Читать онлайн
"Соседка"

«То, что я сейчас буду рассказывать, наверное, стыдно, я стараюсь так не думать, но всё же, чем дальше продолжается эта дурацкая история, тем меньше я могу сопротивляться подобным мыслям.

Стыдно в этом признаться, но никакого рационального объяснения найти не получается. Может быть, я схожу с ума.»

Вера подвинула ноут поближе. Подружка, кажется, хотела рассказать что-то новенькое. Впрочем, Вера давно подозревала, что Вика что-то скрывает. Это раздражало. Спросить прямо в лоб, что приосходит, – было слишком унизительно. Но уж сегодня Вику, кажется, прорвало: сейчас сама всё расскажет.

Однако, Вера не спешила. Чересчур долго пришлось ждать откровений подруги, и вот настало время поквитаться за затянувшееся молчание, наступил наконец-то ее черед наслаждаться, мучая Вику, надеющуюся на мгновенную реакцию приятельницы. Вера набрала то, что и полагается в этих случаях: «Что случилось?», и её красивый, с гладким ногтем пальчик завис над клавишей «энтер». Нет, она не будет торопиться нажимать «отправить», она выждет хорошую паузу, Вика заслужила это. Пусть понервничает, пусть поймёт, что без её доверительных бесед люди нормально живут.

И вдруг… сообщения исчезли!

- Передумала! – вскрикнула от неожиданности Вера.

Вика снова одержала верх, теперь была очередь её паузы. Верка готова была уже почти умолять, чтобы Вика поведала о своих несчастиях.

«Хорошо, подруженька! Больше тебе тоже ничего не расскажу!» - зло прошипела она приятельнице, от души и с удовольствием представляя, как та однажды попросит помощи, но вместо этого получит фразу типа «А помнишь, как ты…»

Представлять это было сладко, и Верка увлеклась. Мир вокруг исчез, его заменила картинка с заплаканной, умоляющей выслушать её Викой, и Веркой, убедительно говорящей победную, назидательную речь, гордо оставляющей подругу в сложной ситуации одну.

Из плена грёз вывел звонок в дверь. На пороге стояла Вика, прям вот, как и представлялось минуту назад, заплаканная и умоляющая… Ммм, что же делать, вот он шанс наказать подругу, отомстить ей… Но любопытство взяло вверх.

- Проходи, что случилось?

- Не знаю, как и сказать, долго не решалась, попробовала тебе написать, но, чувствую, это совсем не то. Вера, я знаю, что только ты сможешь меня понять, остальные скажут, что я сошла с ума.

Верка моментально простила подругу, ведь только ей, ей одной предстояло узнать страшную тайну. Такое доверие! И как она могла сомневаться?! Ведь только ей, больше никому. Ах, кому, кому же теперь первому стоит рассказать то, что сейчас ей поведает Вика. Наверное, Машке, пусть знает, что не только ей доверяют страшные тайны, а то слишком поверила в себя. Конечно-конечно-конечно! Всё рассказывать нельзя, только намекнуть, но тааак намекнуть…

- Вера? – спросила Вика с тревогой глядя на неё. – Ты слушаешь?

- Да, конечно! – поспешно кивнула Верка.

- В общем, я просто не знаю, как всё это понимать...

- Да говори уже как есть! – нетерпеливо прикрикнула Вера.

- В общем, Филимоновна, моя соседка. Подо мной живёт? Помнишь?

- Померла? Сколько же ей было? – Вера вплеснула руками.

- Да ну тебя, - с досадой ответила Вика.

- А в чём тогда дело? – явно заскучав, спросила Верка.

- В том-то и дело. Последний год она сильно болеет. Из квартиры почти не выходит, не может по лестницам ходить, только по ровной поверхности. Дом наш старый, у нас очень хорошая слышимость, сама знаешь, а Филимоновна прямо подо мной живёт. Она год уже так стонет, что мне её даже жалко. Я на кухне сижу днем, в доме никого, она стонет: мурашки по коже.

- Ну, старый человек. Вик, я не понимаю, ты чего хочешь?

- Ничего я не хочу. Слушай. Это продолжается уже пару месяцев. Я раньше не обращала внимания, ну, старая, ну, стонет… Но тут я осталась одна, днём, и она… В общем, я стала замечать. Она причитает не всегда, и раньше не завывала так. Это началось, когда к ней соцработница стала приходить. И стонет она только в то время, когда к ней приходит эта самая работница из соцслужбы.

- Думаешь, пытает старуху, где та сокровища царские зарыла? – хихикнула Вера.

Вера и Вика были подругами с детства. Росли в одном доме, в разных подъездах. Вместе ходили в школу, сообща бегали стрелять глазами мальчишкам, утирали друг другу слёзы и ненавидели одних и тех же врагов.

Дом, в котором они жили, стоял лицом к точно такому же другому, за которым стройно высилась ещё парочка, как две капли воды похожих друг на друга, обшарпанных пятиэтажек. Обычная рабочая окраина. Точнее, окраина когда-то была рабочей: здесь вовсю коптил небо черным дымом завод, строил жилища для своих, приманивал людей из области, сулил несметные богатства и невероятные удобства, а потом бросил всё это и закрылся, не выполнив и половины обещаний. Теперь всеми брошенный гигант разрушался, швыряя с самого верху кирпичи в прохожих, иногда таинственно вздыхая теплыми летними вечерами, маня чёрными пустотами к себе любителей приключений.

Когда-то здесь было многолюдно. Теперь райончик доживал последние дни. Некоторые квартиры стояли вовсе закрытыми. Сдавать их приезжим не получалось, даже задёшево. Старики умирали. Детей здесь почти не рожали, а если и случалось, то стремились с ними переехать подальше отсюда, поближе к центру. Если б успел завод построить школу и садик в околотке, может быть, дела шли бы куда веселее, но он не успел. До ближайшей школы приходилось добираться на двух автобусах, а что до садика – и вовсе легче дома оставаться с ребенком.

Вера, Вика да ещё парочка девчонок гуляли кругами по району. Мальчишки их возраста уже вовсю выпивали у ларька с мужиками, и девки их в общем-то интересовали гораздо меньше, чем байки у шалмана. Все знали друг друга, как родню. А с родней какие любовные отношения?

На весь район была известна Филимоновна – старуха без возраста, одинокая, бездетная и безбедная. Она жила в доме, кажется, вечно, во всяком случае, жильцы почти всех квартир пятиэтажки сменились, почти в каждой кто-то из старшего поколения умер, но Филимоновна не сдавалась. На площадке ее этажа из трех квартир жилыми оставались только две: она и соседка, тоже в возрасте, но лет на двадцать, а то и тридцать моложе ее, люто ненавидевшая всё, что связано с Филимоновной. В общем, старухи друг дружку рьяно ненавидели. Ну, у этой бабки хоть родственники были: сын Юрка. Правда он женился и переехал в другой район города. Изредка навещал мать, даже внуков привозил, хотя невестка ни разу не показалась на глаза. Говорили, будто у Юрки здесь была его первая любовь, все ещё неподалеку в нашем районе жила, и будто бы Юркина жена очень ревновала к ней, поэтому отказывалась навещать свекровь.

В общем, про соседку носились по району самые обычные сплетни. А вот про Филимоновну ходили легенды. Одна – романтическая. Будто в молодости сильно была влюблена Филимоновна в молодого человека, но строгие родители не разрешили им жениться. С тех пор, она никому не отдала своего сердца, доживая век в полном одиночестве. Из точных сведений было только то, что всю жизнь старуха проработала бухгалтером, была очень вредной и высокомерной. Ни с кем, кроме начальства, не общалась, держалась стороной. Всегда одна.

Впрочем, случилось однажды, что и Филимоновну район заподозрил в человеческих чувствах. Было ей тогда за шестьдесят или уже семьдесят, никто точно не знает, но на пенсии она завела себе собачонку, пуделя, Тяпочку. Тяпочка избалован был ею вусмерть, лаял почем зря с ночи до утра, она только пришепётывала, носясь вокруг него: «Тяпочка, сынок». Соседи по лестничной клетке пили крепкие снотворные, лишь бы на часик заснуть под визг пуделя. Указать Филимоновне на то, что она должна соблюдать тишину, не решился никто. Все жалели старуху, уж так она была со своим Тяпочкой нежна, будто и правда с ребёнком, даже называла его сыночком чаще, чем по имени. Да и потом, помрёт ведь старуха со дня на день, а перед смертью с человеком кому охота отношения портить? Ты его сейчас выругаешь, а он наутро возьмёт да помрёт. Где его потом искать, чтобы прощения попросить. Ему-то что? А тебе всю жизнь майся, мол, ты виноват, накричал, а у стариков давление, сердце, прочая требуха…

Так что терпели не из боязни, а по милосердию своему. Боялись всего одного: если помрёт Филимоновна, что делать с капризным Тяпочкой, привыкшим ко всему самому лучшему, жалко собачонку, но, случись что с его хозяйкой, Тяпочка остался бы на улице, кому такой нужен.

Однако, годы шли, по собачьему времени Тяпочка прожил больше, чем ему положено, и соседи стали бояться совсем другого. Страшно стало, чтО будет с Филимоновной, если Тяпочка помрёт раньше неё: в том, что это её сын уже никто не сомневался. Вся жизнь старухи была в этом пуделе.

- Знаешь, не понимаю, чего с ней все так носятся, это – злобная старуха, - примерно в это время рассказывала Вика Вере. – Вчера в подъезд забежал кот, а Филимоновна шла со своим этим Тяпочкой. И вдруг как накинется на кота, начала его гнать и орёт, мол, нассыт в подъезде. И даже матом его. Я прямо обалдела, она никогда ничего, кроме «здравствуй», не говорила, а тут как с цепи сорвалась на бедного кота. Я думала, она хоть животных любит, как этого Тяпочку, а она чуть пушистика мелкого не прибила. В ней столько злости…

Вера тогда не очень обратила внимания на слова подруги. Подумаешь, старуха матом ругается. Даже если и Филимоновна, живой человек ведь.

Так или иначе, а Тяпочка помер. Соседи затаили дыхание. По дому поползли вопросы, скидываться ли на гроб? Всё же старуха жила одна как перст, никто не рассчитывал, что Филимоновна переживёт удар судьбы. В подъезде возле её дверей стали принюхиваться, не идет ли трупный запах, прислушиваться, движется ли кто ещё за дверьми квартиры. Но Филимоновна день на пятый вышла во двор как ни в чём не бывало со своим вечным кошельком и направилась в магазин. Район выдохнул. Жизнь потекла по-прежнему.

Единственная загадка для района заключалась в вопросе: на что Филимоновна живёт? Все пенсионеры старались подработать, так как государственного содержания не хватало. А эта жила на широкую ногу, покупала деликатесы, постоянно делала ремонты, не сама, а вызывала целые бригады. Словом, на пенсию так не разгуляешься. Даже если она откладывала средства, пока работала, всё равно три денежные реформы в стране давно бы превратили самые большие капиталы в труху.

В общем, старуха была настолько древняя и загадочная, что вопрос Вики о царских сокровищах, был не просто шуткой, а одной из легенд. Поговаривали, будто история о её несчастной любви - полная ерунда, а Филимоновна на самом деле просто была любовницей какого-то номенклатурного работника, который задаривал её всевозможными бриллиантами и золотом. И даже пытался однажды уйти из семьи, но в партии пригрозили, что снимут с высокого поста, на том дело и кончилось. Дело-то, может быть, и кончилось, но бриллианты-то! бриллианты-то, наверняка, где-то остались…

- Да кто её знает, - пожала плечами Вика. – Слухи, сама знаешь, ходят разные. Очень может быть, что в комнате у неё тайник, где она хранит деньги или что-нибудь ценное. Может, соцработница и выпытывает что. Главное: как Филимоновна одна, так тишина, максимум – телевизор на полную врубит, а как только приходит эта, из службы, так бабка стонет.

- То как зверь она завоет? – усмехнулась Верка. - Ну, может, ей какой-нибудь массаж делают. Разминают, чтобы кровь разогнать, та от удовольствия? Не?

- Вер, да я всякое думала, тоже, как ты. Но в последнее время, где-то с месяц, мне это прямо покою не даёт. У меня что-то вроде навязчивой идеи. Спать не могу. Кручусь. Стало даже казаться, точнее один раз, а потом, точнее с тех пор… В общем, однажды, месяц назад, я услышала, как она меня зовёт.

- В смысле? – удивилась Вера.

- В прямом. Говорит, Вика, иди сюда! Вика, помоги мне! Она ведь, знает, что я дома, я над ней ведь живу, она слышит мои шаги, полы скрипят. Вот она и зовёт меня, когда приходит работница из соцслужбы. Зовёт, чтобы я помогла ей, потому что её мучают!

- Да ну?! Зовёт, конечно, драгоценности разложила на кровати, тебя ждёт, у неё детей ведь нет, она тебе решила всё передать.

- Ну, что вот ты смеёшься? Ты видела эту соцработницу? Взгляд всё время бегает, я с ней пыталась в подъезде здороваться, но она отворачивается, будто не хочет, чтобы её в лицо запомнили.

- Слушай, а эта из соцслужбы, правда, мерзкая такая, всё время оглядывается, поганая, от неё точно жди беды. Видно, что злой человек. Словно затравленная идёт, озирается по двору, точно надумала стащить у Филимоновны драгоценности.

- Ну! В общем. Или я сойду с ума, или мы с тобой узнаем, в чём там дело?

- Что значит, узнаем в чём там дело? Как?

- Не знаю. Но как-то надо.

Девчонки выпили не одну кружку чая, пока разрабатывали план, обсудили не одного кавалера, тщательно продумывая нюансы расследования, и осудили всех общих знакомых, строя предположения и догадки в собственном расследовании.

Кроме того, чтобы проникнуть в квартиру, оставив там камеру, в голову ничего не пришло. Зато пришло многое другое: организовать ютуб-канал, куда выкладывать день за днём свои действия, рассуждения и, конечно, страшные сцены насилия над старухой со стороны сотрудника оказания помощи пожилым, а потом скандал, известность, подписчики, деньги…

От всего этого великолепия отделяла девчонок пара неприятностей: чтобы установить камеру подешевле, нужно прокладывать кабель, а, чтобы установить камеру без всей этой работы электриков, нужно раскошелиться, но не факт, что получится: банально, может не хватить сигнала вайфая. Вторая проблема: все камеры не как в кино, размером с орех, а очень огромные, такие, которые без разрешения в чужом доме трудно спрятать.

Можно, конечно, банально попросить у папы из машины регистратор, но ведь его нужно будет вернуть, а кто сможет поручиться, что во второй раз, уже после скандала в сети, они смогут проникнуть к старухе?

Всё же решили воспользоваться регистратором. Чего зря деньги тратить, если под рукой бесплатный вариант. Папа, если что, простит, куда он денется. Оставался один вопрос – кто пойдёт к Филимоновне. Соцработник у неё будет через три дня, по графику, значит, они должны побывать у старухи раньше.

Через пару дней регистратор был выпрошен для нужд кафедры биологии, чтобы наблюдать за морской свинкой, жертвой чудовищного эксперимента. Папа удивился, но раз уж для нужд кафедры биологии…

Вера решилась сама установить регистратор. Вика сидела у себя, в квартире над Филимоновной, ждала подругу и ужасную картинку на экране. Через час заявится эта, гадина из соцслужбы, которая истязает пенсионерку.

Вера пришла, однако, вести, которые она принесла, были не очень. Сколько ни звонила подруга в дверь, старуха не открыла.

- Слушай, она, наверное, не может ходить, лежит только.

- Точно! А как тогда мы проникнем к ней в квартиру?

- Погоди, - сообразила Вика. – Если б она не ходила, как бы она тогда еду готовила? Соцработник раз в несколько дней приходит, что ж бабка остальное время под себя ходит и голодает? Может, она чужим не открывает, если у неё там клад спрятан? Я постучу и покричу, что это - я. Хотя, она ж глухая, она телик так громко включает, я все передачи поневоле с ней слушаю.

- Ну если несколько дней голодает, - рассмеялась Вера. – то под себя не ходит. Нечем.

- Грешно смеяться над больными людьми, - усмехнулась Вика в ответ, шагнув за порог.

Вера осталась в квартире, а Вика спустилась. Она принялась стучать в дверь соседки и кричать:

- Валентина Филимоновна, это Вика из квартиры сверху!..

Дверь от очередного удара приоткрылась сама. Вика удивилась и шагнула внутрь. В голове пронеслись картины из фильмов, в которых волшебством и чёрной магией открываются ворота, двери, закрываются окна… То, что она увидела, отозвалось болью в сердце. Квартира была бедна. Замок выломан. Какие уж там сокровища. На полу - ни плетёнок, ни ковров. В прихожей - старые шкафы, на кухне стол без скатерти, простая посуда. Повсюду запах старости, гниения и пыль. Дверь в единственную комнату, посреди которой кровать, старуха и телевизор, открыта.

Заброшенная квартира совершенно никому не нужного человека, оставленного всем миром доживать век на разваливающейся постели с не очень чистыми простынями. Стало ужасно жаль Филимоновну. Стало стыдно за себя, за Верку, за родителей, которые посмеивались над старухой. Никто ведь из них не удосужился ей помочь. Никто даже не попытался узнать, каково это: одной, немощной, старой. Вокруг люди, машины, за окнами - детские крики, на улице - весна, любовь, а человек заперт внутри этого тела, внутри квартиры, внутри комнаты, как рыба в аквариуме. Одна, без надежды, без дружбы, без самого простого человеческого «как дела?», даже неискренного, пусть даже дежурного, но такого обычного для любого вопроса: «Как дела?». Одна в тишине и пустоте, словно наказанная и забытая в углу старая сломанная игрушка, под ворохом замшелых тряпок. И никто-никто её никогда не отыщет здесь, не придёт и не скажет: «Ах, вот ты где! А я тебя искал». Не обнимет… Сама Филимоновна больше была похожа на надгробие, а не человека. На высоких подушках голова её возвышалась недвижимо как гранитный памятник посреди прямоугольного, очерченного кроватью, могильного участка.

Слёзы наворачивались на глаза у Вики, тёплые, настоящие, не такие, как у Филимоновны, холодные, бесконечные, грязные. Неподвижное, изъеденное морщинами и язвами лицо старухи, словно бы смотрело с того света, глаза были пусты, складка рта искривилась в вечной муке… Захотелось обнять, прижать к себе, сказать что-то хорошее пожилому человеку, взять её за руку. Вика шагнула уже было к Филимоновне, но пересилила себя, встряхнула головой и постаралась закончить дело, которое они с подругой задумали.

- Валентина Филимоновна, - громко прокричала Вика. – Нельзя у вас спичек попросить? Мамы дома нет, а у меня денег нет, не купить никак, мама вечером отдаст?

- Подойди сюда, - каким-то противно повелительным тоном сказала старуха.

Вике стало не по себе. Голос был треснутый, как плита на старом кладбище, глухой, далёкий, но властный.

- Иди сюда, девочка, - словно догадавшись, что напугала, старуха постаралась повторить просьбу ласково. – Дай мне руку, помоги, и я дам тебе спички. Только протяни мне свою руку.

Вика двинулась было к самой кровати Филимоновны, однако новая волна страха заставила остановиться. Что-то было не так, непонятно что именно, но как-то не так.

Удивительными всё же были глаза Филимоновны, Вика не могла оторвать взгляда от них. Нет-нет, они не были красивы. Они были страшны. Сперва казалось, их почти заволокло молочной плёнкой, как у многих людей в возрасте, но стоило приглядеться, и за плёнкой разверзалась черная глубина, будто бездонная яма. В какой-то момент Вике даже показалось, что она стоит на краю обрыва и вот-вот сорвётся в бездну. Безумный страх охватил девушку, сердце бешено колотилась. Что-то словно звало и толкало окунуться в черноту, шагнуть в неизвестность. Страшно было и оттого, что Вика не могла сопротивляться внезапно появившемуся желанию. Казалось, что рассудок отказал и вместо привычного: «отойди от края - тут высоко, ты можешь разбиться», словно бы звал её упасть, провалиться в безвидную пучину.

- Нет, Валентина Филимоновна. Я пойду! – сказала Вика и быстро развернулась к двери, почти позабыв о том, что должна оставить в комнате видеорегистратор.

- Посмотри на меня! - словно скомандовала старуха.

Вика против собственной своей воли начала поворачиваться лицом к старухе, будто бы кто-то взял за плечи и с силой тянул к бабкиной постели.

- Посмотри на меня, - повторила старуха.

«Не смотри!» - отпечаталось в мозгу Вики. – «Ни за что не смотри!»

- Я сижу тут совсем одна, - не унимаясь, скрежетала Филимоновна. – Никто не приходит ко мне, не говорит со мной. Пожалей меня, мне так плохо, я стала совсем стара. Присядь ко мне на постель. Дай мне свою руку. Была бы у меня внучка такая, как ты…

Чувствовалось, что говорить старухе трудно, каждое слово дается неимоверными усилиями, голос её слабел, она часто дышала, почти после каждой фразы.

Вика стояла посреди прихожей, опустив голову вниз, с трудом сдерживаясь, чтобы не глядеть бабке в глаза. Но сопротивляться было почти невозможно. Казалось, в этот момент, Вика не принадлежит себе, будто бы выгнали из собственного тела, и вместо неё им управляет кто-то другой. Будто тело, её родное тело, совершенно теперь пустое, словно выстиранный носок на бельёвой верёвке. А сама Вика смотрит со стороны на то, что происходит и ничего не может поделать.

Сзади брякнули ключи. В одно мгновение девушка словно бы запрыгнула обратно в себя и будто бы спросонья осмотрелась кругом, не понимая, как здесь очутилась. Сзади стояла та самая соцработник, которая, по версии подруг, избивала старуху до полусмерти, допытываясь, где спрятаны сокровища.

Вика встрепенулась, и как бы извиняясь, сказала этой:

- За спичками пришла, может, вы дадите?

Женщина испуганно поглядела на девушку, словно та застала её на месте преступления, и быстро шмыгнула на кухню.

Этого хватило, чтобы Вика успела сунуть видеорегистратор на тумбочку у двери в комнате. Увидят – и пускай, плевать, лишь бы убраться отсюда поскорее.

Женщина вынесла спички, Вика схватила их и быстро убежала к себе, наверх.

- Заходи скорей, всё отлично видно, - торопила её Верка.

Минут десять они смотрели в экран, дожидаясь начала экзекуций и допроса. Однако, ничего подобного не увидели. По приходе соцработник подошла к кровати и, кажется, вкатила Филимоновне какой-то укол.

Старуха поначалу надрывно орала: «Вика, иди сюда! Помоги мне!», швыряла на пол одеяло, подушку, как-то странно изгибалась на кровати, будто пыталась встать, но сил не хватало и она оставалась на месте, точно привязанная к кровати. Через некоторое время затихла. После этого соцработник, как ушла в кухню, так оттуда и не возвращалась. Судя по всему, она готовила старухе еду, хотя точно сказать было невозможно, регистратор показывал только то, что происходило в комнате.

Прошёл час. Филимоновна вопила, соцработник не выходила из кухни.

- Да-а, - протянула Вера. – Загадка…

- А я тебе о чём? Выходит, не бьёт она старуху?

- Может, регистратор заметила?

- Да даже если и заметила, чего старуха-то орёт?

Девчонки догадались приблизить изображение с регистратора, пытаясь разглядеть, «чего эта старуха орёт», но всё, что смогли разглядеть – это странные движения, будто в комнате что-то летало, впрочем, скорее всего – это были помехи. В какой-то момент даже показалось, что старуха словно подлетела на своей кровати… В общем, снимать на регистратор - идея была так себе. В любом случае, камеру надо ставить ближе, гораздо ближе…

- Не, я больше туда не пойду, - серьёзно сказала Вика.

- Почему? – удивилась Верка.

- Не пойду и всё. Мне страшно.

- Что-то ты не договариваешь? – нахмурила брови Вера.

Вике пришлось рассказать всё, что ей показалось и привиделось этажом ниже, что она пережила в гостях «у бабули».

Что-то во всём этом было знакомое. Ну, конечно! Просьба взять за руку, невозможность избежать взгляда, гипноз… Это колдовство. Сразу многое стало на свои места: не может Филимоновна помереть никак, хотя, казалось бы, век свой давно износила. А пока тягость свою никому не передала, не помереть ей.

- Вот тебе и «дай руку»! - Верка возбуждённо бегала по комнате. – Ты ей руку – она тебе дар!

- Ты что? Хочешь, чтобы она тебе? Это самое?

Верка пожала плечами:

- А почему бы и нет?

- Слушай, если бы там в этой квартире побыла, ты бы вряд ли захотела…

- Вика, всё это бредни. Но… Как говорится, дыму без огня не бывает. А делов-то куча – руку дать и только! Во всяком случае, почему бы и не попробовать? Я столько об этом слышала. Все про это говорят, но я ни разу такое не встречала, да и ты тоже. И ни одного знакомого, я уверена, у тебя нет, который такое воочию видел. Ну? Так ведь?

- Так, Вера, но это страшно. Мне показалось там, что я это не я, этот взгляд очень страшный, какие-то ямы, туда попадёшь – пропадёшь навеки. И, я не могу объяснить, но ты себе не принадлежишь там. Вот тут ты живёшь, ходишь, разговариваешь. А там – тебя нет. Понимаешь? Это как смерть. Только все думают, что ты жива и существуешь. А саму тебя у тебя отобрали! Ты умерла, понимаешь, вместо тебя кто-то другой. А ты рядом стоишь, смотришь на всё это и сделать ничего не можешь. Ты только представь, каково это, видеть, как твой Мишка кого-то другого обнимает вместо тебя. Ты если такое увидишь или подраться с соперницей сможешь, или наорать на него. А если вот как в той квартире, у этой бабки, ты ничего не можешь, ты просто смотришь и воешь от горя, а он другую обнимает, а папа машину не тебе купил, а замуж не ты выходишь. И ты ничего! Ничего сделать не можешь!

- Ты просто трусиха, - отрезала Верка.

- Думаю, тебе надо самой туда сходить попробовать. Только, я тебя умоляю, не смотри ей в глаза. Обещай мне. Потому что в глазах у неё такая боль, такая жалость, такая тоска. Тебе обязательно захочется всё-всё сделать для этой старухи, помочь ей. И эта жалость твою волю почти парализует, всё, что она скажет, ты готова сделать, потому что… Я не знаю почему. Но тебе самой захочется всё это сделать для неё. Наверное, это магия, колдовство…

- Хорошо, слушай, я подумаю. В общем, в следующий раз туда пойду я!

- А зачем? Мы всё выяснили, никто старуху не мучает, пытаясь заставить разговориться о спрятанных сокровищах. Соцработник нормальная женщина и, кажется, тоже боится этой старухи. А то, что она озирается и не здоровается, ну это от страха. А не потому что своровать что-то хочет. Мы зря её винили, Вер!

- Но регистратор-то забирать всё равно надо? – настаивала Верка.

- Да пусть остаётся! Скажу отцу: сломали, в воду уронили. Это мелочи. Нечего там делать! Так! – скомандовала Вика. – Всё же давай логично рассуждать. Соцработница к старухе подходила? Подходила. Старуху за руку брала?

- Ну, там не видно было…

- Но главное – Филимоновна могла её за руку взять. И все бы давно уже решилось, соцработник стала бы ведьмой, а бабка померла. Так?

- Ну, так… Но, может, она не может кому попало дар передать? Кстати, вот это мы и выясним, - не сдавалась Верка. - Но у меня ещё есть вопросы. Почему, если тётка эта так боится, не перестаёт ходить. Им там совсем немного платят. Могла бы и отказаться. А ещё вот что: а что она бабке вколола? Ты ж сама говоришь, что старуха кричит только когда соцработник приходит? Так, может, она что-то ей такое колет, чтобы мучать? Вместо того, чтобы бить, можно что-то ведь вколоть и старуха сама всё расскажет. Может же быть такое? И насчёт ведьмы? Хоть в это и слабо верится, может, Филимоновна, может быть, тебя к себе звала, чтобы всё рассказать, а такая обстановка, ты просто вообразила. Бабка и правда выглядит плохо, легенды всякие, вот ты и напридумывала. В общем, через неделю успокоишься, продолжим.

Вика выдохнула. В конце концов, Вера говорила уверенно и в словах её была правда. Крики Филимоновны раздавались только по приходе соцработника, так что, если кто и ведьма во всей этой истории, так только та самая странная гостья.

- Но! Пока что нам придётся отрабатывать нашу новую версию, - хитро прищурилась Верка. – Раз уж мы с тобой собрались выкладывать всё в ютуб, а поскольку первая наша версия про избиения оказалась несостоятельной, надо выкладывать вторую.

- Какую? – удивилась Вика.

- Ту самую, про бабку-ведьму! Я со Славкой договорилась, ты хочешь, чтоб я сказала, что ничего не вышло? Он меня сожрёт.

Славка был на курсе почётный студент. Во всех смыслах. Как только он заходил на лекции, все преподаватели падали ниц, несказанно радовались и стремились ставить всевозможные приятные отметки в журнале. Славка был сыном местного чиновника. Небольшого, средней руки, но всё же питомец от власти. Наглости и денег у отца не хватило, так бы укатил в «европы» обучаться, но на самый престижный факультет в единственном городском вузе предки наскребли. В стенах вуза Славка был и председателем студенческого движения, никто, правда, не знал, чем это движение занималось, но на любом собрании Славка громко сообщал, что он главный, и волонтёром, и отличником. А самое главное – ютуб-блогером. Местным, но всё же. Родина в лице папашки щедро одаривала сына за патриотизм всевозможными электронными игрушками, нагоняла толпы поклонников, в общем, лишь бы Славка был бы журналист. Ну, не просто там, а известный. Втихаря многие посмеивались, но только втихаря. Девки побойчее строили глазки. Да где там. В общем, лучше б в европы укатил.

Верка осмелилась добраться со своего скромного низа до вершины пищевой цепочки в университете, до этого Славки, во всех красках рассказав, что у неё есть удивительный, да-да удивительнейший!, материал для новостей известного блогера. Самое удивительное было в том, что Славка поверил. Причём поверил настолько, что дал анонс на своём канале, мол, скоро, совсем скоро вы такое узнаете… В общем, приди Верка к нему и скажи, что она его обманула, следующий материал был бы о Верке, после которого Верке не жить, а потом бы сам Славка и рассказывал, что он сделал для того, чтобы спасти молодеждь от кибербуллинга.

Так что задача: или Верку будет Славка позорить или старуху, решалась однозначно.

- Вер, ну это нечестно, - сомневалась Вика.

- Да что нечестно-то? Сенсация! Ведьму сняли вживую. Где такое ещё увидишь?

- Ты только адрес не говори, где снимали…

На следующий день видео в сети набрало несколько десятков тысяч просмотров. Ничего удивительного показано не было, моргающий серый экран и старуха в постели корчится то ли от боли, то ли от чего другого… Но Славка сделал всё-таки из этого конфетку. Голос за кадром направил мысль смотрящих по нужному руслу. Сомневаться в том, что это предсмертные муки ведьмы, ищущей, на кого бы переложить своё бремя, не приходилось. Комментарии посыпались один за другим: «Проклятая стерва», «Небось не одного человека загубила старая ведьма. Поделом ей», «Так ей и надо проклятой, я такую знала, у нас в деревне, завистливая тварь жила, порчу на всех наводила», «Мерзкая тварь, мучайся, сдохни!» Были и такие, которые грозили судом за то, что горе-операторы влезли в частную жизнь, некоторые осуждали, призывая трезво смотреть на мир, отмечая, что никаких доказательств того, что женщина – ведьма, на видео не представлено. Но основная масса требовала мести, кипела злобой и злорадством. Кто из нас не сталкивался с дурным глазом или порчей в жизни? Кажется, каждый пострадал. Злорадство было объяснимо, комментариев в духе: «так ей и надо» оказалось больше всего.

Верка, сначала распустившая было хвост, ходила теперь по вузовским коридорам осторожно. Небольшой резонанс -это очень приятно, но когда под видео люди начали требовать выдать адрес старухи, чтобы её сжечь, девушка поняла, что дело приняло дурной оборот.

Просить Славку о том, чтобы тот удалил видео, и речи быть не могло. Хорошо, что она догадалась ни адреса, ни имени старухи не указывать.

В коридоре её поймал Славка.

- Нужно еще! – сказал он, едва переводя дыхание от возбуждения. – Народ требует. ПошлО!

- Не, Слав, хватит, жалко старуху, - неуверенно пискнула Верка.

- Вер, ты чего? Тебе денег, может, надо? Я дам, говори, сколько?

- Слав, да я боюсь этой ведьмы, мне туда идти страшно.

- Давай адрес, я сам схожу, и мы с тобой нормальную камеру, а не эту задрипанную поставим. Вообще, стрим можем запилить на несколько часов. Давай адрес!

Прозвенел звонок, и Верка, объяснив, что строгий препод не простит опоздания, умчалась в аудиторию.

Вместе с Викой сбежали с лекций. Создавшаяся ситуация пугала их обеих. С одной стороны, успех – это приятно. Они с первого раза сразу попали в десятку. Славка обещал деньги – это тоже хорошо. Но за старуху всё же страшно. Хоть и ведьма, но ведь она умирает, гниёт, запертая в квартире. Даже если она когда-то и причинила людям зло, то сейчас – это просто гниющий кусок плоти, не более того, как можно над такой издеваться? Комментарии уверяли, что можно.

Верке всё больше нравилась идея подзаработать. Но Вика сомневалась.

- Вер, я не знаю, мне её жалко.

Да какой жалко-то? Ты посмотри, что в комментариях пишут. Она бы была поздоровее, тебя бы не пожалела, порчу б навела. Ты что? Читай вон.

«…мы купили дачу, недалеко от , так одна бабуся божий одуванчик, через забор, к нам здороваться повадилась. Я ей чаю, бутеброды. А потом и рассказали, что она злыдарка. Потихоньку, соседи нашептали, мол, берегись дочка. А она и правда, как придет, то мы с мужем поругаемся, я работу на лето брала, удаленно работала, так то мобильный интернет пропадет, то ошибок такую кучу сделаю, будто не я и работала».

«…мы в больнице с ребенком лежали. Днем все дети играли в коридоре, а одна санитарка злобная была. Гоняла их. А к моей дочке подходит и говорит, красивая у вас какая девочка. Улыбнулась так и пошла. А мне ребенка не успокоить, весь вечер орет, надрывается. Ни с того ни с сего, бабы по палате, которые с детьми тоже лежали, надоумили холодной водой по пол лица умыть и наговорить. Ребенок хоть успокоился…»

«… мы тоже с ребенком попали на даче. Мелкую взяли с собой, случилось так, что в магазин съездить надо, на заправку соседнюю, соседка попросила, а с девочкой, мол, она сама посидит, пока мы ездим, чтобы ей там что-то по мелочи мы привезли. Вот тебе и сделали доброе дело. Приехали, отдали этой бабке все, Маринку забрали, а она в дом вошла и так на пороге упала. Поднимаем, а она горячая, глаза стеклянные. И не говорите, что простыла – на дворе жара была, лето!»

«мы в поезде ехали, в купе, в ночном. Я с мужем, и с нами еще одна женщина. На вид обычная. Я Андрея наверх послала, на верхнюю полку, сама вниз легла. И женщина та внизу. Не заснуть мне было. Открыла глаза, а женщина лежит и прямо наверх смотрит на мужа моего и улыбается. Я затихла. А она встала и полотенце свое достала и ему подсунула. Я всю ночь не спала, мужа караулила, чтоб он умываться раньше меня не пошел»

«у нас во дворе соседка, тетя Зина, никогда бы не подумала, пока сама не увидела. Ходит подкладывает под порог что-то и шепчет, один раз у себя нашла на пороге клок волос, колтун, скрученный. Стою и не знаю, что делать, где-то читала, что трогать нельзя и перешагивать тоже, ну взяла и подула сильно, колтун откатился к соседям. У них на следующий день пожар был. Проводка закоротила, загорелось ночью. Хорошо, не спали еще, выходной был.»

- Ну? – Верка, руки-в-боки, гневно смотрела на Вику. – Понимаешь, что она тебя не пожалеет! Пусть люди знают, пусть все ведьмы знают, что им не спрятаться.

- Вер, но мы же точно не знаем, ведьма она или нет…

- Так давай проверим! Я спущусь к ней, скажу, что я это ты, возьму за руку и, если она передаст мне дар, то ведьма, а если нет, тогда пожалеем её. Идёт?

- А вдруг она правда?

- Вик, а что такого, если и правда? Это - наш шанс. Или что? Как ты думала жизнь нормально прожить? У меня нет папки как у Славки. У меня вообще отец горький пьяница. Что мне мать может дать? Какое у меня будущее? Ты думаешь я смогу заработать на нормальную жизнь? Без связей и знакомств? Что? Бизнес? Ноготочки пилить или косы плести? Много заработаю? А на рекламу откуда денег взять или на раскрутку. Вик, я человек простой, обычный, мне хоть десять высших образований дай, я ничего не смогу, а так у меня есть шанс. Это - единственный вариант для таких как я, у которых ни связей, ни богатых родителей, ни ног от ушей. Но ведь я тоже жить нормально хочу. Почему Славка может камеру себе купить, а я на колготках экономлю? Чем он лучше? А если я дар возьму от старухи, я тоже смогу, понимаешь?

- Но ведь она тебе не только дар передаст, мы ж читали, она тебе всех своих чертей, все грехи отдаст. Ты что? Тоже хочешь, как она в муках сдохнуть?

- А где гарантия, что я без дара не в муках сдохну? У нас медицины нет, сама знаешь, врачей в поликлинике нет. От рака мрут люди. От диабета. И помощи им никакой не оказывается, анальгины жрут, у страны на них лекарств нет. Так я хоть с даром поживу хорошо, чем ни за грош сдохну!

- Тебя ж все ненавидеть будут! Ты посмотри, что пишут, все Филимоновне смерти желают!

- А что мне до них? Будут ненавидеть и бояться. А чуть что - ко мне сами прибегут, за приворотом или от болячек. Плевать мне на них!

Верка резко махнула рукой и пошла к двери. Вика не стала её удерживать. В конце концов, кто знает, может быть, подруга и права. Лучше пожить немного, но с аппетитом, чем лямку всю жизнь тянуть, на дядю за копейки. Кто его знает, есть ли эта душа, которую страшно потерять. Может, это всё обман? А дураки, вроде Вики, верят и боятся поступать плохо, мол, их жизнь накажет. А что? Живут вон всякие и воруют тоннами и ничего, хорошо ведь живут, никто не наказывает. И дети их живут. Никого что-то не наказывает жизнь. Может, они просто давно поняли, что ничего не будет ни за что, и пока остальные боятся, они умнее всех оказались, и смеются над такими, идиотами с высокими моральными качествами.

От раздумий Вику отвлёк шум на лестнице, Вика колотила в дверь Филимоновны и кричала, что она – это «соседка сверху».

Вика прильнула к экрану, ноутбука, чтобы воочию наблюдать, как будет происходить колдовство. Вскоре она увидела, что в комнату вошла Верка. Помедлила, развернулась к регистратору, скорчила рожицу в камеру. Ещё немного постояла и решительно пошла к Филимоновне. Старуха, увидев незнакомого человека испугалась, начала кричать: «Вика, иди сюда!».

Верка подошла к кровати и, кажется, что-то стала говорить. Филимоновна прислушалась. Замотала головой. Верка повторила, на этот раз громче, стало слышно, что она говорит: «Передайте мне то, что у вас есть!». Она протянула руку к Филимоновне. Старуха как-то сжалась и отодвинулась, крикнув: «Вика!».

- Дура, - в сердцах крикнула Вика, - Ведь она думает, что ты за сокровищами пришла, а не за даром!

Но Верка не слышала её и продолжала. «Дайте мне то, что у вас есть!» - крикнула она, хватая старуху за руку.

«Будь ты проклята!» - крикнула Филимоновна и как-то скрючилась на кровати.

Верка начала трясти её. Старуха не кричала, не отмахивалась.

- Умерла! - тихо прошептала Вика.

Верка всё ещё трясла Филимоновну, но та не отзывалась. Вика побежала на помощь подруге.

Филимоновна и впрямь была мертва. Верка не выпускала руки старухи из своей. Старухина рука была сжата в кулак, и девушка пыталась разжать её. Наконец, ей это удалось. В ладони Филимоновны был скомканный клочок бумаги.

Они развернули его. Ровным почерком посередине небольшого листа было выведено. «Вика, позвони, в милицию, ко мне приходит какая-то женщина, я не знаю её, но, кажется, она хорошо знакома с моими соседями по лестничной клетке, далеко я ходить не могу, по лестницам мне не спуститься и не подняться, только по ровной поверхности, телефона нет, по-моему, она хочет меня убить».

Девчонки переглянулись. Вот тебе и дар. Видать, с самого начала они были правы, и эта соцработница действительно охотилась за добром старухи. Но причём здесь соседи?

Вика позвонила папе, они по громкой связи рассказали всё ему, перебивая друг друга.

- А почему вы решили, что это – соцработница? – удивлённо спросил отец.

- А кто ещё?

- Я не знаю, но соцработники так часто не ходят. Я, признаться, думал, какая-то родственница нашлась у Филимоновны. Даже радовался за неё.

- Откуда у нее родственницы? – разозлилась Верка. – Весь подъезд знает, что она одинокая.

- Ну да… Кстати, помню, при первой встрече подумал, что это Юркина жена решилась свекровь навести, похожа очень на неё… Девочки, оставьте-ка вы это дело, пусть сами разбираются. Ну, померла, жалко, конечно, но вы же взрослые уже, - нетерпеливо проговорил отец Вики. – Главное – никуда не лезьте, я сам везде позвоню. Не сообщайте никуда. Вас кто-нибудь видел?

- Да кто? Если только соседка напротив?

- Она уехала к сыну, значит никто не видел. Забудьте это дело, Филимоновна была старая, вот и померла, вы тут ни при чём. Ждите меня, ничего не предпринимайте.

И он отключился. Успокоиться у девчонок не получалось. Они смотрели на бездыханное тело сквозь экран монитора, и тут Верка опомнилась:

- У нас же регистратор там! Милиция найдёт – нам несдобровать! Надо забрать!

Девушки всполошились и засобирались снова в старухину квартиру. Как вдруг на экране появилась та самая, из соцслужбы. Они прильнули к экрану.

Женщина походила, осмотрела старуху, перевернула её, перещупала подушки и матрасы. Начала рыться в шкафах, шарить на полках, шерстить в комоде. Она явно что-то искала.

- В милицию не пойдём, надо к Славке, - заговорщицки шепнула Верка.

Вика кивнула.

Впрочем, милиция и сама вскоре приехала. А с ней и скорая. Заплаканная соцработница сообщала, рыдая на весь подъезд, о смерти любимой работодательницы. Очень скоро все в доме узнали, как старуха любила Наденьку, ту самую, которая ходила к ней раз в три дня по графику.

Всё началось пару месяцев назад, когда Филимоновна откликнулась на объявление в газете, которое дала Надежда. Старухе нужна была сиделка за умеренную плату. Платила наличными, где деньги брала - неизвестно. Но, главное, Наденьке вскоре открылось, что старуха одинокая. И тут бабка так полюбила Наденьку, всем сердцем, что принимала её, как дочь родную, честно слово. Те, кто знал Филимоновну, то есть весь райончик, очень сильно удивлялись на этих словах, потому что знали: единственное, что могло бы вызвать отклик в старушечьем сердце, - это Тяпочка. Людей, и это тоже все знали, она ненавидела и презирала всей душой. Но, что и говорить, видать, и на старуху бывает проруху. Филимоновна, оказывается, до того прониклась к этой женщине, что переписала на неё квартиру.

Пока тело старухи вывозили на каталке, Верка успела прошмыгнуть, воспользовавшись столпотворением соседей, и забрать регистратор. Всё это: записку старухи и видеозаписи, - решено было назавтра отнести Славке, для настоящего расследования. Только без огласки. А то ведь посадят Верку ни за что ни про что.

Но на следующий день Вера не смогла выйти из дому. Упала дома с табурета, расшиблась и сломала ногу. Вика пошла одна.

Месяц, пока Верка валялась с гипсом в кровати, Славка, не без помощи родителей, проверил всех участников драмы и выяснил, что та самая Наденька действительно доводится родственницей соседке Филимоновны, той самой которая ненавидела ее. Наденька оказалась сестрой жены сына соседки, той самой жены Юрки, которая не бывала ни разу у свекровки из-за ревности.

«Эта тварь всю жизнь мне покоя не давала! С этим Тяпочкой, я столько лет у невропатолога провела, лекарства успокоительные ела. Это ж каждый день, каждую минуту гавкал он!» – признавалась соседка Филимоновны на бог знает как сделанном Славкой видеоинтервью. Непонятным образом появилась и запись женских голосов, бурно обсуждавших вопрос, где могут быть ювелирные украшения, на которой, судя по всему, говорила соседка Филимоновны со своей снохой.

Всё же хоть и выходило, что соседка через дальних родственников портила кровь Филимоновне и забрала у неё квартиру, а доказательств злодеяний не было никаких. Видео решили не выкладывать на ютуб: могло открыться и то, что Верка присутствовала в момент смерти, и то, что Славка незаконными методами вёл собственное расследование с незаконно установленными подслушивающими устройствами.

Это было ни к чему. Всё же Филимоновну никто не бил, кололи, по всей вероятности, снотворное, чтобы старуха не мешала искать драгоценности. А, если не соседям, то квартира бы просто досталась государству.

Никто никого не убивал, всё произошло само собой.

Вика навещала подругу, но не так часто, как Верке хотелось бы. Но у Вики были дела: начиналась летняя сессия, на носу маячили зачеты, приходилось помогать Славке в расследовании, было много встреч.

Верка угасала: она худела, лицо ее стало вытянутым и некрасивым, глаза будто бы вылезли из орбит, кожа покрылась сыпью, на лице выскочили прыщи.

- Как ты думаешь? – в одно из своих посещений спросила её Вика. – Всё же старуха передала тебе какой-то дар?

- Ты знаешь? – зло и тихо ответила Верка. – Перед тем, как сдохнуть, она меня прокляла. И, кажется, это проклятие действует. Посмотри на меня.

- Ты всё накручиваешь, - Вика постаралась сказать это легко и весело. – Мне кажется, она была просто одинокой старухой, которая просила о помощи. Но мы, все мы, не только я и ты, а все люди, привыкли относиться к странным старухам, как к ведьмам. Вот и всё. А ей просто нужна была помощь. Никто тебя не проклял. Во всяком случае, проклятие обычной старухи вряд ли имеет над тобой силу или власть.

- Слушай, Вичка, я очень надеюсь всё же, что это… Ну, просто… Так переходит сила. Может быть, я не была готова принять её. Надо переболеть, я сейчас много читаю об этом, мой организм, понимаешь, слабый, ему тяжело даётся этот дар. Но, если я сейчас перетерплю, мы с тобой, подруга, будем самыми знатными девчонками на всем ютубе. Думай пока, куда порш поставим!

Перед уходом Вики, Вера остановила её:

- Знаешь, я ведь действительно поверила в этот дар. Я уже… Ну, по-детски звучит, конечно, но я уже… знаешь… такое себе напридумывала. Я и сейчас верю, пробую постоянно что-нибудь. Даже заговоры из интернета…

- И ничего? – усмехнулась Вика.

Вера помотала головой и серьезным тоном продолжила:

- Иногда мне кажется, что то, что я сейчас заперта в квартире, - это мое наказание за Филимоновну. Но ведь я ж не хотела ничего плохого! Я ж просто за даром. Я помочь ей хотела – ведь пишут, что ведьме иначе не умереть…

- Она не ведьма была, - резко ответила Вика. – Ей помощь действительно была нужна, только настоящая, а не та, про которую пишут. Конечно, ты ни в чем не виновата. Точнее мы обе виноваты. Вместо помощи, мы придумали ерунду... Сделали из человека черти-что. Мы все виноваты. Все! Старухи не нужны в нашем обществе. Все виноваты, не только мы. Раз старуха, значит ни есть не хочет, ни пить, ни лечиться. Мы привыкли – раз старуха – оставить ее в покое пусть помирает. А не хочет помирать – значит ведьма! Все, что мы делаем для старух – оставляем их одних, умирать одних, брошеных, даже тех, у кого внуки есть и правнуки. Спасибо бабушка, вырастила, иди, ляг и сдохни. А ведь у них то же самое: и вкусненькое хочется, и песен попеть, и поговорить, и…

- Как думаешь? Проклятие точно не сработало? Перелом этот, и сыпь…

- Думаю, точно, – уверенно ответила Вика. - Филимоновна была просто одинокой никому не нужной беспомощной старухой, о которой некому было позаботиться. Уж кто и проклят во всей этой истории, так только она, как тысячи таких же, причем ее вина только в том, что долго жила, зажилась… Нет никакого проклятия, но если ты будешь об этом думать, то обязательно случиться что-нибудь нехорошее…

- На самом деле мне очень стыдно за эту историю. Мне кажется, она умерла из-за меня… Знаешь, если я не буду верить в то, что я помогла ей лишиться дара, облегчила муки, так выйдет, что я ее убила… Разве можно с этим жить?

Через пару недель после этого Веру увезли на скорой. Она отравилась.

Весёлая, задорная, живая девчонка с рабочей окраины. Сотни таких, растущих с отцами-пьяницами, тысячи, глядящих в экран на далекую красивую жизнь. С детства понявших простую истину – честным трудом здесь ничего не заработаешь, кроме грыжи или горба, поможет только чудо. Без чуда - долги, кредиты, блевотина у ларька и мрак в подъезде. Что ж, у Верки был шанс, надежда выбраться из нищеты рабочей окраины. Смешной, нелепый, выдуманный. У кого-то и этого не было.

А вот у Филимоновны шанса не было. Как нет его ни у одной одинокой сварливой старухи. Почти каждый уверен в том, что та злая вредная визжащая бабка, которую он время от времени встречает на своем пути, - самая настоящая ведьма, а не человек, которому требуются медицинская и психологическая помощь. Смешно даже подумать, что стариков можно лечить, не так ли? От старости нет лекарства, а от простуды помогает чеснок, это всем и без врачей известно.

Несчастные люди в несчастливой стране.