Читать онлайн
"Револьвер"
Не. Ври.
Не. Ври.
Не. Ври. Себе…
Конструкция, отдаленно напоминающая лампу, болталась на хилом проводке, свисавшем с потолка. Она была так высоко, что сил лишь изредка хватало осветит лицо, напротив. Давящая темнота разжигала интерес, подогревая желание сорвать занавес и наконец узнать, кто же сидит, напротив.
Подобно замшелой обители пожизненно заключенного, окружающее пространство вселяло ужас и отвращение, выплескивая на Томми эхо минувшей жестокости. Казалось, тяжелый запах запекшейся крови, обжигающий нос с каждым вдохом, пропитал каждый квадратный сантиметр этих стен. Во рту было солоно, а на зубах что-то хрустело, - вполне возможно, что это был его собственный страх, вперемешку с зубами, недавно поврежденными сильным ударом по челюсти
Но Томми улыбался. В его груди зрела больная надежда, что давно покинула всех окружающих его людей. Ровные, некогда белые зубы, сверкали темно алым. Он бесил, заставлял скрипеть зубами других лишенных и обездоленных. Хотелось выбить ему все зубы, дабы он не смел улыбаться. Чувство гнева было словно мяч, перебрасываемый одним участником другому. Эти удары тяжелых взглядов… Псы желали смерти друг друга, лишь бы выйти живыми из игры. Вот только глазами и могли бить, пытаться забраться в темные зрачки оппонента напротив, - ведь игра началась. И никто не хочет нарушить правила.
Томас сдавил челюсти, кроша зубы и поднимая голову выше, будто бы упираясь заносчивым подбородком в лоб противнику. А тот свирепствовал, лютовал и руки его дрожали. В мокрой от пота ладони трясся наган - револьвер, сверкающий в лучах мерзкого синтетического светила. Дуло нарезного красавца смотрело прямо в подбородок Томасу, барабан потрескивал от мандража человека, державшего его.
Томас начал смеяться, будто провоцируя. Говорить нельзя, лишь молча наблюдать за собственной смертью. Но Том смеялся. Тихо, сдавленно, он кричал внутри: «Давай, ублюдок ссылкивый, стреляй!». Горло напряглось, через истеричный смех продирался животный рык. Напряжение росло, его оппонент сходил сума от ярости и непонимания, и вскоре его палец скользнул по спусковому крючку и произошел… Щелчок.
Томас в секунду щелчка раскинул руки, он был готов испустить последний крик. Но горло сдавило, юноша не открыл рот, потому что до его слуха донесся щелчок. Том вновь сдавил челюсть и рассмеялся настолько громко, насколько мог человек с закрытым ртом.
Несколько секунд, оппонент дергающимися глазами смотрел на револьвер, перекидывая взгляд на Томаса и обратно. И только в глазах подлеца проскочило желание нажать еще раз на курок, как юноша дернулся вперед, на стол, хватая руку с пистолетом. Они на секунду встретились взглядами: человек, полный ярости и страха, и животное, в котором человек только что умер. Скрипящая улыбка поразила оппонента, его глаза наполнились диким страхом перед этим созданием.
Томас легким движением сломал палец лежавший на курке, отобрал пистолет и только оппонент в ужасе успел разинуть рот, как Томми выстрелил, окропив стену за его спиной остатками серой жидкости. Лампа качнулась, его произведение искусства можно было бы отнести к модерну, что-то в этой картине было.
Как собака, Томми хорошо чувствовал настроения этой комнаты. Он услышал, как дёрнулись мускулы охранника за его спиной, и только он двинул ногой, как Томас послушно кинул револьвер на стол. Театрально поднимая руки в вверх, сгибая в локтях, и слегка покачивая улыбающейся головой, мол – «Что вы, это он сам!».
Томас рассматривал оппонента, лежавшего зияющей дырой к нему. Тело коробило, он изредка подергивал головой, облизывал губы и говорил: «Это не я… Что вы, товарищ судья. Это… жизнь. Да, точно, я всего лишь делаю то, ради чего я тут… Я клоун, меня посадили развлекать… Я развлекаю». Он извивался, плавно разводя и сводя плечи, чувствовал себя змеей. Чувствовал безнаказанность своей удачи, будто мог оправдать себя перед кем угодно, даже перед самим собой.
– Томас, отлично, прекрасно! – Аплодисменты, откуда-то издалека, видимо. А может быть оглушение от множества выстрелов в такой маленькой комнате сводит его сума.
– Шесть-Ноль. Этот парень точно человек? Потому что ему чертовски везет! – Издалека вещал такой заводной голос, он выпускал тонны энергии куда-то. Наверное, туда, откуда и вылетали аплодисменты.
– Но вы ведь… Хотите шоу?! – На этот выкрик его смыла волна разных голосов, эта толпа ликовала, желала смерти малышу Томасу.
– А теперь, наш удачливый дьявол сразиться с… – барабанная дробь, – Шестизарядным револьвером, в котором будет… Пять пуль! – Оглашение количества пуль завело толпу настолько, что этот гул стал пробиваться сквозь затуманенный разум.
Томми начал медленно хлопать в ладоши, аккуратные и монотонные хлопки быстро привлекли внимание толпы. Они были ритмичны, Том словно отстукивал какой-то мотив. Его плечи медленно извивались под красивую мелодию, что сейчас играла в его голове вместо этого ада. Поднимаясь с кресла, он стал извиваться больше, все хлопая. В пляс пошло все тело, туловище извивалось в такт покачиваниям головы, медленно, аккуратно, будто он плыл по течению этой музыки.
Вокруг бесновалась толпа, комментатор ликовал, он приписывал юному Томасу сошествие с ума, подселение бесов и прочее дерьмо. А юноша лишь чувствовал музыку, такую сладкую и тягучую, словно мед. Теплый, слегка хрипловатый голос вел его в танец, и теперь слегка щелкая пальцами он качнулся плавно несколько раз, и после - резко описал полукруг головой, запрокидывая ее и выгибаясь в спине назад. При этом продолжая аккуратно постукивать каблуком по полу, сгибая ногу в колене, пощелкивая пальцами.
Тянулась сладкая нота не долго, ведь и револьвер был заряжен, и оппонент посажен. Осталось лишь разбудить звезду этой программы, Томми-танцора. Так его прозвал комментатор, и, сплюнув это прозвище, охранник тяжелым ударом приклада в спину опрокинул юношу вперед. Не давая ему упасть, схватил за шкирку и усадил обратно на стул.
Только копчик его вновь почувствовал прохладный металл, Томми расслабил мышцы лица. Теперь он не был так весел, тяжесть этих окровавленных рук стала так привычна, что в моменты просветления Томми ужасался. Но как сейчас, он снова и снова видел дуло пистолета у своего лба.
Смертью веяло от этого револьвера, его можно было вешать на стену как трофейный, слишком много жизней он забрал. Камеры в темных углах уже не смущали его, - прямой эфир, зрители, деньги рекой. Куда же он попал? Этот вопрос не тревожил больше юношу, ведь перед ним сидело его отражение.
Оппонент державший пистолет не дрожал, не издавал звуков и признаков жизни. Два уже давно мертвых человека смотрели друг на друга, это вызвало легкую улыбку, искреннюю. Она дублировалась у оппонента во время спускания затвора. Этот стальной зверь искрой поразил открытое пространство, и вновь щелчок.
Все вокруг затихло, Томас опустил взгляд. Тишина привела к ожидаемому исходу, прогремел выстрел, вновь ударило по раненным перепонкам. Томми не хотел поднимать глаза, не хотел смотреть вперед. Зачем ему смотреть на разбитое зеркало?
Да, все так, как вы подумали. Его оппонент, первый человек, что искренне улыбнулся, хоть и на доли секунды, застрелился. Он не хотел умирать от руки того, кого не смог убить. Поэтому Томми не желал смотреть на его гримасу, юноша хотел запомнить улыбку мертвеца еще до его смерти. А вокруг застрекотало, стадо обугленных животных прыгали от радости, плясали, целовались, сношались. Экстаз захватил публику и комментатора.
Чувства свернулись в маленький калачик, из которого стремительно наружу вырывались иглы, чем больше – тем лучше. Он старался забить этот калачик молотом бессердечности, а слезы все текли по окровавленным щекам. Окрашиваясь в алый, впитывая в себя кровь, они падали на стол. Соленые до ужаса, с привкусом металла, напоминали вкус еды, что готовила бывшая. Среди этого мрака такое сравнение заставило его по-детски хихикнуть. Все тело вздрогнуло, глаза уже не видели так четко, заплыли соленым водопадом.
Его совершенно не волновало, что происходит вокруг. Где-то слышались крики ужаса, всхлипы, выстрелы. И будто кто-то поставил множество кастрюль в ряд, и прошелся по ним по очереди тяжелой металлической ложкой. Взрывы. Кассетные заряды наполняли комнаты за большими стеклами этого маленького кубика, в котором неподвижно сидел Томас. Вспышки, крики, выстрелы, несколько даже оставило красивые отверстия в боковых стеклах комнаты.
Руки обмякли, повисли, позвоночник больше не держал. Так хотелось отдохнуть, что Томас попросту свалился со стула. Подобно трупу, он ударился лицом о пол, щека отдала горячим, заболела. Вновь эти хлопки - ритмичные, красивые. Томми поднял уставшие веки, правый глаз не видел, был придавлен. А левый узрел пришествие ангелов на землю грешную, только вот ангелы смотрелись крайне угрожающе. Все в черном, в масках, со странными приборами, но зато с таким знакомым оружием.
Вокруг завертелось, закружилось. Крики, выстрелы, рев полицейских сирен и собачий лай. Вся эта какофония сливалась в единый спасительный марш, притон был накрыт. Камеры сломаны, а жизни присутствующих сломлены раз и навсегда. Но к израненным перепонкам Томми доносился лишь приглушенный лай собаки рядом, и где-то недалеко одиночки выстрелы – «Видимо контрольные», подумал юноша, из последних сил натягивая уголки губ, усмехнулся.
Вновь хриплый голос повел его сознание в танец, только вот сил не было совершенно. Все, что он мог, также ритмично водить в такт головой по полу, наслаждаясь музыкой. Он будто и не видел больше ничего вокруг, не хотел, ждал смерти. Но вот ему удалось моргнуть, уже оба глаза открылись, перед глазами мелькнул яркий свет, практически обжигающий. Том закрыл глаза, и когда вновь открыл, чувствовал себя так мягко, будто сливался с каталкой, на которой его везли сквозь проблесковые маячки к скорой.
Время в забытьи тянется по-разному, все зависит только от твоего желания. Твое самочувствие зависит только от твоих желаний. Вот и Томми хотел жить, даже не смотря на все трудности, перенесенные им за последний месяц.
Комната, налитая светом, белоснежная. Тут была мягкая кровать, родная тумбочка с его записками, рассказами и музыкой, гитара в уголке и добрый персонал. Томас чувствовал себя хорошо, даже подобие музыкального устройства присутствовало. Но чаще всего юноша сидел в общем зале, держа свою гитару в руках, и собирал вокруг себя таких же добровольных заключенных.
Его пальцы выстукивали по струнам мелодию из его снов, такую мягкую, приятную, и одновременно динамичную. Кто-то хлопал в такт, кто-то щелкал пальцами, все, как и было задумано с самого начала. Хрипловатый голос Томаса пел о местах, куда только его воображение дотягивалось. Солнечные долины, высушенные солнцем моря, блестящие купола храмов, горы, вздымающиеся так высоко, как только возможно себе представить. Пел каким теплым может быть вино, и о чем говорят рыбы, о том, что видит крот под землей.
Чувства поглощали его, хотелось делиться всем, что есть. Баллады текли рекой, он сочинял прекрасные мелодии. Томми водил всех, кто тут был, всех кто приходил на его концерты, в разные миры и времена. Частенько тут собирались и санитары с санитарками, и доктора. Отдавая всего себя, Томас хотел искупить собственную удачу, что играла с ним на протяжении того странного месяца.
И каждый раз людей становилось все больше. Этот мир, запертый в нескольких блоках, нуждался в чувствах, которыми Томас готов был делиться до самой смерти, за все жизни, которые забрал.
.
ЛитСовет
Только что
