Читать онлайн
"Любый"
Льдинки глаз. Огонь волос. Единственное, что она могла вспомнить из тех снов, что время от времени нарушали её покой.
Холод за окном. Холод в душе. Холод на сердце.
Сидевшая у грубо сложенного из приозёрных камней камина молодая женщина зябко поёжилась. Метель угнетала её. С тех пор, как несколько лет назад в такой же метели сгинул её муж, с лица Хэльги исчезла улыбка. Будь у них ребёнок, может и легче бы перенеслась потеря, но не успел наградить её благоверный семенем, способным дать новую жизнь.
Женщина поднялась со скамьи и медленно подошла к окну. Метель… Был уже конец февраля и, по словам встревоженных стариков, такое поведение погоды выглядело ненормальным. «Жди беды!» — говаривали они…
Вечерний сумрак нагонял тоску. Каких-то особых дел на вечер по дому не было, а потому Хэльга решила вновь вернуться к камину. Подкинув в огонь ещё пару поленьев, она по-стариковски тяжело опустилась на неприветливо жёсткую скамью. Бездумное созерцание мерцающих языков пламени — не самое лучшее, но и не самое худшее времяпровождение. Ещё один день, наполненный пустотой и холодом, прошёл, впереди была ещё одна ночь с такими же пустотой и холодом.
Заглядевшись на пламя, Хэльга не заметила мелькнувшую за окном тень, а потому тихий стук в дверь заставил её вздрогнуть. «Кого бы это могла привести ко мне непогода? — недоумённо подумала вдова. — Или показалось?» Она было двинулась к двери, но остановилась в ожидании нового стука. Однако ничего, кроме стука собственного сердца, женщина не услышала. И всё же, повинуясь какому-то необъяснимому порыву, отодвинула тяжёлый засов и распахнула неприятно скрипнувшую дверь. Никого… И никаких следов ни на крыльце, ни ведущих к дому или от него. Хэльга постояла с минуту на порожке, позволила колючему снегу облепить и остудить разгорячённое огнём лицо. Потом вернулась в дом, аккуратно прикрыв за собой дверь и тщательно её заперев. Стряхнула с платья остатки лениво тающего снега, не желая нести слякоть в горницу… И замерла.
У камина, на её скамье сидел молодой мужчина, и Хэльга поймала себя на мысли, что не удивлена. Её не удивили ни внезапное появление незваного гостя, ни его не по погоде одежда. Весь костюм таинственного незнакомца составляли холщовая рубаха свободного кроя да лёгкие штаны. Сапог на нём не было, но босые ноги, казалось, совсем не пострадали от февральской стужи. Незнакомец отвёл взгляд от огня, потом легко встал и уважительно поклонился хозяйке дома. А Хэльга почувствовала, как у неё перехватило дыхание и бешено заколотилось сердце. Те самые льдинки глаз. И тот самый огонь волос.
Мужчина оказался хорош собой. Ладно скроенная фигура, движения плавны и отчасти ленивы. Яркие льдинки глаз дерзко сверкают из-под слегка потемневшей от растаявшего снега чёлки. Рыжие локоны, в беспорядке рассыпанные по плечам, контрастируют с кожей невероятной белизны, которую, казалось, никогда не касались лучи солнца.
Хэльга молча подошла к столу, на котором стоял кувшин с пряным напитком, наполнила бокал и протянула его гостю. Тот принял бокал с лёгким поклоном, в несколько глотков осушил. Его глаза заблестели ещё ярче, а на бледных щеках заиграл, наконец, чуть заметный румянец. Тонкие губы, изуродованные едва приметными странными шрамами, приоткрылись, и показался острый кончик языка, слизавший остатки приятно пахнущей влаги. Поставив бокал на стол, мужчина повторным поклоном поблагодарил за согревающее питьё. Хэльга заметила, как по его щеке побежала капля: то ли пот, то ли остатки растаявшего снега. Взяв с крюка над камином рушник, она повернулась к гостю и осторожно обтёрла его лицо, а затем, осмелев, накинула ткань на волосы и мягкими движениями попыталась высушить их. Её совсем не удивило, что незнакомец безропотно принял ухаживание и даже наклонил голову, чтобы было удобнее вытирать.
Внезапно женщина ощутила руки на своих бёдрах. Непроизвольно дёрнулась, однако рыжий держал её хоть и нежно, всё же, по-хозяйски крепко. Полотенце, скрывавшее лицо мужчины, упало, и Хэльга увидела совсем близко его глаза. Взгляд ласкал и манил, вызывая в душе уже, казалось, забытое томление.
А за окном — вьюга. Но чем сильнее холод там, тем жарче тут, в объятьях гостя. Тем милее его возбуждающие касания, тем пьянее его умелые поцелуи, от которых так кружится голова…
Что — холод? Забыла она уже, как знобило её. Но — отстранилась. А он вдруг не стал настаивать более.
Соорудила на приоконной широкой лавке постель для пришлого. Гость спал, а она рассматривала его, не стыдясь своего любопытства. Слишком уж изящны были черты его лица, столь непохожие на грубые, будто вытесанные из дуба лица односельчан. Слишком ярки рыжие локоны невиданной ранее у мужчин длины.
Хэльга пожалела, что он спит. Вновь захотелось поймать обжигающий взгляд этих светлых, необычных для здешних мест голубого цвета глаз. Глаз дерзких, опасных как ручьи весной, к которым близко не подойди — утонешь. Вновь захотелось почувствовать кожей прикосновение его тонких пальцев, которые доводили до греховодных мыслей.
Не рано ли она забыла, что — вдова?
Прилегла на кровать, даже не задёрнув занавесь. Вновь взглянула на скамью. Мужчина спал, уже отвернувшись к стене. Разметались неприбраны локоны бешеными искрами по белым плечам и спине. Нестерпимо захотелось расчесать их и не гребнем — пальцами, зарываясь в густые пряди…
Так, в смятении, и заснула.
А потом настал день, и при его свете природа взяла своё, естество взбунтовалось: не хочу! Не хочу носить бесформенные платья угнетающе чёрного цвета! Не хочу не сметь улыбаться! Не хочу постоянно вспоминать того, кто даже не успел стать отцом её ребенка! Не хочу противиться притяжению этих глаз, этих губ! Не хочу называть его, пусть и мысленно, Пришлый…
Любый. Да, любый.
А он, казалось, чувствовал метания Хэльги, но не торопил, не искушал открыто. Лишь глаза его стали ещё ярче в прищуре, да улыбка потеряла вчерашнюю плутоватость. Помогая по дому, он как бы невзначай задевал её, обжигая даже лёгким касанием.
То, что произошло потом — не могло не произойти. После первой ночи были вторая, третья… И всё — молча. Он «говорил» глазами и руками, а она боялась словом неверным, голосом дрогнувшим спугнуть нежданное счастье. Не спрашивала даже, почему к ней пришёл, надолго ли… Жадно копила Хэльга в себе впечатления, догадываясь, чуя изголодавшимся по любви сердцем, что недолго им быть вместе…
Соседи же разнесли по селению сплетню: нелюдимка, молчаливо до недавнего несущая крест вдовы, готовя двор к весне, пела! Не в голос, а так, для себя, но и это не осталось незамеченным. Что было повинно в этом? Или… Кто? Кого она прятала в доме, не пуская любопытных дальше порога?
А потом настал тот день, который должен был когда-нибудь настать. Проснувшись утром, Хэльга обнаружила, что вторая половина постели пуста и уже успела остыть. Ей бы согнуться вновь, вновь онеметь, надев всё тёмное, да не получилось.
Как и прежде, с ним, она продолжала просиживать вечерами у камина, глядя на гипнотизирующий танец лепестков пламени. В этом пламени, так напоминавшем локоны ЛЮбого, иногда ей чудился взгляд таких дорогих сердцу голубых глаз-льдинок. И прошло несколько дней, прежде чем Хэльга обнаружила то, что раньше как-то не замечалось: пламени не нужны были дрова. Оно жило само по себе, питаясь чем-то невидимым и продолжая дарить своё тепло хозяйке дома, обнимая и лаская её, как обнимали и ласкали когда-то нежные руки Пришлого, ЛЮбого. Боль, засевшая глубоко в сердце, потихоньку ослабевала, таяла, вот только самочувствие оставляло желать лучшего. И лишь когда появились головокружение и тошнота, она, мучаясь внезапной догадкой, бросилась к травнице, а услышав подтверждение, без сил опустилась на старую скамью.
«Любый… Теперь у меня вновь будет тот, кого я смогу так называть…» — женщина положила руку на живот, прислушалась. Нет, пока ещё рано. Осторожно поднялась и, будто боясь расплескать переполняющую её радость, неспешно направилась домой.
Соседи недоумевали — потяжелев, она прямо-таки расцвела, явив миру то, что за каким-то недоразумением раньше скрывалось от их внимательных глаз: она была ведь ещё так молода и, к тому же, не просто привлекательна, а красива. И красоту эту ничуть не портил растущий живот. Вот только как ни старались узнать имя отца, добиться ответа не сумел никто. На все окольные и прямые вопросы Хэльга просто отвечала улыбкой, в которой было столько неприкрытого, вызывавшего зависть счастья, что продолжать выспрашивать язык уже не поворачивался. Как не спешили слетать со злых языков и гнусные, жестокие слова про блуд.
Малыш появился в назначенный природой срок, и его появление все сочли божественным чудом, ведь новорождённый, получив мягкий шлепок, не расплакался, а засмеялся. Смех этот звучал столь чисто и заразителено — от улыбок не удержались ни повитуха, ни помогающие ей женщины.
Мальчик рос на радость матери. Озорничал, но в меру. Капризничал — ещё меньше. И был невероятно быстр в своих движениях; за день его рыжие кудряшки видели практически во всех концах селения.
И, может, приняли бы односельчане за своего невесть от кого рождённого мальчика с такой неместно белой кожей, с такими светлыми глазами и огненными вихрами, но было то, что делало его чужим. Уже невозможно установить, кто первым обратил внимание: где мальчик хоть раз помог по хозяйству и разжег огонь в камине, дрова были уже не нужны. В усадьбах тех далее держались тепло и только лад в отношениях, незримо хранимые не тухнущим огнём домашнего очага.
***
Ему исполнилось уже двадцать. Мамки и тятьки давно перестали пытаться запирать своих дочерей — бесполезно. Во всём селении не нашлось ни одной девушки, которая могла бы равнодушно посмотреть на него. А он, имея возможность выбирать, не спешил с этим самым выбором. Со всеми был приветлив и озорлив, для каждой умел найти нужное слово… На посиделках его знаменитые локоны привлекали дев даже с других селений, но и среди них не нашлось ни одной, что могла похвастать пойманным хотя бы в шутку поцелуем таких манящих мёдовым вкусом губ.
А потом наступил день… Как и много лет назад. Хэльга проснулась и увидела, что скамья, на которой обычно спал её сын, пуста. Сердце тревожно торкнуло, но быстро отпустило. Внимательно оглядела горницу. Да, так и есть. Исчезли холщовая сума и старый, тонкой ковки нож, с которыми сын не расставался. Не досчитавшись под полотенцем двух испечённых накануне хлебов, она остановилась.
Ушёл… Её совсем не покоробило, что он ушёл под покровом ночи, не попрощавшись, не выслушав напутствий. Женщина понимала, нутром чуяла, что не увидит больше своего мальчика, как и того, кто подарил его. Но перенести новую потерю уже не получилось. Как-то слишком быстро побелели её некогда чёрно-смоляные косы, как-то внезапно ссохлась она, уже мало напоминая ту пышнотелую привлекательницу, которой за двадцать с лишним лет привыкли видеть её селяне.
И пришёл-таки день, когда Хэльга присела устало на крыльцо, а встать уже не смогла…
Не знаю, правда это или нет, но говорят, что в заречном селении видели позднее малыша с необычно светлой для тех мест кожей, глазами, напоминающими осколки льда и ослепительно рыжими локонами.
.
ЛитСовет
Только что
