Читать онлайн
"Морские псы"
Морские псы
Я никогда не любил выходить из дома, но, как ни странно, сколько бы я ни старался вспомнить что-либо, во всех осколках памяти я вне дома. Ума не приложу, отчего так вышло.
Дома безопасней. Дома ты ко всему привык, выучил каждый скрип, шорох, свист. Дома ты не пугаешься знакомых теней, мрачных силуэтов, извивающихся на стенах под крики окна, сопротивляющегося ветру.
У меня никогда не было друзей, зато я имел уйму знакомых, считавших меня почему-то приятным человеком и, быть может, даже другом. Отрадно, что я никогда не считал их друзьями. Не знаю почему, я всегда был уверен, что «отрадно» – синоним «досадно». «Отрада» звучит, как «отрава». Разве приставка «от» не говорит об отдалении (даже в самом определении есть злосчастное «от»)? «Отрадно» равно «далеко от радости». Так я считал всю жизнь. И буду продолжать считать.
Но не будем отвлекаться. Один из таких «приятелей» и затащил меня однажды, ранним летом, на побережье – вернее, на тоненькую полоску серого, вперемежку с галькой, песочка. Впереди – темная гладь и нависающие над нею тучи, позади – реденький лесок с неприличными проплешинами, но живописными, надо признать, тропками.
И вот, стою я на мутной мели, по колено в воде, подозрительно теплой для первых дней июня. Под ногами вязкий песок, склизкость, грязь, водоросли, норовящие задушить щиколотку. Тот, с кем я приехал, зазывал меня на глубину. «Это тебе не ванну принимать!» – хохотал он, плескаясь, брызжа в меня нарочно, как непоседливое дитя. Конечно, это не ванна! Ванна так не пахнет, она не похожа на суп. В ванне есть нежная пена и мыло, а не песок, бородатые камни и небеспочвенные опасения повстречаться с медузой.
Я сделал шаг, сделал два. Мелкие песчинки окружали меня, назойливо забиваясь во все щели моего тела, и без того оскверненного болезнями. Я отмахивался от них, бежал, брыкался, но от этого их бесчисленный рой становился все больше, а вода вокруг меня – все мутнее. Я не видел своих ног.
Непоседа отплыл уже далеко от берега, метров на семьдесят, не меньше. Он лег на спину, выставив на обозрение и без того хмурых туч свое голое пузо, бултыхаясь, как поплавок. «Нырни же, давай, – кричал поплавок, надрываясь (течение уносило его все дальше от меня), – это же для здоровья, ныряй!»
Ах, как же важно здоровье! Чего только ни предпринимали родственники ради его сохранения – кто пил урину вместо чая, кто уксус, кто отвар из раковин мидий. От меня же требовалось лишь окунуться. Лишь раз. Ведь даже он смог, мой поплавок! Но от одного лишь представления, как эти самые песчинки заползут мне в уши, нос, глаза и рот, мне подурнело.
С недоверием натянув тугую резину в-воду-нырятельных пластмассовых очков, заткнув берушами уши, зажав дрожащими пальцами ноздри, я нырнул. Вода почему-то виделась мне желто-зеленой, яркой, не такой, какой казалась с берега; что там с берега, я ведь только что смотрел на эту самую серо-унылую воду, откуда столько красок, столько цвета? Будто художник, писавший луга в преддверии осени, окунул палитру в чан с кристально чистой родниковой водой; высыпал в тот же чан, этот затейливый художник, короб соли. Быть может, именно так Бог создал море.
Мне чудились странные образы, тени, затейливые изгибы водорослей, трясина.
По волнам плыло мертворожденное дитя. Тельце его с девственно торчащей пуповиной было синего – нет, багрового, – нет, пурпурного отлива. В кровавых разводах, слизи, которые распространяли наивными отзывчивые воды вокруг. Лучи пробивающегося через зеркальную гладь солнца освещали мертворожденного мальчика. Тельце мирно плыло по течению. И на сердце на мгновение сделалось так спокойно. Словно затишье перед бурей осознания и громом ужаса. Я, захлебываясь, задыхаясь, выпрыгнул из воды, начал истерично звать на помощь – никого. Даже поплавок скрылся за горизонтом. Но где мои вещи? Где лес? Где я? Обернувшись трижды вокруг своей оси, раскрыв насильно пальцами глаза, я не увидел ничего. Одно лишь море. Тучи сгущались. Моросило. Весь мир сделался безжизненным, серым, пустым. Дрожь в плечах и судорога холода в груди. Я вновь нырнул в неправдоподобно теплую воду, провел предварительно вокруг себя руками – не дай Бог оказаться лицом к лицу с недоношенком!
Ничего, лишь благоговейная муть.
Я снова всплыл, взглянул на небо – дождь не прекращал, стемнело.
И снова желто-зеленые переливы, дребезжание света, теплые течения обдают нежным дыханием милостивого Посейдона. Лживое блаженство. Я заметил волосатую тень невдалеке, она приближалась ко мне с нечеловеческой скоростью. То был морской пес, но не тот, о котором вы подумали, не кошачья акула, малая версия обыкновенной. Предо мной предстал пес – с телом земного пса, но легкими рыбы – врывающийся могучими лапами в морское дно, рычащий. Тонны песка вздымались ввысь. Тонны! Я понял, что был его целью. Я начал кричать, но лишь пузыри немого воздуха вырывались из моего рта. Пес приближался, рыча и скаля зубы. Я не смог вспомнить слов ни одной молитвы. Я лишь повторял: «Боже, пожалуйста, Боже, пожалуйста»; уже не надеясь.
Тень пса лишь шелохнула подле меня воду. Он пронесся мимо – к маленькому красновато-сине-пурпурном нечту, спасаемому сердобольным течением в сторону; безжизненно и безнадежно. Чудище глубин в один удар челюстей надломило беззащитное тельце, вгрызлось в него, немилосердно раздирая мягкую плоть зубами. Я оцепенел, время, казалось, остановилось. Кислорода в легких не убавлялось, какая отрада. Как раздиралось мое сердце, мне показалось, что ребенок ожил, чтобы кричать. Я так радовался, что морской пес выбрал не меня. Не меня. Но что это за звуки? Это второй демон, морской пес. Второй, третий. Вся свора, жаждущая крови! Лай, рев, запах крови и мокрой псины, муть, песок. Апофеоз голода и безумия освещался прожекторами солнца. Я всплыл.
Я стоял по шею в воде. Приятель-поплавок дергал меня за плечо. Я долго не мог понять, что произошло. Поплавок вел меня к берегу, что-то говоря мне успокоительное. То есть успокаивающее. Успокоительное я принял после.
Мы сидели на берегу, плечом к плечу, когда мокрая спина морского пса показалась мне среди мерных волн. Я больно толкнул приятеля: «Ты тоже это видишь?!» Он лишь потер плечо и ничего не ответил.
Никого. Серая гладь была покойна, словно вода в стакане в вымершем доме, городе, мире. Только легкий бриз волновал у берега. Ничего. Лишь тихий плач и стоны потерянного человека.
.
ЛитСовет
Только что
