Читать онлайн
"Тайна дворянской усадьбы"

– Начинаем нашу воскресную радиопередачу «С добрым утром»!

Мужчина страдальчески поморщился и открыл глаза. Состояние слегка муторное, даже вставать не хотелось. Отзвучали весёлые вступительные аккорды и женский голос радостно поприветствовал граждан Советского Союза:

– С добрым утром, дорогие друзья! С добрым утром и с хорошим летним днём!

Столяр, а последние три года ещё и слесарь, и токарь в одном лице, Кимыч, все соседи только так его и называли, проснулся после лёгкого бодуна. Вчера в Доме культуры отмечали день рождения Степана, местного электрика и немного перебрали. Душа требовала опохмела и если не вина, то хотя бы пива. Под солнечную песенку в исполнении Марии Пахоменко, зевнув, Кимыч пошлёпал босыми ногами по крашеному дощатому полу на кухню. Несмотря на то, что было довольно муторно, он пытался насвистывать мелодию песенки, к своему удивлению попадая в ноты. . Доски слегка поскрипывали, информируя соседку снизу Клавдию Петровну о его передвижениях.

«Ох, и любопытная же баба!», – с досадой вспомнил о ней Кимыч и с надеждой потянул на себя ручку холодильника. Лицо расплылось в довольной улыбке. Он не был уверен, но надеялся, что одна бутылка "Жигулёвского" должна оставаться внутри. Память не подвела, всё же хватило вчера ума и силы воли, вернувшись домой со дня рождения, не тронуть купленную на всякий случай спасительную бутылочку с янтарной жидкостью. Держа в слегка дрожащей руке, (не от хронического алкоголизма, боже упаси, а всего лишь в предвкушении божественного вкуса), Кимыч поискал глазами открывалку, но не нашёл. Вздохнул и машинально по вагонно-железнодорожной привычке приставил горлышко с жестяной пробкой к краю кухонного столика и сверху шлёпнул мозолистой ладонью рабочего человека. С опозданием вспомнив, что вместо варварского способа, портящего столешницу, мог воспользоваться черенком вилки или ложки. С пшиком и струйкой полупрозрачной белой дымки, бутылка освободилась от ребристой пробки, и он с наслаждением присосался к горлышку. Пузырики приятно щекотали нёбо, вкусное холодное пиво стекало по гортани вниз – жизнь снова налаживалась. Остальную часть он уже смаковал, глотая небольшими порциями. По батареи снизу забарабанили ложкой, он едва не поперхнулся последним, самым сладостным глотком.

Под вторую барабанную дробь по батареи, он подобрал с пола упавшую пробку и выбросил в мусорное ведро. Время собираться. Нет, не на работу (выходной у него), а вынести мусор. Клавдия Петровна напоминала столь нехитрым способом и ему, и остальным соседям, что через пятнадцать минут приедет мусорка. Водители больше положенного времени ждать не любили и можно остаться с вонючим ведром на кухне до следующего дня. В синих трениках с вытянутыми коленками, в майке алкоголичке и полукедах на босу ногу, Кимыч вышел из прокуренного подъезда (Витька из четвёртой квартиры, что на втором этаже, точно по морде получит) и сощурился от яркого утреннего солнца. Поутру отлично дышалось, густые ярко-зелёные кроны деревьев, сохраняли под собой свежесть и приятную прохладу.

«Хорошо, то как!»

– Здарова, Кимыч! – протянул худосочную руку Петруха Шустов из соседнего подъезда их панельной пятиэтажки. – Слыхал, нам во дворе, вместо фонтана и футбольного поля, собираются ещё дом построить.

– Они охренели, что ли?! – возмутился от услышанной новости Кимыч, – такое место отличное для детишек и на тебе, решили испоганить.

Про то, что фонтан, если и попрыскал вверх тощей струйкой воды всего месяц после того как его запустили, все давно забыли. Летом, вот уже четыре года подряд, он стоял пустой и пыльный, лишь с небольшой лужицей по центру. Зато после зимы, дети получали огромное удовольствие. В заполненный до краёв талой и дождевой водой круглый резервуар фонтана, они накидывали всякого громоздкого мусора, в виде ящиков, разных ржавых запчастей от велосипедов и прочего металлолома. А затем рыбачили, забрасывая в воду верёвку с крюком. После нескольких попыток зацепить, вытягивали свой улов. После обратно всё зашвыривали. И опять начинали сначала. Столь непритязательное развлечение доставляла детям море удовольствия. А футбольное поле вообще не пустовало. Весь сухой сезон разновозрастные команды гоняли мяч, а зимой жители двора выколачивали на заснеженном прямоугольнике ковры и дорожки с половичками.

– Ну, чего встали? – из подъезда вышла Клавдия Петровна в васильковом халате и с накрученными на голове трубочками бигудей. – Забыли, что мусорка теперь возле подстанции будет стоять?

– И тебе доброе утро, Петровна! – съязвил столяр, покосившись на соседку.

– И, правда, Кимыч, что-то мы с тобой тупанули! Спасибо, Клавдия Петровна!

Из подъездов выходили жильцы дома с вёдрами и выстраиваясь в цепочку, направлялись к приземистому серому зданию трансформаторной подстанции, что располагалось в метрах десяти от торца дома.

– В магазинах очереди, мусор выбросить очереди – вся наша жизнь из очереди…

– Не ворчите, Иван Кузьмич, – заулыбалась Нина Васильевна, учительница младших классов. – Смотрите, какая чудесная погода, воробьи вон чирикают. Успеете ещё в домино козла забить, день только начинается. – Очередь весело рассмеялась.

– Я не ворчу, а просто констатирую факт, – постарался оправдаться пожилой мужчина, украдкой и с завистью посмотрев на столик во дворе, где трое его закадычных дружков-пенсионеров перемешивали чёрные костяшки. Им хорошо, у них жёны мусор выносят.

Из соседнего двора раздалось урчание мотора.

– Едет! Едет! – как эстафетная палочка, пронеслась информация по длинной очереди. Из-за дома выехал ГАЗ-53А с жёлтой кабиной и голубовато-грязного цвета железным контейнером и чмыхнув, остановился. Из кабины выскочил мускулистый парень и натянув на руки рукавицы, откинул крышку бункера. Пока жильцы вытряхивали содержимое вёдер и стучали ими о край бункера, выбивая прилипшие ко дну отходы, он дымил в сторонке беломориной.

– Хватит пока, ждите, – внутри возвышалась гора мусора и места для следующей партии не имелось. Выплюнув изжёванный окурок, мусорщик снова надел рукавицы, снял закреплённую над бункером шуфлю и равномерно распределил по отсеку набросанный мусор. Вернув лопату на место, потянул с правой стороны контейнера рычаг. Толкающая плита медленно вдавила мусор в почти заполненный отходами большой бункер. На землю полилась вонючая струйка мутной жидкости.

– Соковыжималка, – хмыкнул Кимыч.

После отжима рычага обратно, плита вернулась на место. Жильцы в очереди поморщились от неприятного запаха и поспешили быстрее выбросить свой мусор. Клавдия Петровна заглянула в ведро и недовольно поморщилась. По стенкам грязные мокрые разводы и к тому же вонючие.

«Ну, не нести же такое ведро домой!»

Она решила зайти за выложенное из белого кирпича здание подстанции и пучком травы вытереть грязь, благо травы там по пояс (Ох, Надька, пожалуюсь я на тебя в домоуправление), а дома вымоет, как надо. Продолжая бурчать на дворничиху, она скрылась за углом здания. Очередь уже вся рассосалась, мусорщик, лязгнув крышкой бункера, резво запрыгнул обратно на пассажирское место в кабину. ГАЗ-53А, выбросив клуб сгоревшего топлива, поехал к следующей группе новеньких панельных пятиэтажек – хрущёвок, как привыкли их называть горожане.

Кимыч поискал глазами Петруху, хотел у него попросить чистилку для труб. Это три металлических прутка, толщиной с палец и по метру длинной. Они последовательно соединялись между собой на резьбе. У первого прутка наварен спереди металлический ёршик из скрученной толстой и тонкой, но жёсткой проволоки. Очень удобно прочищать забивающиеся жиром и всяким мусором сантехнические трубы на кухне. Кимыч собирался себе сварить такую же полезную приспособу, но на данный момент, в Доме культуры, где он работал, не нашлось подходящего материала.

«И куда это сосед свалил? Домой, что ли? Вот уж несерьёзный человек, даже не обождал!»

Размышления Кимыча прервали истошные вопли Петровны. Столяр недовольно поморщился, слишком уж пронзительно издавала неприятные звуки соседка.

– Ой, люди! Ой, божечки! Да, что ж такое делается?! Убили, антихристы!

– Ты, чего там разоралась, Петровна?! – Кимыч зашёл за подстанцию и замер. Эмалированное ведро выпало из руки, но из-за высокой травы не покатилось, а осталось лежать рядом. Перед голосящей Петровной и озадаченным слесарем, вытянувшись, вдоль запыленной тыльной стены, лежало длинное тело сухонькой старушки в сиреневом халате, слегка прикрытое вырванными пучками травы. Одна пола халата задралась, обнажив худые икры ног. Тапок, слетевший с правой ноги, валялся в полуметре от тела. Седые волосы, собранные в пучок, слиплись от засохшей крови, недалеко лежала половинка кирпича со следами крови и блеснувшими на солнце волосинками.

– Делаааа,.. – нервно протянул Кимыч. В убитой старушке он опознал уборщицу их Дома культуры Вишневскую Софью Алексеевну. Хоть ей уже около семидесяти лет, но оставаясь в здравом уме, с прекрасной памятью, она продолжала работать. Кимыч, хорошо её знал, не раз бывал в её однокомнатной квартире. Мало ли чем может помочь пожилой женщине в домашнем хозяйстве мастер на все руки. То кран починить, то полочку на кухне повесить. К тому же чуть больше трёх лет они вместе работали в ДК. Он доподлинно знал, что Софья Алексеевна являлась бывшей хозяйкой, вернее наследницей старинного особняка – большой дворянской усадьбы почти в центре города. Именно в нём сейчас и располагался Дом культуры. Органы женщину не трогали, во время революции ей исполнилось всего тринадцать лет. После смерти родителей, в четырнадцать лет попала в детский дом, затем учёба в ФЗУ. Во время Великой Отечественной войны оказалась в городском подполье, после предательства и провала, чудом смогла избежать ареста и выжить. После войны окончила пединститут (исторический факультет), и некоторое время преподавала историю в школе. В конце шестидесятых перешла работать в музей, размещённый в её родовом гнезде, где и пробыла до пенсии. Решением обкома партии и облисполкома, музей переместили в другое историческое здание в самом центре города, а бывшую усадьбу из музея немного перестроили под нужды культуры. Учитывая заслуги Софьи Алексеевны, ей разрешили работать уборщицей в новом учреждении, несмотря на её уже почтенный возраст. Нередко, учитывая её дворянское прошлое, Софью Алексеевну приглашали для консультаций по дореволюционной тематике при проведении тех или иных мероприятий. Да и из городского драматического театра частенько обращались к ней за помощью. Безобидный и отзывчивый человек. И вот такой драматический конец…

«Какая сука подняла руку на неё?!» – Кимыч тяжело вздохнул.

– Петровна, хватит голосить. Успокойся, истерикой уже не поможешь и её не воскресишь. Пойду к председателю кооператива, позвоню от него в милицию...

У столяра пока не имелось домашнего телефона, его очередь на установку ещё не подошла и неизвестно, как скоро сие долгожданное событие случится.

* * *

Сергей Кольцов с тоской посмотрел в окно. Лёгкие пушинки снега кружились в хороводе, постепенно опускаясь вниз. Клонило ко сну, совещание длилось уже около часа, глаза периодически против его воли смыкались, Сергей встряхивал головой и пытался сосредоточиться, слушая речь директора. Этой ночью толком не выспался, засиделся дома допоздна за эскизами детского кафе-мороженого. А тут с утра планёрка в кабинете директора. Как комсорг и член партбюро Дома культуры, Сергей обязан на ней присутствовать, хотя какой-то острой необходимости и пользы в этом абсолютно не видел. Обсуждали план мероприятий на предстоящие новогодние праздники. Дверь, ведущая в приёмную, приоткрылась, в кабинет заглянула секретарша:

– Михаил Иванович, к вам от Николая Трофимовича по поводу новогоднего огонька.

– Пропусти, пускай заходит.

В кабинет вошёл молодой парень в сером пиджаке, одетом на шерстяной свитер, перед собой в руках он держал картонную коробку. Судя по его напряжённому лицу – тяжёлую. Он попытался её поставить на стол директора.

– Не сюда. Раздайте товарищам…

Парень молча раскрыл коробку и, удерживая левой рукой, по очереди, доставая из неё тёмно-коричневые стеклянные бутылки с пивом, прошёлся вдоль длинного стола и поставил перед каждым сидящим по две штуки.

– Товарищи, – обратился Михаил Иванович к присутствующим, – пивзавод просит у нас помещение кафе и вестибюль с ёлкой для проведения огонька. Так, так,.. – директор полистал календарь, сверился с записями в большом блокноте. – Ага! Вот! 28 декабря пока свободно… Какие у кого будут предложения? Согласны?! Так и решим. Передайте Николаю Трофимовичу, – обратился он к представителю пивзавода, – 28 декабря кафе полностью в вашем распоряжении.

Парень благодарно кивнул головой и вышел из кабинета, держа в руке пустую коробку.

– Валентин Петрович, – обратился директор к энергетику, – что у нас с праздничной иллюминацией на фасаде? Успеете смонтировать за два дня?

– Уложимся в сроки, Михаил Иванович, – подтвердил тот. Платонов хоть и работает в Доме культуры чуть больше года, но успел показать себя специалистом своего дела, а уж как поёт… Сотрудницы буквально млеют, слушая его. В свои пятьдесят три года он по прежнему молод, полон энергии и завидный кавалер!

– Александр Валентинович, а что-то ты сегодня молчаливый такой? – спросил парторга Михаил Иванович.

– Всё юные пионеры из головы не выходят. Эти сорванцы вчера в подъезде напакостили, а после жена мне всю плешь проела.

Сидевшие за столом с интересом посмотрели на парторга. Александр Валентинович такой же любитель рассказывать разные истории, как вахтёр их Дома культуры Митрич.

– Александр Валентинович, – улыбнулся энергетик, – парторгу не к лицу плохо о советских пионерах отзываться.

– Не к лицу, – согласился с ним парторг, – но порция крапивы по мягкому месту им точно не помешала бы.

– Что они натворили? Давай рассказывай, – не выдержал директор.

– Вчера пришли днём и сказали, что собирают макулатуру. В школе им задание дали. Дело полезное и нужное. А я как раз приготовил несколько увесистых стопок старых журналов, думал на дачу отвезти. Но раз пионеры просят, то решил, пусть забирают. Вынес их на лестничную площадку, говорю – забирайте. А сам прилёг на диван перед телевизором и задремал. Разбудила, вернувшаяся из похода по магазинам, жена и всыпала мне, старому дурню, по первое число. Оказывается, эти сопляки, увидели несколько годовых подписок журнала «Техника молодёжи» и тут же на площадке сели и выдрали все понравившиеся им картинки. Ушли, оставив мусор и разбросанные по всей площадке разодранные журналы.

Дождавшись, когда в кабинете стихнет истерический смех и все успокоятся, директор вытер платком выступившие слёзы:

– Ох, и уморил ты нас, Александр Валентинович, своими пионерами, – и после добавил, – планёрка окончена, все свободны. Кольцов, погоди! Сергей, ты не забыл, что после обеда, в 15:00 у меня в кабинете утверждение эскизов? Будет секретарь райкома партии. У тебя всё готово?

– Готово, Михаил Иванович.

­ – До ночи работал? То-то я заметил, что зевал всю планёрку. Скажи спасибо парторгу, что взбодрил. Пиво вечером выпьешь, а до утверждения ни капельки! Ты меня понял?

* * *

Ожидая, пока Сергей Кольцов разложит на столе эскизы, второй секретарь райкома партии Колесов Эдуард Николаевич и директор Дома культуры стояли у стены под портретом Владимира Ильича Ленина и негромко разговаривали. Начальник отдела пропаганды и агитации райкома партии внимательно рассматривал выкладываемые листы ватмана.

– Эдуард Николаевич, что там с делом нашей уборщицы? В коллективе ходят разные слухи, рот ведь людям не заткнёшь.

– Михаил Иванович, можете успокоить своих сотрудников. Преступник задержан. Обычное бытовое убийство. Сосед, невзлюбил интеллигентную старушку, она, к тому же, за день до того, не одолжила ему рубль на вино. Находясь на тот момент уже в нетрезвом состоянии, подозреваемый со злости стукнул её кирпичом. Дело уже передано в суд.

– Спасибо, Эдуард Николаевич! Кольцов, долго ещё?

– Я готов, Михаил Иванович.

Сергей взял в руку небольшую пластмассовую указку и принялся объяснять свою идею оформления детского кафе. Его немного смешило, что райком партии держит на своём контроле создание безобидных картинок и резных панно в интерьере.

«Им что, больше заняться нечем?»

– Учитывая, что название кафе «Солнышко», то при входе в помещение дети сразу видят изображение солнышка, которое качается на качелях, свисающих с облачка. Я предлагаю настенную роспись, а само солнышко, его сжатые кисти рук, которыми оно держится за верёвки и ботиночки вырезать из дерева. Изображение получается объёмным, что должно понравиться детям.

– Кольцов, ты в этом уверен?

– На все сто процентов!

– Допустим. Дальше что у тебя там?

– На основной стене кафе применяю такое же сочетание настенной росписи и резьбы. Композиция состоит из трёх резных панно. По центру я расположил избушку на куриной ножке. На её фронтоне вывеска «Мороженое». Из окошка Баба Яга смотрит на кота, который купил у неё мягкое мороженое, а слева сидит колобок на пеньке и с наслаждением ест эскимо.

– Подождите, – вмешался начальник отдела пропаганды и агитации, – изображая Бабу Ягу, вы тем самым намекаете, что у нас в общепите работают некрасивые пожилые продавщицы? Я считаю это поклёпом на советскую торговлю! Эдуард Николаевич, я категорически против Бабы Яги!

– Ну, что, Кольцов, надеюсь и в материале, будет всё так же красиво, как на картинках нарисовал, – не обращая внимания на гримасы начальника отдела и его мнение, Колесов наложил резолюцию на каждый лист ватмана и размашисто расписался.

– Можешь сразу же приступать к работе.

– Спасибо, Эдуард Николаевич! – Сергей собрал листы ватмана и попрощавшись, вышел из кабинета.

* * *

– Кимыч, нужно склеить щиты из осиновых досок, что вчера привезли. Вот размеры, смотри.

– Так это для твоих панно доски привезли? Ну, надо, так надо – склеим, – столяр внимательно изучил размеры заготовок, затем перевёл взгляд на железные струбцины.

– Я перед тем, как делать эскизы, смотрел их длину, забыл что ли, Кимыч? Хорошо, что доски в размере и отфугованы заранее, нам меньше возни. Специально в цех ездил, чтобы сразу в размер распилили.

– Это точно, возни меньше. Правильно сделал, что проследил, – согласился с Сергеем столяр, – Чем клеить будем? Казеиновым или ПВА?

– Лучше ПВА. Я проверил, вполне качественный клей в этот раз закупили. Кстати, Кимыч, нашли убийцу уборщицы, скоро суд. Жалко Софью Алексеевну, хорошая женщина была.

– Я уже в курсе. Директор нашим подробно рассказал, что ему в райкоме удалось узнать. Вот только я не верю в версию милиции, что её Сенька-алкаш убил. Вот не верю и всё тут! И никто меня в этом не переубедит.

– Какой ещё Сенька? – спросил Сергей.

– Да в соседнем доме живёт, в одном подъезде с Алексеевной. Ей государство однушку десять лет назад дало. Никого у неё не было, так что ей вполне этой квартиры хватало. А Сеньку, сколько помню, его всё время так и звали – Сенька-алкаш. Совершенно безобидный, даже когда напьётся, ни на кого голос не повысит, не то, что руку поднять. Что-то здесь не так... Да и с ней самой, последнее время, непонятка творилась. Обычно жизнерадостная и компанейская, а тут вдруг стала замкнутой и малообщительной. У меня сложилось впечатление, что она кого-то или чего-то боится. Я ведь по-соседски здесь с ней часто общался. Она мне много рассказывала про усадьбу, где, что и как здесь раньше всё устроено было. Ведь сколько всего за годы изменилось, несколько раз ведь перестраивали. То под музей, или вот под Дом культуры. Особенно наверху. Только подвалы практически остались прежними. Ты, вообще-то, в курсе, что в помещении, где у рабочих сцены хранятся декорации, раньше хозяйский винный погреб был?

– Нет, первый раз от тебя слышу! О, даже интересно стало! Может поискать получше и завалявшаяся бутылочка Шустовского коньяка найдётся?

– Поищи, поищи, тем более она как-то разоткровенничалась и намекнула, что в старых тайниках есть кое-что интересное, – то ли в шутку, то ли всерьёз посоветовал Кимыч. – Но потом, правда, спохватилась, что лишнее рассказала и всё на шутку перевела. Я позже пытался её разговорить, но тщетно.

– А чего это она с тобой так себя повела и всё рассказывала.

– Так моя бабка по матери у них горничной работала. Вроде и город наш не маленький, но как будто-то в деревне живём. Все знакомы и друг дружку знаем.

– Ух, ты!

– Вот тебе и ух ты. Родители Алексеевны очень богатые были и свои сокровища не смогли полностью увезти. Бабка, то у них до последнего дня работала. Говорила, что хозяев не большевики расстреляли, а какие-то военные или бандиты, но точно не помнила. Тогда многие в различной форме ходили, да и столько лет прошло.

– Так, а если её расспросить поподробнее?

– Ты, что?! Её уже лет двадцать пять назад, как похоронили. А знаешь, мне сейчас мысль одна в голову пришла – наверное, всё же не зря Алексеевна сюда когда-то на работу устроилась. И в музее работала и вот уборщицей в Доме культуры.

– Может хотела найти тайник или тайники?

– Вполне возможно. И, я вспомнил, наверное, попытки её оказались небезуспешны.

– Кимыч, с чего ты так решил?

­ – Понимаешь, видел у неё как-то старинное серебряное колье с камушками. Очень красивое и как я предполагаю, цены немалой! Она сказала, мол, это привет из прошлого.

– Что здесь такого? Смогла сохранить семейную реликвию несмотря ни на что.

– Да, нет! Я так не думаю. Если бы она его сохранила, то сказала бы, к примеру, что это память о прошлом. А вот выражение «привет из прошлого», немного другое значение имеет. Как бы недавно сей предмет получила.

– Чёрт возьми, Кимыч, заинтриговал ты меня! Что-то мне захотелось разобраться в этом странном деле. А ж руки зачесались!

– Вот, что чесоточник, у меня есть хорошая мазь на берёзовом дёгте, неделю помажешь и всё пройдёт.

­ ­– Да, ну тебя, Кимыч! Вечно ты со своими подколками, я ведь серьёзно.

– Если серьёзно, то можно попробовать, а пока давай­-ка делом лучше займёмся. Не забыл ещё про щиты? Не то из комсорга и члена партбюро, Колесов разжалует тебя до вожатого пионеров, если не успеешь вовремя кафе оформить.

– Признаться после твоего рассказа, совсем из головы вылетело, – Сергей почесал затылок. На большом столе параллельно разложили две тяжёлые струбцины, размер выставили максимальный. Столяр выложил напиленные доски, посмотрел, как прилегают друг к другу стороны, выдержан ли прямой угол. Осмотром остался доволен, рабочие не подвели и качественно подготовили материал. Доски оказались идеально подогнаны. Могут ведь, когда захотят и тем более, если за ними ещё и присмотришь.

– Ну, что, начнём клеить? – столяр посмотрел на Сергея, размешивающего до однородной массы, густой, почти, как жирная сметана, клей в пластмассовом пятилитровом ведёрке.

– Можно приступать. Хотя, погоди-ка! – Сергей присел немного и пересмотрел торец каждой доски. После чего, через одну, перевернул пять штук.

– Для чего ты их переворачивал? Годовые кольца смотрел?

– Угадал, Кимыч. Если бы не проверил, то получил бы себе большую головную боль. Если клеить просто столярный щит, то может быть и прокатило. А вот для резьбы произвольная склейка чревата последствиями. После того, как резьба будет закончена, через несколько дней, панно может выгнуться в дугу. Поэтому при склейке нужно чередовать доски. Полумесяцем вверх, полумесяцем вниз, и так далее. Вот теперь можно и мазать клей.

Широкими кистями из щетины вдвоём принялись наносить клей на боковины десятисантиметровой ширины. Закончив, сдвинули одну к другой, с двух сторон проложил по тонкой доске, чтобы зажимая, не деформировать струбцинами крайние. По мере сжатия лишний клей выдавился наружу. Больших струбцин более у столяра в хозяйстве не имелось, что впрочем, не так уж и важно. Пока Сергей вырежет центральный фрагмент с избушкой Бабы Яги, Кимыч уже самостоятельно, учитывая все нюансы, склеит остальные щиты.

– Сергей, а что было с той резьбой, которую выгнуло? Как вышли с положения?

– Когда сроки припекут, будешь вертеться, как уж на сковородке. Материалов, а тем более времени, чтобы по новой панно вырезать не было. Хотя и на выпрямление время тоже потратили. Пришлось на лицевую часть панно уложить влажную мешковину, а затем постепенно при помощи тяжёлых грузов (выручил спортивный снаряд из тяжёлой атлетики – штанга с наборами блинов), равномерно размещённых по всему размеру, выровнить панно. А после, чтобы вновь не выгнуло, с тыльной стороны закрепили два металлических швеллера.

– М-да, ещё тот геморрой,.. – признал Кимыч. – Я, когда ещё учеником был на заводе. Я тебе уже рассказывал, что работал слесарем-инструментальщиком, всякие там штампы делали. Ну, так вот... О чём это я рассказывал?

– Про ученика…

– Ну, да… Даёт мне мой наставник, как сейчас помню, Константин Косарев, не такой он уже и старый тогда был, толстую шлифованную пластину. Говорит, просверли отверстие, а после развёрткой разверни. Я, дурень молодой, просверлил отверстие на сверлильном станке и после сменил сверло на развёртку. А ею разворачивать нужно на малой скорости. А я скорость не переключил и в итоге отверстие разбил. Штифт, который должен плотно войти в отверстие, теперь болтался в нём. Я в панике! Представь – фрезеровщик вырезал заготовку, шлифовщица на станке отшлифовала до нужного размера, а я за раз похерил их труд. Тем более, что это не учебная работа, а вполне реальный заказ на штамп.

– Ну, и как выкрутились? – заинтересованно спросил Сергей.

– Не поверишь, отделались малой кровью – Константин дал мне сверло большего размера и метчик, чтобы потом в отверстии нарезал резьбу. Ввернули туда болт и шлифанули. А затем просверлил снова отверстие и уже на малой скорости развернул, как нужно было. Ну, что обмоем это дело? – покосился Кимыч на своего молодого друга.

– Ты чего, ещё день впереди?!

– Эх, молодёжь, молодёжь,.. – столяр подошёл к навесному шкафчику и достал из него две стеклянных бутылки с зелёными крышечками из фольги.

– Свежий, сегодня утром купил. Вдарим с тобой по кефирчику, – с этими словами протянул одну из бутылок Сергею. Прижимая одной ладонью крышку, а второй дно бутылки, энергично встряхнули содержимое молочных бутылок. Смяв внутрь пальцем зелёную фольгу с выпуклой надписью «Кефир» и убрав крышечки, с удовольствием сделали по несколько глотков тягучего, щиплющего язык, напитка.

– Вкуснотища!

– У-у, ой, кефир очень помогает от сердца,.. очень помогает, – Кимыч довольно похоже спародировал Паниковского в знаменитой сцене из фильма «Золотой телёнок».

– Кимыч, ну ты даёшь! Настоящий артист! На планёрке подскажу директору, что в подвале ДК столяр бездумно зарывает свой талант. Переведут тебя в артисты, большой успех тебе, тут я уверен, гарантирован, начнутся гастроли, как говорится, по городам и весям. И в итоге появятся толпы прелестных поклонниц, жаждущих тебя! Мне даже завидно.

– Ага, и триппер в придачу, – резюмировал Кимыч.

Вдоволь насмеявшись, вытерли выступившие слёзы и уже молча, смакуя, допили кефир.