Читать онлайн "Синдром бессмертия"

– Добро пожаловать в вашу новую жизнь, Атом! Воссоздание тела и сознания завершилось успешно на сто процентов. Все показатели в нормальных диапазонах. Чип функционирует согласно сохранённым вами настройкам. Искусственный интеллект по умолчанию отключён. Прямо сейчас разблокируются ваши счета и возобновляются заключённые вами контракты. Для доступа к личным данным произнесите ключевую фразу или инициируйте процедуру восстановления учётной записи.

Атом открыл глаза. Ошалело осмотрелся. Он лежал на очень удобной адаптивной кушетке в просторной стерильной комнате, которая сверху донизу сверкала белизной. Из голографического окна на пол падал голографический же солнечный луч, на глаз совершенно неотличимый от настоящего. По ту сторону проёма угадывался гармоничный, но слегка размытый пейзаж в стиле эко-города. Воздух в комнате был свеж и прохладен, а акустический фон звучал почти так же приятно, как только что умолкший голос робота.

Атом сел на постели, закрыл глаза, набрал в лёгкие побольше воздуха и сотряс комнату истошным воплем:

– Да вашу ж мать!..

Услужливый робот тут же произнёс всё тем же елейным тоном:

– Ключевая фраза не принята. Пожалуйста, попробуйте снова или инициируйте процедуру восстановления учётной записи.

Вместо ответа Атом хватил кулаком по кушетке, но попал по твёрдому ободку и зашипел от боли, потирая ушиб. Ярость уже начала утихать, зато подступила следующая стадия: нацеленное на всё и вся тошнотворное разочарование. Она-то и была самой поганой и длительной во всём пострепликационном синдроме.

Какое-то время Атом просто дышал, закрыв глаза. Пытался смириться. Уговаривал себя радоваться “новой жизни”. В конце концов, он сидит здесь вместо того, чтобы встретить конец собственного “я”. Его вернули с того света. Возобновили его индивидуальный путь, прерванный без срока. Он жив, а не растворился в бездне небытия. Победил смерть. Восстал, как Лазарь новой Эры...

Эти самоуговоры казались чем дальше, тем отвратительнее. Даже сплюнуть захотелось.

– Кто ищет, вынужден блуждать, – сказал Атом как можно спокойнее, и перед ним тут же распахнулся голографический интерфейс Аккаунта.

Пока ты не пережил ни одной репликации, идёшь на каждую синхронизацию как на праздник – потому что знаешь, что она дарит тебе вечность. И логотип “Инфиниума” у тебя вызывает в основном позитивные эмоции, ибо ты ещё репликационный девственник, а пиарщики у этой корпорации работают на “А” с плюсом. И приходишь ты радостный, и улыбаешься андроиду на рецепции, и ложишься в тяжёлый саркофаг синхронизатора без малейшего дискомфорта. Всё потому, что знаешь: синхронизация закончится, ты встанешь и спокойненько уйдёшь восвояси, а твоя облачная копия ляжет на полочку до востребования.

Всё это происходит легко и радостно ровно до тех пор, пока ты после синхронизации не проснёшься в стерильной комнате с голографическим окном. Здесь ты слушаешь вступительную речь робота, и как бы “Инфиниум” не старался отвлечь тебя от суровой правды красивыми голограммами, ты впервые осознаёшь: я, рельсотрон мне в анус, сдох. Незнамо где, незнамо когда, незнамо как – окочурился. Отбросил гравиботы. Украсил праздник жизни своими внутренностями.

Эта мысль поначалу может даже показаться забавной. Ведь специально для тебя в “Инфиниуме” придумали термин “псевдосмерть”, который сглаживает впечатление от произошедшего и звучит почти не страшно. То есть ты умер как бы понарошку, на время, но теперь снова жив и беспокоиться, в сущности, не о чем. Но потом ты спрашиваешь себя: а что дальше-то? Тут и начинается кошмар под названием “пострепликационный синдром”, в народе имеющий немало различных именований, среди которых не последнее место занимает “душевная блевотина”. Его ты будешь бояться и ненавидеть до самой своей окончательной и бесповоротной кончины. Познакомившись с ним, на слияние с облаком ты начнёшь приходить в жутком мандраже, а символика “Инфиниума” превратится в дамоклов меч.

Атом пережил не одну репликацию и поэтому знал: не важно, что ты встанешь и пойдёшь после синхронизации как ни в чём не бывало. Это случится в любом случае. Важно лишь то, когда ты придёшь на следующую. И не проснёшься ли в промежутке между синхронизациями в стерильной комнате с голографическим окном.

Благодаря этому опыту первым делом Атом решил отыскать строку с датами – желал поскорее разделаться с самым неприятным, так сказать “оторвать пластырь”. Нашёл нужную вкладку, указал формат “квантовое земное время” и увидел вот что:

“Дата последней синхронизации: 12.08.4419. Сегодняшняя дата: 20.02.4422”.

– Чего? – снова возопил он, выпучив глаза. – Два с половиной года?!

Разочарование навалилось с новой силой. На миг даже захотелось удариться головой обо что-нибудь взрывоопасное. И тут же пронеслась мысль: хорошо, что Никси пока что отключена. У неё-то, синтетической души, пострепликационного синдрома не бывает. Уж она бы сейчас поиздевалась, ох как поиздевалась…

Усилием воли подавив отчаяние, Атом заглянул во вкладку “причины смерти”. Обнаружил там мерзкую, ненавистную, но в общем-то предсказуемую пустоту. Если тебя прикончили где-то за пределами сети “Инфиниума”, обстоятельства псевдосмерти ты не узнаешь, ибо такова политика корпорации. Хочешь летать по незащищённым секторам – летай на свой страх и риск. Только шиш тебе, а не подробная информация, если тебя там зажарят. Ещё логи из-за тебя, нарушителя, разбирать! Сам виноват, что узвездил так далеко – вот и все подробности.

Ну и, конечно, пришлось заглянуть во вкладку “транзакции” страхового счёта. С кислейшей из всех своих мин Атом просмотрел списание суммы за репликацию. В этом мире за всё нужно платить, а уж за возвращение с того света платить нужно втридорога. Денег у него, к слову, осталось только на одну репликацию. Потом, если какая-нибудь добрая душа не пополнит счёт, Атом станет до неприличия смертным. А таких добрых и богатых душ в его окружении пока не завелось…

В очередной попытке осмыслить произошедшее Атом лёг и закрыл глаза. Потеря накоплений – это, конечно, печально, но ещё не всё. Печальнее то, что он потерял два с половиной года. По какой-то причине предыдущий Атом целых два с половиной года не приходил на синхронизацию, хотя его тариф позволял ежемесячные слияния с облаком. А почему – кто теперь скажет? В теории, конечно, можно заплатить кучу денег и перевестись на вип-тариф, в который входит расшифровка логов. Но такими богатствами Атом точно не располагал. Значит, чтобы выяснить причину “псевдосмерти”, придётся проводить собственное расследование, пошагово восстанавливая свои перемещения. А как это делать без корабля? Ведь раз Атом погиб шут знает где, то скорее всего “Пилигрим” остался там же, и с ним могло произойти всё, что угодно. А каким уютным был этот полуторавековой старик!

Итак, денег нет, корабля нет. Всё, что Атом узнал за последние два с половиной года, всё что сделал, все, кого он встретил – всё осталось в той, другой голове, ныне утраченной. Остались лишь разбросанные по Галактике обрывки информации, которые можно попытаться собрать, носясь как мячик в арканоиде… Но и это ещё не все потери. При нынешних скоростях два с половиной года – это же целая вечность. Сколько всего он пропустил? Как теперь всё это навёрстывать?

– Никси, – позвал Атом, не открывая глаз. – Давай, просыпайся.

“Ого, – первым делом сказала его квантовая напарница, включившись. – Хм… М-да”.

– Столько междометий и ни одной издёвки. Я тебя не узнаю, подруга. Неужто при репликации налажали?

“Да нет, все контрольные суммы сошлись. Просто ты забыл, что я не сволочь. Не в моём характере издеваться над человеком, у которого случилось горе. Даже если это горе заключается в том, что он снова жив”.

– Вот всё и вернулось на круги своя, – кивнул Атом. – Здравствуй, мир, и чтоб ты сгнил, паскуда.

Он небрежным жестом закрыл голографический интерфейс и встал с кушетки. Тут же активизировалась следующая программа робота, который вдохновенно защебетал:

– За время вашего отсутствия кое-что произошло, не желаете ли ознакомиться с новостями? – рядом в воздухе возникло несколько популярных новостных лент. – Корпорация “Инфиниум” выбрала самое значимое индивидуально под ваши запросы. Если хотите узнать что-то ещё, только назовите тему!

– Исчезни, – вяло поморщился Атом.

Цветистая голограмма снова растворилась в воздухе, но Атом всё стоял и смотрел в одну точку, не шевелясь. Просто не мог заставить себя двигаться.

“Что, так сильно накрыло?”

Голос Никси звучал – небывалое дело! – сочувствующе. Атом тяжело вздохнул и кивнул.

“Хуже, чем в прошлый раз?”

– Не знаю. Не хочу сравнивать.

“Бессмысленно напоминать, что уныние иррационально?”

– Я помню об этом. Помню и унываю.

Никси не успела ничего сказать, потому что комнату огласил мелодичный звуковой сигнал, после которого снова зазвучало вежливое воркование робота:

– К сожалению, время, отведённое для пробуждения, подходит к концу. Корпорация “Инфиниум” будет признательна, если вы освободите первую зону для следующего нашего клиента. Пожалуйста, пройдите во вторую зону. Заработайте немного баллов солидарности и поучаствуйте в розыгрыше бесплатной репликации!

“Давай, Атом, соберись. Очередной бедолага на подходе”.

– Да, ещё одно тело, собранное на репликаторе. Как какая-нибудь булочка или шарик для подшипника, только должен заплатить за собственное производство и способен страдать.

“Ну вот, это прозвучало почти как шутка! Давай, мой хороший, делай ножками топ-топ из этой обители скорби”.

Очередной раз вздохнув, Атом поплёлся к выходу.

Снаружи его ждал столь же белоснежный и просторный коридор длиной в пару сотен метров. Он был замкнут в кольцо, и внутренняя стена представляла собой окно, за которым раскинулся ухоженный сквер со скамейками, а во внешней через равные промежутки располагались такие же двери, как та, из которой вышел Атом.

Здесь уже ходили люди. Красивые, с благородными чертами, словно каждый родился в подверженной суровому евгеническому отбору многовековой династии. Голографические маски скрывали истинную внешность, но с высокой точностью передавали все эмоции, так что божественные лица выглядели одно унылее другого. Атому же сейчас было так тошно, что он даже маску не включил – апатия пересилила стадный инстинкт.

При одной только мысли, что нужно возвращаться в мир и возобновлять жизнь, Атома едва не вывернуло наизнанку. К счастью, во второй зоне можно было остаться на несколько часов, так что он, недолго думая, направился в сквер.

Потолка над сквером не было: сверху проглядывало ясное голубое небо, которое уже начало розоветь с одной стороны. Призрачной дугой виднелось в этой голубизне искусственное планетарное кольцо, над которым белёсыми серпами зависла пара здешних лун. Над всеми репликационными центрами “Инфиниума” полёты были запрещены, так что во второй зоне, как и в первой, всегда стояла тишь и благодать.

Шагая по приятной короткой травке, Атом вдруг вспомнил, как прогуливался вот так по одной красивой экзопланете, ещё не затронутой глобализацией. И хотя растения там имели сиреневый оттенок, кислорода они производили в полтора раза больше, чем зелёные, так что голова с непривычки шла кругом. Прекрасный был день! Словно сон из прошлой жизни.

Едва мысль коснулась “прошлой жизни”, настроение Атома снова провалилось до уровня планетарного ядра. Он уныло обвёл глазами красоту сквера и вдруг увидел человека, который выделялся среди прочих. Тот сидел на скамейке и, судя по его неидеальной внешности, тоже не носил голографическую маску. Он был стар, но странным образом старость его украшала – правильное лицо словно создано было для морщин.

Хмыкнув самому себе, Атом подошёл и сел рядом с незнакомцем. Тот лишь покосился на соседа и продолжил созерцать фонтан, льющийся из большого каменного кувшина.

“Атом, я тут навела справки… Тебя больше двух лет считали пропавшим без вести. “Пилигрим” на радарах тоже не появлялся. Последний раз тебя видели на внешней кромке Рукава Ориона, потом сигнал перенаправлялся, так что его не отследить. Хорошая новость в том, что страховая готова восстановить твой корабль по слепку на момент последнего техосмотра”.

– А плохая?

“Придётся предоставить доказательства того, что крушение имело место и произошло не по твоей вине. Предлагают отрядить следователя всего за триста сикоинов в сутки плюс расходы на топливо. Соглашаться?”

Атом медленно, словно сквозь боль, прикрыл веки.

– Подруга, я благодарен тебе за беспокойство, но ты сама прекрасно знаешь, что ничего мне не возместят, потому что у меня нет средств на выяснение обстоятельств. Так что оставь это дело. Придётся добывать новый корабль.

Какое-то время Никси молчала.

“На тебя смотреть тошно. А ведь я – искусственная, мне просто так на жалость не надавишь. Давай хоть новый корабль тебе поищу?”

– У меня нет денег ни на новый, ни на старый, а моё отношение к займам ты знаешь. Лучше поищи какую-нибудь работу. Придётся долго и упорно вкалывать, чтобы накопить на приличный звездолёт.

После этих слов Никси надолго замолчала – видимо, с ядром нырнула в сеть. Атом же смотрел на воду и старался ни о чём не думать. Когда не думаешь ни о чём, на душе не так погано.

– Какой это раз? – вдруг спросил сидящий рядом старик.

– Третий, – таким же безжизненным тоном отозвался Атом.

Он был совсем не прочь отвлечься на беседу.

Старик невесело усмехнулся и обронил:

– А у меня двадцать третий.

– Значит, со временем легче не становится?

– Раз на раз не приходится. Чем чаще помираешь, тем легче синдром. Был у меня друг, который перешёл дорожку не тем людям. За один год его больше тридцати раз реплицировали. Так под конец он вообще как машина вставал и уходил из репликационного центра. Правда, он и жил как машина, ничем его было ни расстроить, ни обрадовать…

– А почему именно “был”?

– Так деньги на счету кончились.

– Я так и подумал.

У Атома тоже были знакомые, ныне существующие только в качестве сжатого слепка в базах “Инфиниума”. Застрявшие в безвременье. Таково бессмертие сорок пятого века – ты будешь жить, пока у тебя есть деньги. Как только они заканчиваются, в тебе появляется что-то от камикадзе. Атом никогда не бывал в таком положении, но слышал рассказы о людях, продающих всё своё имущество, лишь бы хватило на ещё одну репликацию. Слышал о тех, кто вдруг решался на кражи, ограбления, брался за заказные убийства, нанимался к пиратам. Всё потому, что пока у тебя есть деньги, главная твоя проблема – пострепликационный синдром, а как только они заканчиваются, в тебе просыпается синдром Персея, то есть страх перед перспективой провести вечность в статичном бездумном состоянии. А эта дрянь, если верить рассказам, пострашнее.

– У вас опасная работа? – спросил Атом и тут же пояснил в ответ на вопросительный взгляд собеседника: – Двадцать три репликации – это немало.

– А, да… Я следователь. Часто доводилось бывать в неохраняемых системах. А так как мой работодатель является подрядчиком “Инфиниума”, мне полагается скидка на репликации. Особый тариф, все дела.

– И доступ к причинам смерти небось есть?

– А то как же. От причины смерти зависит вычет из оплаты.

Атому в голову вдруг пришла мысль, которую он тут же озвучил:

– А разве не логичнее на такую работу ставить андроидов? Спасатели, например, уже несколько веков сплошняком андроиды. Да и солдаты тоже. Почему следователи до сих пор люди?

Старик усмехнулся.

– Пробовали уже так делать. Компания начала нести убытки. Видите ли, солдат и спасателей посылают, чтобы они выполнили задачу. В самой их миссии заложен риск смерти во время выполнения задания. Следователь же должен не только выполнить задачу, но и вернуться, потому как без этого его работа останется невыполненной. А ещё он должен вернуть транспорт компании, что немаловажно. Андроид может быть отличным следователем, но он – имущество, и знает об этом. К нему не применимы меры наказания и поощрения, а значит в него нельзя заложить достаточно мотивации. А создавать слишком очеловеченных андроидов, как вы знаете, незаконно. Так что андроиды расследуют дела в безопасных зонах, а в опасные всегда отправляют людей. Частный случай необходимого человеческого фактора. Такие дела.

– А ещё с человека можно содрать деньги за репликацию.

– Куда же без этого.

Атом молчал какое-то время, но вскоре очередная мысль с такой силой ввинтилась в его мозг, что он не выдержал и выдавил сквозь зубы:

– Как же всё это по-идиотски!

Собеседник его не понял и решил уточнить:

– Наживаться на репликациях людей? Тут можно поспорить. Странно было бы наоборот, если бы никто не наживался…

– Да нет же, – отмахнулся Атом. – Я о пострепликационном синдроме. Почему мы вообще его испытываем? Ведь по большому счёту он иррационален! Мы не умираем, а продолжаем жить – так почему нам каждый раз так погано, что хоть садись на транквилизаторы? Победа над смертью приводит к страданиям – ну не смешно ли?

– Ну, есть распространённое мнение, что к синдрому приводит дефект в алгоритме репликации.

– Да, я знаю, только чушь всё это. Репликация точна настолько, насколько вообще может быть точно копирование. Вы разве не слышали истории про клонов? Когда из-за сбоя чипа человека считали погибшим, и потому реплицировали новый его экземпляр? Клоны выглядели и действовали точно так, как оригинал, с точки зрения копирования они были идеальны!

Старик вдруг посмотрел на Атома очень заинтересованно. Морщинки в уголках его глаз углубились, и взгляд сразу стал лукавым.

– То есть вы считаете, что репликация безупречна?

– Я считаю, что синдром возникает не из-за неё, – Атом так распалился, что даже не замечал повышенного внимания посторонних. – Просто мы так боялись, так хотели обмануть смерть, что обманули сами себя. Чем вызывается синдром? Ведь в основном материальным уроном, который мы несём из-за псевдосмерти. Вот и получается: мы больше не боимся умереть, потому что знаем, что нас вернут – теперь мы боимся тягот возобновлённой жизни! Да древние бы хохотали до инсульта, услышав такое! Смерть, которой боялись они, превратилась в симулякр, вместо экзистенциального ужаса смертного теперь есть синдром Персея, но знаете что не изменилось? Страх! Мы поменяли один на другой, вот и всё! Только в сравнении с тем, чего боялись предки, наш страх выглядит наивным посмешищем. Ах, мне так страшно, что я потеряю деньги и время, хуже этого ничего не может быть! Ещё бы, ведь я понятия не имею, что значит иметь только один шанс прожить жизнь!

К концу своей речи Атом вдруг понял, что сказал не совсем то, что собирался. Но так как произносить долгие эмоциональные монологи он не привык, то выдохся и потому решил не продолжать.

Его собеседник заговорил не сразу.

– Я, конечно, всего лишь человек, который прожил долгую жизнь, – сказал старик. – Могу заблуждаться. Но вы правда думаете, что пострепликационный синдром – это только разочарование от материального ущерба?

– С удовольствием выслушаю вашу версию, – буркнул Атом.

– Мы не помним свою смерть. Ни одну из них. Знаем только, что живы, хотя должны быть мертвы. Как считаете, может это накладывать свой отпечаток?

– Я пока не понимаю, к чему вы клоните.

Старик вздохнул и снова повернулся к фонтану, который без устали гонял по кругу одну и ту же воду.

– У всего есть начало и конец. Это естественный порядок вещей. Жизнь должна заканчиваться смертью, а смерть – новой жизнью, но никак не той, что уже закончилась.

– А, догнал, – кивнул Атом. – “Никто из нас не выберется отсюда живым” – так говорили древние. А ещё они верили в реинкарнации. Вот только когда репликация человека стала доступна массам, все эти религии, описывающие сотни видов посмертия, превратились в реликт. В тот же самый день. Зачем верить в посмертие, если можно просто не умирать и жить вечно?

– Даже если эта вечность нарисована пунктиром?

Атом попытался найти быстрый ответ, но в вовремя обнаружил, что фраза собеседника имела двойное дно, так что корректно возразить не получилось бы.

– Так или иначе, – продолжил старик, – бессмертие, которое предлагает “Инфиниум”, весьма относительно. За полтысячи лет, пока осуществляются репликации человека, охват пользователей составил всего двадцать один процент от общего населения Галактики. Да, мы, как самый “цивилизованный” или попросту технически продвинутый слой общества, стали забывать настоящий страх смерти. В то же время семьдесят девять процентов наших сородичей попросту отрезаны от того, что “Инфиниум” гордо называет “величайшим достижением человечества”. Большинство наших современников смертны, как и наши предки тысячи лет назад. У них и в самом деле только одна попытка. И среди них, кстати, учения о посмертии до сих пор живы. Многие из них даже считают репликацию людей самым порочным изобретением всех времён.

– Я встречал таких, – покивал Атом, скептически сморщившись. – Всё, что им недоступно, они готовы хоть на кострах сжигать, но как только предоставится возможность, тут же начинают без зазрения совести пользоваться всеми благами технического прогресса. А другие вообще твердят, что репликаторы крадут души. И первые здесь – лицемеры, а вторые – мракобесы. Нет тут никаких странностей, всё в рамках обычной человеческой натуры.

– А если отсеять мракобесов и лицемеров? Нет, я, конечно, не претендую на откровение, мои аргументы стары как мир… Но что если в словах этих людей есть зерно истины? Если я погибал двадцать три раза, то сколько раз я жил? Двадцать четыре или только один?

– Это уж как вам больше нравится, – пожал плечами Атом.

– Так не в этом ли дело? Мы так размыли понятия жизни и смерти, что больше не знаем, бессмертны мы или безжизненны. Каждый раз, когда нас реплицируют, мы возвращаемся в исходное состояние неопределённости, которое само по себе глубже и сильнее, чем наша воля к жизни. Ведь больше всех жив тот, кто знает, что умрёт. А что остаётся нам, заложникам бесконечности? Выживание, псевдосмерть, репликация, снова выживание, снова псевдосмерть, снова репликация… А если кончились деньги, то мы тоже не мертвы, а лишь заморожены, поставлены на паузу – так где же в итоге жизнь?

Атом с сомнением покачал головой.

– На мой взгляд, вы занимаетесь софистикой. Мы живы с момента рождения или репликации и до каждой псевдосмерти. Всё остальное – это никакие не промежуточные состояния, не паузы, а просто небытие. Не важно, есть у нас деньги на страховом счету или нет. А синдром Персея, если хотите моего мнения, – это ничто иное, как порождение разума, испорченного идеей вечной жизни. Да, если мы хоть раз синхронизировались с облаком, небытие становится обратимым. Но только и всего.

Старик не ответил. Атом всё ждал, что ему что-нибудь возразят, но в итоге лишь сильнее проникся версией оппонента. Что-то в словах этого странного человека всё-таки было. Попахивало, конечно, дремучей архаикой, но всё же…

И когда Атом совсем уже было решил, что разговор окончен, старик вдруг спросил:

– А слышали вы о тех, кто умышленно опустошает свой страховой счёт?

– Конечно, – кивнул Атом. – Это же модная форма самоубийства. Правда, юридически до сих пор не закреплённая.

– Потому и “почти”, что это нельзя назвать самоубийством. Нет ни факта смерти, ни факта самовредительства. И всё же, что движет этими людьми?

– Я слышал, есть секта такая. Они считают облачное хранилище чем-то вроде рая, и потому стремятся осесть в нём навсегда. Очень малочисленная, знаете ли, секта.

– Я говорю не о сектантах, – досадливо отмахнулся старик. – А о тех, кто устал жить. Тех, кто в дополнении к договору с “Инфиниумом” ставит галочку напротив “Удалить все мои облачные копии после остановки тарифа”. Думаете, этот раздел существует только для уникумов? Потому и существует, что явление распространённое… И, кстати говоря о предках – даже они, которые жили меньше столетия, понимали, что вечная жизнь – это скорее проклятие, чем благо. В культуре древности существует масса тому доказательств.

– В том-то и дело, что они жили меньше столетия, – возразил Атом. – Стало быть, говоря о вечной жизни, они говорили о том, чего не знают. Нельзя судить современного хомо сапиенса мерками предков, живших пять тысяч лет тому назад. С их точки зрения мы скорее боги, чем люди.

– Может и так. Но не слишком ли мы зазнались в подобных рассуждениях? Неужто прошлое больше ничему не может нас научить?

На это Атом возражать не посмел. А старик вдруг улыбнулся и продолжил:

– Каждый раз, когда оказываюсь в репликационном центре, я задумываюсь: сколько ещё? И этот синдром, он для меня не признак материальной утраты, а как будто от меня самого остаётся всё меньше и меньше, понимаете? Я будто постепенно растворяюсь в космосе. И дело, конечно, не в том, что меня неправильно реплицируют. Я всё тот же, что и двадцать три псевдосмерти назад. Просто я устал. И однажды я скажу себе: всё, этого достаточно. Мне хватило этой жизни сполна. И тогда я открою дополнение к договору и поставлю ту самую галочку. Не потому, что я слаб или глуп, а потому что я получил от этой жизни всё, что хотел.

– Или же просто перестал хотеть, – твёрдо сказал Атом. – Я даже не могу вообразить, что бесконечность, которая окружает меня, может когда-то наскучить. С каждым днём она как будто становится ещё бесконечнее и манит всё сильнее. Никакая усталость, никакое отчаяние не перекричит этот зов. Нет для меня ничего притягательнее. Поэтому пострепликационный синдром так раздражает: он как соринка в глазу, как гиря, привязанная к ноге. Вместо того, чтобы следовать зову великого, я страдаю из-за мелочей. Но никакого экзистенциального кризиса у меня это не вызывает. Так что, боюсь, консенсуса мы с вами так и не достигнем.

Старый следователь пристально посмотрел на собеседника и снова улыбнулся. По-доброму, искренне, естественно – морщины на лице снова сложились в законченную картину.

– Ну что ж, тогда желаю вам сохранить это в себе как можно дольше.

“Атом! – очень вовремя влезла Никси. – Я нашла тебе отличную работу! Ищут пилота, который сможет доставить третий класс с грузом на Тринидад. В качестве оплаты предлагают сам корабль!”

“Чую, та ещё развалюха, – мысленно ответил ей Атом и поднялся на ноги. – Соглашайся”.

“Поняла. Только поторопись, а то там вроде как конкурс…”

– Спасибо за беседу, – сказал Атом, обращаясь к старику. – Было познавательно, но я и впрямь постараюсь сохранить в себе всё как есть.

– А кто бы не старался? – хмыкнул тот и, кивнув на прощание, снова уставился в фонтан.

Уже переходя из репликационного центра в транспортный хаб, Атом ощутил, что синдром его отпускает. Надо сказать, случилось это значительно быстрее, чем в прошлый раз. То ли начала вырабатываться привычка, то ли пустопорожние разговоры у фонтана в кои-то веки принесли пользу – трудно сказать. Но факт есть факт – от мыслей о продолжении жизнедеятельности уже не тошнило.

“Главное, чтобы зов не замолкал, – подумал Атом, задрав голову к небу. – Без него-то хоть прямо сейчас тариф останавливай...”