Читать онлайн
"Оде"

Гурьев Игорь Иванович

ОДЕ

Оглавление:

1. Пролог ………………………………………………………………………………… 3-6

2. Глава первая: Пьяный мир ……………………………………………………………. 6-11

3. Глава вторая: Прибытие из забытья ………………………………………………… 11-14

4. Глава третья: Рассказ Полины ………………………………………………………14-23

5. Глава четвёртая: Первая работа …………………………………………………… 23-27

6. Глава пятая: Рассказ Полины …………………………………………………… 27-33

7. Глава шестая: Дорога в Оде………………………………………………………… 33-42

8. Глава седьмая: Кобзин и старик …………………………………………………… 42-45

9. Глава восьмая: Рассказ Полины …………………………………………………… 45-51

10. Глава девятая: Путь в Оде ………………………………………………………… 51-55

11. Глава десятая: Специалист за работой …………………………………………. 55-58

12. Глава одиннадцатая: Рассказ Полины ………………………………………… 58-61

13. Глава двенадцатая: Линия…………………………………………………………… 61-63

14. Глава тринадцатая: Расследование ……………………………………………… 63-66

15. Глава четырнадцатая: Рассказ Полины ………………………………………………66-69

16. Глава пятнадцатая: Бой в линии……………………………………………………. 69-72

17. Глава шестнадцатая: Рассказ Полины …………………………………………… 72-81

18. Глава семнадцатая: Начало войны…………………………………………… 81-86

19. Глава восемнадцатая: Люди ночи…………………………………………… ……… 86-88

20. Глава девятнадцатая: Рассказ Полины………………………………………………. 88-93

21. Глава двадцатая: Мелочь пузатая……………………………………………………. 93-95

22. Глава двадцать первая: Штурм ……………………………………………………… 95-98

23. Глава двадцать вторая: Рассказ Полины……………………………………………...98-102

24. Глава двадцать третья: Сборщик…………………………………………………. 102-105

25. Глава двадцать четвёртая: Гволин и Полина ……………………………………… 105-113

26. Глава двадцать пятая: Рассказ Полины…………………………………………… 113-117

27. Глава двадцать шестая: Бесполезный финал……………………………………… 117-120

28. Глава двадцать седьмая: Просто жизнь …………………………………………… 120-124

29. Глава двадцать восьмая: Пробуждение …………………………………………….124-130

30. Глава двадцать девятая: Эпизод ……………………………………………… …130-134

31. Глава тридцатая: Революция …………………………………………………… …134-137

32. Глава тридцать первая: Рождение смерти ……………………………………… 137-144

33. Глава тридцать вторая: Вне правил ……………………………………………… 144-146

34. Глава тридцать третья: Прелюдия действия. …………………………………… 146-149

35. Глава тридцать четвертая: Действие. ……………………………………………. 149-153

36. Глава тридцать пятая: Охотник посла……………………………………………. 153-156

37. Глава тридцать шестая: Жизнь …………………………………………………… 156-160

38. Глава тридцать седьмая: Андрей Слива……………………………………………160-165

39. Глава тридцать седьмая: Полина ……………………………………………………165-171

40. Глава тридцать девятая: «Конец» Полины………………………………………171- 177

41. Глава сороковая: Дома ………………………………………………………………177-181

Эпилог: …………………………………………………………………………………… ..181

2

^^

Странное место. Вокруг всё пропахло отгоревшим горючим, а сама местность

напоминала виденный когда-то в фантастическом фильме пейзаж апокалипсиса, виновником т виной которого было увлечение техникой всеми людьми планеты.

Странность заключалась в том, что запах этот вызывал в нём привычное чувство

удовлетворённости сделанным делом, а звук работающего двигателя был успокаивающим

для колыбели. Ему не хотелось этого, но было желанным. Как-то боком, в наклоненном

виде стоял мощный дизельный мотор. Он работал, выдавая звук стучащего молотка по

железу вырабатывая энергию и ему понимался смысл такой работы. Кругом был цвет

ржавчины, и вода, которая тут была в виде маленьких луж была пропитана пятнами

отработавшего масла. По бокам машины выступали какие-то механизмы, которые

двигались и скрывались в его нутре, возвращаясь на его вид при очередном стуке

«молоточка». С этих деталей начинала капать смазочное масло и дым, который вылетал из

всех щелей машины резко напоминал о солярке как о топливе этого дивного механизма.

Надо было идти дальше. Он понимал, что выйти ему поможет только курс на железную

дорогу куда мешал пройти этот двигатель огромного размера. Вокруг его была старая

каменная стена. Обслуживать этот дивный механизм никто не приходил, потому что

дизель обслуживать не надо и работать он может долго, а спросить дорогу было не у кого.

Он вернулся чуть назад и зашёл в здание думая, что лучше найти дверь на сторону, где

слышится звук проходящих поездов, чем обходить это длинное сооружение. Он вошёл в

здание спокойно и сразу попал в коридоры где появлялись женщины и мужчины судя по

виду которых очень занятые работой. Они носили бумаги и исчезали в дверях, и всё это

делалось как-то без звука и двери всякий раз за ним закрывались, не издавая привычного

хлопка в ушах. Он попытался окликнуть людей, но потом вдруг понял, что со своей

проблемой он может справиться сам и отвлекать занятых людей не следует тем более за

стеной шумела работа железной дороги и потому направление было ясным. Ему

вспомнилась на миг дорога сюда, когда пришлось огибать довольно обширный водоём, где

плечо к плечу на берегу сидели многочисленные рыбаки, лица которых усиленно

вглядывались в гладь пруда следя за своим поплавком. Именно лица, а не глаза, которые он

почему-то не увидел. Обойдя эту благостную картину покоя и вспомнив что время на

рыбалке в счет жизни не вписывается, он и проник в эту рабочую атмосферу здания чтобы

продолжить свой путь.

Направление он помнил точно. Сначала надо пройти посёлок «Северный», сокращая путь между рельсами двигаясь напрямки к вокзалу, а затем перейти переходной

мост над путями чтобы, взяв правее упереться в этот самый вокзал. Одно дело знать и

другое попасть в лежащую голове дорогу. Это оказалось было нелегко, так как первый

встречный в коридоре, мужчина, который его толкнул плечом спеша по своему делу, на его

вопрос ничего не сказал, а только одарил того взглядом от своего к чужаку. Ему стало

неловко, и он двинулся вдоль коридора по виду которого было понятно, что в нем только

что начинался ремонт. Стены его были в остатках пластика, а по бокам иногда свисали

провода, кричащие о требуемой им замене. Рабочие, которые вели ремонт были где-то тут, и он вскоре на их наткнулся. Судя по их виду и поведению, делали они свою работу нехотя

и с ленью, и он обратил внимание что масштаб дел, судя по остаткам былой роскоши, которая по всему и менялась из-за ветхости, впечатлял, а вот новое, как обычно бывает

при ремонте было кот наплакал. Какая-то синяя краска метра два вдоль коридора да

коробки с надписями на незнакомом языке, стоявшие вдоль стен вот и всё то новое что

было призвано заменить устаревшее. Одна из них была распечатана, иные же были

нетронутыми.

Обрадовавшись, что среди рабочих он видит своего одноклассника и кажется друга

в прошлом с которым его развела судьба из-за некоторых неприятных моментов между

ними, он повеселел, но после пары вопросов тому, снова в душу запала тоска. Слыша

3

очередной звук проходящего состава за стеной, он стал удаляться от молчаливых рабочих

видя, как его одноклассник (кажется Игорь) продолжал сидеть на смятых коробках

пытаясь раскурить сигарету. Через минуту, вспоминая миг встречи, его поразил факт, что

он даже не пытался зажечь сигарету, а делал попытки раскурить её исключительно

втягивая в себя фильтр. Ему даже показалось что окружающие его товарищи не сделали

ни одной попытки помочь ему справиться с этой легкой задачей перед наполнением

лёгких табаком. Ему не хотелось курить, и он обрадовался тому чувству, что табак как

идея и желание его глотать давно улетучилось из его головы, после долгих 20 лет судьбы и

жизни некурящего человека, справившегося с этой привычкой. Он только помнил, что ему

было довольно легко бросить курить, когда после определенного времени его мучала

только привычка держать сигарету в руках, а не само требование организма табачного

дыма. Он потом многим знакомым втолковывал что бросать курить довольно легко, но

наткнувшись от своего приятеля на словесный отпор что тому бросить курить значить

признать в себе желание убить ближнего человека истиной, прекратил такие попытки.

Сколько времени он ходил по коридору он не мог определить, и решившись

открыть одну из дверей он попал в лабиринт кабинетов, проходя которые видел, как в

каждом из них шла своя торговля. В одном продавали обувь, в другом какие-то кофты, в

третьем ему виделись даже светильники и игровые мячи, и всё это под тихие разговоры

женщин, которые ему показались продавцами, а не покупателями и он даже стал

оглядываться, ища этих покупателей, и не найдя ни одного присмотрелся к деятельности

этих людей. Коробки были всюду, и он подумал, что присутствует при какой-то

масштабной сортировки поступившего товара для последующего его распределения по

магазинам. Мужчин среди персонала было мало, и те были какого-то женского вида с

длинными волосами и галстуками на рубахах одного цвета которые им не шли

категорически. Они таскали коробки, иногда прыгая по ним с целью добраться до верхних

в штабелях, переставляя их с места на место. Идя сквозь эти кабинеты, маневрируя то

направо открывая дверь, то налево, он наконец наткнулся на окно, которое виднелось над

коробками почти под потолком. Он не думая забрался по коробкам к окну, которое легко

открыл, отодвинув старый шпингалет и увидел за окном знакомую тропинку посёлка

«Северный» за которой был виден первый для него и последний для вокзала, железнодорожный путь, по которому шел маневровый тепловоз. Было довольно высоко, но он уже решился и стал вытягивать тело из окна. Было неловко и трудно и тем не менее

вскоре он повис на руках держась за раму окна и определив, что до земли метра два, разжал руки.

Упал он удачно. Помогла память от занятий самбо в молодости, когда первыми

уроками на тренировках было изучение падения как обязательного атрибута этой борьбы.

Он сгруппировался и вытянув руку принял землю телом как можно мягче. Получилось.

Увидел женщину, которая вела за руку маленькую девочку передвигаясь по тропинке. Эта

тропинка ему была знакома, и он сам много раз ругался на людей, которые сокращали себе

путь пересекая рельсы путей мимо специальных переходов. Этот переход был правее

метров сто, только на этот раз он решил последовать примеру женщины и пройти

напрямик к переходному мосту. Он уже стал понимать глупость происходящего с ним, когда, ожидая прохождение рабочего локомотива тепловоза он не изрёк из себя ни капли

удивления, когда этот тепловоз старался силами машиниста вернуть платформу на рельсы

толкая её перед собой. На платформе стоял огромный ящик, закрепленный железными

тросами к бортам, и она, сойдя с рельсов бороздила своей массой огромные кучи опилок, которые будучи пропитанными отходами смазочных масс издавали приятный для него

запах работающего цеха завода или комбината. Локомотив умело изогнувшись направлял

платформу в сторону к рельсам, пока левые её колеса на встали боком на первый рельс.

Затем локомотив стал умело её подталкивать добившись, чтобы правая пара колёс заняла

свое место. Всё это время он сам наполовину забрался назад на рельсы и его поразил факт

4

того что это выглядело нормальным рабочим процессом, и стоящая вместе с ним в

ожидании женщина с ребенком никак не реагировала на абсурд происходящего.

Добравшись до переходного моста, любуясь окрестностями и понимая, что, имея в

памяти некое действие недавнего прошлого, никакого поселка «Северный» он не

пересекал перед выходом к станции. Он не был нисколько не удивлен тем фактом, что

мост пропускал под себя всего два пути которые, были пусты и лишь свет светофоров

особенно ярко освещал рельсы и шпалы делая их красивыми. Он заметил эти черные и

привычные пятна пропитки шпал на них, и увидел пару ржавых гаек, крепящих рельс к

шпале. Ему было крайне необходимо подняться по мосту чтобы перейти на ту сторону где

в киоске перед зданием вокзала он покупал когда-то баночное дефицитное пиво ставшее

желанным для студенческой молодёжи, к которой он когда-то принадлежал. Это факт

почему-то стал для него путеводным компасом для продвижения к зданию вокзала и он, ухватившись за эту память стал подниматься по совершенно пустому мосту. Ступени были

твердыми, и он чувствовал эту твердость слыша где-то позади возмущение по поводу его

пропажи молчаливых людей из здания откуда он сбежал. Он не испугался и ему стало

смешно от суеты этих бессмысленных и никчёмных людей, мысли которых донеслись до

него отчётливо и ясно. Сойдя с моста, он постоял немного, любуясь железнодорожным

вокзалом, который почему-то постарел немного, и на его фасаде тикали давно забытые им

огромные часы показывая время. На платформе были пассажиры, а мимо стал тихонько

проходить состав, состоящий из пассажирских вагонов тянувший в конце цистерну с

надписью «Вода». Вокруг была тишина и он наконец понял, что он умер. Он присел на

лавочку образца времен СССР которая всегда ему нравилась, и он как-то даже в далёком

прошлом пытался руками отвинтить болт с гайкой крепивший одну из сторон доски

желтого цвета что не получилось. Он вспомнил что ему тогда это очень нужно было и

сейчас попробовав открутить болт, шляпка которого была углублена в тело доски, он в

очередной раз убедился, что это невозможно.

«Итак – думалось ему – нет никакого туннеля с воспоминаниями о прошлом и

страданиями за грехи, как нет смотрин со стороны на собственные похороны. А что есть?

Стоп! – осенило его мозг и его стала забавлять ситуация прежде всего потому что он по

сути не умер представляя лица стоящих возле его мертвого тела «там» удивившись

четкому прозвищу того мира по имени «там» где он оказывается жил. Это было

действительно «там». – Надо же и не переживают что меня рядом уже нет, а речи толкают, мол, видит и мол, он всегда с нами. С кем с нами? Я пока имена то вспомнить не могу. И

все-таки стоп! Если бы сейчас был век 19 или еще хуже 15, то откуда там взялись бы все

эти железнодорожные пути? Подумаешь в детстве хотел стать железнодорожником, так

про то давно забыто. Почему именно эта картина? Разве потусторонний мир изменяется

вместе с реальным миром? Этот странный дизель, который работает там за зданием и той

стеной. Его же кто-то завёл, и он работает для чего-то! Не может человек быть зомби из

дешевого фильма и ухаживать за тем что не имеет смысла и не понимать абсурд своих

действий. Что происходит? Значит иного объяснения кроме того, что это иллюзия, у

которой есть автор нет, и быть не может. Почему не лошадь с каретой? Почему не пьяный

рыцарь возле свинарника? Почему цивилизация а-ля 20 век?». И он, удивляясь тому, что

летать не может, что хотелось, пошел к зданию вокзала. Внутри также была картина ретро, и он присел на одну из лавочек спугнув какого-то мужичка своим вопросом про его дела, о

результатах которых он так хотел услышать. Мужичок, одарив его взглядом скрылся на

перроне, и он видел за стеклом входной двери как тот при остановившемся вагоне

предъявил билет опрятной даме и исчез в вагоне. Мимо вагона проплыла еще одна

девушка, толкая перед собой тележку холодильник с мороженным. Вагон был не один и к

нему стали подцеплять локомотивом еще вагоны, куда стала производиться посадка. Ему

захотелось последовать за всеми пассажирами и разместиться в одном из купе, и он даже

попробовал выяснить о месте для покупки билета, но с ним упорно никто не хотел

5

общаться, включая смотрящую по залу ожидания, должность которой выдавала

соответствующая форма.

Из его задумчивости вывел какой-то дед с идеальной формой седой бороды, которая ему совершенно не шла к его глазам. И действительно, костюм сшитый видимо на

заказ по фигуре, так, как изъянов в этом наряде не было, был прекрасным дополнением к

странно голубым глазам на его лице. Эти глаза из-за своего блеска цвета совершенно

затемняли его лицо и выражение на нём. Красный галстук, белая рубашка, запонки из-под

рукавов идеального пиджака и жилетка, имеющая желтый цвет которую дополнял желтый

носовой платок, идеально сложенный и выглядывающий из нагрудного кармана. Короче

говоря, франт. И на этом франте, сидит идеально подстриженная короткая седая борода

при черных волосах на голове, которые блестят чем-то прилизанным типа лака, и

имеющие идеальный пробор посередине. Смешно стало сразу, тем более зал ожидания

стал заполняться какими-то людьми, которые все как будто сошли с ума, судя по их

поведению. Проходя мимо их, они показывали ему язык и подмигивали одним глазом.

Проведя эту манипуляцию, они проходили мимо видимо, отправляясь в город, и все

оборачивались за спину упревши взгляд в лавочку где и находился он и странный старик.

- Сидишь?

- Сижу - ответил он на глупый вопрос старика, голос у которого был именно старческий с

хрипотцой.

- А мне что? Тоже прикажешь с тобой сидеть?

- Ничего страшного, времени нет, так что сидите сколько угодно.

- Тогда зачем мне тут сидеть? – спросил старик, открывая портфель серого цвета и

доставая оттуда какие-то собранные флаги, которые он разворачивая отдавал проходящим

людям. Потом он достал оттуда зеркало и пряча от него положил его в карман пиджака, и

то что это было зеркало он понял сразу. Затем он прочитал какую-то газету указывая ему

на то, что там давно написана новость, что он тут должен сидеть вместе с ним.

- А Вы кто? – Спросил он, отдавая себе отчёт что вопрос этот ни к селу, ни к городу к

обстановке которую он наблюдал, где какие-то люди в форме стали почему-то проверять

какие-то документы у всех проходящих людей подмигивая ему, как и все остальные. Его

стали уже доставать эти подмигивания и особенно удивил вид старика, который как-то

лукаво, демонстрируя женскую наигранную стеснительность убрал зеркало в карман.

- Слушай я что тут с тобой сижу? Ты даёшь мне разрешение или нет? Уже поезд на

подходе.

- Разрешение? Да сколько угодно. А куда?

- Вот это дело. Пошли мил человек пора тебе просыпаться.

Они вместе встали и вышли на перрон, где им честь отдал какой-то клоун, который

что-то там показывал мимикой и рядом смеялись дети. Он, достав из своего кармана

рванных трико какую-то печать сделал штамп на протянутом паспорте, где его оттиск

буквально заполонил всю страницу документа. Поезд пыхтел всеми парами и даже

черным дымом из самовара, который проводник показывал, высунув тот из окна вагона, и

он, понимая, что локомотив уже подцепляется приветило помахал рукой старику, который

вошел в вагон.

Глава первая: Пьяный мир.

Он проснулся, ловя самый прекрасный и ожидаемый момент в своей никчёмной

жизни- утреннюю головную боль. В никчёмности он давно видел смысл как в боли сигнал

к жизни. Сон про вокзал и какого-то старика его нисколько не удивил, в жизни он и не

такое видел. Единственное странное, это реализм происходящего, который несколько сбил

его с толку и ему вспомнилось первое свидание с тем, кого он презирал и который стал

глупым в борьбе с ним же самим.

6

Всё началось с того момента, когда он бросил пить. Совсем бросил. С того самого

момента началась с одной стороны трезвая жизнь, а с другой прекращение жизни как

таковой. Он шёл в магазин и перед его взором стояла бутылка коньяка с соответствующей

этикеткой, которая бы полностью гармонировала с закуской на столе в виде заранее

порезанной красной рыбы, которую два дня назад супруга засолила. Имя супруги он

вычеркнул из памяти давно, а вот тот момент (черту, как он его называл с тех пор) когда он

вернулся в жизнь и вычеркнул себя из жизни помнил отчётливо. Пройдя половину пути, он закурил (сейчас он не курил уже более 15 лет) и его мозг пронзила мысль, что по сути

происходящего он может сказать лишь одну единственную истину, что его в магазин ведёт

стекло и содержимое бутылки, а не его воля. С тех пор он жил и будет жить только по

своей воле, и ему не важно кто и когда подарил ему эту мысль, бес с которым он водил

хороводы все эти годы, или добрый ангел, который смеялся ему каждый раз окунувшись в

свой собственный позор. И действительно, имея внутри организма чувство прекрасного от

проникновения очередной дозы выпитого он делал столько добрых дел (и делал он их

добровольно и сознательно) что не снилось самому заядлому трезвеннику или праведнику, который бил лбом пол перед иконой или солнцем. При этом в отличие от всех этих

любителей сделать дело под именем доброе на свету пред всеми, он делал их тайно и не

кичась этим, что придавало его действию какую-то высоту, которую он чувствовал всякий

раз. Было дело он даже лежал на берегу речки и очень долго приходил в себя пытаясь

поймать хоть каплю воздуха в свою грудь, когда рядом спасенная им пьяная особа

материлась во всю упрекая его в насилии. Насилие его выражалось в её собственном

спасении, когда метод вытаскивания из воды за волосы потерпевшего оправдал своё

название как метод спасения. Он и тащил эту дуру к берегу ловя последние силы из

организма. Потом он неделю чувствовал во всём организме усталость над которой

потешался белый ангел. А что ему еще оставалось делать? Он был бессилен словами и

делами чтобы показать его ложь, которой не было, а потому сам превратился в лицемера и

подлеца. Он чувствовал этот диалог с ним и знал его реальность.

Как только перед ним возник трезвый мир и он в нём со всеми своими характерами

и мыслями, мир изменился. Изменился через миг после мысли которая посетила его перед

чертой что воля его подавляется бутылкой, и он раб этой воле. Он разбудил в себе свою

(как оказалось ошибочную) волю и шагнул в реальность. Жена стала изменщицей и

полной дурой, с которой он развелся, обрекая своего ребенка на жизнь без отца. Сын

быстро забыл его, прислонившись к женщине, которая номинально была матерью и ни

разу не прочитала своему чаду ни одной книжки, а у него трезвого такое желание пропало

сразу к своему стыду. Она была инициатором развода бросив ему в суде, чтобы тот

подавился алиментами, отсудив всей своей настойчивостью его компьютер (он помнил её

доводы в суде, которые превратили её в животное) и сломанный сверлильный станок, который приносил время от времени дополнительные деньги и который он уже почти

починил, достав дефицитные детали. Станок потом она продала, а за компьютером сидел

очередной хахаль, который пытался в отличии от него, понять её женскую душу

страдающей без денежного влияния в эту душу в виде атрибутов крашенных ногтей или

поездок в кафе за дозой впечатлений с последующими разговорами на тему как бывший не

мог, а нынешний легко.

Трезвый мир удивил. Первое он потерял способность иметь знакомства на людях.

Если раньше он легко сходился с людьми и девушки почему-то видели в нём мужчину, то

на этот раз мир рядом как будто бы заснул. Через год вместо друзей у него остались

знакомые, которые с трудом выдерживали с ним разговор больше чем пять минут

переливания бессмысленных фраз и предложений. На работе вокруг образовался вакуум в

виде бессмысленных слов приветствий и «как дела», в виде вежливого вопроса. Он к

своему стыду очень легко бросил курить, готовя свой организм к борьбе с самим собой.

Ему была необходима эта борьба, но её не было, и он возненавидел беса курения и с тех

пор не позволял ему захватить его мысли презирая его все потуги к табачному дыму. Он

7

сдался без борьбы опозорив мир бесов и соблазнов. Ему всегда нравилось курить и после

того как этот бес вышел из него, табачный дым стал для него каплей жизни, которая

появлялась рядом с курящим человеком всякий раз, когда его ноздри щекотал дым. Он

гнал от себя это чувство чувствуя, как растворяется в небытии бес, который всякий раз

возрождался в нём с нахлынувшими чувствами и умирал под давлением его собственной

воли. Возрождать и губить беса стало одним из прекрасных мгновений после того как он

снова вернулся в жизнь. Перед этим возвращением он как-то легко женился еще раз и у

него появилась дочь, с которой он повторял судьбу сына наблюдая за женой, которая стала

жить отдельной жизнью купаясь в женском счастье. Ущербная дура. Счастье её

увеличилось многократно, когда, бросив его она быстро вышла замуж и укатила к черту на

кулички. Этот период жизни как обманчивый реализм в отличии от первой формы брака

он и запомнил, как иллюзию и главным тут был факт того, что не это позволило

проснуться в нём как в существе обрекшим себя на истину. Истина была не в вине.

Как это случилось? Он вернулся в жизнь и жизнь стала для него счастьем и

исследованием как творца и для творца. Первым его и новым притом опытом, было

известие в собственную душу что знакомство с девушками легкое и с последствиями. Как

только его ненавидимый бес вселился в него как враг, сразу получился результат. Он знал

главный вывод, который должен соблюдать как принцип. Бес внутри это не помощник и не

союзник, а раб его воли и враг ему как ходячему сознанию. Эта борьба с ним сделала

пьяный мир более востребованным и желанным. Мало того, он умудрился сделать пьяный

мир трезвым, и никто и никогда не знал, что он выпивает каждый день. На этот раз жизнь

давала ему и пьяные застолья, когда он снова вернулся в песни, и танцы от души, и милые

разговоры, когда нутро человека рвалось наружу. Он ценил это качество пьяного мира, когда перед ним стоял совершенно трезвый по жизни и серьёзный по сути человек, будучи

через миг после принятия иным со всеми слабостями. Ему нравилось наблюдать за

превращением человека маски в человека собственного. Он так и дал ему название: -

«Человек собственный». Он стал жить и жизнь эта дала ему забытье из выдуманной

иллюзии каких-то обязательств перед любовью. «Что или кто любовь чтобы быть ей

обязанным? Разве я не выполнил эту миссию любви, которая не мной была мне же дана и

не мной выбрана?» - Думал он, цедя мелкими глотками бокал дорогого напитка, смакуя

каждый вдох паров спирта, чувствуя беса и ловя удовольствие от каждого обжига горла с

соответствующим выражением лица. Он даже специально сделал опыт и выпил однажды

глоток перед зеркалом чтобы оценить это выражение собственного лица и ему оно

понравилось за естественность и правду которое выражало – «А что мне в ответ? Я

заслужил по сути разговор из бытия художника времен человека, пока он жив, благодарности от неба и людей. Но увы! Жизнь мне дала пинок и поблагодарила моих

женушек и любовниц за то, что я был честным! Только так не бывает. Значит

благодарность жизни в виде пинка и есть правда. Единственная правда и беспрекословная.

Значит благодарность за чистую любовь и долг и есть это самое. Так разве это правильно?

А вот сейчас всё правильно и потому правильно, что самые простые вещи мой собеседник, в любом состоянии не может постичь. Кто постиг тот спасён. Ты спасись в трезвом мире и

в моем, и тогда мы поспорим мой любимый трезвенник кто более смел и честен перед

собой и людьми, превращёнными кем-то в толпу. Тайна водки и иного спирта в духе веков

и содержимом. Разве трудно? Если перед тобой водка, то пить её надо глотком или

большими глотками если стакан. Эффект один-бег и приближение удара в сознание как

открытие. Это не путь к алкоголизму так как есть время осознать и встать. Как есть и

выбор не встать и лечь, отдавшись этому удару. А заграничный спирт он иной. Он создан

для мелкого глотка из широкого бокала. Потому он убивает если ты не ведаешь глубину

красоты пития, вкуса, и того и другого. И прошу к столу две правды. Ихняя в виде любви

и некой благодарности которую что? Правильно-не дождёшься, а только слышишь от

отупевших моралистов эту самую мораль. И моя правда, которая при понимании, а значит

реализации, реально сохранит падение от падения души и человека в ад если тебя седлает

8

бес. Так кто аморальнее? Я, или те, кто трактует нравственность как любовь к псу на

улице как к милому созданию? У того зубы и кровь за спиной у меня вечность как

познание. Разница господа и товарищи воочию».

Он поставил чайник на газовую плиту запретив себе давно пить кофе утром и

натощак. Это предательство вкуса напитка. Чай и только он родимый. Свежий и всегда

горячий не более пяти минут после заваривания. «Женив» его переливанием малой дозы

из чайника в стакан и обратно, он, ожидая три минуты для созревания напитка, достал

распечатанную бутылку американского рома из холодильника. Ром — это напиток особый

и даже само прикосновение к бутылке должно вводить в трепет всё тело от качающихся

волн и мужественных лиц ублюдков, искавших себе упокой под шум абордажных воплей.

Главное не спугнуть. Не дай Бог в этот момент раздаться звук прибывшего сообщения или

иной шум, который вникнет в его мозг без ожидания и превратит действие в пытку

отменяя само действие. Это было несколько раз, и он знал метод вернуть себе этот

настрой. На этот раз всё было тихо. Он ощутил плеск и движение жидкости в бутылке, открыв которую он наклонил перед широким бокалом, на котором обязательно должны

быть грани и будь проклят тот, кто сказал, что от граней не зависит вкус напитка. Какой ты

знаток в таком случае? Ты умер, пав под бесом.

Струя жидкости попала в бокал и растеклась по нему. Два пальца и только, так

чтобы выйти к работе помолодевшим до вечера. Три это призыв и лишняя мысль которую

он не мог позволить потому, что сам так хотел, своей волей. Он поставил бутылку обратно

в холодильник выгнав мысли из головы что она там, приказав ей закрыться до его прихода

что не планировалось сегодня. Только ложь эта была во благо жидкости, которая

запомнила и ожидала его прикосновение. Это ожидание жидкости было на благо ему и сам

процесс ожидания внедрял в ром некую метафизику которую он чувствовал. Вечером

водка, а пока ром. Надо мыслить так, чтобы ожидаемая бутылка в холодильнике не

проникла в его занавес мышления. Первый глоток он самый важный. Он знал его глубину

и количество. Всё прошло качественно. Глоток вошел в горло, а вместе с ним и сознание

как дыхание вечности. Обождав минут пять, он, наблюдая как чайник готовится закипеть, пошел чистить зубы. К концу утреннего туалета, когда вкус от блага растворился в

искусственной свежести, засвистел чайник. «Глупцы – думал он, заваривая чай – кто

думает, что ром не для утра. Ром — это круглосуточный напиток, а виски — это напиток

хвастовства для нас, и для меня только вечер. Вино для идиотов, думающих что так можно

поразить пустышку в юбке, которую хлебом не корми дай пососать вино под рыбу где

белое обязательно да почувствовать пузырьки от игристого в носике. Результат всегда

один, который убивает напиток, рожденный не для этого тупого съема глупых дур под

рассказы о мужах которые не петрят в их метаниях и не слышат глубины души супруги.

Вы, мелкие рыбёшки знаете, что такое запой? Осознанный запой»?

Это особый период, который он сознательно один раз довёл до 18 дней, срок, который отделял его от жизни давая возможности для познания дна, которое бездонно. Он

тогда, при выходе, с трудом ловил удовольствие от скрежета бесов которые нагонялись его

корешем к нему через каждый день и ломая желание отдаться им полностью он отчитывал

эти 18 дней выхода из ада. Познав ад, он познал и рай в борьбе с этими существами, когда

каждая капля организма очищалась под натиском его воли. И кто бы ему не говорил про

закаливание себя как человека он знал, что волей он обладал в полной мере благодаря

пьяному миру.

Выпив чая после горячего супа, приготовленного с вечера, он был готов к работе.

Автомобиль завелся, не смотря на мороз, опираясь на заранее согретый аккумулятор, снятый накануне и занесенный в дом. По дороге в офис, презрительно глядя на утренних

«зомби» желающих выпить это проклятое пиво, которое он презирал, он думал о своем

отвращении к подачке этих потерянных господ в алкоголе деньгами. Всякий раз видя

таких граждан чутьём видевшие в нем соратника, и протягивающие к нему свои грязные

мысли по поводу денег, которые он обязан им дать, он вздрагивал и старался пройти мимо.

9

Он не создатель счастья, которое наступит в глазах человека тут же как только монеты

перекочует тому в карман. Пусть их счастье на миг куёт кто-то другой, но не он. Так и в

офисе его организм быстро определил тех, кто принимал накануне, которые будучи совсем

глупыми людьми от рождения глотали растворенные в воде таблетки от головы и водили

челюстями перемалывая зубами жвачку из мяты. «Тоже мне рецепт. Вы бы для головы

придумали бы рецепт типа пересмотра приоритетов и направлений» - думал он, входя в

рабочий ритм. Этот ритм был из той, жизни в иллюзии и выполнение неких обязанностей, которые выдумал мракобес и Наполеон местного пошиба под именем начальник или босс

с шефом, было для него юмором корчивших рожу, при случае к случаю, людьми. Истинная

жизнь начиналась после рабочего времени.

Она начиналась, как и положено жизни с рождения. Первый шаг в квартиру было

шагом из утробы иллюзий в истину. Он не бежал к шкафу где хранил запас и не открывал

холодильник, а начинал рождение, как и положено с мысли: - «Что надо»? Потом и

происходило рождение будущего образа которое он обязательно реализовывал. Пить

одному глупость если ты алкоголик, а если ты входишь в реализм, то попутчик тебе не

нужен. На этот раз он захотел виски. Для начала приготовить свежую горячую еду. Рис с

подливом тут был к месту, а на второе жареный минтай был плюсом и плевать ему было

на все рассуждения что изыск и что правильно. Сегодня для него это было правильным, включая холодную закуску, которую он выставлял на стол. Салат из авокадо с красной

рыбой и зеленью бил в точку и вызывал слюну от удовольствия. Виски в бокал на три

пальца и первый мелкий глоток не должен заглушаться закуской. Он на ужине а не на

пьянке. После виски захотелось самогонки, которую он брал у человека, делавшего её для

себя ради употребления. Тут работал принцип что алкоголь от частника на продажу несет

в себе метафизику наживы хозяина, а значит смерть для покупающего. Он брал самогонку

для жизни разделывая её под свой вкус. Сегодня он захотел на кедровых орешках, отстоянную в положенный срок и процеженную через фильтр. Она пошла как надо

мелкими глотками, рождая то самое желание кушать. Кушал он не спеша пытаясь уловить

вкус со своими мелкими деталями и почти всегда ему это удавалось. Водка была лишней.

Улыбнувшись своей убежденности что все напитки вкуснее водки потому ту пьют залпом, он заснул счастливым. Последней его мыслью перед сном было желание именно с таким

состоянием души умереть.

Он уже видел эту работающую машину. На этот раз он рассмотрел всё подобно. Это

большой дизель вырабатывающий некую энергию. Он был большим, а значит у него была

мощь и сила, что было видно по дрожанию корпуса и звуку, который рождал ход поршней.

Рядом были лужи где вода окрасилась в мазутные пятна и сверкала на свету делая пейзаж

засорённым и надобным к картине. Он остановился, и вдруг понял, что сам мотор

работает просто так. Оглядев его и обойдя вокруг, он удостоверился что никакой энергии

он не вырабатывал и его рев, и звуки были просто результатом работы и сжигания

топлива. При этом его обслуживал какой-то человек в мастерке, дав ему ведро в руки, обмахивая корпус машины тряпкой стирая накипь смазки на его боках оставляя след после

движения руки. Он понял, что ему надо дойти до одной из бочки и набрать в ведро

солярки для дозаправки машины. «Но зачем»? – подумал он, и сразу понял, что его мысли

слышал его «работодатель», который разразился речью о смысле и полезности труда

включая сохранность всех «агрегатов» машины. Его речь вызвала в нем смех, и он, помня

дорогу пошел в здание, пытаясь найти своего одноклассника, имя которого он вспомнил

сразу – Егор. Неприятный человек, спившийся, в бывшем спортсмен, стремившийся

прожить мужиком прячась за спиной товарищей и друзей. Но, он ему был должен в жизни

однажды провинившись при случае. Впрочем, он никогда это за вину и подлостью

проступка не считал. Это было давно, и неправда с его точки зрения и тем не мене Егор

«закипел» к нему на всю оставшуюся жизнь демонстрируя презрение всякий раз при

встрече.

10

Нашёл он его легко. Коридор на этаже продолжался ремонтироваться и подсев к

группе рабочих, среди которых был Егор, он, протягивая всем руку приветствия, спросил о

ходе дела.

- Идёт ремонт потихоньку, сам видишь сколько дел – ответил ему седой мужчина лет

семидесяти по виду – вот стены сейчас оголили, да проводка тут еще к общему делу.

Электрики бы не подвели.

- Мда, тут ремонту хватит на всех. Главное сделать всё на совесть, и сварщики и

монтажники будут к месту. Сам посмотри – Это Егор встав протянул руку в сторону

уходящего вдаль этажа коридора – видишь какие неровности? Ничего выпрямим

шпаклёвкой да пройдёмся рубероидом.

Название «рубероид» резануло слух, которое тут было ни к месту, и он стал ловить

мысль, которая уже была в нём и удивляясь что, зная её, он не может понять, как она

выглядит, он наблюдал как в коридор ввели еще какого-то мужичка и двух девушек в

рабочей одежде. Одевая протягиваемую каким-то прорабом рабочую одежду и получая

инструмент они, вскоре приветствуя всех находящихся, присоединились к

присутствующим.

- Да тут без штукатурки не обойтись – завела разговор новая девушка, упомянув что

забыла имя и это никого из находящихся здесь не удивило. Все сидели на чем придется, наблюдая как новый рабочий вытаскивал коробку из открытой двери и медленно

перекладывал там предметы разговаривая вслух о необходимости найти плоскогубцы и

зажимы.

- Нашел что искать. Ты лучше сначала проводку ищи, а уж потом инструмент. Прислали

помощничка мать их – ответил сосед Егора по ящику, который был превращён в сиденье.

Егор сидел, подперев руку под подбородок и рядом с ним лежали разбросанные электроды

от сварочного автомата, который не был подключен, и он не мог найти глазами розетку.

«Подождите – думал он – какие рубероиды и штукатурка? Какие работы, когда все о ней

говорят, но никто её не делает»? Он удивился что знает, как спрятать мысли от сидящих

тут, и чтобы успокоиться присел поближе к однокласснику.

- Егор, а на вокзале кто-то был из вас? Там есть что прикупить?

- Ты чадушка совсем не изменился. Какой вокзал? Ты видишь, что тут коридор? Видишь

или нет что его надо делать? – Его злость была не наигранной, и он не понимал почему

простой вопрос так обозлил его. Его злость стала передаваться другому рабочему, и из

ничего стал возникать шум и гам. Рабочие вдруг засуетились и оглядываясь вокруг

испуганными взглядами стали сторонится его. Он, не понимая такого волнения видел, как

из кабинета в кабинет ходят люди перетаскивая коробки, а за спиной у него где-то за

стеной подал голос проходящий тепловоз. Он решил проверить догадку и пошел прочь от

этих рабочих к знакомому кабинету наблюдая как оставшиеся на месте его «товарищи»

продолжали яростно и зло обсуждать процесс ремонта коридора. Кабинет он нашел

быстро. Поднявшись к потолку по коробочкам, отмахиваясь от надоедливой бабёнки, которая тыкала в него шариковой ручкой, он видел направление к окну. Перед этим

силовым упражнением доставляющего ему неприятные секунды, она макала ручку в

чернильницу заполняя бумагу, приколотую к коробке после очередного тыканья. Она

следовала за ним к потолку, и выглянув вместе с ним из окна, вдруг отшатнулась от

увиденного и закричав стремглав скатилась вниз по коробкам. Внизу она стыдливо

поправила юбку пряча панталоны и улыбнувшись ему кокетливо и со смыслом как ему

показалось, принялась дальше чертить на коробках свои знаки по нетто и брутто. При этом

процессе она говорила о том, что надо всё успеть и привести в порядок какие-то товары до

которых у неё не доходили руки. Он же, выглянув в окно понял весь абсурд своего

желания выпрыгнуть снова вниз и спустившись к работающей женщине, он вышел в

коридор и направился к выходу, который он знал где находится.

Улица его встретила приятным ветром и пропуская проходящий маневровый

локомотив, толкающий перед собой цистерну, он, поклонившись старой знакомой с

11

ребёнком, двинулся к вокзалу решив пройти мимо переходного моста. До вокзала он

добрался быстро, и присев перед ним он с удивлением слушал охранника, который

требовал от него документик напирая на последнее «ик», что выглядело неестественно

красиво на фоне разворачивающей торговли перед приходом очередного пассажирского

состава. Тут он понял всё. Он не спал, а умер. Сразу исчезло всё вокруг, а его за руку взял

кто-то и повел мимо шатающихся теней, которые натыкались друг на друга и делали

какие-то движения руками всё время нашептывая какую-то чушь. Через мгновенье он был

перед рекой и видел, как встаёт с ложа паромщик.

- Как только бес, так я сразу - Заворчал он, сильнейшим пинком отправляя какого-то

человека в реку – что нельзя было по-иному провести? Нет давай дед заводи лодку, точи

вёсла и ради кого? Ну провёл бы его по тропе, так нет пиши да паши уважаемый старик.

- А кто тебя просит то? Тут просителей нет. Сам знаешь, и тем не менее всякий раз воешь.

Давай лучше посидим да погладим и поглядим этого «колдыря». Между прочим, не

простой типчик – вёл беседу его провожающий в котором он видел свою фигуру и свое

лицо. Вот только походка отличалась, да двое сопровождающих с наклонённой к земле

головой были тут, как ему казалось не к месту. Они портили и настрой, и картину пейзажа.

Ему в голову пришло сравнение с конвоем и понимая, что мысли прочитаны и услышаны, он понял, что дома. Оставалось добраться до дома. Что-то было во всём этом знакомое и

его родное.

- Да вижу, что не простой. Философ мать вашу. Давай чаёк погоняем. Он полезен чаёк то, тем более мне тут безмозглые презент в виде травки принесли. Я такую еще не пивал.

Вкуснотища – и он стал размахивать руками раздувая огни на земле, добавляя эту травку к

заварке в котелок с водой.

Глава вторая: Прибытие из забытья.

Его выводили из забытья пять раз. Это был шестой. Он любил забытьё и пока был в

нём тратил время на мысли и дела через эти мысли. Он был конструктором эмоций, а это

как говорится обязывало. Если бы он имел собственные эмоции и чувства, то разозлился

бы выведению его из состояния покоя, когда он открывал очень интересную штуку. Он

попытался представить, как бы он повёл себя при имеющихся чувствах и эмоциях и видел

только движение тела как реакцию на раздражитель без понимания внутреннего

состояния. Это его укрепило в ощущениях всех частей тела. Он прыгнул и ему

понравилось состояние организма. Видя красоту в своем движении только потому что, он

двигался, он решил присесть тут, недалеко от вечного тумана. Он уже знал, что его

проводник не завис во снах, а перепрыгнул при помощи воли барьер, что было ужасным, но не кошмарным. Ему и не такое приходилось делать. Лет пятьсот назад или больше, он

пока не смог ориентироваться во времени, зависнув в полудрёме, ему уже приходилось

сгонять неких Богов, объявивших себе равными в чувствах с людьми при жизни. Та ещё

была работка, когда его вытаскивали из ухода несколько раз чтобы исправить особенно

строптивых. Ничего страшного. Справился! Главное, что он разработал тему шага, которая

занимала его больше всего. Последнее время он посвятил раздумыванию над этим всем.

Цели и мотивации первого шага, который зависел от настроения, направления и еще

нескольких моментов которые он открыл, открывали для него и иных некоторые

горизонты, когда наконец вопрос рождения под шагом как движения образа должен был

быть закрыт навсегда. Это открытие он направил на рассмотрение в Оде со специальным

гонцом на крылатой кобыле что вызвало уверенность что открытия будут приняты. Не

каждый удостаивался этой лошади, а тут прискакала, когда её никто не ждал. Вот и идёт

он теперь к выходу из вагона, ожидая, когда к нему приблизится из тени реальный вагон.

Видя его, он спокойно перешагнул через небольшую пропасть и сразу услышал стук колес

и застывший сзади крик шага, который уже уничтожали как мост. Цивилизованные «эти»

открытия его мало волновали, и он нисколько не удивился что пейзаж за окном

12

двигающего вагона был привычным с некоторыми нюансами в виде дорог и предметов.

Он учился быстро. Войдя в купе, он уселся на свое место, поправляя шляпу глядя в

зеркало двери.

Наряд полиции лениво скучал на железнодорожном вокзале ожидая прибытие

поезда. Старшина Кобзин был в настроении. Это было его время. Он пообедал сытно

домашней едой глотнув чистого спирта из фляжки, и источал сейчас несколько идиотский

вид с беспричинной ухмылкой на лице. Его напарник сержант Егоров был скорее зол из-за

замечания, в личное дело которое ему зачитали на планёрке перед выходом в наряд. Как и

любой человек он считал это наказание несправедливым, тем более причина для него была

существенная, а именно нарушение закона, выражающееся в том, что с него никто не взял

письменного объяснения по поводу произошедшего. Оспаривать это было бесполезно и

все-таки игла засела глубоко. Он, который обладал удивительной особенностью

распознавать в толпе подозрительных людей, получил замечание первый раз за службу что

угрожало лишения премии, на которую он рассчитывал. Настроение не помешало ему

сразу увидеть странного старика, сошедшего с поезда. Он как обычно пожал плечами, что

вызвало внимание его коллег, особенно подошедшего третьего, сержанта Стёпы, как его

все любя называли. Отлучившись за сигаретами, Стёпа, имеющий фамилию Шило, как

повод для остроты языка, возвращаясь к коллегам по службе сразу увидел знакомое

подергивание плечами Егорова Ванюши, имя которого в его устах как «месть» за «Шило»

звучало особенно издевательски. Это баловство юмором было характерной чертой этой

троицы, которая уже пару лет изучала ногами все тайны вокзала. Кобзин как старший

группы оценил движение плечами коллеги и видя его направление взгляда тоже остановил

его на приближающемся старике. Он оценил интуицию напарника, так как в походке этого

товарища было что-то от молодецкого задора, и если бы не выражение лица и идеально

подстриженная седая борода с седыми же короткими волосами на голове, то со спины

сложилось бы однозначное впечатление что перед тобой молодой и сильный человек.

Подозрение усилилось, когда, представившись сошедшему с поезда старику, полицейские

почувствовали неловкость одновременно от его взгляда от которого хотелось бежать и от

ответа на вопрос о наличии документов. Дедушка вообще, судя по реакции его на вопрос

как мимикой, так и словами, не понимал, о чём идет речь. Причина для задержания была

на лицо, и Кобзин оставив коллег на перроне повел старика в комнату полиции на вокзале.

Старик вёл себя вполне прилично и даже стал насвистывать какую-то мелодию

отвратительно коверкая звуки чем демонстрировал полное отсутствие слуха. Правда

диалог между стариком и служителем закона мало походил на диалог, соответствующий

обстановке.

- Ну здравствуй не рождённый – сказал грустным тоном Кобзин, по имени Костя, пропуская старика вперед перед дверью в комнату полиции.

- И тебе на хворать воин храма жизни. Как церковь? Стоит? – старик присел на

предложенный стул и оперся руками на стол кладя на их голову.

- Сам видишь стоит и стоять будет. Я не против. Тебя то что подняли ни свет, ни заря? Али

беда приключилась?

- Слушай воин, объясни мне старику ситуацию. Если этих надо мочить всех, то я тут при

чем? Только мне память подсказывает что они приговорены жить тут вечно и приговор

этот их от их самих, а потому вечен. Я какого сюды всунут? Не моя стезя мысли иных

справлять. - Старик обновлял взглядом комнату трогая поверхность стола и даже засунул в

рот карандаш со стола, отщепив от того зубами щепку. Следом за его взором комната

очищалась от негатива, оставляя в воздухе только Кобзевым заметный аромат.

- А ты не в курсе? – Спросил полицейский засовывая в рот сигарету. Выпуская дым изо

рта, он погрозил пальцем старику, и они рассмеялись.

- В том то и дело. Проснулся от зова пророков мол, давай беги на волю, а то случится. Я

ловлю господина бесов мрака за шкирку, и этот пьяница, уверенный и живой ведёт меня

через барьер. Я сюда, а он отсюда и вдруг ни с того ни с сего посылает иллюзии в

13

преисподнюю, и вырывается к паромщику. Ты бы взял его к себе, а то всё один да один.

Самый раз воин как надо. С памятью что самое главное. Тот то, твой второй, сгинул по

делу в Совет после перестановок. Не надоело маяться дурью?

- Да знаю я не рожденный что его тут место. Возьму куда я денусь. Ты же не зря тут на

меня вышел. Помнится, в предпоследний раз я тебе надавал по щам аж дым шел. Правда

потом выяснилось, что всё это твоя задумка и выпрямители потешались как бешенные. На

то и бешенство. Пришлось парочку уконтропупить навеки вечные. Гомы приговорены.

Шепнули.

- Гомы? Извращенцы по любви? Давно пора. Сколько они уже мозги пудрят? Помнится, их

давненько еще шерстили по серьезному. А кто палач?

- Держащие ветер.

- Вот так поворот. Ну хорошо – Старик встал со стула, и изучив чайник вертя его в руках, включил в розетку вилку и стал наблюдать как внутри его стала закипать вода – Гомов, если даст Совет укокошат как говорится, все там будем. Оде потрясется. Что ему? Лишь

бы лестницу вверх не строить. Вот ведь сволочь, а? Давно бы уже двинулся, но чую что

тут новое проясняется. Опасность? Хорошо там возня линии и много чего. Я-то при каком

тут? Твоя работа воин, а не моя.

- Во-во! И я про то. Эти умники тут мир воздвигли вне времени и чувств. Прямо для тебя.

Ты же любишь, когда бух и нет нотаций – Костя стал заваривать чай, ограждая комнату от

мира через церковь, вводя их с гостем в иллюзию потустороннюю жизни – Я не для

нотаций и чувства, ты же сам это понимаешь, но не чувствуешь. Уничтожать виртуальные

мысли? А они каким боком к действительности? Хотя чую повозится зазнавшийся Совет

вместе с бесплотными. Ничего, им полезно будет погуторить да паниковать. Что сморишь?

Заходи напарник, дал же бес воина! – пригласил к столу зашедшего Стёпа, наливая чай в

три кружки, от которых шел зеленый пар и которые превратились в большие бокалы с

деревянными на вид ручками. Вошедший присел рядом и взял протянутую ему кружку, подмигивая старику. – Что подмигиваешь? Не по тебе шапка. Давай пей да мир свой изучи

отныне ты тут будешь принимать и судить, а то бегать мне по мирам возраст и чин не

позволяет. Понял?

- Нет – ответил человек допивая из кружки – но чувствую дело пойдет.

- Вот это я понимаю диалог – Старик похлопал вошедшего по плечу и проводил его к

двери, махая ему рукой пока тот не исчез в тумане. – Захотелось что-то в мир чувств, хоть

еще разок поплавать. Но, увы. Что делать то мне? Вроде мир твой понял уже. Чай

неплохой кажется. Дамочкой пока то да сё, обзавестись? Да Гомы боюсь получат ещё

запас. Куда?

- Ты у меня спрашиваешь? Ох чую чистка будет каналов.

- Всех?

- А что церемониться? Давно уже предлагаю. Сам посуди. – Кобзин стал возвращать

комнату к месту жизни, прохаживаясь при этом вокруг стола, рассматривая как кружка в

руках обретает вид чашки – эти мыслящие, как себя они называют, умудрились натыкать

всюду камеры и стать внимательными. Ты не поверишь, но наша деятельность стала

просачиваться как наяву. Ты думаешь что-то изменилось? Колдун на колдуне сидит, и

некими магами погоняет. А что в итоге? А ничего! Им по камере исчезновение человека, а

те посмеялись и снова писать бумаги как бешенные. Писари блин! Ты не поверишь пишут

их чтоб через год сжечь в печи или выбросить. Такая вот работёнка у них ныне. Я даже

обленился настолько всё ясно и понятно. Этих сюда, тех туда и всё бы ничего, но стал я

замечать каналов уже больно развелось от их заклинаний и мыслей. И все норовят влезть

под одеяло. Влезут! Почуют что там за дверью и на тебе на весь свет мол, я прокаженный

и посвященный. Хватит! Так что работа будет и делегация прибудет. А вот как они

придут? Это тебе не Богов с Олимпа сбрасывать - и они, вспоминая былое, рассмеялись.

- За компанию что не посмеяться? – продолжал надрываться старик, видя, как воин

оценивает шутку, ибо нет ничего умнее чем смех без чувств – Да, дела. Где они живого

14

возьмут, да ещё союзника? Тоже мне пророки. Что-то мне не нравится всё это. Это как ты, который называет меня не рожденный, пропуская через века этот термин забывая, что я не

рождающийся. Разница для всех но не для тебя.

- Философия всё это. Ты знаешь мою работу. Храм людей будет всегда. Причина то

смешная и если бы мне кто-то сказал в самом начале что я буду защищать этих недоумков

только потому, что они видите ли имеют наглость иметь мысли, то я бы смеялся как те

самые демоны и Боги Олимпа, которых мы с тобой превратили в пыль, не смотря на

людское, и чудовищную силу. Вот где смеху то было. Но самим Богам не до смеху и Оде

для них перевалочная база. Вот что мне делать с этим сосунком, который прибыл в

качестве помощника ума не приложу. Ну ничего даст Бог уладится. Бесплотные только

суетятся. – Кобзин подойдя к окну стал наблюдать как к двери подходит Егоров, держа за

руку очередного просителя денег чудом проникшим на вокзал за желанным. Удивительная

способность у этих попрошаек обходить препятствия, и ему подумалось что с их

талантами им самое место у трона. Мысли его услышал старик и они улыбнулись друг

другу. Надо было решать вопрос легализации и Кобзин сел писать бумаги за стол делая

вид полицейского. Старик, столкнувшись в дверях с парочкой мужчин, прошел мимо их и

растворился на просторах города. Позади его, Кобзин делая вид работы продолжал

обдумывать дилемму об исправлении вскоре появившегося живого с предполагаемой

заслуженной наградой после жизни как необходимость выполнения миссии. Всё было

сложным, только он по опыту знал, что решение и реализация решения была делом

простым и не хлопотным.

Глава третья: Рассказ Полины.

Я адекватная девочка, со всеми прибамбасами, которые сама не понимаю, да и не

для того они в наличии чтобы их кто-то понимал. Живу как все. Учусь, а если надо и

люблю, как и положено людям без всяких мистических заскоков и даже мыслей. И вот я, обыкновенная мадам сижу и наблюдаю перед собой того, кто напротив, и слышу, как он

говорит и мало вникаю в слова и предложения, ибо рассказ этого парня похож на бред

если бы не события, которые мы видели, а некоторые даже участвовали в них.

« Первый раз было довольно банально. Остальные я не помню. Меня не интересует

были они или нет, потому и не помню. Не помню и всё тут. Может не положено

помнить, а может тупо и не надо. А, простите зачем? Это помогает как-то? Дудки!

Никак это не помогает и ничем. Да и первый, второй и третий раз, помнить совсем не

обязательно. И тем не менее я помню. Помню и всё тут. Такая вот фигня. Всего три

раза, а ведь они только для рассказа как былое и существуют, и никакого значения

кажется не имеют»

коленях, и складывалось впечатление что перед тобой сидит провинившийся школьник и

рассказывает маме невыученный урок. Рассказчик вздохнул, демонстрируя открыто свою

усталость и продолжил: - « Говорит мне этот пьяный стратег, возьми его черти, мол

давай паря, действуй. Кстати, а может черти его и взяли, хотя чертей я не видал, а

видел кое-что похуже, с которыми рядом черти так себе, игрушка для перепуганного

попа. Так вот, молвит мне эта гнида или падла, что по-солдатски верно и конкретно,мол, поставь пулеметик между вторым и третьим путём и встреть краснопузую

сволочь, как и положено. Я и поставил. А что мне? 19 лет! Пацан совсемНеделю как эта

лихая напасть в лице этого капитана, который дышал на меня перегаром и говорил

заискивающим голоском, мол, пулеметик на второй путь, забрала меня в свое войско,отмобилизовав меня прямо с поля, где я маялся дурью собирая прошлогодний картофель.

Жрать то надо было али нет?

я оценила артистизм говорящего - Кажется еще маманя была да пару родственников при

мобилизации, туды их в качели. Не помню, да и пошли они к той самой маме, которая

15

давно наверно кормит их там, где им и положено оказаться. Я и поставил пулеметик и

даже ленту напарничек вставил… а как все хорошо начиналось»

Вот скажите, за что мне эта мука? Еще исторические экскурсы мне не хватало

выслушать на ночь глядя, когда телевизор ждёт не ждётся усталое женское тело для

отдыха в уютном кресле с чашечкой кофе. На то и доля чтобы терпеть я и терпела: - « За

час до этого, психанутый полковник, выбивший табуретку из-под ног дезертира, тихим

голосом, под хрип висельника, говорит нашему капитану, мол, давай-ка голубчик, со своей

сотней станцию мне разведай, а то лупит оттуда батарея красных аж мочи нет

Слышь, говорит всем нам, мол, замолкла батарея то, так что давай мотай по скорому, а

сам свои приказы этим бесячим «голубчик» да «мать перемать» перемешал, как и

положено интеллигентной хари. Его бы кокнуть для профилактики, и я бы кокнул да

кишка тогда тонка оказалась, да и люди рядом были не сосчитать. Ртом ловили приказы.

А я пацан, до самого того дня смерти с этим родным пулеметиком уже пару раз в бою

побывал, и знал, что стоит вся эта голубая кровь, и кожа моя на спине, от их рук, в 19

лет моих видела и не это. Кнут не пряник. Не кокнул. Трус? Жить хотел вот и не кокнул

А надо было после того что дальше было. Последний и кажется первый раз у меня такой

гуманизм был по отношению к двуногой сволочи, любящей на досуге закатом

полюбоваться да кошечку пожалеть»

говорящий парень, сменив интонацию чтобы как говорится дошло. Не дошло, ибо не та я

девочка, да и на нервах всё ещё пребывала – « Этот полковник и гладил котенка ручкой, а

сзади висел дезертир. Котенок скулил, полковник «голубчик» вставлял, а капитан, сжав

кулаки, мол есть ваше благородиеА какое оно благородие? Сволочь и есть сволочь. Ну мы

и поскакали. Поскакать то поскакали, и степь оценили и воздуху хапнули в лёгкие и даже

шутками по этому романтизму поделились, и на станцию поползла наша пятерка

смельчаков, как их прозвал капитан, посылая первыми. В общем война матушка. Не

прошло и часа, идут родимые назад и самогонки таранят. На станции то никого. Вот и

сходили в разведку. Зашли на станцию, спешились, а людишки уже пьяные, и бабы кругом.

Я краюху хлеба за щеку. Красота! Слюни текут. Гонец умчался в пыль, как сказал

прапорщик, которого через десять минут уконтропупили так, что от него одна тень

осталась. Снаряд ему прямо в пузо прилетел, судя по тому, как от него разбежались его

части, и поверь мне, догнать он их и тем более собрать уже не смог, если бы даже

хотел. И поделом ему. Гад любил по щекам люд бить. Зашли в станицу, за день до этого, и

пока вешали парочку пленных, он по щекам. Визжал морда аж скулы белели. Псих, как и

все они. Господин. Инженер какого-то там завода. Встретил я его вскоре после того

случая, не узнал он меня, да и куда ему, отрабатывал так, что кости трещали, и

благодарил всех, кого невпопад и впопад. Кости треск издавали на радость его слуху так,что я даже рядом остановился, любуясь как справедливость работает. Но то цветочки.

Короче пока в пыль ускакал связной, а следом за нами входила рота юнкеров, к победе, и

началось. Тут бронепоезд и появился. И как появился. Я б картины с него писал. Дымища,силища! Прёт как сатана, и саданет по вокзалу. Там прапорщику и пришел крендец, и

парочки двуногих, тех кто рядом гутарил, тоже. А потом еще раз, и ещё и пулеметиками

почесал вдоль вокзала, и пока юнкера в него всадили первый из трехдюймовки, он такое

натворил, что страх вполз в мою душу, помню полной коробочкой. Так с этим страхом и

прикончили меня».

Ага прикончили. Жди! Сидит рядом со мной убивец и сказки рассказывает, а мне

подсказывает опыт прошедшего мгновенья мол, верь ему Полина, а то, не то ещё будет. Ты

же глазами всё видела. Я и задаю вопрос, удивляясь наполовину и вид удивлённой девочки

у меня получается плохо. Спрашиваю его, мол, как так убили если вижу перед собой не

мертвеца. Получаю в ответ выговор что не слушаю, а перебиваю, и я замолкаю до

последней буквы рассказа. А он выдался на славу как говорится. Дарю: - « Короче

рассказываю по порядку. Красные в атаку пошли. То ли это план их был то ли

случайность, но юнкера встретили их нормально, зажгли паровоз бронепоезда, и в

16

штыковую пошли, как только матросня из вагонов посыпала. Я потом всех их увидел.

Всех до одного. Жить им маленько оставалось. Я пока явился пред ними, они все уже

кумекали, не понимая какого хрена они тут, а тела их там. Смехота короче. Я посмеялся

да смылся куда надо было. Так вот мадам, пулеметик я поставил, вижу лента там, где и

положено, и последнее что вижу, это красных на путях. Думаю, щас вжарю. А сзади

матросик из вагона. Откуда там появился гад? Мне уже было все равно. Положил он нас

в долю секунды. Напарничка, шашкой по башке, меня из маузера. Помню только себя со

стороны, и матросика, стреляющего вдоль путей. Ситуация хуже некуда. Я готов.

Юнкера кто куда, гляжу сумятица прямо нарастает. Прибывает народец и прибывает.

Помнится, капитана я пожелал видеть, но увы, видимо уцелел, да и расползались по

предназначению быстро все куда надо. И тем не менее, повеселился я тогда во всю.

Второй раз еще смешнее. Да ты не перебивай, а слушай. Я ж понимаю, как

выгляжу. Между прочим, рассказчик я замечательный, и даже в Оде пару романов

выпустил. Успех был такой что пузо дрожало. Но, про это потом расскажу. Чтобы

было ясно, поведаю про второй и третий случай быстро, чтобы ощутила ты мадам всем

ливером своим, что пред тобой главный экспонат на сей момент, о котором мечтал бы

любой живец, ибо кто как ни я доказываю, что пора и совесть иметь и честь знать.

Страх долой, фигню все эту к чертям собачьим, хотя кто их знает есть они или нет, но

коли люд молвит значит есть где-нибудь эта дрянь. Ползает. Я только щас захотел

взглянуть на этих чертей собачьих и кошачьих. Рожи поди невозможные…»

замолчал. Рукой поводил вокруг себя, в который раз озирая комнату. Я сидела как дура.

Вот он передо мной. Сидит этакая мужчина, в ссадинах, кроет мне рассказ, и, если бы не

мои глаза, которые видели, как он час назад воевал в коридорах нашего института, послала

бы я его куда подальше. Тоже мне мужчина. Так «хмырь». Мне другие нравятся. Девочки

меня поймут какие. Мы же поколение то, избалованное. Разнеженное. А этот хмырь

замочил трех упырей и сидит, глазки даже не краснеют. Обыденное оказывается для него

дело рубить в мясо врагов. Вот и сидим мы у меня дома. За стеной мой любовник спит, после возлияния внутрь. На папины мои деньги возлияния. Напитков, между прочим

горячительных, любитель. А этот «хмырь», остановил время, и сидим мы теперь с ним

балакая про то как он погибал и загибался. А мне это, простите надо? У меня любовник

первый появился, друг и жених, с которым я прогадала, судя по результату жизни длинной

в месяц. Между прочим, я еще та мамзель. Красивая! Всё умею и салфеточку связать и в

морду дать. Деревня моя Родина. Батя говорит, давай дочь дуй в университет. Я и дунула.

Комиссия ахнула, знания были, и вот я на первом курсе. Батяня мне квартиру прикупил, и

я стала завидной невестой, что показали первые дни учебы. «Хмырей» ко мне набивалось

куча, а тут этот. На кой хрен он мне дался? Я уже простите, звезда. В журналах (точнее в

журнале, но уж очень хочется казаться) мои статьи ждут, на тусовках я нарасхват, а тут эта

пьянь. Выгоню завтра. Повезло мне, короче. Врагу бы такую «везхуху» не пожелала бы.

Этот, герой Аника, любящий мечом помахать, что-то там ляпнул, мол, из темы мне не

разрешают уйти, вот и сидим языком чешем да чай мой хлебаем. А чай у меня, простите

английский, фирменный, и похлебать его разлюбезное дело. Про тему это как раз

интересно. Мне бы ещё для кучи саму тему понять хотя бы название. Не сказал!

Вот какая дрянь лезет ко мне в голову. Шторы надо убрать и вместо их жалюзи

присобачить болтиками или гвоздиками. Палас зачем-то очистить. Пыль собрать, лежит же

под ногами, и откуда берется только грязь? Вроде в тапочках, которые можно к столу

подавать в виде салфеток и в носках, которые пару раз на день меняю. Его можно и нужно

на свалку давно, только вот дань моде, которую притаранила мама, посетив меня с неделю

назад, а вместе с паласом и сало с грибочками и вареньем в холодильник втиснула. Да и в

целом надо сказать, жизнь меня мало устраивает. Детские мечты долой, да и кто сказал, что будет легко? И я сама знала, что будет трудно. Что не хватает мне? Немногого. Сидит

этот «хмырь», убивший недавно людей, и мало ему до терзаний совести и мне зачем-то

пургу гонит с которой я ничего не смогу поделать, разве только в фантастический жанр

17

перейти, и я уже представляю славу с короной Пегаса на голове, мол Полина Викторовна

гений фантастического жанра. «Фильмец» снять, получить премию, которая обязательно

должна быть престижной, ибо если не престижная, то на кой хрен она сдалась? Впрочем, тут деньги этот престиж быстро улетучивают. Впрочем, стоп! Заговорилась дамочка в

оправдание. Я ж сама попросила этого перца мне поведать, как так получилось, что

студент, будучи «чмошником» абсолютным, что доказали все четыре курса, для мне

малоинтересный, с вечно оттягивающими штанами на коленках вдруг посреди лекции, выхватывает какой-то ледоруб, прозванный им почему-то мечом, и перескакивая парты

врубается в трех типов, вид которых был на потребу ситуации. Вы не подумайте я не

ханжа, и не оцениваю человека по одежде. Опыт жития вместе от лекции к семинару он

многое стоит. Всё просто. Его характер, как я понимаю вместе с народцем рядом, который

кажется понимали все, и который очень ярко дополняла его одежда. Вот и всё что нужно

для «правдивого» анализа человека. Вот и сидим мы все вместе взятые, на лекции, которая

скучнее паровоза, заброшенного на станции, который я недавно видела, расследуя дело об

отмывании денег и опрашивая в депо сотрудников по заданию редакции дешевой газеты, для которой такой материал уже был законченным действием, за будущие десять тысяч

рублей гонорара, и вдруг вскакивает это чмо, выхватывает какую-то херь из воздуха, и на

наших глазах вступает в бой с тремя неоткуда взявшимися персонажами из кошмарного

сна. Вжик да вжик и нет трех персонажей. Этот прогуливается, в карман положил какие-то

вещи, забрав их у покойников, а рядом еще два типа. И какие! Просто загляденье. Я их

сразу захотела, как мужчин, мужей и друзей в одном лице тем более они и были как

сошедшие с зеркала. Сразу двоих мужей. Одновременно! Это не мужики, нет! Это

идеально скроенные тела с идеальными улыбками. Они спокойно так, с выдержкой на

зависть, дотошно, обыскивают эти тела. Потом запихав убитых прямо в воздух, продолжают свое дело, начав путь по рядам. Мне в голову картина про Холмса с лупой по

полу, только я-то нормальная. Верить в чудо мне сам мир не велел. А тут я замечаю, что

все вокруг заторможенные, и им по головам, всем подряд, бегают пальцы идеальных

мужиков. Одна я сижу, и тупо таращусь как дура на всё это, и покричать бы, или

провизжать, что было бы эффективнее, но увы и ах. Понимаю, что бесполезно.

Эти проходят мимо меня, а ко мне идет это чмо, снова в оттягивающих своих

штанах, на которые смотреть то противно, куда-то девший свои доспехи из шкур, которые

надо сказать были великолепны, и садится рядом. А надо Вам признаться меня смех взял, и не потому что я истеричка и это нормальная реакция на ситуацию, а потому, что там

внизу, перед доской, торчит из воздуха нога с сандалией того, которому недавно этот

мальчик проткнул мечом живот. Именно живот и я диву даюсь памяти, которая запомнила

цвет сандалий и мне хоть кол на голове теши, а вот тип в туфлях, который скрыт от меня

хрен поймешь, чем, явно без головы. Я понимаю, что его просто не до конца засунули, и я, давясь от смеха говорю тем типам, от которых мурашки по мне бегают как заведенные, мол, ребята, Вы бы до конца труп засунули, а то уж больно картинка смешная. Один из

них подходит ко мне, бросает мне на ходу чтобы я не обольщалась на счёт их желаний и

жизненных энергий ко мне, спускается к доске, и спокойно заталкивает тело в воздух.

Через какое-то время мы снова на лекции. Я как дура таращусь на этого недоумка в

штанах на которые если поглядишь смеешься сразу, вспоминая его лицо красное от стыда

всякий раз после такого осмеяния, и понять ничего не могу. Дядя, прозванный

профессором, читает нам хрень по методике проведений шоу и легитимности власти, собрав всё в кучу, видимо для усиления сложности при сдаче экзамена, а я себя щипаю, понимая, что сон уж больно реален.

Дальше еще смешнее. Прихожу домой. Этот будущий жених, пьяный спит, и

растолкать его нет сил, а то бы вылетел как пробка, так как такое желание согревает мне

ум уже неделю как минимум, и любовь последнюю с ним пару дней назад мне лучше не

вспоминать. Любовь прошла завяли помидоры, или короче к ночи. Рифму выхватывает

память со времён детского садика и начальной школы только мне так легче. Дурачусь на

18

всю катушку. Короче истерю! И я, вижу этого мальчика, который тихо так ко мне подходит

и глядя в глаза мне, раздевает мое тело как психологическую оболочку (это приходит мне в

голову тогда), и я как последняя мышка в клетке падшая на сыр, зная, что он отравленный, снимаю джинсы, стягиваю кофту, трусы, и стою голая в своей квартире со спящим пьяным

любовником, глядя в глаза тому, кого презирала. А Вы знаете что такое презрение?

Подумаешь? Мало ли нам не нравится людей. Причина разная почему не нравятся. Бывает

просто не нравятся понимая, что, впрочем, ничего он тебе плохого не сделал, как Ленка

Сибирцева с моего курса, а тут презрение. И самое поразительное, что презрение то моё

не из воздуха высосано, ибо надо знать этого перца, который маячил у меня перед глазами

четыре курса. А тут я стою голая перед ним, мол, давай парень не тушуйся, да еще

словечки грязные в голове гуляют. А он, отходит к стене, произносит типа того, что он это

специально, показав, что я в его власти и что он может сделать с тем, кто его презирал в

отличии от остальных, где половина его жалела, а другая имела игрушку чтобы потешить

свою силу. А как её не потешить если не перед слабым? Тут отпора нет, потому фантазия с

каждым годом растёт в области издевательств, но, говорит он, мол, помню ли я Павла

Сунегина? Еще бы! Богач, мачо. Но, не для меня. И тут до меня доходит. Простите, так

этот Паша уже года два не издевается словесно над Егором. Два! А я забыла. Он же в

первых рядах гнобил Егора как мог. И этот Егор выдает мне, что Паше он показал, что

значит защита чести так, что до сих пор мачо Паша ведет себя как человек со всеми

человеческими слабостями, но не во вред других. И что из всего нашего курса такое

изменение в его поведении заметила именно Ленка Сибирцева, остановив Егора на

перемене и задав ему в лоб самый простой вопрос: - «Ты кто»? И я задала точно такой же

вопрос, когда у меня в голове пронеслось поведение Ленки по отношению к Егору. Я

оказывается дура то на всю голову, а не она. Хожу брожу на лекции. Тоже мне, звезда

ВУЗа! Пою песенки на сцене, удивляя талантом так, что даже продюсер подъехал и не

какой-то там, а гуляющий по экранам страны, которого я послала после пяти минут

разговора во все известные сексуальные направления, как у них принято, судя по его

риторике, чтобы дошло, и не вижу то, что делается рядом. Только стою то, я голая. Он мне

баки забивает, а я голая. И тут до меня доходит, что я секунду назад, повернувшись к нему

задом, наклоняюсь как будто я в комнате одна и поднимаю шнур зарядки для андроида с

пола, и спокойно втыкаю его в розетку, подключая к нему почти севший телефон. Ни

хрена себе! Я краснею, простите, как рак. И Вы бы покраснели, затем я бледнею, но не

злюсь. Мне стыдно. А далее он говорит, что возвращает в меня реальность, но время вот, он немного остановит, чтобы побалакать по душам, так сказать. Потом говорит, что

побалакать есть, о чем. Потом говорит, что вроде он меня нашел. Потом говорит, чтобы я

оделась, а потом мы начинаем беседу. Достаточно за полдня событий чтобы сойти с ума?

Вполне!

« Второй раз я сам виноват. Это всё художники. Есть в Оде квартал художников»

– продолжает он рассказ, разъяснив мне что Оде это город, отвечая на возникший в

воздухе мой вопрос. Возникший, но не произнесённый вслух. А он отгадал. – « Кого там

только нет. Те ещё гении без всякой балдыВидела бы ты их. Трогать их запрещено, но

они имеют наглость создавать миры перехода через свои картины со всей атрибутикой

судьбы, мать их за ногу. Стоит такая гениальная дрянь, малюет на мольберте картину,а ты как дурак смотришь в просторы или людей в полотне мыслей, и понимаешь, что

ещё шаг и ты уже там, в картине. Дураков хватает кто любит пожить, так сказать,да и кто не любит? А мне то, что надо было? У меня было всё хорошо, но уж больно мне

понравился тип с длинными волосами и грудью как у нимфы. Ни-ни мыслей грязных и

непотребных. Упаси как говорится. Там иное. И я повелся. Говорили мне не лезь вперед

батьки. Я полез. И родился снова у Вас. Вылупился так сказать там, где меня не ждали.

Да мало ли нас придурков у вас бродит через тех самых художников. Я уж потом узнал,что количество отправленных ими пропорционально их творчеству. Формула та ещё!

Почище всяких там запудренных гениев. Я даже заплатил дорого одному там затворнику

19

мол, реши. Он решал и даже ответ мне объяснил. Я слушал долго. До самого конца

дослушал, а когда он меня разбудил, ибо заснул, а по тому миру сходил куда не знаю и

зачем не ведаю на полдороге понимания, моё понимание решения формулы сказанного и

забылосьЧем больше туда,тем выше статус в творчестве, который надо признаться, им на хрен не нужен, как и

окружающим. Их загибон, и только их, мать их в душу снова и «перемать» вдогонку. 1930

год. Детство. Батю кулак с обреза саданул в окно так, что тот с напиханной кислой

капустой во рту и сполз под лавку. На моих глазах. Медленно так сползает. Маманя уже

рот открыла для крика, я же смотрю что батя мёртвый, а как будто осмысленно

прячется. И поразил меня тогда факт, что он труп, а ползёт медленно под лавку как

будто мыслит. Наконец завалился на пол, а брат мой старший лупит в ночь с винтовки, а

затем туда же сам, через окно, в ночь. Через час сидим мы на дворе. Рядом батя

мертвый, с ним лежит та кулацкая мразь с обрезом рядом, которую мой брат

приторанил. Брат потом погиб на Финской. Я его искал и не нашел. Смелый мужик был.

И сидим мы, и не чувствую я утраты, хоть плачь, а вот то что в тот момент я научился

делать «заначки» в этом мире, меня даже не удивило. Берешь вещь, открываешь окно в

любом месте, и прячешь. Потом окно закрываешь и пейзаж на месте, и воздух чист, а

«нычка» имеется. И сижу я пацан, 7 лет от роду, и думу кумекаю. Простите меня

неразумного, а как так получается, что я могу такие вот коленца выхватывать? И кому

сие поведать? Поведать некому, а знания вот они, родимые. И стал я жадным до

знаниев. Учился так, что, когда меня убили плакали все. Я бы тоже на их месте плакал

только поразило меня тогда, что их главная боль за меня касалась именно того что «как

несправедлив мир коли забирает самых талантливых», тем паче погиб я классически для

любой войны. Ничего героического.

Когда стал вопрос об эвакуации, а немчура прёт как танк, меня как будущую

надежду науки, вместе с мамой и сестрой, которую я не любил за её вечные капризы, на

лично подосланной «эмке» от первого секретаря, доставили на вокзал и в вагон, снабдив

едой на три дня. Сели и поехали. Колеса стучат, соседи говорят, гармошка играет.

Красота! И так мне на душе легко стало, а я тогда очень интересную штуку

разрабатывал в голове, что петь хотелось и всех целовать. Душа не шутка, я скажу. С

ней хрен справишься. Вот и через пару часов мы остановились, и маманя говорит нам с

сестрой, мол, сходите дети на вокзал да воду пошукайте, тем паче старичок, такой

потешный в форме железнодорожника, пройдя мимо поведал, что стоим часа три как

минимум. Я потом нашел сестру по линиям, которые у нас, на зло мне, были. С нами

были, и связь эта видимо была вечная. Хочу освободиться да не могу. До 1960 года

дожила. Трое детей, награды за учительство, муж лопоухий подкаблучник. Всё как у

людей. Единственно, что она сделала, это за моей могилой ухаживала, что бесило меня,всякий раз заставляя маяться херней отвлекая от дел насущных. А этот страж

погостов уж «навыговаривал» мне столько что ахнешь. И знала бы ты сколько мне

потребовалось сил и энергий чтобы сдабривать сего воина. Тот еще заводной. Жадный.

Всё предметы, забытые считает, да посылает зачем-то за ними бродя по снам. Кстати

единственный кто мне известен, кто как посуху по Вашим снам и грёзам шастает.

Между прочим, и на вызовы прётся как прокажённый.

Так вот, идём мы за водой. Весело так идём. Дяденька красноармеец, угостив нас

сахарином, показал точный путь. Тут налёт на станцию и произошел. Я только успел

сестру за платформу выкинуть в канаву, видя, как впереди разлетается всё в пух и прах, и

с пацаном одногодкой, к нам присоседившимся в походе за водой, мы кинулись вдоль

путей. А на кой хрен? Одно слово молодежь. Там нас и накрыло. Бомбу помню отчетливо,и пикирующий самолет помню и трассы вдоль путей тоже. Этот мой знакомец ушел

быстро. Его как будто ждали. А я как полная чаша впитывал в себя всё. И маманю,орущую возле моего тела, на которое страшно было смотреть, и того красноармейца,который всё про сахарин говорил. Осколки вытащили из моего пуза тогда ещё. Всё что

20

там было. Видел сестру, которая как будто онемела и сдается мне, что вся

последующая её жизнь на том воспоминании и основывалась. Она то думала, что я её

спас. Держи карман шире. Я её благодарность много раз отрезвлял чтобы не аукнулось в

Оде потом. Не спас я её, а просто неосознанно толкнул. Я потом судьбе хотел пару

вопросов садануть, со злости, но к той не подъедешь просто так, а то бы выдал пару

ласковыхПохороны видел, плач и даже лицемерие возле братской могилы. Немцы, тогда

как оказалось быстро приближались и нас всех вместе быстро закопали в общей яме. Я

искал потом эту яму и не нашел, хотя до сих пор не пойму, зачем мне она сдалась. Там

давно стоит город, и будучи рядом, видел я там лишь теней пять, оставшихся тут по

причинам разным. Эти те самые, после той бомбежки. Только вот общаться с ними

бесполезно, сам такой или таким станешь. Одно слово-тени. Там меня и определили, да

только характер не тот, хотя есть еще те перцы. Насмотрелся я. Так вот, шабутной я

человек, и не только. Идите со мной справьтесь если для вечности я никто. Я вообще

вечен и что вы будете делать? Какие такие методы вы против меня будете

приветствовать? А использовать? И перед каким таким сообществом вы меня

поставите в позу соответствующей обстановке, а я буду стыдливо прятать глаза в

кулак да шмыгать соплями? Есть такая сила? Это даже не бунт. Думаю, что за фигня

такая? Пожить то, когда дадут? Понравилось мне. Понимаешь? Мне понравилось

жить. Тоже мне наивен. Я к носителю, и молвлю, доколе брат? Доколе я жить не буду?

Даешь жизнь мать твою, и вы меня хоть где выпаривайте, хоть куда валите, мне по

фигу, да и в чём смысл всего? Шататься туды сюды и получать по роже за то, что

какая-то мразь бомбы на меня скинула? Я знаком с этой мразью? Давай его сюда

тепленького, и я буду первый кто сделает котлету из человека публично»

паузу. Видимо нахлынуло. Я давно незаметно включила запись на телефоне, думая об

осмыслении рассказанного наедине и в тишине после. Потом мне пришла в голову мысль

что понятие времени типа «после» уже выглядит смешно и использовать его в дальнейшей

жизни, как и «было», «будет», для меня лично неприлично и стыдно. Представляете

измены в моей голове?

« Короче ору. Скандал поднял и сам кумекаю, мол, какие такие котлеты, тут

публика почище будет и рождают им дрозда по самое не балуйся и если кое-кто еще не

осознал и не осознает, так это не моя же беда и не мой выбор? Короче рок тоже завелся.

В морду мне даст и изменил меня. Мне понравилось. Но не на такового попал. «Я тебе про

смысл бытия молвлю гнойный ты чудило» - в лоб леплю ему слова, да так складно что на

поэзию перешел сразу, по ходу отдавая творчество поймавшему тут мыслишку поэту,забредшему на «огонёк», да ловлю взглядом гномика, который язык мне как идиоту

кажет. А надо сказать мыслишка то го-го-го какая. И про судьбу судьбинушку, и про

матушку природу, и про бесконечность с делением на вечность и про то, что живущие на

шаре самые глупые, потому что так считают и про многое другое. Даже любовь

приплёл. Рок исчез даже на времяуж так я увлекся, и сам очухался я после

заключительного спича - «Мне какого хрена переходить линию постоянно? Я не заяц

бегать от кровожадных монахов, чтобы попасть в Оде всякий раз, когда требуется

пошалить на природе. Давай смысл или я подался...» И я подался. Прихожу в квартал

художников, а моего протеже и след простыл. Выгнали на волю вольную. И ты не

поверишь я его нашел тут. Спился, как и положено гениям. Ему я втыку дал, он же

глазками мутными буровит меня и ни гу-гу. Но ничего. Отпился, отрезвел, даже еще

более поталантливел. Только кому это надо? Я уж давно понял, что и кому надо. Задница

голая поданная на блюде намного ценнее чем самая захудалая мысль. Я ради прикола

говорю такому профессору, увешанному регалиями, мол, извини братан, слышь сюда, и

тыкаю ему кулачок в нос, поведай мне науку. Ночь, подворотня, он с бегающими глазками,а в мыслях как бы выжить, ибо любовница ждет жевать его увядшую любовь при

романтизме на свечах и игристым для поднятия. А ради чего? Вопрос простой. Ради

смутной и сомнительной перспективы которую даёт этот хмырь. На следующий день,

помнится, на лекции, после моего тебе предложения сходить погулять в парк, ты

отшила меня четко, как и положено воспитанной и умной на современный лад девочке.

Тема то пустяшная, ибо не я, а ты, как мне помнится, попросила меня разъяснить тему.

Я, безо всякой мысли и предложил, и на тебе, прямо в нос».

мыслях, и я потекла за смыслом ловя его по подворотням забегаловок сознания. Только я

вспомнила. Что это с памятью моей стало? Стыдно стало? Ни капли, уж извините меня, но

я дитя природы современности и выставлять себя публично с «чуханом», даже ради

знаний не пристало. Я его слушаю, а сама уже поверила, что меня то, по законам жанра, прихлопнуть придётся так или иначе. Как муху без жалости от хлопушки. А тогда зачем

он? Я девочка начитанная, и в сети я ползаю не ради того, чтобы телеса накаченные

мужские в уме с собой примеривать. Так что, то, что тип рождался в нашем мире и помнит

всё есть цветочки. Ягодки то, что он укокошил каких-то чуваков в 21 веке с дубиналом

наперерез к их агрессивному выпаду с целью раскроить череп Егору, та еще ситуация. Я-

то тут каким боком? Как там в фантастике? Память у меня отшибли и спрятали в

измерении, и сейчас обрету я смысл для которого родилась, трепыхаясь сначала и для

начала. Потом пугаясь психологически перехода от одного состояния в другое металась.

Так кажется? Судьба, рок, предназначение! Всё неслось в голове, что, впрочем, означало

одну и ту же хрень, ибо короче говоря, попала как кур в ощип я. Но блин, почему я то?

Прикидывайте какая у меня замечательная головка, коли я так фантазирую. Так что там с

профессором? Тоже мне пошутил. Он спросил дедушку, как тот не понимает, что помимо

его хрени, про то, что кто-то мерит и понимает от действительности до бытия, он ни

словом не заикнулся что человеку нужна корова, а желательно сто. Загнул так загнул. Я

мысленно увидела и поняла профессора, как и его удивление от напора правды. Корова!

Просто чтобы работать и пить молоко. Я даже опешила от такой глупости. Нашел что

спрашивать ночью в подворотне у профессора желающего младого тела. И я перебила, и

Вы бы перебили, требуя перейти к «телу-делу» как можно ближе. А в ответ со смехом, мол, времени то щас нет, а ему чесать языком самое разлюбезное дело, и если я не хочу, чтобы он мне продемонстрировал что моя жизнь игра, что и пропел, попав в ноты, то

следует мне «залепить хлебало» как и положено, если следовать Домострою. Он видел, как я открыла глаза от удивления мол, песни мне ещё не хватало тут среди ночи, и поведал

что певец он еще тот. При чём тут Домострой я уточнять не стала, зато услышала про

стихи от Егора. Оказывается, горланит он их иногда как недорезанный, и даже имеет

стихи в рок стиле, стыдясь их показывать на люди и строча их в стол. Это уж потом, забегая вперёд, я их слышала у известной рок группы понимая, кто и когда их написал.

Память то фотографическая, ибо такая у меня особенность.

Слушайте, сама видела, он даже стыдливую рожицу со стеснительностью в виде

покраснения сделал, поведав мне про всё это. И не ясно, то ли человек придуривается то

ли всерьез, и тем не менее трёх гавриков то, он превратил из кочанов капусты в

шинкованную для щей, и тут не ясно то ли с самого начала он видел в них капусту, то ли

по ходу дела ему такая мыслишка в голову заползла. Что ж послушаем, тем более тему

излагать Егор умеет, а когда заявил мне, что я пока слушаю, а не смотрю его повесть со

стороны что реально как в кино, я выпала в осадок, и вновь мне захотелось снять одежду, только на этот раз самостоятельно. Не для любви. Просто вспотела, а стесняться было

некого.

«Иди говорят, живи. Раз или два, больше или меньше какая разница? И я снова в

квартале, хватаю пацана за шиворот видя, как тот малюет всякую хрень, мне по нраву,и с ходу ему, давай что хочешь то и делай, и судя по моим членам и потугам давай

расплату по полной. Он мне в ответ басом, мол, а что тут то? Иди на приём там тебя

определят по всей строгости и пенделя отвешают. Да так отвешают, что кувыркаться

будешь веками если переводить время на то, что возжелал господин. И ржёт при этом

младой и гениальный хмырь ржачным смехом. Я его за ухо тяну, и молвлю, ты что опупел

вякать против Никто? Только тут он вперил взгляд и увидел кто я, ибо подсказывают

22

там моментально. Окружающие его гении художники, все миры рядом недоделанные и

сделанные в грязь со страху окунули, успев в эту мразоту пару-тройку желающих

отправить как пить дать. Грязь то в качестве чернил и красок используется. На этот

раз без их воли. Ох и повеселился я. Короче куражусь я, и забавляет меня эта ситуация.

Суди сама. Я с пулеметиком, с пулей в брюхе почил и пацаном от меня кишки оставили, а

тут такая гулянка. И отомстил мне пацан или нет, что в принципе невозможно, не

важно, но родился я в 1947. И как родился. Орал я до лет трех как недорезанный. Боялся

всего. Поэтому, будучи взрослым, как не встречу бабульку на улице, которая оказывается

в садике мне попу мыла, так про то и слышу, мол, голосистый был. А дальше банальная

жизнь. Школа. СПТУ, армия и ВУЗ. Работа и трусость. Боялся я всего на свете.

Комплексы у меня такие были. Теперь я про страх знаю всё.

Как-то пожил с горем пополам. Женился, успокаивая себя всякий раз, после того

как жена моя мне рога растила, что менять одну страдающую без любви на другую,смысла нет потому и ребенка растить надо, да и вообще. Что это «вообще» я не

понимал, но отмазка была великолепная. Как только умишка за ум забежит, и

самобичевание во всю загуляет тут и возникает, мол, а какого и кого вообще? Вообще то,все так живут и хлебушек жуют и не морщатся. А я стал руководителем, и видя, как

любят мою благоверную по случаю и без, берёг для себя это «вообще». А поэтому я

влюбился как неизбежность. Жену на хер послал и сменил одного барана с завитушками

на другую овцу помоложе. Ах как она забегала. Квартира моя, должность за мной. Еще

коллеги по работе всё поняли, и прекрасно разложили общественное мнение, и хожу я

такой весь красивый и невинный при жене стерве, которая не увидела, не ценила, и не

уберегла. Красота? Красотища! Эта сука бегает, мол, прости любимый, а у меня пелена

зла перед глазами, когда видел, как её в гараже понимал какой-то «мент» в терзаниях и

поисках духовного, забыв даже китель снять. Вскоре я понял, что всё это фигня. Эта

замуж не вышла. Жила как-то, и как жила мне было по барабану, а новая очень быстро

поняла расклад, и целый год я наблюдал её роман с очень неплохим и порядочным

мужичком, который как оказалось все-таки на «второй» глазок подонок, ибо бросил он её

сразу как та захотела соединиться сердцами, так сказать. Порядочность его, его же

подлость не отменила. Разумеется, как и положено в обезьяньей жизни, цель которой

поржать, пожрать да унитаз вытереть лишний раз своей нужной себе попой, это

имеет значение. Ха-ха-ха три раза! Я смеялся как угорелый, и это было действительно

смешно. Сын вырос, дочь покинула отчий дом и уехала трудиться и жить далече, и ни

слуху от неё ни духу, и, чем я её обидел ума не приложу. До сих пор не приложу, хотя я

уже ещё одну жизнь пробежал со злости. Скребёт обида, и причину скребли я знаю» -

прошу дальше, и мне уже интересно что он говорит. И Вам бы стало интересно, когда

видишь перед собой вещателя что ты вечен. Хочется слушать вечно и уже мысли забегают, а как я там в прошлых? – « А дальше просто. Мне 38 лет, и я сказал себе хватит. Захожу

я в «тошниловку», в свое время так забегаловки называли, и стою, пельмени жру,которые в рот порядочный человек не засунет. Вокруг ремонт, который почему-то стали

называть европейским и вижу я подходящих типов. Зашёл то я в бою умереть, ибо так

мне захотелось. Да и знак был. И умер. Забили меня тогда порядочно. И я знал, что так

будет. Эти типы даже не поняли, когда я на них полез, танцуя при этом танец

известный только мне. Картина та еще, и думаю её все надолго запомнили. Этот танец

потом в Оде родил целую школу со многими желающими научиться и повторить.

Конкурсов кажется парочка была, а меня даже в жюри не позвали. Сказали, что не

специалист. Вот так бывает.

Порядочно одетый мужик, танцует издавая звуки под понятную ему только

мелодию топая туфлями как можно громче. Ух как я мычал, плевался, орал. Загляденье. А

потом мы пошли. Заходим на стройку, которая рядом. У меня в кармане пузырь вискаря,довольно дорогой, (знакомый «оттуда» приторанил - тогда диво дивное) и я этим

четверым предлагаю выпить. Те в шоке, и не понимают, что творит этот «перец»,

который недавно лез на шишку всеми своими фибрами души. Мы жрём это пойло, и когда

оно заканчивается мы с ними кореша водой не разольешь. Не тут-то было. Им и выдаю

«за здрасьте», а что вы господа так затушевались? Я вам не лох педальный и будете вы

меня убивать тут по-настоящему, так как «блатота» из вас прёт как пряник на молоко,и даю первому в зубы. И знаешь, так удачно дал, что рука у меня онемела, а у него зубы

изо рта полезли. Вот где моя нычка пригодилась бы. Я её видел, но не достал. Нельзя

было, и мне карлик показал так, что рука дрогнула. Умирать так умирать. И началось.

Дали они мне первый раз хорошо. Я встаю, когда они уже прекратили упражняться на

мне, и чувствую боль и эта боль мне настолько мила, что страха как бы ни стало. На кой

хрен, а точнее зачем, я с ним жил, со страхом то? Смотрю они первому лицо из бутылки

с минералкой моют, а рядом палочка лежит с гудроном на конце, видимо мешали

плавленый мазут тут рабочие. Я ей и дал. Сил нет, а дал. Помню те охренели, ибо стоит

перед ними мужик, то бишь я, во всей красе и в крови, в разорванном костюме, и

замахиваюсь кулаком. Отмуйдохали они меня хорошо. Тут я кайф получил. Не поверишь. Я

ещё тут и уже там. А эти дохляки думают думку куда тело девать. Я бегаю от боли в

теле до кайфа вне, и вижу, как эти придурки тащат меня вглубь стройки. Ты никогда не

додумаешься что они придумали. Я, когда увидел, мне стало весело так как хрен меня кто

найдет, и я ясно представил себе рожи своих женушек и детей, когда я пропаду, и мне

стало совсем весело. Эти меня под бетон и засунули. Не поленились даже включить

мешалку, а потом еще и заровнять так, чтобы не была видна работа, мол, еще днём

залили. Рассуждали они вслух и тряслись от сделанного. Правда протрезвев, уж очень

дело мутное, они стали мысли ловить разумные. Эта их тряска меня забавляла, и я уже

знал, что каждого из них ждет. Петухи! Так моё тело там и лежит до сих пор, и зовут

мою вторую женушку Анна Куликова, и живет она по Октябрьской 12 квартира 7, и

мозгует, а может и нет, куда это её «кошелек» в виде человека, задевался? А он

полеживает на стройке по Ленина 10, и знать не знает, что на белом свете деется, и

честно говоря знать не желает. Не до этого ему. Мертвый он. А его носитель уже

мчится в жизнь, ровно на 6 лет. 1987 год и я снова тут в качестве девочки у любящих

родителей, цель которых жрать деньги. Перестройка и новое мышление. Особняк,машина, появившиеся слуги. Короче новая княжеская поросль, которая выродилась из

навоза, и в навоз превратилась, отдав меня нянькам и учителям, которым приспичило

впихивать в меня науки. Я ползла и карабкалась тогда крепко. Сама посуди. Окно

открыто на втором этаже, и я знаю, что внизу то самое, что выжить мне никак не

позволяет. Ад мне обеспечен, так как сама, и никто мне не помог. И знаешь почему не

дали потом по делам сим? Оказалось, я не сама. Нет, я хотела сама, но была там одна

барышня которая ловко понимала у моего папочки мысли, пока жена на первом этаже

ногти чистила. Мамочка моя прыгала на брате своего мужа довольно часто, так что

семья та еще была, хотя меня выводили в свет под вспышки фотокамер, и я уже была

звезда. И вот я ползу, и хрен бы я доползла до открытого окошка, так как хоть мне и 6

лет и посещаю я гимнастику, но справиться в выдуманном тренировочном зале в забеге

на окно, которое довольно высоко, не могу. Но я старательная. Подтащила козла,подняла его до максимума, и прыгаю. Не могу. Вот же упорство! Позавидовать можно.

И эта дамочка оказывается помогла. Я тогда не поняла почему так стало легко, когда

мои пальцы намертво вцепились в край подоконника, когда я допрыгнула до него. Я вмиг

на подоконнике. Оказалась что было ощущение, что меня хотят остановить и я сиганула

сразу. Больно было так, что сказать, что была боль нельзя. Это был ад и умирала я

тяжело. Ты думаешь эти родители пали в депрессию? Мама прыгала с братом папы в

эмоциональных порывах, как всегда пытаясь заглушить боль, ибо так она и объясняла

любовнику закатывая глаза от оргазма. Папа, наверное, всё понял, и погнал эту самку

подальше, натягивая очередную секретаршу у себя на столе. Короче депрессию они

лечили одинаково, а передо мной стояла та мадам, и молилась за то, что помогла мне

24

почувствовать, что такое полёт со второго этажа. Я потом её видел и знаю где она, и

слушай, довольно неплохая у нее миссия…. Так где чай»

Я за чаем. Наливаю, и слышу храп своего любовника. Оборачиваюсь, нет моего

однокурсника. Пропал.

Глава четвёртая: Первая работа

Он в тумане был недолго. Сам зашёл или показали, было не важно. Скорее сам

вошёл, или показали, что было вернее. Короче вопрос. Но, ведь казалось, что сам. Мысль

достойная и он оценил и согласился что сам. Было важно? Да нет, просто важно и всё. Его

«работодатель» сказал пару слов прежде чем испариться, и он сразу понял, что тут в мире

почивших, молчать значит понимать. Паромщик пару раз его навестил. При последнем

посещении цокая и качая головой демонстрируя удивление, что тот не помнит прошлые

воплощения, приторанил некую мыслишку которую оставил хранить в тумане. Он видел, как там, в еле различимой дымке перемещались тени, и чувствовал, что ему до них дела

нет и тем не менее в одиночестве это было развлечением, когда он пытался угадать по

тени даже судьбу её, каждый раз видя, как выпрямители стирали его мысли по этому

поводу. Хоть это развлечение доставляло ему удовольствие убивая одиночество и всякий

раз видя это тело одиночества, убегающее в даль, ему хотелось смеяться. Хотелось, но он

понимал, что статус не позволяет сделать глупость. Потом явился его демон по миру

алкоголя, и пьяный мир воскреснув отдавая ему в память всё что было «там», заставил

увидеть всё прошлое, чем он в принципе остался доволен. Даже судьба его персонажа в

лице крестьянки, которая всю свою жизнь под подзатыльники вечно злого мужа, воспитала аж пятерых из десяти родившихся детей была в радость. Только все они, жившие там в прошлом не давали ему дорогу в Оде, и понимая, что где-то «косяк», а

потому он тут, он все же оставался доволен судьбой. И тихо, и спокойно, и одиночество не

напрягает и желание, которое его жгло первое время по поводу затемнения сознания

искусственным путем быстро прошло. Тем более пока огонь сжирал его изнутри он видел

своих «собутыльников», пронесшихся через всю эпохальную жизнь отдавая им в копилку

расплаты каплю своего огня, он понимал и причину, и следствие. Но не жалел, что было.

Ни разу. Даже был доволен этим внутренним горением и гордился им при случае

появления выпрямителя поведав каждый раз про свои ощущения. Причину такого

прощения он понимал, и приветствовал, но что-то было не так. Понимая желание таких

как он, расстаться с огнём бросая искры в копилку падших и уходивших к парому и куда-

то в туман, ему был не ясен смысл происходящего. Неясностью своего места, особенно тут

за чертой оказывается умножало в десятки раз это страдание от бездействия и понимания

бессмысленности.

Что было не так он понял вскоре, когда вдруг ощутил поток времени. Это было

неожиданно в тот момент, когда он, видя, как выпрямитель убирает его мысли по поводу

сгорбленной тени, развлекал его всеми действиями и своими комментариями.

Выпрямитель не вёлся как всегда на его желание иметь собеседника, но ему было не

важно. Именно после его исчезновения и явилась та самая процессия. Это были карлики, которые повторяли какие-то стихи от которых хотелось бежать, и трое странных мужей в

длинных мантиях. Ему снова подумалось что этот мир меняется в связи с развитием так

как было трудно предположить, что этот вид был у вошедших лет триста назад по земному

времени. Тут он внутри себя ощутил, что близок к разгадке, но умея уже прятать от

пришлых свои мысли оставляя их себе, отложил до следующего одиночества чтобы

понять и «добить» смыслом истину.

Пришедшие сразу приступили к делу. Он судья. Пока карлики слагали договор, он

мило беседовал с одним дедушкой с ясными и бессмысленными глазами по теме

юриспруденции и принципов прочтения ими законов, которые, не читая и не зная можно

было легко использовать в работе. Тут он и узнал, что грехи его довольно крупные чтобы

25

Оде наложил шлагбаум его потугам приблизиться хотя бы к линии, типа вымарывании

плода ребенка во время беременности. Они даже привели это дитя который оказался не

дитя, а довольно упитанным слугой в известном месте Оде около памятника его роду. Туда

пока было нельзя, но то что род имел памятник в Оде говорило о многом. Ему показали и

объект его работы-храм живых куда входили все до одного, и ему понравилась картина и

ключ, дающий ему право ходить по залам храма выпрямляя судьбы и решая кому быть, а

кому и уйти в соответствующей позе и виде. Работа была интересная, и тем более его

господин, главный воин, тут был всегда делая какие-то движения и вытирая пот, стекающий в специальный сосуд для укрепления стен живых. При получении мантии он

почувствовал силу и после ухода гостей, которые после принятия им мантии стали именно

гостями, он и увидел двух крылатых существ назвавшимися его слугами. Они ему были не

нужны. Он ясно видел где их, а точнее их общий дом, но видя связь с ними он задумался.

Пока он думал те обнаглели в конец и даже покрикивали на него поминая забывчивость и

неспособность распознавать их знаки и сигналы при воплощениях. Та еще мука. Только он

быстро сориентировался в ситуации.

- А ну цыц прыщи! – Дунул он в их и те уменьшаясь в размерах, сразу засуетились вокруг

его.

- Как быть, что делать? Что и зачем? – посыпали они вопросы и эту уловку он уже знал.

Он был их волей и их судьбой. Они лишь исполнители и прав был мысленно

присутствующий тут не рождённый, что воля сильная штука. Для начала он вошел в зал

храма и видя, как там работает огромное количество подобных крылатых дряней, вклинился в дело распутывая комбинации. Это был прорыв, и он сразу понял, что творец и

его понимание этого процесса творчества, есть два совершенно разных понятия жизни.

Но, прежде чем войти в зал, он заставлял своих слуг делать некие закидоны попадая под

его собственные желания и приказы, так как его воля лупила по нему сразу при помощи

этих крылатых исполнителей, и сразу возвращались к нему как действие и в виде

действия. Получалось удачно. Больно и смешно, что распаляло вокруг туман, откуда сразу

появлялись рожи страдающих крылатых которым вход в сознание мира был закрыт до

полного выгорания их хозяев. Ему сразу открылся смысл работы присутствующих и

открывшихся ему ползающих уродов, которые воровали мысли у жителей тумана, распаляя их злость и страдания. Борьба за мысли тут была ожесточённой и он, видя эти

схватки как тянувшиеся тени пытались остановить отток своих мыслей ослабляя путы и

тем самым укорачивая время бессознательного, был доволен законом правды. Пожав руки

уродам, которые скалились, имея глупый и даже простодушный вид, что придавало ужас

их облику и работе, он приступил к воле как господин.

Впрочем, было всё ясно и понятно без него и видя, как хранители исполняют его

волю, гоняя их по поверхности храма, он наблюдал за строительством храма из боли и

правды. Воин выносил приговоры и прогонял зашедших, погрозив ему пальцем и

приказав ждать возле алтаря. Значит планировался обряд тем боле ряса на него напялилась

сразу при помощи слуги, что отменило на время его собственную волю, и он почувствовал

это право на отмену со стороны сильнейшего. Их было трое. Занесли их к алтарю какие-то

мрачные фигуры, тут же растворившиеся на глазах, а он понимал возмущение воина, который никак не хотел отдавать алтарь под обряд не предусмотренный храмом. Трое

были убиты при жизни не рожденные «там». Это был «косяк» и «косяк» конкретный, потому он понимал, что за цепочка выстроилась рядом с телами. Судить, значить первым

судить себя и решение от приговора — это приговор тебе и себе. Он и это знал, и у него

чесался язык на приговор.

Перед ним три тела и души которым под пунктом «а» вход везде заказан и под

пунктом «б» рождение категорически запрещено. Под пунктом «с» вдруг ниоткуда вылез

смотритель кладбищ и вдруг ни с того, ни с сего, заявил мол, при наличии смерти и

отсутствии смерти как таковой, а значит сведение на ноль могилы как данности, он имеет

право. На что он затруднился уточнить и сказать, но вопрос от него последовал и

26

прозвучал именно как требование четкого выражения своей воли. Четкого не последовало, кроме как наличия помощника, что было странно для такого хранителя и являлось

простым «загибоном» по причине получения случая отличиться и поумничать. Получил

по щам, как и положено наглецу, и довольный «от щей» исчез туда откуда и прибыл. При

этом получил поблажку так как выступил и сказал перед судом, а плата была необходимой

данью как процесса, так и последствий.

Он знал решение, и оно было настолько очевидным, что ему даже подумалось что

как-то странно выглядит отсутствие этого при наличии тумана и неких судей, включая

«специалистов», знающих дело. Даже запало подозрение что хранитель и защитник храма

имеет за своей душой некие мысли, которые специально предохраняли такое решение.

Отметая в себе некие сомнения и желание задать вопросы хранителю храма жизни, он

вызвал на суд всех троих одновременно и выдал постановление. Отныне они служат

мостом между заблудшими в тумане и мыслями, которые должны были по их воле

даровать им проход в Оде. Решение сразу закрепили карлики, отправляя в Совет нарочного

с постановлением, который проявился на миг и исчез, оставив после себя печать на место

проявления. Сказать, что он был доволен значит ничего не сказать. Видя, как трое

осуждённых, получая пропуск от хранителя кладбищ приступили к работе вытаскивая из

тумана верные и правильные мысли что строило возможности для блуждающих, он

встретил психованного воина храма. Тот церемониться не стал, и выдал ему, что негоже

допускать через храм проходы туманных к переправе в Оде и что игра с городом — это не

баловство чтобы издеваться над здравостью, но ему было всё равно. Он всё сделал верно.

Находясь среди гостей в какой-то деревне, он, спускаясь к озеру ощущал какую-то

детскую потребность разбежаться и окунуться в озеро. Вокруг находись ребятишки, занимаясь каждый своим делом, и он заметил распущенные удочки и мельком увидел

поплавки на воде. Вода почему-то была мутная и даже сероватая по цвету. Он знал почему

она такая, так как половодье было недавно принеся с собой некую муть.

Вода была тёплая, и с какими-то знакомыми людьми и товарищами он окунулся в

неё со всем удовольствием. Удивляясь что озеро не глубокое, и идя от берега он не мог

достичь нужной глубины чтобы вода поднялась выше его груди, он вдруг очутился в

каком-то строении. Это железное строение с деревянными перекрытиями стояло на воде и

внутри перекидываясь словами с соседями по развлечению, он хотел разгадать что это

было за такое сооружение. Хотел, но не мог. Затем он, пройдя по дороге оказался в здании

где шло совещание и почему-то волновался по поводу, своего доклада, который был

неподготовлен. Сидя на стуле, который был неудобным для сидения, ощущая это

неудобство своей спиной он не мог вспомнить что забыл к совещанию и главное в

неловкости было, что, рассматривая людей вокруг, он не мог понять какого уровня пройдет

совещание и почему его доклад должны были принести ему от какой-то барышни. Эта

барышня сама ему про то поведала, пробегая мимо его стула и пеняя на занятость. Было

даже забавно, когда, ставя перед собой велосипед он старался сделать мелкий ремонт

пытаясь открутить гайку без ключа. Он был почему-то уверен, что эту гайку легко

открутить и удивлялся что сил на это не хватало.

Хранитель храма жизни был в мантии и с короной на голове. Он оценил эти мелочи

для выставления себя в некой роли и его рассмешило выражение лица этого воина. Вместе

с ним были одинаковые по росту и выражению лица люди, которые расставляли на нём

некие знаки вбивая их в сооружение жизни. Эту силу он ощутил, и отступая от дверей, вдруг почувствовал легкое дуновенье ветра. Он уже забыл, как дует ветер и слушая силу

ветра, он побежал к дому, который стоял недалеко. Его там ждали.

- Ну ты учудил право дело – услышал он голос довольно миловидной старушки, которая

напомнила ему что-то знакомое в далёком прошлом.

- Это со мной первый раз – ответствовал он, присаживаясь на лавочку и наливая из

крынки, молоко которая находилась тут же на длинном деревянном столе. Где-то далеко

мычала корова, а за домом лаял пес. – Интересно что?

27

- Сам додумался или догадался? – спросил веселый мужчина, выйдя из дома и поправляя

косу готовя инструмент к косьбе травы. Старушка, грозя ему пальчиком удалялась к дому, размахивая руками и доставая из кармана халата какие-то зёрнышки рассыпая их на

землю. Прилетели птицы, и где-то запел петух.

- Сам конечно – ответил он и ему стало даже легче от ситуации, в которую попал. Он был

готов дать этим людям всё что у него есть. Ему очень стало стыдно за то, что он гол как

сокол и это выражение проявило в нём грусть и некую суетливость в движениях, когда он

разлил молоко себе на колени. Запах молока он чувствовал ярко со всеми оттенками вот

только пить его не хотелось, чтобы не портить этот аромат.

- Вот это номер – продолжил мужчина, голос которого был неприятен, но знакомым –

смело, между прочим. Попытаться вытащить из небытия в бытие забывших что такое воля

и смысл, дорогого стоит. Потому спрашиваю ты добр или глуп? Эти свыше говорят мол, правильно мол, так и надо. А простите нам откуда питаться? Фундамент для движения где

брать? Это тебе не Оде милый друг, а нечто иное. Через лес пойдешь или так попробуешь?

- Сам придумал или подсказали – передразнил он мужика чувствуя дрожь в теле от того

что сидящий, напортив субъект, уж очень был похож на него самого. «Не может быть –

подумалось ему – разговаривать с собой и даже спорить глупость потому брысь

помрачение»

- Да сам конечно – Ответил мужчина, уходя в дом откуда вышел еще один мужик, косолапя в походке и размахивая руками пытаясь поймать сачком бабочек, слетевшихся на

рассыпанные семена.

Ему хотелось договориться с милым другом, который был его знакомым по учебе в

школе, и кличка «милый» прилипла к нему с детства. Только его бывший друг из детства

убегал, а он устав наконец присел на дорогу слыша, как вдалеке звучит город. Это был

новый для него звук. Прислушиваясь, он пытался угадать что они значат и почувствовав

голод, стал думать, как добраться до ближайшей станции и покушать в привокзальном

буфете. До его рождения оставалось 8 месяцев.

Лейтенант Кобзев в тот день был на дежурстве и ругая никудышного отца, который

обратился к ним за помощью по поводу жены орущей от родовых схваток в машине, ведя

себя «как угорелая», сам возглавил кортеж в больницу. Под звуки сирены он сопроводил

машину мужчины и удостоверившись как его супругу на каталке увезли в приемный покой

сотрудники больницы, присев на парапет закурил, похлопывая по плечу испуганного

будущего отца.

Глава пятая: Рассказ Полины

Утром я его выгнала. Выгнала, как и обещала. Сила воли плюс характер. Сила воли

закалённая, а характер взбалмошный. Любовника выгнала напрочь и получила

удовольствие от процесса, видя, как он превратился в барана, по моему субъективному и

даже объективному мнению конечно, обещая мне исправиться. Его обещание заключалось

в банальном люблю с предложением, «хоть щас» под венец и в ЗАГС. Смешно было и

смешно без всякого сарказма. Просто смешно. Перед этим «эпохальным» событием мне

приснился страшный сон. Первый раз в жизни я испугалась сна хотя в нём ничего

особенного и не было. Наверное, в мыслях произошел некий слом от переходного периода

от жизни при людях в жизнь вне людей, где как оказалось ещё важнее жить и тем более

мыслить. Мало кто выдержит такие нагрузки, да и я выдержала с трудом что объяснимо. Я

же человек. Так вот я иду в каком-то гараже, который оканчивается пещерой. Голос

мужчины я слышу, и он мне дорог, и я даже знаю и помню кто он. Это «знаю» не давало

мне покоя целый час после пробуждения, и я как дура пыталась вспомнить кто же там

был. Этот «он», к которому я испытываю чувства, кормит меня обещаниями выйти ко мне, как только найдёт и получит запасную часть к автомобилю, который сломался. Я бегу к

нему понимая, что он никогда не выйдет и слышу постоянно его голос, обещающий мне

28

выйти, «как только так сразу». Это длится до тех пор, пока я не выхожу на улицу понимая, что предо мной тот самый гараж, внутри которого никого нет и никогда не было.

Воскресенье. Что мне делать? Ноченька та ещё прошла, и как относиться ко всему

этому, когда солнышко в глаза, я не знаю. Короче говоря, полная дура. Полнейшая! Что он

там мямлил? Я вспоминаю. Впрочем, не важно и не совсем понятно, потому у меня идея

возникла сразу. Сажусь я в Матиз, (машина такая) которую купила за сто пятьдесят тысяч

по случаю, и еду. А надо сказать что машина эта, когда я сажусь в неё, становится мне

ближе и роднее всякий раз, когда я её начинаю эксплуатировать, и всё после этой покупки.

Эта дура продавщица, которая имела вид психованной и забитой семейными узами

дамочки, со своим очкастым мужем хвалила мне машину так что уши вяли от слагаемой

легенды. Она объясняла, что обстоятельства увольнения с работы мужа, желание одеть

ребёнка в школу вынуждает её продать подарок супруга, как незабвенного и

единственного кормильца (тут я улыбнулась, не стесняясь улыбки), который пахал как

лошадь ради семьи. Он всё сделал чтобы семья имела какие-то колеса. Она меня и

уговорила. Артистка. Так я попала в разряд блондинок, которые стали звёздами экрана, и

эту глупость связали именно с автомобилями. Далее позор мой только ширился, когда

машину мою посмотрел после ста километров моего личного пробега, мой хороший

знакомый, ушедший из института по убеждению свободы, и отсутствия образования, которое ему дают. Он не смеялся, но лекцию мне прочитал, как кидают тупых баб «на

бабки». Сделал он мне её бесплатно, и она стала конфеткой, а с ним я сходила в театр, безо

всяких шалостей. Отныне он мне друг, и пойди теперь мне скажи, что дружба между

парнем и девушкой невозможна, в рожу вцеплюсь сразу, а ногти у меня дай Бог каждому.

Правда жить этой дружбе недолго и больше о нём я даже не вспоминала, не до этого было.

Так-то я чистоплотная, и однажды слушая стенания одного мажора по поводу беды

на голову мужчин, которые вынуждены оплачивать новые ногти дам, интересующие

только дам и никого более, я сжала челюсти и отмалчивалась, выжидая момента чтобы

разорвать подонка. А потом вовремя успокоилась, предполагая, что было бы, если бы я

сумела вставить слово, и уловила истину. Я одинокая, озабоченная как все нормальные

люди на планете. Возраст мой посредине от детства к взрослости, и я чувствовала, как

менялся мой внутренний мир и требования к окружающим обстоятельствам, которые

были подвластны воле не постороннего творца, а моей личной воле. Мне подумалось

тогда, что помимо меня на земле есть и те, у кого уже рождено продолжение. Странно что

мне раньше это в голову не приходило. Одним открытием больше. Есть те, у кого дети, и

тратить на ногти такие деньги отнимая их у детей и мужа, я посчитала кощунственным.

Но, только к счастью, мужа у меня нет, нет любовника, жениха и друга. Впрочем, отвлеклась, вот он стоит гадина. Стоит. С цветами и глумливой рожей. На что надеется?

Мне не постичь мужские «тараканы», только мои собственные, женские, мне хорошо

известны. Я с ними живу. Цветы я взяла, я же девочка в конце концов, и в харю ими ему не

заехала и на асфальт не бросила как принято в романах и мыльных операх. Я поступила

мудрее. Сделала отвратную рожу разобиженной особы, как и положено по сценарию

стервы, закатила определённым углом глаза, и приняла позу, как мне казалось

выражающую мой внутренний мир на данный момент. Мне тогда показалось что ловить

этот мир, который все называют внутренним, то ещё занятие тем более если не понимаешь

сказанного, но очень хочется и нравится.

Всё хорошо. Цветы взяла, извинения выслушала, довезла его до метро, даже

поцеловала в щёку и заявила, мол, извини голубчик, «крендец» твоим кренделям, и я во

век не ваша. Думаю, не обиделся, а если и обиделся, то понял. Он умный мальчик. А я

поехала. Идея в голове у меня родилась сразу. Простите меня бестолковую, а на хрен мне

Егор Гволин всю ночь не давал спать? Правда времени тогда не было думать и понимать, но сам то он был. А я такая, настойчивая что сама себя удивляюсь, но трусливая, как и все

бабы, что тоже удивляет. Если я трусливая, то простите куда лезу? И я полезла. Для начала

навестила редактора, вручила ему интервью с железнодорожниками, выбила свою

29

«десятку», схватив этого скользкого типа за те самые чувствительные для мужчин места

так, что сама удивилась своей наглости. Я даже нащупала их сквозь его оттопыренные по-

модному штаны и сжала без всякого стеснения. Прикидывайте сами. Я теперь знаю, что

хрен меня убьёшь, и мне во всей красе стало ясно, почему люди шли на смерть, когда

можно было отлынивать. Если ты видишь и сам кое-что знаешь, то ты бессмертен в смерти

своей, и смерть тогда для того и есть смерть, кто её видит, а не для того, кто лежит в гробу.

Для него вообще смерти нет, а существует она оказывается только тогда, пока этот «труп»

живой. И смерть для него пока жив. Так что дышу я? Значит смерть есть. Если не дышу

для меня её нет, а для этого редактора она есть, и боль от напора ему важна не потому, что

он поверил, что я рвать буду, так как нет идиотов в это верить, а потому, что в голове сидит

это пресловутое» - «А вдруг» - с вопросительным знаком на конце. Такую я теорию себе

вывела и посчитав её верной как открытие вселенского масштаба, двинула дальше. Правда

этим открытием можно только в палате делиться где население само тебе выдаст с десяток

таких же идей, так что молчать придётся как партизан, ибо желающих набрать ноль три

полным полна коробочка и связать за спиной руки рукавами от белого халата, тоже. Так с

улыбкой и повезут, с этой же улыбкой введут в палату и с этой же улыбкой будут садить в

мягкие места уколы. Читала, знаем. Правда уколы эти будут в меня, и улыбка будет моя.

Оно надо? Хотя в этом что-то есть, тем более, когда ты знаешь, что смерти нет.

Так вот отпустила я этого хахаля, а по-иному говоря, «великого» корреспондента и

основателя честного расследования, отвела в сторонку, и вытирая руки влажными

салфетками, заговорщическим голосом, видя, как он поплыл от напущенной и фальшивой

моей нежности в голосе, говорю ему, мол, хочешь дорогой ты мой писака сенсацию? Ты

мне только задание дай редакторское по моему усмотрению, а там гарантия тебе на сто

процентов. Я, говорю ему дальше, я мол, тебе такой труп предоставлю, закачаешься, со

всеми тайными последствиями и версиями и иметь в своем уделе ты будешь статью пару

недель как минимум в топе, выдумывая на ходу причины и следствия. Он аж подавился.

Сразу давай мне лепить вопрос, мол, когда? Молвит всё это приплюсовывая к «когда» своё

вечное «ага» и «так далее». Эмоциональный тип, как и положено интеллигенту, особенно

если он за свою жизнь ни хрена не читал и не стремится знать. «Скоро»: - Ответствую я, и

удаляюсь с заданием гордо и молчаливо, как и положено звезде. Оценить некому. Так что

опыт дело наживное и я его получила по полной.

Еду я на Октябрьскую. Доехала спокойно, выхожу, и по подъездам. Ага, вот она

квартирка под номером 7 в доме 12. Нажимаю на кнопку домофона, отвечаю из газеты, и

вламываюсь в квартиру. И пока иду по лестницам, начинаю соображать. Сама себе яму

копаю не меньше. Ладно яму тут уже траншеей пахнет, а я всё иду. Мне бы бежать сломя

голову, а я иду. Егору я верю, тут без лажи, а вот как я потом буду челом бить

правоохранителям ума не приложу. «Откуда Полина узнала, что тема такая вообще есть?

Где её можно вообще услышать? Фамилия их в конце концов как»? – Возник в голове

образ следователя из отдела полиции задающего мне вопросы. Папироска в зубах для

яркости тут была кстати в образе. Именно папироску чтобы ярче картинка. Чтобы

проняло. Мне бы на интуицию тогда обратить внимание, но только дуре все нипочем вот и

понимайте поведение если есть охота, если я сама его не понимаю.

Я тормознула на половине пути соображая откуда можно оттолкнуться, и звоню

папе показывая пальчиком дамочке, открывшей мне дверь и стоящей на пороге, мол, звонок у меня «на трубе», и щас буду. А что звонить то? Я фамилию разве знаю?

Куликова? А может и нет! Отключаюсь. Папа перезвонил сразу, я сбрасываю мол, пока

занята и вступаю в комнату. И вижу фото за стеклом и мужика в шортах, который уж очень

был похож на сожителя как минимум, и повадками, и взглядом. И что мне делать? О чем

говорить? Тем более эти хозяева чертог (точный мой анализ на все «сто») взъелись, мол, газета, мол, на хрен. А хрен его знает на хрен, и я луплю ошибку за ошибкой и от стыда

бежать не убежать. Папа спасает, и я вижу его звонок. Отключаю, показываю

удостоверение, интересуюсь не ошиблась ли я квартирой протягивая редакционную

30

карточку задание, вылепленную фантазией непутевой головы главного редактора мастером

на такие эффективные документы. Красивый документ, со знаками, флагом, гербом и

золотыми буквами названия газеты. И начался процесс познавания. Фамилия их Власовы, в девочках Куликова, а ныне фамилия чуть ли не заграничная, что к слову, звучит

отчетливо после моего вопроса про то туда или не туда попала, чтобы свериться, а на

вопрос, (после моего указания пальчиком на фото за стеклом), мол, не Ваш ли это супруг

знаменитый Власов, получаю ответ мол, да это Вася. Так вот кто таков! Вася Власов. Чем

он знаменит, для меня загадка, но ведь в начальники так просто не возьмут. А тут еще к

моему триумфу оказывается в ещё какие начальники! Квартирка то, закачаешься, и не

этому «хмырю», стоявшему напротив и раздевающему меня глазами такие деньги

выбивать или рубить. Слаба кишка. Тут как минимум надо быть падлой первостепенной.

По ходу темы, коли песня запела, «леплю горбатого». В конце концов

выкручиваться то, надо. Отвлекаюсь, ссылаясь на важность звонка, и интригую, мол, статью про Власова собираюсь писать. Время такое «мутное» что понадобились герои

прошедших дней. Дело то тёмное, что выходит из сплетен и слухов, которыми как

известно земля полнится. Пытаюсь выйти в подъезд для разговора, но мне мадам вежливо

открывает балкон и запирает за мной дверь, как только я оказываюсь на уютном балконе с

увеличенным подоконником, заставленного красивыми цветами. Почему сам Егор не ищет

свое тело? А зачем ему? На хрен это мне, вот в чём важность открытия, которое пришло

почему-то сейчас в голову. Я краснею и ссылаюсь на духоту от красоты домашних цветов

под блеск глаз хозяйки. Понравилось про цветы. Я в свою очередь, рассуждая таким

образом, скорее для себя вслух, что взвинчиваю совесть, набираю папу по телефону, и

выдаю ему, пап ты Власова Васю помнишь? Ещё бы моему папе не помнить! Он всё

начальство назубок, ибо папа у меня генерал, и генерал каких-то там секретных служб, и

любовь между нами отменная, ибо я никогда папочкой не прикрывалась, а он никогда не

баловал меня, в отличии от мамы, которую папа и бросил только потому, что та требовала

для меня Лондон как место учёбы, а от отца деньги и статус. Нашла у кого требовать, у нас

дача то как дача со всеми атрибутами прополки свеклы и ягод на десерт зимой под

разговоры о заготовках. Впрочем, папа мне сразу без вопросов выдал информацию, если

дочь спрашивает, значит надо, а если помощь, то скажет. Начал именно так, за здравие.

Такая у нас дружба, любовь и понимание, и я знаю, как папа копил мне на квартиру и что

ему это стоило. Есть люди, за которые в огонь и воду, и для меня папа такой человек. Через

пять минут я в курсе.

Что ещё? Выудила я мало. Честно сидела и записывала как на диктофон, так и в

блокнот, какой был замечательный человек, почивший как считалось. Он конечно же

семейный, что в той семье что в этой. Как он любил детей и работу, и как исчез без вести, сраженный сатрапами и врагами демократии на закуску. Вижу, что легенды растут и

ширятся, я, обещая дать статью в ближайшее время с их ознакомлением начинаю

собираться. Обещаю напоследок снова поднять волну, мол, искать то надо, и соображаю, что если я его найду, прогоняя мой разговор про обещанный редактору труп, то капкан

захлопнется. У меня на ноге. Оно мне надо? Вот с какого похмела я полезла во всё это? А

чешется! А хочется! Как вывернуться, я не ведаю. И тут меня осеняет, что я вроде умная

девочка, а в голове «тяму» нет. Итак, сегодня какой день? Точнее какой год? Так откуда

простите взялся этот Гволин? Его то, кто родил, и главное где и когда он успел вырасти, окончить школу, поступить в ВУЗ и где он вообще живёт? Опа! Вот и приплыли, и тем не

менее, мне надо жало своё прикусить вместе с потугами на «малинку» и редактора кинуть, объяснив ему глупостями и невменяемостью мои желания, корча при этом рожу и неся

интеллигентную дрянь перемешивая слова и фразы. Тем более эта публика такое любит и

чем больше слов, тем ниже ответственность. И вместо того чтобы жало прикусить, как

хотелось, еду я на Ленина 7, разговаривая по дороге через выход на колонки машины, с

отцом. И вот что мне папа поведал, решив помочь мне заработать на статье, которая, по

его мнению, довольно невинна по прошествии столько времени и способна лишь

31

повеселить падшую на глупости публику. Я успокаиваюсь. Не всё так страшно что уже

внушила себе, каясь и раскаиваясь. Интерес возрастает в разы в голове. Я снова стала

собой.

Итак, расследование показало, что Власов, с какого-то перепуга, что за ним никогда

не было замечено, прётся в кабак, и жрёт там пельмени будучи одетым в фирменный

костюм. Там выделывает па, а потом суп с котом. Так что понедельник ждёт меня еще тот, и придя на лекции в свой нелюбимый вуз, я уже предчувствовала встречу с Гволиным. Но

увы. Ничего не случилось. Впрочем, я забегаю вперед, из-за нетерпимости донести хоть

часть того что видела и теперь знаю. Тогда же я, всё просчитала и поняла, что Гволин

заявился ко мне не потому, что у меня рожица смазливая и попа такова, что все мужчины

проходящие мимо инстинктивно бросают на неё взгляд, (то, что это инструмент влияния, я

поняла ещё в школе, поэтому издеваюсь над мужиками нося соответствующую одежду и

не потому, что мне это доставляет удовольствие или поднимает мое самомнение, а потому, что просто хочу), и между прочим, думая о Гволине я вдруг осознала, что ему как раз моя

попа была по самому последнему месту, и я не припомню его интереса ко мне как к

женщине, хотя попытки у него ухаживать за девушками ВУЗа были. А теперь на

минуточку представьте, как мы бабы низко пали, если в ВУЗе не нашлось ни одной кто бы

хоть на секунду повелся на Гволина. На секунду! Он что плохой человек? Не хуже других.

Один недостаток, что он «чмо» по поведению и одежде. Но, я не припомню чтобы он с

кем-то дрался и что странно те, кто пытался это сделать как-то сникали и в последствии

его не трогали. Это сейчас только до меня дошло, так что позднее зажигание во мне есть, и

еще какое позднее.

Я понимаю, что видела весь ужас бойни в лекционной аудитории с поломкой

мебели, которая чудом осталась нетронутой, как только всё прошло. Тут не только в сказки

поверишь, (я верила в тех самых плотников способных починить мебель в доли секунды

представляя их за работой), а в мифы запросто. Верят же люди в демократию и ничего, живут. Не чувствуя ада в душе (а он по идее должен быть) после такого зрелища, что меня

пугало, я-то дура, являюсь единственным свидетелем, когда другие спокойно спали во

времени. Вот почему этот тип вошёл ко мне, но почему он мне всё рассказал? И почему

меня не трахнул как бабу трофей, как и принято у воинов после таких подвигов? Я бы

трахнула честное слово. Так что волна во мне бушевала, и я делала ошибку за ошибкой.

Итак, папа Власов, идет в бар не за бабами, которые ему на хрен были не нужны, а

тупо жрать пойло и чавкать пельмени. Затем он нарывается на скандал, и они выходят все

вместе. При этом Власов сам нарывается что факт установленный, что уже ставило в

тупик всех, кто его знал и, кто потом вёл расследование. Там меду прочим такие зубры

были типа корреспонденты газет что дух захватывает. Увы! Так вот, Власов и трое парней

из ближнего зарубежья, как сейчас принято говорить. Мало того, свидетели даже

татуировку видели и описали, по которой стало ясно, что парнишы то, сидели все скопом, или по отдельности, но сидели или отбывали, как угодно. А потом всё вокруг кафешки

оползали с собаками, по приказу сверху, ибо Власов не последний лох, чтоб вот так

исчезать за ненадобностью или надобностью, что не оценивалось. Правда через недели

две выяснилось, что исчез и слава Богу. Его не нашли. Никого не нашли. И в 18.00 ровно я

выкладываю редактору статью которая ему нравится, но, он требует труп. Я несу пургу, строю глазик, и даже ненароком, который контролирую, показываю ему окончание моего

чулка, приоткрывая часть ножки, и какой бы он не был гей, глазки у него бегают и

стеснение выдаёт его ещё больше. Надежда для мужчин много значит. В статье, как и

положено всё сложено по полкам. Присутствуют и анонимный генерал, как идея папы, доставившая ему юмора в голосе, и мистика, с реальными свидетелями в виде

родственников, и даже банковский счёт, так как после смерти этого господина выяснилось, что, несмотря на то, что сам Власов был лох педальный и мало мыслил во всем, его имя, и

даже счёт кутили по-чёрному и кто кутил, намёк был понятен. Так что факты у меня были, включая и то, что суды в своё время, против газеты известной марки (по цвету желтая), 32

после публикации материалов по исчезновению Власова выиграла и никто её за враки не

притянул, и скандал получился нешуточный, но быстро забытый и канувший в небытие.

Но статью он не взял. А зачем? И я бы не взяла. Только всё изменилось через пять дней.

Итак, в понедельник я просыпаюсь злая из-за моего бывшего «любовничка», который отмокал сейчас в ванной, после моего хука ему в «носяру» накануне. Такая вот я

добрая, и зная, что тому покемарить негде, пустила его в свою квартиру на три дня, с его

слов считывая информацию, что съехать в общагу ему уже давно пора. Между прочим, ждал меня возле подъезда целый день, и у меня в запасе уже было два букета цветов, один

из которых я поставила в вазу на кухне украсив стол, вспоминая про место где лежит

первый букет, видя пред глазами заднее сиденье Матиза. Считаю ему на пальцах, мол, воскресенье, понедельник, так как день еще тот, и вторник. Молвлю, далее, мол, давай

дружок к среде к 12. 00 по обедне долой вместе с носками, зубной щеткой и всякой

неприятной для женского глаза атрибутикой. Так и порешили, на том и разошлись. Но, под

утро, я не успела опомниться он уже на мне, и сопит как всегда своим томным сапом, который меня раздражал с самого начала знакомства. Папа у меня кто? Не просто ум неких

спецслужб, название которых наводило на меня подсознательный страх, а образы

богатырей, которых допускали туда работать преследовали меня с детства как гордость и

как пример. Потому нужный приёмчик знаю, и в носик без всякого предупредительного

визга двинула. Пока шёл до ванной горе «любимый», стенающий, что хотел прощальный

секс, пытаясь рассказать, мол, нас связывают узы и всё такое что связанно с понятием

«любовь». Получилось смешно, и я пожалела, что миг юмора исчез без стороннего

наблюдателя и слушателя способного оценить ситуацию.

Всё это время утренних приключений, у меня перед глазами была та самая стройка

по Ленина 7. Да и какая там стройка? Так афера для лохов по строительству дома и

будущего семейного гнездышка, под которое заранее собираются деньги, а потом машут

«лохам» ручкой с обязательным «адью» вместо прощай, и гуляй Вася щипай травку. Тогда

этот бизнес только начинался. Вася пока травку щипал, прогуливаясь с Макаром и его

знаменитыми телятами, стройка превращалась в заброшенную помойку, и приобрела

сегодняшний вид. И как я там в каблучках должна была ползать? А, впрочем, почему я

была должна там ползать? С какого перепуга меня туда попёрло, когда видеокамера

наблюдения висела напротив бывшего строительства. Её я заметила, так как

наблюдательность во мне с раннего детства. Во входе в магазин она и висела, и, думаю

прекрасно записывала всех, кто шатается возле забора с выцветавшей надписью о

предлагаемом рае в будущей «девятиэтажке».

Понедельник, вторник и среду, когда мой бывший покинул мой мир в здравии и

прощённым, прошли нормально. Тишина полная. Я не люблю тишину, когда первый миг

удовольствия что всё молчит моментально проходит, прогоняя удовольствие от безмолвия.

Редактор журнала, говоря хамским языком меня задолбал. Он видите ли, статью вставил и

выставил. А кто её должен был публиковать? Я только автор. Слабое, но утешение и

причина для воя в уши начальнику отгоняя от себя обязанности и рождая только права.

Заплатил мне этот гад две тысячи в среду, из которых я половину залила себе 95-го в

автомобиль и вторую отдала за свет, требуя продолжения банкета в виде сенсаций.

Сам «мой герой» Гволин оставался недотепой, и вы не поверите, но я его вообще не

рассматривала как некий образец недавнего происшествия, и к концу занятий в среду, решившись, я взяла за локоток Пашу Сунегина, и вывожу его вон из стен института и

предлагаю покушать в кафешке, где он как истинный джентльмен может заплатить за

меня. Сидим мы кушаем, кофе льем в себя и делаем вид что мы относимся к той категории

граждан, которые всё свое свободное время могут позволить себе такую вот кафешку, уютную и ценную своими ценами. Джентльмен не посрамил свое джентльменское начало

и душу, и юлить не стал, видимо «пацаку» надо было выговориться, а то доколе? Он и

выговорился.

33

Смех смехом, и юмор пополам, но, когда к Вам в темное время суток подходит то

тело, которое для Вас было объектом шуток и сарказма, то любой из Вас что сделает?

Правильно, возмутится и в лобешник такому самоубийце залепит как велит определенное

достоинство, вместо того чтобы раскинуть мозгами, а на хрен слюнтяю подходить в

тёмное время суток к своему палачу, который сильнее и умнее его? В том и беда что не

думаем, и Паша не подумал, и руку свою поднял, и не для того чтобы дать в рожу и сбить

спесь, а просто сделать унизительную пощечину. Сделал? Ага держи карман шире. В долю

секунды в его глотку прекратил поступать воздух, и через вторую долю он осознал, что

очень крепкие пальцы этого Гволина держат его за горло, второй же рукой, он щелкает

Пашиной зажигалкой, которую достал из кармана. Щёлкнул, прикурил его же сигарету из

его же пачки. Далее отпускает горло, пропуская воздух в лёгкие что равносильно

воскрешению к жизни, и всовывает ему сигарету в рот и зажигает ему волосы на голове. И

все это настолько спокойно с неторопливыми движениями, что придает ситуации

странность как минимум. Он, опять же с какими-то спокойными и правильными глазами

(не мое выражение, именно он так и произнес- «спокойными и правильными»), проникает

в нечто что душа ещё его не знала. Страх ледяной иглой, как принято писать в романах, проник в его тело и душу и сковал его нутро железной рукою. Паша всё понял, волосы

потушил, засунув головушку в снег. Потом, как и положено внял просьбе мучителя

молчать, как любят это делать рыбы. Далее, пообещал вносить пожертвования в фонд

обездоленных и обиженных, который тут же создал Гволин. Взнос был щадящий, 20

«косарей», а по-русски 20 тысяч, ежемесячно, и спокойно пошёл домой в сень и тень

домашнего уюта и тепла, как выразился тогда Гволин. «И знаешь» - сказал он мне

заканчивая беседу, каким-то очень правдивым, ему не принадлежащим голосом, как я его

себе предоставляла, - «Я почему-то понял, что живу не так. Это трудно объяснить, но

Гволин почти ничего не говорил тогда, и взглянув в его глаза я заглянул в бездну». Сказал, и ушёл, а я пыталась вспомнить эту бездну в глазах Гволина и не могла. Может не так

смотрела? И я, не будь дурой, попыталась посмотреть в его глаза в четверг обратившись за

помощью перед семинаром. Гволин помог, как и положено зазнайке, а по

совместительству и очкарику, знающему всё и вся. Увы! Глаза его бездну никак не

выражали, в отличие от иных глаз моих однокурсников, впялившись мне в спину, и я эти

взгляды почувствовала. Куколка, как меня называли за глаза, соизволила подойти к изгою

общества. Тема для сплетен. Вот такие мы люди общества с гражданской активной

позицией, нам хлеба не надо, дай погонять себе подобного, пусть в мыслях, но погонять.

Икала я половину дня после такого вот подхода. Далее произошла катастрофа, когда

вместо учебы в пятницу, меня ждал перед входом в институт вежливый товарищ с

«ксивой» сотрудника полиции, вежливо пригласивший меня в участок для беседы. Я

пошла, успев выдать сигнал папе, ибо не даром у меня дорогущий андроид, которым я

владею в совершенстве.

В участке посидев на стульчике в коридоре минут тридцать, я наконец попала в

кабинет имея плохое настроение и полный мочевой пузырь. Вторую проблему я быстро

решила, попросив сотрудников показать мне комнату для дам. С первой же проблемой

было намного тяжелее. В кабинете было двое будущих полицейских, (пока еще

милиционеров) и мне было приятно называть их именно полицейскими из-за выражения

лиц. Мне подумалось что такие выражения лиц им сознательно создают, как только те, поступают на службу. Первый не здоровался и спросил меня, мол, откуда я знаю

Власовых. Второй поздоровался и повернул мне экран телевизора, где я увидела себя на

улице Ленина возле руин дома номер 7. Потом я узнала, что этот номер действительно

был, не смотря на руины, и его вполне законными способом присвоили тому, что уже тогда

не планировалось. Это забавно. На первый вопрос я несу ахинею про случайность и

секретный источник информации, чтобы только накропать статью и заработать бедной

студентке, которой как раз понадобились туфли. При этом монологе, я делаю тональность

голоса придавая ему испуганный вид. А я не испугалась. На второй вопрос я несу ахинею

34

что решила обойти окрестности вокруг кафе бара где пропал сей господин из

любопытства, и становлюсь в ступор после новости от молодого в погонах, что как раз на

Ленина семь и нашли в потрескивавшем фундаменте пола труп Власова. Вы бы завыли? А

я завыла. Просто стресс и не потому что всё сходилось против меня, а потому что дура я

полная и всё моё поведение есть поведение именно дуры, которое ни одной блондинке не

снилось. Ответить мне на вопрос, почему я именно тут задержалась на улице, мне было

никак. Совсем никак. Всем всё было ясно, что к исчезновению Власова я ни сном, ни

духом. Это логически понятно, но мимо логики и факта, что меня это заинтересовало, не

пройти. И чёрт бы меня побрал совсем и сразу, когда я увидела редактора газеты

выходящим из соседнего кабинета, когда я посетила коридор с просьбой подождать

минутку перед подписанием моих показаний. Показания добровольные, личные мои.

Редактор аж показал мне язык, что меня еще больше повеселило, ибо причина для юмора

была как раз кстати. Ладно я, а вот то что этот кретин выдал статью выдавало в нем

кретина более высшего порядка что и выяснила я на следующий день, заскочив к нему.

Перевожу его крик на человеческий: - «Какой я был кретин чтобы вытащить поданную

тобой из нафталина информацию и всобачить её в газету, чтобы отвечать на тупые

вопросы красивых мужиков, посмевших поднять на меня голос. На меня? Гения

журналистики и медийную личность». Выражение «всобачить» мне понравилось, ибо

никакое воображение не могло мне подогнать картинку практического применения такого

выражения. Повеселил меня он на пять, и быстро открыл глазки, когда я ему забабахала

прямо в лоб спич про то, как жил был некий редактор и вдруг ни с того ни с сего, его

посетило озарение или журналистское чутьё. Далее, продолжая рассказ, я продолжаю, что

он поднимает такую тему, из-за которой на следующий день его ведут в полицию, а коли к

этому добавить труп (тут он подпрыгнул, так как про труп ни сном, ни духом, и потому

пришлось разъяснить бестолочи) то, что мы получаем? Правильно-тираж раскупаемой

восхищенной публикой газеты-журнала, которая, судя по желанию читать сие, мало

училась и еще меньше думала. Но, на том и стоим и, если бы не эта читающая публика

хрен бы нам, а не пряники.

Приключения, вмешательство папеньки в виде его звонка, и желание его посетить

меня, вот и все новости недели, и поэтому, в субботу я ложусь спать, находясь в

прострации как прожита эта неделя, включая повседневное поведение Гволина. Этот воин

живёт так, как будто ни сном, ни рылом. Слыша, как возится на кухне моя мама, любящая

меня посещать по выходным, включив уже в наш быт традицию посещения магазинов раз

в месяц, я засыпаю. Точнее включаю кино, так как сном это назвать трудно, и начинаю

смотреть со стороны некую сказку, при этом, прервала я эту сказку, предназначенную для

меня, походом в туалет, и снова включившись в то самое место на чем и прервалась.

Глава шестая: Дорога в Оде

Никто очнулся от грёз в прекрасном расположении духа. Землепашцы еще не

проснулись, и их небольшая деревня, лежащая на живописном плато, которое окружал лес

думающих деревьев, придала ещё больше шарма настроению ожидания Никто. Вчера он

потратил день, и облазил окрестности, убедившись, что оказался прав. А было чему

порадоваться. Не часто такое выпадает, тем более для Никто, воина из клана держащих

ветер. Название клана он придумал сам, играя пьесу в Оде, выступив в ней как актёром, так и создателем театра, поразив сам клан по той причине, что он первый кто был

вдохновлен лошадью творчества. Прискакал скакун, судя по последствиям выдумки, вовремя, и их называли отныне именно так, тем более действительно клан стал обуздывать

ветер, наращивая этот навык во всем мире. Но, даже клану по отдельности и всем скопом

не удавалось поймать такую удачу за хвост, за редким исключением, тем более Оде снова

раздал клич по их душам призывая клан. Собираясь туда, воин Никто нисколько бы не

огорчился, если бы у него в запасе было две, или еще лучше три головы из скользких. Вот

35

кто метился в его жертвы и цель стоило того чтобы на кону было выставлено забвение. Тут

или в дамках, или в забвении откуда ни один не вернулся, но сплетни, которые шли про то

место вызывали уважение.

Скользкими их прозвали не зря. Кто они и откуда, сказать никто не мог, зато весь

мир знал, что враги они ещё те, и враги опасные. Кому они были врагами и почему

таковыми стали кануло в небытие, только вот стоили их части на рынках Оде довольно

прилично, а сам бой ценился на вес нового. Стоило только Никто подумать о встрече в

штыки этих любознательных особей, как рядом сразу появился «летописец-прилипало»

имеющий полномочия для составления летописи о подвиге. Он был посторонним и

защищенным от опознания, только клан Никто обладал способностью из-за множества

подвигов во благо Оде чувствовать их присутствие. Никто сам в Оде покупал эти свитки, в

которых не было ни капли лжи. Последний ему поведал про одного из клана который

проделал путь в холодные края и даже дошёл туда, почувствовав холод. Вернувшись он

возвратил в Оде воспоминание о холоде принеся лёд, который хранился в хранилище

клана.

Набеги скользких сродни жукам, любящих иногда пугать мирных обывателей своим

ползучим норовом. И если от жуков спасались, отсиживаясь на первой попавшейся

возвышенной поверхности, наблюдая за превращением окружающей действительности и

ландшафта в еду для жука, то с этими всё проще. Жук имел табу при условии договора, скользкие же были вне закона. Две ноги и две руки и неимоверная жестокость, и если

после жуков, населяющих соседский животный мир, их ландшафт менял свои очертания и

вид, то после их похождений оживить и снова построить всё, что попало им под холодную

и горячую руку, не удавалось ни разу. На памяти Никто, в Оде принесли с десяток голов

этих сволочей, и стоили они не просто дурных денег, и славы, а покрывали мифом твою

головушку на всё оставшееся время. Если дурные деньги обладали способностью быть

рядом долгое время, то миф вообще штука полезная особенно по прохождению пустыни

монахов, куда мало кто совался по надобности, а приходил из-за потребности. То еще

испытание.

След скользких он видел за два дня до прихода в место, возле тёмного тумана, откуда вынырнул сам, решив отдохнуть у любителей земли. Переход в тёмный туман и

обратно позволял отвлечься от насущного и переждать время бытия наслаждаясь пением

невидимых птиц. Как и любая красота — это занятие быстро надоедает, но помогает

отдохнуть очень хорошо.

Трогать публику работающих на земле табу, или иначе вечное забвение через казнь, а вот отсидеться в хлебосольном народе запросто. Да и Никто тут знали и слухи о нём

давно гуляют по этому народу разбросанному по всему миру. Причина простая. Увлекся

как-то Никто вопросом выращивания семян и успехов достиг в этом деле больших. Иногда

полезно на досуге, в перерывах воинских упражнений и пробежек от подвига к подвигу

привести ум в порядок, и чем больше ум и действие, тем больший порядок. Пара советов

по урожайности, а также помощь в овладении тут же сделанных открытий по

планированию работ, и хоть щас школу открывай. Школу открывать по статусу нельзя, а

вот идею дать полезно. Система простая, подходишь к создаваемому туннелю, и пуляешь

идею. Тут важно уметь создавать туннель, и важно пульнуть идею. Если идея ушла, будь

спокоен, школа будет или уже есть. Не каждому дан талант и его развивать не каждый

будет. Никто развил и взял за практику упражняться в идеях, и где бы школа не возникла, тут, у любителей покопаться в земле, она нашла отклик и можно с гордостью каждому

встречному совать под нос пару томов по тематике выращивания урожая, ходящих из уст в

уста или из рук в руки. Не впасть бы в зазнайство, хотя плохого в этом нет, и Оде с

радостью примет твое зазнайство и откроет ещё один подвал где ты хозяин и господин, ну

а уж в наличии желающих прославиться на почве твоих личных рабов пруд пруди.

- Не спится? - Дед проснулся. Высунул свой нос из берлоги и ворчит. Голос под стать

старости. Такой тон, что хоть беги от него, и пар от него как от сваренного буйвола. - Жди

36

щас дам на харчи, покушаем да покемарим чуток, а то до восхода надо траву собрать и в

склад упаковать. Оценщики скоро будут, говорят косу дадут за пуд, да гулящих денег на

сезон. - Начал ворчание дед и, если его не остановить будь покоен, целый день прогундит.

Делается это так, берёте сложенную тут высушенную траву и суёте ему в руки с просьбой

сделать канат по прочности выдерживающий вашу тушу. Главное знать какую траву

давать, а уж свой отвар для замачивания её это их секрет. Если вы ещё сюда дадите

мясную таблетку, завалявшуюся в кармане по случаю, и способную на целый день

обеспечить сытость, то будьте покойны, земледельцы те еще мастера сварганят так, что не

подкопаешься к качеству.

- Ничего дед, как там твоя невеста? Хочу её на откорм сегодня взять, и верну. Не гунди

только ради леса - перебил деда Никто, под шум зашевелившейся листвы деревьев леса

оценивших его дар, видя как тот открыл рот выпуская первый пузырь слюней, что

означает крайнюю степень раздражимости. Взять на откорм означает приманку для

засады. Делается просто, заключаешь внутренний договор с хозяином селения и готово, жертва переходит к тебе на время, и не дай бог тебе договор нарушить. На этот раз

гарантией того, что возврат будет произведён в целости и сохранности пришлось отдать за

требование в случае неисполнения договора половину своей сути навсегда. Никто

приходилось видеть шатающихся по миру которые потеряли от половину и более своей

сути навсегда и всякий раз он в беседах с теми, кто это не видел заверял что это зрелище, а

тем более разговор с ними не для слабонервных. Затея опасная, но не для Никто. Его клан

освобождён от обязанностей по отношению ко многим, поэтому договор носил

формальный характер и не любителю земли отказывать Никто. Кишка тонка! Только

Никто знал что эта «формальность» имеет для старика некую суть и правду но не является

данностью для иных. Слаб умом земледелец, чтобы понять хитрости договоров, да и не к

чему они им. Главное не было отторжения от такой сделки внутри себя, а значит всё верно.

«Только простите нас» - внутренне беседовал с ним Никто – «Слизняков, или скользкого

без этого не взять. Отвлекать то их надо или нет? Надо я вас спрашиваю? Надо»! «Вот

поэтому смотрящий кино» (тут Полина вздрогнула, и даже на миг открыла глаза, понимая, что совесть надо успокаивать) «уйми буйную фантазию. Жизнь, мать её за ногу. Долой

философию, поехали дальше» - эти слова уже произносились не им, а командующим сном, которого Полина увидела и обрадовалась его существованию. Быть хранительницей снов

мечта для любого, так думалось Полине тогда.

Пока семья собиралась под сенью навеса для еды, Никто рассматривал приманку

которая о чудо, была хороша, если бы не одно но-она глупая и сумасшедшая. Не

безмозглая как вам бы подумалось. Она не земледелец, и ни с кем и нигде одновременно.

Чучело своего рода и как тут очутилась не ведал, пожалуй, ни один «специалист» по

отгадыванию загадок. Молодая и глупая, поэтому дед её терпел, а не выдал за первого

спешащего в Оде за баснословные вечные деньги (его глюк и мечта), так как за тело без

ума, расплата ещё страшнее. Терпи милок или сватай по договору вот и весь сказ. А иди

сосватай попробуй такой ум и главное зачем? Правда был шанс или за залетного, видимого

на миг, или за точно такого-же вынырнувшего из тумана в первые мгновенья после чистки, пока не пришёл в себя. Случаи были. Но где и когда он появится? Благо тело без ума не

стареет, только ест. Правда справедливости ради надо сказать, что тело без ума, хорошая

хозяйка и кулинарная их заслуга всем известна, и Никто даже был удручен однажды, когда

ему приставили такую прилипалу в виде тела без ума, по некой надобности. Сам виноват, не углядел в мире грёз и вытащил себе заразу. Правда он быстро избавился, пока

составлял договор, ограниченный по времени составления, втюхав проезжающему

рыцарю названного пажа, и пока рыцарь из-за своей природной тупости соображал, договор мысленно подчеркнули, одобрили появившиеся секретари, и готово дело.

«Интересно, а есть те договора, которые они не одобряют? Бюрократия, мать её за ногу». –

Подумалось воину. Еще бы не одорбрили! Никто поставил свою возможность сделать

выпад на празднике перехода из клана в клан, и поэтому рыцарь поплыл, а когда

37

сообразил, было поздно, и потому петушились они между собой долго, корча глумливые и

ужасные рожи выхватывая мечи и целясь из лука. Никто это забавляло, рыцарю же это

было всерьёз, и успокоившись, когда ему Никто подарил песнь, переврав чуточку его

только что сделанный подвиг по пленению пажа и умного договора, они разошлись, каждый довольный сделкой. У рыцаря на щите осталась песнь, с которой каждый мог

ознакомиться, похлопав по шлему мужественный лик, а у Никто не стало сумасшедшего.

С тех пор с этой публикой без ума стал Никто осторожным.

За едой звучали сказки и легенды. Дед, рассказывая невидаль, подписал договор, отпинывая от себя проныру секретаря, пытавшего по случаю втюхать обязанность уборки

помещения, которое он гарантировал скопировать тут же, обещая плату проезда до линии.

Пока не пнёшь такого типа, не угомонится. Бюрократия, мать её за ногу. Дед так пнул, что

секретарь, продолжая корчить рожицу улыбок и восторгов, как и положено чиновнику, удалился вмиг, со своим достоинством в дебрях временного кабинета, и корчил

благостность, пока кабинет не исчез полностью. Последним исчезла его улыбка. Только

все знали эту улыбку, и её ценность тем более ведали. Не дай Бог вам не исполнить

договор. Не дай Бог! Вы таких секретарей еще не видали, а Никто видел их в деле перед

ниткой, последним рубежом к Оде, когда отказавшийся идти из трусости перед

проклятием и переходом в слугу нитки, после предупреждения, получил по полной от

секретаря исполнителя. Бррр!

Засада это вам ребятки не «хухры-мухры» если есть кого использовать. Никто

думал примерно так: - «Итак, что мы имеем? Мадам без ума, и девочку красивую при том, для скользких та еще приманка. Они привыкли к разумности и черпают из разумности

логику и благодаря нарушению логики атакуют, получая большой выигрыш в том числе и

возбуждающий. Выводить девушку, приманиваем падальщиков, которые мне должны за

последнюю попытку сократить количество банд вокруг линии Оде, та еще мысль. Тогда в

битву я ввёл половину своего клана, получив предварительно предложение от

падальщиков, даруя им потом не мало ушедших монахов. Так что к ним с просьбой сам

Бог велел. Компенсацию секретари мою получили в виде пяти гадалок, по недоразумению

своему решившими стать посредниками между мной и падальщиками. А как умеют

манипулировать договорами клан держащий ветер до недавнего времени называвшийся

кланом кидающих камней, не мне вам рассказывать. Будете в наших краях спросите

любого, кто знаком с кланом где Никто, и Вам затянут долгий рассказ, что заключать

договор с кланом конечно не стоит, да и не такую уж главную роль играет договор, ибо

слово дороже, и поэтому его мало используют по опасности воздаяния за нарушение. А

вот договор с кланом кидающих камней ставшим кланом держащих ветер, та ещё игра.

Если вам удастся скрыть и ввести тайные понимания в договор, вы получаете настолько

выгодные последствия, что дух захватывает только от одного упоминания об этом. Только

любой из клана имеет такую же роль и возможность. «Потому тягайтесь если Вам делать

нечего а мы в свою очередь» - помолчав закончат они рассказ, - «обождём» -, и добавят

букву «с», что бы звучало как «ободождем,с». И солидно, и престижно, выдавая в

произносящем ум честь и конечно же совесть в рамках договора, не к ночи будет

помянут». Вот почему Никто взялся за дело серьезно, для начала использовав невидимый

для глаза канат, доставшийся ему по случаю от деда, еще утром имевшего наглость

завести разговор с представителем клана. Дед из ума выжил, и Никто ему простил

наглость, ибо не ему первому беседу вести, и как того требовал закон, канат в уплату и

компенсацию за несправедливость, взял. Канат они умели делать особенно красиво и

качественно. Вот где доход, и Никто иногда подумывал, что при таких талантах, имея

доходы, эти парни и мудрецы все-равно мудрили, и куда-то всё это складировали. Но

зачем? Он не помнил, чтобы эти канаты и верёвки были популярны в его мире, а вот

деньги, полученные за их, которые отличались от остальных своей яркой вспышкой при

прикосновении, ценились высоко. Быть монополистом в деньгах большая выгода и эти

сияющие игрушки, переходя из рук земледельцев в руки покупателя обретали вид

38

нормальных монет по курсу обмена. Обратный процесс завершался превращением

отданного им деньгами сияния в руках этих вечных создателей еды. И как во всяком

процессе тут был изъян. Дети могли спокойно принимать эти деньги и передавать

неизменными, поэтому покупатели, и иные торговцы всегда имели на работе пару детей, которые прогонялись из дела, как только теряли дар не менять монеты. Почему так вели

себя деньги, и кто их платил, не интересовался ни один сущий в мире Оде из-за

ненадобности.

Только дед есть дед, и любители копаться в земле помнят зло, и особенно помнят

добро, поэтому денег дать, значит выразить немое уважение. А вот дух земли по их

просьбе взял дурную привычку являться, как только те взвоют или забьют в свои

колокольчики. Правда дух земли не то, что надо опасаться Никто, но бережёного все

берегут кому не лень. Тут головы на кону и какие головы! Никто денег дал, пожурил, похлопал по щеке надувшуюся рожицу деда в покаянии глаз его, и стал делать дело. Время

не терпело.

«Пришло время поделиться с вами как надо побеждать в бою. Знайте, что победить

вы должны заранее. Задолго до схватки, и не важно будет этот бой или нет, вы должны

быть готовы. В конце концов это ваша прямая обязанность если вы замутили рыло в

калашный ряд клана держащих ветер, который недавно разбрасывал камни. Запоминайте.

Больше объяснять не буду» - Тут Полина поняла, что общаются уже напрямую к ней, и

фильм из формата «3-д» неожиданно стал реальностью вытаскивая её в незнакомую

действительность – «Берёте мягкое дерево. Это самый лучший материал. Он мягок, податлив, и вы можете сделать из него все что вам угодно, главное уметь. Навык это ваша

вина, достоинство и терпение. Между прочим, мягкое дерево было всегда, и его даже жук

оставляет, как и земляную траву, которая нам еще пригодится». Изумительная муравушка

и Никто очень надеялся на неё. Мягкое дерево, как лишится ствола, постепенно

превращается в монолит. Это изделие становится мрамором и алмазом с фантастической

способностью пробивать все препятствия, убивая всё и всех, кто попадется в полет

стрелы, оставаясь легким и прочным материалом. Когда воину делать нечего, он обычно

не ленится, и делает себе запас стрел, размещая их при этом по миру. В дороге или в пути, клан держащий ветер выкладывал тропы между тайниками, которые способны сохранять

и доставлять вещи из тайника в нужное место и время, закрепляя всё это задумчивым

словом. Это слово знали немногие и дар этот заключался в формуле: - «Сказал слово, и

дело готово». Возможности для боя у Никто были в достаточном количестве. Опыт

большое дело. Можно было ему использовать кузнецов, постоянно прыгающих тебе под

ноги, так как видеть их, значит постоянно смотреть себе под ноги. Эти всюду роющие

создания довольно неплохо делают изделия из стали, украшая их и шлифуя до зеркального

блеска. Дорого так, что зубы сводит. Никто имел таких два меча и пять ножей. На большее

денег не хватало, а вступать в отработку с этими монстрами он не имел желание, хотя их

палица была его мечтой долгое время. Те ещё рабовладельцы. Тут главное не попасть к

ним в ученики по собственному желанию которое возникает всякий раз, когда

рассматриваешь предложенный ими товар.

Никто не был ленив, как и каждый из клана, и потому готовился тщательно, уж

больно всегда противник был ловок и воинственен. Меньше десяти голов в одном месте, как скользкие, они не имели, а вызывать себе в помощь отряд летучих друзей времени нет, да и жадность, будь она не ладна. Как без неё быть?

« Записывайте. Берёте канат, имея отметку на конце чтобы его не потерять в

пространстве. Если кто забыл, он был настолько искусно сделан, что невидим глазу.

Прикрепляете его к стреле одним концом, выходите к обрыву над рекой и стреляете. Ах

да, я забыл про реку. Впрочем, она тут не причём, река как река, тут главное бабёнку там

знакомую иметь. Знаете, таких? С хвостом из рыбы на конце вместо ног. Где-то я про

них читал, но не верьте авторам, так как девки те ещё

– Гволин, и Полина оценила его талант выводить быль – « Не красивые, уродливые, и по

39

секрету на сковородке довольно румяные, тем более если вы добавляете при готовке сок

красной ягоды, разбросанной под ногами всюду. Ужин тот еще, пальчики оближите! И

ягода красивая, и все сыты, и голода нет. Благодать, одним словом. Глупость этих дам

запредельная, и иметь среди них знакомку благо, уж поверьте мне, и только благодаря

этому в моём округе их никто не жрёт, а хотелось бы. Знаете, сколько ко мне было

ходоков и с какими предложениями чтобы я отменил сей союз? А какие вещи мне

предлагались? Если не верите я Вам назову только одну- шлем из змеи, вытащенной из

влаги в черных болотах. Идите попробуйте вытащите эту тварь? Вы думаете

подделка? А одеть его на голову не желаете, чтобы узнать? Так что, как оденете, сразу

поймете подделка или нет. Мне притаранили не подделку, и я давал за шлем две (две!)вечные монеты. Увы, не согласились. Третью я пожалел так как видел, что бесполезно, и

тогда у меня их было всего три. Сейчас их у меня четыре. Так что, когда стрела унесла

мой канат на противоположный берег и я, закрепив на нём ходулю, умело замаскировал

все подходы. Затем спустился к реке и мило побеседовал с рыбой, имеющей все черты

лица без самого лица. Отсутствие мимики, и бегающие зрачки придают этим

«девушкам» особенную «прелесть». Мы сплетнями поделились, пообжались трохи, после

чего я взмок от воды. Мою просьбу она приняла должным образом, я ей отдал

жемчужину, которую она спрятала под плавник, что было высшим проявлением

уважения. Почему этот карман был выражением благодарности, не знаю, и только после

этого стал обустраивать засаду

Всё это время моя приманка мирно щипала травку, наслаждаясь кислым вкусом

горечь-травы, что и было запланировано. Её мозги, особенно затуманенные смогом

пьяной травы, которая всегда была внутри горечь травы, мне тут была в помощь. Мало

кто знал секрет этой травки, и потому те, кто знал ни с кем не делились им, тем более

после последних жуков эта травка изменилась, и в мире, откуда не возьмись, появились её

фанаты, создав даже религиозный клан, поклоняющийся грезам. Те ещё перцы. Их

конечно вызвали, пропесочили чтобы ни-ни. Они ни-ни, а кому охота быть слугой линии?

Стало веселее жить.

Пока моя приманка строила иллюзии вокруг, материализуя их под моим

строительным талантом, я вычислял эту публику по полям идущих от стены их

вхождения. Они знали, что я их вычисляю, а убить такого как я из такого клана как мой,это дорого стоит. И они явятся, куда они денутся? Тем более, я сознательно жертвовал

своим туннелем, которых у меня было три, отдавая его на откуп и жертвовал так,будто я его потерял тут рядом, в пяти шагах от реки на склоне из белых и бесполезных

берёз. Вы скажите, что я не имел на это право? Будете пугать меня отнятием

будущего или раздроблением натуры и души? Еще раз, их у меня три, и этот третий я

создавал сам, при помощи одной ведьмы, которую я спас из вечного заточения в подвале

хранителя «нижнего» из Оде. От него то хрен выкрутишься. Получилось удачно тогда, и

главное случайно, что меня и спасало от тяжб и наездов специалистов на халяву хапнуть

сущего, и поэтому на суде, который возник моментально после того как я, проходя мимо,увидев руку вытащил ведьму из окна, оправдали сразу. Оправдали и даже похвалили, ибо

лицо при любой погоде надо делать как положено сану. Меня мантии не могли зацепить,при процессе шерстя вокруг меня пространство ища заначку для ухода от вины и не

нашли. Я не дурак и требовал потом три дня закрепления своей невиновности.

Согласились и закрепили с одним условием. Они посчитали меня гением владения

пространством, и приставили ко мне ревизоров, которые не давали мне жить целый год.

Так что год давно прошел, и я свободен от вины, но тоннель имею, как и ведьму в Оде, у

которой я собирался заночевать, как только туда прибуду на славе и коне, которых я

боялся ужасно. А за тоннель рискнуть могут не только скользкие, но и остальные

желающие, особенно прилипалы, возникающие из ниоткуда и исчезающие сразу, как

только их пошлешь. Мне очень было трудно скрыть тоннель от остальных желающих

увидеть его на торгах. Отбою бы не было от обладателей права брать всё подряд. Один

40

миг, и заварушка началась бы такая, что всем стало бы тошно и будьте покойны линия

бы, веселилась довольно долго, предвкушая и принимая из гостей в своих адептов. И пока

я ползал по мечтам веселясь от глупости неких создателей, как скользкие увидели все что

им надо и ускорились, и это было видно. На что я надеялся? Бой я выиграл и вскоре шел к

Оде с довольно неплохим трофеем за спиной в торбе, часть которой я скрыл сразу за

занавесом. Короче, учитесь.

в объятия битвы).

Никто маскировался как умели это делать из клана от камней и ветра. Лучше всех в

мире прятаться, на то и воины. Он создал как мог иллюзии ландшафта, которые легко

были узнаваемы по их существованию и нелепости. Только ленивый из воинов не мог

определить засаду. Скользкие, которых было аж восемь штук (очень много, даже

отвратительно много), засаду определили, и подойдя к ней, разрушили иллюзию довольно

легко. В этот момент проснулся неповторимый мозг дурочки и это сработало. Они как

один, всего на миг отвлеклись на мысли дурочки. При этом дурочка была красивая и очень

красивая, и скользкие всегда, были падки на красоту человека. Они не могли

предположить, что перед ними по сути не человек, а существо гуляющее как угодно и где

угодно по иллюзиям кошмаря действительность, создавая то, что придавало работу

чистильщикам. Эти чистильщики были всегда рядом с такими существами и легко

узнавались, если знать куда смотреть и где слушать.

Скользкие, как и ожидалось, замешкались, попав под ливень самострелов. Пока

они, поняв опасность, потеряли троих, которых Никто забрал сразу, воин быстро

перестраивался по ходу разворачивающей битвы. Никто забирал тела убитых в мир

созданный вне иллюзии. Тут дорог был каждый миг. Отрубив им головы, он, вернувшись в

бой, сразу поставил трофеи в сердце земляной травы, которая моментально приняла

добычу, закрыв их листьями. Всё это заняло миг, и пока скользкие силами всех пятерых, рассеяли поле созданного, вступили в бой, воин от ветра снова был готов. Никто

игнорируя полет их стрел, сделанных из неизвестного материала, приняв их в свою спину

штук пять (панцирь зубатого, как и предполагалось, выдержал), достиг каната и стал

скользить вниз прямо в реку. Это была ошибка скользких, когда они, применив крылья

моментально преодолев расстояние до каната, высвечивая его целиком, сразили тело, которое катилось вниз. Нашпигованное разрывными камнями, тело рухнуло, не долетая до

реки, и рассыпалось в прах. Это был нужный миг, и скользкие поняв ошибку, путаясь в

панике от тумана мыслей дурочки, ставшей реальностью от стресса её мозга, который

буквально заволок пространство возле них, обернулись к лицу схватки. Было поздно.

После того как они отбили атаку настоящего Никто потеряв троих, они по настоящему

освоились и восстановили разум битвы. Тут они и вступили в бой, и Никто пришлось

очень тяжело. Двое в бою крылатых тварей это Вам не засада. Тут всё всерьёз, и, если бы

не заранее подготовленная яма в пространстве с заслонкой, быть беде. Никто, зная потери

от такого создания в виде замыкания памяти (её заново вернула спасенная им ведьма по

настроенной дороге), специально создал заслонку, и не ошибся. Первый скользкий успев

нанести ему довольно глубокую рану в плечо, попался, и смешно шевеля крыльями

получил нож прямо в зубы, который Никто умел метать без промаха, поэтому битва один

на один, немного уровняла шансы но только на немного. Никто успел сделать всё, и

опередил подмогу на миг, когда она, выйдя к точке сражения сразу была заблокирована

бессменным правилом, если на поле боя два, то не лезь. Это смутило скользкого, ибо

возврата назад не было. Он остался один, и понимая это, ему пришлось задуматься о том, что ему тут делать и к какому народу прийти при выборе, а не имея за собой потребностей

и последствий, такой выбор был нелёгок и много зависел от того, кто был первым в

решении участи. Как на зло этим оказался Никто, поэтому скользкий сложил крылья на

миг, попав под раздачу. Скользкий не знал, что для клана Никто их публика имела один

лишь край-смерть. Его голову Никто быстро закрыл листьями земляной травы и уселся на

землю, обматывая плечо. Рана была глубока, поэтому пока спускаясь к реке, он почти

41

потерял сознание. Состояние было плохим так как его уже окружали погонщики и

первыми из них были слугами скользких. Это придавало сил, ибо быть в качестве мести в

руках тех, чьи головы сейчас обрабатывались соком травы, никому не понравится. Главное

не умереть. Как только ты отключишь сознание хоть на долю мига, то ты будешь уже кем

угодно, и для кого угодно, но только не собой. Исполнение условий договора по

сумасшедшей, которая осталась жива, ещё сулило некое время для сознания, но то

надежда плохая. В этом мире смерть в бою была дорогой туда, куда все боялись, и выйти

за грань осознания такой участи Никто не мог и не имел право.

Он успел, и русалка, увлекая его под воду, куда скользким был закрыт проход, сразу

вливала в него родник из слёз. Через пять минут Никто был снова возле реки, наблюдая

как веселились русалки получив от Никто право прохода к морю на год. А это на

минуточку, продолжение рода, но уже в более широких просторах. Глупость на то и

глупость, чтобы не понимать их куриными мозгами, что такое право им Никто довольно

легко взял в Оде, тем более море само требовало русалок в свое лоно. Вот и получилось

удачно и все довольны. Вот почему моментально появившийся кабинет, откуда вышла

мантия-суд, также быстро исчез, оставив после себя только запах чернил.

Итак, что мы имеем? Никто подошел к траве, убедившись, что тел, убитых им, уже

нет, так как Скользкие довольно быстро уничтожались сами по себе, и поэтому тут без

земляной травы не обойтись. В двух случаях она не подвела. Головы были на редкость

красивы, и отшлифованы так, что отражалось отражение лица Никто. Пришлось

повозиться с обдиранием листьев земляной травы, уж больно она не хотела отпускать

свою добычу, но у Никто было в кармане два муравья для этой цели, которые выпрыгнув

из коробки, сразу увидели свою любимую еду. Метод спасения у травы был один-под

землю. Листья отпали, доставшись муравьям, а сама трава исчезла, как будто её не было

совсем. Точно также исчезла она и вокруг места битвы. А что бывает, когда трава

исчезает? Правильно - моментально появляются бабочки, которых земляная трава любить

ловить и кушать, развлекаясь этим постоянно. Мир изменился и в нём опять стало веселее.

Третья голова уже была тронута тлением и рассыпалась в руках Никто. От черепа осталось

только три зуба, но и это был улов. А вот последняя была в сохранности. Это было не

просто богатство, но и слава с вечной легендой по имени Никто. Осталось дойти до Оде, откуда клан Никто слышал зов. Выбора нет. Надо спешить к Оде и всё бы ничего, только

если ты идешь туда по зову, то путь твой только через пустыню. Не пройдя через неё ты, никогда не найдешь дорогу в Оде.

« Вот вы лично когда-нибудь ходили по пустыне? А если она мир монахов спасения?

Сейчас Вам расскажу, что сие такое чтобы вам скучно не было

услышала голос Никто, чувствуя как наступает утро и организм требует пробуждения. Она

справилась и погрузилась в рассказ – « Вы имеете пустыню и попасть в неё довольно

затруднительно. Она повсюду, и её нет одновременно, и всё бы ничего, только куда

обязанности и обязательства девать? Тем паче если они зависят не от тебя, а

невыполнение их грозит уходом туда, где даже Макар выглядит самым долгожданным

представителем райских краёв. Поэтому этот метод известен, и кому как не мне,Никто, его не знать. Было дело. Дважды я имел удовольствие пройти сие испытание, и

после обыденности шатания по пустыне, для себя вывел несколько уроков. В пустыню

воды не бери. Со своим самоваром туда где этого нет? Простите, но так порядочные

люди не поступают. Минус вода и минус еда. А зачем дразнить пустыню? И если вы

думаете, что пустыня — это только песок, ошибаетесь, и что лучше раскалённый

песочек или камушек, бабка сказала надвое после того как окунулась в кипящий чан с

молоком. Но то бабка, дожившая до хрен знает какого срока. Это она из-за немощности

в жизни, и в силе вне её, получила в дар целый дом на окраине Оде, выпарив мозги всем

проезжающим. Посетить старушку конечно придётся, ибо как только я, по имени Никто

появляюсь на виду, её изба тут же проявляется на свет, предоставляя вход изумленным

путникам. Поэтический талант изложения не деть никуда, так что терпите

42

Итак, пустыня. Идешь себе идёшь, и хрен знает сколько ты пройдешь пока та

соизволит тебя впустить. А если с Вами эта мадам дура? Ее отпустить нельзя, и дед,провожая свою часть, запросил довольно много. Наглость? Безусловно, и я, Никто,поучил маленько старика чтобы знал место, и экзекуция в виде удара под ребра была

воспринята остальными жителями деревни благосклонно, так как две лопаты Никто

оставил, а это извините инструмент, и инструмент ценный. Тут главное не баловать.

Как рассчитываться с иллюзиями дурочки, Никто пока не знал, да и не его это дело, так

как в Оде было немало торговцев досконально знающих Устав, и на веку Никто, ни один

из них не ошибся ни разу в разборке запутанных ситуаций. А если еще помощника мантии

привлечь за бабки, то за один только зуб скользящего он пророет нору в недра Оде и

вернется, уж будьте покойны, и что он оттуда вытащит, сам знаток или гадалка

только и знает».

Итак, пустыня. День прошёл и второй на закате. Корми дурочку, выслушивая из её

уст сочиненную легенду о добром великане и глупом мышонке. Рядом шманали работники

ножа и топора, изменяя иллюзии мадам, ругаясь, когда капля улетучивалась в свободный

полёт, и где и кто её поймает, один бог и ведал. Никто их слышал, как слышала эту ругань

Полина, во сне поддерживая их возмущение работой, ну а то что видела дурочка, придавало работе особенный шик и красоту с матерью и перматерью на пару. И если бы

чистильщики имели возможность делать из своих слов миры и создавать последствия, то

катастрофа, которая бы последовала после этого, мало представлялась бы в реальности из-

за своей непредсказуемости и последствий.

На территорию в пустыню вошли. Обыденно так, спокойно. Благо у Никто не было

ни еды, ни воды, которую он не имел в запасе зная, что момент такой наступает нежданно.

А там экономь капли до выхода. Такие примеры на лицо. Видите, вон там, под камнем, почерневшим от огня белое? Кости то, человеческие! Этих костей скоро наберётся вагон и

маленькая тележка, и если бы их можно было отсюда таскать, то сувенирщики в любом

городе посчитали бы это за благо. Увы, нельзя. Один раз кто-то приторанил гроздь песка

из пустыни в Оде и с тех пор имеет даже целый квартал во владении куда ни лезь. Такая

вот сила песка. Разборки с ним были долгими с привлечением прибывших с верхних

этажей, но всё ушло в бесполезность и наконец того оставили в покое даровав ему на

вечно квартал. Так помимо двенадцати кварталов в Оде заселился тринадцатый.

Проклятый. И откуда, куда и главное какие там идеи исходили знал только Совет

контролируя процесс. А так в общем, мы пошли нормально, и на воду нарвались сразу.

Пей, но не бери с собой. Ешь (по дороге засохший кактус довольно аппетитный), но не

клади за щеку.

Пошли хорошо. Весело. Дурочка поет, Никто молчит, жара печёт, песок хрустит, под ногами ширяют гады и гаденыши ползучие и бегающие. Лепота. « День идём, два.

Последние три часа без воды, и вот они голубчики. Лица одухотворенные, колпаки на

лицах, длинные серые одеяния, книжечки в руках для пения, и началось. Первая не

выдержала дурочка что было удивительным, и она, как будто что-то вспомнив, после

трех часов гудения молитв под ухо от колонны монахов, особей в десять, кинулась на

первого и буквально разорвала ему горло

в свалившуюся удачу. Он моментально проверил свое нутро, косяков не было, дурочка

сама так решила и это было её решение, а вот кровь от монаха пустыни это Вам не

«хухры-мухры». «Почему так везёт то»? – подумалось ему. Он успел собрать половину

фляжки, где кровь будет бурлить спокойно, пока её не вытащат снова. Это уже не дар

пустыни. Все что попало отсюда к тебе, тебе и принадлежало. Монах запрокинулся, проорал гимн свободы глуша пением перепонки Никто, выпрямился, и ушел

сопровождаемый двумя проводниками за руки, в тут-же открывшуюся дверь. Благо для

воина от ветра что он знал этот гимн, слышал его уже в прошлом, и звук, которым он

подается к столу вашего слуха ему был знаком, а то бы витать под небесами от

переполненного нетерпения выслушивать крики смертников.

43

Дурочки рядом не было. Она вышла из пустыни. Никто остался один. Колонна

монахов исчезла. Если бы Никто обладал способностью впадать в панику он бы впал в

неё. Увы. Он остался один и сколько ждать следующих монахов сама пустыня ведает. А

где вода? Где еда? Тут главное не спрашивать, и не просить. Надо идти и ждать новых

просящих, где жертва от рук Никто будет определяться только им в тот момент, когда сил

слушать молитву монахов уже не будет. Если раньше помогаешь уйти приговоренному, то

будь спокоен, займешь место их сразу там, где надо, но уже не тут. Где это надо, Никто

вслух не говорил а сплетни и мифы про то даже в рассказах ужасны.

Через час ходьбы, появилась вода возле маленько дерева, которое росло в песках.

Попил, пожевал кору, (хорошее качество называть себя на «вы») благо дерево спокойно с

ней рассталось и вот они-пятеро монахов. А это не десять, только лучше было бы десять.

Эти затянули сразу так, что уши вянуть стали моментально. Терпи и слушай. Никто стал

подпевать, стараясь уловить смысл последующей фразы, ловя предыдущую как ту, от чего

следует оттолкнуться. Получилась забавная игра. Простите опять меня, но хоть такое

развлечение: - «Прости нас грешная земля… поросль… отдай на растерзание душу

мгле...» - Вскоре Никто стал вставлять свои слова и получались порой забавные

произведения, слушателем которых он был сам, ибо до скулящих, воющих монахов, коверкая ноты и тональности, смысл пения не доходил. Разглядеть лица этой публики

также было нельзя. Так что пой ласточка и пой. И Никто пел - «Отдай на растерзание

волкам нетленную овцу из чертог леса…, разразись мгла нужной белибердой для слов

странника пути…. Освети чело любовника после туманности мыслей и дел, да будет так

как выла бабка под топором...». Белиберда вскоре надоела, и Никто стал сочинять оды в

уме, вытащив в иллюзию книжку, куда вписывались слова. Достать потом её будет нельзя, и она навсегда останется тут, но так хоть веселее. Никто держался два дня, и убить монаха

не каждый решится по своей воле, так как душа потом ныть будет долго и образ уходящего

будет следовать за тобой, не давая покоя ни днем ни ночью. Такая участь спасителя.

Убил он двух сразу, одним махом, видя и слыша, как первый пропел гимн, а второй

отряхиваясь от удара растворялся в жаре. Он ушёл из пустыни с ноющей душой и

совестью. Чувство не такое уж и хорошее особенно если это искренне. А тут иначе нельзя.

Впереди долгий путь к Оде и все бы ничего, если бы не линия.

Глава седьмая: Кобзин и старик

Кобзин взял имя Федя по причине, одухотворяющей его в нужный момент. Не

Фёдор, а именно Федя, вписав его в паспорт, объясняя непонятливым что паспортистка, сделав ошибку при выдаче документа обрекла его на такой «позор» до самой смерти. Он

оценил юмор не рождающегося читая его документ, где чёрным по белому было впечатано

Сидоров Сидор Сидорович 70-ти лет от роду. «Хоть бы постеснялся» – сказал он ему

придя ему в однокомнатную квартиру в центре Москвы, где работал в Управлении МВД

как опытный отличившийся специалист по прошлым делам оперуполномоченный «от

земли». Такими кадрами как он, страна не разбрасывается во все стороны. Так он и заявил, смеясь Сидору, когда тот спросил об изменениях в его судьбе: - «Ну 60, или 55 на крайний

случай, но 70! Тогда бы 90 вписал чтобы ещё более злить старичков окружающего мира

видя, как в 70 выглядит мужчина». Сидор в ответ отшучивался, упирая шутку на свою

иллюзорную свадьбу, разумеется на понравившейся дамочке которая обязательно

появится. Произнося это, он грозил пальчиком Кобзину всякий раз на его замечания что

делать с женой помимо разговоров кое-что в довес требуется, на что 70 летний не

рождающийся был по натуре не способен.

Причина для беседы, которая началась с похвальбы от Сидорова в адрес

заваренного Федей чая, была веская. На приём напросился смотритель кладбищ получив

разрешение от проходчиков за линию в суд. Не рождённый, как и полагается вредному

злюке, промурыжил смотрителя требуя от него гарантий и заверенных договоров, что

44

было просто формальностью. В игру включился Федя, затребовав проход через храм. Вся

эта возня надоела кое кому, и те прикрикнули, выслав говорящего передатчика от

паромщика. Вместе со стариком, Кобзин с удовольствием прослушал ругательную поэму

от товарища вставляя туда правки от себя лично. Когда поэма была завершена, её также

отправили через умершего к паромщику закрепив сие своим желанием видеть посланника

как минимум в помощниках у паромщика.

Он, смотритель кладбищ, явился как всегда в своем репертуаре. Сначала в кресло

уселось тело, куда стали впечатываться и растворяться в нём копии смотрителя с разных

частей света собираясь с кладбищ, оставляя тех без присмотра, что давало много

возможностей для веселья закопанных. Его пришлось заменить воинам из резерва храма

на что Кобзин потребовал большую плату и её пришлось отдать. Воины храма, вынырнув

из стен ринулись по погостам гася бунт почивших без расплаты за деяние. Виртуальное

пространство света заполнились съёмками от случайных свидетелей движения на

кладбищах, прозванных приведениями. В некоторых газетах даже проскользнули статьи о

признаках конца света и некие секты снова стали назначать даты такого действия. Всё это

вызвало бурление в подвалах Оде что позволило стражникам приступить к давно

планировавшей чистке тех чертог. Всё шло по плану. И смотритель кладбищ, понимая, что

помимо воздаяния за прошение он имел и награду за возможности шёл на риск чтобы

просто побеседовать с друзьями и выяснить кое-что. Ему очень не нравилось, что на свете

появился тот, у кого не было могилы. Баланс был соблюден полностью, поэтому, когда

тело приняло в себя всех, и очнулось после собственного проведённого ритуала

проявляясь наяву, троица уселась за стол. Погасив свет и озарив комнату светом вне

времени, они приступили к беседе.

- Ну и как это понимать? – резонный вопрос смотрителя кладбищ был задан

соответствующим голосом, с постановкой тела и выражений глаз. Это рассмешило

собеседников, умеющих ценить театральность любого действия.

- Так же, как и мне понимать – отозвался не рождённый, отхлёбывая из стеклянной пивной

кружки большими глотками чай – Мне вот тень по штату положена и что? Не могу же без

тени и отражения шляться по свету. А шляюсь. Вызвал я этого капризного типа и молвлю

ему, прими гостя Бог теней и подари ты мне как можно красивую и независимую тень.

Ага! Подарило! Да так подарил что до сих пор пятки горят. Он мой друг, но обидчивый.

Представляете сколько после меня останется шушуканий и сенсаций говоря их языком?

Меня же в магазинах камеры снимали? Снимали. Нет ребята, всё-таки чай замечательное

изобретение этих смертных. Как там с телом проводника? Вы его не очень, так как

проскочили довольно легко, не то что в прошлый раз через пытки и мучения. Да… -

замолчал он, затевая задумчивую паузу, которую собеседники умели и знали, как ценить –

было время!

- Думали так себе алкаш – потянулся с кресла хранитель храма вытаскивая за шкирку Бога

теней из стены и продолжая его так держать, продолжил – ан нет! Навёл порядок в том

хаосе и всех демонов с бесами в порядок выстроил. Его бес так разбушевался что целую

религию среди бесов изобрел и учить по статьям им написанной заставил. Был пьяный

мир куда без разбора и всех подряд кто падок, а стал иерархический мир. Я долго смеялся, когда он в Оде запросил целый квартал для его последователей. Вот где Совет то ликовал.

Я даже сам не ожидал. И мне пинка под одно место мол, учись родимый. Единственное

место где не было порядка это алкоголики, лишившиеся разума. И на тебе, порядок. Я, когда увидел всех, кого туда бесы волокут за шиворот при помощи смерти даже

возрадовался. Мне в храме меньше работы. А тебе что тени жалко? – Кобзин сжал Бога

теней и тот поморщился, требуя к себе уважения разразившись речью что, мол, доколе он

будет мучиться при таких вот нападках? Аргументировал он это как можно проще напирая

на философию мысли и жизненные потуги смертных иметь тени, что читалось им по

книгам судеб. Далее в свидетели судьбу призвал которая тут же откликнулась отказом

сославшись на высокий уровень беседы. «Да и зачем ему тень? Мне потом её гонят по

45

небытию пряча от глаз куда подальше. Опять в застенки лезть? Нет уж дудки. Ничего, смертные давно потеряли нюх и им все хиханьки и хаханьки. Вы бы товарища Бахтина из

чертога достали, а то порядок наводить некому».

Последнее замечание Бога теней придало разговору юмора, но веселье не снимало

проблемы.

- Какой дурак этих троих послал? – Это уже размышлял не рождённый, наливая пятую

кружку чая успевая вставить замечание, что лучше напиток пить очень горячим – Хорошо, что этот сообразил и сделал из них проводников.

- Хорошо? – Воин храма прогремел так что где-то разразился гром – Кто ему мантию

вообще дал? Я конечно догадываюсь почему сейчас большинство снова пошло через

паром, только храм есть мой объект охраны. А этот что сделал?

- Стал вытаскивать моих – смотритель кладбища даже закатил глаза от удовольствия

наглаживая откуда-то взявшийся череп – и слава всем Богам что стал. Я как представлю, что в Оде делается по поводу нахлынувших мыслей что весело становится. Их там сколько

уже набралось в тенях бессмысленности? Им шанс надо давать или нет? Кстати он

родился или нет?

- Родился. Сам сопровождал и даже в больницу закатил мамашу. – Кобзин задумался, открывая храм для ритуала. После очистки мыслей и придание стенам силы, он вернулся и

несколько приуныл. – Всё это конечно весело обсуждать. Что с Никто делать?

- Нет тебе надо обязательно настроение испортить. Ты как смотритель погостов? – Не

рожденный встал и поглаживая бороду стал смотреть в зеркало пытаясь проявить себя и

когда у него получалось что-то изобразить наподобие небольшого кошмара завязав в образ

шутки товарищей, он потирал руки.

- Надо же, не рождённый зеркал прекратил бояться. Не прошло и вечности как говорится.

Ты с демоном отражения что ли поджарился или подружился?

- Тебе погостами командовать по чину, коли не понимаешь, что время бежит и мы

меняемся. Так как?

- Мне он не нужен. Его куда задену? В какую такую могилу? Могила для тех, кто родился

и точка. Это не обсуждаемо! Только он тут и смерть уже имеет в себе. Вот и пляшите.

- И что его теперь не убить? – Не рожденный задёрнул занавеской зеркало и улегся на пол.

- Приплыли! – засмеялся воин храма – Хотите прикол?

- Давай! – прозвучало два голоса.

- Вы только не смейтесь. Я тут от скуки эксперимент сделал и влюбился.

- В какой раз? – засмеялся смотритель

- В первый, как всегда. В какой еще? Я всегда влюбляюсь первый и последний раз.

- А в чем эксперимент? Помнится, твоя бывшая в костре кувыркалась.

- Да брось ты смотритель. Ты же её прибрал так что до сих пор достучаться не могу.

Говорят, при должности почётной. Не моя вина что на костре. Я этой мадам всё и выдал

мол, перед тобой смотритель храма жизни и воин за всех. И что бы Вы думали?

- Во душа, а! Ты, когда маяться в пользу этих смертных прекратишь? Чем больше ты

рядом с ними, тем выше твой интеллект гуманизма? – Смотритель погостов отделил от

себя пару копий и отправил их в дорогу. Затем он помахал всем рукой убеждая и

утверждая, что всегда на посту помощи им стоит и будет стоять, и не видя смысла

пребывания тут, но получивший кое-что для себя, улетучился всякий раз махая рукой от

очередной отделившейся копии.

Оставшись вдвоем, они быстро собрались и вышли из дома. Воин храма молча

наблюдал как Бог теней творит, получив такую возможность из-за прибытия не

рождённого. Был подлинник, но не было копии, а потому имея шансы Бог теней так

раздухарился, что его творческой фантазии на стенах домов, возле которых они шли, хватало на такие росписи что приводили в восторг прогуливающих друзей. Воин

потешался над тенью доводя того до злости по поводу Никто, который имел тень не

смотря на прибытие без рождения на что получал долгие рассказы и разъяснения, что

46

наличие жизни есть необходимость для тени, и голос его, нудный и тихий был как раз

кстати к обстановке. Не рожденный остановил время, и прогуливаясь мимо фигур, вне

времени, они помимо игры теней наблюдали за тем как творит судьба свои росписи.

Дамочка, обижаясь, дулась на них со всей силы. Причина была существенной. Первая это

алкоголик, который выпрыгнул за её волю в высшую реальность, и став создателем

отрицал сущее как ей представлялось, и она не могла подойти к нему после рождения

имея табу на волю. Второй это Гволин который исчез при жизни дав жизнь его копии

«оттуда». Её гнев был объясним только потому, что выход от её власти в реальной жизни

при помощи рождающей силы воли из ниоткуда приводил её всякий раз в полный восторг

и она на блюдечке преподносила такие души пришедшему проводнику. Акт был

вселенский, и потому даже паромщик и представитель Совета всякий раз провожали

такую личность в высшие управленческие миры. На этот раз выход из-под её власти был

вне воли личности, а благодаря внешним обстоятельствам. Имея эту «правду» она

сунулась сразу к Никто и получила от того такой отпор что до сих пор залечивала раны.

Эта бойня, а точнее порка судьбы от воина ветра вызвала удовольствие от принявшего

такой позор «заселенцами» из подвалов Оде, родив на просторах города легенду как в

очередной раз судьба получила по зубам.

- Что с Гволиным делать? – Не рожденный устал от бездеятельности и требовал работы.

- Он не тут милый мой дедушка – Кобзин развлекаясь придавал себе разные тела с

разными одеяниями приводя в восторг глупых и злых демонов из самых нижних этажей

сущего. Эти демоны были падки на любое развлечение и их смешило буквально всё что

шевелилось или действовало. Воин храма легко ловил их за любопытные носы и разбивая

о воздух их сущности продолжал кривлянье. Эта охота занимала их всё больше, и старик

даже увлёкся процессом протащив в руках парочку беснующихся, щёлкая их по всем

местам вызывая писк – он уже там, а вот где не наше дело. Сдается мне просто кинули

парня в пасть себя, и он думаю разгребает по полной. Умереть то ему надо тут, вот в чём

фокус. А то, что Никто, как обрекший плоть получил смерть как данность факт их фактов

и мне вообще не понятен смысл прибытия тебя.

- Ты же знаешь, что пророчество не врёт. Вот и шатаюсь. На работу бы меня принял, а?

Буду ближе к людям. Может попаду из пистолета в парочку сатрапов. И то дело.

- Знаю я тебя. Тебе волю дай. А вот работу твою надо делать. Пока возможность есть.

- Опять что-то задумал?

- Да что тут думать? Сам посуди. Или ты забыл, что мы с тобой делали всегда? – Воин

храма включил время, и вокруг появилась жизнь. Они присели на лавочку, и проходящий

мимо какой-то человек, низко поклонился им и исчез в тумане. – Ходят всё больше их тут.

Умрут и сами не понимают, что дохлые и шатаются по свету. Что ищут? Зачем? Зато

хранитель погостов рад радёшенек что паромщик бесится к которому тропу снова

проложили. Чем туннель то не устраивал? Впрочем, не наше дело и сдаётся мне снова из

подвалов всё больше и больше идолов воскрешает. Чую быть беде. Так что?

- В прошлый раз помнится мы с тобой натворили делов – Не рожденный засмеялся, и от

смеха его разросся вихрь улетучившись в пасти неба – Весело было.

- Вот и ладно. Когда еще такая возможность будет потворить. Ты оттуда и прошёл по

закону и возможности имеются. Так что порядок мы тут наведём тем более через мой храм

уже ворота строят для прохода специалистов для изъятия всей этой магии, будь она

неладна. Нет чтобы научиться делу так на тебе.

- Давно пора убрать эту гадость. Интересно они сами то понимают зачем её делают?

Впрочем, вопрос риторический. Безумие мать её. Боюсь уходить придется мне по

молитвенной дороге. Есть кто на примете?

- Этой публики полно, а то было бы тут делов. Как пророки?

- Молчат, как всегда.

Глава восьмая: Рассказ Полины

47

Проснулась я рано, и была в отличном настроении. То, что это был не сон, а

реальность я была уверенна, и в голове у меня пел мотив, который я тут же вытащила из

своего горла, ставя чайник на плиту. Тоже мне поэзия от монахов. Учитесь малявки: -

«Простите меня птицы, что сахар не дала, уйдите от молитвы, чтоб духов звать нельзя. Ах

как прекрасны камни в пустыне из песка, и шествуют монахи из смерти навсегда». Лучше

бы я не пела, но кто знал то что такие вот знания при жизни, в виде «поэзии» доводят до

цугундера пару десятков падких до «фигни»? Подвалы Оде наполнились гастролёрами, сразу дающими за мелочь представления на философскую тему зависимости желания

сахара на вдохновение птицы. Я потом во сне увидела такое представление и была

сражена мыслями актёров, играющими роль. Помнится, я проснулась тогда, ощущая себя

актрисой и от этой мысли потускнело всё вокруг.

Настроение было отличное, кофе вкусным, и захотелось мужика, и как ни странно

Гволина. Первым я увидела его как собеседника, а потом в роли мужа. Отогнав эту мысль, которая меня не просто напугала, а привела в ужас, я стала накладывать макияж, смотря в

зеркало. Мираж где я и Гволин идут в театр не покидал меня и видя со стороны себя со

своей замечательной походкой и Гволина идущего рядом у меня сразу возникла истерика

от виденного.

Воскресенье, между прочим. А в воскресенье что? Правильно - занятия, а точнее

консультация, которую посетить сам Бог учительства велел, ибо наш «препод», а по-

научному преподаватель, был педант и экзамен напрямую зависел от нашего усердия.

Проверка усердия была в виде консультации в выходной день с 11 до 13 часов дня.

Нравится? А деться некуда, надо идти. Так что отнюдь не отнюдь, как выражался наш

учитель, а досуг провести в выходной день придётся. В пятницу уже ждёт экзамен, а тут

звонок от «любимого» редактора, который пожелал прислать мне помощника, балбеса

Бориса, с целью меня трахнуть хорошенько по голове своими мыслями, как неудачно

пошутил он на мой вопрос, мол, а зачем? «А затем милочка моя, что по вашей милости ко

мне тут поступает масса предложений и одно довольно привлекательное» - и он называет

известное шоу, куда я обязана (по его мнению) затащить родственников Власовых-

Куликовых, так как по моей вине (он так считает) я попала в некую неприятность (он так

думает) перед выбором или дружить с ним (он уверен, что я буду дружить), или

«разошлись как в океане корабли». Иди потом свищи. Так и сказал, намекая на себя

единственного от которого зависит мой доход. Тоже мне уверенность. Тьфу и растереть.

60 тысяч, наших родных рубликов как гонорар мне высветился от него как говорится

запросто. Как Вам? Я согласилась на Бориса, не уточнив куда мы поедем, представляя

рожу редактора, когда я задержусь на три часа, не на метро же в моём настроении идти и

ехать, которое заметно прибавилось после моих фантазий насчет лица моего работодателя, когда он получит такую новость. Эмоции свои, он, как и все творческие люди, не умел

прятать и со временем развил выпячивание их в пик творчества своей натуры. Со стороны

потешно выглядит, а для него судя по развитой мимике, самый раз. Пропади он пропадом.

Убрав посуду, не помыв её первый раз в жизни, (я не люблю оставлять после себя что-то

грязное и не убранное), стала заканчивать туалет. Дальше по слогам, чтобы вы прониклись

ситуацией.

Открываю дверь, спускаюсь на пролёт лестницы в подъезде, цокая каблучками по

ступенькам, и вижу малыша лет семи, который глядя на меня прижимает пальчик к губам, давая знак мне замолчать. Я и так молчала. Глаза мальчика не детские, и когда я, не

спуская с его лица глаз, продолжаю свой путь, он вдруг пускает слезу и улыбается так, что

у меня мурашки по коже, а потом напевая что-то типа «ля-ля-а-ля-ля-ля», обгоняет меня, и

я вижу у него на голове лысину. Лысину! Он, видимо поняв, что я увидела не то, поправляет рукой голову искажая пространство, и оборачивает ко мне лицо, и милым

капризным голоском произносит с выражением, глотая буквы «р» и «с»: - «Тетенька хочет

разозлиться? Тетеньке нельзя шептать! Все они, уроды верные парнишки, им и жизнь под

48

стать! Ты не падай, и не всё топчи, ты их только пригласи», - и начинает считать

ступеньки, произнеся вместо буквы «р» букву «л»: - «Раз, два, три..» - всякий раз трогая

ступеньку рукой и вытирая лицо. В конце пролёта обернувшись снова мне показал лицо, которое стало измазанным пылью, и заревел как ревёт ребенок, не получивший игрушку

своей мечты. Дверь сразу открыла моя соседка тётя Зина, и спросив, мол, чей малыш, показывает мне кулак и высовывает язык, и хохоча прячется в своей квартире, и я слышу, как она не умолкая смеется за дверью. Картина еще та. Один воет по-детски, другая

смеётся как бешеная. Я стою и не боюсь ни капли. Вы не поверите, но я не боюсь и меня

всё это забавляет. Я беру малыша за руку и веду его на улицу, обернувшись вижу лицо

тети Зины, которая словами крестит меня во след неся бред про небо и счастье. Малыш

вырывается, как только мы выходим из подъезда, и был таков. Я слышу от него

удаляющееся: - «Прости судьба уж недалече лозунг, что мы уйдем, не навсегда. Но

навсегда останутся одни лишь грёзы, прости и ты меня судьба». Я достаю зеркальце из

сумочки и гляжу на свое лицо, краем глаза видя, как Борис открывает дверь машины. Лицо

в зеркальце я вижу, но не вижу задний фон, где по всей видимости должен быть дом.

Оборачиваюсь, дом на месте, и поднимая глаза вижу лицо тети Зины, которое глядит на

меня из окна подъезда. На этот раз я показываю ей язык и крещу её по памяти стараясь

соответствовать когда-то увиденному крёстному обряду. Получилось или нет не важно.

Важно другое что я выгляжу как дура стоя посредине двора со свей набожностью.

Идя к машине, я натыкаюсь на нашего пьяного дворника из бывших

милиционеров, который шепчет мне на ухо, мол, не лезь не в свое дело, и продолжает

усиленно махать метлой мне под ноги. Метла выглядит очень старой от которой больше

мусора чем толку в работе, а лавочка возле подъезда «а-ля натурель» из прошлого века. В

пыли я успеваю увидеть предмет, быстро забираю его и кладу в сумочку. Далее иду к

машине, и мы едем на консультацию. Борис очень недоволен что не в редакцию, пытаясь

рассказать по телефону своему шефу о моём взбалмошном характере, а я чувствую, что

моя сумочка стала тяжёлой и давит мне на колени. Сняв её с колен и положив рядом на

сиденье, утыкаюсь в окно. Разговор быстро перешёл на тон друзей, и передав мне просьбу

редактора созвониться после занятий, Борис уезжает от меня, высадив возле ближайшего

входа в метро.

Я не люблю метро. Не путать со страхом. Просто не люблю и всё. Каждый раз

спускаясь под землю и чувствуя как вокруг плетёт свои кружева ураган от кондиционера, я

осознавала, что с каждым шагом вниз становлюсь не своя. Это не нравилось мне. А после

сегодняшнего дня, я тупо влюбилась в это подземное царство, и когда моя ступенька

эскалатора уходила в сторону от общего движения, я вспоминала, а точнее представляла

танец, который запомнился всем, кто видел в последний вечер Власова. Где-то я уже

видела нечто подобное и почему он танцевал? Подумав так секунд пять, я выкинула мысли

прикрыв их тем, что по сути мне это не надо, как не нужно идти на шоу мучить

родственников, которые уже притупили в себе боль утраты. А это не красиво, когда боль

вспоминается благодаря моей глупости. По себе знаю, что возврат в трагедию намного

сложнее чем переживание её на месте свершения. Спасибо папе, вытащил из истории с

полицией, а то бы до сих пор ломала комедию не в пользу себе.

Я очнулась, и только тут заметила, что окружающие меня люди стали терять

очертания, не замечая никого вокруг. Мир манекенов стал красив и естественен. Только

один маленький мальчик смотрел на меня по ту сторону реальности из моей

действительности и махал мне рукой. Я помахала ему в ответ и тут же ощутила рядом

присутствие. Они мне очень понравились. Гномы или карлики, разница для меня была не

ощутима. И те, и другие маленькие и злые, исходя из моих воспоминаний благодаря

сидящим в голове рассказов и иной телевизионной белиберды, внушив и вбив в меня

определенный образ. Это были как раз они. С длинными руками и костлявыми пальцами, как и положено кошмару. Они встали, рядом не произнеся ни звука. Их глаза особенно

меня поразили, и я не вытерпела и повелась за моим желанием потрогать этих существ. Я

49

потрогала того, что был слева, погладив его по коже головы и потеребив за щёку. Он

открыл рот полный довольно сносных зубов, и неожиданно для меня припал к моей руке и

поцеловал. Джентльмен всегда джентльмен, не смотря на время и эпоху. Мне стало

приятно, и единственное что внушало мне, так сказать, это их добрая злость в глазах. Это

мой термин «добрая злость», так как злое оттуда пёрло в меня как танк, защищая меня

добротой их взгляда. Кто ощущал это чувство, тот поймет меня.

Внизу пути меня ждали двое. Я уже сама спускалась по лестнице, которая

превратилась в нечто уродливое и скрипучее после каждого шага, и было во всём

действии какая-то прелесть и тайна что обволакивало меня сном реальности. Это были

мои идеалы. Великолепные мужчины, и я тут поняла сразу смысл и мысли рассказа моей

знакомой, которая втайне от мужа посетила Венецию. Всё что она оттуда вынесла, это

великолепные тела гондольеров, с которыми она спала все семь дней без передыха. Ей

было не важно, что это тупая проституция, призванная заколачивать бабки на озабоченных

иностранках, и была противна как явление всякому порядочному человеку. Ей

понравилось, и после этой поездки, она изменяла мужу сразу, как видела накаченный торс

какого-нибудь мужика, и была довольно счастлива такой жизнью, так как, по ее словам, у

неё появился смысл в поиске таких мужиков. Дура короче, и дура на всю голову. Только я

бы этим отдала себя как любовь сразу. Сразу двоим, если бы они взяли. Я поняла, что не

возьмут, а вот втыку я получу по полной, что от меня никак не зависело. Внизу, как только

я вступила на довольно твердый деревянный пол, видя, как растворилась лестница, вдруг

вынырнула мантия и я поняла по видению ночи что это судья. Следом, откуда не возьмись, взялся кабинет, и маленький колокольчик пропел так звонко, что мне стало совсем

спокойно. Представляете куда я попала? Об этом можно только мечтать. Ну я и выдала

видя, как у судьи вылезли глаза от удивления, и она даже зашмыгала носом. К моему

возмущению, мол, какого права и почему без повестки, я добавила, как данность: - «Ваша

честь, а по какому праву вы тут устраиваете судилище если я жива? По мне, как по живой

суд живых выдуманный на потеху ротозеям, а не Ваш праведный и закадычный

дружеский». Видя удивление, я добавила и про ознакомление меня с правилами и про

адвоката, и про ведущего протокол под копию для обжалования. Короче стремилась

рассмешить, а получилось, как всегда. Шуток никто не понял. Так что протокол я помню

наизусть.

Судья: - Вы признаёте себя виновным, что видели Никто в Вашей глупости, в отличии от

остальных? Что видели и ощущали желания от наших слуг, стиравших время?

Я: - Конечно товарищ мантия скрывать не стану, я и сейчас вижу ваше высочество с парой

балбесов рядом, от которых мурашки по коже и двумя бесятами (мне нравилось их так

представлять), довольно милыми мальчиками, а может и девочками. И что? Еще я видела, как мой привычный мир вдруг исказился, и лестница привела меня к Вам на суд. Я

виновата?

Судья: - Приговор. Согласно параграфу шесть, из-за непротивления и согласия стороны

обвинения отрицающих свой умысел и деяние, приглашается следователь для дачи

показаний установленных в ходе расследований. - Кончено же насчет номера параграфа он

шутил, и я это знала, как узнавала суд, который уже был в моей жизни или будет, что не

было важным.

Товарищ, который вывернулся из кабинетного стола, был не больше спичечного

коробка, но голос его был на редкость красивым и официальным. Мне подумалось, что от

такого голоса хочется кинуться на свершения подвигов и поступков, куда укажет пальчик

этого мальчика, и не важно будут там свершения или только предполагались, главное

указание и жест. Ах этот голос. Ах эта речь! Он торжественно, чётко выговаривая слова, поведал что вообще-то я дрянь подзаборная (так и сказал), которая с какого-то перепуга

или похмелья (что не было установлено) видела Никто, тем самым зафиксировав его в

своём мире. Поняли наглость? Я оказывается зафиксировала Никто. Я сразу хотела дать

отпор клевете, но меня парализовало от держащих меня за руки пальцев гномов. И тем не

50

менее, вины моей не было найдено, и не была найдена сущность Никто. Тут я впала в

прострацию, так как стало жалко Гволина, с которым я увиделась вскоре, что привело

меня в блаженство, которое я никогда не испытывала доселе от и вида что все живы и

здоровы.

В целом всё выглядело так, что вина всех лежит в том, что я как тварь подзаборная

соизволила соблаговолить обострить решение вопроса с возвращением Никто, и поэтому

обострение по не дознанию или недоумению, а также «недоумиранию» (выражение мне

понравилось) моим телом и умом не является виной как таковой и не подлежит изъятию

памяти из сознания о прошедших событиях, так как я не умирала и не умерла и не

являюсь объектом расплаты. Таков вердикт следствия. Обидело меня только всё это, и я

выдала вслух: - «Почему именно подзаборная, а не придворовая или еще получше? Тут же

главное фантазия и невоспитанность!» - Я даже фыркнула и отдёрнула руку от гнома

погладив того по лысине. Тоже мне вердикт. Я, видя, как строчит пером мадам в большой

шляпе, пыхтя как паровоз сигарой что придавало картине особый шарм, сама бы в

протокол записала, как с дурости спала со сволочью, и как я мечтаю добиться славы.

Самобичевание? Ничего подобного! Правда! Тут такая атмосфера что первым в голову мне

пришло именно это моё падение. И эти сволочи записали это в протокол. Представляете

мое состояние?

Судья: - Славы мы тебе дадим если хочешь, (прочитал мысли упырь) но в приговор это не

введём. Приговор следующий. Я, судья мантии и правды, приговариваю живую тварь

оправдать, с выплатой ей компенсации за жизнь. Приговор в отношении Никто будет

выявлен как только он будет ввернут в свою реальность, что закрепляется кровью.

Они и закрепили. Один быстро и острым тесаком (который я, увидев, пришла в

ужас от его красоты и блеска и нарисованными символами. Он был большого размера и

пугал мощью и властью, которая ощущалась сразу) срезал с меня кожу со лба и напитал

кровью бумагу. Было не больно, и я сразу оказалась на эскалаторе рядом с этим

мальчиком, который протянув мне руку спросил серьезно: - «Тетя ты теперь судимая?» - и

добавил, не обращая внимания на недоуменный взгляд своей мамы, которая держала его за

руку - «Всё будет хорошо, ты же живая, а для них тоже живая. Не может живой быть в

живом, и живой уйти за живым». Затем он засмеялся (что-то много вокруг меня смеха, причину которого я не понимаю) и подняв глаза на маму, вдруг провел двумя пальцами по

своему горлу и громко зарыдал. Скандал образовался сразу. Только я вот была судимой и

можно сказать зэчкой, поэтому послав эту мамашу подальше, я быстро спустилась к

перрону и запрыгнула в первую электричку с удовольствием вспоминая вердикт судьи

насчёт моей песни утром, которой было разрешено без разрешения автора (то есть меня), постановка на сцене в пустоши. Что такое пустошь мне было не важно, но судя по

интонации судьи это было здорово. Одно было не ясным, это тот старик, который явился

не запылился, и подал мне руку подсаживая в вагон метро. Пока дверь закрывалась я

видела, как его с поклоном приняли гномы усадив на какого-то животного. Взяв под уздцы

зверя, они исчезли в проеме земли.

Колесики поезда стучат, придавая им шикарную мелодичность подземного туннеля, я же сижу и рассматриваю предо мной сидящую мадам и уже совсем не удивляюсь что на

неё никто не обращает внимание, потому что я одна вижу, что это никакая не мадам, а

некая особь, которую выдаёт прическа с головой. Волосы у неё неестественные и цвет на

них удивительный. Описать что видит человек нельзя, потому принимайте на веру. Мы

смотрели друг другу в глаза, и не отводили взгляда, и когда она выплыла на станции из

вагона, я даже пожалела, что её рядом нет. От неё осталась бумажка, на которой она

писала не заглядывая туда. Я её открыла и читаю: - «О песнь моя! О Боги вынесли

разврата того, кто не любил меня. Простите, но уроды выглядят богаче чем те, кто не уехал

никуда». Так оказывается интереснее жить, когда ты знаешь, что рядом с тобой творятся

непостижимые дела с судьями и гномами на пару. Так что настроение у меня было

хорошее, и зайдя в аудиторию, я сразу направилась к Гволину, сидевшему на своем

51

излюбленном месте, в углу верхнего ряда аудитории. Присаживаясь рядом и бросая

привет, я замечаю, что на нём довольно приличные джинсы и туфли, а на руках прилично

дорогое часы. И мне все-равно что говорит этот парень, объясняя, что его неожиданно

заметила какая-то финансовая компания, поняв и приняв его алгоритм расчетов, с которым

он носился три года, и теперь он там финансовый консультант заочной формы и

руководитель аналитического отдела с окладом аж в двести тысяч рублей. Отныне мне

такие новости вообще по самому последнему месту, и мне хочется познавать то, что не

видят и не видимо, и я, слушая в половину уха лектора, который несет ахинею с моей

точки зрения, пишу на вырванном листочке бумаги что меня осудила мантия, и

пододвигаю его к Егору. В ответ тишина, и только после окончания бесполезно

проведенного времени, от которого немного заболела голова, я слышу приглашение в

кафе. Соглашаюсь, ловя сказанное от Лизки, стервы курса, так чтобы это слышала я. Я, оказывается, молодец, соображаю по поводу Гволина пока «добыча горяча». Сейчас он

видный жених, что мной использовано на полную мощь. Теперь следующий этап постель.

Насчет постели я давно может и согласна, а остальное меня бодрит, ибо больше сплетен, больше в мою копилку мнений. Так жить приятней и веселей.

В кафе никого. Я понимаю почему, и мы садимся кушать довольно сносный салат и

пить отличное кофе, и я, видя, как Егор поглощает принесённое, ловлю себя на слове, что

это со стороны выглядит привлекательно. Он умеет оказывается есть.

- Значит осудили?

- Ага - отвечаю я, прихлебывая кофе, который бодрит, и добавляю ему про то что его ищут, и про то, что мою песню будут ставить на сцене. Он смеется.

- И я их ищу, и найти не могу, и не найду никогда, и пора мне отсюда сматываться. Как? Я

тут лишний вот почему все забегали. И эти трое наемников пришли чтобы меня забрать.

Но этот способ мне не по душе. Последствия уж очень невероятны и не в мою пользу. Что

я тут делаю? Моё время у вас не пришло, а может его и не было никогда, а они не могут

проникнуть сюда и найти меня потому, что не на что и не на кого смотреть. Меня нет в их, а их нет у меня. Как выйти и исправить никто не знает. – рассказывает он мне понятные

истины и вещи, которые настолько просты что я сразу устаю слушать это - Так бывает и

всякий раз что-то находится. А тут ты? Вот с какого перепуга ты все видишь и не

боишься? Я сам два раза исправлял такие ситуации, но там было проще, а тут Гомы, с

которыми мы повздорили и, из-а которых я шёл тогда в Оде, не зная тогда что будет

происходить. А ты сидишь, хочешь меня в мужья и собеседники, изображая тут «девочку-

припевочку» - его лицо резко меняется, он хватает меня рукой за горло, и я вижу совсем

иного Егора, и смотрю в его глаза, которые обрели небо заката перед грозой. Я влюбляюсь, но не как в мужчину, а как в воина и существо, которое меня будоражит и манит. Воздуха

нет, и я готова сдохнуть (именно сдохнуть, а не умереть, и мне понятна сейчас разница), не

издавая ни писка и не пытаясь выдавить слов - Кто ты сука? - Орёт он мне в лицо и

отпуская горло, прижимает мою голову к столу и садится на место запихивая ложку салата

в рот.

- Значит так, слушай сюда. Сиди не рыпайся, ты дело десятое, и кто ты такая мне не важно

и не ясно что одинаково по фигу. Я Никто, и покажу тебе ночью как я тут оказался, и на

этом всё. Я не чувствую (тут от отпускает мою голову, я поправляю прическу, и мне такой

тон беседы по нутру) тебя и мне это не нравится? Или нравится? Ты из этой иллюзии и

прошу тебя относиться к этому как блохе, которая прикоснулась к тому, что видеть тебе не

время, да и не известно для этого ли ты умрёшь.

- А мне понравилось. Научи меня мечами так махать, как я видела. И прости…

- За что?

- За то, что тебя презирала…- он смеётся и смеётся от души и я подхватываю этот смех, открыв для себя что такое чувство как презрение вообще никчемно и примитивно, предназначенное для обезьяны. Понимая разницу презрения к врагу и презрение к

штанам, а не к человеку, мне открывается ещё кое-что что поймать никак не могу. Мы

52

смеемся вдвоём и вместе со смехом я понимаю, что секса между нами не будет и он

невозможен в принципе, и мне становится легко от мысли что передо мной мужчина, который для меня важен тем, что мне не важно.

- Расскажи о Своем мире. Как там? Мне понравился суд, и ты не поверишь я была

согласна на любой приговор.

- Вот почему ты получила доступ и думаю… случайно - он задумчив и его глаза выражают

глубокую озабоченность и мне нравится, что я читаю его мысль через глаза. Потом это

чувство и умение никуда от меня не уйдет до самого конца. - Что-то есть в тебе такое, что

я пока не уловлю, и причина моей глупости в отношении тебя необъяснима. Я не рождался

в этом мире, и я тут просто есть. Что тебя интересует?

- Ты из мира умерших тут?

- А кто знает? Не могу ответить.

- Что такое Оде?

- Этот город. Великий Оде, по-вашему столица.

- Какой он?

- Не знаю. Обыкновенный и загадочный, и бескрайний что вверх что вниз. Я был на пятом

этаже подвала Оде и скажу, что там не фонтан, но красиво. Я был на втором этаже вверху, когда получал инструктаж от смотрящего, входя в лоно познаний любезно

предоставленного им для выполнения этого задания. Покуражился я тогда здорово, и чуть

не был стёрт, может поэтому мне допуск в подвалы дали на нижние ступени, но я не

преуспел там побывать. В Оде были все. Там суд, там жизнь и там мой дом, который я

строил все свои жизни.

- Я хочу туда попасть.

- А тебе это надо? Слышал я, что для вашего брата есть иные врата, но то слухи. Мне тут

не нравится. Сейчас заработаю денег, так зачем они тут? Что они мне дадут? Сделают

человека? Меня ценить будут за это и поверь, с завтрашнего дня мне не надо будет

прилагать усилия чтобы перетрогать почти всё женское население «умного» университета.

(Слово «умное» он произнёс в кавычках, и я это поняла) Только именно перетрогать, как

животное животного противно и как-то обидно. Не находишь? Вот как вы живёте мадам, и

что самое поразительно вам нравится так жить. Вы вообще не видите в этом ничего

плохого.

Для меня его слова не были открытием. Еще учась в школе, я поставила вопросом в

тупик нашего любимого астронома, а по специальности географа, который специально

проводил нам классные часы, чтобы мы прониклись красотой звёзд. После очередного

вдохновенного урока с агитационными плакатами времён СССР и схемами движения

звёзд, между которыми носился как угорелый сей господин, пытаясь дать нам знания

вселенной и бесконечности, я осталась после занятия и спросила его: - «Скажите

пожалуйста, планета земля крутится вокруг себя с повернутой осью со скоростью пули, летя в пространстве с фантастической скоростью, на которой океаны реагируют на лунный

свет, и всё это в гармонии и не сыпется только благодаря закону гравитации, который так

никто и не увидел и не прочитал. Он, этот закон, вставляемый всякий раз, когда надо

действительно продемонстрировать знания, помогает здорово я это поняла. На кого вы

надеетесь? Где тот дебил кто в это поверит?» И не дождавшись ответа вышла из класса.

Вот и сейчас, меня интересовал не Никто, к которому моя душа охладела, а то что я

слышала от мантии о сжигании мыслей.

- Скажи Егор. На суде мантия, зачитывая, что мою песнь будут ставить или играть, сказала, что мысль моя не подлежит сожжению. Что это?

- А вот оно что! - Егор погрустнел сразу и стало видно, что это его мало заботит и

интересует. - Есть в мире такой город где этим занимаются чтецы. Их работа сжигать

мысли и идеи. Я был там и мне не понравилось. Я приносил туда кое-что и вид этих

умных оболтусов, которые заняты вычитанием всяких книг и мыслей, определяли кого

куда. Там страшно. Я не боюсь ничего, но там я первый раз испытал страх. И знаешь мой

53

тебе совет. Легко быть храбрым, когда знаешь, что смерти нет. Тебе тоже сейчас легко так

как ты это знаешь. Не обольщайся, ибо смерть – это иногда хуже, чем прозябание тут, и я

тебе докажу. - Он взмахнул ножом, который оказался у него в руке, и я увидела. Рядом

открылся иной мир, который жил и дышал вместе с нами одновременно. Но это было

действительно страшно. Я увидела лица, искаженные злостью и болью. Дикой болью.

Они, увидев нас, одновременно ломанулись к нам, и упираясь в невидимую стену стали по

ней бить кулаками разбрасывая сопли и слюни. Я видела, как некий воин наводит порядок

в разбушевавшемся котле, показывая мне какие-то знаки. Это было очень отвратительно, и

я начала блевать тут же. Моё испражнение вмиг улетучивалось к ним, и эти рожи смачно

стали её жрать, давясь и вырывая друг у друга свою пищу. Я смотрела и смотрела, не смея

отвести взгляд, а Егор давал мне эту возможность. Вскоре тошнота прошла, и я стала

вглядываться в эти лица, и они не вызывали у меня сочувствия и жалости. Но Боже, сколько их было много. Многие из них быстро потеряли к нам интерес и стали хаотично

передвигаться «за стеклом», натыкаясь друг на друга. И я чувствовала, как заскрипели их

мысли, которые стали просеивать те самые трое, которых я узнала по виду. Те самые

которых убил Никто на моих глазах в страшной схватке в аудитории.

- Эти тоже живут - услышала я голос Егора. - Как видишь довольны и скучны в своей

никчемности и жалостности, и если я тебе скажу, что эти мрази еще недавно жрали

устрицы и их власть была сильна и высока, поверишь ли ты мне? Они будут счастливы

если я вытащу сейчас любого — И Егор, протянув руку вытащил за волосы довольно

молодого юношу, который сразу сник и стал целовать Егору ноги — и буду выкачивать из

него знания и мысли, то думаешь я их там найду?

Боже, я увидела знания и мысли этого юноши, прочитав его жизнь и мне стало всё

понятно, а Егор, выбросив эту душу за стену, и бросив только слово «мразь», вдруг

повернулся ко мне и вдарил мне пощечину. Здрасьте! Но, вскоре я поняла, что он сделал. Я

была заворожена. Это чувство, которое тебя гонит в лапы этих конченных «людей», уже

охватило меня. После удара я поняла это, и вид этих конченных снова обрел то самое в

моей душе-отвращение и жалость. Мне уже не хотелось им помочь и сделать страдания

(которых не было) в их пользу. Долой жалость.

- Ты подумала, что Бог не справедлив? У вас что ни так, то один Бог виноват. Даже народы

подвержены его гневу и кровь, которую вы сами льёте вместо того чтобы строить мир, который создан только для этого, ибо тут любой ваш талант востребован, вы объясняете

гневом Божьим. Не Вашей дуростью, а гневом. А теперь объясни зачем меня, пацана, убили сбросив на меня бомбу? Сможешь? Но это лирика, и я тебе показал только малую

часть.

Я вытащила из сумочки то, что подняла в пыли от дворника и не смотря что это, выложила предмет на стол. Егор отшатнулся и в зал влетел ворон, сев мне на плечо. Он

расправил крылья и разинув клюв не издал ни звука. Он был важен и красив и источал

какую-то царскую гордость как мне казалось тогда.

Глава девятая: Путь в Оде

Путь до Оде был долг и короток, кому как повезёт. Время терпело и стояло, как и

где ему угодно, и Никто, не торопясь, останавливаясь у любителей покопаться в земле, проводил время перед сном за рассказами и собиранием сплетен, которые ходили по миру

среди этих мирных и неприкасаемых властителей урожаев. Он даже не пошёл с

очередным обозом пользуясь дарами всю дорогу, зная, что обоз уйдёт исключительно в

Оде и поэтому сократить дорогу тут можно за раз. Было просто приятно и спокойно вне

дороги, а это дорогого стоит тем более, когда предчувствие гложет и стонет. Пройдя мимо

городков, где жители по-своему сходили с ума, он закупил довольно сносного осла, и

навьючив его хламом, вломился в лес, который было никак не обойти. Это был его выбор, так как обоз с дарами всегда миновал лес следуя по дороге табу для землепользователей.

54

Идти по лесу было нельзя, если не знать, как. Никто знал. Только правда была в том (и

правда правильная), что многие путники, желающие пройти в Оде, так и не сумели это

сделать из-за леса. Они не знали, как идти и не могли знать, а договориться с

землепользователями было ой как нелегко. Такие переговоры длились очень долго, отрезая

с каждой минутой болтовни путь к пониманию мира как такового. Тогда только одно-

обратно в туман. Их жадность при жизни вредила и не подсказывала, что информация по

прохождению буквально лежит под ногами и стоит только захотеть стать тем, кто имеет и

ты уже владелец прав и обстоятельств. Они сейчас основывали поселения вдоль стены

деревьев, надеясь освоить методику прохождения через дебри. Это были довольно

агрессивные людишки, расширяющие свои философские школы где, шел «поиск» способа

прохода через лес, и один раз Никто даже попытался провести такого за зуб белой змеи, который являлся довольно редкой добычей. Закончилось всё плохо, и вместо этого

смельчака, возле кромки леса теперь стоял знаменитый монумент с застывшей фигурой и

искаженным лицом, на котором какой-то умник написал: - «Помни идиот не всякому дано, но всякому дадут». Это монумент возникал перед каждым кто пытался углубиться в лес

делая выбор или заселиться в поселение или рискнуть. Никто за это по голове погладили

так, что он некоторый срок пахал как проклятый на одну из улиц Оде убирая там помои от

любителей удовлетворить свои желания за счёт выдуманной еды. Работа та ещё, но даже

этот «позор» не убавил от него достоинства по авторству единственного монумента перед

лесом. Как-то раз Никто с товарищами хотели тоже сделать надпись на монументе, купив

её у бродячего поэта за кучку бегающих чернил с листом пергамента, но как ни старались, всё бесполезно. Материал из которого была отлита фигура, не поддавался ничему. Значит

надпись написал не просто так, и не просто тот, а кто-то, кому надо было её написать. Так

что читалось уже это по-другому, не, «Помни идиот не всякому дано, но всякому дадут», а

именно как: «Помни идиот не всякому дано, но всякому дадут».

« Учу как проходить лес

старым прогнившим покрывалом – « Берёте проводника, платите ему и всего делов.

Трудность в том, что проводника надо уметь искать и знать где он находится

Подходите к лесу, смотрите вглубь. Как только видите, сразу кричите, мол, ага тот

самый и вперёд. Ошибиться нельзя, а если сомневаетесь, то подойдите к первому дереву,и получаете по щекам от веток и по ногам от жгучей травы. Кстати не надо

брезговать «жгучкой», довольно сносная еда и прекрасное лекарство от жара. Колдуньи

за «жгучку» дают неплохие возможности, только надо умудриться пронести её через

лес, что маловероятно, так как лес своих не сдает».

Никто знал проводников, и они даже сами выскочили, видя, как он приблизился к

лесу. Такое рвение понятно, и Никто не уставал поражаться сплетням которые разносятся

по миру, что его озаботило, так как впереди линия, и монахи смерти будут сражаться за это

всерьёз. Зуб скользкого сделал волшебное дело, и проводник согласился, имея табу на его

жизнь от леса, выключая проверку вне разума и вокруг его, пронести «жгучку», не зная и

не ценя выгоды от этой травки. Проводнику закрыт доступ в Оде, и для них этот город

сродни мифу для младенца, открывшего рот, и слушающего бред от сказки рассказчика, а

любой предмет из города сразу попадал в храм леса на почётнее место.

Никто шёл три дня и это много. Лес разросся, а значит что-то случилось в мире. На

памяти Никто это было один раз, и сражение за душу живого леса шло довольно долго и

много тогда стёрлось из памяти Оде. Тогда клан Никто потерял почти всех, и лишь после

назначения оставшихся в мире на командование войной с лесными воинами, сила которых

была в презрении мужчин, война привела к победе и полоса леса восстановилась до

дневного перехода. Воины в юбках не забывали обид и могли очень долго хранить её не

теряя нажитый опыт прошедших битв. Эту мудрость от них особенно ценили бродячие

авторы, черпая вдохновение от всего что имело сие. Правда тогда все знали, что война

будет, а сегодня Никто не чувствовал угрозы и все-равно шел три дня. По этой причине

ему пришлось раза три довольствоваться беседой с воинственными девушками, греясь у

55

их костра и отведывая их пищу. Дамы не решились (и для этого была причина) предложить Никто повысить рождаемость их племени, но постоянно пробовали его

уговорить на поединок на празднике цветов, который возникал сразу как только поединок

был согласован. Никто не согласился по простой причине-нечестно заранее делать себе

победу. В мире не поймут и не примут такую славу, а то что дамочки глупы от леса, это

вам всякий заезжий урод, предлагающий подышать воздухом перехода, расскажет.

Аферист ещё тот, но толк в делах знает. В лесу они воюют как боги, но при помощи

тактики и своей личной тактики-лесной. А вот один на один, то извините! Одно дело

мудрость для простачков, не видящих и не слышащих смысл сказанного и падких до

любой глупости, которая рождала в их пустых мозгах мудрость, и другое дело

практическая возня за права и обязанность. Правда тут была одна «мулька» про

безмозглых, с которыми Никто пришлось помахаться пару раз, но то несколько иное вне

леса и в нём.

После леса ждала линия, а это было серьёзно. Согласно легенде, которую спешили

донести рассказчики моментально до вновь появившегося, берущие за её рассказ плату, линия возникла, когда Оде обуяла гражданская война. Легенда повторялась слово в слово

и талант рассказа от рассказчика заключался в умении её подать к уху слушающего.

Поэтому всякий раз она звучала по-иному и отображалась в голове образами красивыми и

приятными.

Кто с кем бился время утопило в вечности и покрыло своим мраком (с тех пор, цена

мрака для личного пользования в Оде была высока), но в итоге был выведен договор, изменивший правила и сам мир. Отныне вокруг Оде стала линия, пересекая которую, каждый проходил действием договор по вступлении в город. Выйти из города также

нужно было через линию. Линия представляла из себя развалины когда-то окраин Оде, и

поговаривали, что все развалины сохраняли свой вид после бойни в неизменном

состоянии, а это значит, что доказательство того, что город рос вниз, в подвалы тьмы, было

налицо. «Что не знаем то не знаем»: - произносили рассказчики после выданной

информации делая соответствующее выражение лица согласно сказанному. Линию

пытались сократить, но после битвы, куда ушёл весь народ Кайнов и Аделев, окунув себя

в мифологический догмат и покрыв славой павших за линией, такие попытки

прекратились. После той схватки, где полёг славный народ, линия расширилась довольно

намного, охватывая и часть великой пустоши воды, смысл которой был в поиске той самой

воды в той самой пустоши, откуда вода ценилась всех дороже в мире. До сих пор не было

смельчаков попытаться в пустоши найти воду, но жизнь Оде без воды жизни была

невозможна. Сколько выплатил мир монахам, один бог знает. Договор новый был

заключён в котором был маленький пункт как обязанность. Если до этой попытки убить

линию, ты, умирая на поле боя в линии, мог стать монахом смерти и охранять линию, а

мог не стать, выбрав суд в Оде, где решалась твоя судьба, то после попытки, ты

однозначно становился частью линии. «Поэтому, подходя к линии, которую вы увидите из

далека из-за той самой верхушки черного храма, который особенно красив на закате и

советую не спешить, а дождаться этого зрелища, не удивляйтесь огромному наличию

договорщиков» - поясняли проходящие на вопрос, мол, а что происходит? Избушки, лавки

с развешанными на солнце пергаментами, ходячие бродяги, удача которых зависела от ног, снующих между толпой собирающихся переходить с боем линию, это и есть пейзаж перед

испытанием. Публика разношёрстная, потому всегда привлекательная. «Вам советую

обратить внимание на договор, который тут обязательно закрепляется кровью и никакому

чтецу уничтожить написанное нельзя. А если есть договор, то значит есть кто? Правильно, вышибалы. Тут каждый ищет себе выгоду, ибо договору быть всегда, а значит туда можно

вписать всё, что угодно. Вот и сиди выискивай подвохи коли умный. Забрать душу не

заберут и вход за счёт тебя в иное не заставят отдать, а вот обуть на те же знания или

редкие дары, запросто. Тут есть такие богачи, нажившие по капелькам на мыслях, что вы

можете запросто за счет их, при определенной плате сгонять куда угодно, даже в сущее, 56

чтобы посмотреть на тех, кто сверху. Тут торги идут жизнями! Правда после такого

любопытства вам дадут по полной, но могущество вам думаю стало ясным, и понятно кто

сидит на этом всём. Так что опасаться стоило, и поэтому то, что тут не было авторитетов, думаю также ясно. От слова совсем» - мог пояснить ситуацию любой, кто имел шанс на

повторный проход в город. Выйти из Оде значит обрести новые возможности по познанию

того, что было недоступно до входа в город. Мир расширялся в ваших глазах и образах

открывая то что было недоступно, давая многое от увиденного и услышанного. Один раз

даже скользкие пытались выманить договорщиков и получили так, что до сих про тот

позор бессмертных ходят легенды.

Никто и его клан к этому подходил просто. У них было маленькое, но

преимущество. На их клан давно работала небольшая конторка упырей умников, трактующих договор. Она была довольно мизерная по меркам выискивания подвохов

перед прочтением, где предполагалось, не меняя десяти голов для обдумывания и

вынесение решений. Тут было шесть специалистов что хватало с лихвой. Эта контора

была настолько могущественная, что один из специалистов её входил в совет Оде. Вот

почему было много желающих предъявить права на их интеллектуальный багаж. «Хрен с

маслом»: - пояснял клан держащих ветер. Клан Никто четко держал за горло всех этих

любителей полакомиться за чужой счёт и предоставляя конторке новые мысли, жертвуя

своей частью могущества из внутренних связей. Поэтому, как только представитель клана, держащего ветер, появлялся перед линией, тут же возникал специалист из конторки, и сам

составлял договор опираясь на снующих рядом зазывал. И пока такой молчаливый гений

пера знакомился и поправлял трактат, Никто ударился в воспоминания по поводу

безмозглого, размышляя поделиться тайной с кланом о месте, куда привела его битва, а

точнее беготня от «придурошного», во время последнего перехода через лес. Поделиться

или нет? Об этом думал Никто, и то что этот вопрос возник, и он скрывал его от клана

беспокоил его как нельзя некстати. Скрыть от клана значит выйти за грань отношений. В

этот переход даже проводник затерялся, и Никто с трудом выжил в лесу ожидая время без

него, чувствуя усиливающую ненависть леса, пока проводник не появился. Виной

безмозглый, которого лес почему-то любил и привечал. Только безмозглый не имел мозгов, а значит сражаться с очень сильным идиотом было трудно. Тут спасает бег. «Как только вы

встретитесь с ним, то знайте боли он не чувствует, а очередная рана на его теле только

распыляет его неуемную силушку и даже когда он будет повержен не подходите к нему

близко, он может просто лежать и собирать силы для последнего рывка. Такая вот живая

тварь»: - пояснил Никто Полине, сидя всё также на траве под старым покрывалом.

Побегав от него порядком, выбирая моменты для нанесения ран живоносному с

человеческим лицом, Никто запыхался от сражения, и видя как поверженный безмозглый

лёг в сырою землю (тут земля должна обязательно напитаться слезами твоими и

безмозглого – тогда «капец» ему) считая себя уконтропупиным со всеми исходящими, обернулся осматривая окрестности в поисках проводника и ба! Он никогда такого не

видел, ибо перед ним стоял стражник во всей красе защитных доспехов. Он не вписывался

в пейзаж, и Никто подумалось что наконец-то он увидел рыцаря во всей красе. Одно дело

смотреть на полотна, где сей персонах будоражил фантазию, и иное дело видеть перед

собой этого персонажа, одетого в бесполезные в битвах железяки. Не ясные знаки на

щите с буквами от которых шёл пар. Шлём форму которого Никто никогда не видел, с

прорезями для носа, который воин снял и положил рядом на траву. Красивый плащ, который делал невидимой ту часть тела, которое покрывал, короткий меч или кинжал, имеющий чёрное лезвие без ножен. И наконец, за его спиной стоял довольно мрачный, но

красивый замок с башнями и стенами как в давно забытом воспоминанием из какой-то

книжки.

- Бегаем? - сказал он, тыкая пальцем в поверженного безмозглого, который уже почти

превратился в лужу, и не его месте уже были видны первые ростки знаменитых деревьев

ало- красного цвета, являющегося неприступной крепостью. До сих пор никто это дерево

57

не спилил, и не оторвал от него ни одного листка и ветки. Голос у него был как у

подростка, что выглядело странным.

- Бегаем - ответил Никто, - а Вы охраняете?

- Охраняем, ибо такова воля.

- А там кто? - Указал пальцем в крепость Никто, понимая что они оба не чувствуют

потребности угроз ни к себе ни к другому, быстро прониклись вниканием и

расположением, обретая ту уверенность, которая позволяет любому вести разговор в ином

формате. - И ты что, один?

- Там преступники, а тут мы - И на глазах Никто из воздуха вышли еще три фигуры, с

которыми он поделился едой и водой, не понимая смысла происходящего. И он бы дальше

может побалакал со странными людьми из странного места, ибо мир Никто знал как своих

пять пальцев, по крайней мере он так считал, а судя по происходящему, ошибся, но лес

звал и игнорировать этот зов равносильно забвению. Руки они пожали, а как иначе между

своими друзьями?

Специалист уже был рядом, зачитывал ему договор, слова из которого Никто

игнорировал или слушал в половину уха, зная что не обманут. Сзади специалиста стоял

рогатый, ожидая подписания договора и рожа его глумливая и довольная выдавала в нём

удачу и наслаждение что именно у него примет пергамент держащий ветер для перехода

через линию. Формальности соблюли быстро с подписью из крови. Рогатый прилепив

свою слюну к порезу быстро удалил все следы раны, а затем жал руку Никто и предлагал

ему много видов оружия бесплатно убеждая в том, что за линией ему они просто

необходимы. Это был второй их этап «втюхиания лоху» что нам негоже. Никто выслушал

и послав рогатого подальше, весь свой взор обратил в линию.

Переходить линию можно было одному или в составе семьи, а собирать тут лихую

братву для совместного похода было бесполезно. Линия молчала, а значит Никто получил

добро. Как линия говорит, Никто видел пять мину назад, когда очередной желающий

пройти в Оде застыл как каменный перед невидимой чертой. Он придет в себя, ибо так

просто никто его тут не заберёт, но, после того как получит добро на проход. А пока, торопясь, он был превращен в камень, с которого все проходящие художники стали писать

портреты. «Вдохновение, мать Вашу, а вы что хотели»? - Ругались остальные

присутствующие, получающие много неудобств от такого нашествия творцов художников.

И тут же сразу стали пастись лошади, которые так любили эти моменты. Между прочим, это была замечательная возможность подоить этих кобыл и «загнать» молоко в Оде за

довольно приличные деньги или услуги. Кобылы охотно давали себя доить и умеющие это

делать тут же стали наполнять сосуды молоком. Художникам хорошо, ибо они, и ещё дети, кто мог пройти линию особым путём. Стоило написать картину, и художник перемещался

в Оде без всякого выкупа, только надо было быть художником, а не аферистом. Остальным

же увы и ах.

Видя, как вышедший из линии монах проводник собирал детей в колонну для

провода в Оде, (война с детьми табу) Никто решил идти ночью, и не потому что ночью

было безопаснее, так как монахам это было все-равно что день что ночь, а потому, что

надо было выспаться перед схваткой. От него все давно отстали, зная, что пергамент

подписан, и ему необходимо время для рывка, и поэтому обдумывать план можно было и

нужно, только если вы тут первый раз. Те, кто ходит в Оде, а Никто не знал ни одного кто

прошел бы более семи раз, (это его пятый) прекрасно знают, что планы строить

бесполезно, импровизируя по ходу работы. Назад пути не было, и Оде уже написал твой

портрет на стене города, как ожидаемого им и вычеркнет его, как только ты (не дай Бог) закончишь свой путь за линией, не дойдя до выхода. Ты мог сейчас много времени (не

больше семи лун) проводить перед линией, но шаг вперед тебе сделать придётся, и как

только этот шаг произойдет, мир за спиной исчезнет и растворится в мире линии. Теперь

только вперед, по развалинам Оде к Оде.

58

Глава десятая: Специалист за работой

Майор Иванов был «опером» от Бога. Сергей Иванович, после двух лет

прохождения службы в уголовной розыске, за свои таланты был повышен в начальники

отдела где, пробыв еще почти два года, был переведён в службу собственной

безопасности. Служба в полиции была его даром и всей жизнью. Он был на своём месте и

знал тут всё. Время «смуты» закалило его характер и в своей работе он достиг больших

высот. Стоя на своем месте, он умело обходил все «тонкости и ловушки» проходя по

лезвию соблазнов на обогащение. Он был честным стражем.

Всё началось с обыкновенной выпивки, когда встреча со своим однокурсником, а

ныне борцом с наркотиками, привело его на железнодорожный вокзал. Его товарищ по

рюмке чая, обмолвился что одно время перекрывая канал доставки наркотических средств

они обратили внимание на один патруль на вокзале, где было два нюанса. Первый, что

товарищ Кобзин, носящий погоны был до маниакальности честным и второй, что его

напарник Ваня Егоров был нечист на руку. Данный пример был вытащен им из рукава в

тему беседы, мол, всякое на службе бывает и чудеса на свете имеются ещё те. Знал ли

Кобзин о Егорове, его товарищ не помнил за давностью дела, а вот сама ситуация зацепила

Сергея Ивановича. Вернувшись в свой дом, который он строил 10 лет сам по кирпичику, и

являвший собой на данный момент законченное сооружения 10 метров на 12 с одним

этажом, но баней, он вбил в голову этот факт.

Через месяц случай привёл его на этот вокзал и он, как говорится попал. Первым

что он узнал это про перевод товарища Кобзина, а второй заключался в личной беседе с

Егоровым, под предлогом поиска кадров на работу в свой отдел. Сергей Иванович умел

вести такие беседы и вскоре тайны кто есть Егоров по имени Иван и отчеству Петрович, для него не было. Стукач и карьерист. По его словам, на вопрос кого бы он не задумываясь

выхватил для проверки если бы служил в отделе собственной безопасности, то назвал

именно Кобзина приписав сюда и причину. Кобзин был честным на службе, а на самом

деле довольно богатым человеком с неплохим автомобилем и квартирой ведя

затворнический образ жизни. Один раз конечно же случайно, Ваня Егоров видел его в

дорогом ресторане в дорогущем костюме и с дамой вид которой говорил, что такие особы

на сотни тысяч плюют. «Таким миллионы подавай и не подавятся» - сделал вывод в конце

своего рассказ Егоров, подводя черту под подозрения. Первым что сделал Сергей

Иванович, это изучил дело Кобзина из которого следовало что родители сотрудника

умерли, жена ушла, а детей не было. Только зацепило не то что тут «тут было что-то всё не

так», как выражались его товарищи по службе, а намёк Егорова на некое действие своего

товарища по поводу доставления в отдел и проверки некого старика, которого Кобзин

отпустил без составления каких-либо бумаг и перевелся почти сразу после такого

«происшествия».

Чертовщина началась сразу. Старика на камерах наблюдения не было от слова

совсем. Ни на перроне, ни в помещение где Кобзин кривляясь перед камерой делал какие-

то движения руками имитируя беседу с неким собеседником. Если бы не копия записи, которую сохранили по чистой случайности вместе с другими копиями видео съемок из-за

ротозейства страдающего от похмелья специалиста, то дело бы так и осталось в уме

Сергея Ивановича. Здесь же лавина событий накрыла его сразу. Следующим была данные

что на поезде, откуда сошел таинственный старик не было данного товарища, а его рожицу

помнили пассажиры третьего вагона с определённого времени, а именно за 10 часов до

прихода на станцию назначения. До этого ни проводница, ни его соседи по купе

совершенно не могли вспомнить ни откуда сей пассажир взялся, ни куда ехал, и даже как

он разговаривал тоже скрылось из их памяти. Изменить видео было нельзя, а сам факт

кривлянья Кобзина в пустом кабинете перед камерой не имело никакого смысла. С такой

информацией после удачно завершенного дела, Иванов и прибыл в Москву. Через час он

59

знал место службы Кобзина и адрес его проживания. Для чего он это делал, вопроса не

было. Любознательность и плюс профессионализм.

Сергей Иванович был человеком практиком верующим лишь в факты. В одном из

споров с коллегами, которые поражались тому как устроена природа, приводя факты

фантастической скорости планеты вокруг себя и вокруг солнца при гармонии внутри

планеты и целостности «инфраструктуры» по словам дежурившего лейтенанта в

дежурной части, где и шёл спор, Иванов задал резонный вопрос окружающим мол, а кем и

как это установлено. Возникла тишина, но лишь на миг, и шутки, которые всегда имеются

в таких вот спорах и беседах посыпались на Сергея Ивановича сразу. Это был

добродушный разговор, и утверждение Иванова что кроме красивых картинок от умельцев

рисовать он более ничего не видел, а насчет магмы внутри земли, которую в качестве

догмата преподнёс один из коллег, поставил окружающих в тупик попросив тех назвать

три доказательства что сие есть. С Сергеем Ивановичем не хотел никто спорить, ибо вдруг

ни с того ни с сего в серьезном разговоре он возьмёт и попросит назвать причину выбора

его коллегой той или иной партии, или брякнет под «рюмку чая» о причинах курсов валют

и системы откуда они берутся. Все это списывали на некую придурковатость Иванова, которая присуща любому гению. А гением Сергей Иванович был. В работе. Это

отталкивало от него коллег, и женщин. Последняя любовь бросила его со словами ужаса о

представлении их совместного будущего после того, как Иванов среди ночи сорвался из

дома только потому, что в ста километрах застрял его знакомый на сломанной машине. Не

друг и не сосед по домам после многолетнего проживания рядом, не ребенок и не

родственник, а именно слабо знакомый какой-то человек, которого Иванов видел то всего

три раза. Эта история имела продолжение, когда через год, чисто случайно, находясь по

работе в доме отдыха, после опроса поваров, он отбил свою бывшую сожительницу от

двух хамов в момент, когда её спутник покинул даму перед опасностью. Улетучившись

после сделанного Иванов получал пару звонков от этой дамы, но трубку не взял, считая

подлостью выслушивать спасибо за поступки, которые естественны. Эта девушка была

нормальной потому дождалась Иванова после работы, и выслушав её спасибо, Сергей

Иванович исчез в метро.

Дело было странным и потому интересным. Иванов не был фантазером и верил в то

что видел, а видел он надо сказать странности, которые заключались не только в том, что

старика все видели, но никто не снял на камеру, а в расследовании, которое Сергей

Иванович стал проводить в частном порядке просто потому, что было интересно. По

пустяку он вызвал Кобзина в кабинет для расспроса по поводу бывшей работы поведав

тому по секрету о деятельности Ивана Егорова. Кобзин его понял и беседа двух умных

людей, которая всегда интересна и занимательна включая природную наблюдательность

Кобзина, многое дала Иванову для понимания личности Егорова. В конце беседы Фёдор

намекнул Сергею Ивановичу что причина беседы с ним несколько иная, на что Иванов

согласился, похвалив того за проницательность, а на предложение перейти к нему в отдел, Кобзин обещал подумать. Потом весь день Иванов имея отличную память анализировал

беседу с Кобзиным придя к выводу что по сути и смыслу беседа с самого начала была не в

его пользу, а Кобзин умудрился сделать её как допрос самого Иванова, а не наоборот. Это

обрадовало Сергея Ивановича, не боявшегося беседы с умными людьми и зажигающего

внутри некий азарт после таких вот разговоров. Далее все было делом техники. Через пять

дней он знал адрес проживания старика проследив за Кобзиным.

Странность, которую он получил, была настолько нелепой что завело в тупик всё

его расследование. Он привык работать с людьми, а сил для работы в мире вне его разума

у него не было. Находясь на посту, он проследил как из подъезда где проживал старик, умудрившийся приобрести квартиру в центре столицы, вышли двое. Сам старик и

товарищ Кобзин. Иванов произведя фотографирование и съемку решил ждать на месте

боясь быть раскрытым из-за наблюдательности опера. Далее, буквально через мгновенье

после принятия такого решения, он увидел, как в подъезд зашел старик без объекта

60

наблюдения приведя Сергея Ивановича в замешательство. Первое что он подумал, что

такого быть не может и не бывает в принципе. Затем, ругая себя на чём свет стоит, ибо

пропустить мимо факт отсутствия изображения старика в съемках, который судя по

походке таковым не был, не стоило такому как он.

Иванов взял паузу как он и любил работать. Три дня он обдумывал ситуацию и

лишь на четвертый, оставшись один в кабинете, стал внимательно рассматривать свои

съемки. Было рискованно со стороны Кобзина подставлять так свою деятельность вне

работы и это было для него фактом, а не то что он видел. А надо сказать там было на что

посмотреть. Опять старика не было на кадрах и складывалось впечатление что он пробыл

какое-то время в анабиозе, ибо был свидетелем возвращения интересной парочки без

времени от выхода до входа. Дело еще расширилось тем фактом, что Сергей Иванович, будучи наблюдательным человеком, в один из дней заметил, как его подопечный находясь

на выходном, посетил некий ВУЗ, где перекинулся парой слов со студенткой, успев

положить ей в карман некую вещь. Иванов по привычке реагировать, а потом думать, забыл сразу про Кобзина переключившись на студентку. Вскоре он знал кто она и где

живёт. При первой проверке на поверхность всплыла фамилия и звание её папы, и картина

стала обрастать теми красками, которые Иванову не понравились. Специальная служба, пенсионером которой являлся данный дядечка, вызывала уважение и даже страх. Через два

дня папка пополнилась еще данными и про привод в полицию и статью, которую

туповатый редактор заказал студентке, которая посетила места навивающие неприятные

на выводы, с возникновением еще одной странной личности - Гволина. Изучая те

материалы, которые были по этому парню, не надо было обладать умом Спинозы чтобы

понять, что перед исследователем совсем иные два типа человека, которые в корне

отличались друг от друга с определённого момента, который вычислялся примерно. Вся

эта информация привела Иванова к парадоксальным выводам. Первый который он сделал

что некая специальная служба проводит некие эксперименты, которые засекречены и

которые касаются тех частей жизни, про которые лучше молчать из-за угрозы переехать в

дом для умалишенных. Краткая беседа с бывшей девушкой Кобзина, которая была на него

зла по причине отсутствия внимания со стороны кавалера выражающееся в прикормке

данной особы в ресторанах и иных увеселительных заведениях, по причине её женской и

чувствительной натуры которая теряла видимо эти качества без дорогой «чавкалки» во рту, открыла некие нюансы, от которых было холоднее намного. Такие особы довольно

разговорчивы, глупы и забывчивы, а значит кладезь информации. От неё Сергей Иванович

в том числе и узнал, что Кобзин является аж воином и охранителем храма жизни, что

выглядело настолько нелепым что приходилось только развести руками. Сергей Иванович

знал одно, информация которую он имел, вообще не была ни для служебного пользования, ни для иного, ибо бесполезна и никчёмна при её «засветке». Спугнуть и сыграть на этом с

этой публикой было невозможно, но вот связи отставного генерала и Кобзина с компанией, он не видел, как не видел связи этой Полины, Егора и самого старика. Это были три

отдельных компании, но связанные между собой и разрисованные листочки бумаги

заполонившие мусорную корзину со схемами таких связей, получили навек приют в

машине по уничтожению документов. Всё было напрасно и не сходилось. Но не таков был

опер чтобы не действовать.

Глава одиннадцатая: Рассказ Полины

С определённого времени, наличие ворона как домашнего животного и приятного

собеседника, придавало моей жизни если не особый смысл, то шарм точно. Как Вам

рассказать про изменения? Если вы имеете слова, то прошу к столу, и я выслушаю всё что

вы скажете и расскажете. Мало того, легко поверю в самые фантастические

предположения, которые предположениями и фантазиями останутся. А вот я, тупо глажу

61

мой амулет в виде головы леопарда и появляется ворон. Представляете? Это почище чем

лампа Алладина.

На пятый день после всяких происшествий в корне изменившие мою жизнь, сижу

значит я дома, смотрю в глаза ворона, и появляется «хрен с горы», иначе этого типа и не

назовёшь, который садится напротив меня, и расправляя крылья, вытягивает ноги.

Наглость простительная если бы это был ангел, а я так и спросила, мол, ангел? Ага жди.

- Да нет мадам, но ты не туда впряглась - отвечает это тело, с совершенно пустыми

глазами - Откуда ты вообще такая запряжённая? Вроде ни телеги не видать, ни кобылы, а

пропуск в наличии. - При этом тык пальчиком в мою птичку, на что я ему, мол, попрошу

нашу птичку не обижать. - От тебя не скрыться, поэтому давай-ка милаха с тобой

рассуждать. Атомная бомба нужна самому слабому и поэтому тут возможно всё, так как он

слаб, ибо ваше тупое племя мочит друг друга, предпочитая разрывать тела на расстояния и

разрывать просто так, лишь потому что это понадобилось очередной тупой дуре, в чьё

достоинство входит любить по случают и без, или иному тупорылому придурку с гранатой

в руке, которому демократия, или моча в голову ударила, что одно и тоже. – Видя моё

удивление от услышанного сразу разъяснил - Я это про глобальнее, которое по сравнению

с тем что ты узнала и куда свой носик сунула фигня полная. Так кто ты? – Задал вопрос он, зевая, и сразу на него ответил - Ты точно такая же как все эти тени, которые ничего не

достойны после и ничего не достойны до. Отвечай! – Что значит до и после было вроде

ясно, и я ему заикаясь выдала, чтобы тот понятнее объяснялся, а то шваброй могу и по его

крыльям влепить так что пух полетит. В конце речи его тон стал ужасающим и мурашки

по моему телу ползли давно, только я ловила от этого страха кайф и засмеялась ему в

лицо. И вы бы также поступили, ибо терять то, нечего.

- Слышь ты! Ты не базарь, а мочи меня. – пришла мне в голову «феня» из двора детства -

Если не можешь, приткнись и слушай сюда чмо с крыльями, а то дихлофос достану или

липкую ленту с включенным раптором. (Как Вам мой сленг?) Я студентка. Слышь чудило?

Студентка! Говорю по слогам специально чтобы проняло. Студентка - это девушка которая

учится, если не ясно. Сижу я значит на лекции, и вижу бойню от которой кишки летают

как снежок в декабре по всей аудитории, и мочит мой однокурсник каких-то придурков. И

это так обыденно, аки покушать вышел или в туалет по желанию что приспичило. Затем

прилетают крылья и я, наблюдая не что-то там сверх ожидаемое следуя логики

происходящего, а зачистку, я не впадаю в маразм и в сумасшествие, и меня не увозят в

карете для умалишенных. Я слушаю лекцию, записываю её, и пальчики не дрожат. Вокруг

нет следов. Ничего! Одна я остаюсь свидетелем, только в качестве кого? Как кто?

Правильно, опять же свидетель и только так. Свидетель чего? Правильно ничего. Теперь

со мной моя птичка - и ворон садится мне на плечо и сразу гость отшатывается от меня как

от прокаженной, и я вижу, как в его глаза вползает страх, и я оттуда, из глубин его взора

теперь знаю, что такое вползать страху. - И я знаю, - продолжаю я, делая тон как можно

издевательским - что есть некий городок Оде, - продолжаю снова я, не меняя блатной тон -

такая приличная столица некого мира, а рядом со мной учится некий Никто по фамилии

Гволин, и откуда сей господин хрен с чертом на пару знает. Кстати Вы куда Гволина

задевали?

Тут входят три старухи. Просто входят, садятся на стулья за мой обеденный стол, ставя на середину графин изумительной красоты, и стаканы рядом с собой. Наливают, и я

не верю глазам, только одна старуха начинает тасовать колоду карт. Всё это время мой

гость моргает моргалками и молчит как рыба, а я вижу карты у моей соседки, и понимаю

эту игру. У неё шестёрка крестей, а значит это старшая карта, которую ловит дама крестей, где козыри все буби, вальты и дамы. Четвертым за стол садится деятель с крыльями и

начинает играть за одну из старух. Они играют и пьют из графина воду, и не просто воду, а

ту которую достают только для Оде (откуда она у них?) а я тупо сижу и пялюсь как дура на

них, чувствуя, как ворон поглаживает мне плечо, успокаивая нервы. Именно поглаживает

своими коготочками и именно успокаивает. Дама треф уходит от шестерки, и по 60 очков

62

на команду, требуют новый расклад. Передо мной четыре карты с рубашками вверх на

которых рисунки вниз как табло для очков, и я знаю, что там три шестерки и семерка треф

заменяющая ту самую главную карту. Три старухи ведут разговоры, и я понимаю, что

присутствую при обыкновенном течении времени и некой жизни, в которую вписалась моя

квартира. Понимаю, что мантии тут отходят как пыль, которые и есть суд. Понимаю, что, Никто просто неприкасаемый по причине появления тут без рождения. И что делать? Две

бабки тупо уходят в окно, беседуя по дороге, что ныне молодежь не та, а третья начинает

варить кисель, используя мой запас замороженных ягод из холодильника. При этом она

еще начинает мешать закваску на блинчики. Всё это время «крылья» давятся телом в угол, пытаясь выйти прочь, при этом обламывая перья. Я как дура, мало что понимая, ставлю

чайник на плиту, и ворон садится напротив меня. Я даю ему кусочек банана, который он

начинает клевать. Короче идиллия. Некая семья со стороны собравшаяся по поводу

желания пообщаться в тесном и узком кругу счастья.

Потом мы с бабушкой на двух сковородках печём блинчики, разговаривая и о

повышении цен и плате за воду и даже, вы не поверите, обсуждаем курс валют сходясь на

том, что надо деньги держать в евро. Далее старуха подходит к бьющемуся «ангелу» и

одевает на него ошейник. Тот уменьшается в размерах, и она садит его на цепочку в моей

кухне прямо на мой кухонный гарнитур, закрепляя один конец цепочки за крюк, предназначенный для моего половника, а второй перецепляет на изумительно красивый

браслет от которого исходит синий свет. Затем бабушка одевает на меня фартук и

произносит что я замечательно пеку блинчики и просит разрешения взять остатки с собой, чтобы покормить малых детушек, желающих отведать ласки и «вкусняшки». Я разрешаю, и она уходит через дверь и, я слышу, как начинает двигаться кабина лифта. А зачем? Я на

втором этаже живу. Лифт уходит вверх, а в моей квартире уже находится вторая компания, которая приносит каких-то маленьких орлов или беркутов, у которых вид одинаковый, с

загнутыми клювами, я мало в этом разбираюсь, и мой ворон довольно мило с ними

отшагивает по моему паласу, и если бы я знала их язык, то точно бы услышала, как они

обсуждают последние сплетни.

Минуточку. Я сумасшедшая? Всё это происходит в моей квартире, и два довольно

солидных господина, кормят моего привязанного ангела конфетой и бьются об заклад что

она ему не понравится. Я ору им: - «Эй слышь уроды! Не тронь гады мою игрушку» - и

они снимают котелки в знак приветствия и подходят ко мне по одному, целуя руки. Затем

раскланиваясь покидают квартиру через стену, а за моим столом идет натуральный вызов

духов от сидящих там старичков, скрестивши руки на столе. Всё забавно и мило, и я уже

катаюсь на пони куда меня услужливо подсаживает приятный гном с большим носом, и

вскоре к нам присоединяется дама, весь вид которой говорит, что она тут главная, и просит

меня называть её мадам. И я называю мадам.

- Послушай милочка, ты не обольщайся, мы не знаем, что ты есть, но только пока. – Я

перебиваю мол, надо было подготовиться и узнать, ловя при этом её злой взгляд - Ясно

одно, что Никто это пыль и пылинку эту надо поставить в тот угол где она должна стоять.

Я бы на твоём месте прекратила приглашать гостей - пальчик сразу к моим губам, видя, как я собралась открыть рот - и не перебивай старшую и ту, от которой зависит краснота

твоей задницы - её голос стал неузнаваем, и я первый раз за всё время испугалась так, что

моё нутро буквально разорвалось от страха и я на миг увидела подвал Оде. Точнее один из

подвалов где в углу сидели те, кто любит и страдает от страха. Понимая, что тут бояться

нельзя я беру сразу себя в руки - Если ты не желаешь, чтобы я тебя законопатила туда, куда даже твои мозги не в состоянии влезть, типа домовёнка Кузи, который мил лишь в

фантазии, то приткнись, хорошо? - Слово « Хорошо

Я кивнула. - Твой ворон очень любит гостей, и поэтому ему лучше их принимать где-

нибудь в ином месте которых у него полно. Не забывай он твой слуга. Слуга! Не хозяин!

Ты поняла дрянь? Отвечай!

- Я поняла мадам.

63

- Соображаешь сучка, и мне нравится, что не из-за страха, хотя совсем недавно ты чуть не

обгадилась, взяв себя в руки. Ты та еще штучка и чувствую, что выше ты меня, ох выше.

Но пока ты дрянь. Ты поняла? Отвечай!

- Я поняла мадам.

- Ворон понимает и всё объяснит тебе. Ты поймешь, что и как. Что делать с Никто? Пока

пусть живёт и пусть проводит время как живой. Там видно будет, но что-то подсказывает

мне, что он сдохнуть тут должен сам. Сам! Сдохнуть не родившись. Такие уже случаи

были из-за путаницы в лабиринтах судеб, и мы быстро всё исправляли. Работы полно.

Тебе же нужно знать, что не Бог и не дьявол в ваших фантазиях решают, что и как, а вы

помогаете богу и дьяволу. Тут еще есть один тип который храм Ваш охраняет, и кто его

сюда поставил ясно и главное зачем вся эта возня? Всё равно Вы пыль и еда для червяков.

Ненавижу – Я тут перебиваю и зло ей отвечаю, мол, мне твои карга откровения на раз два

плюнуть и растереть, а та продолжает - Если тебе угодно для понимания такое звучание

Бога и дьявола, то получите к столу. Развивать? Всё? Ясно? Ты поняла? Отвечай!

- Я поняла мадам.

- Но бес тебя возьми, кто ты? - И меня взял бес. И ещё как взял. Я поняла кто передо мной, ибо пыль и плоть меня сама природа научила различать. Я взяла эту суку за одежду, и

бросив на пол, который имел очертания фигуры на нём, придавила ей коленом горло

наслаждаясь зрелищем вокруг. Нельзя убить убиённую однажды. Недалеко была моя

квартира, где за столом шла дискуссия о возможностях духов. Рядом стоял ослик и жевал

травку, тут же рядом на лошадях катались какие-то люди и гуляли пары укрывшись

зонтиками как в кинохронике начала 20 века. Идиллия» а я стою коленом на горле этой

дамочки, которая буквально запищала, выплеснув мой смех из моей души, и голосит мне -

Простите меня неразумную, и можете меня отправить куда отправляют, но боюсь силёнок

не хватит, - И её страх сменился пискливым смехом, и проследив за её взглядом увидела

двоих рыцарей, которые держали в цепях воина, и рядом стоящего красивого мужчину, показывающего мне рукой, чтобы я отпустила пленницу. Я отпустила.

- Это главный хранитель клана держащих ветер. Он не тут, но ты можешь спросить у него

и сущности и совести. Даст! – Произнеся первые слова, мужчина ткнул пальцем в тело на

цепях, концы которых держали рыцари - Про Никто можешь знать. Тебе дано почему-то

это право. Он слышит только тебя.

- Скажите - это уже мой голос твердый и сильный - Никто у Вас?

- А где ему быть? Вечером мы с ним играли в живые шахматы, и он выиграл, начав ход с

е2 на е4.

- А разве он не пал при штурме?

- А зачем ему падать при штурме если штурма никакого не было.

Откуда я знала вопросы? Не спрашивайте, всё логически проверялось. Если Никто

шёл в Оде, то зачем? Ясно что для войны или штурма. Оказывается, не за этим. Тогда

зачем он в цепях? Я, понимая, что цепи эти заковали сон, и взяли под контроль для

допроса тело и разум, совсем не удивилась, когда проявился кабинет и вышел судья с уже

готовым приговором. Никто следует казнить чтобы он жил здесь для смерти ради

возвращения туда. Казнь назначалась вовремя, когда придет время в то самое время. Я

поняла, что это значит, ибо тут нет двойных слов и толкований, приговор то

окончательный, а значит, что ни слово то выковано в кузнице Оде для выжигания в

вечности, пока не исполнится воля. Да будет воля.

Глава двенадцатая: Линия

Линия уже манила. Первый день ощущение потребности перейти черту было слабо

уловимым. На второй день это ощущение начинало мучить и доводить до истерики тело и

мысли. Никто не торопился. Оставался только один шаг. Желающих идти вперёд за черту, было достаточно, как и желающих составить компанию для прохода. Это для

64

первопроходцев гоняли глупые надежды, снующие тут гипнотизеры, ловя последствия от

мечты. Только реальность была другой, там за линией каждый сам за себя.

Для Никто это было привычное дело, и смысл жизни, что умирать или сдаваться

вопрос не такой уж и не разрешимый. Второй вариант, предполагающий «лапки кверху»

даже, не ползал в голове, а вот умереть при исчезновении победы как таковой, для

остальных в деле предоставлял еще один шанс. Победа могла запоздать и после смерти, только это для настоящего не имело никакого значения. Каждый отвечал сам за себя. Была

одна лазейка, имеющая одно название - зеркало. Только тут, за линией вы могли найти не

просто зеркало и зеркальные кварталы, но и поднять с земли или с пола развалин осколок

зеркала, которых тут было много. Эти дороги через зеркала использовали монахи, перемещаясь по своим кварталам довольно очень быстро. Для других же это была

ловушка, и не дай Бог Вам купиться на то, что вы увидите в зеркале. И не дай Бог Вам

вынести отсюда хоть один кусочек. На рынках Оде вы встретите немало очень редких

предметов, которые по всем законом мироздания бытия, и даже логики (и даже не логики) не могли вообще появиться там, но вы никогда там не найдёте зеркал. Зеркальные

кварталы были заселены теми, кто продал свой страх за вечное служение вызовам и

исполнению не просто иллюзий, но и созданию конкретного требуемого и выдуманного

мира в потеху тех, кто вызывал или вглядывался.

Никто смотрел в зеркальные осколки и видя свой профиль, анфас и лицо, никогда

не велся на тех, кто был еще там помимо него. Их жесты, обращенные к нему, были для

него никчемными. Была в этом какая-то мистика, наподобие двух маленьких пригородов

Оде, где любой желающий за плату мог пообщаться с теми, кого мир не пускал на постой.

Клан держащих ветер никогда не велся на праздник, связанный с массовым исходом в

пригороды и проведении обряда выхода к сущему и общению с непознанными. Не к лицу

это умным и воинственным повелителям ветров.

Шаг сделать можно, и Никто бы давно его сделал, если бы не ветер. Он должен

повернуться, что и произошло ожидаемо и нет. Сделав шаг вперёд, Никто не обернулся

назад, так как сзади уже ничего не было, кроме линии, и лицезреть на то, что и так было

вокруг, а точнее на развалины некогда великого города, с чёрным куполом, видимым с

любой точки линии, это к художникам, желающих запечатлеть картину и передать её на

холсте. Такие картины стоили гроши и выйти из них, а тем более войти в них было

невозможно. Халтура. Но что с халтурщиков возьмешь. Культура мать её за ногу. Поэтому, размышляя о вечном и красоте, Никто полз к первой развалюхе в виде избушки с

разрушенными проемами окон, где он удачно и приземлился, войдя осторожно в окно. Ну

что? Поздравляю, первые пятьдесят шагов за линией сделались не сами по себе, а

благодаря себе, и остались позади. Даже если вы измените маршрут своего пути все-равно

позади будут пятьдесят метров и это было очень хорошо. «Идите попробуйте, прежде чем

злословить, и я посмотрю на Вас» - прошептал Никто, оглядывая окрестности. Так что

мир и покой, который бушевал вокруг успокаивал и навивал как говорится, был

реальностью лишь для полного идиота. За все время существования такого прохода только

семь идиотов прошли эту линию только потому, что были идиотами отказываясь напрочь

видеть, как правила, так и монахов, которые злясь шастали вокруг идущих тел, не умея и

не зная, как тех остановить. Между прочим, самый закрытый квартал в Оде где живут эти

семеро.

В разваленном доме можно было сидеть долго, и Никто успел даже минутку

вздремнуть, пока не дождался пост, который монахи выставили быстро. Эти временные

посты с вылазками патрулей по окрестностям, были одной из излюбленных тактик

монахов, позволяющим им контролировать большие расстояния. Никто видел, как они

добили двух раненых, развесив их тела на стенах с деревянным покрытием при помощи

клинков, чтобы напугать пришедших за линию, что мало конечно влияло на тех, кто шел в

Оде, но для «первоходок» в самый раз, ибо страх тут стоил дорого, тем боле тех, кто

только заселился в мир, не преодолев речку с вечно стонущим стариком, что было

65

существенно. Вывод напрашивался сам по себе, значит кто-то с боем, проскользнул вглубь

развалин. Видели ли это монахи? Или убитые тела были иллюзией, которую можно было

гнать из страха. Только это умели делать единицы. А теперь иди ищи его или их, не смотря

на облаву, имеющую ограниченный срок на поиск и решение задачи.

Никто дружил с паромщиком стариком, и даже три раза заменял его на переправе, позволяя ему сходить в Оде погулять и развеять свои косточки. Он единственный кто

обладал табу на проход как взрослый, и всегда шёл за линией не торопясь, успевая собрать

всё что попадёт под руку, кроме зеркал, что имело ценность в Оде. Так что как только он

появлялся в городе, вокруг него собиралась толпа зевак, торговцев и попрошаек, и даже

принцессы и королевы, получившие титул на день или более, были к его услугам. Никто

нравился этот дед, вечно недовольный и прямой как столб, и все-таки в его памяти был

случай, когда этот взбалмошный старик, не смотря на их знакомство, даже за глаз синей

рыбы, отказался его перевезти на другой берег. Причина была в присутствии огромной

толпы для одного проезда, когда старик, подняв со дна мрака все отвратные слова и

ругательства, был вынужден откупаться от пути, призвав ведьм дороги для сглаживания

иллюзий, вылетающих тысячами в долю секунды из голов напуганного стада, еще недавно

бывшими разумными и верующими людьми. Уничтожая иллюзии туннелей и полетов по

облакам, ведьмы рассаживали в лодку по одному, закрепляя их головы и мысли

невидимыми швами дороги. И когда дед понял, что его путь, не смотря на завихрения и

сбои пройдет как надо, предложил Никто пройти его самому, получив разумеется глаз. А

почему бы и нет? Никто не только дал ему глаз, но и добавил проявляющуюся деньгу, и не

просто деньгу, а трижды проявляющуюся, чтобы провести это напуганное стадо душ, не

ставшими ещё членами мира. Зачем? А Вы сами посудите что вы можете выудить у них во

время пути. Никто и выудил одного чудика, который был по ту сторону, но, кое-что

понимал. А это полезный тип, ибо позволял Никто создавать вокруг себя завесу. Пусть на

немного, но создавать. Преимущество в бою? Хм! Еще какое! «Будете в наших краях, (а

вы будете) обращайтесь, подскажу мульку» - выдал зов Никто закрепляя его на

разрушенном доме. Авось пригодится.

Первого достал стрелой из арбалета, что тот даже пикнуть не успел, второго

дождался в засаде, и как описывают бои сказители мира, сразил наповал, своей не

дрогнувшей рукой, зажав в видавших виды пальцах бессменный меч. Третьего взял, как и

было задумано. Вот он голубчик, сидит связанный и не дрогнет скула его и не заслезится

глаз. Не дождешься. Ребята серьёзные, и между прочим после смерти получающие какой-

то луч увозящих их к храму. На фига? «А кто его знает, сбегайте к воротам этого монстра, постучитесь и спросите, и когда получите ответ, мне и передадите, а там посмотрим, что с

ним делать будем. Конечно же вместе будем» - произнес Никто глядя в глаза пленнику

передразнивая его и хлопая того по голове. Пленный - это хорошо, и видя, как наконец

зажегся луч, видимый только тому, кто был в бою, забирая павших, он, не жалея сил и

злобы, пиная под зад пленника, побежал вместе с лучом. Это свойство луча Никто понял

ещё на первом переходе, и жаль что он не имел право дать это знание другим. Тут каждый

добывал себе всё сам. А тут хоть какая-то выгода, и шаги, сделанные с лучом, будучи

полнейшим безопасным действием, убавляли расстояние впереди и прибавляли позади.

Если повезёт с километр пробежите, а у Никто был пленник позволяющий увеличивать

расстояние, и когда в конце, видя как луч ускользает от него, он приколол пленного в шею, умывая лицо кровью, и ловя новый луч. Бег вскоре кончился, луч исчез и последние его

струйки, видимо не понимая, что происходят, умыли лицо Никто вычистив все капли

крови убитого, дав ему посмотреть занимательные картинки из жизни монахов, в лучах

света, ласкающего лицо.

Дальше отдых, ибо пройдено не мало, а вот второй такой метод не сработает, там

будут ждать уже те ещё ребята. Можно сказать, спецназ монахов, ибо у них будет знание

тактики Никто, и пока Никто не выйдет за линию, это знание тут и останется, а падёт воин

66

в линии, знание тут также останется. Так что второй раз луч не пригодится, а потому надо

спать.

Глава Тринадцатая: Расследование

Сергея Ивановича заволокла с головой текучка. Разбирая дела, и перипетии

службы, он не терял то странное что вдруг обнаружил в мире. Главное было понять, как

приступить к дальнейшему выяснению обстоятельств. Тут ничего не приходило в голову

от слова совсем. Уйдя на две недели в отпуск, он три дня читал запоем книги пытаясь

отвлечь голову от навязчивых идей и размышлений. На четвёртый, он сидя возле

телевизора не понимая смысл там идущего, размышлял примерно так: - «Материалы

которые у меня есть использовать нельзя. Если я дам им ход и под раздачу начнёт попадать

бывший спец, будучи в отставке, то тут обоснование понадобится мощное. А они есть у

меня кроме ерунды и моих впечатлений? Нет. У меня вообще ничего нет. Гволин, плюс

остальные вокруг отставника, и этот таинственный старик вместе с безупречно честным

Кобзиным. Правда есть пара тройка воспоминаний, которые показаниями то трудно

назвать вот и всё содержимое папки. Я даже вижу часто в голове кино, как мне скажут

мол, как так ты милок дослужился до того что зациклился на этом старике? А ты проверил

кучу народа которые тоже сошли с поезда? Вдруг «цифра» дала сбой, а она это может и

умеет делать. Да так даёт сбой, что сам чёрт в ней ногу сломит. Я же ничего не сделал и

тем более начал работу без всякого там подозрения. Подумаешь мои мысли! И думаю в

конце разговора мои вопрошатели будут пытаться различать в моём взгляде некую

сумасшедшую мысль или логику признавая во мне будущего пенсионера в лучшем случае.

Только тут остаётся единственный шаг, и тот исключительно чтобы наконец мне дураку

втемяшить в голову некий финал или законченность недоумения. Тут и не такими словами

запоёшь, когда в мозгах путаница. А ведь тут что-то есть и это что-то выдаст мне дед».

Сергей Иванович на следующий день вошёл смело в подъезд и открывший ему

дверь старик с удивительно молодыми глазами откуда лился свет молодости и некой

таинственности, впустил его в квартиру где ничего в принципе не было. Стояла кровать, стол, шкаф в котором виднелась пара кружек, тарелка и какие-то пакеты с едой. В углу на

полу стоял телевизор, напротив которого расположится на старом столе компьютер. Одно

бросалось в глаза изумительно красивая мраморная статуя какого-то монстра с

человеческим лицом похожего на некого персонажа из сказки пылившего в углу.

- Слава Богам пришёл – старик, присел на кровать, показывая рукой приглашение гостю

присесть. Иванов обвёл взглядом комнату и не найдя стула сел на пол.

- А Вы меня знаете?

- Упаси тебя от сомнений – Старик встал, вышел из комнаты и в кухне зашуршала вода в

чайник послышался голос хозяина, уверяющего что чай они обязательно попьют. Затем он

вернулся, и достав из выдвижного шкафа стола коробку, открыл её и в комнату влетел

маленький человек, размахивая крыльями. Этот летун пролетел всю комнату, уселся возле

телевизора и стал щёлкать каналы.

- Это в принципе я и ожидал увидеть – произнес гость.

- Это?

- Не это, но что-то наподобие этого. А вы кто?

- Ты вот спросил знаю, ли я тебя? Я всех знаю и тех, кто был и, кто есть и даже немного

тех, кто будет. Процентов так 90 из всех, кто ещё не пришёл. Представляешь силу? А

насчёт того, кто я, так ты сам видел. Меня нет.

- То, что нет я видел. Моё время пришло? – Иванов был спокоен и даже стал различать в

комнате помимо стен кое-что ещё.

- Не смерть я парень. Не моё это дело. Сейчас мы втроём чаю сварганим. Этот жук

навозный хрен отвяжется. Взял привычку всегда быть рядом со мной. Вот и терплю его.

Нет чтобы по людям прошмыгнуться, так он всю вечность возле телевизора просиживает.

67

Я ему мол, в компьютере интереснее, так как там зарождается новое во вне, так он только

крыльями машет. В общем занудная личность. А вот что я тут делаю? Рад бы тебе помочь

да не могу. Сам не знаю – Дед вышел из комнаты. Вернувшись быстро накрыл стол

вытаскивая из тумана, который на миг зашел в комнату, лавочку. На неё и сели.

- А это не ФСБ? – Спросил Сергей Иванович пробуя на вкус какую-то зеленую

«папиросу» доставая её из пачки очень похожую на папиросную. Зелёная «хрень» была

вкусная. Чай был отменный.

- Да нет конечно. Полина так не пришей сапог к паре. Не моя воля и я не знаю, что там и

как, но она в курсе событий. Гволин там, где телят не гоняют и как он там и главное, как

его достать, ибо не по воле ползавшего, а так получилось? Тебе не понять и без нюансов, а

вот то что ты увидел и стал расследовать тебе плюс. Радуется род. Впрочем, сегодня

радуются, а завтра забвение. Так как чай?

- Чай хорош. Я нахожусь в какой-то глупой ситуации. Что происходит, а?

- Что происходит? – смеясь трижды повторил вопрос маленький человечек, у которого

оказался взрослый мужской голос – сидишь? Вот и сиди!

- Нет я не могу над ним. Вставил замечание. Ты сам сиди давай плотно – Старик встал с

лавочки, протер, пройдя в угол, статую сказав, что его хозяин пока спит. Вернулся и снова

налили кружку чая – Я нигде и никогда не рождался потому для меня нет ни жизни и нет

смерти. А значит? – Он потрепал голову карлика с крыльями - значит мне ничего не

угрожает.

- А Кобзин? – спросил Иванов путаясь в мыслях – Он правда воин храма?

- Собственной персоной и надо сказать неплохой воин я тебе скажу. Бьёт так что зубы

трещат. Не думал я что меня вычислят. Всегда найдётся умник, который по неким

признакам начнёт докапываться. В прошлый раз один босяк меня вычислил по одежде.

Вот где ум был. Толи в Оде толи еще где. Скорее всего через Оде перешагнул. Талант. А я

тут сиди и возись с нижними. И всё из-за гомов. Попался бы один из них мне я бы ничего

не смог сделать по закону, но подумал бы ого-го-го как. Вот бы чудики из Оде

повеселилась. Не надоел?

- А что ему? Беседа то светская! Беседа то умная – ангелок выпорхнул из-за стола – пойду

сериал про любовь смотреть. Уж очень жалостливые фильмы. Реву.

- А мне то зачем? Память стирать будете? – Иванов действительно захотел, чтобы стёрли, а

то как жить дальше подумалось ему, ибо знать, что сие возможно и использовать в работе

эту суету как-то не вязалось.

- Опять?

- А что опять старый?

- Школа что опять – дед фыркнул от злости и растёр в руках кружку в пыль – Как дело

серьёзное, так кажущийся гений вмиг превращается в нытика. Я что ли тебе отвечать

должен что делать? Снимать штаны и бегать, как говорится умными судя по твоим

мыслям, людьми. Совет дельный исходя из проявления твоих слов в действие.

- Да сам вижу дед что глупо выгляжу.

- Глупо? А ты что жить вечно собрался? Если нет, то далее, то думать должен или нет?

Или в землю собрался с концами? Вот и кумекай.

- Кумекаю! Не поверишь, к Вам захотелось.

- Мал еще род твой. Не дорос. Оде сначала прочешите.

- Оде?

- Забудь. Слушай я в цирк хочу сходить льва погладить. Можно? Там же нет шакалов, а то

я уж очень их уважаю. Так хоть льва.

- А почему не тигра? – Иванов друг ощутил себя дома, и ему показалось что напряжение, которое было в нём в первые минуты встречи, было излишним и избыточным.

- А почему не медведя? – И они рассмеялись, слыша просьбу карлика быть тише, так как

он смотрит фильм. Старик смеясь вытащил вилку из розетки и телевизор погас.

Маленький человек сделав обиженное лицо вдруг опустил голову вниз и пошёл, 68

демонстрируя всем свои обиды. Это вызвало еще порцию смеха, когда на этот раз смеялся

с ними и карлик.

- Хорошо я возьму билеты если серьезно.

- Серьёзно Сергей Иванович и тебе от бабы Кати привет.

- А это кто?

- Свой род знать надо. Надерут тебе задницу потом. Так, когда? Время не ждёт. Вдруг

через секунду уже решать будут? Не успею.

- А Кобзин?

- Обещал только. У него служба, видите ли.

Всю дорогу назад, Сергей Иванович чувствовал прилив сил. Пару раз в метро он

увидел тех, кто был без плоти и страдал, не находя пути. Он понимал правду в их

существовании, и даже показал одному кулак испугав какую-то бабушку, стоявшую рядом.

Удостоверение сотрудника помогло, и бабушка успокоилась строя в голове причины такого

поведения «сотрудника» как она его назвала. Это старое «сотрудник», было тут к месту, и

выйдя из подземки, Сергей Иванович набрал номер телефона цирка где трудился его

знакомый. Билеты были на завтра, и забронировав их, он вошел в квартиру. Достав

картошку, он стал её чистить, ловя слюнки от мысли что вскоре будет ужин в виде

жареного картофеля с салом и соленым огурчиком. Его нисколько не удивила фигура

бабушки, которая сгорбившись прошла сквозь стену и стала накрывать стол помогая ему в

приготовлении пищи. Следом за ней вошла ещё одна, выстилая стол вручную вышитой

скатертью. Первая бабуся помогла ему почистить картошку, поругав того за желание

использовать подсолнечное масло, и сама взялась растапливать сало в сковороде доводя

его до нужного цвета. Вторая бабушка уже обливаясь слезами чистила лук, рассказывая, как однажды заметив, как её сосед продаёт на рынке выращенные на даче цветы, она

случайно задела горшки рядом с ним и те упали, вызывая раздражение соседа. При этом

бабушка смеялась, и окончив чистить лук, вышла из кухни растворившись в стене. Следом

последовала вторая пытаясь разъяснить ему и подруге, что по сути ужинать тяжёлой едой

на ночь глядя значит испортить свой сон, вытолкнув из мира реальности какого-то дядю

Ваню, страдающего подагрой. Подагра и мужчина названный этой старухой вызвал смех

откуда-то сбоку и обернувшись Сергей Иванович лишь увидел, как вздрогнула полка в

открытом ящике кухонного гарнитура. Моментально лук стал пахнуть тиной и гнилью, а

то что было в сковороде превратилось в испорченное и дурно пахнущее вещество.

Пришлось выбросить лоскутки скатерти, мыть посуду и чистить кухню и потому ужин

затянулся. В середине трапезы зазвонил телефон и Сергей Иванович выслушал от бывшей

подруги некие истории про судьбу и про его, который только понимал и терпел. В общем

стало скучно и уснув, Сергей Иванович понял правоту старухи про ужин на ночь, так как

во сне с ним вёл беседу дядя Ваня, пытающийся доказать ему что если чертить линию по

углу, а не по прямой то выйдет короче и безопаснее для перехода через линию. Для

доказательства своей правоты, он сходил в магазин где, ругаясь с продавщицей долго

выбирал ватман и карандаш чтобы начертить эту линию. Всё кончилось плохо. Они

вдвоём долго чертили эту линию, раздражаясь всякий раз, когда она выходила вдоль, а не

поперек полосы. Это смешило Иванова и крайне раздражало дядю Ваню. Проснулся

Сергей Иванович в настроении, как говорится и после завтрака направился за билетами в

цирк.

Билеты в цирк были куплены. Места для просмотра представления были хорошие и

заехав на такси за новым знакомым, Сергей Иванович и старик направились в цирк. По

дороге дед поведал ему, что от его силы воли зависит увидеть его вне жизни, и раздумывая

над услышанным, Иванов занял место разглядывая по привычке людей, находящихся

рядом.

- Не интересно – услышал он мнение соседа, когда номер с жонглёрами прошёл «на ура» с

вызовом артистов на бис.

69

- Конечно это же не Оде – парировал, смеясь Сергей Иванович, разглядывая как на арену

выходит клоун.

- Оде везде – ответил старик, разглядывая программку.

Антракт прошёл быстро, и второе действие началось с представления львов. Во

время перерыва арена цирка была переоборудована, и рассаживаясь на свои места после

посещения буфета с «невкусным» чаем по мнению старика, Сергей Иванович заметил, как

оживился его сосед. В клетку запускали зверей, и те рыча рассаживались по команде

дрессировщика по своим местам. В общем ничего особенного в представлении зверей не

было. Прыжки с места на место, обручи, включая горящие и иные формы показа чудеса

дрессировки, имея целью впечатлить людей. Не дождавшись конца выступления, старик

встал и поведал что он покидает это глупое действие и устремился к выходу. Удивляясь за

ним последовал и Сергей Иванович. На улице они остановились и перевели дух.

- Передумали? – спросил полицейский видя взгляд старика, устремлённого вдаль.

- Всего вам хорошего мой отличный собеседник – старик поднял руку и перед ним

остановилась машина откуда вышел Кобзин, открывая пассажирскую дверцу автомобиля –

дарю Вам на память – он протянул Иванову горсть львиной шерсти, и присаживаясь в

машину добавил – А шанс был. Жаль, что ты не увидел меня со львами. Отличные

животные, особенно если они не подают признаков жизни.

Машина тронулась с места, и Иванов увидел, как ему помахал рукой Кобзин.

Сергей Иванович помахал ему рукой и направлялся к дому. Через 30 минут он был сбит

насмерть электросамокатом, которым управляла девочка подросток 12 лет от роду. «Жизнь

несправедливая штука» - сделал вывод происшествию его начальник, а сосед по рабочему

кабинету был боле категоричен, произнеся любимое всеми «судьба». Еще более злым в

оценке события был бездомный, который «проживал» во дворе дома где жил Иванов. Он

всячески демонстрировал свое горе осознавая потерю одного из своих «спонсоров» и

собеседников, и стоя с низко опущенной головой лишь вздыхал, произнеся что-то типа

наподобие «мда».

Глава четырнадцатая: Рассказ Полины

Приказ мой, или волю Полины, как произнесла старуха, посетившая меня на

секунду и исчезнувшая в щёлку пола, моя птичка ворон послушала, и гости мои незваные

исчезли. Тоже мне бал, которому не хватает буквы «с» в конце каждого слова да просьбу

милочке чтобы одарила всех романсом. Эта картина гуляла в моей голове развивая

фантазию с гулящими кавалерами и мазуркой, мелодию которой я не могла вспомнить.

Может и есть там истоки духовности и всякой белиберды типа морали, когда самовар под

сапогом пыхтит да пианино издает звуки вальса Шопена, да не про нашу честь. Только

мой ворон то, тут. Сидит посиживает окаянный, бес ему в ребро и всякую пакость во все

остальное происходящее вставляет, выключая свой прекрасный клюв. Это чудо с перьями

и красивой осанкой, откровенно ко мне навязалось. Я хотела ему блинчики один раз

испечь, дитя же, да дитя невинное. Скажите на милость, какие мысли бабёнке в голову

лезут. Одно слово дура, а ведь лезут. Ну какие такие блинчики? Я как представила себя на

его месте перед блином на тарелке так сразу в расстройство впала. Идите пожуйте эту

плиту, если смотреть на блинчик глазами пленника, ибо уж очень малый чудик на цепочке

посиживает. Мне в голову мыслишка то и пришла, и я взяла детскую сковородку и

блинчик испекла. Умял за милую душу. Так ещё открытие в моей голове, что детская

сковородка из набора оказывается печёт, встало как скала. Знала бы я такой секрет в

детстве вот было бы дел. Так! Он, оказывается еще и ест. Не клюёт, а именно кушает

клювом. Особенно уважает медок с чаем вечерами. Благо мал, а то бы сожрал бы весь мой

простецкий набор в шкафах для приготовления пищи. «Сыр бор окаянный», и тем не

менее игрушка и забава. И как порой приятно ворону дать приказ и видеть, как он

исполняется. Как только из моего горла он приходит по его душу, и на тебе, приём сразу и

70

начинается. Я таких персонажей видела, что любо дорого. Только как жить? Всё это

конечно красиво и даже забавно особенно молодой человек поразивший меня наглостью и

пришедший в последний раз полюбоваться на то как исполняется музыка вдохновившая

его на поступок, только за что муки господа? Это наглец не мог вспомнить музыку что-то

там хрипя пытаясь напеть сей мотив, но зато ругался так что у меня в голове потом долго

сидели эти слова и выражения, которые я с трудом так и оставила в себе и не дала волю

губам. Мужика привести можно? Замуж мне можно? А я между прочим баба, и баба

молодая, и кажется половое здоровье никто до сих пор не отменил, тем паче учеба в

разгаре и диплом мне как воздух необходим. Где его только взять? Куда пойти учиться? У

меня новая газета. Моя личная. Старый редактор бегал за мной долго, аж неделю, не

поленившись присылать своего Бориса для профилактики, так сказать. Хрен ему.

Прогнала обоих, тем паче мой талант вырос и статьи выходили на интерес публике. Один

читающий профессор в институте поведал мне что-то про лёгкий слог и простоту

выражения, дай Бог ему здоровья. Так что дела мои насущные выглядели так.

Никто, а по-нашему Егорушка по фамилии Гволин, с моим вороном на ножах с

первой встречи, причем ворон ему даёт дрозда своим присутствием, и я вижу, как Гволин

дважды вжался в плечи, как увидел птичку невеличку. На этом знакомство их закончилось, а мое было ни то ни сё, ни кукареку. Через месяц, как у меня поселился ворон, произошло

событие, которое разбавило мою жизнь. Я влюбилась. Всё просто. Жил был мужик, который женился на девушке пустышке, бросив ради неё свою жену, которая была к слову, не лучше, и не хуже, чем «судьба» в настоящем. В итоге рога получил увесистые, к ним в

придачу денег кучу в виде долгов банку, и хрен на палочке вместо жилья. Оборванец, одним словом. Нищета. Его новая возлюбленная, обобрав своего избранника до нитки, набрав на его фамилию кредитов, растворилась, объясняя всем и окружающим, как она

страдала по ушедшим годам, когда её любимый её оскорблял в чувствах и мыслях, когда

как любовничек понимал и жалел. В итоге она с лозунгом «я же девочка» ушла, хлопнув

дверью оскорбившись в своих чувствах, а мужик её остался с бобами и на бобах, а тут я.

Всё получилось случайно. Захожу я в кафе, покушать мороженного и жду заказанное

такси, и тут рядом садится этот тичпик, и заказывает чай. Вы меня поймете, так, как и в

вашей жизни появлялись такие люди, с которыми хочется разговаривать и говорить. Он

был таким неловким и ёмким, что остаётся в памяти надолго. Тот диалог помнится мне

«до копейки» опуская подробности его рассказа своей истории из трагедии собственной

жизни.

- Погода паршивая - говорит он

- Паршивая? Вроде солнышко - отвечаю я

- Я люблю изморозь и дождик - говорит он

- А людей? - Спрашиваю я

- И людей - отвечает он - правда любить их не за что.

- А чертей? - спрашиваю я

- Которые рядом? - спрашивает он

- Которые рядом - смеюсь я, и смеется он, и причина для смеха у нас разная. Я смеюсь

потому что он дает мне ключ в тайник, и я вижу его. Он смеется потому что видит тут

чертей, которые у него в фантазиях и не более того. Он обречён и мне это понятно. До

этого дня я видела много тайников, доступ куда мне был закрыт. Ворон кружил всегда

рядом, и мне было всё равно видят его или нет, а судя по поведению окружающих, кажется

нет, только за счёт его я поняла систему тайников в мире и кладов, которые оставляли

живые ставшие живыми потом и там, и которые могли взять только те, кто их оставил. Их

было очень много, и на моей памяти их не брал никто и причина этого была мне понятна.

Кому снова охота маяться дурью тут? Этот был мой.

- Я не чёрт - вдруг серьезно говорит он, - просто я проиграл жизнь - я влюбляюсь в него, и

сразу получаю ключ в руки. Я глажу его по голове, одновременно вытаскивая перстень из

пространства, и зажимаю его в руке. Убираю руку и вижу его уже обречённые глаза и

71

удивляюсь как он не чувствует это. Осторожно кладу перстень в сумочку. Я вижу ворона

на улице, и слышу, как приближается музыка. - Но, проиграв, я снова выиграл жизнь и на

этот раз чувствую этот выигрыш - философствует он, а я считаю секунды про себя: -

«Семь, шесть, пять, четыре, три, два, один...» - и кажется между третьей и второй

секундой он понял всё, но было поздно. Музыка уже гремела рядом, и пьяная скотина, высовываясь из окна машины палит из автомата в воздух, забыв сразу поднять ствол. Я

вижу полет пули, которая врезается ему в грудь, и вижу остальные пули, которые веером

уходят сначала в верхнюю часть рамы окна кафе, затем в стену этажом выше, а затем в

небо. Незнакомец валится лицом на стол, и я, слыша визг посетителей, вижу, как

незнакомца уводит ворон, и он мне машет рукой, а ворон рассказывает мне его жизнь, и

потому мне его не жалко. Любовь сразу проходит, и я дивлюсь на своё спокойствие, которое потом объясняли моей внутренней истерикой. Врачам в рот палец положить

никому не удавалось и нести такую ахинею они могут долго. Кто проверит?

А за что любить тут? Их немало на планете, которые положили на кон свою волю в

угоду пустышкам, а также подлецам и моральным уродам у которых всегда лучше всех

удается закрыться моралью на словах. Увы, мы не такие какие кажемся окружающим, и

увы, я влюбляюсь не первый раз. А так хочется первой и на всю жизнь только поезд ушёл.

Не будет первой и не будет даже третьей. Ворон возвращается, садясь на часть разбитого

окна витрины, а рядом с уже живым незнакомцем стоит чародей в смешном колпаке, и я

понимаю почему он тут. Наша встреча будет потом если будет воля, а пока я сижу в кафе и

даю показания бросая страдальчески наигранный взгляд на тело, которое уже укрыли

простыней.

Через два дня я на похоронах. Незнакомец стоит рядом со своим гробом, а я вижу

его мадам, бывшую жену и слышу хорошие слова. О Боже! Его, оказывается зовут

Андреем, именем которое я ненавижу из-за его разбора типа Андрюшенька, как положено

его называть близким и родителям. Врагу не пожелаешь, чтобы ты был Андрюшенькой.

Тем более Дюшей от друзей. Он стоит, потом машет мне рукой, и его уводит странная

женщина с большим горбом, и я понимаю кто ему приходится эта карга и понимаю уже

его маршрут. Я не машу ему рукой в ответ, и он мне давно не интересен, тем более не

пристало махать всяким неудачникам, отдавшим свои годы тем, кто не достоин их пяток.

И когда после звука падающих комков земли в выкопанную яму, я, видя, как странные

бабушки (вечные посетители похорон) кладут часть земли себе и окружающим людям за

пазуху и в карманы, рождая извне невидимых шакалов с отвратными рожами, ничему уже

не удивляюсь, первый раз в своей жизни понимая смысл похорон. Народ начинает

расходиться. Скорбящая на вид публика перешёптываясь покидает погост. Я иду на

поминки, где, наслушавшись слов от близких, встаю и вижу, как все молчат по воле

ворона, напихав в меня свои взгляды. Ворон вдруг стал моим господином и вещает мне в

голову что так необходимо. Я знаю, что моя воля сильнее, но я его идею выхватила и она

приглянулась мне.

Они все меня не знают и гадают по своим головам и умам что за мадам появилась

тут в смешном наряде. Они только сейчас заметили, что на мне черная мини юбка с

белыми чулками, а то, что это чулки видно сразу, уж я постаралась на славу крутясь перед

зеркалом. Они явно оценивают мою черную просвечивающую кофточку, где под черным

бюстгальтером просматривается довольно неплохая грудь. На моей голове смешная шляпа

с вуалью и дурацкой черной розой. Ворон снимает с меня пелену, и все видят мой наряд. Я

выгляжу на все сто процентов. Я поднимаю стопку водки и произношу речь понимая, как

мои слова падают на дорогу убитого и помогают ему, ибо для этого они и произносились

не для этих же, толпу которых перед первым словом я обвела рукой: – «Уважаемые шлюхи

(глаза у всех на выкат) и неблагодарные дети! Ушёл от нас тот, чья жизнь была тупой и

никчемной. Он вылизывал у двух пустышек всю их любовь и отдаваясь любви, когда те в

свою очередь скакали на любви своих ублюдских любовников давая себе волю и наглость

объяснять это тем, что они девочки, имеющие право на слабость и мораль, которую

72

мертвый чмо не понимал. Они обобрали его до нитки, и когда первая мадам, видя, как тот

уходит ко второй, проклиная вторую, держала в уме пройденные любовные чары своих

дружков, включая начальника. Она конечно же заботилась только об одном, чтобы у неё

осталась квартирка и мебелишка в ней, и прошу заметить, как всегда все ради детей.

Вторая пустышка, стараясь талантами как доказательством любви, имела за пазухой

объяснение этого старания. Как Вам, например, такое что надо было сдавать на права

вождения машины? Пойдёт? Красиво? Что двигало ей? А ничто, просто мразь. Эта

девочка не просто не могла любить нормально того, кого якобы уважала, - Я держу палец

указывающей в лицо первой женушки покойника и вижу, как у неё дергается щека от

злости и продолжаю, попадая в точку так как я знаю их мысли и вижу, как паромщик

дирижирует мне - жалея, что так мало денег и живя за счёт его средств, так она ещё и не

могла за всю жизнь не подать ни одной мыслишки кроме как о цене купленной тарелки

или обсуждения соседской жизни. Посмотрите на неё, она и сейчас «тащится» от того, что

у неё всё есть, забывая, что за счёт покойника. Помянем же ублюдскую подкаблучную

душонку, забывшего на 15 лет что он мужчина. А что же вторая? Вы думаете она любила и

говорила о душе? Она обобрала своего любимого до нитки, и если бы не пуля, которая

вовремя продырявила ему «фанеру», то он бы потерялся в этом мире навсегда. Куда же

потратила вторая мадам деньги, которые украла у того, кого на словах любила? Взгляните

на её рожу - Я ткнула пальцем ей в нос, не поленившись пройти вдоль стола, и обведя всех

рукой, продолжила - Что думает она? Разве она сказала за все 11 лет ему доброе слово?

Она сказала, но только любовнику, растирая его слова у себя на лице, и твердя как не

понимает её душу и девичью натуру её избранник. Вы думаете она думала о ребёнке

которого родила чтобы быть с ним? Он думал, а не она! Думал и воспитывал его, пока та

любила во всех местах и позах. Покойник опять забыл, что он мужчина на 11 лет. 26 лет

жизни на помойку и благодаря кому? А ведь мертвец отличный мужик, и был бы

отличным мужем и хозяином страны. Кто помешал ему стать тем, кем он должен быть

стать? Две потные и грязные дамочки, пропитанные любовью не мужчин-мужиков, которые истязали их тело и потешаясь над тем бредом которые те несли. Помянем же

честную, но «чмощную» дрянь и понимая, что мрази бывают честными и благородными в

жизни, разойдемся отсюда, вспоминая меня и костеря меня за милую душу, ибо на

большее вы не способны Адью скоты».

Я вышла, защищенная вороном, остановившим время, понимая и зная, что слуга

ворона уже распространяет видео съемку случайно попавшему одному настырному

корреспонденту в руки. Я иду, а сзади разрастается скандал. Мне приятно, и я слышу, как

кричит от радости ушедшая душа, скрипя болью, как и положено проигравшему жизнь.

Глава пятнадцатая: Бой и Оде

«Спать долго нельзя. Это вообще вредно так как начинает нравится шляться

неосознанно где невпопад и где попало. Спать вредно, и, потому что ты в бою, и потому

что сна тут не бывает, а есть отдых в ином мире, куда входить часто не рекомендуется, а до

конца линии идти и идти» - говорил тихо воин, отгоняя от себя кружащихся собирателей

мыслей от отчаявшихся. Эти мрази были настолько никчёмны и слабы что их можно было

прибить одним щелчком, только запах который возникнет сразу после сего, привлечёт

сюда тех, от кого надо смазывать пятки при любом случае.

Мимо места где прислонил свое тело Никто проходили уже раза три, спешащие в

Оде, включая одну семью, которая легко узнавалась по их виду. Эти чудики имели почему-

то преференции перед смертью в линии, и убить их требовалось не раз и не два, а целых

пять, чем монахи не любили заниматься из-за угрозы потерять своих. Почему они так

берегли свои жизни воистину загадка, и тем не менее, это так. Никто же, после отдыха

прополз довольно много, потратив на этот подвиг кучу времени всякий раза замирая

слыша и даже чувствуя опасность. Всё дело в ветрах, меняющих тут направление

73

довольно часто, и тем не менее, монахи давно научились различать чужие запахи, поэтому

по ветру ориентироваться приходилось, так или иначе. Никто тут знал ещё один секрет.

Монахи были чувствительны к запаху страха, а этот запах легко покупался у кочующих

торговцев, презирающих и Оде как город, и тех, кто туда пёрся как на лакомый цвет и

вкус. Их презрение было настолько всепоглощающим что даже линия отступала перед

ними только потому, что те вообще её в упор не признавали. Никто повезло, и он видел, как один раз такой кочевник вдруг на долю секунды признал реальность и последствия

были просто катастрофичны для их клана. Этот подарок небес, который возник сразу

после такого действия, воин хранил особенно тщательно, боясь даже заикнуться о нём, ибо он давал столько силы что из-за ей неопознанности и неосмысленности приходилось

держаться подальше. Судов не было потому этот дар был его. Что-что, а страху у них было

вдоволь. На страх было легко ловить бродячего волка, или приучить скулящую собаку на

время, пока ты пересекал болота, которые населяли пахнущие люди, падкие до звуков

этого пса. Никто туда уже переправил, наверное, стаю, так как у этих дурно пахнущих рож

всегда было в наличии довольно качественное топливо, при помощи которого, можно

было сковать довольно приличный меч или стрелу. Его клан только тут запасался

оружием. Только этим топливом которого было очень много и очень мало, выжигались

кирпичи для строительства стен имя которым вечные.

Страх был ходовым товаром включая заполнение его будущего тела на потеху

жизни за картиной. Тут была единственная трудность - ворон, который не позволял

продавать страх без его ведома. Но жители Оде давно уже научились обводить вокруг

пальца эту глупую птицу. И не только вокруг пальца, но и вокруг себя, втюхивая вместо

страха притворство или удачу, то, что задаром было никому не «нать». Тем более тень

ворона тут присосалась давно строя коридоры и рождая будущий приход. Тренировались

на ней особенно тщательно. По этому поводу даже были разборки между дуэлянтами

наемниками и теми, кто добровольно представлял мир торговли. Дуэлянты всегда

лишались головы, и потому спор этот скоро прекратился, и тем не менее ворон зорко

выполнял свои обязанности и откуда он брался, никто не ведал и не знал в этом мире.

Никто поэтому и решил использовать страх, понимая, что будет делать ворон. Время он

рассчитал точно. Именно в эту секунду в линию заходил его старый знакомый, Вепрь, обладающим чудодейственным желанием крушить монахов. Он шёл напролом с боем

оставляя после себя трупы ушедших и потому вход его в линию всегда угадывался по

набату. Это если хотите игра, когда один из вепрей мог на спор пройти линию за то время, которое назначал сам. На памяти Никто только четыре вепря лишились головы и эти

отрубленные головы украшали памятники при входе в линию. Никто видел эти памятники, зная, что именно за ними были тропы безопасного пути через линию. Но это была тайна и

тайна непознанная, как говорила ведьма, заливаясь смехом каждый раз, когда разевала рот

на эту тему. Никто тоже мог пройти с боем линию, применяя тактику нападения засад и

пряток, что уже делал тут, но сегодня, на этот раз, он готовил себе пути отхода, потому, что

возле линии он получил зов, что Оде собирал их клан в полном составе. Не было Гомов.

Это было странно, ибо каждый раз перед линией Гомов было довольно много. Это свои

люди, и поэтому их переход в Оде был вечным и попытки не тиражировались и не

считались, и потому что Гомы были самым многочисленным народом мира, считающих

себя тут хозяином, и потому, что они были «свои». Правда «свои» без разъяснения что

такое свои. И тем не менее этого было достаточно. Их представитель даже правил Оде что

доказывалось монументом в честь славного правления Гома пятого, умудрившего

провести закон о создании квартала для художников и алтаря для приношения

добровольной формы жизни. Он не только правил, но и получил после смерти аж три

города крепости, включая главную возле великой воды. Только считать Никто умел

отлично. Тут было и другое, если есть пятый, значит был четвёртый или первый-не так ли?

А где их образы или ходя бы своды, остывшие память о правлении? Пусто. А на фига? Но

ведь правитель это сделал. И потому великий. «Идите вы сделайте, и я посмотрю, как у

74

вас это получится. Страх довольно мил если в малых дозах при иммунитете к этой фигне»

- размышлял воин, тем более клан Никто знал изначальную легенду о линии, передавая её

кому надо из уста в уста не теряя ни слова и не выдумывая своего. Эта легенда между

прочим была гарантией что клан Никто тут был вечен, так как с исчезновением его

исчезнет истинная легенда линии, которая состояла из истории о двух стоящих рядом

городов, которые канули в небытие из-за своих внутренних метаний. Первый и

единственный случай в мире, когда вечная смерть произошла по вине тех, кто убегал от

этой смерти. Вот почему за линией гуляли и были на ура как приманка те страхи, которые

там за линией могли удивить или приманить лишь скотину.

Никто развязал узелок и достал мел в котором было шесть страхов. Слыша звон

набата, он провел линию по стене, и перебежав потесанную поверхность дороги, вычертил

такую-же на другой стороне улицы. Проделав это, и отмечая что за спиной у него уже

шагов двадцать от начала и плюсом к концу, он углубился к развалине наблюдая из

укрытия как к линиям стекается монашеская рать, путаясь в пространстве и чувствах. Это

было на руку Вепрю так как ослабевали силы нападавших на него, и было плюсом Никто, так как он мог спокойно удаляться от врагов наслаждаясь пеленой страха для него

безопасной. Пелена тумана не была такой плотной, не смотря на ещё три проведенные

линии, ополовинив его мел что не радовало. Мало страхов было в меле, и Никто уже

вычислил, что в следующий раз это количество следует по крайней мере утроить, и тем не

менее, пелена позволяла ему очень быстро перемещаться вперёд, петляя между

наслаждающимися страхами монахов. Пришлось убить троих которые сумели распахнуть

пелену, и тем не мене опыт был удачен. Вепрь по всей видимости удалялся к финишу, а

Никто с удовольствием думал об успешном опыте. Он, набрав скорость бега, время от

времени проводил маленькие линии по первым попавшимся поверхностям и стенам до тех

пор, пока мел не кончился в его руке. Он ему был и не нужен. Линия кончилась.

Оде был красив. Обернувшись, никто увидел, как плачет дерево, вырастив свой

ствол на месте очередной победы над линией, привлекая к себе лесорубов, чья контора

находилась тут же, с разделочными столами и перерабатывающими цехами. Этого дерева, которое росло на месте перехода, им хватит надолго, позволяя сбывать всем нужные

деревянные предметы в городе, и Никто снова с удовольствием вдохнул уже забытый

запах разделанного дерева, видя как очередной покупатель грузит на арбу сруб дома, вытаскивая бревна из пылающих жаром труда цеха откуда порой выглядывали жители

огня дающие жар до нужной температуры. Не было тут никого кто бы не завидовал

мастерам из огня так как больше им и не требовалось, и эта простота подкупала именно

простотой их существования.

Рядом раздалось дыхание, и из пространства вынырнул очередной прошедший бой

с линией, и тут же на его месте стало появляться дерево, на этот раз желтого цвета, и

Никто узнал по этому цвету клан перешедшего. Это были изгои, самые коварные воины.

Подмигнув Никто, изгой скрылся в конторе за гонораром за сруб его дерева. Все они были

на одно лицо, фигуру и имели одинаковый запах и выражение глаз и лица, и поэтому

Никто знал весь клан изгоев в лицо. Для каждого жителя мира это было свое лицо, отдельно принятое и отдельно воспринимаемое. Никто видел их как лысую голову с

длинным носом и ровными железным зубами. Его товарищ Вепрь всегда видел их в

женском обличье с красными почему-то губами. Махнув ему в ответ, он не торопясь

пошел к продавцу, с ходу потребовав с него пятьсот проявляющих денег. Продавец не стал

торговаться и легко выдал сумму, успев поделиться последними новостями, что Никто уже

ждут за воротами, насытившие пространство слухом что на этот раз принес в город

великий воин. Это было не ново, ибо сплетни в Оде всегда копились быстрее рождения.

Оценив свой портрет на стене, который приобрел черты живого, означающего

победу над линией, улыбнувшись улыбке своего портрета, Никто двинулся к воротам, как

всегда жалея, что после того как будет сделан шаг через черту, отделяющего его от посада

и города, его портрет исчезнет со стены до следующего раза. Воистину сам город как

75

никто другой умел передать весь спектр чувств лица ожидаемого гостя или заселенца в

город.

А все-таки Оде прекрасен. Несмотря ни на что, прекрасен. Эту красоту можно было

только принять или ненавидеть, но не дай Бог Вам попасться на её очарование, ибо тогда

город станет Вашим жилищем и тогда ты пропал. Ты горожанин со всеми последствиями

этого звания великого города и только городу решать в каком квартале ты будешь жить и

куда ты сможешь пойти и проехать по его улицам. Он великий судья и великий решатель

твоей судьбы. Он даровал прекрасные шедевры искусства и музыки и выдавал на-гора

звуки преисподней которые мало кто умел слушать. Это время город пустел и закрывался

от улиц, по которым шли оркестры из подвалов.

Никто презирал город, и потому Оде платил ему тем же, разрешая посещать не

только подвалы до третьего уровня, но и дал ему право выкупать вонь из рук обитателей

нижнего этажа после пятого, что делал его Клан более могущественным. Меняя вонь за

чертой изгнанным за дело, поставивших свою жизнь в казино на удачу в квартале Зла Оде, клан наживался в своей мощи и обуздание ветра пришло именно отсюда. Пройдя

выигрышный проигрыш пути, они навсегда селились в селениях за чертой, куда вход был

запрещен, и только вонь из подвалов Оде позволяло клану Никто менять там товар на

лекарственные чудеса. Говорят, что изгнанные давно владеют эликсиром бессмертия, только как узнать? Хотя желающих войти в казино хватало с избытком уж больно

выигрыш там был хорош. Он манил и манил, издалека давая иллюзии последствий. Никто

знал много из тех то выиграл и никогда им не завидовал, не смотря на их возможность

войти в управление городом высшего порядка и занимать места писарей при судьях трона.

А это честь и поклон от всех проходящих мимо. Оде был открыт для Никто, и он получая

пропуск на входе он сразу увидел как город, распознавая что лежит у него в котомках, включая тайных, разрешает ему многое, и его не удивило что пропуск имел полосу белого

цвета, что означало скорый совет и совет высших, куда приглашался Никто и его

товарищи, и пока белый цвет не зажегся, Никто был свободен и был волен сам себе.

Глава шестнадцатая: Рассказ Полины

Чародей был, как и положено присущему ему одному образу, смешным. Чересчур

смешным. « Представляешь, как они восприняли правду? Ты же им правду сказала про

этого типчика, почившего в бозе, так сказать, при этом с рогами и голодранцем в душе.

Эти дамочки во всю Ивановскую делят его «бабки»

деньги?) разгадывая публично и со скандалом кому и что. Затем, как и положено

пустышкам первые и последние отношения между собой выясняют в сети. Знаешь

почему? Для них увы и швах, а для нас с тобой смешнее именно тут. Любому «дерьму»,чтоб не быть «дерьму», а тем более не осознавать, что он «дерьмо», нужны свидетели и

выдуманные очевидцы. И не просто там под нос себе несущие фразы, а именно свидетели

его поддерживающие. Сплетни-вот их талант и иные «достоинства» как вожделение

И всё это говорится нежным голосом, через « ха-ха-ха

вставляемое. А уверяю Вас, смеяться он умел. Ещё как умел. Заразительно, страшно и

умело.

Мы были дома, и дули виски в два рыла, закусывая его всякими потребностями для

желудка, типа авокадо с маслом на черном хлебе с максимумом соли. « Что уж говорить

про всех остальных? Вот и ходють вокруг люди

произнесено слово) правильные и благородные, и смотрят на какую-нибудь фифу с

переулочка, думаешь ну куда лучше? А этот господин кажется таким воспитанным и

приятным человеком. Хренушки с два» -

не бесит если это делает не воспитанный человек – «Игра такая миленькая, чёткая,задуманная, на потеху и последствия что думаешь вот оно ум и талант. Что самое

противное все про всех понимают. Возьми эту нормальную публично деваху. Мужа увела?

76

А зачем? Правильно - деньги нужны были да язык у мужика работал как надо. Болтун

находка для любви! Иди ей это скажи! У неё есть замечательная мулька, мол, я любила и

всё ему отдала. Кажется, всё сказано и добавить нечего. Увы! Он то оказывается, не

пронял, не понял меня, следует дальше продолжение лжи в успокоение себя. И это не всё.

Её герой оказывается остался не понимающим, да и сердцу не прикажешь, ибо влюбилась

в очередной объект как в небо и сейчас, говорит, страдаю и понять мою девичью

душеньку всем треба. А чтобы понимать в сетях нужны картинки и стишки плаксивые с

песенками на пару. Охи и ахи, как водится. А на самом деле? Скотина и животина. Дрянь,одним словом. Только кто оказался прав? Все, кроме тебя, которая сказала правду. И тут

всплыла привычная отмазка, мол, всё бы ничего, кто правду матку не резал? Только на

этот раз для правды было выбрано время в день похорон. Аргумент? Кажется, им всё

теперь разумной раскладкой по полкам, ибо ну какой порядочный человек будет портить

им питие спирта, раскрашенного водой и этикеткой? Ату её и ату ещё раз со всеми

атрибутиками слов и фраз

вливаем в себя по понятным причинам. Я-то ладно, земная мадам и мне полезно, ибо воля

к миру алкашей или прочь подальше, для меня не нова. Читали, смотрели, знаем! А он?

Он то не отсюда, а гляди лакает как миленький. Вот и пойди разберись с потусторонним. -

« И вот ты сидишь и ворон тут сидит, и поэтому не могу я тебя дуру придушить и

сглазить как ни крути

«мухой». Мы пьяные. Я ещё не совсем и околесицу не несу как некоторые. Я даже после

таких мыслей молча тыкнула в него пальчик ощущая под собой приятную ткань одежды: -

« А на цепи сидит мой кореш, посмевший вякнуть, и на кого? Кем ты была до дня, когда

Никто рубил головы идиотам в квадрате? Тупой прохиндейкой куда мог войти любой

кретин на потеху своему либидо, а не душе. И ничего, ты принимала и приняла бы

дальше, не будь этого случая. И дальше бы играла в игры со смертью и жизнью. А тут

тебе дали понимание. Так где осознание и осознанность? Как тебе выкручиваться ума не

приложу, поэтому я пошел и разбирайся с этим

безвозмездно никто не оскорблял. Мне его откровения не «нать» тем более лгал он во всю

ивановскую как выражался сам. Я его хап за его фрак и обратно в квартиру из стены

вытащила. А кто он в принципе? Так и спросила его мол, «в принципе», озвучивая мысли.

Пришел с псом дорог, которого быстро напоил из моего крана моей водой и отпустил на

восвояси перед беседой. Меня не удивить ныне ничем и что отказывается чёрный пёс

дорог не выдумка, и видят его те, кто больше тут по сути ничего видеть не могут, по

причине ухода с дороги, и что дорога не имеет конца и начала. Для меня не философия

сие, и глубины, как для него не имеет. Я и не такую глубину выдавливать из ума могу.

Только чародей он в принципе зачем? И этот во фраке превратившись в жалкое существо

бормочет мол, просто посетил, и мол, предсказания высыпаются тут для него в радость.

Короче подсудимый, который перед следователем от страха наложил. Представляете мою

силушку? Он же ткнул пальцем в пустоту, и я, видя, как его силуэт растворяется в небытии

куда провожал его мой ворон, не могла оторвать глаз от явившегося человека. Он был

чёрным. Полностью черным, и я не видела ни его глаз ни его лица, ни тела.

Зашёл, присел на мой диванчик, жестом указал мне на пол рядом с ним, выставил

свою руку, от которой был неприятный запах, и я поцеловала его негнущиеся пальцы со

странным перстнем, на котором был изображен зверь до сего дня мной невиданный. В это

время вернулся ворон, и расправив крылья с открытым клювом, поселился напротив меня, на голове гостя, когда как зверь с перстня незнакомца, ожив, сел рядом со мной. Я

затрудняюсь описать его, так что держите портрет. Зверёк с милой мордочкой пса и

перьями на крыльях, которые на ощупь были похожи на стальную проволоку. Зверь был

маленьким, и посидев возле меня секунду, облизав мою руку, улетел на мой кухонный

стол, и уселся рядом с пленником, который тут-же зажался в угол, махая своими

крыльями. Цирк одним словом продолжался, и что самое поганое, что я в этом цирке

ничего не понимала.

77

- Значит это ты? - Спросил он, и тут же получил клювом ворона по голове. Это было

эффектно. Он поднял глаза на мою птичку, и то, что это был взгляд я могла судить только

по выражению поднятой головы. Ни самих глаз, ни лица я не видела. Но, он явно смотрел

на ворона, который все также сидел, разинув клюв и расправив крылья.

- Да это я! – ответила глупо, как и полагается отвечать на глупый вопрос.

- Ворон просит быть к тебе почтительным, и я постараюсь отдать дань тебе, и попытаюсь

тебе кое-что пояснить, если до меня это не смог сделать ни один болван.

- Да уж постарайтесь – Я в конце концов дома. У себя! Могу сертификат показать и

свидетельство на право собственности. Рядом тут в шкафчике лежат, на своих местах, чтобы электрик или любой проверяющий глаза обрадовал при предъявлении сего.

- Всё плохо милочка. Всё плохо. – Дважды повторил. А я не дура с первого раза способна

понять - Представь себе воина одного клана, довольно уважаемого, у которого есть

намеченная судьба появиться тут через год ровно, в ноябре месяце. Мы подбираем ему

художника, внедрив это тело в качестве его слуги у него дома в Оде, тем более ему

осталось мало переходов через линию, и он рано или поздно приземлится в вечном городе.

Он переходит линию, идёт в город, где собирается его клан и не только, чтобы стереть с

лица природы Гомов. Гомы просто нам надоели. Они вышли из-под контроля, и наша

разведка выяснила что не только вышли, но и сумели наладить канал в другие тени чтобы

иногда там прятаться от судьбы. Это преступление, тем паче их канал открывался при

тотальном разврате, который стал играть роль двери. Мир Оде стал качаться. Мы

стучались в совет Оде пытаясь послать туда послов, но без толку. Со временем Гомы

открыли алтарь, куда посадили жрецов, удовлетворяющих сами себя, держа дверь всегда

открытой и в мир Оде хлынули те, кому там совсем не место. Первыми их увидел

паромщик и узнал, так как он вечен и понимал откуда эта напасть. Мы бы справились, но

жертва, которую нам надо было принести должна быть равноценной, тем более судьи неба

засуетились со своим ультиматумом, как и проклятые, созданные нами. Боги Вашего мира, тоже подали голос, а нам очень не хочется стирать Вас, ибо без дна нет верха. Создавать

всё заново не имеет смысла, ибо мы потратили миллионы лет чтобы создать ум способный

оценивать что-то вокруг. Хоть что-то. Вот почему мы приговорили клан держащего ветер, с некоторыми оговорками, типа жизни с десяток бойцов, особо показавших свой талант в

творчестве пространства, так и пяток сотен с остального войска. До прихода Никто в Оде

карательные отряды уже чистили пригороды городов Гомов от скверны. Понятно? Тем

более исход битвы никому был не ясен и это играло нам во благо. Всё честно, кроме

созданных нами ваших богов, которые вдруг объявили, что они живые, и что сами по себе.

Пришлось немного отступить, приводя их в чувство через жертвенную кровь которою мы

стали лить ведрами и реками в тенях, затронув минимум вашу. Понятно?

- Нет, но интересно. Если вся эта фигня будет после смерти, я согласна умереть, и все-таки

у меня есть желание плюнуть тебе в морду, съесть ворона (птица вжалась и перья её

померкли, превратившись в жалкое зрелище рыжего цвета), выгулять ангелочка, а затем

отпустив его, сбить из рогатки, наслаждаясь тем, что я могу прихлопнуть камушком

небесную тварь как принято у нас их расписывать, а потом пойти домой и начать жить. - Я

посмеялась минуту - Кроме этого мне хочется пожалеть Никто или Гволина который мне

кажется жалким и никчемным, что иногда я готова его сожрать спалив на костре как

ведьму. Причина моё влечение к нему, и вторая, что я его знаю несколько часов и дней

таким каков он есть. Понятно объясняю? – Ну да, понятно! Я же пьяная и мысли мои

рождаются с такой скоростью что мне нужен компьютер чтобы выстраивать их по

ранжиру.

- Я помогу тебе зачитать ему приговор, который будет выглядеть примерно так, мол, Гволин Егор, будучи незаконно вырожденным в мире рождённых, присвоив себе право

скрываться и лицемерить, выдавая себя за почившего в небытии настоящего Гволина, заменив его по незнанию и не по воле себя и от себя, приговаривается к передаче его тела

взамен тела, усыпленного по недоразумению искусственными Богами Гволина. Тут в этот

78

момент вступает адвокат — и он указал пальцем на посаженного на цепь ангела, откуда

раздался голос: - «Ничуть не бывало господа вещатели. Кто Вам дал право быть

естественными? Мадам Полина, которая по сути присосалась без спроса и просто так, что

прошу заметить, карается забытьем в лоне Оде как никчемная прачка способная лизать

блевотину напившихся бойцов, и явившийся посланец земли, который настолько обнаглел, что фантазирует насчет приговора представителю клана, держащего ветер. О Боги!

Слышите ли вы этот бред»?

Я смеялась, понимая правду пленника и смеялся посланец земли, тыкая пальцами в

угол, где сидел под взглядом крылатого пёсика мой ангелок. В таком настроении мы

накрыли стол снова, и мне черный помогал активно, приготовив прямо из воды и воздуха

замечательный напиток, научив по ходу приготовления рецепту этой воды. Было весело, тем более ворон открыл снова приём на мой фуршет, фильтруя гостей.

Чёрный человек за бокалом воды рассказывал про всякие пустяки, упомянув

мимоходом что такие случаи как с Полиной, то есть со мной, увы и ах, бывают, и что в

моём мире их уже три за последние сезоны, и что я встречусь с такими людьми, которые

не «тямают» вообще куда и зачем попали. В этом всём было самое замечательное про эти

сезоны, которые в моей голове рождали бесконечность ни много ни мало. Он же

пересказывает мне фантастические рассказы и поэмы перевирая сказки, осевшие у меня в

голове за всю жизнь. Говорит, что Полина, то есть я, в этом ряду исключение и это

«исключение» проявляет интерес, не задавая лишних вопросов. Рассказал, что с теми, кто

якобы понимает и даже нюхом чует, решено использовать их в тёмную сделав из них

неких экстрасенсов посвятив в самый минимум. Вся эта болтовня конечно была

занимательной, но что дальше делать? Этот вопрос не так уж и занимал мой ум, как было

всё равно что она отныне другая, так как осознавать себя другой, значить идти против

логики. И действительно, если ты или вы другой, или другая, то зачем тебе констатировать

это если ты уже другой или другая? Откуда или от какой нормальности отталкиваться? Ну

хорошо, допустим ты другая, то это надо выставлять наружу? Ты же другая! И если ты это

выставляешь то, кому и главное, как кто-то оценит, что в тебе есть другое? Перед тобой

именно другие если смотреть что твоё «другое» стало давно твоей же нормальностью. Вот

такие мысли летали в голове. Ничего не попишешь, сумбур.

Давайте оценивать теперь жизнь. Простите, но если ты живёшь, то что тогда

оценивать в первую очередь? Разумность она и в Африке, как говорится, поэтому

закономерный вопрос в голове просится наружу, и Полина, то есть я, задала его.

Спрашиваю: - «Простите, не знаю Вашего имени отчества, я теперь до конца дней своих

связанна с Гволиным? Замуж что ли за него податься? Думаю, натура у него, как и

остальных мужиков не хуже и не лучше, и поэтому спрошу себя, мол, что бегать в

поисках? Так как там с жизнью, которая неожиданно стала житухой»? Получилось три

вопроса, и я была убеждена что про натуру прозвучало интересно и задорно, а в ответ

улыбка и темнота вместо лица. Судьба что ли вырисовывалась? Та самая, мысли про

которую меня догоняли иногда с той самой минуты как я начала себя помнить. Только

судьба эта так мило заглянула, бросив мне что негоже упоминать её, когда она всегда

рядом и улетучилась. Тоже мне гостья. Так что там насчет жизни? А теперь себя на моё

место поставьте. Описываю процесс. Припёрлись ко мне гости, сидят и выполняют хрен

знает какие телодвижения, как та мадам на диване уже час рассматривающая мой пульт от

телевизора, или вон тот мужичок в колпаке из цирка, который разлегся на полу и листает

одну и туже книгу с начала до конца. Взгляните ещё на старуху, имеющую отталкивающий

вид, которая без всякого стеснения поправляет свой чулок, подмигивая всем подряд. Мне

это надо? Время остановлено, но внутри то у меня оно есть. Я же не умерла, а тут живу, и

поэтому кто мой организм как внутренние часы жизни отменил? Ужас в том, что я старею

на секунды и часы при неизменном состоянии времени в реальности. Я даже понимаю

процесс изгнания этого ада, а именно просто начать жить. Без них жить. Со знанием, но

79

без них. Все и эти со временем испарятся до встречи после того как меня положат туда где

люди решат. Навечно!

- Ну слава Богу вы догадались и додумались - услышала я голос от подошедшего старичка

одетого так, как будто его только что вытащили из дипломатического приёма, и, если бы

не его щетина, выдающего в нем алкаша первостепенного с соответствующим запахом, можно было принять его за архиерея в момент торжества. Только он оказывается мысли

слушает мои. А как же про некие интимные вещи, которые я, описывая в себе имела в

виду образы в голове? Вы думаете мне стало стыдно? Держи карман шире. - Уж Вы

Полина душенька потерпите матушка, и почаще выгоняйте гостей в угоду своему

здоровью и молодости, а ещё лучше я Вам метёлку преподнесу на блюде, чтобы всякий

раз вы, входя в квартиру заметали тут пыль перехода и тогда никто не проникнет сюда, отбирая время. Нам то что старикам? Дайте секундочку пососать вашу кровушку и жизнь

и всё. Больше ничего не надо. Ворон то к Вам зачем приставлен? Нас беспризорных и

неприкаянных гонять как сидоровых коз, и я ума не приложу зачем вы нам позволяете с

вами устраивать посиделки? Мы не найдём с кем еще побалакать? Так что вы уж матушка

гоните нас окаянных восвояси. Вот этой метёлкой и гоните, и ворона накажите - и подает

мне эта невозможная рожа старика метёлку и цепь, доставая её из кармана и разматывая

по ходу действия, куда как магнитом прилетает моя птичка, уменьшаясь в размере по ходу

полёта. Затем одевается в ошейник, который довольно красив с бусинками и мелким

блестящими вкраплениями - Алмазы и жемчуга и не какие-то там, а взятые с лучших

мастерских Оде — шамкает мне старик, изменяя голос с твёрдого и молодецкого на

старческий непонятный и больной. Постепенно он стареет, и выпучивая глаза

растворяется в пустоте, а я сажусь удобно в кресло провожая взглядом как мои гости

уходят и видя, как мой ворон также сидит на цепи недалеко от ангелочка, получившего

свободу от странной собаки, думаю, что скоро у меня будет зверинец, сидящий на цепях, и

в подтверждение моих слов мне об ногу трется тот самый пёс, издавая мурлыканье. Я, как

будто ничего не случилось, достаю из шкафа блюдце, лью туда кефир, ставлю её перед

мордой пса, даю ему имя Бестолочь или сокращенно Бес, и иду ложиться спать.

Наутро я иду в институт, понимая, что толку от его как от учебного заведения ноль

целых с нулями десятых. Доказывать это открытие мне долго не надо, и я беру первого

попавшегося знакомого и прошу мне помочь вспомнить философа Беркли, тем более ещё

совсем недавно мы сдавали философию мудрому профессору, умудрившегося проспать

почти весь экзамен. В ответ слышу вопрос, мол, кто это, и иду дальше, понимая, что

данный товарищ, как и я, сдав экзамен ни хрена «не петрит» по предмету и вопрос

риторический с какого перепуга профессура получает деньги за бесполезный труд, меня не

колышет. Мне то надо учиться или время проводить? Но надо. Что там с первой лекцией?

Простите и пардон - семинар, где докладчик Гволин и тема его Андреа там какой-то дель

да еще и Сарто. Жил такой художник язви его «в качель», так что картинки и талант мы

посмотрели, а мне искать ту самую, через которую Никто проник сюда вместо того чтобы

кормить червей «там» имея шанс сюда… тьфу ты блин, запуталась, что не мудрено после

того информационного бреда что было выдано мне намедни. Согласитесь, что понять про

поиски картины которую мне надо найти естественно, а не специально, любой

здравомыслящий человек сойдет за ум или с ума оценивая сие. Я и не оцениваю, естественно так естественно. И тем не менее Гволин чесал занятно и речь у него была

поставлена что надо и было это ясно с первого дня занятий, да и очкарик стал совсем

другим, прибарахлившись и уже во всю ходили слухи что он стал каким-то там

советником какой-то там финансовой фирмы и даже корпорации, что не застало себя

ждать. Его же снова приняли в институт, как и меня. На Гволина, (о чудо, о, женщины, имя

которых коварство и известно это всем) стали обращать внимание и я в том числе, правда

я по иной причине. Мне уже не интересна его судьба тут, зато интересна жизнь там, и этот

фильм я обязательно досмотрю, так как сам Никто мне пообещал сегодня шепнув сию

новость на ухо. Это прикосновение ко мне вызвало резонанс в умах коллег по учебе и я, 80

обладая талантом ныне что-то кумекать в других мыслях и чувствах, отчетливо это

увидела. Мало того я даже рассмотрела их так называемые кармы, пошедшие в разнос от

сумбура привычного мира. Короче я Бог. Не верите? А вы попробуйте как я.

Началось все с утра. Проснулась, потянулась, собралась, накормила своих

пленников (о чудо они стали есть, а моя собака слизала остатки яичницы), которые сами

сходили с цепи и сами туда садились зачем-то, рассказав мне попутно сказку, что им надо

отлучаться домой посмотреть за детками и я видела этот дом. Мысленно видела конечно.

Между прочим, их отлучение на вечность (их слова) происходило одинаково. Они

исчезали и тут же появлялись всякий раз с цветами в количестве двух штук, похожими на

фиалки (четное число меня не пугало, и не надо наводить тень на плетень), которые

издавали такой аромат что дом преображался всеми нужными мне цветами. Между

прочим, я выкинула утром телевизор на хрен вместе с компьютером, уж больно они тут

были лишними. Извините, андроид нет, уж больно он мне был нужен по работе, когда

вечером вчера позвонил мне какой-то хрен и предложил издавать собственный (сначала

поняла, как сочувственный) журнал. Нормальные изменения? Случайность скажите Вы?

Вы вот далее послушайте. Итак, иду я в институт так сказать, решая прогуляться на метро, что делаю регулярно. Спускаюсь по эскалатору, а впереди стоящая девушка, поворачиваясь ко мне, вдруг неожиданно целует мой новый кулончик, который я, как и

всякая порядочная девушка вешаю на шею ещё вчера, получив его от гостя и в который

стала уходить моя собака Бес, и я осматриваюсь вокруг желая узнать какой это произведет

резонанс на окружающих. Никакой, и только юноша, пропалывающий мимо на встречных

лестницах, кланяется мне, прикладывая палец к губам. Простите меня, но это чертовщина.

А девушка, вдруг целует мне руку и произносит, мол, я к Вашим услугам, дает мне

телефон и говорит, что лучше, чем она мне секретарши не найти. Она начинает загибать

пальцы: - «, Во-первых, я беспринципная, во-вторых, я красивая и неотразимая а надо если

стану мегерой, в третьих я верная...», - далее я узнаю что она умеет печатать на

компьютере и довольно хорошо понимает в этих штукенциях придуманных на радость

половым извращенцам, что легко убедиться сделав попытку пообщаться в видеочате на

случайный выбор. Далее она, мол, верная, не чешет языком, сексуальная, легко знакомится

и легко ненавидит. Короче весь набор сучки или стервы, но ни как ни человека. Девочка

красивая, я готова ей дать свой телефон (какая секретарша и где, меня мало заботит), но та

трещит мне что его знает и низко откланивается, пересаживаясь внизу пути на эскалатор, идущий вверх. Видели бы вы её рожицу с ее улыбкой-мегера мегерой, но красивая. После

покатушек на подземной электричке, я выходя по переходу на улицу, натыкаюсь на бомжа, рядом с которым коробка для мелочи. Он читает стихи на свой выбор как выступление с

целью получить гонорар на бутылку и жратву (не путать с едой, а я уже понимаю почему

он так питается, ибо наследие оттуда не вытравить как ни крути), нагло предлагает мне

дать ему в аренду моего пёсика для неких дел, которые ему надо выполнить в ближайшие

сто лет «там», а по нашим мерками секунду тут и предлагает мне за это довольно милого

молодого человека в качестве бессменного водителя. Он притягивает за шею совсем

отвратного типа из ряда попрошаек, утверждая по ходу действия что тот водит как Бог и

не только машину, но и любое железное ведро, что готов тут же продемонстрировать после

покупки сего на ближайшей барахолке. Это бесит, ибо вопрос моего личного автомобиля

обсуждается как свершившийся факт. Я ему даю. Сначала пендаля, потом мелочь в

коробку, уж больно отлично читал Маяковского, и обещаю подумать. Удаляюсь, слыша в

ответ, что, если я не хочу собачонку предоставить так крылатого Серафима будьте

любезны, тем более договоренность по этому поводу у него имеется. В таком отличном

настроении я и появилась в институте с мыслью выяснить что происходит.

Что происходит мне рассказал Никто-Гволин, когда мы расположились в кафе где

мы и подружились, а точнее я с ним. С тех пор так и повелось, что у меня есть друг, который ни сном, ни духом про меня как про друга. Удобная со всех сторон дружба. Всё

банально как мир. Я девушка слабая, романтичная и падка ко всаднику на белой кобыле, а, 81

чтобы подтвердить, что мой избранник способен на белую и иную кобылу, желательно

пегую, нужны хулиганы и они появились. Но всё по порядку. Гволин позвал меня

покушать шоколад и мне на ум пришло старинное «откушать чаю» с добавлением буквы

«с» в конце. В последнее время мне понравилось так думать, когда буква «с» в конце. Что-

то есть в том слове где звучит это буква, лишь бы только не сударь что она по сути

означала. Все что угодно, но только не сударь.

Вот мы и приземлились в кафе ища этого уюта, который как обычно субъективен и

конфликтен, и тут Борис. Тот самый водитель из той самой редакции, но только пьяный с

некими тремя личностями, которым приспичило отдохнуть со мной и моими подругами, которых я должна позвать. Мне подумалось, что с точки зрения этих подонков мир

выглядит следующим образом. Мы девочки понимаем, что нас хлебом не корми дай

пожрать шашлык или курочку гриль с юношами от мира перегара где-то в сауне или на

природе, тем более, когда избранник сосет виски, или дует дорогую сигарету. А еще мы

падки на автомобили, роскошную «чавкалку» в ресторане и конечно же романтические

прогулки под луной на мостах любви и иных местах, после которого нам в уши будут

вливать лапшу, а мы тащиться от того что нашу душу наконец-то понял мужчина. И это

надо сейчас. Тут же, и не отходя от кассы. Я бы может тоже охренела от алкоголя, если бы

рядом со мной сидел такой рыцарь как Гволин вид которого ну никак не располагал к

рыцарству, а вот к философским беседам запросто, только мир вокруг был трезвым. В

результате всего, когда эти четверо удалились в место будущего боя, а я думала о них в

рамках рассуждения, мол, неужели трудно купить себе джинсы, у которых бы не отвисала

задняя часть, ибо передо мной маячили спущенные штаны будущих бойцов, где Гволин

был обречен, если оценивать расклад сил, я и вспомнила первый раз. Ничего особенного.

Вот Вам картина «приплыли», автором которой явилась память. Я глубокая старуха, и мне почему-то 35 лет. «Отмучилась голубушка» - слышу я голос мужика с бородой и

вижу какого-то замусоленного попа с крестом на пузе - «отошла матушка, царствие тебе

небесное» - продолжает мужик причитать наигранно и фальшиво. А куда я отошла? Я еще

«кукарекаю» и только слово молвить не могу, да еще запах кадила от горячей свечки мне в

нос, и я чихаю, а эти придурки (что-то не вижу тоски и горя) продолжают выть и ныть как

заведенные. А кто я, и где я, не мыслю. Мне очень хочется узнать кто я, и когда видение

ушло я понимаю, что разницы кто я и где я, нет никакой, и не потому что я «не там», и уже

давно «не там», а потому что мне предстоит увидеть еще три смерти плюсом к этой, а это

простите то ещё кино. Вот почему я тут же следом вижу, как я бегу по какой-то дороге, распахивая руки к небу и вся счастливая и глубоко радостная. Мне лет 20 от силы. Я

скидываю рубашку с себя, слыша, как сзади хохочут мои подруги, перекликаясь о каком-то

там кино, которое после танцев покажут в клубе, и прыгаю навстречу смерти в речку с

небольшого обрыва. Это было наше любимое место для купания, и поэтому, когда меня

тащат наружу, уже мёртвую, через вой подруг слышу про какой-то утопленник или бревно, занесенное сюда утренним порывом ветра, и всё это вперемешку с известным, мол, надо

же, или «случайность» с судьбой на пару и «жить бы да жить». А я и живу, но почему не в

Оде, так как я отчетливо вижу, как вечный проводник уводит меня прочь от города.

Гволин возвращается, а я не подаю вида что видела и не проявляю любопытство

про то что произошло. Если пришел, значит всё в порядке, конфликт исчерпан. Он садится

спокойно, заказывает мороженного себе и мне, хотя я не люблю его. Мне хочется именно

пломбир, и это желание даже пугает мой организм, который целую лекцию читает о смене

предпочтений. Несут именно его, тот самый пломбир, я же выпадаю из темы, с трудом

усваивая всё что говорит Гволин. Оказывается, всё это время он мне говорит и даже

объясняет кто эти мои встречные знакомые, от которых моя жизнь наполняется смыслом.

В общем сложность я не улавливаю, и подхожу со всей бабской серьёзностью. Всё еще

проще чем я думала, не потому что я знала про эту фигню листая те же жёлтые газеты, а

потому что это действительно банально и просто. Не буду вас отвлекать, скажу только то, что каждый из нас может «прочухать» в каком мире мы живём, и что мы в мире одни без

82

всякой бесконечности в пространстве, и всякой морали в исторической перспективе. Всё

вокруг наше, и поэтому кто хоть немножко отходит от признанных норм начинает

понимать нечто истинное, и чем больше отходите, тем вы больше видите. Мы эти нормы

дали сами себе, потому они сковывают нас так как мы не можем откинуть лично наше

изобретение без всякого осмысления, а на фига мы это именно изобрели и приняли.

Поэтому я пою внутри своей головы про нормы этой морали и даже нравственности, которые изобретать не стоит и выставлять на словах тем более. Они просто есть и странно

что это «есть» мало кто понимает, отталкиваясь от «есть» в «я так вижу и хочу». Моя

философия тут пугает и кошмарит мою голову, но, я терплю, ибо ради этого стерпеть

стоит. Эти между прочим, легко распознаются, ибо беспочвенные и никчемные для мира

люди, а вот те, кто живет тут, понимая смысл строения и подачи мысли, это иное. Тут где

господин и куда надо бежать они чуют сразу. Это их мир и будет их после смерти, где

бабушка надвое сказала кто куда. Короче дело к ночи, всякой паре по паре в наличии, вот

только мне почёт и уважение не объяснить.

После учебы, по моей просьбе, Гволин должен сопроводить меня к тому самому

человеку, который вежливо мне предложил журнальчик с моей концепцией. За что такие

преференции было не ясно, и охранник мне бы не помешал, хотя изнасилование или

похищение меня не испугали, ибо жизнь была в ином цвете. В голову лезло всякое с

расписанием картинки штрихами и подробностями, натура блин туды её в качель, и прах

её возьми. Вот только я уже другая и с мыслями справляться умела к своему

неудовольствию, ибо прогонять мысли не было особенного желания по простой причине-

мысли сие мои.

На лекции я увидела третий раз, когда, будучи старухой 82 лет, я почила в

городской квартире, пролежав под покрывалом в комнате на кровати с железными шарами

по краям четверо суток, пока дверь была не взломана участковым. Учительница, директор

школы, ни детей, ни мужа. Как я жила не понимаю, но прожила 82 года. Такая вот дикая

смерть бессмысленной старухи, которой даже благодарные ученики не поставили

памятник, и я даже представляла где эта могила сейчас. Я потом там была. Специально

съездила, и убедилась, как никчемна порой жизнь. Покосившийся крест, на котором кое

как можно прочитать «Клавд» и фамилию заканчивающуюся на «ко», отсутствие памяти

местного жителя кто тут полеживает, провалившаяся могилка, вот и всё, что осталось от

некогда умной учительницы всю свою жизнь отдавшей образованию. Сначала стало

грустно что знания моя бывшая оболочка давала и некоторые их даже получали было бы

желание. Потом стало грустно (я это помню), оттого что не каждому в этом мире, говоря

откровенно, удается побывать на собственной могиле, тем более следующей у меня

вообще не было. Я переводчица в какой-то стране, а затем наш самолет, везущий меня в

отпуск к мужу, рухнул где-то в океане, и финита ля комедия. В общем каждая моя кончина

обыкновенная история обыкновенного человека. Ничего героического и ничего

хлопотного, а поди ка ты-я сейчас в качестве того, кого надо. А к слову в качестве кого?

Никто не удивлен, как будто это нормально, я тоже стараюсь делать вид перед

сидящим передо мной человеком в ужасной бабочке на шее и отлично скроенном

костюмчике с ужасно некрасивыми штанами по покрою и торчащими белыми носками из

лакированных туфель. По бокам его стоят два типа похожие на мальчиков забиявчиков, и я

сидящая напротив него и слушающая довольно милый голос уверенного в себе человека.

- Так вот милочка (далась им эта «милочка» будь она проклята) я Вас ничем не

ограничиваю и развивая Ваш талант я хочу, чтобы у нас на рынке наконец появился бы

достойный журнальчик, которым бы руководила достойная мадам, тем более ваши

рекомендации прекрасны.

- Рекомендации? - Спрашиваю я, наблюдая как кольцо из табачного дыма медленно

поднимается к потолку, разглядывая начальника пред собой. Обыкновенный вылепленный

тип, как и положено из журнальчика же.

83

- А что вы так удивляетесь? Известная вам собачка, (дальше шёпотом с подмигиванием) мы же знаем кто это, не правда ли? И известная нам птичка (дальше заговорщически, подмигивая) очень лестно о Вас отзывались, объясняя нам разумным и богатым что вам

просто необходимо раскрыть талант. (Кажется это уже говорил не он или мне показалось?)

- Они ошибаются и деньги я от Вас брать не буду. Не потому что не хочу, не имею право

зависеть от кого бы то ни было. – Тут я не лукавлю и выдаю от всей силы как говорится.

- Опа! - он даже привстал, затягиваясь сигарой глубоко - посмотрите на неё - Он тыкает в

меня пальцем и смеётся. - Впрочем уважаю, только боюсь вы не понимаете где

находитесь. Я в прошлой жизни сын одного очень уважаемого террориста в Латинской

Америке, который по собственному почину пульнул ракетку с переносного устройства в

воздух, и та, набрав приличную скорость врезалась в известный вам самолет, который вы

совсем недавно вспоминали, и не спрашивайте меня зачем мне дано было увидеть ваши

мысли. Не знаю. Я Вам звонил до этого вашего прозрения, как вы помните, но это не

отнимает важность и «случайность» нашей встречи. (Слово «случайность он сам взял в

кавычки типа сарказм, и я уловила интонацию) Тем более мы земные твари довольно

впечатлительные существа и падкие на будущие возможности, ибо уверен, что ваша

деятельность в журнальчике позволит нам влиять на публику высшего порядка, тем паче

эта публика, как показывает последние лет пятнадцать, деградирует капитально и падкая

на такие вещицы, которые для племени дикарей из джунглей не ценность, увы. Мы Ваш

журнал сделаем популярным и будьте покойны, никто Вам ничего не укажет и не

подскажет и это наша последняя встреча.

- Интересно! Я сама умею делать популярным. А как вы узнали про сына и отца?

- Банально сударыня. Банально. Я знаю одного из тех, кто попал по Вашему направлению

сюда ещё до вас и занесло его ко мне случайно. Это моя жена, которая мучается, понимая

какие возможности ей были даны. Как и с Вами никто не знает, что с ней делать, ожидая, когда она отбросит ноги. Между прочим, с ней Вас хотели познакомить, и тем паче

является загадкой от чего отталкивается наша судьба если двоих из всей публики, занесло

в одно и тоже место, то откуда и главное зачем? Впрочем, загадку решили случайно вот и

верь после этого случайностям. Я после некоторых событий верю, хотя то что случайность

не познанная закономерность имеется на запас как умная мыслишка. Но эмоции

эмоциями, а моя супруга давно уже в коме, и еще вчера мне явился во сне её дедушка, напомнив о дате её смерти. Умрёт она послезавтра, но это мелочи, и я буду очень горевать

и горевать искренне, тут уж будьте покойны и не сомневаться. А от того, что ко мне

припёрлись тогда в гости некие парнишки, знать не обязательно. Между прочим, я их не

видел с тех пор и откровенным меня с Вами заставляет быть тот факт, что про вас я знал от

некого Гволина, который стоит рядом с Вами и не подает вида, ибо знание он мне дал

опять же в моём сне. Вы что-то понимаете?

- Нет, а Вы? – Я действительно пыталась вникнуть в смысл сказанного и не могла.

- Я тем более, но такова селя ви. Я тут! Гволин там, стоит за Вами. Тут Ваш офис, который

я напичкал всякой ерундой и легализовал Ваш капитал. Представляете, что на свете

делается? А сейчас я уйду, и вы навсегда забудете про меня, и всякий раз, когда у Вас

попросят услугу по информации человек, которого вы всегда будет узнавать, вы не

думайте, что он от меня. Не надо! Не надо так думать, прошу Вас. И тем не менее ваша

деятельность будет благом стране, которая ныне представляет из себя полную чашу

глупостей, включая всех и вся. Так каков Ваш ответ? – На этот раз он выпустил изо рта

особенно красивый круг из табачного дыма.

- Да конечно согласна я, и тем не менее, еще неделю назад я бы вас послала куда

подальше, увы я другая, а он - и я указываю на Гволина — никто и звать его никак. Он мой

друг, охранник и снова друг, и поэтому ваша связь с ним меня даже не удивляет, ибо, он

перец, ибо, может только по снам как посуху ходить. А вот договор мы с вами заключим, если не возражаете.

84

- А Вы растёте. Где-то я слышал, что так продают душу, и я соглашусь, и не потому что

души у меня нет, а потому что она у меня как раз появилась, но это шутка, как вы

понимаете. Про договор меня предупредили. - Гволин достал пергамент, чернила и перо.

Этот пергамент мы выбирали вместе у меня дома, куда вернулись после ВУЗа, предоставив быть советчиками моих зверушек, которые нас веселили, вступив в

«цивилизованную полемику», как выразился сидящий на цепи ангелок по имени Серафим.

Я предъявила ему это имя, которое было названо, вызвав у него минуту ярости, в ходе

которой от отрицал такое название, говоря, что его мать бы прокляла за такое имя, чем

меня обрадовал. Злился от радостно и занятно и поэтому, всякий раз произнеся

«Серафим» я вызывала бурю в стакане, когда мне надо было развеяться. Пергамент мне

понравился и плотностью, и цветом. Именно я писала пером на нем макая его чернило и

мне это доставляло огромное удовольствие. Я написала всё что в голову придёт, например, такую фразу: - «Податель сего договора обязан хранить тайну по всем моментам его

составления под угрозой срыва его головы во время стояния на солнце в пляжный сезон», или такую: - «Все средства, включая денежные и умственные в наличии мечты, и

романтики от всех представительств и представителей, знающих момент заключения

договора, переходят в собственность неизвестного мне состояния после смерти и являются

товаром со всеми исходящими последствиями». Так что вы можете сами оценить сей

договор и пергамент, имеющий функцию отторжения слов и фраз, ибо мой собеседник не

отверг ни одной моей буквы. Так что покуражилась я на славу, включая и моего оппонента

придумав помимо прочего, следующую фразу и формулировку: - «Стороны не имеют

претензии к другу-другу касающиеся их личных отношений со всеми выходящими

последствиями для окружающих предметов и возможностями влияния на них». В итоге я

имею журнал, имею его название и регистрацию его как СМИ, но не имею персонал.

Выходим из офиса, у всех прекрасное настроение. Что дальше делать с этим

офисом сам Бог или сатана знает, и я закрываю его тупо на ключ, который кладу в карман

и кажется мне, что все это сон. Мой спонсор уезжает на красивой машине, Гволин

ссылается на дела и исчезает в толпе, спешащей к метро, а я вижу перед собой ту самую

девушку из метро, которая хочет у меня работать. Я ей отдаю ключ, записываю мой номер

телефона, без всяких вопросов как она тут оказалась, и вспоминая про её слова о

компьютерах прошу всё наладить в офисе в течение месяца. Денег не даю, она не просит, и приезжая домой вижу на лавочке возле подъезда редактора газеты, которого зову

Марком. Он вместе с Борисом, который перепуган, но всё еще под градусом. Такой вот

насыщенный день. Мы поднимаемся ко мне, и я вижу на кухонном столе от гарнитура три

застывшие фигуры, которыми восхищается Борис, замечая, что эти маленькие

скульптурки очень украсили мой дом. Так и сказал, мол, что дом, а не квартиру и мне это

понравилось. Я девушка и все-равно мне уже плохо от того, что у меня дома два мужика

приехавшие жаловаться на свою судьбинушку, и вспоминая лекцию старичка, который

восхищенно рассказывал мне про человека и людей обладающего и обладающих волей и

которая была у каждого как у сознательного существа, я успокаиваюсь и пытаюсь понять

их внутренний мир и содержание и у меня это плохо выходит.

- Это твой защитник? - Задает глупый вопрос Борис, стесняясь своего запаха изо рта что

есть признак начавшего отрезвления сознания.

- Ты мне пожалуйся ещё – обрываю я его голос- И хватит поганить мой дом перегарными

мыслями от спиртного и прошу покинуть его под моим ненавистным взглядом в спину, который ты обязательно должен почувствовать - я смеюсь. Действительно я играю, и игра

это абсурдна в своей логике. Принимаю дома зачем-то двух совершенно безразличных мне

мужиков и не пытаясь понять, что они хотят, слушаю их бредни.

- Послушай Полина - это голос редактора - я хотел тебе предложить должность в моем

журнале (ого уже журнал, а не газета или газетёнка), но после того что устраивает твой

защитник, ты понимаешь, что это невозможно.

- Понимаю. Вы друзья?

85

- Почему друзья? – Понимает мой сарказм мужчина по интонации произнесенного

«друзья».

- Водитель Борис тебе дорог как кто? Между прочим, этот твой корешок по соревнованию

кто кого больше нагнёт на деньги, первым как помнится мне, предложил заняться мной во

всех дружественных позах, желая видеть подружек с целью почавкать под их похотливыми

взглядами и шуточками. Вы ребята перепутали, и я не шлюха и не надо меня путать с

пустышками готовых поехать за благом ради блюда в ресторане, считая это романтикой и

вниманием к себе. Это раз. Два, а прости дорогой мой человек, а на хрен ты мне нужен и

третье, а ты вообще-то зачем ко мне прибыл вместе с Борисом, ума не приложу.

Жаловаться? Так я вам не мамочка. Так что бегом из квартиры и не дай Бог тебе еще

позвонить мне.

- Да я-то что? - слышу голос Бориса уже у входной двери, а вот мой брат из ФСБ (опа, у

него оказывается родня в ФСБ) заинтересовался твоим расследованием исчезновения тела, которое найдено. Так что жди.

- Очень мило что ты мне стуканул своего братика - кричу ему я вслед, понимая, что

задуманный им эффектный уход из квартиры с последним словом превращается из

задуманного им триумфа в его позор. Я же начинаю буравить взглядом Марка.

- Прощай - это редактор, и тебе прощай, думаю я, и закрываю за всеми дверь. Мои

фигурки оживают и смеются, обсуждая встречу бессмысленную и логически абсурдную, а

я все-таки злюсь, и ложась спать, готова смотреть что и как там Никто, так и не уловив

смысл прихода ко мне этих странных субъектов.

Глава семнадцатая: Начало войны

Размышляя о своём приобретенном доме и отдыхе после трудных приключений по

дороге в Оде, Никто шел по мостовым города, направляясь к знакомому торговцу, с

которым его связывали долгие годы сотрудничества. Имея мысли об оседлости и впервые

спросив себя про «что там дальше», показывая рукой вверх, он рассматривал изменения в

городе, которые были мало заметны и сильно навязчивы. Он отверг навязчивость

перевозчиков, решив прогуляться пешком, раскланиваясь по дороге накрашенным

павлинам, считающих себя законодателями моды или элитой. Тут важно название по

вашему усмотрению, и если угодно Богине везения Вы можете вписаться в их долгие

рассуждения о красоте, и не дай Бог Вам в них признать законодателей мод или элиту, тогда минимум нужно будет исполнить ритуал, типа приёма в их честь. То ещё занятие с

гостями и капризами. Но, уж больно красив квартал торговых рядов своим нарядом и

людьми с посетителями. Кого тут только не встретишь, и шугая мальчишек и девчонок, путающихся под ногами со своим товаром, Никто наслаждался Оде. Ему нравился этот

город, несмотря на то, что их клан презирал город через это нравился. Правда вечная его

мысль, что ему тут рано или поздно придётся осесть или забыть сюда дорогу навсегда

отдав время в пространстве помимо Оде, делало существование тут противным. Выбор

был ещё тот, только вот дом, в который Никто вкладывался долгое время стоил дорого тут

и не стоил ни черта там, если ты решал стать свободным. Или Оде съест тебя сделав его

частью, или он превратится в твое вечное воспоминание. Третьего не дано, или Никто его

не знал, что думалось ему как некий шанс знать что-то ещё помимо двух путей для

выбора. Ясно одно – вокруг его не было Гомов. Правда раздражали изгои, и появившиеся

пахнущие люди, которым видимо разрешили вход в Оде (загадкой был их проход через

линию), а вот товаров и атрибутики их мира сколько угодно, включая порошок-

возбудитель, которым Гомы с недавних пор славились. Всё было ясно, и ясна цена

вопроса, тем более перед глазами был зазывала Долбик, как его назвал Никто, или Стёпа

как он себя называл, и потому, значит он пришёл к месту. Долбик дурачился, кривляясь как

Стёпа на сцене, выделывая выкрутасы затаскивая прохожих в лавку. Осталось только

пересечь черту лавки, которую Долбик охранял. Зачем его товарищ и работодатель

86

скрывал свою лавку было понятно. Не ясно было только зачем так примитивно, но это их

личное в конце концов дело. У каждого свои тараканы в голове и уважать их требуется.

Торговец Ким сидел на ложе в окружении нимф, снующих с едой к его столу.

Пожрать он любил. Попить тоже, тем паче его напитки славились довольно хорошо, и он, стараясь не ронять мифологию, не торговал ими, а только давал попробовать, продолжая

желание говорить по теме, развивая сплетню про талант. Оде умел был благодарным.

- Кого я вижу - и Ким встал с ложа что не позволял делать с другими. Обычно он сидел, не

смотря даже на визиты представителей из совета которые дорожили тем, что Ким держал

проход в мир ночи. Эта привилегия не так уж была и важна только иногда и ночь была

полезной для раздумий. Клану ветра были такие переходы не ясны по причине

существования ночи как данности, а потому для них Ким был всего-то пешкой в торговых

рядах города не более того. Только Совет требовалось уважать. Его и уважали. Да так

сильно что порой хотелось бежать от его правления куда глаза глядят.

Никто был особенный гость, так, как только через него Ким держал связь с кланом

поставляя ему некие интересные штучки полезные в бою. Например, шарики, наполненные дымом туманного крокодила с туманного же болота, которые при разрыве

смазывали действительность и делали фигуры людей искаженными. Отличная штука, ибо

только Киму поставляли сушенных крокодилов из проклятых мест, не ясно кто и не ясно

как. Никто был на этих болотах и не увидел ни жильцов этих краёв, ни иной живности, как

не встретил там ни одного крокодила. Короче загадка. Так что поздоровались, как и

положено приятелям, и Никто выложил два черепа перед Кимом. Начался цирк торговли

или представление возможностей. Первым делом надо сделать так, что товар, предложенный тебе, был бы безразличен и не вызывал бурю эмоций и восторгов. Всё как

обычно. У Кима не дрогнул глаз, не поднялась бровь и весь вид его говорил, что этот товар

для него ничего ценного не представляет. Смотрел он на черепа довольно долго, и даже

постукал пальцем по поверхности лба одного из них, приложил его зачем-то к уху, и даже

понюхал, при этом всём причмокивая языком и издавая звуки из горла показывающие

некую неудовлетворенность. «Два золотых оде за каждый» - Произнёс он и это был удар.

Никогда Ким не борзел и всегда предлагал Никто сносную цену, и даже за шкуру белого

птенца он давал три золотых не смотря на то, что на рынках этот товар уходил мене чем за

два. Все дело в поставках в совет, куда уходила шкура именно от Никто которую он

доставал не снизу горы смеха а сверху, где проживали довольно воинственные горцы. Это

уже пять золотых. Эта шкура и ещё с десяток товаров, которые ценили именно за золото в

городе были на перечёт. Единственной верхней денежной единицей Оде, золотой, имелся в

наличии как расчёт за дефицит, остальное «барахло» уходило за бумажки выпускаемой

лавочкой Лысого, имеющего договор со всей вертикалью власти. Кроме этого, золотые оде

давали возможность покупать проходы в тени с воплощением и заказанной судьбой, цена

которых равнялась минимум ста золотым. Это был шанс и шанс для каждого, и поэтому

многие деятели долгое время копили эти суммы чтобы испытать новую судьбу помимо

предсказанной. Были чудики, которые останавливали срок течения времени для этой цели, и их застывшие фигуры выносили в пригороды расставляя вдоль дорог и проезжающие

мимо понимали, что сие почти навечно. И тем не менее желающие выйти в мир другого

находились всегда. На памяти Никто он только пять раз видел тех, кто возвращался из

другого предоставляя великолепные возможности приобретённые там. Только это были

уже не те, кто ушёл, имея отдаленные признаки тех, кто отбыл.

Черепа скользких, минимум уходили не меньше чем за десятку, и названная сумма

для Никто была понятна, так как война с Гомами по всей видимости было решенным

делом, тем более за десять минут до этого, Никто узнал что Совет Оде ведет переговоры с

линией о проходе армии через ее просторы. Только «десятка» была ценой за череп, если он

был покрыт тлением. Такая предложенная «выгода» была игнорированием не просто

Никто, а целого клана и воин понял причину помимо будущей войны. По сути ему

показывали, что судьба потешалась над воинами выбрав их в каратели и темна мелодия

87

будущего гимна по теме будет или нет сам клан. Ким сделал вызов не по чину. Он хоть и

верхушка, а из племени презренного рода, поэтому Никто молча сложил черепа в свой

мешок и вышел из лавки. Пока он шёл, за ним весь квартал семенил Ким прося прощение

и предлагая по двадцать золотых за товар. Никто не отвечал и даже демонстративно зашёл

в женскую лавку, где совершенно обалдели от такой чести, что купили у него черепа за

сорок за штуку, включая третий череп и зубы. Ким чуть не рыдал, когда видел, как

появился стол с договорщиком и Никто, вычеркнув Кима из договора без компенсаций, что было тут же закреплено мантией, заключил такой-же договор с женской лавкой. Это

был удар под самый низ. Только сейчас Ким понял, что он натворил, но было поздно, ибо к

нему уже спешил один из поставщик-перевозчиков с требованием разрыва отношений.

Никто же, удовлетворенный местью, зная, что черепа на улицах Совета уходят не меньше

чем за триста, присаживался в кабину носильщика, присланного ему Советом клана для

участия в переговорах с линией.

Переговоры были обычной процедурой перед войной и походили на обыкновенные

посиделки, когда воины монахи делились впечатлениями от своей жизни впитывая

сплетни Оде. Всё это время поглощения жратвы, обмена подарками и мыслями, шел

процесс подписания прокола, который был неизменным всегда и во всём, но не влиял на

жизнь линии по принципу перехода в Оде. Жертва платилась в любом случае. На этот раз

каждый последний из двух тысяч, приносился в жертву не зависимо от ранга и должности.

Были назначены палачи с одной стороны - монахов смерти и названо место перехода. На

подготовку было дано три дня, и монахи, объявляя перемирие запрещая посещение Оде, получили шанс посетить кварталы города в ограниченном количестве с табу на нападение.

Этот процесс носил обоюдно выгодный характер так как товар, предлагаемый монахами, был специфическим, как выделанная кожа преступников с дальних миров, или мелки

мыслей писак однодневок, которые особенно ценились на нижних этажах Оде. Тут же

были определенны послы для объявления войны Гомам, куда вошли представители

карательных отрядов отщепенцев, для более сильного унижения племени Гомов, потерявших уже три города и пытающиеся отбить их назад. Боевой флот синих входил в

порт Оде заключив договор ненападения с вечной водой, загружаясь оружием и десантом

из числа наемников Оде желающих искупить и пропасть, и ждущих войну как манну

небесную. Тут был шанс из нижних этажей и поэтому город всегда с удовольствием

наблюдал за многими персонажами, получивших право выйти на поверхность для

пополнения армии. Кварталы близкие к вечной воде заполнили художники и поэты, черпающие вдохновение от вида экзотически проклятых персонажей нижнего города, тут

же слагающие романы, идущие на ура среди особенно пододвинутой публики падкой до

такой вот культуры. Жизнь города ещё более закипела иными красками. Среди публики

сновали оговорщики, лишенные собственных контор, но имеющих право на договора, и

тут-же заключались эти договора на создание погостов героям будущей войны где за

умеренную плату набрасывались эскизы памятников.

Никто решил провести оставшееся время до похода дома. Вокруг людей стали

суетиться предсказатели и маги всех мастей, активировались сумасшедшие имеющие связь

с сущностными умами и утверждающие, что слышат некие голоса из мира живых включая

миры отражения живых, так что любой выход из дома был приятным и насыщенным.

Особенно радовали колдуны, призывающие из миров живых, тени владельцев, и те, получившие такие шансы, веселили своими причудливыми узорами судеб. Зрителей было

хоть отбавляй, и если бы не контроль Совета, то быть бы давке как минимум.

Ким присылал троих посыльных с дарами, включая дом с переходом, который

Никто принял, и Ким был настолько любезным что оплатил все издержки по договору, и

их мир был заключен в совместном ужине с приглашением священника-жреца сущего из

нижнего этажа. Этот дядя сам спустился туда по причине внутренней потребности спасать

заблудших, забыв уточнить как он определяет критерии этих самых заблудших. Впрочем, таких носителей добра такие вопросы, ставившие их в тупик, мало интересовали, одно

88

дело-чудики. А что с них взять? И сейчас он принес кое-что на продажу, рассматривая

череп скользящего. Никто достал заначку и отдал её бесплатно Киму, который готов был

от радости воспарить, ибо перед ним был не просто череп скользящего, а череп их

ведущего, что было на его памяти два раза, кто бы поставил такой товар. Этот череп имел

более высокий лоб и низкие глазницы. Поговаривали шёпотом что только он мог вызывать

через обряд канал для разговора с теми, кто ещё не пришел сюда. Говорили ещё ниже

тоном про ужасные цены, на которые шли такие желающие имеющие потребности в таком

общении. И совсем наклонялись к уху, когда рассказывали про ужасы возвращения от

такого диалога и о шансах, дающих феноменальные высоты если ты смог преодолеть

соблазны. Жрец рассуждал о заблудших, доказывая, что внизу существует некий опыт

связи с миром думающих, и всё время напоминавший о какой-то книге которую Ким ему

был должен.

Через три дня, так как время подготовки было продлено по неизвестной причине, Никто посетил оружейную лавку открытую специально для их клана, где неплохо провёл

время с товарищами, пока мастер подгонял под его тело амуницию. Никто задал ему

хлопот, заказав кольчуги из панцирей горных козлов, подарив несколько штук тут-же

присутствующему командиру тысячи. Все это время орда, приславшая наблюдателей, зорко отслеживала все телодвижения армии, и на этот раз они дотошно рассматривали

принимаемые воинами доспехи. Убедившись, что магия при изготовлении не

используется, они ставили свою печать на доспехи, закрывая заклинательницами замком

саму возможность внедрять боевую магию после осмотра. Эти воинственные и свирепые

девушки не знающие жалости, вносили во всю картину свой шик. Они не любили клан

держащих ветер только потому, что это были единственные кто, игнорировал их как

воинов и всякий раз по всякой мелочи без страха вступали с ними в схватку. Тогда речь

велась только о смерти кто кого. Ни разу девушки не победили представителя клана ни в

одиночном бою, ни в массовом при этом воины клана никогда не убивали воительниц, а

предавали их позору заставляя заселять кварталы города. Доходило до смешного - до

войны, в результате которой клан Никто получил во владение несколько областей откуда

получал сносные стрелы для охоты на дезертиров. Последний раз в такой охоте в тени от

Оде, участвовал и Никто. Стрелы для дезертиров и мечи со специфической графикой и

выделкой, означали что клан держащий ветер получил вечный контракт на охоту за

дезертирами.

Это движение имело небольшую историю и получило начало с появлением в Оде

проповедника свободы. До его появления в Оде всегда хватало с избытком проповедников, которые даже строили целые кварталы в городе проводя там интересные ритуалы и даже

собрания. Всё это было под контролем и Никто по своей инициативе несколько раз был на

таких собраниях, и особенно ему запомнился диспут длинной в неделю в одном квартале

проповедников, по вопросу взаимодействия мужчин и женщин с целью объяснения

подсознательных желаний иметь знания. Всё было настолько серьезно, что Никто, пробыв

там половину дня, потом ежечасно получал на свой адрес брошюры через проводников и

послов с результатами последних новостей в споре между двумя школами. Иное дело

дезертиры. Эти бросили вызов всем. Они напрочь отрицали Оде как систему влияния и

власти, включая свободу в рамках твоего долга и предназначения, и когда мир очухался

они во всю стали строить свои миры вне Оде, проложив туда путь помимо линии монахов.

Это был шок. Проповедника до сих пор не могли найти и поговаривали, что он был в мире

тени от художников, где кого-либо достать очень проблематично по причине ухода туда не

по рождению и переназначению, а по собственной воле, а вот его брошюры, при

раскрытии которых сразу строился путь в иной мир ходили по рукам часто. Кто и где их

производил было загадкой, а последнее расследование Бюро связывало это с миром

скользких, тем не менее, дезертиры имели один приговор - смерть и убить их можно было

заколдованным мечом в провинции воительниц имеющие единоличное право на такую

печать, и стрелы сделанные из проклятого дерева растущего только там и имеющего табу

89

на разделку всем, кроме этих баб были тут незаменимым средством кары. Обряд разделки

дерева Никто видел один раз, и вой убиваемого ствола долго потом ему снился, давая

возможность в иллюзии насладиться уходом души дерева в мир истины. Их истины.

Между прочим, такие сны иллюзии позволяли ему общаться близко с этими бабами, и

вести пустые разговоры под шёпот умирающих душ деревьев. После сна, начиналась

снова вражда. При этом самое поганое было в этом, что уйти по пути возникающего из

брошюры вслед за дезертиром было невозможно и многие пытающиеся это сделать теряли

свою память. Ученый совет Оде связывал это с индивидуальностью дезертира, который

проникнувшись идеей некого спасения или истины, становился недосягаем в своем пути и

досягаем, когда он выходил в свой мир. Задача карателей дезертиров было найти этот мир, тем более поиск его позволял не входить с линией в отношения и происходил всегда в

пригороде Оде, в той области, где тени только захватывали новое пространство для

будущих разветвлений. На счету Никто было четыре дезертира, где за каждого их

подтверждённого давали орден, который ты обязан был носить в специально созданный

праздник победы над проповедником. В этот день тебе давали большие преференции и

награды. И тем не менее, Никто тут сильно отставал от своих товарищей, где верхушка на

такой праздник возила специальные арбы с наградами, наваленных там большой кучей на

потеху подрастающего поколения Оде, которое стремилось потрогать чью-то доблесть, ибо поверхность ордена дарило это чувство. Воспитание на лицо или воспитательный

процесс, и тут Никто пришла удивительная мысль, он не мог вспомнить чтобы подростки

или дети тут взрослели и росли. На это раз он серьезнее задумался по вопросу есть ли кто

выше чем Оде, и он даже потратил пол дня смотря вверх и представляя, что там могло бы

быть.

Наконец армия была создана и определено руководство. За всё это время

подготовки у Гомов осталась только столица, второй город в мире по величине, который

уже зажали со стороны большой воды. Три штурма с воды при помощи кораблей были

провальными, но пощипали они город основательно.

Армия Оде выходила из города три дня, разбивая лагерь возле линии, где уже был

создан Совет по оплате со штатом палачей, шатры которых особенно выделялись на фоне

пейзажа. Бесконечно шли религиозные ритуалы монахов смерти и в воздухе стоял

невыносимый запах сжигаемых трав для проведения всех тонкостей действа. Армия

выстраивалась для приношения, и Никто со своей полутысячей занимал левый фланг, ожидая ритуал. Наконец все было завершено, и к армии вышли трое из высшего

руководства монахов, вынося на обозрение огромные знамёна, прошедшие все обряды их

молитв. Позади их стояло руководство священства с низко опущенными головами

укрытыми балахонами и зазвучала музыка, мелодия от которой была призвана придать

ритуалу некую высшую значимость. И процедура началась. Со стороны это выглядело как

избиение армии, так как всем было видно, как счетоводы отчитывали людей, выводя тех, на кого указывал перст священника от монахов. Двое монахов брали этого человека и

отводили за линию, где палачи очень быстро приводили приговор в исполнение. Когда

процесс был закончен, монахи снова стали обходить строй вручая каждому проходной

жетон. На глазах солдат, через линию стала строиться дорога, вдоль которой уже стояли

памятники тех, кто пожертвовал собой ради выхода. Эта дорога, по которой предстояло

армии выйти за линию для штурма столицы Гомов проектировалась тут же

специалистами, которые изредка отдавали приказы строителям точно и кратко.

Глава восемнадцатая: Люди ночи

Кобзин получил повышение по службе, и возвращаясь к себе домой после пикника

в такую честь, обдумывал ситуацию. Ситуация была плохая. Ему был необходим

собеседник и потому он направил стопы к не рождённому. Беседа с таким гостем ничем не

грозила так как не рождённый имел мысли пустые и дутые, но собеседник был мудрым по

90

причине отсутствия тягости и обязанностей для рождённых. Его беспокоила обязанность, которая давила его, и он последние лет двести обдумывал методы избавления от неё. Этот

проповедник от дезертиров, который скрывался в стенах храма по просьбе паромщика, был не просто тягостью ему, а был гостем которого охраняли как скользкие через

посланников, так и более высшие бесплотные, мысли о которых приводили в страх. Ещё

более страх вызывал факт того, что этот проповедник был лишь гостем, а значит ситуация

рано или поздно требовала решения. Только не это грело страхом душу Федора, а плохое

предчувствие, связанное с сохранностью храма.

Сидор Сидорович скучал, смотря в окно и считая количество припаркованных

автомобилей на платной стоянке, которая виднелась из окна. Когда зашел Кобзин он

насчитал 46 штук, и обернувшись к гостю, пододвинул ему кресло, появившееся в пустой

комнате из возникшего тумана. Следом за креслом вышли маленькие слуги не рожденного

выписанного им из небытия, и стали накрывать стол предметами для вызова душ.

- Развлекаешься? – Федя спросил, чувствуя себя в своём мире, а потому видя, как уходят

противные сомнения в бездну, растянулся на мягком кресле, которое приняло его

подёргиваясь всей обивкой под изгибы тела Кобзина.

- А что ещё делать? – вопросом на вопрос ответил Сидоров, растягиваясь на диване с

причудливыми подлокотниками откуда выглядывали головы змей – Слушай воин, ты мне

вот что скажи. Правда это не моё дело, но первый раз я не знаю для чего прибыл и проводя

время за вызовом этих неугомонных душ, и лаская их дубиной по всем местам каясь и

злясь, я всё думаю и думаю. Прикинь на такую думку. Мир развёл мысли в пространстве

такие что мне даже тошно стало и тело моё вспомнив земные инстинкты разругалась с

душой сразу. Понимаю, что всё развивается и выход в пространство всех этих

виртуальных людей закономерно и кажется что-то там в своё время в Оде пиликали

провидцы, пугая нас будущим. Тоже мне страх. Я тут попробовал специально так даже

поразился легкостью как убивается вся эта грязь, ибо за ненадобностью в жизни эти

мысли являются лишь мгновеньем. Только вот владельцам их по сусалам прилетает так, что держись. Будущего у них нет. Чую подвалы Оде завоют от радости от таких

поселенцев. Ты как с храмом?

- Да ерунда всё это вечный друг мой. Этих обламываем так, что доли хватает без

остановки. Это тебе не Римские Боги, которые дали нам жару. Помнишь?

- Ещё бы – и перед глазами вечного пронеслись картинки того боя и по телу пробежали

воспоминания радуя нутро не рождённого – специально дали развернуться им, что мир до

сих пор живёт. Вот это понимаю люди! Не то что нынешние. Тех уже давно нет, а их Боги

всё также ждут право на божественность и силу. Как там в Оде?

- Нормальные Боги, как и остальные – Кобзин снял китель и повесил его на руку

подбежавшего слуги – возродятся?

- Ты же знаешь закон, как только уйду сразу дадут им шанс. Появятся куда они денутся, я

же этих слуг по головам выбирал сам лично – Не рождённый испарился из виду и Кобзин

слыша его голос продолжил беседу, попутно ставя на огонь котел с водой.

- Слушай Сидоров, а что там по поводу этого Гволина?

- Да ему то что? – послышался голос из пустоты – Он тут под крышей дома своего, а вот

его мадам свидетельница та ещё фрукт. Чую по твою душу. Да и честно пообносился ты

милый воин мой. Ты уже какой по счёту в храме страж? Третий?

- Третий, и не держусь за такую работу – Кобзин не меняя позы вытащил меч из тумана и

стал играть им размахивая по воздуху. Меч оставлял после себя проёмы в пространстве, откуда мелькали картинки иного мира, и слышались звуки жизни извне – А что есть

признаки?

- Ты же знаешь это не моё дело – проявился старик и усевшись на стул стал разливать

вскипяченную воду из котелка в чёрные стаканы – Только дорога для ревизии построена, и

я не возьму в толк, а зачем? Эти живые настолько беспечные, что, окружив себя всеми

этими штучками они воочию увидели, что живут в мире, который не знают, а им как об

91

стену горох. Тоже мне развлечение. Покачают головой и в кусты к игрушкам. Я куражусь, вытаскивая этих – старик крутнул на столе стрелку и послышался звук прибытия души – а

этим всем подано на блюде.

- Ревизия? – Наконец прозрел воин, видя, как его собеседник таскает вытащенную душу

по комнате доводя её до слез от своих вопросов – так вот в чём дело! Снова генеральная

уборка путей и дорог?

- А зачем? Они снова будут строить! Кого ждёте то? Ну используют эту мадам по

предназначению и мир станет чище и Оде воспрянет. Эта круговое движение уже достало.

Ты зачем этого проповедника держишь? Нравится? - Неожиданно спросил старик

- Узнал?

- Трудно не заметить. Я паромщика тут взял за грудки и добавил кое-что. Он Вам зачем?

Всё понимаю, а этого нет. Там за его последователями идет охота и клан Никто получает

даже привилегии а оказывается эти привилегии за уши притянуты и идет просто игра. А

Вы ту игрушку выбрали?

- А чем клан пугающего ветер или как там их ещё? - Воин вложил меч в пустоту и

вытащил палицу – отличается от остальных?

- Вы тут ребятки пролетели и Вам привет от законов. Сам суди и загибай пальцы. Кто из

мира кроме клана посетил сознательно мир холода? Они вычислили этот мир и нашли его.

Правда интересно. Воля? А что ещё если не она? Помнится, судьба даже заскрипела, но

смирилась. А как тебе сам Никто? Ты знаешь, например, что он задумался о мире выше

Оде и задает себе вопросы, а что там выше? Понял куда клоню?

- Сознательный выход к бесплотным?

- Не меньше. Ты много таких помнишь? – Старик даже зажмурился от удовольствия

отхлёбывая кипяток из кружки.

- Не важно – Кобзин вытянул ноги и сладко зевнул – проклятые и ненавистные, но так

нравящиеся привычки людей, мать их. Храм стоял и будет стоять, а вот ночь, ставшая

бытием больше всего, пугает.

- Я сначала не поверил, когда учуял момент – старик чихнул и щелкнул суставами рук – а

потом гляжу и правда. Что люди то не спят?

- Не спят это половина беды. Ты же знаешь, что ночью мысли не адекватные и поведение в

хлам. Создали себе развлечение гулять ночью, дурманя мир в глазах. Сколько знаю и вижу

всё не могу понять какой смысл смотреть на мир пьяными глазами если в трезвых он

красивее?

- Каждый сам строит что достоин и на что воля его. Я тут прилёг и попытался уйти тем

более мне мысль одна пришла для обдумывания в следующее небытие. Мы с тобой знаем, что у этих идиотов воля больше нашей. Возможностей у нас больше и выше, а вот с волей

плоховато. Не пустили уйти, а вопрос действительно занятный зависимости воли от

высшего указания и где та самая связь. Я столько не видел желающих писак и «повторял

за мной гномов» с той поры как призван. Как только мыслишка эта пришла их уже вокруг

город, а что будет дальше? Так что работы у меня полно. Так как там с этим

проповедником?

- Паромщик мутит что-то и если бы не благо, то давно бы выкинули этого запевалу. Жалко

клан ветра, ибо мысль что делаешь благо, а на самом деле лишь игрушка может дорого

стоить – Кобзин встал и доставая из открытого им окна в пространстве мелки, продолжил

остановив время – Для кого?

- Для тебя мил человек. Заигрался ты с храмом и посмотри, что с ним сделал. – Старик

выпил еще отвару и завалился на пол стягивая с ног валенки – Битва будет чую.

- Да брось ты дед, какая битва? У меня вечность была для опыта, а эти трещины служба

задраит, тем более желающих слизнуть дерьмо раскаяния сейчас полно. Мои бравые

помощники не знают тут проблем и выбирают лучших после смерти. Так трудятся что по

шкуре земли дрожь идёт.

92

Они вышли из подъезда и старик, разговаривая, рассыпаясь юмором

останавливался возле каждого замершего прохожего вычерчивая перед ними пасы руками

после рисунков мелом Кобзина на котором появились доспехи. Он рассказывал Кобзину

некую легенду про ловца мгновенья после остановки времени, когда время ещё было, но

уже не было, доказывая товарищу что из-за такого мгновенья никто так и не может

увидеть этого ловца, а лишь смотрит и использует чуть заметный след его пребывания

который он и разыскивает в настоящий момент собирая по крупицам этот след возле

каждого замершего живого.

- Слушай дед – спросил воин храма – а что ты этого умного следователя убрал? Я его дело

достал. С трудом, но достал, и ты не поверишь он много вокруг нас разнюхал. Особенно

мне его идея понравилась насчёт параллельных времён и возможности для него уйти и

вернуться по дороге. Всё толково разложил парень, я скажу.

- А кто ему не давал? Сам виноват. Ты же знаешь, что воля была его и я дал даже ему

больше, а именно понять шанс остаться. Он же в цирке остановился, как и все остальные

пока я куражился с лютой силушкой зверя. Вот и подписал себе приговор тем более судьба

давно его поджидала. Как он там?

- Ничего, прошёл, как и все. Паромщик его даже не заметил за суетой переезда. Ушёл, как

и положено согласно письменам на челе.

- Мда весело Вы живёте тут. Следы ловца заметны из-за ночи и чую кто-то этот хаос

использует чтобы выманить и понять, как поймать этого чудика. Не дай Бог поймает тогда

миру конец. Храм чувствует опасность?

- Да нет конечно. Не реально ты грузишь проблемой. Нам до высших далеко и, если что, те не пропустят.

- Ну-ну. Знаем мы их как они не пропускают. Бац и нет никого и снова перезагрузка.

Вечная бестолковая игра. По моей воле бы захлопнул весь этот маскарад и в небытие

скорее и капец всему и вся. Какой смысл тут играться? Тем более воля людей меня пугает.

Силища!

- А где она? – Кобзин снимая доспехи и засовывая их в пространство приводил себя в

порядок – никогда им не познать себя и того что вокруг. Я даже иногда диву даюсь.

Веришь ли, но эти учёные мужи время своё сверяют по звездам которых нет и не было

никогда. Нормально? Это же такая сложная задача чтобы её не заметить. Смех, да и

только. Так что не неси пургу. Беды с этой стороны не будет. Я уж не говорю про все эти

съемки на видео окружающее пространство. Снимут тайное для них и всем на вид, мол, смотри что снял то! А выводы кто будет делать? Вот так старичок. Вот так. Только «на

душе» было предчувствие от неизбежного. Рядом кто-то уже зарождался или родился. А

это уже чревато.

Глава девятнадцатая: Рассказ Полины

Прошло два месяца после последних событий. Жизнь моя налаживалась, даже

половая, и я переспала в любви раза три с одним мужичком только потому, что прочитала

его мысли, и к тому же он меня любил. Любила ли я его? Сомневаюсь, но мысли его

нравились, а когда он побывал у меня дома, познакомившись с моей домохозяйкой, добровольно взявшей на себя такую ношу (о ней чуть ниже), и услышав про мой журнал, я

ловлю следующий его посыл, мол, своей любовью он удержит меня, а значит он в

шоколаде. Откуда такая перемена, воистину загадка, зато посылала я его смачно и со

вкусом, да так что перья летели, а моя управительница показала ему «кузькину мать» во

всей красе. Не повезло в общем мне с любовью, да и не могло повезти коли один на коне, а

вторая терпит.

Неделю назад, когда уже был сверстан первый номер моего журнала, выхожу я из

офиса после «до свиданья» от моей Дарьи, девушки из метро, как я её зову и которая всем

видом показывает, что она моя работница (я не против), вижу священника с посохом.

93

Картина маслом, но я, нисколько не удивляясь, ибо поняла уже кое-что. Мысли же мои о

будущем, ибо журнал обещал быть интересным, так как я умудрилась взять интервью

(знали бы вы что, и каких нервов это мне стоило) у известной звезды, которая бегала

потом за мной предлагая деньги чтобы я сгладила кое-что из сказанного. Я не сгладила в

отместку за то, что он унижал меня неделю пока не встретился и не соизволил спуститься

со своих небес.

Священник был и своим видом нисколько не удивлял прохожих, которые просто

окидывали его взглядом прошмыгивая по жизни, создавая себе дела чтобы хоть как-то

жить. Если бы не 21 век, я бы подумала, что уже могу создавать машину времени, и что

самое интересное что предстало передо мной, так это находящийся у него узелок, и

веревочка в качестве пояса. Поп он и есть поп. Борода, крест на пузике, как и положено

образу. Крест не золотой, а обыкновенный и, чувствую я от него силу. Мне не

понравилось, что я стала чувствовать, что по рангу жизни как-то не положено. Я же была в

церкви после происшествий, которые стали меня вязать с каждым днем сильнее и сильнее, и не чувствовала там силы кроме одной иконы, изображение на которой для меня так и

осталось загадкой которую мне не хочется разгадывать по причине ясности её

последствий. Поэтому сила в кресте меня удивила. Она завораживала и мне захотелось

обнять старца, которому как оказалось потом всего то 29 лет, но выглядел он тогда для

меня именно как старец. Мне очень хотелось, чтобы он был старцем. Так загадочнее, тем

более он отказался посетить меня, и предложил встретиться в парке. В гости я его звала и

как дура хваталась за всякую ниточку чтобы поскорее забыть некую реальность, которая

мешала мне думать и даже лгать. Тогда я бы никогда не подумала, что передо мной стоял

мой будущий муж, которому я затем сломала жизнь, да и диалог наш был ничем не

примечательный кроме того, что он из-под Урала, пришедший специально ко мне и

погнало его ко мне не много ни мало, пророчество. Его личное пророчество. Это меня

рассмешило и смеялась я от души. Вот и верь после этого, как говорится. Я же бежала от

всего этого как чёрт от ладана и действительно, а оно мне всё это надо? Тем более в этом я

ничего не понимала откуда и куда и главное зачем движется. Только я уже знала тогда что

подстава вокруг была еще та.

Я пришла на встречу с Никто. Только тут всё по порядку чтобы повествование

стало обретать смысл. Я написала заявление на увольнение с этого долбанного института, и уходила со скандалом, высказав попутно «по моему настроению» ректору и декану всё

что о них думаю, делая упор на их профессиональную непригодность и половую

распущенность. На этот раз решение было окончательное. «Хорошо устроились господа -

орала я, не давая им вставить слово — сами себе звания научные лепите потом студенток

таскаете втайне от ваших жён, засовывая в себе карман во время сессии всё что привезут, ничем не брезгуя. Сколько наш староста группы снял с каждого студента за последний

зачет? По 500 «рябчиков» мы собрали. Множим на 32 и получаем? Не хреново с одной

группы? Курочку из деревни и свининки сам Бог велел, а уж билет в сауну и под юбку на

индивидуальных занятиях - тут я тыкаю в одного доцента щека которого, наверное, до сих

пор помнит мой удар - это уж не обсуждается, и всё «чики-пуки», а уж битву за знания

превратив в бой за диплом, предназначенный для снятия с него копии в личное дело, на

это ума хватило господа, так что пошли Вы подальше» - я хлопнула дверью слыша их

мысли. Хоть бы одна блин была положительная. Хоть бы один подумал, она права так-то!

Увы и ах. Все мрази.

Мама моя была в панике, а папа только поцеловал меня и произнёс что все хорошо, и я правильно делаю, мимолётно устроив своего друга ко мне в контору. Вот что значит

хватка. Между прочим, неплохого начальника охраны, и отличного моего любовника без

всяких заскоков, и если бы не встреча с попом, то мы были бы счастливы. Никто же

смеялся как угорелый над ситуацией, так как провожал в ректорат он меня лично, и

обхохатываясь, добил их всех, подав своё заявление, а уж он, который уже дописывал

диссертацию будучи студентом, за которую, с его слов, боролись некие господа пытаясь

94

стать соавторами, удивил их еще больше. Он не мог остановиться и смеясь тыкая пальцем

в их лица (я понимала почему, так как он смеялся над их мыслями), ушёл, в конце пожав

руку совсем обалдевшей секретарше бросив ей, мол, звони если чо. Так и сказал: - «Если

чо». Забавно вышло. И когда мы вышли из ВУЗа, он и сказал мне про скорый визит

священника, чтобы я обязательно позвала его. Правда он не произнес «священник», а

сказал человек с крестом, но всё было ясно. Я уже ничему не удивлялась и вопросы ему не

задала, только с этой минуты мои сидельцы на цепи стали вести себя беспокойно, включая

моего милого пёсика, и причина их возни был предсказанный визит. Правда моя голова

уже отрицала сомнения, типа, а оно мне надо? Надо значит.

Встреча была немножко сумбурная. Сначала мы ехали в деревню на электричке, где

купил домик Никто, и куда он нас пригласил. Батюшка (он просил его так называть) всю

дорогу молчал, и от него, не смотря на его босяцкий вид и косые взгляды пассажиров (он

категорически отказался от такси) не пахло плохо как могло бы казаться. Меня поразили

его глаза и возраст. Когда он назвал цифру двадцать девять своего возраста, я стала

вглядываться в него. Наконец увидела молодость, ту самую молодость, которую я смогла

рассмотреть через его старую мудрость. Зачем ему была старость я не понимала, и не

понимала никогда. Один раз, чрез десять лет, когда наши отношения сыпались по моей

вине, спросила его, мол, зачем он стал старым в молодости и увидела непонимание. Мне

так казалось, что непонимание, но уже потом я поняла его правду. Но это было потом. Как

были потом похороны моих родителей умерших в разницу с месяц, где меня не было, и

было потом не только это. Только уже тогда это «потом» сравнялось во мне с «сейчас» и

«было» и всё вставало на свои места.

Электричка была старой, она качалась очень сильно из стороны в сторону, как

казалось мне, и мы разговаривали о деревне. Вы не поверите, но мы обсуждали как власть

заставила людей убить всю скотину и свиней (отделив их от скотины что нас рассмешило

одновременно) взвинтив цены на отходы зерна через спекулянтов, кулаков, которые вместе

с крестьянами стали заменять рабочий класс и инженеров на селе. На место грамотного

специалиста снова стал приходить крестьянин и холоп. Для меня это была фантастически

новая тема, и когда я увидела где поселился Гволин, я была в восторге, так как сюрреализм

моей жизни продолжался. Кроме этого мне выпала великая честь сходить в колодец за

водой, и Никто пришлось мне объяснять принцип работы тачки на которую

подвешивалась фляга, и выслушав его по поводу «тяжело и не к лицу», я согласилась

сделать всё сама. Подцепила флягу и поехала. До колодца, который наполнялся

родниковой водой, было с километр, и я наконец-то поняла, что в сапогах идти мне лучше

из-за крапивы и еще не высохшей росы. Минут пять назад я спорила что пробегу в кедах, доказывая, что ни к чему мне ломать ноги в сапожищах. Сапожища оказались по размеру, и ноги мои чувствовали себя комфортно.

Возле колодца была одна девочка лет четырнадцати или пятнадцати, вид которой

мне не понравился. Ведра её были пусты, и она не сводила с меня глаз пока я набирала

«аш два о» опуская ведро в колодец и вращая очень тяжелый барабан. Когда я вылила

второе ведро во флягу, я поняла, что вокруг исчезли звуки и стало жутко от какой-то

глухоты в ушах. Рядом с колодцем пробегала речка, которую, наверное, можно было

перепрыгнуть, и вдоль её русла росли ивы и тополя. Они прекратили свое шевеление и

ветер угас в их стволах, хотя я прекрасно видела ветер чуть поодаль за рекой, где довольно

существенно шевелился ковыль.

- Ну? Что? - спросила я девушку.

- Да ничего — ответила она, черпая из моего ведра специально прикрепленным к цепочке

деревянным бокалом воду, и выпивая его так чтобы по её подбородку текла жидкость на

показ, зло выдавила — А ты готова? Вижу, что прокаркаешь ты жизнь свою, и на тебе уж

больно шикарная миссия свалилась, если оценивать её конечно с точки зрения оттуда, а не

тут. Но ты земная сука и тварь. Твоя миссия портить людям жизнь.

95

- А ты девочка не приборзела ли? Или дать тебе затрещину? - Вякнула я, и увидела, как

ворон сел на плечо девушке, и это был мой ворон. Ей стало больно от того что мой тон

был иной чем моя мысль, пожалевшая дуреху давно окопавшейся в небытии. Я узнала эту

боль.

- А ты? Или ты старше меня по годам, значит мне тебе совет не дать?

- Извини уж больно ситуация странная - начала оправдываться я, видя, как ворон

расправил крылья. Мне ли не знать его характер. Теперь я точно видела, что буду его звать

Андрей, ибо ему очень шло это имя сейчас. Ворон Андрей или Андрюша… мда!

- Извини? Не пристало королеве извиняться, ибо кто я, а кто ты? – и тон и стойка её

изменились. «Тогда какой смысл был кривляться? Ошибка милаха была это. Ошибка»! -

заполняла я свою голову мыслями.

- А кто я? - Это я для проформы вопрос двинула.

- А! Вот оно что! Они тебя не посвятили и правильно сделали. Я сейчас вижу, что

правильно.

- Кто, они-то, кто? - горло у меня пересохло, и я глотнула из ведра очень вкусной воды.

Настолько вкусной, что сделала еще три больших глотка и уставилась на собеседницу

совсем придя в себя. Нет милая, не стоит так психовать сходу и характер надо подтянуть.

- Не важно… - тон стал издевательским и даже наигранным чересчур. Артистка!

- Из города Оде? - наконец спросила я, видя, как та не собирается отрывать рот, не спуская

с меня взгляда, и я его держала, этот взгляд, который не был тяжелым или давящим, он

был насмешливым и издевательским.

- Да нет милаха - голос стал мужским - Оде это наш город и нам там жить пока судьба не

разлучит нас или пока мы не поймём - голос стал детским - что есть иной мир кроме Оде, а ты перепрыгнула Оде и тебе служит скользящий и этот гад - тык пальцем в птицу на

своем плече. Голос стал старческим - нет выхода. Ты видела, а значит, получила доступ.

Архив Оде не даёт нам надежду на тебя. Ты долбаная шлюха - голос стал женским - и

жизнь не для тебя. Доля таких как вы смерть и только смерть.

- Не поняла? - начала я и, увидела смерть. Я не шучу. Из тумана, который тут-же

вырисовался не сотрешь, мол, а как без меня, ибо если загадки и мистика, то подай к столу

туман, вышла старуха с какой-то палкой уж очень сильно похожей на косу. Я перепугалась

и стала визжать. Показать, как? - И-и-и-и-и-и! - и даже — Иа-а-а-а! - меняя фальцет и

тональность с минора на мажор пока не получила палкой по горбине, что и добивалась

сознательно понимая что мой обман остался при мне. Теперь я артистка! И пока я визжала

во мне бродила одна мысль, что если есть в Оде архив, то должна быть обязательно

бабушка хранительница архива. Я ясно представила её образ почему-то сравнив его со

смотрительницами в музеях.

- Заткнись тело - прошептала старуха и чёрт меня побери, голос у неё был

завораживающий. Мне б такой. - Меня нет. Смерти вообще нет, ибо меня видят только

живые. Для того, кого я беру важен только миг и доли секунды, но разве это оценка? - Она

дыхнула на меня духом выкопанной земли и приблизила свои глаза к моим — А ты не

простая милочка и я приду за тобой, только боюсь ты вспомнишь это слишком поздно. - И

бабка исчезла. Просто так, вжик, и нет её, а вместо неё крепкий парень, который

обнимается с моей собеседницей, своей рукой пытающийся поправить её голову перед

поцелуем чтобы видеть глаза.

- Зря … зря…. Зря…. - каркал ворон

- Не зря, не зря - вставлял слова парнишка, играя мышцами

- Поняла? - услышала я вопрос от девушки, и они, встав, стали удаляться от меня, оставив

свои ведра со мной, которые уже были наполнены водой. Вокруг меня кружили какие-то

личности размахивая как веерами какими-то гигантскими листьями лопуха, а я смотрела

вслед уходящей пары и слышала повторяющиеся вопросы - Поняла? Поняла? Поняла? -

пока голос совсем не растворился в бесконечности, и всё вокруг не пропало из виду и

моих глаз. Наконец я осталась одна с полной флягой воды и двумя ведрами которые стояли

96

тут же. От ведер несло тиной и гнилью, и я пнула их ногой. Они покатились в траву к

речке, откуда тут-же выпрыгнул толстяк. Он поклонился мне, забрал ведра, и

поклонившись ворону, который кружил над ним, стал быстро закапываться в землю вместе

с вёдрами. И закопался. Меня стало рвать от вкуса недавно выпитой воды, которая

превратилась в протухшую гниль, и всю дорогу назад я ощущала этот вкус во рту.

Самовар был готов к растопке, осталось только налить воды. Стол бы накрыт.

Огурчики, грибочки и даже сделанная самим Никто самогоночка (кто бы мог подумать). В

общем шампиньоны были отличные, самогоночка дала в голову, а Никто сходил на

вечернюю рыбалку с батюшкой, где видимо имел с ним долгий разговор, так как рыбы

было мало а синяк под глазом батюшки был большой и объяснения по поводу того что тот

упал и неловок от рождения, меня не устроили. Уединившись с Гволиным, самозванцем от

Егора, я услышала только, что батюшка оказывается вверху чего-то там, из чего-то там

прилетевший, а Гволин несдержанный и извинившийся за поведение подонок. Иди теперь

пойми мужчин. А вот мой диалог с батюшкой я раскрывать не буду, ибо краснела я сильно, да и в описании чувств (искренних, можете не сомневаться) я не сильная. Скажу только

вот что: батюшка по имени Димитрий, заснул, и ему приснилась его матушка, по

рождению Коновалова, а по призванию коммунистка, и молвит, мол, давай-ка ты сынок

дуй до хаты в Москве и скажи одной бабенке (и дает ему номер офиса и мое имя, что уже

не странно звучит после всех событий) чтобы не опростоволосилась, что она на крючке по

её воле, ибо узнать при жизни что ей дано не суждено живым и некоторым смертным. Как

это вяжется с Православием и Христианством, не знаю и не скажу. Мне по фигу. «Так вот

сынок, - продолжает эта мёртвая мамаша, стоящая у истоков строительства какого-то

комбината, который приказал долго жить при современных знатоках экономики, - Ноги в

руки и молви ей, что спровадить оттуда Никто (так и сказала ведьма, мол, Никто, и он это

не принял за имя и, только тут узнал от меня что так зовут человека) увы и вах со швахом

на пару. Никто сам умрёт и это единственный выход, а вот ей передай и что скурвится

деваха и скурвится поделом. И никогда - добавляет она - не женись на этой глупой и

меркантильной дурочке которая прожжет свою жизнь на одном дыхании. Правда дышать

будет не она, а деньги».

- Деньги? - спросила я как идиотка, как будто это был очень важный вопрос тогда.

- Ну да деньги - услышала я ответ Никто, который подошел так тихо что я даже вздрогнула

от испуга и неожиданности - а ты что не знала что деньги давно стали живыми? Ты что не

понимаешь, что вы, люди, их оживили? Вы служите им как живым, разве не видно?

- А подслушивать нельзя - сказала я и увидела, как перед Никто закружил мой ворон.

Никто тупо отмахнулся от птицы, а потом как-то очень быстро поймал её за голову и

всмотрелся ему в глаза. Все было жутковато и необычно, что батюшка Димитрий даже

опешил сначала, и застыв стал гладить свой крест. Никто резко обернулся к Димитрию, и

буднично так, но страшным голосом, от которого у меня пошли мурашки, медленно

протягивая буквы, произнес: - «Не бойся батюшка и крест свой оставь, он тебе в помощь, ибо веруешь ты. Не знаю в кого или во что, но веруешь и веруй если тебе нравится. Мы

тут не для развлечения». И всё это время, не отрываясь смотрел ворону в глаза, и стал

вместе с ним удалиться к дому. Я не посмела идти за ним, так как чувствовала, что именно

так и надо делать. Краем глаза наблюдая как Гволин стал из самовара заваривать чай, опустив птицу на стол и дав ей кусочек сахара, который она стал клевать, я пошутила

неловко:

- А про замужество правда не возьмешь?

- Почему не возьмешь? Возьму это мой крест и мне тебя спасать – ответил батюшка, улыбаясь как-то по-иному. Красиво и умно.

- От чего? – тоже мне спаситель думала я тогда про происходящее, ибо с каждой минутой я

уже понимала, что актрисой быть не желаю уж очень театр был на ладони.

- Не знаю, но кажется от тебя самой

- А разве человека можно спасти от себя?

97

- Наверное ты права (перешел все-таки на «ты»), нельзя.

- А я выйду за тебя и стану Коноваловой…

- Это мама Коновалова, я по папе Слива... - я подавилась на полуслове слюной, и не

поверила

- Кто, кто?

- Нормальная фамилия, Слива как у всех. Слива Димитрий Серафимович.

- Полина Слива? Или Сливовая? Нет уж батюшка упаси Господь от такого счастья.

Через четыре часа я жалела про этот разговор. Потому что через три часа двадцать

минут Димитрий спас меня, когда мы вышли из электрички и сразу напоролись на каких-

то молодчиков, похожими на нацистов. Им не понравился наряд Димитрия и его крест, я

же понравилась в их фантазиях, стоящая на коленях перед одним и открыв рот перед

другим что и было озвучено с соответствующей интонацией. Когда один вещал про это, я

даже увидела, как у него потекла слюна. А потом Димитрий пошел на нож спасая меня, встав с асфальта после того как по нему прошла пара ног подонков. Он встал и пошел на

нож, а я слышала, как бежала на помощь полиция, вцепившись в рожу одного из мразей, чувствуя, как ногтями раздирала ему щеку, и слышала, как нож вошел в тело к моему

защитнику. Потом я услышала его вздох, и ощутила удар по затылку битой как будто это

били по мне. Димитрий рухнул, я получила скользящий удар по уху, и видя, как ворон всё

это время сидел поодаль, на миг потеряла сознание. Когда пришла в себя, трое нацистов

были в наручниках, полиция грузила в свой УАЗ Димитрия, а ворон, сев на тела бандитов, лежащих на перроне, забрал их души и повёл в сторону. Я видела это отчетливо. Он

вытягивал своим клювом их души из тела, и те просто пищали от ужаса и слышала их

писк только я. Они не просто пищали, а просили прощения и даже умоляли птицу

отпустить их. Ворон связал все три тени, и привязав к своему телу один конец веревки, пошёл в сторону вокзала. Не хватало чтобы он насвистывал мелодию, и подумав про это я

услышала свист. Это был траурный марш.

Ворон удалялся, я рвалась из рук полицейских в УАЗ к Димитрию и была туда

допущена. Потом сирены и бег машины в больницу. Потом ад в течение недели. Первой

недели, когда Димитрий дважды впадал в кому. Всё это время со мной сидел ворон, и

когда врач, выйдя ко мне сказал, что Димитрий умер, он влетел в палату, остановив время, и я не могла видеть, что было там, а только чувствовала, как мой ворон говорил душе

Димитрия чтобы тот остался, а душа его отрицала то будущее которое ворон ему

показывал. Андрюша умеет убеждать, и Димитрий остался. Может и зря.

Глава двадцатая: Мелочь пузатая

Бес веселился, разгадывая загадку как поделить 20 тысяч на 17 тысяч, чтобы в

остатке была одна тысяча. Для полного ощущения, он нашел тройку знакомых между

собой людей, и внушив двум что эту задачу они должны загадать третьему под угрозой

насилия, отправил их в сны решать сие подняв из-под тьмы беса сна. Веселились они на

славу, видя, как в подворотне двое здоровых мужиков зажали третьего предолгая ему

решить сию задачу аргументируя это тем что тот, является умным по сравнению с ними.

Первый, понимая решение данного ребуса молвил что такое невозможно и предлагал им к

тысяче прибавить некую сумму чтобы хоть как-то приблизиться к двадцати пытаясь

вырваться от надоедливых и агрессивных знакомых. Наконец он вырвался и побежал, петляя по знакомым улицам остановившись возле старой «двухэтажки» вспоминая что сие

здание «комхоза» давно заброшено и не функционирует. Тут его настиг один из приятелей

и хватая его за рукава требовал ответ под угрозой насилия.

Веселье было в полном разгаре и бес во всю кормился мыслями спящих, когда

почувствовал удар. Это был не просто удар, который он постоянно ждал и к которому

привык. Атаки ангелов и бесплотных он спокойно переносил давно, взяв себе в правило

уноситься в мир теней, отрицая всякую мысль и здравость. Видя, как его враги ищут его

98

разгребая хаос и бестолковость, он потешался над их неумением страдать и выпрямлять

ситуацию. Те, кто считает себя выше всех тут вели себя как последние твари натыкаясь на

стены и не понимая, как можно побеждать в таком нападении. Сам факт и решение

напасть вызывал у беса лишь усмешку посылая тем мысли (он знал, что они больно жалят, ударяя по призрачному городу Оде) о их никчемности с приказанием больше никогда не

тревожить мир тех, кто мог гулять по живым как по сухой земле. На этот раз это был

другой удар, который потряс его до основания. Он почувствовал, как из него выходит

разум, и хватаясь за все помыслы живых, он пытался остаться в мире. Бегая по бесам

фантазий, он заставлял их кривляться и корчиться от боли из-за понимания их ухода в

небытие, игнорируя демона, смеющегося в последний раз влезавшего ему в сознание, но

боль не проходила. Второй удар выкинул его к паромщику, и он стоя с поникшей головой, понимая всю пакость прошедшего своего существования видел, как вместе с ним стоит

целый легион точно таких же, как и он.

- Ну вот и главарь заявился – засмеялся паромщик, толкая существо в тело, и бывший бес

падая, повлёк за собой неумелый смех тех, кто еще миг назад был готов жрать любой

позор ставший таковым после осознания что он существует.

- Привет паромщик – услышал он голос, видя, как к Богу дороги подходит воин храма. Всё

его нутро задрожало, и сам того, не осознавая он выплеснул крик в мир, призывая

паромщика делать с ним все что угодно кроме одного - ухода через храм.

- Получился визг, как и положено – произнёс воин храма жизни облачаясь в доспехи

приговора. Бес наблюдал как из воды достают все атрибуты для суда, следом за которыми

шли судьи, имеющие мощь и право для исправления предыдущего. Это был страшный суд

и бес понимал, что его сила исчезла, ибо он даже видит, как совесть гложет его нутро, раздавая ловцам творчества его последние помыслы. Эти творцы из подвалов Оде, сознательно стремясь к суду, который разворачивался для них тут же, шагали в огонь, чтобы выйти с той стороны для рождения.

Бес понял всё. Последнее что он видел перед рождением это как в него входил

легион, который уцепился за ним после удара и растворяясь в нём, они, искупая все

предыдущее, соединялись в одну душу, которая уже рвалась на волю за искуплением, стремясь переродиться и жить. Бес не держался теперь за сознание и сознательно шёл на

ужасающую боль которая возвращала его к жизни потешаясь над видом демона, который

теперь был жалок в своем желании вернуть этот легион. Его можно было прихлопнуть как

последнюю блоху, которая питалась исключительно первой мыслью перед падением, и

бывший бес не мог понять почему они все были под властью такого ничтожества.

- Вот это работа я понимаю – воин храма сидел рядом с судьей, который заканчивал своё

дело приводя в порядок помощников перед отправкой их в воду, которая лилась потоками

из обрядности живых пройдя через храм. Воин был радостен и спокон так как его храм

буквально наполнялся силой, и не понимая механизм такого пополнения так как видел это

первый раз, он чувствовал, как храм для живых становится сильнее обретая

бесконечность.

Бывший бес до последнего выдоха и первого вдоха был в сознании и чувствовал

помимо воли воина храма еще одно живое существо которое мог только чувствовать, а не

понимать. Эта интуиция ему помогала в этом понимании, и мешала теперь в прошлом, о

котором он не жалел, а презирал. Ему даже на миг захотелось поймать мысль что такое

превращение и сожжение внутри себя легиона, облегчая мир демона наполовину, довольно

неплохая штука если выйти на уровень притворства и попытаться обмануть перерождение

и тем самым выпрыгнуть выше любого демона и стать властителем основания Оде свергая

эту кодлу узурпировавших тот трон. Эта мысль лишь промелькнула и стала еще одной в

череде его мыслей, которые надо было искупать. И тут он снова всё понял с первым

вздохом, когда перед ним открывался мир рождённых. Он был не свой и не сам, а шёл

лишь под принуждением и побежденным, что моментально открыло ему его мощь. Он

обладал волей и это осознание ускользало от него всё больше и дальше пока он начинал

99

ощущать факт рождения. Теряя это после того как это только им приобреталось, он

закричал так, что окружающие его врачи недоуменно посмотрели в сторону родившейся

девочки, и стали более тщательно ощупывать тело пытаясь выявить причину боли. Она, став девочкой, уже ощущала тепло матери и вкус молока, и вместе с ним в его желудок и

мозг проникал другой мир стирая Оде и заменяя его хранителями, стиравшими путь в

потустороннее, засучив рукава на первые семь лет. Он уже видел, как слуги трехлетки

подметали ошметки перехода, давая жизнь последующим исправителям. А там после семи

лет маячила воля и она, понимая, что именно это и является ей желанным попыталась

уснуть, запоминая миг рождения и цель. На следующее утро, просыпавшись ночью три

раза для принятия еды подавая свое желание лишь улыбкой, обращённой к маме, она уже

ничего не помнила и не видела, как от нее шёл ангел, неся её родившуюся и беззащитную

мечту укладывая ту в шкатулку у паромщика. Шкатулка ушла на дно реки и паромщик, отряхнув с ног прилипшего очередного просящего прощения, уселся на берег и приставив

к подбородку кулак сделал вид задумчивого мыслителя.

Глава двадцать первая: Штурм

Столица Гомов внушала уважение. Огромный размерами город и мощная крепость

окружающее тело живого организма где кипели страсти и бушевала жизнь рода. Видно

было, что она уже пострадала за последние дни под ударами наемников и паразитов.

Прошел слух, что со стороны большой воды даже был захвачен порт и первые кварталы за

стеной, что вскоре подтвердилось, как стало ясно и то, что успехи были ликвидированы

лихой контратакой Гомов и положение снова восстановилось. Лагерь постоянно

укреплялся, и судя по всему готовился решающий штурм. Вокруг лагеря уже давно

разложили свои ритуальные костры и открыли молитвенники скользящие, убирая малую

возможность использования мыслей и лазеек в иллюзиях для мухлежа штурма. Стало ясно

кто кого. Или одни или другие что сказало всем что у Гомов есть шанс. Лоб в лоб.

Никто получил тысячу в командование и был назначен в разведку. Вся тысяча была

из клана, держащего ветер, который замолчал из-за контроля скользких. Неделю

специальные силы, вызванные с нижних этажей Оде, прорывали подкопы к стенам, куда

сразу входили отряды летучих бойцов, имеющих задачу проникнуть за стену города при

начале штурма. Командовал общим штурмом представитель клана Никто, который и

собрал совещание всех командиров перед атакой. Совещание шло трое суток. За эти три

дня были произведены пять штурмов со стороны воды, в результате которых Гомы

уничтожили почти весь флот с десантом, при этом сами Гомы понесли невосполнимые

потери в количестве более половины их элиты боя. Со стороны воды город стал уязвим и

закрепившийся десант в городе с трудом, но удерживал плацдарм за стеной, отбивая

постоянные атаки защитников. Стало ясно, что столица Гомов и сам народ отчитывает

последние часы в своей деятельности и жизни.

Армия выходила и строилась перед стенами не торопясь, демонстрируя стоящим на

стенах и возле бойниц всю свою красоту и мощь. Пространство вокруг буквально

раздирала сексуальная мощь усилившегося ритуала с алтаря Гомов, и скользящие

вынуждены был гасить эту силу, выведя на арену поля свой оркестр особых инструментов, чья музыка растворяла энергию желания и отправляла её в пригороды Оде, хороня в

подвалах под неусыпным взглядом чистильщиков. Весь этот путь контролировали монахи

смерти, получившие для себя шанс наполнить и пополнить свою армию возможностью

зачать воинов от самих себя, а не возрождать их из падших во время перехода. Эту

проблему было решено зачистить потом, так как монахи смерти получали в свой Совет

живых, которые имели права Оде и хождение по Оде по праву рождения. Намечалась еще

одна битва, на этот раз с линией. Мир перестраивался на глазах. Падшие и возжелавшие в

Оде подняли три мощных бунта, которые топили в крови гвардейцы неба, открыв

судилище через своих доверенных. Оде снова увидел колесницы, про которые забыл с тех

100

самых времен, когда линии еще не было, а хождение по иллюзиям представляло из себя

легкую прогулку для падения и смерти чтобы поиграть с новой судьбой. Колесницы, извергая священный огонь, зажигали свои лампады на улицах города высвечивая

потаенные ходы мыслей и лазейки иллюзий, создаваемые горожанами все время пока он

тут был. Следом шла армия, зачищающая пространство отправляя в него всех, кто когда-

либо был причастен к созданию таких ходов и тайников.

Армия выдвигалась для боя. Тысяча Никто еще за два дня до начала построения, слившись в окружающим миром, используя талант художников красильщиков, чья сила

была в имидже рисунка и копирования того что вижу без права оживления нарисованного

и написанного. Задача была важной - расширить прорыв. Почти четыре часа наемники

пробивали путь по мертвым телам к стенам города, и сами стены молчали, вздрагивая от

сыпавших в них удары и проклятья. И когда атака стала глохнуть в бой пошел свесь клан

держащего ветер. Их удар был страшен. Передовую линию защиты Гомов буквально

снесло ураганом смерти, и поднятое знамя ветра ринулось за стены города. Следом вошли

паразиты и началась резня. Договор с безмозглыми тут же вступил в силу, и глупая, но

безудержная толпа безумных вломилась в город следом. Сигнала не было. Когда атака

стала растворяться по переулкам и кварталам города, удар тысячи Никто и вместе с ними

засад из-под подкопов, стал ломать ситуацию боя в пользу атакующих.

Никто бежал в первых рядах видя перед собой не спины друзей и соратников, а

само поле боя и врагов. Он легко ушел от удара двух нападавших и не сбавляя бег, на ходу

успел выпустить пять стрел из арбалета, поразив трех солдат Гомов. Началась рукопашная.

Контратака остатков элиты Гомов расчленила тысячу нападавших, превращая бой в

столкновение мелких групп. Элита - это не солдаты, и с десяток оставшихся в живых, которым раздавал команды Никто забаррикадировалось в одном из домов, который сразу

заполнился дымом от влетающих в щели горящих стрел. Из дыма стали видны руки тех, кто звал из иллюзий всех, кто желал исчезнуть и сохранится в возрождении, так как бой и

зов крови открывал всё новые и новые каналы ухода в иллюзии и миры, и чем больше

проливалось крови, тем четче стали слышны звуки игры арф зовущих, строящих дорогу

звуков для желающих уйти. Никто был уверен в своих солдатах и клане, и понимая, что

оборона в таком положении не принесет ничего, дал команду в атаку. Её даже элита Гомов

не могла предугадать настолько она была безумной даже логически. Доли секунд решили

всё и видя, как горстка клана атакует Гомов, перешли в атаку все разрозненные группы в

городе, слыша отлично зов удара смерти. Этот зов трубы клана был услышан

командующим, держащих до конца свой резерв из десяти тысяч родоначальников рода

клана. Начался завершающий этап штурма. Остатки флота очень быстро доставили со

стороны большой воды безмозглых и гномов, которые тут же воспользовались тем что с их

стороны были сняты воины для защиты города с суши. Началась резня и с этой стороны, завершаясь тотальной зачисткой города со стороны воды. Со стороны суши стали

выстраиваться карательные отряды ожидая окончания штурма чтобы войти в город и

завершить дело. Тут же стали выстраиваться временные лавки контрактников от смерти, готовых туже заключать договора и контракты с желающими передать сущность Гомов и

перейти в иное качество. Стали появляться первые Гомы, получившие знак табу, и идущие

к этим лавкам, держа в руках свитки будущих контрактов.

Атака родоначальников клана был завершающей. Никто знал всё это, чувствуя, как

его клан буквально раздирает город на очаги обороны, оставляя мелкие стычки для

подавления наемникам, даруя им шанс отличиться и перевоплотиться. Но это было лишь

душевное облегчение, что победу они вырвали. Рядом осталось не более двадцати бойцов

и их продолжали теснить Гомы. Никто отбивался от трех, успев зацепить одного и немного

поцарапать второго. Рядом с ним упал его напарник, которому стрела попала в глаз, и лежа

на земле он успел воткнуть в пах остатки меча, перескакивающего через его Гома, дав

Никто секунду чтобы сообразить что происходит. Никто обернулся и видя, как его спина

уже не защищена отступил к стене здания, краем глаза наблюдая как из воздуха возникали

101

контрактники, давая шанс уйти из боя. Именно в этот момент Никто сначала почувствовал, что позволило ему среагировать, а потом увидел одного из жрецов Гомов, и понял его

подлость. Он сделал попытку уйти через оргазм, на ходу довершая обряд. Уйдя так, жрец

оставлял возможность через дорогу мужского начала создать новый народ, дав ему память

о происходящем, а значит возможность для мести. Его уход пробивали и прикрывали

оставшиеся трое из элиты Гомов, ошибка которых была в том, что они поторопились на

пять минут. Никто был жив, и преодолевая боль, он, убивая всех троих, напав на них сзади

огорошивая противника атакой. Затем он вцепился в кольчугу жреца, который уже входил

в туннель без договора, рыча от оргазма. Краем глаза он увидел, как в городе Гомов уже

возникал стол и за него садилась мантия, реагируя поздно на событие, и перед его взором

стал закрываться мир штурма города и крики убивающих и умирающих стали уходить

куда-то в даль, а его тело ощутило легкость и возникло желание устать. Он поворачивал к

себе тело жреца и видя его безумные глаза и перекошенное лицо со стекающими слюнями

из открытого рта, всадил ему в сердце кинжал читая проклятия, убивая тем самым любую

возможность утечки во вне мужского начала, понимая, что проклятие уже не проникнет в

бой, и тем самым затеряется тут на переходе, что закрывает ему дорогу домой. Он, захлебываясь воздухом и проклятием высасывая его из хлопнувшей стены от новой

иллюзии, вытащил запасной и крайний короткий меч из сапога, и чувствуя, как его

заливает кровь жреца, воткнул его ему в горло, одновременно из последних сил дергая его

к себе стараясь отделить голову. Вой был не такой громкий, и проваливаясь в небытие, Никто держал и держал тело жреца, чувствуя как из него выходит вся сущность

последнего обряда Гомов. Понимая, что он победил, Никто сделал последнюю попытку

вернуться в бой, направив всю свою волю в стену и пропал. Наступила легкость, по телу

прошло тепло, он встал из-под одеяла и видя своего двойника, взял его под руку. Он уже

подсознательно понимал последними всплесками сознания что его двойник не имеет вины

чтобы с ним так поступали, но выхода не было. Где-то далеко он слышал приговор о своей

невиновности и песнь в честь его подвига, смысл которой он уже слабо понимал, и он

продолжал вести двойника, который только слабо дергался. Достав цепь из своего

тайника, он привязывал накрепко двойника, выводя его суть в жизнь Оде, успев закрепить

на его тело метку. Потом наступил сон, и пробуждение. Рядом с ним стоял отец, от

которого как всегда пахло перегаром, и мама, ворча на кухне жарила что-то вкусное.

Никто возродился. Ему не дано было видеть, как мантия, не успев при нём зачитать ему

оправдательный приговор, закрепляла место перехода ритуалом табу, а остатки его клана

выходили из поверженного города, оставив за спиной ад для Гомов от рук паразитов и

безмозглых, пополняющих свой мир. Начался финал трагедии. Мир Гомов прекратил своё

существование. Продолжалась зачистка Оде от иллюзий и созданных незаконных

переходов с выявлением виновных. Вслед стали ждать ревизоров, которые, в том числе

должны были убрать из мира линии тех монахов кто уже хапнул жизни и право жить в

Оде. На кону был вопрос войны Оде и линии. Никто уже не видел и не знал, что участь

клана была решена, отставляя ему память и силу в заслугу за битву, и ревизоры поднимали

бойцов и родоначальников на новый уровень. Отныне его клан - это стражники Оде с

правом суда и приговора в любой точке мира. Осталось одно «но». Это Никто, который

возродился без права быть возрожденным, вот потому и были направленны на смерть

Никто трое из заначки от прошлых событий в Оде, сидящих на цепях небытия и

ожидающих свой шанс на раскрытие и возникновение. Шанс был слабым. Никто убил их, а ошибка этой попытки стоило появлению в мире одного лица, который получил дорогу

помимо Оде в элиту высшего правления миром. Моментально были закрыты все каналы и

ответвления высшими иерархами, взявших на себя все издержки такой работы, отправляя

себя сознательно в возрождение, но всё было бесполезно и невозможно против двух.

Канала Никто и канала Полины, получившей право быть самостоятельным. Началось

время судьбы, которую стало возможно изменить. Вскоре все силы были приведены в

равновесие и мир снова стал жить по своим правилам, создав и законсервировав особый

102

Совет, касающийся судьбы двух людей с единственным правом и доступом -

наблюдением. И лишь простаки и остатки битвы в виде неких провидцев, получивших

отголоски мыслей и путей в иное, из разных иллюзий, включая мир художников, принявшие в себя отрывки обрядных знаний и толкования иллюзий, продолжали

будоражить мир Оде, черпая оттуда возможность общения и даже провидения. Но всё это

было ерундой и зачищалось уже без всякого насилия, при помощи нижних иерархов Оде.

Оставался вопрос линии, который оттягивался из-за специально созданной работы

комиссии по рассмотрению всех ошибок с начала договорного процесса, и в Оде появился

целый квартал куда поселились те, про кого уже давно забыли в этом мире. Цель была

одна - справедливость которая невозможна без изначального. Мир Оде застыл в ожидании, и это было плохое ожидание и казалось порой, что голоса мира стали звучать как-то тише

и нежнее, а приглушенные певцы судьбы отражались на улицах города самыми

приятными красками. Оде затих под контролем ревизоров, которым дали право быть в

городе до решения вопроса по линии, поэтому Оде получил новый храм выхода и входа и

страх был в том, что все знали, что храм этот временный. Страх на время прекратил быть

товаром и подавался к столу как действие или не действие. Все всё поняли и страх потерял

ценность. Это дало возможность ревизорам закончить работу, после которой страх снова

стал товаром и соскочившие по нему жители Оде встали в очередь за ним подняв цены на

рынке. Оде второй раз за всю свою историю увидел очереди.

Глава двадцать вторая: Рассказ Полины

Во сне какой-то идиот предлагал мне решить задачу деления 20 на 17 с ответом в

единицу, и я, находясь не в себе, отталкивала его и выгоняла, ибо с идиотами мне не по

пути. Потом какой-то мужичок просил не отправлять его аргументируя свое требование

тем, что не его вина в том, что, делая доброе дело всякий раз он получал в ответ то зацеп с

порванной курточкой, то падение на ровном месте, то еще какое-то несчастье, что убедило

его в том, что виной всему его намерение делать доброе дело. После него плакала мадам, которая утверждала, что нет иного человека кроме неё, которая бы берясь за любую работу

натыкалась на непреодолимые препятствия. Всякий раз она спотыкалась, упускала время и

опаздывала, при этом проливала из чашек напитки, забывала самое необходимое что

приводило к комедии для окружающих. Быть смешным было самым страшным для неё

стыдом. Чтобы не маяться, она стала искать тех, кто сделает за неё это дело или простую

работу, что заставило её делать деньги из попавшей под руки возможности. Затем после

этой мадам их повалило множество и у меня из горла вырвался смех наблюдая как эти

«неудачники» злятся и пыхтят, натыкаясь на мой хохот. Я проснулась как выжитый лимон.

Увы только это был не сон, а я просто сидела и ловила от окружающего ужаса и красоты

какое-то состояние дремоты и забытья.

Время остановилось. Я сидела как амёба и смотрела вдоль коридора больницы и не

могла понять, как все эти люди могут оставаться спокойными, когда там, за стеной умирал

человек, совершивший на моих глазах подвиг. Мне казалось, что высшая справедливость в

умении жизни жить, игнорируя смерть делая её мигом и даря окружающим забытье после

виденного только что. Только тут я увидела открытый рот какой-то старухи, сидящей

рядом со мной на этой ненавистной мне лавочке, и в мой мозг проник её голос: –

«Особенно меня бесила эта прополка. Знаете, как это делают? Полоть лук и морковку

особенно неудобно. А он всё время что-то садил в землю и я даже, вы не поверите, не

полюбила весну и проклинала ночами тот момент, когда мы купили дачу. Как только

снежок начинал сходить с земли наши разговоры касались только будущих работ на ней.

Вы представляете? Вы выходите в плохом настроении на улицу, и в вас плескается только

что выпитый чай. Затем вы надеваете перчатки, которые от одного вида способны свести с

ума всех святых и проклятых одновременно. Боже как я ненавидела эти перчатки и его

вместе с ними. Мне было нормально. Я картофель полола нормально, а вот никогда не

103

понимала посадку редиски. Что мы там едали? Мы не любили её ни в салате, ни на столе, и тем не менее соседям тыкали ей в нос и хвастались нашими успехами. А что такое лук?

Вы его в землю засунете, и он не вырастет. Надо обязательно чтобы он был только на

половину воткнут, и чтобы верхняя часть его торчала наружу. Я всё время думала, что если

мы его закопаем, то он выпустит эти зеленые тычки, но мы его не съедим, а воду на него

потратим. А он умел его садить...» - я повернула голову и внимательно всмотрелась в

старую женщину.

- Простите, а Вы кто? - я не узнала свой голос.

- Я жду, когда мы его заберём и представляете, я не могу отдать бумаги в регистратуру.

Они его там запишут что его нет. Понимаете? Просто напишут на бумаге что моего мужа

нет и его не станет. А мои соседи стоят на улице и ждут, когда им выдадут его как некую

вещь. Они подойдут к двери и им скажут, что его надо получать.

- Кого? - я, понимая, что происходит не могла отделаться от этой бессмысленной болтовни

и мне было важно, что скажет эта бабушка

- А я не любила нашу дачу. 20 лет мы её обрабатывали и теперь, когда его будем забирать и

писать, что его нет, я думаю, а зачем мы эту дачу освобождали от травы? Вы как думаете?

Я ничего не думала и не могла понять, даже когда меня попросили зайти в кабинет

приглашая взмахом руки и я, входя, увидела человека в гражданском с развёрнутым

удостоверением полицейского. Перед моими глазами стояла та бабушка, которая

продолжала мне вослед говорить о какой-то даче и траве, а за столом сидел второй

мужчина, и я видела, как он просматривает кадры с камер видеонаблюдения и мне

подумалось что хорошо, что эти камеры есть, и что хоть кто-то оценит, что сделал

Димитрий, которого звали Андрей. Только тут до меня дошла информация что

священники меняют имена, и я не понимала зачем.

- Присаживайтесь - услышала я голос и начались формальности. Я отвечала, а они

вписывали всё в бумаги.

- Вы знали, что нападавшие умерли все в один раз? - услышала я вопрос от молчавшего до

сего момента мужчины. Еще бы я не знала, но я сделала вид что удивлена.

- Все разом? - спросила я, придавая голосу издевку.

- Все разом. - подтвердил мужчина и я подивилась глупости задаваемого вопроса. Как они

не могут умереть? Они именно должны были умереть, уж мой Андрюша с крыльями

постарается. Как я могла узнать, что они умерли? И я задала этот вопрос повышая голос

что спрашивать меня об этом идиотизм, и что мне по барабану кто и когда умер, и почему

умер.

- А что вы волнуетесь? - это делает вид тот самый вежливый заполняющий бумаги. Как

там у него фамилия? Следователь капитан Сумаев? Я бы удивилась если бы это был

Иванов или Сидоров. Он что-то говорит про четвертого нападавшего, и мне становится

легко так как тот должен умереть, как и эти трое. Через минуту сижу и смотрю кадры с

видеокамер, где четко видно, как священник мой получает нож в тело, и видно, как он

падает и как я ору. Вижу полицейских и вижу снова как я ору, потом вижу, как тело уносят, а я ору. Я всё время оказывается ору. А зачем? Это был последний раз, когда я орала или

визжала. С тех пор я только вою, когда остаюсь одна. Я слышу, как хлопает дверь забирая

из комнаты человека в гражданском, а Сумаев достает из кармана свой пальчик на котором

обручальное кольцо и тыкает в экран ставя на паузу сюжет. Там сидит ворон, который

смотрит в мою сторону.

- Это кто? - Идиотский вопрос.

- Простите? - я поднимаю глаза в его лицо и замечаю, что оно довольно красивое. Через

три дня я переспала с ним в его кабинете отдав ему девственность, от любви которая

бушевала во мне к Андрею. Это было очень стыдно, и я стыдом смывала всю усталость

снова возлюбив весь мир. Я была на допросе, и идя туда я знала, что будет. Я сама так

захотела и не пожалела. На этом наши пути разошлись, а я шла сильная в себе в больницу

и несла туда фрукты очнувшемуся Андрею. Именно тогда я поняла, что мы поженимся.

104

Все эти четыре месяца, пока Андрей, или мой батюшка, как я стала его называть, поднимался силами и наполнялся жизнью, прошли как во сне. Вышло три номера моего

журнала, которые произвели даже фурор в мире гламура и были приняты на ура. Третий

номер даже стали ждать и мне звонили многие спрашивая, когда он увидит свет. У меня

появились покровители, особенно когда мы отмечали выход второго номера, устроив для

этого корпоративно вечер встреч и прожектов на будущее. Я плохо помню тот вечер, когда

первый раз довольно существенно выпила. Алкоголь уничтожал мой стыд, и я шла

сознательно, ловя грязь от мужчин, которые чем больше пили, тем выше была на словах

их любовь и желание. В моей памяти осталось как из-за меня дрались трое джентльменов, восхищаясь моей красотой и утверждая, что я стала как они, из их круга. Что это за круг и

почему я стала своя, воистину было не понятно, только грязь от того что меня хотели

сделать шлюхой захватила с головой, и я получила удовольствие. Через час моих

побегушек по их мозгам и мыслям, меня зажал в туалете один бородатый хмырь шепча

что любовь тут не помешает, и я, поддаваясь его словам дала ему по самому больному

месту тут-же чтобы проникся, так сказать. Потом оказалось, что сила этих людей

существенна и с моих плеч сошли многие проблемы, которые были неотъемлемой частью

других изданий подобного рода. Больше телом я с ними в их мечтах не делилась, но и

гонорар мой в ежемесячном выражении был выше намного чем принято.

Всё это время мои пленники сидели на цепи, и я вела с ними разговор, делясь

моими планами и читала им мой номер журнала где красовалась цифра один. Моя собачка, которая откликалась на любое имя, нежно тёрлась о мою ногу всякий раз, когда я

присаживалась за стол выпить чашечку кофе или покушать. Когда Андрей посетил мои

апартаменты (выражение моего отца) после выписки из больницы, он, всматриваясь в

фигурки на кухонном столе произнес что они очень похожи на живых так как у них видна

душа. Сказав это, он крепко задумался, а я испугалась, удивляясь в который раз его

проницательности. Я же тем временем ждала предложения от него, но он не спешил с

замужеством что меня дико обидело. Андрей устроился работать довольно быстро, скатавшись домой уладить дела с бывшим теперь священством. По возвращении я видела, что это далось ему очень трудно, и наконец наступил тот день, когда я ему сделала

предложение. Это было на ужине с моими родителями, которые приехали по моему

приглашению. На этом ужине была и моя помощница, которая за это время достигла

довольно внушительных успехов. Мало того, что она открыла какое-то модельное

агентство, так еще и создала рок группу написав для них альбом, и выход его стал неким

событием и даже я иногда напевала песни от этих дикарей. Всё разумеется, за мои деньги.

Хит где были слова про падшего который нашел в падении высоту забравшись первым на

вышину бездны, звучал довольно часто, и это пугало так, как и музыка и слова были мои.

Я первый раз писала музыку игнорируя нотную грамоту имея в напарники лишь

гитариста. Весь процесс занял всего час, когда тот ушел, хлопая в ладоши бормоча про

аранжировку, мол, пока не забыл. Когда я первый раз услышала эту песню была

шокирована так как не помнила ни слов, ни музыки, которые как пришли, так и

улетучились. Пришлось делать вид удивлённой дуры, неся околесицу про некое озарение.

Ужин был весёлым. Мой папа шутил всё время, огорчаясь только по поводу

отсутствия родителей Андрея вместе с ними. Это был неловкий момент, а для меня

особенно, когда на вопрос о родителях Андрея, мой будущий муж как-то грустно

произнес, что их никто не приглашал, а ему было неловко навязывать их компании из-за

статуса его родителей. Так и произнес «статус» заставив меня краснеть, а он умел это

делать, изменяя цвет глаз, что ему невероятно шло. Папа его был шофером, а мама

простым кулинаром. Я первый раз слышала от него про родителей и открывала для себя

его как человека, с другой стороны, с какой-то таинственной для меня и непознанной

которую я так и не познала. Мой папа разговорил его, и Андрей рассказал и про конфликт

его с родителями по идеологическим расхождениям, что вызвало смех у моей мамы, и про

некое философствование отца про свободу труда. Разногласия же тупиковые касались

105

профессии священника, тем более его папа, будучи убежденным коммунистом и мама, будучи убежденным сторонником социализма, резко были против « опиума для народа

После этого запомнившегося вечера, когда я сама съездила к ним в гости, удивившись

тому факту что мой папа опередил меня, посетив их с визитом, я убедилась в какой-то

душевной теплоте родителей Андрея, а блинчики с вареньем от его мамы меня особенно

впечатлили, как и их русская печь в избе и полный двор куриц, когда в обследовании

огорода сопровождал красавец кавалер петух.

Там на ужине я сделала в шутливой форме предложение, и выглядело это к месту, когда папа запел про будущие перемены в жизни, и ожидания внуков которых он мечтал

видеть.

- И я согласна - смеялась я, чувствуя, как шампанское вдарило мне в голову, и напевая

мелодию которую играла на фортепьяно моя подружка помощница Дарья, создавая

уютный и сказочный фон, продолжила - только за него и от него. Он папа самый лучший, но не торопится делать предложение хотя первый начал.

- Почему? - Услышала я голос Андрея и неожиданно для себя увидела коробочку с

кольцом. Оказывается, он не решался, что и поведал всем и меня это обидело так как

выглядело всё довольно шутливо и обыденно. А где фанфары в душе? Впрочем, я уже

понимала подсознательно, умея им управлять всё, что мне требовалось сделать пока живу.

Так началась подготовка к свадьбе, в которую были включены все, кроме меня. Я

отшила всех своих ухажеров, из которых был особенно настойчив бородатый дядя, и

прочувствовав его предложение с поддержкой будущего бизнеса и даже выхода в

политику, мы пришли к соглашению. Пришлось потратить минут десять убеждая его в

том, что отношения партнеров намного прочнее чем любовные, и это разногласие по

половому вопросу было последний раз между нами, а выгода от такого сотрудничества

стала складываться сразу. Я не просто вошла в верхний список известной партии на

выборы, но и была включена в высший совет, и пока моя свадьба обрастала всем

необходимым я включилась в борьбу на политическом поприще. Это было смешно и

забавно, особенно мои выступления перед электоратом. Одно название «электорат»

приводило меня в восторг, и я, произнося его всякий раз, представляла рожу этого умника, который сумел так обозвать и унизить народ, дав им понимание некой иллюзии, от

которой у многих текли слюнки. Электорат это звучало как откровение.

Свадьба давала мне популярность и все журналы, которые опирались на это

событие, и телевидение принимали этот факт, как плюс в мою сторону. Я быстро

научилась гнать

телевизоре, где с трудом понимала всех этих накрашенных дур готовых лечь под любого

лишь бы поведать о переживаниях и трагедиях. Дошло до того, что по предложению

Дарьи мы пробили на двух каналах свои собственные шоу, включая музыкальное. Все это

вынудило Дарью покинуть меня и начать отдельную жизнь в творчестве. Все-таки мы

остались подругами до поры до времени, а я же стала популярна и это накладывало на

мою совесть ограничения. Думаю, Вы меня поймете, когда вчерашние мои враги, включая

хама ректора ВУЗа вдруг стали податливыми и подлизами. Впоследствии я проехала на их

спинах довольно далеко, получив кандидата наук по социологии и философии.