Читать онлайн
"Ведьма по наследству"

Я стояла у плиты, помешивая тягучее варево. Аромат кофе и шоколада наполнил крохотную кухню так густо, что, казалось, можно зачерпывать воздух ложкой и есть. Осталось совсем немного, и все будет готово. Я насыпала в кастрюльку горсть овсянки, добавила ложку меда, и услышала, как кто-то открывает ключом дверь квартиры.

Хозяйка влетела на кухню, даже не сняв ботинки, обшарила взглядом и мой затрапезный халат, и недопитую чашку чая, и грязную тарелку в мойке.

— Бардак разводишь? — Метнулась в комнату, и тут же вернулась с несколько разочарованным лицом. — Хахаль уже ушел?

— Нет у меня хахаля, Наталья Борисовна, — обреченно ответила я. — И бардака нет. А вы бы предупреждали перед тем, как приехать.

— С чего это я должна перед тобой отчитываться? Это моя квартира, я сюда могу прийти в любой момент! Кто тебя знает, может, ты тут наркоманский притон устроила. Или бордель.

Я окинула себя мысленным взором: черные кудрявые волосы скручены на затылке в лохматый пучок, пронзенный навылет простым карандашом, на ногах теплые полосатые носки и тапки в виде пушистых зайцев, а довершает образ проститутки ядрено-желтый халат.

Я плотнее запахнула халатик, мрачнея с каждой минутой. Квартира, которую я снимала всего три месяца, находилась почти в центре. Под окном зеленел парк, через дорогу подмигивала вывеска моего любимого спортивного центра, а до общаги лучшей подруги Юльки ходили все троллейбусы. Я отмывала кухню и ванную почти неделю, переклеила обои, ободрав жуткие зеленые цветы с желтыми разводами непонятного происхождения, и теперь квартира полностью меня устраивала, если бы не одно «но» — ее хозяйка.

— Такой бизнес за три дня не раскрутишь, — ответила я. — А вы ко мне на этой неделе уже заезжали.

Наталья Борисовна хмыкнула, расстегнула блестящий алый плащик, уселась на стул, давая понять, что она здесь надолго, потом повернулась к стене и замерла, забыв закрыть рот.

На стене жил город. Узкая мощеная улочка изгибалась вокруг пруда, по поверхности воды плясали солнечные зайчики, яблони протягивали цветущие ветки прямо в кухню, голуби клевали крошки у ног импозантного мужчины, устроившегося на лавочке. Семь метров кухни раздвигались до конца улочки, где виднелась церквушка с витражными стрельчатыми окнами и колокольней.

— Это что?

— Юлька говорит — Прага, — сказала я. — Вы же разрешили все красить-переклеивать, если за свой счет.

Наталья Борисовна задумчиво отхлебнула мой недопитый чай, поморщившись, отодвинула чашку. На фарфоре остался жирный след красной помады.

— Знаешь, Василиса Егоровна, слишком шоколадно ты устроилась, — протянула она. — Живешь тут, как у Христа за пазухой, да еще постные рожи корчишь.

— Рожа уж какая есть, перекраивать не собираюсь, — ответила я и прикусила губу. А вот Наталья Борисовна свои губы, которые с момента нашего знакомства увеличились в размерах втрое, наоборот, надула.

— Еще и огрызаешься, — почти ласково сказала она. — А телевизор из розетки не выключаешь, как я просила.

— Так ведь я дома, — опешила я. — Да и глупо это — каждый раз, уходя из квартиры, все из розеток выключать.

— Конечно, если вдруг замыкание случится, то не твоя квартира сгорит. — Хозяйка хлопнула ладонью по столу. — В общем, со следующего месяца платишь двести.

— Что? — возмутилась я. — Мы же договаривались. Сто пятьдесят — мой потолок.

— Значит, прыгай выше потолка, Василиса, — усмехнулась женщина. Толстые губы растянулись, как два червяка. — А если тебя что-то не устраивает — скатертью дорога.

Она лениво встала, подошла к плите, по-хозяйски зачерпнула ложкой содержимое кастрюльки, подула и, прикрыв глаза, пригубила мой шоколадный шедевр.

Я с наслаждением смотрела, как выпучиваются ее глаза, как пухлая кисть хватается за горло. Наталья Борисовна выплюнула варево в умывальник, лихорадочно набрала в рот воды из-под крана.

— Вы бы хоть спросили, — сказала я. — Это же мыло!

Юлька ответила после четвертого гудка.

— Я на парах, — прошептала она. — Уровень тревоги?

— Красный, — мрачно ответила я.

— Буду.

В телефоне послышались короткие гудки, а я вздохнула и села за стол, на котором остывало шоколадное мыло в фигурных формочках. Даже если я как-то извернусь и смогу платить за квартиру цену, назначенную хозяйкой, так дальше продолжаться не может. А если бы я на самом деле решила привести к себе гипотетического хахаля, а в разгар свидания вломилась бы Наталья Борисовна со своей инспекцией? Значит, снова переезд. Как же мне надоела эта жизнь на чемоданах! За последние два года я успела сменить четыре квартиры, но мечта о собственном жилье оставалась неосуществимой. Я занималась переводами, репетиторством, делала мыло ручной работы, которое разлеталось, едва успев застыть, но едва сводила концы с концами. Я вытащила из шкафа чемодан, открыла его и положила в центр комнаты. В голодную пасть полетели мои свитера и джинсы.

Юлька влетела в квартиру через полчаса после моего звонка, когда я сидела верхом на набитом чемодане и с тоской смотрела на вещи, разбросанные по комнате. Подруга остановилась на пороге, воинственно перекинула за спину толстую русую косу, вдвое толще ее запястья, обвела взглядом комнату. Я даже умилилась: Юлька — само воплощение нежности и женственности, но сейчас ее голубые глаза сверкали праведным гневом, а на щеках разгорелся румянец — примчалась защищать подругу.

— Каждый раз барахла все больше, — пожаловалась я. — Оно бесконтрольно размножается!

— Это ты только свою косметику собрала? — съехидничала Юлька.

— Святое не трожь!

— Снова переезд? — понятливо вздохнула она, и я кивнула.

Мы устроились на кухне, и я в лицах пересказала нашу стычку с Натальей Борисовной.

— И знаешь, в этом есть и твоя вина! — обвинила я подругу, забирая у нее тарелку из-под супа, который она выхлебала под аккомпанемент моего рассказа. — Если бы так классно не разрисовала эту стену, моей мымре не пришло бы в голову завышать цену. Твой талант поднял стоимость аренды!

— Вася, ты точно решила переезжать? — задумчиво спросила Юля, рассматривая творение своих рук.

— А какие варианты? Она за эти три месяца все нервы мне вымотала! Сто раз пожалела, что не заключила официальный договор. Сэкономила, называется. Вот только где мне перекантоваться, пока другую квартиру не найду…

— Может, удастся договориться с комендой, чтобы пустила тебя ко мне в общежитие, — без особой надежды предложила Юля. — В крайнем случае, будешь балконами пробираться. Вот недавно рассказывали, к ребятам из сорок первой девчонка по простыням на четвертый этаж залезла.

— Я, конечно, девушка спортивная, но хотелось бы без экстрима.

— Ладно, как-нибудь прорвемся, — махнула Юлька рукой. Она сходила в прихожую, вернулась с портфелем, деловито разложила по столу краски и кисти, а потом принялась творить.

Я исподволь залюбовалась подругой. Она всегда была симпатичной. Уже в седьмом классе мальчики краснели, заикались и мычали как идиоты, стоило Юльке поднять на них прозрачные русалочьи глаза. А к девятому классу, когда у подруги внезапно появились формы всем на зависть, от кавалеров отбоя не было. И сейчас, в потоке вдохновения, она была дивно хороша: золотистая кожа подсвечена внутренним солнышком, скулы горят нежным румянцем. Юлька казалась феей, творящей волшебство. Но я знала, что за мягкой внешностью прячется стальной стержень, который удержит ее при любых невзгодах. Мы выросли в небольшом городишке, вместе поступали на учебу в столице. Но если мне сразу посчастливилось пройти конкурс, то Юлька поступила на вожделенный факультет искусств с третьего раза. Она никогда не сдавалась. Засучивала рукава на своих белых ручках и принималась за работу.

Когда она закончила, я села прямо на пол.

— Теперь у меня точно нет дороги назад!

Юлька удовлетворенно осмотрела изменившуюся картину на стене и уселась рядом, вытянув ноги.

Над городом на стене клубился кровавый туман, в нем угадывались вытянутые лица с распахнутыми беззубыми ртами, воздетые в страдальческом безмолвном порыве руки. Трупики голубей валялись у ног господина, вальяжно рассевшегося на лавке. Из-под вздернутой верхней губы мужчины выглядывали клыки. Фасад церквушки оккупировали горгульи. На непроницаемо-черной поверхности пруда плавала одинокая женская шляпка с малиновым цветком.

— Шляпка особенно хорошо получилась, — похвалила я. — Намек на трагедию, недосказанность.

— Мне тоже нравится, — согласилась Юля.

— Может, еще бомжей дорисуешь? — предложила я. — Или гоп-компанию?

— Отличная идея! — Подруга схватила кисти, преисполнившись энтузиазма, а мой телефон вдруг завибрировал, пополз по столу.

— Слушаю. — Я поднялась с пола, сгибая и разгибая затекшую ногу.

— Василиса Егоровна Вороненко?

— Да.

Бесстрастный голос в трубке принадлежал, казалось, женщине без возраста.

— Эльвира Протосовна Мут, нотариальная контора Октябрьского района. Я жду вас завтра ровно к девять часов ровно по вопросу вступления в наследство.

— Что? От кого? Вы что-то путаете!

— Кабинет номер шесть, девять часов.

В трубке послышались короткие гудки, а я так и стояла, рассматривая бомжа на картине Юльки. Понятно, почему подруге не сразу удалось поступить — пропорции тела мужчины не выверены, рука странно вывернута. Но тем не менее, мужчина был живой: в чертах лица еще проступала былая интеллигентность, уголки губ трогательно приподнимались, будто ему снилось что-то хорошее. Пустая бутылка лежала у вытянутой руки, поблескивая зеленоватым боком в свете фонаря.

— Наследство какое-то, — пробормотала я.

— Это же здорово! — обрадовалась Юлька, дорисовывая дорожку слюны, стекающую по щеке бомжа и собирающуюся в лужицу. — Вот как подвалят тебе сейчас миллионы!

— Не с моим счастьем, — буркнула я.

Тем не менее, ровно в девять часов утра я переминалась с ноги на ногу возле кабинета номер шесть нотариальной конторы. По такому поводу я постаралась одеться официально — черная юбка-карандаш, белая блузка, туфли на каблуках; на плече болталась маленькая черная сумочка, в нее влез лишь паспорт, кошелек и ключи, которые уже через два дня мне нужно отдать хозяйке квартиры. Волосы с помощью подруги удалось укротить, уложив во вполне приличный пучок, зеленые глаза только слегка подвела карандашом. Я надела черную кожаную куртку, и пожалела об этом, еще выйдя из подъезда, — с утра подморозило, несмотря на начало мая. Но возвращаться за пальто не хотелось — плохая примета.

Мы с Юлькой весь вечер перебирали варианты, от кого мне могло перепасть наследство. Вспомнили всех: учительницу английского, у которой я была любимицей, соседа по даче, норовившего ущипнуть меня за попу, стоило мне нагнуться за сорняком, заодно перебрали всех бывших.

Я долго не могла заснуть. В кои-то веки был повод порадоваться тому, что я сирота — мне не за кого было переживать. Но кто-то в этом мире оставил мне наследство, значит, как-то выделял среди прочих людей, чувствовал связь, а я даже не знаю, кто это может быть…

Я робко постучала в дверь кабинета.

— Опаздываете, Василиса Егоровна, — отчитал меня уже знакомый холодный голос.

— Ровно девять, — попыталась возразить я, заходя в кабинет, но, увидев нотариуса, поняла, что все слова бесполезны.

Женщина, сидящая за столом, напоминала сфинкса: та же незыблемость, монолитность и невозмутимость. Ее руки лежали на столе параллельно друг другу, большие карие глаза чуть навыкате смотрели сквозь меня, бронзовые локоны одинаковыми спиральками спускались на плечи.

— Приступим, — сказала она. — Моя клиентка, Маргарита Павловна Воронцова, ваша троюродная прабабка, недавно отошла в мир иной.

Я молчала, переваривая информацию. Фамилии схожи, имя мне незнакомо.

— Вы не были знакомы лично, — угадала мои мысли Эльвира Протосовна, — но она оставила весьма четкие указания. Вы получаете право пользования всем ее движимым и недвижимым имуществом сроком на год. Если вы выполняете условия, оговоренные в завещании, то через год вступаете в право владения всем наследством.

— Условия? — Я поискала глазами стул или кресло, но так и не нашла, куда опустить свою попу. Кабинет номер шесть не отличался гостеприимством и уютом, стол и кресло Эльвиры Протосовны были единственной мебелью — абсолютно белой, как и стены и потолок. Возле окна, закрытого белыми пластиковыми жалюзи, в глиняном горшке стоял фикус, и я постоянно возвращалась к нему взглядом. Право слово, он казался куда живее нотариуса.

— Здесь находится всё. — Эльвира Протосовна едва заметно кивнула на большой желтый конверт на краю стола, где стоял лишь маятник с металлическими шариками, прижавшимися друг к дружке круглыми боками, как замерзшие воробьи на веточке. — Ознакомьтесь. Завтра жду вас в это же время.

Я взяла конверт, попыталась всунуть его в крохотную сумочку, поняла, что это бесполезно, и прижала конверт к груди.

— А что за наследство? — спросила я.

— Оно больше, чем вы можете вообразить. — Сфинкс прикрыл глаза, словно забыв обо мне.

Я пробормотала «до свидания», вышла из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь. Надорвала конверт и вытащила верхний листок.

«Находясь в здравом уме и твердой памяти, передаю Василисе Егоровне Вороненко все свое имущество, в том числе:

Дом (переулок Чертополоховый, № 1)…»

Сердце мое оборвалось, а потом заколотилось, как набат. У меня теперь есть дом!

Я влетела в квартиру, на ходу сбрасывая туфли, ворвалась в кухню, сгребла Юльку, колдующую у плиты над сырниками.

— Дом! Дом! Я получила в наследство дом!

Юлька завизжала, мы заскакали по кухне, как две бешеные козы.

— Давай же рассказывай скорее! — Подруга схватила меня за плечи и затрясла, как будто ожидая, что так слова быстрее из меня выпадут.

Я протянула ей конверт.

— Нотариус выдала мне вот это, сказала ознакомиться. А завтра в то же время прийти к ней. Там какие-то условия.

— Какие еще условия? — Спохватившись, Юлька сунула конверт обратно мне, а сама бросилась к сковороде. — Подгорели немного, замаскируем сметаной…

— Я еще не читала.

— А какой размер пошлины надо оплатить? — спросила подруга. — Какие справки предъявить? Там наверняка куча мороки.

Я опустилась на стул, вздрогнула, покосившись на бомжа, нарисованного Юлей как раз на уровне стола.

— Слушай, а ведь она у меня даже паспорт не попросила, — осенило меня. Кровь бросилась в голову, пульс застучал в висках.

— Давай читай, — кивнула на конверт Юля. — Вслух.

Я послушно открыла конверт, вынула лист, написанный от руки. Чернила были густые, темные, с крупицами приставшего песка. Крупный заголовок выделялся наверху страницы витиеватыми закорючками.

— Условия для наследницы ведьмы, — упавшим голосом прочла я. На кухне повисла пауза, еще более зловещая, чем одинокая шляпка в пруду на стене. Я закусила губу, сдерживая злые слезы обиды.

— Вот сволочи! — в сердцах бросила Юлька. — Что за дурацкий розыгрыш? Хотя ты была бы зачетной ведьмой — буйные кудри, зеленые очи, острый язык…

— А сама? Думаешь, меня обманет твой образ нежного цветочка? Я-то знаю, какие черти водятся в тихом омуте.

— На меня стрелки не переводи, мне ведьмино наследство не предлагают.

— Ладно, проехали. Что там за условия? Собрать урожай тыкв с огорода, не менее сорока двух штук, использовать в последнюю ночь октября.

— Как использовать? — уточнила подруга. — Сварить тыквенный суп и раздать бедным?

— Написано — подробнее смотри в книге-чудеснице.

Я заглянула в конверт — пусто. Где эта книга?

— Выбрось каку, — посоветовала Юля. — Кто-то решил поглумиться.

— А вот смотри, последний пункт, наверное, самый важный, написан большими буквами: принять участие в шабаше ведьм, надев ведьмин кулон — подчеркнуто. Схему прилета смотри в книге-чудеснице. Где эта книга? Я ее хочу! Похоже, там ответы на все вопросы. И что за кулон?

— Сплошные вопросы. А метлой, надо полагать, тебя обеспечат. — Юлька села за стол, подвинула мне тарелку с сырниками, плюхнула сбоку кляксу сметаны.

— Пункт два. Кормить кота.

— Без кота честной ведьме никак, — согласилась Юля. — Ешь давай, пока не остыло.

— Не хочется, — вздохнула я, окинула взглядом список. — Понимаешь, когда я прочитала эти строки — передаю все имущество, в том числе дом, — у меня мозги напрочь отшибло. Такая эйфория охватила! Это было бы решением всех моих проблем.

— Да, как-то подозрительно вовремя это, — заметила Юля. — Может, твоя Наталья Борисовна балуется?

— Если так, то она окончательно свихнулась, — пробурчала я, вставая из-за стола.

— И что теперь? Голодать из-за нее?

— Да все в порядке. Нет аппетита. Бомж и вурдалак как-то не способствуют, — кивнула я, указывая на стену. — Знаешь, а ведь моя мымра на твоем таланте может состояние сколотить. Будет сдавать квартирку желающим похудеть.

Я ушла в комнату. Одежда, не уместившаяся в чемодане, лежала на кресле, книги ровными стопочками перекочевали на стол, в пластиковом контейнере устроились свежие кусочки мыла, каждое завернуто в отдельный лоскуток ткани. Что бы я делала без подруги? Я уселась у раскрытого ноутбука, тайком обернулась на дверь,и ввела в поисковик адрес.

Как и ожидалось, Чертополохового переулка не нашлось.

Юлька уехала в общежитие готовиться к семинарам, а я провела день в бытовых хлопотах: собрала вещи, устроила большую стирку, разморозила холодильник. Вымотавшись за день, почти забыла об утреннем происшествии.

Вечером забралась в ванну, от души добавив туда пены. Откинула голову, прикрыла глаза, наслаждаясь успокаивающими ароматами бергамота и можжевельника. Розыгрыш с наследством замаячил на задворках сознания. Если бы не мои глупые надежды, я бы сразу поняла, что с Эльвирой Протосовной что-то не так. Да у нее даже компьютера на столе не было!

И все же, все же, как бы мне хотелось переехать из съемной квартиры в собственный дом! Стены из бруса, красная черепица, у крыльца кусты пиона с маленькими розовыми тыковками бутонов... Так, не надо про тыквы. Пусть у крыльца будут ромашки, а еще мята. Удобно — вышел на крыльцо, нарвал для чая или мохито... На деревянной двери бронзовый молоток для гостей, ненавижу, когда трезвонят. Пушистая серая кошка ждет меня на подоконнике, таращась в окно желтыми глазищами. Я вздрогнула и открыла глаза. Кошка в моем воображении получилась тощая и злая, как собака. Я села, подтянула колени к груди. А вдруг есть крохотная вероятность, что наследство — настоящее? Вдруг так карты сошлись, что моя далекая чокнутая прабабка нашла такого же чокнутого нотариуса? Может, они были подругами, вместе ходили на собрания-шабаши анонимных ведьм, где ели тыквенный суп-пюре и обсуждали нелетную погоду. Тогда где-то в доме номер один в Чертополоховом переулке сидит голодная кошка и ждет, когда же наследница явится выполнять пункт номер два — кормить ее.

Я вылезла из ванны, намазалась кремами с головы до пят. Волосы сушить не стала, вечное проклятие кудрявых: переусердствуй с феном, и получи копну на голове в подарок. Вместо этого помяла влажноватые пряди с муссом для укладки, разобрала волосы пальцами. Надев халат, вернулась в комнату и, забравшись с ногами на диван, взяла злополучный конверт. Я вынула лист, повернула другой стороной… и замерла, глядя на карту. Чертополоховый переулок все же есть!

Я шагала по узкой улочке в историческом центре города. Желтые пятна фонарей отражались в лужах, мокрая брусчатка влажно блестела, как рыбья чешуя. Я заглянула еще раз в карту, начертанную уверенной рукой. По всему выходило, что Чертополоховый переулок начинается от перекрестка улиц Красивая и Каштановая. Я вышла на указанный перекресток, повертела головой по сторонам. Живописные пешеходные улочки днем расцветали кафешками, любимыми молодежью, здесь часто выступали уличные музыканты, на лавках и прямо на бордюрах устраивались художники. Сейчас только ветер играл с конфетными фантиками да ворошил окурки.

Я поежилась, натянула поглубже шапку, пряча сырые волосы от ночной прохлады. Никакого переулка нет. Значит, все-таки розыгрыш. Я испытала странное чувство облегчения и разочарования, скомкала листок с картой и собиралась выбросить его в урну, когда мой взгляд упал на рыцарские доспехи, выставленные на углу возле маленького ресторанчика на потеху публике. Рыцарь был укомплектован по полной программе: набрюшник, наколенники, наплечники и прочее, вот только наголовника, то бишь шлема, не было. У меня даже фото есть, где я стою за этими самыми доспехами, подставив вместо отсутствующей рыцарской головы свою. А сейчас над широкими плечами рыцаря, прикрытыми плетеным кольчужным воротом, сияли два желтых глаза.

Я издала тихий сдавленный писк, а потом разглядела кота. Он сидел на плечах рыцаря, сливаясь с ночным мраком; две маленькие желтые луны гипнотизировали меня. Кот вдруг враждебно зашипел на меня, продемонстрировав сломанный клык, спрыгнул с доспехов и юркнул в узкую арку за спиной рыцаря. Стоп! Какая еще арка? Здесь только что была сплошная стена!

Я шагнула за ускользающим черным хвостом, протиснувшись в щель, над головой в лунном свете голубовато блеснула табличка «Чертополоховый пер.». Кот перемахнул через низенький забор и исчез во дворе. Деревья шептались на ветру, пахло прелыми листьями, луна выставила из-за тучи бледную щеку, и дом вырос прямо передо мной.

Я вцепилась пальцами в деревянные штакетины, потянулась вперед, жадно впитывая детали: стены из бруса, мансарда, над дверью полукруглое витражное окно, на крыше флюгер — женская фигурка верхом на метле. Луна натянула на себя покрывало облаков, и дом словно отступил во тьму. Я выдохнула, разжала пальцы. У меня появилось ощущение, что теперь дом всматривается в меня, осторожно примеряет к себе.

— Я вернусь завтра, — пообещала я. — И мы с тобой познакомимся.

К Эльвире Протосовне я завалилась без стука, бесцеремонно села на край стола, щелкнула пальцами по металлическим шарикам-маятнику.

— Я жажду подробностей, — сообщила я. — Что за ведьмино наследство? Имеет ли какую-нибудь юридическую силу эта бумажка? — Я швырнула помятый листок бумаги на стол. — Что вообще происходит?

Эльвира подняла на меня глаза, рыжие пружинки ее волос вдруг зашевелились, приподнялись, и я аккуратно сползла со стола.

— Доброе утро, Василиса Егоровна, — ответила она, чеканя слоги под равномерный стук шариков. — В документе все написано: ваше наследство — это дом с прилегающим участком, самоходная ступа, а также мебель, домашние питомцы и все прочее, что находится в доме.

— Это же бред, — возразила я. — Моя прабабка была не в себе? Старенькая совсем была, наверное.

— Она достаточно пожила, — уклончиво ответила Эльвира Протосовна, — но уверяю вас, сохранила острый ум. Что касается юридической силы документа, поверьте, ваше наследство никто оспаривать не будет. В ваш дом никто не попадет без вашего позволения.

Ваш дом… Слова прозвучали музыкой. Я вспомнила витраж над дверью и запах листьев.

— Так вы согласны? — спросила Эльвира. В глубине карих глаз загорелись белые огоньки, они кружились по спирали, рассыпаясь искрами, затягивая в темную глубину, и я медленно кивнула. — Тогда распишитесь вот здесь. — Голос Эльвиры прозвучал будто из тоннеля, отозвавшись в ушах гулким эхом. — Нет, ручка вам не нужна.

Я почувствовала легкий укол, потом мой палец прижали к листу.

— Поздравляю! — Меня вышвырнуло из водоворота, я ошарашенно осмотрелась, инстинктивно потянула в рот уколотый мизинец. Капля крови алой бусинкой набухла на подушечке пальца. — Теперь вы можете ознакомиться с вашим наследством. — Эльвира брякнула о стол связку ключей. Я сгребла ее, сунула в задний карман джинсов.

— И вот еще — подарок Маргариты Павловны. — Она протянула кулон, качающийся, как маятник, на тонкой серебряной цепочке. В крупном черном камне вспыхивали красные искорки. — Берегите его, он вам пригодится. Именно его вы должны надеть на шабаш.

Я спрятала ведьмин кулон в рюкзак, пошла к выходу.

— И не забудьте, Василиса Егоровна, наследство станет вашим через год, если вы выполните все условия договора.

Последние слова прозвучали уже из-за двери. Я вышла на улицу, майское солнышко окутало меня теплом, и я словно оттаяла. Поднесла к глазам бумажку — договор на пользование имуществом. Внизу листа увидела кровавый отпечаток мизинца. Что это было? Гипноз? Я рухнула на ближайшую скамейку, поморщилась и вынула из кармана ключи, больно впившиеся в попу. Связка была тяжелой и чуть теплой. Один ключ отливал бронзой, головку в форме ромба покрывала хитрая вязь, два желобка шли по штоку, переплетаясь друг с другом, на бородке по обеим сторонам торчали треугольные зубчики. Второй оказался совсем простым: кольцо головки, гладкая ножка и прямоугольный хвостик. Таким мама закрывала одежный шкаф. Она прятала ключ в хрустальной вазочке в серванте, и я всегда клала его на место, перемерив мамин гардероб. От третьего ключа я одернула руку — он был холодным и немного влажным. Острые черные зубцы покрывали длинный шток, скалясь во все стороны, прямоугольная головка заржавела. По-видимому, этим ключом бабка-ведьма пользовалась очень редко.

От созерцания ключей меня отвлек звонок мобильного. Я вздохнула, увидев имя, и обреченно поднесла трубку к уху.

— Доброе утро, Наталья Борисовна.

— Кому как, — глумливо ответила хозяйка. — Я смотрю, ты тут уже и вещи собрала.

Я поморщилась, представив, как она ходит по квартире, заглядывает в чемоданы, трогает мою одежду.

— Вы не оставили мне выбора.

— Ой-ой-ой, для такой квартиры, да еще в центре, прекрасная цена. — Она шумно втянула воздух, и я поняла, что она нюхает мое мыло.

— Квартира стала прекрасной после того, как я привела ее в божеский вид.

— Ну так и нанялась бы еще куда полы мыть по вечерам, ты ж девка здоровая, как раз и деньги бы на съем… — Она запнулась, и после паузы завопила: — А это еще что?!

Я нажала на отбой. Похоже, она увидела Юлькину фреску. Надо спешить, пока мои вещи не вылетели из окна.

Уезжала я с шумом и помпой. Наталья Борисовна грозила мне страшными карами, взывала к совести, требовала вернуть все как было.

— Это как? — осведомилась я, затаскивая чемоданы в лифт. Хозяйка квартиры была так любезна, что выставила их на лестничную площадку еще до того, как я пришла домой. — Может, снова наклеить обои цвета соплей?

— Зеленый успокаивает!

— Вам бы не помешало, — согласилась я.

Она выдрала у меня из рук ключи от съемной квартиры и гордо удалилась, бухнув за собой дверью.

Я спустилась во двор, в несколько заходов перетащив чемоданы к лавочке, вызвала такси. Дяденька-таксист любезно утрамбовал мой скарб в багажник, уселся за руль.

— Куда едем?

— На пересечение Красивой и Каштановой.

Я несколько раз порывалась позвонить Юльке, но в конце концов спрятала телефон поглубже в рюкзак. Она бы меня в два счета отговорила. Я боялась, что если сейчас не поеду в Чертополоховый переулок, то дом растает, как сон. А вдруг он мне привиделся ночью? Я испугалась до холода в груди, сжала в руках связку ключей, как талисман. Нет, не может быть. Моего воображения не хватило бы на витражи и флюгеры, это по Юлькиной части. Я нащупала на дне рюкзака кулон, достала его. Крупный овальный камень был темен, как безлунная ночь. Казалось, он поглощает свет, даже в салоне такси будто бы потемнело. Я спрятала украшение поглубже в рюкзак — носить подарок бабули совсем не хотелось.

— Где вас высадить? — спросил таксист, глядя на меня в зеркало заднего вида.

— А вот прямо здесь, — ответила я, завидев знакомые доспехи.

Пока дядька вынимал мои чемоданы, я пыталась разглядеть арку за рыцарем, но солнце нещадно светило, и доспехи сияли так, что было больно глазам. Я расплатилась, подтащила вещи к рыцарю и замерла. Арки не было. Передо мной стояла кирпичная стена без единой трещинки. Я чуть не расплакалась. И что теперь делать? Биться об нее с разгона, как на платформе девять и три четверти?

Я подошла вплотную к рыцарю, ключи тихо звякнули в руке, и стена вдруг поплыла. Кирпичи стали полупрозрачными, будто нарисованными на целлофане, дрожащем на свежем майском ветру. Люди вокруг замедлились, их движения стали тягучими, мальчик на роликах скользил вперед как улитка, завязшая в киселе. Я шагнула назад, и мальчишка вихрем промчался мимо, стена снова стала сплошной. Шаг вперед — и мир застыл. Я подтащила чемоданы вплотную к рыцарю, по одному перебросила их в арку и шагнула следом.