Читать онлайн
"Вальс Зеркал"

Жизнь и смерть – две сестры. А расплавленное время меж ними течет горячей лавой.

Тогда он был для нас всем. Был нашей надеждой. Ему прочили большое будущее. Но он предал нас. И да направь меня, Удача! – пусть слепящий сгусток света янтарным сиянием ударит Принцу Утра в глаза. И заплачут его образа кровавыми слезами. Алая кровь начнет капать из нарисованных глаз!

Он был юн и не ведал, что натворил. Не знал, что надобно миру, а последнему было необходимо, чтобы он поставил в тот день либо по камню на весы, либо убрал оба. Но ему было чуждо равновесие. А народы, разочаровавшись в Свете, обратились за помощью и защитой к Тьме. И за это ему нет прощения!

ПРОЛОГ

ПРОВОДЫ УШЕДШЕЙ ЭПОХИ

– Эррр... Рэ.

– Гхэ, – попытался повторить мальчик.

– Уже неплохо, Аарон, – потрепала его по голове сидящая рядом женщина. – Довольно на сегодня. Беги к девочкам.

У стола сидела женщина в сине-зеленом платье с узким глубоким вырезом и широким воротником. Ее длинные волосы и пышная челка цвета вороного крыла при свете горящих подсвечников в темной комнате напоминали тот ореол, что окружает пламя свечи, а глаза за стеклами пенсне, которые ей, казалось, совершенно не требовались, были той пронзительной травизны, какой обладают леса гор Лайенне безоблачным летним днем.

Мюриэль. Дева Тысячи Роз. Наследная принцесса темных эльфов Эокраилда.

Аарон улыбнулся, смешно подвигав острыми кончиками ушек, спрыгнул со стула и побежал к дверям. Высокородная эльфийка, неторопливо подведя пальцы под подбородок и склонившись вперед, стала наблюдать, как мальчик, открыв покрытую барельефом дверь (при этом он едва не сшиб пожилого гувернера, который не успевал открыть перед ним эту самую пресловутую дверь), подбежал к двум сверстницам, играющим на огромном ковре.

В открывшейся комнате проглядывались картины, статуи нагих женщин, люстры, сверкающие хрусталем, мебель и колонны украшала искусная резьба и позолота. Горели благовонные курильницы, благо придворные казначеи не поскупились на ароматические снадобья. На огромной кровати, откинувшись на мягкие подушки, взрослые племянницы Мюриэль потягивали через тростинки охлажденный сок. Гувернантка, сидящая напротив, редко взмахивала опахалом из укороченных павлиньих перьев.

Завидев Аарона, девочки бросили плести венок, встретив его радостными детскими возгласами, и когда он уселся рядом, принялись играть в ладушки.

В открытое окно позади подул ветер. Вот еще один порыв, сильнее прежних, захрустел сухими листьями на полу, приподнял и спутал лоскуты диковинных шпалер.

Мюриэль со вздохом вернулась к работе. Взгляд новой правительницы пал на все так же покоящиеся на столе перья, чернильницу, бумагу, пресс-папье, воск и печати; после скользнул по комнатным растениям (принцесса собственноручно поливала столь любимые женщине монстеры и фикусы), потом дальше – по каминной саже, по извести белых стен и остановился на виднеющемся с балкона Лунном Саде.

Некое беспокойство терзало ее. Терзало и не давало покоя. Что-то, связанное с ее, Мюриэль, будущим правлением. Неизвестность дергала сознание, как натянутая нить, вырывающая расшатанный зуб. Нет, положительно так невозможно работать!

Вопреки убеждениям, что не пристало венценосной особе доверяться своим страхам, принцесса встала и проследовала на балкон. Пока она одна, женщина могла расставить по местам события последних дней. Она могла быть слабой.

О чашки билась вода, спадая с крыш хихикающими ручейками. Снаружи все померкло, поникло, промокло под дождем. Лениво разливалось мутно-желтое, лимонное сияние рассвета, придавая небу цвет снятого молока.

Мюриэль невольно улыбнулась.

Обычно затянутый луной сад напомнил ей картинки из детства. О том, как она, пробегая по оранжереям, срывала по нескольку юных побегов белых примул – блики их дрожали на чуть распахнутых весной бутонах, а пыльца в чашечках светилась. Или о том, как она, будучи еще совсем ребенком, мчалась по зеркальным залам, и, впервые увидев свое отражение, смотревшее на нее с десятков, даже сотен вращавшихся плоскостей, гротескно искажавших ее облик, боролась с головокружением, которое вызывало в ней этот безумный танец зеркал.

Ах, то счастливое детство! У принцессы не было тех забот, что возлегли на ее плечи сейчас. После смерти дяди, короля Мэлэддора Эокраилдского, известного женоненавистника, она осталась единственной наследницей. Да и не наследницей даже – бастардом, жалкой тенью его наследия. Спрашивается: как править страной, поголовно оплакивающей прежнего правителя? Править, сидя на кургане из черепов казненных, – только не это, благодарю покорно!

Хотя, конечно, думали так далеко не все. И у сего правителя были свои ошибки. Стоит вспомнить лишь потери, нанесенные чумой менее ста лет назад и бездействие короля, не желавшего применять эльфийскую магию для искоренения ненастья, – одно это порождало среди жителей Эокраилда почву для восстаний.

«И тем не менее, своей смертью он так напугал моих леди, что они лишились половины своего и без того скудного ума», – отметила про себя Мюриэль.

Испугалась и принцесса, ведь рассматривали ее как новую правительницу едва ли не всей городской знатью. Многие из эокраилдских интеллигентов примыкали к различным кружкам и оценивали события через призму их доктрин. В итоге, после череды заявлений алчных владык о том, что завтра же они переезжают в королевские покои и устанавливают свой сюзерен, высший свет Эокраилда сошелся во мнении, что выгодней поддержать их соперника в борьбе за трон. Понимай: Мюриэль.

Сад пестрился обилием скульптур: разрушенными колоннадами и портиками, амфитеатрами, высокими акведуками и другими архитектурными излишествами. На мраморном дворе, изборожденном трещинами, разрастались кусты и плющ, сглаживая очертания просевших скамей и рухнувших колонн. Часть последних приваливалась к соседям, некоторые лежали на обломках, прикрываемые зарослями карликовых вишен, увешанных фонариками. Журчащий фонтанчик в мраморной чаше пересох, и венчики водяных лилий печально закрылись. Из последних островков талого снега поднимались резные спиральки молодого папоротника; чуть дальше виднелись и кружевной серебристый тысячелистник, белые ноготки и дикие ромашки, уже готовые поднять головки перед надвигающимся утром. Весь некогда нарядный, игрушечный городок исчез, словно песочный замок, смытый набежавшею волной.

Сейчас уже и не упомнишь, какое из событий придало этому месту святость, но так сложилось, что для высших эльфов Эокраилда этот сад издавна обозначился местом паломничества, где они, снуя во мраке низких сводов коридоров и покрытых вековой пылью стен, нередко предавались скорби.

– Моя госпожа, – тихо позвали сзади. – Пора.

Мюриэль обернулась. Позади нее, нервно комкая платок в кулачке, скромно остановилась пристроенная лично к принцессе гувернантка.

Да, пора. Сегодня похороны короля и эльфийка просила прислугу напомнить ей об этом заранее. Нельзя терять время.

– Грелку под одеяло прикажете? – спросила тем временем гувернантка, отстраняясь и давая Мюриэль выйти с балкона.

– Да, Вайесс, будь добра, – устало кивнула принцесса, грациозной походкой вымеривая шажки в сторону гардеробной. Служанка шла следом. – Полагаю, когда вернусь, я буду утомлена и захочу лечь. Не хотелось бы обнаружить холодную постель, не обогретую должным образом.

– Да, госпожа, – эхом отозвалась Вайесс.

Из комнаты, в которой расположились племянницы Мюриэль, доносился возмущенный голосок девочки, чем-то недовольной и зло прикрикивающей на гувернантку.

Принцесса попутно остановилась и тихо толкнула дверь.

Так и есть. Одной из девочек, играющих с Аароном, наскучило это занятие и она решила перекусить. Но, как и всякому непоседливому ребенку, угодить ей оказалось непростой задачей.

– Ненавижу эти блюда! Они очень острые! – племянница отчитывала служанку, покорно выслушивающую капризы девочки.

– Вам ничего не нравится, если не посыпать сверху слоем сахара, – с добродушной улыбкой упрекнула ее Мюриэль. С немногозначным «ой» белокурая девочка в розовом платье, подпоясанном белой лентой, поспешно зажала ладонью рот. – Веди себя, как подобает высокородной леди, Лалайт. Иначе, боюсь, придется отменить твои сегодняшние катания на пони, – принцесса с хитрецой посмотрела на бойкую племянницу, после чего проследовала дальше по коридору.

Уходя, она успела заметить сочувственный взгляд своей гувернантки, обращенный к Лалайт.

«Хорошо же они спелись», – Мюриэль привыкла не упускать из виду никаких мелочей. А в последнее время этому немало посодействовал и тот факт, что после прихода к власти наследная принцесса неволей приобщилась к женскому салону, в залах которого витали бессчетные слухи и заговоры.

Проходя по коридору, они с лакейкой миновали двери личной опочивальни Мюриэль, завернули за угол и оказались в просторных комнатах для переодевания. Южная стена в них была увешана скрещенными мечами, из темных рам по стенам мрачно смотрят портреты многих великих мужей. Середину же северной стены занимала кровать под ярко-зеленым балдахином. На атласном, набитом в перине пухом, белье цвета морской волны были аккуратно разложены одежды и различные аксессуары для наведения вечернего туалета.

Принцесса на мгновение задержалась в дверях. На нее нахлынуло воспоминание о том, как этой ночью она десятки раз звонила горничную из-за того, что впадала в холодный пот и не могла уснуть. А после, как перед заряженным, с взведенным курком ружьем Мюриэль ходила все утро, ожидая неизбежного выстрела. Предстоящие похороны не давали ей покоя.

Служка тем временем обошла ее и мягкими шагами стала обходить углы, старательно накрывая фитили специальными колпачками.

Со вздохом закинув на локоть несколько платьев, Мюриэль проследовала за перегородку и начала переодеваться.

– «Как дар врага, пропитан ядом Страха Хлыст!» Так, кажется, у моего придворного музыканта? – донеслось из-за ширмы до уже покончившей с фитилями гувернантки и приступившей к подрезанию стеблей роз.

– Нет, госпожа. «Как дар врага, отравлен Страха Хлыст! А путь меж черной и белой завистью все уже...»

подхватила принцесса. –

«И буде изобилия рок позже обнаружен, для меня,

Пусть другие скажут о любви, но им не буду я!»

– Верно, моя госпожа.

Спустя какое-то время высокородная эльфийка вышла из-за перегородки, изогнулась, пытаясь застегнуть платье на спине. Потом повернулась к зеркалу и критически оглядела свое отражение.

– Я в нем выгляжу бледнее смерти, но, по крайней мере, оно неплохо сидит. Я боялась, оно мне до колен не достанет. – Мюриэль провела ладонью по складкам юбок. – Подай мне следующее.

Принцесса снова удалилась. Служанка бережно взяла новый наряд, подняла над ширмой и стала ждать.

– Нынче не те певцы пошли, госпожа.

– Я тоже обратила внимание, – Мюриэль, не переодеваясь, прикинула перед зеркалом бордовое платье с одной лямкой, на левом плече закрепляющимся брошью, недовольно покачала головой и бросила его обратно в кучу. – Все изменилось.

После того, как ей не понравилось ни одно платье, гувернантка подала голос:

– Дворцовые портные немедля возьмут с вас мерку, госпожа.

– Не нужно. Я все равно во всех них чувствую себя, как сошедшая с ума радуга, – принцесса приложила к платью тесьму, нахмурилась. – А как тебе то черное, самое первое?

– О, я нахожу его прелестным, – отозвалась Вайесс.

Мюриэль печально перевела взгляд на выбранное ею платье, висящее на спинке стула, а после, как ей показалось, заметила что-то в дальнем конце комнаты.

– Замечательно. Так и поступим. Подготовь его к церемонии и подбери необходимые аксессуары, чтобы получился ансамбль, – велела принцесса, подходя к роялю. На нем она увидела книжку с вложенной в нее розой.

– Да, моя госпожа, – учтиво поклонилась Вайесс.

Едва раскрыв книженцу, высокородная эльфийка тут же ее и захлопнула.

«Стихи. Ну, конечно же, стихи. Ох уж этот Эверий – хлебом не корми, дай только блеснуть красивыми жестами».

Гувернантка неловко переминалась с ноги на ногу.

– Что?

– А что там на мольберте нарисовано, госпожа? – спросила гувернантка.

– Подумай.

– Керамический кувшин? – с надеждой предположила Вайесс.

Мюриэль бросила на нее недовольный взгляд, но тут же осеклась. В зале послышался знакомый властный голос, приказывающий служанкам нести тому различные яства.

Эверий. Куртуазный романтик. И чем только некогда он ее заинтересовал?! Словно бросив камешек в воду, по которой немедля пошли круги, Эверий наблюдал за тем, как пугливый лебедь отреагирует на невесть откуда взявшиеся волны. И вот она, лебедь, вместо того, чтобы испугаться, решила поиграть с ними.

Нахмурившись, принцесса сильнее сжала книженцу и вышла в зал. Свет и тени, перемежаясь, волнами катились по нему. Эверий же беззаботно бросал в рот желтые крупные виноградины, поднесенные дворецким.

Пересекая зал, Мюриэль на ходу картинно повертела книжкой.

– Я знал, что ты оценишь, – усмехнулся Эверий.

– Тебе стоит быть осторожнее, – его откровенно оценивающий взгляд она приняла совершенно равнодушно.

Герцог Эверий был недурен собой. Слегка жестковатое лицо, обрамленное копной чистых белых волос и изящные, слегка выступающие скулы, плавно переходящие в широкий низкий лоб. В холодных серых глазах ощущалась уверенность. Но, вообще, знала принцесса – он чувствовал себя в обществе дам весьма и весьма неплохо.

Мюриэль поймала себя на мысли, что понимает, почему он ей симпатичен.

– Неужели? – герцог взял новую кисть винограда.

– Ты прокусил мне губу прошлой ночью, – пожаловалась Мюриэль.

Эверий так и застыл на полпути к виноградине, после бросил ее обратно на поднос, покивал куда-то в пустоту, давая понять, что оценил ее острый ум.

– Извини, – лукаво улыбнулся он и взмахом руки позволил слугам удалиться.

– А если Синейн узнает?

– Не узнает. Ты, главное, почаще отправляй ее на задания.

– Разве она так плоха в постели?

– Нет. Просто меня влечет запретное.

– И что я только в тебе нашла?! Я еще сама не знаю, чего хочу от наших встреч и хочу ли вообще.

Наступила неловкая пауза. Принцесса стояла, вперив руки в бока, а Эверий, видимо, жалел, что слуги унесли еду. Наконец заговорила Мюриэль:

– Вендиаста направила жалобы в Эджен, сколько я слышала?

– Да. Король хоть и шлет регулярные жалобы и протесты на бесчинства твоих войск, моя принцесса, но от военной помощи отказывается. Эдженскому льву дай только поставить лапу на правый берег Карианны.

Принцесса подошла к стрельчатому окну. Эверий шел следом.

– Ну, в этом он прав, – вздохнула принцесса. – Вернее, права-то его жена, без сомнения. В его устах я всегда слышала голос королевы. Сам бы он такого решения не принял. Мужчины – не сторонники полумер.

– А королева, надо признать, была прелестной вдовушкой до того, как вышла за него. Большинство ее кавалеров были либо видные военачальники, либо могущественные аристократы. Но она лишь по очереди брала их в любовники и натравливала разные фракции друг на друга, тем самым не подпуская к трону. Да и даже когда выходила замуж, – и то дала понять королевскому супругу, что их брак не более, чем формальность.

– Как? – Мюриэль этот разговор, кажется, забавлял.

– Говорят, у нее много шпионов повсюду. Ну, женской половине она платит. К ее великому разочарованию.

– А мужская половина?

– А с мужской половиной она спит.

– Неплохая экономия денег, – высокородная эльфийка посмотрела в окно – там открывался вид на королевский дворец с его тонкими стрельчатыми окнами, фасад которых сменялся широкими проемами, обращенными во внутренний дворик. Три центральных окна представляли собой эркеры, где королевская семья часто сидела после обеда, обсуждая политику, а возможно, и друг друга. Богатое декоративное убранство позволило отказаться от массивных наружных стен. Дворец был украшен шпилями, многочисленными башенками, стены его оплели лозы дикого винограда. Витые белые колонны покрывала ажурная резьба, а поверх – вьюнки, лианы и округлые листья.

На другой стороне, за парками и беседками, вдалеке виднелся эокраилдский мост и вел он в портовую часть города.

Это уже не имения короля, знала Мюриэль. Там уже могла гулять равно как знать, так и чернь. Но сам мост представлял собой памятник архитектуры – каркасные перекрытия, столбы-колонны, своды на арках стрельчатой формы, величественные контрфорсы, увеличивающие устойчивость стен, аркбутаны – полуарки, соединяющие контрфорсы со сводами – все это великолепие в совокупности создавало картину, что радовала глаз.

– А если император Эджена в хороших отношениях с королевой и ее сыном...

– Отношения-то у него хорошие только с сыном. Старая леди – отменная сука. Не волнуйся, пока и речи о том, что они смогут объединить силы против тебя, нет. Ты ведешь войну с Вендиастой в непосредственной близости от нас. И пока у них разногласия, нужно действовать.

– Ты считаешь предпринятые мною меры недостаточными? – с вызовом спросила принцесса.

– Военные? Более чем достаточными, – спокойно ответил Эверий. – Но жители Эокраилда и Вендиасты долгие века жили соседями. Многие из них родственники. И смотрят они на наши действия просто как на желание их подвинуть. У многих это взывает к чувству несправедливости. Чтобы извести исторически близкий твоему королевству народ, нужна правильная идеология.

– Не могу же я применить рычаги давления на церковь. Она всегда имела независимое мнение. Церковь была и есть одна из того немногого, что еще не успела разворотить политика с ее интригами.

Это было ясно как день. Так же, как то, что она должна размеренно помогать своим провинциальным владыкам. Если Мюриэль будет помогать одному больше, чем его соседу, первый может накопить преимущество, напасть на более слабого и завоевать его. В таком случае этот владыка становится правителем и тех и этих земель. Причем абсолютно легитимно.

Это не всегда значит, что они непосредственно вступают в борьбу друг с другом, но успех одного означает неуспех другого. За примером далеко ходить не приходилось – все знали, что в Алистоградье – союз Неависа, Сарсога и империи Эджен – стремится попасть и Канвилль, а после разрушения Неависа его шансы существенно возрастут. Разумеется, если союзники трех королевств не захотят кончить как некогда Большая Тройка: мировой баланс был нарушен, когда союз Эокраилда, СмелфНура и империи Эджен распался много веков назад.

Эверий выразительно посмотрел на нее, очевидно, собираясь привести аргументы относительно ее неправоты, но, завидев двух юных леди, спускающихся в зал по витой мраморной лестнице, умолк.

– Так почему больше не будет титулов королей и королев, тетя? – одна из девушек перегнулась через перила, держась за центральную колонну.

– Спишем на издержки здешней эволюции, – опередил принцессу Эверий. Высокородная эльфийка бросила на него взгляд, не предвещавший ему наедине ничего хорошего.

– Ты сегодня сама проницательность, – холодно ответила Мюриэль. – Это будет мне напоминанием, что я бастард на троне, – эти слова были уже адресованы ее племянницам.

– Не стоило...

Одна из них взяла неверный тон. Принцесса терпеть не могла поучения.

– Предоставь решать это мне.

Юные дамы, сойдя, наконец, с лестницы, пребывали в явно приподнятом настроении, о чем-то оживленно перешептываясь между собой.

– Ладно, – беззаботно отозвалась все та же.

Глэдис.

Глэдис и Сецилия. Племянницы взошедшей на престол принцессы.

Тонкие черты лица Глэдис вкупе с длинным, плотно облегающим платьем из светло-красного бархата подчеркивали прекрасные формы тела; одно плечо оно оставляло открытым, а снизу имело высокий разрез, обнажая красивую, стройную ногу. Она улыбалась и распространяла благоухание.

Вторая племянница же, Сецилия, имела более традиционный наряд – строгое бежевое платье, заканчивающееся гофрированными манжетами цвета темной желтоватой кости, резко контрастировало с наведенным макияжем – одни только слипшиеся ресницы были похожи на длинные лучи, как их рисуют дети.

Эверий в это время подошел к большому резному столу, отодвинул в сторону киот и несколько шкафчиков, затем остановился на одном из них, вернул обратно, открыл его и развернулся с уже извлеченными оттуда увесистыми бутылями:

– Хочешь выпить?

Мюриэль улыбнулась. Он всегда задавал этот вопрос, когда не знал, о чем говорить.

– С удовольствием, – кивнула принцесса.

– Не желаете присоединиться? – Эверий уже на ходу сооружал мини-бар.

– Бренди, – с охотой ответила Глэдис.

– Красное вино. Подогретое, – откликнулась Сецилия.

– А тебе? – обратился он к Мюриэль.

– На твое усмотрение.

– Виски? Неразбавленное?

– Да, в самый раз.

Проведя известные операции и, наконец, наполнив бокалы, Эверий раздал их дамам.

– Ну разве он не прелесть?! – восторженно подметила Глэдис.

Мюриэль, бегло глянув на Эверия, поняла по его виду, что он бы не обрадовался, даже услышав такое от женщины, с которой делит постель.

– Малышка Глэдис уже совсем большая, – смеясь, поддразнила ее Мюриэль.

Племянница высокородной эльфийки протестующе насупилась, но тут вмешалась пришедшая вместе с ней Сецилия:

– С вашего разрешения, мы удалимся, – она поманила за собой сестру.

– Как? Уже? – начал было герцог.

– У нас на сегодня еще много дел, – ответила Сецилия, выжидательно посмотрев на свою тетку и ожидая разрешения.

– Боже, да! Осчастливьте меня, – принцесса властно махнула свободной рукой, отпивая из своего бокала.

Стоило им выйти из зала и скрыться за поворотом, как заговорил Эверий:

– Темные эльфы, конечно, всегда были более приближены к людям, нежели Светлые, хранившие каноны предков, но, считаю, мы стали слишком уподобляться людям.

– Ах, вот ты о чем. Они, – рукой, в которой был бокал, она указала в ту сторону, куда ушли девушки, – еще дети. Я не стану им запрещать подражать кому-то. Уверена, это временно.

– Живя в таком многорасовом королевстве, как наше, это неудивительно. Эльфы, люди, гномы... эльфийская аристократия даже стала брать себе людские титулы, образовывать графства, герцогства и баронства. Употреблять людские напитки, – он сделал паузу, невольно покосившись на свой бокал. – Достойно ли это нас? Хвала Нолгарину, мы еще не спариваемся с людьми. Тогда в королевстве появилось бы множество полукровок.

– К слову о людях. У тебя есть кухня?

– К-кухня? – не понял герцог.

– Чтобы выбрать сковородку потяжелее и дать ей тебе по голове, – недовольно отозвалась Мюриэль. – Я недавно на кухне вместе с Аароном знакомилась с... как это называется... Вайесс?

Личная гувернантка принцессы тенью оказалась возле своей госпожи.

– Саамийский пшеничный суп, госпожа.

– С саамийским пшеничным супом, – самодовольно сообщила Мюриэль. – Правда, мы чуть не спалили помещение. Я не хочу, чтобы ребенок пугался, заходя туда. Поэтому нам нужна другая кухня.

– Вы с Аароном теперь увлекаетесь саамийским пшеничным супом? Ну и как? – с интересом спросил Эверий.

– Омерзительно.

Эверий едва не сложился пополам от смеха:

– Скажу тебе по секрету, я узнал о ваших кулинарных подвигах и решил поинтересоваться. Саами – народность терско-нурийской языковой группы. Эта кухня...

– Не люблю, когда разговор начинает сводиться к тому, что тебе не нравится чья-то кухня. Да и мне бы меньше надо слышать об этом. Мне нужно еще похудеть. Я начинаю не влазить в мои любимые платья, – Мюриэль поставила бокал на подоконник. – Я передумала. Не буду больше пить спиртное.

– Мюриэль! Никто тебя не воздерживает от спиртного.

– Вот именно! Я начинаю полнеть. А спиртное горит.

– Саамийский суп тоже горит... если его сначала высушить. Мои повара проверили.

Мюриэль расхохоталась.

– Сомневаюсь, что Синейн благосклонно отнесется к твоему эксперименту.

– Она будет в бешенстве.

– Ладно, я пойду переоденусь. Процессия уже совсем скоро.

– А что это за рисунок? – кивок Эверия в сторону мольберта.

– Ты думаешь, я с Аароном только на кухне занимаюсь?

– И что на нем нарисовано? Это дом? – он подошел ближе.

Мюриэль нахмурилась.

– Собака? – в надежде поднял глаза Эверий.

– Это даже не керамический кувшин, господин, – вставила тихая Вайесс. – Я уже пробовала.

– Хватит вам! – возмутилась принцесса. – Это ваза с цветами. Говорю это только потому, что знаю – Аарон вас спросит. И, не приведи Нолгарин, если его собственный отец не сможет ему ответить.

Мюриэль строго посмотрела сначала на Эверия, потом на Вайесс, но никто не решался смотреть ей в глаза. Эверий кое-как попытался состроить видимость задумчивости, склоняясь над рисунком, а Вайесс вообще набросила на себя вид дурочки, мечтающей поскорей убежать отсюда и не высовываться.

– А вообще-то, Эверий, ты должен гордиться своим сыном, – наставительно сказала принцесса. – Он положительно пошел в Синейн. Вчера он переоборудовал зал придворного советника в художественную студию, а на громкие возмущения Бернардина, что не в центре же его зала приемов ему рисовать, Аарон лишь распахнул глаза, поморгал, передвинул мольберт и стул к колонне в углу, уселся и продолжил водить кистью по холсту. Наш советник пребывал в шоке, глядя на это. Аарон – пусть и маленькая, но уже довольно правдоподобная копия своей матери – Синейн будет им гордиться. Конечно, еще не совсем хватает гибкости, но – это придет. Это придет..., – словно пробуя слова на вкус, она пробормотала их себе под нос еще несколько раз, развернулась и с этими словами вышла из зала.

* * *

«А может, богам выгодны свары людей и магов? Боги – те, что перетасовывают реальности, точно колоду игральных карт; те, что пересыпают миры меж ладонями, подобно мелкому песку. Может, оттого и не торопятся, дескать, на то и щука в омуте, чтобы карась не дремал? Может, для богов мы лишь пешки на шахматной доске, этакие занятные марионетки в грандиозном кукольном театре, а они только смотрят свысока и смеются?»

Мюриэль сильнее сжала руку в кулак.

Облаченная с головы до ног в черное, на голове принцессы красовалась черная широкополая шляпа, кокетливо сдвинутая набекрень, темная же вуаль прикрывала лицо. Руки по плечи при этом обтягивали шелковые перчатки.

Мертвый груз тяготил ее душу как невыплаканная скорбь.

«Не бывает такого дождя, – мог бы сказать дядя, – чтобы что-то не капало сверху».

Мюриэль взглянула в небо. Оно было словно перепачкано сажей. Солнце затянули угрюмые тучи. На лесистых склонах гор виднелись прогалины и проплешины, а некогда утоптанные тропы уходили то вниз, то петляли, становились шире и снова сужались.

Ах, пустое!

Мюриэль опустила голову. Еще не высушенные утренними лучами солнца опавшие листья прилипали к ее сапогам.

Похоронная процессия была в самом разгаре. Отдаленные родственники, полускрытые красными цветами, что бросали плакальщики, уже отдали последнюю дань уважения уходящему королю.

Эверий, нет-нет да и поглядывавший на принцессу с явно излишним, по мнению последней, вниманием, нервно переступил с ноги на ногу:

– Может, стоит приглядеть за ними здесь? – он кивнул в сторону многочисленных знакомых и приближенных бывшего правителя. – Мало ли что может случиться.

– Рыбу в воде не оберегают. Они сами должны найти в себе мужество это пережить. Мы только навредим.

Мюриэль первой провожала короля. Согласно церемониалу, она приняла от гувернантки зажженный подсвечник и той же рукой вычертила в воздухе религиозные знаки упокоения души, вознеся молитву пресвятой Айлин. Свечи послушно повторяли манипуляции руки принцессы.

От бывшего короля ей досталось одно из самых могущественных и влиятельных королевств в мире. При своем правлении Мэлэддор нажил себе как новых союзников, так и врагов. И наличие вторых еще не говорило о его плохом правлении – это могло значить лишь то, знала принцесса, что король что-то сделал в своей жизни, что-то изменил своими решениями. И, само собой, появлялись противники этих решений.

«Я не подведу тебя, – подумала Мюриэль. – Не так давно ты сказал мне, что намерен меня удочерить. Но не успел. Я не забуду той откровенности... отец».

Тем временем, процессия подходила к завершающей фазе. Уже вовсю пели священники: одни голоса были мужскими, другие – женскими. Один пел, два декларировали нараспев, четверо просто говорили, но деланно, театрально.

Наконец, главный священник, что вел церемонию, произнес последнюю речь. Несмотря на большое количество собравшихся, его слова раздавались будто совсем рядом, ибо акустика была хороша.

Гроб опустили в яму, и рабочие принялись насыпать над ним холм. Мюриэль намеренно отказалась от идеи постаментов и каменных дольменов. Что-то подсказывало ей, что так и должно быть.

«Ведь нет там никакой правды? А есть ли она у гробовщика, сколачивающего домовину? У могильщика, роющего яму или насыпающего холмик над погребением?»

Ее поразило, что многие дворяне остались у могилы до окончания похорон. Принцесса ожидала, что, как только на гроб упадут первые комья земли, придворные разбегутся по каретам.

Однако, в промозглой тишине они следили за взмахами лопат. Наблюдали, как ком за комом падает на гроб.

Мюриэль выдавила болезненную улыбку. Приятно было осознавать, что она не одна в своей утрате.

После того, как опустилась последняя лопата, а холм обровняли и сгладили со всех сторон, эокраилдская знать начала расходиться.

А принцесса все стояла и смотрела, как клубится сырой туман над могилой короля. Она понимала: отголоски Зеркал не могут не отразиться в эфире мира. Грядут новые времена.