Читать онлайн
"Вольк."

…там, где туманы синего цвета.

«ВОЛЬК» в картинах.

Действующие лица:

Сергей Прищепа

Степан Прищепа

Мария

Бипа

Игнатий Бахтияров

Павел Сестрин

Антон Сестрин

Волк

Ма́нси (вогулы, вогуличи, меньдси, моансь) — малочисленный народ в России, коренное население Ханты-Мансийского автономного округа Тюменской области, ближайшие родственники хантов и венгров. Говорят на мансийском языке, но 60% считают родным русский язык. Около 100 человек проживают на севере Свердловской области. Общая численность 11432 чел. (по переписи на 2002 год).

Картина 1. Полустанок.

Сумрачное осеннее утро.

Бесконечно уходящая вдаль таёжная просека, посреди которой высокая насыпь полотна узкоколейной железной дороги, - заросшие высокой травой и молодыми деревцами гнилые шпалы из грубо обработанных лесин со следами давно снятых рельс. По правому склону, вдоль гребёнки насыпи – тропка. По тропинке идёт человек. С плеча свисают вперед и взад связанные между собой за ручки два фанерных чемодана, обтянутых клетчатой тканью. В руке человек несёт патефон. Одет человек «нездешне», в светлом плаще, светлых брюках, уже изрядно заляпанных грязью. На голове фетровая, с лихо заломленным краем, щеголеватая шляпа.

Маленький полустанок в запустении. Ржавый рельс-рында. Сторожка станционная, - вместо стёкол скрученные жгуты тряпья, свёрнутые в спираль. Обшарпанные стены, ржавая, с закопченным стеклом, «летучая мышь» под потолком. Небелёная печь, возле неё — куча дров. Пол заляпан осенней грязью. На бельевой веревке висят какие-то тряпки, рубахи, носки. У массивной двери — рукомойник. Топится печь. Потрескивают дрова. Возле печи — старый стол, покрытый газетой. Стоят не то нары, не то кровать, застеленная вышарканной медвежьей шкурой. Недалеко от сторожки покосившийся от времени дощатый туалет. От него к сторожке протянута верёвка на уровне пояса, по которой, видимо, удобно в темноте, или с закрытыми глазами, например, с лёгкостью находить путь. Ещё несколько таких верёвок протянулись по направлению к сарайке с дровами, колодцу с воротом. А самая длинная, подвязанная к деревьям таёжной опушки, уходит к расположенному в отдалении заброшенному рабочему поселку, с полуразвалившимися бараками из щитов, с провалившимися крышами и вывернутым неряшливо нутром. Ближний барак с одного конца производит впечатление чего-то живого. Во всяком случае в нём целые окна и вьётся дымок из печной трубы. На расчищенном клочке земли вывороченные кучки с картофельной ботвой, жёлтые капустные листки.

Под одиноко стоящим раскидистым кедром небольшая, с многими заплатами на старых, растресканных оленьих шкурах, одинокая юрта. Рядом рассохшиеся, чёрные от времени нарты, совершенно не пригодные к езде.

На фоне осенней, засыпающей североуральской тайги – затхлость, тлен и запустение. Тайга обступила вокруг, и только присутствие человеческого духа не даёт ей сомкнуться и поглотить это забытое Богом место.

На сложенном из крупных плит песчаника пандусе, поджав ноги, сидит пожилой вогул. Попыхивает трубкой, смотрит на приближающегося гостя из иного мира.

Картина 2. Игнашка.

Сергей. А ведь тебя, родной, я поди-ж таки знаю!? Ты Игнатий - Игнашка, Бахтиярова Володьки сын!? Так ведь? А? Не ошибаюсь? Нет? Что молчишь? Ошибся я что ли? Говори! Что молчишь!? Чурка!

Игнашка. И я, однако, тоже тебя знаю! Тебя, начальник, однако, Сергей называют? Сергей. Правильно, Сергей. Ты меня помнишь? Я Николая Прищепы сын. Путевой обходчик Прищепа… Ну! Вспомнил? Серёга Прищепа – «Пол-прицепа»? Ну! Мы с тобой, болваном, вместе на дрезине в школу ездили на узловую? Да неужели не помнишь!? Тьфу, чурка!

Игнашка. Прищепу, Серёжку, помню, однако! Его на войне потеряли. Правильно говоришь, начальник. Был такой друг. Однако, давно это было! Это, когда главный Бумажка-Начальник Сталин живой был…

Сергей. Вот те раз… А я кто же тогда?

Игнашка. Исенин.

Сергей. Чего? Кто?

Игнашка. Исенин, однако! Начальник!

Сергей. Кто!?

Игнашка. Ты, однако! Начальник – Исенин!

Сергей. Какой Исенин!?

Игнашка. Начальник, однако. Шибко большой. Всё знаешь. Отца знаешь. Давно помер. Игнашка знаешь! «Полуприцепов» знаешь…Начальник! Я вижу! Давно тебя жду!

Сергей. Зачем? Зачем ждёшь? Какой Исенин, твою неродную… Умом тронулся?

Игнашка. Начальник, однако. Шибко большой. Борода! Всё про тебя говорил. Приезжал до войны, однако. Ходил со мной. Далеко ходил... За синий туман… Там я его спрашиваю, однако: «А ты что всё Пушкина поминаешь?» Мол, что у него не спроси, всё, Игнашка, говорит, только Пушкин знает.

Сергей. - Какой начальник, дурак!? Какой синий туман, ты что мелешь… Меня в армию в тридцать девятом призвали, никаких тут начальников я не помню! С бородой и без бороды! Какого им здесь делать? Сбрендил?

Игнашка. Игнашка, однако, всё помнит, начальник! Большой Борода-Начальник вот как ты приехал… Спрашивает у людей: «А где здеся Большой Человек Игнашка Бахтияров? У меня к нему дело государственной важности секретной есть, однако!» Так и говорил, мол, Большой Человек Игнашка! Это я, однако…

Сергей проходит мимо Игнашки и поднимается в сторожку. Игнашка его как бы и не замечает, продолжает вспоминать про приезжего начальника.

Игнашка. Пойдём говорит, ты меня в Синий туман сведёшь, однако, Брат Игнашка! Я брат мой, не охоч, однако, дома. Тайгу люблю, приволу. Вот подались. К дальним манси-вогулам - проведать, как лесные люди живут, однако, начальника людям показать.

Бежали тайгой, однако, видели один день Ивдель-реку, другой день Ивдель-реку, и третий, а там и до вогулов близко.

Бежим тайгой, однако, глядь - лыжня проложена. Ту лыжню стали, спасибо сказали, легче пошли. Я вперёд бегу, вóсь слышу - кто-сь кричит жалобно так, будто лиса зайчика дерет, жизнь отнимает. Видит Игнашка не поймешь что: мечётся что-сь рыжее в снегу, клубком катится. А это рысь-разбойница на Большой Начальник с лесины кинулась - большая рысь, лютая. Крови Бороды-Начальника всхотела.

А что Игнашке делать? Стрелять нельзя, однако, и ножом бить нельзя – Начальника везде тронешь. Тут Игнашка рысь за глот схватил, на себя, однако, принял. Рысь на Игнашке всё когтями мясо добыла. Ну, Игнашка её, однако, ясно, задавил… Крови из него много вышло вон.

Оклемался, однако, опамятовался. Борода-Начальник лежит, в кору да в оленый мох закопан, а подле - старый Вольк и кажет Игнашке по-вогульски таково ласково: «Хороший ты человек, Игнашка, однако, смелый! Ты Большой Начальник от смерти спас. Лежи поправляйся - я тебе друг, а ты мне гость дорогой». А это был самый старый на свете Вольк-Начальник.

Он Игнашке коренья приносил, говорил как делать, совсем вылечил, прежняя сила к Игнашке вернулась. Начальник тоже. Собралися Игнашка, однако, вобрат к своим бежать, а Вольк говорит: «Вот тебе, Игнашка, однако, соболья лапка, это вот моя тамга, дороже которой не найдешь. Ты её какому хочешь вольку покажи, а он тебя ко мне доставит, и поведу я тебя в синий туман. А коли кому тамгу отдашь, я его загрызу, однако…»

Сергей. Так, ла́дно всё это! А Исенин здесь при чем? И что за Вольк у тебя? Ваш, вогульский, что ли?

Игнашка. Вольк, однако, не вогульского народа. Общий!

Сергей. Тебя не переслушать, Игнашка! Про брата моего что-то знаешь, где он? Что глаза вылупил, дурень!? Брата моего знал ты, нет?

Игнашка. Пушкина!?

Сергей. Да какого на хрен, в козью щель, Пушкина!? Я тебя о Степане Прищепе спрашиваю, донневертер!

Игнашка. Степана Прищепу, однако, знаю! Тоже твой брат?

Сергей. Тоже…

Игнашка. У Стёпки есть брат-Исенин… Это тогда я здесь правильно сижу! Дождался однако…

Сергей. О-о-о! Степан где? Он живой, вообще?

Игнашка. Так сзади тебя, однако! Стоит.

Сергей оборачивается. Оказывается, сзади него уже давно стоит Степан.

Сергей. Стёпа!? Ты?

Степан. Я…

Сергей. Живой?!

Степан. Живой…

Сергей. Что-ж ты, брат, на письма-то мои не отвечаешь?

Степан. Не отвечаю…

Игнашка. А, он не может, однако…

Степан. Не могу…

Сергей. Как?!

Игнашка (забивая новую порцию табака в трубку). Стёпка ночью всегда живёт, совсем слепой стал… Гитлер-сука-начальник-плядь, однако…

Братья заходят в сторожку. Игнашка закуривает трубку.

Игнашка. Однако, в тот год шибко Мороз-Начальник лютовал. Игнашка от его к геологам печку топить пошёл… Дрова колоть, кашка варить, заец ловить… Детки-геологи. Прознал об Игнашке большой Начальник-Военком из Верх-о-турья, приказал приехать.

Встретил, Игнашку, чаем напоил. Говорит важно, как радио-левитан; так мол и так, Брат Великий Охотник Игнашка, Самый Главный Бумажка-Начальник Сталин приказал тебя, однако, просить шибко помогать людям. Хорошим!

Пришёл в наши Края Страшный Дух Фашист, его начальник Гитлер-сука-плядь, однако, и с ним зверьё невиданное, железное, огнём рыгающее…Страшное! Шибко одолевает зверьё хороших людей. Не в мого́ту совсем.

Шибко тебя, однако, Великий Охотник Игнашка, просим – помогай!

Чай вкусный…

Приехал, однако, Игнашка в охотничий край Бумажки-Начальника Сталина. «Передовая» называется! Смотрит, правда, есть плохой зверь. Много. Разный. Хитрый, однако, шибче росомахи. Вот, говорят, добывай зверя, Великий Охотник Игнашка.

Стал Игнашка охоту вести…Много, однако, добыл, верёвка с узелками весь мешок занимать стала… Два железных зверя добыл, тяжело, добывать было. У него четыре жизни в ну́три, по очереди стрелял в глаз узкий. Добыл.

Много раз хвалили, много водки дарили, звёздочку золотую за железных зверей дали. Красивую.

Стала Игнашку тоска одолевать, сколько зверей стреляет, меньше не становится. Решил. Надо, однако, их начальник Гитлер-сука-плядь стрелять, тогда зверь-фашист разбежится. Пошёл, Игнашка, Главного зверя Гитлера добывать.

Тайными тропами долго шёл. Почти до логова дошёл. Поймали, однако, собачки-предатели. Стали в загоне держать, бить и плохо кормить стали… Три зимы прошло, совсем плохой стал Игнашка, с Родом прощаться стал. Пришли другие собаки. Бумажки-Сталина. Шибко он осерчал, однако, что Игнашка без спросу пошёл…

Забрали в другой загон. Там тоже жил. Зим девять или десять, однако… Старый стал – отпустили, говорят, всё, мол, Игнашка, домой уезжай, Бумажка-Сталин помер совсем. Новый Начальник Хрусчёв на тебя не сердится.

Уехал…

Приехал…

Думаю, надо по́ди к Ро́ду сходить, посмотреть, живы-нет папка-мамка наверное…

Две недели на лыжах шел, пришел, стойбище нашёл. Братья нашлись, сестры нашлись, детки их, олешки… Мамка-папка, померли, однако. Игнашке давай Род говорить, иди, откуда пришёл, мы тебя к Духам проводили давно, ты тенью стал. Мы с тенью жить боимся, однако.

Ушёл…

Картина 2. Степан.

Братья заходят в сторожку.

Степан. Ты! Зачем ты приехал? Что было в тех письмах?

Сергей. Что я ищу тебя. Что я жив, что меня признали невиновным, что я не изменник…Что мне некуда деться, что решил вернуться на родину… Где тебя посеяли родители, там и ро́сть надо. Здесь мои мама и папа похоронены, здесь и я хочу лечь…

Степан. Ты болен? Ты приехал умирать?

Сергей. Ну ты прямо… Я приехал повидать брата и тех, кто еще остался…Я же писал…Ах, да!

Степан подходит к шкафу, хлопает дверцами.

Сергей. А кто еще здесь остался жив? Из тех, кого я знаю?

Степа, держа в руках связку писем.

Степан. Вот твои письма.

Сергей. Ты не читал!?

Степан. Как говорит Игнат, мне тяжело читать, потому что я живу ночью. Я же слеп, не видишь? Контузия в сорок третьем… Врачиха сказала, что повредились нервы … комиссовали через полгода, по госпиталям таскался…

Сергей. А я ничего не знаю…

Степан. Не знаешь…

Сергей. Да, не знаю! Что у вас здесь происходит? Почему разобрали узкоколейку?

Степан. Война! Стране нужна была сталь. А в нашем направлении разработки были признаны бесперспективными. Все разъехались, а кто остался, те во вторую зиму померли с голодухи…

Сергей. Никого не осталось?

Степан. Немного народу всё же живёт.

Сергей. Кто-то, кого я знаю?

Степан. Так и есть.

Сергей садится на крыльцо рядом с братом, достает портсигар, предлагает Степану папиросу. Закуривают.

Сергей. Мария!?

Степан. Ты не слышишь?

Сергей. Что?

Звучит женский голос.

Мария.

Ой, да не вечер, да не вечер. Мне малым-мало спалось. Мне малым-мало спалось, Ой, да во сне привиделось. Мне малым-мало спалось, Ой, да во сне привиделось.

Мне во сне вчера привиделось Будто конь мой вороной Разыгрался, расплясался, Ой, разрезвился подо мной. Разыгрался, расплясался, Ой, разрезвился подо мной.

Братья выходят на крыльцо.

Степан. Сейчас увидишь.

По тропинке поднимается Мария, несущая в руках корзинку, накрытую холщёвым полотенцем.

Степан. Здравствуй, Мария! А у меня сегодня праздник, приехал мой брат.

Мария. Сергей? Здравствуй, Сергей!

Сергей. Здравствуй Мария, вот, я приехал к вам. Навовсе приехал.

Мария. Сергей! Ты! Ты приехал? Сюда! Зачем, Сергей?

Сергей. Да вот, понимаешь…

Мария. Серёжа! Ты приехал!

Сергей. Да, приехал, и хочу тебя пригласить…

С криком: «Би-би!» по тропинке прибегает Бипа, управляя невидимым автомобилем.

Бипа. Добрый день папка Степан!

Степан. Здравствуй сынок!

Бипа. Добрый день дядя Игнат!

Игнашка. Здорово, однако, и ты, Бипка-машинка!

Мария: - Бипа, поздоровайся с дядей Сергеем.

Бипа. Добрый день дядя Сергей! Как поживаете?

Сергей. Здравствуй Бипа, поживаю хорошо. А как ты поживаешь?

Бипа. Бензин кончился, дядя Сергей, мамка только козу дои́т. Прошу её привезти бензоколонку, што-б, значит, вместо козы жила. Што-б бензин давала. На молоке машинка не ездит быстро. А мамка ругается, говорит – нельзя. Скажи ей, пускай мне бензоколонку заведёт. Я её сам пасти буду, сам травку косить буду.

Сергей. А ты, стало быть, машину водишь?

Степан. Водит…

Бипа. Вожу!

Мария. Охо – хо! Горюшко моё. Пойдем, я дам тебе молока. Я вам, робята, там поесть принесла, в корзинке.

Мария уходит по тропинке к посёлку.

Бипа. Мамка, дай мне молока! Мамка, дай мне молока! (убегает за Марией).

Сергей (вслед ушедшим): - Приходите вечером, слышишь!? Приезд мой отметим!

Мария. Прийдем!

Сергей. А что это Бипа…

Степан (уходит в сторожку). Би – би!

Игнашка. Однако, Игнашке надо сторо́жи проверять. Ночной зверь спать улёгся, дневной свои дела сделал по утру́. Надо, чтобы жирный заец для начальника Исенина пришёл в сторо́жу, сунул в петёлку рожу. Сегодня праздник, гости прийдут. Да, заец прийдёт, однако!

Сергей (устало). Почему ты меня так зовёшь, дурак?

Игнашка. Раз Пушкин умер, значит, теперь Исенин всё знает, однако. Маруська песню поёт про Мудрого Чёрного Ворона-Начальника. Исенин придумал, Игнашка знает… Ты знаешь. Тебя Маруська знает…Сергей зовут…Исенин ты, однако!

Сергей. Прищепа моя фамилия, а не Есенин. Прищепа!

Игнашка (уходит). Был, однако. На Войне потеряли? Теперь опять нашли. Тенью быть не хорошо. Всё знаешь… Ты Исенин. Не хорошо быть тенью, однако!

Сергей начинает перетаскивать свои вещи в сторожку. По тропинке от посёлка поднимаются, неся в руках «четверть» с мутным самогоном и кулёк с закуской «Сёстры».

Сёстры.

Нутро всё пламенем объято, Вот-вот рванёт боекомплект, И выпить хочется ребята. И выжидать уж мочи нет. И выпить хочется ребята. И выжидать уж мочи нет.

1 Сестра (Павел). Что-то не видать нашего Степашку! Наверное ещё спит?

2 Сестра (Антон). Солнце-то встало, однако, поди уж, проснулся; да и побрёл до Марьи, жрать-то хоцца небось.

Павел. Ну что-ж, раз уж пришли, не уходить же, давай причастимся.

Садятся на шпалы, достают самогон, нехитрую закуску. Ставят три мятые солдатские кружки, наливают в них равно самогонку. Одну кружку накрывают куском ржаного каравая, две других подтягивают к себе.

Сёстры (вместе). Да не иссякнет живая сила чудо-агрегата, братьев Сестриных, животворящая! Аминь.

Из сторожки выходит Сергей. Останавливается рядом с «Сёстрами». Смотрят друг на друга.

Сергей. Сёстры!? Антон, Паша!? Это вы!? Это я, Сергей, Прищепа. Вы узнаете меня? Сёстры!

Сергей и «Сестры» начинают обниматься, повторяя: «Пашка… Антошка… Серёга…!» Антон достаёт ещё одну кружку, наливает самогон и протягивает Сергею. Выпили, закусили…

Сергей. А помните ребята, как мы скакали на палках? Какой у меня был скакун!?

Павел. И как ты однажды с него слетел в канаву, а Антошка тащил на своём горбу?

Сергей. Так это был ты?

Павел. Я, а то кто-ж ещё?

Антон. А помнишь… А помнишь, однако, как ты шмякнулся с лесины и башку себе потряс?

Павел. Да ты что, забыл, это же был Бипа!?

Антон. Да? Бипа!? Да, да…

Павел. К тому-ж, Бипе-то после этого полегчало.

Выходит из сторожки Степан.

Степан. А вы что это тут толкётесь, Сёстры? Давайте, тащите стол, стулья. У нас сёдня будет вечёрка по случаю приезда моего братана. Сейчас припрутся гости, которых он сюда наприглашал. Игнашку припрягите.

Павел. Игнат наверное силки проверять пошёл. Самое время.

Степан. «Могонку» свою тащите, не в сухя́тку сидеть…Вечером причастимся!

Степан скрывается в сторожке. «Сестры» уходят в посёлок. Сергей идёт следом. Крадучись, принюхиваясь к запахам, из тайги к сторожке выходит седой Волк. Облезшая, клочковатая шкура. Сточенные от старости клыки. Волочащийся хвост. Подходит к крыльцу. Садится. Смотрит на дверь. Долго. Прислушивается к звукам, доносящимся из нутра́ сторожки.

Смешно, по волчьи, тихо, тявкнул.

Степан (глухо, из сторожки). Кто это там тявкает!? Уж не дружок ли мой пришёл? Давненько что-то не появлялся. Игнашка, что ли, отпугивает? Что, как жизнь волчья, кочевая? Слышал тебя давеча, песни пел на болотине. Полнолуние, что ли, справлял? Три ночи выл. Других голосов не прибавилось… Не идут на зов девки? Старым признали? Может выл не так? Что молчишь, морда!? Правда глаз твой, волчий, колет?

Понурив голову, Волк встаёт и уходит в сторону леса.

Степан. А ко мне брат приехал, Сергей. С тридцать девятого его не видел. Мне тогда семнадцать стукнуло, ему восемнадцать. В армию, на действительную его призвали. По первости писал о себе. А в октябре сгинул. И вот, надо же, вернулся.

Вернулся…

Что теперь делать, ума не сложу!? Может ты чего присоветуешь, а, старый? У тебя, поди, волчат по всей тайге бегает!? Знаешь толк в таких делах.

Марии, не знаю, поди совсем плохо, сердешной, ей то как теперь? Ведь не сказать Стёпке – грех. А сказать – греха не оберёшься. Ведь про то никто не знает. А с Бипой как? Ему то что сказать? Что его настоящий отец вернулся? А я тогда кто?

Может ничего не говорить? С Марией договориться? А! Что думаешь?

Волк возвращается, держа в зубах серую тушку зайца. Подошёл к сторожке, положил зайца на крыльцо. Отошёл и сел на задние лапы. Тявкнул.

Степан. Считаешь, надо сказать!? А как?

Волк оборачивается и видит возвращающегося Игнашку. Игнашка возвращается без добычи – удручён безмерно. Волк громко рычит. Отходит, пятясь, не отводя настороженного взгляда от вогула. Растворяется в высокой траве на опушке леса.

Степан. Правду? Сегодня же!? С Марией посоветоваться?

Игнашка походит к сторожке. Увидел зайца на крыльце. Поднял за уши, внимательно рассмотрел.

Игнашка. С Марьей, однако, советоваться зряшнó! Надоть, однако, шкурку снимать, костёр разжигать, заец жарить. Праздник, однако!

Степан. Ты давно здесь, дуралей!? Всё слышал…

Игнашка. Слышать, однако, не слышал, а видеть – видел.

Степан (выходит из сторожки). Что же ты видел, морда?

Игнашка. Вольк, однако, приходил проведать, заец принёс назад! У меня из сторóжи карапчил заец, кровь покушал, а шкурка с мясом принёс, однако. Совсем старый стал, зубы стёр – кушать дичинку не может. Кровь пьёт – силу берёт, однако! Надо заец мясо добывать, чтоб не портилось, однако.

Степан. Ну так иди, делай!

Игнашка. Иду, однако, иду. Надо костёр делать, надо заец…То же! Робята прийдут скоро, наверное…

Уходит к своей юрте, разжигает из хвороста костёр, двумя уверенными движениями делает надрезы, и, рывком освобождает тушку зайца от шкурки.

Начинает готовить жаркое.

Степан. Что же мне делать, Волк, что же мне делать?

Картина 3. Сёстры.

По тропинке от посёлка поднимаются Сергей и «Сёстры». Антон несёт на спине, согнувшись почти под прямым углом, широкую длинную доску. Павел на плечи надел «козлы». Сергей нанизал на каждую руку по три разномастных стула. Спотыкаются. Чертыхаются.

Приближаются.

Сергей. Вот так и было дело…

Сёстры (вместе). А нас на Халхин-Гол занесло!

Павел. Поначалу в Читу, в учебку нас всех, троих призвали! Антошка по годам не выходил! А упёрся, мол, пойду с братовьями и точка! А военком его гнать…

Антон. Но опосля всё ж-таки одумался, подписал призывной листок!

Павел. Дак ты его товарищем Сталиным застращал! Обещался ему и Калинину жалобы писать…Жалобщик!

Сергей. Да это я помню, меня через год после вас забирали! Не помните?

Павел ставит «козлы», Сергей расставляет стулья. Все вместе, помогая Антону, укладывают на козлы доску, организуя импровизированный «стол». Антон уходит по тропинке в направлении посёлка. Павел переносит закуску, «четверть» самогона и солдатские кружки со шпалы на «стол», наливает в них равно самогонку. Одну кружку, накрытую куском хлеба ставит в центр. Степан выносит из сторожки выщербленные гранёные стаканы и разномастные тарелки, отдаёт их Сергею и стоит некоторое время на крыльце, прислушиваясь к тем звукам, которые издают собирая на «стол» Сергей и Павел.

Павел. Может помним, а может и нет…

Степан. Всё вы помните, Сёстры, всё вы помните…(поворачивается и скрывается в сторожке, из проёма слышится глухо) Брату своему небось кружку поставили!?

Сергей. А что с ним!?

Павел. Дак как что!? Погиб наш братан геройский! На «Хала-хин-Голé» и погиб…

Сергей. Давно уже!

Павел. А по мне дак недавно!

Всё расставили на «стол», сели и уставились на кружку, укрытую коркой хлеба. По тропинке из посёлка скорым семенящим шагом, неся в объятиях вторую «четверть» пришёл Антон. Новую четверть опустил в колодезном ведре остужаться. А початую взял в руки.

Антон (садясь за стол). А надо уже Степана звать, нет терпежу ждать, когда всё готово и «могонка» стынет…

Сергей. Мария ещё не пришла!

Антон. А Марья всё одно не пьюща! Когда придёт – тогда и ладно!

Павел. Стёпа, айда уже к нам, всё ужо собрали…

Антон: - Игнашка! Айда уже…

Игнашка. Счас, счас! Заец уже готовый совсем! Будем однако, зайчишку кушать, «могонку» пить…

Павел. Ай да крысолов! А!? К столу без зайчатины никогда не приходит!

Степан. Его сёдня волк опередил! Спёр из силка зайчишку, кровь выдул и на крыльцо вон подкинул, разбойник!

Павел. Как же так, Игнат!? Переплюнул тебя волчара?

Игнашка принёс на обрезке доски зажаренную на костре тушку зайца. Аккуратно поставил на импровизированный стол. Не дожидаясь остальных залпом выпил гранёный стакан мутной самогонки, крякнул, отломил заднюю заячью лапу и ни на кого не глядя принялся её жевать.

Павел. Ну и нам отставать негоже!

Сергей. За встречу!

Антон. За приезд!

Степан выпил молча. Все сосредоточенно принялись жевать заячье мясо, прикусывая его луком и солёной черемшой.

Игнашка (закуривая трубку). Надо, однако, исчо! Давай, Антошка, могонки лей! Праздник, однако…Исенин приехал!

Сергей злится. Резко встаёт и отходит от «стола», смотрит в сторону посёлка. Павел, Антон и Степан смеются. Игнашка курит трубку с невозмутимым видом.

Поднимают в своих руках разномастную посуду.

Павел. Ну за приезд – так за приезд!

Антон. И-и-эх !(крякнул)Пошла-а!

Игнашка. Дождалися, однако!

Степан. Дождались…

Сергей, сплюнув, уходит в сторожку и выносит патефон. Подхватив из-за стола стул, на котором сидел, переставляет его к крыльцу сторожки. Сверху на стул водружает патефон. Заводит его и достаёт из бокового кармана верхней крышки патефона пластинку-миньон.

Антон (враз опьяневшим голосом). На кой леший ты его сюда припёр!?

Степан (обращаясь к Павлу). Что там!?

Павел. Серёга патефон достал!

Игнашка (томно и мечтательно). Му-узыка!

Антон (переключившись на Игнашку). А ты чему обрадовался!? Счас ещё репродуктор на лесину пришмандякать – и красота!

Сергей подходит с пластинкой в руке к столу, залпом выпивает свой стакан, и, ни слова не говоря, подходит к патефону и запускает проигрыш пластинки.

Играет ……….

Игнашка (набивая новую порцию табака в трубку). Му-узыка!

Все молча слушают песню. Антон бессильно роняет голову на руки. Сергей курит на крыльце. Степан смотрит куда-то вдаль невидящим взглядом. Павел сосредоточенно уставился на кружку с куском хлеба.

Диск-миньон доиграл. Все молчат. По щеке Павла катится слеза. Антон резко отрывает голову от стола.

Антон. Баргуты…Баргутки кругом! А мы каким то ералашным порядком…Ни строя, ни фронта – вразноску! А они нас косоприцельным огнём! А мы…(обессилено роняет голову на руки). А старшак наш гореть остался!

Павел разливает самогон.

Павел. За память!

Все молча сидят. Никто не притрагивается к выпивке! Проходит примерно минута. Не сговариваясь, все разом залпом выпивают. Кряхтят. Закусывают. Антон в беспамятстве. По тропинке от посёлка приближается Мария, ведущая за руку вырывающегося Бипу.

Павел. Вот и Марья с Бипой пришли, давайте уже поедим, что ли.

Мария (выкладывая из корзинки свёртки промасленной бумаги с едой). Я вот вам, робята, вечорник собрала. А то всегда, окромя черемши да зайчатины ничего не видите!

Павел. Да ты за стол садись, Мария. Не суетись! На вот…(выбирает самую приличный на вид стакан, плескает туда чуть самогона )Выпей вот…

Бипа (пристально наблюдая за манипуляциями Павла, разливающего по кружкам и стаканам самогон). Это бензин!?

Степан. Нет, сынок, это самогон…Но он тоже горючий.

Бипа. А машина на нём ездить может!?

Степан. Ну, ежели надо – то может!

Мария толкает Степана в бок.

Степан. Ну, то есть это…Как его!

Бипа. Мама, можно я тоже самогонки!?

Мария. Не-ет!

Бипа. Мо-о-ожно! Самого-онки! Би-би-и-и!

От крика Бипы очнулся Антон. Встал и пошатываясь пошёл к колодцу.

Антон (бормоча себе под нос). А я это…Я ща! У меня там есть…

Павел. Да стой ты! Эту, которая осталась, надо прятать!

Бипа (заходясь криком). Самого-о-онки!

Степан (поднявшись из-за стола и спешно идя к сторожке). А счас, сынок…Счас я чайку! С сухариком!

Сергей. Тихо! А ну замолкли все! (Антону) Брось колодец! Иди за стол! (Павлу) Четверть со стола долой! (Степану в сторожку) Стёпка! Тащи весь чайник! (Марии) Мария – стаканы все перемой! (Бипе, враз присмиревшему) Иди сюда, парень! Поговорим!

Игнашка. Вот это начальник, однако! Всем помог себя найти!

Сергей. Ты сейчас ворон доить пойдёшь…Однако!

Игнашка. Молчу, молчу…Однако!

Сергей. Парень, послушай меня внимательно! Человеку бензин не нужен! Тем более самогонка! Ты видел, как шóферы воду заливают в радиатор!?

Бипа недоверчиво слушает Сергея. Павел тихонько прячет под стол четверть с плещущимися по дну остатками самогона. Степан выносит из сторожки большой медный «солдатский» чайник и дрожащими руками, ровняя носик чайника с подаваемыми Марией стаканами и кружками, тонкой струйкой , аккуратно разливает ароматный чай. Антон расставляет наполненные чаем кружки и стаканы на столе. Игнашка, забыв о потухшей трубке, изумлённо таращится на Сергея.

Сергей (чётко, раздельно, внятно втолковывает Бипе). Ведь без воды в радиаторе машина и ста метров не проедет! А паровозы, что по чугунке ездят – они ведь пар из воды закипевшей для движения своих колёс берут! На каждой станции колонка водяная есть! А лошадь! Сколько лошадей вокруг телеги и брички тянет!

Лицо Бипы напряжено от внимания. Закончив разливать чай, все чинно рассаживаются за стол.

Сергей. А горючее, оно брат нужно уже потом, чтобы эту воду разогреть! Чтобы пар пошёл…Дак это железкам глупым!

Бипа. А лошадка!?

Сергей. А лошадку кнутом разогревает возница, ежели она не едет…Так!? (Бипа изумлённо-радостно кивает) А человек себе ещё и вкусную воду готовить научился, с сахаром, вареньем и заваркой…

Бипа (радостно). И смородиновым листом!

Степан (робко). И клюквой, и брусникой…

Игнашка(забивая трубку). Чабрецом, однако…

Мария. С козьим молоком!

Антон (вставая из-за стола). Иго-го!

Павел подсаживает Бипу на закорки Антону, подаёт наезднику хворостину. Бипа поддаёт пятками по бокам Антона, хворостиной начинает стегать по ляжкам. Антон с криком «И-го-го!» резвым галопом устремляется по насыпи, Павел вприпрыжку семенит за ними по шпалам. Игнашка не спеша идёт следом, раскуривая трубку. Степан поднимается и уходит в сторожку.

Антон спотыкается о шпалу и вместе с Бипой кубарем летит под откос, сминая с треском молодые деревца. Павел останавливается над ними, тяжело переводя дыхание. Мимо, внешне невозмутимый, попыхивая трубкой «проплывает» Игнашка. Павел пристраивается сзади, семенит след в след с Игнашкой, совершая рукой круговые движения, имитирующие работу кривошипного механизма. Из них получается вполне законченный «паровоз». Вскарабкивается на насыпь Бипа. С криком «Би-би!» вприпрыжку догоняет и пристраивается сзади, за Павлом. Павел кричит «Ту-ту!», Бипа кричит «Би-би!», Игнашка пыхтит трубкой.

Антон с посиневшими губами, держась рукой за грудную клетку, с трудом поднимается на гребень насыпи и садится на шпалу. Смотрит вслед удаляющемуся «паровозу».

Сергей и Мария остаются за столом вдвоём.

Картина 4. Сергей.

Сергей и Мария за столом вдвоём. С железнодорожной насыпи доносятся крики: Бипа кричит: «Би-би!», Павел кричит: «Ту-ту!».

Мария тихо смеётся, утирая уголки глаз кончиком платка. Сергей серьёзен.

Сергей. Меня в Ленинградскую область, в Кировск, в учебку направили. Видать, за то, что крепким, на военкомате, показался, определили вторым номером в пулемётный расчёт. Станину от него таскать, да коробки с лентами патронными. Не больно героично, как видишь. Через три месяца с первым номером распределили нас в девятнадцатый стрелковый, к комполка Федюнину. Только обжились да перезнакомились – началась Финская. Ну, наш полк и направили…

Ты, наверное, слышала про Твардовского, Александра?

Мария. Это который про Василия Тёркина?

Сергей. Он. Я про него от одного человека узнал. В Ворлаге, в больничке, вместе доходили… Не важно…Так вот…

У него про это место написано хорошо:

Переправа, переправа!

Берег левый, берег правый,

Снег шершавый, кромка льда.,

Кому память, кому слава,

Кому темная вода, -

Ни приметы, ни следа.

На южном берегу Ладоги. Из неё финка вытекает, Тайпалиен йокки, кажется. Путевáя река, если по-нашему. Вот через неё и пошли. Мы вторым эшелоном на атаку выдвигались, на стрельбу в потёмках шли. К берегу подошли. Мать…

Метров сто, не меньше, река, льда нет, одно крошево. Понтонный батальон в щепу разметало. Переправлять на тот берег нечем. Впереди, на том берегу бой. Наших ло́жат. Комиссар, блядь, орёт… Пошли снопы из щепы вязать, пушки по нам молотят. Заставили как есть по воде плыть, кто за что держится. Шестое декабря. Вода – сироп густой от мороза. Выплыли – наших с сотню на дно ушла. Ладно, орут, «даёшь» мол! И то верно, бежать не будешь – околеешь. Бегу с «сатаниной» на закорках, вроде греюсь. Всё поле, что вижу, в шинелях серых да ворóнках. Вперемешку. Впереди видать всех перебили… Фины по нам лупят. Споткнулся обо что-то, мявкнулся в воронку, «сатаниной», блядью, придавило, выбраться не могу. А тут с верху попадало на меня ребят, не продохнуть. От них тепло идёт, а я ворочаюсь, выбираюсь. Слышу, финны щебе́нчут, я затих. А они своих видать искали, откопали меня. Стрелять не стали сразу, с собой взяли.

Так и выжил…

Мария: - Как письма перестали, я за тебя молилась, в Верхотурье на поклон ездила. Ты всё тогда надо мной смеялся, мол, мракобесие и опиум…

Сергей. Дурак был…

Спят бойцы.

Свое сказали

И уже навек правы.

И тверда, как камень, груда,

Где застыли их следы...

Может - так, а может - чудо?

Хоть бы знак какой откуда,

И беда б за полбеды.

Долги ночи, жестки зори

В декабре зимы седой…

Нам с октября, как заварушка началась, писать запретили.

Мария. Я писала…

Сергей. Ничего не было.

Мария. Стало быть, не знаешь ничего…

Сергей. О чём? Я же говорю…

Мария. Хвала тебе, Господи! Отвёл горе!

Сергей. О чём ты? Про отца моего что-то?

Мария. А хотя и так…. Вон Бипа бежит.

Бипа. Мама, би-би!

Прибежал Бипа.

Бипа. А мы с дяденьками Сестриными и дядей Игнатом в паровоз играли! Би-би! Ту-ту!

Мария. Дак что же ты свою бригаду бросил!?

Сергей. Как же они без тебя паровоз назад приведут!?

Бипа. Не знаю…

Мария. Беги, помогай! Ведь ты же дудок! Как паровоз без дудка!?

Бипа. Не знаю…

Сергей. Без дудка по чугунке паровоз не поедет! Сёстры с Игнашкой так и останутся в тайге!?

Бипа убегает.

Бипа. Ой-ой-ой! Би-би! Ой-ой! Ту-ту-у!

Сергей и Мария смотрят Бипе вслед. Лица их на удивление похожи, в выражении своей скорби и сострадания к ребёнку.

Картина 5. Мария.

Сергей и Мария смотрят Бипе вслед.

Сергей. Как так вышло, Мария!?

Помолчали.

Мария. Как я его понесла, родители от меня открестились, покойнички…Царствие им небесное, иродам!

Помолчали.

Мария. Я, чтобы прокормиться, до последнего на лесовале робила! Бипка когда на свет запросился, я на просеке одна погодилась…Шла на шум, к людям…Он уже головку показал…Споткнулась, упала…Плохо потом помню! Нарушила я ему головку! Думала – отойдёт, молилась! Куда там!

Помолчали.

Мария. Стёпа меня к вам в барак тогда силком привёл, супротив всего посёлка пошёл…Не побоялся пересудов…Спас он меня! Папе вашему до гробовой доски поклоны бить стану – не прогнал приблудную, принял…С довеском!

Сергей. А что же метрика!? На кого выправили отцовство-то?

Мария. Степан на себя взял…А я и не возражала…Коль сам решил…Отчество…Оно должно быть у дитя!? На том и согласие вышло промеж нами.

Помолчали.

Сергей. Стёпка что-то сильно недоволен, что я приехал…Ревнует, что ли!?

Мария. Мы со Стёпой как муж и жена почитай и не жили. Его почти сразу призвали… А после контузии у него что-то с нервами не так случилось…

Помолчали.

Мария. Вдовствую…

Помолчали.

Сергей. Меня примешь!?

Помолчали. Мария встала, зябко поёжилась, поправила платок и пошла в сторону посёлка. Оглянулась.

Мария. Приму!

Повернулась и медленно пошла по тропинке к посёлку. Заходящее солнце своими лучами рассветило ореол выбившихся из-под платка русых волос Марии, высветив как бы золотистое сияние вокруг её головы.

Картина 6. Вольк.

Белёсое осеннее утро. Северная, ивдельская тайга.

Первый снег густою пеленой поглотил мир. Мягкий, пушистый, огромным пуховым одеялом накрывший и старый шрам узкоколейки, проросшей щетиной деревьев, и рваный стежок полустанка, темнеющий бугром станционной сторожки, с протянувшейся к рабочему поселку тропинкой вдоль набежавшего валика опушки леса.

Раскидистый кедр облеплен снегом, тяжёлым, мокрым, согнувшим могучие ветви-«лапы» к самой земле, так, что совсем скрылась небольшая, чернеющая высохшими шкурами юрта.

От юрты к пандусу, за ползущим, извивающимся, как диковинный червяк Игнашкой, широкая полоса чёрной грязи в белом снегу.

Игнашка. Вот, однако, совсем плохой стал Игнашка. Ноги нейдут…Шибко плохо совсем… Сторóжи проверять надо, зверь запутался, однако, умрёт впустую, никто не скушает дичинку…Вот, однако, Исенин прийдёт – отправлю смотреть.

Не таясь, оскаля зубы и взрыкивая, подходит Волк.

Игнашка. Вот, однако, Вольк-начальник, пропал Игнашка Бахтияров! Надо итить куда – нейду совсем. Ноги задние пропали у Игнашки - зачем Игнашка!? Не итить… Итить!

Надысь бегал…

Волк подходит ближе.

Игнашка. Ты за мной пришёл, однако!? Заберёшь с собой? Отведёшь к мамке-папке!? Игнашка вернётся в страну Рода!? Давно жду, однако! Давай!

Волк скалит зубы у самого лица Игнашки. Шерсть встаёт дыбом.

Игнашка. Хороший, хороший Начальник-Вольк, забери к мамке-папке сынка Игнашку. Не бойся, Вольк…

Игнашка обнимает руками Волка за шею, нежно шепчет на ухо.

Игнашка. Давай, Брат-Вольк, не бойся!

Волк одним резким рывком выворачивает голову и перехватывает Игнашке горло. Клыки прокалывают плоть, из ярёмной вены бьёт кровь струёй Волку в пасть. Хрустят шейные хрящи. Волк быстро сглатывает фонтанирующую кровь. Игнашка хрипит, слёзы текут из затягивающихся поволокой глаз.

Игнашка. Хороший Вольк, хороший… Провожай меня к Роду, мамке-папке, дедкам…Хороший!

Фонтан крови затухает. Волк разжимает пасть, отходит и садится рядом, облизываясь. Поднимает морду и начинает волчью песню-вой.

Долго…

Очень долго…

Картина 7. Бипа.

Сумрачный осенний день.

Первый ранний снег.

Тайга обступила вокруг, внимательная, готовая сомкнуться и поглотить последние следы пребывания в её лоне человека.

Прислонившись спиной к сложенному из крупных плит песчаника пандусу, неловко вытянув ноги, сидит пожилой вогул. Прикрытые глаза, растянутые в довольной улыбке губы. На горле синеющие следы волчьих клыков.

Волк закончив слизывать кровь с лица и одежды вогула принимается глотать кровавый снег вокруг.

От ближнего барака, по тропинке вдоль отяжелевшей от мокрого снега верёвки бежит Бипа.

Услышав топот бегущего паренька, Волк медленной трусцой направляется в сторону леса.

Бипа подбегает и плюхается сверху пандуса.

Бипа. Здравствуйте, дядя Игнатий! Первый снег выпал! Ура! А я вас проведать прибежал, вчерась не смог – мамке воду с ручья протаскал целова дни. Мамка постирушку с ранья затеяла, не отлучиться. Взялась всё наше бельё с одеждой перестирывать, меня в рямки каки-то надела. Срамота одна. А дядя Степан пошёл вчерась до дяденек Сестриных самогонку пить, так ишо не приходил. Мамка сказала, што-б как с вами попроведаюсь, бежал до дяденек Сестриных за дядей Стёпой – звал домой скорей, да дорогу што-б показывал, што-б быстрей шёл.

А то к нам Папка возвернулся с ранья из Ивделя. Мне «петушка» принёс. Говорит, мол, собирайтеся сёдни, надо к завтрему дню нам туда с барахлом всем поспевать, ему там работу нашли, на лесной бирже. Жить в бараке будем. Дядю Степана то-ж с собой забираем, чё ему здесь – пропадёт! Я к тебе приходить буду как лето-сь настанет. Папка обещал. Би-би, дядя Игнатий, би-би, побёг я к Сестриным!

Би-би!

Бипа убегает по тропинке, топоча и бибикая на всю заснеженную уснувшую северную тайгу, отвернувшуюся на время от этого забытого Богом места, чтоб, копя силы за долгую снежную зиму, весной, когда запоют птицы, одним махом накрыть своим ковром застарелый шрам, который, наконец, покинули эти букашки-люди.

В пьесе использованы стихи Сергея Есенина и Александра Твардовского.