Читать онлайн
"Под всем этим я - человек"

Она не знала это место. Просто не помнила. Как она здесь оказалась? Почему? Ее мозг лихорадочно пытался найти ответы, но их не было, только непонимание и нарастающая паника. Она огляделась, внимательно всматриваясь в окружающую обстановку, пытаясь найти хоть что-то знакомое или зацепиться за что-то, что дало бы хоть приблизительный намек, кто она и что здесь делает.

Обычная комната, не слишком большая, на стенах – ковры, под ногами – тоже. Обычная обстановка обычной квартиры, и это была спальня, прямо посередине комнаты стояла большая кровать. Это ее испугало, совсем чуть-чуть, но все же. Может, ее ударили по голове, или накачали какой-нибудь дрянью и привезли сюда, в комнату с кроватью? От таких мыслей настроение не улучшалось. И почему она лежит на полу? Неужели те, кто привез ее сюда, даже не удосужились положить ее на эту кровать? Ощущая, как страх все больше завладевает ее сердцем, она попыталась встать, но не смогла, ноги были как ватные, а в руках такая слабость, что даже опираться на них было изнуряющим подвигом.

Точно, меня отравили чем-то, решила она, и, видимо, я давно здесь лежу, раз ноги так затекли. Я попала в беду, подумала она, чувствуя, как страх огромным комом сжимает горло, душит ее в самом прямом смысле, и что же мне делать?

Первым делом надо встать, решила она, но новая попытка также не увенчалась успехом, ноги по-прежнему не желали ее слушаться, а руки не выдержали нагрузки, и она снова оказалась на ковре. От страха и бессилия к глазам подступили слезы, но она была слишком испугана, чтобы плакать, сейчас у нее были гораздо более важные занятия.

Итак, она не помнит кто она, где она и почему, а в добавок ко всему, ее чем-то накачали, и теперь она не может встать. Может, крикнуть, подумала она, но поняла, что не сможет. Нет, с голосом у нее все было в порядке, а вот страх плотно закрыл ей рот. Если я начну кричать, думала она, еще неизвестно, кто меня услышит. Уж если ее похитили и привезли сюда, наверное, они позаботились о том, чтобы ее никто не услышал, а если ее услышат они… нет, лучше помолчать и подумать.

Она замерла и прислушалась, вокруг было тихо, совсем тихо, похоже, в этом месте она была одна. Это немного успокоило ее, но страх никуда не исчез. Понимая, что встать сейчас она все равно не сможет, она решила изучить обстановку еще раз, осмотреть все более спокойным взглядом. Комната, ковер с непонятным узором, эта чертова кровать, над ней – замысловатая люстра с плафонами в виде орхидей, на стенах пестрые ковры. Дальше ее взгляд наткнулся на окно и тут ее ударил первый приступ надежды – оно было без решеток, но за ним была ночь. Это даже лучше, решила она, если мне удастся встать и удрать через это окно, темнота мне только поможет.

И тут ее осенило еще одно открытие, разжигающее надежду – она не связана. Из-за странного пробуждения в незнакомом месте и потери памяти она даже не заметила, что на ней нет ни веревок, ни наручников, она свободна, просто обездвижена. Ну, это временно, подумала она, ощущая душевный подъем, я выберусь, мне бы только немного времени и удачи. И тут в голове снова как будто ударила молния: может, она и выберется, но куда пойдет? Она ведь даже себя не помнит. Это снова испортило настроение. А может, эта потеря памяти тоже временная, подумала она, может скоро действие этого яда пройдет? Она цеплялась за соломинку и прекрасно понимала это, но в такой ситуации лучше обмануть себя, но сохранить присутствие духа. Потому что это спасает жизнь. В конце концов, сказал она себе, главное выбраться отсюда, найду первое же отделение полиции, и пусть мной занимаются доктора.

Ее мозг все больше приходил в себя, теперь она поняла, что видит комнату благодаря тому, что свет включен, люстра с орхидеями горит. Страх опять захлестнул ее ледяной волной. Люди не оставляют свет, если их нет дома, значит, несмотря на эту обманчивую тишину, она не одна.

Беги! беги прямо сейчас, пока они не пришли и не сделали с тобой что-то ужасное. Это был голос паники, высокий и слишком громкий, сводящий с ума. Она начла биться на полу, как рыба, выброшенная на берег, и то ли паника придала ей сил, то ли действие этого загадочного яда действительно ослабевало, но она смогла сесть. А потом, поняв, что так передвигаться не сможет, снова легла и попыталась ползти, беззвучно плача от страха. Она глотала слезы, изо всех сил стараясь не всхлипнуть, не проронить ни звука и ползла к кровати, у нее был маленький и самый простейший план – подтянуться и сесть на кровать, а дальше… нет, так далеко она пока не заглядывала. Но иметь хоть какой-то план было приятно, паника не имеет планов, а значит, она справилась и смогла включить рассудок. Сейчас только он и мог помочь ей выжить, она это знала, чувствовала.

Путь до кровати показался ей очень долгим, как будто она ползла в Китай, но все же цель приближалась. Ослабевшие от неизвестного вещества руки вибрировали от напряжения и усталости, но она упорно не обращала на них внимания, в конце концов, что такое боль в руках по сравнению с выживанием всего организма? Когда пальцы уперлись в прохладную древесину, она поняла, что ощущают те, кто много дней голодал, и вдруг нашел удочку. Теперь оставалось наловить рыбки. Слезы высохли, сейчас в эту секунду она одержала первую маленькую победу и была очень довольна собой. Счастье - это возможность осуществлять задуманное. Странно, она не помнила себя, но вдруг вспомнила это изречение, каких только фокусов ни выкидывает человеческий мозг. Мы используем только 10% наших возможностей, опять всплыло в голове, но такие мысли были сейчас очень кстати, потому что ее Великое Ползучее Путешествие совершенно опустошило скромные запасы сил. Она снова лежала на ковре как рыба, выброшенная на берег, только теперь руки болели и дрожали, а вернувшие чувствительность ноги настойчиво давали ей знать, что по пути к кровати, жесткий ворс ковра оставил на них ссадины. И все же она не собиралась сдаваться. За маленькой победой придет большая, опять неизвестный призрак в ее голове, но мысль очень дельная. В квартире по-прежнему было тихо, но эта тишина больше не успокаивала, наоборот, она подгоняла.

- Я смогу, - одними губами прошептала она, - я могу гораздо больше, чем просто сесть на кровать. Раньше-то могла, и сейчас смогу. Смогу.

И у нее опять был план. Опять маленький, но что с того, дома строятся по кирпичику, а океан состоит из капель, главное что-то делать - и будет результат. Собравшись, она ухватилась на спинку и начала отталкиваться ногами, теперь она снова могла ими управлять. Тысячи иголок вонзились в ноги, в глазах потемнело, но она не отпустила спинку, просто дышала и думала: я смогу. Через несколько секунд картинка вернулась, а ноги, пусть и плохо, но слушались. И когда перед глазами возник пестрый рисунок покрывала, она поняла, что действительно сможет и снова не сдержала слез. Вот как чувствуют себя герои, преодолевая себя, подумала она, только они делает это ради других, я – ради себя, поэтому герои – они, а я просто очень хочу выжить.

Она тяжело дышала, но теперь верхняя половина ее тела лежала на этом пестром покрывале, пахнущем свежестью. Запах был немного знакомым, но сейчас ей было не до этого. Позволив себе отдышаться несколько секунд, она снова ухватилась за спинку и, перевернувшись на бок, села. Это была победа, победа в чистом виде. И ее не омрачило даже очередное потемнение в глазах и сводящая с ума боль в руках и ногах. Она смогла это сделать, а значит, сможет и еще больше.

Соблазн откинуться и немного полежать на этой широкой и мягкой кровати был очень велик, но она устояла. Вместо этого начала осторожно разминать ноги, терпеливо ожидая, когда яркие точки перестанут плясать перед глазами, и прислушиваясь. Пока все было тихо, но это ее больше не обманывало. Нет, она улизнет, по-тихому, через окно, а если окажется, что там слишком высоко, она выбросит что-нибудь тяжелое, привлечет внимание и будет держать оборону, пока не приедет полиция. Как бы там ни было, легкой добычей она больше не будет. Она не помнила ничего, она валялась на полу, как мешок с мусором, ее тело болело и не слушалось, от такого поневоле начнешь злиться. Она имела право на эту злость и не собиралась с ней бороться.

Постепенно яркий туман перед глазами рассеивался, и это тоже разжигало ее злость – каким же сильным дерьмом ее накачали, если она так обессилила, что полчаса видит яркие точки только от того, что поднялась с пола и села на кровать?! Однако теперь она все же видела, и это отвлекло ее от злости. Теперь она могла хорошенько все рассмотреть и придумать, как и что использовать.

И первое, что бросилось ей в глаза – странный предмет прямо напротив нее, она лежала спиной к нему, поэтому и не видела. Но сейчас не могла не заметить, он занимал слишком много места, в основном потому, что его как-то странно расположили. Это была высокая, выше человеческого роста железная рамка на ножках, а в ней как будто какой-то ящик или шкаф. Она вполне могла бы подумать, что это такой странный гардероб, может, дизайнерский или еще какой, но на нем была лампочка, на вершине рамки и от него тянулись толстые провода, исчезающие где-то за ковром. Она начала всматриваться, ничего подобного она раньше не видела. Рамка была соединена с ящиком множеством металлических трубочек, а под самим ящиком был еще один, поменьше, тоже соединенный с рамкой и большим ящиком. Вся поверхность рамки и ящиков была занята какими-то дисплеями и кнопками. И что еще более странно, это чудо стояло не вплотную к стене, а между стеной и кроватью, причем, сам ящик был гораздо меньше рамки, и верхней части у него не было. Только дно, стенки и дверцы.

- Это еще что? – прошептала она, полностью захваченная странным предметом. – Ох, во что же я вляпалась?

Теперь она не сомневалась, что ее поймали какие-то психи и ставили на ней опыты. Это версия все объясняла – и потерю памяти, и слабость, и боль в мышцах. Но что они с ней делали и почему? И что это за адский ящик? Она решила, что не хочет знать. Что бы они с ней ни делали, больше делать не будут. Все, конец, подопытные крысы тоже хотят жить, и иногда это желание заставляет их больно кусаться.

Вот этот адский прибор и полетит в окно первым, решила она, испытывая жуткую ненависть к незнакомому предмету, эта ненависть могла бы удивить ее, если бы у нее было время на самоанализ. Злость просто кипела в ней, и это не грозило ничем хорошим. Злость – это тот же яд, в умеренном количестве она – лекарство, в больших дозах – смерть. Она чувствовала, что если будет и дальше смотреть на этот странный ящик в рамке, то полностью потеряет контроль над собой, поэтому собрала волю и отвела глаза.

И тут увидела ее, картину на правой от нее стене. На мгновение у нее перехватило дыхание, просто дух захватило. Она и думать забыла про ящик, про свою злость и боль в мышцах, она даже забыла, что собиралась спастись. Картина была прекрасна, а учитывая тот факт, что она не помнила ничего из прошлого, то с уверенностью могла сказать, что ничего прекраснее она не видела. Выполненная в зеленых и белых тонах, она притягивала взгляд и уже не отпускала. Боже, да здесь же тысячи оттенков зеленого, думала она, с восхищением глядя на картину. Она не знала, что это за стиль и как он называется… вроде бы не знала, но это плавное перетекание линий и мазков просто завораживало. При первом взгляде можно было увидеть лишь лебедя, хрупкого и грациозного, застывшего посреди зеленых разводов, но если присмотреться, то из этих гипнотизирующих перетеканий вырисовывалась девушка, лесная нимфа с венком на голове. Она не имела четко прорисованного тела, все терялось и расплывалось в этом зеленом смешении, но ее лицо было прекрасным. Просто божественно красивым.

И… о Господи, невероятно… этого не могло быть или могло… но она вдруг поняла, что видит эту картину не впервые. Да, точно, она видела ее раньше. Что-то шевельнулось в ее мозгу. Как будто память была рекой, русло которой перекрыло упавшее от бури дерево, где-то в глубинах ее сознания эта река переполнялась и вот теперь на засохшую равнину ее сознания упала первая капля. Целый вихрь эмоций захватил ее, страх, неверие, потрясение и надежда. Она по-прежнему не сводила взгляд с картины, цепляясь за этот призрак воспоминаний, пыталась прорвать ту невидимую плотину и освободить реку. И одновременно боялась того, что может вспомнить. Многие люди мечтают начать жизнь с чистого листа, забыть прошлое, а ей такой шанс выпал, так, может, не стоит жаловаться на судьбу?

Но это было нее ее решение, реку памяти было уже не остановить, упавшее дерево не повернуло русло, тогда она может ничего бы и не вспомнила, а лишь перекрыло его. И теперь, переполненная река, собрав силы, устремилась дальше, затапливая равнину ее сознания. Потрясенная, она смотрела на эти зеленые переплетения и вспоминала. Да, конечно же, она видела эту картину раньше, мало того, она любила ее, очень любила, и эти сильные эмоции и пробудили воспоминания, освободили реку. Вспышки памяти приходили картинами, она точно смотрела на этого лебедя и на эту зеленую девушку под таким углом, и не раз, теперь она это помнила. Она и раньше сидела на этой кровати, в этой комнате и смотрела на картину. Невероятно.

Но почему она совсем не помнила этого еще минуту назад? И что это за место? Может, здесь ей ничего и не грозит, но как она оказалась здесь сейчас и почему бывала раньше? Возможно, я вспомню и это, подумала она и снова оглядела комнату, уже совсем другими глазами.

Да, она знала это покрывало, помнила эти пестрые цветы и этот запах кондиционера для белья, кажется, он продавался в большой голубой бутылке. Ей нравилось лежать и вдыхать этот свежий аромат и смотреть на картину, как же она могла совсем этого не помнить?! Она протянула руку и провела по шелковистой ткани и выпуклым вышитым цветам. Перед глазами тотчас возникла картинка-вспышка: она лежит на этой самой кровати и смеется, а чей-то голос, женский, говорит, что это покрывало – часть ее приданого.

- Боже, - выдохнула она, страха больше не было, по крайней мере, страха за жизнь, но она была крайне потрясена. Просто потеряна. – Кто же я и почему…

Договорить она не смогла, к горлу подступил ком. Почему она не помнит?! Значит, с ней точно что-то совсем не в порядке, раз она страдает таким приступами. И она так испугалась, очнувшись в незнакомом месте, а теперь выясняется, что место очень даже знакомое. Но какое? Этого она все еще не помнила, и от этого ей было стыдно и грустно. Мир был как в тумане, а она брела наугад, по воле случая разглядев в этой мгле знакомые очертания.

Да, теперь она вспомнила и эти ковры, она видела эти узоры тысячу раз. Она точно знала, что сама выбирала эту люстру с орхидеями, но где и когда это было – не помнила. Прежде кристально чистая река после бури стала мутной и грязной, такой теперь была ее память. Что со мной случилось? В сотый раз она задала себе этот вопрос, но ответ так и не всплыл. Может, ее ударили по голове? Она снова насторожилась, но тишина не менялась, похоже, она все же была здесь одна. А может, я просто упала и ударилась головой, предположила она, или на самом деле чем-то больна. Может, она жила здесь, этого она все еще не помнила, как и не помнила, с кем, но одно она знала точно: в этой комнате она бывала раньше и бывала часто. Ее взгляд снова вернулся к ящику в рамке. Его она так и не вспомнила и даже не могла предположить, что это такое и для чего. Ладно, оставим до лучших времен, решила она, сейчас главное вспомнить, кто я и что здесь делаю.

Она попробовала пошевелить ногами, они слушались, и даже иголочки уже не кололи их. Но слабость все еще чувствовалась. Ничего, с этим она справиться могла. Ей не терпелось встать и осмотреть всю квартиру, она намеревалась заглянуть во все ящики и шкафы, там люди обычно хранят память, а свою она временно потеряла.

Осторожно и медленно, опираясь о кровать, она начала вставать, готовая переждать очередную пляску разноцветных точек перед глазами. Но видимо, ее организм приходил в себя, потому что расплатой за подъем стало лишь легкое головокружение, да и оно длилось не больше трех секунд. Как только она подняла голову, ее взгляд тут же поймала картина, она обладала какой-то магией, на нее невозможно было не смотреть. Да, теперь она понимала, почему так любила эту картину – хотя, откуда она взялась, по-прежнему не помнила – она успокаивала, эти плавные перетекания оттенков зеленого как будто медленно кружились, гипнотизируя, внушая, что все будет хорошо. И этот лебедь, эта девушка. Да, картина была прекрасна, как будто кусочек из волшебного мира, где живут сказки, и побеждает добро.

Не думая, она двинулась к ней, завороженная этой красотой. Эта картина определенно приносила ей удачу – благодаря ей она начала вспоминать, прежде чем успела выкинуть что-нибудь из окна или сбежать. Вот был бы позор.

Я могла бы смотреть на нее часами, подумала она, двигаясь к картине мелкими осторожными шагами, не знаю, что это за волшебство, но на меня оно действует. Картина висела над туалетным столиком с высоким зеркалом, это очень помогло – силы снова закончились, все же она восстанавливалась не так быстро, как хотела бы. Но ведь восстанавливалась. Она оперлась о зеркало и придвинулась к картине. Вблизи она была ничуть не хуже, техника написания явно была на высоте. Не отдавая себе отчет, она протянула руку, чтобы коснуться этих зеленоватых мазков и тут заметила что-то черное в нижнем правом углу. Она не помнила, какое зрение у нее было «до», но сейчас она не могла разглядеть написанное, однако не сомневалась, что это имя художника. О, это интересно, подумала она, хоть на один вопрос я смогу ответить. Так кто же создал это прекрасное? Она оперлась на столик и зеркало и буквально воткнулась в картину носом. И только тогда черная ниточка распалась на буквы, и она прочитала: Киана Армада.

Красивое имя подумала она. Киана… и снова в голове произошла вспышка, а потом на сознание обрушился поток картинок, голосов и обрывков чувств. И все эти голоса – одни казались ей знакомыми, других она не знала – произносили одно и то же имя: Киана. Они звали, требовали, спрашивали, произносили с нежностью, снова и снова. Смех и слезы, какие-то люди, дети и взрослые, обрывки каких-то образов и мест, и вот она сама называет это имя. Конечно, ведь это… это ее имя, да! О, великие силы, ведь это ее зовут Киана, ну конечно, как же можно не помнить собственное имя?! Радость вернулась в ее сердце, теперь она хоть знала, как ее зовут.

И неужели, возможно ли это, что картину написала она?? Нет, этого она не помнила… или пока не помнила. Уже немало, решила она, не прошло и часа, а я уже знаю, как меня зовут. Горькая ирония, конечно - она не знала, кем была и что делала, но проснулась она явно с манией величия, если в самом деле верит, даже может допустить саму возможность, что такую картину написала она. Наверное, я купила ее еще и из-за имени художницы, решила она, или мне ее подарили. Но нет, я точно не могла… но как она могла утверждать хоть что-то, если минуту назад даже не знала, как ее зовут.

- Киана Армада, - сказала она вслух, робко надеясь, что это поможет продвинуться дальше в темном туннеле, в котором она вдруг оказалась, - Киана…

- Ки? – голос за спиной.

От неожиданности и испуга она дернулась, инстинктивно попыталась обернуться и чуть снова не оказалась на ковре.

- Осторожно, - обладатель голоса молниеносно пересек комнату и поспешил ей на помощь, именно его руки удержали ее от падения.

- Что с тобой? Ты вся дрожишь? – она лихорадочно пыталась собраться, начать реагировать, да для начала хоть развернуться и посмотреть на этого человека.

Всхлипнув, больше от испуга и неожиданности, она наконец сумела повернуть голову. Ее обнимал высокий молодой человек, красивый, это она сразу отметила, его красота бросалась в глаза. Но она не знала его. По крайней мере, сейчас не знала.

- Ки? – он нахмурился, немного отстранил ее и стал разглядывать, - о, нет.

Она молчала, медленно развернулась и теперь сама с вопросом заглядывала в его темные глаза, он-то ее явно знал. По крайней мере, меня и правда зовут Киана, успела подумать она, а потом он произнес что-то странное.

- Ретрансляция?

- Что? – прошептала она. Теперь она уже совсем ничего не понимала, и ей вдруг очень захотелось плакать.

Он не ответил, вздохнул и мягко подтолкнул ее к кровати. Она не возражала, ноги снова стали чужими, а усталость буквально расплющивала ее.

- Сядь, - с его помощью обратный путь до кровати занял гораздо меньше времени. – Ты что-нибудь помнишь?

- Свое имя, - тихо ответила она, не поднимая глаз, она вдруг сама себе показалась такой жалкой, - и еще это покрывало. И картину.

- Не густо, - он вздохнул и сел рядом.

- Кто вы? И почему я здесь? – и тут она все же не выдержала и заплакала, - и почему я ничего не помню?!

Он обнял ее. В его движениях была такая уверенность, что ей стало еще хуже – похоже, он хорошо ее знал, она явно была ему не чужая. А он для нее – чужой.

- Ничего, - он покачивал ее, как ребенка, и запах его одеколона тоже вдруг показался ей знакомым, - память вернется. Всегда возвращается. Так бывает. Ты сама все вспомнишь и очень скоро.

- Но кто вы? – она подняла заплаканное лицо, это казалось сейчас самым важным, - пожалуйста. Я так хочу вспомнить.

Дверь комнаты снова открылась. Только на этот раз она и увидела, и услышала это. В прошлый раз картина и воспоминания так поглотили ее, что она пропустила появление этого незнакомо красавца, но теперь она видела дверь и слышала гораздо больше.

- Что тут происходит? – еще один молодой человек. И вот радость, его лицо показалось ей смутно знакомым. – Вы что? Ки, ты плачешь?!

- Она ничего не помнит после ретрансляции, - ответил красавчик, все еще прижимая ее к себе, - даже меня не помнит. И тебя, кажется тоже.

- А, ну это бывает, - успокоился новичок, а потом усмехнулся, - иногда это к лучшему. Вот бы Лоле память напрочь отшибло, особенно за последние три года. Или мне, а иначе у нас не получается.

- И не надейся, - улыбнулся красавчик, они как будто забыли про нее, а она все больше тонула в непонимании и страхе. – Даже если тебе повезет, у тебя будет максимум час, а потом она тебе глаза выцарапает, как все вспомнит. В самый пикантный момент, ха-ха.

- Да, ну ее, - махнул рукой новенький, - у меня таких сотни…

- Что такое ретрансляция? – она наконец сумела совладать с голосом, - и почему я ничего не помню?

- Еще вспомнишь, - махнул рукой новенький, - а если вкратце, никто не знает, почему иногда после этого память отшибает. Но есть и хорошая новость: она возвращается.

- Что такое ретрансляция? – она начала злиться, - я хочу знать сейчас. Неужели трудно ответить?

- О, похоже, Киана возвращается, - закатил глаза пришедший.

- Видишь это? – он указал на странный предмет в рамке, - это ретранслятор. Ты прошла сквозь него и стала такой. Если хочешь подробностей – залезь в интернет.

Еще одна вспышка в голове, так что последнюю фразу она не услышала, зато еще немного памяти просочилось через плотину. Она знала этого нахального типа, и этот тон ее всегда бесил, а она его наслушалась, потому что…

- Ты Тимур, мой брат, - она улыбнулась, готова была его убить и расцеловать одновременно, - да, мой придурашный братец.

Он делано улыбнулся и показал ей язык.

- Я помню, - она говорила сама с собой, но оба молодых человека слушали очень внимательно, - помню, как мы играли в детстве на улице с детьми. Ты всегда жаловался маме. Помню, что ты – мой брат. Но больше ничего.

- Значит, я тебе больше ничего не должен, - весело сказал он и начал смеяться.

- Заткнись, - беззлобно оборвал его красавчик, все еще обнимавший ее – а меня ты помнишь, Ки? Постарайся.

Она внимательно посмотрела на его лицо, и что-то шевельнулось внутри, где-то очень глубоко. Она многое не помнила, да почти ничего, и что это за «ретрансляция»? Но сейчас ей вдруг стало так важно вспомнить его.

И снова этот туман, через который она продиралась, напрягаясь изо всех сил, чтобы что-то разглядеть. Цветы, воздушные шары и сладкая вата, парк с каруселями, звездное небо и кто-то держащий ее за руку и голоса, сотни звуков, обрывков песен и фраз. И слезы, она плачет, потому что…

- Саша, - она не сказала, выдохнула это имя, его имя, - я так любила тебя, я помню, как же я могла забыть?! Но… почему ты здесь? Мы ведь… мы расстались, я помню, я плакала.

Она нахмурилась, заглядывая куда-то вглубь себя, а он ждал.

- Я любила, так сильно… - и тут она дернулась, оттолкнула его, ее глаза распахнулись, но на этот раз в них горела злость. – Ты! Ты и та история, я помню! Я так плакала, ты так меня обидел!

Она оттолкнула его, сил не было, но она все равно толкнула.

- Что ты здесь делаешь?! – старые слезы снова подступили к глазам, - что тебе надо?! Зачем ты пришел?!

- О Господи, - тихонько простонал Тимур и ретировался из комнаты.

- Вспоминай, - его голос не дрогнул, - вспоминай все, Киана.

На некоторое время она погрузилась в себя, но густой туман по-прежнему обволакивал ее сознание, и через несколько минут она сдалась.

- Нет, я не помню. – Она покачала головой, не поднимая глаз, сейчас она не хотела его видеть. – Может, ты мне расскажешь? Я ведь могу рассчитывать на правду?

- Ты вспомнишь, - он вздохнул и подошел к ней, - а сейчас, давай выпьем чаю. Иногда это помогает.

Она начала вставать, чувствуя прежнюю боль в мышцах, и она понятие не имела, что такое все же эта ретрансляция и почему от нее ей так плохо. Сейчас она бы не отказалась от его помощи, но просить не хотела, единственное, что она смогла вспомнить, никак не способствовало нормальному диалогу. Как будто чувствуя это, Саша стоял в стороне, внимательно наблюдая. Она смогла встать, и ее глаза снова наткнулись на картину. Похоже, от нее было не скрыться, она преследовала, ловила взгляд в любой точке комнаты и в любом положении.

- Откуда она? – вопрос сам сорвался с ее губ.

- Ты не помнишь. – Это был даже не вопрос. Это было разочарование.

- Нет, не помню! – она взорвалась. Туман не рассеивался, она не знала ничего, не помнила, все было чужим, она потеряла какую-то часть себя и уже, возможно, никогда не станет прежней, а они все твердят «ты вспомнишь» и «вспоминай». Да если бы она могла! Как будто это от нее зависит. – Я ничего не помню! Ни черта! Ни хрена! Вы что, совсем идиоты, я уже час повторяю, что НИЧЕГО НЕ ПОМНЮ!

- Ты написала ее. – Его тон не изменился, и это спокойствие и сама фраза подействовали на нее как ведро ледяной воды. – Там в углу твое имя. Киана Армада.

- Да, если тебе так нужно торопить события, я расскажу. В конце концов, ты всегда была такой.

- Я? – она шептала, голос пропал, - я ее написала? Но я не… я не знаю как, я не умею…

- Сейчас, может, и не умеешь, но умела. И снова сумеешь, когда отойдешь.

- А когда это будет? – тихо сказала она и заплакала.

Он хотела подойти, но она жестом остановила его. Не сейчас, в эту минуту она была одна, совсем одна. Она медленно направилась к окну, просто не хотела, чтобы он видел ее слезы. И тут с ней произошла очередная вспышка. Она знала эту квартиру, вспомнила все комнаты. Она жила здесь, одна или нет, это еще не пришло, но она точно считала эту квартиру домом. А раньше здесь жила ее бабушка, это она тоже смогла вспомнить. Я совсем не могу это контролировать, подумала она, память делает со мной что хочет, а я просто жду. Она добралась до окна, силы снова возвращались, но теперь она не радовалась, потому что не знала, как надолго хватит этого прилива бодрости. Отодвинула знакомые шторы, и эта мелочь была такой приятной, выглянула на улицу со страхом – она не знала, покажется ли пейзаж за окном знакомым или она увидит его в первый раз. Голубой свет фонарей освещал двор и, кажется, она его знала. Лавочка, качели, гаражи, огромное дерево прямо возле ее окна…

И вдруг все это начало кружиться. Киана вцепилась в подоконник, протерла глаза свободной рукой, но зрение не обманывало, ее тело тоже ощущало кружение.

- Саша! – она ничего не могла поделать со страхом, это было сильнее ее, - Саша что это? Что происходит?

- Ки! – он тоже кричал, и она слышала страх в его голосе. Это пугало еще больше. – Ки, держись, закрой глаза!

Но еще секунду она смотрела на этот сошедший с ума мир, в котором она очнулась. И он кружился, как изображение в телевизоре, и это изображение расплывалось. Лавочка, дерево, пол ее комнаты, устланный ковром, все это летело по кругу все быстрее и быстрее. Я, наверное, умираю, подумала она, закрывая глаза, больше не в силах выносить это безумие, или я уже в аду. Мир уплывал, она почувствовала, как пол под ногами куда-то поехал или вовсе исчез, почувствовала, как Саша сжал ей руку и сжала его руку в ответ, услышала, как что-то гневно кричит Тимур… а потом все пропало.

Секунду или вечность не было ничего, ни света, ни звука, ни времени, ни пространства, ее самой как будто не было. И вдруг мир вернулся, обрушился на нее. Она ощущала холод, она стояла на чем-то очень холодном босиком, кто-то по-прежнему держал ее за руку. И еще ветер, он был ледяным, и в нем слышался шум города и голоса людей. Киана рискнула открыть глаза, готовая ко всему и одновременно боящаяся, как никогда. Она стояла посреди улицы, вроде бы знакомой, вокруг горели огни, люди спешили куда-то, где-то гудели машины. И конечно, ей было холодно, она ведь оказалась здесь в чем была – в майке и длинной юбке, под ногами был мокрый асфальт, а вокруг – осень.

- Гребаные козлы! – выругался Тимур, обхватив себя руками, - как же мне это настохренело!

- Ты? – в горле пересохло, но она сумела продолжить, - ты тоже здесь? И ты?

Она повернула голову и увидела, что Саша так и сжимает ее руку, а она – его. Они стояли в той же позе, а Тимур – чуть дальше, ровно на таком расстоянии он был от них дома, и у него в руках дымилась большая чашка с чаем.

- Что вообще происходит? – простонала она, больше ничего не понимая и даже не пытаясь понять. – Пожалуйста, я умерла?

- Не говори ерунды, - раздраженно ответил Тимур, - а этих уродов я бы точно убил.

- Саша? – она с мольбой посмотрела ему в глаза. – Что это?

- Пространственно-временная пушка. – Он наклонился, снял тапочки и подвинул к ней, кивком показывая, чтобы она их надела. – Из-за них когда-то все и началось, а теперь всякие жулики вымогают у людей деньги таким способом. Пару раз окажешься в трусах посреди Главной улицы – сразу станешь сговорчивым и заплатишь, чтобы они отвалили. Это старые модели пушек, таких больше нет.

- Я звоню в полицию, - объявил Тимур, - причем, из первого же автомата.

- Сам знаешь, что толку не будет, - сказал Саша, - пошли лучше домой, мы все раздетые.

- И все же, я позвоню, - гнул сове Тимур.

- Как знаешь. – Саша подхватил ее под руку и повел по улице. Куда им идти, Киана понятия не имела. – Я так понимаю, денег у тебя в карманах не завалялось?

Денег не было ни у кого, это тоже не улучшило настроения. Киана была одета легче всех, но сейчас она даже не думала об этом. Шок – вот чем стала ее реальность. Улица была пешеходной, широкой и залитой светом от витрин и фонарей. Она с любопытством глазела по сторонам, пытаясь вспомнить, пытаясь осознать и принять реальность, в которой она оказалась. На время она даже забыла про слабость и боль в мышцах. Она видела людей, они ничем не отличались от их троицы, разве что были одеты по погоде, магазины, манекены, мокрая плитка, сменившая асфальт – все было абсолютно нормальным, но таким чужим. Людей было много, и, похоже, их появление никого не удивляло. Здесь это норма, подумала она, и отчаяние сжало ей сердце, неужели я здесь жила? Так жила? В этом совершенно ненормальном мире?

Они шли молча, каждый был погружен в свои мысли. Интересно, далеко ли до дома, подумала она, и тут ее взгляд уперся в большие электронные часы на одном из зданий. В них не было ничего необычного, за исключением того, что показывали они 15:50.

- Им бы надо перевести часы, - сказала она. – На такой оживленной улице и идут неправильно.

- Ох, ты совсем, мозги растеряла, - пробурчал Тимур, - пора уже возвращаться на землю, Ки.

- О чем он? – она повернулась к Саше, - что опять не так?

- Время правильное, - ответил он, и на этот раз она явно услышала печаль и тревогу в его голосе, - сейчас почти 4 часа дня, Ки. Только дни теперь темные.

- Как? Почему? – она остановилась, чувствуя, как в груди комом нарастает паника, это уже было слишком. - Где солнце? Что все это значит? Что это за мир?

- Успокойся, - Саша снова повел ее по улице, Тимур ушел немного вперед. – Память должна была уже вернуться. У тебя что-нибудь болит?

- Да, все тело. А теперь ответь, почему день такой? Почему мы такие? – Она оглядела улицу и, невероятно, увидела знакомый металлический ящик-шкаф в рамке. Кажется, ретранслятор, так они его называли.

- Я не узнаю этот мир, - выдохнула она, не скрывая отчаяния, - помоги мне.

- Ки, - он остановился и прижал ее к себе, и на этот раз она не сопротивлялась. В этом незнакомом мире его она помнила, и это стало бесценным. – Ки, мне так жаль. Ты вспомнишь, все мы вспоминаем. Но если хочешь, я расскажу. А если ты не начнешь вспоминать, вызовем доктора.

- И инженера, - добавил вернувшийся за ними Тимур, - не хочу, чтобы и мне вот так память отшибло, нам ведь всем лезть в эту чертову штуковину.

- Зачем? – она чувствовала, как силы снова покидают ее, и на этот раз не только физические. – И зачем посреди улицы это?

- Потому что мы умираем, - ответил Саша, продолжая вести ее по залитой огнями улице, - если не пройти ретрансляцию сразу же как почувствуешь боль в теле, оно начнет распадаться.

- И давно? – в голове кружились тысячи вопросов, но озвучить она смогла только один. – Когда это началось? Я помню прошлое, отрывками, но помню, такого не было.

- Сколько тебе лет? – задал он встречный вопрос. – Ты помнишь свой возраст?

- Ну конечно. Мне 27.

- 400 лет, Ки. – И снова его голос не дрогнул. - Ты живешь уже 400 лет. 378 из них ты ретранслируешься.

Мир снова поплыл и закружился, только на этот раз временная пушка была ни при чем. Просто она потеряла сознание.

***

Очнулась она в вагоне метро, пустом и залитом холодным белым светом ламп под потолком. Она лежала на сиденье, голова на коленях Саши, Тимур сидел напротив, уставившись в никуда. Она подняла руку – это далось с трудом, слабость вернулась и, похоже, даже усилилась – и потерла глаза.

- С добрым утром, принцесса, - недовольно проворчал Тимур, выглядел он как-то не так, она не могла понять, что именно изменилось, но он был другим. Каким-то уставшим или больным. – Мы тут не на прогулке, а еще тебя тащить, тоже мне, госпожа. Может, мне тоже грохнуться в обморок.

- Хватит, - оборвал его Саша. – С ней что-то не так.

- Со всеми нами что-то не так, - пробурчал Тимур и снова уставился на свои тапочки, мокрые и грязные.

- Он всегда себя так вел? – Киана попыталась сесть, получилось не с первой попытки.

- По большей части да, - Саша слегка улыбнулся, - а сейчас он просто после ретрансляции. Пришлось воспользоваться вокзальным аппаратом. Поэтому такой нервный.

- И как часто мы должны делать это? – Она поджала ноги и села рядом с ним.

- Это индивидуально. Но есть общие признаки: как только почувствуешь боль в теле. Как будто каждая клеточка болит, и слабость накатывает – пора. Повторюсь, здесь все индивидуально, некоторые не чувствуют ничего такого, им труднее, тогда приходится составлять себе расписание и четко следовать ему.

- А иначе?

- А иначе организм распадается. Живая ткань не живет больше 5 часов, теперь это так.

- Господи, - выдохнула она, как будто она заснула и проснулась в аду. Она не знала этот мир, совершенно не знала, и теперь вынуждена была здесь жить.

- Ты теперь навечно такая? – подал голос Тимур, - это как Альцгеймер, типа? О, я вас не узнаю! Скоро начнешь требовать три завтрака и кричать, что тебя не кормили.

- А что ты чувствуешь? – спросила Киана, - или с тобой никогда такого не было? Если я живу 400 лет, то ты, получается, чуть меньше. И что, за все эти 3 сотни с хвостиком у тебя никогда не отшибало память?

- Она возвращалась. Так должно быть. А с тобой что-то не так, и если ты теперь так и будешь открывать мир с выпученными глазами и каждую секунду «чтокать» и «почемукать», я чокнусь.

- Хватит уже. – Обычно ровный голос Саши стал раздраженным. – Не пугай ее, ей итак не сладко.

- Долго мы едем? – она оглядела пустой вагон, невероятно, но они были единственными пассажирами. – И долго нам еще?

- Минут двадцать еще ехать, - ответил Саша, он тоже поджал под себя ноги, ведь в свои тапочки он отдал ей и почти всю дорогу шел босиком. – Потом еще примерно столько же идти.

- Я совсем не помню дорогу, - проговорила она, Тимур закатил глаза, но промолчал.

Пустой вагон и этот холодный белый свет нагоняли тоску. Она буквально чувствовала, как потерянность и одиночество ледяными иглами колют сердце. Почему все так случилось? Если бы она помнила, этот мир не казался бы таким ужасным. В конце концов, за 400 лет можно привыкнуть. Я никогда не вспомню, подумала она, и слезы подступили к глазам. Ей было страшно, страшно жить в этом мире, страшно умирать. С ней было что-то не так, да, что-то пошло не по плану, и что теперь ее ждет, только Бог знает. Если Он не забыл ретранслироваться, подумала она и грустно улыбнулась.

- Чему ты улыбаешься? – Спросил Саша, - ты что-то вспомнила?

- Нет, - она покачала головой и прижалась к нему. У меня нет больше прошлого, решила она, оно не ретранслировалось и распалось. Теперь у меня есть только настоящее, только этот момент. И в этом настоящем он отдал ей свою обувь и шел босиком по холодным лужам. – И, наверное, не вспомню. И мне страшно, что после следующей ретрансляции – а она ведь неизбежна – я могу забыть и это.

Он ничего не ответил, просто крепко прижал ее к себе, и какое-то время все молчали.

- Расскажите мне, - нарушила тишину Киана, - те 374 года, которые я потеряла.

- С чего начать? – спросил Тимур, теперь он выглядел немного лучше, и настроение явно поднялось

- С начала. – Она сжала Сашину руку и глубоко дохнула. – Начни сначала.

***

В начале 21 века наука стремительно рвалась вперед, это она и сама помнила. Люди были полны планов и амбиций, большой адронный коллайдер, робототехника, полеты на марс – люди научились всему, кроме одного. И это не давало им покоя. Пространство и время – единственное, что по-прежнему было неподвластно человеку. Но это возможно, говорили все, еще Эйнштейн, предсказывал, что мы научимся перемещаться во времени и пространстве, искривляя его, а раз это возможно, мы это сделаем. И начались поиски ответов. Лучшие ученые со всего мира бились над последней неразгаданной загадкой, пуская в ход все накопленные знания и опыт. Средств на это не жалели, мир процветал, прогресс достиг невиданных высот. Никто толком не представлял, зачем нужны путешествия во времени, чем это может грозить и как это скажется на настоящем, но у всех была цель, дело чести, и все работали, не задавая лишних вопросов прежде всего себе.

- Мы все ждали этого, - сказал Тимур, - радовались, как дураки. О, я увижу динозавров! А я проведу каникулы с Мэрилин Монро. Хрень полная, никто ведь не знал, как оно будет на самом деле. А вышло все совсем не так, как мы представляли.

21 января 2030г мир облетела грандиозная новость: есть первые результаты, указывающие на то, что пространство и время можно покорить. В тот же день было объявлено о начале самого грандиозного международного научного проекта – в Европе (точное место по понятным причинам было засекречено) построят гигантский аппарат, который пронзит время и пространство и отправит первую в истории мышь в прошлое или в будущее. За ней, конечно же, последуют и люди, если она вернется такой, какой отбыла.

- Точную дату эксперимента никто не скрывал, все ждали триумфа. – Сказал Саша, и горькая улыбка искривила его губы. Киана слушала, как сказку, ничего этого в ее памяти не было. – Весь мир замер, не представляя, что стоит на пороге кошмара.

Он помолчал, задумчиво поглаживая ее руку.

- З апреля ’35г люди земли в последний раз видели солнце и принадлежали себе. – Он посмотрел ей в глаза, - 4 апреля все мы проснулись в темноте.

- Что случилось? – она была в шоке, но теперь поймала себя на мысли, что, может, оно и к лучшему, что она не помнит, как мир погрузился во тьму. – Почему стало так?

А ответа на этот вопрос не было. Это транслировали все мировые каналы и интернет. Машину запустили, она заработала, потом вдруг электричество вырубилось, везде одновременно, во всем мире, так же по всей земле люди увидели на небе какую-то голубую дугу, ослепительную, как будто небо искривлялось. А потом все закружилось, и 9 миллиардов человек – все население планеты – лишились чувств. На сколько - неизвестно, но проснулись они в темноте. И солнце так и не взошло.

- Была теория, что ошибка в расчетах или еще что-то отбросило нас либо на триллионы, миллиарды лет назад, до появления солнца, либо – вперед, когда оно давно погасло. Мы просто возникли там, в прошлом или в будущем. А может, отправилось только солнце, а мы остались там, где и были. – Тимур пожал плечами, - в любом случае, на земле ничего не изменилось, кроме того, что воздух постепенно стал кончаться, и все стало замерзать.

Но к этому люди еще были хоть как-то подготовлены. Небывалый прогресс истощил природу, озоновый слой итак был почти на нуле. Так что над городами выросли купола, маленькие миры, жизнь в которых поддерживали машины, питающиеся от ядра слабеющей земли. Желание жить и солидная научная база поспособствовали тому, что купола быстро приспособили к новым условиям и построили новые. Хотя в те первые месяцы умерло много людей и животных. Но это было только начало.

- Как оказалось, - продолжил Саша, - временная буря или вихрь, или что там они запустили, не утихла и никто не знал, как ее прекратить. Живая плоть стала распадаться, все живое, как будто эти маленькие временные ураганы роились в каждом существе, отматывая его время вперед. Тогда-то и вымерла большая часть живого. Люди, звери, растения.

- Мы бы вымерли все, - добавил Тимур, - если бы не случайность, слепая попытка пробовать все, чтобы найти ответ. Один из еще живых ученых, уже одной ногой в могиле, ковырялся в этой адской машине времени, что-то переделывал в надежде исправить то, что они натворили. Так вот, не знаю, что он там наковырял, но его такой же умирающий коллега случайно нажал на кнопку и те двое оказались перед излучателем.

- Господи, - больше слов у нее не было, все это походило на историю из книги или фильм, а она ведь тоже прожила это, хоть ничего не помнила.

- Да, без Него там явно не обошлось, - усмехнулся Тимур, - потому что произошло совсем уж невероятное. По какой-то причине, (все это показало, что, несмотря на наш великий, как нам казалось, прогресс, ни черта мы не знаем вообще) плоть с одного умника слезла и встроилась в другого. Проще говоря, один распался и стал конструктором для второго, набором недостающих деталей. Так была произведена первая ретрансляция.

- Да, выживший стал нормально себя чувствовать, язвы исчезли, кожа наросла, волосы тоже. Даже там, де мясо слезло до костей, все было как новенькое.

- И нам повезло, - добавил Саша, - что процесс умирания шел неодинаково, так что были еще полуживые люди и животные. Ну и конечно большой запас материала, нас ведь было 9 миллиардов, а осталось чуть больше 1-го.

- И есть еще одна странность. Такая же необъяснимая, - Тимур постучал себя по голове указательным пальцем. – Мозг сохраняет всю информацию, и не распадается. Умирает только наше тело, мозгу ретрансляции не нужны.

- По этой причине, немногие выжившие ученые быстро собрали первые модели ретрансляторов. Они были не очень удачными, но все же стали спасать жизни.

- А что было с тем, первым? – Спросила Киана, все это больше походило на кошмарный сон, чем на историю, которую будут учить в школе.

- Ну, спустя примерно 5 часов, он снова почувствовал, что его тело умирает. Но теперь он знал, что делать, так что он быстренько схватил своего кота и встал с ним перед излучателем. Это был риск, но людей под рукой не было. Ха-ха.

- А если серьезно, - сказал Саша, - то он выяснил, что для ретрансляции хороша любая биомасса, будь то кот, рыба или человек.

- Так что она делает, эта ретрансляция? – Киана изо всех сил пыталась вникнуть в суть вещей, понять и узнать мир, в котором ей теперь предстояло жить. Они-то могли смириться за 400лет, думала она, а у меня их отняли, для меня все впервые. И не знаю, смогу ли я.

- У тебя и мозги повредились? – Тимур был в своем репертуаре, - она наращивает плоть на наши бедные кости. Да и сами кости наращивает. Она лепит нас заново, каким-то образом изменяя материю. Так что все мы состоим из рыбок, птичек и прочего биомусора.

- О, - это все, что она могла сказать.

- Да, думаешь, ты человек? – Тимур криво усмехнулся, а в глазах блеснула злость, которую Киана не поняла тогда. Но поняла позже. – Нет, бейби, ты ничто иное, как слой улиток, рыб, коров и прочего дерьма, смешанного в один биофарш, который слой за слоем накладывается на твое разлагающееся тело.

- Но… - она тряхнула головой, пытаясь уместить в мыслях все то, что услышала, - но как же дети? Как же продолжение рода?

- А ты видела на улице хоть одного ребенка? – спросил Саша.

- Нет, но я была там всего несколько минут.

- Как мы можем размножаться, ведь мы уже больше не люди, - с грустью сказал Саша, - а даже если бы ребенок и мог развиться в утробе и родиться, он навсегда остался бы таким, каким вышел из чрева матери, ведь мы не растем и не развиваемся, мы просто сохраняем себя.

- Зато и не стареем, - радостно сообщил Тимур. – И не надо больше беспокоиться, что кто-то «залетит». Кайф, а не жизнь.

- Нет, это просто - не жизнь, - тихо проговорила Киана. – И что, никто из детей не выжил, из того времени?

- Нет, все они умерли, - Саша опустил глаза, - дети умирали первыми, они ведь слабее.

- Но ведь люди продолжают умирать, так? – она все еще не могла понять, - почему тогда земля еще не опустела?

Эту проблему тоже решили не сразу. После того, как появилась ретрансляция, остатки правительств начали в массовом порядке выпускать первые примитивные ретрансляторы, об экономике или выгоде уже никто не думал, человечество вымирало, и самым важным на тот момент было просто сохранить себя как вид. В то же время, животные и растения каким-то непонятным образом начали приспосабливаться или просто выздоравливать, эти временные вихри отпускали природу. Но не человека. И под огромными куполами при искусственном свете снова зазеленели сады, в них завелась живность, в воде появилась рыба. Конечно, большая часть живого на планете была безвозвратно утеряна, но кое-что осталось, и жизнь продолжалась при полной темноте. В то же время, люди отчаянно искали способ вернуть все на свои места, исследования снова пошли полным ходом, так появились первые пространственно-временные пушки. Но оказалось, они не давали ничего, кроме неконтролируемых перемещений – сейчас ты здесь, а через секунду мир закружился, и ты уже посреди города иди в одном из садов. Первое время их пытались использовать вместо транспорта, но наладить контроль за перемещением так и не удалось. Их перестали делать и заперли на складах. А потом оттуда их благополучно украли всякие темные личности и стали шантажировать людей.

- Поэтому мы сейчас трясемся в этом гребаном вагоне, - заключил Тимур, - и чай мой давно уже остыл.

Но люди продолжали умирать, даже не смотря на ретрансляцию. Некоторые умирали просто так, по непонятным причинам, другие забывали или не успевали вовремя обновить свою плоть. А были и такие, кто просто не хотел так жить. Были еще и мутанты – жертвы первых недоработанных ретрансляторов, почему-то на организмы отдельных людей они подействовали так, хотя другие продолжали жить в нормальном виде. Вопросов было больше, чем ответов, собственно, ответов не было вообще, так что люди просто цеплялись за жизнь, воспринимая все, как данность. Когда численность населения снова заметно упала, произошел еще одни научный прорыв – тоже случайный, тоже выросший из поисков дороги назад, к светлому прошлому – огромная «машина времени» открыла-таки коридор в прошлое, вот только попасть туда было нельзя. Как будто сам Бог смеялся над людьми, показывая, что все в этом мире идет только в одну сторону – вперед. Можно идти не спеша, а можно сесть на реактивный самолет, что и сделали по глупости люди, но назад пути нет, прошлое не вернуть. Но были и плюсы: люди не могли попасть в прошлое, но прошлое могло попасть к ним. Оказалось, что можно перетаскивать через этот коридор предметы, и даже живую ткань, но не людей. По этическим причинам это было даже к лучшему. Таким образом, ученые перетаскивали образцы ДНК, а клонирование давно уже не было проблемой. И на этот раз всем было не до этических норм. Людей клонировали, обучали, а потом они выходили в общество, где их ждала очень долгая жизнь под куполами и постоянные ретрансляции.

- Таким образом, население восстановилось, - сказал Саша, - и эти клоны совершенно обычные люди, правда, у них нет прошлого. Зато есть будущее.

- И у меня нет прошлого, - прошептала Киана, - слушайте, а может, меня тоже клонировали?

- Нет, Ки, - Саша снова прижал ее к себе, - ты ведь кое-что помнишь из детства и прошлой жизни, до темноты. А они лишены и этого.

После этого не было больше никаких открытий, хотя поиски продолжались. Жизнь вошла в новую колею, которая со временем стала привычной. Сотни лет люди продолжали попытки вернуться, исправить все, что натворили, но где-то в глубине души каждый понимал, что возврата не будет, то, что им удалось сохранить и организовать, и есть теперь их жизнь, и другой не будет. В вечной черноте люди опять работали, ели и спали, развлекались, влюблялись и, конечно, ретранслировались. Жить было можно, и это было главное.

Все трое снова погрузились в молчание. Каждый обдумывал и заново проживал свою историю. Они-то хоть помнят это, подумала Киана, пытаясь переварить то, что услышала, у них было время принять и свыкнуться, а что буду делать я, совершенно чужая в этом чужом мире? Ощущение потерянности и одиночества не отпускало, как будто она жила во сне, который никак не кончался, все здесь казалось ей нереальным, опасным и пугающим.

Она и сама себе стала чужой, незнакомка без прошлого, которая вынуждена играть роль в истории, рассказанной другими людьми. Кто я на самом деле, спросила она себя, какая я? Но вместо ответов была темнота, такая же безнадежная, как и вокруг. Вся жизнь теперь стала темнотой, и Киана не знала, сможет ли к этому привыкнуть. И эти люди, Саша, Тимур, она их помнила, но между ними и ею как будто была пропасть, она ничего не чувствовала, они были частями декорации в этой безумной пьесе, тени среди теней, такие же говорящие манекены, каким и она казалась себе. И это угнетало больше всего. Я как будто заперта внутри себя, подумала она, неужели я всегда была такой? Спросить об этом она не могла, так что этот вопрос тоже канул в темноту.

- Станция Мирито, - объявил механический голос, - остановка поезда произойдет через 5 минут. Пожалуйста, подготовьтесь к выходу заранее, состав управляется роботизированным механизмом, закрытие дверей производится через 3 минуты после остановки поезда.

- А то ноги на хрен отрубит, - передразнил Тимур и засмеялся.

- Он шутит, - поспешил сказать Саша, заметив испуг на лице Кианы. – Роботы нынче умнее некоторых людей, так что бояться нечего.

- По-моему, именно это и страшно, - тихонько проговорила она и хотела снова погрузиться в раздумья, но вдруг резкая боль окутала все тело. Киана застонала и сжалась в комок.

- Что с тобой? Ки? Что это? – голоса, сейчас она не могла их отдифференцировать, они прилетали откуда-то из тумана и растворялись в нем.

Вот, значит, как это бывает, подумала она, чувствуя, как вибрирует и болит каждая клеточка, похоже, я начинаю распадаться. Волны жара и холода накатывали на нее, сил хватало только на то, чтобы дышать, даже глаза открыть она больше не могла.

- Киана! Господи! – Саша склонился над ней, попытался заглянуть в глаза, но они были закрыты.

- Что с ней? – в голосе Тимура слышался страх, это могло бы ее порадовать, если бы не эта адская боль, она забирала всё, она становилась миром. – Саша, что нам делать?

- Срочно найти ретранслятор. – Он осторожно взял ее на руки, - все хорошо, Ки, сейчас мы тебе поможем. Сейчас.

- На станции точно есть, - Сказал Тимур, он тоже встал и пошел к двери за ними. – Но почему так резко? Или она просто не почувствовала, как это нарастало?

- Не знаю. С ней что-то не то после последней ретрансляции. И я думаю, вторым срочным делом станет вызов врача.

- Я сделаю, - с готовностью сказал Тимур. Он уже открыл рот, чтобы добавить «только бы она не умерла», но взгляд Саши остановил его. За сотни лет бок о бок они научились понимать друг друга без слов.

Среди океана боли, в котором она вдруг оказалась, появился остров. Левая рука, с ней творилось что-то совсем невыносимое. Киана собрала волю и приоткрыла один глаз. Увиденное повергло ее в шок, и она снова застонала. Кожа на руке почернела, сосуды лопнули, язвы размером с монету начали открываться на этой мертвой плоти, и рука больше не слушалась ее, повисла, как плеть. Зрелище было таким ужасным, что, не смотря на боль и бессилие, она заплакала. Это она еще могла.

- Сейчас, Ки, - Саша поцеловал ее в голову, крепко прижимая к себе, как будто это могло остановить разрушение ее тела. – Еще чуть-чуть. Да когда же они откроются!

Испуганный Тимур смотрел на них округлившимися глазами, а потом ударил дверь. Поезд останавливался. Из туннеля он выехал к станции, освещенной безжизненным белым светом, скамейки пустовали, на перроне не было ни души. И это было хорошо, они не могли стоять в очереди к ретранслятору. Сам прибор тоже уже был виден, стоял возле стены, отделанной мрамором. Еще один стоял чуть дальше, возле следующей мраморной стенки, отделенной широкой аркой.

- Их два, - прошептал Саша, - слава Богу, их два.

- Вчера, наверное, поставили еще один, - в голосе Тимура слышалось облегчение, - тебе еще не нужно?

- Нет, сейчас главное – Ки.

О том, что они могут быть не заправлены биомассой, ни один не сказал, но каждый подумал, хотя такого не могло быть, не было уже больше ста лет. Но страх диктовал свои правила и свои взгляды, поэтому Саша молча кивну на дальний аппарат. Тимур и на этот раз понял без слов.

Наконец, поезд остановился, электронный голос снова начал извещать всех о том, что через 3 минуты двери закроются, но никто больше его не слушал. Они выскочили на перрон, Тимур помчался к дальней стене, Саша двинулся к ближней, неся Киану на руках.

- Заправлено! – Тимур добрался первым, хотя его ретранслятор был дальше.

- Здесь тоже! – спустя несколько секунд ответил Саша.

Он осторожно поставил Киану, она тут же привалилась к стене, тяжело дыша, ноги дрожали, одна рука, изъеденная язвами, безжизненно висела, сердце трепыхалось в груди, как бабочка, пойманная в сети паука. Боль просто сводила с ума.

- Давай, Ки, - он перетащил ее к ретранслятору, - ты должна сама пройти сквозь него, я не могу тащить тебя.

Она хотела сказать, что у нее нет сил, но не смогла, получился лишь тихий выдох. Ноги тоже отказывались ей служить, она чувствовала, как они становятся чужими. Это ужасно, подумала она, умирать так, распадаться заживо, это слишком страшно.

- Давай! – Саша подтащил ее к ретранслятору, - не смей сдаваться! Киана! Открой глаза, ты должна это сделать.

Одной рукой он нажал какие-то кнопки на блестящей поверхности ящика, на рамке тотчас загорелись лампочки, послышалось шипение, а потом дверцы металлического «шкафа» медленно открылись. Что со мной будет после этого, подумала она, я потеряю и эти пару часов? Сейчас и выясним, решила она и, собрав всю волю в кулак, шагнула в ящик.

Первое, что она ощутила – темнота, абсолютная, черная, как космические дыры. Там не было ни звука, ни малейшего светлого пятнышка. Была только боль. Ужасная, раздирающая на части, сводящая с ума. Киана даже не могла представить, что в этом мире бывает так больно. Как будто каждую ее клеточку что-то взрывало изнутри, как будто плоть сдирали с костей, а кожу – с плоти, и эта боль не была похожа ни на что, она была уникальной. Что-то навалилось на ее, как будто эту боль выстреливали под давлением в ее измученное тело. И она двигалась, что-то под ногами несло ее вперед, сквозь ящик, а что-то давило, пыталось помешать этому движению. Я должна выйти, поняла она, лента под ногами движется вперед, значит, туда мне и надо. В кромешной черноте, Киана двинулась вперед, преодолевая невидимую силу, преодолевая боль, сводящую с ума. Она знала, каким-то образом знала, что усилие, с которым она движется, немного заглушит боль и поможет ей, оно было необходимо, это сопротивление как нельзя лучше выражало всю сущность жизни. И она опустила голову и навалилась грудью, всем телом на что-то невидимое и неосязаемое. Давление увеличилось, но боль и правда стала меньше, это подбадривало, и Киана удвоила усилия. В ту секунду она даже не сообразила, что тело снова слушается ее.

Она не знала, сколько она пробудет в ретрансляторе, время внутри остановилось, была только боль, движение и борьба. И пока она помнила свое имя и последние два часа, не больше и не меньше. Она шла вперед и вперед, упиралась, стараясь не замечать, как кричит ее тело, она понимала, что долго такое не выдержать, и не знала, сколько еще терпеть. Но не могла остановиться, лента под ногами несла ее к выходу, который она пока не видела, какая-то сила старалась отбросить назад. Интуитивно она знала, что должна сопротивляться и помогать ленте, чем больше усилий она затратит, тем лучше закрепится новая плоть. Может, это были отголоски памяти, может, просто догадка. Ящик вроде бы маленький, подумала она, совершенно потеряв счет времени и пространства в этой тьме, а я иду уже, кажется, целую вечность и сотни километров. Но она не смела прекратить, потому что с каждым новым вдохом сил у нее прибавлялось, хоть боль и не исчезала. Никаких звуков внутри тоже не было, только мерное гудение, ровное и однообразное. Теперь она слышала его. А вдруг я здесь навечно, уже подумала она, вдруг что-то опять пошло не так, и я провалилась куда-то за грань бытия? Со мной в последнее время всё не то, а вдруг я попала в черную дыру или еще какую-нибудь очередную гадость, вызванную людьми?

Страх начал поднимать голову, просыпаться и потягиваться в ее сердце, но по-настоящему испугаться она не успела. Ровное гудение сменилось более низким гулом, давление на ее тело начало ослабевать, а потом и вовсе исчезло, сменилось легким прохладным ветерком. Раздался писк, похожий на сигнал микроволновой печи из ее детства, а потом дверцы перед ней раскрылись, и лента под ногами буквально выбросила ее не чистый мраморный пол вокзала. Она бы упала, если бы Саша не подхватил ее.

- Ки?

- Ты нас помнишь? – Тимур тоже был здесь, стоял рядом с Сашей.

Она подняла голову, посмотрела на них. И на ее лице расцвела улыбка.

- Я помню вас! – это так радовало, что ей хотелось прыгать, не смотря на ноющую боль и вибрацию во всем теле. – И помню, как мы здесь оказались и почему.

И тут ее улыбка померкла.

- Но я так и не вспомнила ничего, кроме последних двух часов.

Радость на их лицах тоже немного потускнела, но все же они улыбались – она была с ними, и она не лишилась остатков памяти.

- Спасибо, что поймал меня, - она нежно улыбнулась Саше и попыталась стоять самостоятельно. Ощущения были знакомые: голова кружилась, ноги дрожали… но слушались, а язвы на руке исчезли, сейчас все ее тело покрывала ровная чистая кожа. – Это было так…

- Ужасно, - закончил за нее Саша, и она согласно кивнула.

- Может, теперь пойдем домой, наконец? – спросил Тимур, внимательно разглядывая Киану.

- Дай мне минуту, - она начал медленно шевелить руками и ногами, разминать их, возвращать к жизни. – Я еще не научилась управлять своим новым телом.

Все трое улыбнулись. На лицах читалось облегчение, смешанное с тревогой.

- Оно, и правда, новое, - сказал Саша, заботливо поддерживая ее, - каждая клеточка, кроме мозга. Все твои органы, все системы, на ближайшие несколько часов ты как новорожденный младенец. Чудо, да?

- Страшное чудо, - она покачала головой, - там внутри ужасно. Это как маленькая копия ада. Темнота, боль, нет ни времени, ни пространства вокруг. Это просто кошмар.

- Но ты выходишь оттуда, - не согласился Тимур, - и выходишь новенький, как машина с конвейера. Можно и потерпеть пару минут.

- Я была там столько?! – она не знала, чего ожидать, но фраза шокировала ее, - мне показалось, прошло не меньше часа.

- Там внутри все меняется, – пожал плечами Тимур, - но здесь тебя не было ровно 2 минуты.

- Мы умираем, попадаем в черноту и рождаемся заново, – прошептала она, глядя в пустоту, разминая конечности, – и все это при жизни. Что это за мир?

- Мир человеческих ошибок, - ответил Саша, - наш мир. Теперь он такой.

И они медленно двинулись к выходу.

***

На этой улице было оживленно, люди шли по своим делам. Возвращались с работы, о чем-то говорили, смеялись и таращились на витрины, все было как обычно, все, как она и помнила, за исключением того, что все это происходило при свете фонарей. И на улице действительно не было ни одного ребенка. Киана медленно шла, опираясь на Сашу, он не торопил, Тимур обогнал их, и в толпе его спина то возникала, то пропадала снова.

- Я не помню эту улицу, - сказала Киана, - ничего не узнаю.

Саша не ответил, только с грустью посмотрел на нее. Да и что он мог сказать? Что за 4 сотни лет город сильно изменился, а в ее архивах эти изменения не сохранились? Для нее прошел всего один день или один час, а мир за это время успел умереть и воскреснуть. И все это без нее. Должно быть это трудно, подумал Саша, глядя, как Киана впервые разглядывает улицу, по которой еще вчера шла домой, это просто проклятие потерять свою жизнь, свой мир. Она очнулась в незнакомом месте с незнакомыми порядками, и теперь никак не может осознать, найти себя в этом новом мире. Он знал, как это – не помнить, но память обычно возвращалась в течение часа, но даже этот час был страшным, а она может и вовсе не вспомнить. Теперь он уже допускал такую возможность. Хорошо, она хоть что-то помнит, себя и нас, подумал он. А потом в голове возникла другая мысль: а может быть, если бы она не помнила ничего вообще, принять этот мир ей было бы легче? Начинать с начала всегда проще, чем перестраивать старое, так что и в этом ей, наверное, не повезло.

- Почему ты так добр ко мне? – вдруг спросила она, остановившись, в ее глазах блестели слезы, - почему возишься со мной так терпеливо?

- Ты поступаешь так же, когда память пропадает у меня, - улыбнулся он, сбитый с толку от неожиданного вопроса. А потом на несколько секунд поймал ее взгляд, просто смотрел ей в глаза, такие красивые и такие несчастные. Они были темными, как вода в океане, таких глаз он больше ни у кого не видел, не черные и не карие, а темно-темно синие.

- И потому, что люблю тебя, - добавил он, - как никого и никогда. Люблю уже больше 3 сотен лет.

Слезы вытекли из ее глаз и покатились по щекам, они стояли, обнявшись, среди потока людей, которым не было до них никакого дела, она уткнулась ему в грудь, и там, где ее лицо прижималось к нему, майка стала мокрой. Но он не слышал ни звука, так плакала тоже только она, беззвучно и гордо.

- Я никогда не стану прежней, - сказал она, не поднимая головы, - я чувствую. Все здесь чужое, все странное и страшное. Я не знаю, как жить в этом мире, просто не знаю.

Он хотела сказать, что все будет хорошо, что он будет рядом, но не сказал ничего. Слова в такие минуты немного стоят, он и сам это прекрасно знал, поэтому просто крепко прижал ее к себе, стараясь подавить страх, вдруг возникший в сердце.

Через несколько минут они уже снова шли по улице, молчаливые и печальные. Саша старался убедить себя, что это не предчувствие, это просто стресс, все будет хорошо, все образуется. Но что-то терзало его сердце, его душу, какое-то темное и злое чувство, как будто он что-то потерял и еще не осознает этого. И потерял навсегда.

А Киана молчала, потому что бороться со страхом уже не было сил, он вырвался на свободу. Будущее казалось ей таким же черным, как и прошлое. Она не сомневалась, с ней что-то случилось, что-то плохое, и теперь будет только хуже, сначала она потеряла память, а что потеряет следующим? Возможно, жизнь? Она не могла больше врать себе, этот мир с каждой секундой не нравился ей все больше, эта темнота, эти ретрансляции. И самое главное, чего она так и не сказал Саше, у нее опять начинало болеть все тело, в общем, оно и не переставало болеть. И это тоже было не нормально. Вся моя жизнь теперь будет болью, задалась вопросом она, я не хочу так жить и не знаю, как быть дальше. Она не сказала, потому что все же любила его, и пусть она не помнила всю историю их чувств, но где-то глубоко внутри она осталась, записанная на те клетки, что не ретранслировались, записанная в ее сердце, в ее душе. И как она могла огорчать его, когда он так любил ее, так заботился о ней, так переживал? Нет, она не был такой, это она помнила.

Странно все это, подумала она, помнить только свое имя и свою старую, уже прожитую жизнь. Чем я занималась все эти 400 лет? Как к этому пришла? Что делало меня счастливой? И делало ли вообще? Она не знала себя, не знала мир вокруг, и не знала, как долго сможет выносить это чувство отчужденности. И эту боль. Ей вдруг так захотелось увидеть рассвет, увидеть голубое небо. Все плохое рассеивалось с рассветом, всё казалось не таким страшным и безнадежным, вся нечисть умирала на солнце с приходом дня, а теперь в этой вечной темноте все плохое никуда не исчезало – так она ощущала этот мир. Утро вечера мудренее, так говорили 4 столетия назад, больше эта пословица не актуальна. Она вдруг ощутила, как страх перерастает в панику. Солнца больше нет, оно больше не взойдет, она больше никогда не увидит облака, плывущие по синему небу, золотой закат или нежный розовый свет утра. Вот это, пожалуй, было самым страшным.

- Эй, Ки! – из толпы возник Тимур, и помахал ей рукой, указывая на что-то, - ничего не напоминает?

Она подняла голову, Саша и Тимур довольно улыбались. Чему это, задалась вопросом она, и вдруг увидела. Возле дороги на огромном рекламном щите она увидела свое лицо. Она смотрела куда-то вдаль, взгляд был задумчивым и немного грустным, а под ее изображением было несколько картин. Ни одну из них она не помнила.

КИАНА АРМАДА

ВНУТРЕННЯЯ ГЛУБИНА

ВЫСТАВКА КАРТИН

С 5 ПО 19 НОЯБРЯ

ДОМ ИСКУССТВА НА НАБЕРЕЖНОЙ

ОТКРЫТИЕ В 17:00

Вот что она смогла прочитать в ярком свете фонарей. Это стало еще одним потрясением, оказывается, она известная художница. Она слышала об этом впервые. Радости она не испытала, только шок и страх – у нее скоро выставка, а она понятия не имеет, что должна делать, не помнит, как она рисовала и что рисовала и надо ли что-то еще дорисовать. Как будто в этой оболочке сотни лет жил другой человек, и вот теперь она вернулась, но как жить той жизнью, как играть роль, к которой все привыкли? Она не знала, и эта чужая незнакомая жизнь легла на нее тяжким грузом.

И много ли картин я написала, задалась вопросом она, какие они? Откуда я черпала идеи и вдохновение? Нет, это была не она. Такое просто в голове не укладывалось, она ведь за всю жизнь – ту, которую помнила – не нарисовала ничего, кроме цветочков и завитушек на полях тетрадей и салфетках во время телефонных разговоров. А теперь оказывается, что ее лицо на огромном рекламном щите, и скоро у нее персональная выставка. Начни с того, шепнул голос, что прошло 400 лет, а не один день. Тут было от чего сойти с ума.

- Ну как? – поинтересовался Тимур, - вспоминаешь что-нибудь?

Она молча покачала головой, разглядывая рекламный щит округлившимися глазами.

- Ну, может, мой вспомнишь, - самодовольно сказал он, - мой там, чуть дальше. Раньше он тебе нравился.

- Это даже для тебя низко, - скривился Саша, - он врет. Никогда тебе этот плакат не нравился. Ты всегда говорила, и я соглашусь: Тимур, друг, ты переигрываешь. Не всегда, но там – точно.

- Ой, я даже не обижусь, потому что вы ни черта не понимаете в модельном бизнесе! – он закатил глаза, - ваше «особо ценное» мнение дилетанта вылетело и растворилось в воздухе.

И он замахал руками, показывая, как ветер уносит Сашины слова. Киана и Саша захихикали, удержаться было просто невозможно.

- Боже, как мы выносили его 400 лет? – спросила Киана, на время забыв про боль, про страх, про все на свете.

- Последние 150 дались нам с особым трудом, - ответил Саша, и они снова засмеялись.

- Смейтесь, деревенщины, - но Тимур и сам смеялся, - ты, конечно, не помнишь, но твой друг не даст соврать, я - звезда. И через пару дней перестану греть вас своим светом.

- О, что так? – Киана уже задыхалась от смеха, - твой плакат снимают?

- Естественно, нет, - пафосно ответил Тимур, - я уезжаю на съемки в Милан.

- И давно он такой? - спросила Киана, все еще смеясь.

- Последние лет 200. – Ответил Саша с улыбкой. – Пошли, посмотришь на своего звездного брата.

Она повернулся к Тимуру и отвесил картинный поклон.

- Нам не по пути, но ради того, чтобы взглянуть на Великого, мы пройдем эти лишние 100 метров.

Они двинулись вверх по улице. Киана смотрела на людей, но никто не узнавал ее, никто не подходил, даже не смотрел в их сторону. Если я известна, подумала она, почему не живу в большом доме, как звезда? А может, в этом мире никто уже так не жил? Она ведь ничего не знала ни о мире, ни о жизни в нем, ни об обществе. Ей казалось, что она просто уснула, когда ей было 26 и солнце каждое утро всходило над городом, для нее прошел всего один день, а проснулась она в полной темноте 300 с лишним лет спустя, и, оказывается, у нее была другая жизнь, успешная карьера, любовь. Наверное, я была счастлива, подумала она, почему же теперь мне так одиноко, так страшно? Почему все чужое, почему я сама себе чужая? Почему это случилось со мной?

- Пришли! – Тимур поднял руку, указывая куда-то на другую сторону улицы. – Красота. И как профессионально.

Киана проследила за рукой и опять не смогла сдержать улыбку. На рекламном щите ее брат выглядел как какой-нибудь начинающий актер из подросткового сериала. И да, он переигрывал. Надутые губы, блестящие от геля волосы, нарочито небрежная поза. Он смотрел в камеру взглядом испорченного ребенка, но именно это так нравилось девушкам, в этом Киана не сомневалась. На нем была кожаная куртка бежевого цвета и джинсы, он рекламировал какую-то незнакомую ей марку одежды, и она не сомневалась, что благодаря этому капризному выражению лица, продается она хорошо. И еще она ощутила гордость, удивившую ее саму. Все же, он мой брат, подумала она, и нет здесь ничего удивительного. У него были такие же необычные глаза цвета океана в шторм, и лицом они были очень похожи. Мы красивые, успешные и талантливые, подумала она, ощущая, как слезы пощипывают глаза, мы выжили в этом страшном мире среди вечной темноты. Мы смогли. Гордость и грусть смешались в ее сердце. И грустно ей стало от того, что больше она не была тем человеком, который добился всего, она не была больше той девушкой с рекламного щита, известной художницей, проводившей свою выставку в Доме Искусства. А кем она была теперь, она и сама не знала.

- Да, с таким лицом и несокрушимым запасом самоуверенности ты точно не умрешь с голоду, - она похлопала Тимура по плечу.

Они продолжили путь, сначала по освещенным улицам, полным людей и витрин. Незнакомые машины мчались по незнакомым дорогам, Киана шла как будто по стране чудес. Они куда-то поворачивали, снова и снова, Тимур жаловался, что хочет сесть на такси, но без денег об этом не могло быть и речи. Киана шла молча, пытаясь свыкнуться с мыслью, что ей придется заново открывать весь этот мир, как ребенку, придется отменить выставку или сыграть роль из прошлой жизни, если все картины уже готовы. И будет ли она писать снова? Этот вопрос мучил ее меньше всех остальных, это было неважно, в ее новой личности не было стремления к славе, как не было и таланта к живописи. Что донимало ее всерьез, так это ноющая боль в теле и нарастающая слабость. Похоже, скоро я не смогу идти, подумала она, стараясь не сбавлять шаг, она не хотела, чтобы все знали о ее проблемах.

Ретрансляторы попадались всюду, она даже не пыталась их считать, их было слишком много, и пару раз она даже видела, как люди заходили в эти странные машины и выходили, подавленные, измотанные, но явно более здоровые. Город разросся, думала она, такая долгая дорога, да еще в неподходящей одежде изматывала, он просто гигантский. Ну когда же мы придем? Они все петляли, срезая расстояние, теперь улицы стали более темными, и мене людными, но и тут на каждом шагу она видела «ящики в рамке», и на всех горели зеленые лампочки – знак полной заправки, как она уже успела понять. Она то и дело смотрела на небо, ей было интересно увидеть купола или звезды, или что там теперь над ними, но она видела лишь черноту. Сначала она решила, что все дело в ярком свете фонарей, но небо оставалось таким же черным даже после того, как они свернули в темные проулки с одним фонарем в начале и одним в конце.

- Ты их не увидишь, - как будто прочитал ее мысли Саша, когда она в очередной раз бросила взгляд на небо, - купола слишком высоко, но иногда они блестят, крайне редко, но бывает. Говорят, это отражается свет комет или огни наших кораблей техподдержки. И звезд мы больше не видим, под куполами скапливается все, что выдыхаем мы и машины, пары и отходы производства - все это образует дымку, туманную завесу, через которую не видно звезд. Если они там еще есть.

- Мы как кроты, - проговорила она, - живем в вечной тьме, такие же слепые и такие же глупые.

Он обнял ее и, они молча пошли дальше. Постепенно им перестали встречаться люди, на Киану это подействовало угнетающе, как будто остались только они трое в этом умирающем мире, редко мимо проносилась машина, но в основном они шли в тишине, темноте и в одиночестве. Как в чистилище, подумала она и прижалась к Саше. Улицы, по которым они шли, были узкими и нежилыми, что-то наподобие складов и гаражей высилось то справа, то с лева. Один раз, внезапно заговоривший с ними электронный голос, чуть не довел ее до обморока. «Добро пожаловать на нашу стоянку! – в окружающей тишине этот голос казался голосом какого-то могущественного божества, - Мы гарантируем вам сохранность вашего передвижного средства и сохранение выбранного места за вами. Больше никаких поисков парковки! Только в этом месяце при покупке абонемента полировка в подарок!». Из сторожки на них недружелюбно уставился сторож, но Киану обрадовало даже его лицо, все же он был человеком. И перед самыми воротами стоянки тоже стоял ретранслятор. Похоже, разбивать их никому не хочется, отметила она, вот как надо отучать от хулиганства. Она помнила прошлое, там люди в таких районах разбивали и крушили все, что можно было разбить и сокрушить. Почему мы живем так далеко от центра, задалась вопросом она, если мы такие успешные, почему не живем поближе к свету? Она решила спросить.

- Ты не заметила, но никто не живет в центре, - ответил Саша, Тимур шел молча, погруженный в свои мысли. Может быть, о предстоящих съемках в Милане. – Такой закон, все спальные районы окружают центр как кольцо, но жить там не позволено никому. Даже самым богатым и имеющим власть.

- Но почему? Раньше все было не так.

- Вот именно, - усмехнулся Саша, - раньше все было не так. Наш мир как человек в коме, жизнь в нем поддерживается искусственно, ему требуется слишком много всего. Все эти офисы, магазины, заводы и разные обслуживающие предприятия вырабатывают слишком много всякой дряни, жить рядом просто нельзя. Поэтому все нежилые помещения отделили от жилых, плюс, - он повел рукой вокруг, - прослойка из нежилых, но и не производственных зданий. Гаражи, склады, архивы и все подобное. Теперь все наоборот, чем дальше от центра ты живешь, тем лучше твое положение.

Некоторое время они шли молча, Киана опиралась на Сашу все сильнее, оба понимали, что силы покидают ее, но говорить об этом не хотелось. Хорошо хоть с ретрансляторами проблем тут нет, думала она, с все большим трудом делая каждый шаг, похоже, мне скоро опять понадобится шагнуть в «ящик». Или сыграть в ящик, как говорили раньше. Грустные мысли, грустная действительность. Ни луны, ни звезд, подумала Киана, может, все мы в чистилище? Или в большой черной дыре? Мрачные раздумья неожиданно прервал голос:

- Извините, вы случайно не в Белом Парусе живете?

Все резко повернулись на голос. Киана вздрогнула от испуга и прижалась к Саше, чувствуя, как он напрягся, готовый защищать ее, если придется. Но от теней отделилась хрупкая женская фигурка, она пряталась возле одного из зданий, похоже, это был очередной склад. Она была невысокая и худенькая, больше ничего рассмотреть было нельзя.

- Простите, если напугала, - тихо сказала она, - мы с мамой живем там, а одним идти страшно.

Она сделала паузу, а потом добавила слово, напугавшее Киану до полусмерти:

- Говорят, там впереди мутанты.

- Только этого не хватало! Дерьмо! – реакция Тимура только подтвердила обоснованность испуга Кианы, и она еще сильнее прижалась к Саше. – И что нам теперь делать?

- Идти домой, - чуть резче, чем хотел, ответил Саша. – Где ваша мама? И почему вы идете пешком?

- Я здесь, - из теней вышла еще одна женщина, явно старше и полнее, - ноги болят, я сидела там, на бордюре.

Она отряхнула штаны и протянула руку Саше.

- Галина Сергеевна, - она по очереди поздоровалась со всеми.

- А я Соня, - девушка была красивой, но очень уж худой, на вид ей было не больше 20 лет. А сколько ей на самом деле, задалась вопросом Киана, она и сама застыла в 26 годах, а на самом деле прожила уже 4 столетия. Хоть и не помнила об этом.

- Что ж, вместе у нас больше шансов дойти живыми и здоровыми, - заключил Саша, - и нам действительно по пути, так что давайте не будем терять время, моя подруга нездорова, а я босиком.

- Временная пушка? – это был даже не вопрос, скорее понимающее сочувствие.

Саша кивнул, и они двинулись дальше. Соня рассказал им, что у них украли сумки в супермаркете, поэтому они вынужденно идут пешком. В их район мутанты забредали нечасто, но иногда появлялись, пока полиция или армия не отлавливали их или не отгоняли их обратно за черту города.

- Один бродяга сказал нам про них, когда мы свернули на эту улицу, - сказала Соня, ее глазки так и бегали по Сашиному лицу и фигуре. Обычно Кинау это забавляло, она не была ревнивой, по крайней мере, в той жизни, которую помнила, но сейчас ей было не до того. – А мы две женщины, сами понимаете, нам никак нельзя было идти самим.

- Вызвали бы полицию, - проворчал Тимур, похоже, внимание девушки к Саше задело его сильнее, чем его сестру.

- Телепатически? – в этой худенькой девушке, оказывается, было немало сарказма, - или может тот бродяга одолжил бы нам пару монет на автомат?

- Да и толку от полиции, сами знаете, не много, - поспешила смягчить ситуацию мать Сони, - это если массовые заявки, тогда они хоть что-то делают. А так, кому нужны две женщины из среднего класса?

Пока Киана слушала, в голове зародилось еще не меньше сотни вопросов. Какие мутанты? Почему они нападают? Откуда они? И что за район такой Белый Парус? Это название она слышала впервые.

- Не, теперь нас все же пятеро, - вздохнула Соня, упорно не замечая Тимура, - может, и дойдем без приключений.

- О чем она говорит? – тихонько спросила Киана.

Но Соня, не отстающая ни на шаг, услышала.

- Потеря памяти? – она с сочувствием посмотрела на Киану, - у меня тоже было. Раз десять, точно. Это ужасно, но, к счастью, проходит.

- Да, - вымученно улыбнулась в ответ Киана, у нее не было желания делиться с первыми встречными своими проблемами, этого в ней никогда не было. – Скоро уже должно пройти. И все же, раз мы все равно ничем не заняты?

- Это обычные люди, - ответил Саша, - то есть были ими когда-то. Никто, опять же, не знает почему, но после ретрансляции они изменялись. И эти изменения были необратимы.

- Среди них много людей первого поколения, - вставила Соня, - то есть тех первых, еще рожденных. Говорят, первые ретрансляторы были еще не доведены до ума и многих покалечили. То есть они не распались, но стали мутантами.

- Господи, - выдохнула Киана, - так нам сказочно повезло.

- А вы из Первых?! – в голосе девушки слышалось благоговение. – О! Моя мама тоже из вашего последнего поколения живых, Рожденных.

В воздухе повис немой вопрос, поэтому Соня поспешила ответить:

- Я-то сама клон. – Она тут же подняла голову, в ее позе сразу появилось что-то воинственное, и с вызовом добавила, - мы такие же люди, ничем не хуже.

- А никто, по-моему, этого и не говорил, - успокоил ее Саша.

- Она моя дочь, - подала, наконец, голос Галина Сергеевна, - была ею до всего этого кошмара, и теперь мы снова вместе. И какая кому разница? Она вернулась ко мне, и это главное.

- Вы правы, - мягко сказала Киана, эта история тронула ее, - главное, что вы снова вместе. Да и клонирование, насколько мне успели рассказать, единственный способ не вымереть, который у нас остался. Так что нет здесь ничего постыдного или ненормального.

- Вы хороший человек, - сказала Соня, - спасибо. Надеюсь, память к вам скоро вернется.

- А что касается мутантов, - добавила она, - мы не закончили, я дорасскажу. Я видела одного, всего один раз, но больше не хочу. И мое счастье, что нас было тогда много, а он один, поэтому он не напал.

Ее мать энергично закивала головой и что-то забормотала. Может молитву, предположила Киана.

- Ты правда видела их? – в голосе Тимура слышался восторг, смешанный со страхом. За свою долгую жизнь он не видел их ни разу, благодаря благополучному району и благополучной профессии.

- Видела. – Соня снова с вызовом посмотрела на него. – Ужасная искалеченная форма жизни. Они больше похожи на орков, чем на людей, и от того, что они ведь на самом деле люди, еще страшнее.

- Нет, людьми их назвать уже нельзя, – твердо сказала ее мать, - они когда-то ими были, но больше не являются. Изменения происходят не только в теле, но и в психике. Отсюда и агрессивность, и примитивность поведения. Они уже, скорее, высокоразвитые животные, звери, ведущие себя соответственно.

- Моя мама лаборант третьего уровня в медицинском центре, - гордо сообщила Соня, - так что, если она говорит так, значит, так оно и есть.

- Чудно. – Проворчал Тимур, - не надо было мне приезжать. Сейчас бы гулял по Парижу, - он сделал паузу и подчеркнуто добавил, - по его центру, разумеется.

- Хорошо хоть они не размножаются, - сказала Соня, - но новые все же образуются, да мама?

- К сожалению, да, - вздохнула Галина Сергеевна, - и крайне редко семья или друзья сдают такого человека к нам. Сами понимаете, это сложно. Еще пару минут назад он или она был вашим другом или родственником. А в следующую секунду превратился в зверя. С этим не так просто смириться. И они просто выпускают их за город, к остальным.

- А что с ними делают, если они попадают к вам в центр? – Спросила Киана, заранее чувствуя, что ответ будет ужасным. И не ошиблась.

- Пускают на биомассу, - коротко ответила женщина. – Это ужасный мир, всегда был и всегда будет. Как говорится, все пожирают всех, и выживает сильнейший.

- И что, никто не знает, почему они становятся такими? – Киана чувствовала, как неприятие этого мира все больше захватывает ее, не было здесь ничего хорошего, просто не осталось.

- Мы сейчас как никогда слепы и не осведомлены, - с грустью ответила женщина, - что происходит, почему, как – все это нам больше неведомо. Мы просто принимаем то, что есть и рады этому. Вот до чего дошел прогресс. Любой может стать таким в любом ретрансляторе, а следующий войти и выйти нормальным. Некоторые теряют память, другие – человеческий облик. Мы научились или нас научили сохранять жизнь, но зачем? Мы влачим жалкое существование, но прекратить его у нас не хватает духа. Всё в этом мире стремиться выжить любой ценой, даже в таком искалеченном и больном мире. И мы не исключение.

- Ну, есть ведь и хорошие моменты, - Соня обняла мать за плечи, - ведь есть.

- Есть, не буду спорить, - согласилась женщина, поглаживая свою клонированную дочь по руке, - как говорила моя бабушка больше 5 столетий назад: и над обреченными светит солнце. Вдумайтесь и сами все поймете, в этой фразе гораздо больше мудрости, чем можно осознать за один раз.

Некоторое время все снова шли молча, думая о своем. Киана прокручивала в голове слова, сказанные женщиной о мутантах, которых сдают на биомассу, о фразе ее бабушки. Проблема в том, думала она, что солнце здесь больше не светит, даже это отняли у нашего обреченного мира. И отняли мы сами. А с другой стороны, ей уж было грешно жаловаться, да, она потеряла память и никак не могла прийти в себя, но она-то вышла человеком. И при мысли, что возможно ее новая плоть состоит из чьей-то сестры или чьего-то сына, ставшего по неизвестной причине мутантом, она почувствовала жуткое отвращение к себе и ко всему этому миру.

- Пока тихо, - подал голос Тимур, - если вам в ближайшее время не нужно к ретрансляторам, предлагаю держаться подальше от них.

- Ценная мысль, - кивнула Соня, - ты на самом деле умнее, чем кажешься.

- Искусством делать комплименты ты явно не владеешь, милая, - фыркнул Тимур, но Киана видела, что ему приятно, и не смогла сдержать улыбку. Тимур был Тимуром, и сотни лет его не изменили. И это было так приятно на фоне слишком уж больших перемен.

- А почему нам нужно держаться от них подальше? – Киана чувствовала себя ребенком 7-ми лет, одни сплошные «почему?», но лучше уж послушать очередную шокирующую правду, чем оставаться и дальше наедине со своими мыслями. Они были страшнее.

- Все дело в том, что мутанты приходят в города, чтобы ретранслироваться, - пояснил Саша, - за городом ведь ретрансляторов нет. – Он увидел уже новый вопрос в ее глазах и поспешил ответить, - да, они бы давно распались, если бы были как мы, но они не как мы. Ретрансляции им нужны, все так, но нужны редко, примерно раз в полгода. Нескорым еще реже. За этим они и приходят.

- И не отказывают себе в удовольствии убить парочку горожан, - вставила Соня, - убивать они любят, это для них высший кайф.

- Но как же мы тогда защитимся? – Киана была просто в ужасе, каждую секунду это мир становился все уродливее и злее. И она как-то прожила в нем 400 лет? Может просто ее психика не выдержала и дала сбой, перегорела, избавилась от всей этой гадости, просто стерев ее из памяти? – Как мы сможем противостоять такому?

- Не волнуйся, - Саша прижал ее к себе, - может, повезет. Но главное, у нас есть козырь: нас все же пятеро. Они не нападают, если их меньше, не знаю, умеют они считать или определяют на глаз, но это всегда срабатывает. А вот если их столько же, тут все зависит от того, как мы себя поведем.

- Я-то собираюсь набрать булыжников, и размозжить какому-нибудь сукину сыну башку, - воинственно сказала Соня, и все поняли, что именно так она и поступит. В этой тощей клонированной девушке был стальной стержень.

– Надеюсь, до этого не дойдет. – И она достала из кармана широких штанов электрошокер.- Если придется доставать его, значит, все плохо.

- А ты просто Рыжая Соня, - усмехнулся Тимур, - меча у тебя случайно нет?

- С тобой, милый, я справлюсь и голыми руками. – Ответила она, и Тимур с Сашей тихонечко засвистели.

- Характер у нее в отца, - с гордостью сказала Галина Сергеевна, - с ней бывает трудно.

Они сделали небольшую остановку, чтобы набрать камней на пустыре между гаражами, Тимур даже нашел длинную доску и стал угрожающе ей размахивать, примеряясь.

- Не убей нас, красавчик, - одернула его Соня. Тимур снова фыркнул, но перестал. Вот кого ему надо, подумала Киана, зажимая в руке большой камень, идеальная девушка для Тимура, эта точно ему спуску не даст.

Они вооружались камнями в темноте среди каких-то пустырей, и это в 25 веке. Мир сошел с ума, подумала Киана, и это безумие делает его еще уродливее. Было абсолютно тихо, раньше, еще до куполов, такой тишины никогда не было, а теперь они были как мухи в банке, запертые и обреченные. И они были единственными пешеходами на этих мрачных мертвых улицах. Набрав камней, они осторожно двинулись дальше, всматриваясь в темноту, кое-где освещенную одинокими фонарями и прислушиваясь к каждому шороху. Дождь престал моросить и тут Киану осенило.

- Дождь! – прошептал она, - дождь! Он шел… Как это возможно?

- Искусственные облака, - ответила Галина Сергеевна, - сады за городом надо поливать, для этого понадобилось бы слишком много роботов, у нас нет столько энергии. А природа давно придумала все гениальное за нас, так что нам остается только копировать.

- И научиться, наконец, это уважать, - вставил Саша.

Рядом с Кианой возникла Соня.

- Мне, наверное, повезло, - сказал она, - я родилась здесь, я не знаю другого мира, это мой дом. А вам так сложно смириться, так сложно его принять.

Киана молча кивнула, ей было еще труднее, ведь она как-то смогла адаптироваться за сотни лет, но в один миг лишилась всего накопленного багажа, весь ее опыт жизни в этом новом мире исчез, ей нужно было снова начинать с нуля, снова пережить то, что все Рожденные хотели бы забыть и оставить в прошлом. И это странное состояние, эта не проходящая боль в теле, это было ненормально, так не должно было быть. На фоне последних событий она как-то отвлеклась от этих неприятных ощущений и неприятных мыслей, но теперь они вернулись. И не просто вернулись. Они усилились.

А что, если мне скоро понадобится ретранслятор, подумала она, мы ведь решили не подходить к ним. Что мне делать тогда? Что нам делать? Отчаяние снова зашевелилось в ее душе, но пока страх перед мутантами был сильнее. Она не знала, как правильнее поступить: если она не войдет в ретранслятор, она умрет, может, не сразу, но точно станет обузой для всех, ведь Саше придется ее нести, а впереди, возможно, их ждут мутанты. А если она пойдет к ретрансляторам, подвергнет риску всех, потому что Саша не оставит ее, да и Тимур тоже. Ну почему я постоянно загнана в угол, в отчаянии думала она, почему это все происходит со мной?

Может, это расплата, пришла вдруг мысль. Но за что? Что она такого натворила, что судьба теперь так издевается над ней? Что такого ужасно непростительного она могла сделать, что заслужила такое? Да, она не помнила последние 300 с хвостиком лет, но она знала себя, не было на ней такого греха, который надо было бы искупать так мучительно. Судьба как будто знала все ее слабые места и пытала ее самым страшным – безнадежностью. Киана не боялась смерти, не боялась неудач, она боялась лишь медленного угасания, и этого ощущения обреченности. Это было для нее самым страшным, и именно это она и испытывала с того момента, как открыла глаза и обнаружила, что не помнит ни себя, ни мир вокруг.

Я всегда ненавидела осень, вдруг вспомнила она, ненавидела потому, что осень – время медленной смерти, время безнадежности. Она вдруг снова перенеслась в те дни, когда солнце еще всходило, а листья на деревьях каждый год неумолимо желтели и опадали. Лучше бы все они облетали за одну ночь, говорила она каждый год, глядя на пылающие деревья, пусть уж, если это неизбежно, это случалось бы быстро, невозможно смотреть на эту медленную агонию и ждать неминуемого конца. Ее мать всегда отвечала, что Киана преувеличивает, что это ее чувствительная натура сгущает краски, что с возрастом это пройдет. Прошло почти 400 лет, мама, подумала Киана, но все по-прежнему, я не изменилась, а моя чувствительная натура научилась сгущать краски в самом прямом смысле, и, похоже, обществу это нравится.

- Скажи, - она тихонечко обратилась к Саше, не хотела, чтобы остальные слышали. Но ей просто необходимо было узнать, - а осень еще наступает? Времена года? Как всё теперь?

- Наступает, - он с грустью посмотрел на нее, они как раз проходили под очередным одиноким фонарем, так что она смогла это увидеть, - но все теперь искусственное. Кто-то смотрит на календарь, нажимает кнопку и раз! – пришла осень.

- А деревья, - ей хотелось плакать, но она сдержала слезы. Пока. – Они желтеют? Опадают?

- Из-за искусственного света все теперь не так, - в его голосе явно слышалась тоска, и Киана подумала, что, не смотря на сотни лет и отчаянные попытки все забыть, кое-что не забывается. Человек может приспособиться ко всему, но это не значит, что новая жизнь и новая реальность устраивают его, что они могут заменить былое. – Теперь листья просто жухнут и опадают за одну ночь, никаких больше огненных красок и грустной красоты. Сейчас все происходит быстро.

- Бойтесь своих желаний, - прошептала Киана и закрыла глаза, чувствуя, как ком в горле душит ее, требует выплакать все эти слезы, просто смыть их потоком весь ужас, одиночество и безнадежность, смыть всю эту боль и страх, все эти потери, к которым она оказалась совсем не готова.

Если я начну плакать, подумала она, я, наверное, не смогу остановиться, буду плакать, пока не иссохну и не распадусь. Будь сильной, так она сказала бы себе раньше, но она больше не могла быть сильной. Что-то неведомое забрало ее память, ее жизнь, все ее силы, а ей осталась только пустота и эта не проходящая слабость в теле. Но она все еще была собой, и пусть у нее отобрали всё, характер был по-прежнему при ней, его отобрать не мог никто, поэтому она медленно вдохнула, закрыла глаза, выдохнула и пошла дальше, опираясь на своего спутника. Рано или поздно слезы все равно вырвутся наружу, она это знала, вода – такая стихия, которая всегда найдет дорогу и пробьет себе путь, но не сейчас, не на глазах у всех, когда над ними нависла угроза нападения мутантов. А самое главное, она не могла позволить слезам пролиться при свидетелях, потому что хуже безнадежности могла быть только жалость.

Из размышлений ее вырвал сдавленный крик, больше похожий на стон. А через секунду Соня повернулась к ним с лицом, ставшим, казалось, одними большими глазами.

- Там что-то есть! – прошипела она, и все вздрогнули, как по команде, - там, впереди, в тенях что-то мелькнуло!

- Отлично! – в голосе Тимура слышался такой неподдельный концентрированный страх, что Киане стало жутко. – Ты уверена? Что ты видела? Может, это просто тени или крыса?

- Может, пойдешь и проверишь? – язвительно ответила Соня, но все видели, что и ей страшно ничуть не меньше.

- Тихо вы оба! – шикнул Саша, - держимся плотной группой и молчим. Понаблюдаем пока.

Они сбились в кучу, как котята под дождем, в пронзительной тишине Киане казалось, что она слышит, как быстро бьются их сердца. Они ловили каждый звук или шорох, но все было тихо. Однако что-то изменилось, в воздухе витало какое-то напряжение, какая-то угроза, Киана это чувствовала, и на этот раз ее чувствительная натура была ни при чем. По напряженным лицам и позам она видела, что другие тоже уловили это, и именно это чувство порождало страх, а не наоборот.

Киана напряженно вглядывалась в темноту, насколько она видела, с правой стороны между зданиями был промежуток или поворот, там могло быть или было что-то. Ох, нет, подумала она, для полной картины ада еще не хватает мутантов. Хотя, что хуже: умирать от распада или быть съеденной мутантами, она ответить не могла. Хватит об этом, оборвала она себя, поражаясь, как в голову в самый неподходящий момент лезут совершенно бредовые мысли, лучше подумай о том, что будешь делать, если они все же нападут. Но что она будет делать, она не знала, в таких ситуациях бразды правления берут инстинкты, а про свои она, как и большинство людей, не знала ничего, ведь с приходом цивилизации надобность в них отпала, они уснули в каждом из людей и часто так и не просыпались.

Она не знала, сколько они простояли вот так, в темноте и тишине время стало растянутым и неопределенным. Они ждали, они всматривались и вслушивались, но ничего не менялось, только напряжение, витавшее в воздухе начало спадать. Или просто минуты без происшествий усыпили их проснувшиеся, было, инстинкты. Люди всегда хотят верить в хорошее, подумала Киана, даже перед лицом смерти или опасности, они продолжают верить и надеяться, что все еще будет хорошо, что плохого не случится. И над обреченными светит солнце, подумала она, может, это и не совсем верная трактовка, но в этой фразе, она не сомневалась, был заключен и такой смысл тоже.

- Мы можем простоять так до утра, - подала голос мать Сони, и все удивленно повернулись к ней. От ее дочери можно было ожидать чего-то подобного, но от нее…

- Видно, не всё нашей Рыжей Соне досталось от батюшки, - фыркнул Тимур и стрельнул глазами на девушку, но та смотрела на мать.

- Напряжение, которое мы чувствовали, - начала объяснять женщина, даже не спросив, чувствуют ли остальные то же, что и она. Видимо, о мутантах она знала гораздо больше, чем говорила. – Оно начало проходить, вы ведь тоже ощутили это?

Все по очереди кивнули, на секунду прислушавшись к себе.

- Это значит, группа была совсем рядом и прошла мимо, - но говорила она все еще шепотом, - от них идет какое-то излучение, вызывающее тревогу. Что это и почему, мы и сами не знаем, но когда их много и они рядом, всем становится не по себе, даже лабораторным крысам.

- Потрясно, - выдохнула Соня, - значит, рискнем и двинемся вперед? Мне, например, тоже не улыбается торчать тут до следующего пришествия.

- Вот ты и пойдешь первая, - прошептал Тимур, - если тебя сожрут, невелика потеря, зато мы успеем убежать.

- Хватит вам обоим, - неожиданно резко шепнула женщина, - это не шутки, эти существа очень опасны и очень сильны. Но и стоять тут вечно мы не можем.

- Не можем, - согласился Саша, - моя подруга больна, нам нужно домой как можно скорее.

- Значит, идем, - подвела итог Галина Сергеевна, глядя на Сашу как на единственного взрослого в группе трудных детей. – Но будьте наготове. Драться или бежать, это уже как повезет.

- Если повезет, - фыркнул Тимур, - мы просто спокойно пойдем по домам.

Никто не обратил на него внимания, даже Соня. Они снова собрались в плотную группу и медленно двинулись вперед. Да и какой у нас выбор, подумала Киана, сжимая камень в руке, чувствуя его опасную тяжесть, в обход не пойдешь, это еще лишние часы пути и никакой гарантии, что там мы не наткнемся на этих существ. Только вперед, как в песнях и лозунгах.

- Запомните, - сказала женщина, - если они там и их меньше, ведите себя уверенно, не показывайте страха. Это наш единственный шанс.

- А если их будет больше? – ехидства в голосе Тимура больше не слышалось.

- Тогда, да поможет нам Бог. – Криво усмехнулась женщина и добавил. – Если вы, конечно, верующий. А по мне, так он давно забыл про нас. Или просто умер.

Каждый шаг казался Киане оглушительно громким, и это притом, что все старались не шуметь и вести себя как можно тише. Это нервы, думала она, нервы и эта искусственная тишина. Ничего не происходило, только тени шевелились возле стен, и иногда из города долетал едва слышный гул машин. До проема между зданиями оставалось все меньше, а сердце Кианы билось все быстрее. Это был страх. Настоящий чистый и концентрированный, как в детстве, страх, который нельзя загнать под контроль логики или жизненного опыта, нет, этот страх завладевал каждой клеточкой, он становился сознанием, становился тобой, и с каждым выдохом все они выдыхали этот страх, а внутри оставалось еще слишком много. Днем это не казалось бы таким страшным, с тоской подумала Киана, а может, днем мутанты бы и не пришли сюда. Хотя, поправила она сама себя, если бы день по-прежнему наступал, мутантов бы не было вообще.

Они всё приближались, теперь Киана смогла разглядеть, что это был не поворот, а просто узкий проем между двумя складами. Там их может быть много, пришла мысль, очень много, и они могут ждать нас, на это ведь у них ума хватает? Это были плохие мысли, и она изо всех сил постаралась выбросить их из головы, в очередной раз поражаясь своему мазохистскому сознанию – каждый раз оно подбрасывало ей самые страшные мысли и в самый неподходящий момент.

- Кажется… - начала Соня, идущая впереди всех, но не закончила фразу.

Ее прервал громкий рык, звериный и полный злости. Низкий густой голос, никак не могущий принадлежать человеческому существу, да они и не были людьми, больше не были. Соня закричала и отскочила назад, но ни один камень не выпустила из рук, отметила Киана, наблюдающая за всем как будто со стороны, через объектив камеры, как будто ее тут не было вовсе. Вслед за Соней начали кричать и остальные, может Киана тоже кричала, она не знала, все ее внимание сосредоточилось на узком промежутке между двумя складами. Откуда вслед за рыком появился тот, кто его издавал. Такого ужаса Киана точно не испытывала, даже за те 3 с лишним сотни лет, что выпали из памяти, в этом она не сомневалась.

Из темноты, рыча и хрипя, медленно вышло нечто, выглядевшее, как оживший кошмар. Существо было выше человеческого роста, и явно мощнее любого атлета. Строение и осанка были человеческими, но на этом все сходство заканчивалось. Руки и ноги существа напоминали кровавое месиво, как будто с него заживо содрали кожу, сделали из плоти фарш и каким-то образом прикрепили обратно к костям, кое-где виднелись островки зеленой ткани, это придавало существу совершенно нереальный вид. Руки и ноги имели по 10 пальцев, как у людей, но заканчивались они длинными когтями, хищно изогнутыми и грязными, на существе не было одежды, но Киана не заметила каких-либо половых признаков, в этом кроваво-темном месиве плоти невозможно было ничего разглядеть.

Киана онемела, просто обмерла от ужаса, даже дышать она не могла, слишком сильное напряжение сковало ее железным обручем. Но самое страшное ждало ее, когда она наконец подняла глаза и увидела лицо этого гостя из ада. Оно было деформированным, но все же человеческие черты еще проглядывались в нем, во рту были не зубы – клыки, такие же изогнутые и грязные или подверженные самому беспощадному кариесу. На голове были островки волос, кое-где длинные, кое-где не очень, а между ними все та же развороченная кровавая плоть. Но все это было еще не самым пугающим, настоящий страх вызывали глаза, совершенно нормальные человеческие глаза, ничуть не измененные и не больные. Безумие, горящее в этих обычных глазах на уродливом, страшном лице пугало сильнее, чем эта искореженная масса плоти и страшный рык.

Смесь ужаса и отвращения захлестнула Киану, навалилась на нее, как груда камней, она все еще боялась, но теперь к этому безумному букету эмоций добавилась жалость. Да, ей вдруг стало жаль это исковерканное существо, бывшее когда-то, может, всего несколько часов назад, обычным человеком с мечтами, желаниями, и страхами. Эти нормальные глаза на ненормальном теле просто разрывали ей сердце, потому что она тоже могла стать такой, от этого никто не был застрахован, она вышла из ретранслятора без памяти, а могла выйти и без человеческого обличия.

Что чувствует это существо, что думает, что помнит? Осознает ли оно, что потеряло? Может, вся эта ярость именно от осознания, от слишком большого чувства потери? Это был чей-то друг или подруга, сестра или брат, подумала Киана, кто-то любил этого человека, и кто-то его потерял. Навсегда. Рыдания, смешные с криком вырвались из ее груди, и в этот момент Соня с отчаянным криком бросила свой камень, она первая, как и обещала, ринулась в бой.

Камень пролетел мимо, хотя расстояние было небольшим, но существо завопило так, как будто в него попала граната. От этого вопля все тело Кианы покрылось гусиной кожей, в нем слышался страх, отчаянье и ярость, совершенно безумное сочетание.

- Быстрее, спугните его и бежим! – прокричала рядом мать Сони, - на него вопли сбегутся остальные!

После первого камня мутант не отступил, может, потому, что булыжник пролетел мимо. Издав сумасшедший крик, он проследил траекторию камня, а потом повернулся к людям, с горящими ненавистью глазами, в свете фонаря он казался персонажем из старого фильма ужасов, сошедшего с экрана в реальную жизнь. Он весь подобрался, руки сжались в атакующие клешни, глаза сузились, эти обычные глаза, единственное, что осталось у него от человека. Теперь он смотрел не на всех, а только на Соню, остальные пока не пытались причинить ему вред, поэтому временно попали в категорию безопасных, а с одной Соней он мог справиться легко. Существо оскалилось, издало еще один воинственный рык, ужасающе громкий в этой странной тишине, и двинулось вперед с твердым намерением разорвать тощую девушку в клочья. Но тут неожиданно вперед выступил Тимур, опередив даже мать девушки.

- А этого не хочешь, урод! – крикнул он и запустил булыжник точно в широкую грудь мутанта.

В отличие от броска Сони, это было точное попадание, камень с противным чавкающим звуком ударил в красное месиво, и на этот раз вопль был просто оглушающим. И страха в нем было больше, чем ярости, это услышали все. Инстинкты проснулись, теперь все они были охотниками и, почуяв, что соперник дал слабину, все пятеро людей пошли в наступление, как стая, как когда-то миллионы и миллиарды лет назад их предки. Крича и разжигая в себе огонек той первобытной злости и жажды крови, они кидали камни, совсем как их предки когда-то давно, окружая существо кольцом, полные решимости убить, чтобы выжить. Мутант, опустившийся на самую первую ступень эволюции, понял все в один миг, их было больше, и они были агрессивны, они хотели убивать, и они могли это сделать. Издав вопль страха и поражения, существо подняло руки, чтобы защититься от града камней, и потом, в последний раз взглянув на ненавистных обидчиков, развернулось и бросилось обратно в темный проем между складами. В эту последнюю секунду глаза мутанта встретились с глазами Кианы, и она с ужасом поняла, что плачет, но все же швыряет камни, забыв про боль и слабость. Прости, я хочу жить, подумала она, чувствуя, как рыдания стремятся вырваться из груди, я такой же мутант, все мы мутанты, такие же уродливые внутри.

- Получил?! – Тимур просто озверел, увидев, как мутант собирается напасть на Соню. Он прикрывал ее собой, даже не заметив этого. Это было так трогательно и так на него не похоже. – Беги, сучье отродье! А то еще это попробуешь! – и он потряс палкой, совсем как первобытный человек.

- Ну, ты просто Конан-варвар, - послышался слегка потрясенный голос Сони, она еще не пришла в себя, но уже была в своем репертуаре.

Вся схватка заняла несколько секунд, но всем она показалась бесконечной. Они вглядывались в темноту, где исчезло существо, медленно осматривали себя и место сражения. Они еще не до конца осознали, что с ними произошло, они как будто просыпались от сна или выходили из транса. И чувство триумфа, того самого, первобытного, не давало им окончательно прийти в себя.

- Вот вы и увидели мутантов, - потирая плечо, сказала мать Сони, - но радоваться рано, он может привести остальных, или они сами сбегутся на его вопли.

Она помолчала секунду, о чем-то размышляя, а потом добавила:

- Хотя, инстинкты у них как у зверей, так что они слышали в его крике поражение и страх, может, и не сунутся…

- Но проверять как-то не хочется, - закончил за нее Саша, и повернулся к Киане, - как ты? Сможешь быстро идти?

- А есть выбор? – она рассеяно усмехнулась, - а мы неплохо выступили, да?

- Да. – Он улыбнулся и поцеловал ее в висок, а потом удивленно отстранился. – Ки? Ты плачешь? Почему?

- Нет, ничего, - она вытерла глаза и попыталась улыбнуться, - просто все это так ужасно. Мир и существа в нем, на меня это подействовало, и всё. Я уже в норме.

Они снова сбились в кучу и быстрым шагом, почти бегом покинули место схватки. Саша тащил Киану, она старалась как могла не отставать, но после первых же 10 метров поняла, что не может угнаться за всеми. Ее тело слабело с каждым шагом, воздух становился как будто более густым, она задыхалась, плюс ко всему начала возвращаться боль. Теперь она знала, чем это грозит и что ее ожидает, и это давило на нее, отнимая последние силы. Еще рано, думала она, ее голова свесилась, волосы упали на лицо, так что она не видела, куда они идут, только мокрый асфальт под ногами, 5 часов еще не прошло. Черт, даже 3 не прошло. Этого она и боялась, она стала-таки обузой. Теперь они с Сашей шли последними, но он не отпускал ее и не говорил ни слова, просто тащил ее вперед. Скоро я не смогу идти, поняла она, как далеко до дома? Она хотела спросить, но понимала, что ее вопрос только собьет дыхание Саше, расстояние это никак не уменьшит. Молчание- золото, подумала она, жаль только ничего на это золото не купишь.

Они снова шли по темным пустым улочкам, куда-то поворачивали, она погрузилась в себя, и ничто не мешало ей, тишина вокруг снова стала плотной и нерушимой, даже Соня молчала. Это хорошо, думала Киана, из последних сил цепляясь за реальность, не позволяя себе отключиться и повиснуть, как кукла, на разговоры, боюсь, сил у меня не осталось. Слабость навалилась на нее как огромный ватный ком и поглотили ее, в глазах темнело, дышать становилось все труднее, но хуже всего была нарастающая боль в каждой клеточке тела. Она распадалась, с этим она бороться не могла.

- Держись, Ки, - прошептал ей на ухо Саша, когда она начала дрожать под его руками, как будто испытывала сильнейший озноб. – Уже почти пришли.

Я постараюсь, хотела сказать она, но сил не осталось, мир поплыл, и она поплыла вместе с ним, плавно упав на Сашины руки. И снова темнота и боль, откуда-то доносились встревоженные голоса, ее они больше не касались, ее больше ничего не касалось, она уходила, распадалась, медленно и неумолимо. Какое-то время она чувствовала движение, это Саша нес ее, потом ей в глаза ударил яркий свет, и вроде бы она услышала слово «пришли», а потом тьма разинула свою бездонную пасть и поглотила Киану.

***

Очнулась она снова от яркого света, безжалостно бившего ей в глаза. Она медленно открыла их и пришла в полное замешательство. Это, наверное, сон. Такой была ее первая мысль, и она принесла облегчение, это был сон, да, просто ужасный кошмар. Ну конечно, все это было просто сном, а теперь она проснулась. В той самой комнате, под той же самой люстрой, только теперь она лежала на кровати, а не на полу. И я помню, подумала она, на этот раз я помню себя и помню последние несколько часов… но дальше все опять терялось в темноте, память о прошедших сотнях лет к ней так и не вернулась. А может, и не было никаких лет, пришла мысль, может, я правда спала и видела самый реалистичный, самый жуткий из кошмаров?

Эта мысль была спасением, слишком прекрасная и заманчивая, чтобы в нее поверить, но она решила, что позволит себе это. Сразу, как встанет и оглядится по сторонам. Она повернула голову… и первым, на что наткнулись ее глаза, был ретранслятор. Проклятый ящик был там, иллюзии рухнули в одну секунду, все это не было сном, вся эта гадость творится наяву, она живет в ней и уже не проснется. Всхлипнув, Киана ударила кулаком в матрас и откинулась на подушку. Отчаяние разрывало ей сердце, она проснулась в аду, и обнаружила, что теперь из него не вырваться, кошмар стал теперь единственной реальностью.

- Киана? – дверь спальни открылась, вошла женщина, и ее Киана помнила. Это была ее мать. – Ты уже проснулась?

Она живет с нами? Или просто пришла, услышав обо всем? И сколько я была в отключке? Вопросы роились в ее голове, кружились в потоке злости и разочарования.

- А я спала? – она попробовала слегка приподняться, и тут ее ждало еще одно разочарование – слабость и уже знакомая ноющая боль. – Что вообще происходит?

- Ты не помнишь, как ретранслировалась? – женщина присела на кровать, в руках у нее была чашка с чем-то горячим, от нее поднимался пар, - Саша принес тебя без чувств, я так испугалась!

Женщина театрально закатила глаза, и Киана невольно смягчилась, она узнавала эту привычку, даже сотни лет не смогли выветрить из ее матери эту манерность и наигранность.

- И что дальше? Я не помню.

- Он что-то кричал про срочную ретрансляцию, потом кое-как привел тебя в полуобморочное состояние, чтобы ты смогла шагнуть в эту адскую штуковину, - она скорчила гримаску, - а когда ты вышла оттуда, снова отключилась. Мы вызвали врача, он уже едет.

- Саша тебе рассказал про наш путь домой? – на смену злости и отчаянию пришла усталость, с этим кошмаром нельзя было бороться, от него нельзя было убежать. Теперь это ее жизнь, и она должна стойко принять то, что на нее свалится.

- Да! Такой ужас! – женщина чуть не расплескала содержимое чашки, - не мудрено, что ты грохнулась в обморок, ты всегда была такая впечатлительная, это твой дар, твой талант. Не будь ты такой…

- Мой дар здесь ни при чем, мама, - оборвала ее Киана, злость начала снова медленно закипать в ней. – Со мной что-то не так. После последней ретрансляции прошло не больше 3 часов, а я опять…

Она не знала, как закончить, какое слово подобрать. Все они умирали, и все проходили через ад.

- Уверена, все наладится, - заявила женщина и протянула ей чашку, - вот, выпей, как ты любишь, травы и мед. И настроение сразу улучшится.

Киана глотнула и, правда, почувствовала себя лучше, знакомый любимый вкус успокаивал, а тепло, разлившееся по телу, расслабляло и притупляло ноющую боль в мышцах.

- А где Тимур? – спросила она, заключив с собой пари, что Конан-Варвар и его Рыжая Соня сейчас вместе.

- О, это отдельная история, - женщина снова закатила глаза и лукаво улыбнулась. – Он и та девушка, как ее…

- Соня.

- Да, в общем, он пригласил ее на свидание, - женщина захихикала, - и она даже согласилась. Саша сказал, что они просто созданы друг для друга. А тебе так не показалось?

Она не слышит меня, печально подумала Киана, даже спустя сотни лет не слышит. Одиночество снова навалилось на нее как валун. В этом чужом мире она была чужая всем и сама себе, и все для нее были чужими.

- У меня было не особо много времени и сил приглядываться, - сказала она, стараясь, чтобы раздражение не проскользнуло в голос, - но мне показалось, что они – идеальная парочка.

- Ох, Тимур такой ветреный, такой легкомысленный, - женщина манерно покачала головой, - даже не знаю…

- Думаю, он попал в надежные руки, - улыбнулась Киана и допила чай.

Она чувствовала себя немного лучше, но вставать не хотелось. Ей хотелось побыть одной, ей хотелось уснуть и проснуться в другом, нормальном мире, который она помнила. И меньше всего ей хотелось слушать пустую болтовню и делать вид, что ей все это интересно.

- Ладно, - женщина забрала чашку и встала, - тебе надо отдохнуть. Я буду на кухне, если захочешь, приходи.

Киана улыбнулась, поблагодарила за чай и откинулась на подушку. Женщина уже почти дошла до двери, когда Киана вдруг сказала:

- Я потеряла память. Саша тебе и это говорил?

Женщина замерла, ее плечи поникли.

- Да, - ответила она, и повернулась. На этот раз никакой театральности или маски на ее лице не было, и Киана подумала, что в этот момент любит ее, как никогда раньше. И возможно, никогда больше. – Мне так жаль, Ки. Мне так жаль.

- Мне тоже. – Она не хотела, чтобы в голосе было столько печали, но она вырвалась, она просто уже не помещалась внутри.

- Может, она вернется? – женщина снова подошла к кровати и с надеждой посмотрела Киане в глаза.

Она хочет, чтобы ее обманули, поняла Киана, она хочет, чтобы ее утешили. Она снова стала ее матерью, такой, какой она знала ее всегда. По крайней мере, в тот отрезок времени, который помнила.

- Я хочу этого больше всего, поверь, - улыбнулась Киана. – Послушаем, что скажет врач. И потом, не все так плохо, я ведь помню тебя, Сашу и себя. – Она усмехнулась и добавила, - многие мечтают забыть свою жизнь и начать все сначала, а мне повезло.

- Узнаю мою девочку, - похоже, ответ ее устроил, она снова стала собой и направилась к двери, - никогда не теряет присутствие духа.

Мы совсем друг друга не знаем, с грустью подумала Киана, мы как будто разделены стеклом, пытаемся общаться жестами, но кто что говорит на самом деле? Мы слышим то, что хотим и говорим то, что от нас хотят услышать. Мы чужие, потому что только чужие так общаются.

И снова она почти дала женщине уйти, когда окликнула ее снова.

- Мама?

- Да? – настороженность в голосе. Она не хотела, чтобы ее пугали, не хотела жалоб, не хотела правды.

- Откуда у меня эта картина?

- Ты совсем не помнишь? – женщина вернулась и на этот раз села на кровать, сжимая пустую чашку в руках. Было в ее позе что-то болезненно-беззащитное, и Киане вдруг стало жаль ее. Вся эта манерность, все эти ужимки на самом деле маскировали ее страх, ее слабость, ее уязвимость перед миром. Но внезапно к жалости примешалась злость. Ей и самой сейчас было трудно, и что ее ждало, она не знала, и ей необходимо было опереться на кого-то, ей сейчас нужна была поддержка, а кто, если не мать должен сейчас быть рядом? И ее слабость, и прочие привычки не могут служить отговоркой, она нужна своей дочери. Всегда была нужна, но сейчас – особенно.

Женщина вздохнула и посмотрела на картину.

- Она прекрасна. Самое прекрасное из твоих творений, и самое первое. – Она одарила Киану привычной улыбкой из мыльной оперы, но в голосе была искренность, она не играла.

- Я не помню, как писала ее, - Киана фыркнула. – Как и что-либо другое. Это осталось в прошлом, от которого мой мозг меня избавил.

- Может, еще вспомнишь, - повторила женщина, - ты всегда была талантлива и очень непохожа на других и, конечно, всегда рисовала, строго говоря, это не первая твоя картина. Но те, другие, были детскими, незрелыми, ты формировалась в них, как гусеница в коконе. Ты сменила много коконов, прежде чем вылупилась прекрасная бабочка Киана Армада, и это имя загремело. А началось все с этой картины.

- Звучит, как начало романа об умершей звезде, - усмехнулась Киана, слова матери ей польстили, она, как и все дети мира до нее, хотела лишь одного: услышать эту гордость в голосе родителей, услышать, что они гордятся тобой.

- Типун тебе на язык! – женщина шлепнула ее по плечу.

- Саша говорил, что-то связано с этой картиной, - она пристально посмотрела на мать, - что-то между нами.

- Да, я расскажу тебе, пока ты сама не вспомнишь, - она упорно гнула свою линию, даже не допуская мысли, что память может и не вернуться. – Это правда как роман о какой-то звезде. Но ты и есть звезда, Киана. И на твоей выставке я не раз еще об этом скажу, нравится тебе или нет. В конце концов, я мать, которая вырастила этот бриллиант.

- О, мама, - Киана закатила глаза, но ее недовольство было притворным. И обе это понимали. – Расскажи уже, а то не успеешь.

- Ладно. Ты много рисовала в период с 17 до 25 лет, но ни одна из твоих картин не была и на четверть так же хороша. Ты искала свой стиль, искала себя в этом воображаемом мире. А потом ты встретила Сашу. – Женщина выставила вперед руки, как будто отгораживалась от чего-то, - но эту историю я рассказывать не буду. Пусть он сам расскажет, или ты наконец все сама вспомнишь.

Несколько секунд женщина помолчала. Вспоминая события почти 400 летней давности, от этой мысли Киану слегка передернуло. Для нее-то прошло всего несколько часов.

- Не знаю, может, на тебя повлияло то, что ты влюбилась, - женщина пожала плечами, - или просто пришло твое время, но ты вдруг нашла себя, или твое воображение наконец нашло правильную дверь и вышло в мир. Твой стиль изменился, причем резко, в один день, еще вчера на твоих картинах было одно, а на следующее утро – как будто их писал другой человек.

Женщина подняла голову и взглянула на картину.

- Это было первое, что ты создала, как Киана Армада. Может, были и другие, но ты мне их не показывала, так что для меня, как и для всех остальных, эта картина стала твоим первым заявлением о себе.

- Я хорошо помню то утро, - взгляд женщины затуманился, - ты пришла ко мне в спальню, мы тогда жили в другом районе, там, возле реки, может, ты помнишь. – Киана не помнила. – Там были такие большие окна, раньше тебе это нравилось. Когда был свет. Так вот, ты разбудила меня и сказала, что хочешь мне кое-что показать.

- Ты, должно быть, не удивилась, - вставила Киана, она не помнила этого, но хорошо могла представить, как часто одаренный талантом ребенок требует, чтобы родитель оторвался от своих дел и взглянул на очередное «кое-что».

- Ну да, - усмехнулась женщина, - ты часто мне показывала свои картины. Но ты никогда не требовала этого так настойчиво и так немедленно как в то утро. – Она снова погрузилась в воспоминания на несколько секунд. – Было лето, я помню, самое начало июня, и утро было таким спокойным. Я встала и пошла за тобой прямо в пижаме. Шторы у тебя были не задернуты, ты любила свет, всегда любила, так что свет от ярких ламп с улицы, так похожий на дневной, врывался в эти огромные окна, и там было так светло, что у меня резало глаза. – Сейчас такой проблемы уже нет, с грустью подумала Киана, пытаясь представить себе описанную картину. А потом попыталась представить солнце, утро, начало чего-то нового.

– Возле окна на мольберте была она, свежая, только написанная. – Женщина снова посмотрела на картину. – И тебя прямо распирало от гордости, когда ты указала мне на нее. Молча, без всяких слов, да они были и не нужны, картина сама говорила. – Она мечтательно вздохнула. – Ничего прекраснее я не видела. В ней на самом деле есть волшебство, какая-то энергия, как будто ты сумела поймать кусочек того прежнего утреннего света и радости и заточить в ней.

- Спасибо, мама, - на глаза навернулись слезы, Киана была так растрогана и так опечалена. Та девушка, которая могла создавать такие шедевры ушла, ее больше не было.

- И она была так не похожа на все твои предыдущие работы. Я была просто в шоке. У меня пропал дар речи, осталось только восхищение. И так до сих пор. – Она помолчала. – Эта картина стала твоим талисманом, твоей визитной карточкой. Потом были и другие работы, все великолепные, но ни одной похожей по энергетике на эту. Ни в одной больше не было столько волшебства. Ты родилась в этой картине, не знаю, то ли ты ее создала, то ли она тебя. Но в ней есть магия, есть что-то неуловимое, что-то сильное и прекрасное, как новое начало, как то утро.

- С этой картины началась совсем другая жизнь и совсем другая Киана. – Женщина усмехнулась, - не сразу, конечно, так только в кино бывает, но в то утро мы обе чувствовали, что теперь все будет хорошо, этим веяло от картины, от света. И до сих пор, когда я на нее смотрю, мне кажется, что все не так уж плохо.

- Но что-то с ней случилось? – Киана была заворожена рассказом. – С ней и с нами, так?

- Да, путь к успеху не всегда быстрый и красивый, как любят показывать киношники. От того утра до твоей первой выставки прошло немало времени. Но ты нашла себя и рисовала каждый день, как проклятая, ты пропадала в своей комнате, создавая одну картину за другой, и все в том же стиле, от всех веяло чем-то волшебным, эта магия, появившаяся в тебе, передавалась твоим картинам, поэтому успех был лишь вопросом времени. Но в это время надо было жить, поэтому, когда появился богатый покупатель и пожелал именно эту картину, ты не смогла отказать. Ты была никому не известной молодой художницей, да, талантливой, может, гениальной, но у тебя ничего не было, кроме таланта, о тебе никто не знал, и не узнал бы, не купи тот богач твою лучшую работу.

- Наверное, трудно было расстаться с ней, - Киана была впервые рада, что не помнит этого. Даже сейчас, она не могла представить, что отдаст эту картину, хотя не помнила, как писала ее и не помнила, что вообще это сделала она, а каково ей было тогда, когда она только создала ее?

- Очень, - женщина поджала губы и опустила глаза, и Киана еще раз порадовалась, что не помнит этого. – Как будто продаешь часть души, так ты сказала. А тот богач ответил, что успех - это всегда сделка с дьяволом. Эти слова я запомнила на всю жизнь.

- И успех, как я понимаю, пришел. – Закончила за нее Киана.

- Да, - кивнула женщина, - тот богач показал картину своим друзьям, тем понравилось, они купили твои работы и показали своим друзьям. Так и завертелось. Все хотели частичку твоего волшебства, а когда все что-то хотят, это сразу поднимается в цене, так что скоро ты стала богатой и знаменитой.

- Не верится как-то, - Киана улыбнулась, - как будто все это было не со мной, я ничего не помню о том периоде моей жизни. Все, что я помню – обрывки из того времени, когда солнце еще было.

- Жаль, но я правда думаю, что память вернется. – Женщина положила свою руку на руку Кианы и легонько сжала ее. – Ты не можешь забыть как быть собой, как создавать картины. У тебя же выставка на носу!

- Над этим я не властна, мама, - это прозвучало чуть резче, чем она хотела, но такие разговоры начинали злить ее. В конце концов, это она потеряла себя и свою жизнь, свой дар, свое здоровье, это ей сейчас плохо, ей сейчас хуже всех.

На несколько секунд обе замолчали. И тут Киана вспомнила, что давно хотела задать один вопрос. Заодно и сглажу ситуацию, решила она.

- Мама? – женщина посмотрела на ее немного обижено, и ее прежняя театральность вернулась. Волшебный момент настал и прошел, они снова вернулись в привычную колею взаимоотношений. – Если я так богата и знаменита, почему я живу здесь? Я хочу сказать, это ведь не пентхаус, и вряд ли раньше квартира бабушки была так далеко от центра. Что это за место?

- Ну, да, это не совсем та квартира. – Женщина усмехнулась. – Она оставила тебе свою в наследство. И ты переехала туда сразу, как вы с Сашей решили жить вместе. Это тоже часть истории. Но прошло уже больше 300 лет, конечно, все изменилось. А выглядит все так, как ты помнишь, только потому, что ты богата и можешь себе позволить сделать самые счастливые моменты памяти реальными, вернуть их в жизнь. Вы были счастливы в той квартире. Ты была счастлива. Ты говорила, что так, как там, тебе нигде не работается. Поэтому ты все вернула, все сделала как прежде. И когда Саша ушел, ты осталась здесь, ты не разлюбила это место. А в качестве нового соседа появилась я.

Она прочитала в глазах Кианы миллион вопросов и улыбнулась, уже гораздо теплее.

- Все расскажу. А забегая вперед, скажу, что сейчас мы живем здесь втроем. Ну, вчетвером, когда Тимур приезжает.

- Так он правда добился успеха в модельном бизнесе? – она опять поняла, что совершенно выпала из прежнего мира и вряд ли сумеет туда вернуться.

- Да, - снова гордость в голосе, – мои дети богаты, знамениты и успешны. Я счастливая мать.

- А почему Саша ушел? Давай вернемся к истории.

- А тут все просто, - женщина пожала плечами, - он и успех – двое мужчин, претендующих на одну женщину. Редко кто сумеет жить под одной крышей с таким соперником, и редкая женщина сумеет сделать правильный выбор. А какой правильный? В итоге с тобой остался успех, а Саша ушел к какой-то своей коллеге.

Она молча усмехнулась, глядя куда-то сквозь Киану.

- Но настоящая правда в том, что соперничать с человеком может только человек, а настоящая мудрость – не ставить пред выбором того, кого любишь. Саша понял это спустя полгода. Он хотел вернуться, он сам мне говорил, у нас, слава Богу, прекрасные отношения. Все было не то, жизнь потеряла краски, ты была его солнцем Киана, и без тебя его мир погрузился в такую же беспросветную темноту.

- Кажется, я начинаю понимать, какой будет конец, – улыбнулась Киана, - но ты мне сама расскажи, а я просто проверю, права была или нет.

- Может, ты что-то вспоминаешь? – осторожно спросила женщина, - Ну ладно, он приходил ко мне в те дни, пока ты была в разъездах или просто уходила по делам. Он знал, что ты не примешь его назад, даже несмотря на то, что любишь. Может, именно поэтому. Я с ним согласилась, я ведь вырастила тебя и знаю: ты если упрешься, так будешь стоять на своем, даже себе во вред.

Киана улыбнулась, а женщина продолжала.

- Единственный путь назад – сделать что-то выдающееся, покорить тебя, поразить так, чтобы броня вокруг твоего сердца рухнула. Так я ему сказала, но он и сам знал. Он был виноват, и мало было просто загладить вину. Моя бабушка часто говорила: открывай дверь по первой просьбе, но один раз. Ты тоже часто слышала это выражение…

- Да, я помню его! Помню! – это была маленькая, но радость.

- Если ушел, так ушел. То, что он сделал, свой подвиг ради принцессы, он придумал сам, я тут ни при чем. Да мне бы и в голову это не пришло. И мне он ничего не сказал, просто однажды позвонил и радостно сообщил, что знает, что ему делать. Он ведь знал тебя так же хорошо, как я, может, даже лучше, я готова это признать. С мужчинами женщины иногда делятся тем, чем никогда не поделятся с матерью. Я ответила, что рада, но советовала ему поторопиться. У нее никого нет, сказала я и добавила, по крайней мере, я не знаю. Я ведь болела за него, знаешь ли, мало кто способен любить по-настоящему, а он способен. Да, он ошибся, дал слабину, но он одумался, он все понял. И я всегда знала, что только с ним ты будешь счастлива, хоть и говорю все это только сейчас, тогда это было бы без толку.

- Ну, я просто монстр, - фыркнула Киана.

- Не монстр, но и не сахар, милая. – Женщина кивнула и потрепала ее по щеке. – Два года я не видела его, он даже не звонил, может, чтобы не испортить сюрприз, а может, боялся услышать, что ты больше не ждешь его. Ты ни слова не сказала о нем с тех пор, как он ушел, но мы с ним знали тебя, Киана, а молчание иногда говорит больше любых слов. В общем, он пропал на два года, теперь я знаю, почему он на самом деле не приходил – два года он работал почти круглые сутки и почти без выходных. Два года ради тебя, он жил тобой, как мечтой, такое даже в кино не покажут. И я не зря верила в него, сердце матери чувствует такие вещи, мать всегда знает, что лучше для ее ребенка, только вот дети всегда плевать на это хотели.

- Нет, - Киана поняла, что слезы сами текут из глаз. Разве она заслужила это? Такое счастье. Такой подарок судьбы. Если я расплачиваюсь теперь, подумала она, если это цена за все подарки судьбы, за все счастье, то она совсем не высока. – Не может быть… только не говори мне, что…

- Да. Спустя два с половиной года после вашего разрыва он снова появился на пороге этой квартиры. И в руках у него была она. – И женщина указала на картину.

-Даа… - Киана присвистнула, ну точно, история из кино. А ведь с ней это было. Чувство потери и злость снова нахлынули на нее, не слишком ли много она потеряла? Просто так, по велению какого-то слепого рока.

- Два года он работал как проклятый, чтобы выкупить твою первую и самую любимую картину. Ты только представь! - сказала женщина, - он разыскал того богача, как-то уговорил его продать, но цена была высока, ты ведь была уже известна.

Она помолчала.

- Хотя, твоя известность даже сыграла ему на руку. Тот богач был крупным дельцом, и сразу видел выгоду. Он купил ее гораздо дешевле, чем мог продать, поэтому и продал. – Женщина усмехнулась, - хотя, знай он, что это и есть самая первая картина Кианы Армады, цена была бы гораздо выше, и Саша вряд ли смог бы ее заплатить. Вот так, прихоти и проделки судьбы.

- Неужели все это было со мной? – Киана мечтательно улыбнулась, - похоже на какой-то фильм или книгу.

- Это и не только. Твоя жизнь никогда не была скучной, это точно. Ты всегда умела притягивать яркие события, как хорошие, так и плохие. Это тоже твой дар.

- Или проклятье. – Пробурчала Киана. – Похоже, нечто очень плохое я только что притянула.

- Значит, следом идет хорошее! – радостно возвестила женщина и потрепала ее по руке.

Но Киана почему-то не верила в это, больше не верила.

***

Молчание, повисшее в комнате, явно затянулось и давило на обоих. Интересно, сколько еще он сможет притворяться, что изучает показания приборов и обдумывает их, задалась вопросом Киана. Она сидела на кровати в той же комнате, поджав под себя ноги, и изучала узор на покрывале, изредка краем глаза поглядывая на седого человечка в белом костюме, так низко опустившего голову к прибору в руке, что Киане начало казаться, что опусти он ее еще на миллиметр, и шея сломается. Это не хорошо, она это понимала, тут не надо было быть гением или великим психологом. Но она ждала, больше из понимания того, что не готова к новому удару, чем из вежливости или страха. Ее моральные силы исчезли вместе с физическими, причину она не знала и не надеялась услышать от этого седого коротышки в белом костюме, как сказала мать Сони: достигнув вершины прогресса, человечество выяснило, что ничего не знает.

- Ну, - она все же нарушила эту невыносимую тишину, казалось, весь мир замер в ожидании слов, - какой вердикт?

Она пыталась держаться и дала себе слово, что не потеряет лица. По крайней мере, подумала она, я хотя бы жду удара, значит, он не собьет меня с ног.

- Кхмкхммм… - откашливался он целую вечность, и Киане даже стало жаль его, на него явно что-то давило. Но разница между нами в том, подумала она, что сейчас он сбросит свой груз на меня и пойдет домой, а меня этот груз раздавит.

- Доктор, - мягко сказала она, - не надо тянуть. Я не глупа, и я не истеричка. На вашем лице все написано, так давайте не будем тратить время, которого, может быть, итак осталось очень немного.

- Госпожа Армада… - он так и не смог поднять на нее глаза, и это ее очень задело. И подтвердило ее правоту – все плохо.

- Да, - она сама поразилась твердости своего голоса, внутри-то все бушевало. – Всю правду. Только правду. От начала и до конца.

Она снова уткнулся носом в прибор, потом снова откашлялся, а потом наконец собрался с духом и поднял на Киану свои раскосые глаза. В них застыла боль.

- Распад усиливается, - сказал он, - и процесс необратим. Это второй случай в моей практике. С каждым разом вам надо будет ретранслироваться все чаще и чаще.

Он замолчал, не в силах продолжить. Это сделала за него Киана.

- Пока времени не останется совсем.

- Боюсь, что да. – Тихая слеза выкатилась из его глаза, он не пытался ее стереть или скрыть, и это вызывало уважение. – Мне так жаль, поверьте. Я люблю ваши картины, они для меня как порталы в другой мир, ваш мир, в который вы так гостеприимно пускаете людей. И мне невыносима мысль, что я ничего не могу сделать. Простите. Простите меня.

Он выговорился и как будто даже стал выше и моложе. Теперь этот груз на мне, подумала Киана, стараясь осознать то, что услышала, стараясь сдержать данное себе слово и сохранить лицо.

- Мне не за что вас прощать, - тихо сказала она, - вы в этом не виноваты. Никто не виноват.

- Если бы мы знали больше, - слезы уже лились по его открытому лицу, тихие и горькие. Так плакать не стыдно и мужчине, подумала Киана как в тумане. – Но мы не знаем ничего, ни причин, ни способов что-то изменить. Я проверил ретранслятор, он в порядке. На знаю, что произошло, не знаю, почему так вышло. Не знаю, как это остановить. Мне очень жаль.

- И мне, поверьте, - она улыбнулась. Теперь, когда ее страхи вышли из тени на свет, ей стало легче. Она сама не могла объяснить эту внутреннюю пустоту и легкость. Может, я просто еще не осознала до конца, предположила Киана, а может, какая-то часть меня уже все знала и не ждала ничего. – Могу я попросить вас кое о чем? Последняя просьба, так сказать.

Пожилой доктор поднял на ее испуганные глаза, и Киане снова улыбнулась, это и впрямь было забавно.

- Нет, я не буду просить вас дать мне яд или еще что-то, - сказала она, не переставая удивляться своему состоянию, она как будто парила в невесомости среди облаков, никакой депрессии или страха, только легкость и свобода, как полет. – Я хочу, чтобы вы дали мне слово чести, что не скажете никому за этой дверью ни слова. Сейчас вы придете в себя, успокоитесь и выйдите к ним с нормальным лицом. Притворитесь, если надо, но не выдадите мою тайну. Можете сделать это для меня?

Несколько секунд он собирался с мыслями, а потом снова поднял на Киану глаза, и в них она прочитала твердость. Хоть с ним мне повезло, подумала она.

- Да, я сделаю, как вы скажете, - ответил он, - и хочу, чтобы вы знали: я восхищаюсь вашим мужеством. Вы – удивительный человек, на моей исторической родине в Японии люди достойно встречают все удары судьбы, но здесь это большая редкость.

Он встал и поклонился ей.

- Я выражаю вам мое уважение. Я сделаю все, как вы хотите, чтобы вы могли сохранить лицо. Вижу, вы понимаете, что это значит.

- Понимаю, - кивнула Киана, думая о том, что дар – это медаль с двумя сторонами, одна – благословение, вторая – проклятье. «Ты всегда умела притягивать яркие события, как хорошие, так и плохие. Это тоже твой дар», так сказала ее мать и была права. На конце медаль повернулась не лучшей стороной, но, несомненно, яркой. – Я все понимаю.

***

Какой плюс, что ретранслятор стоит в моей спальне, подумала Киана, подальше от всех этих глаз, никто ничего не заметил. Вечер прошел обычно, такой же вечер как тысячи других… то есть Киана так думала, память ведь так и не вернула ей прошедшие 3 сотни лет. Единственное, о чем она сожалела, что в этот вечер с ней не было Саши, его вызвали на работу, так сказала ей мать. Позвонить он не мог, там, где он работал, не работали никакие приборы. А может, оно и к лучшему, подумала Киана, дописывая последнее письмо, оно было адресовано ему, прощаться всегда тяжело, особенно если любишь и особенно, если это навсегда. Тишина в квартире радовала ее и успокаивала, она держалась так долго, она не хотела драм, не хотела сцен и слез, не хотела жалости. И, кажется, сама судьба пошла ей навстречу – Тимур загулял со своей новой подругой, мама рано легла спать, а Саша работал.

Я всегда так много хотела сказать, но никогда не могла. Не хватало слов или смелости, может, поэтому я начала рисовать - все, что я не могла сказать, говорили за меня мои картины.

Так она написала, и, возможно, это было самое главное признание ее жизни. Люди не созданы для одиночества, они не могут все держать в себе, но сами же люди создали тысячи преград и причин для молчания. Так появилось искусство. Она верила в это. Когда чувства внутри накалены до предела, когда они причиняют слишком большую боль или радость, их надо выплеснуть, отпустить, и если единственная возможность высказаться и облегчить душу это рисование картин, или написание романов, или сочинение музыки, значит, ее нельзя упускать.

Эту последнюю битву с собой я выиграла и впервые в жизни облекла в слова все то, что не могу унести с собой. Это трудно, но еще труднее было бы, будь ты рядом. Может, ты бы не услышал и половины из того, что я хотела бы сказать, я знаю, как сильно эмоции затмевают глаза и закрывают уши, и я точно знаю, что, даже прочитав все это на бумаге, так и будет. Но бумага хранит то, что забывают люди, бумага останавливает мгновения для нас, ты перечитаешь это снова и снова и наконец услышишь.

Странная пустота, наполненная светом, внутри нее никуда не делась, и Киана каждую секунду заглядывала в себя, чтобы убедиться, что это приятное чувство не исчезнет. Она не хотела бояться, не хотела страдать, она прошла по жизни с высоко поднятой головой и не хотела опускать ее до самого конца. Каждую секунду она боялась, что эта эйфория закончится и ее охватит ужас, может, паника или отчаяние, но ничего этого не было, она была спокойна и собрана, возможно, как никогда в жизни.

Может, это и есть то самое солнце, которое светит обреченным. Когда у тебя не остается ничего, ни прошлого, ни будущего, только этот свет, он как анестезия.

Она написала всем письма, то и дело прерываясь и входя в ретранслятор. Врач оказался прав, распад усиливался, и к полуночи она поняла, что не доживет до утра. Возможно, раньше эта мысль напугала бы ее или огорчила, но не сейчас. Какая разница, утро или вечер, когда за окном непреходящая чернота? Она умрет в этой темноте, и лишь по документам ее смерть будет записана как утренняя. И ей было совсем не жаль покидать мир, где нет солнца, а люди гниют заживо и покрывают себя биомассой, чтобы протянуть еще хоть немного. Хотя, таким образом она протянула 400 лет, не так уж и мало. Я итак прожила больше, чем могла бы, подумала Киана, склонившись над письмом, хотя, можно ли засчитать жизнь, которую не помнишь? Она проснулась в этой комнате среди вечной темноты, и этот мир так и не стал для нее родным и знакомым. Может, это была тоже милость судьбы, часть того солнца для обреченных, ведь чужой и кошмарный мир покидать легче, чем родной и прекрасный.

Я вообще везучая, подумала Киана, поднимая глаза на картину, теперь она не могла видеть ее четко, но она помнила ее, каждую черточку, каждый переход. И не потому, что память вернулась, просто она смотрела на нее все время, пока писала письма. Вот оно, мое доказательство, подумала она, мой след, моя память о том, что я была в этом мире, я жила, я чувствовала, и мои чувства останутся после меня. Такое редко с кем бывает.

Мне не на что жаловаться, поэтому мое сердце - легкое и наполненное светом. В этом страшном мире у меня было все. Но важнее всего то, что у меня была любовь, а это и есть главный свет в жизни, поэтому все эти годы мне не было так темно. Мама рассказала мне историю с картиной и нашими отношениями и сказала, что я была твоим светом, но на самом деле Ты заменил мне солнце. Ты согревал меня и освещал мне путь. И единственное, о чем я могу сожалеть, так это о том, что не помню всех этих прекрасных счастливых лет с тобой. Не помню, но чувствую, знаю какими-то клеточками души, которым не нужна ретрансляция и не страшен распад.

Написав это, она нисколько не покривила душой и не преувеличила. Любовь живет в душе, подумала Киана, а душа – частица вечности. Настоящая любовь, это любовь двух душ, она верила в это, как и в то, что тела – лишь инструмент, помогающий этим душам выразить свои чувства. Не будь у нас этих тел, подумала она, мы бы не смогли выразить то, что создается в душе: танцы, живопись, музыка – все это душа, говорящая через тело. Но инструменты ломаются, они-то не вечны. Может, я слишком активно использовала свой, подумала она и грустно улыбнулась, может, я так старалась, так активно работала им, что износила быстрее? С момента последней ретрансляции прошло всего 10 минут, а она уже чувствовала себя… разваливающейся на части. Так и есть, подумала Киана, времени у меня не осталось. Но письма были написаны и упакованы в именные конверты, оказывается, почта в этом странном мире никуда не делась, она пережила темноту, технологический бум и рождение нового мира. Нет, поправила себя Киана, не почта, желание людей общаться, их тяга друг к другу – вот что пережило все это и осталось даже в таком уродливом больном мире.

Когда мы шли домой сегодня – как будто целую вечность назад – Тимур сказал мне: «Думаешь, ты человек? Все мы больше не люди, мы - ходящая и говорящая биомасса». Но это не так, и теперь я точно это знаю. Человек – это не только тело. Именно поэтому я принимаю свою судьбу с гордостью и достоинством, осознано и без страха. Потому что под всем этим я – человек.

У нее оставалось максимум пять минут. Чувствуя, как слабеет тело, как жизнь уходит из нее, Киана в последний раз подняла глаза на картину, она хотела увидеть ее еще раз, пусть даже не четко. Ты прекрасна, хотела сказать она, но сил не было, она сказала это в голове, и я была прекрасна, моя жизнь была прекрасна, так что мне грех жаловаться. Человек не должен жить так долго, подумала она, иначе сам смысл жизни теряется. Ценность и красота нашей жизни в том, что она подойдет к концу, поэтому каждая секунда, каждая мелочь - бесценна. Именно осознание того, что ничего не повторится, что второго шанса нет, делает нас лучше, заставляет развиваться, заставляет жить душой, а не телом.

И все же прощаться всегда грустно, подумала она, в последний раз разглядывая переходы зеленого и белого на картине, она не видела уже ни девушку, ни лебедя. Но они там, сказала она про себя, я знаю, что они там, и это главное. И я всегда буду там, в этой картине, подумала она, пусть это не видно глазами, как там говорил Экзюпери: самого главного глазами не увидеть, только сердцем? Как-то так, решила она и встала из-за туалетного столика, где писала письма. Медленно она прошла два шага и легла на кровать. Это последнее путешествие отняло почти все силы, но она уже не думала об этом, впереди ее ждало другое путешествие, гораздо более длинное, и там она точно не устанет и не будет страдать. Она знала это, откуда-то знала. Пустота и легкость внутри нее наполнились светом, он становился все ярче и теплее. Свет стал вырываться из нее, заполнять глаза, комнату, весь мир. Это моя душа, подумала Киана, потому что под всем этим я – человек.

И ее глаза закрылись.

КОНЕЦ