Читать онлайн
"Шаг в сторону"
По гулким просторам каменного зала беспрепятственно гулял ледяной ветер; его обитатель не признавал стёкол и ставней. Холод давно уже не причинял ему неудобств.
Трое устроились друг напротив друга на возвышении в центре зала, прямо на полу. Загорелые, темноглазые, с обветренными лицами и в одеждах некрашеного сукна. Глубокий старик, крепкий мужчина средних лет и ещё один, совсем молодой. Честно говоря, выглядеть они могли как им угодно — однако та внешность, которую они выбрали, говорила о многом.
— Каковы будут ваши решения? — прервал задумчивое молчание второй, опираясь локтем на собственное колено и опуская на ладонь короткую, с проседью, бородку. Тёмные глаза остро блеснули из-под густых бровей.
— Моё останется прежним, — вздохнул старик. Очередной порыв снежного вихря пронёсся по залу, по пути поиграв с его длинными седыми волосами и бородой. — Мы не должны вмешиваться. Появление перекрёстной точки — очередное тому доказательство. Мир не нуждается в наших действиях; он способен решить свои проблемы сам, через неё.
— Перекрёсток!.. — сердито фыркнул мужчина. — Он у ареносцев. Он на их стороне. Я видел, глядел ему в самое сердце. Такой мир мы хотим в будущем?
— В каких же случаях мир нуждается в наших действиях, если не в этом? — мягко, но напористо добавил молодой монах, глядя старику в глаза без всякого страха. — Зачем мы вообще тогда существуем? Мы тоже часть этого мира, настоятель. Дал бы он нам нашу силу, если бы она была способна навредить ему?
Старик прикрыл глаза и улыбнулся.
— Помните легенду о змеях Лу?
— Ради бесконечности, настоятель! — скривился второй монах. — Детские сказки о волшебных зверушках совсем не к месту в обсуждении серьёзных вопросов.
— Почему же, — ничуть не рассердился старик. — Сказки-то детские, да сочиняли их люди мудрые — сочиняли с определённой целью. Как иначе донести истины до юных, непоседливых умов?
— Крылатые змеи Лу сторожат небесные самоцветы, храня их на груди, — задумчиво выговорил молодой монах, не обращая внимания на раздражённый взгляд соседа. — В их желудках копится яд, которым они готовы плюнуть во всякого, кто посягнёт на драгоценность. Но знает каждый змей — стоит яду покинуть желудок, как вверенный ему самоцвет рассыплется пылью, а купол небесный дрогнет и рухнет.
— Правда, легко провести аналогию? — лукаво заметил старик. — Змеям-то остаётся лишь уворачиваться от недоброжелателей, продолжая хранить свой яд в желудках…
— Или найти того, кто способен уничтожить угрозу, не плюясь ядом и не рискуя самоцветом, — нетерпеливо перебил второй. — И заставить его это сделать.
— Не в моей власти тебе указывать, — пожал старик плечами. — Условия ты знаешь. Пробуй.
Второй монах бросил на старика очередной тяжёлый взгляд и исчез. Седоволосый покачал головой.
— Ведь змеи из сказки — это не только народ вершин? — предположил молодой.
— Не только, — коротко кивнул старик.
Юноша не стал продолжать, и после нескольких минут молчания старик мягко произнёс:
— Я знаю, что тебя гложет. Могу сказать одно: я намерен и впредь следовать своему пути, но нет у меня полной уверенности в том, что путь этот верен. Я стар. Давно уже утратил гибкость ума и воли, закостенел в своих суждениях и привычках. Ты — молод. Ещё не заблудился в чужих учениях, ещё хранишь своё собственное пламя. Действуй. Следуй своему пути.
Монах вскинул голову и удивлённо взглянул на старца. Губы его дрогнули, свидетельствуя о том, что подобного напутствия он не ожидал.
— То есть… — наконец подал он голос. — Я могу… противостоять — ему? — он повёл взглядом туда, где ещё недавно сидел второй монах.
— Один из вас может оказаться прав, — старик легко для своего возраста поднялся на ноги, обозначив окончание беседы. — Будем надеяться, что мир подтолкнёт к победе именно его.
~~~
Сапоги новобранцев бодро месили грязь. Мальчишки с разной степенью старательности выполняли строевые команды. Звонкий голос командира разносился в прозрачном после ливня воздухе.
По словам местных, осень вообще выдалась на редкость холодной и дождливой. Дея бы сказала: осень как осень. У неё на родине, в Авие, в это время уже и снег, бывало, лежал.
Вечерело. Вообще-то врачевательница уже продрогла — пора бы отправляться к себе в палатку, но… Она продолжала упрямо сидеть на завалинке у полевой кухни. Почти скрытая от посторонних глаз, она могла подолгу наблюдать за упражняющимися курсантами. Но сколько она не твердила себе, что её просто завораживает зрелище четырёх десятков синхронно двигающихся парнишек, взгляд то и дело тянулся к одному из них.
— Моих немощных высматриваешь? — раздался голос прямо над ухом, заставив девушку вздрогнуть. — Вон они, с краю. Смотрю, оклемались. Только сегодня ещё двое слегли, я им велел оставаться в палатках.
— В палатках? — Дея возмущённо развернулась к сержанту. — Брунор, почему ты не отправил их ко мне? Если снова слегли, значит, точно инфекция…
— Брось, — вполголоса бормотнул сержант, оглядываясь. — Если бы инфекция, слегли бы всем отрядом… Оно тебе надо? Дай ещё тех травок. Помогли же.
Дея вздохнула, бросила последний взгляд на крепкого темноволосого новобранца в центре площадки — не удержалась — и зашагала к лечебному пункту. Сержант затрусил следом.
Она с ностальгией вспоминала те времена, когда их отряд состоял почти полностью из лекарей и их помощников. Всё было просто и понятно. Они становились лагерем в тылу сражений и принимали раненых. Иногда вирошцы терпели поражения, и медицинский отряд тут же отступал. Пару раз не успевали — колдуны врывались в лагерь, обыскивали каждый угол. Врачевателей и пальцем не трогали.
Всё изменилось, когда бои с колдунами утихли, но вместо этого разразилась война с Пенором. Почти всех целителей отправили на южный фронт, оставив Дею за старшую с молоденькой помощницей. Потом превратили их лагерь в подобие перевалочной точки (читай: проходного двора), через которую непрестанно проезжали то обозы с продовольствием, то мрачные конвои пленных, то какие-то важные чинуши с охраной. Каждые несколько дней вокруг командирской палатки вырастало оцепление — проходило очередное секретное совещание. Такой образ жизни, надо сказать, доставлял массу неудобств: как на цыпочках ни ходи, никогда не знаешь, чем снова не угодишь нервному командованию.
А потом, несколько десятков дней назад, без всякого предупреждения привезли с полсотни растерянных мальчишек-добровольцев. Днём позже явились трое инструкторов — в их числе старый знакомый, сержант Брунор. И лагерь, некогда строгий, опрятный и по-лекарски аккуратный, превратился в невесть что. Не то медицинский, не то перевалочный, не то тренировочный. А чего стоила та процессия освобождённых из ареносской тюрьмы и последовавший за ней поток раненых… Дея не спала несколько ночей, совсем с ног сбилась. Но именно тогда она встретила окровавленного, застенчиво ухмыляющегося мальчишку с тёмными волосами и зелёными глазами, комплекции настолько внушительной, что казался раза в два крупнее неё самой…
И в два раза младше. Да, госпожа врачевательница, нечего засматриваться на юнцов.
Дея раздражённо фыркнула, мысленно влепила себе затрещину и принялась рыться в тюке с лечебными травами.
— Держи, — не очень приветливо буркнула она, вручая сержанту мешочек. — Имей в виду, это предпоследняя порция. Кто-нибудь ещё заразится — объявляем карантин.
Лицо Брунора вытянулось. Ясное дело, идея о карантине практически накануне выпуска драгоценных курсантов ему была вовсе не по душе. Чёрт бы его побрал, нужно будет сходить осмотреть парней самой.
— Ужин, — нарочито-бодро сообщил сержант, приподняв полог и потянув носом воздух. — Идёшь, Дея?
— Нет, — поколебавшись, отозвалась врачевательница. — Чуть позже.
Брунор чуть разочарованно хмыкнул и исчез за пологом.
Дея замерла посреди медицинского шатра, невидящим взглядом уставившись на раскладной походный стол. Одна из ножек шатается, нужно починить… Стопка бумаг на крышке — заключения по последним пациентам, просмотреть, перебрать… Всё не то.
Мысль ускользала — некая важная, значимая мысль, пришедшая в голову во время наблюдения за курсантами. Что-то связанное с ним — с Ароном?
Она зацепилась за эту догадку, опустилась на табурет, сжала руками голову, пытаясь вспомнить… Если бы не чёртов сержант со своими поносящими мальчишками…
Чьё-то присутствие она скорее почувствовала, чем услышала. Резко вскинув голову, обнаружила в палатке Шиви. Тёмные глаза девчонки скользнули по Дее, как ей показалось, с интересом. Впрочем, могло и показаться.
Как всегда быстро и бесшумно, Шиви юркнула через шатёр в свой угол. Её брат отказался уезжать из лагеря вслед за остальными — какой смысл, если отец погиб, сказал он тогда с печальной ухмылкой Дее, бинтующей его ободранную руку. Напросился к Брунору в новобранцы. Умолял оставить сводную сестрёнку в лагере — мол, не выживет одна, с её-то нездоровой головой. Командир тогда нахмурился, но отмахнулся — лишние добровольцы на дороге не валялись. И с лёгкой руки определил девчонку в помощницы к Дее — к возмущению последней.
Врачевательница проводила задумчивым взглядом тощую фигурку. Они лишь на миг успели встретиться глазами — и то редкость. Шиви избегала любого общества, кроме своего ненаглядного братца. И за тот миг неприятное предчувствие всколыхнулось с новой силой.
— Ты уже поела? — спросила она, вовсе не рассчитывая на ответ. — Не ходи голодной, Шиви. Тебе надо питаться, а то не вырастешь…
Дея ещё немного постояла, вглядываясь в гамак в тёмном углу шатра, где свернулась клубочком девочка, вздохнула и снова опустилась на табурет. Как показала практика, та хоть и не реагировала на слова, отлично всё понимала. По крайней мере, чёрную работу, которую ей поручали, выполняла безукоризненно.
Взгляд снова остановился на стопке разнокалиберных бумаг. Что она хотела сделать? Что найти? Старость подбирается, что ли — какие-то проблемы с памятью… Ладно. Раз так, то лучше сходить и поужинать. Должно быть, очередь у полевой кухни уже поубавилась…
Она отогнала малодушную мысль о том, что среди толчеи новобранцев с мисками вполне можно наткнуться и на Арона, и решительно поднялась на ноги.
И вздрогнула, когда Шиви с грохотом соскочила со своего гамака.
— Что слу… — перепуганно начала Дея, но девочка не слушала — выдохнула и росчерком метнулась к выходу — только полог и колыхнулся.
Врачевательнице оставалось лишь покачать головой и понадеяться, что с бедняжкой всё будет в порядке. Душевнобольные, они такие…
Стоило ей выбраться из шатра, как внимание привлекли тревожные крики. Солдаты кого-то звали. Секунду спустя стало ясно кого — её.
Дея сорвалась на бег.
— Что стряслось? — она с ужасом обнаружила лежащего на земле темноволосого здоровяка и склонившуюся над ним маленькую фигурку Шиви. — Что…
— Он всю тренировку бледный был, — с плохо скрываемым восторгом сообщил один из курсантов. — На ужин не пошёл, сел на землю и сидит, а потом мы его заставили встать, так он несколько шагов сделал — и бам…
Дея, больше не слушая, со всех ног бросилась обратно в шатёр. И дёрнули же её черти именно сегодня отпустить помощницу… Распахнула тюк, откопала матерчатый свёрток с нужными лекарствами, метнулась обратно.
Арона за время её отсутствия всё-таки привели в чувство, и теперь он сидел на земле, жмурясь и потирая ладонью висок.
— Ну-ка лёг! — рявкнула она. — Белый весь! Пошли прочь, вы все! Столпились, дышать нечем.
Отработанными за годы движениями откупорила крохотный бутылёк, втянула маслянистую жидкость иглой, тряхнула, выгоняя воздух из металлической колбы шприца.
— Не надо, я в порядке… — попытался увильнуть мальчишка, с опаской косясь на острый инструмент.
Но врачевательница проворно ткнула иголкой ему в руку, и он умолк, следя, как поршенёк медленно прячется в колбе.
— И часто у тебя такое? — вполголоса спросила она, чтобы не услышали самые любопытные, которые после её приказа отпрыгнули в сторону, но остались глазеть.
— М-м-м… Нет, — промямлил Арон, отводя глаза. — Не часто.
Дея покосилась на Шиви: та сидела на земле чуть поодаль, за плечом брата, и рассеянно глядела в сторону, будто не понимая, где она и что вокруг происходит.
— Слушай, парень, — проникновенно заговорила врачевательница, — если у тебя больное сердце — лучше скажи. Следующий раз может стать последним.
— Не больное оно у меня, — буркнул Арон.
— Боишься, что выгонят из отряда? Выгонят. И правильно сделают. Зато жив останешься. Думал, что будет с ней, — она ткнула пальцем в Шиви, — если ты отъедешь?
Мальчишка пробубнил что-то малоразборчивое и не очень убедительное. Зато голос уже звучал гораздо твёрже, да и на лицо возвращалась краска.
И правда, не в больном сердце дело, вдруг поняла Дея. Но в чём же тогда? Не хлопаются здоровенные молодые парни в обморок после простой тренировки.
— Ко мне в госпиталь, — не допускающим возражений тоном распорядилась она. — Надо тебя осмотреть. Эй, бездельники! Помогите ему, кто-нибудь один.
— Не надо, — Арон отпихнул руку с готовностью подскочившего товарища. — Сам дойду.
~~~
— Опять, — хватаясь за сердце, выдохнула Дея. — Ложная же, сержант?..
— Конечно ложная, — мрачно кивнул тот. — У нас дозорные по всему периметру; видимость отличная. А радиус приёма у этой штуки не такой уж и большой.
Сигнал тревоги совершил ещё один душераздирающий подъём и резко оборвался.
— Зачем её держать всё время включённой? — сердито осведомилась Дея. — Особенно если она так часто сбоит. Все привыкнут и не сразу поверят, когда она сработает на настоящих колдунов.
— Х-м-м… — задумчиво промычал Брунор, почёсывая русую бороду. — Вообще-то…
И умолк, к величайшему раздражению врачевательницы. За эту привычку — начать говорить и оборвать себя на полуслове — она порой готова была его убить.
— Что «вообще-то»? — рявкнула она.
— Вообще-то мати не должна срабатывать просто так, без истинного раздражителя, — как ни в чём не бывало продолжил мысль сержант. — Понимаешь, я ведь знаю, как она устроена. Она реагирует только на магию, ни на что другое.
— Ага, — ехидно поддакнула Дея. — Значит, у нас в лагере колдун.
— Не обязательно колдун. Может быть, некий… магический предмет. Артефакт.
— Такое разве бывает?
— Не знаю, — нахмурился Брунор. — Но и доказательств того, что не бывает, у нас нет. Только представь: почему бы ареносцам не подослать к нам в лагерь шпионов-людей, раз не могут проникнуть сами?
— Какой человек согласится шпионить на колдунов?
Сержант фыркнул. Что ж, вообще-то он прав. Наивный вопрос.
— Знаешь, а я, пожалуй… — он снова не договорил и бросился к штаб-палатке. Заинтригованная Дея поспешила следом.
У входа Брунор замер, зычно оттарабанил своё имя-звание-разрешите-войти и исчез за пологом. Врачевательница воровато оглянулась, придвинулась поближе и развесила уши. Начальства, очевидно, в штабе не было — сержант громко и требовательно расспрашивал дежурного.
— …Их тут всего восемь, и ты не запомнил, какая горела?!
— Эта…
— Да нет же, дурья башка! Эта всегда горит, когда мати срабатывает! Гляди, восемь маленьких вокруг — они показывают, с какой стороны она зафиксировала магию. Которая из них? — пауза. — Ты уверен? Ох, смотри мне!
Сержант вылетел из шатра, чуть не сбив Дею с ног, сделал несколько размашистых шагов, замер, развернулся и вытянул руку:
— Там!..
Врачевательница приблизилась и скептически проследила направление.
— Ну, там штук шесть палаток, Брунор, включая мою медицинскую. Будем все обыскивать?
Он мотнул головой, снова промаршировал к штабу, заглянул за полог и наорал на несчастного дежурного, чтобы тот в следующий раз обязательно засёк направление. Потом, не обращая никакого внимания на Дею — к раздражению последней — зашагал к госпиталю.
— Так! — объявил он, резким движением отодвигая полог. — Так-так-так!
Со всей медицинской палатки на него уставились пять пар глаз: помощницы Деи, набожной Лиры; пожилого солдата с забинтованной ногой и нависшей перспективой ампутации; ещё одного, совсем молоденького, с перевязанной головой; и Арона с Шиви. Последняя, правда, тут же отвела взгляд, словно потеряла всякий интерес к происходящему.
— Так-так, — заключил сержант, захлопнул полог, развернулся, отошёл подальше от госпиталя и уселся на накрытый тентом ящик с крупой.
— Ну и зачем ты мне их напугал? — возмутилась Дея, устраиваясь рядом. — Думаешь, кто-то из них колдовал?
— Не исключено. Слушай, у кого из них есть какие-нибудь… амулеты, обереги? Что-нибудь, что может быть артефактом?
Дея устало вздохнула, покачала головой, но уступила упрямому другу и принялась вспоминать:
— У Лиры ничего нет, ей Всевышний запрещает. У того, с ногой — деревянная медалька с портретами жены и дочери в нагрудном кармане. Всё время достаёт, вертит в руках. У того, что с сотрясением… ножик. Маленький, из чёрного металла, странной формы. Старинный. А у этих двоих — камушки на шнурках на шее. Один у парня, два у девчонки.
— Угу, — протянул Брунор. — Вообще странная парочка, правда?
— Конечно странная, — едко отозвалась Дея. — Иностранцы же. Все иностранцы странные.
— Ты — не странная, — внезапно признался сержант, не уловив подколки. — Ну разве что чуть-чуть. Но и то — в самом лучшем смысле.
— Вот спасибо, — рассмеялась Дея. — Всем комплиментам комплимент.
Брунор как-то неуверенно улыбнулся, раскрыл рот, словно собираясь что-то сказать, смутился, захлопнул, отвёл глаза и лишь потом всё-таки заговорил:
— Я бы на твоём месте проверил документы на них — на всех пятерых. Может, даже стоит связаться с людьми, которые могут их знать… Если надо, я выбью у командира сеанс дальнего звука. А то ты же знаешь — если вдруг… И выяснится, что мы могли раскусить, да проворонили… Несдобровать тогда.
Дея пожала плечами:
— Чего бы и не проверить. Всё равно в архивы лезть — у меня на столе целая стопка писанины.
— Проверь сегодня. Я краем уха слышал, что на днях у нас объявится мендиец. Будет лучше, если мы успеем всё выяснить, чем если он сделает это за нас.
— Надо же, мендиец, — усмехнулась Дея. — Кого только в нашем лагере не повидали.
Они помолчали, жмурясь на приятно тёплом — особенно после вчерашнего дождя — осеннем солнышке.
— Сколько лет мы друг друга знаем, Дея?
— Лет двадцать. С академии. А что?
Брунор с улыбкой покачал головой.
— Человек, который был идиотом на протяжении двадцати лет, безнадёжен?
— Люди бывают идиотами на протяжении всей жизни, — осторожно заметила Дея. — А надежда есть всегда.
— Верно, — кивнул сержант.
Резкий порыв ветра налетел внезапно, обдал стужей — словно решил напомнить разнежившимся на солнышке людям, что вообще-то уже поздняя осень.
— Холодно? — спросил Брунор, заметив, как Дея поёжилась.
— Да, — она вскочила, заметив краем глаза, что он поднял руку и протянул к её плечу, явно собираясь приобнять. — Пойду к себе, займусь документами, пока не забыла.
И, не оглядываясь, чтобы не видеть его разочарованного лица, заспешила прочь.
~~~
Шиви всё ещё сидела на полу у койки брата. Дея с самого порога отметила, что рука Арона лежит на плече девочки.
— Эй, ты, — грубовато окликнула она. — Вот порошок. Почисти отхожее ещё раз. Сейчас главное, чтобы инфекция не разошлась. Слышишь?
Девочка не подала никаких признаков внимания, но врачевательница уже давно поняла, как это работает. Поэтому просто поставила коробок с порошком на пол и направилась в свой закуток. Оглянувшись, заметила, как Шиви исчезает за пологом вместе с коробком.
Дея не удержалась — бросила взгляд на Арона. Утром он был ещё бледноват, и кончики пальцев дрожали, поэтому Дея упёрлась и настояла, чтобы он остался в госпитале до обеда. Теперь, однако, выглядел вполне здоровым. Надо будет осмотреть его. Возможно, и правда придётся отпустить. Но не сейчас, чуть позже — сейчас у неё важное дело…
Проводив глазами сестру, парень неожиданно перевёл их на врачевательницу — зелёные, печальные. Дею будто током прошибло этого взгляда. Она поспешно отвернулась и скрылась за ширмой, что отделяла её рабочий угол от остального пространства шатра. С колотящимся сердцем замерла у стола, тупо уставившись на кипу бумажных листов.
Что она собиралась сделать?
Архив, точно. Найти документы на этих пятерых. Просмотреть, отыскать адреса близких. Возможно, и правда стоит воспользоваться дальним звуком…
Она открыла ящик с бумагами и застыла над ним. Странно. Она точно знала, где искать документы на свою помощницу и раненых, но никак не могла вспомнить, куда положила те, что на Арона и Шиви.
Не могла даже вспомнить, как держала их в руках.
На улице, за полотнищем шатра что-то грохнулось. Дея вздрогнула и прислушалась: следом понёсся солдатский смех. Чего она так разнервничалась?
Она перевела взгляд обратно, на коробку с картонными вкладышами. Архив. Да. Что она здесь искала? А, точно. Стопка бумаг на столе — прочитать, разобрать. Нет, лучше она сначала их просмотрит, а потом разложит по вкладышам.
Она захлопнула створки ящика и вернулась за стол. Отмахнулась от навязчивой мысли, будто что-то забыла сделать, и принялась за работу.
Забыла — значит, не важно.
.