Читать онлайн
"Надрыв"

Той, что была для меня бесконечно дорога. Той, что придавала мне сил и уверенности в трудные минуты. Той, что дала мне месяцы страданий и боли. Той, без которой не было бы меня нынешнего. Посвящается М.Р.

22.11
Мозги плавились. Телефон вывалился из рук и упал на пол. Я медленно скатываюсь вниз по стене, потому что ноги дрожат и не держат меня. Все тело дрожит.

На меня накатило ужасное, безумное, безнадежное отчаяние, сопровождаемое холодным бессилием. Это чувство, когда краски мира начинают казаться тусклыми и размазанными, как будто смотришь в серую экранную рябь телевизора; когда кажется, что это всего лишь сон, что этого просто не могло произойти; когда кажется, что последний смысл, последняя ниточка, державшая тебя на привязи у пристани под названием «жизнь» резко обрывается.

Вспышкой перед глазами встает ее ответ: «Нет». Телефон летит в стену и разбивается вдребезги. Я хватаю букет цветов и исступленно луплю им по полу, – вокруг разлетаются кроваво-красные лепестки, будто осколки надежд, – а потом со всей дури швыряю изуродованные цветы в стену.

И вдруг мое «я», мое понятие о смысле жизни и о цели бытия начинает тускнеть; и вот последняя надежда, подобно умирающему красному карлику, стремительно выгорает. Кончено. Больше нет Саши. Теперь есть только холодный темный объект, лишь тусклое воспоминание о нем.

Желтый свет отражался от мокрого асфальта. Где-то вдали слышался писк светофора. Небо покрыло город черным куполом. Задувает тоскливый холодный ветер, заставляя шмыгать носом.

На улице совсем никого. Только холодный моросящий дождь долбится С. в куртку. Только дождь обнимает его. Только дождь говорит с ним. Слышен слабый звук заплетающихся шагов. Его собственных шагов.

В голове – пустота. Его пьяное, опустошенное сознание теряется где-то среди ночи, среди стен этих панельных домов. С. ничего не понимает. Осознается лишь страдание. Но того, кто кинулся бы жалеть самого себя, больше нет.

Спустя несколько минут бутылка летит в мусорку. Промах. Она разбивается об асфальт. С. видит перед собой лишь зыбкие бело-желтые блики. Голова кружится, время замедляется. Но даже в таком состоянии он дошел до места, насквозь пропахшего мертворожденным счастьем. Воображение мучительно и ужасно создавало галлюцинации: ее веселый смех, от которого он начинал улыбаться как придурок; ее губы, как маки; русые волны волос; ее рука, хватающая руку С. Теперь ему некуда деться от этого. Он обречен на вечную болезнь воспоминаний, потому что весь этот район, каждая его чертова улица, еще пахнет ими, здесь еще есть их остаточные образы, ветер все еще носит по воздуху отзвуки их голосов.

Порой сознание возвращалось к нему, и сквозь сплошной мрак выплывали обрывки реальности: ремонтные работы, грязь; какой-то парк; обрыв, внизу которого река. С. поставил ногу на хлипкий деревянный настил моста и замер. Что там, на той стороне? Ничего. Все те же страшные силуэты одиноких деревьев.

Он рухнул на скамейку и вновь провалился в пьяное беспамятство. Где-то вдали С. увидел свет, приближающийся ко нему. Он сразу все понял. Перед ним стояла смутно знакомая девушка. Голубоглазая, русоволосая. Ее тревожный печальный взгляд выражал искреннее беспокойство.

– Что же ты с собой делаешь, Саша? – грустно спросила она.

Он молчал. Просто не было сил говорить.

Она долго смотрела на него. Наконец С. поднял взгляд и посмотрел ей в глаза. В сознание сотней игл вонзились воспоминания. Тупая боль отчаяния сжала сердце. Он видел, как они впервые встретились, видел, как она улыбалась ему, предлагая прогуляться и поближе познакомиться. Видел, как они танцевали медляк на вечере танцев. Видел ее опущенные в смущении глаза. И самое страшное: он видел ее улыбку; очаровательная, прелестная, преисполненная теплоты, она заставляла глупо улыбаться в ответ.

Врала…

Она врала!

Он всегда врала!!!

Он стиснул зубы и закрыл глаза, готовясь терпеть.

Взмах.

– Это ведь не конец! Прекрати!

Она схватила его за руку. Что-то маленькое вылетело из нее, блеснуло в лунном свете и с лязгом упало на брусчатку.

Девушка взяла С. за руку и поманила за собой. Мозги вновь начали плавиться: он то погружался во тьму, как в воду, то выныривал из нее, улавливая отдаленные картины действительности: ночь; цепочки фонарей; мокрый асфальт.

С. в одно мгновение протрезвел, когда понял, что стоит около ее дома. Десятый этаж. Он врос в землю. Ноги увязли в трясине безнадежности, а плечи опустились под тяжестью одиночества. И нахлынули воспоминания: малиновое небо, свежесть; смех Мари, персиковый запах ее волос, бескрайняя голубая вселенная ее глаз. Тоска сковала сердце. Стало до того тошно, что голова закружилась. Но он не уходил.

Дождь все еще моросил. Его капли стекали по лбу, попадая в глаза; по шее – за воротник. Он почти не чувствовал рук от холода, но пока смотрел на ее десятый этаж, запрокинув голову вверх, ему было плевать на все. На ее кухне горел теплый оранжевый свет. Вокруг С. – мрак и сырость.

И вдруг сквозь губы вырывается смех. Совершенно сумасшедший хохот.

– Как такое могло случиться? – бубнит он себе под нос и начинает смеяться еще больше.

Потом падает на мокрую скамейку возле подъезда. Галлюцинация воспаленного мозга стоит где-то в стороне и разглядывает его.

– И зачем ты меня сюда притащила?

– Чтобы ты понял, что страдаешь напрасно. Посмотри на десятый этаж. Мне плевать, – холодно проговорила она. – Мы всегда были и будем друзьями. – Это слово стеклянным звоном отдалось в голове. – Так что смирись с этим и просто продолжай существовать. Хватит изнурять себя этим отчаянием.

– Я знал, что вы все навязываете нам чувства, хотя сами чувствовать не умеете!

Из горла рвался истерический хохот. Он поднял голову и увидел силуэт в том окне. Сердце на мгновение сжалось, но потом вернулось в размеренный ритм. Все равно ничего уже не изменишь.

С. поднялся со скамейки. Галлюцинация стояла в стороне и улыбалась; зловеще улыбалась, как будто точно знала, куда он собирается пойти.

Вдоль пустынной аллеи, на окраине города, расставлены десятки фонарей, из которых работал лишь один. Своим рассеянным оранжевым светом он облизывал несколько скамеек. С. сел на ту самую. На их с ней скамейку.

– О, это же оно, да? – усмехнулась девушка, присев рядом с ним.

– Да…

Перед глазами проносится текст: «Я хочу, чтобы ты нашел наше место. – Наше? То есть то, где мы будет только вдвоем и о котором никто никогда не узнает? – Именно».

Она сидит так близко, что он чувствует ее дыхание.

– Почему все это произошло? Она просто смеялась надо мной? Зачем она писала мне это?! Зачем она так открыто врала?!

В ответ слышится смех. С. опускает голову и прячет ее под руками. Хочется напиться, но все магазины давно закрыты.

– Почему?

В ответ звонкий, любимый и оттого столь болезненный смех.

– Зачем?

В ответ хохот.

Он резко вскакивает и бежит из ниоткуда в никуда, старясь уйти от нее как можно дальше. Смех окружает его со всех сторон. Он в бездне. Накатывает отчаяние; слезы застилают глаза.

С. на заброшенном железнодорожном мосту. Взгляд уперся в ржавые рельсы и сгнившие шпалы.

– Вот оно, наше место, – говорит он и не узнает своего голоса. – Здесь бы мы всегда были только вдвоем. – А потом его начинает разрывать от смеха.

Какая глупость…

Какая глупость!

Боже, какая глупость!!!

В крике С. срывает голос. Его взгляд вцепился в темную рябь воды под мостом.

«А что, если… – неожиданно проносится в голове. – Это ведь наверняка заставит ее помучиться».

Ему очень сильно захотелось оскорбить ее или унизить, или чего похуже. Он хотел, чтобы она тоже страдала. Он хотел утащить ее в эту бездну вместе с собой.

С деревьев, жутко хохоча, слетает стая ворон.

Но нет, С. придумает что-нибудь получше. Даже его жизнь – самая ничтожная из ничтожнейших – не должна оборваться вот так.

Пора возвращаться туда, где никто не ждет. Ноги медленно потащили его домой. С каждым шагом он все отчетливее понимал: все кончено. В душе пустота.

Увы, но надежда там тоже осталась.

25.11
Сна нет. Мысли есть. И, конечно же, все эти мысли только об одном происшествии. Но его мозг отказывался в это верить, а воображение продолжало рисовать мучительные картины так и не наступившего счастья.

Под окном с оглушительным гулом проносится мотоцикл. С. встал и пошел на кухню. Монотонно гудел холодильник. Утробно журчала батарея. Фонарь через окно освещал стул. Тот стул, на котором сидела она, когда они зашли переждать дождь. В голове что-то щелкает. То самое осознание – она больше никогда не будет сидеть на этом стуле. Никогда.

Он открыл холодильник. Белая бутылка с мутной жидкостью. Граненый стакан. Пустота.

26.11–03.12
– Закрой этот чертов мессенджер, – твердил ему Голос в голове.

Так, вкладка друзья. Обновляет. О, пять человек в сети. Интересно, а она…О, она в сети!

– Как будто для тебя это имеет какое-то значение, – усмехнулся Голос. – Теперь это уже неважно.

Телефон запищал. Сообщение! От кого? Сердце от волнения налилось свинцом и опустилось вниз, перебив легкие.

«Хэй, Александр! Готов провести выходные в нашей пиццерии? Тогда вот тебе промокод на…» Он удалил сообщение и вернулся во вкладку «друзья».

Мари все еще в сети и не дает ему покоя. Интересно, с кем она сейчас переписывается? А может, просто листает ленту в литературном паблике, в котором они оба состоят? Она упоминала, что он ей очень нравится.

– Мне кажется, тебя больше интересует ее самочувствие.

– Да нет, с чего бы?

– Уточню: тебе очень хочется узнать, страдает ли она так же, как ты.

С. ничего не ответил. Голос прав. Он всегда прав.

– Мерзкое желание отомстить любимому человеку – лишь для того, чтобы показать, как ты сам страдаешь, а следовательно как сильно ты его любишь.

С. ничего не ответил. Голос прав. Он всегда прав.

– Вот-вот. Разве ты забыл разговор около ее дома? Пойми, ей плевать. Нет, ты, конечно, можешь заставить ее пострадать, но…

– Вот с этого места поподробнее, – перебил он его.

– Ага, попался! Строишь из себя равнодушие, хотя на самом деле ужасно сильно хочешь ее оскорбить или унизить, в отместку за то, что она сделала. Верно, пирожок?

С. снова молчал. Голос прав. Он всегда – черт его дери – прав!

С. посмотрел на ночное небо за грязным стеклом. Пришла зима. Медленно планировали маленькие потемневшие снежинки. На мгновение захотелось выбежать из квартиры, глубоко вдохнуть в себя морозную свежесть, чтобы раз и навсегда отогнать бесконечную жгучую боль. А затем, когда захлестнет безграничная энергия, кинуться к тем проклятым местам и уничтожить все – уничтожить себя, уничтожить ее.

С. вздохнул и увел взгляд в потолок.

– В общем, надо сыграть на ее чувствах. Это самый верный способ морально убить женщину. По крайней мере такую эмпатичную, как Мари. Она должна думать, что от отказа ты свихнулся.

– А я не свихнулся?

– М-м… Только отчасти.

С. задумался, глянув на силуэты цветов на подоконнике. Один из них понуро гнул горбатую спину; надеясь на что-то, он придерживался за стекло. Второй – роскошный, сильный – гордо раскинул ветви.

Нет, все-таки не стоит делать этого. Шутки-шутками, но С. не хотел, чтобы она страдала. В неразделенной любви должен страдать только один. И это будет С. Она должна быть счастлива.

– Как благородно. Как глупо. Как лживо.

03.12
Зажужжал телефон. Сердце снова сжалось. Быстрый взгляд на экран. Его ледяные руки задрожали, дыхание прервалось.

«Привет, Саш… Как ты?»

Вдох. Потом часто задышал, пока набирал сообщение. Удары взволнованного сердца отдавались в голове.

«Как я? Мне очень-очень плохо. Как еще мне может быть? Что за странные вопросы?»

«Пожалуйста, успокойся и постарайся сменить свои эмоции. Я не стою того…»

С. медленно закачал головой в бреду.

Она не стоит того?! Она, чье имя было для него главнее собственного! Она, мысли о которой занимали всю его тупую башку! Она, ради которой он был готов положить свою голову!

«У меня нет сил на это».

«Что ж, надеюсь, тебе станет лучше».

С. долго смотрел в тусклый экран телефона. На самом деле он его не видел. Взгляд проходил сквозь телефон, ни за что не цепляясь. Воображение старалось нарисовать лицо Мари, показать ему, что́ она чувствовала в тот момент, когда писала это притворно-заботливое сообщение в этом мессенджере, в котором, как оказалось, все ее слова о его важности, о том, как ей скучно и грустно без него, были всего лишь наглой ложью. В лицо так врать не получится, но в интернете-то не надо быть искренним. Социальные сети бездушны.

С. выключил телефон и откинул его в сторону.

– Мари изменилась. Раньше она не была такой жестокой.

– А что она еще могла тебе написать? «Прости, Саша, я пошутила, давай встречаться?» Ты настолько сильно хочешь услышать эту милосердную ложь?

С. молчал…

– Может быть, Мари надо было написать, что она тебя не любит, но так как ты для нее весьма важен, то она готова принести себя в жертву и попробовать повстречаться?

Он стиснул голову руками.

– Прошу, заткнись!

– Я просто облекаю твои бесплодные надежды в слова. Ты же правда хочешь, чтобы все это оказалось шуткой, и она стала твоей.

С. молчал. Голос прав. Он всегда прав.

10.12
Морозный воздух врывался в легкие, покрывал раны корочкой льда. Несколько снежинок нежно погладили С. по щеке.

Город красил небо желтоватым заревом. С. остановился и оперся о парапет, вглядевшись во мглу падающего снега. Две рыжих собаки носились в манной каше на берегу. Фигуры в темно-зеленых куртках вели беседу.

Взгляд С. плавно скользил по всему вокруг и вдруг остановился на большом темном камне. Изрисованный краской, он молил о помощи. На нем сидели две черные куртки и распивали пиво. С. впился взглядом в этот камень. Руки судорожно сжали холодный парапет. На него нахлынула неистовая, всеразрушающая волна отвратительных чувств. Он оглянулся. В каждом человеке виделась она. Изнурительная, противная, ноющая боль вернулась, наполнила всю его сущность. Перед глазами двоилось, как во время похмелья. Он кинул тоскливый взгляд на камень. Там сидели они, наблюдая за приливом и отливом волн; персиковый закат; пряный запах ее духов; случайное касание рук.

– Как же так… – бубнил он себе под нос, следя за тем, как возле каменного храма любви рос небоскреб из бутылок. – Здесь же сидели мы, а теперь…

– А разве «вы» когда-то были? – напомнил Голос, еще глубже погружая С. в болото отчаяния.

– Нет, были только я и моя надежда. Только я и моя иллюзия счастья.

11.12
С. повернулся, опираясь локтем о кровать, и достал телефон. Шесть утра. Он поднялся и поплелся на кухню. Снова этот голос в голове. Родной тонкий голосок, который когда-то он готов был слушать целую вечность.

– Тебе снова снилась она.

– Не твое дело.

С. открыл холодильник.

– Тебе же еще ехать в институт. Какой алкоголь в шесть утра?

– По-моему, за столько дней ты мог бы и привыкнуть.

Он опрокинул стакан, обжигая горло. С. окинул взглядом сумеречную кухню. В его голове пролетела шальная пуля мысли. Сразу после этого он вновь почувствовал темное, беспокоящее присутствие какой-то силы за спиной. «Интересно, а там тоже темно и холодно? Может быть, там тоже ничего не происходит?»

С. налил горьковатой воды из-под крана и только потом заметил из какой кружки пьет. Это ее подарок.

«Желаю, чтобы эта кружка наполнялась только счастьем», – звучало в мозгу С. ее голосом.

Он в припадке бешенства швырнул кружку в стену. Осколки разлетелись по всей кухне. Вода забрызгала столешницу. Крепко стиснутые зубы, казалось, сейчас треснут; ногти больно впились в ладони. Да уж… Крепко приросло. Больно отрывать.

– Дурак, это же была отличная кружка. Лучшая среди всех твоих.

С. выбежал с кухни и метнулся в комнату. На столе зеленая тетрадь с серебристыми буквами на обложке – дневник, который она ему подарила. Там очень много записей…

Забыть, забыть, уничтожить!

С. схватил дневник и разорвал его на куски. Комнату наполнил бумажный дождь воспоминаний.

– Хорошая была тетрадь.

С. молчал…

Глаза жгло от недосыпа. Белый свет усиливал боль. Опершись локтем о стол, он положил на руку голову. Взгляд устремлен на темно-зеленую доску, стоящую напротив. Вскоре дверь сзади него открылась и послышались удивленные веселые возгласы одногруппниц: «О, Саня, да это же ты!» Он сухо буркнул что-то в ответ, лишь бы они от него отстали.

Наконец вошел единственный человек, с которым С. поддерживал общение, единственный, ради которого он вставал и каждый день плелся на эту каторгу, единственный лучик надежды, который угас для него пару недель назад. Вошла Мари. Все сразу оживленно заговорили. С. продолжал угрюмо молчать и молиться, чтобы пара началась как можно скорее, лишь бы никто не заговорил с ним.

Сердце бешено стучало, намереваясь выпрыгнуть из груди. С. сидел рядом с ней. В каких-то тридцати сантиметрах. В любой момент его рука могла случайно коснуться ее руки.

С. молчал. Он не знал, что и – главное – как говорить. Язык онемел и не мог сдвинуться с места. С. откинулся на спинку стула и уставился в белый квадрат лампы на потолке, отключая все органы чувств кроме зрения. Вскоре голоса с его ряда слились в белый шум. С. совсем перестал ощущать свое тело, как будто покинул эту кожаную оболочку. Ему мучительно хотелось уйти. От ее присутствия становилось все хуже и хуже…

– Слушай, как долго ты еще будешь мучиться? Посмотри, как весело она общается с одногруппниками. Посмотри, как спокойно она может не писать тебе, хотя раньше даже один день без сообщений сопровождался вопросом: «Что-то случилось?» Посмотри, как ей глубоко плевать.

– Закройся.

– И зачем ты косишь на нее взгляд? Ты хочешь проникнуть в ее душу и понять, что она испытывает? Может, хочешь найти в ее мимике фальшь, за которой будет скрываться глубокая печаль из-за случившегося? – усмехнулся Голос.

– Прошу тебя, прекрати…

С. опустил голову и тяжело вздохнул. Видимо, вместе с этим с губ все-таки сорвался мат, потому что в аудитории сразу повисла тишина.

– Саш, у вас что-то случилось? – поинтересовался преподаватель.

С. огляделся, не понимая, что происходит и где он находится. Как только С. встретился взглядом с Мари, он сразу же вскочил из-за стола.

– Мне нужно… я сейчас.

И он быстро вышел из аудитории, направившись по светло-серой кишке коридора в туалет.

Из зеркала на него смотрело чужое, изможденное недосыпом, чувствами и алкоголем лицо. Неравномерные темные волоски на щеках и под носом; под глазами мешки, набитые тенями; на лбу уже заметны тонкие линии морщин; вместо губ – сухое шелушащееся нечто.

С. попытался улыбнуться и не смог.

– Во что же я превратился… – вздохнул он.

Наконец-то этот проклятый учебный день подошел к концу. С. сложил свои пустые тетрадки и выбежал чуть ли не быстрее преподавателя. Увы, но его спешка оказалась бессмысленной – он все равно уперся в студенческую массу, скопившуюся около гардероба.

– Эй, Саня! – голос одногруппницы. – Ты за этот месяц ни разу не стоял за вещами, так что держи.

Она протиснулась в очереди, сунула ему красные квадратики с номерами и ушла обратно. С. обернулся. В уголке помимо нее стояли Мари и еще три девочки с его ряда. С. взял вещи, подошел к ним. Мари тихо, но уверенно проговорила: «Спасибо».

С. быстро оделся, махнул рукой в знак прощания и, не говоря ни слова, пошел на выход.

Тонкие нити взаимоотношений оборвались в один момент. До того дня он кое-как, но общался с ними. Теперь он даже не здоровается и не прощается. Раньше волны любви к Мари как бы распространялись на все вокруг, смывая плохие черты, сглаживая все неровности. Но теперь пришла более сильная стихия – цунами отчаяния и действительности, уничтожая все на своем пути.

Уже на улице он услышал до боли знакомый голос.

– Саш, подожди.

С. остановился и попытался придать себе спокойный вид. Не получилось. Руки в один миг покрылись льдом, а сердце замерло в страшном ожидании.

– Давай поговорим, – сказала она.

Он смотрел поверх ее головы, лишь бы не встретиться с голубыми глазами, которые все еще любил и видел во сне.

Поговорить? О чем они теперь могли говорить? Больше они никогда не смогут общаться. Разве после любви возможна дружба? Нет. Разве после любви могут быть разговоры? Нет.

– Почему же? – поинтересовался Голос.

– Потому что нет более чужого человека, чем тот, которого ты когда-то любил.

Он собрал всю волю в кулак, мысленно посчитал от пяти до одного и с огромны трудом проговорил:

– Прости, но давай как-нибудь в другой раз. У меня… дела.

– М, понятно, – быстро сказала она с интонацией, в которой читалась небольшая злость. Она явно ему не поверила. Мари более ничего не сказала и вернулась назад в институт.

С. некоторое время смотрел ей вслед.

Затем он перевел взгляд в сторону и в этот момент ему показалось, что даже бетонный столб теперь роднее, чем Мари.

25.12
Играла какая-то гадкая современная музыка. Парень кривлялся под нее, стоя в центре аудитории. Остальные смеялись. Мари тоже смеялась. Она даже шутила. Так вот оно что. Она такая же...

«Почему я не замечал этого раньше?»

– Потому что ты любил ее.

Как, как может человек, которого С. боготворил, оказаться таким же, как все они? За что? Он не мог вынести, как та, которую он так сильно обожает, в одночасье превратилась в частичку толпы. Но страшно было даже не это. Ему было страшно оттого, что он один, а они все вместе... Он-то один во всех смыслах этого слова, а они все вместе, они все заодно! Они могут спасти друг друга. А его не может спасти никто.

Пожалуй, С. еще никогда не испытывал настолько сильного отчаяния – когда понимаешь, что любил непонятно кого.

– Знаешь, – начал Голос, – а ведь ей просто нужно было с кем-то общаться, вот и все. Ты откололся – ну так не беда, она может общаться с кем-то другим.

И тут у С. перехватило дыхание. Еще один щелчок в голове. Больше ему не с кем делиться самым сокровенным. Полное осознание того, что ты один на один со своими переживаниями. С невыносимыми переживаниями.

Он шарахнул кулаком по столу, но физическая боль не заглушила душевную. Никогда не заглушала.

31.12
Новый год. Праздник, когда все люди, кажется, объединяются. Когда все становятся чуточку добрее и веселее. Очереди в магазинах, суета, оливье. Но для С. это праздник одиночества.

Улица встретила его падающим снегом и завыванием холодного ветра. С. глубоко вдохнул в себя зиму. Когда с неба опускаются снежинки, он всегда бродит по городу. Бесцельно... Просто ходит и рассматривает блестящие витрины, елки; слушает смех веселых людей – одним словом, пытается проникнуться атмосферой счастья. От ощущения того, что ты чужой на этом празднике жизни, к горлу подкатывает комок безнадеги.

С. хотел пойти домой, но вдруг услышал, как неподалеку с еле слышимым скрипом затормозил автобус. Двери открылись, приглашая С. внутрь.

– И куда же ты хочешь меня отвезти? Туда, где будут рады мне всегда?

Автобус, кажется, не оценил его юмора. С. пожал плечами и вошел. Смысла в том, чтобы идти в пустую квартиру немногим больше, чем в том, чтобы доехать до конечной остановки. Двери закрылись. Автобус тяжело вздохнул и тронулся. Салон оказался пустым.

Через окно С. наблюдал за городской суетой: люди, машины. Вскоре ему надоело убиваться. Он вставил в уши наушники и включил музыку, начал листать ленту VK. Новое сообщение. Руки задрожали. Сердце лопнуло, забрызгав теплой кровью все внутри.

Сообщение пришло от нее.

«Я не могу просто так встретить новый год, ничего тебе не написав. Прости, я не хотела делать тебе больно. Я не хотела, чтобы всё так вышло. Ты мне безумно дорог, и я хочу общаться с тобой. Это молчание и невозможность написать просто убивают меня...» – дальше С. уже не читал.

Опять вранье. Интернет всегда врет. Ты хочешь общаться? А ты не подумала о том, что он с тобой общаться уже не хочет? И не может... Он тебе дорог? Это бред. Нужно использовать другие слова. Такие слова дают ложную надежду.

– И давали, – подметил Голос.

Это ты́ была ему бесконечно дорога. Это ты́ придавала ему сил и уверенности в трудные минуты. Но сейчас тебя нет.

Ты лишь призрак.

Лишь фантом.

Тебя больше нет.

С. забыл тебя.

– Выходит, что не забыл.

– Конечно, черт возьми, не забыл! – с досады проговорил он вслух.

С. посмотрел в окно. Надо же, следующая остановка – его. Конечная. С., как всегда, встал заранее. Автобус был пуст, и проталкиваться через людей не было необходимости, но привычка осталась. Он замер на передней площадке.

Вдруг накатила безумная тревога. Такая, от которой мгновенно пересыхает в горле, такая, от которой становится трудно дышать, такая, от которой перестаешь ощущать свое сердцебиение.

«Ну а тело не допело чуть-чуть… Ну а телу не додали любви»[1], – звучало в наушниках.

Он с каждой секундой все отчетливее и отчетливее ощущал темное, беспокоящее присутствие кого-то. Теперь оно не просто притаилось в уголке сознания, теперь оно как будто стояло у него за спиной. С. начал хватать ртом воздух, задыхаясь. Рука мертвой хваткой вцепилась в обшарпанный поручень. С. перевел взгляд в сторону и заметил размытый темный силуэт в заднем окне автобуса.

– Это и есть моя неизбежность?..

– Ха-ха-ха-ха! – зловеще разливалось повсюду.

С. быстро кинул взгляд в сторону водительского места, но его ослепил свет встречной машины. Последнее, что он услышал – это пронзительный визг тормозов.

[1] Кино, «Сказка»