Читать онлайн
"Тайна исчезнувшего отражения"
Говорят, что любой человек безумен.
Но не каждый готов признать это,
Ещё меньше пытаются бороться.
Я же мечусь, словно загнанный зверь,
И не знаю, к какой стороне примкнуть.
(из дневников Карли)
13 октября 2018 год
Клиника «Флоренс», Лондон
Я открываю глаза и вижу белый потолок. Странно, учитывая, что в моей спальне потолки зеркальные: люблю лежать в постели и смотреть на себя сонную и взъерошенную. Это напоминает мне, что совершенных людей не бывает, заставляет вставать и приводить себя в порядок. В наше время нельзя выйти на улицу без макияжа и, не уложив волосы, потому что все привыкли обращать внимание на внешнее, а не на внутреннее.
Когда-то я прочитала, что никого не волнует твой богатый внутренний мир. Людям главное, чтобы ты хорошо одевался, смеялся над их шутками и не застревал в дверном проёме. К сожалению, это правда.
Дома я хожу в старых трениках, вылинявших и растянувшихся от частых стирок, и мешковатой футболке на пару размеров больше, чем нужно. Если никуда не собираешься выходить, волосы можно не мыть. Достаточно собрать их в пучок на голове — и вуаля! — ты уже свободный волк, не зависящий от чужого мнения. Главное соблюдать важное правило — если хочешь сохранить свой маленький грязный секрет втайне от любопытных носов — никто не должен тебя видеть. Ты можешь в течение долгого времени выглядеть принцессой, но стоит хотя бы раз показаться на людях в таком виде, ты пропала. Репутации конец. А репутация для меня важнее всего.
Я завидую людям, которые могут выйти на улицу растрёпанными и сказать, что им плевать на чужое мнение. Однажды я видела девушку, которая шла по улице и громко пела, качая головой в такт музыке, игравшей у неё в наушниках, и выглядела при этом самой настоящей чудачкой. Волосы, собранные в два ассиметричных хвоста, яркая одежда, не сочетающиеся между собой цвета и аксессуары. Тогда я испытала настоящую зависть, что она такая независимая от людских мыслей о себе. Хотелось подбежать к ней и спросить, как она это делает. Но это ведь неприлично. Или нет?
Перевожу взгляд с потолка на светло-голубые стены, рассматриваю скудный интерьер и вспоминаю, что это не моя спальня. Не мой дом. Не моя жизнь.
Около месяца назад мой психотерапевт предложила пройти курс реабилитации в частной клинике «Флоренс», когда поняла, что её сил недостаточно, а мне требуется помощь целой команды высококвалифицированных врачей. Так я и оказалась здесь. И всё никак не могу привыкнуть к этому.
Дверь открывается, и в комнату входит круглолицая женщина. Она улыбается мне и говорит дежурную фразу:
— Доброе утро, мисс Карли. Как вы чувствуете себя сегодня?
Они все улыбаются, словно роботы, запрограммированные на постоянное веселье. Они всегда вежливы и предусмотрительны. Любое желание пациента (в пределах разумного, конечно) исполняется в мгновение ока. Ты только подумал, а они уже сделали. Иногда мне кажется, что они вживляют в наш мозг жучки и слушают мысли. Иначе как ещё это объяснить?
— Хорошо, — отзываюсь я, когда молчание становится совсем гнетущим, а уголки губ медсестры начинают подрагивать. Впервые в жизни я замечаю, что она человек. Хотя может, это просто сломанный робот?
— Мисс Карли, завтрак подать в спальню или вы спуститесь в столовую? — продолжает женщина всё тем же мягким тоном. Она всегда спрашивает, хотя мой ответ не меняется изо дня в день.
Улыбка на губах, как приклеенная. Меня это невыносимо бесит. Хочется схватить тряпку и стереть её. А это приторное «мисс Карли» просто убивает. Первое время я забывала, что назвалась этим именем, когда заполняла анкету. Потом привыкла. Один из плюсов «Флоренса» — всем плевать, кто ты за его пределами. За ту цену, что мы платим — это неудивительно.
— Спущусь, — наконец, решаю я, отвернувшись. — Видимо, пришло время что-то поменять.
До меня доносятся её мягкие шаги, а затем она говорит:
— Я оставлю ваш распорядок дня на столе, — шаги двинулись в обратном направлении, замерли на пороге, и она снова обратилась ко мне: — Доктор Николсон хочет продолжить сегодня после завтрака. Вы не против?
Как будто я могу быть против. Будь у меня выбор, разве поселилась бы я здесь — в клинике для умалишённых? Мы заперты в доме, где все так и норовят показать, что ты нормален. Они не называют нас психами и не прячут столовые ножи и вилки, боясь, что мы искалечим друг друга или себя.
«Мы все одна семья, — говорят они, и мы делаем вид, что верим. — Мы должны заботиться друг о друге. Должны хотеть победить болезнь. Только вместе мы сможем это сделать».
Даже противно. Словно я попала в секту, а не в реабилитационный центр. За кого они нас принимают? За детей, которые поверят в этот бред? А завтра нам начнут доказывать, что единороги и горшки с золотом на конце радуги тоже существуют, нужно только поверить в это?
— Кхм… — доносится от двери, заставив меня невольно обернуться.
Я-то думала, она уже ушла, оказалось, что нет. Стоит и смотрит всё с той же бесящей улыбочкой на губах. Так и порывает сказать ей что-нибудь едкое, заставить показать своё настоящее лицо. Отчего-то я уверена, что в жизни, за пределами клиники, она не получит приз в категории «милашка года». Да и никто из них не получит.
Спросите, отчего я продолжаю лежать здесь, если никому не доверяю? Мне действительно нужна помощь, которую больше не окажет никто. Здесь их не в чем упрекнуть — профессионалы своего дела.
— Что-то ещё? — я пытаюсь сохранить доброжелательный тон, но мне это плохо удаётся, что заметно по приподнявшейся брови женщины. — Простите… я снова плохо спала…
— Думаю, вам следует сообщить об этом доктору Николсон, — говорит она спокойно. — Если кошмары снова беспокоят, она должна знать об этом…
Я снова удивляюсь её умению держать руки по швам, это ведь ненормально. В детстве мама часто просила меня вести себя спокойнее, не жестикулировать при речи, не поправлять постоянно волосы, не крутить подол юбки. Но стоило мне хотя бы на секунду замереть в одном положении, сразу же начинался дикий зуд по всему телу. Вскоре мама прекратила попытки.
— Не хочу беспокоить её по пустякам…
— Это вовсе не пустяки, — возражает медсестра всё тем же спокойным голосом, будто я была раненым животным, которое следует успокоить, прежде чем усыпить. — Нам важно, чтобы лечение помогло вам, а для этого нужно…
— Выполнять рекомендации, — говорю я негромко, сложив руки на груди. — Да-да, я это прекрасно помню.
— Быть предельно честной со своим лечащим врачом, — впервые за всё время она позволяет себе искреннюю улыбку, застав меня врасплох. — Только тогда мы сможем вам помочь. Ну, и выполнение рекомендаций тоже способствует выздоровлению. Разве вы так не считаете?
— Считаю, — притворно вздыхаю я, уставившись ей прямо в лицо. — И приложу все усилия, чтобы всё прошло гладко. А теперь, если позволите, я бы хотела переодеться к завтраку…
— Как скажете, — говорит она, отступая к двери. — Мне подождать вас снаружи?
— Нет, — после некоторой заминки отвечаю я, — мои сборы займут не меньше четверти часа, не хочу затруднять вас столь долгим ожиданием…
— Как скажете, — повторяет она и удаляется, наконец, оставив меня в покое.
— Думала, она никогда не уйдёт, — бурчу я, смяв лист с распорядком дня в руке. — Как же от всего этого тошнит. И от себя самой в первую очередь.
Мысленно воспроизвожу недавний разговор в попытке предугадать, чего от меня хочет Николсон. Вроде мне нечего предъявить, кроме затворничества, хотя в прошлый раз я вполне логично обосновала, почему не хочу выходить за пределы комнаты. Будем считать сегодняшний завтрак в столовой отправной точкой к выздоровлению. По крайней мере, именно это я скажу Николсон на терапии. Знала бы она, как часто я ей лгу, давно бы указала мне на дверь
Натянув джинсы и футболку, собираю волосы в хвост и смотрю в зеркало. Мне не нравится то, что я в нем вижу. Лицо бледное, под глазами залегли тени от бесчисленного количества бессонных ночей, губы сжаты в тонкую полоску. Так ужасно я выглядела лишь раз, — год назад, когда мои родители погибли в автокатастрофе. С тех пор я приучилась скрывать следы слез и недосыпа тоннами косметики.
— Четырнадцатый день начался, — говорю я бледной немочи, отражающейся в зеркале, — а лучше тебе не стало. Ты похожа на зомби.
Она кривит лицо, но не отвечает. Наши разговоры стали редкостью с тех пор, как я поселилась здесь.
— Молчишь? — тихо спрашиваю я.
Она упрямо таращит на меня свои зелёные глазищи, которые кажутся мне стеклянными и пустыми, как тоннели в метро. Ненавижу метро.
У неё есть имя, но я не люблю говорить о нём. И она прекрасно это знает, поэтому и молчит. Наверное, ждёт удобного момента, чтобы нанести удар. Я продолжаю смотреть в стеклянные глаза, а затем отворачиваюсь и иду к двери, намеренно громко шаркая резиновыми подошвами по ковру. Пусть знает, что я ухожу. Пусть теряется в догадках, что сегодня я расскажу доктору. Тогда она точно захочет поговорить, в этом я не сомневаюсь.
Звук подошвы заглушает ворсистый ковёр цвета кофе с молоком. Стены коридора тоже выкрашены в светлый цвет, чтобы, как говорили врачи, не нервировать пациентов. Словно нам недостаточно потрясений, чтобы ещё переживать за неправильно подобранный цвет для стен. Я протягиваю ладонь, прикасаясь к гладкой поверхности, и задумчиво провожу пальцами. Внезапно рядом со мной появляется красивый парнишка со светлыми, почти белыми волосами, заставив меня вздрогнуть и отдёрнуть руку, словно я попалась на ужасном преступлении.
На вид ему чуть больше двадцати лет. Высокий, спортивного телосложения, с надменным взглядом и красивым лицом. Он небрежно откидывает с лица чёлку и пристально смотрит на меня. В этот миг я едва сдерживаю приступ паники. Почему-то его лицо кажется знакомым, хотя я никак не могу вспомнить, где бы мы могли встречаться. И это пугает.
— Привет, — говорит он, расплываясь в ухмылке.
Я киваю, не в силах вымолвить и слова, надеясь, что он уйдёт. Вместо этого парень продолжает стоять рядом и внимательно изучать моё лицо, будто в ожидании чего-то. Мои нервы напряжены до предела.
— Мисс Карли, вот вы где, — я чуть не подпрыгиваю от неожиданности и оборачиваюсь к медсестре.
— Карли, — повторяет блондин, и от его бархатного голоса по коже бегут мурашки.
Что за чертовщина?! Разве могут его взгляд или голос так на меня действовать? Он будто Нильс с волшебной дудкой манит меня за собой, и я с трудом стряхиваю с себя его чары. Проблеяв что-то невразумительное, я бегу за медсестрой к столовой, пытаясь избавиться от стойкого ощущения, что наши дорожки с этим парнем ещё пересекутся.
Молча взяв поднос, я встаю в очередь к раздаточному столу. Разнообразие блюд отвлекает от мыслей о красивом блондине. Протянув руку, я, немного помешкав, ставлю на поднос тарелку с глазуньей, добавляю сосиски и салат из свежих овощей. Долго думаю между кофе и чаем, но, в конце концов, беру яблочный сок и ищу взглядом свободный столик. Такой обнаруживается в самом центре зала рядом с пальмой в горшке. Быстрым шагом преодолеваю нужное расстояние, но в тот момент, когда я опускаю поднос на стол, на соседний стул плюхается рыжеволосая девушка и с удивлением смотрит на меня. Буравим друг друга взглядами, а затем я пододвигаю стул и сажусь напротив неё.
— Ты новенькая, — произносит соседка по столу, уставившись на меня безо всякого стеснения. — Ни разу тебя не видела.
«Ты просто капитан Очевидность», — хочется сказать мне, но вместо этого неопределённо пожимаю плечами.
Не получив отклика, она продолжает:
— Я Лиззи. И сегодня сто восемнадцатый день моего пребывания здесь.
— Привет, Лиззи, — бормочу я с набитым ртом. — Я — Карли.
Лиззи нервно хихикает, словно я сказала нечто очень смешное. Подняв взгляд на девушку, я хмурюсь: или у неё странное чувство юмора, или я даже не заметила собственную удачную шутку. Делаю глоток тёплого сока и жалею, что отказалась от чашки бодрящего кофе. Он бы привёл меня в чувство гораздо быстрее, чем эта безвкусная дрянь.
— Смешное имя, — говорит Лиззи, продолжая смотреть на меня.
Я нервно сглатываю, отставляя стакан в сторону, и уже более пристально рассматриваю собеседницу. Рыжие волосы в полнейшем беспорядке, словно их обладательница совершенно за ними не ухаживает. Грязными паклями пряди свисают вдоль худого, немного вытянутого лица, на котором сильно выделяются аквамариновые глаза и длинный нос, усеянный веснушками. На вид ей лет шестнадцать-семнадцать. Почти ровесница, хотя отчего-то кажется, что она во многом даст мне фору.
— Ты всегда такая неразговорчивая? — переходит в наступление новая знакомая, пытаясь вовлечь в разговор, но я не реагирую на уловку. Лиззи сдувает с лица прядку волос и небрежным тоном произносит: — Неудивительно, что ты оказалась здесь. Во «Флоренсе» полно ненормальных.
Почему-то именно эта фраза пробуждает во мне какие-то чувства, заставив улыбнуться. И это меня она называет ненормальной? Да я хотя бы не пристаю к незнакомцам и не несу всякий вздор, как это делает она.
— А ты, я вижу, умеешь заводить друзей, — улыбка не сходит с моего лица, Лиззи удивлённо щурится, но молчит. — Я просто хочу пройти свой курс и вернуться домой, мне не до новых знакомств.
На лице девушки появляется странное выражение, но тут же сменяется на безмятежно-равнодушное. Если она ждёт расспросов, то я не доставляю ей этой радости. Вместо этого снова утыкаюсь взглядом в тарелку, мечтая провалиться под землю.
— Все так думают, — выдержав паузу, произносит Лиззи, но резко прерывается, уставившись на кого-то за моей спиной.
Медленно обернувшись, вижу, как за соседний столик присаживается знакомый мне блондин. Он без подноса, но светловолосая девушка рядом с ним, видимо, запаслась на обоих. Парень что-то говорит, отчего на лице блондинки появляется улыбка. Я чувствую себя неловко и поспешно отворачиваюсь.
— Мистер Самомнение со своей подружкой, — нервно хихикает Лиззи, накручивая прядь грязных волос на палец. — Она здесь немногим меньше меня, а он появился около месяца назад. Вот уж отличная парочка — социофобка и тёмная лошадка.
— Кто они? — шепчу я, склоняясь к столу.
Лиззи импонирует мой интерес, поэтому она с радостью делится информацией, которую успела собрать. Парень назвался Кайлом, и по какой причине здесь оказался, Лиззи не знала, хоть и пыталась выяснить. Девушку звали Линдси, и попала она сюда за драку.
Я снова оборачиваюсь и смотрю на соседний столик, за которым восседает парочка блондинов. Я, конечно, не специалист, но на первый взгляд девушка выглядит здоровой. Она совершенно свободно сидит среди людей и смеётся над шутками Кайла. На лице румянец, глаза блестят, светлые волосы собраны в хвост на затылке. На мой взгляд, Линдси очень красивая девушка без намёка на ненормальность.
Линдси склоняет голову набок, и наши взгляды встречаются. Пару секунд мы смотрим друг на друга, а затем она улыбается той милой и искренней улыбкой, которую можно встретить у маленьких детей. Я невольно улыбаюсь в ответ. Видимо не выдержав, что моё внимание обращено не на неё, Лиззи хлопает меня по руке.
— Ты так уставилась, будто она обезьянка в клетке, — заявляет Лиззи, когда я снова смотрю на неё. Рыжая направляет на меня вилку, на зубчиках которой наколот помидор, и продолжает всё тем же самодовольным тоном: — Линдси выглядит совершенно адекватной, но с ней явно не всё в порядке. С Кингли могут общаться только ненормальные.
Я открываю рот, чтобы ответить, когда рядом оказывается медсестра с сообщением, что доктор Николсон ждёт меня в своём кабинете. Даже не попрощавшись с Лиззи, я резко отодвигаю стул и встаю, оставив поднос с остатками еды на столе.
— Ещё увидимся, — кричит мне Лиззи, заставив вздрогнуть от мысли, что это правда. Чутьё подсказывает — эта настырная девица в будущем доставит немало хлопот.
Мы выходим на улицу и пересекаем дворик, чтобы попасть в Административный корпус, где находятся приёмные кабинеты и процедурные. Доктор Николсон ожидает нас на площадке второго этажа, приветливо улыбаясь, что тоже злит.
— Как самочувствие? — спрашивает она, когда мы входим к ней в кабинет.
Я лишь пожимаю плечами, поскольку пока сама ещё не разобралась.
Сара Николсон — ведущий специалист «Флоренса» — была назначена моим врачом, едва я переступила порог реабилитационного центра. Её светло-русые волосы собраны в пучок. Зелёные с коричневыми крапинками глаза будто заглядывают в душу, отчего мне становится слегка не по себе. Сцепив пальцы в замок, я стараюсь выровнять дыхание. Не стоит нервничать с первых же минут общения с лечащим врачом, иначе она заподозрит неладное.
— Вы вновь не спали, — говорит она, уставившись на меня, словно удав на кролика. — Карли, поступая в клинику, вы обещали, что будете следовать всем моим предписаниям, но почему-то отказываетесь выполнять их. Так я никогда не смогу вам помочь.
Смотрю на неё, стараясь не моргать, и вспоминаю нашу первую встречу, когда я только перешагнула порог «Флоренса». Я поднималась по лестнице в сопровождении одной из медсестёр, когда мне навстречу вышла молодая женщина в форменной одежде клиники. Мельком скользнув взглядом по её лицу, я споткнулась и едва не полетела с лестницы, лишь чудом удержав равновесие.
— Мне кажется, мы с вами незнакомы, — на лице молодой женщины появилась профессиональная улыбка. — Сара Николсон. А вы Карли Джексон? Не ожидала увидеть вас раньше завтрашнего дня.
— Карли Джексон, — повторяю я за ней. — Только это не моё настоящее имя.
— Пройдёмте в мой кабинет, мисс Джексон, — говорит она, не меняя доброжелательного тона. — Вы расскажете мне обо всём, что вас волнует.
— Зовите меня просто Карли, — это были первые слова, которые я произнесла без раздражения, оказавшись в клинике.
— Следуйте за мной, Карли, — улыбнулась краем губ Сара Николсон.
Повернувшись, она легко взбежала по ступеням и скрылась в одном из боковых коридоров. Я поспешила за ней, боясь отстать и потеряться в незнакомых переходах «Флоренса». К моему удивлению Сара Николсон не ждала, пока я догоню её, а летела вперёд, словно судно под парусом. Мне пришлось перейти на бег, чтобы не отставать, а она, казалось, и не замечала моих затруднений. Интересное у них здесь всё устроено.
— Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку, — словно прочитав мои мысли, проговорила Николсон, когда я догнала её у дверей кабинета.
— Вы любовница владельца клиники? — с долей иронии спросила я, войдя в просторный кабинет и по-хозяйски опустившись в кресло напротив её рабочего стола. — Или настолько квалифицированный врач, что вам предоставляется полная свобода действий?
Теперь уже Николсон позволила себе ироничную ухмылку. Она заняла своё место и без обиняков спросила:
— Что привело вас во «Флоренс»?
— Неужели вам не предоставили моё личное дело? — недоверчиво поинтересовалась я, откинувшись назад и положив локти на подлокотники.
— Вот это? — Сара указала на папку, лежащую у неё на столе, а затем решительно отодвинула её в сторону. — Я посмотрю его после беседы с вами. Мне нужно составить собственное мнение о вашем состоянии, прежде чем узнать, что пишет психотерапевт, направивший свою подопечную на лечение ко мне.
— Эбигейл Джонсон курировала меня на протяжении полугода, — кивнула я, закинув ногу на ногу и продолжая разглядывать Николсон. Она не казалась настолько профессиональной, насколько расписала её доктор Джонсон. — Поняв, что лучше мне не становится, она посоветовала обратиться к вам.
— Вы ведь не доверяете врачам, не так ли, мисс Карли? Так что привело вас сначала к Эбби Джонсон, а затем ко мне?
Я наклонилась вперёд, пытливо уставившись на Сару Николсон, словно надеялась смутить её или выбить из колеи, но заработала лишь снисходительную улыбку.
— Вы ненамного старше меня, но уже успели заработать некоторую известность в узких кругах, — наконец, выговорила я свои сомнения, — если уж Эбби Джонсон — одна из лучших психотерапевтов Лондона — не смогла мне помочь, а направила к вам, то неужели вы можете что-то, чего не удалось ей? Вы волшебница, доктор Николсон?
— Вас смущает мой возраст, — улыбнулась молодая женщина, а затем, подавшись вперёд, доверительно прошептала: — на самом деле я гораздо старше, чем вы думаете, но правильное питание, спорт и секс творят чудеса.
От удивления я приоткрыла рот и уставилась на докторшу. Она лишь улыбнулась и, вновь откинувшись на спинку своего кресла, попросила рассказать, что привело меня к ней. Я вздохнула, собираясь с мыслями, и быстро выпалила:
— Мнкжесячтясхжсма.
— Помедленнее, Карли, — тихо проговорила Сара. Потянувшись к графину на столе, она налила воды в высокий стакан и протянула его мне.
— Мне кажется, что я схожу с ума, — повторила я, делая между словами некоторую паузу. — Я не могу спать, потому что меня мучают кошмары. И если сначала всё было только во снах, то теперь они начали преследовать меня и наяву.
— Когда все началось? — Николсон сделала пометку в блокноте и снова посмотрела на меня.
Я сделала глоток воды и призналась.
— Через некоторое время после гибели родителей.
Я смотрела в её зелёные глаза, казавшиеся мне яркой травой на лужайке родительского особняка, и всё глубже погружалась в них. Всё остальное перестало существовать, словно кроме меня и этих глаз больше ничего не было. А затем я увидела то, чего страшилась больше всего на свете — зеркало из моих кошмаров.
— С чего всё началось, Карли? — услышала я тихий, словно шелест травы, голос.
— Моё самое первое воспоминание о детстве, — запинаясь, проговорила я, — выглядит так: я стою перед зеркалом на коленях и пытаюсь его разбить. На стекле видны небольшие трещинки, кровь стекает по моим рукам. Я не знаю, сколько времени нахожусь там, но с каждой минутой мне становится всё страшнее. Затем появляются родители и пытаются оттащить от злополучного зеркала. Я вырываюсь из рук отца, но вместе с тем, очень хочу, чтобы они увели меня оттуда. Слышу успокаивающий голос матери, поэтому сдаюсь и повисаю на отцовских руках безвольной куклой. Однако стоит ему сделать шаг от зеркала, оно разлетается на осколки.
— Что дальше?
Я молчу, пытаясь вспомнить, но в итоге мотаю головой и уверенно произношу:
— А дальше темнота.
— Сколько тебе лет?
— Лет шесть, наверное, — в моём голосе явно слышится сомнение, но я и правда не могу с точностью определить свой возраст на тот момент.
— Что ещё ты помнишь до происшествия с зеркалом?
Я напрягаю память в надежде вспомнить хоть что-то, но, как и прежде, натыкаюсь на глухую стену. Словно до момента с зеркалом у меня начисто стёрли все воспоминания.
— Ничего!
— Зеркало, Карли, ты видишь зеркало?
Голос вернул меня в прошлое. Только теперь я стояла чуть поодаль и словно наблюдала всю ситуацию со стороны. При виде маленькой темноволосой девочки в голубом платье моё сердце сжимается от боли и тоски по давно утраченному.
— Карли, что ты видишь помимо зеркала?
Я поворачиваюсь и гляжу по сторонам, удивляясь, как это мне раньше не пришло в голову здесь осмотреться. Я нахожусь в маленькой обшарпанной комнатке, единственной ценностью которой является большое зеркало в позолоченной раме в полный человеческий рост. На одной из стен маленькое окошко. Сделав пару шагов, я приближаюсь к нему и выглядываю, надеясь понять, где нахожусь.
— Я вижу окно, — говорю я и, прежде чем мне зададут новый вопрос, продолжаю: — уже ночь. Вижу фонарь на другой стороне улицы, и это единственный источник освещения. Определить место не могу, но оно кажется мне смутно знакомым.
— Что ещё ты видишь в комнате?
Я отворачиваюсь от окна и скольжу глазами по помещению, пытаясь найти что-нибудь такое, что подсказало бы мне, где я нахожусь. Но кроме зеркала и обшарпанных стен там больше ничего нет.
— Ничего.
— Где в этот момент находятся твои родители?
Я растерянно смотрю на девочку и понимаю, что родители уже должны были появиться. Странно. Они должны быть здесь, вызывать скорую и успокаивать меня. Приблизившись к зеркалу, я вижу сеть мелких трещин, покрывавших стекло, а затем моё отражение заполняет всю поверхность и шипит:
— Смерть стоит за правым плечом, Лиссандра. Она рядом. Обернись.
Я зажмурилась и закричала, а после стекло взорвалось осколками.
— Карли, Карли, вы меня слышите? — надо мной склонилось белое пятно. Я пыталась сфокусироваться на нём, но ничего не выходило.
«Что происходит? Где я?»
— Карли, сделайте глубокий вдох, — продолжало наставлять пятно, и я послушалась. — Выдох. Вдох — выдох. Дышите, Карли, дышите.
Затем перед лицом замаячил стакан с водой. Дрожащей рукой я прикоснулась к прохладному стеклу, но не удержала и уронила себе на колени. Холодная вода мгновенно промочила джинсы, заставив подпрыгнуть на месте. В тот же миг все чувства вернулись ко мне.
Передо мной маячило побледневшее лицо Сары Николсон. Это её я отождествляла с белым пятном несколько минут назад. Растерянность сменилась гневом.
— Как вы посмели? — выкрикнула я, оттолкнув растерянную женщину от себя и вскочив на ноги. — Кто, чёрт бы вас побрал, позволил влезть в мою голову?
«Матушка бы не одобрила таких слов, — раздался в голове назойливый голосок, — юным леди не пристало так выражаться».
«К чёрту всех! — гневно подумала я, сжимая руки в кулаки. — Матушку, отца, Николсон, всех. К чёрту!»
— Мне жаль, Карли, что так вышло, — произнесла Сара, наливая воды в другой стакан, я уже собиралась отказаться, но она и не думала предлагать его мне. Одним глотком опустошив стакан, она рухнула в кресло и взглянула на меня. — В моей практике такое впервые. Я не ожидала подобной реакции на простое детское воспоминание.
— Вы думаете, всё дело в этом зеркале? — прошептала я, постепенно отходя от шока.
— Я думаю, дело в тебе, — через какое-то время ответила Николсон, — но меня тревожит совершенно другое.
— Почему мои воспоминания отличаются от тех событий, что произошли на самом деле? — я пытливым взглядом уставилась на женщину, но она продолжала буравить глазами стол. — Я ведь правильно все поняла? Вы воспользовались гипнозом и отделили мои реальные воспоминания от тех, какими их заменил мой детский испуганный разум. На самом деле моих родителей там не было. Их вообще не было на тот момент. Я их придумала. Верно?
— Думаю, что да, — наконец, призналась Николсон, посмотрев на меня.
— Меня удочерили, — я вернулась к своему креслу и примостилась на подлокотнике. — Спустя полгода, после оглашения завещания, я получила доступ ко всем счетам родителей и нашла папку с документами.
— До этого ты не знала, что родители тебе не родные?
Я молча покачала головой, открывшаяся правда стала для меня вторым большим потрясением после их смерти. Мне до сих пор не верилось, что я оказалась приёмной дочерью.
— Вам следует отдохнуть, мисс Карли, через несколько дней мы продолжим наш разговор, — я заметила, что Николсон вновь перешла на «Вы», а значит, она окончательно оправилась от потрясения. Мы вновь оказались в положении: доктор и пациентка.
— Вы правы, доктор Николсон, — кивнула я, улыбнувшись и проследовав к двери, — мне нужно отдохнуть и многое переосмыслить. Доброго дня вам.
Я уже выходила в коридор, где меня ждала медсестра, когда Сара спросила:
— Оно назвало тебя Лиссандрой. Почему?
— Самой хотелось бы знать, — тихо ответила я, не оборачиваясь, и закрыла за собой дверь.
С того разговора прошло две недели, и вот мы вновь оказались наедине с Сарой Николсон. Я не знаю, чего ждать от сегодняшней нашей встречи, но, казалось, Сара не помнит о том, что произошло на первом сеансе психотерапии. Или не хочет помнить об этом.
— Меня мучают кошмары, — наконец, отвечаю я, когда доктор повторяет свой вопрос. — Мне проще совсем не спать, чем каждый раз будить своим криком половину этажа. Ваши лекарства больше не действуют, я перестала принимать их три дня назад.
— Что вам снится?
— Один и тот же человек, — произношу я, кусая губы, — он стоит напротив меня, я вижу, как горят его глаза, как корчится лицо, как шевелятся губы. А затем куда-то проваливаюсь.
— Вы знаете его?
— Нет, — мотаю головой я, а потом признаюсь: — он кажется мне знакомым, но я уверена, что не встречала его прежде. Впрочем, как и того светловолосого парня, от которого у меня дрожь по телу.
— Светловолосый парень?
— Кажется, его зовут Кайл… Кайл Кингли…
— А, Кайл, — понимающе улыбается Николсон, сложив ладони в замок и положив на него подбородок. — Что вы думаете о нём?
Я снова пожимаю плечами, словно этим движением можно ответить на вопрос Николсон, но она продолжает вопросительно смотреть на меня, отчего я недовольно бормочу:
— Не знаю, что я могу думать о нём, ведь мы встретились только сегодня, и эта встреча длилась не более двух минут. Помимо какого-то сверхъестественного узнавания, словно прежде мы были знакомы, я почувствовала страх и почему-то разочарование.
— Кайл из тех людей, которых либо любишь, либо ненавидишь, — улыбается молодая женщина, наблюдая за моей реакцией на свои слова, но я безучастно смотрю в точку на стене чуть повыше её плеча.
— Третьего не дано?
— Как знать… — качает головой женщина, а затем решительно произносит: — Но о Кайле я буду говорить исключительно с Кайлом. Продолжим с вами.
— Помимо него я сегодня познакомилась с рыжеволосой девушкой по имени Лиззи — вдруг говорю я, слегка качнувшись вперёд. — Она весьма любопытная особа.
— Карли, вы решили обсудить пациентов клиники? Неужели думаете, что я стану…
— Она показалась мне достаточно странной, и я хочу знать, стоит ли её опасаться.
Сара молчит, будто обдумывает мои слова, но затем всё же решает меня успокоить, поэтому говорит:
— Лиззи себе на уме, но не способна на открытую агрессию. Если это всё, что вы хотели узнать, давайте вернёмся к нашему сеансу. Я подготовила несколько тестов, благодаря которым мы сможем лучше понять причину вашего заболевания.
— Я устала, — говорю я, не кривя душой, — давайте перенесём наш сеанс на другое время?
Она смотрит так пристально, что мне становится не по себе. Кажется, она проверяет меня на честность, и я уже жду отказа, когда Николсон вдруг соглашается с моими условиями.
— Джуди проводит вас в вашу комнату, где вы сможете отдохнуть.
— Спасибо, — я торопливо поднимаюсь и направляюсь к двери, но на пороге оборачиваюсь и, запинаясь, бормочу: — До свидания.
Она улыбается, отчего хочется взвыть, однако сдерживаю себя и улыбаюсь в ответ. Точнее растягиваю губы в подобие улыбки, потому что забыла, когда в последний раз искренне улыбалась. Медсестра ждёт меня на выходе. Я киваю ей, как старой знакомой, и прохожу мимо, молча спускаясь по лестнице. Джуди не отстаёт ни на шаг, но не делает попытки заговорить, за что я ей безмерно благодарна. Сейчас я меньше всего расположена к беседам, и небеса благоволят мне.
Никого не встретив, мы добираемся до жилого этажа, проходим по коридору и останавливаемся возле моей комнаты.
— Спасибо, — неловко бормочу я, нажимая на бронзовую ручку.
— Если вам что-то понадобится, позовите меня, — произносит дежурную фразу Джуди и ждёт, пока я зайду в комнату. — Доброго дня, мисс Карли.
Я вновь киваю и закрываю дверь перед её носом. Подхожу к кровати и падаю на матрац, зарываясь пальцами в мягкие простыни. Меня наполняет чувство опустошённости, поэтому приподнявшись на локтях, беру с тумбочки пузырёк с таблетками, высыпаю на ладонь несколько штук и проглатываю без воды. Чувство умиротворения накатывает волнами, и я покоряюсь его воле. Отчего-то мне кажется, что сегодня обойдётся без кошмаров. И мне очень хочется в это верить.
.