Читать онлайн
"Доброта спасёт мир"
Когда субъект не справляется с притоком новых данных естественным путем концептивного аналогизирования, он становится жертвой перцептивного аналогизирования. Роберт Шекли, «Обмен разумов»
— Эту разработку мы украли у русских, — доверительно сообщил начальник оперативного управления Роберт Фергюсон. — С некоторых пор они весьма продвинулись в области психотронных технологий. Как вы понимаете, Джеймс, мы не могли допустить отставания. Приняли меры. Яйцеголовые из технического отдела собрали и протестировали устройство. Теперь пришло время испытать опытный образец в полевых условиях. От вашего отчёта будет зависеть, поступит ли прототип в серию.
— Шеф, вы же знаете — я специалист по другим видам вооружений, — сказал Джеймс Ганлайкстер. — Огнестрельное, холодное. Тупые тяжёлые предметы. Кулаки.
— Вы прекрасный работник, Джеймс, и скоро, это ни для кого не секрет, станете начальником отдела боевой подготовки, — сказал Фергюсон. — Но надо идти в ногу со временем. Старые методы устарели, будущее за высокими технологиями. Вот эта коробочка может в корне изменить наше представление о боевых столкновениях, заставит вырабатывать новую тактику и стратегию вооружённых конфликтов.
— Что в ней такого? — спросил Ганлайкстер, разглядывая лежащий на столе предмет, похожий на портсигар, но с двумя кнопками и небольшим раструбом. — В чём фишка?
— Всё просто, — сказал Фергюсон. — Нажимаете красную кнопку, и прибор начинает генерировать направленное поле, в зоне действия которого человек становится лучше. Добрее. Честнее. Великодушнее. И даже, чёрт побери, бескорыстнее! Как вам это, Джеймс?!
Фергюсон расхохотался, а Ганлайкстер недоумевающе спросил:
— Но какое же это оружие? Зачем делать противника добрее и честнее?
— Затем, что доброму труднее убивать, — с жалостью глядя на подчинённого, объяснил Фергюсон. — Представьте себе взвод спецназа в одну секунду на поле боя проникшийся идеями гуманизма и пацифизма.
Ганлайкстер честно попытался представить и не смог. Во время последней акции по ликвидации наркокартеля в Колумбии, ему не удалось сдержать озверевших в схватке парней, и они вырезали всех, с кем надеялось душевно побеседовать руководство агентства.
— А не лучше ли подобные технологии для начала опробовать на подопытных животных? — спросил Джеймс. — Мне казалось, это так делается.
— Делается, делается, — проворчал Фергюсон. — Испытывают и на собачках, и на кошечках, и на обезьянках. Но кошечки не умеют говорить, понимаете, Джеймс? Нет, мы теперь знаем, что излучение абсолютно безвредно для организма. Но вот чувства объекта, эмоции, поведенческие характеристики...
— Почему бы этим не заняться парням из аналитического отдела? — спросил Ганлайкстер, делая последнюю попытку увильнуть от странного задания. — Делать умозаключения их прямая обязанность.
— Вот именно, — несколько раздражённо ответил Фергюсон. — Они слишком любят умозаключения. А нам нужен человек, который чётко и внятно доложит об эффекте от использования прототипа. Без домыслов и эмоций. Простите, Джеймс, но вы, как человек лишённый воображения, лучше всего подходите для этой миссии.
Фергюсон ухмыльнулся. Он был скорее польщён, чем обижен такой характеристикой. В глубине души он всегда гордился тем, что он парень простой и за пределами служебных обязанностей круг его интересов ограничивался бейсболом и пивом. Он считал, что таким и должен быть настоящий американец.
— Хорошо, шеф. Как это работает?
— Всё просто. Нажимаете красную кнопку — поле активируется, нажимаете чёрную — выключается. Радиус действия — около трёх футов.
Ганлайкстер взял прибор, подкинул его на ладони.
— Не направляйте на меня, Джеймс! — крикнул Фергюсон. — Вас что, не учили обращаться с оружием?
***
В отличие от коллег по агентству, Ганлайкстер всегда обедал не в кафе, а у себя дома. Он специально снял квартиру неподалёку, чтобы и в середине дня можно было насладиться обществом Эстелл и её стряпнёй. Они поженились всего два месяца назад, и ему ещё не приелась ежедневная паста с грудинкой.
— Сегодня в сливочном или в томатном соусе? — с порога весело спросил Джеймс.
Эстелл выглянула с кухни и важно объявила:
— Сегодня стейк и яблочный пирог.
Тыльной стороной ладони она стёрла муку с носика, покрытого веснушками, и нежно улыбнулась. В белоснежном переднике, туго охватывающим гибкую талию, она была чудо как хороша. Ганлайкстер крепко её обнял и поцеловал в шею.
— Нет, Джймс. Сначала ланч, — проворковала Эстелл, выскальзывая из его сильных рук.
— Я приму душ, пока накрываешь, — сказал Ганлайкстер.
Он был по-настоящему счастлив с этой девушкой. Уже много лет Ганлайкстер делал тяжёлую и грязную работу. Служба в армии, учёба в специальном корпусе и служба в агентстве. Выматывающая нервы, отупляющая ум, разлагающая душу работа на благо родной страны. Много крови и ещё больше пота. И дерьмо вёдрами. И продырявленная в трёх местах шкура и сложный перелом бедра, когда при десантировании порыв ветра швырнул его парашют на скалы. И небольшая гора трупов за спиной. Их вполне хватило бы для деревенского кладбища. Полный комплект. Женщины и дети там тоже были. Работа для суровых мужчин. И только с Эстелл он мог позволить себе быть мягким, лишь с ней не ждал пули снайпера в лоб или бандитского ножа между рёбер.
Переодеваясь, Ганлайкстер по инерции сунул прибор, который получил от Фергюсона в карман халата, и теперь, сидя за столом, вертел его в руках, наблюдая, как Эстелл хлопочет у плиты. «Можно ли быть добрей, чем моя милая Эстелл?» — подумал Джеймс и, направив раструб в спину жены, нажал красную кнопку. Она вздрогнула, и банка с зелёным горошком полетела на пол. Эстелл повернулась, шагнула вперёд, смело взглянула мужу в глаза.
— Джеймс, — сказала она. — Я не хочу тебе лгать.
Голос её дрожал, на ресницах навернулись слезинки, но она была полна решимости.
— Дальше так не может продолжаться. Тебя никогда нет дома. Твои вечные командировки, из которых ты возвращаешься постаревшим на десять лет и после вскрикиваешь по ночам. Твои друзья, которые, не стесняясь, рассказывают при мне похабные анекдоты. Твоя вечная пивная отрыжка, от которой меня мутит. И я всё время одна. А Тревор Мелланби такой ласковый и обходительный молодой человек. Он дарит мне цветы и у его дяди адвокатская контора. Тревор и сам скоро закончит обучение и откроет практику, а у тебя, Джеймс, на уме один бейсбол и страховка на случай внезапной смерти.
— Тревор Мелланби? — Джемс не верил своим ушам. — Этот сморчок с первого этажа?
— Он не сморчок! Он пишет чудные акварели и цитирует Сэлинджера. А ты выиграл пари у Арнольда Каноби на лучшее знание устава караульной службы.
— Эстелл, ты переспала с Тревором Мелланби?
— Мне очень стыдно, Джеймс! — Эстелл зарыдала, и Ганлайкстер нажал на чёрную кнопку.
Лицо Эстелл сразу стало злым, слёзы мгновенно высохли.
— Не знаю, что на меня нашло, — сварливо сказала она. — Я не собиралась тебе говорить, пока Тревор не сделает мне предложение. По правде сказать, как самец ты меня вполне устраивал. Но сейчас тебе придётся поискать другую квартиру. И при разводе я не собираюсь возвращать подаренные мне украшения. Имей в виду.
— Хорошо, дорогая, украшения можешь оставить себе, — сказал Ганлайкстер. — Я пойду переоденусь, а у тебя горит стейк.
«Это хорошо, что сегодня я оставил пистолет в агентстве, — подумал Ганлайкстер, выходя из квартиры. — Ведь застрелил бы. А душить её выйдет слишком театрально, как в школьном спектакле».
— Эй, Джейк! — крикнула ему в спину Эстелл. — Грудинку я всегда покупала в кафе напротив.
***
Размолвка с Эстелл не испортила Джеймсу аппетит. На улице он купил хот-дог и съел его. Потом ещё один. И ещё. Поэтому он немного опоздал на совещание. Арнольд Каноби уже начал свою прощальную речь. Старина Каноби уходил на пенсию. Он был, пожалуй, единственным человеком, которого Ганлайкстер мог бы назвать своим другом. Они прекрасно ладили много лет, несмотря на то, что Каноби был старше Ганлайкстера и был его начальником. И сегодня уходящий на пенсию начальник отдела Арнольд Каноби озвучит имя преемника. Такова традиция. И начальником отдела станет Ганлайкстер. Все это знали.
— Я горжусь тем, что все эти годы работал с прекрасными людьми, профессионалами, мастерами своего дела, — говорил Каноби.
Ганлайкстер смотрел на мастеров своего дела и вспоминал, как вот тот, одноглазый Дженкинс, сдался в плен террористам, чтобы подобраться к их главарю, а потом активировал взрывное устройство. Тогда у него глаз и вытек. А вон тот, громила Редферн, голыми руками свернул шею вождю африканского племени во время ритуального поединка. А щуплый с виду Хестон, уходя от погони, завёл отряд боевиков на минное поле. Да, все они были профессионалами высшей пробы, патриотами и просто отличными парнями.
— По сложившейся традиции я должен сообщить вам, кого по моей рекомендации руководство назначит на должность начальника отдела, — несколько смутившись, сказал Арнольд Каноби.
Бедняга Арни никак не решался сделать протекцию старому другу. Надо ему помочь, решил Джеймс. Он под столом вынул из кармана реморализатор и нажал красную кнопку.
Каноби пристально взглянул на него и сказал:
— При всех моих личных симпатиях к нашему общему другу Джеймсу Ганлайкстеру, я не могу доверить ему руководство отделом. Прости, Джеймс, но это было бы неправильно. У Джона Хестона меньший стаж работы в агентстве и он не так ярко проявил себя в оперативной работе, но по лидерским качествам и способностям организатора он превосходит тебя, Джеймс. Ты отличный исполнитель и назначить тебя на руководящую работу означает угробить твою карьеру. Ты не справишься, уж очень ты любишь быть хорошим парнем. Поэтому я буду ходатайствовать перед дирекцией агентства о назначении Джона Хестона начальником отдела боевой подготовки.
— Как же так, Арни? — спросил Джеймс, нажимая чёрную кнопку. Он сидел как оплёванный, мастера своего дела старались не смотреть на него.
— Не знаю, — ответил Каноби, вытирая пот со лба. — Я и сам не знаю, Джеймс, как так вышло.
***
Ганлайкстер шёл по улице, сжимая в кармане реморализатор, как будто это была ядовитая змея, и он держал её за глотку. Сволочь Фергюсон подсунул ему приборчик, который за пару часов разрушил такую налаженную, размеренную, полную смысла и внутреннего достоинства жизнь. Ганлайкстер потерял жену и должность. Может быть, он потерял работу. Может быть, список потерь не дошёл и до середины. Надо вернуться в агентство и швырнуть эту дрянь в лощёную рожу Фергюсона. Пускай Каноби её испытывает в полевых условиях, он теперь на пенсии, ему всё равно. А с Джеймса хватит на сегодня. Сейчас он зайдёт в бар, как следует промочит глотку и пойдёт швырять в Фергюсона этот чёртов прибор.
В баре двое патрульных полицейских держали на прицеле парня, по виду явного наркомана, который закрываясь девочкой лет двенадцати, тыкал ей в висок пистолетом и орал:
— Я убью её, мать вашу! Дайте мне уйти из этого долбанного бара!! Уберите свои долбанные стволы, вашу мать, я убью её сейчас, клянусь господом!
Полицейские начали медленно опускать револьверы на пол, а Ганлайкстер не колеблясь, прямо через карман выпустил импульс в сторону чокнувшегося наркомана. Тот сразу сменил пластинку.
— Этот сраный мир пропитан дерьмом, вашу мать! Зачем вы живёте, ублюдки, зачем плодитесь и размножаетесь? Что эти дети увидят хорошего в этом говённодолбаннозасранном обществе?! Я сам давно стал говном, но я хотя бы избавлю этого ангелочка от мучений.
Он выстрелил девочке в голову, а следующую пулю пустил себе в рот.
***
«Что я теперь доложу Фергюсону?» — подумал Джеймс. Данных недостаточно и они крайне противоречивы. Убийство это не шутки, теперь нельзя просто взять и умыть руки. Он вспомнил, как Джо Парети из аналитического отдела рассказывал в спортзале про парня, который изобрёл вакцину от какой-то смертельной заразы и первым испытал её на себе. Джеймс был очень добросовестным работником. Он направил раструб прибора на себя и нажал красную копку. И ничего не почувствовал. Зато теперь он прекрасно знал, что сказать Фергюсону. Начальник управления напрасно опасался за боеспособность спецназа, подвергнутого реморализационному излучению. Добро будет с кулаками, праведники не дадут себя в обиду. Пред взором Джемса Ганлайкстера открылась изумительная в своей божественной простоте картина мира.
Сначала он зашёл в ближайший полицейский участок и сделал заявление о том, что работа полиции в ближайшее время станет бессмысленной, ибо скоро все люди на земле станут подобны агнцам, но надобно уже сейчас начать истребление козлищ. Превентивно. Когда его попытались задержать, он покалечил несколько патрульных, забрал себе их оружие и пошёл проповедовать в парк. Он наставлял случайных прохожих о необходимости различать добро подлинное, абсолютное и добро лицемерное, сиюминутное, лишь к личной выгоде пригодное и зло ближним сулящее. Оттуда его спугнула полиция. А включённый реморализатор, направленный раструбом ему в голову, так и лежал во внутреннем кармане пиджака Ганлайкстера.
После он распугал проституток в весёлом квартале, избил сутенёра, разнёс букмекерскую контору, поджёг казино, ограбил банк и расшвырял мешок налички по асфальту.
Потом он изгнал со стадиона торговцев наркотиками.
***
— Ну а потом он перестрелял университетскую команду по бейсболу. Видно ему не понравилось, что за последние семь лет они не поднимались выше четвертьфинала, — сказал начальник аналитического отдела Джо Парети.
— Бедняга Ганлайкстер так и не понял, что это он был нашим подопытным кроликом, — печально сказал Роберт Фергюсон. — Вот ведь поганое дельце мы провернули.
— Да уж, — согласился Парети. — Ему теперь не позавидуешь. Работать по специальности он больше не сможет.
— Уверяю вас, Джо, проблема трудоустройства меньше всего заботит пациентов психиатрических клиник. И не смотрите на меня так! В конце концов, это была ваша идея.
— Я всего лишь хотел сказать шеф, что теперь мы знаем, насколько опасна эта штука. Необходимо срочно принять какие-то меры.
— А вот это совсем не вашего ума дело, Парети! — строго сказал Фергюсон. — Меры принимаются. Канцелярия президента уже готовит ноту с требованием наложить бессрочный мораторий на работы с реморализационным полем. Русские вынуждены будут согласиться, иначе мы свернем совместную космическую программу, а им почему-то очень хочется в дальний космос.
Фергюсон долил в бокалы виски, давая понять, что разговор на эту тему считает законченным. Парети благоразумно молчал, позвякивая льдинками в бокале. Потом залпом выпил свой дринк и сказал:
— Я, пожалуй, пойду, шеф. Мне ещё реморализованных обезьянок усыплять сегодня.
— Да-да, Джо. Я вас не задерживаю.
И уже когда Парети выходил из кабинета начальник управления окликнул его:
— Послушайте, Парети! А вот вы сами хотели бы жить в таком мире? Где сплошь одни праведники. Ведь технически это несложно устроить.
— Я бы предпочёл застрелиться, — не задумываясь, ответил Парети.
.
ЛитСовет
Только что
