Читать онлайн
"Не спорь с массовиком-затейником!"
Алексей С. Петров
Не спорь с массовиком-затейником!
Рассказы, фельетоны, повесть
Содержание
Вундеркинд
Я и папа
Первоклассники
Всё нормально, малыш!
Сказка перед сном
Зачем нам дядюшка Скрудж, фельетон
Не спорь с массовиком-затейником!
Злоумышленники
Сочинение
Неформалы
Угадать, угодить
Чувырла
Мы едем на футбол
«Yesterday» над Спасской башней
Давай говорить о литературе
Библиофилия, фельетон
Com amore, повесть
Непобеждённый
˄Вундеркинд˄
Кукольное движение крохотных ручек, глубокий вздох — и новорождённый закричал. Акушерка Самсоновна — мясистые руки, рыхлое тело, густой пух над верхней губой, сеточка морщин возле глаз — улыбнулась и сказала:
— Мальчишечка. Крупненький...
— Предполагался вес четыре-триста, — напомнил доктор Книжкин. — Пересекайте пуповину. С последом не торопитесь.
И в ординаторскую пошёл.
— Сами с усами, — усмехнулась Самсоновна и, отделив от матери, отнесла ребенка в детскую палату.
Книжкин включил телевизор и налил себе чаю. «Ну, вот и славно. Может, повезёт, и сегодня больше не будет родов. Тогда удастся выспаться…». Обычные мысли дежурного врача.
Через пять минут в ординаторскую вкатилась изумлённая Самсоновна.
— Что-то не пойму ничего, Николай Фёдорович, — сказала акушерка. — Ребёнок весит тринадцать кило!
— Чепуха! — отмахнулся Книжкин. — Это весы барахлят. Ни одна женщина не способна родить такого гиганта.
— Оно-то понятно, только весы сегодня взвешивали исправно. Они новые совсем. А ну как мальчонка и впрямь такой...
— Слушайте, не морочьте мне голову, — рассердился доктор. — Я же только что видел его: килограмма на четыре, не больше.
— Это верно, только прошло уже шесть минут...
Под хмурым взглядом Книжкина акушерка осеклась и вышла из ординаторской. «Совсем, должно быть, очумела, — подумала про себя Самсоновна. — Это с устатку, видать».
Новорождённый лежал на пеленальном столике и внимательно смотрел на акушерку. Самсоновна почувствовала, как морозец пробежал у неё по спине, и замедлила шаг.
— Нельзя ли уже накрыть меня чем-нибудь? — поинтересовался младенец. — Всё-таки прохладно, знаете ли. И потом, неловко всё же, должны же вы понимать...
— То есть как? — совсем растерялась акушерка.
— Да так! Тут у вас и простудиться недолго.
Самсоновне показалось, что пол медленно уплывает у неё из-под ног.
— Что ты себе позволяешь? — воскликнула она, пытаясь сосредоточиться. — Молчи! То есть это... кричи...
— А я что? Я ничего, — пожал плечами новорождённый и сел. — Я, матушка, вот чего... Где тут у вас, извиняюсь, туалет?
— Какой ещё туалет?! — замахала руками акушерка. — Лежи, оглашенный!
— Но мне нужно...
— А пелёнки на что? Лежи, говорю.
— Умная, должно быть, женщина, а говорите чёрт знает что, — возмутился новорождённый. — Не могу же я опускаться до такого скотства!
На секунду замерев, Самсоновна вдруг вскрикнула и побежала к Книжкину.
— Он... он... разговаривает! — задыхаясь, выпалила она в ординаторской. — Буквально, знаете, болтает! Он... это... соображает!
— Вот новости! Кто?
— Ну, этот... мальчонка!
— Какой мальчонка?
— Новорождённый.
Книжкин подошел к Самсоновне и испытующе глянул ей в глаза.
— Слушайте, вы что — больны? Переутомились?
— Да точно говорю!
Доктор в досаде цокнул языком и, слегка отодвинув акушерку в сторону, пошёл в детскую. Новорождённый стоял возле электровакуумного аппарата и с интересом рассматривал манометр. Заметив Книжкина, младенец язвительно ухмыльнулся и сказал:
— Ну, наконец-то! Никак сподобились, ваш-родие?
— Чего? — растерялся доктор.
Мальчик кивнул головой на аппарат.
— Здесь давление в паскалях или в атмосферах?
— Вот что, дружок, — решительно сказал дежурный врач. — Здесь роддом, а не телевикторина «Слабое звено». Так что рекомендую не нарушать установленного режима! Должен предупредить, что подобные фокусы кончаются плохо. Перестань пугать акушерку и немедленно ложись на... мм... пеленальный столик.
— Да кто её пуга-а-ет? — заносчиво протянул малыш.
— Ложись, говорю!
— Лягай щас же! — взвизгнула Самсоновна, на секунду выглянув из-за спины доктора.
— Но это совсем ни к чему...
— Позволь нам самим судить об этом. Больно умничаешь… э-мм... — Чтобы напустить строгости, Книжкин хотел обратиться к младенцу по фамилии или хотя бы по имени, но не смог: он не знал ни фамилии, ни имени своего пациента. Это выглядело глупо: всё равно что на улице разговаривать с деревом или со скамейкой. — Советую прекратить дискуссию. Всё!
Доктор повернулся и быстро вышел.
— Он у вас что — психованный? — осведомился новорождённый.
— Тихо ты! — шикнула Самсоновна и испуганно оглянулась.
— Да не бойтесь, ушёл ваш начальничек, — ухмыльнулся мальчик.
— Ты, парень, вот что... — помялась акушерка. — Ты всё-таки не очень-то...
— Ладно, ладно.
— Звать-то тебя как, аксельрат?
— Честно говоря, не знаю. С матерью не успел ещё познакомиться, а она, сами понимаете, обладает определённой прерогативой… Можете звать меня просто: Род Стюарт. Простенько, но со вкусом.
— Ты, малый, должно быть, не в себе.
— А что? Почему это, скажите на милость, кто-то может иметь такое симпатичное имя, а я — нет?
— Но ты же, кажись, русский.
— Как знать, как знать... Один поэт некогда заметил: «Не властны мы в самих себе...»
Самсоновна внимательно посмотрела на мальчика.
— Однако чудной ты какой-то, Родик. И вообще... Откровенно скажу: такого быть не может! Сел, встал, заговорил — в возрасте десяти минут от роду.
— Ничего тут странного нет. Я делаю то, к чему чувствую внутреннюю потребность. Таким уж уродился.
— А ведь я мамаше твоей говорила: не перенашивай, иди в роддом, там сделают всё, как надо, — проворчала акушерка. — А она заладила, как попугай: «Ещё не срок, ещё не срок...» Вот и дождалась. Как теперь покажешь ей тебя? Ещё, чего доброго, молоко у ней перегорит со страху...
— Кризис экономики порождает недоверие к официальной медицине, — согласился мальчик.
— Интересный ты малый, — задумчиво произнесла Самсоновна.
— Ещё бы! — оживился новорождённый. — У меня впереди вся жизнь. Мужчина интересен своим будущим.
— «Мужчина»… — усмехнулась акушерка. — Ты лучше скажи: что мне теперь с тобой делать, умник?
— Это уж вы сами решайте. Только поскорее. Жизнь, знаете ли, коротка…
— Понукать легко! — рассердилась вдруг акушерка. — А вот, к примеру, доктор наш дежурный, кажется, так и не понял ничего. Теперь всё самой, всё самой...
— Никогда не берите на себя необдуманную инициативу, — посоветовал Род Стюарт. — У вас есть заведующий отделением.
Самсоновна радостно хлопнула себя ладонью по лбу.
— И то верно. Позвоню-ка ему, хотя вроде бы неловко: ночь скоро... Да делать нечего. Коль уж доктор Книжкин о больничном режиме заговорил, его теперь с этой дорожки до утра не свернёшь.
Она несмело набрала телефонный номер и, озираясь, сказала:
— Я сильно извиняюсь, Валентин Семёныч, но тут такое дело...
— Кто это? Алевтина Самсоновна, ты, что ль? — удивился заведующий.
— Да, да, — заторопилась акушерка. — Вот Николай Фёдорович не поверил, а стало быть, и не делает ничего, а я так скажу: это чистая правда, и нужно торопиться, а то он тут скоро весь роддом взбаламутит.
— Кто взбаламутит? Книжкин?
— Да нет, Книжкин уже спит, поди.
— А кто же?
— Да парнишка тут один, Род Стюарт.
— Тяжёлый? — забеспокоился Валентин Семёныч. — Его по дежурству передавали?
— Нет, не успели ещё. Дело в том, что у него мозги, видать, не такие, как у всех. Уж больно странный мальчонка.
— А я тут при чём? Пригласите неонатолога, новорождённые — это его забота. Мозги... Травматик, что ль?
— Не похоже, — устало произнесла акушерка.
— Ну, тогда ничего страшного, — успокоился заведующий.
— Что же мне с ним делать? — взмолилась Самсоновна. — Не могу же я брать на себя... это... необдуманную инициативу.
— Ты только не паникуй, Самсоновна, — сказал Валентин Семёныч, перейдя вдруг на южнорусский говорок. — Времена теперь другие, пора учиться принимать самостоятельные решения. И помни: никаких поблажек. Будь хозяйкой. А то они совсем распетушились, свободу почуяли. А культуре так и не научились. Поняла?
— Поняла, — пролепетала акушерка, хотя абсолютно ничего не поняла.
— Ну, вот и хорошо, — подвёл итог заведующий. — Действуй.
И положил трубку.
Алевтина Самсоновна услышала короткие гудки отбоя и медленно опустила трубку на рычаг. «Впереди целая ночь, — подумала акушерка. — Что же делать?»
Новорождённый потянул Самсоновну за рукав халата.
— Милая женщина, картошечки бы жареной...
— Где ж я тебе её возьму сейчас? — всплеснула руками акушерка. — Мамку сосать надоть, а не картошечку кушать.
— Какой анахронизм! — возмутился мальчик. — Простите, но у вас такое примитивное мышление...
— Много себе позволяешь, малец! — вспылила Самсоновна. — У меня и без тебя голова пухнет.
— Перед вами личность, индивидуум, незаурядное явление, а вы — «мамку сосать», — брезгливо процедил Род Стюарт и сплюнул на пол. — Скучно, девушки, весною жить одной. Нет ли у вас хоть велосипеда какого завалящего или книжки поинтереснее — Пруста, допустим, или хотя бы Камю?
— Всё, конец моему терпению! — окончательно разозлилась акушерка, которую плевок новорождённого совсем доконал. — Пошли!
Она схватила Рода за руку и повела по коридору.
— Куда вы меня тащите? — забеспокоился малыш. — Это насилие! Я буду жаловаться в ЮНИСЕФ! Как вам не стыдно!
— Твоё место в детской! — злорадно сказала акушерка. — Вот и будь любезен. Нечего по коридорам шляться.
— Но ведь это глупо, — попробовал возразить мальчик. — Моё развитие позволяет...
— Тебе всего час от роду, — перебила его Самсоновна. — А потому лягай в койку и соси рожок с глюкозкой.
— Бред! Бред сивой кобылы! — вскричал новорождённый.
— Что? — насторожилась акушерка. — Кто тут «сивая кобыла»? Я?
— Да нет, — попробовал загладить ситуацию Род. — Это всего лишь идиоматическое выражение.
— Что бы там ни было, а выражаться, тем более так... гм... идиотически, в приличном заведении я не позволю. Мне заведующим нашим, Валентином Семёнычем, власть дадена, так что изволь подчиниться.
Род Стюарт вздохнул.
— Тёмная вы женщина... — И задумчиво процитировал: — «И пламень мой, слабея постепенно, собою сам погас в душе моей…»
— Лягай, лягай. Ишь, почуял свободу, ирод, распетушился. А культуре, между прочим, так и не научился.
— Когда ж я успел бы? — иронично усмехнулся новорождённый. — Мне ведь только час от роду...
Он ещё раз вздохнул и лёг на пеленальный столик.
— «Пьета́» Перуджино, не иначе, — съязвил новорождённый.
— Чего?
— Ничего. Вам не понять.
Самсоновна тщательно спеленала малыша, потом сделала шаг назад, прищурившись, полюбовалась своей работой и удовлетворённо сказала:
— Ну, вот так-то будет лучше.
— Хоть радио включите, — сделал последнюю попытку Род. — Нельзя же лежать просто так, как чурбан, и пялиться в потолок.
— Лежи, лежи... Вундюркинд!
Самсоновна вышла из детской и отправилась на пост. Делов ещё по горло, а тут возись с этим Стюартом, будь он неладен. Умник чёртов!
Отчаянный детский рёв отвлек акушерку от раздумий. Так кричать мог только Род, больше некому: уж больно басовит. Самсоновна вбежала в детскую.
— Ну, что ещё? Почему скандалишь?
— Где моё молоко? — сварливо поинтересовался младенец. — Отдайте мою соску! Я хочу быть как все! Где моя мама-а-а?!
— Капризничать вздумал? Беспорядки нарушать? — с угрозой произнесла акушерка. — А ну прекрати митинговщину щас же!
Новорождённому следовало бы, конечно, нашлёпать, чтоб впредь неповадно было, но… акушерке вдруг стало жалко его: мальчишка всё-таки, несмышлёныш...
— Ладно, ладно, не ори, Родик. Будет тебе белка, будет и свисток.
— «Свисток», — проворчал младенец и повернулся на бок.
Лишь к утру успокоился мальчонка, уснул. Самсоновна медленно опустилась на табурет возле кроватки и внимательно посмотрела на Рода. А всё же славный мальчуган. Жаль только, что дюже умный. Ну, ничего, не таких обламывали... Эх, устала!
...На следующий день делал обход сам заведующий.
— Вот он, — сказала Самсоновна, приблизившись к кроватке Рода Стюарта. — Родился вчера вечером, в восемь-сорок. Закричал сразу, крик громкий. Оценка по шкале Апгар девять баллов, через пять минут — десять баллов… Да я бы и больше поставила, но не положено. Грудь ещё не брал. Рост... сначала был пятьдесят один сантиметр, а вес — четыре-сто, а потом...
— Знаю, знаю, наслышан уже о ваших чудесах. Вот сейчас и посмотрим.
Валентин Семёныч подошёл к кроватке с новорождённым Стюартом, заглянул ему в лицо, добродушно усмехнулся и сказал:
— Ну, здравствуй, человек будущего. Чем нас ещё поразишь, вундеркинд?
Малыш посмотрел на заведующего пустыми бессмысленными глазами и, как и полагается новорождённым, громко заплакал.
.
ЛитСовет
Только что
