Пролог

Если долго слоняться вдоль улочек старого Лафайета, без цели и без особой надобности найти что-то определенное, можно случайно набрести на узкий неприметный переулок, уходящий в тупик прямо перед большим прудом. Точнее, это не пруд, а то, что осталось от попытки некогда облагородить берега байю. Это болото, которое раскинулось здесь ещё задолго до того, как первые поселенцы, креолы или кажун, как их шутливо прозвали за любовь к острым блюдам, приправленным перцем, облюбовали для себя этот клочок земной тверди. Так, посреди луизианских болот с красиво звучащим названием байю, появилось маленькое селение, вскоре разросшееся до масштабов довольно большого городка, гордо носящего имя французского генерала, сражавшегося в войне за Независимость.

Старые ивы и кипарисы растут прямо из воды, испанский мох спутавшимися нитями свисает с их длинных ветвей, делая их похожими на поросших паутиной спящих вечным сном гигантов. Все это представляется нереальным и фееричным даже в солнечный день, а уж если вам довелось забрести в эти места в сумерках, то берегитесь. Не всему тому, что видят ваши глаза можно верить, и не всему, что вы не видите, но представляете себе, поддавшись суеверным страхам, не следует придавать значения. Переулок Аланвер потому и называется Переулком Наоборот, ведь там все не так, как должно быть. Там, мой дорогой путешественник, под сенью старых кипарисов вы и отыщете неказистый домик, со стенами, поросшими мхом, вьюном и диким виноградом так густо, что почти невозможно разглядеть каменную кладку. Нужно дотянуться до дверного кольца в форме костлявой руки со скрюченными пальцами, будто бы сложенными перед требовательным стуком. Но, для этого придется немного пошарить ладонью под листвой вьюна цвета меди и оборвать несколько нитей старой паутины, которая собирается в этих местах так быстро, что уже через некоторое время все снова будет выглядеть так, словно годами никто и не тревожил это место.

Ну как, вам все ещё любопытно узнать, что ждет вас внутри? Ну, теперь уж поздно поворачивать вспять, ведь рука из чугунного сплава сама стучит костяшками в старую дощатую дверь. Металлический скрежет отпираемой щеколды отзывается зубной болью, а протяжный скрип несмазанных петель заставляет нервно поморщиться и зажмурить глаза перед кажущейся неизбежной катастрофой. Но, нет, все обошлось – дверь на месте, а перед нашим взором открывается сумрачная прихожая.

Итак, входите же, не топчитесь там на пороге! Мадам Ру ждёт вас. Она рада всем посетителям. И тем, кто искал встречи с ней, и тем, кто случайно забрел в тупичок Аланвер и пришел к порогу ее дома, не зная, на что рассчитывать и кого повстречает там.

Ну что же, хотите спросить Мадам про ожидающую вас судьбу или помнетесь на пороге, делая вид, что желали просто уточнить дорогу назад к центру города? Тщательно выбирайте, какой из всех вопросов, витающих в вашей голове в этот самый момент, вы действительно хотите задать. Ведь ответы уже известны, а карты таро готовы рассказать, что на самом деле привело вас в тупичок Аланвер. А уж поймёте ли вы смысл, скрытый в полученных ответах, будет ли он для вас путеводным - все зависит только от вас.

Глава 1

- И что, это все? - редактор журнала нетерпеливо отбросил в сторону отпечатанные на машинке листы.

- Нет, сэр. Это только начало. Для затравки, так сказать. Чтобы вызвать читательский интерес, - отвечал молодой журналист, без особой надежды в голосе и проводил взглядом отложенные в сторону материалы.

- Ну, что вы можете мне рассказать? Ну же, давайте, выкладывайте, что вам удалось разузнать об этой так называемой гадалке из Лафайета, - потребовал редактор, между тем, погрузившись в чтение колонки спортивных новостей «Трибуны Нового Орлеана».

Мистер Юзерс, редактор журнала "Еженедельный Курьер" был настолько же обыденным и неприметным, как и его журнал. Подписчики давно уже перестали листать страницы «Курьера» дальше объявлений о продажах и некрологов. Если кто и выписывал его, так, то было всецело ради плотной газетной бумаги, которая была чертовски хороша в хозяйстве от мытья окон и зеркал до упаковки стекла и посуды. Да мало ли, еще для каких нужд, ведь рачительная хозяйка найдёт применение всему, даже кипе пожелтевших страниц журнала, за десятки лет сделавшегося частью обыденной рутинной жизни небольшого пригорода Лафайета. Редакция журнала давно уже не нанимала постоянных работников кроме редактора и наборщика текстов, журналисты сменялись регулярно и настолько часто, что их никто не помнил по именам. Так что, когда Саймон Уэст заглянул в контору «Еженедельного Курьера» насчёт вакансии, ему сразу же предложили место внештатного корреспондента. Он подписал контракт на полгода, и в бухгалтерии ему выписали чек на недельный аванс, случившийся очень кстати для молодого пока только подающего надежды выпускника филологического отделения Колледжа Свободных Искусств.

Со своим первым заданием Саймон справлялся без труда, ведь для записи некрологов по строго разбитым шаблонам и тарифной сетке особых усилий и не требовалось. Однажды после полутора месяцев этой своеобразной переписи медленно и неуклонно пополнявшегося населения Центрального кладбища Лафайета, Саймон случайно обратил внимание на короткую приписку к одному из сопроводительных писем с заказом. Он тут же почувствовал веяние свежего ветерка долгожданных перемен в опостылевшей ему карьере ведущего колонки некрологов. Его заинтересовала история Лафайета. Точнее, биографии отшельников, живших в городке, на месте которого разросся современный город, людей, которые ещё века три тому назад избрали болота Луизианы для своего прибежища.

Следует отметить, что Саймону стоило немалых трудов, и не только красноречия, но и фантазии для того, чтобы уговорить редактора согласиться дать ему направление для разработки новой темы. По надеждам молодого журналиста, эта тема могла со временем перерасти в постоянную рубрику журнала. И вот, он, окрылённый наконец-то свершившимся фактом - полученным впервые в его карьере самостоятельным журналистским заданием, отправился на поиски старожилов Лафайета. Уже через неделю у него были собраны первые материалы для пилотной статьи, а через месяц они переросли в целую серию заметок для предполагаемой рубрики. А ещё через два месяца редактор, скрепя сердце подписал контракт на повышение Саймона из внештатных сотрудников на постоянную работу в журнале в качестве ответственного за новый раздел «История Лафайета в лицах».

После нескольких успешно опубликованных статей, в ходе сбора новых материалов Саймон прослышал о настоящей сенсации. Причем, не просто о сенсации на уровне их маленького «Еженедельного Курьера» с тиражом в тысячу экземпляров, продававшихся в качестве расходной бумаги, годной разве что для упаковки старой посуды! О нет, у этой сенсации были все шансы оказаться лакомым кусочком, на который польстились бы даже именитые журналы и ежедневные газеты из Батон-Ружа или Нового Орлеана. А дело было в следующем. В одном интервью с очередной пожилой знаменитостью Лафайета, Саймон услышал зацепившую его историю. Старушка, делившаяся с ним воспоминаниями о карьере покойного мужа, основателя бейсбольной команды городского университета, упомянула про некую Мадам Ру. Та была известной гадалкой, к ней приезжали за советом не только из соседних штатов Алабамы и Техаса, а со всего Восточного побережья вплоть до Нью-гемпшира. Заинтересовавшись этой самой Мадам Ру, Саймон долго собирал о ней сведения. Но поначалу, к своему разочарованию, не нашел ничего кроме слухов и полулегендарных историй. Одни уверяли его, что Мадам Ру это миф, такой же старый, как и кипарисы, что росли на месте некогда осушенного болота в центре Лафайета, другие утверждали, что бывали у Мадам, но так давно, что и позабыть успели, где она жила. И никто не знал, где искать ее, да и жива ли эта самая Мадам Ру, которую даже старики помнили из своих детских лет, как неувядающую, но повидавшую многое на своем веку старушку. Потребовался месяц на то, чтобы выудить из слухов хоть мало-мальски годную информацию для отчёта перед редактором. Но тот лишь махнул рукой и сказал, что для подобной статьи сгодится разве что раздел "Сказки на ночь" в журнале для молодых мамаш, и отправил Саймона нарыть информацию о футбольной команде Университета Лафайета, тех самых легендарных «Кажюнов», которые некогда лет двадцать тому назад выиграли турнир Южной Конференции университетов. Вот тогда-то, в поисках одного из ветеранов той легендарной команды, Саймон и забрел в затерянный и отрезанный от всего мира тупичок Аланвер, где под сенью старых кипарисов на берегу пруда затерялся коттедж одинокой старушки, которую в Лафайете и за его пределами знали как Мадам Ру. Случайно или нет, а знакомство со старушкой продвинуло не только застопорившуюся работу над статьей, но и помогло Саймону принять важные решения в собственной жизни. Спустя неделю после публикации статьи о «Кажюнах» он наконец-то получил приглашение от более крупного издательства в Батон-Руже, причём, речь шла и о переносе его собственной колонки «История в лицах», только уже не просто Лафайета, но всей Луизианы. Оставалось лишь расквитаться со старой редакцией и сдать последние материалы для «Еженедельного Курьера».

- Ну, рассказывайте, - ещё раз повторил редактор, наконец-то удостоив Саймона своим драгоценным вниманием. - Впрочем, можете положить материалы на край стола. Я позже просмотрю и отберу, ежели найдется что-нибудь, годное для печати. Если там вообще есть хоть что-то интересное. Гадалка, хм, - он ещё раз глянул в лицо молодого человека поверх очков, поправил их на переносице и пристально посмотрел на него. - Что-то ещё?

- Нет никакого материала. Я не справился с этой статьей, - солгал Саймон и, собрав листы с материалами, отступил к двери. - И вообще, я зашёл, чтобы уведомить вас о моем увольнении. Я не буду продлевать контракт. Я ухожу.

- А, - коротко отозвался на эту новость редактор и снова уткнулся носом в свои записи. - Расчет получите у Марты в бухгалтерии, - не поднимая головы, напутствовал он уволившегося сотрудника.

Саймон был рад освободиться от тяготившей его должности писателя колонки в увядшем еще задолго до его рождения журнале, а особенно же от работы составителя объявлений в разделе некрологов. Да, он слукавил насчёт статьи о Мадам Ру. Но, только потому, что не хотел продавать эту историю второсортному журналу, где ее вряд ли заметят среди объявлений о покупке спаниелей, замене масел для моторов и некрологов. И пусть призрак временного безденежья и маячил впереди, подобно дорожному плакату, гласившему о необходимости пристегиваться во время вождения, Саймон знал, что для него куда важнее была не сама публикация рассказов о Мадам Ру, а знакомство с этой незаурядной женщиной. Он надеялся, что долго ещё не соберёт необходимого для печати объёма информации, и это позволит ему чаще и надольше заглядывать в коттедж в затерянном тупичке старого Лафайета.

Глава 2

Солнечный полдень на исходе осени особенно красиво наблюдать в лесах, которые не только окружают Лафайет, но и вторгаются в пределы города. Стоит лишь уйти вглубь старинных улочек, и окажетесь среди поросших мхом и лианами старых кипарисов, лиственниц и неувядающих ив, полощущих свои гибкие длинные ветви в воде. Болота там повсюду. Их осушали, зарывали землёй, пытались даже перенаправить их притоки в другую сторону. Но, раз выбрав для себя эту местность, байю – луизианское болото навсегда остаётся здесь. Гуляя по красивым тропинкам, протоптанным вдоль берега, нужно бдительно следить за тем, куда ступает нога для следующего шага - твёрдая ли почва окажется под ботинком или зыбкая трясина, настолько похожая на твердь, что ошибиться проще простого.

- Эй, милый! Что это ты удумал, ходить по болоту? В эдакой грязи увязнешь, ввек не выберешься, - послышался голос из зарослей ивняка.

Молодой человек, одетый, как и все туристы в длинные до колен шорты, пёструю рубашку и шляпу панаму, вскинул руки от неожиданности и огляделся. Он не видел никого, но голос привыкший отдавать советы и распоряжения, повторил снова:

- Что это ты удумал? Стой. Стой, говорю! Не двигайся. Стоишь на самой кочке. Сейчас я тебе шест перекину. Ох, несёт же нелёгкая этих любопытных проходимцев... Туристы, тоже мне.

На фоне золотистой выцветшей на солнце листвы показалась фигура женщины. Она шла к кромке берега, опираясь на изогнутую чёрную палку, изобиловавшую глазками от срезанных сучьев. Пройдя ближе к самому концу тропинки, она постучала палкой впереди себя, проверяя, достаточно ли твёрдо, и ступила ещё на шаг вперёд. Затем она протянула палку к молодому человеку и кивком дала понять, что тот может довериться ей.

- Спасибо, но я и сам бы справился, - ответил тот и, прежде чем одуматься, ступил вперёд. Под тяжестью его ноги зыбкая поверхность трясины закачалась и хлюпнула. Ботинок начал быстро уходить вниз, скрываясь в жидкой грязи.

- Держи! - крикнула ему женщина и сунула палку прямо в руки. - Держи и, не мешкая, теперь ступай прямо ко мне. Не дожидайся, пока трясина засосет тебя по колено. Тогда уж выбраться будет непросто.

Поверив ей на этот раз, молодой человек энергично схватился за конец палки, которая к его удивлению оказалась в весьма крепких руках. Он с трудом высвободил ногу из грязи и ступил на возвышавшуюся над водой кочку. Пока его вес держался на её мягкой поверхности, он успел перешагнуть дальше. Шаг, ещё один - шлёп, шлёп - и вот он оказался в дебрях ивняка. А помогавшая ему женщина продолжала тянуть его за собой, приговаривая:

- Держись. Держись, милый. И не останавливайся. Вот так-то лучше.

- Чёрт, ботинок! - с досадой воскликнул турист, но из вязкой грязевой каши ему удалось вытащить только босую ногу.

- Брось! Его уже не вытащишь. А ежели и так, то после такой ванны, ни за что надеть не захочешь. Ступай вот сюда.

- Там же кусты!

- А ты напролом лезь. Знаю, что кусты. А у них корни крепкие, вот по ним и ступай. Ага, сюда.

Выбравшись, наконец, на твёрдую почву, молодой человек с облегчением вздохнул и принялся отряхивать с себя брызги от грязи и воды, налипшие всюду сухие стебли и ивовые листочки. Всё это было безуспешно, так что, после нескольких попыток, он прекратил и с виноватым видом поводил по земле пальцами ноги, на которой все ещё красовался дырявый грязный носок.

- А я вас знаю. Вы же та самая Мадам Ру! Я и шёл сюда, чтобы отыскать вас. Вот, друзья посоветовали идти до тупика. А я увидел в парке тропинку вдоль пруда, так и пошёл. Напрямик.

- Ага, - усмехнулась Мадам Ру, постукивая перед собой палкой. - Пруд, как же. Это и есть настоящее болото. Никуда оно отсюда не делось. А тропинки здесь, хоть и подсохли после лета, да всё же желающих прогуляться по ним мало. Ну, коль ты меня искал, милый человек, то, милости прошу. Заходи в дом. Я воды согрею, кофе поставлю. И сандалии подыщем. Удумал тоже, в таких щегольских ботинках в наших топях гулять.

Она повела его через густой пролесок к маленькой изгороди, отгораживавшей неширокую поляну, где красовались несколько цветочных клумб и ровно отмеренные грядки с весело торчавшими из земли зелёными хвостиками посадок. Это и был огород Мадам Ру, который она возделывала ещё с тех времён, когда её домик был единственным жилищем на несколько миль в округе.

Тихое урчание кошки, проснувшейся от звуков шагов незваного гостя, заглушил голос хозяйки, уже суетившейся у плиты.

- Тихо, Ману. Я всё слышу, - произнесла Мадам Ру, и Саймон удивился тому, как удивительно отчетливо и ясно звучал низкий и глубокий тембр её голоса, его мелодичность напоминала ему о звучании блюзовых песен.

- Проходи! Проходи, раз уж забрел в эту глушь. Я кофе ставлю. Будешь?

- Нет. Да. Спасибо, мадам, - неуверенно ответил Саймон и, повинуясь приглашению, прошёл вглубь комнаты, погруженной в таинственный полумрак.

Повсюду на стенах висели старые почти истлевшие от времени и сырости гобеленовые картины и фотографии в коричневатой гамме на пожелтевшей бумаге. С них на него смотрели лица людей, давно ушедших из этого мира. То есть, в том, что это были люди из далёкого прошлого и вряд ли они дожили до наших дней, можно было догадаться по их виду. Да хоть бы и по тому, насколько старыми были снимки. К тому же, и одежда на запечатленных на них людях выглядела похожей на ту, которую носили в викторианскую или георгианскую эпоху. Смотрелась она довольно странно, даже вычурно в сравнении с более современными костюмами из тридцатых и сороковых годов минувшего столетия на персонажах других снимков. Так что, на всех тех фотографиях были запечатлены образы давно ушедших времён, целые эпохи, застывшие в прошлом. Вот только лица на них вовсе не казались застывшими. Они словно цеплялись за взгляд, не отпуская, как будто собирались сказать что-то в ответ на проявленный к ним интерес. Странно, Саймону, который попал в домик Мадам Ру впервые в жизни, показалось, что он когда-то встречал людей со снимков, развешанных на стенах. Но, вовсе не это было самым странным, а ощущение, что изображения не были застывшими и статичными. Всякий раз, когда он не смотрел на них, ему казалось, что в изображенных сценах происходило какое-то едва заметное движение. Вот и опять, стоило ему отвести взгляд от одной из фотографий, как краем глаза он заметил, что механик, запечатленный на фоне своего новенького Форда, вдруг наклонил голову набок и ухмыльнулся.

- Не обращай внимания, - сказала Мадам Ру, прошелестев за его спиной в старых стоптанных шлепанцах. - Они пытаются привлечь внимание к себе. Всё это от скуки. А сказать-то им давным-давно нечего.

- А кто же это? - спросил Саймон и стянул с головы шляпу панаму, давно утратившую щеголеватый вид и первоначальный цвет.

- Это всё те, кто заглядывали ко мне. А до меня к моей крёстной, а до неё, - Мадам Ру указала сухощавой жилистой рукой на единственный портрет, выполненный маслом, выделявшийся среди этой своеобразной галереи фотографических карточек в дешевых металлических рамках своей массивной позолоченной рамой и матовым отблеском на потрескавшемся от времени лаковом покрытии. - До моей тётушки здесь принимал сам Жако. Слыхал, небось? Нет? Ну, что ж взять с людей. Все помнят Жана Лафита, головореза, вора, пирата. Корсар - как же! Даже город в его честь назвали. А про старину Жако вспомнит разве что декан факультета истории или профессор оккультных наук в университете. Да, мельчают нынче и люди, и память людская.

Она прошаркала мимо, оставив Саймона, застывшего напротив портрета с дурацким выражением лица, и скрылась за занавеской из нитей с нанизанными на них бусами, которые свисали с дверной притолоки.

- Звать-то тебя как? Или думаешь, мне карты уже нашептали всю твою подноготную? - с усмешкой спросила Мадам Ру, громыхая кастрюльками и ковшиками для варки кофе всех возможных размеров.

Выбрав маленький ковшик турку из чеканной меди, она всыпала в него чёрный порошок и смешала его с приправами, по запаху сильно напоминавшими восточные специи вроде корицы и мускатного ореха. Погрузив ковшик в песок в небольшом жестяном ящичке, стоявшем поверх плиты, она плеснула в него воды и разожгла огонь. Все эти её манипуляции с завариванием кофе для незваного гостя ничем не отличали её от обычных бариста, которые заваривают вам магический эспрессо в барах. И всё-таки было что-то неуловимое, колдовское в том, как она замирала на секунду перед каждым действием, шепча что-то себе под нос, делая пасы и потирая кончики пальцев вытянутой вперед правой рукой.

- Меня Саймоном звать, - откликнулся на её вопрос молодой человек. - Саймон Уэст. Я вообще-то случайно сюда забрел. В путеводителе было сказано, что здесь, в этом тупичке находятся одни из самых старых особняков в Лафайете и в целом в Луизиане. А мне любопытно взглянуть на настоящую старину.

- Всех сюда ведёт любопытство, - хмыкнула Мадам Ру, разливая густой чёрный напиток в маленькие фарфоровые кружки, всё украшение которых было в синих ручках и тонкой полоске позолоты на верхнем краешке.

- А вы сами-то давно здесь живёте? Знаете про особняки эти? - расхрабрившись, Саймон принялся засыпать её вопросами.

- Я на этом конце байю живу, сколько себя помню. Помню даже те времена, когда хижина моя стояла одинокой на краю болот, и сюда изредка только лодка с торговцами с Больших вод приставала. И уж точно, тогда мой дом никаким особняком не прозывали. А потом, вот же нате, город и сюда пришёл. Они его строили-то там, далее отсюда миль на десять. А вот же, во время Депрессии и до моего болота достроились. Все эти особняки, - она с особенным презрением глянула в сторону окна, занавешенного похожими на паутины полупрозрачными гардинами из чёрного тюля. - Коттеджи эти. Их тут чуть ли не на болоте построили. Места не хватало, так осушать байю принялись. Ну, дак, природа им за то и ответила. Когда ливни начались, да старое болото пошло из берегов, все соседние улицы затопило. И этот квартал сделался безлюдным заброшенным островком. Переулком Аланвер его потом уже прозвали. Одна я здесь. Как была, так и осталась.

- А все те коттеджи так пустые и стоят теперь? - поинтересовался Саймон, отпив первый глоток обжигающе острого кофе.

- Да разве же дома бывают пустыми? - подивилась наивности его вопроса хозяйка и принялась смаковать кофе медленными глоточками, потягивая при этом носом дивный аромат, который поднимался над чашкой струйкой густого пара. - Есть там, обитатели. Только никто с ними связываться не станет. Так что, дома эти стоят себе, что старые кипарисы на болоте. Обрастают мхом да паутиной. Скоро и вовсе сделаются такими же трухлявыми, что пни.

Задумавшись о перспективах выставить на продажу старые заброшенные особняки с историей, да наверняка, еще и непростой, Саймон медленно отпивал кофе. После нескольких глотков он уже смотрел вокруг себя повеселевшим взором человека, внезапно увидевшего солнечный свет на краю сумрачного леса. А что, вот бы облагородить слегка эти улицы, расчистить проходы к краю болот, провести водоотвод - да из этого квартала можно изюминку сделать! И, если правда то, что кроме призраков прежних времён в этих домах никто не живёт, так и сэкономить на приобретении прав можно.

- Ну-с, с чем пожаловал-то, я понимаю. А вот чего с собой унести желаешь? - заговорила Мадам Ру, после того как кофе был выпит, и устроилась в глубоком кресле напротив низкого столика, заваленного всевозможными бутылочками, банками, бусинами и картами.

- Садись. В ногах правды нет. Ману, - она строго посмотрела на кота, развалившегося на табурете возле столика. - Сколько раз повторять, чтобы не занимал табурет, когда у нас гости. Брысь!

Кот вальяжно потянулся, потрясая по очереди каждой лапой, и выгнул спинку, явно напрашиваясь на то, чтобы его погладили. Но, через секунду, так и не получив желаемого внимания, он нехотя спрыгнул на пол и бесшумной тенью скрылся за занавеской из бусин. Саймон занял его место и с интересом наклонился над столешницей, разглядывая этикетки и надписи на каждой склянке и коробочке.

- Так что же, сам-то знаешь, чего спросить хотел? - спросила его Мадам Ру.

В её длинных, сухих пальцах показалась колода карт. Эти карты выглядели очень необычно и отличались от тех, которые Саймон привык видеть за игрой в покер или в буру. Они были длинные и узкие по величине, с рисунками, похожими на гравюры из старинных манускриптов. На оборотной стороне каждой карты была необычная рубашка в виде рисунка из тонких как паутинка золотых нитей, переплетающихся в замысловатых узорах, которые напоминали собой не то скандинавские руны, не то восточную вязь.

- Предупреждаю, карты сами заговорят с тобой, готов ты к этому или нет, - заговорила Мадам Ру, получив от гостя утвердительный кивок головой. - Понравятся ли тебе ответы, разглядишь ли в них пользу для себя - всё зависит от того, насколько серьёзно ты понимаешь вопросы, с которыми пришёл. Ну как, начнём?

Глава 3

- Ну-с, дорогуша, - тёмная ладонь Мадам Ру легла поверх двух карт, снятых из колоды. - Готов?

В нетерпении узнать, что расскажет ему эта странная женщина, Саймон даже привстал с табуретки. Он жадным взглядом следил за её руками, не произойдет ли какого-нибудь так называемого чуда посредством едва уловимых пассов как у фокусников. Но, ничего странного и необъяснимого не случилось.

- Готов? - повторила свой вопрос Мадам Ру, и сеточки морщинок в уголках её глаз дрогнули в усмешке.

- Вижу, ты ждёшь, когда я начну бормотать на языках и водить руками. Но, дорогой мой, к чему нам подобные представления? Карты уже на столе, и этот расклад никакой магией не изменишь. Твой выбор - смотреть или нет, принять их совет или махнуть рукой. Но, изменить этот расклад не в силах, ни ты, ни я.

- Открывайте, - сглотнув застрявший в горле комок, проговорил Саймон с наигранным безразличием и скрестил руки на груди. В конце концов, он ведь даже не просил делать для него расклад, да и забрел в глушь к домику этой странной женщины совсем не за этим.

Не обращая внимания на показную холодность гостя, Мадам Ру перевернула первую карту и вгляделась в изображение мужчины в белоснежной мантии с золотыми узорами, на голове, которого был не то венец, не то венок из золотых веточек, похожих на лавр. Она смотрела на него с таким вниманием, будто бы слушала его, тогда как он рассказывал ей о сокровенных тайнах её гостя.

- Ну, что? - спросил Саймон после продолжительного ожидания.

Оставив без внимания его нетерпеливый вопрос, Мадам прострела кисть над второй картой и на какое-то время замерла, прежде чем перевернуть её картинкой вверх. С изображения на них смотрела женщина, облаченная в длинное до пола платье, поверх которого на её плечах красовалась похожая на дорожный плащ мантия. В ней не было ничего особенного, обещающего награду или славу – никаких скрытых символов или знаков. Но, отчего-то Саймону показалось, будто бы мужчина на первой карте чуть повернул голову в её сторону, так что теперь картинка показывала его лицо в профиль с длинным тонким носом, похожим на клюв хищной птицы.

- Ну, вот и ответы, дружочек, - проговорила Мадам Ру, пододвинув обе карты на середину стола. - Очень даже ожидаемый расклад для любого молодого человека. На первый взгляд, всё это кажется идиллией, да? - она снова усмехнулась и покачала головой, так что серёжки из монеток, собранных в несколько гроздей как ягоды винограда, тихо зазвенели.

Саймон ничего не ответил, чувствуя, как в глубине души зарождались сомнения, но вместе с ними и необъяснимое любопытство и желание узнать больше об этих картах и о том, что именно они сулили ему. Он смотрел на лицо женщины на карте. Был ли то голос сомнения или же напротив, веры в неведомое и незримое глазам, но, что-то в глубине его души подсказывало, что всё в этой карте было далеко не так романтично, как представлялось на первый взгляд. Нет, она не говорила с ним, и не вызывала никаких ассоциаций. Он и понятия не имел, что она представляла собой по неведомой ему логике карт. И только предчувствие, холодное, лишённое каких-либо эмоций и чувств, заставило его подавить весь скептицизм и обратиться к Мадам Ру.

- Эта карта с женщиной, она ведь не сулит мне неприятностей? - спросил он, хотя в его душе этот вопрос звучал совсем иначе.

- Нет, дорогуша. Карты не угрожают, это не их свойство. Но они могут предупредить и дать совет. И не смотри лишь на одну, ведь их две. А в паре они могут говорить о многом. Неприятные открытия - быть может. Но и интересные также. Этот мужчина, он не такой грозный, как птица, на которую он похож. Его не следует опасаться. Но к его совету прислушайся.

- И что же он советует мне? - Саймон задал наводящий вопрос, чувствуя, что иначе он никакой помощи не получит.

- А вот перевести слова, которые говорят к тебе эти карты - это я могу, - улыбнулась вдруг Мадам Ру, уловив в глазах молодого человека тот неподдельный интерес, который пробуждает желание заглянуть в свою судьбу в любом, даже самом закоренелом скептике. - А то, приходят ко мне, требуют, чтобы я гаданиями да ворожбой занималась. Тоже мне. Будто я гадалка с площади, какая.

- Так что же он... Они советуют мне? - спросил Саймон и в подкрепление серьёзности намерений выложил на стол пухлый бумажник.

- Это дело, - вздохнула Мадам Ру, но тут же остановила руку гостя, когда тот попробовал вынуть купюры. - Подарки, приму. Но, не за это. Осмотришься потом, мало ли к чему душа прикипит, выберешь себе подарок взамен.

Её голос, похожий на звуки старинной виолончели, завораживал, наводя странную дремоту. Отяжелевшие веки сами собой закрывались, и перед внутренним взором Саймону являлись картины, прохожие на иллюстрации в старинных новеллах. Деревья в саду, залитом тёплым светом августовского вечернего солнца, были символичны и неестественны в своих пропорциях. Их плоды были скорее воображаемыми, чем похожими на настоящие яблоки или персики. Они свисали с ветвей, готовые вот-вот сорваться с них под тяжестью сока. В траве лежала плетёная корзинка с такими же плодами, перевёрнутая, словно кто-то её уронил и так и забыл, убежав прочь. Руки сами собой потянулись к спелым плодам, вывалившимся из корзины, чтобы собрать их. Но, странное дело, ему вовсе не хотелось пробовать их на вкус.

Видя озадаченный вид гостя, Мадам Ру замолчала, и с лёгкой усмешкой откинулась на спинку своего глубокого плетёного кресла, утопая в пухлых бархатных подушках. Она наблюдала за Саймоном, пока тот не вышел из дрёмы, с долей упрёка, но не сказала ничего, дожидаясь, пока его взор прояснится, и он будет готов слушать её дальше.

- Это карта Трефового Короля, дорогой мой. Она не несёт ни добра, ни зла, скажу тебе сразу. Но, чтобы понять её совет, нужно чтобы ты сам знал, чего ищешь. И в пару к нему нужно смотреть и на вторую карту. Пиковая Дама, - женщина взяла вторую карту своими длинными крючковатыми пальцами и помахала ей перед собой, будто бы и сама впервые разглядывала её.

- И каков же ответ? - спросил Саймон. - Разве вам нужно угадывать, что у меня на душе, если карты говорят обо мне?

Мадам Ру снова усмехнулась в ответ и положила карту на стол. Она протянула руку к горшочку, из которого торчали тоненькие прутики курительных палочек, выбрала один из них и вынула. Затем она провела им под носом, вдыхая аромат, будто бы считывая с сухого прутика все секретные ингредиенты, спрятанные в нём. Удовлетворённо кивнув, она разожгла прутик и проделала им несколько пассов перед собой, выписывая замысловатые узоры с помощью сизого дыма, струившегося из тлевшего кончика.

- Ну, если ты, милый, всё ещё думаешь, что я ведьма, сижу тут на болоте, да на картах гадания по пять долларов за сеанс провожу, так это ты ошибаешься. Нет, карты говорят с нами, это верно. Но не так, как думают обыватели. С помощью карт ты можешь понять свою ситуацию, увидеть свои настоящие вопросы и правильно расставить приоритеты. А ответы, они не здесь, - она ткнула острым ногтем указательного пальца в карту. - Карты всего лишь ниточки к ответам. Подсказки. Потянешь за них и придёшь к верному пониманию. Ну, смотри же.

Она помолчала, дожидаясь, когда Саймон спрятал бумажник в кармане и снова приготовился слушать.

- Трефовый Король, в других оракулах его ещё Верховным королём называют, - заговорила она, ткнув пальцем в золотой венец, на голове изображённого на карте мужчины. - Он говорит о твоём стремлении достичь высот. Возвыситься над другими, но не над собой. Это, кстати, не хорошо. Не хорошо возвышаться над всеми, не одолев высоты, которые стоят перед тобой. Но, не о том сейчас речь. Скажи, милый, ты ведь в Лафайет приехал не по своей воле? И не любопытства ради, ведь так? Хоть, ты и выглядишь как человек любознательный, но ищешь не для себя. Я права?

Всё время, пока она говорила, Саймон молчал и кивал ей в ответ. Были ли это догадки или эта женщина и впрямь видела его как раскрытую книгу, он, конечно же, задавал себе этот вопрос, но, не это подогревало его интерес к самой Мадам Ру. Ему было интересно каждое её слово, все высказанные ей суждения и выводы, которые она делала из того, что видела на картах перед собой. И, особенно же, логические цепочки умозаключений, которые она выстраивала.

- А ещё вот что скажу. От того, найдёшь ли ты то, что тебе искать поручено, зависит твоя работа. Карьера. И то, возвысишься ли ты над другими. Да-да. Взгляни, ведь ты и сам видишь. И твой вопрос сейчас не в том, где найти. И не в том, что найти. А в том, как рассказать о том, что ты нашёл. Ты - человек слова. Нет, не хозяин своего слова, не то, - она мягко улыбнулась, глядя в его глаза. - Твоя работа связана со словом. Ты передаешь его другим. Продаёшь его. Ты журналист, ведь так? И здесь в Лафайете ты только потому, что тебе поручено найти что-нибудь интересное для продажи. Ты нацелился на местный колледж, но что в нём интересного? Ни разработок, ни громких имён. Ничего, на что купятся читатели твоей газеты. И вот, в поисках чего-то стоящего ты и бродил по улицам. И меня искал для того же. Ну, ты не по адресу явился. Я тут историями не торгую. Даже не одалживаю их. Но, я могу помочь тебе направить поиски. Ищи среди кажюнов. Среди тех, кто здесь с незапамятных времён. Они-то много историй подарят тебе.

Саймон удивлённо поднял брови и посмотрел в тёплые карие глаза Мадам Ру. Они были почти чёрного цвета, похожего на густой горячий шоколад в чашке, и располагали к тому, чтобы смотреть в них, погружаться в глубину взгляда, доброго, немного насмешливого, но неизменно заинтересованного в собеседнике и в переживаемых им чувствах.

- Я не сошла ещё с ума, милый. Хотя, в моём возрасте иные начинают жаловаться на память, - улыбнулась она в ответ на его озадаченный вид. – И да, кроме тех, кого называют кажюнами за их происхождение, иди к футбольной команде колледжа – «Кажюнс», так их прозвали. И у них есть истории для тебя. Доверься моему слову. Напишешь о них и увидишь то, что другие не видят пока. У них есть история, и это не победы, и не тренировки, она в их корнях и в их семьях. Порасспроси их. И вот это слово неси в газету. Твой редактор, - она ткнула пальцем в лицо короля на карте. - Нет, это не он. Но, твой редактор одобрит твой выбор. В его власти изменить не твою жизнь, а карьеру. Это он и сделает, если то слово, которое ты принесёшь ему из Лафайета, будет хорошо продаваться. И тогда вступит в твою жизнь эта карта. Вторая. Карта Пиковой Дамы - это к переменам. И к росту, если ты сам себе поможешь. Так что, не слоняйся без дела. Решись на что-то и делай. Судьба не возьмёт тебя за руку и не поведёт, если ты сам не потянешься за ней.

Помолчав с минуту, она забрала карты со стола и вернула их в колоду. Поняв, что этот сеанс из ответов на незаданные им вопросы закончен, Саймон поднялся из-за стола. Он был озадачен, все ещё не мог разобраться с неуверенностью в глубине души, но, как ни странно, чувствовал облегчение. Пошарив в кармане, он достал бумажник. Заметив этот характерный жест и вопросительный взгляд, Мадам Ру указала гостю на небольшой глиняный кувшин, стоявший на высокой полке в окружении цветков похожих на гибискусы.

- Ты сам положи, милый, сколько рука протянет. Столько, чтобы душе твоей спокойно было. А мне так любая награда по чину будет. А взамен, можешь выбрать любой из моих травяных сборов. Там на той же полке пакетики стоят. Выбирай, не бойся, они все с пользой. Кому от бессонницы, кому от снов, а кому для грёз – каждому своё, - пояснила она и лениво прикрыла глаза, будто погрузившись в дремоту.

- Я могу ещё заглянуть к вам, мэм? – спросил Саймон, после того, как опустил банкноту в глиняный кувшин.

- Отчего же нет, загляни. А если повезёт, так застанешь кого-нибудь из моих соседей. Они иногда заглядывают ко мне. В сумерках заходи, когда туманы сгущаются. Может, и впрямь что-то интересное узнаешь.

И она снова прикрыла глаза, погрузившись в неглубокий сон, так и не услышав ни обещания зайти на днях, ни тихие шаги гостя по густому ворсу ковра, ни шелест сухих листьев, взметнувшихся над полом в прихожей. И даже негромкий скрип отворяемой двери не отвлек её от раздумий. Щёлкнул замочек дверной щеколды - ещё один гость, невольный в своих поисках, заглянул к ней и ушёл, унося с собой пакетик для отвара из засушенных трав и новые вопросы. Правильные, теперь уже его собственные вопросы, которые направят его поиски. И, конечно же, ответы, пусть и неясные ему самому на первый взгляд. Помогла ли она этому молодому человеку найти собственную дорогу и приступить к поиску себя самого? Возможно, да. Зерно вопросов было посеяно, и оно даже дало всходы в виде первых ответов.

- Он найдёт свою дорогу, - улыбка осветила лицо Мадам Ру, и она довольно кивнула себе самой и пушистой кошке, запрыгнувшей к ней на колени. Мадам Ру знала и была уверена, что та же сила, которая привела молодого журналиста к её дому, поведёт его и дальше. Ведь зная, какие именно вопросы касались его самого, он теперь мог двигаться вперёд. - С широко открытыми глазами, мой дорогой. Теперь-то, ты можешь видеть. Тумана как не бывало. Да и был ли он? - она обратила взгляд в окно. - В здешних местах туманы сгущаются только к ночи, а не средь бела дня.

Глава 4

Те фотографии, которые висели на стене в домике старой гадалки, не давали ему покоя. И даже спустя несколько недель Саймон тщетно отгонял мысли о них. Чтобы избавиться от наваждения, он пытался вспомнить, что именно привлекло его внимание. Дело было не в выражениях лиц людей, не в интерьерах, не в экзотических пейзажах. Всё это не вызывало никакого интереса и постепенно стиралось из памяти. Но, было что-то ещё. То, что притягивало его взгляд даже в воспоминаниях, стоило ему подумать о маленьком коттедже, затерянном в глухом переулке Аланвер. И это повторялось изо дня в день. Сначала перед мысленным взором возникала стена с фотографиями, каждая из которых выделялась каким-нибудь пустячком. Чем-нибудь вроде гротескных пышных усов на лице мужчины в ковбойской шляпе или всколыхнувшегося на ветру подола короткого платья на хрупкой с виду девушке. Чуть погодя, пока он по памяти воссоздавал одну из фотографий, ему начинало казаться, будто что-то пыталось привлечь его внимание и заставить присмотреться на другой снимок. И что удивляло его больше всего, образы, запечатленные на тех фотографиях, не меркли в его памяти с течением времени.

Но вовсе не это странное наваждение подтолкнуло Уэста вернуться к Мадам Ру. Поступив на новую должность в местном филиале столичного ежедневника, он решил продолжить работу над теперь уже собственным проектом. «История в лицах» - так называлась его личная колонка, привлекла интерес редакции, и ему был дан карт-бланш на все необходимые расследования и изыскания. Так что, в переулочек Аланвер он отправился под пустяковым предлогом. Якобы ему нужно было собрать информацию о владельцах близлежащих коттеджей. На самом же деле Саймон надеялся, что ему удастся понаблюдать за сеансами гадалки с клиентами, которых она деликатно называла «особыми гостями». А заодно воспользоваться возможностью и внимательнее присмотреться к фотографиям, которые не давали ему покоя.

Его появление не вызвало у Мадам Ру удивления и ожидаемых вопросов. Она только подняла голову и приветственно улыбнулась Уэсту, когда он переминался с ноги на ногу на пороге, ожидая приглашения войти. Смуглое лицо гадалки осветилось радушной улыбкой, такой тёплой, словно к ней заглянул любимый племянник. Она кивнула ему и радушным жестом указала на пустующий диван в гостиной. Не дожидаясь приветствия от нежданного гостя, она вернулась к разговору с посетительницей.

Стоило ему вновь оказаться в этом таинственном доме, как глубокий аромат кофе и благовоний захватил его обоняние, дурманя и кружа голову. Саймон и думать позабыл о том, с чего хотел начать разговор, да и о загадочных фотографиях на стене тоже. Его внимание привлекла молодая особа, сидевшая напротив Мадам Ру. Она даже не обернулась на шум шагов нового посетителя. Когда Уэст уселся на старый диван, то и тогда протяжный скрип изношенных пружин не заставил её вздрогнуть или хотя бы мельком обернуться в его сторону. Эта женщина была настолько погружена в свои мысли, что казалось, единственное, что она видела - чашка кофе, которую она держала в обеих руках. Было заметно, что она так и не собралась с духом, чтобы сделать хотя бы один глоток. От кардигана невнятного цвета и нелепого для тёплой осени платка, закрывавшего пышную шевелюру, до обреченно опущенной головы, втянутой в поникшие плечи - весь облик этой особы указывал на то, что она заглянула к Мадам Ру не ради пустой болтовни о погоде.

Через некоторое время, которое он потратил на тщетные попытки устроиться удобнее, Саймон встал и сделал несколько осторожных шагов по комнате. После устроенной им возни на скрипучем диване, смешно было и думать о том, что его маневры остались бы незамеченными. Он с виноватым видом обернулся, но, получив одобрительный кивок хозяйки дома, прошёлся взад и вперед, заложив руки в глубокие карманы парусиновых брюк. Не успел он сделать и пары шагов, как ему показалось, будто что-то мелькнуло слева от него, как раз на той самой стене с фотографиями. Заметив это краем глаза, он не остановился, а лишь обернулся, стараясь не подать и виду, что ему любопытно. Но, уже через секунду он забыл об этом намерении и, застыл на месте, искоса глядя в лицо мужчины, смотревшего на него со старинного черно-белого снимка.

Судя по всему, он был владельцем грузовичка, на дверцу которого облокотился с хозяйским видом, подкручивая кончик пышных усов. Саймон продолжал косить взглядом в сторону снимка, пытаясь поймать момент, когда произойдет что-то неординарное. Но нет, секунды тянулись, у него уже заныли плечи и шея от неудобной позы, а так ничего и не происходило. Значит, все-таки показалось. Он с облегчением выдохнул, пеняя про себя на буйное воображение, которое заставило ожить детские фантазии о призраках, заглядывающих в мир живых через старинные фотографии. Он вспомнил фразу, которую Мадам Ру мимоходом обронила в прошлый раз. Она сказала ему, что не нужно обращать внимание на людей на этих снимках, даже если они пытаются привлечь к себе взгляд. «Им уже не о чем нам рассказать», - пояснила она.

Что ж, Саймон решил внять совету и сосредоточить своё внимание на том, что происходило в комнате. Но напоследок всё-таки обернулся.

- Чёрт, - вырвалось у него, к счастью, не так громко, чтобы это прозвучало как грубость.

Уэст шагнул назад и посмотрел на фотографию. Теперь уже пристально, не скрывая намерения выяснить, что на ней не так. Он уставился на физиономию человека на карточке, и тот по-прежнему стоял возле грузовичка, всё казалось таким же, как и было, ничего не изменилось. Почти. Разница была в том, что этот ковбой больше не подкручивал кончик усов, а смотрел на него с вызывающей ухмылкой, и стоял, скрестив жилистые руки на груди. Показалось ли Саймону, что этот человек наблюдал за тем, как он с удивлением пялился на него? Но самое примечательное было в том, что теперь он смотрел не на поверхность глянцевой выцветшей бумаги, а как будто бы насквозь, вглубь неё.

- Чертовщина какая-то, - пробормотал Уэст, потирая ладонью глаза.

- Проходи сюда, милый! Нечего там топтаться, - низкий голос Мадам Ру заставил его отвлечься, и Саймон вернулся в гостиную.

- Говорила же тебе, не обращай на них внимания, - с улыбкой напомнила она и снова жестом пригласила сесть. На этот раз, она указала ему на приземистое кресло-качалку из плетеной ивы, устланное мягким пледом и заваленное подушечками.

- Все они прожили своё, нечего им сказать теперь. Они только и горазды, что байки старые пересказывать, да развлекаться, подшучивая над любопытными вроде тебя. Ты не первый, кого они смущают этими проделками.

Она откинулась на спинку. Повисшую в комнате тишину нарушил тихий перезвон тонких металлических браслетов, когда она запрокинула руку, устало прикрывая лицо.

- Был тут у меня студент один, - заговорила она, не отнимая ладони от глаз. - Не то философию, не то книги какие-то древние изучал. А ко мне явился, чтобы о старике Жако порасспросить. И вот чудак же, он к стене с фотографиями так прилепился, глаз отвести не мог! Если бы Ману не хватила его за щиколотку когтями…

Мадам Ру отвела руку в сторону, и Саймон увидел добродушную улыбку, от которой смуглое лицо гадалки просияло, будто засветившись изнутри.

- Приворожила его девица. Вот та, что на фотографии, которая справа, в третьем ряду. Ага, та самая. Теперь её лица не увидишь. Она почти всегда спиной к нам сидит. Обиделась она на Ману за то, что та парня отвлекла от её чар. Вишь, выцарапала умница моя красавчика. Так ведь настоящей кошке и положено заступаться за людей, когда на них привороты, да чары творят, - негромко посмеиваясь, договорила она. - Ну, ты посиди покамест, подожди. Я ещё занята, как видишь.

Заинтригованный историей о молодом студенте и красавице, Саймон ещё раз посмотрел в сторону стены с фотографиями. Решительно, ему сделалось в разы интереснее узнать историю каждого из героев на тех снимках. Но, тихий голос внутри напомнил ему про совет Мадам Ру. Он отвернулся и устремил всё внимание на гадалку и её гостью, теперь уже пристально разглядывая их, подмечая все малейшие детали, словно фотографируя в памяти картину наблюдаемого им сеанса.

Мадам Ру по своему обыкновению сидела в плетёном кресле, укрытом потёртым шелковым покрывалом с цветочным узором, буквально утопая в подушках. На столике перед ней красовался высокий кофейник с длинным узким носиком, из которого поднималась тонкая струйка пара. Два фарфоровых блюдца для чашек стояли по обе стороны от него, а сами чашки были в руках собеседниц. Каждый из этих предметов был антиквариатом сам по себе и мог бы заинтересовать любого коллекционера древностей, но не было ничего, кроме густого ароматного кофе, что связывало бы их между собой, настолько они были разнородными и не сочетавшимися. Или так могло показаться только чужаку, не знавшему их истории?

Со своего места в старом кресле-качалке, видавшем лучшие времена ещё задолго до Великой Депрессии, Саймон мог видеть на треть лицо гостьи. Оранжевые лучи вечернего солнца пробивались сквозь занавески, мягким светом очерчивая профиль с острым, чуть длинноватым носом.

- У меня давно уже зрело желание заглянуть к вам, - заговорила гостья, но осеклась, будто прикусив язык, и повернула лицо в сторону Саймона, поймав его врасплох в тот самый момент, когда он пристально разглядывал её.

Покрасневший от смущения, молодой человек отвел глаза, запоздало приняв безразличный вид. Было видно, что этой женщине нелегко давался разговор по душам, и она долго собиралась с мыслями, прежде чем начать.

- А вы и его не стесняйтесь, дорогуша, - усмехнулась Мадам Ру и отпила кофе, после чего с деликатным мягким стуком поставила чашку на блюдце.

- Он тоже из моих гостей. Я и ему карты раскладывала. Он ещё не совсем понимает, что произошло, но, как видите, решился на повторный визит. Можете поверить моему слову, дорогуша, всё, что происходит у Мадам Ру, остаётся в этом переулке на краю болота. Вы вольны вынести отсюда только решения, ответы и вопросы, с которыми пришли ко мне. Только свои, но чужие - никогда. Всё что вы услышите здесь, что не имеет отношения лично к вам, выветрится из памяти, стоит вам пройти из переулка к городским улицам.

Её слова немного успокоили молодую женщину, и она даже приспустила на затылок шёлковый платок, под которым скрывались густые чёрные волосы. Сосредоточенно глядя в кофе в чашке, которую она продолжала держать в руках, она снова заговорила, но ещё тише прежнего.

- Меня зовут Хелена Грин. Моё имя ничего не скажет вам, кроме того, что я дочь мистера Грина. А он, кстати, из тех Гринов, которые некогда были Вертейями из Швейцарских кантонов и прибыли в Луизиану ещё с первыми французскими переселенцами.

- Как же, как же, - оживилась Мадам Ру, и её лицо вновь осветила улыбка. - А я всё ждала, когда же правнучка Поля Вертейя заглянет ко мне. Дед ваш, его сын, стало быть, вот он бывал у меня. И даже перед рождением вашего отца заглянул. Ох, и славный денёк был, - лицо Мадам смягчилось от приятных воспоминаний. - Солнце взошло в туман, но к вечеру ветер разогнал духоту, и все, кто жили в этом тупичке, вышли из своих коттеджей. Знаете, милочка, здесь, бывало, такие танцы устраивали! Музыка играла, разжигали факелы и фонарики в гирляндах. Столы ломились от пирогов и кувшинов с молодым вином. Осень только началась, и это был вечер после долгого дня работ в полях, там за байю.

В глазах Мадам Ру блестели искорки от давно пережитой радости ярких событий прошлого. Воспоминания, казалось, захватили её целиком, но вот она сделала усилие над собой и обратила сосредоточенный взгляд в лицо мисс Грин.

- Ну, вы-то сюда пришли не россказни мои слушать. Да чего там, так бы и сказали, сладкая моя. Нет ничего страшного в том, что вас интересует собственная жизнь, а не та, что была прожита вашим дедом и потом вашим отцом. А он, кстати, не заглядывал ко мне. Ну, то без обид. Стало быть, не нужны ему были ответы, всё сам решал. А вот вы ищете. Хм, и что же ждёте услышать? Ну что же, задавайте уже ваш вопрос, - и она наклонила голову набок, приготовившись слушать.

Молодая женщина, видимо, смутилась после такого экскурса в историю её семьи и молчала. Она наконец-то отставила в сторону чашку, так и не пригубив остывший уже кофе, и в нерешительности принялась шарить рукой в недрах миниатюрной модельной сумочки.

- Вот, - чуть слышно сказала она и выложила перед собой кольцо с маленьким бриллиантом. Его грани тут же сверкнули ярким радужным светом, поймав в себя солнечные лучи.

- Это кольцо мне подарил мой жених. То есть, пока ещё просто знакомый. Мы обручены, но о помолвке не объявляли. Я его давно знаю, с детства ещё. Его мать живёт в доме на холме, это за нашим городком. Знаете, если ехать в Шривпорт, - она вопросительно взглянула в глаза гадалки, та пожала плечами и кивнула ей с понимающим видом.

- Всё, что вы имеете сказать, милочка, важно. Не бывает ничего лишнего, - мягко произнесла она и ободряюще улыбнулась. - А как же кофе, дорогуша? Налить вам свежего?

- Нет, пожалуй, не надо. Мне не хочется.

Саймон, не переставший наблюдать за их беседой, заметил, что у мисс Грин были большие сомнения по части вопросов, с которыми она пришла к Мадам Ру. Похоже, что она и сама была готова назвать их несуразной чепухой. После минутного колебания, она подняла голову и заговорила.

- Я не знаю, мне всё-таки кажется, что это неправильно. Моей матери я ничего не сказала. А вот его мать, - она посмотрела в глаза Мадам Ру. - Мне кажется, она одержима нашей с Фрэнки помолвкой. И меня она не любит. Я чувствую это.

Слушая мисс Грин, Мадам Ру протянула руку к углу стола и взяла одну из коробочек, ту, что была обшита тёмно синим бархатом. Вынув колоду карт, она задумчиво посмотрела на узор, украшавший их оборотную сторону, будто проверяя, те ли карты выбрала, а затем начала ловко, как профессиональный дилер перетасовывать их. Карты мелькали в её пальцах, сменяя друг друга так быстро, что у наблюдавшего за этим действом Саймона едва голова не пошла кругом. И снова ему показалось, будто собственное воображение и глаза играли с ним злую шутку, заставляя увидеть улыбки на лицах дам, валетов и королей, изображённых на картах. Чепуха какая-то, да и только.

- Сдвинь на себя. Левой рукой, - распорядилась Мадам Ру, когда, перетасовав колоду, выложила её на середину стола.

Мисс Грин вздохнула, словно отбросив последние сомнения, и быстрым движением сдвинула карты, разделив колоду почти напополам.

Повисшее в комнате молчание нарушало только лёгкое потрескивание поленьев, горевших в камине, да веселый свист ветра за окном.

- Ну-с, снимай теперь верхнюю карту из тех, что остались, - заговорила Мадам Ру.

Когда мисс Грин сделала это, гадалка взглянула на выбранную карту, и Саймону показалось, что в её глазах мелькнуло удовлетворение человека, получившего подтверждение своей догадке.

- Ты это тоже видишь, милочка? – это дружеское обращение Мадам Ру не смущало мисс Грин, тогда как сам вопрос, казалось, поставил её в тупик. Но, через какое-то время она посмотрела на карту, потом на мадам, как видно, также как и она, подозревая смысл ответа, который пугал её.

- Ну, тут ещё проверить надо. Карта говорит. То верно. Но, ты должна сама это услышать. Спроси у будущей свекрови со всей строгостью. Если она солжет, так это бедой обернется не только тебе, но и её сыну, прежде всех. Захочет ли она такую тяжесть на душу взять? Пусть признается во всём. И тебе, и ему тоже. А, чтобы она не попыталась по-своему сделать, промолчать, стало быть, ты возьми с собой этот камешек. Повесь в его на шею в этом же мешочке. Спросят – скажи, что украшение такое. Он тебя от чужой навязанной воли избавит. Помни, твоё наследство - это ещё не всё в этой жизни. Твоя судьба крепко связана с твоими будущими детьми. О них помни, - впервые Саймон увидел некоторую строгость, и даже жёсткость в глазах гадалки. - Она не думала о сыне. Ни тогда. Ни сейчас. Но тебе не нужно думать о её долгах и расплате за них. Думай о себе. И о женихе твоём. Не тебя, так его это всё её упрямство погубит. Не по умыслу. А по глупости.

- Дети? - спросил Саймон, чуть погодя, когда за мисс Грин закрылась входная дверь.

- Дети, милок. Ну, покуда только один, но и то важно, - вздохнула Мадам Ру и кивнула в сторону нетронутого гостьей кофе. - Она ждёт ребёнка. Кофе ей не идёт, я это заметила сразу. Так практически со всеми на первых порах бывает. Иных даже от запаха мутит, не то, что от глотка или двух.

Саймон молча, уставился на столешницу, тускло отражавшую огонёк тлевшей на подставке курительной палочки. Он ничего не понял из того, о чём говорила Мадам Ру, но интуитивно чувствовал, что за недосказанными словами крылся вполне определённый смысл. Простой, как и всё в нашей жизни, пока мы не начинаем придавать вещам ненужные объяснения и искать правду там, где она не нужна.

- Эта карта, которую она выбрала, - он показал на лежавшую посреди стола карту с изображением Дамы Треф. - Что же она говорит?

- Она не говорит, милок. Говорят наши вопросы. Девушка на распутье. Она и хочет связать свою жизнь с любимым человеком, и боится этого. А меж тем, - Мадам Ру встала и подошла к камину, чтобы поворошить уголья. - Жизни-то их уже связаны. Дама Треф - это та дамочка, которая не отпускает от себя просто так. Она привязывает. Кого приворожит к себе, кого шантажом заставит остаться. Не отпускает она Фрэнки от себя. А теперь и невесту его к себе тянет. Не любит, а тянет же. Знает, что старина Грин за своей дочуркой всё состояние своё оставит, как пить дать. Жадная она. Когда-то приходила ко мне, - на этот раз к удивлению Саймона улыбка на лице Мадам Ру была совсем не тёплой, в ней сквозило сожаление и горечь. - Просила приворожить беднягу из семьи Гринов. Говорила, мол, тот её соблазнил, да бросил. А вот только, не было того. Я ж не слепая. А хоть бы и слепая была, так правду, вот такую правду, всегда прочувствуешь. Ну, ничего не добившись от меня, она сама попыталась охмурить парня. Оговорила его. Тогда война как раз на пороге была. Грин, молодой который, добровольцем ушёл, как многие наши ребята на флот. Сначала на Тихом океане они сражались с японцами, а потом их в Европу отправили. Время шло, года полтора или два, и слух появился, будто сгинул он в Нормандии. Ну, так и забылась бы та история, если бы эта женщина не явилась на порог к старому Грину с ребёночком на руках - мол, вот он, наследник их. Старик не поверил и дал ей от ворот поворот. А через год сын его вернулся, жив, здоров, да с молодой женою, француженкой. У них и родилась эта девчушка. О, какой красавицей выросла.

- А что же, - Саймон сглотнул, почувствовав сухость во рту. - Они же вроде как брат и сестра могут быть друг другу?

- Нет, - Мадам Ру совершенно спокойно отмела эту мысль и отвлеклась от раскладывания пасьянса. - То чушь была совершенная. И старый Грин, даром, что ли в своей адвокатской конторе жалованье получал? Он в приходской канцелярии с церковными записями сверился. Нашёл запись о том, что мальчика крестили и записали дату его рождения уже через год и три месяца после того, как сын его добровольцем уехал. Так что, нет, никакой это не наследник. И не брат он ей. Им двоим нечего бояться из того, что впереди. Страшно только то, что позади осталось, - она поводила пальцами над собранным Домом Червей и удовлетворённо кивнула. – Ежели, эта женщина будет и им жизнь травить, да Фрэнки не отпустит от себя.

Саймон кивнул ей в ответ и потер глаза. От долгого сидения в уютно покачивавшемся взад и вперед кресле он начал чувствовать тяжесть в веках. Чтобы взбодриться, он встал, потянулся, встряхнул головой и походил по комнате. Заметив нетронутый кофе в чашке мисс Грин, он ощутил желание тут же опрокинуть его в себя.

- Погоди, милок, для тебя я новый кофе сварю. Особый, - тут же отозвалась на это невысказанное пожелание Мадам Ру и поспешила в кухню. - И не надо тебе этих историй запоминать. Это всё пусть в тумане сгинет и растворится. А вот о твоих расспросах поговорим, - она повернулась к нему уже с ковшиком в руках и улыбнулась своей прежней светлой улыбкой. - Как там у тебя называется колонка твоя? Истории в лицах, так? Ну, да, знать, время пришло и про наш переулок людям узнать. Стало быть, под твоим пером они и заговорят, - чуть тише проговорила она, обратив взгляд в кухонное окно, выходившее на задний дворик соседнего пустующего коттеджа.