Читать онлайн
"Останавливать сердце"

Убивая врага, мы теряем часть своей души.

(брат Ипат, инквизитор, 420 г. ПВ [1])

Все началось со скучного собрания в душегубке актового зала. Мы собрались за огромным прозрачным столом в форме подковы, который покоился на пяти толстых ножках — по числу пророков.

Я сидел, чуть не засыпая от спертого воздуха, втихаря читал новости и время от времени поглядывал в сторону вирты монотонно бубнящего приора. Над его головой висела медленно вращающаяся бирка с тяжеловесной максимой: «Основная задача инквизиции — это борьба с ересью».

— Братья, на этой неделе мы потрудились неплохо, — сказал он, состроив кислую мину.

В оценке нашей работы он всячески избегал слов «хорошо» и «прекрасно». «Неплохо» было самой высокой оценкой, когда-либо слетавшей с его губ. Конечно же, все инквизиторы прекрасно понимали почему.

— Но у нас остался один мерзкий висяк, который надо закрыть, — продолжил приор. — Мы во что бы то ни стало должны арестовать Оленя. Это личное распоряжение Геронтократа. Нас всех разгонят, если мы облажаемся.

Приор был склонен к излишней патетике, так что в тот момент я даже не насторожился, а снова вернулся к новостям и на какое-то время потерял нить выступления.

— Ласкин. Инквизитор Ласкин! Мать твою! — Я услышал свое имя и от неожиданности вздрогнул.

Я вскочил со стула и подобострастно уперся взглядом в бинди [2] приоровской вирты, судорожно теребя пальцами нательный пентакль.

— Я!

— Ты спишь что ли?

— Никак нет, ваше преосвященство!

— Собирай монатки! Поедешь искать этого наркомана Оленева, мать его. Если не принесешь мне его голову в пакете, я тебя четвертую.

— Так-точ вше пре-щен-ство!

Я пропустил большую часть выступления приора и не сразу понял, почему тогда на меня все монахи посмотрели, как на смертника, и с какой стати выбор босса пал именно на мою скромную персону. Но чуть позже до меня дошло: я просто его окончательно достал своим мощным интеллектом вкупе с разгильдяйством и ничем не обоснованной жестокостью. Я был слишком хорошим инквизитором даже для столичного монастыря, я стал опасен, и этот старикашка в конце концов решил от меня избавиться.

* * *

На первый взгляд, дело Сергея Оленева по кличке Олень выглядело несложным: нужно было всего-то разыскать этого вора-медвежатника и арестовать. Допускалось его и не арестовывать, а отпустить грехи прямо на месте.

Олень вел аскетичный и исключительно скрытный образ жизни и мог годами не высовываться из подполья как голый слепыш [3] — без кислорода, тепла, еды и света божьего. Он пропал, исчез, и долгое время казалось, что его след окончательно затерялся. В итоге все решили, что Оленя убили и закопали в лесу или бросили в какую-нибудь сточную канаву. О нем уже успели забыть, но тут неожиданно из отделения инквизиции удаленного поселка Болотное приходит сообщение, что Олень там засветился — живой и здоровый.

— Меня не будет пару дней, — сказал я Касперу, моему полосатому фело [4], когда вернулся в свою аскетичную келью, принял душ и открыл банку с пивом.

— С какой это стати? — спросил он, вскочив ко мне на колени. Его вертикальные зрачки расширились, превратившись в круглые черные колодцы.

— Надо слетать по делам за Урал.

— Это опасно?

— Ну что ты? Какая может быть опасность вот с этим? — Я как можно уверенней улыбнулся и воинственно похлопал себя по тяжелой кобуре гаусса.

Говорить Касперу, что приор пообещал меня четвертовать в случае неудачи, я не стал — не хотел, чтобы он волновался понапрасну.

— Зачем тебе туда лететь? Там без тебя не справятся? — В его голосе послышалось беспокойство.

— Приор должен был отправить в командировку кого-нибудь из наших. Он выбрал меня, да благословит его святой Тэн, — произнес я нарочито громко, косясь на стену, в которую мне еще год назад кто-то ввернул несколько черных шурупов-жучков.

— Почему именно тебя? — спросил Каспер.

— Подозреваю, что он мечтает о том, чтобы я ошибся. В этом случае я уже не смогу его подсидеть. По крайней мере, в ближайшее время. — А эти слова я уже прошептал Касперу прямо в мохнатое ухо с кисточкой, пахнущее чистотой и, едва уловимо, лесом.

— Я уже говорил тебе, что ты слишком хорош? — прошептал Каспер в ответ.

Меня всегда смешило, как он шепчет: его тонкие розовые губы при этом шевелились очень забавно, как у куклы-перчатки.

— Говорил... — согласился я, запуская пальцы в густую бифюровую [5] шерсть.

И не один раз. Но сейчас уже поздно что-либо с этим поделать.

— Зачем туда вообще нужно ехать?

— Местные инквизиторы тупы и продажны. Они слишком повязаны с мафией. Они сами — мафия, так что мы не можем рассчитывать на их помощь. Понимаешь?

— Не дурак.

— Ты умница. — Я не льстил — айкью Каспера был немногим ниже моего.

— Ну тогда ладно. Будь осторожней, командир. Не волнуйся, я послежу за кельей.

— Звони, если что.

— Не вопрос. — Каспер замурлыкал и начал месить мое бедро острыми когтями, протыкая рясу насквозь.

— Только длинная и беспощадная рука столицы может разрубать гордиевы узлы ереси на окраинах Империи. И именно меня его преосвященство назначил этой рукой. Это великая честь! — Я снова повысил голос, повернув голову в сторону вороненных шурупов на стене.

Каспер проследил за моим взглядом и понимающе промолчал.

Если я правильно понял намерения приора, меня в этой командировке попытаются убрать... Но если я арестую Оленя, то с учетом моих прежних заслуг на следующем заседании синода смогу побороться за пост приора. Нынешний уже слишком стар и слишком параноидален. Его время ушло. Черт побери, может все и не так уж плохо?

* * *

Еще с вечера я привычно собрал походный мешок, кинув туда кроме пары нижнего белья, зубной щетки и гаусса еще и санбенито [6] с капиротом [7], и на следующее утро вылетел в забытые богом гиблые края, к черту на кулички.

К вечеру я уже был на месте и от души кормил своей кровью местных слепней. В середине лета даже по ночам жара на болотах выжимала из человеческих тел все соки, и, когда я ввалился в прохладу полицейского участка, мой клобук и кашая [8] промокли до нитки.

В участке находились двое: толстяк среднего роста в расфуфыренном куколе [9] и сухощавая монахиня, чье лицо я не разглядел из-за плотной черной вуали и ниспадающей на лоб чадры. Они знали, что я в пути и покорно ждали.

— Ни хао [10], брат, — чуть ли не закричал упитанный монах азиатского вида, улыбаясь во весь рот. Брат...

— Ипат. Ипат Ласкин, брат. — Я перепентил его и дал поцеловать свою «чистую» правую кисть.

— Добро пожаловать, брат Ипат. Нечасто к нам заезжают из столицы. Ел ли ты сегодня? Меня зовут брат Кандид, а это — сестра Августа, она не говорит, ибо покорно приняла схиму молчания. Мы оба рады тебя видеть, брат. — При этих словах и без того широкое лицо Кандида расплылось от уха до уха, прямо как у Сунь-Дзы.

Зачем отделению сдалась немая монашенка?! Чем она может помочь инквизиции?

— Сестра Августа печатает на таблетке, ее схима это позволяет, — сказал Кандид, словно прочитав мои мысли. При этих словах пентакль выпал из его рук и ускакал под стол. Он нагнулся кряхтя, встал на четвереньки и полез его доставать

— Она хоть не глухая? — спросил я у его задницы.

Августа почему-то вдруг засуетилась, схватила свою таблетку и принялась быстро что-то на ней строчить.

Я заметил на ее запястье татуировку-браслет в виде вереницы муравьев.

Кому в здравом уме придет в голову делать тату из муравьев? Что нынче с людьми не так?!

Наконец, она закончила печатать и повернула экран в мою сторону: «Я не глухая. Я слышу хорошо. Кандид — предатель».

Я указал пальцем на ползающего под столом инквизитора и вопросительно поднял брови — совсем как в старых немых кино.

«Да, он предатель. Я уверена в этом. Он работает на еретиков», — быстро напечатала Августа.

— Точно? — спросил я вслух.

Она испуганно покосилась на Кандида и часто-часто закивала.

Этого мне еще не хватало!

— Что точно? — недоуменно прокряхтел Кандид из-под стола. Он решил, что я обращаюсь к нему.

— Ты ищешь в правильном направлении, — сказал я, чтобы сгладить конфуз.

Следующие полчаса я размышлял о том, что мне делать с этим продажным инквизитором, и можно ли доверять словам монахини. Во мне сцепились в безжалостном бою беспечность и паранойя.

Тем временем Кандид рассказывал о локальных достопримечательностях, природе, преступности и досуге местных жителей. Его заплывшие глазки бегали, он был неубедителен. Самым полезным, из того, что он мне сообщил, было то, что Олень попал в камеры наблюдения, когда отоваривался в магазине походного снаряжения.

— Тебе требуется наша помощь, брат? — спросил меня с надеждой Кандид, когда я уже был в дверях.

— В этом нет нужды, брат, — ответил я, и его лицо снова расплылось в улыбке: он явно не хотел выходить из прохлады помещения в удушающую жару.

Я вышел на крыльцо.

Святой Тэн, дай знак. Что мне делать с этим кротом?

Святой Тэн не заставил себя ждать: тут же через дверь я услышал пиканье клавиш — предатель явно спешил предупредить своего хозяина о моем приезде.

Я развернулся, резко открыл дверь и решительно шагнул внутрь участка: Кандид стоял у двери с допотопным светящимся телефоном в руке. Мафия обычно использовала подобные устройства, чтобы избежать слежки. При виде меня его челюсть отвисла, страх сковал и обезобразил и без того уродливое лицо.

— Ты не достоин ни своего звания, ни своего имени, — вынес я приговор.

— Это не я! — заверещал он на удивление высоким голосом.

— «Война — это путь обмана» [11] , но твоя война закончилась, — сказал я, выхватывая гаусс, и нажал на спусковой крючок.

Жаль, что все время приходится стрелять. Выстрелы слишком грубы. Записаться на крав мага, что ли? Церковь должна быть с кулаками. Тогда можно было бы очищать души еретиков без этой мерзкой грязи.

Краем глаза я заметил, как Августа прикрыла лицо ладонью за доли секунды до того, как мозги неудавшегося инквизитора фонтаном обдали ее с головы до ног.

— Собери его голову в пакет и прибери здесь, — бросил я ей и ушел, оставив дверь открытой.

Моя душа стала меньше на одного врага... О, святой Тэн, прости мои прегрешения!

* * *

В вонючем магазине с заскорузлой вывеской «Капканы и наживка» тщедушный продавец-наркоман по фамилии Сурков подобострастно обслюнявил мне руку и, пока я брезгливо вытирал ее о подол рясы, в деталях поделился впечатлениями о своей короткой встрече с Оленем.

Во время бестолкового рассказа он перемещался по торговому залу словно на шарнирах, постоянно хлюпал носом и размазывал зеленые сопли рукавом старомодного зипуна.

Оказалось, что в этих краях располагался неофициальный офис-резиденция некоего князя и мультимиллиардера Айона Адана, о котором ходили «разные слухи».

— Он занимается ересью что ль? — Я задал вопрос в лоб. Прямой вопрос часто ведет к истине кратчайшим путем. Ну не было у меня желания ходить вокруг да около.

— Не знаю насчет ереси, брат. Не буду брать грех на душу. Но скажу, как на духу — в наших краях иногда пропадают люди и рогатый скот.

— И сколько людей пропало? — спросил я.

— Отец и сын Егоровы — Прохор Яныч и Валька. Двое, получается.

— Когда их видели в последний раз?

— Полгода назад... Может больше.

— В отделение докладывали?

— Да. Брат Кандид даже искал их пару дней, но потом перестал. Сказал, что, дескать, ушли в запой и сами вернутся.

Почему-то меня такое отношение покойного к службе не удивило.

— Чем Егоровы занимались?

— Рыбачили. Еще они вели школу муай-тая.

— Шутишь? — удивился я.

— Честное слово, — ответил Сурков и пятижды осенил свою впалую грудь нательным пентаклем.

— И что, в их школе были ученики?

— Навалом.

— И что, эти ваши кру [12] хорошо разбирались в предмете?

— Еще как! — воскликнул Сурков. — Они были чемпионами Империи. На них смотреть было одно загляденье. Это как балет.

— А что насчет скота? Говоришь, животные тоже пропадали?

— Да, было дело. Несколько овец исчезло. Как корова языком слизнула. И корова одна, кстати, тоже исчезла, с месяц назад.

— Может быть ее задрал медведь или волки загрызли?

— У нас медведей и волков нет. То есть они есть, но летом они из леса не выходят, только зимой. Это были не звери, точно.

— А ты не знаешь, этот ваш Адан хранит в своей резиденции какие-либо ценности? — Оборотни, волки и прочая фауна меня не интересовали. Я должен был найти Оленя.

— Откуда ж мне знать, брат? — Сурков почесал затылок. — Наверно да, он же богатый. Но я в его владениях ни разу не был, там по периметру страшная роботня с пушками. Всех непрошенных гостей кладут сразу.

— И многих положили?

— Лет семь назад был случай — роботня порешила бабку с внучкой. Матрену Адольфовну и Катьку. Я хорошо их помню, Катька совсем маленькая была, лет семнадцать. А Матрене тогда стукнуло сто девяносто...

Далее я перестал прислушиваться к словесному потоку, льющемуся из Суркова, и задумался.

А не навострил ли Олень свои уши в резиденцию Адана? Не собрался ли обчистить его сейф? Ведь Оленя мог навести на Адана кто-то из подельников, вхожих в ближний круг могула. Да мало ли как медвежатник мог разнюхать о своем новом «клиенте». Возможно, ему удалось даже заполучить схемы помещений и место расположения сейфа. Или сейфов. Интересно, он его уже обворовал или только собирается? Надо бы навестить этого богатенького Буратино...

* * *

Инквизитор не ездит на допросы, он на допросы вызывает. Но если речь заходит об олигархах, это правило становится не таким строгим. Когда деньги и власть встречаются в единоборстве, сложно сказать заранее, кто победит. Это как в поединке слона и кита — деньги и власть редко борются между собой в силу разных биотопов [13], но сейчас ситуация сложилась именно такая: слон и кит встретились в одной точке пространства-времени, чтобы как следует пободаться.

Князь Айон Адан любезно согласился поговорить об Олене и принял меня в задрипанной переговорной комнате с хлипким пластиковым столом и дюжиной засаленных стульев. На столе стояла массивная китайская ваза с узким горлышком и парой натуральных цветков ириса, торчавших из него сиреневым фонтаном. В кутном [14] углу красовался инкрустированный золотом барельеф святого Фенга — покровителя программистов — в его шестиногой ипостаси. В остальных трех углах под потолком висело по видеокамере.

Вместо окон там была стеклянная стена, через которую пробивался яркий свет потолочных ламп из зала, заполненного компьютерными столами со сгорбленными фигурами людей и сапов [15]. Они сидели, застыв, словно манекены, и казалось, что их основная работа — это ни в коем случае не показать, что они умеют двигаться.

Едва слышно шелестела труба кондиционера, но в воздухе, несмотря на цветочный аромат, витал застарелый запах хлорки — совсем как в больничном морге.

— А ты знаешь, друг мой, что мой пра-пра... прадед был из племени форе, — начал Адан, откидываясь на спинку скрипучего кресла и нагло пялясь мне прямо в глаза. Его голос был громким, словно он провел молодость, работая прорабом на стройке.

Не скажу, что мне по вкусу, когда ко мне обращаются фамильярно, даже если собеседник — аристократ. Я был ему не другом, а братом, и хамство собеседника мне сразу не понравилось, как и он сам. Это нечто вроде любви с первого взгляда, но только наоборот: физиологическая неприязнь, на уровне жабр, когда на загривке шерсть встает дыбом, кулаки сжимаются сами собой, и адреналин пускает вразнос тот орган, в котором прячется невидимая глазу душа.

Я присмотрелся к улыбающемуся могулу: и правда, в его безбашенном взоре и смугловатой физиономии сквозило что-то болезненное и едва уловимо людоедское.

Он собирается меня сожрать, что ли? Мать его...

Я взял под контроль частоту своего пульса, не дав ей подняться выше шестидесяти пяти, и легким усилием воли успокоил расшалившиеся нервы. Мне это не составило труда. При желании я мог бы даже убить себя, остановив сердце, но время для этого еще не пришло.

— Не может быть! — делано удивился я, лишь немного приподняв бровь.

— Да-да, форе. А по мне ведь не скажешь, верно? Они чуть не вымерли в середине третьего века, ДВ [16]. Совсем как это однажды сделали неандертальцы. — Князь с кряхтеньем поелозил в кресле, залез рукой в карман брюк и извлек непонятно как там оказавшийся наманикюренный мизинец дроида.

— Неандертальцы вымерли, а форе, как я вижу, еще нет. — Я не удержался от сарказма, но через силу едва заметно улыбнулся, чтобы смягчить свое ответное хамство.

— Мои предки выжили, проявив гибкость, хотя ради выживания им пришлось отказаться от традиционных ценностей. Друг мой, ты знаешь, как тяжело отказаться от традиций предков?

— Да, я тоже всегда от них отказываюсь с большим трудом, друг мой, — передразнил я его.

Могул пропустил мою язвительную реплику мимо ушей.

— Некому было рассказать неандертальцам о прионах, и куру их скосила как чума, всех до одного, — продолжил он. — Наверняка дело было не только в куру, но и в ней тоже. Ты думаешь, что их погубило пристрастие к каннибализму, гастрономическая потребность поедать мозги убитых врагов и сородичей?

Я понял, к чему он клонит, но решил не перебивать.

Мели, Емеля, твоя неделя.

Но он сжал губы и лишь молча вертел в руке чужой мизинец. На фоне разговора о людоедстве эта антропоморфная запчасть выглядела зловеще.

Выждав театральную паузу, я осторожно ответил:

— Неандертальцы вымерли из-за прионов. Это доказано.

— И ты наверно думаешь, что основной причиной людоедства был голод?

— Разумеется. Для неандертальцев каннибализм был вопросом жизни и смерти. Особенно зимой, когда трупы животных заносило снегом. Под снегом труп не найти, а им ведь кроме падали жрать было нечего.

Адан посмотрел на меня как на идиота. Видимо, я сморозил нечто такое, что в его парадигме считалось чушью.

— Не думаю, что они сильно голодали. Не больше, чем люди форе. Я уверен, что дикари поедали мозги своих врагов и предков вовсе не от того, что им больше нечего было жрать.

В его словах почтения к пращурам особо не прослеживалось.

Где оно, твое уважение к дедам, еретик?!

— Отчего же тогда? — спросил я спокойно.

— А я скажу тебе отчего. Я полагаю, что и неандертальцам, и форе было обидно терять опыт, который накопили их деды. Они жаждали овладеть и этим опытом, и лучшими свойствами своих поверженных врагов — их силой, хитростью, умом. Наши пращуры верили, что достаточно лишь сожрать мозг мудреца или опытного воина, и вуаля — ты сам приобретаешь все, что тот знал и умел!

Вряд ли он стал бы жрать мозг своего почившего деда, доведись ему оставить этот мир в наши дни.

— И каким образом поедание трупов могло им в этом помочь? — спросил я.

Во время допроса часто приходится изображать из себя идиота. А как еще вытянуть слова из собеседника? Не показывать же ему, что ты уже заранее знаешь все, что тот собирается тебе сказать!

— Они верили, что могло, — ответил могул.

— По-моему, одной веры в действенность ереси недостаточно для того, чтобы стать каннибалом, — парировал я.

При слове «ересь» князь было напрягся, но тут же взял себя в руки.

— Может быть и так. Как ты понимаешь, мне не раз приходилось размышлять о причинах ритуального каннибализма. Но, говоря о врагах, каннибализм давал победителям еще и яркое ощущение победы. Тебе знакомо это ощущение, друг мой? Яркое ощущение победы?

Я знал, что имел в виду Адан. На тех же островах каннибализмом промышляли не только местные племена, но и японские солдаты, воевавшие там в годы второй мировой войны. Дурной пример заразителен, и даже открыватель взаимосвязи куру и прионов, вирусолог и педиатр Гайдузек, не избежал печальной участи и перенял некоторые неприглядные традиции форе. Не людоедство, конечно, но и без этого он набрался местной культуры достаточно, чтобы впоследствии привести гениального ученого и нобелевского лауреата в тюрьму.

Культурная скорлупа с человека счищается по щелчку пальцев. Острый голод, воспаленное либидо, гнев, безнаказанность... Слишком много причин, по которым человек снова становится зверем.

— И к чему тебя привели эти размышления? — спросил я. Пора было возвращаться к делам.

— Я понял, что мне нравится идея сохранять опыт человека и передавать его другим. Речь не о мемуарах или учебниках.

— Какое отношение это имеет к Оленю? — Пространный разговор с кретином мне стал надоедать. Я решил взять быка за рога.

— Сергей был очень хорошим медвежатником, ты ведь знаешь. А для этой профессии нужен недюжинный ум. Вот я и подумал: его бы смекалку, да в нужное русло. Но как мне было это сделать? Пришлось его выманить, пустив слух о некоем сейфе с вкусняшками в моем подвале и об уязвимости системы охраны.

— Ты его убил? — спросил я без обиняков.

— Это слишком грубая формулировка. В итоге он все-таки улетел за радугу, зато теперь я могу открыть любой сейф с завязанными глазами. С современными технологиями уже не нужно друг друга жрать — секунда, и ты перенял от донора весь его полезный опыт. — Могул улыбнулся, и в этот момент я окончательно понял, что он безумен.

Я ведь лучший инквизитор на континенте, а что, если этот тип решит и мой опыт перенять?! Черт, прости меня святой Тэн...

Осознание собственной исключительности, приятно греющее меня в течение долгих лет, на этот раз у меня вызвало холодок в груди. Я с трудом удержался, чтобы не бросить испуганный взгляд на дверь. Вернее, мне показалось, что удержался, а на самом деле посмотрел.

Могул инстинктивно проследил за моим взглядом, и этой доли секунды мне хватило на то, чтобы схватить массивную вазу за ее тонкую шею и что есть силы разбить о голову зажравшегося наследника каннибалов. В этот момент я не размышлял, а действовал — как животное, на автомате.

Продолжатель традиций дедов громко икнул и свалился на пол, издав странный металлический звук, будто это упал не человек, а холодильник.

Я нагнулся под стол и внимательно осмотрел разбитый череп князя.

Крови, как ни странно, совсем не было, хотя удар оставил глубокую вмятину на дорсальной части теменной кости. Не в силах противиться порыву, я протянул руку и ощупал рану: она оказалась абсолютно сухой! Ни крови, ни мозгов — ничего, что могло вытечь. Я вспомнил недавний инцидент с Кандидом — с начинкой головы этого еретика дела обстояли диаметрально наоборот.

Под разорванной кожей я обнаружил расколотый пластик — это его я поначалу принял за кость. Он был около сантиметра толщиной, казался твердым и пористым, как плотный пенопласт. Под ним я легко нашарил какие-то устройства с острыми краями, но стоило мне запустить палец вглубь черепной коробки, как меня чувствительно ударило током.

Удар этот был похож на статический разряд — такой же короткий, с негромким треском.

На мгновение в моих глазах потемнело, и я инстинктивно отдернул руку.

Святой Тэн! Что это за дьявольщина?!

С минуту я сидел на полу неподвижно глядя в пространство перед собой, пытаясь привести мысли в порядок. Они скакали как козы, перепрыгивая одна через другую, и никак не хотели остановиться. Мне нельзя было здесь засиживаться, и я с трудом, но все-таки взял себя в руки.

Такого похожего на человека дроида я прежде не встречал... Наверняка он из старых запасов, таких уже давно не делают.

Люди и сапы все так же сидели за своими столами, не шевелясь. Дверь была плотно закрыта, освещение в зале было ярче, так что, скорее всего, никто из них не смог увидеть или услышать ничего подозрительного.

Здесь установлены камеры, а значит сейчас сюда придут. Но мне ведь нечего опасаться? Я все сделал правильно...

Я развязал мешок и извлек из него заранее приготовленные санбенито и капирот, обильно украшенные пентаклями. Первое я надел на плечи князя, а второй нахлобучил ему на голову, отчего он стал похож на шута горохового.

— Да пребудет с тобой святой Тэн, — сказал я, перепентив пять раз тело электронного могула своим ритуальным пентаклем.

Каждый из пяти лучей пентакля символизировал одного из пророков. Пророки покровительствовали инквизиции, и я надеялся, что они будут и ко мне благосклонны.

Мертвый еретик, отправленный на тот свет инквизитором, приравнивается к раскаявшемуся, но можно ли считать раскаявшимся сломанного дроида? И может ли дроид быть еретиком? И правильно ли это — облачать в инквизиторский капирот, например, разбитый лэптоп?

Мне ни разу не приходилось сопровождать дроида-еретика в его раскаянии. Нужно ли проводить ритуал, или не нужно?

Да какая, собственно, разница? Если провести, то уж точно хуже не будет.

С той стороны стеклянной стены подошла женщина в черной офисной одежде с длинным рукавом и негромко, но настойчиво постучала в дверь.

— Заходи! — сказал я громко, чтобы она услышала.

Женщина вошла в комнату и с наигранным испугом уставилась на распростертое тело в ритуальных одеяниях.

— Что случилось? — спросила она с таким видом, будто ни о чем не догадывалась.

— У вас тут было завелся еретик, но вы можете расслабиться, я этот вопрос уладил.

— Но кто нами теперь будет руководить?

— Я могу, если что. Держи мои координаты. — Я достал карточку с сетевым адресом.

У меня не было желания торчать в гостях у покойника. В поисках Оленя он мне уже вряд ли мог помочь.

Она машинально протянула руку и взяла карточку. В этот момент у меня в груди вновь все похолодело: на запястье у дамы в черном была вытатуирована вереница из черных муравьев.

— Нарушаем схиму? — спросил я, с сумасшедшей скоростью перебирая в уме варианты своих действий.

Эта каналья никакая не монашенка! Она работает на Адана! Работала...

Она непроизвольно вздрогнула. Теперь на ее лице отразился совершенно искренний, неподдельный страх.

Так, выходит, она подставила несчастного Кандида? Вот стерва...

Вазы под рукой у меня не оказалось, ведь я ее разбил пять минут назад, поэтому я исполнил удар локтем с разворота точно под основание ее шеи. Это случилось как бы само собой, почти инстинктивно, но мой костедробительный удар вышел мощным и безукоризненным.

Откуда я знаю этот прием муай-тай? И откуда я знаю, что этот прием именно из муай-тай?!

Позвонки еретички не выдержали, ее шея сломалась с неприятным хрустом. Голова опрокинулась вперед и повисла на жгутах из цветных проводов, беспомощно упершись лбом в грудь.

Проклятая роботня! Прости меня святой Тэн...

Я толкнул лже-Августу, она свалилась на пол с шумом падающего холодильника, да так и осталась лежать рядом со своим поверженным хозяином.

Меня вдруг накрыл приступ тошноты, и желудок решил вывернуться наизнанку. Но он был пуст — я уже сутки ничего не ел.

Из лабиринтов резиденции электронного могула я вышел через черный ход. Я плелся как сомнамбула, без определенной цели, не понимая толком, куда иду. Мою голову переполняли обрывки мыслей, но в то же время она была удивительно пуста.

Каким-то непонятным образом я безошибочно нашел проход через несколько этажей и кладовых. По пути я заглянул в сейф, за пять секунд подобрав код — особо не торопясь, на слух, хотя заранее был уверен, что сейф окажется пуст.

Это святой Тэн ведет меня! Благодарствую, о, Господи... Веди меня, Великий Пророк. Веди!

* * *

Каспер приходил ко мне раз в четыре недели, чаще он не мог, так как незаметно выскользнуть из дома ему было непросто — новый хозяин следил за ним как султан за гаремом.

Мой преданный фело запрыгивал на форточку и просачивался между прутьями ко мне в палату, обитую смягчающими подушками из сентипора. Доктора боялись, что я разобью себе голову о стену.

Идиоты! Они не знали, что при желании я мог бы без особого труда открыть все замки, перебить санитаров и охрану голыми руками. А на воле я мог бы зарабатывать миллиарды, с моим-то опытом!

А еще я мог бы даже остановить свое сердце лишь легким усилием воли. Если бы захотел.

Но зачем мне это делать, если через двадцать восемь дней ко мне на огонек снова заскочит Каспер, примется месить мое бедро, и я смогу запустить пятерню в его густую бифюровую шерсть?

— Как ты, командир? Тебе идут этот санбенито с капиротом. — Он всегда отвешивает мне комплименты.

— А сам-то как? — обычно спрашиваю я, снимая с себя дурацкий колпак и раскрашенную тряпку.

— А чо я? Я нормалек. Держу хвост пистолетом.

— Не обижают тебя?

— Да ладно! Меня попробуй обидь...

Он мурчит, а я смотрю — то на него, то в окно, и в который раз понимаю, что моя душа каким-то странным образом скукожилась, стала слишком маленькой, чтобы вместить в себя что-нибудь еще.

———————————————

[1] ПВ — после войны.

[2] Бинди — точка в центре лба.

[3] Голый слепыш, голый землекоп — небольшой роющий грызун, единственный вид в роде Heterocephalus и семействе Heterocephalidae.

[4] Фело — робот-фелиноид.

[5] Бифюр — квазибиологический материал, как правило используемый для формирования волосяного покрова.

[6] Санбенито — наплечная мешковина, которую носят кающиеся во время примирения с церковью.

[7] Капирот — коническая шляпа для кающегося.

[8] Кашая — набор из трех одеяний: подрясника, рясы и мантии.

[9] Куколь — колпак с капюшоном; монашеский головной покров.

[10] Ни хао — «привет» по-китайски.

[11] «Война — это путь обмана» — цитата из «Искусства войны» Сунь-Дзы.

[12] Кру — учитель, мастер муай-тай.

[13] Биотоп – это территория с однородными природными условиями, обеспечивающая жизнь определенному сообществу растений и животных.

[14] Кутный угол — наиболее почётный угол в помещении, в котором размещались иконы; обычно был обращён на юго-восток.

[15] Сап – андроид-слуга для выполнения несложных работ.

[16] ДВ — до войны.