Читать онлайн
"Ариш и Маг. Влияние феникса (книга вторая)"

Три месяца минуло с памятного дня, когда я разделила постель с избранником Зова. С той поры мы с ним так и топчемся на месте, ни на йоту не продвинувшись в любовных отношениях. Просто ведём светские беседы, пытаясь найти общие интересы, но пока солидарны только в том, что устраивать матримониальный обряд по общепринятому закону слишком рано. Не хватит сил радоваться жизни, когда архимаг периодически появляется на пороге нашего особняка с неизменным «Прими регалии, Разов! От твоей так называемой любви избавимся в щелчок пальцев!»

К тёмному! Не позволю от себя отмахнуться!

Напыщенный соправитель империи может сколько угодно настаивать на своём, но я точно не сдам с трудом завоёванных позиций. Лер Орокиос Разов — мой! Так что — либо архимаг катится восвояси, либо принимает наши отношения.

Однако Гор Сария Висталь вряд ли возьмётся за ум. Трудно найти человека упрямее.

В любом случае, придётся ему подождать со своей «преемственностью», пока мой скорый супруг не станет вновь самим собой. Не начнёт себя вести как в меру нормальный человек, а не гад расчётливый, решивший мне нервы вытрепать своей отстранённостью. Его холодность уже в печёнках сидит! Как тут укреплять нашу магическую связь? Как, скажите на милость, проявлять любовь, если даже спальни отдельные? Тошно от разумности Лера. Ладно бы — только. Но он явно стремится подавить рост своей Свени.

И это когда «белая тень» стала более видимой и объёмной. Вот где порадоваться бы — воскрешается свет Орокиоса, да проблема в том, что Мага, похоже, возрождение собственной души напрягает. Этот невозможный человек любые признаки своих эмоций душит в зародыше, фанатично демонстрируя рационализм и неизменную логичность. Его воля — кремень. Взгляд холодный. Хоть иногда разговаривает, и на том спасибо.

Где бы мы были без светского долга? Без рассуждений о погоде или разбора прочитанных книг? Без судьбоносных неожиданностей, как нынешняя, столкнувшая нос к носу в коридоре второго этажа?

Виновница переполоха — Сарис Марис. Невысокая плотного сложения женщина — моя мать, о чём лишний раз я стараюсь не думать. А также она — Верховная Провидица и экономка дома Грёжес, поднявшая нас с Магом с постели в столь поздний час и сообщившая о прибытии «гостьи». Сразу стало ясно, что пришлую она знает, но не собирается по обыкновению сообщать имя. Вечные интриги и недосказанности! Только сейчас-то-какой смысл?

Поспешно спускаясь по лестнице вслед за экономкой, я прислушиваюсь к уверенным шагам за спиной. Идущий следом Маг наверняка тоже не представляет, кого нелёгкая принесла в столь поздний час. Одно хорошо — не архимага. За сутки второго явления мне точно не вынести. А появись данная личность на пороге, Сарис Марис бы точно о нём сообщила по всем правилам.

Как же я зла. На неё, Гор Сарию Висталя. Особенно на Мага. В отношении него уже готова пойти на крайности: недавно посетила мысль эту надменную аристократическую персону опоить зельем. Больше не боясь нашего единения, ощущаю потребность ослабить его самоконтроль и затащить в постель. С моей стороны немного плотского и душевного — и Свень быстрее вырастет. А то затянувшаяся «холодная война», неизвестно когда и почему начатая, изрядно надоела. Того гляди начну кричать в голос!

Мотнув головой, избавляюсь от посторонних мыслей и импульсивных желаний. Не до них сейчас.

Сарис Марис замирает у перил, тогда как я, оставив позади последнюю ступеньку витой лестницы, сворачиваю направо и, преодолев холл, быстро вхожу в гостиную и застываю. Идущий следом Маг, налетев на меня, чуть не сбивает с ног, но успевает придержать, предотвращая падение.

Вплотную прижатая к мощной мужской груди, прикрытой наспех накинутой рубашкой, я ощущаю обволакивающе-тёплое дыхание у виска и сильные пальцы, нежно скользнувшие от талии к бедру.

Размышлять о возможном сближении — или на что там намекают неосознанные действия Лера — мне некогда. От софы оборачивается темноволосая девушка, облачённая в изрядно потрёпанный брючный костюм, какой обычно носят боевые маги и магини. Только этот не имеет опознавательных нашивок. Изучающий надменно-внимательный взгляд неожиданной визитёрши задерживается на мужских руках, обнимающих меня за талию. Высокомерная маска, привычная на утончённом лице, потревожена полуулыбкой.

— Значит, сошлись… — иронично говорит гостья.

Не к добру этот визит. В воздухе звенит напряжение.

— Какими судьбами, Алзея? — интересуюсь у бывшей жрицы Храма Амунаи, покинувшей обитель одновременно со мною. Она тоже обзавелась парой, правда, до сих пор не понимаю, каким образом. Ведь покупатель — храмовник, которого самого выкупили. Путь временно. Вот и пойми странности Зова. Неужели возможен тройственный союз? О таком я не слышала, но кто знает… Вдруг посторонний человек тоже может прикасаться к отмеченным призывом? Не особо ведь разбираюсь в тонкостях.

— Необходима ваша помощь, — Алзея обращается к нам обоим, хотя глядит на Лера, стоящего позади меня. Оно и понятно — хозяин владений.

Рука с моей талии исчезает.

— Какая? — голос Мага неожиданно сух.

— Прибежище и магическое лекарство.

Удивлённо замираю. Лер Разов владеет столь редким искусством?

— Для кого? — спрашивает он.

В мужском тоне помимо сухости появились резкие нотки. И я понимаю — этот непостижимый человек способен заштопать пострадавшего, однако без весомой причины силы тратить не станет. Очень избирательный подход к делу. Как-то даже неуютно стало.

Неприятно сознавать, но мне совсем неизвестен Маг в его привычном для общества статусе. Танцуя перед ним в обители или противостоя заключённой в нём душе-альху, я по достоинству оценила лишь носимую им мощь. Однако маг-лек — это редкое магическое умение, которое потянут единицы из силовиков, ибо настолько тонкое искусство требует невиданной концентрации и небывалой точности. И лишь этот вид магии способен исцелять оборотных, имеющих две личины — человеческую и животную.

Алзея направляется к парадному выходу.

— Лучше один раз увидеть… — замечает она, проходя мимо.

Лер идёт следом, я за ним. Сарис Марис стоит у лестницы, ожидая распоряжений. Как провидица, она наверняка наперёд знает все предстоящие события, но самовольничать не спешит.

Посмотрев на неё, поспешно отворачиваюсь. Не могу преодолеть это мерзопакостное ощущение от её присутствия, ведь очень трудно простить матери смерть младшей сестры, ещё сложнее поговорить откровенно, чтобы разобраться с прошлым.

И Сарис Марис не настаивает. Более чем уверена, она точно знает, когда я сдамся.

Сцепляю зубы и…

Окунаюсь в промозглость осенней ночи.

Изогнутые фонари освещают подъездную аллею и расколотый фонтан, всё ещё не восстановленный после знаменательных событий трёхмесячной давности. Тогда возрождающийся Нэрьярд Висталь, монарх давних веков, через портал сорвал с места женскую статую, что была вместилищем нового воплощения его супруги, обрётшей плоть чуть позднее…

Но важнее всего, что чужие души оставили наши с Магом тела. Теперь мы свободны от участи {альху}.

Алзея быстро спускается к стоящему у начала лестницы чёрному дилижансу, запряжённому пегими лошадьми. Открыв дверцу, она отступает в сторону. В темноте многого не разглядишь, однако только я, видимо, ничего не вижу.

Нырнув в чернильную глубь, Маг осторожно поднимает на руки девушку, от его прикосновения вспыхнувшую лёгким облаком защитного заклинания. Задача своеобразного магического кокона, судя по мерцающим на теле символам, поддерживать токи жизни в нём, сплошь покрытом глубокими рваными и колотыми ранами. Пострадавшая еле дышит.

Значит, Алзея говорила о наследнице оборотных равнин — кхарьт, Рике? Эта девушка некогда скрывалась в стенах обители под мужским обликом, и навещал лже-храмовника один клиент, как выяснилось, супруг и вожак альторов — оборотных предгорий. Судя по состоянию девушки, её пытали. Пострадала от рук брата, о котором говорила? Или соплеменников?

Маг отдаёт приказ:

— Сарис Марис, приготовь гостевую!

Экономка, вышедшая за нами следом, быстро скрывается в глубине дома, поэтому неудивительно, что когда мы добираемся до второго этажа, постель уже застлана непромокаемым материалом, используемым при магической хирургии или хилле`рит — способе оперирования без сподручных предметов и одной из сложнейших практик маг-лек.

Неужели такой талант присущ Магу? Удивлённо гляжу, как он опускает свою ношу на кровать, готовый исцелять.

— Ариш, помоги с одеждой, — даёт он новое указание, теперь уже мне.

Совместными усилиями мы снимаем то, что можно снять, в проблемных местах пользуясь ножницами. Экономка приносит два ведра с мерцающей зелёной водой, небольшой тазик, окантованный рунической письменностью, и банные принадлежности. Расставив всё около кровати, она сразу начинает обмывать ужасные глубокие раны Рики, отдирая вдавленные в плоть кусочки ткани, оставшиеся от рубашки и дорожных брюк.

Благодаря магическому кокону у оборотной нет кровопотери, но меня всё равно ужасают её раны. Вдавленные винтовые разрезы пересекают грудную клетку от плеча к животу, низ которого сильно исколот и покрыт тончайшими крестовидными порезами. На бёдрах, руках, лице — кровоподтёки и зигзагообразные рубцы. Всё это напоминает следы пыток.

К горлу подкатывает комок. Вонзаю ногти в ладони.

Алзея наблюдает за происходящим от входа, явно не собираясь переступать порог. Стоя в коридоре, она всё же решает высказаться:

— Рика — наследница равнинных кхарьт, а ныне супруга вожака горных альторов. Противостояние между стаями — история неприятная, но из-за неё супружеский союз не принят её родными. Оклеветанная младшим братом и проклятая собственным отцом, она вынуждена скрываться, так как «спит» и не в состоянии обращаться в животную ипостась. Ради собственного благополучия некогда ей посоветовали спрятаться в обители, откуда Варгарта забрал её несколько месяцев назад, а уберечь не смог, — в голосе Алзеи проскользнули неприязненные нотки. Хорошо её понимаю. От холодного звериного взгляда оборотного, с которым однажды имела несчастье столкнуться, озноб по коже. Вот с кем встречаться вновь не желаю. И тут же раздаются снисходительные слова бывшей жрицы, словно раньше не она говорила, а кто-то другой: — Варгарта, конечно, не идеален. Крутой нрав, помноженный на диктаторские замашки — звериная смесь. Оттого его любовь диковата, что, впрочем, свойственно альторам. Я бы с таким ужиться не смогла, но у Рики более покладистый характер.

Сарис Марис отступает от Рики, и теперь я вижу то, что раньше не бросалось в глаза: в ранах на груди оборотной блестят острые осколки — не то стекло, не то кварц.

— Это… — тянусь разглядеть.

— Не приближайся!

От резкого окрика я вздрагиваю. Глаза у Мага на затылке, что ли? Даже не обернулся. Сосредоточившись исключительно на пострадавшей, он отработанным движением снимает с девушки защитный магический кокон. Тут же открываются её раны, и кровавые ручейки, узорчато переплетаясь, стекают под тело оборотной.

Мелькает мысль предложить зелье, останавливающее кровотечение, но интуиция подсказывает, что лучше не вмешиваться в работу Мага, когда он столь напряжён. После его приказа между нами словно выросла стена. Приближусь — точно рада не буду, поэтому располагаюсь в сторонке, как Алзея и Сарис Марис.

От взгляда на мать накрывает волна неприязни. Но тут же легчает.

Беда, случившаяся с Рикой, не имеет никакого отношения к Эйе. Мне ли не понимать? Тогда откуда эта злость, на мгновение усилившаяся стократно? Я словно снова вижу ад, через который прошла сестра…

Тру переносицу. Выдыхаю. Надо успокоиться. Прошлое пусть остаётся в прошлом.

Придя к подобному выводу, снова перевожу взгляд на Мага. Опустив руки в принесённую экономкой зелёную воду, он вынимает их уже изумрудно-прозрачными. Мерцающие призрачные пальцы легко погружаются в плоть Рики и раз за разом достают из грудной клетки и живота блестящие осколки, чтобы бросить их в таз, рунические надписи на котором вспыхивают неприятно-багровым.

Маг неожиданно вздрагивает.

— Поранился? — спрашиваю, тревожно подавшись вперёд.

— Нет.

Загородив собой Рику, он продолжает прерванное занятие. Воздух в комнате вибрирует и постепенно холодает. Стремясь согреться, я растираю ладонями плечи. Алзее тоже неуютно. Она то и дело мнёт пальцы, словно ощущает сильнейший дискомфорт. Мы нервничаем, потому что Хвори? Если подумать, я почти ничего не знаю о маг-лек — лишь слышала, что с его помощью можно лечить оборотных и подобных им существ, которых даже в специальных нефритовых комнатах не исцелить.

Может ли магия Хвори конфликтовать с данным видом магического лекарства?..

Маг продолжает заниматься Рикой. Чувствую себя не у дел. И не только в данной ситуации. Последнюю пару недель он меня частенько игнорирует: то мимо проходит, не сказав ни слова, то уединяется в кабинете, и я вкушаю яства в полном одиночестве.

Напрягает!

Конечно, я не ждала лёгких отношений, когда этого невозможного мужчину лишили эмоций. Лер есть Лер. Логика — наше всё! Однако откуда взялось демонстративное отчуждение, ведь Свень постепенно возрождается? Стал бы Орокиос держать меня на расстоянии? Вряд ли.

Это чувство беспомощности, Рэк побери, невыносимо! Не для того я пошла на поводу у Зова, чтобы меня отвергли.

За спиной Мага на полу мерцает белая Свень. Полумесяц шириной с мою ладонь, дающий понять, что Орокиос не сдаётся. Несмотря на подавляющую разумность Лера, он рвётся к жизни, стремясь отстоять свои позиции. А я не знаю, как ему помочь. Схожу с ума от бесконтрольности собственных чувств: охватывают то гнев, то печаль, порой радость или всеобъемлющая любовь, которую некому принять.

Перестав быть альху, я осталась наедине с ураганом незнакомых эмоций. Словно в одночасье открылась дверь, долго сдерживающая меня истинную: чувствующую, живую, открытую и одновременно страшащуюся тьмы, которую посеял в душе отец. Наверное, именно поэтому иногда меня словно замораживает слепая ненависть, на мгновение лишающая всего человеческого.

И ещё в последнее время изредка я слышу неясный шёпот, исходящий от стен особняка — во мне постепенно пробуждается Сила Камня. Та самая мощь, что выплеснулась несколько месяцев назад и уничтожила Ваниуса фон Триса.

И всё же не я покарала мерзавца за совершённые злодеяния. Просто удачное стечение обстоятельств. Хорошо разыгранная провидицей и, наверное, Её Величеством Ари Шамэей Грёжес партия, в которой мне отвели роль податливой марионетки. Послушной и не допускающей даже мысли взбунтоваться.

Идеальная альху…

До тошноты!

Пусть я мечтала наказать виновного в смерти Эйи, но день ото дня меня всё больше охватывает злость на ту зависимость, в которой тогда находилась. Именно из-за этого разменной монетой оказался Орокиос, а рядом со мною остался бездушный Лер, и его отчуждение чрезмерно раздражает. Вот и рождается внутри неясное беспокойство, словно стою у края пропасти и могу сорваться вниз. И сердцем чувствую, что спасти от такой участи может лишь Орокиос. Мерцающая «белая тень» позади Мага — то немногое, что осталось от Свени, некогда принявшей образ храмовника, искренне клявшегося в любви, а затем пожертвовавшего собой, чтобы защитить меня.

По сей день, несмотря на планомерно возрождавшуюся Свень, я в кошмарных снах переживаю тот момент, когда, прикрыв от летящего мне в грудь кинжала, Орокиос обратился в световую пыль. Казалось, это конец. И мысль, что его больше не будет рядом, сжала сердце холодными тисками, пробуждая подлинные чувства, отвергаемые мной долгое время. И теперь я знаю, кого люблю. Но прекрасно понимаю, что тот Орокиос, который существовал в облике человека, погиб навсегда. Остались только его чувства. Светлые эмоции, пробуждения которых жду день за днём.

Отчего же Маг сопротивляется возрождению своей души? Эта его скрытность… Когда я впервые ощутила странный налёт отчуждения, призванный держать меня на расстоянии?..

Пожалуй, изменения начались после первого визита архимага. Именно тогда, глянув на меня внимательно, Маг не соизволил составить компанию на прогулке по саду — каждодневном ритуале, благодаря которому мы пытались сблизиться. После того отказа он стал отдаляться. Сколько раз в те дни я стучалась к нему, приглашая на прогулку? Сколько раз меня посылали в сад любоваться поздней осенью в одиночестве? Не сосчитать. И то, что сейчас моя так называемая вторая половинка поворачивается ко мне спиной, не позволяя соприкоснуться со своей магической составляющей, угнетает.

Одно время барьеры возводила я, а теперь он отгородился своей холодностью. Хватит! Пришло время поговорить. Ибо тайны и недомолвки создают проблемы, а не способствуют взаимопониманию, которое нам так необходимо. Особенно сейчас, когда участь альху позади и чужая душа больше не ограждает меня от злосчастной судьбы.

Без сильной защиты от тёмного призыва мне не обойтись.

Абонесса была права, когда при заключении договора выкупа заметила, что сильный маг — прекрасный выбор Зова, позаботившегося о моём благополучии. В борьбе с моим отцом покровительство Лера Разова неоценимо. По крайней мере, так было, пока кое-кого не взяла в оборот отчуждённость, с которой пора заканчивать.

Завершив лечение, Маг отступает от Рики. Она без сознания, но уже не так бледна, дышит глубоко, и раны на груди медленно затягиваются под действием исцеляющей магии. Защитный кокон вокруг тела снова мерцает — предосторожность не бывает лишней.

— Как она? — спрашивает Алзея, отходя от дверного косяка. На её обычно невозмутимом лице искренняя обеспокоенность.

— Опасность для жизни миновала, — сообщает врачеватель и кивает на три рваные раны, пересекающие грудную клетку Рики. — Знаешь, кто её так?

— Свои же…

От острого взгляда Мага мурашки по коже. Но, не развивая тему, практик маг-лек, чьи руки снова стали обычными, направляется к выходу, по пути неожиданно бросая в приказном порядке:

— Размести гостью, Ариш!

Задыхаюсь от возмущения. Выполнять обязанности хозяйки дома я не против, однако не в том случае, когда ко мне обращаются как к прислуге.

К тёмному, не позволю так с собой разговаривать!

— Оставляю всё на вас! — бросаю Сарис Марис и вылетаю в коридор.

Маг направляется к себе размеренным шагом, но как ни стараюсь, не могу его догнать. Неужели он коридор заговорил? Дожили!

— Мистер Маг! — выхожу из себя.

Игнорирует, непробиваемый, и скрывается в своих покоях. Злясь на него, пытаюсь добежать до закрывшейся двери, только цель и поныне там. И что же делать? А молены петь на разрушение заговорённых печатей!

Проходит несколько минут, и я всё же добираюсь до нужной двери. И тут меня охватывает другая напасть — неуверенность. Какое-то время топчусь на месте, пока не доходит, что Маг, чтоб тёмные ему житья не дали, накинул на меня заклинание отворота.

Эта разновидность магии мне не по силам, и он прекрасно об этом знает. Досадливо отступая, я ненароком касаюсь пальцами стены. И испуганно зажмуриваюсь, пытаясь преодолеть дурноту от возникших передо мной странных и непонятных образов, которые давят на разум.

Вот и узнала, из-за чего последние недели Маг непривычно холоден. Спасибо моей растущей силе, просветила, что его прокляли! Да как подобное можно утаивать?..

Разворачиваюсь и на эмоциях влетаю в комнату, готовая рвать и метать! А внутри никого. Угнетающая тишина. Оглядываю спартанскую обстановку, существенно изменившуюся с моего последнего визита. Стены, будто отполированный поднос, отражают солнечные блики. А вот мебель мрачная, угловатая, навевающая мысли о склепе. Дикий контраст. Никогда не пойму этой комнаты, чуждой постоянству. То светлая, то угнетающая, то заряженная магией. До сих пор мурашки вызывают воспоминания о грозовом фронте да отсутствии стен.

Но прошлое к прошлому. Вернёмся в настоящее. Где Маг? Словно отвечая на мысленный вопрос, тишину нарушает всплеск воды. Недоумевая, с чего этого невозможного мужчину потянуло мыться, я быстрым шагом направляюсь в умывальную. А переступив порог, оказываюсь в клубах горячего пара. Щурюсь — обзор нулевой.

— Рэк! — громогласно заявляю о своём присутствии.

— Ариш?!

Вот таким карающим тоном необходимо отвечать? Словно мне на роду написано взойти на эшафот и подчиниться воле палача.

Благодаря открытой двери пар чуть рассеивается, и я замираю, поражённая: от застывшего в воде напряжённого мужского тела к потолку поднимаются чёрно-алые нити, сплетаясь в воздухе в магическую печать. С помощью подобного знака, где в круг заключены три скрещённых зазубренных меча, тёмные маги накладывают «проклятье слепоты», благодаря которому человек родных и близких принимает за чужаков, не видя их. И Маг о таком молчал?

— В бездну всех! — яростно бросаю я, глядя на змеевидные изгибы тёмной магии, тянущей тонкие щупальца от запястья Мага к его плечу, на котором виден кончик крыла феникса — символа нашего единства. Такая же птица светится у меня на левом боку и стелется по рёбрам до середины груди, а у Лера занимает всю спину.

Маг бесстрастно лаконичен.

— Покинь меня! — высокомерно кивает он на выход.

Меня охватывает дикое желание закричать. Да так, чтоб стены содрогнулись. Поддавшись импульсу, втягиваю в грудь побольше воздуха, и в этот момент доходит, что я впервые теряю над собой контроль. Закрываю рот, клацнув зубами. Кричать перехотелось.

— Я остаюсь! — складываю руки на груди и продолжаю топтаться у входа. Маг, мрачнеющий с каждой минутой всё сильнее, занимает большую ванну, наполненную мерцающей магической водой. А я хорошо помню, чем некогда обернулся мой с нею контакт. Подержим дистанцию. Поговорим так. — Рассказывайте, Мистер Маг! — я делаю пространный взмах рукой, который обрисовывает «щупальца к фениксу» и чёрно-алые нити.

Закрадывается мысль — архимаг постарался. То-то зачастил к нам со своим «Брось девицу, Разов! Прими регалии!» Но, как и когда «облагородил»? Чтоб Рэк к нему явился! Шага отсюда не сделаю, пока не разберусь в происходящем.

Но Маг молчит. Сверлит взглядом и молчит. А затем погружается под воду с головой, и пространство заполняет душераздирающий вопль, заставивший меня с силой зажать уши ладонями.

Заголосила сверина — истошная бестия, призванная усиливать «проклятье слепоты». Благодаря бесплотной тёмной сущности наводится вдвойне сильный морок, который может довести и до летального исхода, показывая проклятому то, чего нет.

Как Маг вообще в последнее время своих от чужих отличал? Со мною пусть и держал дистанцию, но не принимал за незнакомку. И с Сарис Марис привычно общался, без странностей. Какими же печатями он поддерживал сознание?

В который раз за этот день меня посетила мысль, что я совсем не знаю Лера и его магический статус. И надо восполнить этот пробел, раз уж мы повязаны Зовом, от которого никуда не деться.

Вопль сверины резко обрывается, повисает гнетущая тишина.

Опустив руки, я передёргиваюсь. Вот угораздило! До тошноты неспокойно на душе. Но тут же понимаю, что эти эмоции возникли не только из-за недавнего вопля. Подавшись вперёд, напряжённо выдыхаю.

— Да чтоб вас, Мистер Маг!

Заполненная магической водой ванная пуста. Вернее, вода-то есть, а вот Мага нет. То ли заговорённая субстанция начала перемещать в пространстве — что невозможно, если верить преподавателям Храма — то ли передо мной иллюзия невидимости.

То есть Маг где-то там, в незримой глубине, по собственной воле или принуждению. Как и я некогда оказалась по его милости в пучине отчаяния, когда он решил насильно вытянуть из меня на поверхность память души-альху.

Чтоб ему пусто было, садисту!

Я хорошо помню момент своего стремительного погружения: ни дна, ни верха, потеряла ориентиры и словно оказалась в бескрайнем океане. Только чудо помогло мне тогда выплыть. Чистое везение, подтолкнувшее наверх, когда правда о чужой душе затопила сознание.

Однако в этот раз всё иначе. В отличие от Разова, разбирающегося во всём и вся, моё магическое направление — зелья. Поэтому о заговорённой воде и её странностях я толком ничего не знаю. Маг в опасности или контролирует ситуацию? Видимо, придётся спросить у Сарис Марис…

Впрочем, судьба бережёт от разговора с матерью. Или чужое проклятье виновато? Но, поскользнувшись, я падаю в ванную и стремительно ухожу под воду. В беспросветный мрак, опутавший холодом сердце и затопивший отчаянием разум. Снова, как тогда, в Замке Ваниуса фон Триса, меня сковывает бессилие. Почему так? Отчего самоуверенность, приобретённая в обители, исчезает, все знания — тоже, и начинает казаться, что мне не по силам постоять за себя или защитить хоть кого-то? Всегда спасают меня! В прошлом — Свень, на этот раз — птица феникс, символ единения, вспыхнувший слепящим заревом призыва. Кожа горит, а лёгкие стынут от чужеродной магии, кем-то накинутой. Бросает то в жар, то в холод, пока меня не обхватывают сильные руки и не вытягивают на поверхность.

Тяжело упав на покатый бортик и кашляя навзрыд, едва не глохну от громогласного:

— Безумная! Не для тебя вода предназначена! — голос Мага бездушнее металла, а лицо — что маска.

До боли першит в горле, но молчать не собираюсь.

— Сам не лучше! — огрызаюсь хрипло. — Только и делаешь, что убегаешь!

— Я не отвергаю тебя, Ариш, — уверяет он и покидает ванную в чём мать родила. Развернувшись, добавляет: — Тёмная напасть — моя проблема. Не лезь!

Его назидательность как песок по зубам.

— И моя тоже, — вздёрнув подбородок, я невольно скольжу взглядом по обнажённому торсу Лера. Оказывается, мощь кроется не только в магии этого мужчины, но и в его теле. Какие пропорции, какие линии… Мм…

Меня аккуратно вынимают из ванны и ставят на мокрый коврик. Маг тянется к вешалкам, явно собираясь обо мне позаботиться. Мило. Мотнув головой, вырываю из его рук полотенце. Раз магией сушить не собирается, сама справлюсь. Наклонив голову, я основательно растираю волосы. Затем вытираю лицо. А вот с мокрой одеждой разберусь позднее, сейчас не до этого. Распрямившись, вызывающе заявляю:

— Наш спонтанный союз не вовремя сформирован!

Маг прищуривается.

— Не своди всё к досадной случайности.

— Если опустить Зов, это и есть досадная случайность! — бросаю в сердцах.

Думаю, конечно, не столь категорично. С Орокиосом некая нить меня всё ещё связывает. Однако стоящий напротив мужчина вызывает только злобу. Мы — пара, а он ведёт себя так, словно я досадная помеха!

Маг снимает с вешалки второе полотенце и обматывает его вокруг своих бёдер.

— Хорошо, — заявляет после недолгих раздумий.

— Что «хорошо»? — напрягаюсь я против воли.

— Раз желаешь стать ближе — не возражаю. Приведём себя в порядок и поговорим.

Захожусь нервным кашлем. Надо же мою злость так интерпретировать! С другой стороны, это только на руку. Хоть какое-то развитие отношений.

— Однозначно поговорим, — закрепляю победу, прежде чем направиться к себе. Сейчас составлю список вопросов, чтобы в процессе диалога не забыть о наболевшем.

Вышагивая по коридору, довольно улыбаюсь: на душе светло, ибо отстранённость Мага дала трещину… И неожиданно меня опутывает ватным коконом дурнота. Ноги подгибаются, и я, еле успев опереться о стену, съезжаю на алую ковровую дорожку. Кружится голова. Размываются очертания канделябров и всего вокруг. Восприятие реальности уплывает в хаотичное переплетение тёмных нитей, мечущихся из стороны в сторону. До нутра пробирает колющий озноб. Омерзительное дуновение, скользнув по щеке, врывается в душу ядовитым шёпотом, сплетённым из двух голосов: барона и отца.

— Ариш… — слышу у самого уха.

Мой панический крик глохнет, когда из магического вихря проявляется смоляной сгусток с извивающимися щупальцами. Их сдавливающее объятие парализует ужасом, порождённым воспоминаниями. Отцовский голос везде — смеющийся, глумящийся, вливающийся в разум мучительными образами новых жертв, познавших агонию в те годы, когда я пряталась в обители от страданий. Так много измученных и истерзанных им девушек, не нашедших после смерти покоя, и их вой забирает силы, подобно беспросветной вьюге, погребая под своей жестокой необратимостью всё светлое и неприкосновенное. Подкатывает тошнота. Самая изматывающая — ментальная. От неё не освободиться, она везде: под кожей, в сердце, душе, мыслях… Как ворох колких жал, ранящих беспощадно.

И ещё льётся отвратительное удовлетворение. От тех, кто виноват в этих изуверствах. От отца… барона… Крувов… Душа отрицает, но мне не скрыться от ядовитой патоки голосов, самоуверенно тревожащих воздух особняка Грёжес, несмотря на защиту Окольса.

Барьер прорван? Ответа нет, лишь…

— Ариш, — интонация добрая, зовущая. — Дитя глупое. Зачем прятаться от отца? Наши узы крепки и нерушимы. Эйя не была моей, но ты… — Чернильный сгусток гладит меня по щеке, надавливает, словно стремится влезть под кожу, разрастись внутри. — Моё сокровище, — голос отца усиливается, заглушая вибрирующие интонации барона. Мёртвого Ваниуса фон Триса. Или нет? Не приняла ли я тогда, в его Замке, желаемое за действительное? Вдруг мерзавец жив? Вдруг он…

— Нет! — отчаянным выкриком на мгновение разрываю путы, что пытаются утянуть меня во мрак.

Я вспоминаю наставления Эрга До — святого наставника обители — и набираю побольше воздуха, чтобы запеть протяжные молены, вытягивающие из пространства светлую энергию для защиты от злого умысла. Однако оберегающее пение даётся тяжело: слова застревают в горле, а губы словно запечатаны вязкой патокой, сквозь которую им трудно прорваться. Только сдаваться я не собираюсь.

— Не смей, Ариш! — взвивается отец.

Больше ни доброты, ни ласки в его словах. Он повелевает. Приказывает сдаться, идти к нему, отдать себя всю, без остатка — отдать во славу его возрождения.

Не бывать такому. Не бывать!

Я пою. И с каждым мгновением мой поначалу хриплый голос крепнет, освобождаясь от шелухи страха и забитости. Теперь в нём сила, которая встаёт мерцающей стеной между мной и отцом. Больше не слышу родительского голоса и не вижу бесформенный мрак, извивающийся кольцами. Морок развеивается, и мир снова улыбается магическим светом, чуть дрожащим в серебряных канделябрах знакомого коридора.

Я справилась. Закрываю глаза. Изматывающая дурнота отпускает, однако сковывает слабость, да такая, что не шелохнуться. Уловив посторонний звук, тревожно приподнимаю веки. На меня глядит Сарис Марис.

— Ты стойкая, — нейтрально замечает провидица.

И это моя мать. Непостижимо!

Опираясь о стену, я осторожно поднимаюсь. Ноги дрожат, но держат. Переведя дыхание, цежу сквозь зубы:

— Как отец сюда пробрался? Повреждён барьер?

Причина наверняка в этом. Я предполагала, что рано или поздно родитель объявится, поэтому морально готовилась к неминуемой встрече. Но не здесь. Не в особняке Грёжес, который, по словам Настоятельницы Храма Амунаи, защищён мощью Окольса от любого вида тёмной магии.

Сарис Марис неожиданно лаконична.

— Переоденься и приходи на кухню. Нам пора поговорить.

Зла не хватает! Дождалась она момента, когда от разговора не откажусь. Сначала с явлением отца разобраться, потом с Лером. Тяжёлым взглядом сверлю удаляющуюся спину матери. Рэк! Не хочу с ней разговаривать, но мне нужно во всём разобраться, а мать — единственный источник сведений. Вряд ли кто-то в этом доме знает больше, чем провидица.

Добравшись до своей комнаты, медленно стягиваю мокрую одежду, насухо вытираюсь и, натянув на продрогшее тело тёплое платье, расчёсываю влажные волосы и собираю их в низкий хвост. Посмотрев в зеркало и удовлетворившись результатом, спускаюсь вниз.

Сарис Марис занята делом. Глянув на меня из-за плеча и кивнув на стул с высокой спинкой, она продолжает сервировать покрытый розовой скатертью стол, на который водружает серебряный поднос со сладкой выпечкой, стеклянный чайничек с зеленоватым напитком и пару фарфоровых чашечек. Всё это расставляется вокруг узкой вазы с бледно-голубыми цветами. Красиво.

Опускаюсь на мягкое сидение, складываю на коленях ладони. До боли сжав пальцы, вспоминаю день, когда мы с Сарис Марис мирно беседовали, попивая аяновый чай. Тогда я не подозревала, что экономка дома Грёжес — моя мать.

Тисками сдавливает сердце, покрытое чернильными разводами несмолкающей боли. Она рвётся на свободу. Но я молчу. О смерти Эйи, о жизненных тяготах, выпавших на мою долю. Обо всём молчу. Спрашиваю об одном:

— Если барьер цел, как отец сюда прорвался? — Раз провидица спокойна, значит с защитой всё в порядке.

Заняв свободный стул, Сарис Марис не считает нужным утаивать правду:

— Альбийская Химера.

Вздрагиваю. Хранятся у абуша старинные свитки о «живых куклах» — жрицах или послушницах, становившихся в свой срок марионетками в руках Хозяина. Если не изменяет память, в ветхих манускриптах говорится о свободолюбии, непримиримости, вспыльчивости Альбийских Химер. Ими носимая древняя магия позволяет, стоит поместить внутрь чужеродный элемент, скрывать его и переправлять через любые границы и защитные барьеры, охраняемые боевыми магами. Такие границы создаются специальными артефактам наподобие Окольса.

Рэк, всех!

— Алзея, где?.. — вскакиваю с места.

Чувствую, бывшая жрица Храма Амунаи и есть Альбийская Химера. Пусть мы никогда не были подругами, но я не ожидала от неё вероломства.

Сарис Марис мой энтузиазм не разделяет. В спайке с холодным взглядом идёт жёсткий приказ:

— Сядь, Ариш! — Как подкошенная я падаю обратно на стул. Воля у матери — что наковальня. А её забота может довести до нервного срыва. — Подкрепись, — она пододвигает ко мне тарелку с выпечкой. — Разговор предстоит долгий. Об Алзее не беспокойся, нет её тут.

— Как?

— Ешь! — пресекает она мои вопросы.

Скрежеща зубами — давно такой злости не испытывала, если вообще испытывала когда-нибудь — беру пирожок и надкусываю. Быстро жую. Медленнее… Вязкость, тягучая горечь… Передёргиваюсь! Вместо привычной апельсиновой начинки внутри оказываются измельчённые травы. Настороженно принюхиваюсь. Калэния, мята, алоэ, дубовый корень…

— Отравить решила? — цежу и начинаю отплёвываться.

Надеюсь, проглотить ничего не успела. Подобной гремучей смесью казнят в муках Крувов, если те попадают в руки канц-магов, чей девиз «Никакого снисхождения к убийцам!» «Пятитравие» — приводимый в исполнение приговор, получивший своё название от количества трав, смешиваемых в однородную массу.

Сарис Марис спокойно отпивает чай из кружки.

— Пять трав, Ариш, — сообщает она сухо. Замираю. Повторно принюхиваюсь. Четыре. Травить меня никто не думал, только нервную систему укрепить, ведь без недостающего ингредиента смесь целебна, если ты Хвори. Морщусь. А Сарис Марис нравоучительного говорит: — Уйми душу. Не позволяй Георгу над собой властвовать!

Как у неё всё просто! Приказать и ожидать беспрекословного подчинения. Раз нити судеб видны, моральные принципы её не ограничивают? Можно смотреть сквозь пальцы на убийство Эйи, наплевать на меня и мои проблемы? Наверняка в голове матери крутятся непревзойдённые идеи о великих свершениях. Куда до «мелочей»?

Горечь, обида и боль прорываются обличающими словами. Я срываюсь на крик. Обвиняю мать во всех своих злоключениях и бедах, особенно в смерти Эйи. Маленькой, беззащитно-наивной Эйи, не заслужившей умереть в мою защиту.

— Сними этот груз с души, Ариш. Не стоит она твоих слёз, — врываются в мою истерическую какофонию жестокие слова.

На замкнутом лице Сарис Марис проскальзывает оттенок сожаления, явно не имеющего отношения к гибели младшей дочери. В этот момент я вспоминаю брошенную отцом фразу: «Эйя была не моей, но ты…» Сердце каменеет. Чувствуя откат ещё недавно бушевавших эмоций, еле разлепляю губы:

— Эйя мне не сестра? — посетила меня догадка.

— Она и мне не дочь, — спокойно уточняет.

— Пренебрежение к её смерти объясняется так просто?

Я поражена — как можно так наплевательски относиться к чужой жизни? Почему всё превращается в фарс? Уже не знаю чему верить и не представляю, как быть дальше. Мать с отцом — ненормальные, а сестра — и не сестра вовсе. А кто я тогда? Иллюзия, сотканная безумным миром? Существую ли на самом деле?

— Существуешь, — со спины меня тепло обнимают. Ощущаю поцелуй в висок. — Живая и настоящая, — светлая уверенность в знакомом голосе, обволакивающем искренним обожанием.

Стремительно оборачиваюсь. Никого. Но могу поклясться… Орокиос… Поджимаю губы. От всего происходящего уже мерещатся странности.

— Эйя — редкая разновидность фамильяра, некогда заключённого в оболочку. Она — сонума, сотворённая Видящей Судьбоносные Нити, чью силу я унаследовала, — вносит провидица ясность.

Сонума — существо, выглядящее и ведущее себя как человек и не ощущающее сопричастности со своей изначальной сутью. Пока жива. Смерть для неё равноценна освобождению.

Смысл сказанного матерью доходит не сразу, но когда доходит… Под тяжестью знаний склоняю голову. Апатично разглядываю буроватый чай. Ладони, держащие чашку, мелко дрожат, хотя эмоции схлынули. Больше не клокочет внутри злость, не рвутся на волю обвинения. Истаяло желание кричать, доказывая, что мать ошибается, и каждая произнесённая ею фраза — лжива. Не ощущаю обмана. Открывшаяся истина отнимает единственный якорь, дававший устоявшееся ощущение сопричастности с живым существом, которому я была небезразлична. Всё, что знаю о привязанности и любви, связано с Эйей.

— Значит, не сестра, не дочь, не человек, — подвожу полоснувший по сердцу итог.

Однако негаданным утешением из глубины души рвутся светом вспоминания: открытая улыбка, сестринские объятия, дружный смех, прогонявший тягостную безнадёжность. И самопожертвование, ныне матерью приниженное отсылкой на нечеловеческое происхождение, становится чем-то большим. Сглатываю подступивший к горлу комок. Слёзы застилают глаза. Нет, я не отступлюсь. Эйя — моя сестра! Пусть фамильяр, принадлежавший иному миру, но кроме неё не было никого роднее и ближе.

Уверенно поднимаю голову и гляжу на мать.

— Снять груз с души, говоришь? — бросаю. — Моё отношение к прошлому неизменно!

Сарис Марис напряжена. В воздухе ощутим холодок.

— Вера в иллюзию — опасный путь.

— Не называй Эйю иллюзией, — я поднимаюсь с места. — Может, она тебе не дочь, может, и мне не сестра. Но я не отрекусь от воспоминаний!

— От фамильяра? Чья основная задача — защищать человека, к которому привязана? Как жрица ты должна понимать, как обстоят дела. Не смешивай личное со служением, Ариш! Повзрослей! Привязанность сонумы к тебе — не более чем у рабы к хозяйке!

Вздрагиваю. Сцепляю зубы. Удар достиг цели. Пошатнул уверенность. Вдруг мать права? Вдруг для Эйи я была никем?

— От вас скоро дом взвоет, — морщится Маг, входя в кухню. Его взгляд на экономку выразителен. — Оставь нас, Сарис Марис. С семейными противоречиями разберётесь позднее. Ариш, сядь!

Во взмахе мужской руки проскальзывает небывалая властность. Второй раз за утро меня подавляют волей, но протестовать нет сил. Да и выбирая между двух зол — матерью, которая не позволит сбежать и укрыться от дальнейшего выяснения отношений, и Магом, явно вознамерившимся поговорить о нашей проблеме — отдаю предпочтение второму. Мне необходима передышка. Немного времени, чтобы собраться с мыслями о материнских откровениях и определиться, наконец, с дальнейшей жизнью. К прошлому нет возврата — это я понимаю. А для постижения будущего следует закрепиться в настоящем.

Первый шаг — упрочить связь с Магом.

Второй — разобраться в себе.

Не хочется соглашаться с матерью, но я обязана пересмотреть своё отношение к Эйе. Расставить приоритеты, даже если не собираюсь предавать сестринские чувства. Ведь, занимаясь самообманом, только сыграю отцу на руку. А сдавать ему лишние козыри — безумие. Тьма не ограничивается полумерами. Стоит дать слабину — мне конец.