Читать онлайн
"Любовь в футляре"

Григорий Спасский так ждал Нового года, а именно чего-то нового. Хотя умный человек знает, что всё повторяется. В нём всегда было это постоянное стремление к чему-то неизвестному, неиспробованному. Может эта самая энергия и была выходом из одиночества, одиночества, которое всем знакомо и понятно, как состояние, из которого, чтобы выйти, следует приложить определённые усилия.

В свои двадцать девять лет, так и не войдя в общественно-принятую колею семейного человека, он её уже и не искал. Часто он мог слышать о своей необузданности, возбуждённости, но знал, что это его защита от своей же замкнутости и одиночества.

Проснулся Гриша 1 января нового года в жутком состоянии. И через тяжёлую головную боль всплыло в его памяти вчерашнее разбрасывание своих вещей в гуляющую толпу таких же пьяных страдальцев, ждущих радости, которую якобы в Новый год раздают из рук в руки. И ясно кто раздаёт… Вчера этим кем-то стал Григорий Спасский. Через минуту он убедился, что радости людям привалило много, но самое ужасное – паспорт Григория, тоже, по всей видимости, достался несчастным. Ещё через две недели Гриша убедился, что возвращать паспорт никто не собирается. И явился он в паспортный стол 47-го отделения с повинной…

Тут-то и начинается новое и непредсказуемое. Он дождался очереди и, когда предыдущий очередной вышел, постучал:

Да-да! – ответил обычный в таких учреждениях женский голос, - Входите, прошу!

В маленьком кабинете было темно, и потому он казался больше своих размеров. Слева по диагонали от замявшегося Гриши стоял стол, а на нём сияла прикреплённая к столешнице белая, маленькая, трубчатая настольная лампа. Она освещала практически только маленький кружок на столе, где находились бумаги и пишущие на них женские руки.

Проходите, присаживайтесь… секундочку!

Строгая женщина, лет тридцати пяти, быстро и звучно, как в фигурном катании, скользила по листу шариковой ручкой.

Я Вас слушаю!

В полумраке комнаты Гриша увидел прямо на него смотрящие глаза. Лицо её плавно и еле-еле освещалось отражённым от стола светом. Так что о выражении лица можно было догадываться только по голосу.

Я Вас слушаю, молодой человек, время-время…так …скоро семь, рабочий день… смена. Попрошу побыстрее, - посмотрев на наручные часики, поторопила она.

Я паспорт потерял, - вспомнил Гриша.

Так! Когда? Где? Вы все бумажки принесли?

Какие бумажки?

Заявление, выписку из ЖЭУ по месту жительства, с какого числа прописаны… по адресу такому-то, справка с места работы, учёбы, четыре фотографии, квитанцию об оплате… – по-дикторски выпалила женщина … Молодой человек? – она повысила голос и взглянула на часы, выведя таким образом Гришу из состояния «впалой взадумчивости».

Да-да! – очнулся он, доставая из старой сумки приготовленные фотографии и квитанцию.

Так, а справки с места жительства и учёбы… а заявление?

Так заявление, по-моему, …здесь пишут…- быстро вставил Гриша.

И, по-моему, здесь, но время уже без десяти, … а чтобы Вас оформить, как минимум, надо двадцать минут…

Она придвинулась ближе, в круг света лицом, и Гриша разглядел слегка смеющиеся и искрящиеся глаза, но всё лицо сохраняло ту холодность, необходимую в государственных учреждениях. К тому же, резкий свет очертил чёткие, грозные грани глубоких теней на этом каменном лице.

Гришу взяла лёгкая оторопь, и руки работника милиции, отодвигающие к нему его фотографии и квитанцию на пятьдесят рублей, вместе с ними отодвинули и всего Григория. Он подался назад в полной растерянности, как будто его реально потеснили какой-то невидимой магнитной стеной. Машинально посмотрев на часы, он увидел без тринадцати семь вечера.

Так, это, ещё время-то есть, давайте я хоть заявление напишу. А то время-то идёт, сколько ждать потом ещё…

Он замолк.

Она, сложив руки за столоми и опершись на них, сидела в своём клетчатом шерстяном костюме деловой женщины.

Два месяца, минимум! – глаза её также искрились, она напрямую наслаждалась растерянностью молодого человека.

Тем… более… - виновато пропищал Гриша, включив актёрскую уловку, «обиженного жизнью человека».

Женщина холодно смотрела из тьмы, ещё и углублённой одиночным точечным светом настольной рабочей лампочки.

Грише хотелось злиться, и он уже кривил от происходящего губы, но… Но ещё с юности он, любивший и привыкший брать «крепости» с лёту, знал и воспитывал да и просто заставлял себя быть хотя бы вежливым, улыбчивым до последнего. И сейчас, по- привычке, механически, он сидел и улыбался глазами, кивая головой, и старался выпрямлять губы. Но последнее было уже где-то рядом, на подходе.

Не успеешь! – ухмыльнулась она, видя, как старается Гриша быть обаятельным.

Успею! – ещё смог выговорить он без ненависти,- Успею…Я…ну, пожалуйста, можно и задержаться чуть-чуть…

Пока он это говорил, женщина видимо решила довести опыт до конца и достала из стола листок бумаги, ручку и образец.

Пиши!

И она улыбнулась, именно улыбнулась, настолько красивой и ласковой улыбкой, что последние слова Гриша договаривал, заикаясь: «Чу-ть, чу-уть…». Он нащупал ручку и, еле оторвавшись от этого неожиданного преображения, медленно стал выводить буквы, поглядывая на неё и бормоча себе под нос:

Ну, а чё, конечно, я же пришёл… вовремя…

Теперь его глаза видели красивую, в расцвете жизни женщину с прекрасными заразительно смеющимися и искрящимися глазами и обворожительной для мужчины, немного откровенной женской улыбкой, в то же время ласковой. Она подалась вперёд. На Гришу смотрела красивая, но за день уставшая и по работе вынужденная находиться в «футляре» женщина. Гриша старался наблюдать за ней. Его потрясла столь неожиданная перемена, и он любовался ею, а для маскировки тихо повторял:

Я же быстро! Чо такого,…время есть…можно и подождать чуть-чуть…- на этих словах он посмотрел на её шею и треугольник воротника строгого костюма.

Что-что? Подождать? Чуть-чуть? – лицо её исказилось в гневе, присущем женщинам при недовольстве, служащим в делопроизводственных аппаратах. – Так! Может кто-то и может «чуть-чуть», а я уже целый день здесь с вами. Ха! «Подождать»! Меня дома ждут, а я с каждым ждать буду! Так, молодой человек, - она держала руку с часами демонстрируя и следя как уходит время, - Всё, время кончилось, рабочий день исчерпан. Всё! Дома допишите! Всё здесь Вы все равно не успеете… Я ухожу!

Щас, щас!- засуетился с заявлением Гриша, обнаружив молниеносную скорость.

Всё, я Вам сказала…всё! Домой! – она взяла образец, положила его на стопку бумаг и встала.

Гриша испугался такого резкого возврата в казёнщину, и у него пошла обратная реакция, он не выдержал (посмотрев на часы):

Что? Дети?…муж… да? Ещё без двух минут… Вы должны до семи работать!

Она от неожиданности застыла у тумбочки с бланками, сделала глубокий вдох:

Вот это да! Вот это наглость! Вы посмотрите? Да муж! Да дети! Есть просят! А мне ещё… А Вы, молодой человек, наглый…

Да, наглый!

Я удивляюсь! Вот это самоуверенность! Я сказала, Вы не успеваете! – она почти вплотную и по-деревенски приблизилась и оперлась о стол.

Если бы Вы не тянули время!

Она села на свой стул:

Ха! Это же надо! Я же тебе говорю, мне с тобой двадцать минут минимум надо. Надо дело завести, данные проверить, ты что, тупой что ли? – она словно немного растерялась, Гриша, видно почувствовав, тоже сбавил обороты.

Да! Ну, хорошо, хорошо! Я приду на следующей неделе… потом ещё два месяца минимум! Вы что не можете заявление взять что ли?

Не могу! Пока ты мне будешь здесь мешать!- она была растревожена настолько, что Гриша тут же вспомнил, где находится и опять вежливо заулыбался:

Да! Хорошо! Я приду в четверг! Хорошо!

Она тем временем пододвинула к себе заявление и стала читать. Гриша хотел встать и идти.

В каком рюкзаке, какой шарф, это никого не интересует. А кто причину писать будет! Пьяный наверно был. Пил!

Да…- сконфузился он.

Вот и пиши: находился в нетрезвом виде… В каком районе примерно. В районе Невского проспекта, например… Пьяницы! Не могут, как люди… Короче, не правильно! Надо переписывать…

Гриша тихонько поднял глаза после своего разоблачения и, наблюдая, улыбался и ещё раз убедился, какая она красивая, даже когда ругается.

Переписывать надо…- она подняла глаза. Он смеялся в полный рот,- Что смеёшься? – улыбнулась и она.

Перепишу …дома…- Гриша бесполезно сдерживал смех.

Все равно у тебя справок нет, выписок нет, тебе ещё побегать надо! – она смотрела прямо ему в глаза и добродушно улыбалась.

И снова Гришу тронула её улыбка и весёлые искры в глазах.

Так что этот день у тебя пропал…

Они сидели друг против друга и почти минуту о чем-то думали, глядя, друг другу в глаза.

Гм-гм… - она хотела что-то сказать, набрав воздуха, приняв деловую осанку и изменив лицо женщины на лицо государственного работника.

У Вас глаза красивые! - успел сказать Гриша до того как она начала.

Да что Вы говорите…- выдохнула она и быстро стала собирать уже собранные на столе бумаги и перекладывать в другие стопки, - Всё, молодой человек!… Дома перепишите, число, и подпись пока не ставьте, я проверю, что Вы там написали. Это я так уж и быть возьму…- она положила фотографии и квитанцию в отдельную папку.

И улыбка у Вас прекрасная…

Так…- она закрыла глаза,- Это уже не смешно!

И вообще Вы – обворожительная женщина… Всё, всё, я ухожу… - Григорий поднялся, взял листок с заявлением,- Я понимаю, муж, дети, надо домой…кормить…и вообще…

Рабочий день закончился! – приговорил голос «железной леди», когда он закрывал дверь.

Он посмотрел на перечёркнутое заявление и увидел: «Вторник, четверг с 11.00 до 13.00 и с 17.00 до 19.00». Табличка на двери гласила: «Начальник паспортного стола Антонова Л.П.».

В четверг Григорий пришёл пораньше.

Очереди было не много.

Он постучался, вошёл. Всё в той же полутёмной обстановке сидела она и писала:

Да, да, входите… секундочку…

Он внимательно следил, как прекрасно она владеет скоростью письма.

Гриша сидел, не шелохнувшись, у него даже мурашки по спине пробежали, настолько холодно взглянула на него Антонова Л.П.. Словно в первый раз попал он в эту маленькую тёмную комнатку.

Так, я Вас слушаю! – точно так же, как в прошлый раз, холодно смотрела мимо него работница милиции.

А-а… так я был…- спохватился Гриша и быстро стал доставать бумаги, часто и быстро поглядывая на образец государственности сидящий напротив.

Она внимательно следила за его судорожными движениями, и Григорий мог заметить в её прямых губах озорное шевеление и усилие остаться прямыми и холодными.

Вот! – он подал бумаги.

Что? «Вот!»

Справки из ЖЭУ, от нашей паспортистки, заявление…

Так, Вы паспорт потеряли? – она взяла заявление, - Так, хорошо… «Григорий Давыдович Спасский». Так, «Прошу выдать мне взамен… утерянного»…

Давидович, «и»… там…- перебил её Гриша.

Ага, Давидович, хорошо, так… «был в нетрезвом состоянии в районе Невского проспекта и Васильевского острова» … Так, хорошо! «В ночь с 31 декабря 2001 года на 1 января 2002 года». Так! Что, ничего не помнишь?

Почему? Помню… Новый год, … был…- он поднял на неё глаза и улыбнулся.

И чего ты улыбаешься? – растаяла она, и сама вдруг во всю улыбнулась. Ты где работаешь или учишься? – она быстро стала что-то искать среди его справок.

Я работаю… в театре, осветителем…

Так, осветитель, а где справка?

Какая справка? – улыбнулся Гриша.

Ну что ты всё время смеёшься? – явил чувство искренности работник милиции.

А Вы всё время притворяетесь…

Что? – нахмурила свои похожие на крылья брови она.

Ну, Вы же другая, я вообще вас в форме не представляю…

А зря…

А какое у Вас звание?

Старший лейтенант… и, к сожалению, в моей должности последнее…

? – Гриша поднял брови.

Самое высокое, возможное для меня, то есть для моей профессии… а тебе, Гриша, два месяца ждать, вот тебе телефон, вторник – четверг звони, меня зовут Антонова Любовь Павловна, здесь общий телефон…

Да… Любовь Павловна…- Гриша ушёл в задумчивое созерцание миловидного лица старшего лейтенанта.

Что?

Это… Я это… удивляюсь…

Что? – не понимала Любовь Павловна.

Ну, вот Вы… такая удивительная…

Да что ты говоришь!? – передразнила она.

Да, да… поймите, я искал человека, на этом празднике… Я думал, что что-то должно произойти в Новый год! Мне хотелось чуда, я бы хоть во что поверил. Я думал, встречу глаза. Глаза, наполненные, которые знают, что сейчас со мной! Глаза, которые дают силу, любовь, радость, которые раскроют тайну. Тайну моего сегодняшнего существования, сегодняшних моих вопросов… а то я так и буду с ними всю жизнь. Я не хочу жить с этми неведеньем, не хочу умереть с этим. Понимаете?

Как я тебя… понимаю! – она оперлась локтем о стол, поддерживая голову, при этом беспрерывно кивая.

Понимаете, я заглядывал в глаза людям, видел точно такие же вопросы в глазах, такую же тревогу, такую же опустошённость, кругом было то же самое… вокруг было одно разочарование и пьяное безумие… Пустота, пустота, понимаете?.. И я отворачивался от этих глаз. Я долго смотрел в них не находя жизни, той истины жизни, и они стали мне противны, я не мог их больше видеть. Я залил глаза!.. Наверно я их прятал, да, я их прятал… Ведь и они искали в моих глазах покой, смысл, радость, но и они не нашли во мне ничего. Мне было и страшно, и стыдно! Страшно, что я один! Один среди одних! А так стыдно, что я не могу им помочь. Не могу… Вот!

Да-а! – протянула Любовь Павловна, - Мне вот понравилось, как ты про пустоту сказал. Да! Я понимаю…

Гриша смотрел на неё пытаясь угадать, правда ли это, её глаза были внутри себя.

Любовь Павловна, а Вы мне понравились, Вы удивительная… Я же уже не молодой, мне с молодыми не интересно с Вами интересно… Я даже не надеялся!

На что?

Что встречу!

Так?! – она снова стала копошиться на столе, перекладывая бумаги.

Да… Я думал, всё как было… как стало, так и будет… Ничего нет , чуда нет… Ха! Даже иностранцы веселились оригинальней и интересней… Ха… они наливали шампанское всем, кто скажет им признание в любви или споёт по-английски или спляшет по-русски вприсядку, покрикивая. И знаете, желающих не убавлялось… А у молодёжи так и загорались глазки… иностранночки… тоже люди! И целоваться лезли наши подогретые молодцеватые подростки… А те смеются! А наши всё глаза заливают, своей удалью и качаются, вот так, всей толпой. Лишь бы вместе быть, якобы всё хорошо, всё нормально. И туда-сюда волной, как всегда… тут-то меня и потянуло… скучно, что ли стало? Не знаю, только выпил я последнюю дозу прямо из бутылки и давай разбрасывать вещи, да так, чтобы попасть в кого-нибудь, чтобы больно было… Так я с шапки начал, рюкзачок заметнул, шарф, перчатки… мне потом сказали, ботинки снимать стал, да остановили добрые люди. Не знаю, что меня развезло?!

А я знаю! Пить надо меньше!

Григорий жёстко и выразительно посмотрел на неё.

Да шучу я, шучу! Не обижайся, бывает! Что ж такого! И насчёт обеспокоенности и пустоты я с тобой полностью согласна!- Любовь Павловна в очередной раз улыбнулась своей милой и обворожительной улыбкой.

Григорий тоже улыбнулся.

Любовь Павловна, Вы… Вы! – он замялся, но придвинулся больше, чтоб рассмотреть её поближе.

Что? Что? – рассмеялась она.

В это время в кабинет постучали, и мужчина с бумагами открыл дверь:

Извините, а можно?.. ой, мне подождать?

Подождите, за дверью, освободится! – бойко произнесла Любовь Павловна.

Грише стало неловко, но он не хотел уходить.

Так что ты хотел сказать? – улыбаясь, но настойчиво спросила Любовь Павловна.

Я? Я говорю странно всё! – Гриша витал в своих радужных думах.

Что, всё?- она заинтересованно и ожидающе улыбалась.

Ну-у-у! Вот… вот почему у Вас света нет…вроде государственное учреждение?! – вывернулся Гриша.

С лица Любови Павловны сошла улыбка.

Вот уже пятый месяц не могут отремонтировать. Вот так у нас… как всегда! – она взяла папку.

Ну!.. А Вы всё таки хотите соответствовать… а на самом деле…

Так! – она быстро стала заполнять дело, превратившись в исполняющую обязанности начальника паспортного стола.

И строгость Ваша, у Вас напускная, между прочим, - Гриша хотел отвлечь её от бумаг, зная, что ему придётся покинуть скоро кабинет.

Так, Гриша! Уже хватит! – она стала складывать все бумажки в папку.

А мне с Вами интересно…- обнаглел он.

Так, а где справка с места работы? Осветитель! – она ещё раз перебрала все справки.

Что, нету? – удивился Гриша.

Ты её брал? – участливо спросила Любовь Павловна.

Да, брал…- он стал рыться в сумке, стоявшей у его ног. Найдя её в книге, он посмотрел на Любовь Павловну, которая снова на секунду улыбнулась, глядя на него.

Нету! Наверно я забыл её… дома…- соврал Гриша, подняв пустые руки и выставив вверх ладошки.

Так, принесёшь во вторник! Всё?

Нет, я ещё… я ещё хотел сказать…

В этот момент снова открылась дверь, и уже без стука ввалился тот же мужчина с бумажками:

Мне только посмотреть и расписаться… я уже… или подождать? – испугался он воцарившейся тишины.

Любовь Павловна посмотрела на Гришу. Он встал и сказал: «Заходите, пожалуйста!», направился к двери, открыл её и резко обернулся:

Ну, всё! Я во вторник вечером принесу. До свидания!

До свидания! – сказала она сухим голосом и приняла строгий вид и прямую осанку.

Закрыв за собой дверь, Гриша около минуты постоял рядом, не отрывая руки от дверной ручки. В коридоре уже никого не было, и этот мужчина был последний. В голове Григория, словно капля из крана, стучало: «Остаться! Остаться! Остаться!». Поэтому лицо его напоминало выражение страдальческого напряжения во время закручивания протекающего вентиля крана. «Нет! Всему своё время!» - засветилось на его лице в джокондовской улыбке и частом моргании, мысль. И он твёрдым шагом направился к выходу.

Во вторник следующей недели Григорий робко подошёл к кабинету без десяти минут семь вечера. Он посмотрел в обе стороны коридора. У другой двери стояла молодая девушка. Он подёргал ручку. Кабинет был закрыт. Заволновавшись, Гриша спросил девушку:

Извините, а Вы не знаете, она ушла?

Вышла, – ответила спокойно девушка.

А Вы не сюда? – Гриша показал на дверь с табличкой «Начальника паспортного стола Антонова Л.П.»

Нет!

Из кабинета напротив девушки вышла женщина и, сказав девушке: «Пойдём!», направилась по коридору в противоположную сторону.

А не подскажете, где паспортистка… уже закончила…?!

Женщина обернулась, осмотрела Гришу, вздохнула и, отвернувшись, продолжая путь, громко ответил:

Сейчас придёт!

И только Гриша прислонился к стене, с той же стороны послышались чёткие и звонкие звуки женских каблучков. Гриша словно почувствовав, оторвался от стены и просиял. По коридору уверенной, но по-женски плавной походкой шла Любовь Павловна. Она была в чёрных туфлях на высоких каблуках, в колготках телесного цвета и в форме лейтенанта милиции при погонах. У неё была простая, но изящная причёска. Гриша любовался, эти пять секунд, пока она, как корабль, плыла к нему и улыбалась.

Здравствуйте, Любовь Павловна! – восторженно произнёс Гриша. И тут же она превратилась в строгую даму, и улыбка сошла с её лица.

Здравствуйте! – она открыла дверь, - Входите! – она включила верхний свет, - Принесли справку? – она села за стол.

Да! – он достал справку и положил на стол, - Как Вам, оказывается, идёт форма! Вы не представляете!

Представляю! Так!.. не будем…

Только сейчас Гриша заметил, что в кабинете светло.

А вам свет дали!?

Да! Починили, наконец! Так, «для предоставления в 47-е отделение милиции». Хорошо!

Я ошибался… это Ваша профессия! Как Вы красивы… Любовь Павловна!

Может, хватит?! – она нахмурилась, но продолжила писать.

Нет, нет! Я… я… удивлён… я запутан… - снова не удержался Гриша.

Чем это ты запутан? Григорий Спасский! – она не выдержала и улыбнулась, тут же отправляя справку в его «дело».

Я поражён! Я думал, Вы хорошая женщина, но жизнь Ваша Вам же недоступна. Мне казалось в форме Вы совсем…

Что, «совсем»?

Совсем… ну…

Нехорошая!?

Ну, … такая!

Плохая!?

Нет! Что Вы… поглощены, то есть… это… боитесь, то есть…

Гриша! Надо уметь выражать свои мысли!

Да!…- он вздохнул, - А Вы не боитесь… Вы даже, мне кажется, больше живёте сейчас… чем дома… ой, я запутался… - ему стало неловко и жарко. Он расстегнул куртку, - Понимаете? Наверно, не от формы зависит, не от профессии, а от человека! Раскроется он или нет… имеет ли он возможность раскрыться, то есть не возможность, а способность… и где она – эта его способность и конечно, самое главное, как она раскроется, то есть… это, не она… а - он… он… - сам человек! Понимаете?

Понимаю, понимаю…- Так вот! – очнулась она, достав из стола бумагу с его фотографией, и перегнула её пополам. Гриша слегка встревожился.

Вот тебе временный документ…

Ого! – успокоился он.

Хотя тебе пока было не положено! Ещё подтверждений не было… у нас же всё долго…, но ты же торопился, вот тебе… ну всё! Через два месяца позвони, тебе скажут…

И всё!

А что ещё?

Можно, я Вас провожу… до остановки?

Нет, нет, Гриша, никаких провожаний… мы толпой ходим!

А от толпы отвыкать надо!

Нет, нет, я, конечно, ценю твоё джентльменство!

Это не джентльменство!

А что?

Это… это… я хочу Вас проводить!

Так! Всё, мне переодеваться надо! До свидания! Не задерживайте, мне некогда! – она встала и подошла к шкафу.

Вы же не такая! – поднялся Гриша.

Какая ещё?

Дайте руку! Любовь Павловна. Дайте, пожалуйста, Вашу руку, - он подошёл вплотную, она стала отходить.

Ты что? Ты что? Что это такое, Гриша, здесь не площадка для игр! – в её глазах Гриша прочитал небольшой испуг, и сам испугался.

Я хочу посмотреть поближе в Ваши глаза! Даже на свету я не пойму, какие они вроде голубые… - он пригляделся -… или серые? – Гриша не справлялся с великим желанием поцеловать её и даже уже решился, все, приближаясь и приближаясь к её лицу.

Любовь Павловна, отклоняясь назад, чуть не упала, сорвавшись, бросилась к телефону и взяла трубку:

Да, что же это такое! Я сейчас на помощь позову, и тебе плохо придётся… Гриша, ты переходишь все границы!

Звоните!

Она крутанула диск телефона.

Нет, нет, не надо, Любовь Павловна, я же пошутил! Вы мне просто очень нравитесь, я просто хотел Вас проводить!

Она положила трубку.

Я же могу быть и злой!

Я знаю! Не надо! Я только Вас провожу, и мы поговорим…

О чём! О чё-ё-ё-ём! О чём мы будем говорить, Гриша! – не выдержала она, - Чё, ты мне скажешь?

Не знаю… пока!

Да, не знаешь? И я не знаю… что тебе надо?

И я не знаю! Но я уже не маленький…- Эти слова внесли лёгкую неловкую паузу.

Скажите, пожалуйста!..

Мне с Вами интересно, Любовь Павловна.

А мне, нет… Меня дома ждут!

Ну да! Муж, дети…

Да! Представляешь себе!?

Представляю…- он стоял у двери, тяжело вздыхая, глядя то в пол, то в темное окно.

На неё смотреть он уже не решался. Но ещё раз украдкой взглянул, как хорошо и ладно сидела на ней форма.

Вы красивая!

Ты уже говорил…- она вздохнула, - Ну о чём нам говорить? Гриша, иди домой, мне переодеваться надо… и домой…

Я подожду,… переодевайтесь…

Да что же это такое?

Она двинулась к двери, оттеснив его, и через секунду он уже был в коридоре. Осмотревшись, он стал прислушиваться, в кабинете захлопали дверцы шкафа. Он подождал ещё немного и постучался. Никто не отозвался. Он тихонько, превозмогая своё приличие и скромность, очень медленно стал двигать дверь внутрь, но она, съехав с резиновой обивки порога, резко и громко открывшись, стукнулась о дверцу шкафа.

А-а! – раздался громкий визг Любови Павловны.

Это я…- смог выдавить покрасневший Гриша.

Я те дам я! Ты сейчас пожалеешь. Люди!

Гриша стрелой вылетел из здания отдела внутренних дел.

Томительно дождавшись четверга, Гриша с прыгающим от волнения сердцем, набрал номер телефона отдела внутренних дел:

Алё, здравствуйте, а можно Любовь Павловну?

Сейчас соединяю… Любовь Павловна? К Вам… соединяю!

Алё, я слушаю! – прозвучал в трубке её голос.

Алё, здравствуйте, это я … Гриша…

Я поняла! Узнала Вас, что-то хотели?

Да! То есть… Любовь Павловна, можно Вас пригласить в театр ...гм, гм, или в кино… сегодня или завтра или…

Или, когда я скажу? Да?

Да!

Гриша!

Да!

Не надо ко мне звонить больше, я же тебе сказала, через два месяца документы готовы будут.

Да, но я не могу… мне надо с Вами поговорить…

Так говори… что ты хочешь сказать?

Ну… это…я… я так не могу!

Быстрее, Гриша, у меня рабочий день, я работаю, мне некогда!

Зачем Вы прячетесь от себя? Зачем…

Так! – Резко оборвала его она, - Ты что-то сказать хотел, я слушаю…

Я…я…- на линии воцарилась тишина.

Так вот, Гриша, надо уметь выражать свои мысли! И знать, что ты хочешь и можешь сказать! Не звони больше! Всё! Пока!

В трубке застонали короткие, но раздирающие душу Григория, гудки.

Через два месяца, седьмого марта, Гриша побрился, надел выглаженную рубашку и брюки. И, как и тогда в четверг, но уже утром, он постучал в кабинет начальника паспортного стола Антоновой Л.П. И, дождавшись: «Да-да входите!», вошёл.

Здравствуйте, Любовь Павловна! Поздравляю Вас с праздником! – в руках у Григория был букет из трёх ярких тюльпанов и два билета в театр на вечер.

Гриша набрал полную грудь воздуха и, увидев в её глазах искорки и улыбку, с ударением на каждое слово, громко и твёрдо произнёс:

Я! Вас! Люблю!

КОНЕЦ

23.02.2002-

28.02.2002.