Читать онлайн
"Творец"

Творец

Он проснулся, но захотел опять уснуть. Нет, лучше умереть. Ведь любой сон закончится, он откроет глаза и снова увидит пред собой каменную, влажную стену, охапку перепрелой соломы и деревянную бадью, из которой несёт, как из давно не чищеного деревенского сортира.

Пол тоже каменный, но он лежит на чём-то наподобие матраса, набитого, похоже, тоже соломой. Освящает всё это великолепие факел, или огромная лучина, воткнутая в щель под самым потолком. Света хватает, чтобы разглядеть собственные ноги. Невообразимо грязные, в потёках крови, закованные в кандалы. Ни окон, ни дверей, но на полу у дальней стены что-то вроде решётки. Наверное, там спуск. Странно, но никакого удивления. Он как будто прекрасно знает, как и почему сюда попал. Знает, но забыл. Как и собственное имя.

В памяти мелькало что-то вроде Вячеслава, но на старинный лад. Всеслав, Изяслав? Нет, бесполезно, слишком болит голова. К тому же сосредоточиться мешали голоса там, внизу, под решёткой. Вскоре донёсся скрип. Как будто перекладины деревянной лестницы едва выдерживали немалый вес поднимавшегося по ней человека.

Он напрягся. Тело прекрасно помнило, чем грозит появление здесь людей. Раздался лязг замка, решётка откинулась, и в отверстии показалась огромная голова с всколоченными на макушке волосами. Впрочем, выражение лица у вскоре склонившегося над ним человека было вполне добродушным.

—Проголодался, небось? Вон как изгвоздали человека, нехристи.

—Давай, чо ли! – крикнул он, обернувшись, и наверх тут же вскарабкался остроносый, улыбающийся мальчишка в невообразимых лохмотьях, втянувший за собой деревянную кадку, из которой довольно сносно пахло каким-то варевом.

Сервис ограничился тем, что тюремщик, или сторож, кем бы он ни был, выгреб рукой нечто, пахнущее едой, прямо на пол перед лицом пленника. Потом тяжело вздохнул, отвернулся и пошёл обратно, впечатывая ноги в камень, как в песок. Решётка заняла своё место, и вновь воцарилась тишина, разбавляемая шлепками капель смолы с факела, падающих в воду, стекавшую куда-то по выдолбленным возле стены желобам.

Если вода течёт, значит, должна куда-то стекать. Очевидная мысль вызвала всплеск надежды, но света хватало, только чтобы разглядеть самого себя, а кандалы даже на четвереньки встать не позволяли. Так что добраться до стока, если он и существовал, не представлялось возможным.

Надо сосредоточиться и вспомнить хотя бы своё имя. Надо, но попытка это сделать вызвала дикий приступ головной боли. Застонав, он неожиданно для самого себя провалился в сон.

—Долго ещё сидеть будешь?

—Извини, милая, сегодня до утра.

—Опять? Слушай, мне уже надоедать начинает. Вроде, неделю из дома не выходишь, но я тебя почти не вижу.

—Нам деньги нужны?

—Нужны, но нормальные мужики…

—Нормальные мужики сейчас около гаражей на второй пузырь скидываются.

Поняв, что спорить бесполезно, она захлопнула напоследок дверь, прекрасно зная, что это чревато взрывом боли в его мозгах. Что и случилось.

Сон опять прервали голоса. Звон железа, крики, яростный рёв, и снова заскрипело дерево под ногами тюремщика. Решётку он на этот раз просто вырвал вместе с петлями, или на чём там она крепилась. Подойдя ближе, так же легко, как бумагу, разорвал кандалы и кивнул в сторону единственного выхода.

—Только тихохонько, как мышь.

Быстро встать не получилось. Кружилась голова, мелко дрожали ноги. Пришлось опереться на плечо своего похожего на тролля спутника. Тот качнул головой и присел, позволив вскарабкаться себе на спину. Так, едва обхватывая его шею руками, он и спустился, оказавшись в узком коридоре, освещённом лучами рассветного, или закатного солнца из бойниц под потолком.

Путь перегораживали застывшие на полу в причудливых позах человеческие тела. Судя по всему, мёртвые.

—Мертвяки, ага, – шёпотом ответил на невысказанный вопрос тролль. – Да они уже пришли такими. Живых-то я не трогаю.

После этого он взял на руки своего недавнего пленника и, осторожно переступая через «мертвяков», донёс его до грубо сколоченной из даже не ошкуренного горбыля двери.

—Давай-кось дальше сам. Чай, не малый ребёнок. Ванька, вон, подсобит.

Откуда-то из-за поворота выскользнул давешний мальчишка и подставил плечо.

Дверь открылась неожиданно бесшумно. Снаружи уже было сумеречно. Значит, всё-таки закат. Интересно, сколько времени прошло? Мысли запнулись. С какого момента «прошло»? Как, откуда он сюда попал? Мозги скрутило болью, и он потерял сознание.

Очнулся от плеска воды, и чьего-то радостного фырканья неподалёку. Там, в небольшой заводи меж огромных валунов блаженствовал его остроносый провожатый. Окунётся, вынырнет, ударит руками по воде, и опять ныряет. Но заметив краем глаза шевеление, он сразу вскочил, натянул свою рвань и, подбежав вплотную, нагнулся, вглядываясь в порученного его опеке незнакомца.

—Проснулись, господин?

—Да какой я тебе господин.

—А как же. Мы, чай, родовитых-то видывали, различать умеем.

Они разговорились. Ванька оказался приёмышем тролля, которого называл Никитой.

—Кожемякой люди кличут, – добавил тот, выйдя из тени. – А ты кто будешь, мил человек?

Выяснив, что «мил человек» ничего не помнит, покачал головой.

—Беда бедовая. Эти тебя тож не называли. Принесли, кинули, велели присматривать, и все дела.

По его словам выходило, что в каменном мешке он провалялся не меньше трёх дней, из которых помнил только последние несколько часов.

Направлялись они куда-то в горы, чьё громадьё ощущалось за спиной даже в полной темноте. Там, в пещере издавна жила какая-то ведунья, которая сможет и головную боль унять.

—Мертвяки туда не ходят, опасаются, – хмыкнул тролль по имени Никита, помешивая оставшиеся от костра угли, в которых запекалась часть добытой им где-то неподалёку косули.

—Она Слово знает, от которого они обратно умирают. Но нам-то что, мы живые пока. Да, Ванюш?

Мальчонка всхлипнул. Никита ощерился в улыбке.

—Тоже боится. Сколь раз говорил, что Наина его не к смерти, а к жизни вернула, но хоть кол на голове теши. Ладно, повечеряем сейчас, и на боковую. Поутру на верхотуру вздыматься.

Спутники уже спали, а он всё продолжал осторожно, боясь повторения приступа, ворочать в голове тяжёлые, будто каменные, мысли. Не давало покоя названное Никитой имя. Наина… Где-то он его слышал, откуда-то знал. Может, знаком с этой ведуньей? Да что угодно быть может. Сон ещё этот, виденный в темнице…

В забытьё он провалился опять внезапно, не успев додумать.

Улица оглушала вдвое сильнее прежнего. Саммит… Когда он только закончится? Центральные улицы перекрыли, и автомобильный поток пустили как раз мимо их дома. Приходилось, выходя из подъезда, отключаться от сети. Иначе невообразимая мешанина из мыслей тысяч водителей могла свести с ума. Интересно, договорятся они о чём-нибудь? Сколько можно, в самом деле.

Такси он вызвал ещё в подъезде. Хорошо, дом новый, экранирован. Как люди в старых живут, подумать страшно. Впрочем, подобных ему приёмников на улице раз, два, и обчёлся. Хотя, и простым людям нелегко, наверное. В поток родных мыслей затесалась чужая. Нинка…

—Кефира купи, – услышал он, распознав мыслеформу. – Только натурального, меня от заменителей мутит уже.

—Ладно, ладно, успокойся.

—Да я спокойна, как в твоей игре мертвяки.

Он замер.

—Сдурела? Отключайся сейчас же. Говорил же, не готова ещё.

—Да уж разберусь как-нибудь…, – хмыкнула она, и связь прервалась.

Утро выдалось ярким до рези в глазах. Ванька, жалея «господина», разбудил его чуть позже, хоть наказ был растолкать сразу, как только Никита скроется за скалой.

—К Камню пошёл, – уважительно прошептал мальчишка. – Если его тронуть, где положено, тропа откроется. По ней и пойдём.

Он выглядел испуганным, хоть утро было совершенно безмятежным. Солнце уже прожгло себе дорогу сквозь, казалось, достигающие неба горные вершины. Журчали ручьи, заполняя ложбины, в одной из которых плескался вчера Никитин приёмыш. Единственное, что могло смутить – похожее формой на кулак облако, как-то неестественно, рывками, двигающееся в их сторону.

Поняв, куда он смотрит, Ванька закивал.

—Это нас из Замка высматривают. Здесь уже не видно, но всё равно боязно.

—А зачем нас высматривать?

—Так мы ж сбёгли, – радостно вскинул голову мальчишка.

—А зачем сбёгли-то?

—А затем, что не любо мне, когда из людей живых мертвяков делают, – пояснил Никита, выйдя из тени.

Он тоже был хмур не по погоде.

—Сердита сегодня колдунья, – пояснил уже на ходу. – Едва пропустила, как упомянул, что мы с гостем. Ну да вроде усовестилась. Не по людски это, путнику в приюте отказывать.

За поворотом действительно стоял одинокий камень, по форме напоминающий древнерусский щит, какими их изобразил художник на иллюстрациях к былинам, книжку с которыми он любил листать в детстве.

Сейчас камень стоял к ним в профиль, а раньше, видимо, загораживал проход в будто прорубленное в горах ущелье.

Идти по тропе можно было только цепочкой, глядя в затылок впереди идущему. Стоило шедшему последним мальчишке ступить на устилающий здесь камни мох, раздался скрип, и они оказались почти в полной темноте.

Ощущение не из приятных. Клаустрофоб задохнулся бы от ужаса. Плечи упираются в камень, эхо отзывается на каждый шорох. Единственное, что связывает с миром – узкая полоска неба. Там, в долине, до неба казалось возможным дотянуться рукой. Здесь оно так высоко, как будто его и вовсе не существует. К тому же стены так отполированы временем и водой, что кажется странным не видеть в них своего отражения.

Идти можно только вперёд, где пыхтит Никита, которому из-за ширины плеч приходится намного тяжелее, чем его малогабаритным спутникам.

Отдыхать здесь было проблематично, но и падать от усталости некуда, разве только на спину Никите. Тот, будто почувствовав, оглянулся.

—Потерпи чуть. Скоро дневать будем.

Это «чуть» длилось довольно долго, не меньше часа. Когда они буквально вывалились из туннеля на довольно широкую, метров десять в поперечнике, поляну, он сразу упал на колени и, завалившись на бок, отключился, едва голова коснулась подушки из изумрудно-зелёного мха.

Подсознательно он ждал продолжения фильма, который кто-то во сне для него прокручивал, но, видимо, усталость была слишком велика даже для этого. Кино он досматривал потом, после настоящего пира, устроенного Никитой из запасов, на всякий случай здесь хранимых.

Время, по его словам, вело себя в этом проходе необычно. Иногда дорога занимала всего лишь несколько часов, а в следующий раз приходилось тут «куковать» целую неделю. После ужина Никиту потянуло на разговоры. Рассказывал он мастерски, даже голос менялся. В том мире вполне мог бы выступать со сцены.

В том… Какой он, «тот» мир? Если верить смутным, не до конца даже проявляющимся снам, странный и пугающий. Огромные, упирающиеся в небо дома с зеркальными стенами, широченные дороги, и постоянное ощущение, что за тобой следят из каждой форточки. Вот, кстати, а что такое «форточка»? С этим вопросом самому себе он задремал, тут же, впрочем, проснувшись от раскатистого Никитиного баса. Он заканчивал свою очередную сказку, где был богатырь ростом «вон с ту каменюку», перемётная сума, которую даже Никита с трудом от земли отрывал, и много чего ещё.

Но на просьбу рассказать, кто же такая Наина, он только головой покачал.

—Сам у неё спросишь, – и, понизив голос, добавил: – Боюсь я эту бабу. Она здесь жила, ещё когда меня на свете не было и, говорят, такой же старой была. Ладно, я на боковую. Ночь пройдёт, утро присоветует.

Ночью здесь, в отличие от долины, было холодновато, но Никита оказался запасливым, вытащив из тайника несколько стёганых одеял.

Мох пружинил лучше всякого матраса, под одеялом было тепло, как у печки, небо ласково подмигивало звёздами…

Подъездная дверь, слава творцу, открылась мгновенно, стоило только вспомнить код. Лифт опять барахлил, поэтому пришлось рискнуть. Телепортироваться он позволял себе крайне редко. Всплеск энергии могли засечь, а тогда жди беды. Впрочем, всё равно опоздал. Буквально на минуту.

В её глазах ещё читался испуг, но почти сразу взгляд стал абсолютно бессмысленным. Её здесь уже не было, только тело, застывшее в кресле перед столом с монитором и кучей всякого компьютерного барахла, в котором только он и разбирался. Если подключить систему жизнеобеспечения, она будет, постепенно старея, сидеть годами. При условии, что ничего не случится там, в её новом мире.

Что делать? Техпомощь вызывать нельзя. За то, что он здесь делал, полагался пятерик, не меньше. Да и её за сообщничество по головке не погладят. К тому же помочь они всё равно ничем не смогут.

Оставалось только одно. Об этом даже думать не хотелось, но другого выхода не существовало в принципе, иначе он бы о нём знал. Там она может быть кем угодно, и наверняка его не узнает.

Мастера его уровня создавали игры, которые существовали потом по своим законам. Вмешательство ограничивалось изначально. По сути, они стали творцами новых миров. При наличии кода доступа туда можно войти и некоторое время жить вполне полноценной жизнью. В случае угрозы система безопасности вытаскивала заигравшегося геймера насильно, как бы он не сопротивлялся. Головная боль обеспечена на веки вечные, но это ещё никого не останавливало. Как раз систему безопасности он настроить не успел. Значит, надо погружаться самому и вытаскивать её, кем бы она там ни была: королевой, проституткой, ведьмой…

Он резко проснулся, помня каждый шаг, каждую мысль из сна. Что это? Кошмар? Почему тогда он каждый раз продолжается с того места, где закончился предыдущий? Так не бывает. В висках опять заломило, и он постарался расслабиться под лучами почти полуденного солнца. Сколько же он проспал?

—Зубы-то целы? Так скрипел ими, что я будить начал. Куда там, будто мёртвый лежал.

Громкий голос Никиты вызвал новый всплеск боли. Он сморщился и ответил вопросом на вопрос.

—Куда дальше?

—А вон же, – махнул рукой всё-таки очень смахивающий на тролля спутник. – Могли ещё бродить, но, видать, смилостивилась ведьма.

Первый раз он по-настоящему здесь удивился. Проход дальше, угадывавшийся вчера даже в темноте, сейчас перекрыла обычная дверь, какие ставят в каждом подъезде новых домов. Чтобы её открыть, достаточно назвать код. Ну, или хотя бы его вспомнить.

—Такого я ещё не видывал, – почесал в затылке Никита. – Бывало, камни стояли, ни обойти, ни сдвинуть, бывало – раскосяки обычные, как в избах, рукой только толкнуть. А тут эка невидаль! Ну да после. Вон, Ванька бежит.

Мальчишка вернулся радостным. Добыча составила с десяток яиц куда крупнее куриных. Костёр тут разводить было не из чего, но Никита, хитро улыбнувшись, поманил их за собой.

—Чудо чудное покажу.

Чудо оказалось обычным гейзером. Яйца в горячем источнике сварились в один миг.

Теперь можно было попытаться вспомнить. Он с опаской прислушался к себе, но голова оставалась ясной. Да что тут вспоминать-то? Нинкин день рождения, конечно.

Стоило дате всплыть в памяти, дверь приоткрылась, и запахло прелыми листьями.

—У неё всегда осень, – удовлетворённо крякнул Никита. – Значит, пришли.

До двери он дотронулся с опаской, но тут же, смущаясь собственного испуга, распахнул её во всю ширь.

Переступив на ту сторону, они будто оказались в осеннем лесу. Судя по цвету листьев, октябрьском. Мелко дрожали на ветру озябшие осины, мягко планировали на слегка промёрзшую землю кленовые листья, ядовито желтела берёзовая роща. Любимое время года. Летняя суета – в прошлом, зимняя безмятежность – в скором будущем. Никита не дал предаться вдруг нахлынувшим воспоминаниям, уверенно указав рукой.

—Туда. Вон, костерок горит.

Судя по пляшущим бликам, это действительно был костёр, впрочем, едва видный за деревьями. Но чем ближе они подходили, тем сильнее он разгорался, как будто кто-то подкидывал дров.

—Ты на неё особо-то не глазей, – на ходу разъяснял Никита. – Не любит.

И тут же будто похвастался: – Я-то с ней запросто…

Закрапал дождь, и стало совсем зябко. Вскоре уже совсем ясно обрисовался вход в небольшую пещеру. Они по-прежнему были в горах, просто их было не различить в сумерках и сливавшемся с облаками тумане.

Костёр уже пылал вовсю, освещая покатые своды и устлавший землю мох под босыми ногами хозяйки, сидевшей в тени на чём-то вроде грубо вытесанной из камня лавке.

—Приветствую, Наина, – церемонно поклонился Никита. – Прости, что незваными.

Она подняла голову. Старая, сгорбленная, с ввалившимися щеками на заострённом прожитыми годами лице. Странно знакомыми были только глаза и лукавый не по годам взгляд, ощупывающий замявшегося на пороге незнакомца.

—Привет, Слав. Сколько можно ждать? Кефира купил?