Читать онлайн
"Последний танец"

Массивные золочённые двери высились впереди в два человеческих роста. Должно быть, нарочно, чтобы приводить в замешательство тех редких посетителей, что удостоились лицезреть великого сийха в его собственных покоях; чтобы заставить их почувствовать себя ничтожными.

Джахиза́ прилагала все усилия, чтобы унять дрожь. Почему же так долго? Сийх передумал? Придворный чародей прочитал её мысли, донёс повелителю, и стражники с минуты на минуту схватят её и бросят в темницу, а через несколько дней показательно казнят?..

Двери отворились величественно и почти бесшумно. Стражников за ними не обнаружилось — лишь долговязый придворный евнух, любимец и советник сийха, даром что совсем безродный и вдобавок немой.

Ответив кивком головы на глубокий поклон Джахизы, он жестом велел ей следовать за ним и величаво зашагал к следующим дверям в глубине зала. Девушка повиновалась. Другие жёны, как она их не расспрашивала, обычно мало что могли рассказать о здешнем убранстве — слишком бывали взволнованы (или напуганы) перед встречей с повелителем. Теперь же она сама поняла, что рассказывать было не о чём: почти всё пространство в кабинете сийха занимали свитки и книги.

Вот что за человек! Каждый день читать столько умных слов — и всё равно не понимать самых простых вещей? Например, того, что за каждое преступление однажды воздастся по заслугам…

Она нервно поправила высокую причёску, скреплённую на макушке тремя драгоценными шпильками.

Евнух тем временем распахнул вторые двери, отступил в сторону, пропуская гостью. Джахиза, кинув в него застенчивый взгляд из-под ресниц, послушно перешагнула порог.

В спальне царила полутьма, но даже так было совершенно ясно, что убранство здесь сильно отличается от того, что она себе представляла. Никаких шелков и цветов на стенах, никаких фонтанов или экзотических птиц в золочённых клетках. Единственный предмет роскоши — гигантское ложе в центре комнаты, просторный мягкий квадрат под балдахином из нескольких слоёв лёгкой полупрозрачной ткани…

За спиной раздался щелчок закрывающегося замка. Краем глаза Джахиза проследила за евнухом, бесшумно скользнувшим в дальний конец спальни, туда, где угадывалась фигура застывшего рядом с настенной лампой сийха. Конечно, наблюдающий остаётся — до самого конца.

О, сегодня ему будет что записывать в свой свиток.

Джахиза хищно улыбнулась — про себя, конечно — и осторожно приблизилась.

— А, ты пришёл, — сийх оторвал взгляд от послания, которое изучал в мерцающем свете ночной лампы, и поднял его на евнуха. — Слушай, мне всё же кажется, это не описка. Прохвост намеренно оскорбил меня, чтобы спровоцировать… О, — только сейчас он наконец заметил скромно стоящую чуть поодаль Джахизу. — Что, опять? Но я же только позавчера…

Он осёкся под укоризненным взглядом евнуха. Посмотрел на жену, потом на письмо в своей руке. С видом отрока, которого заставляют учить арифметику вместо игры на улице с приятелями, вздохнул и произнёс:

— Да, да. Ты прав. Нужны наследники, — отложил наконец свой свиток и снова повернулся к девушке: — О прекрасная моя супруга, напомни-ка своё имя?

— Моё имя — Джахиза, благороднейший из повелителей, — склонила она голову. — Я танцевала для вас сегодня при вечерней трапезе, и вы милостиво выбрали меня для ночи любви.

Сийх задумчиво наморщил лоб. Неудивительно, что он не мог её припомнить: за ужином был слишком занят, бурно обсуждая с советниками государственные дела и одновременно проглядывая целую стопку свитков. Когда же один из старших слуг обратился к нему с вопросом, какую из жён прислать сегодня, правитель лишь машинально ткнул пальцем, не глядя на танцующих девушек — а может, даже не услышав вопроса.

— Ну хорошо, Джахиза, — с мученическим видом он опустился в учтиво пододвинутое евнухом кресло. — Начинай уже.

Девушка почувствовала себя слегка уязвлённой. Всё же в гареме она занимала особое положение, хоть и новенькая; да и за стенами дворца ходили слухи о её красоте и грации. Другие жёны смотрели с завистью, но не осмеливались переходить дорогу; а учитель танцев, строгий и скупой на похвалу, за всё время ни разу не сделал ей замечания. По её мнению, она заслуживала большего, чем такое вымученное, снисходительное внимание.

Одно движение руки — и длинная чёрная накидка, полностью скрывавшая фигуру, упала к ногам. Джахиза, ощущая себя малость неуютно под скучающим взглядом сийха, приняла из рук евнуха звякнувший пояс с монетками и привычными движениями повязала вокруг бёдер.

Её переполнила решимость стереть безразличное выражение с лица мужа перед тем, как она приступит к основному своему делу. Снова поправив причёску, она повела бёдрами по кругу — так плавно, что ни одна из чутких монеток не издала ни звука. Она знала, как призывно переливается бликами свет лампы на смуглом теле, едва прикрытом сейчас кусочками полупрозрачной ткани и бисерной бахромой…

Толчок бёдрами. Краткий, волнующий звон монеток.

О, он видел уже это сотни раз. Но ведь дело в качестве, а не в количестве, не правда ли, дорогой супруг?

Ещё толчок. Злая радость растеклась внутри при виде загоревшегося взгляда на молодом, но уже изрезанном морщинами лице сийха.

Раз. Два. Прелесть не в самих движениях, а в их внезапной остановке. В иллюзии контроля. В продуманной непредсказуемости. В контрасте между плавными, ласковыми движениями рук и резкими рывками бёдер.

Движения стали чаще, мельче, слились в непрерывную вибрацию под аккомпанемент серебристого звона. Сийх приподнял подбородок, не сводя с жены взгляда. У него не было шансов; ни у одного мужчины не было — если, конечно, не считать мужчинами тех, что лишены природной тяги. Вроде евнуха, застывшего в сторонке со своим свитком и писчей палочкой. Печальное, наверное, занятие — фиксировать в подробностях плотские утехи других, не имея возможности предаться им самому.

Мелкая дрожь снова распалась на отдельные рывки, которые теперь смотрелись и звучали злее, жарче. Тело покрылось крошечными капельками пота. Лицо сийха застыло каменной маской, но глаза беззастенчиво выдавали, какое пламя сейчас пылало меж благородных чресел.

Расстёгнутый одним незаметным движением, к его ногам полетел расшитый бисером лиф. Губы правителя слегка приоткрылись, глаза потемнели ещё сильнее, пожирая взглядом молодое гибкое тело. Да, дорогой супруг, проникнись как следует этим танцем — ибо он последний, который ты видишь.

Она ловко развязала узел на поясе — и звонким движением бёдер отбросила его в сторону. Без привычного бряцанья монеток сама тишина уже казалась звенящей.

Два лёгких шага вперёд. На изгибающиеся в танце бёдра легли крепкие ладони, притянули ближе. Горячие губы прикоснулись к гладкой коже живота, прошлись шажками поцелуев ниже, к самому поясу юбки.

Джахиза, стараясь унять колотящееся сердце, поймала одобряющий взгляд евнуха: правильно, мол, правителю не только наследники нужны — необходим ещё и хороший досуг, чтобы на следующий день с новыми силами руководить своими военными походами…

Изящно крутанувшись, она освободилась от его хватки — и теперь сама потянула его к ложу, под невесомые занавески. Краем глаза заметила, как евнух, не выпуская из рук свои писчие принадлежности, бесшумно последовал за ними.

Сийх, однако, не дал ей ступить на мягкое ложе босой ногой — подхватил на руки и бережно внёс под балдахин, словно некую драгоценную ношу. Легко опустился на колени и возложил её на скопище подушек и подушечек, шёлковых и бархатных вперемешку. От прикосновения гладких и ворсистых тканей к обнажённой спине по телу побежали мурашки.

— В первый раз, о возлюбленная Джахиза-зифа?

Девушка ощутила было раздражение — неужели вечно погрязший мыслями в своих захватнических планах правитель не способен даже вспомнить, бывала ли она уже в его постели? — но потом осознала, что сийх всё прекрасно помнит; просто, должно быть, вид у неё порядком испуганный, вот всемилостивый и решил подбодрить…

— Да, о благосклонный мой повелитель, — храбро отозвалась она, глядя ему прямо в глаза, и ослепительно улыбнулась: — Мой цветок любви рос и расцветал все эти годы, чтобы вы, о достойнейший из сийхов, сорвали его!

По его лицу она поняла, что угадала: благородному мужу по нраву были дерзкие, а не покорные. Что ж, имело смысл продолжать в том же духе. Чем сильнее он потеряет голову, тем легче будет выполнить задуманное.

— Я сорву его с благодарностью и величайшим почтением, — промолвил сийх и прикоснулся горячими, жадными губами к маленькому тёмному соску, венчающему полную грудь.

Джахиза призывно рассмеялась и одной рукой обвила его шею, а второй — быстрым и лёгким движением — вытянула из причёски все три шпильки и сунула их под одну из подушек. Роскошные волосы рассыпались тугими каштановыми волнами по нежным плечам и драгоценным тканям; пухлые губы приоткрылись в ожидании. Сийх смотрел на неё сверху вниз в восхищении — о да, она знала, какое впечатление производит! И понимала, как заводит его такой взгляд из-под приспущенных ресниц: хищный, непристойный, совсем не подобающий целомудренной сийховой жене, впервые в жизни оказавшейся на благородном ложе.

Совсем осмелев, она протянула руку и ловким движением пальцев распустила завязку его расписного шёлкового халата. Под халатом оказались простые белые одежды. Вообще-то срок траура по преждевременно почившему отцу, предыдущему сийху, уже год как прошёл — но его сын упорно продолжал носить белое, словно вознамерившись скорбеть до конца жизни.

Тонкие пальцы Джахизы скользнули в глубокий вырез ворота, под выбеленную ткань, прогулялись по горячей мускулистой груди. Прикасаться к ней оказалось приятно. Повелитель был ещё молод и на диво крепок — хотя, если принять во внимание его привычку упорно тренироваться в фехтовании и боевых искусствах каждый день, дивиться здесь было нечему.

Тёмные глаза сийха блеснули в неверном полумраке балдахина. Словно бы потеряв терпение, он несколькими стремительными движениями освободился от своих траурных одежд, а заодно и от изящной юбки жены. Краем глаза Джахиза заметила, как одна из тряпок (нечаянно ли?) отлетела прямо в примостившегося на краю ложа евнуха, заставив того укоризненно воззриться на повелителя.

Но рассматривать лицо писчего не было ни времени, не желания — взгляду предстали обнажённые сийховы чресла.

Боль её не пугала. Но та мощь, которой так и веяло от напряжённого, разгорячённого её танцем и её телом достоинства, заставила её замереть в благоговейной нерешительности. Что, конечно же, не укрылось от внимательного взгляда тёмных глаз.

— Нет нужды бояться, о мой дивный цветок, — шепнул он ей в самое ухо, слегка прикоснулся губами к мочке и добавил: — Нежно сорву.

Его широкая шершавая ладонь скользнула меж её бёдер, бережно раздвинула, задев взмокшие от желания, даже несмотря на внезапный испуг, лепестки. Затем к ним прикоснулось нечто посущественнее, чем пальцы — твёрдое, горячее. Джахиза закрыла глаза, чувствуя, как его член медленно, но напористо проникает внутрь — в никем ранее не тронутую глубину.

Острая боль смешалась с пьянящим желанием, крепкий мускусный запах его тела — с ощущением посторонней живой плоти в своём лоне. Что же, не так это оказалось и мучительно, как пугали. Да и она вовсе не неженка какая-нибудь — о, она сегодня возьмёт своё. Ведь очень вероятно, что это будет последнее, что она сделает в своей жизни.

Открыв глаза, она обнаружила, что сийх внимательно следит за её лицом. Неожиданная чуткость. Сколько подобных цветков он уже сорвал за свою жизнь? Девушка зазывно улыбнулась, выгнулась всем телом ему навстречу и легонько повела бёдрами, изучая непривычные ощущения. Он отозвался с пылом, который всё же заставил её поморщиться, но лишь на мгновение — в следующий миг сиюминутная боль уступила место сладкой истоме.

Джахиза шумно вздохнула и приподняла ноги, обняла ими влажные от пота бёдра супруга. Икрами она ощущала, как ритмично сокращаются мышцы на его ягодицах — в такт неторопливым толчкам, в которых чувствовалась тщательно сдерживаемая мощь.

Расслабившись, она позволила себе отдаться этому ритму, утонуть в нём, забыть о внимательно наблюдающим и записывающим каждую подробность евнухе, забыть о самом месте и времени. Лишь одна деталь, о которой она строго-настрого запретила себе забывать, стояла перед глазами: три драгоценные шпильки под подушкой на расстоянии вытянутой руки. Три наточенных смертоносных острия.

Почему-то от этой мысли жар в теле разгорался ещё пуще.

Она застонала и принялась двигать бёдрами навстречу толчкам мужа, представляя себе, как пальцы обхватывают прохладное гладкое серебро…

— Не торопись, о дивный цветок, — хрипло шепнул сийх ей в ухо.

Она остановилась и затуманенным взглядом уставилась на него. Сбитое дыхание неровно вырывалось из подсохших, словно на жарком пустынном ветру, губ.

Он же лишь криво усмехнулся, вышел из её тела и перевернул её, ничего не понимающую, на живот. Затем, заставив вздрогнуть, проник снова.

Джахиза вцепилась в ближайшую подушку и постаралась не умереть от блаженства, чувствуя, как его плоть двигается внутри неё, как горячий могучий торс прижимается к её спине, бескомпромиссно придавливая её к ложу, как его прерывистое дыхание обжигает ей шею сзади… Но стоило ей напрячься всем телом и задышать часто-часто, предчувствуя приближение чего-то ещё более приятного, как сийх рассмеялся и снова остановился.

На этот раз она даже разозлилась. Видение серебряного острия, пронзающего смуглую кожу господина, снова в красках предстало перед глазами. И сразу же она осознала, что в том положении, что сейчас, крепко прижатой могучим телом супруга и почти обездвиженной, ей нипочём не привести свой план в исполнение.

Повинуясь интуиции, она запрокинула голову, подставила шею поцелуям мужа, а затем ловко вывернулась, перевернулась и шутливо толкнула его в грудь. Он послушно упал на спину и с интересом проследил, как она бесстыдно седлает его, медленно и с чувством насаживаясь на его упорную плоть.

Но если на лице сийха читалось лишь удивлённое вожделение, то евнух, как отметила Джахиза, кинув на того быстрый взгляд, недовольно нахмурился. Шайтан с ним, переживёт, решила она и, уперевшись ладонями в необъятные плечи супруга, принялась двигать тазом — сначала неспешно, по кругу, затем всё энергичнее и с большим размахом.

Отлично, подумала она, глядя, как сийх под ней слегка закатил глаза и хрипло задышал. Идеальная позиция. Теперь осталось лишь незаметно протянуть руку и вытащить из-под подушки шпильки… Первые две — одновременно, одной рукой — в глаз, второй — под кадык. А затем и третью — меж рёбер, прямо в сердце. Когда ошарашенный евнух поднимет шум и приведёт стражу, его господин уже будет мёртв.

Но только не сейчас. Ещё немного, ещё несколько мгновений блаженства…

Деревянный стук, негромкий и деликатный, всё же заставил её испуганно вздрогнуть. Повернув голову, она увидела, что евнух недовольно стучит своей писчей палочкой по каркасу свитка.

— Ох, и верно, — вымолвил сийх, и в следующий миг растерянная Джахиза снова оказалась под ним, спиной на подушках. — Прости, о прекрасная возлюбленная, но семя должно течь вниз.

Всего-то. А она уже было решила, будто её смутные подозрения насчёт того, что любимчик сийха — чародей, оказались правдой.

Мощный толчок дал знать, что у супруга закончились силы и терпение сдерживаться; то же читалось и на его лице. Ещё толчок, ещё… О, самое время. Он вне себя от страсти, он даже не поймёт, что случилось…

Рука метнулась к заветной подушке, но замерла на полпути… Какое же сладкое, тягучее чувство, какой безумный ритм… Нет, на свете не существует ничего важнее него, и ни у кого нет права это останавливать! Ведь сейчас… Вот прямо сейчас…

Тонкие пальцы, так и не дотянувшиеся до заветного серебра, яростно сжали подушку. Из горла вырвался полустон-полукрик. Сумасшедшая тугая волна неведомого прежде наслаждения накатила, потопила, унесла сознание прочь…

И даже онемевшим от трения и удовольствия лоном она ощутила, как бьёт внутрь тугая струя сийхова семени.

— Ты — самый прекрасный и драгоценный из всех сорванных мной цветков, возлюбленная Джахиза, — произнёс сийх и запечатал свои слова нежным поцелуем.

Волна блаженства отступала, обнажая острые камни страха, стыда и ненависти к себе. Задание не выполнено. Сийх живее всех живых. А вот её саму, по всей видимости, теперь ждёт случайная гибель где-нибудь на просторах дворца… В лучшем случае — мирная смерть во сне в крохотной гаремной спаленке.

Евнух закончил царапать свиток своей палочкой и подскочил к господину, чтобы с поклоном подать белую тряпицу. Джахиза полежала ещё немного, как было ей велено наставниками перед походом в спальню супруга, и лишь затем медленно поднялась. Безразлично скользнула взглядом по размазанному пятнышку крови на белых простынях, подхватила и мигом закрепила на бёдрах юбку, шагнула к подушке, под которой так и лежали драгоценные шпильки…

Но её неожиданно опередил евнух. Он ловко выудил украшения из-под бархата, впился в них цепким взглядом, а затем протянул сийху, многозначительно приподняв брови.

Сердце Джахизы поперхнулось, хоть она и без того уже чувствовала себя обречённой. Почему-то отчаянно не хотелось, чтобы супруг заподозрил правду — то, ради чего она на самом деле оказалась в его объятьях.

— Ты прав, — произнёс повелитель, принимая из его рук одну из шпилек и с любопытством вертя её в пальцах. — Такой и убить можно.

Он шутливо ткнул остриём себе в шею, потом поднёс к глазу, а потом — к виску.

— Простите неразумную, о дражайший супруг, — второй раз за всё это время подала голос Джахиза. — Не соблаговолите ли милостиво вернуть мне украшения, ибо благороднейшая смотрительница гарема очень ревностно следит за драгоценным имуществом…

— Не беспокойся, — перебил сийх. — Я отправлю к благороднейшей слугу подтвердить, что я оставил эти опасные штуки у себя. А заодно при случае поинтересуюсь у неё, о чём она думает, когда снабжает ими моих жён. Не хватало ещё, чтобы кто-нибудь из девушек ненароком навредил себе.

Джахиза глубоко поклонилась и выпорхнула из-под балдахина. Сердце снова колотилось, как ненормальное.

Превосходно. Теперь можно будет вывернуться, всего лишь объяснив, что у неё отобрали оружие прежде, чем она смогла его использовать. И, конечно, намекнуть, что сийху очень понравилась ночь с ней — так понравилась, что вряд ли он упустит возможность выбрать её в следующий раз. В последнем, кстати, и правда можно было не сомневаться.

Ничего не потеряно, с воодушевлением думала она, кутаясь в свою глухую накидку и в сопровождении евнуха выходя из сийховой спальни. В следующий раз. О, а ведь он будет, этот следующий раз…

В памяти вырисовалось лицо супруга: внимательные тёмные глаза, густые брови, прямая волевая линия губ… Вспомнились, будто и не заканчивались, его ласки, его крепкие руки, сжимающие в объятьях, напряжённая плоть, каждое движение которой отдавалось так сладко во всём её теле…

Это всё, конечно нисколько не умаляло тяжести его преступлений. И он умрёт — даже если не в следующий раз, а позже… О, у неё, любимой с этого дня сийховой супруги, ещё много возможностей впереди.