Читать онлайн "Плачущий ребенок"

1.

Когда скончался Леонид Ильич Брежнев, на общество накатилось цунами напряженных кухонных разговоров. Все словно чего-то ждали, но что именно никто не знал и споры между старыми друзьями часто могли довести и до драки за столом. Разом принялись обсуждать «кремлевских старцев», политику СССР и то, как много не хватает в нашей жизни. Людям хотелось перемен, но каких именно — никто сформулировать не мог. Просто по кругу перетирали одно и тоже, и соглашались, что нужны какие-то преобразования.

Олег Говоров был сухопарым, узким в плечах и сутулым очкариком. Про таких часто говорят: «этот парень не живет с людьми». Как следствие — политика его не волновала, а вся его жизнь была в науке.

Олег оказался единственным ребенком в семье потомственных геологов. Отец его — Николай Семенович: кандидат наук, три монографии и пять подтвержденных открытий месторождений олова и меди в разных концах страны. Мать, Ирина Евсеевна — бригадный инженер, разработчик геолого-разведывательного оборудования и автор одиннадцати патентов. Самого Олега с детства дразнили то «соплей», то «кишкой» или даже просто «четыре глаза», но это его не сильно беспокоило. Отец учил: «неважно, что о тебе кто-то там бормочет, важно — кто ты есть на самом деле». Это была его любимая фраза. И сын принял такой девиз полностью и целиком.

Говоров поступил в Новосибирский геологический ВУЗ в 1974 году, а закончил, ну почти с красным дипломом, в 1979. Ему предложили остаться на кафедре и посвятить себя чистой науке, но Олег предпочел живой контакт с минералами, поскольку в камнях, как часто говорил отец, заложена сама душа природы. В армии конечно не был, поскольку прошел военную кафедру на гражданке. Честно говоря, его меньше всего в жизни привлекало бегать с автоматом, маршировать на плаце, или напротив — отдавать команды и всякая подобная ерунда. Он удивлялся людям, для которых главное в жизни были порядок или сила, поскольку для него на первом месте всегда были знания. К таким людям, для которых первостепенное значение имела сила, он относился с жутким скепсисом и в разговоре ехидно, но не злобно над ними подшучивал.

Человеком он был спокойным, мягким и отзывчивым. Семью создавать не спешил, хотя пара романтических историй его задела еще во время учебы, но «душа земли» оказалась важнее.

Самого себя Говоров считал больше творческой натурой, чем технократом, да и вообще относился к геологоразведке, как своего рода поэзии, ведь как писал Маяковский: «Изводишь единого слова ради Тысячи тонн словесной руды!» Так тут точно также, ради небольшой находки нужно перелопатить тонны проб и килограммы технических отчетов. В общем, работа ему не просто нравилась, он мог в нее погрузиться весь без остатка, так что коллеги даже завидовали его труду и упорству. Больших научных достижений к двадцати пяти годам конечно не было, но и переживаний от этого — тоже. Олег терпеливо копил базу, зная, что однажды все, как и у его отца сложится в «солидный результат».

Насчет «романтичных историй», то их было две: Танька Колосова, еще в ВУЗе, и Карина Филькенштейн, уже когда наш герой вошел во взрослую жизнь. С Таней, пообщались, поцеловались, устали друг от друга и расстались без претензий. Карина оказалась другим персонажем: худенькая, маленькая, с миндалевидными глазками, с растянутой, немного картавой речью и небольшой постоянной возбужденностью. Жила у мамы, которая была в разводе, в уныло обставленной однокомнатной квартире.

Именно эта ее возбужденность, в комбинации с восточными глазками и худобой, захватывали Олега, можно сказать зачаровывали. Юный ученый надолго запомнил, когда впервые через полгода знакомства, раздел это чудо догола, причем и обнаженная Карина нисколько не утратила своего изысканного очарования. Их первая ночь, что прошла в квартире матери девушки была просто изумительна! Потом пошла сумасшедшая любовь, которая, казалось, не могла закончиться, и на какое-то время оторвала мысли Олега от геологических пластов. И даже родители Говорова, которые изначально отнеслись к Карине с легким недоверием, стали смотреть на выбор своего сына чуть более благожелательно.

Но взгляды и вкусы Карины всплыли весьма неожиданным образом, и тут наш геолог успел познакомиться с Шолом Алейхемом, с историей еврейского народа и с западным роком, который до этого времени практически не слушал, а так же с передовыми мыслями о том, где лучше жить. Это последнее серьезно напугало Николая Семеновича, академика и члена партии с 1954 года. В общем, из-за Карины едва не произошла ссора с отцом. Олег выдержал суровый разговор, и нашелся возразить, мол, если что, то готов снимать жилье, деньги уже есть, а если не хватит — то заработает.

Родители Говорова задумались и сдали назад. Сыну было разрешено встречаться со «странной девушкой», но с условием, что никаких переездов другую страну. А когда Карина залетела, то у нее вдруг явилась на свет «отличная» мысль как свалить в Израиль сразу после свадьбы. Тут уже Николай Семенович и Ирина Евсеевна стали просто железобетонной стеной! Никакого благословения в случае переезда к империалистам. Говоров метался между Кариной и родителями, «изменой родине» и перспективами на кафедре, а в итоге Карина на третьем месяце сделала аборт. На этом и расстались...

Николай Семенович тут же подбросил сыну тему кандидатской и дал хорошего руководителя, затем включил свои связи и пробил ребенку капитальное место в крупнейшем геологоразведочном предприятии страны. В общем, помог забыть эту «странную». А Ольга Евсеевна говорила сыну: «все равно из всего этого ничего хорошего не вышло, будут другие нормальные девушки».

Карина была разочарована тем, что Олег оказался «нюней» и «папенькиным сынком», но претензий к нему не имела, тем паче, что вскоре подружилась с парнем из своей среды, причем, по ее словам, также крепко стоявшим на ногах — родственником директора театра. Вскоре она тоже «забыла» Олега, но сказала на прощанье любопытную вещь:

— Напрасно ты так решил. Слушай, я не думала, что ты такой... Я конечно не в обиде, но Бог может обидеться.

— Кто-кто?

— Бог...

— Да? А вообще-то бога нет, — презрительно усмехнулся Говоров.

— А откуда ты знаешь, что нет? Многие так говорят, пока не встретятся с чем-нибудь странным или пугающим.

— Ну и с чем я, по-твоему, могу встретиться? И где, самое интересное?

Карина задумалась и несколько секунд смотрела Олегу в глаза, затем дернулась, словно как от удара статическим электричеством и отрезала:

— Забудь! Выбрось меня из головы. Спасибо за все! Пока! Если что, то можно будет на пару минуток пообщаться, но не завтра. Все, пока!

— Передай от меня своему привет Яхве! — бросил ей Олег вдогонку.

И она убежала. С тех пор они друг другу даже и не звонили. О том, что Филькенштейн рассорилась и с новым парнем, Олег узнал через знакомого и... очень этому обрадовался!

2.

В итоге Говоров сумел совместить и место в аспирантуре, и работу на предприятии. Каринка тут словно подстегнула его упасть в науку, доказать, что бога нет, есть только одна — природа и ее законы. Впрочем, убежденный и некрещеный атеист Олег и так в этом не сомневался.

В 1983 году предприятие, на котором работал Говоров, заключило договор с Норильским ГОКом. Появилось подозрение, что где-то там, на севере Красноярского края есть ценное стратегическое сырье — ртуть. Нужно было провести разведку и составить, как говорил отец Олега — доклад. Говорову младшему тут же пришла в голову хорошая мысль, вставить реплику из «доклада» в кандидатскую. Его непосредственный руководитель на производстве главный специалист, Синявский Павел Петрович, отправился вместе с ним, чтобы на месте провести дополнительные переговоры с руководством ГОКа. По телефону выяснили, что на месте их должен был сопроводить какой-то еще персонаж от предприятия заказчика, человек как сказали толковый, проверенный и знающий тайгу.

С ним познакомились, сразу как сели в поезд Новосибирск-Красноярск. Закинули вещи под нижнее место, Олег немедленно упорхнул наверх с книжкой Снегова «Люди как боги», а Павел Петрович сходил за чаем и начал читать газету. Перед самым отъездом поезда в двери купе вдруг постучались. В гости попросился мрачноватый, широкоплечий, но немного сутулый человек, лет сорока на вид с трехдневной щетиной на узком лице и таким презрительным прищуром.

— Та-ак, — потянул гость. — А этот номер какой? Сорок шестой?

— Да, внизу, — кивнул ему начальник партии.

— Ви-ижу, что внизу... — гость сверился с билетом, еще раз сощурился и завел в купе баул. — Ну что, можно к вам, пустите, али как?

— Так почему не пустить? Билет куплен, права имеешь. Можешь с нами, если не будешь бедокурить, — сурово ответил Пал Петрович.

— Да, ладно, ладно. Я свой. Нормальный в общем. Кто там наверху? Давай знакомиться, в общем. Я — Стас.

— Пал Петрович Синявский, — начальник партии хмуро протянул свою ладонь. Они поздоровались, а Стас тут переместил свое внимание на укладку баула и вытаскивание из него необходимых для поездки вещей. Но вдруг очнулся и переспросил:

— Так значит ты Синявский? Тебя надо сопровождать?

— Не меня, а нас. А ты, стало быть, тот самый, от ГОКа, то бишь Томашов, я правильно понял?

— Да куда еще правильней. Что читаешь молодежь? — переместил попутчик свой взгляд на Олега.

— Снегов, фантастика.

— Вот глупое племя, бестолковое. Фантастика. Детективы надо читать. Юлиан Семенов. В них вся нормальная жизнь.

«Еще один деятель, который учит жизни» — раздраженно подумал Говоров, и тут до него дошло: «Это он что ли с нами будет на ГОКе? Вот влипли!».

К слову, поездка так не расположила командировочных к сопровождающему. До 12 часов Пал Петрович спорил со Стасом, пока не сумел его образумить. Олег долго ворочался, прежде чем уснуть, но прочел только три главы.

После, уже в Красноярске, все вместе пересели на Тушку и долетели до Норильска молча. Стас в полете почти не балаболил, видимо исчерпал свои шуточки еще в поезде.

3.

На ГОКе пошли другие представления.

Точек для обследования было выбрано шесть, последовательно нужно было пройти их все: две рядом с населенными пунктами, три в чистом поле и одну рядом с умирающим поселком на два-три дома, где по словам директора жил какой-то местный «бабай».

Три первые точки обследовали за три недели, как и полагается точно по срокам — тютелька в тютельку. Вырыли скважины, взяли замеры, набили штуфы, записали все как есть и вернулись в Норильск. Пал Петрович сразу к начальству, а там бардак. Поругались громко, так что Олег слышал в коридоре пусть не мат, но громкий и раздраженный голос Синявского. ГИП (главный инженер проекта) сильно был недоволен, и, выйдя из кабинета руководства, решил перекурить.

— Ну, что там? — спросил Олег.

— Да что там... — задумчиво потянул Пал Петрович. — Требуют от нас доклад после каждой точки. Зачем — не пойму. Да у них еще собственные бардаки: то не знают, этого не знают. О геологии, понятное дело, никто и слыхом не слыхивал. Своя геологическая служба только формируется. Да еще этот сопровождающий вдруг начал скулить, мол, устал за нами бегать как бобик.

Начальник партии затянулся и задумался. Потом спросил Олега:

— Не хочешь?

— Не-е-е! Что вы? Никогда не курил.

— А я вот не могу никак бросить. И еще «этот» постоянно стреляет, своих типа нет. Задолбали меня аборигены. Смотрят на командировочных как на москвичей, мол, если приехал сюда, то значит богач. На четвертую и пятую дали по пять дней... Хотят успеть к праздникам. Шестая меня беспокоит... Там по идее юрский разлом и вполне может быть то, за чем приехали.

— Ранний мел, угу. А первые три, как я понял, уже нулевые?

— Да непонятно пока, но похоже, что так.

Тут в курильне появился Стас и с порога:

— Дай, начальник, стрельнуть одну.

— У своего руководства проси! — рявкнул Пал Петрович...

Едва не произошел конфликт на ровном месте.

Четвертую и пятую обследовали за десять дней одним забегом. Олег умотался бурить, так как земля оказалась глиной с камнями. А за ними ГОК потребовал к 7 ноября закончить сразу и шестую. К праздничной дате — срочно отчет.

— Вам деньги выделяют? Выделяют! Кормят, поят, или нет? — паясничал Стас.

— Вы нам всего две недели дали на три точки? Это что за озверение такое?

— А «приказ партии», не слышал такое словосочетание, товарищ главный инженер?

— Тамбовский волк тебе этот самый...

— Во! Волки там есть.

— Где?

— На шестой точке.

Шестая точка предполагалась в голой степи с небольшим пролеском. Рядом жила только одна семья из числа местных жителей. Когда летели на вертолете, Олег вдруг испытал испуг. Неожиданно, не с того ни с чего, защемило сердце, пронзило то ли страхом, то ли непонятной болью. Никогда раньше такого с Говоровым не было, и не думал он ни о какой мистике. А тут внезапно нахлынула какая-то боль изнутри. Подумал... Решил, что это связано с тайгой. Предыдущие пять были вроде бы рядом с людьми, здесь — голимая снежная пустыня. Но не это его напугало, а что-то иное. Что именно, Олег так и не расшифровал про себя, но точно что-то очень тревожное.

Пал Петрович требовал высадить всех рядом с разломом, но Стас быковал и искал другое место, по его словам — более удобное. В итоге начальник стал материться. Оба переругались, но все-таки выбрали компромисс. Долго, почти двадцать минут, все кружили и кружили, пока не выбрали подходящую точку. В других пилот отказался садиться, типа неудобно и ветер боковой. Приземлились на широком пологом холме высотой метров пятнадцать, если проводить геодезическую разметку. На нем и стали выгружаться.

Площадка оказалась ровной, как блюдце, а пролесок примерно в километре дальше. Еще по пути Олег увидел несколько домов в одном месте, а так вокруг — одна полярная степь.