Читать онлайн "Выстрел"

"Когда ты будешь возделывать землю, она

не станет более давать силы своей для тебя;

ты будешь изгнанником и скитальцем на земле."

(Бытие глава 4, стих 12)

В дежурную часть райотдела города Т. в 0 часов 9 минут поступил сигнал об обнаружении в квартире трупа. Через двадцать пять минут оперативная группа во главе с начальником отдела уголовного розыска капитаном Штолем, прибыла по указанному адресу. На лестничной площадке четвертого этажа их встретил мужчина лет шестидесяти. Его седые волосы были взъерошены, глаза испуганно бегали из стороны в сторону.

-Сюда, пожалуйста, - произнес он с некоторой дрожью в голосе, приоткрывая взломанную дверь и пропуская вперед прибывшую группу, - тут такое! - повысив голос добавил он.

Войдя в зал Штоль увидел человека сидевшего в кресле, голова которого была сильно запрокинута назад. Позади него, на стене, виднелись следы крови. На полу, у ног умершего, валялась винтовка с оптическим прицелом.

-Саша, - Штоль бросил короткий взгляд на молодого человека, - приступай.

Парень открыл футляр фотоаппарата и с привычным ему мастерством начал делать снимки, обходя труп с разных сторон.

-Простите, вы, кем приходитесь умершему? - поинтересовался Штоль у мужчины встретившего их.

Да никто. Я просто сосед, - торопливо объяснил тот, - Сапрыгин моя фамилия. Николай Николаевич, - добавил он взволнованно.

-Хорошо, хорошо, - попытался успокоить его Штоль, - вы не волнуйтесь и объясните все по порядку.

-Вот я и говорю, - начал сосед, - Я лег спать примерно в одиннадцать ночи, а моя жена, Марина Георгиевна, осталась сидеть у телевизора. Она частенько его до поздна смотрит, - пояснил он, - А через какое - то время она разбудила меня и с испуганными глазами говорит, что услышала выстрел из соседней квартиры. Ну, я поднялся, оделся и давай стучать в дверь, но никто так и не открыл. Вы уж простите меня, - Николай Николаевич положил руку себе на грудь и виновато посмотрел на Штоля, - но это я взломал дверь и проник внутрь.

-А где сейчас ваша жена? - спросил Штоль.

Она в квартире. Я ей сказал, чтобы она не выходила. После того, что она здесь увидела, - сосед взглядом указал на труп и поспешно отвел глаза в сторону, - Понимаете, у нее очень слабое сердце и ...

-Геннадий Данилович, - обратился Штоль к одному из группы, - Опроси, пожалуйста, соседей.

Пробегая взглядом комнату Штоль увидел на подоконнике тетрадь, на обложке которой карандашом было изображено солнце выглядывающее из-за гор. Он открыл ее и через мгновение закрыл и положил в свою папку.

По окончании выполненных первоочередных мероприятий группа убыла в отделение. Штоль дал некоторые указания сотрудникам группы и направившись в свой кабинет попросил, чтобы его около часа никто не беспокоил. В кабинете он небрежно бросил тетрадь на стол, включил чайник, неспеша подошел к окну и заведя руки за спину, посмотрел на ночное темно-синее небо.

"Почему оно темно - синее?" - первая мысль пришедшая ему в голову, поразила его. Она взялась ниоткуда, помимо его воли, а сейчас сидела в сознании и желала ответа. Вскоре он заметил, что это начало его раздражать. Он не мог найти ответ на свой же заданный вопрос.

"Как странно", - подумал он, - прожить и не понять сущего на земле. Хотя бы малость, всего лишь крупинку. Ощутить эту тайну полета великого и возвышенного. Всю жизнь простоять в стороне, так и не изведать, не вкусить могущественной силы познания".

Послышалось урчание. Он оторвался от своих мыслей, налил в стакан чай, прикурил сигарету и присев на стул открыл тетрадь...

"Ненавижу себя, а точнее того, кто во мне сидит! Где ваша нежность, господа? Запредельной скупости вам не занимать и молока не пить. Не п-и-и-ть! Кто же не подпускает меня к роднику чистой воды? Может я просто зачерствел, как засохшее дерево? Значит и я мертв? Нет, дрянь коварная, не возьмешь меня трупным звуком, лишь только кости. Прах и кости тебе достанутся, а большее тебе не под силу. Не ты создавала, не тебе и брать. Тварью назовусь и никто не услышит. Великим сделаюсь и зааплодируют мытые руки, закричат белесые головы, но я покину их, оставаясь наедине с собой.

Господи, как хочется быть наивным и не соображать ничего пролетая над пропастью, но крыло мое надломилось и упал я на самое дно. 14 июля 2007 года в тот день я убил человека. Нет, это не было случайностью. Не помню откуда у меня взялось оружие. Я выехал далеко за город, добираясь на попутных машинах. Выехав на трассу, я попросил водителя остановиться. Место показалось мне прекрасным, так как по обеим сторонам тянулся хвойный лес. Впереди метров в пятидесяти дорога сворачивала вправо. Дойдя до поворота я прошел прямо, вглубь леса, и найдя подходящую сосну забрался по ней наверх. Обзор на дорогу был превосходным. Я достал из сумки винтовку, уселся поудобнее, стал ждать, наблюдая в прицел за появляющимися на дороге автомобилями. Забавно, но в этот момент я ощущал в себе какую-то звенящую тишину, как будто что-то остановилось в ожидании. Примерно через час я заметил джип двигающийся на большой скорости в мою сторону. Дождавшись, когда он уже был близко, я выстрелил в того, кто сидел за рулем. Автомобиль сбавил скорость и проехав прямо съехал с дороги и уткнулся бампером в первую попавшуюся сосну. Я подошел и открыл дверь. Водитель был мертв. Пуля попала туда, куда я ее направил - в лоб. Откинув труп на соседнее сиденье я сел за руль и отогнал машину вглубь леса. Выбравшись на дорогу я добрался до города на попутной машине.

Сидя у себя в квартире и размышляя о случившемся я почувствовал глубокое опустошение, которое стало меня сильно угнетать. Оно проникло во все мои внутренности и принялось пожирать их.

Почему я не получил удовлетворения от того, что совершил? Наоборот меня корежило и ломало. Мне казалось голова моя лопнет от преследовавшей мысли совершения первородного греха. Ведь я помню присутствующую до этого во мне злобу и она также же заполонила мое сознание, подчинила себе мою волю. Она завладела мною, сковывая остальные чувства. Что же я - перевалочная база? Не имея ничего своего, временно принимаю чувства непонятно откуда взявшиеся. Они пребывают в мое сознание и совершая свое дело, плохое оно или хорошее, покидают меня в поисках другого человека. Где же тогда я? Где мое начало? Где истоки мои?

Звери праведнее меня. Меня, который обладает разумом. Зачем же мне разум, если я не могу подняться на высоту зверя? Мне страшно от того, что когда придет зло, то я не смогу пересилить его.

А если наоборот, все чувства находятся во мне и я просто не замечаю как выношу их из сердца? Как сделать так, чтобы утопить, задушить то зло, которое присутствует во мне? Я не вынуждал его выходить и не желал этого.

Мне нужен был ответ. Я решил найти его и на следующий день, вечером отправился в церковь. Там я поставил свечку за упокой души убиенного мной. Перед тем как поставить свечку я случайно уронил ее на пол, а одна старушка заметив сказала:"Видно, сынок, ты не от чистого сердца свечу ставишь". Ничего я ей не ответил, только сердце слегка кольнуло. Ведь старушка не может заглянуть в мою душу. Увидеть мои стенания и терзания. Она не видит моей внутренней борьбы, поэтому судит по суеверию. Я не обиделся, нет нисколько. Свечу я поставил искренне, прося прощения у убиенного, потому как я ненавидел зло, которое находилось в нем, а не его самого.

В храме из прихожан уже никого не было. Я подошел к священнику и попросил его поговорить со мной. Он охотно согласился. Я взял с него слово, что все сказанное он оставит в тайне.

Признаваясь в убийстве я не мог не заметить, что священник слушает мой рассказ с тяжелым ощущением. Когда я закончил, он произнес:

-Убийство никогда не получит оправдания, какое бы оно ни было. Ты должен покаяться.

-Я неустанно каюсь в своем грехе, - ответил я, - даже сейчас здесь не перестаю винить себя. Но только одно дело покаяться, а потом забыть об этом, и другое дело когда больше не совершать подобного.

-Веруешь ли ты в Бога? - спросил он.

-И даже больше, - ответил я, - Я знаю, что он есть.

-Тогда ты должен соблюдать заповеди.

-Как просто, - заметил я, - сказать слово "должен". Всего лишь открыть рот и потом закрыть. Дальше наступает самое сложное - соблюдать их. Что же делать тому кто слаб?

-Бороться, -воскликнул священник, - Кто победит, тот получит награду - вечное блаженство.

-Значит есть избранные, которые унаследуют небеса, а есть те, кто не войдет в книгу жизни?

-Да, - подтвердил священник.

-Что же у вас за любовь такая, если делите людей на избранных и отверженных.

Священник задумчиво молчал. Тогда я продолжил:

-Люди в древности, возможно, дополнили писание, преследуя какие то свои меркантильные цели. А ведь Бог - любовь. И это сказано в писании. Он не человек и не может быть лицемером. Любовь не смотрит на лицо. Она наивна, как малое дитя, простирая всем свои руки не только на земле, но и там. Если на самом деле существуют избранные, и я бы точно знал, что попаду в рай, то я бы отказался от обещанных небес, потому что мне будет стыдно кушать хлеб и пить, вкушая все прелести рая, и знать, что кто-то мучается в аду. Лучше разделить участь большинства отверженных. Это будет правильно, ибо я не могу принять Бога уподобившегося людям, которые делят всех на плохих и хороших. Выходит, во мне любви больше чем в тебе, священник, если я не запираю ворота рая, приглашая туда всех людей.

-Так что ж, - ответил священник, - тогда можно совершать грехи, устраивать вакханалии и прочую мерзость, зная, что это пройдет все даром и не нужно будет, потом, держать ответ перед Вседержителем? Ответь же мне!

Я не мог ему ответить. Для меня этот вопрос всегда оставался камнем преткновения. Сколько раз я бился и не находил ответа. Я будто был связан по рукам и ногам. Думаю, что до самой смерти я так и не смогу решить своим примитивным мышлением. Для священника же все было ясно и понятно, как белый день.

-Ну, что же ты молчишь?, - допытывался он.

-Может совесть не позволит? - попытался я ответить. А через мгновение он сказал то, что убило, раздавило, стерло меня в порошок с лица земли окончательно.

-Тебе же она позволила.

Его слова ударили меня по лицу. На этом наш разговор закончился. Я вышел на улицу и поплелся таким же угнетенным как и прежде.

Обрастало дерево листьями и радовалось, а пришел человек и забрал эту радость, оставляя после себя множество мрачных минут. Плюйте в меня, и я возрадуюсь вам. Бейте по спине, проявляя свою "нежность". Забрало время живительные секунды и податься некуда, кругом одна пустыня. Маленький лучик, выхваченный у времени, повел меня за руку, как несмышленыша. Правда, я забыл спросить у него, туда ли мы идем? Наверняка он бы не ответил. Очень жаль, я просил всего лишь малость. Что ж вы приуныли, господа? Я разбил ваши идейные вековые труды? Не печальтесь, ибо вашей настырности не позавидовать, и она всегда с вами. Ведь главное - придерживаться одной линии? Неправда ли? Не срывайте звезд с неба, они не хотят этого. Не делайте дыр в небесах, чтобы потом не быть осмеянными своею же глупостью. Затыкайте пропасти, пока не провалились в них. А главное, не мешайте другим обходить их стороной.

Обхватите меня крепко, как друга, если не противно стоять рядом со мной. Знаю, трудно сделать один шаг. Один! Всего лишь шаг. Забросайте меня камнями и посыпьте пеплом за мое деяние и кричите: "Недостоин! недостоин!" Это очень просто. Надо громко кричать и сильнее открывать рот, чтобы быть как все.

Прошу прощения за мое отступление. Итак, я вышел на улицу, ощущая лишь пустоту. Я не нашел истины. Может ее нужно искать во мне самом? Как хочется прыгнуть выше головы и не споткнуться на последней ступени. Думаю это возможно. Надо верить наперекор всему, разрывая невидимые сети стоящие на пути.

Всю ночь я не мог заснуть. Слова священника приносили душевную боль. Хотелось вырваться из моего поганого тела и убежать куда нибудь подальше.

И что же в итоге? На следующий день, не соображая как, но я вновь оказался на том проклятом месте, где два дня назад убил человека. Опять это отвратительное дерево. Ну, что я говорю? Я отвратителен...я!! Природа здесь непричем. Я чувствовал отвращение к себе, но почему-то лез по дереву все выше и выше. Два часа я сидел и пристально наблюдал за дорогой, и все это время кто-то нашептывал мне слова: "Последний раз..." Как назло у меня перестали трястись руки и появилось спокойствие, и ужасающее хладнокровие.

Наконец, я заметил движущийся с небольшой скоростью джип. Взглянув в прицел, я пришел в замешательство, так как лобовое стекло было тонированным и водителя в кабине не было видно. Я не мог решиться, в какую сторону стрелять. Машина приближалась, и в прицел я видел ее морду. Ее взгляд напоминал мне... Да, точно! Это был взгляд разъяренного быка мчавшегося в мою сторону и готового раздавить, растоптать, смешать меня с грязью. Он несся, вызывая во мне ужас и страх. Кто-то должен остаться победителем в этой войне. Я принял решение: выстрелить два раза. Уже не помню, что я закричал, когда нажал на спуск, но я уложил этого быка, и он также как и первый скатился с дороги и заглох ударившись о дерево. Спустившись, я открыл левую дверь и увидел, что водитель мертв. Он оказался на вид очень крупным и поэтому навалившись на руль, не давал мне возможности посмотреть на правое сиденье. Откинув его тело к спинке, перед моими глазами предстала страшная картина. Господи, это был ребенок лет десяти. Невинное дитя, не познавшее еще коварство мира. Его маленькая голова, удерживаемая тонкой шеей, свисала на бок как плеть.

Внезапно, какая-то сила бросила меня на землю. Я начал кричать и кататься по траве. Поднявшись на колени, неистово стал бить кулаком по своей левой груди и выкрикивать слова сердцу: "Почему же ты не разорвешься от увиденного и содеянного?! Ты только ноешь и ноешь, продолжая биться внутри! Да, как же ты терпишь такое?!

Сердце не хотело останавливаться и от бессилия я начал вырывать клочья земли и бросать их обратно на землю. Слезы текли по моим щекам, но мне показалось этого мало. Я вскочил на ноги и схватив водителя за ворот пиджака, прокричал: "Я же ничего не видел! Понимаешь! Ничего!!

Он не мог мне уже ничего ответить. Отпустив его, я еще раз посмотрел на мальчика и увидел висевший на его груди маленький медальон. Обойдя машину я открыл правую дверь и стал внимательно разглядывать его. На лицевой стороне было выдавлено изображение гор с восходящим за ними солнцем. На обратной - выгравированы слова: "Любимому сыну Авелю Грайсману".

-Авель!! - прокричал я со всей силы.

Не знаю, что со мной случилось: горе, тоска, злоба, ненависть, печаль, уныние, доброта, ложь, надежда, любовь и все остальное, одновременно возникли во мне, распирая изнутри и пытаясь вырваться наружу. Голова раскалывалась. Бедная моя душа, она пыталась убежать от нахлынувших внезапно чувств, которые казалось издевались над ней, догоняя ее в каких нибудь укромках моего тела и осаждая с разных сторон.

Пребывая в шоке я бросил оружие в сумку и поспешил убраться с этого места. Пройдя несколько сот метров и в конец обессилев, мне подвернулась попутная машина. Водитель оказался болтливым и всю дорогу о чем-то рассказывал. Сам же я почувствовал, что слух мой начал ухудшаться. Когда мы въехали в город я не способен был услышать речь и мог только наблюдать, как водитель периодически открывает и закрывает рот. Как ни странно, но я воспринял глухоту, как должное и правильное.

И вот я нахожусь у себя дома и чувствую, как отнимается левая рука. Я ходил по комнате, преследуемый мыслями, которые пожирали меня: "Я никто! Пустое место! Я ничего не дал людям, а только забирал. Для чего я родился на этой земле?

Я понял, что самое главное для человека - бескорыстно любить всех людей. Но как же это трудно - возлюбить всех. Что мешает людям? Да... я тоже приложил руку, чтобы не дать людям сделать это. Потому что внес в этот мир горе и слезы. Я заберу эти страдания с собой и тогда их станет немного меньше.

Меркнет мое зрение. Сейчас я пишу свой дневник, в надежде, что кто нибудь прочтет его. Последние строчки, которые пишу, расплываются в каком-то тумане. Я вытру ваши слезы и не будет плача на земле, ибо я уничтожу себя. Покину вас и останусь наедине. Прощайте добрые злые люди!!

Штоль дочитал последние строки и чисто из профессионального любопытства начал просматривать оставшиеся чистые страницы, как неожиданно на последней обнаружил стихотворение написанное мелким торопливым почерком. Он достал из стола чистый лист бумаги и принялся машинально, не вдумываясь в текст, переписывать, иногда останавливаясь, негодуя на корявые буквы. Когда все было закончено Штоль спрятал в стол листок и прикурив сигарету задумался,вспоминая прочитанный дневник, и обуреваемый разными мыслями.

От неожиданного стука в дверь он слегка встрепенулся и увидев на пороге Валеншина, попытался придать себе серьезный вид.

-Борис Германович, - с ходу начал вошедший, лицо которого выражало глубокое удивление, - это какой-то нонсенс.

-Что случилось, Геннадий? - Штоль вопросительно посмотрел на Валеншина.

-Чертовщина какая-то, - замахал тот головой, - Оружие, которое мы сегодня обнаружили, - он остановился, обдумывая, сообщать или нет.

-Ну, говори, не тяни, - не выдержал Штоль.

-В общем на нем нет следов обработки, -медленно произнес Валеншин и неопределенно развел руками.

-Что ты хочешь этим сказать?, - спросил Штоль не понимая еще сути.

-А то, что всякий металл обрабатывают на токарном станке или литье используют. Много существует способов, а на этом оружии вообще нет никаких следов, как будто его не изготавливали, а оно просто появилось сразу в таком виде и все, - высказал он до конца, понимая, что говорит какую-то чепуху, - Я уверен, добавил он, - откроется еще кое что.

-Говори, - попросил Штоль.

-Ребята хотят завтра сделать спектральный анализ. Узнать из какого сплава сделана винтовка. Так вот я думаю, что оружие может оказаться изготовленным из неизвестного металла. Но это всего лишь мои предположения.

Валеншин разговаривая со Штолем, давно уже заприметил на столе тетрадь с нарисованным рисунком на обложке.

-Тетрадь забавная, - показал он на стол.

-Знаешь, - не отвечая на вопрос произнес Штоль, - вчера днем разговаривал по телефону со своим хорошим товарищем. Он участковым работает в одной деревне на окраине города. Так вот, он сообщил мне, что на трассе произошло вчера убийство. Кто-то выстрелил два раза в лобовое стекло иномарки. В машине ехали отец и сын. Отца убили, а вот ребенок остался жив. Пуля, оказывается прошла рядом и попала в спинку сиденья. Они там покопались и выяснили, что по машине стреляли во время движения. Автомобиль съехал с дороги и врезался в дерево, а мальчишка был не пристегнут ремнем безопасности, ну и ударился головой о переднюю панель, и потерял сознание на время. Его потом обнаружил, случайно, водитель грузовика, который остановился для надобности. Привез он пацана в ближайшую деревню, там местной милиции и сообщил. Для них это дело полный глухарь. А ты знаешь, кто виновник всего этого?, - спросил Штоль хитро улыбаясь.

-Нет разумеется.

-Это тот, которого мы сегодня видели с простреленной головой. Именно из этой винтовки производились выстрелы.

-Откуда такие сведения, Борис Германович? - Валеншин от удивления присел на стул.

-Вот его дневник, он все подробно расписал.

-И кто же он, - допытывался уже до конца Валеншин.

-Он... Каин, - произнес Штоль и уперся взглядом на Валеншина, ожидая его дальнейшей реакции.

-Какой еще Каин?, - обескураженно спросил тот.

-Ветхий Завет читал? - поинтересовался Штоль.

-Нет.

-Так вот, у Адама и Евы родились два сына. Старшего звали Каин, а младшего - Авель. Однажды случилось так, что Каин приревновал Авеля к Богу, и потому убил своего брата. После чего Бог разгневался на Каина и отослал его от своего лица и дал знамение ему, чтобы никто не мог убить его, ибо кто убьет Каина, того ждет возмездие. Иногда Каин пытался убить самого себя, но у него ничего не получалось.

-Шутите, Борис Германович, - произнес Валеншин и засмеялся грозя пальцем Штолю.

-Конечно шучу. Ладно, возьми тетрадь и ознакомься. Будем приобщать к делу.

Когда Валеншин закрыл за собой дверь, Штоль вынул лист с переписанным стихотворением и склонившись над столом, медленно начал читать:

Ах, подержите меня еще в воздухе,

лишь ощутить волнение вех.

Что же вы бросили? Или не можете

перенести пред глазами мой грех?

Я головою своею пожертвую,

я, если нужно и сердце на нет.

Где-то душа моя затерялася.

Душу возьмете? Большего нет.

Жребий мне выбросил кто-то с усмешкою,

черный оскал его позади.

Где же мой выход? Где он единственный?

Только лишь больно и темные дни.

Рана глубокая кровью залитая

нету мне помощи, хоть закричи.

Сам я укроюсь собственной силою

только бы сила не исчезла в ночи.

Сказанных слов звучанье нарушить,

сорвать клеймо небытия с груди,

срубить часть сердца к злу зовущему,

с оставшейся частью до смерти пройти.