Читать онлайн
"Хочу проснуться!"

Этот рассказ я посвящаю своему коту Леголасу,

который намурлыкал мне его сюжет.

Хочу проснуться!

Одним декабрьским утром моя жизнь круто изменилась.

А началось всё после недели беспрерывного «заливания за воротник». И это при том, что я никакой не алкоголик, я вообще за здоровый образ жизни. Однако вынужден признать, что всё случившееся действительно похоже на белую горячку.

А причиной недельного пьянства была сильная душевная боль из-за того, что от меня ушла жена. Не мог я возвращаться в опустевшую квартиру, вот и плёлся сразу после работы в клуб и напивался до беспамятства. До сих пор дивлюсь, как на работе никто не заметил, что я стал опаздывать. Хотя, думаю, они и раньше за бухгалтером, отличавшимся от других работников лишь цветом волос, не сильно следили. Разве что друг мой, Андрей, с которым мы вместе на экономфаке учились, но он бы не предал. Пару раз даже пошёл со мной после работы и с водкой в руке всё пытался образумить, что, мол, после развода жизнь обычно только начинается.

Короче, и в ту роковую субботу я проснулся поздно. В голове гудело, во рту горело, а дома было шаром покати — ни выпить, ни поесть. С тех пор, как Вика собрала вещи и хлопнула дверью, ошарашив меня напоследок тем, что я скучный и бесперспективный и потому она подала на развод, я так ни разу и не был в магазине. В животе у меня заурчало, и это вместе с жаждой и мучительной пустотой квартиры снова погнало меня в ближайший бар. К сожалению, широко-далёко другого не было, а именно в этом я когда-то и познакомился с Викой.

Мы тогда с Андрюхой зашли его повышение в должности отметить. Он на радостях отвязался по полной и пошёл танцевать, а я не пью. Вернее, не пил. И по натуре я стеснительный, прямо типичный «ботаник». У меня из-за этого даже прозвище в классе было «Серый» — от имени Сергей, а не «Рыжий» — по цвету волос. Наверное, именно из-за этой комбинации серости и рыжести у меня ни в школе, ни в институте даже девушки не было.

А тут вдруг вижу — сидит симпатичная блондинка. Одна сидит. Скучает. За весь вечер, как и я, один-единственный коктейль потягивает. И одета тоже бюджетно, но со вкусом. Даже не знаю, что меня толкнуло — допил я залпом свой бокал — для храбрости, и пошёл знакомиться. Опыта у меня нет, но я вспомнил, как Андрюха девушек цеплял — подходил и начинал стихи позабористее читать. Вот и я освежил в памяти «Однообразные мелькают» Николая Гумилёва, подошёл и стал декламировать. Представьте себе моё удивление, когда девушка вдруг на строке: «Мы оба, как слепые дети» придалась ко мне! Я хоть и опешил, но стих с ней в унисон дочитал. А она потом вдруг протянула мне ладошку:

— Вика, — и так мило улыбнулась, что у меня даже сердце пойманной птицей затрепетало! А Вика поправила и без того безукоризненно лежащие волосы и добавила: — А я бы за вас замуж пошла, если позовёте!

Ну, в общем, через два месяца мы поженились. Я думал, что на меня свалилось счастье. А это «счастье» за полгода потихоньку вычистило мой счёт, на котором я деньги на иномарку копил, и: «ты скучный, я уже подала на развод»…

Эх… Даже вспоминать больно! Так что чего удивляться, что и в тот вечер я напился до звёздочек в глазах и побрёл домой?

Как добрался до постели не помню, но уверен, что добрался и лёг спать. А проснулся я от того, что мне было жутко холодно.

Вокруг сильно воняло гниющим мусором, и звуки были резкими, угрожающими.

Я открыл глаза и… не сразу понял, где я и что со мной.

Первой мыслью было, что я всё же не дошёл до квартиры, а упал на снег перед домом и отключился, но когда я попытался подняться, я невольно взглянул под себя в поисках места опоры для рук и понял, что рук-то у меня больше нет!

Вернее, они превратились в лапы.

Кошачьи.

Я стал… котом!

Да-да, не смейтесь! Настоящим котом! Голодным, растерянным котом, к тому же, видимо, накануне битым, потому что всё болело.

Я огляделся и понял, что сижу во дворе чужого дома, а те пугающие звуки — шипение и рычание двух больших котяр со следами боевых ранений — у полосатого от ушей остался лишь один небольшой огрызок, а у чёрного был заплывший глаз и опухший нос.

К моему счастью, эти двое занимались друг другом и не обращали на меня внимания. На миг я даже подумал — а не стал ли я кошкой? — но лишь на миг. Следующей и основной моей мыслью было то, что я просто продолжаю спать и вижу очень странный и невероятно живой сон.

Я крепко зажмурился и тряхнул головой, надеясь, что это поможет мне проснуться.

Ничего не изменилось, разве что коты перешли на жуткие вопли с завыванием, а мне было по-прежнему холодно и голодно.

От мысли, что я действительно стал котом, мне поплохело.

Во рту и так было сухо, как на бескрайних просторах Антарктиды, а тут ещё от волнения и морозного воздуха горло сдавило так, что я не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. И живот свело — то ли от голода, то ли от страха. Лапы, обожжённые подмёрзшим за ночь снегом, одеревенели. Студёный ветер трепал короткую шерсть и продирался сквозь густой подшёрсток, пробирая до костей.

Я подумал, что, если сейчас замёрзну насмерть, то поможет ли мне это проснуться или же я просто тихо скончаюсь во сне.

Проверять я не рискнул и принял решение бороться за жизнь. А для этого надо было двигаться — искать еду и тёплое место. Думать о том, что делать, чтобы снова очнуться в своей постели я решил потом, когда буду чувствовать себя в безопасности.

Самым безопасным местом на всём белом свете я считал свою квартиру. Вопрос о том, как в неё попасть, сейчас был менее актуальным, чем необходимость добраться до моего дома. А для этого надо было хотя бы сориентироваться, где я нахожусь. Двор мне был незнаком. Надо было выбираться на улицу.

Я медленно, ползком, чтобы не привлечь внимание дерущихся котяр, направился мимо них к проходу.

Двигаться котом на четырёх лапах оказалось не тем же самым, что передвигаться человеком на четвереньках. Видимо, пора уже осознать, что я кот, и осваивать возможности, которые свойственны этому телу.

Ползанье я освоил быстро. Теперь попробуем перебежку.

Я приподнялся и неожиданно для себя прыгнул. Мозг кота словно был уже запрограммирован и не нуждался в моём понимании процесса передвижений. Мышцы просто сами собой напряглись и сильным толчком задних ног меня перенесло вперёд на пару метров. Оглянувшись, я увидел, как увлечённые соперничеством коты обменивались почти настоящими боксёрскими ударами под аккомпанемент невероятно жутких звуков. Зрелище было не из приятных, к счастью, я уже был под аркой.

Улица встретила меня шорохом шин, запахом выхлопных газов, редкими прохожими и подтаявшим снегом, разъедавшим подушечки лап.

Чтобы не попасть под чьи-то ноги, я прижался к стене дома и высоко задрал голову в поисках таблички с названием улицы.

К счастью, читать я не разучился.

Оказалось, что я нахожусь где-то между баром и своим домом. Конкретнее место было трудно определить, так как не просто ориентироваться на улице, когда смотришь на неё с уровня асфальта. Мелькнула мысль идти по следу, как ищейка, надеясь на то, что свой запах я узнаю интуитивно, но в нос било такое несметное количество разных следов, что у меня стала кружиться голова. Пришлось выбрать направление наугад.

Я потрусил к ближайшему переходу и только там, узнав хлебный по сильному аромату сдобы, я понял, что иду верно.

Дождавшись зелёного света для пешеходов, я степенно пересёк дорогу и, признаюсь, не без удовольствия отметил удивлённо-восторженные взгляды пешеходов. Одна девушка даже сняла меня на телефон.

Дальше надо было идти до конца улицы, свернуть в переулок и в середине следующей улицы нырнуть в бетонный колодец — наш двор.

До переулка я добрался без приключений, но не успел я проследовать до его половины, как с противоположного конца в него влетел огромный пёс.

Прежде чем меня обдало его горячим вонючим дыханием, я успел сжаться в комок. Видимо, сработал какой-то кошачий рефлекс, и страшные челюсти с большими пожелтевшими зубами сомкнулись над моей головой. Я уже зажмурился и приготовился к неминуемой смерти, как вдруг громогласное:

— Фу, Аякс! — заставило меня вздрогнуть, а запах псины немного отдалился.

Я приоткрыл глаза и увидел крупного мужчину, оттащившего пса за ошейник в сторону. В голове ещё звучала мысленная благодарность спасителю, но ноги сами собой несли меня в приоткрытое окошко подвала.

С трудом протиснувшись сквозь решётку, я сразу же прочувствовал источник тепла — две трубы центрального отопления — и прислонившись к ним, замер.

Тепло медленно разливалось по телу, успокаивая дрожь. Я не заметил, как заснул. Когда очнулся, в подвале заметно потемнело.

Запрыгнув на окно, я осторожно выглянул наружу.

Вечерело.

В животе кишки играли траурный марш, а сердце так билось от страха, что казалось, ещё удар — и оно проломит рёбра и вывалится наружу. Невольно я проникся уважением к бездомным животным. Сколько раз я раздражался, видя у мусорного бака бродячих котов, но мне и в голову не приходило купить в зоомагазине пакетик корма и высыпать им его в укромном месте. Да и о том, сколько опасностей этих котов подстерегает на каждом шагу, я не задумывался. А теперь прихотью Судьбы мне приходится всё это познавать на собственной шкуре! Неужто я наказан за своё безразличие к братьям меньшим?

Однако долго размышлять над этим я не мог — от голода лапы подгибались и гудело в голове. Надо было найти еду.

Потянув носом, я учуял слабый запах сыра, и тут же рот так набился слюной, что она даже потекла струйкой из пасти и запузырилась на губах. Вот он, рефлекс Павлова в действии! Вытерев морду лапами, я снова высунул голову в окно и, не увидев и не услышав ничего подозрительного, выбрался наружу. Прижимаясь к промёрзшему асфальту, я покрутил головой и, опять поймав струйку сырного запаха, потащился за ней. К счастью, это было как раз в нужном мне направлении и совсем близко. Усиливавшийся запах привёл меня к мусорной урне, возле которой валялась коробка от пиццы. В голове мелькнуло, что я, человек… ну ладно, сейчас не человек, а кот, но всё равно с высшим образованием, буду за кем-то доедать кусок пиццы, который, судя по запаху, явно там есть. От этой мысли мне стало так стыдно, что я даже оглянулся — не видит ли меня кто из знакомых. Стала зарождаться мысль гордо удалиться, но благоразумие взяло верх, напомнив, что у меня уже нет ни работы, ни дома, ни денег и даже кармана, где они могли бы лежать. Поэтому я без особо длинных уговоров открыл носом коробку и с наслаждением впился зубами в холодную осьмушку «Маргариты».

Вылизав коробку, я почувствовал облегчение и… замурчал!

В желудке заметно потяжелело и мир сразу стал казаться не таким жестоким. Теперь надо было добраться до своего дома, и кто знает — если я усну под дверью своей квартиры — может, я потом проснусь в ней, а не под ней?

До нашего двора оставалось уже недалеко.

Немного осмелев, я перестал прижимался к земле, а побежал лёгкой трусцой, ловко огибая редких прохожих. Когда передо мной замаячил проход в наш двор, я возомнил себя победителем злого рока. Мой хвост вдруг взлетел вверх, словно флагшток, и я горделиво вошёл во двор.

Сосредоточившись на определении своего подъезда, я не обратил внимания на трёх мальчишек, кидавших твёрдые, как камни, снежки по жестянкам из-под пива. Если кого-то смутило, откуда я знаю, что снежные комья были твёрдыми, я отвечу: как только мальчишки заметили меня, они тут же все разом выбрали меня, как новую мишень.

Первый удар пришёлся в бедро, второй просвистел прямо над ухом, слегка задев его кончик, а третий попал по хвосту.

Из моей груди вырвался отчаянный крик, что лишь подзадорило мальчишек. Прихрамывая, я рванул под лавочку у подъезда, но следующий снежный ком нашёл меня и там. Дальше бежать было некуда, да и лапа сильно болела. Пока я лихорадочно соображал, что делать, дверь подъезда распахнулась, выпуская пожилую соседку с мусорным ведром, живущую надо мной.

Быстро оценив ситуацию, пенсионерка грозно гаркнула на мальчишек, обратившись к некоторым по имени, и пригрозила за уши отвести к родителям. Мои обидчики кинулись в рассыпную, а я к бабе Тосе.

— Бедненький, потерялся? — склонилась надо мной сердобольная старушка, но дверь не открыла, даже когда я стал скрестись в неё, давая понять, что мне надо вовнутрь.

— Э нет, милок, тут жди, пока за тобой хозяева придут. Ты ведь точно не из нашего подъезда! У нас котов никто не держит, только собак! — Соседка бесцеремонно отпихнула меня ногой от двери и пошла выкидывать мусор.

Не удалось мне проскочить мимо неё и тогда, когда она возвращалась.

Я забился в угол дверного проёма и, сжавшись в комок, замер в ожидании следующего удобного случая.

Ждать пришлось долго.

Тело затекло, подраненная нога онемела и сильно ныла.

Снова начали донимать голод и холод, но, как назло, никто не входил и не выходил.

Ночь накрыла двор.

Стало заметно подмерзать.

Чтобы глаза не резало холодными порывами ветра, я зажмурился и невольно задремал, из-за чего чуть не упустил сильно подвыпившего жильца.

Если бы у него не выпали из рук ключи, звякнувшие прямо у меня под носом, я бы, наверное, так и замёрз под дверью. Не зная, проклинать судьбу или благодарить, я шмыгнул в появившуюся щель и из последних сил рванул к лестнице.

Где-то на полпути я понял, что до своего седьмого этажа не доберусь и обессиленный свалился кому-то на коврик. Силы опустили меня, и я отрубился.

Очнулся я оттого, что о меня споткнулись. Вернее, что споткнулись, я понял позже. А в тот момент меня просто ударило в бок, кто-то ойкнул, и приятный девичий голос произнёс:

— Господи, а это ещё что такое? Киса, ты живая? — и меня ткнули рукой в вязанной варежке, пахнувшей шерстью, лёгкими духами и уютом.

Я приоткрыл глаза, но поднять голову не смог. Вот уж не думал, что голод и холод могут так высасывать силы.

— Бедняжка, да ты совсем продрогла! — меня снова ткнули варежкой, но уже нежно.

Неподалёку хлопнула дверь, и крикливый женский голос неприятно резанул слух:

— Ленка, ты что, сдурела? Не тронь кошку! Вдруг она больная или блохастая?

— Даже если блохастая, так что, пусть умирает у меня под дверью? — та, которую назвали Ленкой, бережно подняла меня и прижала к себе. Мне сразу стало теплее, но даже не от её варежек или стёганного пальто, а от слов. Ещё не видя своей спасительницы, я уже полюбил её всем сердцем и потому тихо замурлыкал. Меня даже не царапнуло, что я был назван кошкой.

— Рыжуля, да ты ласковая! — Ленка перехватила меня одной рукой, а другой погладила.

— Красивая, — резкий голос женщины, уже ставшей мне несимпатичной с первых слов, прозвучал совсем близко. — Похоже, потеряшка. Ты бы её в приют сдала. Наверняка же кто-то ищет.

— Сначала её отогреть надо, а там видно будет, — Ленка отклонилась назад, чтобы не выронить меня во время возни с дверью. — А если её кто-то ищет, то я в округе могу объявления развесить.

— И не лень же тебе возиться! — поворчала неприятная женщина.

— Да какая же это возня, Зинаида Ивановна? Объявление в сети дам, да парочку по подъездам расклею. Вряд ли она издалека пришла.

— Ну, смотри, дело твоё. Но только если блох разведёшь или кошатиной от твоей квартиры вонять будет — я этого так не оставлю, имей в виду! — и Зинаида Ивановна зацокала каблуками в сторону лифта.

Ленка тем временем отрыла квартиру, занесла меня в ванную и уложила на корзину для грязного белья:

— Ты тут пока грейся, рыжуля, а я должна на работе отпроситься и придумать, в чём и куда тебя к звериному доктору везти.

Мысль о том, что меня куда-то повезут, не обрадовала, но почему-то внутри было спокойно. Из глубин души пришла уверенность, что мне повезло и моя спасительница меня в обиду никому не даст. Возможно, это было навеяно теплом, а может, её ласковым голосом. Но сейчас мне было хорошо, поэтому я ещё немного помурлыкал и сам не заметил, как уснул.

Как меня перекладывали в дорожную сумку, я не помню — видать, крепко спал, отогревшись. Но резкий лавандовый запах кондиционера для белья ударил в нос с такой силой, что я даже подскочил.

Таким пользовалась и Вика.

Вика…

Я сразу всё вспомнил и мне стало грустно. Если бы мог — заплакал бы.

Мерное покачивание сумки длилось недолго.

По пробившимся в сумку выхлопным газам и звукам машин я догадался, что мы пришли на остановку автобуса. Похоже, у моей спасительницы машины нет.

Мысли о машине тут же вернули меня к Вике.

И как я мог забыть, что моя благоверная втихую сняла со счёта деньги, которые я на машину копил? Может, она и не любила меня вовсе, а я, лопух, повёлся! И как я мог поверить, что такая красавица, как Вика, могла в меня влюбится? Может, она ещё и ведьма? Может, я стал котом из-за неё?

Мои размышления прервало появление автобуса.

Я слышал, как зашипели открываемые двери. Сумка дёрнулась, а потом Ленка, усевшись, поставила её на колени. Их округлость я ощущал даже через толстый слой полотенца, которое было заботливо постелено под меня на дно сумки. Мысли переключились на мою спасительницу. «Вот же добрая душа! Для бездомного кота чистого полотенца не пожалела! И додумалась сумку под ноги на холодный пол не ставить! Да-а, моя Вика так никогда бы не поступила. Хотя, какая «моя»? Она уже теперь сама по себе, хотя мы ещё и не разведены. Слушание будет только через три недели. Или уже через две?..».

Неожиданно для себя я осознал, что мысли о разводе меня уже не волнуют. Да и какой развод? Я же кот! А ещё до меня вдруг дошло, что, вспоминая Вику, я уже испытываю не боль, а злость. Эх, ну почему мне не попалась такая добрая душа, как эта Ленка? Интересно, а она красивая? Может, у неё есть муж, который настоит на том, чтобы меня выкинули на улицу или отдали в приют?..

Я так погрузился в свои размышления, что не заметил, как мы приехали.

О том, что мы вошли в клинику, я понял по заползшим в сумку запаху дезинфекции, мокрой собачьей шерсти и быстрому дыханию сразу нескольких псов.

Правда, долго среди собак нам ждать не пришлось. Видимо, Ленка заранее договорилась о нашем визите, потому что вдруг раздалось:

— Сизова?

— Я здесь! — ответил уже ставший любимым голос, и меня снова понесли.

Когда меня вынули из сумки и поставили на чёрный стол, едко пахнувший спиртом и непонятно чем ещё, я наконец-то сумел разглядеть свою спасительницу.

Пока она рассказывала молодому улыбчивому ветеринару историю нашей встречи, я с нескрываемым любопытством изучал Ленку Сизову.

На вид ей было слегка за двадцать. Длинная тёмно-русая коса, перехваченная внизу цветными резинками, выбилась из-под накинутой на голову шали. Лицо приятное, круглое, а на пухленьких раскрасневшихся щёчках милые ямочки. Но больше всего меня поразили её глаза — невероятно синие, как полевые васильки, и большие, чистые, как горные озёра. Я погрузился в них с головой, забыв обо всём, но крепкие мужские руки выхватили меня из мягких ленкиных ладошек и стали мною вертеть и одновременно ощупывать. Когда пальцы ветеринара сжали моё мужское достоинство, я рванул к Ленке и завопил из силы всех кошачьих лёгких. Даже не знаю, что меня так подкинуло — унижение или страх, что прямо сейчас я этого самого достоинства лишусь?

— Должен вас разочаровать, девушка. Это не кошка, а кот. К тому же некастрированный. И, похоже, на улице был не долго. Судя по впавшим бокам, голодал пару дней, но травм не вижу. Если, конечно, хотите, могу кровь набрать и сделать рентген, но…, — ветеринар оценивающе взглянул на скромный вид Ленки и покачал головой: — Думаю, достаточно просто пару дней понаблюдать за ним. У вас есть чем кормить? Или вы его в приют повезёте?

Ленка решительно мотнула головой:

— Да мне без разницы — кот это или кошка. И в приют сдавать не буду. Пусть у меня живёт, пока хозяева не найдутся. А чем надо кормить?

Дальше я уже не слушал. Я просто смотрел на Ленку, стараясь вложить во взгляд всю глубину своей благодарности. Где-то на заднем фоне мелькнула мысль, что я сейчас похож на кота из Шрека, зато, мой посыл был правильно понят адресатом. Ленка нежно погладила меня по голове и почесала за ухом:

— Не бойся, Рыжик, у меня места много, так что никуда я тебя сдавать не буду.

Обратно мы ехали на такси, так как по кряхтению Ленки я понял, что в магазине клиники она оставила не менее половины зарплаты.

Выгрузив меня из сумки, спасительница поставила передо мной миску с водой. Только сейчас я понял, как сильно хочу пить.

Пока я утолял жажду, Ленка открыла кошачью консерву, заполонившую всё вокруг восхитительными мясными ароматами, среди которых больше всего выделялся запах тушёной печёнки, и наполнила вторую миску.

Господи, не зря говорят, что голод — лучший повар! Мне казалось, что ничего вкуснее этой консервы я в жизни не ел!

Как только я вылизал остатки, меня подхватили и понесли в туалет.

— Рыжик, видишь? Это лоток! Понимаешь? — Ленка поставила меня на пахнущий землёй и лавандой странный грубый песок и слегка ткнула в него носом.

Я невольно фыркнул, но всё же пару раз копнул в нём лапой, чтобы показать, что я знаю, что к чему. А ещё я подумал, что этот лоток как раз кстати, но справлять нужду при девушке постеснялся, хотя, мне кажется, она именно этого и ждала от меня.

Вздохнув, Ленка подобрала меня и понесла дальше. И на этот раз поставила в довольно уютную мягкую лежанку. Я с наслаждением растянулся, зажмурился и непроизвольно замурлыкал. Громко, с переливами и тарахтением, как мотор старого жигулика.

Ленка погладила меня по голове и удалилась.

Вот так моя кошачья жизнь вошла в более приятное русло.

Видимо, я снова крепко заснул, потому что из небытия меня вывел хлопок закрываемой двери и щелчки замка. Оказывается, Ленка всё же пошла на работу. Или в магазин.

Вспомнив, что я хотел в туалет, я сгонял к лотку и стал осматривать своё новое жилище.

Ленкина двушка от моей почти ничем не отличалась. Разве что мебель была очень старая, ещё советская.

Кроме кровати.

Вот тут кто-то залез глубоко в карман, расщедрившись на стильную двуспальную постель из крашеного в белый цвет масива. Уж что-что, а в мебели я сейчас почти спец! После свадьбы Вика замучила меня походами по мебельным салонам, выбирая только в категории «цена выше среднего». Если бы я мог, я бы даже присвистнул от удивления — так сильно не вязалась эта кровать со стареньким шкафом и зеркальным трюмо из тех же ушедших времён.

Обронив сквозь зубы невнятное «мяв», я запрыгнул на постель и, немного полежав на тяжёлом бархатном покрывале эпохи моей бабушки, опять уснул.

Когда вернулась Ленка, было уже темно.

Услышав повороты ключа в замке, я стремглав рванул в коридор.

Дверь распахнулась, впустив волну холодного воздуха с запахом мороза и мою Ленку.

Да, мою, потому что, исследуя квартиру, я уже понял, что мужчина тут не живёт. Только бывает. Об этом мне сказали пропахшие мужским ядрёным потом тапочки и две зубных щётки на зеркальной полочке в ванной комнате. Никаких других следов мужчины в квартире не было.

— Рыжик, ты меня встречаешь? — Лицо Ленки расплылось в улыбке. Она сняла варежку, наклонилась и погладила мою голову и спину. — Прости, малыш, что задержалась. Я объявления клеила в соседних подъездах, чтобы твои хозяева знали, где ты. Ты же хочешь к ним? — меня снова погладили, и я понял, что никогда больше не буду свою Лену, Леночку назвать Ленкой.

На миг я представил себе Вику в виде хозяйки и понял, что не хочу к ней.

Я попытался помотать головой в знак несогласия, но, по-моему, получилось не очень понятно, потому что Леночка вдруг схватила меня за голову и озабоченно спросила:

— Рыжик, ты что, всё же простыл на улице? Ушко болит?

Единственное, что мне пришло на ум в этот момент, это помурлыкать.

Лена с явным облегчением отпустила меня и стала раздеваться.

— Сейчас, малыш, я приму душ, переоденусь, и мы с тобой будем ужинать!

Когда Лена скинула с себя всё, я стыдливо зажмурился, но она этого не заметила, а, весело напевая незнакомую мне мелодию, грациозно проследовала в ванную и встала под душ. Мне, конечно, стыдно в этом признаваться, но да, я подглядывал. Ну, в конце концов она же дверь не закрыла! Хотя понятное дело — она же не знала, что я на самом деле не кот, а её сосед с седьмого этажа.

Ругая себя за бестактность, я запрыгнул на ванную и просунул голову за матовую шторку, которую Леночка затянула, чтобы не плескать воду на пол.

Забыв про брызги и стыд, я любовался струями воды, стекавшим по ладным изгибам молодого красивого женского тела. Невольно вспомнилось когда-то слышанное сравнение женщины с гитарой. Эх, будь я мужчиной, я бы с таким удовольствием сыграл на этой «гитаре»! Но увы. Сейчас я мог лишь слизывать капли воды с длинных усов и наслаждаться видом.

«Парень, да ты, кажется, влюбился!» — сказал я сам себе и прежде, чем Лена вышла из душа, покинул ванную. Надо было успокоить разбушевавшиеся гормоны…

Следующих несколько дней не были ничем примечательными. Я потихоньку отъедался, отсыпался и смирялся со своей участью.

В конце концов, жизнь кота не такая уж и плохая. Единственное, к чему я никак не мог привыкнуть, так это кошачья еда.

Консервы уже на второй раз мне больше не казались таким деликатесом, но в сравнении с гранулированным кормом они были намного ближе к пище гурманов. В консервах хоть мясо чувствовалось, пусть и жилистое. А печень я и будучи Сергеем любил. В паштетах. Что же касается корма, то эти сухие шарики, лишь отдалённо пахнувшие сушенным мясом, были просто гнус — твёрдые, несолёные, распадавшиеся во рту на нечто невразумительное. Бр-р-р! Однако именно эти шарики и стали моей основной едой, так как консервы слишком быстро кончились.

Ничего удивительного, что я, учуяв на тарелке Лены настоящие котлеты, не удержался и попытался одну из них неумело стащить.

— Ах ты рыжий злодей! Не смей! — строго окликнула меня Лена, сгребла со стола и понесла к миске с кормом, продолжая читать нотацию: — На сайте кошачьего клуба большими буквами написано, что котам нельзя давать человеческую еду, так что вот, это ешь! — меня опустили на пол и легонечко ткнули носом в миску.

Я попытался снова наподобить кота из мультфильма, но в этот раз Леночка была непреклонна. Не помогло даже жалобное мяуканье и отирание о её ноги.

— Нельзя тебе, малыш. Пойми, мне не жалко, но тебе нельзя, — меня потрепали за ухом и выставили из кухни.

Разнообразие в мою жизнь пришло с Петром Вениаминовичем.

Этот старый хрыч появился в нашем с Леной доме спустя пару дней.

Лена была в душе, когда вдруг щёлкнул замок и в дверном проёме нарисовался стильно и со вкусом одетый мужчина с большим пакетом под мышкой.

Похоже, моё появление пришедшего удивило не меньше, чем меня его.

Я потянул носом, раздумывая, что делать — орать изо всех сил или вначале прыгнуть, вцепиться злодею в лицо и только потом орать — как тут включился в мозгу анализатор запахов и я понял, что это и есть хозяин тех тапок, что стояли на полке для обуви прихожей.

— Это ещё что? — недовольно пробурчал мужчина, вошёл и захлопнул за собой дверь. — Ленусик! — закричал он в сторону ванной комнаты, стараясь перекричать звук льющейся воды. — Ты где это чудовище нашла?

Шум душа стих и из ванной донёсся голос Лены:

— Это Рыжик. Вы его не бойтесь, Пётр Вениаминович, он ласковый!

Мужчина, опасливо поглядывая на меня, поставил пакет на пол. Звякнуло стекло, над полом полетели запахи апельсинов и свежего мяса. Их догнал восхитительный аромат сырокопчёной колбасы.

Пока я наслаждался запахами, Пётр Вениаминович сперва закинул на полку прихожей добротную меховую шапку то ли из норки, то ли из соболя — я не большой знаток мехов — затем снял дорогое шерстяное пальто, бережно повесил его на плечики, немного подумав, сменил модные туфли на скромные тапочки и, подобрав пакет, посвистывая, проследовал в кухню, осторожно обходя меня.

Да-а, если бы я мог свистеть, я бы сейчас тоже свистнул.

Разглядывая холеное длинное лицо Петра Вениаминовича, его ухоженные руки с маникюром, брендовый костюм, коротко стриженные и тщательно уложенные волосы, красиво отливавшие сединой, маленькие щегольские седоватые усики над надменно сжатыми тонкими губами, я наконец понял, что значит «метросексуал».

Пока гость по-хозяйски выкладывал из пакета продукты, в кухню вошла Лена. Коротенький атласный халатик не скрывал достаточно надёжно ни её красивые сильные ноги, ни даже упругую округлую грудь моего любимого размера. Голову украшал тюрбан из полотенца, из-под которого пробивались непослушные мокрые прядки.

— Я сейчас волосы высушу и приготовлю что-нибудь вкусненького.

— Ты как всегда восхитительна, Ленусик! Знаешь, что у меня сегодня мало времени, и надумаешь мыть голову, — и без того неприятный мне мягкий баритон Петра Вениаминовича всеми доступными интенциями выразил недовольство.

Слегка поморщившись, он всё же перестал разбирать пакет и, приблизившись к Лене, притянул её к себе жестом повелителя и, словно клещ, впился в её сочные, нежные губы. Я вздрогнул и неожиданно для себя зашипел.

— А ну, брысь отсюда, животное! — пнул меня Пётр Вениаминович, но Лену отпустил. Неуловимым движением руки Леночка вытерла рот, но тут же виновато подняла глаза на Петра Вениаминовича:

— Ничего, я быстро. А вы пока выпейте чего-нибудь. И пожалуйста, не обижайте моего Рыжика. Он хороший, просто он вас ещё не видел.

— Ладно, иди, — сменил гнев на милость Пётр Вениаминович и слегка ущипнул Лену ниже пояса.

Леночка упорхнула, гость по-хозяйски позвенел посудой, выбрал нужный бокал, открыл принесённую бутылку и плеснул себе немного тёмно-красной, похожей по цвету на кровь, жидкости.

— Ты тут смотри, под ногами у меня не путайся, … Рыжик. А то зашибу ненароком. Это моя территория, понял? — потягивая вино, наполнившее кухню терпким фруктово-ягодным букетом, беззлобно произнёс Пётр Вениаминович, сверля меня пытливым взглядом холодных серых глаз.

Я фыркнул и вышел из кухни.

В моей душе заскребли кошки.

То, что Пётр Вениаминович не престарелый жених, я понял сразу, как только заметил на его пальце обручальное кольцо. Но от мысли, что моя Леночка оказалась содержанкой, почти проституткой, во мне что-то перевернулось. Обида захватила сознание, по телу побежала мелкая дрожь. Чтобы унять её и привести в порядок мысли и чувства, я забился в угол за диваном, не желая ни видеть, ни слышать этих двоих, особенно когда они удалились в спальню.

Не вышел я и потом, когда мы остались вдвоём, и Лена пошла жарить мясо. Ароматные струйки восхитительного стейка вызывали повышенное слюноотделение, но даже если бы мне его предложили сейчас — я бы всё равно не вышел.

Наверное, Лена была экстрасенсом.

Отрезав кусочек стейка, она присела на пол возле дивана и поманила меня мясом. Я лишь забился ещё глубже.

— Ты так смотришь на меня, Рыжик, словно осуждаешь! Не смей, слышишь! — голос Лены стал глухим. — Когда мама болела, мне пришлось бросить институт, чтобы ухаживать за ней. Денег не было, вот я и пошла искать работу. Думаешь, так легко устроиться секретаршей? Знал бы ты, сколько офисов я оббегала! В некоторых сразу отказывали, потому что у меня не было практики, а в других откровенно предлагали кроме канцелярских услуг оказывать ещё и… ну, ты понимаешь, да? — Лена шмыгнула носом, а я, поражённый её откровениями, подполз поближе, чтобы ничего не пропустить. — Пётр Вениаминович был единственным, кто проникся сочувствием ко мне и дал работу. А когда узнал, что у мамы лейкемия, предложил устроить её в клинику в Германии, — Лена тяжело вздохнула, вытерла глаза рукавом и протянула мне кусочек стейка: — Ну что, будешь?

Я нежно лизнул её руку и потёрся щекой, прежде чем взять мясо.

Пока я ел, Лена молча гладила меня по голове, иногда шмыгая носом.

Потом мы так и сидели в темноте, слушая тишину и глядя в незашторенное окно, за которым в лунном свете искрились снежинки.

— Эх, Рыжик, если бы мне тогда дали кредит на лечение мамы, мы бы с тобой сейчас могли смотреть на Москва-реку из окон бабушкиной квартиры. Хотя, ты знаешь, может, это и к лучшему, что нам пришлось обменять её на эту. Маму я всё равно не спасла, но в том районе ты бы меня не нашёл, — Лена взяла меня на руки, зарылась лицом в мех и тихо заплакала.

Впервые с тех пор, как я стал котом, я пожалел, что не могу говорить.

Из моего горла вырывались лишь разные вариации мяуканья, поэтому я оставил попытки сказать нечто утешительное словами, а снова включил урчание и мурчание.

С тех пор мы каждый вечер, когда мелкие крупинки снега постепенно накрывали наш двор белым одеялом, смотрели в окно. Я — сидя на подоконнике, тихо мурлыча, а Лена стоя рядом, приобняв меня и поглаживая мой бок.

К следующему визиту Петра Вениаминовича я твёрдо решил избавить Лену от его домогательств.

Шипение и рычание вызвали лишь раздражение со стороны Лениного шефа и настоятельные требования закрыть меня в коридоре.

Некоторое время я метался там, как тигр по клетке зверинца. Внезапно моё внимание привлекли туфли Петра Вениаминовича. Одновременно с этим пришла и гениальная идея, как дать понять этому человеку, что ему тут не рады. Правда, над её реализацией пришлось немного потрудится — всё же я кот, а не снайпер.

Предвкушая какое будет зрелище, когда старый хрыч всунет ноги в туфли, я решил дожидаться этого момента в ванной.

Запрыгнув в корзину для грязного белья, свернулся калачиком, и, разомлев от тепла батареи, уснул.

К сожалению, тот волнительный момент, когда папик сунул ноги в туфли, я не увидел, но не услышать его крик я не мог, даже если бы потерял сознание.

— Где эта рыжая скотина?! — яростно орал Пётр Вениаминович и носился по квартире в поисках меня.

Я хотел гордо появиться из ванной, но Лена заметила высунувшуюся в щель приоткрытой двери мою морду, на которой должна была красоваться наглая ухмылка, и, быстро затолкав меня обратно, закрыла дверь и привалилась к ней, не забыв шикнуть на меня, чтобы я сидел тихо.

Когда этот мерзавец благовидной наружности стал кричать на Лену, риторически вопрошая, в чём ему идти домой, я, как настоящий рыцарь, стал громко мяукать и скрести дверь, стараясь переключить гнев Петра Вениаминовича на себя. Однако Лена стояла у двери насмерть, не давая ни мне изнутри, ни папику с наружи, открыть её.

— Что я жене скажу? Как я объясню ей, почему пришёл домой в чужих тапочках? — бесновался старый хрыч.

— Пётр Вениаминович, не переживайте так! Я сейчас всё вычищу.

— А запах?! Ты что, чих потеряла?!

— У меня перекись есть. Я читала, что если её смешать с содой, то можно убрать запахи кошачьих испражнений, — успокаивала его Лена тоном воспитательницы детского сада, — А вы идите пока полежите немного. Или выпейте вина. У вас же давление поднимется. Нельзя вам так нервничать, Пётр Вениаминович.

— Ладно, иди, чисть, — сдался папик, — Только быстро, мне домой пора.

Как только шаги моего недруга удалились, Лена открыла дверь и взяла меня на руки:

— Что же ты натворил, Рыжик? — прошептала она мне в самое ухо.

Я тихо замурлыкал, а она улыбнулась и… поцеловала меня прямо в нос!

— Какой же ты умный! — и осторожно опустив меня в корзину для белья, пошла за туфлями шефа…

Несколько последующих дней Пётр Вениаминович не появлялся.

Лена возвращалась с работы позднее обычного, и я понял, что папик решил больше не рисковать посещением нашей квартиры. Это было моё фиаско.

Я был растерян, подавлен и зол на себя.

«Стратег хренов!» — ругал я себя, понимая, что пока Пётр Вениаминович вне моей досягаемости, я не могу отрядить его от моей Лены навсегда.

Всем сердцем я желал избавить Леночку от этого клеща, но, увы, а был всего лишь кот, а не волшебник.

В то же время я был счастлив, потому что происшествие с туфлями нас с Леной очень сблизило.

Я и раньше лежал у неё на коленях, когда она смотрела телевизор или сидела у ноута. Я даже спал с ней в одной постели, иногда залезая под одеяло. Я пел Леночке колыбельные на кошачьем языке, а она сладко засыпала, прижимая меня к себе и даже во сне поглаживая мою спину. Но самыми ценными для меня стали минуты, когда мы с Леной смотрели в окно и говорили. Вернее, я мурлыкал, а Лена рассказывала мне про то, как прошёл день, про свою бабушку, мудрую и справедливую генеральскую вдову, поднимавшую в одиночку сначала дочь, а потом помогая с её дочерью. Лена рассказала мне и то, что никогда не видела своего отца и даже не знает, как его зовут. И что мама всегда учила её бояться собственной красоты, приводя в пример себя. И про то, как она осталась совсем одна после смерти мамы и что у неё нет друзей, потому что в школе все считали её замухрышкой и не хотели с ней общаться. И что единственный человек, который после похорон пришёл её утешить, был Пётр Вениаминович…

— Но мой самый верный друг ты, Рыжик! Только с тобой я и могу поделиться тем, что у меня на душе, — говаривала она, целовала меня в нос и снимала с подоконника…

Примерно через неделю Пётр Вениаминович всё же снова появился.

В этот раз он не воспользовался своим ключом, а позвонил.

Лена открыла дверь, взяла из его рук пакет и как-то так по-домашнему, обыденно, чмокнула в гладко выбритую щёку и пошла на кухню.

Недруг одарил меня насупленным взглядом, долго размышлял, стоит ли снимать явно новые туфли, но потом, видимо, решив, что в постели они будут мешать, снял их и засунул в шкафчик прихожей.

Я презрительно фыркнул и залез на подоконник. Мне надо было придумать, как спровоцировать папика на такие действия против моей особы, которые Лена бы ему точно не простила. Признаюсь, в этот момент я искренне был готов пожертвовать жизнью ради освобождения Леночки от этого старикана, высасывавшего её молодость и красоту.

К сожалению, возможностей у меня было не очень много.

Во внимание опять пришли туфли. Наивный недруг явно не знал моих возможностей: открыть дверцу шкафчика и вытащить из него туфли было сущим пустяком. Но хватит ли этого для моей цели? Сомнения терзали меня.

Дождавшись, когда Пётр Вениаминович уволок Лену в спальню, я носом открыл шкафчик и выволок туфли. Падая, они глухо ударили по ламинату каблуками. Я застыл. В спальне тоже стало тихо.

— Это, наверное, Рыжик на пол спрыгнул, — донёсся до меня приглушённый дверью голос Лены.

— И зачем тебе эта вредная скотина? Он же всё назло… — пробурчал Пётр Вениаминович, но, видимо, Лена не дала ему договорить.

Я выдохнул и лапой перевернул туфли в правильное положение. Остальное действие было уже отработано ранее и потому получилось просто мастерски.

Эх, чтобы ещё такое придумать?

И тут мой взгляд упал на пиджак Петра Вениаминовича, висевший на спинке стула. В нос ударили струйки запахов, идущих от него, и я напрягся. Ещё не осознавая, что именно меня так взволновало, я приблизился и втянул воздух полной грудью. В мозгу со скоростью ЭВМ заработал анализатор, делая незнакомые запахи знакомыми.

Вот это место пахло Леной. Она соприкоснулась с рукавом, когда Пётр Вениаминович притиснул её к себе, чтобы поцеловать.

Чёрт, ведь он целовал МОЮ Лену!

Во мне стал накапливаться то ли адреналин, то ли тестостерон. А тут ещё под запахом Лены отчётливо проступили запахи двух чужих женщин. Вот эта струйка несла в себе немалую долю эструса и явно принадлежала молодой, активно ищущей полового партнёра самке. А вот отсюда, с лацкана, донесло слабый запах женщины с почти угасшим либидо. Ну, всё ясно — этот старый козёл утром целовал жену, днём тискал молоденькую любовницу, а теперь припёрся получить свою порцию удовольствия и от моей Лены. МОЕЙ!

В мозгу вдруг взорвалось.

Наверное, всё же тестостерон. А, может, и всё сразу.

Из моего горла вылетел жуткий вопль.

Тело сжалось, словно пружина, и выстрелило прямо на пиджак.

Я почувствовал, как когти всех четырёх лап впились в дорогущую ткань.

«Костюмчик не менее половины моей бывшей зарплаты стоил», — ещё успел подумать я, как раздался треск и я стал сползать по рвущейся материи.

Волна ненависти накрыла меня.

Желание кота-эгоиста защитить свою собственность от посягательств чужого самца смешалось с желанием любящего мужчины спасти любимую женщину от горькой участи содержанки.

Я вцепился зубами в пиджак и стал вырывать кустки ткани, помогая себе одной лапой. Как только мои ноги коснулись пола, я принялся терзать пиджак, ставший для меня олицетворением самого Петра Вениаминовича.

Я рвал и кусал с таким остервенением, что даже почувствовал настоящий экстаз!

Казалось, ничто не сможет остановить меня.

Но тут раздался звук отворившейся двери, и душераздирающий крик раненого вепря заставил меня вздрогнуть и оглянуться.

Голый Пётр Вениаминович издал ещё один нечленораздельный рык, отшвырнул в угол свои вещи и рванул на меня:

— Ах ты мерзкая тварь!

Я почувствовал, что меня крепко ухватили за шкирку и оторвали от пола.

Горло сдавило, но спустя мгновение я уже летел по воздуху. Я даже успел увидеть надвигавшуюся на меня стену, но соприкосновения с ней не почувствовал.

Какая-то могучая сила за доли секунды заставила меня сконцентрироваться в комок мышц, и я, мячиком отскочив от стены, со стуком рухнул на пол.

Я был готов тут же вскочить на ноги и кинуться на обидчика, но в этот момент до меня донёсся испуганный вскрик Лены. В то же мгновение я понял, что это мой шанс и что мне вовсе не обязательно умирать на самом деле.

Я закатил глаза и обмяк, предстирая труп.

— Рыжик! — Лена кинулась ко мне и, встав на колени, бережно взяла на руки.

Я затаил дыхание. Моё тело безжизненно повисло. Даже язык вывалился из приоткрытой пасти.

— Господи, да как же вы могли! Вы же его убили!

И тут моё сердце забилось, как двухтактный мотор.

Я снова задержал дыхание, чтобы не выдать себя.

—Рыжик, мальчик мой! — Лена крепко прижала меня к себе и заплакала, упёршись лицом в моё тело.

— Да выкинь ты эту мразь! — презрительно процедил сквозь зубы Пётр Вениаминович. — От него одни только неприятности.

— Уходите! Слышите? Немедленно уходите! И никогда больше не возвращайтесь!

— Т-т-ты вообще представляешь себе, сколько стоит мой костюм? — от вскипевшего возмущения Пётр Вениаминович стал даже заикаться. — Да тебе с твоей зарплатой придётся год его выплачивать!

Голос Петра Вениаминовича то приближался, то удалялся. Я понял, что он собирал раскиданные по полу вещи.

Вот он прошлёпал босыми ногами мимо нас по коридору.

Хлопнула дверь ванной и через мгновения зашустела, заструилась вода из душа.

Я тихо злорадствовал, уже чувствуя себя победителем, а это он ещё свои туфли не обул!

Лена вдруг умолкла и прислонилась ко мне ухом.

— Рыжик, солнышко моё! Ты живой? — она приподняла меня выше и слегка встряхнула.

Я хотел слабо застонать, но из горла вырвался клокочущий звук, похожий на хрип умирающего.

— Потерпи, малыш! Я сейчас оденусь, и отвезу тебя в клинику. Ты только не умирай, пожалуйста!

В голосе Лены было столько отчаяния и любви, что мне стало её жаль и я приоткрыл один глаз.

— Живой! — выдохнула она, бережно перенесла меня в кресло, и её восхитительное обнажённое тело грациозно скользнуло в спальню.

Я поднял голову и прислушался.

Из ванной доносилось журчание воды, а из комнаты — хлопанье дверок шкафа.

Лена и Пётр Вениаминович появились в гостиной одновременно.

Видимо, купание смыло с моего соперника злость. Он довольно добродушно поинтересовался у Лены, куда она собралась.

— Вы чуть не убили моего кота и ещё спрашиваете, куда я собираюсь? — возмущение Лены погладило мою душу.

— Хочешь, я сам его отвезу к ветеринару? — в голосе Петра Вениаминовича я уловил коварство, объединённое со злорадством, и, честно говоря, на миг даже испугался. Но Лена меня не подвела:

— Вот уж нет! Чтобы вы дали его усыпить?

— Да пошла ты, — вдруг совсем бесцветно огрызнулся Пётр Вениаминович. — Да и вообще: на работу можешь больше не приходить. Ты уволена!

— Вот и ладно. Давно надо было это сделать, да всё никак не решалась, — Лена бережно уложила меня в дорожную сумку на полотенце, сильно пахнувшее химической лавандой.

Сквозь ткань сумки я слышал приглушённые звуки возни и кряхтение Петра Вениаминовича. Он одевался.

Я затаил дыхание в предвкушении момента, когда уже поверженный соперник сунет ноги в туфли и злобное:

— Вот чёрт! Опять! — подсказало мне, что этот момент наступил.

Я возликовал! Моя месть удалась! Мой план сработал! Этот кобель уже никогда не переступит порог нашего с Леной дома!

Я победил!

К сожалению, победная эйфория длилась недолго — Лена осталась без работы. А значит, и без денег.

Судя по тому, что мы праздновали начало новой жизни лососёвым филе, расчёт она всё же получила, но уже с ближайшего понедельника началось отрезвление и суровые будни.

В течение недели каждое утро Лены начиналось с телефона, в котором она выискивала предложения, обзванивала работодателей и договаривалась о встрече, а потом до вечера исчезала из дома на собеседования. Иногда перед уходом она гладила меня по носу «на счастье» и воодушевлённо обещала, что на этот раз всё точно получился, но возвращалась подавленной и расстроенной.

Наступило время жёсткой экономии.

От всего этого меня словно порвало надвое: с одной стороны, я понимал, что положение «вечной любовницы» не так уж и вечно, к тому же чревато тем, что однажды можно остаться без всего — денег, семьи, работы, но начинать заново уже будет намного сложнее, так как годы возьмут своё и кто знает, как много останется от прежних сил, красоты и надежды? А с другой стороны, я корил себя за то, что для таких глобальных изменений в жизни Лены выбрал самое неподходящее время — канун Нового года. И почему я не подумал, что на носу праздники и искать новую работу будет просто негде — все уйдут в запой?

К счастью, в отличие от меня, Лена надежды не теряла.

— Ничего, Рыжик, не бойся, я тебя голодным не оставлю, — насыпая мне корм из заметно опустевшего пакета, сказала она накануне вечером, а рано утром собралась, чмокнула меня в нос и ушла.

Я запрыгнул на подоконник и, глядя на двор, присыпанный снегом, словно пончик сахарной пудрой, погрузился в размышления.

О том, почему я стал котом и что делать, чтобы вернуть себе человеческий облик, я давно уже не задумывался. Я смирился. Но сейчас, впервые за этот месяц, пожалел о том, что я не Сергей, а Рыжик. Если бы я только мог снова стать человеком, я бы сразу же предложил Лене руку, сердце и свою зарплату. Ведь по московским меркам я не так уж и мало зарабатывал. Хороший бухгалтер всегда в цене. А я был хорошим.

В животе заурчало.

Я оглянулся на миску, но с подоконника не слез — раз Лена стала ограничивать себя даже в еде, то и я решил есть меньше.

Перебирая разные варианты того, как я, кот, мог бы помочь своей спасительнице и, не побоюсь этого слова — подруге, я пришёл к выводу, что всё, что мне сейчас доступно — это молить некие высшие силы о помощи. Вот только какой должна быть эта помощь, я всё никак не мог определиться. Самым логичным было бы просить вернуть мне человеческий облик, а уж я потом Лену в беде бы не оставил. Но, с другой стороны, если я, пусть и неведомо, совершил настолько жуткий грех, что меня сделали котом, то, может, стоит просить помочь Лене найти работу?

Пока я решал свою дилемму и придумывал слова молитвы, вдруг щёлкнул замок, и в квартиру влетела счастливо улыбавшаяся Лена:

— А ну-ка, мурлычь громче, Рыжик! Смотри, что я принесла! — и Лена тряхнула перед моим носом пакетом, в котором звякнули ударившиеся друг о друга консервы.

В голове мелькнуло, что хоть я и не успел как следует попросить, но меня всё же услышали и работу Лена таки нашла. От радости я даже подпрыгнул, да так, что приземлился на груди у Лены. Она ловко подхватила меня, не давая сползти, крепко прижала к себе и громко рассмеялась:

— А ты, оказывается, ещё и обниматься умеешь! Даже думать боюсь, чем ты меня можешь ещё удивить!

Удерживая меня, Лена отложила пакет, затем приподняла так, чтобы наши глаза встретились:

— Я же говорила тебе, что ты приносишь удачу! У меня теперь есть работа! И совсем близко – в нашем магазине. Мне даже аванс дали, представляешь?

Я мулыкнул и попробовал улыбнуться. Думаю, Лена поняла, что гримаса на моей морде — это улыбка. Она снова звонко засмеялась и положила меня на стол:

— Сейчас, малыш, я тебе мяска дам, раз ты этот корм есть не хочешь.

У меня отлегло от сердца. И не потому, что консервы намного приятнее, чем это сухое недоразумение, а потому, что теперь не только я, но и моя Лена голодать не будет!

В тот вечер мы оба шли спать сытыми и довольными.

Я, как всегда, лёг рядом с Леной на одеяло и, засыпая, стал ей на кошачьем рассказывать о том, как хорошо мы теперь заживём и что никто третий нам не нужен, тем более Пётр Вениаминович.

Утро началось с «Ой, мороз, мороз».

Надоедливая песня пробивалась сквозь сон и раздражала.

Почему-то жуткий голос исполнителя показался мне до боли знакомым. А ещё было непривычно холодно. Я поёжился и с трудом разлепил веки. Лены рядом не было, а я, судя по всему, лежал на её половине.

Зимнее солнце заливало квартиру и слепило глаза.

Песня не умолкала.

Я лениво повертел головой в поисках источника звука. Он был где-то на полу, рядом с постелью. Пошевелившись, чтобы подняться, я не сразу понял, что лап у меня больше нет. У меня снова были руки!

Приподнявшись, я осмотрел себя и понял, что холодно мне было потому, что я лежал голым поверх одеяла.

Переведя взгляд за границы постели, я увидел хаотично разбросанные вещи и вылетевший из кармана брюк смартфон.

И тут меня словно обожгло: это были мои вещи!

Постепенно дошло и то, что надоедливая песня исполняется голосом моего друга Андрея и исходит из смартфона. Моего смартфона!

«Не морозь меня-а-а-а…» — продолжал он настойчиво надрываться голосом друга. Всё ещё смутно соображая, я всё же вспомнил, что сам записал поющего подшофе Андрея и поставил к его контакту на прошлогоднем корпоративе, когда шеф весь наш коллектив пригласил в караоке.

Чёрт! Так вот что мне пыталась донести моя память! Это же звонит Андрюха!

Я перекувыркнулся с постели, дотянулся до телефона и нажал приём:

— Алё?

— Серый, слава богу, живой! Ещё минута и я бы приехал с бригадой ментов твою дверь снимать! Ты почему телефон не берёшь? Всё ещё в запое? Я сейчас приеду!

— Зачем? — соображая, снится мне этот разговор или нет, вяло спросил я.

— Как это — зачем? Тебя, дурака, спасать! Если ты и в этот понедельник на работу на бровях приползёшь, тебя точно уволят! У меня уже все отмазки закончились. К тому же у тебя развод через три дня. Ты что, решил не ходить?

— Андрюха, какое сегодня число?

— Да-а, вижу, с тобой совсем плохо! Может, тебе заодно и месяц с годом назвать?

— Валяй, — понимание того, что это не сон и что я больше не кот, всё сильнее и сильнее наполняло моё сознание.

— Сегодня двадцать второго декабря две тысячи…

— Год я знаю, спасибо. И можешь не приезжать, я уже в порядке. Увидимся в понедельник на работе.

— Ты правда в норме? — от недоверия в голосе друга веяло заботой, и это очень растрогало меня.

— Правда. Андрюш. Уже всё хорошо. И спасибо, что позвонил.

— Да ладно, сочтёмся! Но ты точно не хочешь, чтобы я приехал? Я тебе минералочки взял и энтеросгель, чтоб тебя из алкогольного делирия выводить.

— Да правда, не надо. Я уже, похоже, и сам вышел.

— Ну, рад это слышать. Но ты, если что, сразу звони! Обещаешь?

— Обещаю! — уверенно провозгласил я и отключился.

Мысли сменялись с невероятной скоростью. Не успел я додумать одну, как тут же налетало ещё несколько: был ли я вообще котом или мне всё это приснилось? Как долго я спал? Или, может, не спал, а ходил на работу в такой степени опьянения, что ничего не помню?

И тут пришла самая главная: Лена!

Меня даже жаром обдало.

Лена! Реальная она или нет?

Я должен был немедленно это проверить. Даже если мне придётся обзвонить все квартиры с первого этажа по седьмой, я это выясню!

Полный решимости я направился в душ.

Проходя мимо зеркала, я мельком увидел себя и, обомлев, затормозил.

Растрёпанные рыжие патлы торчат в разные стороны, моя любимая щетина типа «а-ля мачо» превратилась в густую всклокоченную бороду, отчего выглядел я не на своих двадцать восемь, а на все сорок! И только взгляд по-прежнему серых глаз был всё так же невинно-наивен.

Приведя себя в относительный порядок, я заварил кофе и, упиваясь давно забытым ароматом, принялся соображать, как будет лучше начать поиски Лены.

Этажа я не знал, номера квартиры тоже. Даже в какую сторону от лифта она расположена, не запомнил!

Почему-то самым логичным показалось начать со двора. Если жизнь кота мне не приснилась, то, возможно, постепенно проходя тот путь, который я проделал в ту страшную ночь, я смогу лучше сориентироваться, в какую квартиру звонить.

Я оделся и вышел на улицу.

Снежило.

Большие хлопья медленно падали на землю, словно лебяжий пух.

Морозный воздух обжёг дыхание. Порывы ветра иногда закручивали снежинки вихрем, поднимали небольшую позёмку и раскачивали качели на пустой детской площадке.

Было тихо, и только такой близкий и родной девичий голос умоляюще звал:

— Рыжик! Где же ты, малыш? Отзовись! Ты же замёрзнешь! Идём домой, слышишь? Рыж-и-и-и-к!

Одинокая фигурка в сером стёганом пальто и белой, припорошённой крупными хлопьями шали, поскрипывая снегом, бегала вдоль дома, заглядывая через решётки подвальных окон и звала:

— Рыжик! Солнышко моё! Ты где?

Сердце моё ёкнуло и забилась так быстро, что мне даже пришлось приложить к груди ладонь.

Меня обдало жаром, и в тот же миг по телу побежала волна дрожи.

Если бы во рту разом не пересохло, я бы, наверное, заорал на весь двор: «Лена!» и кинулся к девушке в сером пальто.

Пока я переводил дыхание, спонтанное желание улетучилось, уступив место логике. «Даже если это та Лена, моя Леночка, то что я ей сейчас скажу? Здравствуй, я и есть твой Рыжик? Да она меня за чокнутого примет. И правильно сделает! А что если это вообще не Лена?» — от последней мысли у меня даже ладошки вспотели.

Ноги вдруг стали ватными и отказались двигаться.

Я выругал себя за трусость, облизал пересохшие губы и вдохнул полной грудью морозный воздух.

Это помогло. Телу вернулась гибкость, а уму — ясность.

«Сейчас я подойду к ней и спрошу, не нужна ли ей помощь. Сначала надо убедиться, что это та самая Лена, а уже дальше по обстоятельствам», — решительно сказал я себе и наконец-то направился к девушке.

Заслышав скрип шагов, она обернулась.

Я замер.

На меня смотрели синие, как васильки среди жаркого июля, и глубокие, как Марианская впадина, глаза моей Лены. Я бы узнал их даже среди сотни, нет, тысячи, а, может, и миллиона иных глаз!

Во мне снова всё затрепетало и все задуманные слова моментально улетучились. Я понимал, как, должно быть, по-дурацки выгляжу, но не мог ничего с собой поделать.

— Вы случайно котика не видели? Рыженького такого? — в устремлённых на меня голубых озёрах блеснула искорка надежды.

— Такого рыжего? — я стянул с головы шапку и взъерошил себе волосы.

Девушка прыснула в вязаную варежку. На её разгоревшейся от мороза пухленькой щёчке заиграла милая ямочка.

— Ой, простите, но вы действительно одного цвета с моим котом! — она грустно улыбнулась, стащила с руки варежку и протянула тёплую ладошку:

— Лена. Лена Сизова. Я живу вон в том подъезде, квартира двенадцать.

— Сергей. Игнатов, — я пожал её руку и… не смог больше выдавить из себя ни слова!

Я стоял, как истукан, и тонул в васильковых озёрах…

— У меня кот сегодня утром пропал. Хотя, вы, наверное, уже это и так поняли, — Лена натянула варежку и поправила выбившиеся из-под шали волосы. — Если вдруг вам попадётся мой Рыжик, пожалуйста, сообщите мне, ладно?

Я кивнул, не сводя с неё глаз. Она заметно смутилась.

— Ой, какая же я глупая! Я вам лучше свой номер телефона дам! У вас есть куда записать?

Я непроизвольно похлопал себя по карману брюк и понял, что смартфон остался дома.

— Простите, Лена, я забыл дома телефон. Но это не важно, адрес ведь я запомнил. Хотите, вместе будем искать?

Личико Леночки ещё больше зарделось. Она отвела взгляд и тихо сказала:

— Спасибо вам, Сергей! А то я сама уже с ног сбилась.

— Ничего, не волнуйтесь! Мы его найдём, обязательно!

Следующих несколько часов мы бегали по двору, зовя Рыжика в два голоса. Потом мы сидели у Лены.

Пока она заваривала чай и рассказывала мне уже хорошо знакомую историю того, как к ней попал Рыжик, я распечатывал объявления. К великому сожалению Лены, она осознала, что за три с лишним недели, которые у неё провёл Рыжик, она так ни разу и не сфотографировала его.

Потом мы пили чай с облепиховым вареньем, сваренным осенью самой Леной, затем опять бегали по двору и окрестностям — звали кота и расклеивали объявления. А когда на город упал вечер, пора было идти домой.

Я пообещал Лене прийти утром и снова помочь обходить соседние дома, чтобы непременно найти Рыжика.

Мы простились, как друзья, давно уже перейдя на «ты», и я ушёл.

Дома я долго стоял у окна, как когда-то стояла Лена, смотрел на искрившийся в свете фонарей снег и с замиранием сердца думал о том, что лучше — продолжить завтра с Леной поиски несуществующего кота, сказать ей правду или же пожелать проснуться снова Рыжиком, чтобы увидеть, как любимые синие глаза заискрятся счастьем?

Так и не выбрав, о чём вновь попросить высшие силы — снова сделать меня котом или чтобы Лена поверила моему рассказу, я лёг спать.

Утро встретило меня солнечными лучами и урчанием в животе.

На мгновение мелькнул испуг, что я снова кот, но постель была моя, квартира тоже, и я успокоился. Затем я вспомнил, что вчера, кроме чая и хлеба с вареньем, ничего не ел. Дома было всё так же пусто, как и накануне того дня, когда я проснулся Рыжиком.

Помня данное Лене обещание, я быстро принял душ, собрался и, не дожидаясь лифта, поскакал на третий этаж, перепрыгивая ступени.

Лена открыла не сразу. К моему удивлению, она была в домашнем халатике. Глаза её погасила печаль.

— Доброе утро, Сергей. Заходи. Чай будешь?

Я кивнул и вошёл.

Кроме чая, мне предложили и глазунью. Видимо, Лена услышала возмущения моего голодного желудка.

Я не стал ломаться и со словами искренней благодарности согласился.

— Представляешь, полчаса назад мне позвонили по объявлению и сказали, что рыжий кот, которого я ищу, на самом деле не Рыжик, а Маркиз. Его давно уже искали хозяева. Он, оказывается, не просто дворовой кот, а породистый! И ещё: сегодня утром он пришёл домой, — Лена смахнула слезу и грустно улыбнулась. — Я, конечно, рада, что Ры… Маркиз вернулся к своей семье, но он мне стал так дорог! Ты даже представить себе не можешь, что он для меня сделал!

Известие о том, что Рыжик — не Рыжик и что он реален, меня немного озадачило, но вид опечаленной Лены оттеснил мысли о коте в дальний угол сознания.

Повинуясь порыву души, я взял ленину руку, приложился к ней губами и, поймав удивлённый взгляд любимой, сказал:

— Рыжик ушёл к своим прежним хозяевам потому, что тебе он больше не нужен. Отныне у тебя есть я!

Думаю, нет смысла описывать реакцию Лены и то, как быстро мы стали близки друг другу. Скажу лишь то, что в назначенный срок я явился к разводу. Я простил Вике умыкнутые деньги с моего счёта и, поскольку она не могла претендовать на квартиру, а ни машины, ни детей у нас не было, делить нам было нечего, потому я вышел из здания суда свободным человеком.

Но свободным я был недолго.

Ещё до Нового года мы успели с Леной расписаться, а сразу после праздников я принёс домой из приюта котёнка — весёлую рыжую кошечку, которую мы назвали Фелисити — счастье. И оно, это счастье, прочно поселилось в нашей квартире на седьмом этаже, а чуть позже переехало с нами в новый дом в трёхкомнатные хоромы, на которые мы сменили наши двушки, когда узнали, что перед Новым годом у нас будет двойня.

А история о том, как я был котом, так и осталась для меня загадкой — было ли это на самом деле, привиделось ли всё это в пьяном угаре или же мы с Леной стали свидетелями настоящего Новогоднего чуда. Кто знает?..

Конец.

Автор обложки Агния Миллерова,

Фото взяло тут: https://cdn1.ozone.ru/s3/multimedia-7/wc1200/6024198127.jpg