Читать онлайн
"Некромантка"
«Пока падает со стола чашка и режут тишину фарфоровые брызги, ты увидишь, как расползается по швам истончавшая ткань бытия. Ты встретишь у ратуши старого шарманщика и вслед за его музыкой отправишься в долгий путь — вновь войдёшь в свою реку, отыщешь её истоки, напьёшься из них бессмертия и тридцатью птицами разлетишься по свету. Вернувшись, ты сложишь сагу о своих странствиях; а ведь многие не успели бы даже испугаться…»
Дальше я читать не смогла: каждая буква и запятая казались издёвкой персонально в мой адрес.
Автор словно бы продолжал мне что-то доказывать, хотя всё, что было между нами, давно поросло быльём.
«Надо же! Целых тридцать птиц! — злобно думала я. — А почему не пятьдесят?! Почему не тысяча?!»
Наверное, есть какая-то дурацкая легенда, где птиц именно тридцать. Читатель побежит гуглить, а затем примется без конца умиляться глубочайшей авторской эрудиции.
Бесило и то, что в полупустом вагоне метро ту же книжку читало ещё человека четыре.
Вон, к примеру, прыщавая школьница напротив — глотает страницы, будто у неё в руках гримуар по приворотной магии.
Знало бы это восторженное чучело, что я еду встречаться с её кумиром, с ума бы сошла от зависти.
А мне почти всё равно… Мы не виделись больше года, и я согласилась встретиться только потому, что осталось ему недолго…
***
На Петроградской стороне, рядом с особняком Кшесинской, есть неприметное кафе. Назначая встречу, он вряд ли помнил, что там мы познакомились. Просто это одно из немногих мест в городе, где по-прежнему можно курить, к тому же он живёт здесь неподалёку.
Дорогою от метро я вспоминала тот далёкий мартовский вечер, когда мы наивно верили в любовь и ещё не догадывались, что отравим друг другу жизнь.
Ровно так же поддували сквозняки с залива, грохоча дорожными знаками, в льдистом закатном мареве искрился шпиль Петропавловки. Тени домов тянулись на восток, становясь похожими на огромных птиц, нахохленных и озябших.
Нам не было холодно. Мы пили пунш из бумажных стаканчиков, целовались и мечтали…
Сколько же лет прошло? И куда всё подевалось?
Остались только промозглые ветра, злоба и опустошённость…
В одной руке сигарета, в другой — телефон. И бровки домиком. Так и запустила бы в него шершавой сковородкой!
— Привет. Что пишут? — я устроилась в кресле напротив. — Про себя читаешь?
— Вот, послушай! — на меня он даже не посмотрел. — «К чести автора, он не бравирует тайнописью, не увлекается пародиями на аллюзии…» Кстати, ты не знаешь, что такое «пародия на аллюзии»?
— Понятия не имею.
— Вот и я не знаю… Ненавижу критиков! — мобильник он, наконец, спрятал. — Этот-то ещё ничего. Чаще всего они просто сюжет пересказывают. И восторгаются попутно… Знаешь, книжечки такие есть… Типа «Достоевский за девяносто секунд»!
— Ты с Достоевским себя сравниваешь?
— Не я, — он улыбнулся, — критики сравнивают! Дескать, поднял русскую литературу до высот девятнадцатого века.
— Это про последний роман?
Последний… Иногда мы швыряемся словами, не особо вдумываясь в их смыл. В его случае это слово звучало даже не приговором, а выстрелом в затылок.
Ляпнув, я до крови прикусила губу, но он, кажется, и этого не заметил.
— Читала?
— Нет, — зачем-то солгала я, — даже не открывала.
— Ты не много потеряла. Из стоящего там только третья глава, — он вяло отмахнулся, — да и то… Средненько, знаешь ли…
— Самокритично! Не замечала за тобою такого греха. А как же Достоевский? Как же высоты девятнадцатого века?
— Их тоже можно понять. Сюжет примитивный, герои картонные… Одним словом, фуфло. Но роман покупают, вот критики и выпрыгивают из штанов, заискивая перед читателем. А читателю и роман-то не интересен, ему цитатки подавай, чтобы умную беседу поддержать, — он погасил в пепельнице окурок и тут же вновь закурил, — знаешь, в чём проблема современной литературы?
— Ты позвал меня о литературе поговорить? — я понимала, что закипаю. — Тебе не с кем? Или ты думаешь, что у меня дел больше нет?
— Главная проблема не в критиках и не в бездарных авторах, которые интересны только друг другу! У нас ведь читатель картонный! — он отчаянно жестикулировал, его уже несло. — Ты посмотри на них! У всех одинаковые бородки из барбершопа, одинаковые ипловые приблуды, и живут они все одинаково! По расписанию! Чтобы, не дай бог, не пораниться и не обжечься! Вот и герой им нужен такой же плюшевый, как они сами! С фейсбуком вместо мозгов!
— Молодой человек, — окликнула я официанта, — будьте добры, чашечку капучино.
Другого способа нет. Чтобы заткнуть этот фонтан красноречия, нужно подчёркнуто его не замечать.
Пока мне несли кофе, он так и молчал, скорбно дымя сигаретой. Это мы тоже умеем! Даже лучше, чем трещать без умолку! Губки надует и смотрит сквозь тебя неистово — прямо-таки вылитый принц датский!
А кофе здесь по-прежнему приличный, только мы стали старше и злее.
— О чём ты хотел поговорить?
— О нас, — он со вздохом отвернулся к окну. — Знаешь, иногда мне кажется, что наша реальность — это только крохотный кусочек огромного лоскутного одеяла. Есть лоскутки, где мы так и не встретили друг друга, а есть, где никогда не расстанемся… Нужно только найти швы у того одеяла и… перепрыгнуть.
— Куда перепрыгнуть?
— Куда захочешь.
Фонари на улице зажглись уже давно. Вдаль убегал проспект, всё ещё голые деревья, утопая в его электрическом блеске, напоминали трещины на высохшей или промёрзшей земле. А может быть, это и есть те самые швы? Чего бы хотела я, если бы действительно могла выбирать?
— Слушай, а можно без лирических отступлений? — сорвалось у меня. — Прибереги для поклонниц.
Чаще всего мы делаем больно не из садизма, а потому, что нам больно самим. Разделить страдания с ближним — это ли не наслаждение?
— Можно, — он криво усмехнулся, — у меня к тебе будет одна просьба… Только сначала… Позавчера я был у нотариуса… Всё отойдёт вам с Сенькой… Если Гринкевич предложит продать права, проси вдвое. Вдвое он не даст, но сторгуетесь. Других вариантов не ищи, года через полтора моя писанина нахрен никому…
— Гринкевич? Кто это?
— Издатель. Ты его должна помнить.
— Не помню.
— Ну, еблан этот лысый. Не помнишь? Заходил к нам пару раз.
В нашей квартире побывало столько народу, и лысого, и волосатого, что у меня в глазах рябило. В ответ я лишь пожала плечами.
— Не важно. Он сам тебя найдёт. Главное, не тяни, а то…
— Ты так говоришь, словно…
— Я отказался от терапии, не могу больше… Теперь счёт идёт не на месяцы, а на недели.
Он не врал, но отчего-то мне захотелось придушить его прямо сейчас.
— Значит, ты хочешь, чтобы я тебя пожалела?!
— Мариночка, ты дашь мне договорить?! Ты можешь хотя бы раз в жизни меня спокойно выслушать?! В последний раз!
— В последний?! Не уверена! Ты меня и из гроба достанешь!
Снова помолчали — дело привычное.
— Ты по-прежнему много куришь, — я кивнула на пепельницу, которую официанты не успевали менять, — может быть, стоило…
— Теперь уже без разницы… Как Сенька? Наверное, совсем большим стал?
— Всю зиму температурил… Но я тронута твоей заботой. Спасибо, что спросил.
— Марин, ну зачем ты так? Ты же знаешь, в последнее время мне было не до того.
— Тебе всегда было не до того!.. Ладно, давай не будем начинать… О чём ты хотел попросить?
— Да, хотел… Я всю жизнь писал мусор для хипстеров и всю жизнь мечтал, что когда-нибудь напишу настоящий роман. С живыми героями, богатым сюжетом… Для себя, а не для этих придурков. Нет, не для себя… Помнишь, у Борхеса есть рассказ про писателя, которого расстреляли нацисты?
— Нет, не помню.
— Не важно. Для вечности, для Бога!
— Для Бога?! Надо же, на что ты замахнулся!
— Марин, помолчи, пожалуйста! — он сумрачно сдвинул брови, но на этот раз пауза была недолгой. — Годы таяли, а я всё только примеривался, думая, что времени у меня навалом. И только когда у меня нашли опухоль, я наконец очнулся. Мир стал другим! Красочнее, ярче! Понимаешь?!
— Понимаю… Но просьба-то в чём?
— Роман я начал, а закончить уже не успею. И я хочу, чтобы его закончила ты.
— Что?! — это было уже слишком. — Ты серьёзно?!
— Боишься, что не справишься?
— У меня ребёнок! Работа!..
— Ты всегда меня тонко чувствовала, замысел поймёшь. У тебя неплохое образование, в конце концов. Не всё же ты позабыла в своём офисе. Начальные главы и план сюжета найдёшь у меня на компьютере. Поначалу трудно будет, конечно, но недели через три втянешься…
«Какой сюрприз! Оказывается, я его тонко понимала! Пожалуй, даже чересчур тонко…»
Мой муж заканчивал Физтех — спорить с ним бессмысленно. Человек, постигший структуру банаховых пространств, никогда не поверит, что он заурядный мудак. Замучавшись слушать весь этот бред, я просто встала и направилась к выходу.
Однако что-то остановило меня в самый последний момент.
— А почему птиц тридцать? — невпопад спросила я. — Почему не тысяча, не стая?
— Погугли, — бросил он через плечо, — или тебя забанили?
***
Не помня себя, я ринулась к метро — под визг тормозов, по зыбкой асфальтовой наледи.
Мир разъезжался по швам и разлетался по ветру, — теми самыми лоскутками, между которыми я так и не сделала выбора.
Он умер меньше, чем через неделю, — в последний холодный день этой запоздалой весны.
.
ЛитСовет
Только что
