Читать онлайн
"Где встречаются два океана"

ГДЕ ВСТРЕЧАЮТСЯ ДВА ОКЕАНА

Меня к тебе на пир не звали,

Ты улетишь и в Рай пойдёшь,

Я выпью яд в твоем бокале,

А ты мне крылья пристегнёшь?

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. МЕЛОДРАМА.

К Читателю.

Приветствую тебя, мой дорогой молчаливый собеседник. Отныне я буду обращаться к тебе на «ты», как к моим дорогим персонажам. Потому что сегодня ты просто читатель, а завтра, случись что, персонаж. Непривычно, да? Хочется отстраненности рассказчика, его взгляда свысока, и осознания того, что всё это было и прошло. Но будет второе лицо, настоящее время и, вдобавок ко всему, нелинейное повествование. Да если б только это, мой дорогой читатель! Я возьму и разрежу эту повесть напополам, и в первой части расскажу тебе историю с оттенками грусти, которую, я уверена, ты захочешь назвать мелодрамой. А вторую –детективом, но здесь я прикладываю указательный палец к губам. И ни тебе, ни мне не хочется форсировать события. «Смесь жанров, детектива и мелодрамы, что тут такого особенного?» - скажешь мне ты, дорогой мой читатель. Нет, это не смесь, они как воды двух океанов, встречаются, но почти не смешиваются, потому что у океанов разная плотность воды. А здесь разная плотность сюжета. Верю, что ты простишь мне такую форму повествования и такой стык двух жанров. Спасибо за понимание!

Багаев. У Шаровского. Май, вторая половина.

Мой дорогой персонаж, мой бедный доктор Багаев! То, что самый тяжкий труд –это отсутствие труда, ты осознал, как только уволился из больницы. Ты снимаешь с подушек наволочки и засовываешь их в чрево стиральной машины. Снимаешь так же простынь с матраса и пододеяльник. Как любой нормальный человек, ты ненавидишь перестилать постель. Особенно во втором часу ночи, когда к тому же рядом нет жены. Но она настоятельно рекомендовала бросить бельё в стирку, сославшись на то, что оно всё пропитано твоим пОтом. Она в больнице на дежурстве. Ты вытаскиваешь из комода что попало. Подвернулась скатерть – постелил вместо простыни, нашел старую наволочку, которую жена приготовила для дачи, кое-как натянул на подушку, взял простынь, накрылся ей вместо пододеяльника. Как в плацкартном вагоне, зато быстро, без суеты непопадания уголков одеяла в накрахмаленные уголки пододеяльника. Наступил пяткой на выключатель старого любимого торшера и почти сразу заснул. А утром, не дождавшись возвращения жены, отправляешься в частную клинику доктора Шаровских на собеседование по вакансии «компаньон инвалида». Компаньон в данном случаи не соучредитель, а помощник, собеседник, чтец, партнёр по игре в карты, шахматы и домино, сиделка, не выполняющая гигиенических процедур, а занимающаяся досугом пациента.

Ты устал от отсутствия работы, от домашних забот, от милитаристских игрушек в компе, от самосозерцания через творчество и науку, от саморазвращения через холодильник и плиту, от назойливого друга, который делит женщин на «дам вульванической» и «не-вульванической» породы, от жены, которая мешает смотреть хороший фильм своими комментариями, от отсутствия корриды и игорных домов, от отсутствия весеннего настроения. Весна ушла куда-то из твоей кошачьей песни, мстительность, кураж покинули стареющего ворона. Еще вчера позвонил старому другу, в надежде услышать мнение о недавно изданной книге, подумал, посидишь с ним в кафе на Кирочной, спросил: «Вечером чем будешь заниматься?» И друг ответил: «Жить».

Ты устал ненавидеть месяц май. Ненавидел ты его со студенческих лет, как ненавидел недожаренное мясо и горячий кофе с мороженым. Ненавидел за то, что в шесть утра уже светло, а белые ночи еще не наступили. За то, что может быть жарко, а клубникой ещё не пахнет, ведь клубника(земляника) - это та ягода, которая под солнцем раскрывается порочно-сладко, наливаясь румянцем. Ненавидел его за преддверие сессии, сдачу зачётов и обойму праздников в первой декаде.

Пока ты, сидя за журнальным столиком со столешницей из эпоксидной смолы, что-то кропаешь в своей тетради, в приемной владельца клиники появляется яркая и красивая, как осенний клён, дама, она представляется тебе заведующей пищеблока и спрашивает, нет ли у тебя диетических ограничений. «Ем всё, - отвечаешь ты, и солёное, и сладкое, и перчёное. Да всё».

Всё, что тебе нужно, мой дорогой персонаж, доктор Багаев, это койка, теплый суп и тетради. Уже и в книгах нет необходимости. Их столько прошло через твой драгоценный мозг, что они не оставили там живого места. Только бренди пока не оставил там глубоких борозд. О! Мозг твой, как сад, в котором денно и нощно трудились кладоискатели.

Ты начал писать о своих ноосферических, или как ты их называешь, нейро-астрофизических переживаниях: «Я не ношу панамку из фольги. Я знаю, насколько это всё бессмысленно. Мысли рождаются в космосе и живут там. Они не умирают. Один композитор, которого обвинили в плагиате, пытался доказать свою невиновность. Музыка пришла Оттуда. Он её не украл. Не понимаю, почему адвокаты не соберут экспертную комиссию. Позвали бы они и меня, и я бы строил доказательную базу на своих научных выкладках. Момент созидания рождает Музыку. Момент разрушения рождает стон. Стон, исходящий из груди, музыка, входящая в грудь, что могут понимать юристы и специалисты по авторским правам, эти патентные поверенные? Земное, галактическое приходит во сне вне Земли, вне моей Галактики, подобно тому, как на Земле в снах к нам является Неземное... Рыжий кот, рыба, запечённая в фольге, сбор сыроежек, трусы на умывальнике».

Моему же другому герою, психоневропатологу и владельцу частной клиники Денису Юрьевичу Шаровских нужно гораздо больше. У Дениса Юрьевича единственная дочь Элла погружена в тёмные воды меланхолии. К тому же Денис Юрьевич в трауре – его зять погиб. Причиной послужила страшная авария, которая унесла жизнь Артура Крайновича, а у его жены, дочери Дениса Юрьевича, отняла левую ногу. Доктор Шаровских забрал её из городской больницы в свою, нанял целый штат сиделок и компаньонок, но через неделю вдова миллионера Артура Крайновича отказалась от их услуг.

- Все наши, питерские, - говорит он дочери, - у всех хорошая репутация. Кого нанять-то? Иностранку что ли?

- Папа, не надо никого, - просит Элла.

И в этом «не надо никого» доктор Шаровских слышит «он, только он!». То есть ты, только ты, доктор Багаев.

Ты спрашиваешь:

- Денис Юрьевич, а почему я?

- Потому что, коллега, - отвечает доктор Шаровский, - Ну ведь вы читали лекции для свободных слушателей в Первом «меде»?

- Было дело, - вспоминаешь ты, - цикл открытых и бесплатных лекций, читал, два года назад. И три года назад тоже читал.

- Она приходила вас слушать, - освежает твою память доктор Шаровских, - для неё вы гений. Ей очень нужен такой компаньон как вы. Возьмётесь?

- У меня сейчас как раз пауза в работе. Да, пожалуй, возьмусь, - соглашаешься ты.

- Это вы принесли ей в больницу ромашковые хризантемы, видимо, вы знали, что это её любимые цветы? –спрашивает доктор Шаровских.

- Да, это я принёс, - растерянно произносишь ты, - насчет работы вы серьёзно?

- Абсолютно! - отвечает доктор Шаровских. - Но! Есть одно условие. Работа вахтовым методом. Питание и проживание, как говорится, за счёт фирмы. И еще одно условие, Герман Алексеевич. Может, догадаетесь какое?

- В моем гардеробе во время работы не должно быть ничего цветного. Только белое, чёрное и серое, - догадываешься ты.

Ты знаешь, что Элла Крайнович, урожденная Шаровских, страдает хромофобией, редким расстройством психики, поддающемуся лечению, для которого не требуется госпитализация, иногда достаточно нескольких посещений психолога. Страдающий хромофобией панически боится цвета, вернее всех цветов и оттенков, кроме чёрного, белого и серого. Психологи считают, что в основе страха не сам цвет, а причинивший страдания предмет, который был окрашен в определенный цвет. Например, рыжая собака набросилась на человека и сильно его покусала, синяя машина наехала на пешехода, зелёного цвета напиток вызвал жуткое отравление. Но как объяснить страх перед всеми оттенками радуги и результатами их смешений? У психиатра свое мнение об этом расстройстве, и у тебя, решившего покорить ещё и соседствующую с нейрохирургией науку, тоже свое мнение. Ты считаешь, что за страхом перед всеми цветами стоит неприязнь человека к себе и к кому-то событию, в котором он себя ненавидит.

- Если что-то интересует, что непонятно, не стесняйтесь, спрашивайте! – говорит тебе доктор Шаровских.

А ведь у тебя есть вопросы, касающиеся психического недуга твоей будущей подопечной!

- Денис Юрьевич, скажите, а разве всегда Элла страдала хромофобией? – спрашиваешь ты.

- Как раз-таки нет! Она даже высмеивала этих сверхэлегантных дамочек, которые считали, что носить чёрное и белое – это стильно, и допускается дополнительное присутствие только одного цвета, например, красного. Да у неё главный персонаж романа «Пятьдесят оттенков серого», который обожал этот цвет и носил фамилию Грей, по-русски Серый, стал причиной многих её приколов.

- Стыдно признаться, но не читал! – виновато признаешься ты.

- Не тревожьтесь, я тоже. Но представление имею, - успокаивает тебя доктор Шаровских и продолжает: - Значит, когда ей было пятнадцать, она выкрасила волосы в фиолетовый цвет, а несколько пёрышек окрасила в желтый, как подсолнух. Потом у нее появилась подруга с редкой формой дальтонизма, представляете, с черно-белым экраном, как у многих млекопитающих. Но, коллега, не стоит искать разгадку этого редчайшего заболевания в сетчатке глаза или в нарушениях деятельности затылочной доли мозга. Это рецессивное генетическое расстройство, которое не поддается лечению. Так вот, моей дочери было безумно жаль эту девушку-дальтоника, она даже написала ироничное стихотворение: «Креветка, не заметив смерти друга, его уже сварили в кипятке, бла-бла-бла-ба была такая мука, она всё думала, что он плескается в реке». Креветка - это как раз животное с самой совершенной цветовой палитрой, она необходима этому моллюску для жизнедеятельности. А представьте себе, что это животное заболевает хромофобией. Потом моя дочка стала одеваться, как та девушка. В черное, белое и серое. В знак солидарности что ли? Однако, не всегда же она так одевалась. Моему покойному зятю не очень нравился этот ее чёрно-белый образ.

- Почему же он тогда на ней женился? – удивленно произносишь ты.

- Он влюбился в неё, когда она была в образе такой очаровательной, знаете, сказочной принцессы в голубом шелковом платье, и с волосы красила в персиковый цвет, – объясняет доктор Шаровских.

- Простите, коллега, персиковый - это какой, жёлтый? –перебиваешь ты доктора Шаровских.

- Спелые персики разве жёлтые? Жёлтые – это дубовые персики из гипермаркета. А когда они спелые, они оранжевато-розовые, - объясняет доктор Шаровских. - Но вы позвольте, я продолжу? Коллега, это было четыре года назад. Он безумно любил мою дочь. Представляете, четыре года ждал её согласия на брак! Но когда они поженились, у моей бедной принцессы стали проявляться признаки стойкого страха перед яркими оттенками. Да не заморачивайте вы себе этим голову, коллега! От хромофобии я её вылечу. С депрессией, вот, с чем сложнее! А я ей на день рождения туфли подарил –на тонких и высоких каблуках, серебристого цвета! – вздыхает доктор Шаровских, и тебя кажется, что, в глазах несчастного отца Эллы стоят слезы.

Да, что уж говорить, мой дорогой персонаж, была яркой и элегантной юной дамой на шпильках, а теперь угнетённая всеми своими недугами пациентка в инвалидной коляске, и эта бедолага, уже не панически, а, наверное, смертельно боится всех оттенков, кроме чёрного и белого. Ты ещё не видел её, разбитой болезнью и увечьем, но у тебя уже сжимается сердце. Но в вестибюле ты вдруг замечаешь, что у штор странная расцветка. Она не понравилась бы дизайнеру, и уж тем более дочери владельца клиники. Одна штора бледно-бирюзовая, а другая темно-синяя. Между ними узенькая полоска белого тюля. Что тебе это напоминает? Обложку чей-то книги, расцветку плаща, кардигана, свитера? Взгляд прилип к шторам, а по проталинам сознания потекли ручейки воспоминаний. Где? Когда? С кем?

Да, её звали Катенькой, и она была расколдованным белым лебедем. Подтаявшей Снегурочкой. Русалкой, обретшей ноги. Гибридом ангела и эльфа. И иногда просто Катей.

Элла. Два года и два месяца назад.

Элла, ты тот персонаж, без которого эта история обрела бы совершенно иной смысл. И если появилась Одетта, белый лебедь, то непременно должна появиться и Одиллия, лебедь черный.

Свободные лекции - это даже не хобби, это твоя страсть. В прошлом году ты посещала лекции профессора Б. по астрофизике и ушла с третьей лекции, потому что о нейтронных звездах очень много написано в книге А.Потехина, вот, если бы лекции профессора Б. оставили глубокие следы безумия или научного хулиганства, ты бы приобрела абонемент. Потом подруга, галерейщица Соня, пригласила тебя на семинар по нейролингвистике, который вела коротко остриженная дама в джинсах и футболке, на двадцатой минуте тебе захотелось в туалет, и в конференц-зал ты не вернулась. Потом позвонила подруге, поинтересовалась её мнением о семинаре, но Соня созналась, что во время кофейного перерыва она попросила девушку-организатора сварить настоящий кофе и вылить в унитаз «синильную кислоту», которой травят слушателей. На это последовали замечания парочки новоиспечённых нейролингвистов, а потом какой-то молодой человек в шляпе назвал лектора дилетантом ниже плинтуса, её защитников профанами, а Соне предложил поужинать в ресторане. Соня была так растрогана, что не посмела ему отказать. «А ты что делаешь сейчас?» - спросила Соня. «А я все еще писаю», - последовал твой ответ.

Новый бойфренд Сони оказался специалистом по судебной психиатрии, а мир оказался теснее, чем ты думаешь.

- Ваш отец написал довольно интересную монографию о зеркальных нейронах и о клетках Пуркинье. Так же я знаком с его исследованием по ОКР. Недурно, - признался бойфренд Сони.

- Недурно? Так обычно характеризуют стишки начинающей поэтессы, а не труды психотерапевта, – заметила ты, - впрочем, я должна сделать лапки вверх, мои познания в нейрофизиологии и психиатрии не на таком высоком уровне, как у папы или у вас.

- Нейрофизиологией интересуетесь? - спросил бойфренд Сони, сделав ударение на последнем слове. – Есть просто лектор прикольный. Не дилетант, нейрохирург и кандидат наук.

- А что именно в нём прикольно? – поинтересовалась ты.

- А он не ограничивается рамками своего дела, - ответил бойфренд Сони, - Для него мозг – это территория, которую он изучает. И всё, что связано с этой территорией. Он может залезть в психиатрию и даже в нейролингвистику, я его слушал его открытые лекции год назад, в этом году он опять читает. Я уж, понятно, не пойду. А вы, девчонки, сходите.

- Нет, я не пойду, - категорично заявила Соня, - надоели все эти лекции. И платные, и тем более бесплатные. Пора делом заниматься! Выставка аналографии уже через месяц! А время-деньги.

Перевожу, дорогой читатель: аналография – это рисование кисточкой, нерабочая часть которой должна находиться в заднице, в прямом, а не в фигуральном смысле. Альтернатива кисточке – хорошо отточенный карандаш (главное не перепутать его концы). Художник поворачивается к холсту задницей и рисует. «Наш ответ Чемберлену», так сказать.

К первой лекции ты даже не готовилась. Голову не помыла, забыла про маникюр. Но теперь ты имеешь представление о лекторе. Ты успела рассмотреть его лицо, когда он разговаривал с одной из слушательниц. На тебя он не смотрел, но ты видела его глаза, в уголках которых были морщинки, глаза, над которыми слегка выступали надбровные дуги, глаза с радужными оболочками, похожими на серые глянцевые пуговицы. Какого цвета у него глаза? Есть такой цвет, который можно назвать и холодным серо-зеленым, и серо-зелено-голубым. Иногда кажется, что сквозь унывающую зелень и дымку прорывается легкий бледно-голубой газ. Кто-то скажет про этот цвет «ну, цвет как цвет», а кто-то назовет его «серо-зеленый аспид». А кто-то скажет: «Красное море», потому что хоть оно и называется Красным, цвет имеет такой, серо-темно-зеленый. Тебе какое сравнение ближе? Ах, да, аспид, конечно, аспид. У аспида седеющие темно-русые волосы и тонкие длинные губы, похожие на кардиограмму затухания сердечного ритма.

Ты должна себя обозначить. Он должен, наконец, обратить на тебя внимание. Его голос в этот раз хрипловат, но все же он способен донести мысль. Ты спрашиваешь, не хочет ли лектор выпить рюмку коньяка, у тебя в сумке коллекционный бренди Lost Аrk, но лектор отказывается, ссылаясь на правила дорожного движения. В этот момент тебе кажется, что на тебя все смотрят с брезгливым осуждением. Утешься, Элла, они так маскируют зависть. И вдруг голос лектора обретает силу:

- Итак, уважаемые дамы и господа, сегодня мы поговорим о боли. Что такое боль, и как с ней справляться. Когда вы поранились или обожглись, то инстинктивно начинаете дуть на больное место или пытаетесь охладить, даже если это не ожог. Мы все сопоставляем холод с чем-то обезболивающим, а тепло с тем, что усиливает боль. Однако боль – это реакция нервной системы на внешний раздражитель. От типа нашей нервной системы зависит болевой порог. Низкий порог – сверхчувствительная нервная система. Высокий – сверхпрочная. Однако не все знают, что болевой порог можно повышать на преодоление. А нервной системой управляет… Да, все так. Он самый. Головной мозг. Когда мы принимаем анестетики, болевой порог и интервал переносимости боли возрастает. Когда мы принимаем алкоголь, он узурпирует эндорфин, и нам в какой-то момент становится хорошо и легко. Но получать удовольствие можно без алкоголя. Стало быть, повышать болевой порог можно также без препаратов.

Ты пришла на очередную лекцию доктора Багаева для вольных слушателей мединститута. Надела очки с дымкой и без диоптрий. Стала жгучей брюнеткой со стервозным изгибом черных бровей. Всё как на черно-белой фотографии. Черное платье в пол и темно-серый палантин. Едва уловимый шлейф нишевых духов, и если попробовать обрисовать этот запах, то получится ночь. Она пахнет матиолой и медово-коньячной микстурой, оплывшей свечой и прохладными простынями. Ceро-сиреневая текстильная сумка от Fendi отлично дополняет твой гардероб. Зачем ты приходишь на эти лекции по нейрофизиологии? Что тебе здесь нужно? Кого тебе не хватает? В неполном зале много женщин и не так уж много мужчин. Они курят в перерывах между лекциями. Причем курят в основном женщины. Твои глаза раздирают их в клочья. Даже дымка очков не удерживает жесткого взгляда. Зачем этим курицам эти лекции? Сейчас пойдут приставать к доктору с глупыми вопросами. Уже идут, не по одиночке, стаей. Ты идешь в курилку. Одна женщина вежливо просит у тебя зажигалку, а потом спрашивает:

- А вы случайно не работаете в Третьей городской?

- Нет, я не работаю в Третьей городской, - отвечаешь ты.

- Хороша реплика, - говорит она, оценив твою сумку.

- Реплики в театре, - возражаешь ты.

- Не злитесь девушка, – осторожно смеясь, говорит женщина, - кстати, вы врач?

- Нет, - отвечаешь ты, - я не врач. Я женщина. И это реально Фенди. Это также верно, как то, что я курю «Блек кэптан» а вы белорусский «Салем».

Если бы мысли материализовались, твои очки начали бы плавиться. Глаза стреляли бы гвоздями с большим диаметром стержня, шляпкой размером с глазное яблоко. Из глаз и в глаза, в глаза всем этим любопытным и глупым врачишкам! После лекции ты подходишь к Багаеву, чью фигуру и точёное лицо оценивала взглядом пухленькая девушка в застиранных джинсах.

- Доктор Багаев! – спрашиваешь ты, - Когда будет цикл платных семинаров по нейролингвистике? Он ожидается?

- Да, конечно, предполагается, – отвечает доктор Багаев.

- Молодец, доктор, так держать! –раздаётся возглас из зала.

Обернувшись, ты замечаешь пухленькую девушку в застиранных джинсах. Многие также неохотно покидают зал. Это она, неуклюжая, некрасивая, присвоила доктору Багаеву уровень «молодец».

- Что держать? Кого держать? –спрашиваешь ты, и в зале раздаётся смех.

- Лекции по нейролингвистике предполагаются, - смущенно повторяет доктор Багаев, выходя из конференц-зала вместе со своей «свитой».

«Ура!» - это всё, что может изречь пухленькая в застиранных джинсах. «А чему конкретно вы радуетесь? Семинары платные», – с издёвкой спрашиваешь её ты, ага, умница, теперь переключайся на доктора Багаева:

- Словом можно убить, доктор? Хорошо бы этому научиться!

Теперь он тебя запомнит, как и эта, пухленькая, скривившая рот. Не правда ли, он так некрасив, этот рот, способный извергнуть какую-нибудь глупость галактического масштаба? Да еще и очерчен карандашом, который намного темнее её отвратно-перламутровой розовой помады.

- Я мог бы подсказать, как лечить словом, - растерянно говорит доктор Багаев, - хотите?

Ты в это время складываешь губки бантиком и сдвигаешь очки к кончику носа.

- Но нейролингвистика, все-таки, не мой конёк. – продолжает доктор Багаев, - Но лекции будут, обязательно будут! – обещает он, - Слово - это сила.

- Это смертельное оружие, - томно произносишь ты.

Теперь он точно тебя запомнит. Ведь он даже спросил, как тебя зовут, и ты ответила, что тебя зовут Эллой, Эллочкой, людоедкой, ты любишь есть людей, но терпеть не можешь, когда едят тебя, и никому этого не позволяешь. Ты разговаривала с ним так, будто рядом никого не было, а рядом были люди, которые для тебя просто звуковой фон, порой неприятный, дребезжащий и скрипящий, как старый трамвай. Как хорошо, что твои туфли на высоких каблуках. И ты умеешь на них грациозно поворачиваться, резко разворачиваться, и ходить на них так, будто в детстве вместо пинеток носила шпильки. Шпильки на тебе, шпильки в тебе, в твоей голове, на твоем языке. И ты идешь уничтожающей походкой, с безупречной осанкой, неся за собой шлейф нишевых духов, пробуждающий сладкие грёзы мужчин и возбуждающий внутренний гнев несчастливых женщин. Ты записала пару лекций на диктофон, похожий на зажигалку. Кажется, осталось еще пять, и еще доктор Багаев обещал провести платный курс по нейролингвистике в лектории на Манежной. Диктофон и зажигалка всегда лежали во внутреннем кармане сумки. Однажды в курилке ты даже их перепутала. Какой-то парень спросил, как этим пользоваться, и ты ответила, что, существует перемотка, и сама засмеялась. Этот парень тоже посещает лекции доктора Багаева, у парня некрасивая улыбка с табачным налётом на передних зубах и сальные длинные волосы. Курит он лютые сигареты без фильтра. Существуют люди, которым абсолютно наплевать на свою внешность. Это самые большие эгоисты. Они, а не те, кто не выйдет на улицу без шарфа, обрызганного парфюмом, с жирными и растрепанными волосами, с грязью под ногтями и на ботинках. И ты начинаешь думать, сколько здесь иногда бывает неопрятных и некрасивых, а порой и вовсе неприятных людей. Но парень уходит, и приходит девушка не первой молодости, тоже в чёрном платье, да еще и в чёрных колготках и ботинках. Нет, это не гот, у нее светло-каштановые кудри и едва заметная оранжевая помада.

- Я вас понимаю, - говорит вдруг девушка, - Сама ненавижу белый цвет. Я врач, вокруг меня часто всё белое, стерильное, а еще этот костюм, где если и есть другие цвета, то они очень светлые. В гимназии я носила белую блузу под клетчатым жакетом. Такая у нас была форма. Вы только представьте! Каждый день белая блуза, как будто каждый день праздник. У меня однажды потек стержень от авторучки, причем красной, представляете, да? И я брызнула на манжеты. А однажды в буфете случайно брызнула борщом. Мать ругалась, хотя денег в доме было как грязи. Как говна в деревне. А еще она заставляла меня носить то, что покупала без моего согласия. Она даже у отца не спрашивала разрешения, хотя деньги брала у него! Например, белое пальто. Она думала, что раз я не езжу общественным транспортом, то можно не бояться, что пальто испачкается. А меня папа возил и в школу, и на бальные танцы. Кстати, с тех пор вообще ненавижу танцы. Это просто какой-то психоз. Она раз в два года покупала мне белое пальто. А когда мне было четырнадцать, я летом так набрала рост, что новое пальто оказалось мне малО. Мы с папой просто тупо поехали в ТЦ и купили мне чёрную куртку с подкладкой. Как вы думаете, почему люди так иногда любят этот цвет? Ведь это даже не цвет, это отсутствие цвета!

Что этой девушке от тебя нужно? Может быть, она ищет родственную душу?

- Как почему, - отвечаешь ты, - люди в своем большинстве тупы и зависимы, они считают, что белый цвет – цвет роскоши. Цвет дорогой офисной бумаги «Дата Копи» или «Ким Люкс». Я, кстати, совсем не презираю этот цвет. Я к нему очень терпима. Но его, да, действительно, надо уметь носить.

- В четырнадцать лет пришли менструации, - продолжает девушка-врач, - Я не жертва рекламы, и не вижу спасения в тампонах и прокладках. Но у меня повышенное содержание гормона окситоцина, у меня не месячные, а просто Ниагара.

Она смотрит прямо в глазах. Когда люди рассказывают о себе, не избегая интимных подробностей, а потом смотрят в глаза, они хотят откровенность в обмен на откровенность. Если не получают желаемого, обижаются. Имей в виду, Элла. А ты: «И что? Белое не виновато, что у вас много красного». «Сука!» - наверняка думает девушка-врач.

Раз доктор Багаев говорил о боли, не скажет ли он теперь о других реакциях нервной системы на внешний раздражитель? Пока доктор Багаев рисует на флипчарте замкнутую кривую линию, образующую геометрическую фигуру, похожую на эллипс, ты мысленно подбираешь слова для своего вполне закономерного вопроса. Дождавшись паузы, ты, как школьница тянешь руку, и, уловив глазами его кивок головой, задаешь этот вопрос:

- Доктор Багаев, прошлая лекция была про контроль над болью и болевые ощущения в общем. Существует мнение, что наслаждение и его пик оргазм - это тоже разновидность боли. Это тоже реакция нервной системы на внешний раздражитель. Было бы интересно понять, как в это время ведёт себя мозг, и, можно ли, контролируя оргазм, усиливать его ощущения?

Похоже, Эллочка, ты вызвала полную растерянность доктора Багаева, о чем он и не умолчал:

- Ваш вопрос чуть не поставил меня в тупик. Я даже сейчас не готов дать ответ. Но я обещаю разобраться в нем в ближайшее время.

- Девушка, у вас такие вопросы! Вы озабоченная? - слышится из зала.

Кто эти люди? Что они здесь делают со своей серостью, тупостью, неаккуратно и безвкусно накрашенными губами, следами от никотина, неприятным запахом, семейными проблемами? Как они могут быть рядом с доктором Багаевым, в котором, как по Чехову, прекрасно всё, и лицо, и мысли, и, наверное, душа. Как они смеют задавать тебе подобные вопросы.

- В моём возрасте быть озабоченной – это нормально! - отвечаешь ты.

Так не хочется быть деликатной, и тебе остаётся только добавить: «В вашем же – это смешно».

Автор вопроса поражена, ведь ты стреляла на поражение. Она почти убита! Кажется, она собирается уходить. В знак солидарности с ней поднимаются ещё одна задница.

- Уважаемый лектор, - говорит её обладатель, лысый и усатый как бард Розенбаум, - это очень хорошо, что есть обратная связь, вы всё время контактируете с нами, слушателями, но согласитесь, должен же быт какой-то фильтр, у вас, лектора, если у слушателей нет рамок приличия.

- Да всё в рамках, мужчина! – раздается голос одной из слушательниц, голос актёрский, словно нарисованный гортанью, красивый. – И вопрос у девушки вполне корректный! Если вас это уже не касается, причем тут другие?

- Да, нормальный вопрос! - соглашается молодой человек, сидящий рядом с обладательницей красивого голоса и бабетты из африканских косичек.

- Уважаемая! – обращается лысый к девушке с красивым голосом и высокой причёской, - вам бы разобраться с тем, что у вас на голове, а не с тем, что у людей в головах. До нейрофизиологии вам как мне до Луны!

Наверное, доктор Багаев ищет ответ, он в растерянности, но в твоей вербальной химии рождается вербальный яд средней токсичности:

- Что ж, леди и джентльмены, хотя, не все здесь леди, и тем более джентльмены, я очень благодарна за моральную поддержку девушке с красивой прической, поверьте, я говорю это без сарказма, но людям с алопецией, по-научному, с выпадением волос, трудно понять людей с избытком волос, как, впрочем, пожилому трудно понять молодого. Что ж, персонаж Достоевского говорит: «Простите нам наше счастье», я позволю себе его перефразировать и скажу, пусть пожилые простят мне молодость, а неудачники всё остальное, что их так бесит во мне и раздражает, например, способность мыслить, анализировать и задавать вполне закономерные вопросы, да, и еще простите мне то, что доктор Багаев не будет ставить фильтры о которых говорит человек, не нуждающейся в расчёске, - говоришь ты, и тебя подбадривает смех и аплодисменты девушки с бабеттой и еще пары человек. – Вы ведь не будете идти на поводу у ханжества одного, максимум двух людей, не так ли, доктор Багаев?

Женщине, которая тебя осадила за вопрос об оргазме, не хочется уходить, не кинув в тебя камень:

- Тебе бы самой лекции читать! Язык-то подвешен что надо, только в голове пустота! - выкрикивает она, взяв под руку лысого.

- Напомните, пожалуйста, когда и где мы перешли на «ты», - говоришь ты, - допустим, я позволила подвергнуть меня остракизму, но переходить на «ты» я вам пока не позволяла.

- Я еще буду разрешения спрашивать у каждой шлёндры! Мы на лекции ходим, потому что мы работаем в поликлинике, мы врачи, а этим красоткам нечем себя занять. Пришла сюда оттачивать свое ораторское мастерство, на чужой лекции! Здесь одного оратора хватает. Но вы, доктор, извините, пока на лекциях эта золотая молодежь со своим ядовитым красноречием, нам здесь делать нечего. А лекции у вас хорошие и полезные. Успехов вам, доктор, и всего хорошего.

- Ну вот, - кокетливо гнусавишь ты, - теперь я еще перед ними виновата и в том, что у меня много свободного времени и я красноречива!

- Дурочка вы, - бросает тебе через весь зал лысый. – Язык подвесили, ума не нажили!

- А вы, мужчина, импотент! - кричит ему в ответ твоя заступница, - Хотите, но не можете, поэтому такой злой!

Остальные слушатели смотрят то в спины уходящим остраконосцам, то на тебя, то на девушку с бабеттой из африканских косичек.

- Господа слушатели, - растерянно произносит доктор Багаев. – Давайте будем терпимы и уважительны друг к другу.

Но парочка из поликлиники, все-таки, уходит. Прежде чем сесть в свою машину, ты подходишь к доктору Багаеву с вопросом: «Вы простите мне весь этот сыр-бор? Я не хотела всё это превращать в балаган».

- Что вы, Элла, - успокаивающим тоном произносит доктор Багаев, - я на вас совсем не сержусь. Вольному воля, они ушли, а вы остались, и для меня это тоже очень важно, вы задаете умные и правильные вопросы.

- Может быть, вас подвезти? - предлагаешь ты.

- Спасибо, - вежливо отказывается доктор Багаев, - я на своей машине. Она, конечно, поскромнее, чем ваш «Порш Кайен», но пока на ходу. Хорошего вам вечера, Элла!

Из дневника доктора Багаева.

«Американским нейрофизиологам удалось провести исследование головного мозга во время оргазма на магнитном томографе. Волонтёр была помещена вовнутрь функционального томографа, а один из сотрудников лаборатории проводил стимуляцию её гениталий. Точные данные исследования мне, к сожалению, не известны. Но известно, что большая часть нагрузки ложится на лобную долю мозга и кору, активность отмечена также в височной и теменной, и даже в затылочной части коры. Боль и оргазм, насколько они сопоставимы. В одном, безусловно, они точно должны быть сопоставимы, в ожидании. Да-да, ожидание боли усиливает боль, и даже при всех факторах её отсутствия может её вызвать. Например, если прикоснуться к холодному утюгу, а кто-то в этот момент крикнет: «осторожно, горячий!», реально получить ожог. Но даже при отсутствии разрушения эпидермиса, ожоговая боль может долго мучить участок тела, контактировавший с утюгом. В детстве я пропорол пятку осколком, но я почти не чувствовал боли. Я случайно на него наступил, я не ждал боли. А поход к дантисту всегда сопровождался ожиданием боли. Мне казалось, что даже через анестезию я чувствую бор-машину всеми клетками своего организма. Предвкушение наслаждения, вне всякого сомнения, должны усиливать оргазм. Я его испытываю каждый раз, когда у жены есть настроение, и мы занимаемся сексом, без него невозможно семяизвержение. Возможно, возбуждение было бы сильнее, а релаксация приятнее, если бы мы попробовали другие формы сексуального удовлетворения. Ожидание усиливает, только если оно томительно, но в случаи с женой это почти невозможно. Она всегда рядом. Стало быть, нужна другая женщина, которую нужно добиваться. При этом нужно настраивать себя на мысль о запредельном блаженстве».

Багаев. Два года и два месяца назад.

«Девочка плачет, шарик улетел, а как ей не плакать, слез горьких не лить?!» - признаюсь, дорогой мой персонаж, и мне почему-то хотелось именно так продолжить первые строчки этой песни Булата Окуджавы. Так ее спел Роберт Крыжановский, крупный мужчина, вступивший в прекрасную пору среднего возраста, твой ассистент. И тут же был осмеян своими коллегами, тобой и анестезиологом Мишей, который сказал: «Смотри, даже Катя улыбается!» Та улыбалась, допивая шампанское и неловко разрезая стейк запеченной форели. «Да бросьте вы, Катенька! – сказал ты. – Все равно этот нож не для рыбы. На пикнике все проще!» Капелька рыбьего жира попала на ее фланелевую блузку, расшитую дешевыми стразами. «Девочка плачет, шарик улетел, ее утешают, а шарик летит!» - запели все, в том числе подружки Боба и Миши.

Первым в больнице Катеньку замечает доктор Боб, он же Роберт. И сразу заставляет тебя, мой дорогой персонаж, обратить на неё внимание:

- Гера, а у нас новая санитарочка. Видел, нет? Просто какой-то гибрид ангела и эльфа!

И ты с ним соглашаешься.

- Снегурочка, - добавляешь ты.

И действительно, Снегурочка в секонд-хендовских джинсах с фикспрайсовской сумкой из кожзама и в свитере, одна половина которого вязалась шерстяными нитками бледно-бирюзового цвета, а другая темно-синего, сидит в столовой и пьёт компот, тот самый, с невнятным вкусом чернослива, изюма и сушеной груши, компот из пионерского детства, но менее густой и насыщенный. Она пьёт его так, словно у нее в руке не стакан с компотом, а бокал с вином «Шато Лафит Ротшильд». Волосы у Снегурочки от природы очень светлые, они подтравлены аммиаком и пергидролем до арктической белизны, у неё невидимые брови, белесые ресницы и очень светлая кожа, и на фоне всей этой белизны большие светло-голубые глаза. Доктор Багаев, а какие они, её глаза?

…Глаза у неё – мороз. Глаза у нее – вода. И взгляд их доверчив и прост. И в нем лишь одно – чистота…

Сколько ей лет, она вообще совершеннолетняя? К большому удивлению, оказывается, что этой хрупкой девочке уже двадцать два года. Катенька оказывается малоразговорчивой, о себе говорит, что воспитывала её одна мать, любящая выпить после тяжёлой трудовой смены: «Любит иногда накатить. Она работает в трамвайном парке. Но она добрая женщина».

Если доктору Бобу Крыжановскому Катенька кажется эльфом, тебе Снегурочкой, то анестезиологу Мише, скорей всего, Золушкой: «Катенька у нас просто чудо. И больным воды подаст, и, если надо, утку грязную вынесет и помоет. У нас даже воин-альтернативщик так не работал, молодец девочка», - хвалит он её. Ты молчаливо с ним соглашаешься. Тут анестезиолог Миша меняет выражение лица. «А сиделка Дарьи Ивановны Поляковой, вот, зараза, взяла и выгнала нашу Катюшу. И тут я впервые пожалел, что никогда в этой жизни не был стукачом! – возмущается он, – Вот, так бы взять и пожаловаться в то патронажное агентство, которое прислало эту старую квашню!»

Ну, что, дед Мороз, пойдешь защищать Снегурочку? Тучная сиделка кормит с ложечки лежачую бабулю. Вспоминаешь: «Полякова, 75 лет, гидроцефалия». Сиделка оборачивается и даже здоровается.

- Да, здравствуйте. Скажите, что за инцидент с нашей санитаркой? - строго спрашиваешь ты.

Сиделка оказывается весьма словоохотливой дамой:

- Да доктор, ну обнаглела молодёжь. Я прихожу, а она бросила швабру, сняла свои грязные перчатки и давай поить бабулечку из непроливайки. Пристраивается! Хоть кто-нибудь бы объяснил, что это место занято. Я работаю с Дарьей Ивановной уже год. Сначала, вон, на дому, теперь здесь. И поверьте, у меня очень, ну очень-очень хорошие рекомендации! А этот доктор в очках меня ещё спрашивает, из какого я агентства. Да не из какого, я в частном порядке работаю уже шесть лет, вот как на пенсию вышла, так, вот. И работаю! И правильно делают, что такую молодёжь в сиделки-то не очень хотят, доктор. И нерусских сейчас меньше. Не, ну надо так, а, пристраивается! С грязными руками! Да, Дарья Иванна, да, моя хорошая…Не девка, говорю, а черт белобрысый.

Как ты еще сдерживаешься, дорогой мой персонаж?

- Девушка решила, - объясняешь ты, - что это входит в её обязанности, вот, и всё. Она не собиралась с вами конкурировать. А вы человека обидели.

Мой дорогой персонаж, кому ты это говоришь!

- Ой! Доктор, ну что вы такое говорите, - кудахчет сиделка. - Прямо, обидела. Если с таких лет начать обижаться, что с ней дальше то будет?

- Вас не было, больная захотела попить. Что тут такого? - вмешивается в разговор медсестра Ира.

- Как это не было, - оправдывается сиделка, и по палате разносится кисловатый запах ее пота, - Ириночка Михайловна, ну, как это не было? Мне что уже на перекус нельзя или, вы уж меня извините, по малой нужде? Вчера иду мимо столовой, а эта ваша санитарка, эта бледная спирохета, сидит и наворачивает картошку с мясом. У вас персонал больных объедает, а я молчу!

- Ай-ай-ай, Герман Алексеевич, а Катя-то у нас какая! Всех больных объела! - смеется медсестра Ира. – Скоро лопнет, да, Герман Алексеевич?

Похоже сиделке и самой становится смешно. Запах пота приобретает какой-то нехороший, нездоровый оттенок. Она вытирает пот с лица спиртовой салфеткой. А потом берёт со стола тонкую тетрадь и начинает обмахиваться ей, как опахалом.

- Я открою окно, чтоб проветрить? - спрашивает Катя.

- Да, недавно проветривали, - говорит медсестра Ира, - Герман Алексеевич, как, надо ещё раз проветрить?

Ты усмехаешься и киваешь, добавляя шепотом: «Чуть-чуть».

Дорогой мой читатель, тут мне следует разъяснить, что санитарно-эпидемиологические правила и нормы (Сан Пин) допускают, но не обязуют кормить медицинский персонал. Катенька иногда питается в бесплатной столовке, где кормят пациентов и обслуживающий персонал кухни. Ты же, дорогой мой доктор Багаев, всегда приносишь с собой домашние пирожки и котлеты, но иногда можешь поддержать компанию, пообедав в кафе, расположенным на первом этаже больницы. Иногда и Катя оказывается там, среди персонала больницы, посетителей и самих больных. Кафе не столовка, всегда есть выбор, запеченные овощи, мясо, птица или рыба, разнообразие салатов, обязательно борщ, солянка и уха. Ты берешь солянку, легкий салат, картофель с курицей в горшочке по-домашнему и морс. А она – двойную гречку (только гарнир) и какой-то напиток, похожий на компот. Ищет глазами свободное место, заметив, что за одним из столиков сидит одна женщина с подносом, на котором стоит тарелка с пирожками и чашка кофе, подходит и садится напротив нее, а та и говорит:

- Девушка, вы что не видите, что здесь занято?

- Да я быстро, - отвечает Катя. - Вы же пока одна здесь сидите.

- Сейчас придут люди! - громко возражает женщина.

Ее куртка с меховым воротником и кожаная сумка лежат на одном стуле, а глянцевый журнал «Караван историй» на другом. Проходящий мимо мужчина оценивающе оглядывает Катеньку и бросает брезгливо-удивленный взгляд на ее тарелку с гречкой.

- А сколько мест занято? - спрашивает Катя, - Три? А стула-то четыре! - растеряно и обиженно произносит эльф с белесыми ресницами.

- И что? – еще громче произносит женщина. - Тарелок много. Нормальные люди нормально питаются! Вам что, места не найти?

Эльф оборачивается назад. «Занято!» - говорит полный мужчина, нанизывающий кусочек мяса на вилку, рядом с ним сидят двое мальчиков, явно неудовлетворенных вкусом ухи. И, вот, ты, доктор Багаев, в одном флаконе добрый Дед Мороз, волшебник Гудвин и месяц Апрель из сказки «Двенадцать месяцев», выхватываешь взглядом хрупкого эльфа в свитере морской расцветки, зовешь: «Катя, Катя!», и она с улыбкой направляется к твоему столику. Ты уже съел первое и легкий салат и приступил к курице в горшочке по-домашнему. Ты встаешь и продолжаешь трапезу стоя.

- Присаживайтесь, Катя! - говоришь ты.

За столом сидит медсестра Ира, к столу подходит доктор Боб с чашкой кофе. Много, много посуды на столе, но для тарелки с гречей и стакана с напитком место находится.

- А как же вы, Герман Алексеевич? – спрашивает эльф.

- Я? Я ничего. Я, Катя, в полном порядке. Как на фуршете, - отвечаешь ты.

- Когда человек ест стоя, это лучше влияет на его метаболизм, - говорит доктор Боб, но при этом садится за стол.

- Может, на «ты»? – спрашивает Катю медсестра Ира. – Я Ирина. Можно просто «Ира». Ты что, постишься?

- Нет… Гречу люблю, - отвечает белокурый ангел.

- И правильно. Она выводит радионуклиды, - говорит доктор Боб, но при этом наворачивает макароны по-флотски.

Доктор ты мой, доктор! Если б ты всегда был рядом с ней, с эльфической и ангельской Катей! Например, сразу бы появился в тот момент, когда шестидесятилетняя сестра-хозяйка Галина Петровна отчитывала эльфа за «явные нарушения дисциплины и этикета»: «Катерина Свет-батьковна, послушай, что я тебе скажу…».

- Не свет-батьковна, - перебивает ее Катенька. – У меня отчество не от папы, а от дедушки.

- Так тебя растила мать-одиночка? – говорит сестра-хозяйка. - Что ж, такое бывает. Я же её не осуждаю. Многие рожают для себя. Может, это и правильно, от мужиков столько бед, а толку мало! Но ты мне сейчас зубы не заговаривай, Катерина. Сиделка Поляковой жаловалась, опять ты судно из-под бабули не вынесла.

- Так она сама мне запретила к ней подходить, - оправдывается Катенька.

- Ну правильно, ты же полы мыла, и давай ее поить! А после операции ей вообще надо сутки как без питья, понимаешь? Я, конечно, Катерина, сама не в восторге от этих сиделок. Капризные они какие-то стали. Я ей тоже говорю, вам же платят за уход, вот, будьте любезны вынести судно и помыть. Так она мне тычит распечаткой из Интернета, где чёрным по белому написано: «Обязанности санитарки». Вот, там и гигиена, и тэ дэ, и тэ пэ. Оказывается, есть такая обязанность.

В разговор вмешивается медсестра Ира, неожиданно появившаяся в сестринской:

- Знаете, что, Галина Петровна, пусть это родственники бабули выясняют. Или пусть Кате доплачивают!

- Ира, - вскрикивает сестра-хозяйка, - ты как всегда умнее всех! Так эти родственники ей пожаловались, а она мне!

- Ну и пошли они в жопу! – говорит медсестра Ира. – На отделении есть лежачие, к которым никакие сиделки не ходят. Катя о как за ними ухаживает! А если вообще за всем отделением ухаживать, то там времени вообще ни на что не останется!

- Ладно, Ира, не останется, – возражает сестра-хозяйка - Я, когда начинала работать, у меня на всё и на всех времени хватало. И говно вынести, и полы помыть, и инструменты прокипятить! Только не говори, что время было другое. Люди были другие. А эти, конечно, попка с кулачок, вместо живота яма, как тростинки на ветру. В санитары раньше брали выносливых и ответственных.

Медсестра Ира не из робкого десятка:

- А вам, Галина Петровна, кто не придет, все плохие, почему-то, кроме теток предпенсионного возраста. Парень был с альтернативной службы, так вы его замудохали, почему, это, в столовой тарелки не убраны. Это чья обязанность? Там же есть своя уборщица!

Сестра-хозяйка, воспитанная на книжках и фильмах о трудовых подвигах Комсомола, и здесь парирует удар:

- Правильно, Ира. Правильно, как трескать в столовке, так они первые! А кормить медперсонал, между прочим, никто не обязан. Ничего, она, вон, в кафе ходит, значит, не малоимущая, деньги есть, так она и там людям хамит. Это ж надо! Хотела посетительницу с места согнать. Это эти…Суходольские. Вчера выписали ее сына, долго он у нас лежал, говорят, у него был открытый перелом черепа. Она с мужем и с подругой приезжала тут его проведать, так наша Катерина ее в кафе при людях обхамила!

- Ой, Галина Петровна! – с радостью в голосе произносит медсестра Ира, - Я сама присутствовала при этом разговоре. Катя ее вежливо спросила, почему нельзя сесть за ее стол, места, между прочим, за столом четыре, а эта мадам заняла три, и еще сама орала, мерзкая, хабалистая баба! Некуда тарелки ей ставить. Ее проблемы, Галина Петровна! И Катя ей вообще не хамила. Потом Герман Алексеевич встал и уступил Кате место, а сам ел стоя. Так у этой сучки в шубке рот так скривило, что она, наверное, до сих пор так и ходит с ртом на сторону. Весной в мехах ходит. Это уже диагноз!

- В чем хочет, Ир, в том пусть и ходит, - оправдывает сучку в шубке сестра-хозяйка, комсомольскую гордость легко подменить чаяниями мелких буржуа, - Хабалка, не хабалка, сучка – не сучка, а подарила всем такой набор, и с дорогущим коньяком, и с шампанским, и там еще фрукты разные, даже ананас, и две коробки конфет. Подарила и сказала, мол, ешьте девочки-мальчики, а этой молодой хамке без бровей и ресниц ничего не давайте. И вообще таких увольнять надо. Вот так то, Катерина свет-дедковна.

- Ааатлично, Галина Петровна, - растянуто произносит медсестра Ира, заметив, как Катя опустила ресницы. – Катюш, ну ты чего, а? Н-да… Теперь родственнички наших больных будут решать наши кадровые вопросы. Да Герман Алексеевич для нее такое сделал, такое! Он ее сына с того света вернул, там коньяком с фруктами не отделаться, там надо низкий поклон до земли! Целая бригада работала! Всем поклон, а не это: «ешьте девочки-мальчики»! Какие мы ей девочки, какой ей, нахрен, Герман Алексеевич мальчик?!

- Ирка, Ирка, что ты за человек такой! Ты со своей свекровкой также споришь?! У нас теперь… у нас везде так…Или деньги давай или сиди, не вякай. Обязанность это у доктора – людей спасать! - голос сестры-хозяйки переходит в крик. – Что с Катериной-то делать будем? И не стыдно тебе, Кать, - понизив голос продолжает сестра-хозяйка, - доктору глазки строить? Ты, Ира, - переключается сестра-хозяйка на медсестру Иру, которую сейчас проберет смех, - вот, не строишь, знаешь, у тебя семья, муж, а эта наша вся такая невинная овечка так и обстреливает его своими глазами без ресниц. Так и обстреливает, и думает, что этого никто не заметит. Вон и Суходольская заметила. Не санитарки, говорит, у вас, а шаболды вокзальные. А то, что она совсем без боевой раскраски, так это сейчас такая мода, сейчас чем уродливее, тем моднявее. И это, Ира, все оттуда к нам идет. Оттуда, с Европы! Кать, тебе себя не жаль? А, Катерина?! Тебя люди бледной поганкой называют. А знаете, делайте, что хотите. Галина Петровна на пенсию уходит! Все! Надоело. Пашешь, пашешь, а яйца курицу жизни учат!

Сестра-хозяйка, выбегает из сестринской, громко хлопнув дверью, да так, что падают часы, которые над ней висели. Оставшись наедине с Катей, и пытаясь вставить циферблат в корпус часов, медсестра Ира говорит:

- И никуда она не уйдет. Столько раз обещала и такие сцены Шпигелю закатывала, актриса! И не уходила! И не уйдет. И жить будет до ста двадцати. До ста двадцати жить, Катя, а до ста работать и всем кровь портить. Катя, она же в законный отпуск лет пять не идёт, берёт отпускные и пашет. Ой, Катя! Надо как-то суметь все это пережить. Но ты знай. Мы тебя в обиду не дадим. К тебе и Герман Алексеевич, и Боб Крыжановский хорошо относятся. Бобик у нас, правда, бабник. С ним поосторожней.

- А Шпигель – это кто? - спрашивает Катя.

- Давыд Рафаилович, заведующий, - отвечает медсестра Ира.

Как думаешь, доктор Багаев, о чем в этот момент думает Катенька? Правильно, почему заведующий отделением нейрохирургии не ты, а какой-то Шпигель. А о чем думаешь ты? Горячая полемика в сестринской ретранслирована тебе во всех деталях, во всех подробностях. Честное слово, если б была актуальна профессия стенографистки, медсестра Ира переквалифицировалась бы в эту профессию. Вначале ты только делаешь вид, что слушаешь медсестру Иру, но со слов: «И она сказала, что, Катя вам строит глазки, а Суходольская назвала Катюшу шаболдой», ты отдаляешься от всех звуков, кроме голоса медсестры Иры. Та сама резюмирует вышесказанное: «Герман Алексеевич, а вы ей нравитесь. Но это нормально! А я Кате сказала, что б она не расстраивалась, тут все врачи за неё, и вы, и Крыжановский».

Боб Крыжановский не только не даст в обиду, но еще в два счёта оформит, когда надо и кому надо, и, договорившись, с кем надо, липовый больничный.

- Катенька, значит, слушайте меня внимательно, - говорит Кате доктор Боб, - У нашего дорогого Миши, то есть Михаила Николаевича, анестезиолога, в четверг днюха, и мы такой небольшой компанией собираемся у него на даче. Катенька, милая, нас будет совсем немного, я, Герман Алексеевич с супругой, ну, и, конечно, сам Миша с невестой. Катюша, вы только представьте! Будет запечённое мясико, рыбка на углях, сауна и море алкогольных и безалкогольных коктейлей. Но будет просто суперзамечательно, если наша компания будет как-то гендерно сбалансирована. Перевожу: не хотелось бы, чтобы подавляющим большинством присутствующих были мы, потрепанные жизнью дядьки. А поэтому ядро нашего коллектива сочло нужным пригласить на мишкину днюху самого добросовестного человека нашего отделения, вас, Катенька, дорогая. У нас с Германом выходные совпадают. Мишка уходит в отпуск. А, вот, у вас график совпадает не совсем. Поэтому я сделал вам этот четверг выходным. Итак, Катюша, слушайте меня внимательно! Вы легли с температурой тридцать восемь и восемь, у вас хрипы в грудной клетке. Это легенда, Катя. Не бойтесь. Никто не прочухает. Уважьте, Катенька, поддержите компанию.

Когда так просят, да такие люди, как не поддержать?

Узнав об этом разговоре, ты, многоуважаемый доктор, спрашиваешь у Боба, начав разговор, что называется «издалека»:

- Боб, а твоя жена? Её не будет?

- Понимаешь, Гера, я еду к Мишке всего на один вечер, - отвечает Боб, - И на одну ночь. Легенда для Ленки такая: мы до утра отмечали днюху нашего дорогого Миши. А потом вы останетесь ещё на день, а я домой. Надо и честь знать. А вы с Алечкой отдыхайте, сколько вам вздумается. А мы с Катюшей в город, посидим где-нибудь, а потом я стану идеальным семьянином. Гера, вообще-то, мы все так редко собираемся на природе.

- Всё это хорошо, Боб, всё это просто замечательно, но, вот, незадача, моя дорогая Аля в Твери, - вздыхаешь ты, - у матери. Вернется только через две недели. Поэтому, Роберт Эдуардович, спасибо тебе за Катю, за этот липовый больничный. Боб, пусть у тебя будет богатый выбор: жена или любовница.

- Ну ты даешь, верный муж! – удивленно восклицает доктор Боб, - Заранее предупреждал бы, а? Значит, Галя, старая трещотка, была права, Катюша на тебя глаз положила?

- Боб, ну давай не будем задавать вопросы, ответы на которые известны, - говоришь ты с усмешкой, кладя ему руку на плечо.

- Это все потому, Гера, что я пузат и бородат, - огорченно вздыхает доктор Боб, - Ах! Еще и волосат! Жалко, что не вонюч! И выгляжу я старше. Катенька не в жисть не догадается, что я на пять лет моложе тебя! Отпугиваю я таких девочек, отпугиваю, Герка. Знала бы она, как опытные женщины оценивают моё волосатое пузо и саксофон, который под пузом! Ладно, что уж там, надо тогда Веру из Разбегаево позвать. Не, ну, все-таки, отдыхать еду, расслабляться. Я просто Ленке уже обрисовал четверг. Значит, что, Гера? С тебя простава!

- Да не вопрос, - соглашаешься ты.

«Девочка плачет, шарик улетел, её утешают. А шарик летит, девушка плачет, жениха всё нет, её утешают, а шарик летит. Женщина плачет, муж ушел к другой…Боби, Боби, женщина плачет, муж ушел у другой, и вот, он вернулся, но он голубой! Боби, ты прелесть!»

Ты весь праздник за ней наблюдаешь. Заметил, наверное, что она почти не пьет? Так, потягивает шипучку. Может быть, это каким –то образом связано с матерью, Катенька говорила, что мать любит выпить. А ведь доктор Боб тоже иногда задерживает взгляд на лице Катеньки. И взгляд этот словно говорит: «Гори все синим пламенем, есть только я и ты». Крепкая девушка Вера из Разбегаево тоже это замечает, доктор Боб носит маску, только когда ассистирует на операции. Тело у Веры не совершенно, полновато, но такая фигура соответствовала стандартам красоты наложниц султана Сулеймана Великого – бедра и ноги полны, а грудная клетка узкая, плечи покаты, голова маленькая. Она в гармонии со своим телом, но, заметив, что любовник облизнулся на худобу дурно одетой девушки, решает, что называется, обмакнуть шпильку в яд. И, когда Катя ненадолго вдруг отлучается, Вера спрашивает так, чтоб слышали все присутствующие:

- Что она такая, молчит всё и молчит. Что за соплевонка?

- Это, Верочка, не соплевонка, это наш младший медработник! - отвечает виновник торжества. - Кстати, мы ведь ещё не пили за Катю!

- А надо? – с мрачной улыбкой спрашивает Вера.

- Ладно, уймись, Веруня, давай лучше еще по одной, - громко шепчет ей доктор Боб, но похоже это только раззадоривает Веру: «Ребята, она что, из многодетной семьи? Одета, ну, вообще, как из провинциального детдома».

Вот теперь, доктор Багаев, твоя очередь вступиться за Катю.

- Вера, с Катей всё в полном порядке, - говоришь ты, огорчая Веру, - Она у нас девушка-эльф, и поверьте, приглашена сюда вовсе не Робертом Эдуардовичем!

- Понятно… - с неподдельным удивлением произносит Вера, – я просто подумала. Может, амур де труа, Боб, ты же не мужчина, ты ядерный взрыв на точке джи, - и начинает смущенно смеяться под ласковое: «Дурындушка» своего любовника.

- Про точку Джи не знаю, знаю про линию Маннергейма, - сознаешься ты.

- Ого! Это где, а? – кокетливо поведя плечами, спрашивает Вера.

Однако Кати всё нет и нет. Но это почему-то замечаешь только ты, начинаешь покусывать нижнюю губу и оглядываться. Отсутствием Кати не встревожен даже доктор Боб, он уже не в настоящем, а уже в предстоящем. Наконец-то, Катя возвращается. Теперь она в одной футболке и джинсах, держит в руке свою фланелевую кофту.

- С вами всё хорошо, Катя, а то мы начали волноваться? - спрашиваешь ты. (Мы? Кто мы? Волновался только ты, мой дорогой персонаж).

- Я попробовала застирать пятно, - оправдывается Катенька за свое долгое отсутствие.

- Вам так не холодно? – спрашиваешь ты, - Не лето, все-таки. Наденьте, Катя! - с этими словами ты снимаешь свой длинный свитер. (Он на Кате как длинное вязанное платье)

- Ну, - проанализировав ситуацию, говорит хозяин дачи, он же виновник торжества, - надо полагать, пора нам всем в тепло. Ребята, сауна, дом, всё в вашем распоряжении. На втором этаже две комнаты. Вот, Боб знает. Боб, проводишь ребят?

Заметив, что девушка хозяина уносит в мойку тарелки, Катя спрашивает: «Может, вам помочь?» Та вежливо отмахивается: «Да вы что, Катя, отдыхайте!» Ты отводишь Катю в сторону, и от нервозности покусывая губы, говоришь:

- Катя, я к сожалению, не умею красиво приглашать… приятно провести время, как у Роберта Эдуардовича у меня не получается, но, если вы заметили, что я приехал один, а Роберт с дамой, наверное, вы всё поняли. Катя, я вас прекрасно пойму, если вы меня пошлёте, даже если матом, и постараюсь не обидеться. Но если вас всё устраивает, не надо ничего говорить. Просто улыбнитесь. Тихо, без слов, как вы это умеете.

Она улыбается. Тихо, без слов. А розовая фланелевая кофта отправлена тобой в печь.

На спинке кровати два полотенца, у Миши-анестезиолога на даче всё как в кемпинг-мотеле. Ты молча протягиваешь Кате одно из полотенец, слов тебе не подобрать. Из сауны и душевой она возвращается, накрутив его на свои длинные волосы, в руке заколки-невидимки белого цвета, видимо, такие изготавливают специально для блондинок. Рукава свитера завязаны узлом на её высокой шее. Она молча снимает джинсы, свитер твой, футболку, и аккуратно складывает вещи на полке. Где страсть, где напалм, где буря? Как будто она пришла в кабинет ЭКГ. Ты спрашиваешь, свободен ли душ, Катя пожимает плечами и говорит: «Наверное, свободен». Вернувшись из душевой, ты застаешь Катю раздетой и сидящей на краешке кровати. А из соседней комнаты доносятся визг, стоны, смех, звуки двигаемой мебели. Там фейерверк, там термальные источники Кисловодска, там плавятся стекла, а здесь вагонка и паркет скоро превратятся в холодный белый кафель и в снежные кирпичики особняка на Шпицбергене или на мысе Беллинсгаузена, потому что растаявшая Снегурочка снова в процессе кристаллизации, то есть перехода из жидкого состояния в твердое. Катя освобождает волосы от мокрого полотенца, вернув его на прежнее место –на спинку кровати. Ты и не сразу понимаешь, что она раздета донага. У нее бледно-розовая кожа, наверное, такого же цвета трусики. Потом, заметив, что на краешке кровати лежит темный кружевной предмет, ты наконец-то осознаешь, что она совсем разделась, а отсутствие треугольничка ниже живота говорит о качественной эпиляции. Вот тебе и малоимущая, на эту недешевую процедуру деньги у нее нашлись, а на мало-мальски приличную блузку нет! Что ты делаешь, мой дорогой персонаж? Проверяешь качество эпиляции? Как будто и не эпиляция, а такая врожденная аномалия. Кожный покров эльфа не наждачная бумага, а натуральный шелк мальбери. «Катя, вы девушка красивая, и, наверное, у вас нет ничего такого, что нужно прятать, можно мне смотреть на вас? Смотреть на всё?» - спрашиваешь ты. Под этим «всё» ты подразумеваешь то, что от тебя в сумраке ночи прятала и продолжает прятать жена. Раньше, обладая безупречной грудью, Аля, разрешала тебе задерживать на ней взгляд, гладить ее, целовать, сжимать соски указательным и большим пальцем. Показывать то, что является первичным половым признаком, она панически стеснялась. Она могла стоять перед тобой абсолютно голой, но когда ты переводил взгляд на ее бедра, она тут же вырубала свет и с интонацией обиженного ребенка произносила: «Ну ты что смотришь, анатомию не изучал что ли?» Теперь Аля стесняется показывать тебе свою грудь рожавшей женщины. Катя кивает головой в знак согласия. Грудь у Кати небольшая, легко помещается в ладони, расстояние между чашечками просто идеальное. Назвать ее фигуру совершенством мешает излишняя худоба ног, между которыми образуется эллипсовидный просвет. И ты смотришь так, словно впервые видишь и осознаешь внешние половые различия. Она невозмутима! А вдруг это не эпиляция, а такой ее создала природа? Догадывался, что в этом снежном эльфе есть что-то допубертатное. Ты сам раздеваешься до нага, и теперь Катя смотрит на тебя так, будто видела голых мужчин, только изваянных в бронзе на Аничковом мосту, и высеченных из мрамора в Эрмитаже. Взгляд у Кати телепатический, от него наступает эрекция. И долго вы так будете стоять и смотреть друг на друга? В соседней комнате уже всю мебель перевернули, там извергаются вулканы, а здесь сплошной телекинез. Неожиданно вспоминается первая брачная ночь с Алей, наверное, вы должны были так долго стоять, раздевшись до нага и смотреть друг на друга, но этого не было. Было кружение в воздухе, полумрак, в котором ты различал очертание тела. «Ну, всё, пора», - думаешь ты и осторожно сажаешь Катю себе на колени. Еще не высохшие волосы Кати касаются твоей груди. Ты вытягиваешься вдоль кровати, не отводя руки от внутренней стороны ее бедер, и синхронно вытягивается она. И от твоих прикосновений девушка становится влажной, как ее волосы, теплой, и даже краснеет, как моллюск, брошенный в кипяток. Это уже не таянье и не плавление, а испарение, переходящее в ионизацию, то есть в состояние плазмы, того агрегатного состояния, которое замечательно пропускает ток. Она запрокидывает голову и испускает протяжный стон, такой, что ты не сразу понимаешь, что это боль или блаженство. Она краснеет вся, словно искры во всех её клетках, и кусает свои пальцы. Ты переворачиваешь её на спину и задаешь дурацкий вопрос: «Вам приятно?» Она кивает. «Катя, вы не против, если я сделаю это так?» - спрашиваешь ты, и жар ее ног обволакивает твои бедра. «Не против», - тихо отвечает она. И только ты сам разгорячился и стал покрываться каплями пота, как на тебе! Вот это поворот! – она девственница! Ее румяное лицо начинает стремительно белеть, искажаясь гримасой боли, на лбу проступает холодный пот.

- Ты - девочка?! - едва ли не с ужасом в голосе спрашиваешь ты, выскальзывая из неё, и твои глаза уходят с её лица на внутреннюю сторону её бедер.

- Герман Алексеевич, - виновато произносит раненый эльф, - я испачкала белье… Простите меня, пожалуйста.

- Господи, глупая, что ты говоришь, - причитаешь ты, - Ты зачем это? Почему со мной?

- Не знаю, Герман Алексеевич, но сколько же можно ждать, мне уже двадцать два, - оправдывается эльф, - Мне как-то не хотелось, а тут вы, и мне захотелось, продолжайте, пожалуйста, мне уже совсем не больно.

Ты чувствуешь её прикосновение к твоему лонному сочленению, она своей рукой заталкивает часть твоей плоти в свою. Что делать-то? Наверное, стоит вспомнить, как это было первый раз, много лет назад, когда ты и твоя жена Аля были молодожёнами, как ты уговорил приятеля предоставить вам комнату на ночь, и как ругалась мама Алечки, вспоминая свою молодость в одной комнате с родителями. «У вас же здесь отдельная комната!» - недоумевали твои родители. В проекте 1967 года очень нежные стены. Ты хотел полной изоляции от старших, еще шампанского, купания в ванной, и Аля также намочила волосы, закрутила их чалмой… И также белела от боли, и больно ущипнула тебя за лопатку, а потом извинилась и подбодрила: «Всё хорошо, всё хорошо, пожалуйста, продолжай!». Катя сгибает ноги, и её розовые, как у младенца, пятки упираются в твои плечи. Всё, как тогда, кроме одного, тебя тогда не посетила мысль прервать акт на животе у Али, и вы, как в поучительно-сентиментальном романе, зачали ребенка в первую ночь. Но беременность Катеньки не вписывается в твой проект. Впрочем, как и серьезные отношения. Вот поэтому ты смущенно улыбаешься, старательно вытираясь простыней. На лицо Кати возвращается прежний румянец. Ты замечаешь, что очень вспотел, наверное, больше от волнения, нежели от физической нагрузки. Хорошо, что ты догадался воспользоваться парфюмом со стойким запахом шалфея и лаванды, ошарашить девушку запахом пота – это не в твоих планах.

- Завтра застираю, - говоришь ты, и, заметив много красных пятен, сдавленным голосом спрашиваешь: - Тебе же было очень больно. Как ты сейчас?

- Да мне уже давно не больно, в порядке я. Мне хорошо, Герман Алексеевич, - успокаивает тебя Катенька, гладя подушечками пальцев твое лицо, словно что-то на нем рисуя, - Только вы меня не поцеловали.

Ты холодно прикасаешься к ее губам и говоришь: «Спокойной ночи». А за дверью голос Боба: «Гера, у вас всё нормально?» «Боб, иди ты в жопу!» - отвечаешь ты. Повернувшись к Кате, снова одариваешь ее бесстрастным поцелуем. Вы спите, едва соприкасаясь спинами. Если б не полстакана бренди, вряд ли бы ты уснул. Она на простыне как раненая русалка на белом песке. Она доверилась тебе, она сделала тебя первым. Испытала такую боль и сладко уснула, словно уже всё обдумала. Всё решила за вас двоих. Вначале чувствуешь, как ублажается твоё мужское самолюбие. А потом чувствуешь неотвратимость. Что теперь будет? Ждала такого как ты? Зачем? Она не сможет увести тебя у Али. Ей не нужны ни деньги, ни карьера, ни прописка, тем более, что прописка у неё есть. Стало быть, ей нужен ты. Вот это и ужасает.

Утром ты замечаешь её в позе купальщицы, загорающей на диком пляже. Пытаешься вытащить из-под нее простынь, и Катя просыпается. Удивительно, ещё вчера была гибридом эльфа и ангела, олицетворением невинности, Снегурочкой, а сегодня порочная купальщица, русалка, с пробитой раковиной между наколдованных из хвостовых клеток ножек, юная Мессалина. Она спит так, будто она в своем доме, будто в этом доме только ты и она. Безмятежно спит, лениво просыпается. «Ой, доброе утро!» - бормочет русалка.

- Доброе, - отвечаешь ты. - Я вниз. Тебе бы душ принять, ты вся испачкана, Катя.

И снова на её лице ни капли смущения. Хмыкнув, она с недоумением смотрит на своё тело, потом берёт полотенце, небрежно закидывает его на плечо.

- Катя, мы здесь не одни, ты что, так и пойдёшь? - испуганно спрашиваешь ты.

- Нет, вот так, - отвечает Катя, обмотав торс полотенцем.

Боб и его партнёрша уже уехали. В сауне прохладно, и в душе вода холодная. Хорошо, что хозяин с невестой в доме, возможно, ещё спят или готовят завтрак. Во всяком случаи ты не видел их, когда спускался по лестнице. Ну, что ты бегаешь с этой простыней в поисках холодной воды? И вид у тебя такой встревоженный, словно произошла не дефлорация, а самое настоящее убийство.

- Там, за баней, пруд, я вчера в нем блузку застирывала, кровь нельзя стирать в кипятке, - говорит Катя, - Кстати, ты не знаешь, что с ней случилось? Ты не видел мою розовую блузу?

- Катя, - успокаиваешь ее ты, - мы поедем пораньше, зайдем в магазин и купим тебе новую блузку. Ты красивая девушка, и пусть у тебя будет красивая вещь. И знаете ещё что, Катя… Вы ради бога извините, но давайте снова на «вы», а то привыкнете. Не обиделись?

Нет на её лице никакой обиды, а ты уже начинаешь жалеть, что не уступил Катю доктору Бобу. В ней слишком много спокойствия и невозмутимости, для девушки, которая нынешней ночью лишена невинности старшим (во всех смыслах этого слова) коллегой по работе, это по меньшей мере странно. Тебе кажется, что ты уже начинаешь ненавидеть это маленькое существо с белоснежными локонами. Она ведь могла и предупредить, что девственница, ты бы близко к ней не подошёл. Но всё позади, ничего не исправишь, одно успокаивает – вы предохранялись. Правда, тебе известна история, которая произошла со школьным товарищем, пусть не женатым, но никак не желающем вступать в брак по причине своей глубокой порядочности и непорядочности партнерши. Через месяц после бурной ночи она заявила, что беременна, товарищ твой выгнал её, напомнив, что у них был прерванный акт. Через год она снова появилась в его жизни, показала фотографию младенца, что разозлило мужчину ещё больше, и он пригрозил, что подаст на нее в суд за шантаж и клевету, молодая мать стала упрекать его в невежестве, не знании УК РФ, а потом заявила, что ДНК анализ подтвердит её правоту. Он, уверенно согласившись, даже оплатил этот анализ. К великому изумлению и ужасу, результаты анализа доказали правоту его случайной партнерши. А потом он на ней женился, и даже влюбился в неё, но через два года она сама от него сбежала, видимо, нашла жертву посолиднее. Ты грустно смеялся, когда твой товарищ сказал: «Знаешь, что эта стерва сказала, когда мы разводились? Что она размазала мою сперму рукой, а потом, когда я отвернулся, засунула палец себе в дырку. Нет, прикинь? А я успел полюбить эту суку!» Ты только представь, что, Катя могла поступить точно также! Через месяц-два она заявит, что беременная, потом появится в твоей квартире с округлым животом, требуя ответственности, как героиня Глэн Клоуз в фильме «Роковое влечение», разве что кролика заживо не сварит. У героини Глэн Клоуз Алекс тоже было безбровое лицо и белокурые кудряшки, тонкие изящные ноги, кажущиеся невероятно длинными даже несмотря на невысокий рост Алекс-Глэн, ноги, которые как шупальца осьминога захватили жертву, чтобы никогда уже не отпускать, а только терзать до самой смерти. Ты не замечаешь, как раздражаешься из-за простыни, ты готов сжечь эту простынь, как сжёг катину кофту, но спасибо Мише, его невесте и их гитаре.

Этот день полон свежести, трезвости и песен Вероники Долиной про гололёд, табак и летающий дом. Тебя с Катей потчуют жареными хрустящими карасями, картошкой, запеченной прямо в костре, и чаем с чабрецом. Все это опьяняет сильнее шипучки с бренди и заставляет воскликнуть: «Боже мой, Миша, как в юности. Спасибо тебе, дорогой! Но, как говорит Боб Эдуардыч, пора и честь знать. В общем, поедем мы, Мишка».

В дороге Катенька неожиданно вспоминает про эти чертовы простыни:

- Так вы ее застирали, Герман Алексеевич?

Утреннее тревожное настроение возвращается, и, если ты сейчас не поставишь жирную точку, кто-то потом поставит несколько восклицательных и вопросительных знаков.

- О, боже, Катя, - вспоминаешь ты, - я уж и забыть успел. Да, да, повесил сушиться, я думаю, Миша все поймет. Но я хочу, чтобы и вы, Катя, тоже кое-что поняли. Катя, кончился прекрасный сон. И началась жизнь. В городе заедем в хороший магазин, купим вам блузку, как я обещал. А с завтрашнего дня мы с вами просто врач и санитарка. Я хочу, чтоб вы меня правильно поняли, все было замечательно. Но я не хочу ломать вам жизнь. Простите мне, Катя, мою самонадеянность, но я боюсь, что вы в меня влюбитесь, и вам будет очень больно, а мне очень стыдно.

Катя не меняется в лице и холодно произносит:

- Думаете, вены себе вскрою? Или начну вас преследовать? Я что, психопатка? Почему мы не можем просто иногда делать друг другу приятное?

- Катя, - с притворной мольбой произносишь ты, - я уже говорил вам, что не умею красиво укладывать в постель. Я, Катя, вообще человек откровенный. У вас вчера был первый в жизни секс, а я вчера первый раз изменил своей жене. Но, опять-таки, я боюсь, что вы неверно истолкуете смысл этих слов. Я, Катенька, очень люблю свою жену. С вами это чистая физика. Даже без химии. Да, мы, мужчины все физики, а вы, женщины, в большей степени химики. Конечно, если вас устраивает секс в чистом виде, физика без химии, я готов иногда доставлять нам обеим удовольствие. Вас это устраивает?

- Да, - отвечает Катя, и через минуту она уже стоит со спущенными джинсами, упершись руками в капот.

Не хотел ты, мой дорогой персонаж, ставить точку, поставил многоточие, даже не поставил, а небрежно рассыпал. Ее маленькие и крепкие ягодицы способны поместиться в твоих ладонях. Разве у женщины должна быть такая попа? Вдоль дороги много кустарников и деревьев, эх, сломать бы ветку и хлестнуть по этим ягодицам! В тебе удивительным образом смешались похоть и злость на девушку. Если она тебя не обманула, и ее действительно устраивает «физика без химии», тогда злость должна отступить. В этот раз биоматериал, который уже давно не хочет становиться основой для создания полноценной семьи, оказывается у тебя на ладони, и ты вытираешь его влажной салфеткой. «Нам надо еще в магазин успеть, садись скорей в машину!» - говоришь ты Кате. Ты снова стал ей тыкать…

Вы ходите по магазину, как будто находитесь в музее. «Катя, выбери уж что-нибудь! - торопишь ее ты. – Давай-ка, еще костюм купим и туфли». Она выбирает блузку персикового цвета, трикотажную темно-зеленую двойку латвийского производства и туфли под цвет блузки на невысоких каблуках. Тебе остается только сказать: «Отличный выбор, Катя!» и оплатить покупки. Наверное, мой дорогой персонаж, девушку надо как-то задабривать, чтоб она не лезла в твою семью. О своей семье она говорит вскользь:

- Папа был толстым, а мама его любила, бывает же такое.

- А почему был - он умер? – спрашиваешь ты.

- Нет, похудел, - отвечает Катя.

- А ты говорила, что у тебя только мама, - вспоминаешь Ты.

- Ну, и как я без отца могла появиться на свет? Да, она рассказывала мне о нем, - оправдывается Катя.

Ты выдвинул свои условия, Катя сказала: «Да». Тебе кажется, что ты теперь всё чаще слышишь это её твердое «Да». Хотя всё происходит с молчаливого кивка катиной головы. Вместо съемных квартир и чужих дач – бельевая или кладовка. У Кати привычка носить легкий шарфик, ты просишь её принести его к месту преступления, происшествия, прелюбодеяния (ненужное зачеркнуть), спрятав в кармане комбинезона. Потом предлагаешь слегка придушить тебя во время акта.

- Что вы, Герман Алексеевич, а если вы задохнётесь?- опасается Катя.

- Я знак подам, - объясняешь ты, - вот так, ладонь вперёд. Я подаю знак – ты прекращаешь душить. Ты думаешь, я конченный извращенец, садо-мазохист? Нет. Я слышал, это усиливает приятные ощущения во время нарастания оргазма. Надо проверить. Мне вообще важно понимать, что происходит в этот момент в коре головного мозга.

Когда Катя понимает, что ты ловишь какой-то невообразимый кайф, она просит сделать с ней тоже самое, но ты огорчаешь ее ответом:

- Это уже в следующий раз. Имей терпение, Катя. Но если ты хочешь знать мои ощущения - оргазм не усиливается, а, вот, опьянение ощущается. Мозг недополучает кислород, и защищаясь, делает выброс эндорфина и дофамина. Иначе говоря, кайф есть, но это кайф упоротого лиса, а не кота, который кончил и размяк. Не поняла? Голове кайфово, а пипиське никак!

Когда же на месте упоротого лиса оказывается Катя с шарфиком на шее, всё, мой дорогой персонаж, с точностью до наоборот. Пиписька твоя как на параде, а в голове штиль. «Что я, маньяк что ли?» – с ужасом про себя думаешь ты.

- Герман Алексеевич, - смущенно улыбаясь, спрашивает Катенька, - вы так говорите, будто мы с вами с детского сада, почему «пиписька», а не пенис и не член? Или, вот, есть еще красивое слово «Фаллос». А то «пиписька», как будто я даунша какая-то.

- Пенис – это латынь, фаллос – греческий. Будешь изучать латынь?

- Зачем, а?

- «Зачем, а»! - передразниваешь ты Катю. – Катя, надо развиваться. Ты вроде не глупая девушка. У тебя какое образование?

- Одиннадцать классов, Герман Алексеевич, - отвечает Катя.

- Точно одиннадцать, не девять?

- Точно одиннадцать.

- Катя, а какой у меня член? – неожиданно спрашиваешь ты.

- Как понять какой? – смеётся Катя.

- Опиши мне его, Катя, мне будет приятно это слышать, - просишь ты.

- Ну, он у вас, как пальцы на руках. Они у вас длинные и тонкие. А когда он стоИт, похож на водонапорную башню, - отвечает Катя.

- Как это мило! - и ты благодаришь Катю за такое сравнение.

Но ей не нужно твое «спасибо», ей нужно другое:

- А на что похожа моя грудь? - спрашивает она.

- На бабушкины сырники с вареньем, - отвечаешь ты, вспоминая очень светлые сырники, которые бабушка умудрялась делать на пару, украшая затем каждый из них клубникой сорта «Шпанка», из которой варила изумительное варенье. И было оно не красновато-коричневым, а темно-розовым, сами ягоды в свежем виде имели бледно-розовый цвет, что отличало клубнику от ягод, которые все называют клубникой, и только опытные садоводы – садовой земляникой.

Происходит событие, которого с нетерпением ждет весь коллектив отделения – уходит в долгожданный для всех вас отпуск сестра-хозяйка Галина Петровна.

- Уснула и развалилась в ординаторской, а тут проверка! – радостно сообщает тебе медсестра Ира, - Шпигель ее просто пинками отправил в этот отпуск. Надеюсь, из отпуска она сюда не вернется.

- Ириш, а с другой стороны – старые кадры, - пожимая плечами говоришь ты.

- И Полякову выписали, - добавляет анестезиолог Миша, - главное, как вы понимаете, не в ней самой, а в её сиделке. Хотя, я слышал, она грозилась сюда вернуться, но уже с другой пациенткой. Или с пациентом.

- Да, ладно, Миша, - снижая тембр голоса произносит медсестра Ира, - она что, сиделка-многостаночница?

«Многокроватница, - поправляешь ты под дружный смех, - нет, не так… Многосудница». «Что-что?» – переспрашивает медсестра Ира. «Судится с многими», - объясняет вместо тебя анестезиолог Миша.

И снова физика без химии. На кушетке, на мешках с бельем, предназначенном для стирки, в ночное дежурство в кабине грузового лифта.

- Хорошо подправили твой график, Катя, наши дежурства совпадают, - замечаешь ты.

- А чем вы еще занимаетесь, кроме секса со мной и своей работы? Просто интересно, - спрашивает Катя. (Ничего себе, расставила приоритеты! Сначала секс с ней, а потом работа).

- Лекции читаю, - отвечаешь ты, протягивая Кате влажную салфетку, - между ними, правда, большие паузы, но, что поделаешь, вот такой график.

Однако на этом интерес Кати не исчерпывается:

- А для кого, для студентов? - спрашивает она.

- Не обязательно. Это свободные лекции, - отвечаешь ты, машинально заправляя блузон в брюки.

- Можно как-нибудь прийти послушать? – осторожно спрашивает Катя.

- Катя, - раздраженно отвечаешь ты, - вот это уже лишнее. Это тебе не семинар «Как выйти замуж за миллионера», это лекции по нейрофизиологии. Даже моя жена их не посещает, а у неё, между прочим, опыт работы операционной медсестрой. Ты лучше пойди на какие-нибудь курсы, получи нормальную профессию. Если они не бесплатные, я оплачу.

- Меня так возбуждает ваша спецодежда, - говорит Катя, поглаживая ладонью хлОпок твоего блузона.

Ты обычно носишь комплект из блузона с рукавами до локтей и брюки из хлопка с полиэфиром бирюзового цвета. Интересно, что ее возбуждает больше – цвет или фасон? Никак не отреагировала на предложение пойти на курсы. Или признание, что возбуждает костюм врача, это и есть ответ? Она не хочет получать профессию, потому что ее устраивает работа санитаркой. А работа санитаркой её устраивает, потому что здесь ты, и её возбуждает твоя спецодежда. Это начинает пугать. Что с ней потом станешь делать, если не на шутку влюбится?

4. Элла. Два года и месяц назад.

Разве все не знают, кто ты, что ты? Болячка ты, опухоль, не знаю, правда, какая злокачественная или доброкачественная. Опухоль, писяк, ячмень в теле моллюска. Но ты очень стойкий писяк – плюнь в тебя, и ты не исчезнешь. Наоборот, будешь расти дальше.

А попробуй, отлучи тебя от тепла человеческого тела – и ты погибнешь, потускнеешь, кем ты станешь, когда тебя все отвергнут? Ты словно говоришь: «Ищи меня – и найдешь. Надо быть сумасшедшим, чтоб искать тебя с открытым лицом. Сравнивай себя с алмазом- бриллиантом, описывая его достоинства, и переживи это спокойно.

Дорогая Элла! Алмаз не может родиться в холоде, он от холода умирает. Стало быть, похожи вы с бриллиантом! Возражай, сколько угодно возражай, что это не так. Ты алмаз, и ты – жемчуг!

Алмаз – дитя страсти, дитя трагедии, дитя противоречий. Чуть сильнее страсть – и он уже стержень для карандаша. Чуть холоднее тело твоего мужчины – и ты обречена на жалкое, тусклое существование. Алмаз – углеродный Нарцисс. Он любит точность, симметрию, ненавидит дрожание рук, а ты любишь тепло и влагу. Пусть того, кто владеет тобой, ты будешь оберегать от болезней, бессилья и потерь. Отдайся другому – не уверена, что ты сможешь стать для него сокровищем. Положить бы тебя ему на сердце, и не будет биться оно неровно, а из глаз твоих уйдёт печаль. Не отдавайся больше никогда и никому, не возвращайся обратно в море, откуда же ты помнишь, кто твой моллюск?

Элла, что происходит, почему ты готова отдаться другому? Только потому, что он у твоих ног со своими миллионами и просьбой: «Элла, пожалуйста, уберите карандаш от глаз. Не протыкайте глаз, он у вас такой красивый»?

Дура, что происходит, тебе нужен доктор Багаев, ищи его тело, теплое, живое, прекрасное, как по Чехову (см выше).

Сука, что происходит, ты хочешь погубить этого парня, миллионера Артура Крайновича, который сделал тебе предложение? Зачем тебе парень по имени Погибель? Он же живое воплощение всего нормального, праведного, перпендикулярного.

Ты понимаешь, моя золотая Эллочка, мой дорогой персонаж, без которого вся эта история не имела бы смысла, что все эти лекции, перекуры в перерывах, скрип маркера, который как конёк на льду, рисует на флипчарте какие-то схемы, всего этого скоро не будет. И не в капризах доктора Багаева тут дело. Ему сократили количество открытых лекций! Кто это сделал? Сволочи, мрази, люди, которых планета должна стряхнуть в небытие. «Нет квот, господа», - оправдывается Багаев перед слушателями, которых прибавилось, и скорей всего не из-за повышенного интереса к нейрофизиологии, а из-за того, что лекции бесплатны. Есть такой тип людей, им всё равно, что дают, что читают, что дарят, главное – задаром.

- Платные что ли будут? – спрашивает кто-то с места.

- Да если бы, - отвечает доктор Багаев, - Если б я был преподавателем института, меня приглашали на преподавательскую работу и в прошлом году, и в этом. Да, объяснили, что такое количество лекций людям ни к чему. Да я не против монетизации. Но здесь этого точно не будет, может быть, договорюсь с лекторием, но буду брать плату, чтоб только аренду отбить. Так что сегодня наша последняя встреча в стенах моей альма-матер.

«Господи, всего две лекции осталось, и не разрешают?» - раздается знакомый тебе голос. Да, всё верно, это она, ненавистница белого цвета. В перерыве она решительно подходит к тебе и едва ли не срывается на крик:

- Элла, зачем вам все эти лекции! Сюда приходят люди с медицинским образованием, пусть не все с высшим, кто-то и со средним, но с медицинским! Я так понимаю, вы девушка образованная, но у вас совсем другое образование! Да, люди все разные, люди стареют и завидуют молодости. Но это были люди одного круга. А вы с этой клоунессой и хамкой, у которой сарай на голове, взяли и всё обосрали! Это же из-за вас доктору не дали и больше не дадут читать. Тем более, он не преподаватель института. Он работает штатным хирургом в Клинической областной. Эллочка, я в этом институте шесть лет училась, я кардиолог, я знаю здесь каждый кирпичик, но что здесь делают, такие как вы? Ну, что вы так смотрите, старички нажаловались, что на лекциях цирк с конями, вот и всё!

- Да причём здесь я? – с состраданием произносишь ты. – Ну, правда, что вы так разволновались?

- Скажите, Элла, вы нимфоманка? –не унимается та, которая говорила тебе о своих обильных менструациях и деспотичной матери. - Что вы все крутитесь около доктора, пользуетесь тем, что он интеллигент в седьмом колене, и не может вас послать! А я собираюсь организовать выступления Багаева в нашем медцентре. Но, вот, незадача, у нас частная клиника, а это значит - частная территория. Эллочка! Вас оттуда вперед ногами вынесут, если вы там появитесь. Ясно вам, людоедка? Людей она жрать любит!

Нет, Элла, тебе определенно не хочется сегодня проявлять чувство такта к оппонентам:

- Я не знаю, как вас зовут, но отлично вас помню, - говоришь ты, - До сих пор не можете простить мне то, что я не пожелала дослушать вашу исповедь о ваших обильных менструациях и не проявила дальнейшего интереса к беседе о белом цвете? Видите ли, я сама выбираю интересные для меня темы и интересных мне людей.

- Людей? –переспрашивает ненавистница белого. – Да вы их любите, людей-то?

- Я не патологоанатом, чтоб их любить, - отвечаешь ты, - да, представьте себе, я знаю, что такое коммерческая медицина, мой отец владеет частной психиатрической клиникой. Кстати, разговаривая с вами, я тогда случайно нажала на диктофон. Вы уж простите мне эту шалость! По-научному боязнь белого называется лейкофобией, не так ли? Кардиолог с лейкофобией это весьма забавно. По сути это профнепригодность. Вот о чем вам бы следовало подумать, а не заниматься организацией лекций Багаева.

- Дрянь же вы, Элла, - бормочет ненавистница белого цвета, - вы пустота! Вот вы кто, с вашим хорошо подвешенным языком!

- Сорри, я вас вроде не перебивала, дала вам высказаться. – произносишь ты сквозь зубы, - Да, сегодня мы с доктором Багаевым идем пить «Шираз», австралийское вино, простите, но вы лишняя в нашей компании. К тому же у вас месячные.

- Обратитесь к папе за помощью, пока не поздно! - приложив руку к шее, произносит ненавистница белого и уходит.

Она не возвращается в конференц-зал. Ну, решайся, моя дорогая героиня! Придумай что-нибудь! Доктор направляется к своему «Хендаю». Ты следуешь за ним. «А доктор разрешит угостить его австралийским вином с тостами?» - спрашиваешь ты, когда он оборачивается. (Смелое решение, ты уже проанализировала его профиль, чтоб предложить ужин в ресторане за твой счёт?)

Но, похоже, доктор Багаев разрешает угостить его австралийским вином:

- Такого вина, Элла, я еще не пробовал. Интересно! Только тосты я произносить не умею.

Браво, Элла, ты уже близка к выполнению поставленной задачи!

- Их принято называть канапе, это маленькие восхитительные бутерброды с тунцом, пармой или морепродуктами, но в ресторанчике «Ромб Юры Шмидта» их почему-то называют тостами, - говоришь ты, замечая, как он разоружается и сдается.

- Это, конечно, не по моим правилам, кутить за счет дамы, но вы так вкусно и красиво уговариваете, что придется согласиться пойти с вами к Юре Шмидту, - говорит доктор Багаев. –Ну, а как с машиной быть?

- Воспользуемся услугой «водитель по вызову», - отвечаешь ты.

«Ромб Юры Шмидта» своим названием обязан ромбической форме столов и посуды. Похоже, здесь только супы подают в тарелках с круглым основанием. Меню и винная карта отпечатаны на квадратных листах бумаги, и это концептуально, ведь квадрат – это тоже ромб.

- Выбирайте ромбик с канапе, в смысле с тостами, доктор Багаев, - предлагаешь ты. (в другом заведении это называлось бы бутербродной тарелкой). - Что до меня, то я не голодна.

- Так и я не голоден. А, может, один ромб на двоих? – говорит доктор Багаев, подло предавая свой желудок, ведь на самом деле он уже проголодался, и съел бы и первое, и второе, и канапе, но ему станет крайне неловко, поэтому он ограничивается одним ромбом с канапе.

Слава тебе, придумавшему такие бутербродики! Размеры у них, действительно, небольшие, если сопоставлять с ломтем хлеба-кирпичика, то это приблизительно одна четверть от ломтя, она слегка обжарена на оливковом или горчичном масле, или на сухой сковороде, как и полагается настоящим тостам. На ромбической плоской тарелке лежат разные тосты – из пшеничного белого, темного ржаного и ярко-коричневого, очевидно, тыквенно-ржаного хлеба. На ярком хлебе как на матрасе в любовном экстазе слились обезглавленная, освобожденная от панцыря тигровая креветка и кусочек ананаса. На белом ломтике – золотисто-оранжевая горочка сиговой икры, на темном хлебе – аппетитный кругляшок –морской гребешок. Вместо масла в отдельной пиале крем из авокадо. Кто-нибудь, когда-нибудь ел настоящую сиговую икру с кремом из авокадо? А она оказывается вкуснее лососевой! Доктор Багаев не в состоянии скрыть своего восторга от вина и закуски, съев один бутербродик, он подносит руку к следующему.

- Элла, вы страшно славная девушка, но я о вас ровным счетом ничего не знаю. Расскажите о себе, - просит он.

- Пожалуйста, - соглашаешься ты, - Я окончила филфак универа, очень много внимания уделяла изучению истории литературы. Вы знаете, доктор Багаев, когда вы однажды сказали, что пальцы хирурга должны быть как пальцы музыканта, я вспомнила чьи это слова. Это Платон Кречет из одноименной пьесы Корнейчука. Раньше это называлось «соцреализмом», теперь многие критики стали переосмысливать это явление. Да, это даже не стиль, а явление. Реализма там столько, сколько дозволено автору. Так, вот, мне однажды попалась пьеса «Платон Кречет», удалось посмотреть фильм, разумеется советский. Пьеса удивительным образом абстрагировалась от реальности. Время действия – тридцатые годы прошлого столетия. Время страшно противоречивое, где-то репрессия, лагеря, голод, а в пьесе все так, будто нет ни времени, ни истории… Интеллигенция, врачи, девушка-архитектор, такая милая и капризная, Платон, которого, наверное, все должны любить. Пьеса мне как-то просто зашла. Зашла и всё тут. И ничего не поделаешь! - говоришь ты и становишься похожей на ту девушку-архитектора, проект которой раскритиковал Кречет.

- Корнейчук? Не знаком. Элла, чем больше я вас узнаю, тем больше теряюсь, - признается доктор Багаев, - Стыдно, но я не очень хорошо разбираюсь во всём гуманитарном, я бы сказал, мои знания очень поверхностны. Надо же, вы литературовед, будущий властитель дум, а так живо интересуетесь нейрофизиологией!

- Мой мозг как желудок обжоры Гаргантюа, он почти постоянно хочет есть, – отвечаешь ты.

- А я, знаете, о чем думаю в последнее время? Поразительно, но совершенно разным людям приходят одни и те же мысли. Где Кречет, и где я. Я и пьесы не читал, и фильма не смотрел. Но мысль о пальцах музыканта, все-таки, изрек! - произносит доктор Багаев, соприкоснувшись своим бокалом с твоим.

- Вы еще похожи на Харви Кушинга, – замечаешь ты, - не случайное сходство.

- Спасибо! - отвечает доктор Багаев и добавляет, - Такие, как он, опережают время, Элла. Я о нем ни разу не упомянул на лекциях, если не секрет, откуда вы о нём узнали? Боже, боже, Элла, мне очень стыдно, но мне кажется, я съел почти все тосты!

- Кушайте, я ведь не голодна. Если желаете, закажите ещё ромб с тостами. Отвечаю на ваш вопрос. Я читала книгу Сэма Кина «Дуэль нейрохирургов», - говоришь ты, не отрывая взгляд от бокала.

- Вы словно целуете бокал, - замечает доктор Багаев.

Тебе не помешает откровенность:

- Я всегда пью медленно, - говоришь ты, - Могу просидеть с бокалом час или два.

- А я не намерен вас торопить, - интонация его голоса заменяет тебе прикосновение к коленке.

Ты вздрагиваешь. Тебе следует носить гигиенические прокладки. Ты такая впечатлительная. Но обрати внимание и на то, ЧТО он говорит. Он улыбается только нижней губой и прищуривает один глаз. Это его мимика. И ты бы узнала доктора Багаева, даже если б он изменил внешность и онемел. Доктор Багаев пытается угадать причину такого медленного смакования вина. Перед тем, как посадить тебя в такси, он спрашивает: «Элла, можно я вам как-нибудь позвоню?» Ты диктуешь ему номер, который он заносит в контакты, и, как сказал бы поэт, исчезаешь в дымке тумана. Что это такое? Ты все еще хочешь стать женой Артура Крайновича?

Багаев. Два года и месяц назад

Романтика белых кафельных стен и грузовых лифтов тебе изрядно надоела, мой дорогой персонаж, доктор Багаев! Отель, где прямо в номер приносят запеченные креветки, тёплый ячменный хлеб и белое вино, это не столь романтичное место в Петербурге, как смотровая площадка Думской башни или «Дом наоборот» на Большой Морской, но этот тот минимум комфорта, который ты можешь себе позволить. Конечно, есть один существенный минус - отсутствие острых ощущений, что вдруг кто-то заметит вас или услышит. Но в этом и плюс, вам не нужно ладонями приглушать стоны, здесь вы можете прокричаться. Было бы совсем как в дамском бульварном романе, если б место вашего пребывания оказалось яхтой какого-нибудь миллиардера, но к счастью это всего лишь отель в центре города. Катя приходит на свидание в платье красного цвета в белый горошек a la сороковые годы двадцатого века, чем приятно удивляет, как и маленькой театральной сумкой времен молодого Окуджавы. Прекрасная сумка с вышивкой, может быть, из бабушкиного сундука, а, вот, платье пахнет новизной. Красивую женщину в длинном платье, открывающем только икры, хочется усадить напротив себя, снять ее туфельки и целовать ее точеные стопы. Но под таким платьем a la сороковые обязательно должны быть чулки, не колготки, а именно чулки определенных оттенков. Матовые, без пошлой лайкры, желательно темно-телесного цвета или белые, фельдеперсовые. Катя была не в силах противостоять диктатуре моды, поэтому под платье эпохи Любови Орловой она надела красные чулки, а еще она вплела в свои белоснежные волосы глянцевые красные ленты. Получилась не дама, подражающая Любови Орловой, а фантазийная кукла. «Эх, - думаешь ты, - у бедной Катеньки еще и врожденная безвкусица».

- Все прекрасно, но есть что-то лишнее, - говоришь ты.

У платья эффектное декольте, и Катя демонстрирует отсутствие бюстгальтера.

- Лишнее - это трусы, - подсказываешь ты. – Или их ты тоже забыла надеть?

Катенька не теряется:

- Я купила пояс и чулки, и мне тупо не хватило денег на трусики.

- Черт возьми, Катя, а у тебя хорошее чувство юмора! – говоришь ты. – Юмор, Катерина, продукт абстрактного мышления. Тебе, все-таки, не мешало бы поучиться. Поступай в медучилище!

- Ну, я подумаю, Герман Алексеевич, - обнадеживает Катя.

Ты видел её или раздетой до нага или в спецодежде, поэтому платье так волнует твое воображение. Однако, как она догадалась надеть чулки и пояс, может быть, кто-то подсказал? Может быть, у нее есть подружка, с которой она делится самым интимным, рассказывая о том, как занимается сексом в больнице с одним из лучших нейрохирургов города? Стоп, почему города? Страны, планеты, Галактики! И завтра, конечно же, расскажет, как доктор снял номер в отеле, а она пришла в винтажном платье и без трусиков, пили дорогое вино, съели тарелку запеченных креветок. Гарсон принес также воду для мытья рук после креветок, предупредив, что это не компот. И Катя скажет подруге, что она не дура, сразу поняла, что это не напиток. В этот день она становится какой-то дерзкой и скабрезной, и, указав на воду для мытья рук после креветок, спрашивает:

- А может, мне не нужно принимать душ?

- Вообще-то не нужно, - отвечаешь ты, - Сегодня, я, наконец, хочу попробовать, какая ты на вкус. Как врач я знаю, что, если девушка здорова, выделения ее бартолиновой железы вовсе не отвратительны.

- Это где? – спрашивает Катя, и на лице её ни капли смущения.

- Это там, - отвечаешь ты, занося руку ей под платье. –Ты готова? Потом поменяемся местами. Ну, ты видишь, я не бомж, человек вроде чистоплотный. А куперова жидкость она как флорентийский яд, не имеет ни вкуса, ни запаха. Если что-то не будет получаться, я помогу.

Конечно, ты никогда не признаешься Кате, что скачивал и смотрел порнофильмы, чтоб расширить границы своей сексуальной фантазии. Пусть думает, что с женой у тебя было всё, что может приносить мучительное наслаждение мужчине и женщине, и не раз. Об этом она обязательно расскажет, думаешь ты уже после секса и ужина. И о том, как спросила тебя, вкусная она или нет, и ты ответил:

- Да. Катя, как бутербродик с кремом авокадо. Хороший секс – это безопасный секс.

Она кладёт голову на твой живот и спрашивает:

- А почему у вас пуп не дырочкой, а пуговкой?

Чёрт, как это мило, глупо, смешно, но удивительно трогательно!

- А почему Земля круглая? А почему небо голубое? – умиляешься ты, осторожно сдвигая ее голову вниз. –Не знаешь, что делать с этой водонапорной башней?

Но к твоему изумлению, она знает, что делать. Отстонавшись, откричавшись, ты спрашиваешь:

- Ну и как? Скажи что-нибудь, сравни с чем-нибудь!

- Как блинчики с творогом, Герман Алексеевич! –отвечает Катя.

Катя просит поцеловать ее как в кино про любовь, долгим, влажным поцелуем, и ты соглашаешься. Она снова спит как тогда, когда это случилось в первый раз. Счастливая и безмятежная. Ты случайно задел локтем ее сумочку, стоящую на тумбочке, сумка упала и из нее выпала визитка. Ты поднял визитку и читаешь: «Габайдулина Феруза Усмановна. Нестандартные услуги хирурга-гинеколога». Ну, конечно, первое что тебе приходит на ум, это операции по смене пола. Нет, что ты, доктор, это не про Катю. Пренебрежение косметикой имеет другие причины. Раньше ты думал, что, Катя не хочет покупать дешевую косметику, а потом она сама призналась, что ее эльфический образ нравится ей самой, и этот образ, видимо, легко испортить, превратив эльфа в яркий, но весьма банальный глянец. И среди топ-моделей все больше эльфов и девушек с красотой что называется «на визуального гурмана». Прерывание беременности? Но это никак не монтируется с «нестандартными услугами», кроме того ты всегда был осторожен, потому что знаешь, что именно за таким полу-ангельским образом и прячется порой амбициозная шантажистка. Интимный пирсинг? Но она бы предварительно обсудила эту процедуру с тобой, намекнув на покупку серьгИ. Пусть Гугл тебе поможет, просто вбей в поисковую строку «нестандартные услуги гинеколога». Долго пришлось листать, чтоб наткнуться на знакомую фамилию «Габайдулина», скорей всего, только она и оказывает нестандартные услуги. Однако в перечне услуг только две операции «Медицинская дефлорация» и «Гименопластика (хирургическое восстановление девственности)» под качественной местной анестезией». Наверное, к доктору Габайдуллиной обращаются охотницы за арабскими принцами и богатыми староверами. В краткой аннотации к процедуре доктор предупреждает: «Считаю своим долгом предупредить, что после хирургического восстановления девственности дальнейшая естественная дефлорация может проходить намного болезненней». Далее читаешь показания к медицинской дефлорации: «Операция подходит тем девушкам, у которых имеется аномалия плевы, повышенная эластичность или избыточная толщина гимена, и тем, кто хочет оставить о первой брачной ночи только приятные воспоминания». То есть лучше сразу покупать две услуги, вдруг еще и скидка! Грустно стало и смешно, уткнулся в угол подушки, чтоб просмеяться так, чтоб не разбудить Катю. Вот теперь лежи и думай, чем обусловлен интерес Кати к нестандартной гинекологической услуге, конкретно к гименопластике. Платье новое, возможно, и сумка не из бабушкиного сундука, а из антикварного магазина. Суммируй всё это, доктор Багаев, только не попадись в логическую ловушку. На какое-то время твое мужское самолюбие сладко убаюкано мыслью о том, что раньше у Катеньки были половые контакты, но, встретив тебя, она решила вновь стать невинной девушкой. Это также может носить манипулятивный характер. Ты вспомнил её запредельную муку в первую вашу ночь. Но, оценив тогдашние финансовые возможности Кати, ты сразу отодвигаешь эти мысли. На эпиляцию денег кое-как накопила, а эта гименопластика в разы дороже. Ты говорил, что алкоголь - это узурпатор власти эндорфина. Впусти узурпатора, облаченного в роскошную мантию дорогого муската, и сон залечит шрамы, нанесенные думами. Но почему она так безмятежно уснула, не сняв платья, и совсем по-детски подложив под голову ладони и подобрав под себя ногу? На какой-то момент ощущаешь себя Греем, нашедшим спящую Ассоль. Кажется, у той тоже были красные чулки. Грей снял с пальца дорогое и старинное кольцо и надел на мизинец, торчащий из-под затылка девушки. У тебя кольцо только обручальное, но есть часы Swatch Black rebel. Нет, в истории отсутствует романтическая тайна. Вот если б один в один как в «Алых парусах» - холм, кустарники, девушка, мечта…И до свадебного круиза никакого секса! Это просто Аля пришла в твои думы, твое знакомство с ней в студенческом кафе. Два маленьких двойных без сахара и колечко…обсыпанное орешками.

А помнишь, как ты осторожно попросил доктора Боба порекомендовать тебе какие-нибудь учебно-порнографические фильмы? Одним из таких фильмов был «Массажист», где на протяжении двадцати минут руки массажиста (лица в кадре не было) круговыми движениями поглаживали спину и ягодицы девушки, потом массажист капнул ей на копчик растительного масла, и руки его начали скользить по спине и ягодицам, а девушка продолжала лежать животом на массажном столе. Потом он повернул ее с живота на спину, и капнув маслом на ее пуп, втирал растекающуюся жидкость в бедра, на нижнюю часть живота и лобок. Заканчивался фильм тем, что массажист обнажался и становился уже партнером девушки. В общем, это не детектив, поэтому развязка банальна и предсказуема. Утром, взбодрившись теплым кофе, вы приступаете к ремейку «Массажиста», правда, без камеры и команды «Мотор», и с кремом вместо растительного масла. Одевшись, вы допиваете уже совсем остывший кофе и идете завтракать в ресторан отеля. Как в любом приличном отеле, завтрак – шведский стол. Можно взять кашу (сегодня рисовая), творог, омлет, бутерброды с ветчиной и сыром, булочку с изюмом, яица, сваренные в крутую, и снова побаловать себя горячим кофе. «Катя, мне очень стыдно, но я очень голоден», - признаешься ты, поставив на поднос глубокую тарелку с кашей, тарелку с порцией омлета и блюдце с парой бутербродов, - Будешь брать кофе, возьми и на меня. Только латте». Катин завтрак состоит из одного омлета.

- Что так скромно, Катя? - спрашиваешь ты.

- Мы на завтрак с мамой обычно едим яйца, иногда она делает вкусный омлет, - отвечает Катя.

Тебя это нисколько не удивляет, яйца – это бюджетно и сытно. И вкусно, черт подери!

- А вы что обычно едите на завтрак, Герман Алексеевич? – спрашивает Катя.

- Я, Катя, не всегда сразу завтракаю, после сна не всегда хочется есть. Вот сегодня хочется. Моя жена жарит прекрасные тонкие блинчики, как и ваша мама, делает прекрасный омлет. Она у меня вообще замечательный кулинар, - отвечаешь ты.

Странно, когда ты всё это говоришь о жене, у Кати на лбу не вздувается венка, не дрожит ни один мускул. Она невозмутимо отправляет в рот небольшой кусок омлета, и, вытерев губы салфеткой, делает два жадных глотка из чашки с латте. Она просто какая-то канистра, которая до краев наполнена невозмутимым спокойствием. Но должно же быть хоть что-то в этой канистре, если не взрывоопасное, то хотя бы слегка воспламеняющее!

- А блинчики с чем? - вдруг спрашивает Катя.

- С творогом! –отвечаешь ты и смеешься, - Иногда с икрой. С лососевой. Если повезёт – с сиговой. И с черной паюсной, - отвечаешь ты.

Дорогой мой персонаж, ну, ладно, допустим по праздникам в вашем доме пиала с лососевой икрой, белое вино и запеченная в духовке форель. Но дальше вранье, мой дорогой доктор Багаев! Ты лучше купишь жене ее любимые духи «Мiracle» (Чудо) от Lancome или еще два килограмма форели, нежели раскошелишься на «кавье нуар». Ты наблюдаешь за Катей –опять ни один мускул не дрогнул. Другая бы не выдержала, и деликатно намекнула, что сама бы не прочь отведать икорки, и красной зернистой, и черной паюсной, тем более, что отношения зашли так глубоко (да-да, читатель, не далеко, а именно глубоко, и ты должен понимать, о чем идёт речь). Но бескорыстие этой девушки вызывает уже не удивление, а страх.

- Катя, - тихо произносишь ты, - давай я тебе на жизнь финансов подброшу? Хорошо?

- Да мне хватает, Герман Алексеевич, - спокойно отвечает она, отодвигая от себя тарелку и приступая к латте.

- Ну тогда, давай, купим тебе что-нибудь, хороший парфюм, например, - предлагаешь ты.

- Зачем парфюм, от меня плохо пахнет? - немного огорчившись, спрашивает Катя.

Ты начинаешь раздражаться:

- Катя, ты странный человек. Можно подумать, что духи существуют именно для этого! Давай купим тебе что-нибудь достойное, Диор подойдет? У меня парфюм от Диора, тебе же нравится, как он пахнет?

- Мне больше нравится запах вашего тела, - отвечает она, - Даже когда вы потеете.

Ты смущенно краснеешь и пытаешься вернуться к прежней теме разговора:

- «Шанель» хочешь? Ты скажи, не стесняйся!

В ответ она мотает головой, белые кудри, собранные на резинки похожи на уши спаниеля. Вне секса она совсем как ребенок. Не хватает только розовой фланели или флиса. Хорошо, что ты попросил ее убрать эти атласные кумачовые ленты из волос. Твое раздражение только усиливается.

- Ну, почему, почему ты такая?! – недовольно произносишь ты.

Она не понимает, действительно, чем она провинилась, что ты повысил голос? Опустила ресницы, плечи вздрогнули.

- Катюша, - понизив голос, говоришь ты, - если тебе всё это неприятно, потому что ты считаешь, что так поступают проститутки, то ты совершенно не права. Проститутка спит со всеми, кто ей платит. А принимать подарки от мужчины, с которым у тебя такой крутой секс, это нормально. Здесь нет ничего постыдного, Катенька.

- Хорошо, - уступает тебе она, – дарите.

Ты вынимаешь из портмоне три огненные купюры.

- Купи себе духи сама, какие пожелаешь, я в них не очень хорошо разбираюсь. И еще что-нибудь, икорки красной купи, она повышает гемоглобин, - произносишь ты с отеческой интонацией.

- Я такая бледная? - спрашивает Катя и слышен ее слабый приглушенный смех.

- Ты такая упрямая, - делая над собой невероятное усилие, чтобы снова не повысить голос, отвечаешь ты.

Она убирает деньги в сумочку, при этом выражение ее лица не меняется. «Спасибо, Герман Алексеевич», - тихо и спокойно произносит Катя.

Ты уже давно заметил отголоски запаха фруктового мыла на катином теле. Он тебя не раздражает, но почему бы его не оживить, не сделать его более ярким с помощью двух пшиков духов, которые Мерлин Монро надевала на ночь вместо пеньюара? Оставшись как-то наедине с Катей в пустой палате, ты сажаешь ее к себе на колени, как тогда, когда вы первый раз согрешили, и спрашиваешь, почему на ней нет Шанели номер пять.

- Я понимаю, на работе это никчему, но сейчас-то можно! И даже нужно! – назидательным тоном произносишь ты.

- Герман Алексеевич, я все потратила на икру, - признается Катя, - У меня мама болеет. Не ругайтесь. Неужели без духов я вас не возбуждаю?

Тебе с трудом верится, что деньги ушли на икру. Скорей всего, накопились долги, мать Кати выканючила на спиртное, причём не лучшего качества. В голосе Кати чувство вины перед тобой. Иногда тебе до боли жалко это послушное, тихое и искреннее существо. Может быть, снять ей комнату? На месяц, на два, на три месяца… А что потом?

«Как тебе подборка фильмов?» - спрашивает доктор Боб. - «Батутный зал» еще не смотрел? Посмотри обязательно. «Массажист» он для дедушек, а «Батут» для молодых. Что? Сорок три – не возраст, Гера». Идея «Батутного зала» играет всеми оттенками дерзости гламурного подонка, который на целые сутки арендует батутный зал без допуска не только других посетителей, но и тренеров. Он приводит туда группу свингеров: свою подругу, еще двух девушек и двух приятелей, они пьют шампанское, прыгают, занимаются сексом на матах и мешках для отдыха, обмениваются партнерами, заходят парой на один батут, черт подери, они спариваются прямо в прыжке! Пока ты смотришь этот учебно-порнографический блокбастер, Аля жарит тебе мясо и картошку с чесноком. У неё манера звать через всю квартиру: «Иди есть, Гер!» «Да, моя хорошая», - отвечаешь ты и, свернув окно с порно-видео, плетешься в кухню. Антрекот из мраморной говядины и картошка с чесноком уже на тарелке, Аля пытается открыть банку с салатом из зеленых помидор. «Аля, ну кто ж так, - говоришь ты, - обернув крышку банки кухонным полотенцем. – Вот, смотри, учись, пока я жив. А ты как, поужинаешь?» «Нет, - отвечает Аля, - я уже. Там серия началась». Ты даже не замечаешь, как с тарелки пропадает антрекот. Его твой желудок забирает раньше, чем к пище подключается мозг. Ты к тарелке, жена к телевизору. Вам обоим хорошо засыпается под телевизор. Аля любит комментировать сериал, но на тридцатой минуте, не досмотрев серию, она погружается в сон. Сон не глубокий, она, может, и проснется, а ты дашь полную свободу накопившимся в кишечнике газам. «Гер, это ты что ли? Ни фига себе музыка», - бормочет Аля. И тут ты осознаешь, что тебе совсем не стыдно за громкое музыкальное сопровождение флатуленции. Ты не теряешься, не заливаешься краской, ты наслаждаешься ощущением свободы. Честное слово, это какое-то погружение в раннее детство, когда ты встаешь с горшка и говоришь: «Мам! Я покакал!» Смог бы ты дать свободу движению газов в присутствии Кати? Никогда! А уж тем более, в присутствии Эллы. Она (Аля) тоже иногда дает тебе понять, что ей не стыдно за моторику своего толстого кишечника, тем более, когда она, спя, не в состоянии её контролировать. Тебя не шокирует её пуканье, не смущает собственное. А утром, как всегда «Как себя чувствуешь, милая?», пара поцелуев, иногда легкий секс. Что такое «легкий секс», спросишь ты, читатель. Не трудись искать ответ в Гугле. Я отвечу. Это эрекция после трех минут ласк, пятиминутный коитус и теплый поцелуй. Потом кашка, сырники и кофе. В выходные дни ещё и долгое лежание перед телевизором, взаимный чёс спин и бытовые диалоги: «Я заказала в Озоне лампу для выращивания рассады! – Здорово! А какой? Огурцов? – Да ты что, Гер? Огурцы сразу семенами в землю после температуры выше восемнадцати. Помидорки, перчики. – Не рано ли? – В марте. Но лампу можно и сейчас». И вдруг ты вспоминаешь, что так и не досмотрел фильм, рекомендованный доктором Бобом. «Ничего себе, - пишешь ты в Ватсап доктору Бобу, - он арендовал зал. Во многих клубах все эти залы открытые». «Дорогой мой, ищи закрытые», - приходит ответ. И ты находишь такой батутный зал. В свой выходной, пока Аля неспешно прогуливаясь по рынкам и торговым павильонам, сопоставляет цену-качество-ассортимент, ты набираешь номер батутного клуба и спрашиваешь: «Я могу арендовать зал не на всю ночь, а часа на два, но только так, чтоб больше никого, кроме нас, и чтоб зал был закрытым?». Тебе отвечают: «Да, но, оплата будет дороже». Тебя это не пугает. «Вы не должны нарушать правила, - продолжает менеджер батутного клуба, - С ними можете ознакомиться уже в зале или в памятке при регистрации на нашем сайте». Да, в общем, правила просты и выполнимы: «Посетителям необходимо снять обувь и вытащить из карманов все твердые, колющие и режущие предметы; пить и принимать пищу разрешается в специально отведенной зоне отдыха, а не на самом батуте; выбрать батут согласно массе тела, максимальная нагрузка 150 кг (только круглый батут!);запрещается запрыгивание на чужой батут, не рекомендуется прыгать на большом круглом батуте в количестве более одного человека и выполнять сложные акробатические упражнения, не имея специальной подготовки, запрещается прыгать в количестве более одного человека, если суммарная масса больше 150 кг; запрещается курить в зале, проносить легковоспламеняющиеся жидкости, горячие напитки должны употребляться также на расстоянии не менее полутора метров от батута; запрещается коллективное запрыгивание в поролоновую яму; при несоблюдении вышеизложенных правил администрация клуба не несет ответственности за безопасность посетителей, посетители несут полную материальную ответственность за ущерб, причиненный имуществу клуба». Где сказано, что запрещено заниматься сексом? Прыжки на батуте в количестве более одного не запрещены, а не рекомендованы «чайникам». На всякий случай ты взвешиваешься на напольных весах, достав их с антресолей.

- Что это ты? – спрашивает Аля.

- Да мне показалось, что я поправился. Надо сахар проверить, - отвечаешь ты.

- Не заметно, Гера, - спокойно возражает Аля, - Если и поправился, то килограмма на три, не больше. Да и то вряд ли, у тебя конституция такая, не в коня корм.

- Такого не бывает, Аля. Если человек много ест, мало двигается и не толстеет, или наоборот, толстеет только от одного взгляда на еду, это серьезные гормональные нарушения, - совсем не спокойно возражаешь ты, - Я ем умеренно, подвижен, но мне кажется, я поправился. Вот, вот, так и есть! Восемьдесят три! Взгляни, если не веришь!

- Так, наверное, и было столько, - успокаивает тебя Аля, наивно полагая, что ты переживаешь по поводу прибавки веса, - восемьдесят три. Ты когда последний раз взвешивался? Я, женщина, и то про них забыла, потому что знаю, мой вес не колеблется.

- Нет, я завтра нахально попрошу на работе сделать забор крови на биохимию, - взволнованно произносишь ты, и твое волнение, конечно, обусловлено не прибавкой веса, а удивлением жены, а оно не столько в словах, сколько в ее глазах.

- Колись, - вдруг говорит Аля, и у тебя внутри все замирает, - бывает же и на старуху проруха!

«Боже мой, к чему она это, боже мой, я спалился!» - думаешь ты. -

- Я так и думала! – громко вздыхает Аля, - Тебе опять втюхали какое-то омолаживающее лекарство, которое надо принимать в зависимости от массы тела!

Она вздыхает, а ты выдыхаешь. Поздним вечером звонит доктор Боб: «Ну, что, тебя прикрыть?» Ты сперва в недоумении: «В смысле? От кого прикрыть?» «Твою мать, Гера Алексеич, не тупи, - отвечает доктор Боб, - Тебя срочно вызывали на консультацию, привезли деда. Восемьдесят девять лет, с открытым переломом черепа. Да расслабься, никакого деда нет. Или ты не собираешься грамотно аргументировать Але свой уход этой ночью?» «А! – произносишь ты, и мысленно бьешь себя по лбу, - да, да, я понял. Но девяносто лет и открытый перелом черепа… Боб, получше ничего не придумал? Байкер разбился, тридцать лет». «Байкер - это банально. Ладно, пусть будет байкер», - соглашается доктор Боб. «Боб, ты пойми, - объясняешь ты, - девяносто лет и открытый перелом, ну, допустим, он откуда-то упал, или на него что-то упало, но если б я такого спас, обо мне должны бы были написать во всех газетах, показать в реалити-шоу, и, возможно, даже удостоить звания героя». «А почему ты обязательно должен его спасти? – продолжает спорить доктор Боб, - ну, допустим, Суходольского мы спасли, так там башка чугунная, весь интеллект в кость ушел, что у него, что у его мамаши». В итоге, вы решаете, что остановитесь на байкере, и ты начинаешь торопливо собираться.

- Черт! Вот тебе и выходной! – театрально возмущаешься ты.

- На работу что ли? А что случилось? - спокойно спрашивает Аля.

- Да какой-то старый пердун на мотоцикле разбился, перелом основания черепа», - отвечаешь ты, опрыскавшись подарком Али на Новый год – «Sauvage» от Dior.

Волнение одолевает тебя с головы до ног. В тебе волнуется все – суставы, сердце, дыхательный аппарат. И дело не в том, что ты никогда не занимался сексом на батуте, дело в том, что ты на нём никогда не прыгал. Зато для Кати батут, как мяч для Аршавина. Вначале вы прыгаете в нижнем белье, Катя в майке и трусиках, ты в трусах и футболке. Потом ты просишь её раздеться, оставив одни носки. Когда Катя прыгала на спину, батут подбрасывал ее в исходное положение. Теперь тебе хочется увидеть, как она будет это делать голой. От этого зрелища у тебя перехватывает дыхание и поднимается артериальное давление, которого не было, когда вы прыгали в трусах. Потом вы оба оказываетесь в поролоновой яме, где ты наносишь всему её телу несколько болезненно-сладких поцелуев.

«Ты так рано вернулся, - произносит Аля сквозь дрёму, когда ты, возвратившись домой после посещения с Катей батутного клуба, переодевшись в пижаму, заваливаешься под бочок любимой женщины, - я думала, вернешься не раньше утра».

- Да, утро уже, три часа, четвертый час, - демонстративно зевая, говоришь ты. – Так что, не «Спокойной ночи», а «доброго утра».

- Ты его уже всё? - спрашивает Аля уже более бодрым голосом.

- Кого - его?! – испуганно недоумеваешь ты.

- Старого мотоциклиста с переломом основания черепа, - говорит Аля, заставляя тебя вспомнить «легенду», - Уже прооперировал что ли?

- Нет, пока я консультировал бригаду, он взял и умер, - отвечаешь ты.

- Плохо, - констатирует Аля, - Ну, ладно, давай спать.

Когда-то у вас с Алей был пёс по кличке Барсик. Еще была жива дочь, она и придумала псу кошачью кличку. В конце концов, Барсик не был алабаем, кавказцем или собакой другой бойцовской породы. Он был пушистым пекинесом, и действительно, чем-то походил на кота. Барсика выгуливали в восьмом часу, делала это твоя мама, которая теперь живёт у своей сестры, изредка ты или Аля, которая тогда еще работала медсестрой. Потом не стало Вари. Аля ушла с работы, она всё время боялась своих рук, вдруг, в самый ответственный момент они начнут трястись. Потом заболела твоя мама. Её положили в психдиспансер, и только потом она переехала к своей единственной одинокой сестре. Аля и ты по очереди выгуливали пса, и последние годы его жизни он тоже стал, что называется, совой, засыпал поздно, просыпался и просился в туалет не раньше девяти утра. Так, у тебя появилась привычка совершать с половины девятого до половины десятого утренний моцион. Разумеется, в выходные. Потом не стало Барсика, а ты всё равно выходил на улицу в этот временной отрезок, приходил на бесплатную спортплощадку, качал пресс, икроножные мыщцы, делал жим от плеч и просто гулял с бутылкой минеральной воды без газа. Вот и сейчас ты идешь по направлению к дому, с ощущением приятной тяжести в икрах, скорей всего от прыжков на батуте, а не от тренажера, и разговариваешь по смартфону: «Боб, скажи, а ты сам-то был с ней в батутном зале?» «С кем, с ней?» - зевая переспрашивает доктор Боб. «С Верой из Разбегаево, с Наташей из Веселого Поселка, не знаю, кто там у тебя ещё», - отвечаешь ты. «Да ты что, какая Вера на батуте. Она мне и так нравится, без батута, да, не, ну, батут не её тема, я и «Массажиста» с ней не полностью отыграл, хотя хотелось, ну, чтоб один-в-один как в кино. Ну, что поделаешь, если женщина заводится уже через две минуты! Если я десять минут буду ей жопку гладить, так она меня на хрен пошлёт, – смеясь отвечает доктор Боб. «Боб, сам ты жопа с ручкой, - теперь твоя очередь смеяться, - а какого лешего сам не пробовал, а другим рекомендуешь? Ладно, ерунда. Мне очень понравилось. Взлетаешь, мягко приземляешься и снова взлетаешь». «А в перерывах секс, - дополняет доктор Боб, - На мешках и матах». «Почему на мешках? В фильме прямо в полёте», – возражаешь ты. «Ну, это ж кино, - вздыхает доктор Боб, - Знаешь, хоть это и учебное порно, а фильм есть фильм, наверняка, монтаж». «Н-да? Ну, в фильме, может, и монтаж, а у меня нет», - гордо заявляешь ты. И повисает пауза. «Боб, ау! Ты где!» - с радостью чемпиона зовешь его ты. «Да, здесь я, Гер, я иногда эти фильмики смотрю как действительно учебные, а иногда для поднятия настроения. У меня в фильмотеке еще «Стоматолог», «Черный гамак» и «На американских горках», прислать?»

Доктор Боб считает, что у здорового интеллигентного мужчины должна быть любовь в трех ее проявлениях, стало быть, три женщины, он почти цитирует древних греков и с их филосом, эросом и агапе:

- У меня есть жена Леночка, у меня есть половая страсть Верочка и, наконец, у меня есть глубокая симпатия, это Соколова Нина Николаевна. Ну, заведующая Первым Кардиологическим.

- Это значит, Боб, ты нормальный, - делаешь ты умозаключение.

- Иронизируешь, да? – полу-обиженно произносит доктор Боб, - Сейчас попробую всё разложить по полочкам в твоей светлой головушке, и ты поймешь, что тут не до иронии. С Верой из Разбегаево я могу вытворять такое, за что от Ленки получил бы хорошую порцию дюлей. Попробуй Ленке моей предложи секс-игрушки, сразу повесит ярмо «Озабоченный» или «Извращенец». А фантазия она же сука. Я говорю сука-фантазия, так тебя пронесет по кочкам. При этом никакого насилия, никакой боли. Все обоюдно и потому чудесно. Но жизнь не состоит из работы, секса и семьи, правильно? Ты читал лекции, но это так или иначе все равно привязка к твоей деятельности. А я люблю кино, театр, фесты. У меня сосед по даче, Игорь, почти коллега, он ветеринар, такой прожженный тусовщик, у него легче спросить, где он не был, чем, где он был. Верочке это всё до фонаря, у Ленки есть интерес, мы иногда ходим в театр, но она вечно ноет, что затрахана домашними делами и бухучетом. Сейчас, представляешь, взяла вести еще одну фирму. А поговорить? Обсудить постановку «Макбета»? С кем обсудить, с кем потрещать, почувствовать себя персонажем Антона Палыча? Этакий Ардов из «Дяди Вани», тоже доктор.

- Это который умер от инфекции? - спрашиваешь ты.

- Нет, - отвечает доктор Боб, - он не умирал. Он водку пил, когда фантазия не позволяла зайти слишком далеко. Нина это моя абсолютная платоника, понимаешь? Да, любовь платоническая, но какая! Я начинаю чесаться от тоски, когда ее нет рядом со мной, а между нами кофейника с шоколадом. И ведь она вполне может вызывать страсть, и, возможно, кто-то ее очень сильно хочет, ведь у нее приятные черты лица, фигурка и когда я рядом с ней, я как будто сижу на облаке. Но при этом, удивись…одна платоника! Я, Гера, ее рыцарь, а она моя дама. Что ты ржешь?! Ты знаешь, как в Средние Века рыцари боготворили своих дам? Боготворили, Гера, а не трахали во все отверстия, как мы свой половой резерв.

- А что, звучит: «Рыцарь Роберт, – произносишь ты, перестав смеяться.

- Ну дык, ну дык епт… - соглашается доктор Боб, - Рыцарь Герман тоже не плохо, по-французски «Арман».

- Арман и Герман одно и тоже имя? – переспрашиваешь ты.

- Гера, ну ты даешь. Конечно! - отвечает доктор Боб.

- Извини, я врач, а не лингвист! - оправдываешься ты.

- Ну, так понял ты мою концепцию любви? Если нет, рассказываю дальше, - продолжает доктор Боб. – Ленку я никогда не брошу, и за свою семью, Гер, за Тимку, и Даньку, и Ленку, лицо обглодаю и яйца откручу любому, кто б это ни был. Извини, не по-чеховски, но зато правдиво. Мы с ней как орел и решка, булка да орешка, ептыть. Опять не совсем как у Антонпалыча, но в точку.

- И что? – недоумеваешь ты, - Я тоже никогда не уйду от Али, Аля для меня значит, не меньше, чем для тебя твоя Ленка.

- Вот! Вот! – произносит доктор Боб с интонацией учителя, который только что троечника вытянул на твердую пятерку. - И у тебя все почти также, как и у меня, только Рыцарь ты чей, Алечкин?

Мой дорогой персонаж, ты в полной растерянности.

- Ты же говорил, что рыцарь с дамой не того…

- Не обязательно рыцарь, - разъясняет доктор Боб, - Это может быть поэт. У Мишки невеста филологиня, ну, интересно с ней, но временами она душновата. Что сказать… Она ему не Лаура, а он ей не Петрарка. Почему? Потому что невеста, и спал он с ней наверняка. Не Лаура, не Беатриче. Хотя, возможно, он и она думают иначе.

Ты соглашаешься с тем, что доктор Боб объяснил всё доходчиво, а потом с ухмылкой спрашиваешь: «Это они тебя подсадили на литературу Средних Веков?»

- Они-не они, какая разница, Гер! Может, я, конечно, не прав, и твои отношения с Алей перешли в чистую, прекрасную платонику, - иронично усмехаясь, произносит доктор Боб.

- Нет, ну, почему же, - возражаешь ты, - Я иногда исполняю свой супружеский долг. Как и ты, Боб.

Коитус в пижаме, а также пара очень теплых поцелуев и взаимный чёс спины –это твоё исполнение супружеского долга. Только об этих деталях в разговоре с другом ты умалчиваешь. Теперь тебе кажется, что эта концепция Боба неотвратима. Его маленькие масляные глазки просверливают твою душу. У него есть Ленка, у тебя Алечка. У него Вера из Разбегаево, у тебя Катя. Боб нередко провоцирует на откровенность. Возможно, его жена заходится криком и хватается за скалку при разговоре о секс-игрушках, но она наверняка позволяет ему больше, чем тебе Алечка. Разве ты признаешься ему, что никогда не обсуждали с Алей возможность разнообразить ваш миссионерский секс, придать ему больше пикантности и ярких красок? Например, приручить ее попу, усилить ощущения с помощью шарфика или попробовать друг друга на вкус? Для этого есть Катя, гуттаперчивая Катя, которой ты в подготовке к анальному сексу сам ставил клизму, а потом, слегка краснея, протягивал ей баночку с вазелином, которым смазывал пластиковый наконечник клизмы… Девушка-пластилин, из которой можно лепить что угодно, пластилин-антистресс, релаксирующая музыка. Впрочем, релаксирующей музыкой может быть и Эллочка-людоедка. У него Прекрасная Дама - Нина Николаевна, а у тебя Элла, не так ли? Петрарка не был рыцарем Лауры, он был Поэтом, она была Музой. Секса, если верить историкам Возрождения, между Поэтом и Музой не было. Может быть, поэтому он воспевал ее до своего смертного часа, пережив почти на тридцать лет? Ты не доктор Живаго, который писал стихи своей Лауре, вернее Ларе, между тем, Живаго лишь проекция, а Пастернак своей поклоннице Ольге говорил: «Вы страшно славная». Удивительным образом эти слова приходили к тебе из ноосферы, ты говорил их Элле, и ты не мог понять, откуда эти слова пришли. «Может ли Муза и Поклонница быть одной Дамой? Не рыцарь, не поэт… Впрочем, кто сказал, что ты не Рыцарь, и не Поэт? Поэт со скальпелем вместо пера и рыцарь с жаждой турнира, вызова, баталии. Только твоя Прекрасная Дама - это не собеседница, чрезвычайно приятная в общении, не женщина, оберегающая твой покой и отвечающая за нормальную кислотность твоего желудка, и не девушка-пластилин, твоя Дама – Наука. Ей ты не перестанешь поклоняться, даже будучи брошенным в темницу, даже прикованный цепями к холодной стене. Уже почти десять лет, как ангелы пестуют твою дочь, Вареньку. Голубоглазой, черноволосой «Гаврошенке» в год её смерти должно было исполниться двенадцать. Гаврошенка от имени собственного «Гаврош», девочка любила мальчишескую обувь, кепи и толстовки, бунтовала против дресс-кода в школе, красила волосы в зелёный цвет, получая бонус быть самой собой от учителей за отличные показатели в учебе, кормила ворон пирожками с мясом, ненавидя грязных городских голубей. Ее внезапная смерть заставила тебя поверить в то, что быть крепостным барыни-науки, науки-салтычихи, науки-вампирши, это неизъяснимое духовное наслаждение. Наука не только Прекрасная Дама, она твоя Венера в Мехах, Ванда фон Дунай, она же жертва психологического насилия Пола Олквист. Ты получаешь удовольствие, когда она жёстко насилует твой мозг, и позволяешь себе издевку над ней в форме своего научно-хулиганского эссе «Лобная доля». А теперь вспомни! До смерти Вари ты был заурядным хирургом-травматологом и на пару с женой-медсестрой подрабатывал массажным лечением остеохондроза.

В твою жизнь пришла олицетворенная изысканность, одушевленный сарказм, сама Эрудиция, и всё это изящно упаковано в черно-белый футляр по имени Элла. От тебя едва не ускользает мысль о её способностях, которые могут тебе пригодиться, ты словно снова слышишь голос из зала: «Пришла сюда оттачивать свое ораторское мастерство», ты пытаешься разобраться в том, что с тобой происходит, готов ли ты изменить своей салтычихе-науке с перфомансом, фарсом, по сути уже не наукой, а искусством. Да, это было бы замечательно, если б вы в паре с красноречивой Эллой вели семинары и вебинары, получали бы за это солидное вознаграждение, ты сумел бы объяснить Але, что Элла твой товарищ на второй работе, которая сделает тебя по-настоящему известным. Люди, которые будут заполнять конференц-залы, это в основной массе профаны, им можно плести чушь о магической связи Космоса и мозга, которую многие называют ноосферой, общепланетарным сознанием, а ты астро-нейрофизикой.

Но астро-нейрофизика может и подождать, а искусство нет! Мой дорогой персонаж, ты давно был в театре? Твой ассистент, человек низменных страстей и отец двух ребятишек бывает там минимум раз в месяц. А ты? Набрав номер Эллы и услышав её голос, от которого вдруг начинают бежать мурашки и приятный холодок струится по позвоночной артерии, ты говоришь: «Эллочка, здравствуйте, я обещал, что позвоню. Вы меня узнали?»

- Да, - отвечает она. Доктор Багаев!

- Господь с вами, Элла, зовите меня Германом, - разрешаешь ты.

- Мне нравится «Доктор Багаев», - признается Элла, - позвольте и впредь к вам так обращаться?

Ах, эта ее кажущаяся какой-то естественной, витиеватость слога, эта манерность стиля, которая лишь подчеркивает её породистость! В устах простушки Кати это звучало бы крайне нелепо и смешно! Тебе хочется придерживаться стиля Эллы, и тебя начинают смущать пробелы в гуманитарном образовании, ведь все эти речевые обороты почерпаны из книг, а ты читаешь в основном научную литературу.

- Да, конечно, как вам нравится, - с умилением соглашаешься ты, - Элла, к своему великому стыду, я даже не знаю, что сейчас ставят. Мне предложили хорошие билеты, первый ряд ложи, второй ярус. Но это опера, я не знаю, как вам?

- Мне? Нормально, - говорит Элла, - А какая?

- «Трубадур», правда, в не в Мариинке, а в Михайловке, - отвечаешь ты и сразу спрашиваешь: - Может быть, поискать что-нибудь другое?

- Пламя, взвива-а-аясь, все озаря-а-а-ет, Люди, сбега-а-аясь, казнь ожида-ают, - напевает Элла. – Пойдемте!

Ты не находишь слов, чтоб выразить восхищение, которое превращается в растерянность:

- Я перед вами как голый, Элла. И каждый раз думаю, чем вы меня ещё удивите.

Чем ближе дождь, тем сильнее жажда, мой дорогой персонаж. Ты начинаешь готовиться ко встрече с Эллой с усердием школьника, готовящегося ко Дню Знаний. Покупаешь новые чёрные ботинки. Старые кажутся тебе поношенными. Пытаешься угадать, какие цветы ей могут нравиться. С цветом всё предельно ясно – белый. Насколько тебе известно, черных без примеси коричневого или фиолетового в природе не существует. Самое простое – поинтересоваться у Эллы, но ты хочешь ее приятно удивить, сразить своей интуицией. Могут ли нравиться розы, или это слишком банально? Белые гвоздики – аристократично, но у гвоздик невысокая цена, Элла подумает, что ты крохобор. А что если купить крупный букет ромашковидных хризантем баккарди? И не банально, и не скромно, и необычные, и нежные, и пряные. С цветами вопрос решён, теперь остается решить вопрос с одеждой. Элла придёт в чем-то элегантном, чёрном или белом, а ты в свитере и джинсах? Тебе кажется недопустимым отсутствие дресс-кода.

- Сегодня вечером деловая встреча с человеком, который обещал помочь с лекциями, - говоришь ты Але, с удивлением наблюдающей за тем, как ты гладишь брюки.

- Не мучился бы ты с этими штанишками. Человек не может потерпеть джинсы? – недоумевает Аля.

- Да я уже сам себе надоел с этими джинсами, - оправдываешься ты, примеряя белую рубашку.

- Обязательно быть в белой? – с еще большим удивлением спрашивает Аля, - Может, ещё бабочку нацепишь?

И тут ты замечаешь, что рубашка вовсе не белая, а розовая.

- Аля, а что это с ней? Она какая-то розовая! – ошарашенно произносишь ты. – Ты что, стирала ее с чем-то красным?!

- Подожди-ка, Гер… - вспоминает Аля, - Ты был в ней последний раз на юбилейной годовщине нашей свадьбы три года назад, и, кажется, чем-то испачкал. А, мы ж тогда дурковали, опрыскивали друг друга сухой краской, я пришла вся серо-буро-малиновая, но мое платье отстиралось, а рубашке твоей, видишь, не повезло!

Тебе хочется выйти на балкон и там сжечь эту рубашку. Или разорвать её на глазах у Али.

- Выкинь её, Аля, - говоришь ты, повысив голос, - или сделай из неё половую тряпку!

Сам замечаешь грубые нотки в своём голосе. Веселое настроение Али быстро меняется.

- Давай оставим её на память о том дне. Мы тогда так классно дурковали, - с какой-то мольбой в голосе произносит она, и сама словно сжимается, уменьшается, и тебе становится стыдно до боли. Ты целуешь Алю в макушку и говоришь: «Прости, милая. Я просто нервничаю перед этой деловой встречей. Ты права, люди потерпят мои джинсы и свитер». А в голове уже звучат первые строки из арии Азучены в исполнении Эллы «Пламя, взвиваясь, все озаряет, люди, сбегаясь, казнь ожидают».

Поблагодарив тебя за роскошный букет, Элла добавляет, что хризантемы её любимые цветы. Ты извиняешься, что опера в концертном исполнении, то есть отсутствуют декорации и театральное взаимодействие между артистами. «Я как-то не обратил на это внимание, когда брал билеты, концертное исполнение, да ещё и на языке оригинала!», - виновато бормочешь ты.

- Что вы! В концертном исполнении – это шикарно! – успокаивает тебя Элла, - глаза не отвлекаются на декорации и костюмы, слушаешь музыку и кайфуешь! Когда я слушала «Трубадура» в Консерватории, моя тетя там работала, опера шла на русском языке. А итальянцев лучше слушать на языке оригинала. И в концертном исполнении. Абстрагируешься от смысла (а сюжет там жесткий), от персонажей, только слова и музыка!

- Сюжет жёсткий? – переспрашиваешь ты, – А какой?

- Цыганка решила отомстить за свою мать, которую сожгли на костре, и украла ребёнка у старого графа, чтобы бросить его в догорающий костёр. Но, вот, не судьба, она случайно перепутала его со своим собственным сыном. Она могла убить заодно и этого маленького графа, но воспитала его как родного ребенка. Наверное, она, всё-таки, сошла с ума. В её поступках довольно странная логика. Потом любовь, интриги, монастырь, восстание, тюрьма, и в итоге приемный сын оказывается на плахе, а цыганка торжественно сообщает об этом его биологическому брату и радуется, что её мать отомщена. Короче, все хорошие люди умирают.

- Да, логика, действительно странная, - соглашаешься ты, но в эту минуту тебе хочется думать не о сюжете концертной оперы, а о том, какие глаза у Эллы. Тебе следует набраться терпения. Перерыв предусмотрен один, после второго действия, а их четыре. Вы идете в буфет, где распиваете мускат, и ты, наконец-то, позволяешь себе перейти на «ты» и спросить:

- Какие у тебя глаза?

- Такие, - отвечает Элла, снимая очки. – Как у той цыганки.

У Эллы длинные чёрные ресницы и глаза с тёмно-серой, почти черной радужкой. Антракт заканчивается, а вы продолжаете сидеть за столиком в буфете. Сегодня платишь ты, и, несмотря на зверские цены театрального буфета, ты готов транжирить деньги, только бы не возвращаться в зал. До оперы с тяжёлым трагическим сюжетом и при этом с лёгкой, временами напоминающей вальс, музыкой, ты, вероятно, ещё не дорос. Неважно, как может исчезнуть Элла, полностью обратиться в слух в опере или скрыться в дымке питерского тумана, важно, что она может исчезнуть и больше не появиться.

Гроза, как ревнивая женщина, появляется внезапно, не там, где ждешь, и от нее приходится прятаться. Вы прячетесь на заднем сидении такси, где Элла наклоняет голову к твоему плечу. Ваши головы соприкасаются, и две нервные системы сплетаются в одну электростанцию. У Эллы как всегда длинное платье и твое воображение начинает рисовать ноги, которые ты никогда не видел. Хорошо бы, если б они закрывали просветы и имели мягкие округлые колени. В этих просветах и анорексичных острых коленках Кати есть что-то детско-пубертатное. Хочется, чтобы у Эллы ноги были другими. Но хочется, чтобы на них были не колготки, а чулки. Всю дорогу до дома Эллы ты думаешь о её ногах, представляя их то слегка пухлыми в области икр, то с накаченной медиальной мышцей, воображение устремляется вверх от колена, останавливается на внутренней стороне бёдер, и ты начинаешь представлять, какой у неё лобок. Воображение рисует его ухоженным, но не выбритым полностью. Проникнуть туда, как карманнику в чёрную бархатную сумочку, заставив её закричать и дать тебе пощёчину? Она вообще девственница, или у неё уже были половые контакты? А ведь хочется оказаться у неё первым, ведь тогда ей тебя не с кем будет сравнивать. Нет, пора остановиться, иначе убедиться, что воображение тебя не обмануло, придется прямо здесь, в такси. Элла снимает комнату на юго-западе в многоэтажном доме. «С ожиданием, а потом снова в центр?» – переспрашивает таксист. «Всё верно», - отвечаешь ты. В голосе у Эллы радость и волнение: «Вы живете в центре? Я почему-то так и думала!» - говорит она.

- Элла, теперь ваша очередь, - говоришь ты перед расставанием.

- То есть? - уточняет Элла.

- Вот вам моя визитка, позвоните, там на обратной стороне номер. Вы позвоните, и мы снова встретимся и куда-нибудь сходим.

И, набравшись смелости, подносишь пальцы к её затылку и осторожно целуешь Эллу в переносицу и в губы. Ты чувствуешь дрожь её тела, а она понимает, что ты это чувствуешь. Наверное, в этот момент, вы оба понимаете, что следующая встреча подарит больше прикосновений и, возможно, первое проникновение.

- Мы совсем намокли…Скажи мне что-нибудь на прощание, - просит Элла.

- Я тебя люблю, - отвечаешь ты и убегаешь. Не от Эллы, а от грозы.

В юности ты очень любил грозы. Еще с той поры, когда родители на весь июнь отправляли тебя в октябрятско-пионерский лагерь. На самое плодородное время, июль и август, тебя забирала бабушка, чтобы кормить ягодами с грядки и ходить с тобой в лес за грибами. Хорошо, когда с утра проливной дождь - ни на зарядку, ни на линейку. Хуже, когда он по средам после полдника. Отменяется поход в кино. Кинотеатр находился за версту от лагеря, в клубе какого-то пансионата. Если в кадре кто-то с кем-то целовался, вожатые вставали с транспарантами, чтобы закрыть это волнующее детскую психику изображение. Многие ненавидели вожатых в этот момент, я, мой дорогой персонаж, мечтала наслать на них порчу, чтоб у них заплыли гляделки, а тебе это совсем не мешало смотреть фильм. Впрочем, у бабушки на даче к середине августа тоже становилось тоскливо. В то время ты мечтал быть продавцом животных в зоомагазине, жонглёром в цирке, водителем трамвая, водолазом. Под ночную грозу ты рассказывал страшные истории, которые придумывал на ходу.

Какой ты видишь первую близость с Эллой? Что ты чувствуешь? Нет, в самом деле, что они рисуют, воображение и чувства? Отель, где ужин принесут прямо в номер? Зачеркнуть. Ее съемная квартира? Зачеркнуть. Батутный клуб? Перечеркнуть. Но что тогда, что? Может быть, ложа Мариинки или Михайловского театра, в этой ложе не будет никого, кроме вас. Ты выкупишь ложу, как недавно выкупил батутный зал. Пусть это ударит по твоему бюджету, но это будет ваша ложа, и ваш вечер, и твое первое прикосновение к тому, что скрывает ее длинное платье. Обстановка будет способствовать тому, чтобы вы сблизились. В зале погаснет свет, внимание зрителей будет приковано к сцене (лучше не брать билеты на оперу в концертном исполнении). В этом плане лучший выбор - это «Руслан и Людмила». Глинка, который так прекрасен в романсах, в монументальном произведении композитор любительский. А спектакли на этот сюжет всегда зрелищны, внимание зрителей точно будет приковано к сцене. И сама опера длинная – целых пять актов. «Пять актов, - думаешь ты, - пять актов, пять актов».

Новость о том, что, Катя собирается увольняться, ты узнаешь уже после медсестры Ирины и доктора Боба. Ирина также сообщает, что у Кати появились дорогие вещи в гардеробе: легкое пальто леопардовой расцветки и «гламурные котлы». Катя без стука заходит в ординаторскую, где ты пьёшь растворимый кофе с сухими сливками. Ты слышишь её непривычное: «Привет», предлагаешь кофе.

- Спасибо, я не пью растворимый кофе, - отказывается Катя. – Знаешь, а я уволилась.

- Без отработки по КЗОту? – удивляешься ты.

- Без отработки, - гордо приподняв голову и презрительно усмехнувшись, отвечает Катя.

- Так трудовую могут не отдать, - размышляешь ты вслух.

- Да и хер с ней! - самодовольно произносит Катя.

- Не ругайся, Катя, тебе не идёт, - ты пытаешься подобрать слова, которые доказывали бы Кате, что ты тоже самолюбив, - В самом деле, зачем тебе работать? Для таких, как ты, есть другой источник заработка.

- Да, другой. Я умею писать без ошибок, - презрительно улыбаясь, произносит Катя.

- У тебя красивые часы, - замечаешь ты, - пафосные. Бренд?

- Да. Чайкин, - отвечает Катя.

- Чайка? – не расслышав, переспрашиваешь ты, - Я думал, такого советского бренда уже нет. А у меня были «Ракета», долговечные, перестал носить, когда появился мобильный.

- Послушайте, господин ракетоносец, не Чайка, а Чайкин, - поправляет тебя Катя, - Константин Чайкин. Часовщик и дизайнер мирового уровня. Это даже не «Ланжен», это намного круче.

Боже мой, куда девалась девочка-эльф в розовой фланелевой кофте со стразиками, в вязанном бирюзово-синем свитере и с сумкой из «Фикспрайса»? Тихая и скромная Снегурочка с тарелкой, полной гречи, робкая и застенчивая дочь водителя трамвая, с охоткой поедающая форель, нежная и преданная Катенька, где ты? Ее надменное: «Это не «Ланжен», это даже круче», - сверлит тебе мозг. А пахнет от неё невообразимо приятно. Что это за духи? И запах их тебе как будто знаком.

- Герман Алексеевич, мы так и расстанемся? - вдруг спрашивает Катя, - Может, вы что-нибудь придумаете, а, Герман Алексеевич?

В эту минуту тебе одновременно хочется окатить её помоями, отхлестать ивовым прутом и разбить принадлежащие ей пафосные дорогие часы. Но ты ограничиваешься одной фразой:

- Как встретились, так и расстанемся, Катя, и я надеюсь, ты уйдешь из моей жизни тихо, по-английски и больше никогда и ничем о себе не напомнишь.

Надменность сразу исчезает из её голоса.

- Зачем вы так, Герман Алексеевич, - тихо произносит она, - что я вам такого плохого сделала? Я ведь никого не трогаю, ни вас, ни ваших близких.

Тебя аж передергивает. О близких заговорила! Ты почти кричишь:

- Это ты - мне?! Посмела бы ты что-то сделать плохое мне или моим близким! Писать, говоришь, умеешь без ошибок? Это прогресс. Рад за тебя, ты растешь, Катя!

Ещё немного, и она заплачет. Где оно, то спокойствие, которое тебя так удивляло и пугало?

- Катя, - говоришь ты, - хватит тут строить из себя Белоснежку, уходя – уходи. Катерина, я всё прекрасно понимаю, ну, не будешь же ты всю жизнь махать шваброй с твоими недурными внешними данными и отсутствием комплексов.

Катя прищуривается, давая понять своей мимикой, что ты её сильно обидел, и покидает ординаторскую, и тут в коридоре её встречает старая знакомая, дебелая сиделка, которую зовут Таисией Владленовной.

- Ну, вот, и познакомились, доча, я Таисья Владленовна, а ты Катя, я ведь помню. Бабулечка-то моя теперь на ногах. А в голове у нее был краник, - смеется сиделка.

Ты выходишь и слышишь их разговор.

- Ой, доктор, у вас золотые руки! Дарью на ноги поставили, - чуть ли не рукоплеща, восхищается тобой сиделка.

- А что за краник в голове? - спрашивает Катя.

- Ликворо-шунтирующая операция с гипердренажным катетером, Катя, для вас это слишком сложно, - объясняешь ты.

- Точно, каждый должен думать над своими делами, доктор, - соглашается сиделка и добавляет: - Теперь, Катя, у меня не бабуля, а дедуля. И у него тоже водянка головы.

«А, это Цейтлин», - вспоминаешь ты. – Таисья Владленовна, жаль у нас нет вакансии штатной сиделки. Но у нас скоро откроется вакансия санитарки, имейте в виду!»

- Пойдем-ка, Катерина, покажу тебе фронт работы, - радостно и властно заявляет сиделка, - пойдем-пойдем, надо деду простынь поменять, ну, и вынести судно с его пи-пи. Дедушка на фуросемиде, поэтому писает, как из брандспойта!

Катя покорно устремляется вслед за сиделкой. У тебя ведь, дорогой мой доктор, сразу пазл не сложился. Девушка, которая отрабатывает последний день, с часиками, которые тянут на двадцать тысяч долларов и зловонная моча старика, которую нужно вынести, а судно помыть. Пока все складывается, Катя успевает окатить сиделку мочой из судна. Та орёт так, будто её обливают не мочой, а концентрированной серной кислотой. Когда ты появляешься в палате больного Цейтлина, судно валяется на полу, а Катя медленной походкой покидает палату. Ты успеваешь схватить ее за руку и тащишь за собой. Ты почти рычишь: «Катя, пойдем!» Вы снова оказываетесь в ординаторской, где остывает твой недопитый кофе. Ты набрасываешься на Катю со словами:

- Что ты творишь! Кто тебе такое позволил, идиотка! Я всё понимаю, тетка вредная, кого угодно достанет, но то, что ты делаешь – это хулиганство, это статья!

- Ну и хер с ней! - громко отвечает Катя.

- Ты решила показать, как ты крута? – отчитываешь ты ту, которую недавно целовал в поролоновой яме батутного зала. – Да ты же просто ничтожество! Всё, что ты умеешь – мыть полы и ноги раздвигать на сто двадцать градусов!

В ответ она сбрасывает со стола банку с тюльпанами, подарок одному из врачей, женщине, на день рождение. Банка заменяет вазу, но стекло оказывается прочнее хрусталя или фарфора.

- Помнишь, - горько произносит Катя, - вы звали меня сюда уже к шапочному разбору, я же санитарка, низшее существо, прихожу, а на тарелке два капроновых кусочка салями или остатки запеченных суши – рис, перемешанный с сыром.

Как же ты ненавидишь её в этот момент! Как тебе хочется дать ей крепкую затрещину, тебе, никогда, никогда-никогда не поднимавшему руку на женщину!

- Сейчас же подними цветы и поставь на место! - приказываешь ты, - Маленькая тупая дрянь, я кому сказал! Здесь комната для врачей, тебя вообще не должны были звать на эти фуршеты, а звали из жалости. Нищета, конечно, не порок, и все это понимали, потому что здесь работают хорошие доброжелательные люди.

В ответ она только смеётся. Для тебя это уже не Катя, а существо, возможно, гибрид человека и животного. Однако результат гибридизации кажется тебе довольно агрессивным, и желание физически воздействовать на существо становится непреодолимым. В тебе предательски смешиваются похоть и ненависть, но последняя перевешивает. И только сейчас ты замечаешь, что катино леопардовое пальто и ее новая сумка висят на вешалке здесь, в ординаторской. Ненависть обретает вербальную форму:

- Ты зачем здесь вещи повесила, у санитарок свои шкафчики! А, животное?!

Катя деловито подходит к вешалке, достает из сумки черный парик и дымчатые очки, и, надевая и то, и другое, спрашивает: «Линзы темные вставить, или и так понятно? Кстати, в природе не существует глаз с радужкой асфальтного цвета, ты, мог бы догадаться, что это линзы».

Мой бедный, мой дорогой персонаж, ты же не ожидал такого поворотного пункта в этой драматургии?

- Ты был, как металл на морозе, - говорит Элла-Катя, - к тебе прикоснешься, а потом отрываешь себя от тебя вместе с кожей!

Ты не находишь слов, но другого вопроса быть не может:

- Элла! И зачем вам всё это нужно?!

- Я Катя, - поправляет та, которая задает провокационные вопросы и молчит, когда все болтают, – Элла –это псевдоним. По паспорту я Катерина Денисовна Шаровских. Папа мой владелец частной психиатрической клиники, он ваш коллега, доктор Багаев. И это он подарил мне котлы от Чайкина. На мое двадцатилетие.

- Однако, госпожа Шаровских, я только что задал вам вопрос, - напоминаешь ты. (Держишься молодцом! Ату ее, ату!)

- Почему я всё это придумала? Не знаю, придумала и всё, - отвечает та, которая пахнет таинственным, волнующим ароматом, и та, которую окружает запах мочи и хлорки, - я люблю вас, доктор. У меня нет провалов в памяти, доктор, несколько дней назад, вы говорили мне тоже самое. Да, мне пришлось притворяться нищей, мне пришлось выносить чьё-то дерьмо, терпеть зловоние. Но мне только поначалу было противно. Ведь отвращение как боль, доктор Багаев. Если научиться преодолевать боль, то отвращение тоже можно преодолеть. Вы любите меня, я знаю. А кого вы любите больше, Эллу или Катю?

- Послушай, бедная моя девочка, - вздыхаешь ты, - Тобой можно восхищаться, тебя можно хотеть. По тебе можно скучать. Но любить тебя может такой же псих, как ты сама. Это хорошо, что папа владеет дурдомом. Может, стоит к нему обратиться?

На это ты получаешь пощечину, и это развязывает тебе руки. Ты отвечаешь таким же ударом, но твоя рука сильнее. И ты разбиваешь ей губу. Той, которой говорил «вы страшно славная», «я тебя люблю» и той, которую хотел накормить красной икрой. Мои дорогие персонажи, мой дорогой доктор Багаев, моя дорогая Элла-Катя! В пощёчине главное не сила удара, а ненависть и презрение, которые ты вкладываешь в тыльную сторону ладони. Инерционно катина ладонь снова отпечатывается на твоей щеке, а твоя пятерня валит девушку на пол. Ты не дрался с представительницами нежного пола даже в детском саду. Всё, что ты мог себе позволить – кинуть в девочку маленький резиновый мячик, а в ответ получить скакалкой по заднице и заплакать от боли.

- Мне всё равно кто ты, хоть дочь замминистра или племянница Абрамовича. Ты первая женщина, которой мне захотелось въе.ать по чайнику, ты – сука! - ты словно выплевываешь эти слова как выплевывает зубы с кровью военспец, избиваемый в подвале НКВД.

Правда, на полу не ты, а Катя, и лицо ее испачкано кровью. Ненависть в миг сменяет презрение, а то в свою очередь замещает жалость.

- Знаешь, - вытирая лицо ребром ладони говорит Катя, - самое смешное, что я тогда после спектакля так дрожала от твоего поцелуя, будто это был первый поцелуй, будто у нас ничего до этого не было, стоило бы мне снова превратиться в белобрысую Катю, и такой сладкой дрожи не было бы. Вот я уйду, стану Эллой, и буду ждать, когда мы встретимся в театре.

Ты поднимаешь её, ты прижимаешь её к себе:

- Катя, это тревожный сигнал, обратись к папе, он поможет, поверь, я серьезно. И прости, что я поднял на тебя руку.

Она достает из сумки влажные салфетки, вытирает лицо и говорит: «Ты не бойся, я не собираюсь тебя преследовать и шантажировать. Прощай».

«А что случилось с Катей?» - спрашивает тебя доктор Боб. – Говорят, она облила сиделку мочой из судна. Правда, что ли?»

- Правда, - раздраженно отвечаешь ты.

Боб делает многозначительное «Хм» и продолжает:

- А это ты ей котлы подарил? Ирка как их увидела, чуть не родила.

Ты и сам с трудом веришь, что отцом Кати может быть владелец частной психиатрической клиники, ты скорее поверишь в то, что она с самой ранней юности в содержанках, любовники давали ей деньги на учебу, на гардероб, оплачивали её съемную квартиру, а насчёт девственности теперь тоже всё стало предельно ясным: Катя сделала гименопластику в клинике мадам Габайдуллиной, решившись на этот безумный спектакль, на этот водевиль с переодеванием то в светскую львицу, то в малообеспеченную тихоню без эротического прошлого. На вопрос доктора Боба ты отвечаешь резко, но при этом не решительно:

- Ты в своем уме?! Это…этот…папа её.

- Кто, папа?! - придерживая челюсть, чтоб она не отвисла, переспрашивает доктор Боб.

- Ну, папик её, не папа, а па-пик, - находишься ты, - любовник, неужели не понятно?! Я этой Таисье Владленовне отстегнул тридцатку в качестве компенсации за моральный и материальный ущерб, чтоб она по судам не ходила, зачем нам такой позор.

- А папик-то что не вложился? - задает вполне резонный вопрос доктор Боб.

- Да пошёл он, пошли они все, - с горькой усмешкой говоришь ты, - и Катя, и папик, и Таисья.

Ты ни разу не спросил, почему запах катиного тела иногда имеет отголосок мыла с фруктово-цветочными нотками. Один раз ты только сделал ей замечание, что она переусердствовала с гигиеной, и ты не чувствуешь запаха тела молодой женщины. И тут же подумал, что был бестактен. Может быть, она имеет свойство сильно потеть, стесняется этого, подумал ты тогда. Мыльный запах иногда сохранялся на ямочке её затылка, словно в белых травах прятался диковинный цветок. Теперь ты понимаешь, что она смывала остатки тех самых нишевых духов, капельки которых попадали не только на её одежду. Запах духов, наверное, был невероятно стойким, поэтому его приходилось тщательно смывать.

Элла. Два года назад.

Почему в тот вечер после «Трубадура» ты не пригласила его к себе на съёмную квартиру? Ты читала его мысли, ты проникала в его планы, в том числе в замысел с любовью в ложе? Нет, конечно, для тебя важнее было событие, а не место. Конечно, место могло придать событию невероятную пикантность и остроту ощущений, но разве это определяет любовь? Ведь любовь -это «сейчас или никогда» или «жди и надейся». Ты выбрала второе. Если бы выбрала первое – завела бы доктора Багаева еще в такси и там бы отдалась, собрав платье гармошкой. Вместо акта были бы его прикосновения, а потом твои, и жесткая дегустация куперовой жидкости. Ждать приглашения на следующую оперу не пришлось. Прошла неделя, потом другая, потом он узнал, что черный лебедь и белый – одна балерина. Мысль, от которой немного стыдно, неловко и страшно – когда он ударил тебя, ты захотела, чтоб это случилось еще раз, спровоцировала его на вторую пощечину, которая оказалась мощнее первой. Конечно, если б тебя избили гопники в подворотне, это не доставило бы тебе никакого удовольствия. Если б отец несколько раз прошелся ремнём по спине и ляшкам – тоже, вдобавок затаилась бы обида на близкого человека. Хотя отец твой никогда тебя не бил и даже не повышал на тебя голос. Если б оскорбленный поклонник, которого ты не знаешь, подкараулил в подъезде и после неудачной попытки изнасилования с размаху врезал бы тебе со словами из обсценной лексики, тебя бы это вряд ли порадовало. Но когда это совершенно непредсказуемо сделал интеллигентный доктор, ты почувствовала жар в груди. Самая сильная эмоция женщины - это не смех, не грусть, и не гнев, самая сильная эмоция –интрига. Она наперсница любопытства, которое позволяет сопоставлять не сопоставимое. Если воображение рисует образ по известному лекалу – лошадь не курит, собака водку не пьёт, - это не интересно, интрига хромает. Признайся, ты хотела, чтоб в тот день он не останавливался на поцелуе, а, послав таксиста, разорвал бы твоё платье, обнажил бы твою грудь и целовал бы её под ливнем, втолкнул бы тебя в подъезд дома, где грубо залез бы под платье, назвав тебя бесчестной сукой. Его пощечина была сопоставима с грубым: «Я хочу тебя трахнуть, людоедка». Ты выпиваешь коньяк с молоком, зарываешься в одеяло, и не можешь понять, почему ты хочешь этого от человека, с которым уже было всё и даже больше, чем всё… Значит в тебе две женщины, два лебедя – черный и белый?! Спасет тебя только одно – замужество с человеком, который давно тебя любит и хочет. С человеком, который когда-нибудь увезет тебя в то место, где встречаются два океана – Атлантический и Тихий, Тихий и Индийский, неважно, главное, два разных океана. Когда они встречаются, их воды не смешиваются. Зрелище неописуемой красоты – природа как бармен.

Звонок поднимает тебя в первом часу ночи. «Ты ведь не спишь, - слышишь ты знакомый голос, - Элла, ты меня слышишь? Я буду звать тебя Эллой, и даже обращаться на «вы».

- А, это вы, доктор Багаев, - через зевание произносишь ты, - не спится, да?

- Надо во всем как -то разобраться, я тут подумал, Элла, мы не можем вот так взять, и разбежаться. У вас ко мне что-то есть, ведь и у меня тоже. Дело не только в сексе, который у нас был чудесным, вы ведь не притворялись, когда кончали, я чувствовал это. Алло, вы здесь? Вы меня слышите?

- Доктор Багаев, о чем вы? Разве мы занимались любовью? - спрашиваешь ты грудным низким голосом Эллы.

- А как это у нас получилось на батуте! – сквозь слезы произносит доктор Багаев. – А потом я целовал вас так, как в первую брачную ночь целовал свою жену, простите, что я о ней говорю. Да, я говорил, что я её люблю, по-русски любить - это жалеть, я её очень жалею, мне кажется, она без меня сойдет с ума.

- ЛюбИте её, кто ж вам запрещает? – насмешливо произносишь ты.

- Послушайте, Элла, ну, послушайте, пожалуйста! – умоляет доктор Багаев, - у нас с Алей была дочка, но она погибла в одиннадцать лет. Они с подругами прыгали на крышах гаражей, это не очень высоко, но была зима, и было скользко, она упала прямо головой на лед, удар пришёлся на височную долю, и Варенька умерла, не приходя в сознание. Знаете, у меня была прекрасная дочка, она бы сейчас была как вы! Я, наверное, поэтому и не мог вначале проявлять к вам тех чувств… вы были для меня взрослой Варенькой. Знаю, это всё глупо и нелепо. Она это она, а вы – это вы. Вы слышите меня, Элла?!

- Я вас слышу, - холодно отвечаешь ты, – я вам очень сочувствую, доктор Багаев. Хоронить своих детей – это ужасно. Только зачем вы мне всё это говорите, да еще и ночью? Жена ушла? Она, наверное, неглупая женщина, всё поняла. Ничего, я думаю, она вернётся.

- Она не ушла, - влажно произносит доктор Багаев, - она у подруги на дне рождении, скоро вернётся. Но давайте же поговорим о нас с вами! Мы в безумном полёте, в этом прыжке на батуте! Совокупление в полёте! У вас такое было с кем-нибудь? Разве после такого можно взять и банально расстаться? А то, что было в клинике, эти побои – наваждение, вы вдруг представились мне получеловеком-полузверем.

Ату его, Элла, ату! Фас!

- Не пора ли обратиться к психиатру, доктор Багаев? Какие батуты, доктор, какие полёты! Что с вами, вы что там нюхаете, колумбийский кокс или клей?

Ату его, Элла, ату! Фас! Бери! Между тем, доктор бьётся в истерике:

- Но как же, ведь Катя Шаровских это вы?

- Я не знаю, кто такая Катя. Я Элла Крайнович, - возражаешь ты. – Доктор, перестаньте плакать! –ты хочешь оборвать разговор, но слезы доктора Багаева - как анестетик на твою воспаленную душу.

Доктор Багаев перестает плакать и повисает мучительная для него, да и для тебя, что душой кривить, пауза. Но ты молчишь не потому, что тебе уже нечего сказать, а потому, что ты уже ушла в грядущее: ЗАГС, Мендельсон, белое платье и черный кардиган, пирамида из бокалов шампанского, счастливый муж и не очень радостная, но умеющая скрывать свои чувства и прятать свои эмоции, родня мужа.

- Я был с тобой так откровенен, я говорил о своей дочке, я рыдал, а ты, сука, все это втаптывала в грязь, - бормочет доктор Багаев. И начинает вести себя совсем уж по-ребячески: - Кем бы ты не была, ты – шлюха. Да, Катерина, насчет сиделки можешь не беспокоиться, я возместил ей моральный ущерб.

- А, так вы поэтому мне позвонили, что ж, так и быть, я возмещу вам эти расходы за некую Катю. Давайте реквизиты.

«Да пошла ты» - произносит доктор Багаев, не указывая маршрута, видимо понимает, что на это будет твой колкий ответ: «Я скоро туда пойду, потому что муж не импотент», или «Да я там бываю чаще, чем ты на свежем воздухе», или «Извините, доктор Багаев, я сейчас никак не могу, предложите это супруге».

Артур Крайнович сделал тебе предложение, и ты его приняла. «Буду в ЗАГСе менять фамилию, заодно и имя поменяю, - размышляешь ты, – думаю, папа не обидится, не он меня Катериной назвал».

Первая ночь с романтически влюбленным в тебя Артуром Крайновичем проходит в его новой квартире на Крестовском острове. Он не спросил, возбудят ли твое воображение лепестки роз на полу, покрытом белым ковралином, и пение искусственного интерактивного соловья. Боже, где он всего этого набрался? В сказках или в бульварных романах? Ну уж прости ему это, парень старался, он хотел, чтоб было красиво. Вы оба решили, что ваша свадьба будет скромной, непубличной, поскольку и сами вы люди, хоть и богатые, но не публичные. У Артура из родственников осталась семья старшего единоутробного брата Олега и их общая с Олегом состарившаяся мать, которую уже в семьдесят лет настигла болезнь Альцгеймера. Самому Артуру тридцать два, он успешный коммерсант и счастливый муж, потому что женился на женщине, противоречащей законам химии, в ней не сочетаемые реактивы – девичья наивность и острый неженский ум, умение красиво молчать и не менее и красиво говорить, консерватизм и желание опередить время, сексуальная раскрепощенность и стыдливость, умение из трогательной нежной блондинки превращаться в страстную жгучую брюнетку. Он всё это понял в первую ночь, удивительно долгую ночь, длившуюся 72 часа. Артура вполне можно назвать прекрасным «средним»: он не маленького роста, но всё же невысок, не полный и не тощий, он коренаст, у него не полумальчишеско - полуженский дискант, и не грудной баритон, а приятный драматический бархатный тенор, кажется, что если он запоёт, то это будет голос Андреа Бочелли или Плачидо Доминго. Волосы у него средней густоты, темные, почти чёрные, но ещё не тронутые сединой, брутальный, но не тяжёлый подбородок, нос, не удлинённый и не короткий, губы скорее полноваты, чем узковаты, но их тоже можно назвать средними. И класс, к которому принадлежит Артур Крайнович, тоже можно назвать средним, хотя его бизнес малым или средним не назовешь, Артур владеет двумя ресторанами, яхт-клубом и сетью магазинов для яхтсменов, рыбаков и дайверов. Однако, ты сдержала слово, данное самой себе: сменив девичью фамилию на фамилию мужа, ты сменила и имя.

К читателю.

Дорогой мой, обнимаю и прошу прощения, но здесь заканчивается мелодраматическая история олицетворяющей изящество черно-белой Эллы, которой, как ты понял, чуть больше двадцати, и, роскошный голос которой балансирует между тихим контральто и огненным меццо-сопрано, и доктора Багаева, слегка сутулого, нескладного, худощавого и высокого мужчины, недопрофессора с хрипловатым баритоном, сероглазого шатена, которому чуть больше сорока. Заканчивается мелодрама и начинается история с другой жанровой составляющей. В этой истории ты тоже встретишься с доктором Багаевым, его женой Алей, встретишься ты и с Эллой, но это будет совсем другая история.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДЕТЕКТИВ.

Багаев. 23 апреля

Никогда время не шло такой неторопливой походкой, кажется тебе, дорогой мой доктор, словно оно подписало с тобой договор, в котором ты обязуешься: издать книгу, которую переведут на несколько языков, вернуть Алю в медработники, помогая ей преодолевать неуверенность в своих навыках, подружиться с ветеринаром и владельцем ветеринарной клиники доктором Лукьяновым Игорем Васильевичем, провести с ним две экспериментальные операции по трансплантации сосудов головного мозга от донора к реципиенту сперва на кроликах, а потом на шимпанзе, обидеться на заведующего отделением нейрохирургии Шпигеля и уволиться из клиники. Тебе кажется, время замедлило шаг, и ты скучаешь. Ветеринар Лукьянов, которого ваш общий знакомый доктор Боб называл прожженным тусовщиком, в твоем понимании более возвышенная и утончённая натура. Его партнёршами не становятся женщины с извилистой судьбой, ветеринар Лукьянов выбирает в подружки светскую львицу, основательницу какого-нибудь благотворительного фонда, галерейщицу, или нуждающуюся в трепетном и нежном отношении вдову австралийского мироеда. Ветеринар Лукьянов заставил тебя поверить, что в городе туманов есть не только Эрмитаж, Михайловский дворец и Музей современного искусства. Некогда заброшенный газгольдер или заводик являли собой новое арт-пространство, в котором выставлялись инсталляции и фотокартины, иногда скандального характера, иногда истинно патриотические, но ветеринар Лукьянов ясно дал тебе понять одну вещь: произведения искусства и вовсе могут не быть произведениями искусства, главное люди, которых собирает тусовка.

Что такое фестиваль чёрно-белого искусства? Это галерея черно-белых фотографий, показ современных чёрно-белых беспощадно арт-хаусных фильмов, мороженое – белое ванильное или чёрное лакрично-угольное. Коктейли - дайкири, чёрный капитан (хотя он скорее тёмно-коричневый), и форма одежды – любая, но черно-белая или серых оттенков. Одна из организаторов фестиваля, художница и галерейщица Соня Кричер, страдает врожденной ахроматопсией, сетчатка её глаз не читает красный, желтый и синий цвета, и, соответственно, результаты их смешений тоже, кроме одного результата – чёрного цвета. Природа изрядно поиздевалась над Соней, дорогой мой читатель, наградив роговицу её глаз кошачье-зелёным цветом (с Соней мы уже встречались в начале романа, но там о её глазах ни сказано не слова). Соня не могла видеть яркого цвета своих глаз, она видела роговицу серой, такими же серыми она видела свои волосы, которые стала прятать под белым париком. Вот и сегодня она в белом парике с несколькими чёрными прядями, и её губы стали чёрными после перманентного макияжа, куда вместо оттенков красного или розового залили полярную ночь. Когда она улыбается, её чистые зубы кажутся неестественно белыми, как дорогая бумага для принтера. Наверное, так изначально было задумано, чтоб другая королева тусовки была в черном парике «ассиметричное каре», а помады на её губах вовсе не было, но был рисунок в форме облачков на светло-синем небе. А, вот, светло-голубые роговицы глаз скрывали недиоптрические линзы оттенка «асфальт».

Итак, как ты уже догадался, мой дорогой читатель, вторая королева – это Элла. Но ты, мой дорогой персонаж, милый доктор, пока не знаешь, что она здесь. На этом фестивале ты как на коллективном дне рождения, где виновники торжества все, кроме тебя. Приглашения на фестиваль тебе и Але были высланы персонально и подписаны Соней Кричер. И это, судя по всему, заслуга ветеринара Лукьянова. Недавно ты и ветеринар Лукьянов стали главными героями скандала, связанного с операцией по трансплантации, информация со скоростью распространения ветряной оспы разнеслась по интернет-пространству, не минуя соцсетей, на вас ополчились зоозащитники, а также представители одной из самых гуманных профессий. И даже здесь, на фестивале чёрно-белого искусства нашлись те, кому интересен исход этого скандала: «Доктор Багаев и доктор Лукьянов, что же это за история с макаками? – Это не макаки, а шимпанзе! – Да какая разница! Доктор, скажите, а каковы перспективы всего этого, ведь на вас уже завели дело? – Владелец цирка сказал, что подал в суд. Возможно, дело завели. - А по какой статье, по сто двадцатой или по двести сорок пятой?» «Да, наверное, сразу по двум!» - смеясь отвечает ветеринар Лукьянов, профан в юриспруденции, а собственно, почему он должен быть экспертом? Сто двадцатая, двести сорок пятая, какая разница, если ветеринар Лукьянов найдет юридическую лазейку не без помощи своих пассий и их адвокатов, ведь и адвокаты – тоже люди, которым не чужды культурные мероприятия, фестивали, выставки аналографии и прочие тусовки.

Дорогой читатель, даю справку, статья 120 УК РФ это «Принуждение к изъятию органов или тканей человека для трансплантации», а двести сорок пятая это «Жестокое обращение с животными, повлекшее его гибель или увечье» с оговоркой, что это сделано из хулиганских побуждений или ради корысти. Ну, что ж, дорогой доктор Багаев, раз шимпанзе - это приматы, то юридически подкованные гости фестиваля в одном случаи приравняли их к людям, а в другом оставили в царстве животных. Твоя жена пьёт дайкири, а ты ищешь повод, уйти с этого феста.

- И здесь достали, - говоришь ты Але, - поеду я домой!

В ваш разговор вмешивается ветеринар Лукьянов:

- Гера, да забей ты! Бери пример с меня. Отдыхай, расслабляйся и не дёргайся. Всё образуется! «Дамы и господа! – слышишь ты писклявый голос ведущего, - А теперь чёрно-белый танец! Дамы приглашают кавалеров, а кавалеры – дам!» Оркестр играет милонгу, и ветеринар Лукьянов просит Алю:

- Алечка, ангажируй меня, а я ангажирую Соню. И будем танцевать втроём!

- С удовольствием! - отвечает Аля.

Что-то подсказывает тебе, намекает, что здесь должна быть Элла. А ты, доктор Багаев, её узнал? Вон она, рядом с оркестром, в платье как у Софи Лорен в фильме «Игрушка для гангстера» - в белом с крупными чёрными горошинами. «Ты был как металл на морозе, к тебе прикоснешься, а потом отрываешь себя от тебя вместе с кожей!»- вспоминаешь ты, и тебе кажется, что ты вдыхаешь ее аромат, смоляной, ночной, кожаный, сакраментальный. То ты чувствуешь аромат серого палантина Эллы, то мыльный аромат бледно-розового катиного тела. Она потерялась. Может, по запаху найдёшь, если так хорошо разбираешься в ароматах. Нет, проще барбосу на таможне найти контрабандный коньяк, и по запаху определить, что он представляет историческую ценность. Но ты чувствуешь, она где-то рядом. Она сама к тебе подходит и приглашает: «Доктор Багаев, я надеюсь, вы разрешите?» Снова этот аромат, волнующий воображение, эта декадентская интонация полнокровного густого контральто, эти линзы асфальтного цвета. Ты смотришь на её руки, они кажутся тебе ненормально длинными, безупречные ногти покрыты лаком: белым с серебром и черным с позолотой. Неужели эти руки могли надевать хозяйственные перчатки и отжимать грязную тряпку? Ты никогда не рассматривал катины руки, но знал, что она не покрывает ногти лаком, иначе это было бы заметно. А рот – это же настоящее произведение искусства. Кажется, прикоснёшься к нему – и ощутишь прохладу. Эти губы она облизывала, когда ела бюджетную картошку с мясом, когда на них попадали капли твоего коктейля из секрета предстательной железы, бульбоуретральных желез и семенных пузырьков.

- Как поживаете, Элла? - спрашиваешь ты, - вы счастливы в браке?

- Да, а разве по мне не видно, конечно, я очень счастлива, - отвечает Элла, - А вы, доктор Багаев, счастливы в браке?

- Не понимаю этих ноток иронии в вашем голосе. Я всегда был счастлив в браке, - отвечаешь ты, нервно пожевывая нижнюю губу.

- Да, у вас красивая жена. Я это заметила! – с искренним восхищением произносит Элла, - Я совершенно серьезно.

Теперь ты позволяешь себе иронию:

- Вы заметили! Ну, тогда-то –да! (Ату, ее, доктор Багаев, ату! Фас!) - Да она у меня не просто красивая, она самая замечательная женщина на свете! - произносишь ты, набирая пыл, - А вам по-прежнему от меня что-то нужно, Элла?

- Мне от вас? – с усмешкой произносит Элла, - Но, похоже, это вы меня искали на этом фесте.

- Я –вас? – пародируешь ты её усмешку, - Знаете, Элла, как сказал бы психолог, это ваше восприятие ситуации. Я не люблю вас. Вы восхищаете, Элла, как и тогда, восхищаете и поражаете! Смотришь на вас, слушаешь и думаешь, что на этот раз за выкинет эта светская штучка?! Вы очень элегантная и очень креативная. Восхищаться вами можно сколько угодно, но любить – увольте! Я не люблю вас настолько, что готов НЕЛЮБЛЮ писать слитно! Вот, вы, филологиня, скажите, если есть такое слово «НЕЛЮБОВЬ», почему же НЕ и глагол ЛЮБЛЮ надо писать раздельно?!

Похоже, Элла в восторге от того, что ты говоришь, интонация ее голоса никак не может принять холодный оттенок, наконец, вдохнув-выдохнув, она произносит упадочно-томно и равнодушно:

- Доктор Багаев, я не Дитмар Розенталь, чтоб ответить на ваш вопрос. Но если вас интересует мое отношение к вам, то оно созвучно с вашим. Я тоже вас не люблю. Полагаю, это не послужит причиной, по которой вы можете оставить даму посреди зала?

- Не беспокойтесь, - говоришь ты, - я не так дурно воспитан. Я позволяю себе иногда срываться, но это нервы.

Вы останавливаетесь там, где ветеринар Лукьянов наблюдает, как пьют на брудершафт твоя жена Аля и его пассия Соня Кричер.

- Игорь! Ещё раз приветствую вас на нашем фестивале, - говорит Элла, - и вас, Александра, если не ошибаюсь?

- Ой, лучше просто Аля, - поправляет твоя жена, - не люблю я свое имя.

Заметив вопросительный взгляд Али, Элла объясняет:

- Я посещала лекции вашего мужа. Жаль, что всё так быстро закончилось.

- А что всё? - уточняет Аля.

- Лекции, разумеется, а что же еще! - отвечает Элла.

Но Аля и вовсе не собирается уличать тебя в измене. Кажется, ее раздражает тема разговора.

- Господи, Гера, - произносит она с неподдельной мольбой, - ну, почему мы не можем найти такое место, где никто бы не напомнил бы о твоей деятельности! Простите, девушка, не хотела вас обидеть. Просто хотела напомнить всем присутствующим здесь, что он не только врач и учёный, он просто человек!

В разговор вмешивается ветеринар Лукьянов: «Аля, ты опять передергиваешь. Элла, это всё из-за этой истории с обезьянками. Но я уже нашёл отличного адвоката!»

В такси вы почти не разговариваете, зато дома Аля выпускает эмоции:

- Над тобой все только и делают, что смеются! Все лезут со своими советами, вопросами, да что же это такое! Все, кроме тебя, прекрасно понимают, что ты натворил!

- А что же я такого натворил? - стонешь ты. – А ты не хочешь задать этот вопрос нашему другу, Игорю? Или ты и его считаешь идиотом?

- Да Игорю нужен скандал! Скандал - пиар для его клиники! - горько произносит Аля.

- Выходит, все умные, один я придурок, - твой голос опять переходит в стон, - ну, спасибо, леди и джентльмены. В особенности тебе, любимая женщина. Выходит, ты не станешь подносить патроны, когда я буду отстреливаться!

Похоже, Аля воспринимает всё буквально:

- Что?! Господи, какие патроны!

- Да я в фигуральном смысле! – объясняешь ты, - Но всё равно же обидно, когда близкий человек намекает на то, что ты психически не здоров! Вы все как сговорились, теперь и Игорь туда же.

- Кто это - все, Гера? – отмахивается Аля, - С работы тебя никто не увольнял, Шпигель попросил тебя пойти в отпуск, ты выгорел на этой работе, потому что совсем не отдыхал, книга-работа, работа-лекции, потом опять работа-книга! Ты психанул, как истеричная баба, и все у тебя стали виноваты.

- Значит, я – баба, – огорченно вздыхаешь ты, - А они-то, кто? Шпигель всё время боялся, что я подтолкну его локтем. Боб – кулацкий подголосок, Ирка тоже. Да все они, Аля, все! И даже Мишка! Только один был честный человек. Который был всем неприятен, в том числе и мне, но который не умел притворяться, это сестра-хозяйка Галина Петровна.

Глаза у Али округляются и речь смешивается с презрительным фырканием:

- Господи, Гера, что ты несешь!

Спустя несколько секунд, Аля кладет тебе голову на плечо и произносит уже с мольбой:

- Гера, миленький, ещё раз тебя прошу, хороший мой, умненький, добренький, ты у меня самый-самый, ну, давай, ты обследуешься. Но ведь я… как близкий человек, Гера! Я же за тебя боюсь!

Это выводит тебе из равновесия, ты встаешь и едва ли не кричишь:

- Обследоваться у психиатра, я правильно понимаю, Аля? Да я сам как психиатр! Да я вам всем расскажу про мозг больше чем любой Милтон Эриксон!

Аля тоже поднимается с дивана, и её голос переходит в крик:

- Нет, я не могу больше, я больше так не могу! Сегодня ты опять разбудишь меня посередине ночи и попросишь послушать материал для своих будущих лекций! Но могу я хотя бы свои законные выходные провести спокойно?

Ты молча киваешь головой.

- Я тогда к подруге, сто лет у нее не была, - успокаивается Аля.

- Да, конечно. Иди, - тихо произносишь ты.

- Иду! - вздыхает Аля.

- Шокер не забудь, - добавляешь ты, - Я купил тебе шокер. Ты просила персоль, и я подумал, а вдруг ты случайно распылишь себе в глаза, поэтому купил электрошокер.

Аля снова вскипает:

- Зачем, Гера?! Это я тогда пошутила насчет персоли. Нет, ну, а что? Иду домой, а возле подъезда пикет зоозащитников! Стало как-то не по себе, не страшно, но неприятно! Гера, эти электрошокеры часто бывают бракованными!

Ах, дорогой мой персонаж, сейчас бы просто обнять ее и напоить теплым чаем с мелиссой и котовником, она бы осталась дома, в своей постели, рядом ты, свернувшись калачиком. Так нет же! Тебя озадачила покупка. Ты решил доказать Але, что шокер не бракованный, он в рабочем состоянии. Падая, ты задел стеллаж, который также, как и ты, повалился на пол. На вопль Али, ты, постепенно приходя в себя, ответил: «Ну, не кричи, всё в порядке. Шокер не бракованный». Не бракованное изделие отлетело на кровать.

Капитан Жулебин. 25- 29 числа апреля.

Твоё утро, оперуполномоченный уголовного розыска по Петроградскому УМВД, капитан Жулебин, начинается с выезда опергруппы на место разбойного нападения на женщину по адресу улица Академика Павлова, дом 14. К моменту выезда, как тебе сообщил сотрудник ППС, потерпевшая находится на госпитализации.

- Лежала вот здесь, головой к лестнице, - постовой показывает на лестничную площадку первого этажа. - Я подошел к ней, она дышит, спрашиваю, что случилось, она начала кашлять, голос у нее сиплый, говорит, голова очень кружится, я думаю, надо звонить в дежурную часть, а на улице мужик бомжацкого вида, дядя Ваня, его так жильцы называют, говорит, что нашёл паспорт возле урны, сам бы поднял, да боится, я поднял, посмотрел, опа, это её паспорт. Я сразу просёк, что это разбой. Сумку вырвали, а паспорт выкинули, товарищ капитан. Она говорит, голова очень болит. Ну, вызвал скорую, черепно-мозговая это так серьёзно, товарищ капитан. Приехала скорая, реанимационная, минут десять, как уехала.

- Где следы крови? - спрашивает криминалист Воробьева, и её вопрос адресован ко всем, к сержанту, к тебе, мой отважный персонаж, и к себе самой.

Ты тяжело вздыхаешь, стараясь не смотреть в лицо сержанту ППС, и произносишь:

- Сержант, тебе хоть сообщили, в какую больницу ее увезли?

Сержант ППС тоже тяжело вздыхает: «Да, в девятку, на Крестовском это», - отвечает он.

- Крови не вижу, - повторяет криминалист, осматривающий место преступления.

- Да и на женщине крови не было, - дополняет сержант ППС, - она говорила, ее тошнит, и очень кружится и болит голова. У нее был очень сиплый голос. Алкогольного опьянения не было, сахар в норме, у неё же сразу кровь взяли.

- Она могла этот паспорт сама случайно выронить, причин для тошноты и головокружения достаточно, например, токсикоз при беременности, - раздраженно произносит криминалист Воробьева.

- Соседей опрашивал, сержант? Кто что слышал, а? Всё ясно! – еще более раздраженно произносишь ты, - Паспорт гражданки, давай! - Ты начинаешь листать паспорт, читая вслух: «Багаева Александра Львовна, так, ничего себе, сорок пять лет, беременность, говоришь, ммм-м, Кира Васильевна?

- А почему нет? – невозмутимо произносит криминалист Воробьева, - И в этом возрасте рожают. Однако, интересная штучка тут валяется на лестнице. Похожа на кочергу для игры в покер.

- Кира, какой покер. И какая беременность! Значит, она беременная шла, выронила паспорт, потом её скосило, и она тут улеглась. Ну, это ж бред какой-то! Кто-то вошел следом за ней. Ударил по голове. Паспорт выкинул.

- И мимо урны? - усмехается криминалист Воробьева.

- Задача преступника не спрятать документ потерпевшего, Кира, а избавиться от него, - объясняешь ты.

Надев перчатки, криминалист Воробьева поднимает изящный деревянный предмет, похожий на ухват.

- Вот, это интересно, Лёш, - говорит она тебе, - основание у палочки железное, дугообразное. На наконечнике имеется волос тёмного цвета, а что если это волос потерпевшей?

Ты тоже усмехаешься и готов рассмеяться.

- Кира, - говоришь ты, - ну, что за «Камеди Клаб»? Били по голове кочергой для покера, странно, я даже не знал, что есть такой аксессуар, про башмак для карт знаю… Волос говоришь? Твою мать!

- Товарищ капитан, а, может быть, ее душили? Она рукой вот так по горлу водила, - растерянно произносит сержант ППС, показывая на себе действия потерпевшей.

- Душили-душили, душили-душили, душили-душили! – подражая интонации Шарикова из «Собачьего сердца» и напирая на сержанта ППС произносишь ты. - Я кого-то сейчас точно придушу. Сержант, неужели нельзя было подождать? Не умерла бы твоя Багаева Александра Львовна. Ага, прописана дама по другому адресу. Сержант, первым её кто заметил?

Сержант ППС виновато мнется. «Дама с собачкой», - отвечает он.

- Прямо сплошной Чехов у тебя тут, сержант! Дядя Ваня, Дама с собачкой, фамилия твоя, случайно не Платонов?

- Сержант Вершинин, товарищ капитан.

Ты прикрываешь рот рукой, чтобы преградить дорогу яростному смеху, который уже вырвался из груди.

- О! что я вам говорил? – восклицаешь ты. – Хорошо не Тузенбах!

- И не Соленый, - добавляет криминалист Воробьёва, - Лёша, не пугай людей, не все знают, что у тебя мама завлит театра.

Даму с собачкой вы нигде не встречаете, на улице ее нет, в квартире тоже. «Хорошо, хоть номер квартиры догадался спросить, надо было все паспортные данные. Ладно уж…Чувствую, опять придется сюда ехать», - размышляешь ты вслух, глядя в спину сержанта ППС.

Кочерга для покера? Набираешь в Яндексе, а Яндекс молчит. Или кочерга есть, а покера нет, или наоборот, всё о покере, а о кочерге ни слова. Перемудрила криминалист Воробьёва. Всю дорогу от места происшествия до отделения рассматриваешь упакованное в прозрачный пакет изделие. Оно тебе что-то напоминает, но ты никак не можешь вспомнить.

- Кира, ты уверена, что это аксессуар для покера? - спрашиваешь ты. – Такого вообще в природе нет! На наконечнике вОлос, ты говоришь, а я смотрю, наконечник вообще мягкий, бархатный. Что это вообще за хрень? Как этим можно дубасить терпилу, а, Кир? Ведь если этим замахнёшься над головой, то голова пролезет в это дугообразное отверстие, как горшок в ухват.

- Кочерга - это то, чем двигают карты, - объясняет криминалист Воробьева, - Ты в кино никогда не видел? Их двигают какой-то палочкой, похожей на кочергу.

- Но это не похоже на кочергу, - возражаешь ты, - тем более, для покера! Это какой-то ухват! Знаешь, такими в деревнях раньше горшки с печки прихватывали.

Криминалист Воробьёва аж подпрыгивает.

- Леша, представь себе, знаю! – говорит она, - Там черенок толще, и сам ухват больше, ты что! А у этого диаметр чуть больше школьной указки. Да и какая голова пролезет в такое отверстие? Потерпевшая у нас что, микроцефал? Она обычная женщина.

Ты раздраженно произносишь:

- Обычная, говоришь? Я ее видел? Ладно, сейчас в больницу нет смысла, она под ноотропами, сгоняю завтра поутру.

Ты начинаешь гуглить «ухват». Поисковик выдает ухваты для горшков, но, читая их характеристики, понимаешь, что криминалист Воробьева подобрала на лестнице не кочергу для покера, и не ухват для горшка, а какую-то бессмысленную херь. Наконец, до тебя доходит, что это тросточка с дугообразной ручкой, то, что считалось металлическим ухватом для небольшого горшка – ручка изделия, а то, что черенком – сама тросточка. Гуглишь «тросточку» и на тебе! Есть модель с похожей ручкой, но у трости внушительный черенок, ведь она предназначена для опоры. Вдобавок ко всему, ты узнаешь, что слово «покер» в переводе с английского и означает «кочерга». Это прогресс! Ты заливаешься смехом.

- Кира, в твоей голове всё смешалось, как в доме брата Анны Карениной! - шепчешь ты на ухо криминалисту Воробьевой.

- Да ну тебя, Лёш, - обижается она, - я говорю, либо это палочка для тасования карт, либо указка. Давай-ка, я сама погуглю!

И находит: «Указки для лектора и учителя ручной работы. С винтовыми ручками, с ручками как у трости, и, вот, оно, наконец, то самое изделие, указка с дугообразной металлической ручкой, металл, сибирский кедр, длина 40 см, диаметр узкий, цена две тысячи двести пятьдесят рублей». Ты едва ли не стонешь:

- Ну, вот, скажи, Кира, нормальный преступник пойдет совершать разбойное нападение с таким оружием?!

- Значит, мы имеем дело с ненормальным, - спокойно отвечает криминалист Воробьёва.

Вечером ты, как обычно, наедине с котом шотландской породы по кличке Буш. «Опять бандитил, да? – возмущаешься ты, глядя на разорванную в клочья газету, которую утром ты поставил под лоток. – Когда ты поймёшь, что песка здесь нет!» Бывшая жена оставила тебе кота на неделю, но он живёт у тебя почти месяц. Бывшая звонит, извиняется и называет более чем убедительную причину:

- Лёшка, люди разводятся, животные тоже. Я устала повторять, кошка родила и не подпускает! Двух котят, мальчишек, я уже продала, ну третью, девчонку, пока не получается, хоть задаром отдам. Хочешь?

- Спасибо, - говоришь ты, - Юля, мне пока и папы хватает, куда ещё дочка!

Она молчит, а ты жалуешься:

- Слушай, Юля, он злостно хулиганит, поссыт, а потом типа зарывает, и его ссаки летят во все стороны. Если это будет продолжаться, я его кастрирую в ближайшей ветклинике.

- Лёшка, - виновато произносит бывшая, - я тебе говорила, купи опилки, я деньги потом отдам!

- А ты не могла их сразу привезти? - возмущаешься ты, - Ветеринарка, кстати, всего пять минут ходьбы.

- Надеюсь, это не ветклиника Игоря Лукьянова, где зарезали двух шимпанзе? - недовольным голосом произносит бывшая.

- В смысле –зарезали?! - недоумеваешь ты.

- На одну обезьянку что-то упало с купола цирка, и пробило ей голову, – рассказывает бывшая. - Ветеринар Лукьянов зачем-то забрал другую обезьянку, и с помощью какого-то нейрохирурга Багаева пересадил сосуды от здорового животного к раненому. Вторая обезьянка, которая донор, уже скончалась. Я думаю, и первой жить недолго. Вот ты мне скажи, мент, когда этим подонкам, живодёрам, начнут давать реальные сроки?!

- Не знаю, Юля, не я даю сроки, - честно сознаешься ты, - Да, странно, калечить здоровую обезьяну, чтобы вылечить больную, согласен, Юля, жи-во-де-ры!

- В интернете погугли, – советует бывшая, - там подробности.

- Что ты, Юля, - вздыхаешь ты, - мне б разобраться, чем ухват отличается от кочерги.

Проходит минута-другая после разговора с бывшей, и ты вспоминаешь: «Багаева, Александра Львовна». И добавляешь, как Скарлетт О Хара: «Но об этом я подумаю завтра!»

«Багаева Александра Львовна в какой палате? – спрашиваешь ты у дежурной медсестры. – В справочном сказали, она на вашем отделении».

- А кто вы ей, простите? - слышишь ты голос за спиной.

Ты поворачиваешься и показываешь удостоверение.

- А! Жулебин, как интересно, у меня сестра в Жулебино живёт. Это в Москве! Буров Олег Иванович, травматолог. Ну, что я могу сказать, - говорит тебе полный невысокий мужчина в очках. – Состояние стабильное. Сейчас она спит, я дал ей транквилизатор. Вчера ей было хуже, ее тошнило, потом она никак не могла уснуть.

В тебе отключается опция «Сострадание»:

- Доктор, это всё замечательно, но мне по любому надо задать ей несколько вопросов. Я ведь даже толком не знаю, что с ней произошло. Тошнило от сотрясения мозга, это понятно.

- От удушения, - поправляет травматолог Буров, - вы работаете в органах, молодой человек, а я бывший судмедэксперт.

- Остались следы? – оживляешься ты. – Какие-нибудь, хоть какие-нибудь, доктор!

- Иногда следов не остаётся. Но остаются симптомы! Она ведь совершенно не помнит, что с ней случилось. Помнит, что было три дня назад, что было после того, как её сюда привезли, но как произошло нападение – не помнит. И дыхание у неё было…оооо! Оооо! Я знаю это дыхание. У меня был пациент, которого, извините, привезли после скарфинга. Вот он так дышал, но дыхание восстанавливается. А, вот, в мозгу происходят необратимые процессы.

- Доктор, что такое скарфинг? - раздраженно спрашиваешь ты.

Травматолог Буров не замечает твоего раздражения.

- Оооо… - томно вздыхает он, - Не практикуете, да? Давайте отойдем от Оленьки, не при дамах, как говорится, не при дамах.

Вы отходите от стола дежурной медсестры, и травматолог Буров продолжает:

- Это, молодой человек, эротическое удушение. Принято считать, что оно усиливает нарастание оргазма. Наверняка вы не смотрели «Империю чувств», фильм моей молодости.

- Вы хотите сказать, что потерпевшая с кем-то занималась сексом в подъезде дома?!? - еле сдерживая смех, спрашиваешь ты.

- Нет, нам было сказано, возможно, нападение, - рассказывает травматолог Буров, - позвали гинеколога, та провела осмотр потерпевшей и сделала вывод, что следов полового контакта не обнаружено. Ни спермы, ни разрывов, и вообще на женщине никаких следов насилия. Я имею ввиду не только сексуальное, но и любое физическое. Но около темени – небольшое уплотнение под кожей, проще говоря – шишка, диаметр приблизительно полтора сантиметра. Знаете, я, когда работал судмедэкспертом, с таким не встречался. Но у детишек иногда бывает, играют, стукают друг друга по голове, у меня соседку внук, пять лет, стукнул по голове молоточком для металлофона.

Очки у травматолога Бурова сползают с переносицы ко рту. Словно не замечая этого, он продолжает:

- Здесь, между прочим, муж потерпевшей. И он разбирается в этом лучше меня, потому что нейрохирург.

Ты взвинчиваешься пружиной:

- Муж? Как муж? С этого и надо было начинать.

- Подождите, подождите, вы меня сами начали расспрашивать! - обиженно возмущается травматолог Буров.

- И где же муж? - спрашиваешь ты, одновременно раздражаясь и чувствуя себя виноватым.

- Он в вестибюле, спрашивал про МРТ, да у нас есть томограф, но он бы хотел сам считать данные томографа, потому что он нейрохирург, а я всего лишь травматолог, ну, я ответил, у нас так не положено, и нет в нашей больнице отделения нейрохирургии, в общем, он в вестибюле, ждёт, когда она проснётся, – отвечает травматолог Буров.

- И когда она у вас проснётся? - спрашиваешь ты.

- Часа через два, не раньше, - недовольным голосом отвечает травматолог Буров.

У тебя закипает кровь. «Мне бы пораньше, я не могу ждать два часа», - говоришь ты.

- Интересный вы человек, я же вам говорю, она мучилась бессонницей, я дал ей транквилизатор. Дайте же человеку выспаться! - многозначительно подняв очки к переносице указательным пальцем, говорит травматолог Буров.

Тебе остается только горько рассмеяться:

- И вы интересный человек, доктор, чуть что, «полиция у вас бездействует, раскрываемость дутая», а когда мне надо опросить потерпевшую, вы «дайте поспать». Завтра утром как угодно – спала-не спала, я приезжаю, вы её будите. Ладно, хоть муж здесь!

- Да, - кивая головой так, что очки снова сползают ко рту, произносит травматолог Буров, - Мужчина средних лет в вязанной жилетке и клетчатой рубашке, зовут «Герман Алексеевич».

«Спасибо», - хмуро произносишь ты и направляешься в вестибюль. Доктор Багаев сидит в кресле и осторожными глотками пьёт кофе из бумажного стаканчика.

- Багаев Герман Алексеевич, - говоришь ты, предъявляя документ, - я капитан Жулебин, и мне бы хотелось задать вам несколько вопросов.

- Вы по поводу нападения на мою жену? - спрашивает доктор Багаев.

Ты включаешь диктофон и задаешь первый вопрос, отвечая при этом на дурацкий по твоему мнению вопрос доктора Багаева:

- А по какому ещё поводу… Да, я по поводу разбойного нападения на вашу супругу. Вы как узнали о нападении?

- Она попросила позвонить дежурную медсестру и сообщить, - отвечает доктор Багаев.

- Хорошо. То есть номер ваш она не забыла. Врач говорил вам, что с ней случилось? -очевидно, это твой второй вопрос.

- Да, про удушение говорил, - отвечает доктор Багаев, - Он с ней разговаривал, и она многое помнит, но, как и кто на неё напал, вспомнить не может. Как нейрохирург, кандидат медицинских наук, я могу подтвердить правоту слов доктора Бурова, удушение может частично стереть память. По-научному это называется постстрангуляционным явлением, происходит венозный застой в полости черепа, растет внутричерепное давление, но, конечно, всё зависит от самой странгуляции, то есть удушения.

Ты вспоминаешь про подкожное уплотнение в теменной области:

- Врач сказал, что у нее шишка, можете как-то это прокомментировать, не могла она стукнуться дома, например?

- При мне она не стукалась. Шишка, как вы изволили выразиться, капитан, это следствие удара небольшим предметом, она в районе четвертого – шестого поля, - комментирует доктор Багаев.

Ты в недоумении: «Поля? Хм…». Доктор Багаев замечает это.

- Простите, - говорит он, - капитан, можно я задам вам вопрос?

- Конечно, - разрешаешь ты, - только один вопрос, а то я забуду свои вопросы к вам.

- Каким вы представляете человеческий мозг? Ну, скажем так, с чем бы вы его сопоставили? - спрашивает доктор Багаев.

- С компьютером, наверное, - растерянно произносишь ты.

- Так бы ответили многие, - произносит доктор Багаев с интонацией комментатора фигурного катания, объясняющего нам, непосвященным в «тулупы и аксели», почему серебряная медаль Ильи Авербуха и Ирина Лобачёвой не подлежит никакому сомнению. - Да, сходство, безусловно есть. Но я бы сказал так: человеческий мозг – это большой город, с множеством переулков, с проспектами и районами, которые называются долями, микрорайонами, которые называются полями. Каждая доля и каждое поле наделено своими функциями. Лобная доля, пожалуй, самая большая, скажем так, в нескольких шагах от доли теменной, но в границах лобной есть поля четыре и шесть, отвечающие за двигательную функцию рук. Тот, кто бил мою жену странным небольшим предметом, словно указывал на эти поля. Да, капитан, кто-то пытался влупить моей жене по моторике, а ведь для неё руки – это работа. Она операционная медсестра. Ей пришлось проходить курсы повышения квалификации, ей практически всё пришлось начинать почти с нуля, ведь моя жена почти десять лет не работала. Кто-то всё это хорошо осознавал, и специально бил по этому полю!

- Хорошо, скажите, Герман Алексеевич, - тяжело вздохнув, спрашиваешь ты, - двадцать пятого апреля, то есть вчера, в какое время вы расстались с женой?

Доктор Багаев отвечает уверенно:

- Мы расстались двадцать третьего вечером, капитан. Вы так странно на меня смотрите, будто в вашей жизни всё мягко и гладко. Да, мы пришли, вернее, приехали с фестиваля чёрно-белого искусства, поговорили, она решила отдохнуть от меня и пойти к подруге. Я был не против.

- К какой подруге, не спросили? - удивленно спрашиваешь ты.

Доктор Багаев смотрит на тебя свысока.

- Нет, не спросил, - раздраженно произносит он, - Я понял ваш прозрачный намек, и хочу сказать вам, что я привык доверять своей жене.

Ты вспоминаешь про паспорт гражданки потерпевшей: «Вы где проживаете с женой?»

- В Песках, – с гордостью произносит доктор Багаев.

Кажется, ты здорово вымотался, мой отважный герой.

- Не понял, в каких песках, зачем в песках? - спрашиваешь ты, опасаясь за доктора Багаева.

- Ой, простите, капитан! Это моя мать так всегда говорила. Когда-то там была мастерская моего отца, а теперь наша квартира. Старое историческое название микрорайона. В районе метро «Площадь Восстания» мы проживаем, на Суворовском проспекте, - объясняет доктор Багаев, - Вам нужен точный адрес?

- Не обязательно, - говоришь ты и передаешь доктору Багаеву паспорт его супруги, - Вот, возьмите, преступник хотел выкинуть в урну, - Кто из знакомых вашей супруги может проживать на улице Академика Павлова, неподалеку от Каменноостровского моста, вы, конечно, не знаете?

Доктор Багаев убирает паспорт под жилетку, очевидно в верхний карман рубашки.

- Да почему же не знаю, - говорит он, - как раз знаю, капитан, там проживает Игорь Лукьянов, мой хороший приятель, не побоюсь сказать, друг.

- Он тоже врач? - спрашиваешь ты, и в твоем голосе появляется явная усталость.

- Абсолютно верно! – бодро восклицает доктор Багаев, - Он ветеринар!

Ты вспоминаешь разговор с бывшей, «Клиника Лукьянова/обезьянки/нейрохирург Багаев». Так и хочется сказать: «Ну, что, живодёры, попались!» Но вместо этого ты спрашиваешь:

- Вашей жене угрожал кто-нибудь?

- Да…Нет…- растерянно произносит доктор Багаев, - Кто ей мог угрожать!

Ты смотришь на часы и задаешь, как ты полагаешь, последний вопрос:

- И последний вопрос, что вы делали, где вы находились двадцать пятого апреля с восьми до десяти утра?

- Вы меня подозреваете? - отвечает доктор Багаев вопросом на вопрос.

Ты тяжело вздыхаешь и смотришь на кофейный автомат. «Мокаччино, 35», - читаешь ты Тридцать пять рублей – и день задался!

- Я просто задаю вам вопрос, - отвечаешь ты, - Я должен задать вам этот вопрос, а вы, хотите вы этого или нет, Герман Алексеевич, должны мне ответить.

- Я был дома! - уверенно отвечает доктор Багаев. - Я еще спал.

- Что ж… - произносишь ты как «штошшш», - Пока у меня нет вопросов. Но как мне найти этого Игоря Лукьянова, не подскажите?

- Он сегодня должен быть у себя в клинике. Академика Павлова, дом пять, это ближе к Аптекарской набережной.

«Ладно, хоть всё рядом и не чужой район», - думаешь ты. И уходишь, забыв про моккачино за тридцать пять рублей.

На входе в Бизнес-центр, где на одном из этажей располагается ветклиника Лукьянова, одиночный пикет – девушка с плакатом «Живодёра Лукьянова к ответу!». К ней уже спешит постовой, но для тебя время несётся с первой космической скоростью. Ты поднимаешься к ветеринару Лукьянову, на ресепшене тебя встречает симпатичная девушка с африканскими косичками и со словами: «Чем я могу быть вам полезна?» «Нужен сам доктор Лукьянов», -отвечаешь ты. Звучит любимая секретарская фраза: «Скажите, пожалуйста, по какому вопросу?» Ты предъявляешь документ, и девушка, виновато улыбаясь, говорит: «Пожалуйста, подождите, сейчас позову!» Ветеринара Лукьянова приходится ждать минут пятнадцать. Ты успеваешь поболтать с криминалистом Воробьевой, с которой, как понял читатель, у тебя прекрасные дружеские отношения. Читатель, привет!

- Кира, привет, просьбу твою насчет волос выполнить пока не удалось, - говоришь ты, - Мадам почивать изволит.

- То есть ты не взял образцы волос? Лёш, там нужно два волоска, скажи, что ты просто считаешь меня идиоткой, - тяжело вздыхая и зевая, произносит криминалист Воробьева.

- Нет, Кир, один ноль в твою пользу, мадам и в самом деле кто-то звезданул по темени небольшим предметом, похожим на тот, который ты нашла.

- Ого, а ты где сейчас? – просыпается криминалист Воробьева.

- Да тут, не очень далеко.

- Стажер Храбров опросил эту Даму с Собачкой, Котельникову, она утверждает, что обнаружила женщину, лежащую на лестничной площадке первого этажа где-то в восемь тридцать. Темноволосая, средних лет, красный шарф и синий плащ, дальше она не помнит. Сама она выходила из дома без двадцати восемь, гуляла по Лопухинском саду, потом вошла в подъезд и сразу выбежала, вызвала сразу и скорую, и полицию, «пэпсы» приехали довольно быстро, видимо патрулировали где-то рядом. Потом эта дама пошла к подруге, которая живёт в другом подъезде, поэтому её дома и не оказалось, - докладывает окончательно проснувшаяся криминалист Воробьева, - А почему ты волосы не взял?

- Я ж говорю, почивать изволит, завтра буду с ней беседовать и возьму. Но зато у меня сегодня хороший маршрут. Ладно, скоро буду. Заеду ещё в одно место, ну, во вчерашнее. Скажи-ка, старлей, а когда там старшой бензинные выдаст? В общем, капитан Жулебин будет ходить пешком!

- Лёшка, версия - то есть? – спрашивает криминалист Воробьёва.

- Слушай, старлей, но не сейчас же.

- На типичный разбой это, как я понимаю, не похоже? – суммируя вышеизложенные факты, говорит криминалист Воробьева.

- Да, возможно, маскировка под разбой. Багаеву сперва душили, а потом били чётко по четвёртому и шестому полю коры головного мозга, ладно, Кир, подробности вечером.

- Лёш, извини, я сегодня не приеду, - огорчает тебя криминалист Воробьева. - У меня послезавтра у мамы днюха, дым коромыслом. Холодец надо ставить. Жди любви на следующей неделе.

- А, ну, давай. Холодец-то говяжий?

- Да сейчас, ага, рулька, говяжьи хвосты и куриная грудка, - рассказывает криминалист Воробьева.

- Ой, Воробьёва, вкусно рассказываешь, у меня слюна, как у собаки Павлова, и сам я на улице Павлова. Сейчас, подожди, еще немного и будет рэп. Пардон, перезвоню…

- Давай! Рэпер, етит твою в зад, - говорит криминалист Воробьева.

Очевидно, она решила, то ты уже накатил.

«В самом деле, - думаешь ты, дома кот территорию метит, ссыт, а тут дама». Жди любви на следующей неделе! Твои думы обрывает появление ветеринара Лукьянова, плечистого брюнета тридцати пяти лет на вид с аккуратно подстриженной черной бородкой. «Здравствуйте, - недовольным голосом произносит он, - вот, не думал, что вы так оперативны, когда дело касается животных. Ах, если б так касаемо людей!» Вот борзота!

- Вы доктор Лукьянов? – еще более недовольным голосом спрашиваешь ты, - Предъявите документы.

- Паспорт сейчас принесу, - кривя рот, произносит ветеринар Лукьянов, - Да, я Лукьянов Игорь Васильевич.

Тебе даже жалко его становится.

- Хорошо, - говоришь ты успокаивающим тоном. - Подождите. Я не по поводу ваших мартышек. Не хватало мне еще этого. Я по поводу нападения на гражданку Багаеву Александру Львовну, жену вашего знакомого, Багаева Германа Алексеевича.

Но вместо извинений ты слышишь его удивленное: «Нападения?!»

- Что характерно, в подъезде вашего дома, - дополняешь ты.

Теперь ветеринар Лукьянов в замешательстве.

- Да, понимаете, - говорит он, - я позвонил Герману и сообщил, что Аля оставила у меня свой смартфон. И он сказал, что Аля в больнице. А моя соседка говорила, что слышала, будто вчера утром в нашем доме напали на женщину. Алечка заходила ко мне поговорить о муже. Понимаете, она как-то сильно за него переживает.

Ты что называется в один клик сразу два вопроса:

- Когда конкретно она к вам приходила, Игорь Васильевич, и за что она переживает?

- Она приходила, - медленно отвечает ветеринар Лукьянов, - утром двадцать пятого апреля. Ну, а переживает, как всегда, за его амбиции. Понимаете, Гера прекрасный хирург и он имеет ученую степень. Много лет назад у них погибла дочка, она с подружками соревновалась в прыжках на крышах гаражей. Высота была невысокой, но было очень скользко. Ребенок не допрыгнул и упал головой на лёд. Мы тогда не были знакомы с Герой, это он потом рассказывал. Гера был травматологом, но смерть дочки изменила его профориентацию. Он стал активно переквалифицироваться на нейрохирурга и все эти годы жил только одной идеей, он был одержим этой идей – это трансплантация мозговых клеток и сосудов. Он уговорил меня сделать экспериментальную операцию на кроликах, но настала пора переходить на приматов. В Космос, между прочим, до полёта Гагарина летали и пёсики, и обезьяна. Американцы отправили в Космос несколько приматов. Но наши, как всегда, всех опередили.

Теперь тебе почему-то смешно.

- Игорь Васильевич, - говоришь ты с улыбкой, - вот это всё вы говорите не мне, а в суде, если на вас и гражданина Багаева заведут уголовные дела по статье «Жестокое обращение с животными. А мне, пожалуйста, назовите точно время и дату пребывания у вас Александры Багаевой. Я не ханжа, и как мужчина мужчину я вас пойму. Дело в том, что Багаева, со слов ее мужа, ушла из дома вечером двадцать третьего апреля, сказав мужу, что уходит к подруге. В подъезде вашего дома её нашли примерно в восемь часов тридцать минут. Вы хотите сказать, что она приходила к вам в семь часов утра?

Ветеринар Лукьянов видимо, решает, что его допрашивает сотрудник с навыками профайлера, и безо всякой суеты вываливает тебе правду:

- Да, она действительно пришла ко мне поздно вечером двадцать третьего. Но то что было, это совсем не то, о чём вы думаете. Мы с Алечкой большие друзья, но я мужчина, а она женщина, и в какой-то момент физиология победила. Да, она была у меня и двадцать четвертого, мы отдыхали, у неё работа сутки через трое, я сам себе хозяин, взял выходной. Двадцать пятого утром она сказала мне, что надо бы вернуться, завтра ей на работу. Было где-то около восьми, когда она ушла.

- Точно около восьми? - переспрашиваешь ты.

- Где-то так, без десяти восемь, она еще говорила, что через десять минут приедет такси, она заказывала на восемь.

- Такси? - снова переспрашиваешь. (Ага! В голове твоей складывается определенный пазл).

- Да, такси, - отвечает ветеринар Лукьянов, - Ну, мы пили чай «Гринфилд» с овсяным печеньем, а потом она ушла.

- Сумка у нее была? И если была, то опишите, какая, и какой бренд.

- Да, такая кожаная красная с длинной ручкой, очень эффектная. Какой бренд не помню, честное слово.

Выдохнув, ты продолжаешь допрос:

- Алечке…То есть Багаевой Александре мог кто-нибудь угрожать? Муж, например?

Ветеринар Лукьянов, который боится профайлеров, вдруг закрывает глаза и произносит:

- Да бросьте вы, муж. У них прекрасная семья, они так любят друг друга. Могли угрожать эти… - он открывает глаза и многозначительно произносит: «Зоошизоиды».

Ты реально не понимаешь, о чем он: «Кто?!» - спрашиваешь ты.

- Ну, зоозащитники, - объясняет ветеринар Лукьянов, - Они, вон, и мне прохода не дают. Гера говорил, около его дома тоже был пикет. Интересно, а откуда эти борцуны узнали его адрес?

Тебе кажется, что этот зоо-доктор хитрит.

- Слушайте, но вы же производите впечатление адекватного человека. Как этому Багаеву удалось втравить вас в эту авантюру с макаками? - спрашиваешь ты.

- С шимпанзе, - поправляет тебя ветеринар Лукьянов, - Я согласился. Риск-благородное дело. Ну не на людях же ставить подобные эксперименты? Не сегодня - завтра мой друг доктор Багаев сделает прорыв в науке, а я буду немного к этому причастен.

- Я так понимаю, Александра Багаева медсестра, а он – хирург. Они работают вместе? -спрашиваешь ты.

- Работали, - произносит ветеринар Лукьянов, делая ударение на последнем слоге, - в Областной клинической, Аля работает, он три месяца, как уволился.

- А причина? - спрашиваешь ты.

- Поссорился с руководством, но вам, наверное, лучше спросить у него. Но вы не думайте о нем плохо. Гера стал немного странным, но он прекрасный хирург и отличный товарищ. Можете спросить у нашего общего знакомого, хирурга Роберта Крыжановского, он там же работает, где раньше Гера, - советует тебе ветеринар Лукьянов.

Ты, как человек, который терпеть не может, когда дилетант даёт тебе советы по оперативно-розыскным мероприятиям, произносишь сквозь зубы: «Спасибо, я разберусь».

Итак, она ушла от ветеринара Лукьянова в семь часов тридцать минут, а Дама с собачкой обнаружила её, лежащей на полу, приблизительно в восемь тридцать. Не сходится что-то, капитан Жулебин! Куда пропали полчаса? Она выходит из квартиры ветеринара Лукьянова, на улице её ждет такси. Время, когда люди подтягиваются на работу. Если её приложили около восьми, неужели никто не выходил на улицу и не видел её лежащей на полу? Женщина опрятная, со слов Дамы с Собачкой прилично одетая, в синем плаще, с шарфиком, скорей всего этим шарфиком ее и придушивал этот Некто. Стоп... Дверь мог открыть только проживающий в этом подъезде, или тот, кто выходил, люди становятся недоверчивыми. Ветеринар Лукьянов, говорил, что она забыла телефон. Она могла вызвать такси, вспомнить про телефон, извиниться перед водителем, попытаться вернуться за телефоном. Если верить ветеринару Лукьянову, она распрощалась с ним и больше его не беспокоила, вернее не успела побеспокоить. Сложи всё, капитан! Что получается? Твой мозг, который похож на компьютер выдает решение: она с кем-то разговаривала, возможно, с нападавшим. Либо на улице, либо ещё на лестнице. Потом она снова оказывается на лестничной площадке первого этажа, и там же оказывается нападавший. Если ветеринар Лукьянов лжёт, то он и есть тот, кто на нее напал. Мотив? Да были бы улики, а мотив найдётся. Нет, не Лукьянов это, зачем ему все это – шарфик, «покерная кочерга». Это сделал тот, кто хорошо разбирается в нейрофизиологии. Это сделал тот, кому она могла доверять. Это сделал её муж. А любовник может и сам открыл им дверь, в разговоре со мной он намеренно об этом умолчал. Но нельзя сбрасывать со счетов и версию с нападением с целью ограбления. Ты выходишь на улицу и замечаешь, как к прохожим пристает какой-то дед в ватнике и в невообразимо дурацкой панаме. «Уважаемый, поди-ка сюда! – обращаешься ты к нему, - ну, подойди, на «чай» дам! От одного из прохожих, к которому пристает дедушка, слышится: «Опять всю пенсию про.бал?» Ты подходишь к деду, оглядываешь его с головы до ног и спрашиваешь:

- Это ты что ли, бомж дядя Ваня?

- Если по делу, то это я, дядя Ваня, и я не бомж, я здесь живу! - обижается Дядя Ваня.

Ты показываешь удостоверение и подойдя ближе, понимаешь, что не бомж. Нет уринового облака вокруг дяди Вани. Не сразу сообразившему, что к чему, дяде Ване, ты успеваешь задать три вопроса с небольшими паузами между ними: «Ты в котором часу выходишь на работу? Ну, на промысел свой?! Утром выходишь?»

- Ну, это когда как, - соображает дядя Ваня, - мне с утречка иногда надо. Так я тому сержанту все сказал. Нашел паспорт, но брать не стал. Мадам с пуделем бегала тут как ошпаренная, у нас домик высокой культуры, а тут такое!

Твоё сумрачное настроение начинает светлеть, и ты говоришь:

- Ты мне вот что скажи, дядя Ваня, в тот день, то есть, вчера, ты в котором часу вышел из дома?

- Да рано, где-то в половине восьмого, - закинув взгляд куда-то вправо-вверх отвечает дядя Ваня.

- Паспорт нашел...было где-то без пятнадцати девять? - уточняешь ты.

- Не помню так, - огорченно произносит дядя Ваня.

Ты задаешь вопрос иначе: «Ну это было до приезда ППС или при них?»

- А, до, конечно, до. Ну, не очень «до», где-то за полчасика, наверное. Так-то точно я не помню, -вспоминает дядя Ваня.

- Отлично! – похвалив одновременно и себя и дядю Ваню, произносишь ты, - А ничего странного вообще не заметил?

- Фу ты, ну ты… - бормочет дядя Ваня и вдруг, повысив голос, произносит: «Было! Я культурно подошел, попросил, сколько не жалко, а оно мне косарь выдало!»

- Да ладно! - восклицаешь ты.

Дядя Ваня пытается убедить тебя в своей искренности:

- Чтоб у меня чирий на жопе вскочил! Я ещё посмотрел, вроде купюра не фальшивая, и сразу ушёл подальше, а то вдруг оно передумает и этот косарь у меня отберет. Оно ещё сказало мне: «Исчезни!»

- Дядя Ваня, дорогой, - смеешься ты, - а почему «оно»?

- Да хер поймешь, - брезгливо отвечает дядя Ваня, - то ли парень, то ли девка. Сплошной унисекс: черная толстовка, белые штаны, рюкзак такой с широкими лямками, вроде тоже белый. Лица я не разглядел, а голос мальчишеский. Хотя, может, и баба.

- Один был? - уточняешь ты.

- Я? Я в компаньонах не нуждаюсь! - гордо произносит дядя Ваня.

- Парень этот…или баба, - говоришь ты, взглядом оценив его гордый вид, – один был, дядя Ваня?

- Нет, рядом еще тётка была, та наоборот, вся в цветном, а этот в чёрном и белом, а та наоборот, фифунька с краской сумочкой и с шарфиком под цвет сумочки, - говорит дядя Ваня.

- Да ладно! И о чем они разговаривали, не помнишь? – с нескрываемой радостью спрашиваешь ты.

- Да я особо не прислушивался, - отвечает дядя Ваня, - А, вот, оно изрекло такую фразу, я её в свою копилку мыслей занёс: «Следят сыщики и обманутые супруги. А я наблюдаю». Хорошо сказано, да?

Жизнь-то налаживается, а, капитан Жулебин? И ты со всей широтою своей души, достаешь из бумажника сторублевую купюру и протягиваешь дяде Ване со словами: «На, держи, дядя Ваня. Прям хоть сейчас тебя в осведомители бери».

- Не моё это – осведомители, - отмахивается дядя Ваня, - тебе помогаю, потому что напали на человека, а так не, ну вас, ментов! Может, добавишь на чай? За информацию-то можно.

- Дядя Ваня, - поражаясь его алчности, произносишь ты, - ну не борзей, ты, вон, вчера тысячу за секунду заработал. А мне эти сто, всё равно не возместят.

- Так мне ж долги пришлось раздать. Я как все нормальные люди, живу от кредита до кредита! - плачется дядя Ваня.

- Ну ты просто какой-то Гобсек, дядя Ваня. - Ладно, - радостно произносишь ты, доставая пятидесятирублевую купюру, - вот, извини, у меня не такая зарплата, как у этого Оно.

- Ругаться –то зачем? А оно и в Африке оно. Да мажорчик, золотая молодежь, - плюется дядя Ваня, - Но выразился умнО.

Дома ты снова становишься свидетелем девиантного поведения борзого шотландца. Кот по кличке Буш нагло скидывает с подоконника кружку с недопитым чаем, книги - Фредерика Бегбедера «Девять франков» и роман Лескова «На ножах». Чай разливается лужицей на полу, ручка у кружки отбита. Набираешь номер бывшей, и завязывается сентиментальный диалог: «Юля, ну это уже перебор. Когда этот жирный кусок говна в мехах покинет мое жилище? – Ой, Лёш, ну потерпи еще хотя бы денёк! Всего один денёчек! Очень достает, да, Лёш? –Да, блин, Юля, я точно отдам его доктору Багаеву для экспериментов по трепанации. Будешь потом искать доктора по тусовкам и фестивалям. Вот, например, фестиваль черно-белого искусства. – Весело живет, сволочь. - Юля, сволочь – это твой Буш, а доктор просто слегка чокнутый. А ты сама не посещаешь такие мероприятия? Ты же такая тусовщица была… - Что? Фестиваль черно-белого искусства? Это люди переносят с больной головы на здоровую, Лёш. Одна из организаторов дальтоник, а у другой там какая-то боязнь всего цветного. Коржикова была на этой тусе. Коржикову помнишь, Дашку, свидетелем была? –По какому делу? – Лёш, не прикалывайся, у нас на свадьбе. – Расистка, наверное. Я не про Коржикову, я про организатора фестиваля. Не любит всё цветное. – Не, Лёш, психическое отклонение, боязнь цветных оттенков. – Юль, откуда вообще такая осведомлённость? – Лёш, это у вас, у ментов, осведомители, а у меня Интернет. Буквально сегодня писали в новостях, любимец яхтсменов, владелец яхтклуба и сети бутиков для дайверов Артур Крайнович попал в смертельное ДТП на Приморском шоссе. Предприниматель, типа, скончался, жена госпитализирована. А дальше народ на форуме пишет, что женщина - светская львица, которая часто переодевается из блондинки в брюнетку, страдает боязнью цветного и буквально недавно была организатором такого феста, ну, в смысле, чёрно-белого. А ты что, ничего об этом не слышал? Про ДТП только ленивый не писал. – Нет, Юль, хорошие новости, как всегда, прошли мимо меня. Вот, теперь знаю. Интересно, это ДТП действительно несчастный случай? Народ ничего по этому поводу не пишет? – Пишут, что Крайнович раньше торчал. Травка, кокс, канабис, всё такое. – Понятно, всё, что необходимо другу всех яхтсменов и мужу богемной тусовщицы. – Да там пишут, что они женаты всего около двух лет. – Ну, Юля, что я тебе могу сказать, если б меня попросили разобраться в этом ДТП, то я бы взял на заметку и странности мадам, и зависимость её покойного мужа, и столь небольшой срок супружеской жизни. – Лёш, ну чего, потерпишь котейку день, в крайнем случаи, два? – Ладно, пусть живет. Но Юль, с твоей стороны, это вообще-то свинство. Завтра вечером милости прошу. – Леш, он корм еще не весь сожрал? – Корм еще есть. Давай, пока. – Пока. Спасибо тебе, Лёшка!».

Ты пьешь горячий кофе на прохладной террасе кафе и складываешь пазл на пАру с криминалистом Воробьевой, которая хвастается тем, что вчера сдала в лабораторию свою «кочергу», но ответа про «пальчики» еще не пришло.

- Кира, ты сколько у нас работаешь? – твой вопрос больше похож на упрек. - Такое впечатление, что только вчера устроилась. Был бы убойничек, подсуетились. Ладно, волосы я тебе привезу.

Криминалист Воробьёва запрокидывает голову, словно ищет ответа там, в облаках. А облако, которое сейчас напоминает медведя, через каких-то двадцать секунд трансформируется в дерево, а через несколько минут в белые саксаулы в пустыне с голубым песком. И что было домом, то станет мостом, и то, что было профилем, станет анфасом. Как можно искать ответа там, в облаках? Но облако-предмет, пробуждающий воображение.

- Да, Лёша, попали, - говорит она, - Чем дальше в лес, тем толще партизаны. Пальчиков, скорей всего, на металлической части указки не обнаружится. Если бил кто-то из близких потерпевшей, то тщательно скрыл улики. Но тут возникает еще какой-то человечек среднего пола и нескромного достатка.

- Ну, только если дама с красной сумкой и в красном шарфике это и есть наша потерпевшая, - говоришь ты.

Криминалист Воробьёва продолжает сидеть с запрокинутой головой. Ты уже знаешь её жесты, она всегда так делает, когда о чём-то напряженно думает.

- Повтори мне еще раз ту фразу, которую этот клошар занес в свою мозговую копилку, - говорит она.

- Следят следователи, ищут сыщики, рыщут рыси… - путаешься ты и ищешь оправдания своей путанице в словах и мыслях, - Ой, о-ой, кот, какашка последняя, всю ночь не давал поспать.

Голова криминалиста Воробьевой возвращается в исходное положение.

- Жулебин, откуда у тебя кот? - спрашивает она.

Ты джентльмен, капитан. Твое чувство такта не испортила даже профессия. Говорить при женщине, с которой иногда спишь, о том, что выручаешь бывшую жену – моветон.

- Откуда, от верблюда, - объясняешь ты, - Да это временно, друг подкинул. Месяц уже у меня на передержке.

- Три недели, - поправляет Кира. – Я у тебя была три недели назад, кота не было. Может, я его не заметила?

- Ага! Не заметить такого! – говоришь ты, помешивая сахар в чашке. - Такая тыква. Рыжая - бесстыжая. И главное, всегда недовольная. Ну, значит, меньше месяца. Так. Дай, соберусь. «Следят сыщики и обманутые супруги, а я просто наблюдаю». Кажется, так.

- Точно, Лёш! – вспоминает криминалист Воробьева. – Да, так, так. «Следят сыщики и обманутые супруги, а я (кто это я?) я просто наблюдаю!»

Теперь голова криминалиста Воробьевой вместе с рукой и чашкой кофе выдвигается вперёд, и она при этом пристально на тебя смотрит.

- Скажи-ка мне, Лёша, - говорит криминалист Воробьева, - кому бы ты так мог ответить?

Ты непроизвольно откидываешься назад, будто боишься, что криминалист Воробьева съест тебя своими глазами.

- Кир, ты что, я же не Оно, - говоришь ты, - Ну, если без прикола, то даже не знаю. А ты?

- Наверное, тому, - отвечает криминалист Воробьева, - за кем бы я следила, а меня, что называется, поймал этот человек с поличным. Он мне говорит: «Вы за мной следите?» Я отвечаю: «Следят сыщики и обманутые жены, а я просто наблюдаю». Лёш, так это кто-то из зоозащитников. Вообразил или вообразила себя вершителем судеб, перешел (или перешла) границу дозволенного. Выследил жену доктора Багаева, очевидно, решив, что она болевая точка доктора, поговорил, а потом, взял, и очень грамотно вырубил. Если копать в этом направлении, круг подозреваемых будет вообще очень узок. Смотри: активист зоошизы, возможно имеет медицинское образование, мажорчик, одевается стильно, в черную толстовку и белые штаны, носит белый рюкзак, не удивлюсь, если «Луи Вуитон». Какой-то он у нас ахроматический, черно-белый.

Ты едва ли не подпрыгиваешь после слова «чёрно-белый».

- Стоп! Кира, стоп! – восклицаешь ты, - Белое и чёрное, чёрное и белое. Боязнь хроматических оттенков. Багаев был на этом фесте. Что, если он был хорошо знаком с мадам Крайнович? Кстати, не далее, чем вчера утром она с мужем попала в ДТП, муж погиб, она, как я полагаю, экстренно госпитализирована.

Криминалист Воробьева тебя не понимает.

- Леш, какая мадам Крайнович, и мадам-то тут каким боком? – спрашивает она, - Что ей было нужно от потерпевшей? Или она по совместительству ярая защитница животных? Как Бриджит Бардо.

- Да хер знает, что. В этой прослойке общества придурков больше, чем в других, Кир! А у придурков ни логики, ни мотива.

- Лёша, это муж, - твёрдо произносит криминалист Воробьева, - У него и мотив есть, и возможность.

- А если алиби? Есть ещё какой-то скандал, который мог произойти на бывшей работе у Багаева, - вспоминаешь ты. - Он и дорисует штрихи к его портрету. Стажер Храбров уже выехал в эту областную больницу. Ладно, Кир, он пусть там, а я к мадам Бовари, то есть к Багаевой.

- Волосы не забудь. Я не могу тебе приказывать, как младшая по званию, поэтому просто прошу, – говорит криминалист Воробьева, складывая руки лодочкой.

«Кира, дай тебе волю, ты еще и ДНК-анализ сделаешь, - чихнув в сторону, произносишь ты, - во, и то правда».

Жертвой разбойного нападения оказывается милая крашенная брюнетка с тёмными, немного раскосыми глазами, которая выглядит намного моложе своих сорока пяти лет. Ты сразу замечаешь, что она выглядит намного интереснее, чем на документе. Впрочем, мало кто на документах выглядит привлекательно. Аля переодета в светлый махровый халатик с рисунком в виде ромашек и маргариток, ступни её ног укутаны в уютные валеные чуни. На лице легкий макияж, Аля аккуратно накрасила губы яркой помадой, припудрила нос и подкорректировала линию бровей.

- Как себя чувствуете? - первый вопрос не для протокола, а из вежливости.

Аля садится на краешек кровати и смотрится в зеркало пудреницы.

- Смотря, о чем вы, - говорит она, - Если о памяти, то я помню всё, кроме того дня. Хотя и тот день помню, как сюда привезли.

Следующий вопрос ты просто обязан задать, и с него в подобных случаях начинается поиск фигурантов разбойного нападения:

- Александра Львовна, скажите, пожалуйста, что у вас пропало, сумка, так?

- Да, - отвечает Аля, - совершенно верно! Такая кожаная, красная. Прекрасная подделка под Эрмес Линди. Кстати, спасибо вам за паспорт.

Второй вопрос – часть первого:

- Александра Львовна, скажите. Что было в вашей сумке, вы помните?

Аля старается изобразить на своём лице равнодушие к происходящему.

- Ничего такого, за что можно напасть на человека, - говорит она, - Не миллион. Самое ценное – духи «Миракль» от Ланком. Кредитки я ношу в карманах, телефон тоже, но телефон я оставила у Игоря, я ездила к нему, чтобы поговорить о муже. Сегодня Гера был здесь, он принес мне косметику и телефон.

- Значит, вы говорите, что в сумке были только духи? - уточняешь ты.

- Нет, там был паспорт, но вы его нашли и вернули, как я уже говорила, духИ, расческа, пара леденцов, помада, не та, которая на мне, а другая, она на два тона темнее, были спиртовые салфетки с запахом ромашки, пачка бумажных носовых платков с ароматом арбуза, ах, вот, еще шокер, - отвечает Аля.

Ты удивляешься вслух: «Шокер? Вы боитесь бездомных собак?»

- Я боюсь их защитников, - произносит Аля с нотками глубокого презрения к тем, о ком она говорит.

- Понятно. Александра Львовна… - ты тщетно пытаешься задать очередной вопрос.

- Аля, - прерывает она тебя. – Зовите меня так. Терпеть не могу своё имя.

- Аля, расскажите о вашем муже, что он за человек, - говоришь ты с интонацией психоаналитика.

Аля снимает чуни, и забирается на кровать, подобрав под себя ноги.

- Гера прекрасный человек, - говорит она, - Его отец был скульптором, а его мать считала мужа гениальным. После смерти мужа она переключила всё свое внимание на сына. Она доставала нас визитами, а когда погибла Варенька, наша дочка, Диана Аркадьевна сказала, что сыну надо полностью уйти в науку, чтоб отвлечься, а мне запретила рожать, якобы это может вызвать у меня послеродовую депрессию и всё такое. Я и сама боялась рожать, однажды я забеременела и прервала беременность, когда Гера спросил, зачем я не оставила ребенка, я сослалась на его сумасшедшую мать. Сейчас она живет у своей сестры, которая нас ненавидит. Но она лечилась в дурке! Так что, если вам скажут, что Гера неблагодарный сын, не верьте. Он просто ушёл от её опеки, потому что это невыносимо. И жить с психически больным человеком тоже тяжко, даже страшно. Это она когда-то внушила Гере, что он поцелован Богом.

- Но вашего супруга характеризуют, как хорошего товарища и прекрасного хирурга, - вспоминаешь ты слова ветеринара Лукьянова.

- Да, у Геры хорошие руки, - соглашается Аля, - Он хороший хирург. Но как-то ещё три года назад он вызвался читать лекции по нейрофизиологии. Причем бесплатные. И на следующий год тоже читал. Там его и понесло. Он вообразил, что он гений, что он знает о мозге всё. Потом ещё это книга про лобную долю. Он почему и уволился, над ним стали посмеиваться те, кто читал его книгу. А это немного – немало, заведующий отделением, доктор медицинских наук Давыд Рафаилович Шпигель. Гера психанул и ушёл, когда Шпигель предложил ему просто сходить в отпуск! А вы что, Геру подозреваете что ли? Гера прекрасный человек, и мы очень любим друг друга, гражданин следователь! Вам лишь бы посадить кого-то! Я вам говорю, это все они, зоозащитнички! Если б я только могла что-то вспомнить, но все как в пьяном тумане, даже хуже! Это они, гражданин следователь.

Аля убирает пудреницу под подушку и отводит от тебя взгляд.

- Следователь? Спасибо! Я не следователь, Аля, я опер, - поправляешь её ты.

Она зарывается лицом в подушку, и в этот момент в палате появляется травматолог Буров.

- А, это вы, капитан! – с радостью в голосе произносит он, - Не беспокойтесь, я не буду мешать опрашивать, я только хотел сказать, что пациентке сделали магнитно-резонансную томографию, никаких факторов, угрожающих здоровью, в общем, не имеется. Ну, по крайней мере того, чего боялись.

Ты делаешь серьезное выражение лица, поднимаешь вверх подбородок и спрашиваешь:

- То есть, если я вас правильно понял, четвертое поле лобной доли не повреждено?

Травматолог, кажется, оценил твою компетентность на слабую троечку.

- Если бы там что-то было повреждено, женщина бы как минимум, лежала в под капельницей, - говорит он, - Я со своей стороны не заметил повреждения хрящей гортани, следов странгуляционной борозды, но пациентка испытала психологический стресс, что, кстати, тоже нередко является причиной проявлений частичной ретроградной амнезии. Но, учитывая, что потерпевшая, все-таки, многое помнит, из событий, предшествующих странгуляции, я могу сделать весьма утешительный вывод, что она со временем вспомнит, что с ней на самом деле произошло, причём вспомнит даже без проведения гипноза.

Как сделать, чтоб он ушёл? Конечно, ты вправе выставить его за дверь. Но ты же джентльмен, капитан Жулебин! Ты пододвигаешь стул поближе к кровати, садишься и говоришь:

- Аля, скажите, фраза «Следят сыщики или обманутые супруги, а я наблюдаю» вам не о чём не говорит?

- Нет, - раздраженно отвечает Аля, - Абсолютно не о чём! А о чём она должна мне сказать?!

Травматолог Буров покидает палату, смеясь себе под нос. Интересно, над чем он смеётся, над твоей компетентностью в нейрофизиологии или над тем, что дядя Ваня определил в золотой фонд своего мозгового хранилища? «Кочерга для покера» «ухват для мини-горшочков» тоже не теряется в мыслях:

- Аля, вы говорите, что муж читал лекции, вам не приходилось видеть у него указку в форме ухвата, с такой дугообразной ручкой?

- Нет, у него не было таких указок. Зачем это всё? Он врач, а не учитель, - устало произносит Аля.

Ты встаёшь со стула и начинаешь обходить палату по периметру и по диагонали, заложив руки за спину. В это время Аля ворочается с бока на бок, всякий раз, зарываясь лицом в подушку, словно хочет тебе сказать, как она от всего устала, особенно, от твоих вопросов.

- И самый последний вопрос, - говоришь ты, - и больше я вас не мучаю. Вы помните фестиваль чёрно-белого искусства?

Аля пробуждается, она поднимает голову и смотрит на тебя.

- Да, я это помню! - более бодрым голосом произносит она, и ты замечаешь оживление Али.

- А госпожу Крайнович помните? Девушку, которая предстает то блондинкой, то брюнеткой, помните такую? - спрашиваешь ты.

- Элла? - вспоминает Аля, - Да, очень милая девушка. Она приглашала моего мужа на чёрно-белый танец.

- А вы не любите танцевать? - улыбаясь, спрашиваешь ты.

И Аля тоже улыбается в ответ.

- Почему же! - восклицает она, - Я танцевала с Игорем! Мы танцевали втроем, я, Игорь и София. Я словно помолодела на этом фестивале!

Ты замечаешь блеск в её глазах. Надо, почаще напоминать ей об этом фестивале, тогда она скоро совсем поправится. К потерпевшей у тебя нет больше вопросов. Чем дальше в лес, тем толще партизаны! И лес становится буреломным, и партизаны превращаются в борцов сумо. Особенно после доклада стажера Храброва о том, что у Багаева была любовница по имени Катя, которая перед увольнением учудила хулиганский поступок, облив сиделку мочой пациента. Также он доложил, что эта самая санитарка Катя вдруг оказалась дочерью психиатра и владельца частной психиатрической клиники Дениса Шаровских, а потом Роберт Крыжановский узнал от Игоря Лукьянова, что эта самая чудаковатая водевильная Катя и есть Элла Крайнович.

- Храбров, - с нескрываемым восторгом произносишь ты, готовый его обнять и расцеловать, - тебе не в дознаватели надо идти, а в интервьюеры для журнала «Караван историй».

- Товарищ капитан, - смущенно произносит стажер Храбров, - всё началось с моего вопроса о характере Багаева, потом я решил выяснить, каков был его моральный облик, ну, тут, слово за слово, и вышли на эту тему с любовницей.

Определенно, стажеру Храброву нужно повысить квалификацию, окончив курсы профайлеров – раз, медиаторов – два. А может быть, и тебе за компанию, а, капитан? Ты только представь себе перспективу: Главное Управление Уголовного Розыска Российской Федерации, расследование особо тяжких, совершенных на территории всей страны, командировки. Командировка – хорошая отмазка от просьбы взять на передержку животное.

Ты обнаруживаешь, что кот Буш на удивление ведет себя прилично, и весь день, похоже, вёл себя также, не раскидывал по прихожей свои какашки и не разбрызгивал мочу, ничего не уронил, не разбил, ничего не слопал, кроме оставленного утром сухого корма. Что заставило его пересмотреть свои взгляды на протест против проживания в твоей квартире? Тебе даже хочется поговорить с ним: «Твоя жена, мать твоих котят, она какая? Юлька прислала фотовку, чёрно-белая она, твоя кошара. Нет, понимаешь, чёрно-белая». Интересно, а почему принято говорить «чёрно-белая» а не «бело-чёрная»?» И в самом деле – на фото вислоухая кошка, у которой на мордочке рисунок похож на черную вуаль в форме перевернутого сердца, а туловище будто в чёрном кардигане, под которым белая водолазка и белые пушистые панталончики. И ты, глядя на рыжего кота, пытаешься представить, какими могут быть котята. Они были слепы, их, наверное, и нельзя было фотографировать. Но прошел почти месяц, котята прозрели и подросли, и им не должна повредить вспышка. Мама у них фаталь дам, а папа - обладатель наглого рыжего мордоворота. Шотландец от обычного рыжего беспородного котика отличается вислоухостью, головой, словно поставленной на туловище, как тыква на пенёк, широко посаженными глазами и постоянно сердитым выражением морды. «Дорогой товарищ Буш, - говоришь ты шотландцу, наливая водку в кофейную фарфоровую чашку, - у твоей жены, у этой чёрно-белой лярвы, прямо не жизнь, а сайра в масле! Родила, проявила свой материнский инстинкт, выгнала мужа, поигралась в дочки-матери, и свободна, и никаких обязательств. Детишек продали, а рано или поздно, всё равно бы, если б всё выпустить из-под контроля Юлии Сергеевны, инстинкт перешел бы в инцест. У вас ведь это запросто. А, товарищ Буш?» Твою беседу с молчаливым собеседником прерывает звонок бывшей. Ты включаешь громкую связь, потому что в одной руке у тебя рюмка, в другой вилка, на которую ты периодически насаживаешь оливку.

- Алло, ну что, Лёш, как там у вас дела? - спрашивает бывшая.

- У нас дела? Прекрасно, Юлия Сергеевна, почти разрулил одно дело, - отвечаешь ты.

- Мокрое? - уточняет бывшая.

- Скорей душное, скажем так, - отвечаешь ты.

Она в недоумении: «Почему душное, скучно в смысле?»

Ты тоже в недоумении:

- А почему мокрое? Юль, в прямом смысле душное. Человека душили-душили, и не додушили. А если ты насчет товарища Буша, то он всё осознал и исправляется!

- Лёш, - стонет бывшая, - Ты пьяный!

- Ну, есть такое немного, - соглашаешься ты.

- И часто ты? – уточняет бывшая.

- Что часто, выпиваю? Да… когда хочется, - честно отвечаешь ты.

- Лёш, ну, я завтра заеду и заберу Буша. Завтра – это уже всё, с меня пиво, хорошее, - сообщает бывшая.

Когда люди понимают друг друга с полуслова, зачем так медленно тянется время? Когда люди понимают друг друга с полуслова, зачем нужны чай, вино, сигареты, неужели не достаточно двух котлет и трех поцелуев?

- Ну, завтра, так завтра, про пиво не забудь, - говоришь ты, отправляя в пищевод очередную порцию сосудорасширяющего напитка.

Ты становишься веселей.

- Кот по национальности скотт, - говоришь ты, - Скотт – это же шотландец, да, Юль?

- Странно, ты сегодня даже не жалуешься на него. Что с тобой случилось? – удивляется бывшая.

- Это не со мной, это с ним, - говоришь ты и только сейчас замечаешь, что пока вы разговаривали, товарищ Буш сидел рядом и слушал.

Потому что, когда разговор заканчивается, он произносит: «Мяаеуу», что означает «Ну, ты, кожаное существо, сам пьешь, закусываешь, разговариваешь с моей хозяйкой, а мне хрен? Не даешь внимания, дай хотя бы чипсов». Чипсами его хозяйка называет сухой корм.

Товарищ Буш засыпает у тебя в ногах, урча и похрапывая. Три четверти жизни у этих животных в параллельной реальности! Кто они там во сне? Коты? Или, может быть, люди? Тогда мы во сне должны становиться котами. Играет где-то Раймонд Паулс, поет Наташка про тюльпаны, а кот поет про рыбу палтус, про валерьянные туманы.

Возможно, так и происходит, но мы этого не замечаем. Нет, ты капитан Жулебин, и в своем сновидении тоже оперуполномоченный капитан Жулебин. Ты как мусульманин в Раю, тебя окружают прекрасные девы – чёрные, белые и чёрно-белые. «Я жду секса на следующей неделе», - говоришь ты, не предполагая, что это случится раньше и не с той, с которой ты ждёшь секса и любви. Приедет бывшая, привезёт текстильный контейнер для переноски животного, из которого достанет обещанное пиво, четыре бутылки емкостью по 0,33, и ты спросишь: «Это всё мне?» «Могу и я с тобой за компанию», - ответит бывшая. Потом ты достанешь из морозилки мясо, которое к позднему вечеру оттает, и ты его отобьёшь, поперчишь да посолишь, изваляешь в пассированном луке, а бывшая почистит картошку и пожарит эскалоп. Потом ты попросишь показать фотографии детей Буша и его черно-белой жены. Она удивится. Едва не прослезится. Она покажет. Она расскажет. Она останется. И утром уйдет без кота. Потому что ты попросишь оставить его еще на неделю, а потом прийти с пивом. И это тебе награда за то, что 28 апреля – день пустой, как постные щи. Бегал, ездил, развозил какие-то бумажки, дал задание стажёру, опросить жильцов дома номер четырнадцать по улице Академика Павлова. Не встречался с криминалистом Воробьевой. Ни на работе, ни в грёзах. Утром подвёз бывшую до метро и поехал на работу.

Криминалист Воробьева говорит, что стажер Храбров составил таблицу по опросу жильцов дома, где произошло разбойное нападение. Первый столбец – Ф.И.О. свидетеля, второй столбец – квартира и контактные данные, вплоть до электронной почты, третий – место нахождения с 7 часов 45 минут до 8ч 30 минут, четвертый – комментарии и пятая «Опознание». В таблице много пустых ячеек, но есть и информативные. Например: Щеглов М.И., Щеглова-Назарова И.Б. (супруги)/ квартира 21/ ел. почта irkadyrka1985@yandex.ru/ муж в церкви, я дома/ слышала, собака лает на лестнице/фото не предъявлял. Или: Берет Яков, Берет Полина Юрьевна (супруги), Берет Тимур Яковлевич (сын, школьник 10-ый класс)/кв. 15/ tiber_pank@mail.ru/, родители на работе, я дома, болел/выносил мусор, «видел в стильном прикиде, черная толстовка, с белым брендовым рюкзаком села в белую тачилу «Порш Кайен, которую поставила на место, где обычно ставят мои/ потерпевшую не помнит, но видел даму с красной сумкой, которая стояла внизу, кого-то ждала. Ознакомившись с таблицей стажера Храброва, ты обводишь маркером строку: Васильчук П.О., квартира 17/домашний коммерческий 32-0-00-32/ был на улице, бегал по Лопухинскому саду/видел дядю Ваню, разговаривающего с двумя девушками около мусорки, с молодой в чёрной толстовке и не очень молодой в цветном, сумка красная(розовая) перчатки красные/ предъявил фото потерпевшей, «Вроде она». И уж, само собой разумеется, вот эту строку: Семенова Дарья, Миндадзе Иосиф (бойфренд) арендаторы/ квартира 19/7-995-705-34-14 (Даша)/ выходили на улицу/ мы вышли, а два человека (женщина и девочка) вошли, сказали: «Спасибо», мы их впустили, было приблизительно 8 ч 15 мин/ «Похожа. Но я лиц не разглядывала».

- Что ж, - произносишь ты как «штошшш», - стажер Храбров у нас молодец, хорошист, почти отличник. Но надо было вписать дату и год рождения, национальность, вероисповедание, наличие в доме животных, и кто слышал афоризм «Следят сыщики и обманутые супруги, а я наблюдаю».

- Угу, и добавить еще один столбец «Опознание предполагаемой преступницы» с фотографией гражданки Крайнович, причем в двух вариантах, блондинка и брюнетка, - дополняет криминалист Воробьёва.

- Кир, конец рабочего дня, конец рабочей недели, Кир, поехали, накатим что ли? Познакомлю тебя с товарищем Бушем. Расслабься, Кир, это кот. Пусть это дерьмо из подъезда дома номер четырнадцать разгребает следак, пусть он рыщет, ищет, я просто понаблюдаю! Что там было в подъезде, лесбийский секс со скарфингом или разбойное нападение стильно одетых зоозащитников, или месть обманутого мужа, или ещё что-нибудь. Будут читать отчёт –будут ржать до икоты. А меня уже скоро начнется глисто-бластома мозга!

- Глиобластома, - поправляет криминалист Воробьева, - сплюнь три раза!

- Нет, Кир, именно глисто-бластома! – возражаешь ты, довольный тем, что придумал неологизм, - и вдруг, еще раз пробежавшись глазами по таблице стажёра Храброва, останавливаешься на строке, содержащий информацию о том, что видели жильцы квартиры номер 15.

Ты медленно читаешь вслух:

- Берет Тимур Яковлевич (сын, школьник 10-ый класс), квартира номер пятнадцать, та-ак, емэйл: tiber_pank@mail.ru, родители на работе, я дома, болел, выносил мусор. Однако, чем же ты болел, товарищ Берет? Так, видел в стильном прикиде, чёрная толстовка с белым брендовым рюкзаком села в белую тачилу «Порш Кайен, которую поставила на место, где обычно ставят мои. В тачилу села. Н-да. В прикиде. Походу стажёр Храбров у нас тоже учится в десятом классе, раз не может написать «автомобиль марки «Порш», белого цвета. То есть она припарковала автомобиль на том месте, где обычно паркуют его родители. Поэтому он и запомнил детали. Потерпевшую не помнит, но видел даму с красной сумкой, которая стояла внизу, кого-то ждала. И что у нас получается? Одна дама, черно-белая, уехала на белой машине. Другая стояла внизу, кого-то ждала.

Криминалист Воробьёва вытягивает губы наперстянкой – она всегда так делает, когда оценивает сказанное, и с чем-то принципиально не согласна.

- Может, это другая, Лёш, - говорит она. - Мало женщин с красными сумками? Лучше обрати внимание на эту строку, вот, ты её уже обвёл. Васильчук П.О., квартира семнадцать, домашний коммерческий, ну это не интересно, был на улице, бегал по Лопухинскому саду, видел дядю Ваню, разговаривающего с двумя девушками около мусорки, с молодой в черной толстовке и не очень молодой в цветном, сумка красная(розовая) перчатки красные предъявил фото потерпевшей, «Вроде она». Около мусорки, Лёш! Под «мусоркой» бегун Васильчук подразумевает урну для мусора.

Ты явно не рассчитывал на то, что твои аналитические выкладки криминалист Воробьёва подвергнет сомнению.

- Кир, ты хочешь сказать, что пока они разговаривали, «чёрно-белая» незаметно вытащила у «цветной» паспорт и выкинула в мусорку? Гари Гудини нервно курит, – говоришь ты.

- А ты хочешь сказать, что дама в чёрно-белом уже вне подозрения? –иронично хмыкнув, произносит криминалист Воробьева.

- Кир, это не она выкинула паспорт Багаевой! – восклицаешь ты. - Пойдем от противного. Допустим, на гражданку Бэ напала гражданка Ка. Она берет сумку, запихивает её в рюкзак, если там нашлось место сумке, кстати могло найтись и место для твоей кочерги, то есть для указки из натурального кедра. Всё аккуратно уносит, не оставляет следов. А здесь получается, указка валяется, паспорт валяется, его даже до урны не донесли.

- Нам это подбросили, Лешка, - делает выводы криминалист Воробьёва.

- Да, товарищ старший лейтенант, нам это подбросили, - соглашаешься ты. - То есть не нам, а кому-то. Кому-то подбросили преступление.

Корректней заметить, что это она с тобой соглашается, а не ты с ней. Порывшись в воспоминаниях о проделанной вами работе, криминалист Воробьёва находит повод для саркастического упрёка:

- Ой, товарищ капитан, помнится, кто говорил: «Задача преступника не спрятать документ потерпевшего, а избавиться от него».

- Так что мы тогда знали, Кир? – оправдываешься ты, - Мы вообще думали, что это реальное разбойное нападение. Потерпевшую увезла скорая, спасибо тому сержанту. Ты, всё-таки, более продвинутая по медицине, сообразила бы, что к чему. Ну, нет борозды на шее, но что-то должно было остаться. А у нас осталась кочерга с волосом. И паспорт, недокинутый в мусорку. Так что у нас тут походу не просто инсценировка разбойного нападения, у нас тут на роль преступника утвердили одного, а сделал другой. Томилин выйдет с больничного, и пусть разгребает. А я лучше свои непринятые звонки разгребу.

- И опять ты не принес её волосы, - вздыхает криминалист Воробьева. – Как нарочно.

- Кир, ну, ладно, а? Ну, что они прямо волосы Вероники? –обиженно произносишь ты.

- А Вероника у нас как бы кто?

- А Вероника у нас как бы созвездие.

- Всё с тобой ясно, Лёш, пора тебе в отпуск!

Среди непринятых звонок бывшей. В мессенджере сообщение «Хотела сегодня вечером заехать». Ты неряшливо относишься к своим обещаниям. Хотел пригласить коллегу к себе домой, сделал вид, что забыл. Ещё и образцы волос потерпевшей не принёс для экспертизы! По дороге заезжаешь в зоомагазин, покупаешь корм «Проплан» для зрелых кошек, полтора килограмма, пророщенный овёс, пусть котейка кушает витамины, а не только чипсы.

Бывшая ждёт тебя около дома с контейнером в руке.

- Там пиво? – спрашиваешь ты.

- Нет, - огорчает тебя бывшая, - Лёшка, там пусто. У нас сегодня свадьба. То есть вязка.

- Вязка у нас сегодня? – радуешься ты, - Как вчера? Юль, ну ты даёшь. Я ведь так и влюбиться могу.

- Да не у нас с тобой! – смеётся бывшая, - Жанна приехала из Москвы со сфинксом, с девочкой. Ну, сфинкс, это порода такая, Лёша. Она уже завтра уезжает в Финляндию, и тут ей пришла идея, поженить свою Лайзу и нашего шотландца. Говорит, метисы такие прикольные получаются!

- Так он женат, Джульетта, дорогая, - говоришь ты, с грустью посматривая на контейнер, - А сфинксы – это которые лысые? Ай-да, Бушкин, ай-да, кошкин сын! Юля, ну живодёры это вы, ты и Жанна эта. Что? Прикинь. Мужчина в полном расцвете сил. У него жена, дети. И вдруг новая жена, лысая тётка, породистая, но страшная, и, главное, непривычная такая.

- Лёша, ну на то это кошки, а не люди. Кот всегда хочет кошку. Ты, кстати, знаешь, что вязать кота надо три раза в месяц? А то метить начнёт, - объясняет бывшая.

- Это надолго? - задумчиво произносишь ты, - Не на неделю же. Ах, да, я забыл! Любовница товарища Буша уезжает в Финляндию.

- Лёшка, давно ли ты к нему так прикипел? - удивляется бывшая, - Уже и отпускать не хочешь. Какой-то хитрый ход, какая-то сверхманипуляция. Ладно, пойдем забирать жениха из зоны комфорта…

- …в зону функционально-продуктивного секса, - продолжаешь ты, - Юлька! У тебя понты, как у коллежского регистратора.

Не даром же говорят, что у шотландцев гордый нрав, причём применительно не только к котам, но и к людям. На хозяйку товарищ Буш ноль внимания. И только когда, вы вдвоём запихиваете его в переноску, он издает «ое-ое-ое- ла-ла-ла», что в переводе с кошачьего «Что ты припёрлась, дура? Без тебя было так хорошо!», глаза у товарища Буша при этом как два раскаленных уголька. «Лёшка, всё, закончились твои мучения! Да и Сьюзи соскучилась!» - пытается обрадовать тебя бывшая. Потом вдруг, постояв в раздумьях, поворачивается к тебе, ставит на пол переноску и произносит шепотом (наверное, чтоб кот не услышал): «Лешка, я ведь без кота могу приехать. И даже без пива!»

Когда люди понимают друг друга с полуслова, зачем так медленно тянется время? Когда люди понимают друг друга с полуслова, зачем нужны чай, вино, сигареты, неужели недостаточно двух котлет и трех поцелуев? Когда люди понимают друг друга с полуслова, становится страшно, как в комнате смеха - вот этот толстый карлик напротив - ты, и этот тощий великан - тоже ты. Когда люди понимают друг друга с полуслова - неужели это про самую красивую пару на земле? Понимать друг друга с полуслова должны только космические тела - звезды и планеты. Потому что, если этого не будет, воцарится хаос. А тут, понимаешь ли, люди.

Багаев. У Шаровского. Май, вторая половина

«Доктор Багаев! Честное слово, когда вы так смотрите, вы стареете прямо на глазах! – слышишь ты знакомый низкий голос. – Ладно, вам не привыкать видеть меня сидящей. Я бы даже что-нибудь послушала».

- Примите мои искренние соболезнования в связи с кончиной мужа, - лепечешь ты.

- Какой канцелярский язык, доктор Багаев. Как хорошо, что меня не было на его похоронах, я лежала под анестетиками. А то бы я слышала одну и ту же фразу от разных людей. Мы с Артуром отправились в Репино, на годовщину свадьбы его друзей. Не понимаю, зачем люди отмечают такие даты. Он в тот день неважно себя чувствовал, но говорил, что не поехать нельзя, и мне там тоже быть необходимо. Что говорить, сделали друзьям подарок.

В нынешней Элле-Кате больше Эллы, той начитанной и красноречивой слушательницы в черном платье. Она всё так же элегантна и вооружена своим арсеналом, состоящего из легких, отточенных как карандаш, которым можно проткнуть глаз, острот, токсичного сарказма и холодной иронии, но взгляд у Эллы уже не тот, он поникший, и голова с пёстрой прической из белых прядей вперемешку с чёрными похожа на плакучую иву, которая еще не успела сбросить листву, но которую уже припорошило снегом и гарью. Вот такая осень, горят костры, горят мосты, метет метель, а ива чахнет, мрачная и величественная, страшная и прекрасная. А у многих в это время весна. И в календаре май, и белые ночи на подходе. Элла перемещается в инвалидной коляске, прикрыв ноги клетчатым чёрно-белым пледом. Из-под пледа торчит каблук. Только один каблук. Твое сердце - человеческое сердце, оно учащенно бьётся от волнения. Жалость к этой молодой женщине кажется безграничной.

- Дорогой доктор Багаев! – говорит Элла, небрежно окинув тебя взглядом. - Спасибо за цветы, которые вы приносили в больницу. Я тогда никому и ничему не была рада. А цветы меня вернули к жизни, извините за пафос и банальность. Но давайте о чем-нибудь другом. Вы сейчас что читаете?

- Здравствуйте, Элла! У вашего отца отличная библиотека, - говоришь ты, - У него есть то, что мне нужно. Из художественной литературы, увы, ничего сейчас не читаю. А вы что читаете?

- Читаю сейчас красного графа Алексея Толстого, - отвечает Элла, - «Хождение по мукам» - вроде и недурно написано, но не зашло, дамский роман, в котором длинные диалоги и очень много лишних персонажей, оно не удивительно, соцреализм мало чем отличается от эпохи Жорж Санд и Александра Дюма, а, вот, повесть «Гадюка» очень впечатлила. Вот вам и дама с камелиями… Я в том смысле, что если граф Толстой литературная проститутка, то он не бульварная шалава, он определенно знаменитая куртизанка, дама с камелиями.

- Из Алексея Толстого я читал только «Буратино», – признаешься ты, - И то, в детстве. А ещё что читаете? «Молодую гвардию»?»

- Да, ну! Фадеев эротоман, - потянувшись произносит Элла, - Как думаете, доктор Багаев, в чём его трагедия?

- Бухал и жил при Сталине, - неуверенным голосом отвечаешь ты.

- Не совсем в точку. Да, пить он начал рано, лет в пятнадцать. Дело даже не в Сталине. Вообще не та эпоха. Ему надо было родиться лет на семьдесят позже. Со своей тягой к натурализму и деталям, он переплюнул бы Зюскинда, писал бы себе о русалке, которая превращаются в танцовщицу с полными ножками в кремовых туфлях, в нимфоманку, которая совокупляется со всем офисом, но никак не может добиться матана с ангельским лицом. Не смотрите на меня так, это я уже и «Разгром» подобрала и адаптировала к нашим дням. «Навеки. И вот уже больше не будет, ни счастья, ни бед, ни обид, ни молвы, и ласка моя никогда не остудит горячей, бедовой твоей головы».

- Сами сочинили? – спрашиваешь ты.

- К чему такая лесть? Это Маргарита Алигер. Тайная любовь Фадеева, - отвечает Элла.

Кто для тебя этот Фадеев? Один из разрушителей, губителей, гонителей всего, что тебе и твоей Алечке «зашло» ещё в молодые годы, она могла похвалиться, что знает наизусть несколько ахматовских и цветаевских строк, любит поэзию Пастернака, ты взахлеб читал «Доктора Живаго». А Эллочка-людоедка, потягивая к потолку свои длинные руки, томно-уставшим голосом произносит «Фадеев-эротоман» и декламирует стихи, влюбленной в него поэтессы Алигер. Ловишь себя на мысли, что, если сейчас заговорить о чьих-то кандалах и чьей-то безбожной вакханалии, она лениво произнесёт: «Не будем о грустном. Зюскинда переплюнет – и точка!» Надо как-то закругляться, а то сейчас пойдет разбор «Оптимистической трагедии» Всеволода Вишневского, шляхтича в фуфайке.

К вечеру ты вспоминаешь о двух оттенках, которые не вписываются в концепцию оформления интерьера больницы.

- Элла, - спрашиваешь ты, - поверьте, я рад, что снова вас вижу. Как бы то ни было, а мне вас безумно жалко. Я знаю, жалость унизительна для таких, как вы. Вы всё еще роскошная молодая женщина, несмотря на ваше увечье. Да и тут всё поправимо, ампутация средняя, и вы сможете спокойно носить протез, причем очень качественный. Но я хотел спросить о другом.

- Да, доктор Багаев, – мягко произносит Элла.

- Здесь всё в чёрно-белых тонах, и вдруг такие шторы, одна бледно-бирюзовая, другая – темно-синяя.

- Потрудитесь взглянуть на эту фотографию, - говорит Элла и указывает на цветной фотоснимок.

Автору снимка удалось запечатлеть удивительное явление – встречу двух океанов. Вода одного из них имела бирюзово-зеленоватый оттенок, а другого – насыщенно-синий.

- Очень необычно, а что это? – спрашиваешь ты.

- Встреча двух океанов. Тихого и Атлантического. А может быть, Атлантического и Индийского. Да какая разница? Они встречаются, но при этом воды их не смешиваются, отсюда такая необыкновенная красота. Это просто мистическое место, и я бы очень хотела там побывать!

«Как же это красиво», - думаешь ты. И тоже хочешь там побывать. Но время подходит к ужину, и Элла спрашивает у тебя: «А что бы вы хотели, рыбу или мясо?».

- А что, есть выбор? - удивляешься ты.

- Да, доктор Багаев, выбор всегда есть, - отвечает Элла.

И ты вспоминаешь её в белом образе с тарелкой, полной гречи. Вспоминаешь, как ел тогда курицу в горшочке по -домашнему.

- Птицу! - отвечаешь ты.

- Замечательно, доктор Багаев, тогда я тоже, – говорит Элла, задумчиво улыбаясь.

На ужин подают филе бедра индейки в укропном соусе с рисом по-мексикански (со сладким перцем), тосты с брынзой, грушевый компот, и по сто грамм кальвадоса каждому.

- Элла, вы обязательно поправитесь и слетаете в то место, где встречаются два океана, - говоришь ты, - И всё у вас будет хорошо, всё у вас будет просто замечательно!

- Вы со мной полетите, а, доктор Багаев? - спрашивает Элла.

- Конечно, полечу, - обещаешь ты, - Вместе и полетим!

Перед сном, оставшись наедине со своими мыслями, ты начинаешь представлять себе этот круиз, это место, где встречаются океаны. Тебе туда и хочется, и нет. Что ты скажешь Але? Ты будешь путешествовать с бывшей любовницей, с той, которая была и остаётся единственной соперницей жены. И стоит ли туда лететь? Перед сном сотрудник больницы предлагает тебе выпить подслащенный мёдом кефир, приносит свежую пижаму и полотенце.

- Здесь есть бассейн, доктор Багаев, но он работает только днём, - говорит сотрудник больницы.

- Благодарю вас, - кивая головой, произносишь ты, - возможно, воспользуюсь.

. Ты звонишь Але, которая не отвечает, а потом перезванивает сама.

- Ну, как ты милый? – слышишь ты родное колокольчиковое сопрано. Интонация балансирует между томностью и раздражительностью недопившей женщины.

- Всё просто замечательно, - отвечаешь ты, - я там написал тебе сообщение, что мне предстоит работа вахтовым методом. Ты не ответила, и я не знаю, как ты к этому отнесёшься. Меня ведь долго не будет рядом.

- Гера, ты только, пожалуйста, за меня не волнуйся! Завтра ко мне приедет мама. Она поживёт у нас, ты ведь не станешь возражать. Знаю, ты всегда её недолюбливал,но не забывай, Герочка, это мои родители помогли нам выкупить эту квартиру на Суворовском. А так бы жили все в той хрущобине! Ой, я ей пока ничего не рассказывала, что на меня напали и едва не задушили. Ну, что ещё, что. Как ты понимаешь, я так и не вспомнила того, кто на меня напал. Ну, что ёще… С работы приезжали, Ира и Боб, они понимают, что я останусь одна, и мне будет тоскливо, привезли мне фрукты, конфеты, с Ирой мы выпили сухого вина, потрещали. Гера, как люди ко мне относятся, я даже чуть не расплакалась! Гера, ну, спокойной ночи, да?

Ты молчишь. Аля начинает волноваться: «Гера, у тебя всё хорошо?»

- Спокойной ночи, Аленький. У меня всё нормально, я сказал, всё просто замечательно, - слышит она в ответ.

На новом месте ты всегда тяжело засыпаешь. Ворочаешься с боку на бок, то калачиком свернёшься, то ляжешь на живот и лицом в подушку, то тебе холодно, то тебе жарко. Ты спал один с пяти до двадцати лет, это всего пятнадцать лет, и это было так давно, что ты уже точно и не помнишь, когда перестал забираться к маме под бочок. Двадцать пять лет ты спал с женщиной, и ты знаешь, как она похрапывает, когда поворачивается на спину, и попукивает, когда принимает позу эмбриона, как пахнет ее ночная рубашка, в запахе всего понемногу, лосьона, крема, пота, Ланкома. Когда вы занимаетесь сексом, она подворачивает её, но не снимает, хотя ей не нравится, когда на неё попадают капли семенной жидкости. Когда у Али критические дни, она надевает под рубашку пижамные штаны. В эти дни никакого секса, хотя ты не брезглив по отношению к жене, и даже предлагал попробовать, но она категорично это отвергала. Но кто не мечтал хотя бы немного побыть инфантильным и повеселиться над тем, над чем взрослому человеку не подобает. Тебе, например, очень хотелось поставить жене на ягодицы лечебные банки, которые обычно ставят на спину при сильной простуде. «Дурак что ли? - обиделась Аля. - Горчичник себе на яйца поставь». Эту инфантильную забаву позволяла гуттаперчевая Катя. В этом случаи ей пришлось оголить нижнюю часть тела, и лечь на кушетку. Ты смеялся, как ребенок, а ей нравилось, что ты смеешься, о чём она не умалчивала. «Тебе самой-то нравится?» - спросил ты. «Мне нравится, как ты смеешься, а банки, если честно, не очень. Страшновато, все время боялась, что ты уронишь мне фитиль на жопу», - ответила она. Неужели эта была девушка, которая читает «Платона Кречета» и обожает оперу «Трубадур»? Единственная девушка, которой ставил на жопу банки, единственная девушка с которой был коитус на батуте, единственная девушка, которая позволяла рассматривать ее голую, единственная девушка, с которой занимался оральным и анальным сексом, и она же единственная девушка, которую ты обматерил и бил по лицу. Она единственная, с кем ты мог… Но эпитетом «единственная» ты награждаешь жену. Аля, Алечка, Аленький, единственная! Когда-то она сказала тебе: «Я хочу состариться вместе с тобой». И ты ответил: «И я». Ты стареешь и не стесняешься стареть, у тебя седеют волосы, и не только на голове, но и на груди, появляются залысины, выпадают две нижние шестерки – самые рабочие зубы человека, намечаются носогубные складки, теряется острота зрения, и теперь при чтении приходится надевать очки с диоптриями плюс полтора. Алю расставание с молодостью пугает так сильно, что, будь её воля, она замазала бы штрих-корректором дату рождения и вписала бы другую. Ясно, этакая перезрелая кокотка, на закате женского века своего, срывающая цветы удовольствий. Но ты таковой её не считаешь.

Утро начинается с мелодии, которую включают в восемь часов. Это что-то из попсы десятых годов прошлого века, кейкуок, перетекающий в регтайм. Прямо в палату (номеров здесь нет, это не отель), санитар приносит кофе, аромат которого заставляет тебя проснуться, и два небольших круассана, один с яблочным джемом, другой с творожным кремом. «Заварной кофе, - думаешь ты, и где, в дурдоме! Да, но я же не пациент, а кто-то вроде сиделки». Почему-то сразу вспоминается противная Таисья Владленовна, которую Катя облила из грязного судна старика. Ты пьешь кофе маленькими глотками, чтоб не обжечься. Если бы кто-нибудь года два или три назад сказал тебе, что ты будешь работать в психбольнице сиделкой-компаньоном и тебе санитары будут подавать кофе в постель, ты бы точно решил, что сказавшему это самому необходимо лечь в дурку. Закончив завтрак, ты переодеваешься и выходишь в коридор, направляясь к вестибюлю. Доктор Шаровских горячо спорит с молодым человеком невысокого роста:

- Кто бы вы ни были, хоть сам президент, я не могу этого допустить, повторяю вам! Моя дочь в глубокой депрессии! Какие могут быть разговоры со следователем?!

- Да вы меня неправильно поняли, доктор, - громко произносит тот, кого доктор Шаровский принял за следователя, - Во-первых, я не следователь, я – опер. Капитан Жулебин, Петроградское УМВД.

- Во-первых, говорите тише! Вы в больнице! - просит доктор Шаровских.

Ты, сообразив, что разговор касается разбойного нападения на твою жену, решаешь притаиться и послушать разговор капитана Жулебина с доктором Шаровских.

- Во-вторых, - продолжает капитан Жулебин, понизив голос, - Я пришёл вам сказать, что с вашей дочери сняты подозрения.

- А они что были?! - еле сдерживая эмоции, говорит доктор Шаровских, - Вы издеваетесь, капитан? Это несчастный случай, Артур раньше принимал наркотики. Я сам его лечил!

- Ойойойо, - взвывает капитан Жулебин, - Доктор, вы не первый человек, который пытается на меня повесить чужие дела. То меня принимают за сотрудника, расследующего жестокое обращение с животными, то за инспектора ГИБДД. Нет, доктор, я по поводу нападения на жену Багаева Германа Алексеевича.

- И причем тут моя дочь? – побелевшими губами произносит доктор Шаровских.

Вместо ответа он слышит ещё один вопрос:

- Гражданин Багаев, по моим сведениям, находится у вас на лечении. Это так?

- Да, это так, капитан, параноидный синдром, - твердо заявляет доктор Шаровских, - А вы и его подозреваете? А вам самому не хочется лечь ко мне на обследование?

- Ну, во-первых, вряд ли мне кто-то его оплатит, а во-вторых, я еще раз повторяю, подозрения с Эллы Денисовны сняты, во-первых, гражданка Багаева изменила свои показания, она говорит, что ей могло так показаться, что на неё напала ваша дочь, поскольку она действительно встречалась с вашей дочерью, и они о чём-то оживленно беседовали, но в подъезд дома гражданка Багаева вошла одна, и во-вторых есть свидетельские показания жильца дома, подтверждающие этот факт, а не далее, чем вчера, гражданка Багаева заявила, что начинает припоминать, кто на неё напал, какой-то молодой человек в куртке, - уверенная речь капитана Жулебина переходит в бормотание, - А разве следователь у вас не был, следователь Томилин, который ведёт это дело, странно, а мне говорили… я думал вы в курсе. В общем, передайте дочери, пусть выздоравливает. Ну, ладно, я тогда пойду. Еще раз извините.

- Слушайте, капитан, у вас в отделении полный бардак, там левая рука не знает, что делает правая. Всего хорошего.

Убедившись, что капитан Жулебин ушёл, ты предстаешь перед доктором Шаровских с возгласом: «И как это всё понимать? Я сейчас не про жену, и не про нападение! Я про свою работу вахтовым методом! Это так теперь называется пребывание в психушке?»

- Послушайте, коллега, - успокаивает тебя доктор Шаровских, - Я вам сейчас все объясню. На пальцах!

- Я сейчас тебе эти пальцы в жопу засуну! – кричишь ты и бросаешься на доктора.

Сцепившись, вы непроизвольно двигаете мебель, доктор Шаровских пыхтит, как паровоз, он человек плотного телосложения, крепкого, но ты, как не странно, оказываешься сильней, и валишь его на пол. Но, вот, незадача, сзади к тебе подкрадывается санитар и вырубает тебя электрошокером. Вскрикнув, ты опускаешься на пол. Доктор Шаровских поднимается и идет на санитара, как солдат с противотанковой гранатой.

- Бл.дь! – кричит доктор Шаровских на санитара. – Ты соображай, что делаешь! Откуда у тебя это? У меня, бл.дь, здесь частная клиника, а не спецдурка на Арсенальной. Это шокер, не крапива, твою мать!

Что такое электрошокер, ты знаешь, сам его добровольно испытывал. Шокер, который ты купил для Али, похож на мобильный телефон эпохи нулевых, он компактен, но кусается довольно больно, отскакиваешь, как после укуса злобного четвероногого. Однако через минуту ты уже в норме. Модель шокера, которым тебя приложил санитар, также предназначена для самозащиты, но поскольку он мощнее карманного шокера Али, то его действие приводит уже к временной парализации, вызывая резкое сокращение мышц. Санитар решил, что такая модель больше приемлема для усмирения агрессивных, представляющих опасность пациентов. Заметив, что ты повалил плотного мужчину, санитар решил не вступать с тобой в рукопашное единоборство, и решил проблему с помощью амперов, что характерно, это тот самый улыбчивый юноша, который принес тебе кофе с круассанами. Ты начинаешь медленно приходить в себя, ёрзая на полу. «Меня здесь …удер..жи..вают силой, удерживают силой здесь, лучше убей», - бормочешь ты. Доктор Шаровских пытается помочь тебе подняться.

- Да послушай ты меня! - говорит он, - Кому ты нахрен сдался! Твоя жена пыталась меня шантажировать. «Я вспомнила, это ваша дочь на меня напала, - говорит мне эта старая жопа, - И видели нас вдвоём в тот день». Я спросил, что она хочет, она сказала, что её мужу нужна помощь. Тогда она сошлётся на провалы в памяти и изменит показания. Я ей сказал: «Мадам, у меня частная клиника, здесь принудительно не лечат, но я подумаю, каким способом заставить вашего мужа здесь остаться». Я бы мог послать её в жопу, вместе со всеми следователями, операми и прокурорами! Я этого не сделал. Потому что наши желания сошлись. Ты вообще меня слышишь?

- Желания ваши сошлись? – всё еще слабым голосом произносишь ты, - Ну, я понимаю, твоя дочь. Мы с ней были близки. Я с ней спал! Тебе-то я на что сдался? Хочешь отомстить, сделать из меня овоща? Или надеешься выкрасть из моей башки все мои научные гипотезы?

Доктор Шаровских, который приподнял тебя за спину, снова опускает тебя на пол, он поднимает вверх указательный палец и, грозя тебе им, как непослушному ребенку, говорит:

- Давайте перестанем друг друга оскорблять, дорогой коллега. Про отношения с дочкой я догадался, не идиот. Да уберись ты отсюда с этой фалдой! – рявкает он на санитара, который всё ещё держит в руке шокер. – Бл.дь, прислали из службы занятости! Где вас таких находят?! Уйди отсюда, позови сестру! – Это я не вам, коллега дорогой. Хотел бы я вас превратить в овощ – превратил бы. Мне очень интересен ваш диагноз, Герман Алексеевич. Важно понять, где заканчивается дерзость ученого и начинается бред. Вы ученый, я тоже хочу защитить диссертацию. Бизнес – это так, для поддержки штанов. Вы ведь на самом деле болеете, и болеете давно. Я вам помогу. Я вам, а вы – мне. Да и поговорить с вами иногда, действительно, интересно, когда из вас не прёт какая-нибудь сверхценная идея, голимый бред.

- Кто же это, всё-таки, напал на мою жену… - стонешь ты.

Санитар уходит, с опаской поглядывая на тебя, а доктор Шаровский поднимает твою руку за запястье и начинает мерить тебе пульс.

- А вы бы спросили у неё самой, - говорит он, - Я делал запрос в клинику, куда ее привезли на скорой. Ничего серьезного у неё не обнаружено! Похоже, что на неё вообще никто не нападал. А просто забрал сумку, спрятал, выкинул паспорт, поставил ей шишечку. А кашель, обморок и беспамятство она просто талантливо отыграла. Задача, как я понимаю, заключалась в том, чтобы всё это говно подкинуть моей дочери.

- Я здесь, папа, - слышишь ты голос дочери доктора Шаровских, – что у вас здесь за разборки? Почему доктор Багаев на полу?

- Скажи, родная, ты ведь не нападала на гражданку Багаеву? –спрашивает доктор Шаровских у дочери.

- В каком смысле, в прямом или фигуральном? – уточняет она.

- Интересно, ты бы у следователя также спросила? Конечно, в прямом, - говорит доктор Шаровских.

«Интересный диалог отца и дочери. Одни вопросы в ответ на другие», - замечаешь ты.

- Там, на фесте, я дала ей свою визитку. Она попросила меня о встрече, назначила её в красивом месте, в Лопухинском саду, - рассказывает Элла, - сказала, что хочет поговорить о муже, что он болен, его надо спасать, но ей бы хотелось обсудить это при личной встрече. Это было двадцать четвертого апреля. Я сказала, что буду свободна завтра утром. Договарились. И я приехала, где-то в восьмом часу утра. Разговор был не о чём. Она спросила, слежу ли я за новостями в искусстве. Я ответила, что следят сыщики и обманутые супруги, а я просто наблюдаю. Мы поговорили, я села в машину и уехала. Потом я поехала к Артуру на работу, и он мне сообщил, что завтра нас ждут его друзья в Репино. Попросил, чтоб я оделась женственно, в платье или в тунику. Потом позвонила Соня, она проводит семинары на тему искусства, она сказала, что у неё пропала указка из сибирского кедра. Деликатно спросила, не могла ли я её взять на фестивале. Мы тогда по очереди ей пользовались, когда показывали слайды. Я сказала: «Нет, не брала». Это был самый обычный день, папа. Я запомнила, в какой день я встречалась с Алей Багаевой, потому что на следующий день мы с Артуром попали в ДТП. А день гибели мужа я помню хорошо. А теперь ты можешь мне сказать, что у вас тут произошло?

Ты пытаешься подняться с помощью доктора Шаровских.

- Я проводил семинар на тему: «Как справляться с болью, когда на тебя нападают с электрошокером», - отвечаешь ты, - этот получше, чем то, который я подарил жене.

Ты делаешь невероятное усилие, чтоб подняться, доктор Шаровский продолжает тебе помогать.

- Ну, всё прошло? Идите в палату, отдохните. Оксана, проводите его до палаты, - говорит он появившейся медсестре.

Ноги сводит судорога, ты отправляешься в палату в сопровождении медсестры, одной рукой держась за неё, другой за стену. Оглянувшись, замечаешь, что Элла смотрит на отца, как подстреленный зверь на охотника.

- Ты хочешь его убить?! – спрашивает она отца. – Это новый санитар приложил его шокером? Немедленно уволь этого коновала!

- Не я его убиваю, - отвечает доктор Шаровских.

Ты боишься уснуть, и не проснуться. Но просыпаешься и слышишь, как шумит море. Оглядываешься – море только на картинке. Это даже не море, а два океана. Та самая фотография, на которую указывала вчера Элла. Впрочем, вчера ли это было? Когда ты спрашиваешь у доктора Шаровских, почему ты слышал шум моря, но видел только фотографию, тот хватается за голову и удрученно произносит: «Господи, только не это!» «Это глюки?» – спрашиваешь ты. Доктор Шаровских уходит, промолчав, а потом возвращается с пластиковой белой баночкой.

- Вот, коллега, нашел, моклобимид, - выдохнув, словно бежал кросс два километра, произносит доктор Шаровских.

- Разве он не от шизофрении? – удивляешься ты.

- Все зависит от дозы, - вносит ясность доктор Шаровских, - вообще-то это антидепрессант. Я дочку им лечу.

- Как она? – искренне интересуешься ты.

- У нее сейчас обострение, и устойчивая социофобия, - отвечает доктор Шаровских, - поэтому контакты по минимуму. Попытайтесь это понять и не обижайтесь. Вы, наверное, уже поняли, я живу ради неё. Признаюсь, я был шокирован её предложением продать недвижимость Артура и вложить всё в мою и вашу научную деятельность, выкупить у арендатора этот дом и приусадебный участок. Бизнес Артура и часть его имущества отошли его брату. Артур до безумия любил Катю, но знал, что между словами «бизнес» и «Катя» нет знака равенства.

- А мать Кати, она жива? – спрашиваешь ты.

- Мы с её матерью не были женаты, но жили вместе, - отвечает доктор Шаровских, - а потом она встретила другого мужчину и уехала с ним в Владивосток. Я оставил Эллу, то есть Катю, у себя, дал ей свою фамилию. Да что мать, что мать…Они почти не общаются.

- Увы, и я тоже редко общаюсь с мамой, - с сожалением говоришь ты, - Она сейчас живёт у сестры. Она тоже когда-то посещала подобное заведение. Скажите, коллега, у меня это наследственное?

Выражение лица доктора Шаровских говорит о том, что в чём-то ты, безусловно, дилетант, а он профессионал, а его слова это подтверждают:

- Вы, конечно, многого достигли, коллега, и даже замахнулись на психологию и психиатрию. Но, дорогой коллега! Вы никогда не станете психиатром лучше меня, как бы вы не старались. Ваша мать не страдает психическим расстройством. Тяжёлый характер и самовлюблённость – это не диагнозы. Хотя от возрастных изменений никуда не денешься. Да, я не далее, чем вчера ездил в Песочный к вашей тётке. Прошу прощения, что я позволяю себе вторгаться в вашу жизнь, но мне самому было необходимо выявить у вас наследственный фактор. Но его нет. Отдыхайте, таблетку получите после еды.

Где же ручей? Обсохли твои губы. Она говорила, будет океан. Она же вела тебя к нему! Вы оба шли на водопой, как два одичавших ослика, не способных, подобно верблюдам жевать колючку и подавлять жажду. Не к морю, а от него, через пустыню вы шли к другой воде, к той, к чистой, она - хотела умыть лицо, а ты воды напиться. Ничего, сухость во рту -это побочное явление. Ты побеждаешь депрессию. И тебе обидно, что в вестибюле установили стену из прозрачной эпоксидной смолы. Её отлили в студии, а потом привезли в больницу. На обиженных воду льют. На победителей - шампанское. Стало быть, на тебя, шампанское, разбавленное водой. Нет, что не говори, а стена прекрасна! В ней замерли звёзды. Ночью они должны фосфорицировать. За этой стеной небольшая часть вестибюля, куда из своей палаты иногда выходит Элла. Она выходит и, заметив, тебя в вестибюле, подолгу стоит, прислонившись к этой удивительной стене. Между стеной и полом есть небольшое отверстие, куда ты каждый день просовываешь письмо, адресованное ей, а она – ответ на твоё письмо. «Неплохо я придумал, да, коллега? - спрашивает доктор Шаровских. – А смысл в том, коллега, что мир гаджетов иногда и есть погибель человеческого рассудка. Я бы еще и перьевые ручки вернул, но это психбольница, не стоит иногда снабжать пациентов колюще-режущими предметами. Вы скоро поймёте, коллега, что это всё пойдет на пользу и вам, и ей. Вы сможете общаться, как общались ранее, но должен наметиться определенный прогресс. Как у вас, так и у неё».

Ты написал ей короткое письмо:

«У Вашего отца, Эллочка, прекрасная библиотека, но он не рекомендует сейчас читать научную литературу, принес мне всякую всячину, в том числе «Похождения Рокамболя», роман плаща и шпаги, как я полагаю. Еще не начинал читать. Вспомнил, как в детстве собирал макулатуру на талоны, по которым такие романы покупались. Зато «Целину» дорогого Леонида Ильича можно было купить даже без очереди. Теперь о главном, Эллочка. Ищу, искал и буду искать в вас тепло. Не помню, кто сказал, что «Счастье – это когда тебя понимают». Сейчас озадачен одним вопросом, что движется быстрее света. Вы, наверное, знаете, что скорость света – это некий эталон, фундаментальная постоянная, и существует мнение, что быстрее света движется гипотетическая частица, которая поворачивает время вспять. Мне будет интересно узнать Ваше мнение по этому вопросу. Ваш преданный друг, Багаев».

Но стена не помеха для вас. Элла, передвигающаяся на костылях, подходит со своей стороны и прислоняется к стене. И ты прислоняешься со своей стороны. А вечером, поздним-поздним вечером ты читаешь её письмо:

«Вы притворяетесь занудой или тоже ставите психологические опыты?

Вы пишете, что искали во мне тепло. Но не находили. Поиск не дал результатов, попробуйте повторить попытку позже.

Я опровергаю и ...определяю в полной мере.

Про счастье я не спросила, я о нем ни слова. А Вы ответили.

Теперь я педантично и кратко о главном: Первое. "Счастье - когда тебя понимают" - избитая фраза. Я избитых не принимаю. Не травмпункт. Второе. Это всего лишь фраза, а не аксиома. И, простите сердешно, доктор Багаев, даже не теорема.

Насчет того, что в старые добрые времена сдавали макулатуру на «Три мушкетера», а «Целину». Как можно - дар божий с яичным порошком сравнивать, Герман Алексеевич! Книгу Брежнева "Целина" - такую тонкую (не больше ста стр., уверяю), изящную, в эротично-алом глянце, книгу книг с Дюмой, с его атоспортосами и гугенотами? У него ж не книги - а весла! Ударишь такой - и можно дуба дать.

Мечта – вот оно, то, что движется быстрее света. Потому что гипотетическая частица тахион, на которую вы намекали, движется с будущего в настоящее. Тебя ещё не одарили, а ты уже рад.

И о любви. Вам будет смешно, что я написала: Любимый мужчина как банка ежевичного варенья. А любимая женщина? Она просто как банка, которую хочется чем-то наполнить. Помнится, Вы наполняли меня собой, физически наполняли:) Не пугайтесь, возможно, в ближайшее время я попрошу вас передать мне салфетку с Вашей семенной жидкостью. Побольше спите и смотрите сны, доктор Багаев, все наши сны пропитаны ядом несбывшихся мечтаний.

За сим обнимаю Вас крепко, товарищ Багаев. Ваша преданная подруга».

Доктор Шаровских честно сообщает тебе о том, что происходит за пределами клиники. Например, о том, что Аля пытается воспользоваться дарственной, которую ты оформил на неё ещё несколько лет назад. Об этом ему сообщает доктор Боб, который сам шокирован опрометчивостью твоего поступка.

- Хотите, я её накажу, у меня одноклассник - отличный юрист, адвокат. У меня ведь весь разговор с вашей мадам записан на микродиктофон. Я так прямо и скажу, выбирайте, Александра: суд, Мордовия, швейный цех. Или чемодан, вокзал, Калинин. То есть Тверь.

- А какие ещё могут быть варианты? – отстраненно произносишь ты.

- Для неё или для вас? Каппюнт, он же Кейп Пойнт, - предлагает доктор Шаровских, - недалеко от мыса Доброй Надежды. Это для вас.

- Место, где встречаются два океана? - оживленно произносишь ты, - Тихий и Атлантический?

- Плохо знаете географию, дорогой коллега. Индийский и Атлантический. Тихий и Атлантический встречаются в районе Панамского канала. Индийский и Тихий в Австралии. Но какая разница, какие океаны? «Океанотерапия» я это называю. Очень умиротворяющие фотографии и видео.

И снова ты в вестибюле. И прислоняешься к прозрачной стене. А по другую сторону Элла. Она водит подушечками пальцев по твоему лицу. Потом вы прижимаетесь к стене губами, закрыв глаза, и стоите так, пока мышцы не ослабнут. Тебе кажется, ты не ощущаешь того, что между вами стена.

Из дневника доктора Багаева

Таких, как я, надо сразу отдавать на опыты с инопланетянами, чтоб не калечили жизнь простым смертным. Чтоб не вносили флёр резонанса в чью-то размеренную мещанскую жизнь.

Если я издам свою вторую книгу, то я сразу хочу выразить благодарность госпоже «Домино», как мне хочется ее называть, Элле Крайнович. Знакомство и общение с ней побудило меня к чтению многих художественных книг, пропущенных ранее. Кроме того, она делала вычитку моей околонаучной прозы, давала советы, делала правки. Я научился мыслить, как она, вернее, выражать свои мысли изящно и велеречиво, потому что о некоторых вещах, нужно говорить именно так. Да, я многое пропустил в этой жизни. Да разве я один такой? К счастью, я такой не один, есть существо еще инопланетней, чем я. И cтоль же беспардонно талантливое, и с такой же грациозной легкостью ступающее по сердцам. Это эльф. Эльфы - существа мифические, скажите вы. Идите опорожняться не вприсядку, если ничего не понимаете в реальности мифов. Гоблины живут среди нас. Мерзкие маленькие пещерные людишки с пещерным сознанием, с шахтёрским остроумием и темными, как уголь мыслишками. Они рано курвятся и стареют, у них рано выпадают клыки, и на их месте вырастают два змеиных жала.

Есть среди нас и тролли - угрюмые, молчаливые, непомерные. Большие и ужасные, для тех - кто им не друг. Таковы певец Петкун из "Танцев минус" и спортсмен Валуев. Они люди-камни, стоически-мудрые, непоколебимые, грузные и пугающие своей угрюмостью. Но в каждом из них живет нежность, покрытая панцирем, защищающим от сверхчеловеческой любви и такого же сверхчеловеческого уродства. Уродства душ.

Но и эльфы живут среди нас. Нет, боже сохрани, эльфы - не ангелы, они не олицетворение мирских добродетелей, в частности, целомудрия. Они легкие, не уловимые, парящие над бездной и летающие, как мотыльки над пламенем, только мотыльков пламя пожирает, а эльфы сами могут съесть любой огонь. Они, должно быть, воплощение в человеческую плоть водорода, а водород огню друг, а не помеха. Эльфы приходят в нашу жизнь, чтоб остаться в ней форева. Сиречь навеки. Но не для того, чтоб умиротворить, ангелам подобно, вовсе нет. Травите их своей любовью - и они от вас уйдут. Ангелы только и ждут вашей бесконечной любви и послушания. Они окрыляют нас, поэт, спаливший свои крылья становится способным к взлету, художник, искромсавший свое полотно, летит еще выше, за пределы стратосферы. Эльфы могут быть нечеловечески добры, возможно, в этом сходная с ангелом черта, только ангел ждет от вас покаяния, эльф ждёт только одного - свободы и способности к взлёту.

Скажите эльфу "я вырасту и табло тебе разобью" - он вас простит за это, но не от того, что добродетелен и кроток, а оттого, что он знает, какой вы настоящий. К тому же, они нечеловечески умны и ценят ваше чувство юмора.

"Я вырасту и табло тебе разобью" - смешно, не правда ли? Многому мне нужно учиться. И мату, и высокопарному стилю Эллы. «Захлебнусь я холодною грустью ваших дымчато-хвойных глаз. Отравлюсь, ну и пусть, ну и пусть…Я знаю это в последний раз».

Открываешь глаза вечером, внутри тебя обжигает пустынная жажда. Я сжимаешь в руке лимон, как будто это эспандер, а в другой держишь стакан с минеральной. Ты смотришь на улицу, отодвинув портьеры. Вечер, улицы бликуют россыпью окон. Ты предпочел смотреть не на улицу, а на портьеры, поэтому задернул их. И теперь смотришь на них, и знаешь, что Элла тоже на них смотрит. И вы уже там, мои дорогие персонажи, там, ГДЕ ВСТРЕЧАЮТСЯ ДВА ОКЕАНА.