стоял бы, но никто не посмел бы ослушаться.

Я снова пожал плечами.

— Я чего сказать хочу, — баба Шами поставила на стол чугунок с каким-то варевом и принялась раскладывать в миски. — Ведь не перва девка пропадает. Ведь раз-два в месяц же.

— А староста что? — Лим-Ши смотрел со своим обычным лицом блаженного.

— А что староста? — баба Шами словно и удивилась вопросу. — Написал Варха в Лесогор, ответили, мол, как только будет возможность, пришлют дознавателя.

— А давно ли началось? — Лим-Ши взял ложку и неспешно принялся за еду. Баба Шами положила перед ним лепешку.

— Ну, как давно… — она задумалась. Ее руки действовали, казалось, совершенно сами, пока она перебирала воспоминания. — У нас тут лес кругом, глушь. Люди нет-нет, да и пропадают. И дети, и девки молодые…

— У вас же не столько тут людей, чтоб не хватился никто, — на лице Лим-Ши было прежнее выражение, но он отложил ложку и смотрел теперь прямо бабе Шами в глаза.

— Мы люди маленькие, — сказала она. — Может, из Лесогора маг забрал, да нам не отчитался, может лесные духи тешатся.

Лим-Ши подумал, взял ложку и стал молча хлебать. Баба Шами подождала, налила себе в миску, села напротив.

— Так я чего сказать хотела, — заговорила она. — Ты мужик-то не злой, и обучен своим разным всяким. Ты-то мог бы сказать, когда так пропала девка, а когда этак.

Лим-Ши не ответил. Баба Шами некоторое время ждала, потом принялась за еду.

— А нет, так и нет, — бормотала она. — Нет, так что ж…

Конечно, нет.

Деревня принадлежит Императору, да не истлеют его кости. Потому меня сюда и сослали. А Императору — значит, Совету Мудрых. Понятно, что маг из Лесогора считает, что тут можно пасти своего демона. Что с того, сожрет тварь десяток-другой крестьян — они же ничьи.

Маги зовут демонов для разных нужд, а потом бывает, забывают их изгнать. Или нарочно отправляют “пастись”, чтоб подрос, стал сильнее. Местным крестьянам просто не повезло.

Наверное, демон все же сбежал — если б маг его растил, он бы не сидел так далеко. Отожрется слишком — как его контролировать? А теперь сам опасается идти — демон столько времени “пасется”, теперь его так просто не изгнать.

Прежде я бы…

Нет. Прежде я бы не обратил внимания. Подумаешь, демон кого-то там сожрал… На то и крестьяне, чтоб пахать и дохнуть. Даже хорошо — смерть была не бессмысленной.

Помню, как-то один из учеников провел вычисления, может ли демон разрастись до того, чтоб стать опасностью. Не может. Пока есть корм, он растет, но солнце его обжигает. А как корм закончится, так и демон сгорит понемногу. И опасность сама собой локализуется и иссякает. Надо только подождать.

А сейчас я, может, и попытался бы, да нельзя — самому тут же конец. У меня свой демон — Ка-Шинхин, и стоит мне лишь приблизиться хоть к какой-то магии, и он вырвется и сожрет мою душу.

Впрочем…

Изгнанник закончил объяснение и наступила тишина. Варха хмурился, Валь чесал бороду, баба Шами стояла неподвижно и по ее лицу текли слезы. От страха? От яркого света?

— Значит… — медленно начал староста, но его тут же перебили.

— А как нам знать, что ты не задумал просто спортить девку? — Шибо, мужичонка глупый, но горластый не мог не влезть.

— Ага, в лес отведет, а там поминай, как звали! Обоих! — добавила тетка Мадца.

Лим-Ши стоял и слушал со своим обычным выражением на лице.

— Погодите, люди, погодите, — староста заорал, перекрывая поднимающийся галдеж. — Надо ж все выспросить, понять!

— Нет, а пусть он скажет! — стало сложно разобрать, кто и что требует, все орали одновременно.

— Побить!

— Молчать!

— Да он сам!

— Зря ты, дурень премудрый, всех собрал, — сказал Варха Лим-Ши. Тот пожал плечами.

— Речь о смерти идет, нельзя за спинами такое делать, — ответил он тихо. — Люди должны знать, на что идут, чем рискуют.

— Вот, потому ты и изгнанник, — пробурчал староста.

Лим-Ши вздрогнул и отвернулся. Когда он повернулся обратно, на лице снова было блаженное безразличие.

Наконец, спустя немалое время, стало тише.

— Значит, до зимы нам время, так? — спросил староста громко.

— Как солнца станет меньше, так демон станет чаще выбираться, — ответил Лим-Ши. — Потом, когда всех сожрет, погибнет, так что маг в Лесогоре…

— Ты про начальство-то народ не мути, — пробурчал Варха. Лим-Ши замолчал.

— А осенние дожди? — спросил Шибо. — Там тоже солнца немного! Лим-Ши кивнул.

— Гибель, гибель и смерть нам всем! — запричитала баба Шами и упала на землю.

Как ни странно, это даже помогло навести порядок. Варха тут же распорядился Шибо и Мадце отвести Шами в избу, дать ей отдышаться. Бабы тихонько плакали, мужики хмурились. Лим-Ши стоял рядом со старостой.

План — глупее не придумать. Был бы я куратором такого плана, я б велел отходить придумщика плетьми.

До вечера народ болтал. Я уж думал, сейчас побьют меня камнями, и конец всему.

Не побили.

Выделили мне девку. Всей деревней торговались — что получат родичи за такую невероятную жертву, да кто свое чадо для такой нужды пожертвует.

Хорошо, что я научился молчать. И что не маг, тоже хорошо — прежде бы я б уже спалил бы половину. Просто, чтоб своими не торговали.

А сейчас стоял и думал. Было о чем мне подумать.

О демонах, о магии… О крестьянах, которым под всем этим как-то выжить надо, даже если для этого приходится от самих себя куски жизни отрывать.

И снова о магии и демонах.

И об Императоре, что смотрит из Верхних Чертогов. Видит ли он, чем стала его Империя? Радуется ли?

Ужасно хотелось поднять голову и заорать туда, в безразличное небо — “Радуешься, тварь-государь? Радуешься?!”

Но я молчал, и лицо держал такое же безразличное, как небо.

А потом крестьяне закончили торговаться и мне привели девку. Отец ей в ухо что-то шептал, мать где-то вдали голосила, как по покойнице, сама девка шмыгала носом.

— Как зовут? — спросил я. Она ответила, и я тут же забыл.

Слишком сильно хотелось орать в небо.

— Пошли, — сказал я ей.

И мы пошли.

В лесу было тихо. Фади шагала впереди, следом медленно ковылял маг.

— Погоди, не спеши, — сказал Лим-Ши. — Я не успеваю.

— А не боитесь, дядька Лим, что я убегу? — девушка остановилась, поджидая неуклюжего мага. Тот остановился, посмотрел ей в глаза.

— Не боюсь, — ответил он. — Я другого боюсь. А что поделать?

Фади повернулась и пошла дальше. Лим-Ши шумно и медленно шел следом.

Когда вышли к оврагу, Лим-Ши крикнул:

— Стой. Погоди, хватит. Здесь будем ждать.

Фади огляделась.

— Почему здесь?

От ходьбы она немного расслабилась, бледность и испуг с лица сошли, она стала красивой. Лим-Ши мельком глянул на нее, потом показал в темноту под корнями.

— Теней тут хватает. Еще и овраг рядом. Пришли.

Он сел прямо на землю и снял свою шляпу. Достал из кармана платок, поднес к лицу, собираясь протереть пот, но остановился. Замер, глядя на вышитую монограмму на углу.

Фади села, поджав ноги под себя.

— А долго ждать? — спросила она. Лим-Ши молчал. Она подождала, потом достала из своей котомки кусок лепешки.

— Может, покушать пока? — спросила она, и снова не дождалась ответа. Пожала плечами, разломила лепешку пополам, медленно откусила кусок.

— Маги, — произнес Лим-Ши так задумчиво, что Фади не сразу поняла, что он заговорил. — Мне думается, что если бы все мы внезапно передохли в муках, мир стал бы немного чище. Не сильно, но хоть немного.

Фади испуганно замерла.

Мир мог бы стать намного чище. Если бы все мы передохли — маги, мудрецы, дворяне. Остались бы только грязные крестьяне, которые умеют жертвовать собственной кровью на благо своих. Которые могут перед смертью спокойно сесть и жевать лепешку. И не забыть поделить пополам — чтоб хватило товарищу, хоть он и замер в своих непонятных думах. Хоть он и не товарищ вовсе.

Боги, демоны, маги, Император… И я — дурак, с дурацким планом.

Все равно всей жизни мне — до осени. Не сейчас, так потом меня догонит эта тварь, и все кончится. Девчонку только жалко.

Как же ее зовут? Она говорила, но я задумался.

Я же маг, у меня важное дело, подумать. Я и сейчас думаю — переживаю. Ласкаю собственное сознание, щекочу свои эмоции.

Может, девчонка все же выберется. По дурацкому плану моему — должна.

Стоит огромного труда не глянуть сейчас в небо, не крикнуть туда. Но я справлюсь.

Мать ушла в безумие, отец — в смерть. Наль-Нахари выбросилась из окна башни.

Ждет ли она меня там? Ждет ли меня там отец? И мать — ее душа уже ушла, и оставила тело медленно гнить на земле, шевелиться бессмысленно, изображать подобие жизни. Но душа…

Я надеюсь, они меня не ждут. Потому что из пасти демона нет выхода, кроме как божественным чудом, а я слишком ничтожен, чтоб боги для меня творили чудеса.

Я ведь не стал бы творить чудеса для этой девчонки, если б не изгнание.

Не жди меня, мать. И Наль-Нахари, прости и не жди.

Когда тень вдруг шевельнулась и заскользила к Фади, она заметила сразу. Но крикнуть не смогла — вдруг стало невыносимо холодно и так страшно, что челюсти свело.

Но Лим-Ши заметил и встал.

Шляпа его так и осталась валяться на земле, и Фади вдруг увидела, что на его голове переливаются и горят знаки. Тень была совсем рядом, но вдруг замерла. Девушка не видела ни глаз, ни морды, но как-то поняла, что все внимание твари теперь сосредоточено на маге.

— Скаад, — сказал Лим-Ши, и его голос был глух и тяжел, словно его ртом говорило множество мертвых камней.

И тут же знаки на его голове вспыхнули пламенем, и пламя охватило всего мага. Тень попыталась отшатнуться, но слово, сказанное Лим-Ши напоследок, приковало его к земле. Ненадолго, всего на миг — но пламя с головы мага дотянулось до тени.

Вспышка, смрад горелой плоти, холод и жар смешались в безумном танце…

— Радуйся! — выкрикнул Лим-Ши непонятно кому.

И все кончилось.

Лим-Ши лежал на земле, следов ожога не было, но трава вокруг пожухла. Фади стояла неподвижно и прислушивалась к звукам леса. Подошла к лежащему, толкнула в плечо.

— Дядька Лим? Вставай, дядька Лим!

Потом Фади заплакала.

Все прошло ровно по плану. Демоны могучие, но предсказуемые, как явления природы. Наклони стакан, и вода польется вниз, покажи демону добычу, и он набросится. А нет для демона ничего вкуснее и слаще, чем другой демон или маг.

Вот я и показался. Да еще и вместе с Ка-Шинхин, призвал его заклятием — не удивительно, что тварь немедленно забыла про девчонку и бросилась на меня.

Все в этом хорошо, только в меня-то вцепились сразу двое демонов. Тьма, пламя, лед и бесконечная боль.

Душонку мою выдернули из тела и стали терзать — вдвоем.

Ни когтей, ни лап у демонов, разумеется, нет, но человеческое восприятие их себе воображает. И я вижу, как два чудовища рвут друг друга и меня, как брызжет во все стороны тьма, и холод, и огонь. И боль — бесконечная, вечная, чистейшая боль.

У меня тоже нет ни рук, ни ног, и болеть нечему, и потому боль просто льется сквозь меня.

Не стоило мне так делать.

Надо было ждать — ответа мага из Лесогора, зимы, смерти — чего угодно, лишь бы отложить этот поток бесконечной боли.

Это прежде, пока у меня было тело, мне казалось, что все равно — сейчас ли, месяц ли спустя. Теперь каждая секунда задержки становится драгоценней всех сокровищ Императора.

А крестьяне… Что мне крестьяне?

Вспоминаются лица, и сливаются в единый комок тупости и грязи. Староста, баба Шами, крикливый этот придурок — как же его?

Девчонка эта, что со мной пошла…

Я вижу ее.

Демоны рвут друг друга, на миг забыли меня. Мне все равно никуда не деться — что я могу? И они занялись своей дракой, а я вижу девчонку, которую привел сюда.

Она плачет.

Зачем?

Кто я ей такой?

Я чужак, что рисковал ее жизнью, я глупец, что отдал драгоценнейшие мгновения жизни за вашу грязь и тупость.

А она плачет. И каждая слезинка словно тянется ко мне и вливается в меня каплей силы, и я вдруг понимаю — она просто верила мне. Верила в меня.

И сейчас верит, глупо и наивно, как верят в страшилищ в темноте, в духов леса, в жизнь Императора, да не истлеют его кости.

Да истлеют! Я не достоин этой веры, но и они все тоже!

Я жадно собираю капли силы, пока мои мучители не замечают.

Я не могу плести заклятий, но этих двоих надо лишь чуть подтолкнуть, и они навеки вцепятся друг в друга, в вечном равновесии жадности и жестокости, в круговороте взаимного пожирания. Совсем, как Совет Мудрых.

Я ускользаю.

Куда? Не знаю пока.

Прочь.

На могиле Лим-Ши посадили краснолистку. Может, это и не очень уважительно, говорят, господам надо ставить камни, но Варха побоялся. Он же не господин, он же изгнанник.

Ветра почти не было, и Фади казалось, что дерево само чуть шевелит листьями.

— Эх, дядька Лим, — сказала она едва слышно. — Не дал ты твари меня заморозить, а ведь завтра мне к магу из Лесогора идти. Уж не знаю, зачем. Страшно.

Деревце замерло. Ветер прекратился. Фади всхлипнула.

— Зато, дядька Лим, все в деревне зиму пережили. Никто больше не в лесу не пропал.

Фади подумала и добавила:

— Кроме только дядьки Натха. Но тот просто в овраг свалился, да шею свернул, не чудища съели. Ты не бойся дядька Лим. Ты все сделал.

Она немного посидела, глядя на деревце, дождалась, пока ветерок качнул несколько листьев и сказала:

— Пойду я, дядька Лим. Не беда, что маг из Лесогора меня забирает. Может, и не для злого чего, может, просто служанка ему нужна. А нет, так и нет, что поделать.

Она встала, повязала яркую ленту на ветку краснолистки и пошла прочь. Отойдя десяток шагов остановилась, повернулась, поклонилась в землю и пошла дальше. Теперь уже не оглядываясь.

В деревню Фади вернулась через неделю. Оказалось, что маг из Лесогора оступился на лестнице и сломал себе шею.