Читать онлайн
"Жемчужное ожерелье"

Маряйка – забавная старушка в широком сером платье, тонкой кофточке, белых панталончиках и синих кломпах – жила за углом.
Маряйка – хмурая, неулыбчивая хозяйка овощного магазина – в доме напротив.
Маряйка – крошечная фея, способная превратить слезы в драгоценные жемчужины, – порхала в бабушкиных сказках.
А любопытной, непоседливой Маряйкой, которая любила их слушать, была я.

Три Маряйки лучились весельем.
Одна – сердитая и хмурая – носила в себе грозовую тучу и хранила в глубине глаз молнии. Того и гляди – ударит.
Все четверо жили в небольшом сонном городке.
Время в нем задержалось, присев на одну из выставленных перед домами скамеечек, и не спешило в век высоких технологий и скоростей. В нашем городке оно отдыхало, подчиняясь чинному распорядку, а если передвигалось, то не проворней медленно шелестящих по дороге машин или велосипедов.
Вот велосипедов по нашим улицам ездило множество – они были у каждого жителя, едва ли не с рождения и до глубокой старости, меняясь в соответствии с возрастом и запросами хозяина.
Вечерами соседи спорили о рассыпчатости разных сортов картошки и жаловались на высокую цену ячменной водки в городском баре, пока их жены обсуждали новые шляпки королевы.
В выходные дни не работал ни один магазин. В воскресенье закрывались даже бар и кинотеатр. Во многих домах телевизор оставался не включенным, и хозяева обязательно посещали службу в церкви. Воскресенье было временем для Бога.
Приверженцы других традиций посвящали этот день себе или семье.

Маряйка – бойкая девчонка, то есть я, – осваивала азы начальной школы, успела сменить третий велосипед и считала, что жизнь похожа на колесо, потому что катится легко и ровно, избегая рытвин и камней и подпрыгивая на мелких кочках, чтобы не стало скучно.

Маряйка за углом, была сделана из металла и выкрашена краской, полинявшей от времени и непогоды. Никто не помнил, откуда она взялась и почему - больше похожая на английские флюгеры, чем на вывеску давно закрывшегося магазина. Совсем другая, чем именные глиняные таблички, сохранившиеся на фасадах старых домов из тех времен, когда улицы не имели названий, и таблички использовались вместо адресов.
В нашем маленьком городке они были про животных: «Старая овца», «Молодой ягненок», «Черный бык». «Голуби в широкой кроне дерева» и «Крылатый конь».
Другие изображали профессии прошлых владельцев домов – «Носильщик зерна», «Старьевщики», «Мельник». «Связка ключей» – на доме жестянщика.
Самой необычной считалась табличка, на которой вытягивал хобот белый слон.
Самой красивой – «В ковчеге», что висела на стене дома одного из моих школьных друзей. На ней празднично одетые дамы и мужчина направлялись к пузатому кораблю, куда уже поднимались разные звери.
Флюгеров в нашем городе не было. Поэтому такой особенной и выглядела Маряйка.
Веселая старушка висела на железной палке, будто собралась подтянуться на турнике. Вздувался колоколом подол ее платья, торчали из-под него белые кружевные панталоны. Поскрипывали на ветру заржавевшие крепления.
Мы, дети с близлежащих улиц, заключали пари перед каждым штормовым прогнозом, получится ли у Маряйки сделать сальто?
Старушка в кломпах вдохновляла нас на спортивные подвиги, и турники на детских площадках редко пустовали.
Я часто сравнивала ее со своей бабушкой, вечно хлопотавшей по хозяйству и успевавшей везде и во всем, словно ее переносил по дому только ей подвластный ветер. И находила сходства – в жизнерадостной бабушкиной улыбке горел такой же заряд оптимизма, как в упрямой настойчивости железной старушки.

Маряйка-фея была очень красивой. Ведь я сама могла придумывать ее внешность и меняла цвет глаз и волос под впечатлением от героинь недавно просмотренных диснеевских мультфильмов. Фея прилетала, когда я плакала, и собирала упавшие слезинки.
– Чтобы превратить в жемчужины! – повторяла бабушка. – Из них получится красивое ожерелье тебе на свадьбу.
Я тут же забывала, по какому поводу расстраивалась и начинала искать крошечную Маряйку, замечая рядом с собой яркие блики. Конечно же, это было из-за слез, но в те годы я верила в фею и не сомневалась в сиянии ее крошечных крыльев.

Сердитую Маряйку я побаивалась и не любила. Мне слишком часто приходилось с ней встречаться. Чаще, чем с Маряйкой за углом – не всякий раз получалось, направляясь по разным делам, выбрать дорогу, откуда ее видно. И гораздо чаще, чем Маряйку-фею, ведь я не относилась к плаксам.
Овощной магазин Грозовой Тучи располагался на рыночной площади. Как раз напротив супермаркета и по соседству с канцелярским ларьком, с хозяином которого Маряйка вечно спорила за место перед витринами. Даже в серые дни она выставляла продукты на улице: в плетеных корзинах темнели картошка и стручковая фасоль, головки репчатого и красного лука, клубни кольраба и топинамбура. В низких ящиках вытягивались в ряд лук-порей и корневища козлобородника. Толкались шары белокочанной, цветной и савойской капусты. Напоминали погремушки усеянные мелкими кочанчиками стебли брюссельской. Пышными зелеными пионами распускалась капуста португальская – любимая бабушкина. Фрукты прятались внутри магазина.
Меня отправляли в овощную лавку два, а то и три раза в неделю. Бабушка настаивала, что продукты там свежей и лучше, чем в супермаркете, и наверняка была права. Но вечно недовольный вид хозяйки пугал меня и портил настроение, хорошо, что не аппетит.
Это бы еще ничего. Но мне приходилось видеть Маряйку почти каждый выходной.
Ее дом стоял напротив нашего. Вдоль фасада тянулся узкий палисадник, позади располагался просторный сад. И вместо того, чтобы посвятить свободное время разведению цветов, как соседка слева, или цыплят, как сосед справа, выходные дни Грозовая Маряйка проводила на лавочке у крыльца, придирчиво разглядывая прохожих сквозь линзы своего плохого настроения. По поводу и без она делала нелестные замечания, останавливала людей короткими окриками и отпугивала недовольным ворчанием.
В воскресенье Туча облачалась в черное платье и покрывала голову белоснежным кружевным чепцом, закрепив его у лба золотыми спиральками с подвесками в виде листочков, которые позвякивали, когда она вертела головой.
Как многие из соседей, Маряйка не включала в этот день телевизор. Но и не шла в церковь. Воскресенье Грозовая Маряйка проводила на лавочке, осматривая улицу.

Так что в выходные я и мои друзья старались вести игры подальше от ее недобрых глаз. Все равно нам не удавалось избежать неприятных замечаний. Одним или всего парой слов. Болезненных и излишне грубых. Они застревали в душе занозами – не сразу сбросишь. Еще и расчешешь до зуда.
Иногда эти замечания были заслуженными. Потому что мы специально злили Грозовую Маряйку. Как ни боялись, а не упускали случая досадить. Подкинуть ей на крыльцо сухих веток. Растрезвонить велосипедным звонком, сразу всей ватагой проносясь мимо дома.
И мы считали ее виновной во всем. В том, что случилась плохая погода, сломалась чья-то игрушка, прохудилась велосипедная шина. Если пропала соседская кошка или бездомный пес. Получив в школе плохую оценку, мы тоже вспоминали грозные серые глаза, полные острых молний.

Сначала исчезла Маряйка за углом.
Не помню, кто первым заметил? Позвал остальных. Едва досидев до конца уроков, мы помчались к углу дома, где она висела. Все вместе искали в траве, в овраге, за забором заброшенного сада. Истыкали длинными палками дно канала поблизости. Выспрашивали случайных прохожих и всех соседей.
Мы написали объявления и развесили на столбах и на доске в супермаркете: «Пропала Маряйка, висевшая на турнике. Нашедшему обещается вознаграждение…» Десять гульденов, собранных из всех карманов и копилок.
Никто не откликнулся на объявление. И никто не нашел жизнерадостную старушку в белых панталончиках и синих кломпах.
– Это все Грозовая Маряйка виновата! – решили мы с ребятами. Ведь не раз слышали, как она называла флюгер неприличным и висевшим совершенно не к месту.

Потом занемогла моя любимая бабушка.
Перестала порхать по дому и больше не успевала одновременно выполнять с десяток дел. Словно утих тот ветер, что переносил ее с места на место. Она быстро уставала, все чаще присаживалась отдохнуть, и все позже поднималась по утрам с постели. День ото дня бабушка казалась более тихой и хрупкой, истаивая на глазах.
Как всегда, когда мне хотелось плакать – рассадив колено, сломав звонок велосипеда, или получив несправедливое замечание учителя, – она рассказывала о Маряйке-фее, прощаясь со мной своими сказками. Когда не было сил на разговоры – напоминала своей кроткой улыбкой: будь терпеливой, улыбчивой, доброй. Помни, из твоих слез родятся жемчужины. И драгоценное ожерелье, будет ждать тебя, взрослую.
А потом бабушки не стало.
Вместе с ней исчезла Крохотная фея.
Маряйка – маленькая девчонка – почувствовала себя покинутой и несчастной.
У меня все валилось из рук, я не могла сосредоточиться на уроках, глупыми казались самые интересные раньше игры. За что ни бралась – все быстро ломалось или вызывало раздражение. Жизнь больше не походила на колесо, которое свободно катится по дорожке. Оно вздрагивало и криво подпрыгивало, совершая поворот как погнутое.

Вскоре после похорон мои родители решили сменить сонный городок на более крупный и современный город. Но прежде чем грузовик-перевозчик увез нас в пугающее неизвестностью завтра, я нашла в сарае длинную прочную веревку.
Ночью, пока никто не видел, привязала один конец за ножки лавочки перед домом Грозовой тучи, другой – к крюку грузовичка, который ее сосед справа оставлял на улице до раннего утра.
Мне было очень больно. Я считала несправедливым, что трех веселых Маряйек коснулась беда, они исчезли сами или потеряли свои улыбки.
Маряйка в кломпах не подтянулась на турнике.
Маряйка-девочка плакала от горя, и не было феи превратить ее слезы в жемчужины.
Но ничего не случилось с четвертой. Туча сидела по выходным дням на любимой лавочке и даже под солнцем грозила ненастьем плохого настроения и молниями колючих слов.
Я верила, что восстанавливаю нарушенное. Что смогу выправить колесо, и тогда оно снова покатится легко и ровно.
Утром улицу разбудил необычный гром, наполнили возмущенные крики и возгласы. Я не подошла к окну. И когда садилась в машину, не подняла головы. Смотрела только на свои мелко дрожавшие руки…

***
В шумном городе, в просторном доме и среди новых друзей началась моя новая жизнь. В ней было много всего – как и положено в буднях и праздниках быстро растущего ребенка, подростка, молодой девушки. Планы, мечты, их крушение и возрождение. Шли годы. Я оставалась среди своих знакомых единственной Маряйкой. Три других скрылись в воспоминаниях о сонном городке.
И хотя происходило много хорошего, меня не оставляло ощущение, что однажды погнутое колесо не выпрямилось и не катится по дороге ровно. Проехало небольшой участок дороги и взлетело – хорошо если только испугало, завело в сторону, но я набивала шишки и ссадины. Шрамы появлялись на коже. И если бы только на ней!
Окончив школу, я хотела стать врачом, но с мечтой пришлось расстаться после четырех лет неудачных лотерей для зачисления в Университет. Выбрав вместо лечебного факультета фармакологию, я не сразу приняла новую профессию и лишь со временем смогла полюбить работу в аптеке. Не расстроилась, когда среди подарков на свадьбу не оказалось жемчужного ожерелья, я давно не верила в Маряйку-фею, но почувствовала себя обманутой, когда муж выбрал карьеру вместо семьи. Болезненный развод оставил раны на сердце. Скорый уход с работы – на душе, потому что я знала, со мной обошлись несправедливо.
Колесо пробуксовывало, раз за разом оставляя меня с болезненными травмами. И тогда я решила сама взять крутой поворот.

Отговаривают возвращаться туда, где был счастлив.
Места меняются. Наши воспоминания о них не совпадают с действительностью. Увидев вместо родного чужое, можно еще больше потерять.
Но я отбросила предубеждения и вместе с дочкой вернулась в городок моего детства и даже в бывший родительский дом.
Он успел сменить нескольких хозяев, его перестроили почти до неузнаваемости снаружи и внутри, но не тронули гостиную и детскую комнату. Мне показалось это хорошим знаком.
Сохранись дом чуть больше прежним – в нем стало бы тесно от воспоминаний. Изменись сильнее – я вряд ли бы выбрала совершенно незнакомый дом. А так он мог снова стать «моим».

Сонный городок по-прежнему не успевал в ногу со временем. Соседи спорили о картошке и обсуждали шляпы королевы. Но машины ездили по улицам чуть быстрее, и по субботам работали магазины, в воскресенье меньше семей направлялось на утреннюю службу. Во многих домах работал телевизор.
Я почти не встретила бывших знакомых. Кто переехал, с другими не нашлось ничего общего. Зато очень удивилась, увидев Грозовую Маряйку.
Она все так же держала овощной магазин на базарной площади и жила в доме напротив. Но вроде как сникла, потускнела, из Тучи превратившись в серое облако. Молнии заснули в глубине уставших глаз. Она постарела. А ведь уже тогда, давно, казалась мне старой – так детский глаз превращает даже тридцатилетних в пожилых. У крыльца ее дома не появилось новой лавочки, и со слов соседей – с самого моего отъезда Маряйка скрывалась в выходные дни в доме или саду.
Так много лет спустя я узнала последствия своего поступка – тишину на улице без насупленного взгляда Тучи и ее колючих замечаний.

Обустроившись на новом-старом месте, у меня получилось открыть небольшую аптеку, на месте канцелярской лавки, по соседству с овощным магазином.
Маряйка, конечно же, меня узнала, если не по внешности, то после того, как я представилась. Но ничем не выдала своих эмоций по поводу моего возвращения. Разве они должны были быть особенными. Но порой мне казалось: она о чем-то догадывается. В потухшем взоре оживали острые иглы. Однажды их заметила моя дочь и, придвинувшись ко мне поближе, прошептала на ухо:
– Почему наша соседка смотрит на тебя сердито?
Тогда я рассказала ей о Маряйке.
Каким черным было ее воскресное платье и какой хрустящей белизна кружевного чепца. О золотых креплениях, извивающихся спиральками, с подвесками в виде листочков, звеневших, когда женщина вертела головой.
Я объяснила дочке, что традиционные чепцы бывают очень разными и порой имеют очень сложную форму. Для них придумано множество всевозможных креплений: ободков, которые прячутся под плотным кружевом, и заколок из серебра и золота. Некоторые украшения выглядят почти смешными – например, в виде пластин, похожих на солнечные батареи лунохода, или в форме голов грифонов и разных птиц. Чепцы прикалывают тонкими спицами – у Маряйки тоже были такие – по три с каждой стороны головы... В прошедшие годы я много читала о национальных костюмах, в особенности о женских головных уборах, и знала, что они передаются в семьях от матери к дочери и хранятся как большая ценность.
– Жаль, что она его больше не носит, – расстроилась моя дочка.

Вскоре в городке заговорили о «двух Маряйках» – из овощного и из аптеки.
Случались серые дни, когда возвращение в город детства казалось ошибкой. Они сменялись днями погожими. Моей девочке мы купили велосипед с пронзительным звоночком, чтобы разгонять тишину сонных улиц. Дела в аптеке шли хорошо.
Только продолжало свербеть на душе. Нам с дочкой обеим чего-то не хватало. Ей – друзей в новой школе. Мне – спокойствия, без страха, что скоро произойдет очередной скачок.
И каким будет падение? Колесо не выпрямилось, думала я, оказавшись на дороге, откуда когда-то был виден флюгер. Или выходя из дома, когда взгляд замирал на пустом месте у крыльца напротив.

Прошло еще некоторое время после переезда, когда в ранних сумерках оборвалась трель звонка:
– Мама, смотри, мама! – упал на землю оброненный второпях велосипед, и дочка вбежала в дом, прижимая к груди кусок железа.
Я не сразу поверила в то, что вижу. Что верно узнала. Поржавевшая, потерявшая краску, но не кломпы, и не выпустившая из рук турника – передо мной была «Маряйка за углом».
– Где ты ее нашла?
– В овраге, под досками.
Невозможно! Ведь тогда, с друзьями, мы проверили все рытвины и углы. Разве это имело теперь значение?
Вместе с дочкой мы купили три банки краски: синюю – для башмаков, белую – для панталончиков. Смешав их, получили голубую – для платья. И приготовили бежевую для рук и кофточки.
Мы отчистили Маряйку от рыжей грязи и нарядили, вернув прежние цвета ее одежде.
Я нашла работников, и вот она снова висела на прежнем месте – жизнерадостная старушка, которая пытается подтянуться на турнике и сделать на нем сальто.
Несколько раз в день дочка бегала к ней. И искала сходства! Со мной.
Даже находила.
«У вас похожие улыбки!»
Как бы она рассмотрела, если у «Маряйки за углом», почти не видно лица?
– Мы поспорили на ветер! – прокричала однажды моя девочка, прибежав из школы. Щеки ее раскраснелись, глаза сверкали. Я сразу поняла, о чем она. И что у дочки появились друзья, если есть, с кем спорить, а потом провести время на спортивной площадке.

Вечером я попробовала сочинить первую сказку. Но Маряйка-фея спряталась от моих несмелых историй, и у меня не получилось уговорить ее появиться.
Субботним утром я сказала дочке, что хочу кое-что исправить. Мы взяли машину и отправились в соседний город, где был большой торговый центр «Для дома и сада». По дороге я призналась в давнишнем проступке, дочка согласилась со мной: мы должны вернуть сломанную лавочку и помогла ее выбрать.
– Как думаешь, Маряйка теперь наденет свой чепец? – спросила она с волнением.
– Не знаю, – ответила я, не желая оживлять пустые надежды.
От Тучи осталось серое облако. Белый чепец и черное платье больше ему не подходили.
– Наденет! – заверила меня дочка. – Обязательно. Через месяц.

Лавочку я отнесла сама.
Вернее, сама позвонила в дверь, объяснила Маряйке, зачем пришла: «Хочу вернуть то, что отняла, не имея права». За все время, пока грузчики устанавливали лавочку, хозяйка не проронила ни слова. И дверь закрыла перед моим носом, не попрощавшись. Но я переходила дорогу к дому, широко улыбаясь.
Следующий день, воскресенье, Маряйка пряталась в доме или в саду.
Как и неделей позже.
Зато на работе я различала небольшие изменения. В лавке по соседству голос хозяйки звучал громче, резче громыхали корзины и ящики. Встретив на улице Маряйку, я отметила, что она выглядит помолодевшей.
Поэтому я поспорила с дочкой. Почему бы и нет?
На сказку. Может, вместе у нас лучше получится их сочинять?
Воскресенье мы начали с бутербродами в руках, у окна, выходившего на улицу. Нервно пересмеиваясь, мы терпеливо ждали, и – вот оно – случилось! Открылась дверь, и из дома напротив вышла Туча – в черном платье и в кружевном белоснежном чепце, позвякивая подвесками золотых креплений.
– С молниями – на лбу и ушах! – восторженно прошептала дочка.
Это были еще не молнии – лишь робкие зарницы.
Грозовой Маряйка стала спустя еще пару недель.

Зато тем вечером мы выпустили маленькую фею из плена моего неверия и суеты, и она порхала в детской спальне, сверкая нежными крыльями. С каждой сказкой они становились все сильнее и прекрасней. Теперь фея не превращала слезы в жемчужины, она делала из них леденцы на удачу и для хорошего настроения. И училась многому другому – петь песни, прогоняя грусть, забирать обиды и жар болезни, делать целебные настойки для смеха и смелости.

Маряйка за углом поскрипывала от ветра и усилий.
Маряйка-фея показывала по ночам волшебные фокусы.
Маряйка из дома напротив пугала молниями колючих слов. Сердитая, хмурая. Какой я запомнила ее из детства.
Как я когда-то, дочка на нее жаловалась. Старалась с друзьями играть подальше от ее гневного взора. Порой они докучали Туче. Я узнавала об этом по виноватому блеску в глазах моей девочки, который она прятала, возвращаясь домой, а сама все выглядывала на улицу.

– Шшшшшшшшшш…
Мерное шуршание проникло ко мне в притихшую гостиную.
– Шшшшшш… – шелестом гравия и песка…
Я замерла, отпуская тяжесть, которая, оказывается, так долго лежала на сердце, что я перестала ее замечать. И вот, наконец, смогла вздохнуть полной грудью. Улыбнулась, вглядываясь в серый потолок и привычную комнату, представив перед собой дорожку.
Колесо катилось по ней, избегая рытвин и камней и подпрыгивая на мелких кочках, чтобы не стало скучно. Дальше. Оно катилось дальше…

И я совсем не удивилась, когда на пороге дома вдруг оказался мой бывший муж.
Дочка ему очень обрадовалась. Первым делом рассказала о Маряйках. Повела отца смотреть на ту, что за углом, и заставила пройти мимо Грозовой Тучи с драгоценными молниями на лбу и ушах.
Зато я очень удивилась, когда увидела перед собой бархатную коробочку, внутри которой лежало жемчужное ожерелье. Откуда? Ведь я никому не рассказывала о сказках моего детства. Я хотела отказаться от неожиданного и дорогого подарка… И не смогла. Ровные шарики переливались перламутром, солнце гладило их, как ласковая бабушкина рука, бусины сверкали слезами девочки, которая следила сквозь них за феей.
Не берусь предсказать, как сложатся наши отношения с мужем.
Сможем ли мы снова стать одной семьей? Это уже совсем другая история.
Что бы ни случилось, жемчужное ожерелье будет подарком на свадьбу нашей дочке.

{Спасибо!
Хорошего настроения и побольше чудес - в книгах и в жизни}