Читать онлайн
"Пробуждение"

В субботу Аристарх заехал за Аллой с утра. Нет, конечно, позже, чем радио исполняет традиционное «Союз нерушимый». Но значительно раньше позывных «Утренней почты».

Его присутствие едва-едва разлепившая глаза Алена определила по характерному аромату. Аромат, в первые минуты визита, вторгался напористо, норовя нарушить привычную атмосферу их с мамой уютного женского мирка. Но обычно, уже спустя четверть часа, ослабевал, угасал, рассеивался. Так стихает, растекаясь по лугу, встреченный спокойствием изумрудных волн густого разнотравья, ветер.

К мужскому незамысловатому букету из смеси запахов кожаной куртки, гуталина, и автомобильного дезодоранта, нынче добавился парфюм. Хороший мужской парфюм.

– Пытается произвести на маму впечатление,– равнодушно позевывая, заключила все еще сонно, девушка.

– Пять минут, и идем,– раздался четкий голос матери, обращенный к мужчине.

«Красится,– блеснул аналитическим складом ума внутренний кот Алены. Кот все еще надеялся свернуться клубком и продолжить утро, вернувшись в гостеприимные объятия пуховой подушки.– Для него, что-ли? Пара, кулик да гагара. Ну-ну... Куда они с утра? А впрочем, какая разница?»

Аристарх не вызывал у нее ярких эмоций. Мужчина и мужчина. Довольно высокий брюнет с рано наметившимися залысинами. Литературу преподает в техникуме. Лоботрясов от шестнадцати до двадцати пытается чему-то научить. Не разочаровался еще окончательно в попытках, видимо. В последнее время еще курсы по психологии закончил. Наверное, чтобы «ближе и полнее». И так далее... Мамин ровесник. По виду даже чуть старше. Хотя по паспорту моложе. Без пяти минут старикан, короче.

Они постоянно ссорятся.

–Щелк,– собачка замка жизнерадостно клацнула, оповещая о том, что Алена осталась в квартире одна.

С соседского балкона донесся хриплый голос Высоцкого: – Вдох глубокий, руки шире... Не спешите. Три-Четыре...

Сон улетучился. Зато всплыло почему-то лицо ведущего из «Утренней почты». Юрий... Такой милашка. Элегантный, приятный, наверняка обходительный. Совсем не как мальчишки-ровесники, у которых на уме лишь пообжиматься на скорую руку в прокуренном подъезде. Что у местных, что сокурсников в универе. Нет, Юра джентльмен. В идеальной отглаженной тройке. С букетом роз. Кружащий голову флером французского одеколона. Чуткое обаяние уловило ноту шлейфа мужского парфюма, все еще стелющуюся в воздухе. На периферии сознания мелькнул образ Аристарха. Алена отмахнулась от него небрежного, словно березовой веткой прогоняя назойливого комара. Тонкие черты ведущего. Контур красивых губ, тянущихся к ее шее... Воображение захватило ее, как поток, повлекло за собой, к стремнине, на глубину... Ладошка, влекомая утренней грезой, поднырнула под пояс фланелевых пижамных штанов...

– Вдох глубокий... ноги шире,– Алена вольно переиначила куплет, упиваясь распутной импровизацией.

– Не спешите,– пальцы послушные воле, сдержали ретивый порыв, пройдясь под тканью медленно. Лаская. Раскрывая. Средний все же ворвался... опередив события. А так хотелось продлить удовольствие этим редким солнечным субботним утром. Продлить дольше обычного, положенного ограничениями распорядка будничного дня. Ну что ж... Не получилось. Ничего, и так хорошо. Смачно! Алена закусила губу в предвкушении.

– Три... Четыре...,– прошептали губы, вторя бодрой песенке соседской катушечной «Ноты». Край одеяла сполз на пол, а за ним соскользнуло и оно, целиком.

Когда серия судорожных толчков уже начала сотрясать ее, взгляд выхватил мужскую угловатую фигуру на пороге.

Еще пару секунд Алена не могла ничего поделать с превратившимся в клокочущую магму телом. Оно продолжало извиваться, вульгарно подбрасывая бедра, сминая простынь и отбрасывая подушки.

– Ой!– как только контроль над конечностями вернулся, руки метнулись в тщетной попытке прикрыть несуществующую наготу. Край пижамной куртки слегка сбился, но так и не открыл ничего, кроме узкого клина загорелого подтянутого живота.

Аристарх тоже, наконец, обрел человеческий облик, сбросив личину каменного истукана.

– Прости, пожалуйста,– голосом, не менее хриплым, чем несшийся минутой раньше из магнитофона, почему-то шепотом, выдавил он.– Алла просила ключи тебе... передать.

Он исчез за порогом, тихо прикрыв дверь. Алена, рыча от ярости, с размаху обрушилась лицом в подвернувшуюся подушку.

Пара вернулась в обед, когда Алена уже чуть успокоилась. Она бросила пару тревожных взглядов на мать. Вдруг Аристарх выдал ее? Но Алла взглянула в ответ коротко, интерпретировав изучающий интерес дочери по-своему:

– Обед через сорок минут. Пора бы уже и самой научиться готовить. Все ждешь, когда мамка накормит!

– Да я... ничего. Подожду. Научусь... то есть, – промямлила сбитая с толку Алена.

– Поверю на слово!

Пока хозяйка суетилась на кухне, девушка скрылась у себя в комнате.

– Тук-тук.

Вошедший Аристарх выглядел не менее смущенным, чем она. Эх, вовремя стучаться надо, а не когда уже...!

– Ты извини меня, что я вломился бестактно. Не постучав.

– Да уж...,– она решила занять выжидательную позицию.

– Думал, положу ключи на тумбочку. Тихонько. Не будя. А то Алла оба комплекта прихватила случайно.

– Можно было в прихожке оставить.

– Можно,– согласился мужчина,– но мамка твоя прямые инструкции дала. А ты знаешь, она строга к исполнению.

– Знаю,– они оба сдержанно улыбнулись.

– Аристарх, Алена, идите к столу,– донеслось из кухни.

Обед, состоявший из супа харчо, риса с рубленой котлетой и стакана компота оказался вкусным. Но прошел почти в полном молчании. Скорее к удовольствию Аллы, чем к недоумению. Принцип «когда я ем, я глух и нем» соблюдался в доме неукоснительно, как и прочие не малые числом правила поведения.

– Спасибо, мама,– воспитанно поблагодарила Алена. Я пойду к себе, почитаю.

– Что именно почитаешь?

– Исторические истоки паломничества,– не сморгнув глазом солгала Алена.

– Отлично,– отозвалась женщина, отправляя посуду в мойку.– Дополнительные сведения по религиоведению расширяют кругозор!

Алена, растянувшись на постели поверх покрывала (что являлось тоже вообще-то нарушением распорядка, но в выходные попускалось), взяла томик Есенина.

Лирика. Пожалуй, самое вольнодумное из отобранной со всем пристрастием мамой библиотеки. Бунин, с его завуалированными аллеями и не особенно скрываемыми аллегориями, цензуру уже не прошел. Пришлось читать тайком. Поэзия это, без сомнения, красиво. Но... Она вернула книжку на полку. Перебросила подушку на другой край постели. Прилегла, прислушиваясь к диалогу, доносившемуся из приоткрытой двери. Разговор там, в гостиной, тоже касался литературы. Вроде бы.

– Представляешь, меня ученица в пятницу спросила: «А как это «наука страсти нежной», про что писал поэт?»

– Наедине спросила?

– Ну, естественно, после урока. Не перед всем классом же...

– Посикуха. Одно у них нынче на уме. Страсти. Мордасти. А ты, небось, и расплылся там перед ней, как блин по сковородке. Ах, Бомарше, ах, Мопассан!

– Алла, ну зачем вот ты так?

– А как? Любоваться на твои эротоманские вывихи?

Алена навострила уши. Аристарх – эротоман? С его-то внешностью, лобастой головой, неуклюжей фигурой?

–Что значит...,– начал было Аристарх, от откровений явно переходя к обороне. Но собеседница замкнуть линию укреплений не дала, развивая инициативу стремительно. Бросая в атаку следующий дивизион, как Буденный корпус кавалерии. Да, вот и поделись деталями дня с близким человеком!

– Юбка короткая на ней была?

– Алла, ну при чем тут юбка?

«И в самом деле, причем тут юбка»,– подумалось Алене.

– Да уж притом. Готов волочиться за каждой юной потаскушкой! Глаза она ему там закатывает. Ах, Гаврил Ардалионович, преподайте мне, пожалуйста, пару уроков страсти нежной! В рамках курса «этика и психология семейной жизни»!

«Точно. Ввели еще эту фигню в школе,– Алена от усердия при подслушивании даже кончик языка высунула,– скучнейшая, бородавчатая, как жаба, тетка, ведя жирным пальцем по строчкам, нудно читает невообразимо тягомотные отрывки из теории. На практике-то оно позабавнее все. Поживее!»

– Этику я не веду. Да и герои Достоевского...

– Еще бы С твоими-то замашками извращенца!– снова не дала договорить хозяйка квартиры.

– Солнце! Ну что ты городишь? Ну какой я...

– Да известно какой! Махровый!

Алена подалась всем телом к стенке и вся обратилась во внимание, когда голос за спиной перешел на свистящий шепот.

– Разнообразие ему подавай! Давай так попробуем. Давай сяк попробуем. А сегодня свет выключать не будем. А вечером белье позавлекательнее одень! Эта вот ночнушка чем тебе не угодила!?

Матрас поехал по софе, и Алена едва не грохнулась на пол, увлекшись шпионажем. Вовремя выставленная ладонь уберегла ее от очередного позорного провала.

– Нет ничего плохого в том, чтобы вносить разнообразие в сексуальную жизнь,– сдержанно, но уже с обидой в голосе, возразил кавалер.

Мысленно тайная слушательница прикладного аспекта семейной этики полностью разделяла порывы Аристарха. И насчет красивого нижнего белья. И вообще...

– Секс? Чтоб я от тебя этого слова в доме не слышала. У меня вон дочь подрастает!–

Шепот стал едва различимым.

«Ну вот зачем она и меня приплела-то!»– с досадой тряхнула непричесанной гривой Алена.

– Подросла уже вроде. Восемнадцать прошлым летом отмечали,– нейтрально отозвался Аристарх, уже замыкаясь в себе.

– Это твои потаскушки в мини-юбках подросли уже! А Алене еще рано даже думать о таком!

Девушка замерла от внезапно скатившегося по спине обвала ледяного ужаса. Вот поддастся сейчас Аристарх на провокацию, на желание одолеть в споре любой ценой, и поступит, как мать! Выложит все как есть, весь утренний несуразный, отвратительный инцидент, разложив все по полочкам. Это же год мать ей вздохнуть после не даст! Глаза будешь не знать, куда спрятать от пронзительно-укоризненного взора. Да ладно бы еще год! Дольше!

– Ты права, дорогая. Извини.

Сухие слова прозвучали настоящим триумфальным маршем. Молодец, мамкин ухажер! Умеет хранить чужие секреты! Или это теперь уже их общая, одна на двоих, тайна?

– Конечно, права!– женский голос за стенкой окреп и прозвучал как никогда убежденно.

– Я, пожалуй, дома заночую нынче,– скомкано попрощался мужчина. Его шаркающие шаги, с утра еще такие бодрые, затихли в прихожей. Отчетливо щелкнула собачка замка.

На следующий день Аристарх вернулся. Без звонка, без предупреждения. И не застал Аллу дома. Хотя обычно, по воскресеньям, она предпочитала оставаться в родных стенах всю первую половину дня. Сегодня же одной из ее коллег понадобилась помощь в подготовке праздничного застолья. И Алла снялась с места.

– Я побуду у вас?– Аристарх посмотрел как-то робко, почти по-щенячьи.

– Конечно, проходите.

Алена включила телевизор, показывающий что-то про танцы народов мира, расположилась в кресле напротив. За стеклом на балконе трепетала, словно спортивный флаг на ветру, ее белая футболка с приветливым олимпийским мишкой. Нарисованный мишка, гримасничая, задорно подмигивал. Алена решила первой нарушить, грозившее затянуться, молчание.

– Спасибо,– сердце Алены вдруг, внезапно, переполнилось нежностью к неуклюжему мужиковатому гостю. Та перехлестнула расплавленным оловом через край и упала, на лету застывая слитком неброского, но искреннего слова.

– За что?

– Да за все. За разговор. За то, что не сдал меня в запале спора.

Она сама не поняла, как легко перешла с ним на «ты».

– Ты подслушивала вчера?– усмехнулся краем губ Аристарх. Усмехнулся не осуждающе совсем. Скорее добродушно-понимающе. И чуть удивленно.

– Ага,– без затей призналась девушка. Юлить перед Аристархом она не видела смысла.

– А почему мама обозвала тебя извращенцем? – следующая фраза просто выпорхнула из нее сама собой. Как воробей из слишком просторного для него скворечника.

– У Аллы очень... консервативные... взгляды на отношения мужчины и женщины,– осторожно подбирая слова, отозвался собеседник.

– А у тебя? – за одним воробьем тут же вымахнул второй, поменьше.

– А я, по ее мнению... Перехожу границы дозволенного.

– Хочешь, чтобы твоя женщина красиво одевалась в спальне? – Алена сама подивилась своей смелости.

– Подслушивала,– с некоторым, казалось бы удовлетворением даже, повторил Аристарх,– Ну да, хочу. И не только это.

– По-моему, вполне естественное желание. Видеть женщину красивой,– поспешила приободрить девушка, не уточняя про «не только».

– «Естественно» для всех по-разному слышится. И понимается. Особенно в таких делах...

– В каких «таких»?

– В интимных.

В скворечнике, похоже, обнаружился целый воробьиный выводок. Гнездо, полное встопорщенных, голодных воробушков, почуявших аромат аппетитного земляного червячка. Мягкого розового деликатеса, так и просящегося на поклевку.

– А что понимаешь под естественностью ты? – в горле слегка пересохло от волнения, и ее голос едва не сорвался.

Аристарх долго молчал. Алена уже подумала, что и вовсе не дождется ответа на свой, весьма откровенный, вопрос.

– Я думаю, что один партнер должен понимать другого. Понимать и принимать. С его желаниями. С фантазиями. С потребностями. Думаю, что удовлетворять эти потребности, не менее важно, чем...,– он замялся, подыскивая сравнения,– чем варить обед. И любой же нормальный человек предпочтет вкусную еду. Так?

– Удовлетворять... предпочтет,– повторила, не давая отчета в собственных действиях, Алена. Слова мужчины, по какой-то неясной причине, отправили ее в подобие гипнотического транса.

– Ну да, предпочтет,– убежденно продолжил тот, окрыленный тем, что обрел, наконец, не только возможность откровенно высказаться, но и слушателя, разделяющего его мнение.– И это правильно, когда партнер хочет доставить радость не только себе...

Их взгляды пересеклись. И Алена почувствовала, как заливается алой краской. Вся, до кончиков ушей.

Видение Аристарха в дверях, его глаза, прикованные к ее движущейся ладони там, под тканью объемной фланели, молнией вспороли пространство памяти. Она попыталась порывисто вскочить, но предательски ослабевшие коленки не позволили. Как и широкие мужские ладони, мягко охватившие запястья. Надежные, основательные, сильные.

– Прости меня, я не хотел,– слова прозвучали умиротворяюще. Даже участливо.– Ты не должна винить себя за то маленькое недоразумение. Оно полностью на моей совести.

– Недоразумение,– все тем же эхом отозвалась Алена. Ее сознанию в минуты перегрузки, переосмысления становилось проще следовать за чужой, высказанной определенно, мыслью. Легче, чем мучительно и, зачастую, бестолково формировать собственную.

– Да, да! В юности все делают это. Или почти все.

– И ты?– детеныш воробьиный стаи вновь показал голову из скворечника. Высунулся до половины, перевалил через край, совсем не заботясь о том, что не умеет летать. И обрушился вниз.

– И я,– воробушка подхватили на полпути заботливые ладони. В то время как реальные мужские ладони, буквально источали тепло, охватывая импровизированными браслетами ее запястья. Жгучий жар стыда постепенно стекал туда, в область контакта, не исчезая, но просто соединяясь, вливаясь в благодатное тепло.– Еще как. Упорно. Яростно. Изобретательно. Не покладая рук.

– Не покладая рук,– ее воображение вдруг попыталось изобразить картину удовлетворяющего себя юного Аристарха. Удовлетворяющего по-мужски напористо. Совсем не так, как делала это она...

–Ну да,– тихо рассмеялся он невольному каламбуру. Она подхватила, и через минуту они уже смеялись вместе. Долго и неудержимо.

–Настолько часто?– капельки слез выступили на ее глазах.

–Всегда, когда мог. И на кого только мог. В раннем возрасте для мальчика все женщины неотразимы.

–Хотела бы я на это посмотреть,– Алена все еще не отсмеялась окончательно. И хозяйственный скворец, воспользовавшись заминкой, турнул из своего оккупированного жилища, похоже, последнего зазевавшегося воробья.

–И я бы тоже... хотел... снова увидеть...

Они разом оба замерли, будто лани заповедника у ночной дороги, ослепленные внезапно светом ярких фар.

Его ладонь безотчетно, минуя диктат разума, мягко переместила ее запястье ближе к краю халата. Короткого ситцевого домашнего халата, из которого она давно уже выросла. И только привычность предмета одежды не позволяла замечать этот факт домашним. Не замечать до сегодняшнего мгновения.

Ее чувствительные кончики пальцев прошлись по обметанному краю подола, исследуя, словно впервые. Почувствовав грубоватость подогнутой ткани и текстуру ниток, соскользнули, следуя силе тяготения, на теплый атлас кожи. Алена прикрыла глаза, когда нервные ручейки, искрящиеся сотнями лунных отражений, побежали, разливаясь по телу. Обводить неровную границу одежды и обнаженной кожи оказалось так захватывающе. Так неизъяснимо сладко ощущать чувственную дрожь, осознавая одновременно всю неправильность, всю запретность того, что она сейчас, сию минуту делает. Или только собирается сделать? Ведь пока пальцы просто невинно поправляют...

Мужская ладонь, по-прежнему охватывающая запястье, чуть дрогнула. Но этого толчка хватило, чтобы отправить отряд ноготков, накануне тщательно обработанных и покрытых матовым розовым лаком, за призрачную разделительную линию.

– Аах,– тихо простонала Алена, сильнее зажмуриваясь. В темноте, за сомкнутыми веками, поплыли радужные яркие круги, когда клин собственной ладони расколол единство ее бедер. Погладить. Пожать. Незаметно. Как привыкла уже давно. Снова погладить... медленнее и легче. Круги пересекались, сливались, разделялись, хаотично сходились и расходились, как атомы в школьном фильме про физику. Еще пожать... Посильнее... Одновременно сводя, напрягая бедра, стискивая ноги вместе... Расслабить. Напрячь. Расслабить. Ритмично, как надежный и методичный метроном. Тук-так...Тук-так... Тук...

– Прощай, уходят поезда,– донеслось отголоском действительности из форточки вместе с порывом шального ветра.

Кончики пальцев, подталкиваемые сокращением сильных мышц ног, оказались у самого центра наслаждения. Алена обмерла, запоздало осознав вдруг, что происходит. Она наедине с мужчиной. С ладонью, бесстыже запущенной между ляжек. Это просто немыслимо! И как же жгуче стыдно! Колено, вопреки всему, само по себе перемахнуло подлокотник кресла, усугубляя распутность и без того пикантной позы. Бросая отчаянный вызов доводам рассудка. Мужское запястье, покинувшее ее, внезапно обнаружило себя, мягко охватывая обнаженную ступню. Большой палец наметил рисунок опрокинутого полумесяца под внутренней лодыжкой. Ее пальцы, будто послушные воле тирана невольники, пошли вверх. Совсем немного. И вяло, будто нехотя, повинуясь приказу, вернулись на прежнее место. Подушечка большого пальца мужчины обошла бугор косточки, замыкая орбиту, словно планета, населенная поклоняющимися своей звезде аборигенами. И лишь благодаря их поклонению, звезда сияла среди десятков других, серых и безжизненных, миров.

– Аааах,– Алена не узнала собственный голос, когда ее наманикюренные паломники вновь предприняли восхождение. Они дошли до священной вершины. Обошли по периметру. Рассредоточились. И, секундой позже, сошлись тесно вместе. Проникли уверенно под край резинки нижнего белья. Ведомые первобытной примитивной жаждой, забыв о приличиях и порядке, нырнули между, отчаянно раскрывая створки.

– А-а-а-а-а-х,– средний палец нашел и прочертил борозду, знакомясь, намечая. Он собирался быть вкрадчивым и нежным... Но, не удержавшись на грани, заходил, ускоряясь, засновал, будто неутомимый ткацкий челнок, между натянутыми туго нитями.

Хватка на лодыжке сжала тиски. Сильно, до сведенных судорогой мышц. Но Алена, прежде крайне чувствительная к боли, сейчас даже не ощутила дискомфорта. Напротив. Все было хорошо. Все встало на свои места. И наблюдающий за ее чувственным удовлетворением мужчина. И низкий незнакомый стон из глубин собственного естества. И, само собой, неумолимый бег челнока, приближающий ее с каждым стежком к урезу сладострастно обрушивающегося в долину водопада. И крупинка боли, как щепотка перца, придающая необходимую остроту блюду.

Судороги оргазма, жесткие и длительные, как никогда, скрутили поясницу, выбив череду дерзких стонов из легких.

–Я... кажется... испачкала кресло...,– проронила она растеряно первое, что пришло на ум, приходя в себя.

– Держи,– Аристарх вложил в ее ладонь теплое, только что снятое с горячего змеевика, полотенце. Наклоняясь, он почти коснулся губами ее лба. Но все-таки не коснулся. Лишь сильное дыхание распушило ее разметавшуюся челку.

– Мне... нужно... выйти. Нужно... идти.

Ее гость попятился к двери, стараясь не смотреть в глаза Алене. А ведь за секунду до вспышки она, на миг разлепив веки, успела перехватить его восхищенный взгляд!

– Щелк!– верная собачка замка отчиталась о покинувшем жилище госте.

– О потребностях...,– мягкое полотенце оказалось, как нельзя более кстати.

– О фантазиях...,– прошептали губы,– Ей вдруг захотелось, чтобы мужчина вернулся. Сейчас. Сию минуту. Сжал бы в захвате ее лодыжки... Тронул поцелуем лоб... Или не только... лоб. Не сдерживаясь, она застонала, когда паломники вернулись, возобновляя обряд. Пробудившееся языческое божество властно требовало повторения мистического ритуала.