Читать онлайн
"ПИСЬМА К МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ"

Письма к Марине Цветаевой

К 120-летию со дня рождения Марины Ивановны Цветаевой ЕЛЕНА ЛАВРОВА ПИСЬМА К МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ Том I Горловка 2012 ББК С ISBN © Издательство «Коллегия», 2012 «Я питаю отвращение к иллюзиям; вот почему я принимаю мир таким, каков он есть». Наполеон ПИСЬМО I. Елена приветствует Марину! Ты любила писать письма. Нынче письма не в моде. В наше время есть электронная почта, сотовые телефоны – можно послать сообщение. Нынче люди писать не любят. Сообщают информацию – и довольствуются этим. А что касается размышлений, чувствований, эмоций – всё это не в моде. Может, люди говорить стали больше? Не заметила. Сегодня люди живут в темпе presto. А мы будем общаться с тобой по-старинке, в темпе largo. Мы ведь никуда не спешим, не правда ли? Я люблю читать твои письма. Каждое твоё письмо, кому бы оно ни было адресовано, полно интересных мыслей. Я считаю твои письма маленькими философскими трактатами, и считаю тебя выдающимся мыслителем. Это не лесть, это именно то, что я на самом деле, думаю и чувствую. То же я думаю и о твоих дневниках. Для меня они – драгоценный кладезь мыслей. Сколько раз я их читала! Сколько раз буду перечитывать! Нас разделяет с тобой время и пространство, но что такое время и пространство? Условные понятия. Тебе, имеющему быть рождённым, Столетие спустя, как отдышу, Из самых недр, как на смерть осуждённый, Своей рукой – пишу: Не столетие, спустя, а четыре года спустя уже всё случилось, что ты предсказывала. Что, сто лет! Марина, каждый год родятся люди, которым предстоит полюбить тебя и твоё творчество. И, наверное, столетие спустя, в 2041 году, родится человек. И этот человек, войдя в сознательный возраст, полюбит тебя так же, как люблю тебя я. Неважно, кто это будет, Марина, юноша или девушка, но, скорее всего, это будет девушка. Она непременно будет умна и образованна, прелестна и, как нынче выражается молодёжь, безбашенна, что попросту означает, что в ней будет та самая сумасшедшинка, что была в тебе, и что есть во мне. Так вот, последняя строфа твоего стихотворения отвергает существование небытия, а, по существу, времени и пространства: Сказать? – Скажу! Небытие – условность. Ты мне сейчас – страстнейший из гостей, И ты откажешь перлу всех любовниц Во имя той – костей. Сказано нагло и великолепно! Друг, не ищи меня! Другая мода! Меня не помнят даже старики. Ртом не достать! – Через летейски воды Протягиваю два руки. Мода, Марина, сменилась много раз со времени твоего ухода, но какое отношение к моде имеет поэзия? Может быть, бывает мода на чью-то поэзию, я не знаю. Но это не среди умных, образованных и по-настоящему культурных людей. Мода на поэзию, это для – толпы. Куда дунет ветер, туда и поворачиваются их головы. А дует, как ты понимаешь, не ветер свободы, веющий, где хочет, а ветер, искусственный, направляемый чей-то заинтересованной рукой. А старики, которые тебя помнили, действительно, почти все повымерли. В этом стихотворении меня удручает предпоследняя строфа: Кто бескорыстней был?! – Нет, я корыстна! Раз не убьёшь, корысти нет скрывать, Что я у всех выпрашивала письма, Чтоб ночью целовать. Ночью, Марина, не письма надо было целовать! Не письма! Вырвавшаяся на волю, строфа о многом мне говорит. Да и всё стихотворение о многом говорит. – О чём? О том, в чём ты позже призналась Анне Тесковой в письме, что тебя так мало любили, тебя так вяло любили. И вот – мечты о страстнейшей любви в стихотворении – о любви через сто лет после твоей смерти, о любви, как бы ты ни простирала руки через летейски воды, неразделённой. Я люблю тебя, но – где ты? Доносится ли до тебя мой голос? Эта любовь и необходимость общения с тобой доводят меня до такой тоски, что … Нет, ничего! Эти письма к тебе, попытка общения с тобой. Я знаю, что ты не ответишь. И что из того?! Мне довольно и того, что ты меня выслушаешь. «Во имя той – костей». Что мне, Марина, твои кости! Они лежат где-то там, на городском кладбище Елабуги, и сегодня никто не знает, где они зарыты, в какой могиле. Что мне твои кости, Марина! Я отдаю это тому, что родится через сто лет после твоей смерти. Мне нужны не кости. Мне нужна твоя живая, взволнованная, чуткая душа и твой несгибаемый дух. Они – в твоих стихах и в твоей прозе. Твой дух и твоя душа навечно отпечатались в них. Да, я люблю твоё творчество. Но мне невыносима мысль, что это – только печать. Как бы мне хотелось живого и непосредственного общения с тобой! Ты для меня – камертон мира, в котором я живу. Я говорю не об окружающем меня мире. Я говорю о моём внутреннем мире. Если есть иной мир, о котором ты так много говорила, то ты знаешь, кто я. Возможно, ты оттуда видишь меня, как и других, кого ты хочешь видеть. Помнишь, ты писала об умершем Рильке в «Новогоднем»? Ты писала, что оттуда он видит тебя, как если бы ты находилась на сцене, а он сидит в верхнем ярусе ложи. Хороший образ! Но есть ли этот иной мир, о котором ты говорила, что сбудешься там по образу своей души? Ты говорила о существовании иного мира с такой уверенностью, которой только остаётся позавидовать. Итак, сделаем допущение, что иной мир, откуда нет возврата, существует. Где-то там ты продолжаешь своё существование. И, разумеется, если ты существуешь, то, я уверена, живёшь полнокровной и полноценной жизнью, продолжая любить и творить. И, конечно, ты ничего не знаешь обо мне. Сначала внешние данные. Мой рост 162 сантиметра. Сложение нормальное. Волосы были светлые и вились. С тридцати лет начала стремительно седеть. Волосы не крашу. Лицо северно-европейского типа, с правильными чертами. Губы неожиданно по-южному полные и чувственные. Глаза тёмно-серые миндалевидной формы. Образование высшее филологическое. Имею учёную степень и учёное звание, но всё это не делает меня «синим чулком». Разведена. Была инициатором развода. Дети есть. Люблю философию, классическую музыку, классическую и современную литературу, кино, живопись, архитектуру, природу. Люблю плавать в море, ездить на велосипеде, играть в бадминтон и настольный теннис, стрелять в тире, и кататься верхом на лошадях. Характер волевой. Черты характера, которые тщательно скрываю от посторонних – крайняя уязвимость, а также страстная нежность к тем, кого люблю. Недостатки характера: желание казаться проще, чем я есть на самом деле. Политические убеждения: либерал. Главный закон, который я признаю «Всеобщая декларация прав человека». Религиозные убеждения: оных не имею. Дурные привычки: постепенно избавляюсь от каждой из них. Недавно избавилась от курения. В моих жилах течёт смесь русско-польско-германской крови. Русской больше, чем польской и германской вместе взятых. Вот, в основных чертах. Остальное про меня ты узнаешь из этих писем. Мне очень повезло с родителями. Главной ценностью в жизни они тоже считали рост, и вложили в меня жажду познания, любознательность, любовь к природе, трудолюбие и трезвое отношение к действительности. Мой официальный прадед – дворянин Лавр Лаврович Лавров, генерал-майор артиллерии при Николае I. После смерти Императора он вышел в отставку, овдовел и тихо жил в своём поместье, где-то в Тверской губернии, наслаждаясь покоем, но судьба уготовила ему в конце шестидесятых кое-что, чего он никак не ожидал. Не знаю, как всё там на самом деле происходило, но внезапно он покинул поместье, приехал в Петербург, где неожиданно для всех знакомых женился на шестнадцатилетней девочке. Разница в возрасте была большой, но в те времена на это внимания не обращали. Откуда взялась шестнадцатилетняя девочка? Я передам всё, что знаю, слово в слово, как рассказывал мне мой отец. Она была дочерью генерала явившегося из Германии для того, чтобы служить России и Александру II. Генерал был приглашён с супругой и дочерью в Зимний дворец на бал. Юность и свежесть дочери генерала обратили на себя внимание Императора. Он пригласил девочку на танец. Германка блистала выдающейся красотой: блондинка с правильными чертами лица, с тёмно-серыми глазами. После бала она очень скоро, но ненадолго стала фрейлиной Императрицы. А через два месяца срочно понадобилось выдать девочку замуж. Догадываешься, почему? Тут-то и был призван вдовец, генерал-майор артиллерии в отставке Лавров Лавр Лаврович, человек немолодой и достойнейший. И девочку срочно выдали за него замуж. Почему выбор пал на немолодого генерала артиллерии, я не знаю. Когда родился мой дед Константин Лаврович Лавров, то он с пелёнок оказался обладателем огромного многомиллионного состояния. Он, и без этого не был бы беден, но многомиллионного состояния у Лавра Лавровича, генерал-майора в отставке всё-таки не было. Итак, мой дед с пелёнок стал более чем богат. Для того времени он был фантастически богат. В моей семье была тайна, в которую меня по малолетству не посвящали. Но были красноречивые эпизоды. Так, однажды вечером мой отец, слегка выпив, и потеряв контроль над собой, засучил рукав рубашки, и возбуждённо говорил моей матери: В моих жилах течёт голубая кровь, а они предлагают мне вступить в их паршивую партию! Мать испуганно указала ему глазами на меня, сидящую за книгой в углу комнаты. Мне было десять лет, и я уже знала, что значит, голубая кровь. Были и ещё намёки. Однажды брат, работавший в другом городе, прислал свою фотографию. Ему было двадцать пять лет, он отпустил усы и бороду. Держа в руках фотографию моего брата, отец подозвал меня и указал на фотографию деда, висящую над его кроватью. Отец спросил: Похож внук на деда? Внук был чрезвычайно похож на деда. Те же правильные черты лица. Те же чёткие дуги тёмных бровей. Те же тёмно-серые глаза. У деда тоже были отпущены золотистые, как у брата, борода и усы. Отец усмехнулся и вынул из палисандрового шкафчика, висящего у изголовья кровати, фотографию Императора Николая II и положил рядом фотографии сына и Царя: Смотри! – торжественно сказал он. Я посмотрела и ахнула. С трёх фотографий смотрело одно и то же лицо. Сходство было поразительным. Я вопросительно смотрела на отца. Довольный произведённым на меня эффектом, он спрятал в шкафчик фотографию Царя, по-видимому, вырезанную из какого-то дореволюционного журнала. Никаких вопросов! – строго сказал отец, развернулся на каблуках и вышел из спальни. Я последовала за ним, весьма озадаченная всем, что увидела. И был ещё один намёк. Моя мать, как-то рассердившись на меня за какой-то проступок, сказала, гневно глядя мне в глаза: В нашей семье так себя вести нельзя. В нашей семье есть тайна, которую я тебе не открою, потому что ты ведёшь себя недостойно. До тех пор, пока ты не будешь вести себя, как надо, я не раскрою тебе семейной тайны. Я мысленно усмехнулась. Мне было тринадцать лет, и я давно уже догадалась. Но моя мать не знала, что я давно догадалась. Дети бывают проницательней, чем о них думают взрослые. Мне очень повезло с родителями. Они тщательно заботились о моём образовании. Когда мне исполнилось пять лет, отец отдал меня в руки настоящей немки Фанни Александровне обучать меня и брата немецкому языку. Отец полагал, что его дети должны знать не только русский язык, но и язык своей прабабушки. Фанни Александровна Баумейстер была гувернанткой отца, тоже обучавшая его немецкому языку. После революции она всё порывалась уехать на родину, но так и не уехала, потому что в Германии её никто не ждал. Она работала в советской школе, преподавая немецкий язык. На русском языке она говорила примерно так: Ой, Лёленька, смотри, птичка села на сучку. Лёленька, смотри, смотри, сколько воронок летает! О директоре школы, где она преподавала, Фанни Александровна отзывалась так: О, если бы я могла, я бы его кровнохлядно убила! Потом была приглашена учительница английского языка. Я её что-то плохо помню. Наверное, она была – никакая. Потом меня отдали в музыкальную школу по классу фортепиано. Потом меня отвели в балетную студию. Там мне очень не понравилось. Надо было неестественно выворачивать ступни ног. Я отказалась ходить в балетную студию. В девять лет меня отдали в секцию лёгкой атлетики: я быстро бегала и высоко прыгала. Со спортом тоже ничего и не вышло. У меня обнаружили высокую степень близорукости. Какая балерина или спортсменка в очках! Спорт тоже пришлось оставить. Но я об этом ничуть не жалела. У меня появилось больше времени для чтения – запойного! Я читала за завтраком, за обедом, но только не за ужином, потому что ужинали мы всей семьёй, за столом были интересные разговоры. Мой строгий отец не потерпел бы меня с книгой за столом. Я читала в постели, иногда под одеялом с фонариком, пока меня не застукали за этим занятием, портящим и без того плохое зрение. Я читала, пардон, в туалете, так что в дверь начинал кто-нибудь из домочадцев барабанить, требуя освободить место. Что я читала? О, мне было что читать! В библиотеке моего отца были собраны около трёх тысяч томов классики, русской и зарубежной. И отец постоянно подписывался на собрания сочинений русских и зарубежных классиков. Я никогда не читала детскую литературу. Разве только сказки: русские и норвежские (дореволюционного издания), германские и французские. Потом пошла эллинская мифология, которой я упивалась. А потом, как-то сразу, пошла литература для взрослых: Пушкин, Лермонтов, Кольцов, Алексей Толстой, Лев Толстой, Чехов, Куприн, Станюкович, По, Мопассан, Лондон, и так далее, и так далее. Единственно, кого мне отец не давал – Достоевского. Сказал: это тебе рано. Но, как выяснилось, были и другие запрещённые книги. В запирающемся ящике комода отец хранил Апулея и Боккаччо (с иллюстрациями). Однажды отец забыл запереть ящик, а мой пятнадцатилетний брат это обнаружил, о чём незамедлительно сообщил мне. Мы вместе заглянули в ящик, и обнаружили там несколько книг. Пока я разглядывала иллюстрации к «Декамерону», брат с не меньшим любопытством разглядывал иллюстрации к Апулею. Потом спохватился, и посмотрел, что это я разглядываю. Увидев, выхватил «Декамерона» у меня из рук. Поздно! Я уже многое высмотрела. Брат показал мне кулак, и сказал, чтобы я молчала о том, что произошло. Впрочем, отец ничего не заметил. Или сделал вид, что не заметил. Нам не попало. Читать я начала, как и ты, с четырёх лет. В сороковые-пятидесятые ничего, кроме кино, театра и радио, не было. Это сейчас есть театр, кино, радио, телевидение, интернет. Интернет может заменить всё вышеперечисленное. Безграничные возможности. Так вот, мои родители, когда вновь соединились после войны, а точнее – после войн, ибо мой отец побывал на трёх войнах, установили традицию: читать вечерами вслух, а также слушать, кажется, по пятницам передачу по радио – Театр у микрофона. Кстати, замечательная была передача. Лучшие актёры и актрисы Москвы исполняли роли в классических и современных постановках. Правда, современные советские пьесы отец, мягко говоря, недолюбливал, и если давали такую пьесу, радио выключалось, и появлялась книга. Читал вслух, как правило, отец. Пока он читал, мать шила нижнее бельё для всех членов семьи, бабушка вязала из шерсти варежки и носки, брат мастерил модели самолётов, а я играла на диване с кошкой и её котятами. Что я понимала в свои годы? Я понимала, что каждый вечер отец читает очень толстую книгу, которую я не могу поднять, и эту книгу написал Лев Толстой и называется она «Война и мир». «Война и мир» длилась всю зиму. А потом пошёл Пушкин, Гончаров, Лермонтов, и так далее. Я прислушивалась и запоминала имена и отдельные эпизоды. Целое от меня ускользало. Отец не просто читал. Он не забывал, что чтение слушают дети. Иногда он останавливался, объяснял брату значение отдельных слов. Самое интересное начиналось тогда, когда отец заканчивал читать очередную главу. Начиналось обсуждение прочитанной части романа. Бабушка, отец и мать иногда и спорили. Отец читал вслух также произведения, которые брат должен был изучать по школьной программе. Так я слушала «Руслана и Людмилу». От брата требовалось выучить наизусть отрывок, который начинался строкой: Померкла степь. Тропою тёмной Задумчив едет наш Руслан. Помнишь, это место, где Руслан встречается на поле боя с головой великана. Мой брат повторял строку за строкой, но никак не мог запомнить текст. Мой брат дружил с математикой и физикой, но не дружил с литературой и историей. И через полчаса я, игравшая с котятами неподалёку, повторила этот текст, слово в слово. У меня оказалась превосходная память, на которую я до сих пор не жалуюсь. В библиотеке моих родителей были редкие книги на английском, французском и немецком языках, изданные в середине XVIII – начале XIX века: Свифт и братья Гримм, Гофман и Вольтер, Байрон и Руссо. Тяжёлые тома в кожаных переплётах с золотым тиснением и золотым обрезом. Книги были великолепны! Теперь таких не издают. Я вырастала среди редкостных вещей, место которым было в музее. Все они принадлежали моим предкам, а потом достались отцу. Первым назову беккеровский кабинетный рояль, которому было больше ста лет. Но он хорошо сохранился. Отец регулярно приглашал настройщика. Звук рояля был изумительным. Позже мне приходилось играть на пианино советского производства, и это было мучением для моего слуха, привыкшего к звучанию беккеровского рояля. Отцова скрипка. Она лежала в стареньком футляре на крышке рояля, и отец запрещал нам с братом к ней прикасаться. Но раз или два в неделю отец вынимал инструмент из футляра. Он должен был звучать. Отец учился игре на скрипке у композитора Ланэ Генриха Эмильевича и мечтал стать скрипачом. Но, увы! Мечте его сбыться не было суждено. Отец иногда разрешал мне подержать скрипку. Сам он при этом бережно поддерживал её снизу на тот случай, если я уроню. Но я никогда не роняла. Скрипка была удивительно красивой. Верхняя дека была матовой и однотонной. А нижняя ярко блестела, и выглядела как полосатая шкура тигра. Отец говорил, что верхнюю деку кто-то испортил ещё в Италии, покрыв её плохим лаком. Отец поворачивал скрипку так, чтобы я могла заглянуть в эфы. На дне скрипки, в таинственной полумгле её чрева было написано латинскими буквами: Antonio Stradivari. 1718. И стоял какой-то странный значок над фамилией мастера, похожий на царскую корону. Отец говорил, что это личное клеймо мастера Антонио Страдивари. Отец и я любовались скрипкой. Она была великолепна! Хрупкая, с тонкой талией, золотистая, как чудный южный плод, неизвестно как попавший в наш заснеженный сибирский город. Поиграв, отец бережно заворачивал её в кусок синего старого шелка и укладывал на дно футляра. Отец говорил, что в каком-то московском музее ему предлагали бешеные деньги за скрипку, но отец отказывался её продать, потому что она была семейной реликвией. Эту скрипку Лавр Лаврович Лавров купил в Италии, когда вместе с моей прабабушкой совершал свадебное путешествие по Европе. От отца я маленькой девочкой узнала имена великих создателей скрипок: Страдивари, Амати, Гварнери, а также исполнителей: Корелли, Тартини, Локателли, Паганини, Венявский, Сарасате. Отец не только рассказывал мне о великих скрипачах, но и наигрывал кусочки из их сочинений. Напольные швейцарские часы, если мне не изменяет память фирмы Иоганна Генри Мозера. Деревянный тёмного дерева корпус часов был выше не только моего отца, но и дяди Игоря, брата моего отца, который был ростом два метра. За стеклянной дверцей качался тяжёлый маятник. Мне всегда хотелось открыть дверцу и сунуть внутрь руку, чтобы остановить маятник. Но дверца была на замке. Палисандрового дерева настенный шкафчик. Он висел над кроватью родителей в спальне. Резной, изящный, необычайно красивый, с несколькими отделениями. Впоследствии я нашла фотографию точно такого же шкафчика в Большой Советской Энциклопедии. Это была, как оказывается, музейный артефакт. Мраморный бюст Артемиды стоял на шкафу в спальне родителей. В детстве я принимала этот бюст за скульптурный портрет матери. Сходство было изумительное. Швейная машинка с ножным приводом на столике с чугунными ножками – Зингер. Она отлично шила, несмотря на почтенный возраст. Две японские лакированные шкатулки с потайными ящичками, в которых отец держал дореволюционные фотографии, открытки времён I Мировой войны и календари с фотографиями последнего Государя и Царской Семьи. Полочки от лакированной японской этажерки, развалившейся от времени. На полочках были нарисованы пейзажи в буддистском стиле. Эти полочки висели на стенах нашей квартиры, как картины. Буфет из дуба, высоченный, украшенный резьбой, изображавшей японские языческие божества, стоял на кухне. Одно такое божество, снятое с дверцы этого шкафа, висит у меня сейчас перед носом на доске, закрывающей от кошек монитор стационарного компьютера. Этой деревянной скульптуре не меньше ста пятидесяти лет, если не больше. Дубовые стулья, обитые кожей. Кожа была прибита медными гвоздиками с широкими шляпками. На ножки стульев были надеты медные башмачки. Старый венский диванчик, с гнутой спинкой и подлокотниками, на котором я до семи лет спала. Но в восемь лет он стал мне мал и ступни ног вылезли за пределы диванчика и повисли в воздухе над полом. Меня переселили на большой диван. И всяческая мелочь: плоские золотые часы отца – Брегет червонного золота отцовы запонки. Столовое серебро, серебряные чарки с гравировкой, вазы из мельхиора c хрустальным дном, старинная фарфоровая посуда. Страусиные перья, украшавшие дореволюционные шляпы бабушки, манто на кенгуровом меху, котиковое манто, дореволюционные зонтики с перламутровыми ручками и много других дореволюционных мелочей лежало в древнем дубовом сундуке, окованном медными накладками. И однажды мать показала мне единственное украшение, подаренное ей в день свадьбы свекровью. Оно хранилось в потайном ящичке одной из японских шкатулок. Это украшение уцелело в дни войны. Мать голодала, но не продала его, как другие драгоценности. Это был золотой кулон с жемчужиной. Ни до, ни после – даже в музеях я никогда не видела подобного женского украшения. Это была огромная розоватая жемчужина неописуемой красоты. Она была немного неправильной формы. Мать сказала, что этот кулон когда-нибудь достанется мне. Всё досталось моему брату, который считал, что он должен быть единственным наследником семейных сокровищ, потому что он мужчина и носитель фамилии. А я – носитель, чьей фамилии? У меня была та же фамилия, что и у брата. Я не спорила с братом. Было бы низостью спорить из-за наследства, не правда ли? Я это презрела. Я с лёгкостью расстаюсь с материальными ценностями, что бы это ни было. Ты, которая всё потеряла, меня понимаешь. А беккеровский рояль мой брат продал, хотя он должен был достаться мне, как и кулон. Рояля мне, говоря по чести, жаль. Это был, как и книги, мой дружок детства. Хотя, с другой стороны, что бы я делала с роялем, достанься он мне, переезжая из республики в республику, из города в город, с одной съёмной квартиры – на другую? На верёвочке за собою таскала, что ли? Бог с ним, с роялем! Когда я вспоминаю все эти старинные и добротные вещи, я с горечью смотрю на вещи, которые меня окружают сегодня, например, мебель из ДСП или МДФ. И если ты думаешь, что я знаю, как это расшифровать, то ты ошибаешься. Знаю только, что нынешнюю мебель делают из прессованных не то стружек, не то опилок, соединённых, надо полагать, клеем. Сверху вся эта хрень покрывается шпоном под натуральное дерево. Когда я вспоминаю платяной шкаф красного дерева в спальне моих родителей, моё сердце обливается кровью – красавец! Я старательно изгоняю из моего быта пластик. Если недоступно натуральное дерево, то пусть будет в доме, хотя бы натуральное стекло и натуральный металл. И, наконец, ещё одна редкостная вещь – вышитый шерстяными нитками ковёр. Он тоже был дружком моего детства и юности. Ковёр занимал всю стену; к ней был придвинут огромный диван, на котором я спала. Размер ковра был примерно 3 х 4 метра. Больших трудов стоило отцу вешать его на стену после очередного ремонта квартиры. Этот ковёр мой дед Константин Лаврович Лавров тоже привёз из Италии, как и скрипку Страдивари. Он купил этот вышитый ковёр в католическом женском монастыре славного города Милана. Я представляю монахинь, молодых и старых, вышивающих этот огромный ковёр разноцветными шерстяными нитками. Сюжет, который они вышивали, был отнюдь не религиозным. Не был христианским. (Я подозреваю, что мой дед религиозный сюжет и не приобрёл бы). Больше того, сюжет был языческим. Больше того, он был из скандинавской мифологии. Почему итальянские католички-монахини вышили тот сюжет – не ведаю. Может быть, для разнообразия? Может быть, надоело им вышивать ангелов и серафимов? Ковёр был куплен в Италии в конце XIX века и уже тогда он был замечательно старым – никак не меньше семидесяти лет, так что, к тому времени, как я родилась, ему было уже далеко за сто. Но выглядел он молодцом. Нитки не выцвели. Ну, разве что, самую малость. Меньше повезло фиолетовой бархатной окантовке шириной сантиметров в тридцать. Окантовка поблекла. Что же было вышито? На переднем плане с корнем вырванное из земли, поваленное бурей огромное дерево. За деревом – на заднем плане густой дремучий лес. Из-под корня, из образовавшейся ямы, вышли и стоят вдоль шершавого ствола шесть гномов в красных коротеньких штанишках до колена, в красных бархатных курточках, на головах красные в белую полоску шапочки. Такие же – в красно-белую полоску – чулки. Гномы бородаты. Лохматые седые брови нависают над маленькими внимательными глазками, следящими за вами. Носы крупные, губы толстые. Гномы хорошо упитаны. Штанишки того и гляди – лопнут на толстеньких ляжках. Гном, вышедший из-под корня дерева последним, ростом самый маленький. Он смотрит не на меня, а на кого-то, кто должен появиться из ямы, и чьи глаза сверкают в темноте, а пухлая ручка ухватилась за корень. Это седьмой гном. Вот, собственно и всё. Всякий раз, ложась спать, я желала гномам спокойной ночи. Мои родители уверяли меня, что гномы охраняют мой сон. Просыпаясь утром, я открывала глаза и первыми видела гномов, освещённых утренним солнцем. Они всю ночь стояли на страже, и их глазки, утопавшие между пухлых щёчек, улыбались и подмигивали мне. Я всегда приветствовала их. Они были добрыми. Они не спали всю ночь, и теперь могут подремать, пока я пойду в школу. Мои родители уверяли меня, что видели, как гномы днём укладывались спать прямо на земле, а к моему возвращению просыпались. Я долго в это верила и, прежде чем войти в комнату после школы, тихо отворяла дверь и смотрела в приоткрывшуюся щель, не спят ли они ещё? Но они всегда были начеку, и просыпались прежде, чем я отворяла дверь. Меня всегда занимало, как выглядит тот, последний, ещё не вышедший наружу, гном, и почему он медлит? Может быть, боится? Может быть, он меньше всех? Мои родители сказали мне, что под землёй у гномов множество ходов, коридоров, помещений, пещер, в которых хранятся несметные сокровища. Как ты думаешь, какие сокровища охраняют под землёй гномы? – спросил меня отец. Книги, тотчас ответила я. Отец одобрительно хмыкнул, и оспаривать это мнение не стал. Гномы оживали во время моих бесконечных ангин (за зиму не меньше шести). Вечерами я горела, мозг был воспалён, я пристально глядела на гномов и видела, как они переходят с места на место, шепчутся, поглядывая на меня. Лица их были озабочены. Я хотела к ним в лес, под вывороченный корень, в прохладу пещер. Я начинала разговаривать с гномами. Подходила бабушка, поила меня прохладным морсом, клала прохладную руку на мой горячий лоб. Я закрывала глаза, и оказывалась под землёй, в узком земляном коридоре с шершавыми серыми стенами. Откуда-то струился серовато-голубой свет. Я брела вперёд, с трудом передвигая ноги. Коридор уходил вдаль, и ему не было конца. И я всё брела и брела, и вскрикивала от отчаяния, что он не кончается. Боковые стены начинали сближаться, грозя стиснуть меня, и дышали жаром. Снова подходила бабушка и снова поила меня морсом. Я открывала глаза и смотрела на гномов. Они махали мне ручками и звали к себе, за собой. Куда вёл подземный шершавый коридор, теперь я понимаю. Хорошо, что я так и не дошла до конца этого коридора. Если бы дошла, то некому было бы писать эти строки сегодня. До встречи, моя дорогая Марина, Елена Лаврова. ПИСЬМО II Моя дорогая, любимая Маринушка, На твоё поколение обрушилась вся жестокость века. Твоему поколению, как и последующему, ужасно не повезло то революция, то войны! Нашему поколению, появившемуся сразу после Второй мировой войны, повезло больше. Глобальных войн – не было. Мой отец старше твоей дочери Ариадны на год. Он родился в 1911 году и был третьим ребёнком в семье. Всего детей было четверо. В детстве я часто рассматривала семейные фотографии. Дедушка сидит в огромном кожаном кресле вполоборота к фотографу. Деду лет сорок. Левая рука лежит на столешнице письменного стола. Стол покрыт сукном. Папа говорил – зелёным. Стол обведён по трём сторонам деревянными бортиками – балюстрадой. Такой стол позже я видела в Хамовниках в доме-музее Льва Толстого. На дедушке сюртук. В правой руке, лежащей на подлокотнике кресла, ручка. Дед что-то писал, когда его оторвали от дела, чтобы сфотографировать. У ног деда лежит, подняв огромную благородную голову, Дэзи – датская догиня. Её размеры изумляют, хотя она лежит. Уши Дэзи стоят торчком, глаза внимательно следят за действиями фотографа. Представляю, как он нервничал, видя перед собою собаку, превосходящую размерами телёнка. Трёхлетний барчук в матросском костюмчике сидит в кожаном кресле и удивлённо смотрит круглыми глазам и в объектив. Это младший брат отца, Игорь. Пятилетний папа стоит, положив руку на спину Дэзи. Мраморный окрас. На этой фотографии собака сидит. Мальчик стоит. Головы мальчика и собаки на одном уровне. Папа рассказывал, что частенько катался верхом, как на лошади, на этой гигантской собаке. Судьба Дэзи была печальной. У неё родились щенки, а когда пришло время, их отдали новым хозяевам. Дэзи сошла с ума. Она бесновалась в своей комнате. Никто не мог войти к ней, даже мой дедушка, её любимый хозяин. Она не ела и не пила, страшно выла и бросалась на дверь, в которую вынесли её щенков. На третий день дедушка решился войти к ней. Обезумевшая Дэзи, не узнав хозяина, прыгнула на него, оскалив клыки. Её остановил выстрел из револьвера. Вооружиться посоветовал дедушке ветеринар. Дедушка мог застрелить свою собаку через стеклянный верх двери. Но он вошёл в комнату в надежде, что Дэзи узнает его и образумится. Она не узнала. Или не захотела узнать. Были у деда и другие собаки: в основном борзые. Мой отец рассказывал, что они бродили по дому из комнаты в комнату, и выпрыгивали в сад прямо из окон первого этажа. Дедушка позволял им это и не держал собак в отдельной псарне. Охотиться дед не любил. Зато любил трудиться «на благо Отечества», как он выражался. А ведь он мог вообще ничего не делать и жить в своё удовольствие. Но дед никогда не был рантье. Своё фантастическое состояние он постоянно приумножал, основывая то одно, то другое дело: строил мосты и фабрики, школы и больницы при этих фабриках для рабочих. Так, он «заболел» Дальним Востоком. Поехал в Хабаровск и где-то в тех краях основал рыбоводный завод. Нынче я в Интернете нашла упоминание о дедушке: «Основателем лососеводства на российском Дальнем Востоке стал рыбопромышленник К. Л. Лавров, построивший в 1909 году на р. Праурэ (Хабаровский край) первый рыбоводный завод». У меня сохранилась открытка, изданная до революции. Занявшись рыбоводством, дед курсировал между Петербургом, Москвой, Иркутском и Хабаровском. В Иркутске он сделал промежуточную резиденцию, чтобы останавливаться в ней с семьёй. Почему он не сделал резиденцию для семьи в Хабаровске? Ну, что такое Хабаровск в начале XX века по сравнению с Иркутском? Хабаровка стала Хабаровском и получила статус города только в 1880-м году. А Иркутск старинный сибирский город, основан как острог в 1661-м году. Иркутску присвоен статус города в 1686-м году. Чувствуешь разницу? Конечно, дед сделал резиденцию там, где было комфортно. В Иркутске были каменные дома. В нём было Дворянское собрание, банки, магазины, аптеки, отели (пока не было резиденции, дед останавливался в «Гранд Отеле»). 554Иркутск уже тогда был культурным центром Восточной Сибири. Там был Краеведческий музей, основанный в 1782 году, картинная галерея городского головы В.П. Сукачёва, гимназии, кадетская школа, духовная и учительская семинарии, институт благородных девиц, основанный в 1845 году, и много чего другого. Иркутск был процветающим купеческим городом. И он был на полпути между столицами и Хабаровском. Дед купил в Иркутске большой дом с садом, и мог путешествовать с семьёй и останавливаться на весну и лето в этом большом городе. Пока семья жила в Иркутске, дед уезжал в Хабаровск по делам. Дальше Иркутска он семью не возил. В конце осени он возвращался, и семья возвращалась в Москву или Петербург, где у деда тоже были резиденции. Помимо своих четверых детей, у деда было четверо воспитанников: два мальчика и две девочки. Мальчиков дед отдал в кадетский корпус. Орест погиб в Великую Отечественную войну. Константин (дядя Котя), как и мой отец, вернулся с войны. Жил он неподалёку от нас и часто приходил к нам в гости. Он был убеждённый холостяк. Но мой отец говорил, что дядя Котя не встретил свою любовь. Девочек, когда они подросли, дед выдал замуж. И не просто выдал, а с большим приданым, и не за кого попало. Одну за офицера артиллерии. Другую за капитана дальнего плавания. Шестилетний мальчик в бархатном костюмчике с белым кружевным воротником стоит возле огромного кожаного кресла, положив на подлокотник руку. Белокурые локоны спускаются на плечи. Мальчик похож на принца из сказки. В кресле сидит молодая тётя Соня, гувернантка папы, обучавшая его математике и французскому языку. О тёте Соне расскажу отдельно. Она того заслуживает. Потом наступил 1917 год. Фотографий долго не было. Было не до фотографий. Революция застигла семью в Иркутске. Дедушка даже и не думал эмигрировать, надеясь, что большевики это ненадолго, и всё вернётся на круги своя. А в начале 1918 года дед потерял всё своё состояние. Он, как и все, кто имел в России капитал, был ограблен большевиками. Большевики оказались надолго. Хватило на всю жизнь моего отца и моей матери, да и мне перепало достаточно. Семья прочно застряла в Иркутске, потому, что были потеряны все резиденции деда в центре. Моему отцу пришлось учиться в советской школе вместо кадетского училища или классической гимназии. Он очень любил читать, играть на скрипке и мечтал поступить в консерваторию. Желательно в Париже, или в Риме, или, на худой конец, в Берлине. Но это были несбыточные мечты. Оставались Москва или Ленинград. Дед нанимал моему отцу учителей музыки, а в семнадцать-восемнадцать лет отец оттачивал мастерство скрипичной игры у самого Ланэ. Ланэ Генрих Эмильевич композитор, скрипач, поэт. Он работал скрипачом оркестров кино, радио, филармонии, преподавал в музыкальном училище и школах Иркутска, Шелехова, играл в струнном квартете филармонии. Ланэ создано свыше 10 произведений для симфонического оркестра, Много написано хоровой музыки: кантаты, хоры а'капелла, много романсов и песен. Много инструментальных пьес. Словом, Ланэ был иркутской знаменитостью. Мой отец уважал его и всегда отзывался о нём с теплотой, несмотря даже на то, что, когда мой дядя, отец и дед были арестованы, Ланэ стал держаться с выпущенным на волю отцом несколько скованно и даже холодно. Клеймо врагов народа, носимое моими родственниками, отпугивало людей. Дедушка изо всех сил постарался дать своим детям лучшее образование в дореволюционном духе в дополнение к советской школе. Я редко встречала людей столь всесторонне и превосходно образованных, как мой отец. Помнишь, ты написала, что в сына «Русь вкачала, как насосом». Так и в меня отец вкачал историю и литературу, и много всяческой информации о России и других странах. Чего он только не знал! А какой он был рассказчик! Но чтобы ты не подумала, будто бы я идеализирую отца, скажу: в его характере были черты, которые отравляли жизнь его близким. Но об этом немного позже. Ещё одна фотография после длительного перерыва. Отец в шестнадцать лет. Пышная белокурая шевелюра. Синие глаза твёрдо глядят в объектив. Он стоит у рояля со скрипкой, прижатой подбородком к ключице. Правая рука со смычком взлетела над струнами. Отец явно позирует. Из-за его плеча выглядывает улыбающийся Ланэ. Отец окончил советскую школу, получил аттестат зрелости и отправился не в Рим, не в Париж, и не в Берлин, а в Москву – поступать в консерваторию. Какой Париж! Какой Рим! Какой, на худой конец, Берлин! Нечего делать, решила советская власть, советским мальчикам в капиталистических странах! Ни секунды не был мой отец советским мальчиком! Он всегда помнил, кто он на самом деле. И советский режим отомстил ему. В Московской консерватории у отца не приняли документы. Знаешь, что ему сказали? Ему сказали, что с его неправильным происхождением нечего соваться в советский вуз, тем более, в консерваторию, наипаче же – в Московскую консерваторию. Отец попросил, чтобы послушали, как он играет на скрипке. И ему ответили, что даже если он играет, как Паганини, ему всё равно не место среди советских студентов. Представляешь, как был душевно травмирован шестнадцатилетний юноша?! Тогда он решил подать документы в Московский университет на исторический факультет. Но и в Московском университете у него не приняли документы по той, же причине. И никуда документы не приняли, потому, что советская власть решила давать высшее образование детям крестьян и пролетариев. Она решила создавать свою советскую интеллигенцию. И куда было деваться моему отцу? Он вернулся домой и собрался получить какую-нибудь профессию. Кто-то подсказал ему, что с его «неполноценными» документами, точнее, с «неполноценной» графой о происхождении, можно будет со временем поступить в Красноярский лесотехнический институт. Там, по слухам, брали документы у таких людей, как мой отец, но при условии, что будет рабочий стаж по специальности, близкой к будущей профессии. Отец твёрдо решил получить высшее образование. Пусть даже советское высшее образование, если нельзя уехать за границу. Пусть даже техническое, хотя именно оно не влекло отца. Как туманно и таинственно объясняла мне моя мать, все члены нашей семьи (нашего клана, нашего рода-племени) непременно должны иметь высшее образование. Почему – не объясняла. Должны, и – баста! И, вернувшись, домой, мой упорный и целеустремлённый отец поступил учеником к краснодеревщику. Он овладел этим ремеслом. Он полюбил работу с деревом. Он научился владению инструментами. Позже он обучит этому и меня с братом. На краснодеревщика я, конечно, не потяну, но забить гвоздь – умею. Шесть лет подряд мой отец в начале сезона абитуриентов подавал документы в Красноярский лесотехнический институт. И на седьмой год, видя такое упорство, и такую надежду, и такую целеустремлённость, у отца приняли документы, невзирая на «неправильную» графу о происхождении. Итак, мечта отца о высшем образовании стала сбываться. Правда, не о том высшем образовании он мечтал, но скрипку он не забывал, и играть не бросал. Будучи студентом четвёртого курса, мой отец ходил на танцы в Красноярский университет, где училось много красивых девушек. Там-то, на танцах, мой отец и высмотрел мою будущую мать, студентку третьего курса биолого-химического факультета. А она пригласила его на концерт студенческой художественной самодеятельности. Посадила его в первом ряду, а сама ушла. А потом объявилась на сцене, где исполнила под скверно настроенное пианино арию Татьяны из «Евгения Онегина» (сцена письма). Мой отец, по его собственному признанию, сошёл с ума. Мало того, что его избранница была обладательницей потрясающей фигуры и изумительной красоты лица (помнишь статую Артемиды?), так она ещё была обладательницей дивного драматического сопрано. Моя будущая мать призналась в тот же вечер моему будущему отцу, что она мечтала поступить в консерваторию, но этому воспрепятствовала её мать, не желавшая отпускать от себя единственную дочь в другой город. Две родственные души нашли друг друга. Через неделю они поженились. Какое несчастное это было поколение! Получив дипломы о высшем образовании, мои будущие отец и мать, планировали быть счастливыми, поступить в аспирантуру, родить детей. Но судьбой уже всё было распланировано без их участия. Как только мой отец получил диплом о высшем образовании, его арестовали. А вместе с ним арестовали его старшего брата и их отца, моего деда. В чём была их вина? Старший брат отца был виноват в том, что при свидетелях щёлкнул по носу Сталина и спросил: Ну, как дела, вождь краснокожих? Ну, конечно, не самого Сталина щёлкнул по носу, а его гипсовый бюст, стоявший в вестибюле того учреждения, где работал старший брат отца. При этом он был уверен, что кругом – коллеги, доценты университета, и им в голову не придёт, придать политический смысл щёлчку по носу бюста товарища Сталина. Но кому-то из коллег эта «замечательно-соблазнительная» мысль в голову пришла, и на следующий день за старшим братом отца пришли. Мой дед провинился перед советской властью тем, что воспитал «контру». Но официальное обвинение прозвучало так: сокрытие от советской власти золота и драгоценностей. Советская власть посчитала, что не полностью ограбила моего деда, и решила ещё раз пошарить по его карманам. А потом добавилось обвинение в том, что мой дед германский шпион, потому, что он получил высшее образование в Берлине. Железная логика, не правда ли? То, что он учился в славном городе Берлине, когда революционеры болтались в том же городе без дела, и называлось это у них – быть в эмиграции, значения не имело. Мой отец провинился перед советской властью тем, что был младшим братом и сыном «политических преступников», и содействовал своему отцу в сокрытии золота и драгоценностей. Кроме того, началось расследование, как это детям бывшего миллионера, удалось получить высшее образование? Уж не замыслили ли они взорвать завод тяжёлого машиностроения? Все трое были виноваты перед советской властью самим фактом своего беззаконного существования на территории СССР. Всех троих допрашивали «с пристрастием». Деда и его старшего сына расстреляли. Моего будущего отца отпустили с напутствием: Всё равно на чём-нибудь попадёшься! И отец попался, но совсем не так, как предполагали его мучители. Летом 1938 года моего отца отправили воевать с японцами. Видишь, меня могло бы не быть. Меня просто не должно было быть. Но мне повезло. Не дважды или трижды, а многократно. Это судьба! Судьба меня замыслила. Сначала это были бои, у озера Хасан, а потом у реки Халхин-Гол. Русских солдат там полегло немало. Отца не убили, а только ранили. А когда подлечили, то тут же отправили воевать с финнами. Это была зима 1939-1940 года. У меня сохранилась фотография отца в эту зиму. Отец в белом полушубке. В петлицах три эмалевых «кубика» старший лейтенант. Не знаю, какого цвета кубики. Фотография чёрно-белая. На голове отца белая шапка со звездой. Звезда, догадываюсь, красная. Наверное, для того, чтобы удобнее было врагу целиться и попасть. Ничем другим не могу объяснить эту красную мишень на белой шапке во время военных действий. На плече отца висит белый маскировочный халат. Отец отлично бегал на лыжах и стрелял, потому и пригодился на финской войне. Началась Великая отечественная. Отец был переброшен в 78-ю дивизию сибирских стрелков. В середине ноября эта дивизия остановила немецкие танки на подступах к Москве. Рассказал он мне одну поразительную историю, после которой я окончательно поверила, что меня замыслила судьба. Отец ехал в кабине грузовика в расположение полка, в котором он служил. В кузове сидели солдаты. Налетели немецкие самолёты и стали охотиться на грузовичок сбрасывать бомбы. Один заход, другой заход. С третьего захода попали! Ты не поверишь! Бомба как-то так упала, что был убит водитель и все сидящие с его стороны солдаты в кузове. А отец и солдаты, сидящие в кузове с его стороны, оказались целы. Ни царапинки! Отец рассказывал, что грузовик был как бы разрезан вдоль на две половины, и одна половина оказалась разрушенной и все, сидящие с этой стороны – убиты. Разве это не судьба! Я должна была родиться! Потом отец был ранен, эвакуирован, и лежал в госпитале. Когда его подлечили, то отправили защищать восточные рубежи страны от японцев. Когда началось наступление Красной армии, таких людей, как мой отец, власти сочли за лучшее отправить на Дальний восток. Там отец был капитаном войск противохимической защиты. Он как-то рассказал мне, что японцы опрыскали ипритом кусты дикой малины в леске, а также близлежащее поле, а русские солдаты пошли в этот лесок собирать ягоды. Там их и нашли. Отец рассказал мне, как они выглядели, а потом удивлялся, что я кричу по ночам. Отец сто раз пожалел, что рассказал об этом. Надо признать, что он никогда не считался с моим возрастом; он рассказывал всё, как было. Всю правду до конца, какой бы она ни была. Он воспитывал во мне стойкость. В полку отца был комиссар, который донимал его придирками и слежкой. Этот комиссар что-то сказал отцу о его брате и отце, как-то оскорбил их память. Отец не стерпел, вспылил и вызвал комиссара на дуэль. Да, да, мой отец стрелялся на дуэли. Из табельного оружия. Самое удивительное в этой невероятной истории то, что комиссар не побежал жаловаться, не арестовал отца, а принял вызов. Они стрелялись без секундантов, в землянке, в кромешной темноте. В этой землянке было два входа с противоположных сторон. В них вошли противники и выстрелили по разу наугад, ничего не видя. Отец не попал. Комиссар прострелил отцу правое плечо. Надо было как-то объяснить ранение. Объяснили тем, что в расположение части залетели случайные японские пули. Объяснение начальство приняло. Комиссару дуэль сошла с рук. Отец был отправлен поначалу в иркутский госпиталь. Пока он залечивал рану, дивизию, в которой он был капитаном, начисто вырезали японцы. Комиссара тоже вырезали. Именно, вырезали! Подкрались ночью и работали ножами. Вот и не верь в судьбу! Если бы не дуэль, если бы отец не был на этой дуэли ранен, если бы его не отправили в госпиталь, отец бы той ночью погиб, и меня бы не было. Кстати, отца в госпитале, заодно, лечили от дистрофии и малярии, которую он подхватил на Халхин-Голе. Кормили пограничные войска на Дальнем востоке плохонько. Все харчи шли на кормление действующей армии. И мать моя тоже страдала в это время от дистрофии. Два дистрофика родили меня. Минус на минус дал плюс. Смешно, не правда ли?! А когда отца подлечили, то отправили в концлагерь. Во-первых, за дуэль, которой отец был инициатором. Всё-таки комиссар успел настучать на отца. Во-вторых, за то, что выжил. Фантазия у энкаведешников была небогатая. Вся дивизия, видишь ли, была вырезана, а отец подозрительно уцелел. То, что у него было ранение, значения не имело. То, что он, пока японцы вырезали его дивизию, был в Иркутске, тоже значения не имело. Моя мать попала сразу после моего рождения в больницу. У неё обнаружили туберкулёз. А потом была отправлена в высокогорный санаторий Аршан (Бурятия) для излечения, где она провела несколько лет. Воспитывала меня и брата бабушка, мать моей матери. Отец семь лет провёл в лагерях. Отца и мать я впервые увидела, когда мне исполнилось пять лет. В 1954 году семья вздохнула свободнее. После XX съезда партии отца реабилитировали. Новая власть решила оправдаться. Отец получил номенклатурную должность, личного водителя, личную секретаршу, легковушку «Победа», большую зарплату и новую квартиру, сменил военный френч и галифе на штатские костюмы, а мать перешла работать из средней школы в педагогический институт. У нас появилась домработница Поля. Она приехала из деревни в город на заработки. Мать была всем довольна, кроме наличия у отца секретарши. Секретарша её сильно напрягала, хотя та была не слишком молода и не слишком красива. Хуже того, у секретарши был чрезмерно длинный подбородок, уродовавший её. Но мать всё равно была начеку. Мой брат был недоволен домработницей, которая не позволяла ему мусорить, где попало, и разбрасывать по всем комнатам ржавые железки, которые он подбирал на каких-то помойках. Мой брат Виктор меня ненавидел. Увы, но это так! Он был на пять лет старше меня, и считал, что мне больше достаётся родительского внимания, чем ему. Правду сказать, ему то и дело доставалось от отца за то, что брат мой был изрядный раздолбай. Он мог пройти мимо школы и заглядеться на работу подъёмного крана на стройке. И это хождение мимо школы продолжалось так часто, что в пятом классе моему брату угрожало второгодничество, что было, как считала моя мать, большим позором. Потребовалось немало сил, чтобы замять скандал и общими усилиями его перетащили в шестой класс. Мой брат вечно вляпывался в истории, драки, скандалы. Виктор меня ревновал к родителям, завидовал мне, что я девочка и хорошо учусь, и ненавидел. Его ненависть принимала агрессивные формы. Почти каждый день на протяжении всего моего детства он разбивал мне нос кулаком так, что из носа хлестала кровь. Делал он это без объявления войны, просто так, из удовольствия, проходя мимо меня и выбрасывая в направлении моего лица кулак. При этом брат даже не смотрел в мою сторону. И тогда мог попасть вместо носа в глаз, или в губы. Бабушка унимала кровь холодными компрессами и грозилась всё рассказать отцу. Но никогда не рассказывала, зная, что наш строгий отец снимет с гвоздя широкий офицерский ремень и выпорет сына. Щадя внука, бабушка мирилась с моим вечно разбитым носом. А отец сердился, видя на моём лице вечные кровоподтёки и синяки, и выговаривал мне, что девочка не должна бегать, как сумасшедшая, и драться. Мой брат отравил мне всё детство террором. Я боялась его и тоже ненавидела его, тихо и безнадёжно. Последний раз он ударил меня, когда мне исполнилось тринадцать лет. Но он, восемнадцатилетний верзила, не учёл, что я тоже выросла, и что я могу дать сдачи. Я дала сдачи от отчаяния. Я не хотела, чтобы меня систематически избивали. Во мне заговорило достоинство. Я подпрыгнула, чтобы достать, и изо всей силы ударила его кулаком в нос. Брат от неожиданности согнулся, закрыв лицо ладонями. Между пальцев потекла кровь. Я была отомщена. Всё это произошло на глазах у бабушки. Помню, что я выкрикнула: Если ты меня ещё раз ударишь, я тебя убью! Больше он меня не трогал. Окончив политехнический институт, брат уехал работать на Сахалин по распределению. Наши пути разошлись навсегда. Я не видела брата сорок лет. Честно говоря, я и не хочу видеть его. Я не знаю, жив ли он. Мне всё равно. Если кто-нибудь вздумал бы прочесть мне мораль и призвать к христианскому всепрощению, я бы послала этого человека по известному адресу. И я спросила бы этого человека: А как же моё отравленное террором детство?! Помнишь, ты как-то написала, что тебя терроризировали в детстве дети: «Я не простила детям!». Вот и я не простила брату. Но вернёмся к отцу. Отец мой был мужественным человеком. Мужественность сказывалась не только в его бесстрашии, но и во внешности. Стройный, всегда подтянутый, он производил впечатление человека строгого и даже сурового. Он редко улыбался. Я никогда не слышала, чтобы он смеялся. Жизнь отучила его от открытого выражения радости и счастья. Для меня было величайшим откровением, когда мать рассказала мне, как в молодости, ухаживая за ней, он любил удивить её, а заодно и почтенную публику. Он мог, рассказывала мать, выпрыгнуть из трамвая не обычным способом, а проделав в воздухе сальто-мортале, затем невозмутимо подхватывал мать под руку и удалялся с нею, оставив позади невольных зрителей с открытыми от изумления ртами. А завернув за угол, отец принимался хохотать. Представить, как он делает сальто-мортале – могу. Представить, что отец хохочет – не могу. Отец был строг с нами и требовал беспрекословного подчинения и исполнения порядка, который он завёл в доме. Он был настоящим Зевсом-громовержцем, и мы перед ним трепетали. Стоило хоть на йоту нарушить порядок, установленный отцом, как на головы виновных обрушивалась кара. Понятно, что порядок нарушали мы с братом. Отец требовал, чтобы мы ужинали строго в семь вечера и собирались всей семьёй за столом. Если я или брат по какой-то причине опаздывали на ужин, то за стол нас не пускали. И не кормили до утра. Завтракать нам приходилось в разное время. Обедать – тоже. Только по воскресным дням завтракали, обедали и ужинали все в одно время. Вот как проходили ежедневные ужины – когда вся семья в сборе. Отец – во главе стола, размером с футбольное поле. По его левую руку на широком подоконнике восседала кошка Дымка, которая время от времени деликатно трогала серой лапкой в белоснежной перчатке локоть отца, требуя внимания и лакомств из хозяйской тарелки. По левую руку отца сидела его супруга, наша мать. Затем следовал мой брат. Затем я. И в торце стола сидела бабушка, мать нашей матери. У ног отца лежала, как сфинкс, восточноевропейская овчарка Чара. Во время ужина детям полагалось молчать. Говорить разрешалось только тогда, когда к нам обращались с вопросами взрослые. Сначала ели молча. За десертом начинались разговоры. Кстати, отец свою порцию десерта отдавал матери. Он не любил ни мороженого, ни конфет, ни компота, ни киселя, словом, ничего, что мы называем десертом. Разговоры вели отец с матерью. Мы благоговейно внимали. Бабушка только слушала и никогда не вмешивалась в беседы дочери и зятя. В этом смысле она была идеальной тёщей и матерью. Разговоры каждый день были разными. Отец с матерью обсуждали, что произошло у каждого из них за день на работе, новый фильм, который они посмотрели, театральную постановку, новую книгу. Никогда не говорили о политике. Только о работе, литературе, кинофильмах, театре и достижениях науки и техники. Ужин мог длиться два, а то и три часа и мог закончиться либо чтением вслух, либо музицированием. Мать пела, отец аккомпанировал ей. Однажды, когда отец с матерью обсуждали за ужином новый фильм, я прервала речь матери удивленным возгласом и вопросом. Не помню, о чём я её спросила, зато отлично помню реакцию отца на мой проступок: Как ты посмела, загремел он, прервать мать! Тебе полагается молчать и слушать, слушать и молчать, если тебя не спрашивают. Вон из-за стола! В угол! Вон! Я встала, изнемогая от страха, и пошла в угол. Брат, пока я поднималась, успел больно пихнуть меня ногой под столом. Отец с матерью, как ни в чём не бывало, продолжали беседовать. Бабушка принялась собирать грязную посуду со стола, но с излишним шумом, который, по её мнению, мог намекать на молчаливый протест. Меня в углу забыли. Часа через два, наговорившись всласть, отец с матерью пошли в свою спальню. Брат и бабушка уже спали. И я осталась стоять в углу, тихонько плача. Выйти из угла без разрешения я не посмела. Сон сморил меня, и утром бабушка, встававшая раньше всех, нашла меня спящей на полу в этом самом углу. Бабушка прикрыла меня одеялом, дождалась, когда встанет моя мать и подвела её к тому месту, где я спала. Бабушка устроила сдержанный скандал, и даже мой отец, молча, слушал её обстоятельную речь в защиту обижаемых детей, разбудившую, кстати, меня. Отец, чтобы не потерять лица, милостиво разрешил мне выйти из угла. Он оценил моё беспрекословное послушание и ласково потрепал мою лохматую голову. Говорят, что у меня был подозрительно угрюмый вид. Помню и ещё один случай, когда отец приучал меня к порядку. Я вынесла из дома молоток. Во дворе с ребятами, мы сколачивали самокат из двух досок. Молоток я потеряла. Просто, отложила в сторону и забыла о нём. Вечером отцу зачем-то понадобился этот злополучный молоток. Он долго искал его и, наконец, устроил смотр на домашнем плацу, допытываясь, кто взял молоток. Я чистосердечно призналась, что вынесла молоток из дома и забыла во дворе. Отец взял меня за шиворот, подвёл к двери, распахнул её и сказал: Иди, ищи, и без молотка не возвращайся! Я вышла во двор. Было время детям ложиться спать, в том числе, и мне. Обширный двор был закрыт со всех сторон боками домов, заборами и сарайчиками. Вход через калитку, которая запиралась на ночь щеколдой. Чтобы войти, нужно было знать секрет. Посторонний войти во двор не мог. Отец об этом, конечно, знал, но не знала – я. Мне было страшно в темноте. Двор освещался только светом, падающим из окон квартир. Я побрела к тому месту, где мы сколачивали самокат, опустилась на четвереньки и стала шарить по асфальту и в траве. Я шарила долго, ползая туда и сюда, и, наконец, нашла искомое. Этот чёртов молоток спокойненько лежал в траве и молчал. Я погрозила ему кулаком. Я взяла его за длинную деревянную ручку и понесла домой. Дверь открыл отец. Принесла? – спросил он. Я протянула ему молоток. Умываться и спать! – приказал отец. – Никакого больше двора! «Никакого двора» означало, что мне воспрещается выходить во двор и играть с детьми. Этот запрет существовал с тех пор, как мне пятилетний Юрка Кокоулин раскроил лоб над правой бровью игрушечной, но всё-таки железной лопаткой. За что? А так, ни за что. Поднял лопатку и ударил остриём. И смотрел с любопытством, как кровь залила мне всё лицо. У Юрки не все были дома, в том смысле, что ума не хватало, с психикой были проблемы. Шрам остался навсегда. Вот после этого отец запретил мне выходить во двор. Но бабушка, пока отец был на работе, выпускала меня поиграть. В половине шестого он вывешивала в форточке окна полотенце, что означало, что мне пора возвращаться домой. Отец всегда приходил в шесть. Если я забывала, то дети кричали мне: Лёлька, сигнал! И я скакала домой. Отец обожал повиновение и порядок. Порядок в доме подразумевал идеальную чистоту полов, оконных стёкол, отсутствие пыли. В доме была чистота, как на военном корабле. Каждая вещь должна была быть на своём месте, как солдат в строю. Нам детям, нельзя было громко разговаривать в присутствии родителей, смеяться, плакать и болтаться без дела. Отец ежедневно строго следил, как мы едим, правильно ли держим нож и вилку, проверял, почистили ли мы перед сном зубы, приняли ли душ, переменили ли бельё. Мы привыкли к тому ежедневному контролю, как к чему-то самому собой разумеющемуся. Одно только меня стало удивлять, когда я стала старше: почему всеми этими мелочами занимался отец, а не мать? Даже, когда мне исполнилось двенадцать лет, о переменах в моей жизни со мной побеседовал отец, а не мать. Кстати, очень мягко, доходчиво и деликатно побеседовал. Мой отец воплощён для меня в его почерке. Ни до, ни после я не видела такого почерка, как у него. Это был какой-то немыслимо идеальный ровный мелкий жемчуг. Машина так не пишет, как писал он. Но в этой идеальности почерка и кроется тайна моего отца. Почерк выдавал его, сдержанного и строгого, с головой. Почерк – это характер. Почерк – это судьба. Почерк – это кровь. В отце преобладал германец. Прежде всего, германец древний храбрый, воинственный, властный. И германец цивилизованный – аккуратный, педантичный, честный, трудолюбивый. Русская кровь сказывалась в нём, видимо, больше в молодости. Его сальто-мортале было кипением его бесшабашной русской крови. Когда он дрался на кулаках с поклонниками моей матери, это тоже было кипение отчаянной русской крови. И когда он стрелялся в темноте промозглой землянки с противником-комиссаром, это тоже бурлила его русская кровь. Но в зрелости, каким-то таинственным образом германская кровь взяла верх. Отца я помню, замкнутым, строгим и педантичным до деспотизма. Достоинства моего отца уравновешивались его недостатками. Он был чрезвычайно аккуратен. Когда он сменил военный френч на бостоновый костюм, начались мучения его тёщи и жены. За военной формой ухаживал он сам. Сам начищал до зеркального блеска хромовые сапоги, сам чистил синие галифе, и френч. Единственно, что он доверял женщинам, это стирку портянок, белые подворотнички, и бельё. Но когда отец надел штатский костюм, он посчитал, что женщинам можно доверить стирку и глажение рубашек. Он требовал, чтобы воротники его рубашек были отглажены идеально, без складок. Если он замечал, хотя бы крошечную складочку, чистая рубашка летела в корзину с грязным бельём. Когда я подросла, то и меня подключили к сложному делу глаженья отцовых рубашек. Глаженью брюк он тоже придавал особенное значение и обучал мою мать и тёщу, а потом и меня, как надо правильно сложить брюки, как их гладить через влажную марлю раскалённым утюгом. О складки брюк можно было порезаться. Обувь он начищал сам. Бритьё у отца превращалось в ритуал, во время которого домочадцы ходили мимо ванной комнаты на цыпочках и не дышали. Дело в том, что отец брился дореволюционной опасной бритвой «Жилетт», которую сам правил на специальном ремне. Она была такой острой, что могла порезать пальцы на расстоянии. Отец строго-настрого запрещал нам с братом прикасаться к ней, лежащей в футляре на полочке. Конечно, мы прикасались. Но раскрывать её опасались. Во время бритья никто не совал нос в ванную комнату, где отец, внимательно глядя в зеркало, колдовал над своим намыленным пеной лицом. Зато из ванной он выходил «подобно ветреной Венере, Когда надев дневной наряд, Богиня едет в маскарад». Лицо отца сияло гладкостью и свежестью, и выражение его было даже весёлым. Стриг его пышную шевелюру на протяжении десятилетий один и тот же парикмахер-еврей. Только ему мог отец доверить свою голову. Только этот еврей знал требования отца к причёске. Когда парикмахер умер, отец воспринял это как трагедию. Он ходил из угла в угол гостиной, хрустел суставами пальцев, и время от времени восклицал: Кто теперь меня будет стричь?! Не могу же я стричь самого себя! Где мне взять такого парикмахера, как Кац?! Впрочем, он нашёл другого парикмахера, снабдил его подробнейшими письменными инструкциями, какой длины оставлять волосы на затылке, какой на темени, как подравнивать виски, и.т. д. И было ещё одно требование: парикмахер непременно должен быть мужчина и еврей. Отец был уверен, что все женщины парикмахеры бестолковы, а лучше всех владеют искусством парикмахерского дела именно мужчины-евреи. Он нашёл парикмахера Зака и доверил ему свою драгоценную голову, и остался доволен. Ну, или почти доволен, потому что лучше покойного Каца, по мнению отца, никто не стриг и не причёсывал. Кстати, когда отец вернулся из лагеря, его золотистая шевелюра стала чёрной. Отец переболел сыпным тифом, после чего его волосы поменяли цвет. И, конечно, он рано начал седеть. К людям других национальностей у отца было эстетико-культурологическое отношение, если можно так сказать. Он воевал с японцами, но одновременно внушал нам с братом, что японские женщины самые красивые в мире, что японская архитектура – чудо из чудес, что японские традиции прекрасны, что синтоизм – замечательная религия, и недурно бы возвратить и русским благоговейное отношение к предкам. Воюя с немцами, к германской культуре отец также относился трепетно, внушая нам, что немцы и австрийцы создали прекрасную литературу (один Гёте стоит тысячи превосходных писателей! – его фраза) и музыку (Гайдн, Моцарт и Бетховен – боги, уверял он). К евреям он относился с юмором, но уважал их за то, что они не пьют, не скандалят, не бьют своих женщин, и досконально знают своё ремесло. Правда, когда хозяйственник, некто Семён Рубан, в его институте проворовался и сел в тюрьму, отец недоумённо развёл руками и сказал матери: Странно! Рубана посадили, а я думал, что евреи никогда не воруют. Из этого его высказывания я, пятнадцатилетняя, сделала вывод, что отец идеализировал, наверное, евреев, полагая, что они не способны к воровству. Порядок на письменном столе отца был немыслимый, такой же немыслимый, какой был в «тёщиной комнате», приспособленной под мастерскую (отец всё по дому делал сам, не прибегая к услугам слесарей-сантехников, столяров, плотников и прочих ремесленников). Так вот, порядок на письменном столе отца был таков, что если при уборке бабушка передвигала письменный прибор на два сантиметра вправо, она получала нагоняй. А однажды, смахнув пыль со стола, которой, впрочем, там никогда и не было, бабушка ненароком положила пресс-папье не с правой стороны, а с левой. Отец не смог его найти, устроил тихий, и поэтому ужасный для домочадцев скандал, когда все бросились врассыпную по комнатам искать злополучный предмет, а предмет в это время преспокойно красовался на самом видном месте письменного стола, но слева, а не справа. «Нашла» его мать и положила справа. Отец тотчас успокоился. В мастерскую нам было запрещено заходить и трогать инструменты в отсутствие отца. Но, справедливости ради, я тебе скажу, что именно отец научил нас с братом владеть всеми инструментами, и я отцу благодарна за это. Я умею пилить, строгать, забивать гвозди, менять прокладки в водопроводных кранах. А чего я не умею? Не умею того, где нужно применение физической силы. То есть, теоретически я знаю, как нужно сделать то, или это, но если для исполнения задания мне нужны физическая сила, я за это не возьмусь. У меня мало физической силы. Всегда было мало. Как у птички. Это меня иногда раздражает, но что я могу поделать! В молодости выручала выносливость. По секрету признаюсь тебе, что выносливость моя тоже иссякла. И боль я так легко не переношу, как прежде. Как там у тебя? «Жить это значит сдавать крепости одну за другой». Сдаю – одну за другой. Утешает только то, что пока это касается только физики. А вот если придётся сдавать крепости интеллекта и памяти, то этого я точно не вынесу. Это – последняя крепость! С её сдачей заканчивается жизнь. Отец ел мало, но был чрезвычайно придирчив и привередлив в еде. Готовила в семье бабушка, его тёща, и поэтому она более все страдала от капризов моего отца. Так, супчики должны были быть протёртыми. Впервые борщ и щи я попробовала, будучи взрослым человеком, и не дома, а в гостях. Котлетки должны были быть не более трёх-четырёх сантиметров в диаметре. Картофельное пюре – непременно на сливках. И ко второму блюду, будь это котлетки, мясо или рыба, непременно полагались соответствующие соусы, которые бабушка научилась делать при помощи кулинарной книги Елены Молоховец дореволюционного издания. Отец отказывался наотрез кушать без соуса. И устраивал тихий скандал, если соус не подавался. Тихий, потому что он переставал разговаривать с домочадцами по два-три дня, что они весьма тяжело переживали. Отец никогда не пил компот, кисель, молоко или какао, считая их детскими или женскими напитками. Пил только крепкий чёрный чай и чёрный кофе. В проектном институте, где отец был главным инженером, работало немало женщин: чертёжниц, секретарш, и просто инженеров. Мой отец их терроризировал, требуя, чтобы они носили в здании института сменную обувь – лодочки на высоких каблуках, вместо валенок или – позже – сапог на меху. За окном трещали тридцатиградусные сибирские морозы, а дамы проектного института, придя с улицы, вытаскивали ноги из уютных и тёплых валенок и со вздохом переобувались в туфельки. Отец был неумолим. Не переобуться, и попасть ему на глаза в валенках было равносильно самоубийству. То же относилось к мужчинам без галстуков. Отец терроризировал мужчин без галстуков ещё больше, чем женщин без туфелек. Вы что, в баню пришли? – гремел отец. – Это институт, а не баня! Женщинам он выговаривал мягко, но внушительно. Женщин он обожал. Я хочу любоваться Вашими прелестными ножками, а Вы – в валенках, мягко упрекал он. У него самого было несколько костюмов, десятка два рубашек и столько галстуков, что однажды я взялась считать их, сбилась со счёта, чертыхнулась и закрыла шкаф, где они хранились. Галстуки отец никому никогда не доверял. Он сам покупал их, сам завязывал, подолгу стоя перед зеркалом, хмурился, если узел не удавался, и светлел лицом, если удавался. Отец и меня научил, на всякий случай, завязывать галстуки двумя способами. Вдруг твой будущий муж не сумеет их завязывать, пояснял отец. – Ты ему покажешь, как это делается. Итак, мой отец был аккуратист и педант, каких я больше в жизни не видела. Была у него ещё одна черта характера, писать о которой мне тяжело, но надо для полноты картины. Мой отец любил ставить психологические эксперименты над детьми. Вот как, например, он приучал нас к честности. Говорил, чтобы мы ни в коем случае не открывали ящиков его письменного стола. Любимой фразой отца была: Категорически запрещаю! Итак, категорически запрещалось лазать в ящики его письменного стола, в ящики комода, в палисандровый шкафчик, в японские шкатулки, в мастерскую. Категорически запрещалось открывать футляр опасной бритвы, прикасаться к утюгу, мясорубке, т.е. к любому потенциально опасному предмету. Мне и в голову не приходило нарушать запреты. Я была вполне честным ребёнком. Но мой брат – шило у него, что ли было в одном месте?! – запреты нарушал и меня подбивал нарушать. Между тем, у отца повсюду были ловушки, которые он расставлял, чтобы уличить нас в нечестности и наказать. Он скреплял концами нити ящики письменного стола со столешницей, так, чтобы это было незаметно для нас. Оборванная нить свидетельствовала о том, что я ящик кто-то лазал. Отцу оставалось выяснить, кто именно. Несколько раз, уличённый в нечестности и сурово наказанный брат, однажды пошёл на хитрость. Ему страстно захотелось купить цветные карандаши. Денег у него не было, и он знал, что я правом ящике отцова стола они хранились. Можно было дождаться вечера и попросить денег у родителей. На нужное дело они никогда нам не отказывали. Но брат не желал ждать. У него горело нутро. Карандаши ему нужны были немедленно. И поэтому он сказал мне, чтобы я открыла ящик стола и взяла деньги. Брат сказал, что папа разрешил их взять. Я послушно открыла ящик и взяла сумму, какую указал мне брат. Мне было семь лет. Брату двенадцать. Вечером отец обнаружил, что его ловушка сработала. Он поставил нас с братом перед собой и спросил, кто и зачем лазал в ящик стола. Брат немедленно сдал меня с потрохами. Отец потребовал принести коробку с новыми цветными карандашами. Брат принёс. Отец переломил коробку с карандашами пополам и выбросил в мусорное ведро, а мне велел идти за собой. Я пошла, ещё не вполне понимая, что происходит. Отец привёл меня в свою спальню, велел положить руки на деревянную спинку кровати, снял с гвоздя широкий двойной, прошитый суровыми нитками офицерский ремень, размахнулся и ударил им плашмя по моим рукам. Боль была такая, что, мне кажется, я подскочила до потолка и заорала так, что, наверное, было слышно в радиусе трёх километров. На этот вопль прискакала бабушка, и впервые я услышала, что она обозвала моего отца извергом. Бабушка увлекла меня на кухню, опустила мои распухшие от удара руки в тазик с холодной водой, и принялась утешать. Я громко плакала, и слышала, как в гостиной отец рассказывал матери, пришедшей с работы, о моих прегрешениях. Представь себе, что она не только нарушила запрет и залезла в ящик, но ещё взяла без спроса деньги! – возмущался отец. – Только домашних воров нам не хватало! Мой братец поспешно смылся из дома под предлогом, что его ждут на улице приятели. Представляю, как он трепетал от страха, что я расскажу родителям, как всё было на самом деле. Но я только плакала, и ничего не чувствовала, кроме боли в руках, и никто не пытался вывести брата на чистую воду, как следует допросив меня. С этого времени брату никогда больше не удавалось подбить меня на гадости, хотя попытки были неоднократно. Я больше не доверяла ему. Потом отцу пришло в голову воспитать в нас с братом чувство собственного достоинства. Однажды вечером бабушка пригласила нас с братом в гостиную, где торжественно сидели на диване наши родители. Мне было семь лет, брату соответственно – двенадцать. Мы стояли перед родителями навытяжку, подавленные странной торжественностью выражения их лиц. Отец обратился к нам с речью: Вы должны встать перед нами на колени. Если вы не встанете, то будете сурово наказаны. Мой брат, не раздумывая, бухнулся на колени. Я осталась стоять. Отец с любопытством вглядывался в меня: Ты не слышала? спросил он, Встань на колени. Иначе ты будешь наказана. Нет, сказала я, опуская глаза. – Я не встану. Она не встанет, со странной интонацией в голосе обратился отец к матери. – Как тебе это нравится? Я подняла глаза на мать. Мать слегка улыбнулась: Мне это нравится. Интересно, я кого она пошла, в тебя или в меня? В обоих, ответствовал отец. Брату надоело стоять на коленях, и он попросил разрешения встать. Ему разрешили. Брат переминался с ноги на ногу. Я ждала приговора и наказания. Почему ты не встанешь на колени? – поинтересовался отец. Я пожала плечами: Не могу. Почему? Не знаю. Не могу. Дура! – сказал тихо брат. – Сейчас ты получишь. Отец это услышал. Он подошёл к брату и дал ему звонкую пощёчину. И ещё одну по другой щеке. Никогда ни перед кем не становись на колени, сказал он брату. – Даже если тебе будут угрожать наказанием. Или смертью. Ты понял? Брат с готовностью закивал головой. А ты – молодец, обратился ко мне отец. – Правильно поступила. Молодец! Ступайте! Мы с братом вышли из комнаты. Я отправилась в свою комнату, и тут у двери меня нагнал брат и дал мне в ухо. Крепко дал. Я ввалилась в комнату, держась за голову и тихо воя. Так мой брат поставил меня на место и отомстил за своё унижение. В то время он понимал только силу кулака. И вот, если ты меня спросишь, любила ли я отца, отвечу: я его смертельно боялась. Любовь и страх – не совместимы. Был ещё один случай, который напугал меня. Отец проявил черту характера, которую только как жестокостью я назвать не могу. Единственным оправданием может послужить то, что он слегка выпил, и, быть может, не вполне контролировал себя. Дело было летом, мы ехали в кузове полуторки на дачу. Даже мать, которую отец всегда оберегал, села не в кабину, а с нами. Видимо, в кабине было слишком душно. Не помню, почему мы ехали не в легковушке, но помню, что грузовик вёл водитель отца Петька. Нас обдувал приятный ветерок, мы сидели спиной к кабине и глядели, как бегут по бокам дороги горы в голубой дымке, бегут и отстают от грузовика. Мы проезжали какую-то деревню на малой скорости, и вдруг мальчик лет десяти – мой ровесник – уцепился за задний борт руками, подтянулся и легко перекинул через него стройное тело и сел на корточки на дно кузова. Мой отец поманил его. Мальчик доверчиво подошёл. Отец крепко взял его за руку и спросил: Ты куда? В соседнюю деревню, отвечал мальчик, там у меня бабушка живёт. Ты сел в чужую машину без разрешения, строго сказал отец. – Я научу тебя порядку. И замолчал, продолжая держать мальчика за руку. Мальчик попытался высвободить руку, но чем больше он извивался, тем крепче держал его мой отец. Показалась следующая деревня, где, по-видимому, жила бабушка мальчика. Отпустите, просил он. – Я больше не буду. Отец молчал. И держал его за руку. Мы проехали деревню. Грузовик мчался вперед, подпрыгивая на ухабах. Мальчик, сидя у ног моего отца, молча, плакал. Когда мы проехали километров десять, отец постучал по крыше кабины. Водитель Петька остановил грузовик. Я научу тебя порядку! – повторил отец. – А теперь – вон отсюда! Мальчик прыгнул за борт машины и побежал назад. На западе садилось солнце. Я подумала, добежит ли он до деревни, пока ещё светло. А если нет, то, как страшно будет ему одному бежать в темноте по пустынной дороге. Наш грузовик катил дальше, вздымая за собой шлейф серой пыли, а я сидела возле отца и думала о матери, сидевшей с другого моего бока: почему она – женщина! в то время учительница! – не вступилась за мальчика? Почему она не потребовала отпустить его? Я знала, почему не вступилась я или мой брат. Мы были бы тотчас наказаны отцом. Он был крут с нами. И я также знала, что мать за нас не вступится. О, моя мать! Загадка из загадок! Я так до сих пор не знаю строй её мыслей, не понимаю её отношение ко мне, к её собственной матери, ко всему. Отец был понятен во всех проявлениях его духа. Мать была не всегда понятна. Единственно, что мне понятно, так это её любовь к музыке, которой она до краёв напитала и меня. Кажется, и твоя мать была не очень-то тебе понятна, не правда ли? И твоя мать обожала музыку. Может ли любовь к музыке заслонить ребёнка? Видимо, может. И последнее об отце. В доме он оборудовал тайник. Ни за что нельзя было догадаться, что, если снять одну из книжных полок, то откроется стена с дверцей, а за дверцей лежали сокровища: переписанные от руки, перепечатанные на машинке, самиздатовские книги. Это были стихи Ахматовой, Агнивцева, Гумилёва, Мандельштама, Северянина, Волошина, Ходасевича, рассказы Аверченко, твои поэмы и стихи, романы Гамсуна, Марселя Пруста, а также дореволюционные календари с портретами русских Царей и Императоров и фотографиями последнего Царя и его семьи, первый и второй тома издания Брокгауз-Ефрон 1906 года «Человек и Земля» Элизе Реклю, «Диковинки земли» П. Е. Васильковского, изданная в 1913 году, и много чего другого. Отец время от времени наведывался в тайник, вынимал какое-нибудь сокровище и давал мне читать. Так я познакомилась с запрещённой русской литературой. Завершил это латентное антисоветское воспитание один эпизод. Как-то я делала уроки, и он вошёл в мою комнату. Был декабрь 1955 года. Мне было одиннадцать лет. Я тогда училась в пятом классе. Отец сел рядом со мной и стал перебирать мои учебники и книги. Среди них был «Краткий курс истории ВКП (б)». Кажется, так она называлась. Отец раскрыл её на странице с фотографией молодого Сталина. Я чувствовала, что он что-то хочет мне сказать. Что-то важное. И он сказал, показывая мне фотографию: Смотри, какой узенький лоб. Разве за таким лбом может быть что-нибудь стоящее? Эту книгу – в помойное ведро! И запомни. Эти, отец указал пальцем на книгу – не навсегда. Когда-нибудь они кончатся. Мы с матерью, может быть, не дождёмся. Но ты – доживёшь до их конца. Знаешь, за что они казнили твоего дедушку и дядю? Знаешь, почему меня упекли в концлагерь? Знаю, отвечала я, за то, что вы – враги народа. Запомни, сказал отец, крепко взяв меня за плечо и вглядываясь в мои глаза, ни секунды, ни твой дед, ни твой дядя, ни я не были врагами народа, а если и были врагами, то этого проклятого большевистского режима, большевиков-коммунистов, и этих ублюдков – Ленина и Сталина. Запомнила, что я сказал? Я кивнула. Запомнила и никому не говори. Иначе – беда! У них – пока что – сила. У них тюрьмы, лагеря, дома для сумасшедших. Но ты до их конца – доживёшь! Представляешь, Марина, я и дожила! А через месяц после этого разговора состоялся XX съезд КПСС, на котором Хрущёв разоблачил культ Сталина. Было это 14— 21 февраля 1956 года. Отец ходил мрачный, и они вечерами читали с матерью газеты и шептались о чём-то. О чём – не знаю. Отец как-то вечером подошёл ко мне и сказал: Никому не верь! Уничтожат культ Сталина, явится культ другого вождя. Этот режим порождает культы. Но этому режиму придёт конец! Никогда ни во что не ввязывайся, когда вырастешь. Он и без твоего вмешательства рухнет, и наступит нормальная человеческая жизнь – без страха. Поняла? Мне было одиннадцать лет, а он разговаривал со мною как с взрослым человеком. Нечего и говорить, как я этим гордилась. Мой отец, несмотря на его недостатки, навсегда остался для меня эталоном мужчины. Поэтому на каждого мужчину, появлявшегося в моей жизни, я смотрела, сравнивая его с отцом. Мужчина должен был быть мужественным, храбрым, умным, образованным, справедливым, великодушным, снисходительным, чистоплотным, и добрым. И ни один не выдерживал сравнения. Целую тебя, дорогая твоя Елена. ПИСЬМО III Здравствуй, Марина! Продолжаю рассказывать о моей семье. Мой отец боготворил мою мать, Нину Андреевну Лаврову. Я никогда не видела и не слышала, чтобы мать и отец ссорились. В свободное от работы время они всегда были вместе: вместе занимались нами – детьми, вместе музицировали, читали книги, ходили в театр и кино и разговаривали вечера напролёт. Это продолжалось годами, и они никогда не уставали друг от друга. При всей галантности моего отца и его готовности поухаживать за хорошенькими женщинами, я никогда не слышала, чтобы он изменял матери. Два раза я была свидетельницей его ревнивой ярости. Нет, моя мать ему никогда не изменяла, но обладая исключительной красотой, она всегда привлекала внимание мужчин. Однажды после концерта за ней увязался какой-то поклонник и, невзирая на протесты матери, шёл за нами по пятам и требовал от неё свидания. Мать замолчала и шла, крепко держа меня за руку. Перед нашим подъездом она остановилась и, повернувшись к настырному поклоннику, сказала: Если Вы немедленно не отстанете, я пожалуюсь мужу, и тогда пеняйте на себя! Подумаешь, муж! – осклабился поклонник. – как я испугался! Позови отца! – приказала мне мать. Я помчалась, что есть духу домой и сообщила отцу, что какой-то дядька пристаёт к матери. Отец сорвал с вешалки свой офицерский ремень, обмотал им кулак, и ринулся вниз по лестнице. Я – за ним. Когда я вылетела из подъезда, то увидела, что прилипчивый поклонник уже лежит на газоне, поджав ноги к животу, и воет, а мой отец стоит над ним, и из его груди вырывается такое страшное рычание, какого я и у дворового пса Тузика не слышала. Мать спокойно стояла возле отца и укоризненно говорила: Я же Вас предупреждала – отстаньте! Второй раз я видела отца в ярости, когда к нам в гости пришёл сын бывшего управляющего имением деда, некто Васильев. Он эмигрировал в 1918 году в Америку, долго там жил, но после войны вернулся. Его, разумеется, посадили. После смерти Сталина выпустили. И вот он разыскал отца и пришёл к нам в гости. Увидев мою мать, он, судя по всему, обалдел. Весь вечер Васильев просидел возле моей матери, ухаживая за ней. Отец терпел, сколько мог. Но когда Васильев опустился перед матерью на колени и стал целовать ей руки, отец не выдержал. Он взял Васильева за шиворот и спустил с лестницы, приговаривая: Это моя жена! Это мои ручки! Не сметь! Вон! Больше мы Васильева никогда не видели. Я думаю, что моя мать боготворила своего мужа. Она никогда ему не перечила, была всегда с ним согласна. Он для неё всегда был прав. Она смотрела на него с обожанием, как и он – на неё. У меня в юности даже явилось подозрение, что они значили друг для друга больше, чем значили для них их собственные дети. Отчего наш отец был так суров с нами? Отчего наша мать никогда не защищала нас? Отчего наши родители никогда не ласкали нас? Отчего они не были к нам снисходительны? Отчего мы, дети, в нашей семье чувствовали себя постоянно виноватыми? На эти вопросы нет ответов. Как я уже говорила, на первом месте у моей матери был её супруг, наш отец, а на втором – музыка. У матери был оперный голос, мощный, полётный, великолепный – драматическое сопрано, красивого тембра. Она могла петь даже партии меццо-сопрано, так насыщен и тёмен был нижний регистр её голоса. Стать оперной певицей моей матери помешала её мать, война, туберкулёз, рождение детей, и жизнь в провинциальном городе, где не было консерватории, а только музыкальное училище. Не было оперного театра, а только театр музыкальной комедии. Это было весьма неблагоприятное стечение объективных обстоятельств. Но среди них были и субъективные. Моей матери, чтобы сбыться как оперной певице, надо было отречься. Ясно, что моя мать не могла предотвратить войну, не могла предотвратить туберкулёз, который был следствием недоедания во время войны. Но она могла ослушаться свою мать и уехать в другой город, где была консерватория. Если бы это случилось, что судьба моей матери была бы иной. И, скорее всего, не было бы ни моего брата, ни меня. Но был бы кто-то другой. Впрочем, всё это гипотезы. Мир потерял прекрасную оперную певицу, и это очень жаль. И, раз как оперная певица моя мать не состоялась, я обязана была исполнить возложенные на меня надежды моей матери. Певческого голоса у меня не оказалось, и тогда моя мать возложила надежды на мой интеллект и таланты. Когда мой отец объявил, что встречается с юной студенткой Университета, у которой мать – акушерка, а отец пропал без вести в войну, но ещё и поляк по национальности, родственники отца проявили недовольство. Они посчитали, что мой будущий отец покушается подпортить породу. Но их недовольство длилось только до момента, пока они не увидели мою будущую мать. Кого они увидели? Что они увидели? То, что они увидели, сняло все вопросы и всё недовольство. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что природа на своём станке любовно выточила это создание. Одного взгляда было довольно, чтобы понять, что предыдущие поколения, создававшие этот дивный экземпляр, вряд ли ходили за плугом и занимались тяжёлой физической работой. Маленькая (158 см.), тоненькая, грациозная, тонкокостная, с маленькими ручками и ножками, она казалась статуэткой. А лицо! Тонкие, правильные черты, точёный нос, и эти огромные тёмно-серые глаза, казавшиеся при электрическом свете чёрными! Тёмно-каштановые волосы обрамляли высокий лоб. И голос! Дивный голос! Родственники были покорены. Внешность моей матери была, если так можно выразиться, универсальной. На ней не лежала печать национальной принадлежности. Она была русской с польскими корнями, но её легко было принять за итальянку, шведку, гречанку, испанку, француженку, другими словами, за любую европейскую национальность. Армяне заговаривали с ней на армянском языке, которого моя мать не знала. Грузины считали её своей. Красота универсальна. В Иркутске, ещё не окончив Университет, моя мать начала учиться пению. Пению мою мать учила грозная старуха, которую уважал весь музыкальный мир города Иркутска, Евгения Григорьевна Городецкая. Она родилась в 1865 году, а умерла в 1939 в возрасте 74 лет. В 1890 году она окончила Петербургскую консерваторию по классу фортепиано А. Г. Рубинштейна. Через руки Городецкой прошла не только моя мать, но и моя тётушка Елена, учившаяся у Городецкой игре на рояле, и мой старший кузен Ювенал, и, ставшая впоследствии народной артисткой РСФСР, певица (сопрано) Надежда Казанцева и Варвара Гагарина, будущая солистка Большого театра (контральто). Казанцева начинала свою карьеру как пианистка, и только потом стала певицей. В детстве и юности я часто слышала по радио её голос, и моя мать с гордостью говаривала мне, что близко знает Казанцеву, и, что, обучаясь у Городецкой, они нередко пели дуэтом. Городецкая вела в Иркутске общественно-музыкальную деятельность: обучала игре на фортепиано и пению, устраивала концерты и музыкальные «пятницы», на которые сбегалась вся интеллигенция города. На этих «пятницах» среди других исполнителей блистала виртуозным исполнением Шопена и Шуберта моя тётушка, Елена, и поражала красотою густого бархатного контральто её подруга Варвара Гагарина. С Варварой Гагариной я встречусь, когда она уже выйдет на пенсию, где-то году в 1976. И я буду поражена, увидев, что столь мощный и густой, низкий голос извлекала из своей гортани небольшого роста хрупкого телосложения женщина. Она исполняла в Большом театре мужские роли, написанные композиторами для исполнения женским контральто. Она пела партии: юноши Зибеля в «Фаусте», мальчика Вани в «Иване Сусанине», легендарного Орфея в «Орфее», восточного князя Ратмира в «Руслане и Людмиле». Когда Гагарина жила в Иркутске и обучалась пению у Городецкой, моя тётушка Елена ей аккомпанировала. Мой отец, который часто бывал в командировках в Москве, останавливался у Вареньки, как он её называл. Жила Варвара Гагарина на Тверской улице, которую в советские времена переименовали в улицу Максима Горького. В этом доме жили многие артисты Большого театра. В этом доме жил, кстати, Сергей Лемешев и любимый мною в юности бас Иван Петров, который был очень хорош в партии Мефистофеля. Он был соседом Гагариной по площадке. Музыкальная карьера моей тётушки не удалась. В детстве её обучала игре на рояле специально нанятая для этой цели гувернантка. В семнадцать лет тётушка объявила своему отцу, строгому, но любящему, что намерена ехать обучаться игре на фортепиано в Берлинскую консерваторию. И поехала бы, но это был тревожный 1917 год. Дедушка выслушал дочь внимательно, но посоветовал никуда не ехать, пока политическая обстановка в России не стабилизируется. Политическая обстановка не только не стабилизировалась, но закончилась в октябре большевистским переворотом. Мой дедушка потерял своё фантастически огромное состояние, и тётушка никуда не уехала. Впрочем, она недолго горевала, и осенью того же злосчастного 1917 года привела в дом отца высокого стройного юношу с густыми широкими чёрными бровями на смуглом лице – Николая, сына архиепископа главного Тихвинского собора города Иркутска. Архиепископ был расстрелян большевиками за то, что не признавал советской власти, принципиально ходил по городу в своём полном священническом облачении, слал анафему на головы большевиков, и призывал паству не повиноваться новым бесовским властям. Большевики разозлились и расстреляли строптивца. Тётушка объявила своему отцу и своей матери, что отныне этот осиротевший юноша – её супруг. Брак был по страстной взаимной любви. Такой страстной, что, когда лет через десять Николай умер в городе Дмитрове Московской области, тётушка Елена, сопровождаемая моим отцом, привезла в Иркутск урну с прахом умершего мужа, а мой отец всю дорогу от Москвы провёл в ужасных подозрениях – не сходит ли с ума его сестра от горя. Она лежала на своём месте, приклонив голову на погребальную урну, не ела, не пила, и почти не спала несколько суток, пока они ехали. Отец рассказывал, что боялся, что не довезёт сестру домой живой. Плодом любви Николая и тётушки Елены был мой старший кузен Ювенал. Когда он подрос, он был отдан в обучение Городецкой. Он рассказывал мне, что Городецкая начинала урок, держа в руке длиннющую школьную линейку. Как только ученик делал ошибку, она со всей силы метко била этой линейкой по его рукам. В конце концов, Ювенал отказался посещать уроки свирепой старухи. Я подозреваю, что учеником он был нерадивым, и ему частенько доставалось от Городецкой. Моя мать до такой степени уважала свою учительницу пения, что назвала в её честь свою первую дочь Евгенией. Правда, моей старшей сестре не повезло. Она умерла в младенческом возрасте. Как не повезло и моему старшему брату, первенцу моих родителей, Оресту. Ты, наверное, заметила, что мои родители и все остальные родственники были помешаны на античности, и все их дети были обречены носить греческие имена. Иногда я радуюсь, что меня назвали Еленой, а не Клитемнестрой. Городецкая была гордостью музыкального Иркутска, потому что была ученицей самого Антона Рубинштейна. Поэтому все, кто обучался у неё, считали себя немножко учениками великого пианиста. Городецкая научила мою мать петь, поставила ей голос, и сокрушалась, что та не может петь на профессиональной сцене. Излечившись от туберкулёза, мать стала петь на сцене в художественной самодеятельности, а немного позже в народной опере. Я была ещё маленькой, чтобы оценивать качество пения собственной матери, но те, кто её слышал, сожалели, что мать не поёт в настоящей опере. Для этого у моей матери были все данные: голос, красота, фигура, пластика, музыкальность. А довольствоваться моей матери пришлось местом учительницы биологии в средней школе, а потом местом преподавателя в педагогическом институте на кафедре общей биологии. Я любила свою мать странной отчуждённой любовью. Всё моё детство я провела возле бабушки, которая заменяла мне родителей. Мать проводила годы в туберкулёзном санатории в Бурятии, на Аршане, высоко в горах, километрах в 300 от Иркутска. Мать я увидела впервые только лет в пять. Была весна. Зацветала во дворе черёмуха. Утром на эмке привезли в дом маленькую женщину с огромными мрачно горящими, тёмно-серыми глазами на худом, красивом какой-то трагически-скорбной красотой лице. Проходя мимо меня, она слегка потрепала меня по щеке маленькой сухой и горячей рукой с почти прозрачными пальцами. Я видела, как она слаба. Её положили отдыхать на раскладной кровати во дворе, под цветущей черёмухой. Я смотрела издали, как бабушка укутывает одеялом тонкое слабое тело этой почти чужой мне женщины. Мне не хотелось подойти к этой женщине, которая, как мне сказали, была моей матерью. И она не выразила пожелания видеть меня поближе. Разговорами да вопросами мать не ослабляй, сказала мне бабушка, проходя мимо. Но разговоров никто и не затевал. Я смотрела издали на незнакомку, а она устало прикрыла тёмными веками свои огромные мрачные глаза. Я помню, что на этой раскладной кровати мать целыми днями лежала всю весну, и всё лето. К осени она набралась сил, выздоровела, к удивлению врачей, и устроилась работать в среднюю школу учителем биологии. Всякий, кто работал в советской школе, знает, что это такое! Время и внимание моей матери стали принадлежать чужим детям, её ученикам. Я, как и прежде, оставалась на попечении бабушки. Встречались мы с моей матерью тоже только по вечерам, и, в сущности, навсегда остались друг для друга terra incognita. А вскоре в доме появился мой отец: высокий, стройный, суровый и немногословный. На войне он привык командовать. В концлагерях он учился подчиняться. Подозреваю, как это было ему трудно при его характере. У него в генах было – повелевать. От детей он требовал безграничного послушания и подчинения. Я подозреваю, что твёрдость моего характера не только перешла ко мне по наследству крови, но и выработана прессингом, под которым я жила с пяти до пятнадцати лет, пока не взбунтовалась. Странность моей отчуждённой и ревнивой любви к матери проявлялась в том, что я любила внешность и голос её, но не могла полюбить её как человека. От неё – на меня веяло каким-то холодом. Немного сближали нас концерты, в которых выступала моя мать. Я помню, как она собиралась на концерт художественной самодеятельности, где должна была выступать. Она завивала свои каштановые волосы раскалёнными щипцами, укладывала их в высокую красивую причёску. В доме после этого действа долго пахло палёными волосами. Затем мать выбирала концертное платье. Платьев было два для летних концертов, и – для зимних. Зимнее концертное платье было сшито из дореволюционного сюртука моего дедушки, свёкра моей матери. Сюртук был сшит из замечательной ткани под названием – кастор. Тончайшее сукно не потеряло своего великолепного качества и насыщенного чёрного цвета даже через много лет после того, как сюртук превратился в платье. Мать обещала мне, что, когда я вырасту, платье перейдёт мне по наследству, как реликвия. Платье действительно досталось мне после смерти матери. Я никогда не примеряла его. Я была ростом выше моей матери. Летнее концертное платье, которое казалось мне изумительно красивым, было длинным, синего атласа, с небольшим декольте. Выбрав по сезону концертное платье, мать надевала маленькие чёрные туфельки на каблуке, и, самое главное, открывала флакон духов «Красная Москва», и капелька этих духов перепадала и мне. Мать была такой тоненькой, что в школе её – биолога дразнили тычинкой, и у неё была прекрасная фигура, так что атласное синее платье сидело на неё, как влитое. Мать всегда брала меня с собою. На меня надевали ситцевое розовое платьице с белой кокеткой. И мы отправлялись на концерт. Рядом со своей красавицей матерью я казалась себе просто ничтожеством, недостойным идти рядом с нею. Поэтому я держалась несколько поодаль, чтобы встречные не подумали, что я имею какое-то отношение к собственной матери. Я не хотела портить общее впечатление. У такой женщины должна была быть дочь с другой внешностью. У меня должны были быть роскошные каштановые волосы, а вместо них росли светлые, как лён, кудри, подстригаемые моим отцом коротко, чтобы «не торчали во все стороны», как он выражался. У меня должны были быть тёмно-серые, огромные глаза, полу прикрытые тяжёлыми веками. Но мои глаза, будучи серыми, слегка отдавали в зелень, и имели миндалевидную форму. Черты детского лица ещё не определились, но было ясно, что на мать я не похожа, а удалась, как выражалась бабушка, в лавровскую породу. Я очень гордилась своей матерью, главным образом, её красотою. Моя мать была слишком красива для провинциального города. Ей нужно было бы блистать в столице на оперной сцене, или, или, на худой конец, в оперетте. Мать превосходно двигалась и танцевала. Голос, фигура, красота, умение двигаться и танцевать – всё в моей матери было создано для романтической любви и сцены, а не для семейных радостей и материнства. Сегодня я знаю, кем была моя мать: райской птицей в клетке. Итак, мы шли на концерт. Каблучки туфель матери чётко постукивали о деревянный тротуар. Мы приходили в какое-то здание, где было много народу. Мать все знали, меня от неё постепенно оттесняли какие-то люди (всё моё детство её от меня постоянно что-то оттесняло), затем все шли в зал со сценой и рядами кресел, все рассаживались. Кто-то незнакомый мне брал меня на колени. Я начинала тосковать, потому что боялась потеряться в толпе, боялась незнакомых людей. Всё смолкало. Выходила какая-то толстая тётка в длинном чёрном платье с красной розой на плече, и громко объявляла, что сейчас будет петь моя мать, и все хлопали, и действительно выходила моя мать, и какой-то дядька с длинным носом и чёрной курчавой шевелюрой начинал играть на рояле, и моя мать начинала петь. Когда она пела, я сидела тихо-тихо у незнакомых людей на коленях, и эти люди неизменно спрашивали меня, нравится ли мне, как поёт моя мать. И я неизменно молчала в ответ, и люди удивлялись, что такая большая девочка молчит, и вообще это невежливо молчать, когда тебя спрашивают взрослые. Но я прочно молчала, потому, что, во-первых, мне надоели вопросы, а, во-вторых, мне так нравилось пение матери, что я ни с кем не хотела разделять свои чувства. Люди считали меня букой, а я и была букой. Боюсь, что все эти незнакомые мне дядьки и тётки считали меня не только букой, но странным ребёнком, недостойным своей замечательной матери. Когда моя мать заканчивала петь очередную песню, арию или романс, все бешено аплодировали, при этом меня чуть ли не сбрасывали с колен, или я сама соскальзывала на пол и стремительно удирала от чужих рук. Я забивалась в какой-нибудь тёмный угол поближе к сцене, и стояла там, слушая голос своей матери, и моё сердце разрывалось от любви к нему. Голос был сам по себе. Я отделяла голос от человека. Если бы меня спросили в то время, люблю ли я свою мать, я не знала бы – что ответить. Я любила её красоту, я любила её голос, но и красота и голос были явления самоценные, и я не знала, как соединить их с человеческой личностью моей матери. Если бы моя мать ставила любовь к ребёнку выше своей красоты и своего голоса, наверное, я не задумывалась бы над такими вопросами. Но я интуитивно чувствовала, что для моей матери всё было выше любви к ребёнку: и красота, и голос, и общественная, и личная жизнь. Конечно, как любая мать, она отдала бы свою жизнь за меня. Но таких экстремальных ситуаций в нашей жизни не было, так что у меня не было случая убедиться в самоотверженности моей матери. Поэтому я искренне считала, что моя мать ко мне несколько равнодушна. Другими словами, я была не на первом месте в её жизни, а в лучшем случае на третьем или четвёртом, и, самое главное, я всегда считала, что это – в порядке вещей. На первом месте у моей матери был муж. Потом шла музыка. На третьем – работа. На четвёртом мой брат. А уж потом шла я. Моему брату мать отдавала такое явное предпочтение, что я даже не ревновала, считая, что так и должно быть. И в самом деле, почему ребёнок должен быть у его матери на первом месте?! Ведь кроме ребёнка есть красота, и голос, и желание самоутверждения в этом мире. Если на первом месте – ребёнок, и всё вложено в него одного в надежде, что он-то, наверное, самоутвердится в жизни, реализует свои возможности и таланты, то о собственных талантах матери надо забыть. А если ребёнок – девочка, и ей внушают, что ребёнок – на первом месте для матери, то, повзрослев, и родив своего собственного ребёнка, она забывает о реализации своих талантов, и все надежды, в свою очередь, возлагает на своего ребёнка. Прав старик Гегель! Какая-то дурная бесконечность! Поэтому я не в обиде на свою мать за то, что я не была для неё на первом месте. Мать наслаждалась своим пением, публика наслаждалась её голосом. Я наслаждалась голосом, красотой и славой своей матери. Каждый получал своё. Репертуар у моей матери был обширным. Она пела сопрановые арии из опер русских и заморских композиторов, советские песни, русские романсы. Дома на старинных стульях, доставшимся нам от деда, на круглом столе, грудами валялись ноты. К семи годам я знала наизусть арии из многих опер и могла их спеть от начала до конца. Я просто слушала и запоминала, и пела себе под нос, когда рядом никого не было. Никто не требовал от меня, чтобы я что-то заучивала. Да кому бы и в голову пришло, требовать заучивания арий из опер от ребёнка. Но моя мать брала меня не только на концерты. Однажды она повела меня в кафе. В начале пятидесятых годов они стали понемножку появляться в городе, и моя мать решила меня удивить и побаловать, что было, в общем, не в её правилах. Суровостью обращения со мной она даже перещеголяла моего отца. Кафе располагалось на центральной улице города и представляло собою, как я теперь понимаю, жалкое подобие того, что должно на самом деле называться – кафе. В полутёмной небольших размеров комнате была стойка, за которой стояла молоденькая официантка в белой наколке на тёмных волосах. В другом углу помещения стояли два столика, покрытых белыми скатертями, со стульями. Мать посадила меня за столик, и что-то заказала у стойки. После чего села рядом со мною. Через минуту официантка принесла на блюдечке два пирожных подозрительного вида. Подозрительными они мне показались потому, что были тёмно-коричневого цвета. Цветом и формой они мне что-то напоминали. Это пирожное-картошка, объяснила мать. Я должна была это съесть?! Кушай, сказала моя мать. Это вкусно! Но сама-то она это есть не будет?! Видя мою нерешительность, мать пододвинула блюдечко поближе ко мне. И я с ужасом протянула руку, чтобы не обидеть мать. Пирожное-картошка действительно оказалось вкусным, хотя могло бы быть немного менее вязким. Понравилось? спросила мать, когда я всё съела. Да! искренне ответила я – Только на какашки собакины похожи. По ледяному выражению лица своей матери я поняла, что ляпнула лишнее. Больше никогда я не поведу тебя в кафе! холодно сказала мать. И она никогда больше никуда меня не водила. У моей хрупкой матери был железный характер и воля, которой мог бы позавидовать любой мужчина. Проявлялось это на каждом шагу, в любой жизненной ситуации. Повзрослев, я стала понимать, что чудесное выздоровление моей матери, приговорённой врачами к смерти, совершилось благодаря её несгибаемой воле и жёстко-непреложному желанию жить. Был и ещё один похожий случай в наших отношениях. Моя мать решила рассказать мне на ночь сказку. Сказки мне обычно рассказывала бабушка. Я поинтересовалась, о чём будет сказка. Мать отвечала, что сказка называется «Гуси-лебеди». А, отвечала я, я эту сказку знаю. Мне бабушка рассказывала. Я расскажу тебе такую сказку, с непроницаемым лицом отвечала мать, – которая тебе неизвестна. Но после этого я больше никогда тебе сказок рассказывать не буду, раз ты утверждаешь, что всё знаешь. И она начала рассказывать. Я слушала её с открытым ртом. Действительно это был совершенно неизвестный мне вариант вроде бы знакомой сказки. Те же герои, тот же сюжет. И в то же время всё новое, неизвестное, захватывающе интересное. Когда мать закончила рассказывать, я выразила своё неподдельное восхищение. Но ты же сказала, что знаешь эту сказку. Никогда не опережай ход событий своими заявлениями, что знаешь, чем они закончатся. Ты – не всезнайка! отчитала меня мать. Больше никаких сказок! И она выполнила своё обещание. Как я ни просила её, она больше никогда не рассказала мне ни одной сказки. Мне, ребёнку, она не давала спуску, не снисходила до моего нежного возраста, глупости и непосредственности. Мой отец обожал слушать пение жены. Почти каждый вечер он брал в руки скрипку и начинал играть, мать отрывалась от книги, которую читала, и начинался домашний концерт. Сначала отец играл Сарасате или Паганини, а потом пела мать. После выздоровления матери я стала чаще видеть своих родителей. Теперь вся семья была в сборе. Помимо домашних концертов, были домашние чтения. Долгими зимними вечерами, когда мама и бабушка хлопотали по хозяйству – мама шила нижнее бельё, бабушка вязала носки – отец читал вслух или «Войну и мир» Льва Толстого, или рассказы и повести Чехова, или стихотворения, Пушкина, Лермонтова, или повести и рассказы Куприна. Я тоже слушала, тихо играя в углу. На одного только Льва Толстого ушла целая зима. Почти всю русскую литературу я знала уже до школы. Иногда отец читал не книги, а рукописные тексты. Тогда в доме звучали имена: Гумилёв, Цветаева, Ахматова, Вирта, Агнивцев. Однажды отец спросил меня, хочу ли я учиться игре на скрипке. Конечно, я хотела. Отец взял мою руку и долго разглядывал её. Нет, решил он, скрипка не для тебя. Маленькая рука. Но пальцы-то длинные, вмешалась мать. Длинные, согласился отец но не скрипичные. Хоть бы у тебя голос прорезался. Но певческий голос не прорезывался. Он у меня был тихий и нежный. Нет, говорил, вздыхая, отец певица из тебя не получится. И в кого ты такая? Значит, будем делать из тебя пианистку. И из меня стали делать пианистку. Специально для моего обучения решили купить пианино. Пианино заказали в Ленинграде. Морозным декабрьским днём в гостиной появился новый жилец. Его внесли четверо дюжих носильщиков в дощатом ящике, и поставили у стены. Открывать не будем, сказал отец, потому что ему надо согреться и отдышаться. Я ходила возле ящика, заглядывала в щели. Но внутри ящика молчали. Мне казалось, что в ящике сидит какой-то зверь, может быть, тигр. Непременно, тигр! Я лет до тринадцати упрашивала мать, чтобы мне подарили тигрёнка. Окончилось тем, что мне подарили щенка спаниеля, хотя в доме были две огромных собаки. Зверь сидит, молчит, отогревается, и отдыхает. Через час внутри ящика кто-то мелодично пропел. Ага, сказал отец, согревается. Можно открывать. И он начал клещами аккуратно отрывать доски и складывать их на пол. Под досками оказалась пакля. А под паклей – что-то чёрное и блестящее. Когда это что-то чёрное и блестящее полностью открылось взору, оказалось, что это – пианино. «Красный Октябрь!» прочёл отец название, подняв крышку. – Какое поганое название! Но, делать нечего. Мать села к пианино, положила руки на клавиши, и заиграла что-то бравурное. Хочешь научиться играть? спросил отец. О. как я хотела! Я хотела, чтобы и мои пальцы с лёгкостью летали по клавишам. Ну, и отлично! сказал отец. Будешь поступать в музыкальную школу! Я хочу, чтобы ты стала концертирующей пианисткой! – сказала мать. – У тебя есть способности, прекрасный слух, длинные пальцы, твёрдый характер, воля. В этом ты – в меня. Мать не ошиблась. Характер и воля у меня были, что я и постаралась ей доказать в ближайшем будущем. И музыкальные способности, слух и пальцы тоже были. Но не они определили мою будущность. Моя мать одним махом решила и определила мою будущую судьбу и профессию. Но я совсем не хотела поступать в музыкальную школу. Я и в обычную школу не хотела идти. Отчего мне было хотеть в музыкальную? Мне не нравилось скопище орущих на перемене детей. Сверстники меня раздражали. Учительница первая моя мне совсем не нравилась. Я не нравилась ей тоже. Однажды на перемене, разбежавшись по классу к двери, я влетела головой прямо ей в живот. Учительница охнула и выронила свёрток с пирожками. Пирожки разлетелись по полу. Учительница схватила меня за шиворот, приблизила к моему лицу своё круглое красное лицо в круглых очках, и орала что-то о плохих девочках, которые не умеют чинно ходить, а носятся, как угорелые кошки. Я очень любила кошек и обиделась за них, о чём немедленно и сообщила учительнице, обозвав её вонючим хорьком. Учительница швырнула меня в угол, где я простояла носом в стенку три урока подряд. Отношения со школой и учительницей были безнадёжно испорчены. Моя мать, которой учительница пожаловалась на мою неуправляемость, в беседе со мной задумчиво заметила: А ведь и, правда, она похожа на хорька. Только не обязательно было ей об этом говорить. Это человеку обидно. Язык твой – враг твой! А моя бабушка решила изобразить из себя Кассандру: Тебя никто не возьмёт замуж, пророчествовала она, поблескивая стёклышками пенсне, потому что ты не умеешь молчать, когда надо. Умение молчать необходимо для разведчиков, подключился к разговору отец. – Моя дочь не разведчик. Она всегда должна говорить то, что она думает. Довольно и того, что мы молчали. Эти – пусть говорят! Другими словами, воспитывали меня несколько противоречиво. А школу я возненавидела. А тут ещё музыкальная школа! Может, там бьют линейкой по рукам? Пока мама играла на пианино, к нам в квартиру прошмыгнула тётя Настя. Тётя Настя была наша дворничиха. После войны она с семьёй переехала из деревни в город в поисках счастья. Полная, статная, краснощёкая, она была настоящая деревенская красавица. Муж её, худой больной человек вскоре после переезда в город умер. Сказались фронтовые раны. У тёти Насти было двое ребятишек шести и пяти лет, Витька и Тамарка. Я с ними дружила. Тётя Настя была очень любопытна. Она сделала вид, что прибежала занять у бабушки луковицу. На самом деле, ей очень хотелось узнать, что привезли нам в большом деревянном ящике. Она поздоровалась с нами. Глаза у неё были совершенно круглые от изумления. Музыка! сказала она нараспев, ей-бо, музыка! А на что вам музыка-то? Чай, радиво есть. Тётя Настя намекала на рояль. Мой отец был весьма галантен в обращении с женщинами, будь они профессорами, или дворниками. Обычно мой отец редко улыбался. Но когда он видел перед собою женщину, в особенности молоденькую и хорошенькую, то расцветал улыбками и сыпал витиеватые комплименты. Иногда, он был даже чересчур галантен, что нередко раздражало мою мать. Отец шутливо обнял тётю Настю за полненькую талию, и стал показывать её пианино. Мама заиграла марш в честь гостьи. Тётя Настя подпёрла щёку рукой и, молча, восхищалась «музыкой». Ну и ну! изрекла она, наконец. Здоровущая эта пианина! Ну, Лёлька, выучишься на пианине этой, на концерт пригласишь? Конечно, выучусь и приглашу на концерт. И завью волосы, как мать! И надену концертное касторовое, чёрное платье, перешитое из дедушкиного сюртука! И тётя Настя будет сидеть в первом ряду рядом с моими родителями! И я буду взмахивать над клавиатурой руками, и опускать их на чёрно-белые клавиши! И пока я всё это себе воображала, в комнату просунули носы Витька с Тамаркой, прибежавшие вслед за матерью. Витька подскочил к пианино, и ударил кулаком по клавишам. Вот, охламон! Вот прохиндей! Вот, засранец! Простите, вырвалось! Чего ты лупишь по музыке, говно! Ой, опять вырвалось! И тётя Настя сочно треснула Витьку по спине ладонью, да так, что звон пошёл. Витька отскочил к окну и показал мне язык. Я показала ему кулак. Когда, насытившись зрелищем и пристойным соседским разговором, тётя Настя, держа Витьку за шиворот, удалилась, я спросила отца, что такое «засранец»? Отец задумался. Пока он думал, как объяснить мне непонятное слово, моя мать сказала: Это слово нехорошее. Я категорически запрещаю тебе его произносить! Сказала, как отрезала. И папа передумал проводить со мною лингвистические изыскания. Благодаря страусиной политике родителей, я слишком поздно узнала значение многих непечатных русских слов, в то время как мои сверстники потешались над моим дремучим невежеством. Когда мне было лет 25, в руки мне попал Русско-английский словарь, изданный в Лондоне под редакцией профессора Сергея Коновалова. Каково же было моё изумление, когда я обнаружила в этом словаре все русские матерные и ругательные слова. Изумление моё удвоилось, когда я познакомилась с орфографией этих слов. Орфография их не отвечала моим представлениям об этих словах. Какая может быть орфография на заборах, ты ведь знаешь! Странно было знакомиться с правописанием пусть и специфических, но всё так русских слов через словарь, изданный в Англии. Прошла зима, весна и заканчивалось лето. Приближалось время поступления в музыкальную школу. В неё принимали только тех, у кого был музыкальный слух и музыкальные способности. Я не знала, было ли у меня то, и другое. Родители мои ничего мне об этом не говорили. Для них вопрос о моём поступлении был решён и закрыт. А я мучилась сомнениями. Мне хотелось поступить. И не хотелось в то же время. Неизбежный час настал. Мать нарядила меня в школьную форму, которую сама и сшила в августе – коричневое байковое платье и сатиновый, белый фартук. И мы отправились. До музыкальной школы надо было добираться от нашего дома – трамваем. Внешний вид музыкальной школы меня сразу разочаровал. Деревянное двухэтажное, старинное здание. Видимо, когда-то оно принадлежало богатому купцу, но было конфисковано в пользу рабоче-крестьянского государства. Рабоче-крестьянское государство о нём не заботилось. Отняло, и забыло. Здание было некрашеным, а потому казалось, с его серыми от старости досками, неказистым и даже убогим. Внутри оно было поделено на мелкие клетушки–классы, в которых едва помещалось пианино и учитель с учеником. Центрального отопления не было. Классы отапливались при помощи голландских печей. Мы с матерью сели в коридоре возле высокой двери со стеклянным верхом и стали ждать. Сидеть неподвижно и ждать в течение пяти минут я не научилась и по сей день. Тем более, я не умела этого в семь лет. Я была очень живым и подвижным ребёнком. Терпеливо отсидев тридцать секунд, я встала и принялась разгуливать по коридору, исследуя все его тёмные уголки. Вдоль коридора стояли стулья, и на них чинно сидели дети и их родители. Мать встала и поймала меня на пути в дальний конец коридора, и вернула на место. Через пять секунд, я встала и побежала туда, куда меня не пустила мать. И тут – о, ужас! – она меня настигла и дала мне оглушительную пощёчину. После чего доставила меня на место моего мучения и силой заставила сесть. Это была катастрофа. Разлом земли! По земле пробежала трещина, по одну сторону её осталась я, по другую – мать. Навсегда! Витька и Тамарка, тёти Настины дети, то и дело получали подзатыльники от своей матери, но совершенно не обижались. Впрочем, после подзатыльника они получали такое обилие поцелуев, что им и не было смысла обижаться. Если бы моя мать пожалела о своём поступке, и тут же прижала бы меня к сердцу, наверное, я бы забыла о случившемся. Но моя мать, дав мне пощёчину, не только не прижала меня к сердцу, но посадила возле себя, крепко держа за шиворот. Дети, сидевшие в коридоре со своими родителями, с любопытством на меня поглядывали. Некоторые из них хихикали, и подталкивали друг дружку локтями. Моя мать сидела неподвижно, как египетская статуя. Холодом веяло от неё. Я не плакала, но что-то странное происходило внутри моего сердца. Во-первых, я поняла, что пощёчина оскорбительнее подзатыльника, или шлепка по заду. Во-вторых, я поняла, что пощёчина, полученная прилюдно оскорбительна вдвойне. В-третьих, я поняла, что моя мать меня не любит. Все эти открытия, сделанные внезапно, пригвоздили меня к месту, так что не было нужды держать меня за шиворот. Я поняла, что поступок матери был вызван моим непослушанием, но несоразмерность наказания за это непослушание изумила меня. Я чувствовала себя униженной и оскорблённой. Правда, я не смогла бы в тот момент сказать о том, что чувствую такими словами. Но чувствовала я именно это. После пощечины я сидела смирно, и не покушалась покинуть место своего заключения – стул. Но это была Пиррова победа. Если до этого, несмотря на холодность матери, я была открыта для любви, то теперь осуществление этой любви стало невозможным. Моя мать пока что об этом не подозревала. Я же сидела, глубоко оскорблённая. Теперь от меня на мать веяло холодом. Ибо она заморозила моё сердце. Отогревать его будут чужие люди. Между тем, из-за высокой двери вышла дама с высокой причёской и назвала мою фамилию. Мать выпустила меня из рук и подтолкнула к даме. Я покорно пошла за ней. Мы оказались в зале, в дальнем конце которого был раскрытый рояль, а рядом с ним длинный стол, покрытый красной плюшевой скатертью. За столом сидели немолодые мужчины и женщины, числом не менее шести-семи, все они смотрели на меня. У всех у них был скучающий вид. Наверно, устали. Старенькие все. Подойди ближе к столу, сказала ведущая меня дама и села к роялю. Я подошла ближе к столу: Как тебя зовут? спросила полная седая дама, сидящая с краю. Я ответила. Можешь нам спеть какую-нибудь песенку? – спросила та же дама. Песенку? Я, что, пению сюда учиться пришла? Но если велят петь, надо им спеть что-нибудь. С минуту я молчала, соображая, что бы им спеть. У меня голоса нет, уведомила я комиссию. Ничего, успокоила меня полная дама, мы это переживём. «Я к вам пишу – чего же боле?»– громко сказала я, объявляя о своём намерении спеть то, что я хорошо знала, а именно, сцену письма Татьяны из оперы «Евгений Онегин». Что-что? – изумлённо переспросил старичок, сидевший в середине. Я подошла к нему вплотную и повторила погромче. Может, он глухой совсем? Мужчины и женщины за столом переглянулись и засмеялись. Они как-то сразу оживились, задвигались, стали перешёптываться, весело глядя на меня. Что я смешного сказала?! Эту арию я слушала десятки раз. Её пела моя мать. Эту арию я очень любила, хотя не вполне понимала смысл некоторых строк. Но общий смысл арии мне был понятен. Татьяна влюбилась в Онегина. - А какую-нибудь детскую песенку знаешь? – переспросила седая дама. Детскую? Что они от меня хотят? Я знаю много арий и романсов отвечала я угрюмо. Ладно, пой что знаешь, покорно вздохнул старичок. Я повернулась к даме, сидящей у рояля, и важно кивнула ей головой: Для меня, пожалуйста, повыше на октаву, – попросила я. У дамы почему-то округлились глаза. Но она послушно повернулась к роялю и заиграла вступление. И я запела: Я к вам пишу – чего же боле? Что я могу ещё сказать? Теперь я знаю, в вашей воле Меня презреньем наказать. Чем дальше я пела, тем оживлённее становилась группа людей за столом. Они переглядывались, улыбались, некоторые закрывали лицо руками, и плечи их вздрагивали от едва сдерживаемого хохота. Ария была длинной, но меня никто не останавливал. Наконец, я пропела: Кончаю! Страшно перечесть… Стыдом и страхом замираю… Но мне порукой ваша честь, И смело ей себя вверяю… Всё! объявила я, и добавила – И ничего смешного! Она же страдает. Именно после этого моего заявления все без исключения разразились хохотом. Дама у рояля легла головой на клавиши, и время от времени выкрикивала: Ой! Умру! Умру! Когда все смеялись, я стояла посередине зала, и, насупившись, разглядывала смеющихся членов приёмной комиссии. Не сердись, сказал мне старичок, вытирая глаза носовым платком. – Ты замечательно пела. Очень точно, очень музыкально, слух у тебя замечательный, но певческого голоса у тебя действительно нет. Поэтому нам и стало смешно. Скажи своей маме, что ты принята. А в учительницы мы дадим тебе Татьяну Ларину. Ступай! Я вышла из зала. Мать сидела неподвижно и прямо, как статуя Будды, и выжидающе смотрела на меня. Принята! – буркнула я, останавливаясь перед ней. Почему же они смеялись? – надменно спросила мать. – Что ты пела? Арию Татьяны. Что?! – мать даже подскочила. – Арию Татьяны?! Почему арию?! Я тебя ариям не учила! Ты что, детскую песенку спеть не могла? Могла, смотря в сторону, отвечала я. Какие песенки ты знаешь? «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат», «Вставай, страна огромная», «Я по свету немало хаживал», «Землянка». Господи! – мать взялась за голову. – Кто тебя научил? Бабушка. Почему ты решила, что это – детские песенки? Бабушка сказала, что эти песни каждый ребёнок должен знать. Ну, да, согласилась мать, но они – не детские, а военные. Но почему ты спела не военную песню, а арию Татьяны? Потому что я её – люблю. И она будет меня учить музыке. О-о-о! – простонала мать. Идём! Что она имела в виду под этим «о-о-о!» я не поняла. Я простодушно сказала о том, что люблю эту музыку и этот текст. И Татьяну, которую мне было жалко, оттого, что она так мучается от любви. Поняла ли меня моя мать, я не знаю. Но сообщение о том, что учить меня будет Татьяна Ларина, видимо, её допекло окончательно. Дома она рассказала отцу о моих подвигах в приёмной комиссии. Отец странно смотрел на меня. Ты, что арии, которые поёт мама, знаешь? – спросил он недоверчиво. Я знала. И начался домашний экзамен, во время которого мне пришлось пропеть добрую четверть репертуара матери. Хорошая память, похвалил отец. Но я чувствовала, что одобрил он меня как-то странно, как-то не очень-то одобрительно. – А теперь повтори, кто тебя учить будет? Татьяна Ларина. Мне старичок сказал. Странный юмор у старичка, задумчиво заметил отец. – Очень странный юмор! Не знаю, был ли у старичка странный юмор, и было ли чувство юмора у него вообще, но моей первой учительницей в музыкальной школе стала действительно Татьяна Ларина – дочь профессора химии местного университета. С той, пушкинской Татьяной, у неё не совпадало отчество. Пушкинская Татьяна была Дмитриевна, а моя – Васильевна. И по характеру они были противоположны. Пушкинская Татьяна была задумчива «от самых колыбельных дней». Моя Татьяна Ларина была весёлым, очаровательным созданием лет девятнадцати-двадцати, только что окончившем музыкальное училище по классу фортепиано. Мы моментально подружились. На моей учительнице музыки лежал отсвет пушкинской Татьяны Лариной, поэтому я в неё без памяти влюбилась, что привело в негодование мою ревнивую мать. Я день и ночь говорила о Татьяне Васильевне. Я часами сидела за пианино, стараясь выучить все уроки, чтобы не огорчить её. Наконец, моя мать не выдержала и прибегла к запрещённому приёму: Она же некрасивая! – надменно сказала моя красавица мать. Я опешила. Красивая Татьяна Васильевна была или некрасивая, это мне не приходило в голову. Я находила её обворожительной, восхитительной, очаровательной, каковой она и была. Она всегда была в прекрасном настроении, шутила со мною, была снисходительна к моим ошибкам и была добра ко мне, увлекательно рассказывала о великих композиторах и выдающихся исполнителях фортепианной музыки, отлично играла на рояле, и я считала её прекраснейшей девушкой на свете. – Она некрасивая! – жёстко сказала мне моя ревнивая мать на мои бурные возражения. – Взгляни внимательней: нос неправильной формы, глаза маленькие, форма руки корявая, фигура волчком. Разве пушкинская Татьяна может быть на неё похожа? Самым обидным было то, что моя мать не была справедлива. Может быть, нос Татьяны Васильевны и не блистал безупречностью формы. Может быть, её глаза не были огромны, на вкус моей матери, но общее впечатление от её внешности было очень благоприятным. Татьяна Васильевна была весьма миловидная, и обаятельная девушка. А это иной раз превосходит красоту. Моя мать не переубедила меня в том, что моя учительница музыки некрасива. Больше того, я стала любить её ещё больше теперь за то, что её так не любит моя мать. Бедная моя мать! Если бы она смирилась с моей любовью к Татьяне Лариной, если бы она вместе со мною восхищалась её талантами, добрым характером, приветливостью, чувством юмора, доброжелательностью, если бы я нашла в ней союзника, то я простила бы моей матери пощёчину, и любила бы её. Но она хотела унизить в моих глазах мою учительницу, указав на недостатки её внешности, но добилась совершенно противоположного результата: я стала ещё больше преданна Татьяне Лариной, и стала ещё холоднее к моей матери. Больше того, я стала видеть в ней личного врага. Если бы моя мать обладала интуицией любви, если бы её не ослепляла ревность, она поняла бы моё поведение и постаралась бы исправить ошибку. Но интуиция ей ничего не подсказывала, ревность собственницы ослепляла её постоянно, и моя мать годами исправно повторяла свою ошибку, стараясь унизить в моих глазах любого человека, к которому я проявляла интерес, укрепляя, таким образом, мою неприязнь и недоверие к ней самой. Странно, не давая мне душевного тепла, моя мать хотела моего постоянного восхищения своей особой. А моё восхищение другим человеком неизменно приводило её в негодование. Как только я бойко стала исполнять сонаты Клементи, этюды Черни, и прочие пьески, отец пожелал, чтобы я аккомпанировала ему, когда он играл на скрипке, и матери, когда она пела. В доме зазвучали дуэты, трио и квартеты. Разумеется, исполняли то, что мне было по силам. Но если с отцом мы сыгрались вполне сносно, то с матерью мы никак не могли спеться. Камнем преткновения стало злосчастное фермато. Моя мать обожала этот знак, и, когда он встречался в нотах, она держала фермато несколько тактов подряд, пока хватало дыхания. Моя мать упивалась звуком. Она наслаждалась звучанием собственного голоса. Мне же казалось это глупым, ибо, как бы ни было само по себе звучание голоса красивым, смыслом это звучание наполняет только слово. Я сказала об этом матери. Она сильно обиделась, несколько дней мы не разговаривали, а потом началось то же самое. Я прекращала аккомпанировать, и объясняла матери, что так долго фермато держать нельзя. Но убедить мою мать в этом никак не удавалось. Мой педантизм ей не нравился. Она ещё больше сердилась, говорила, что больше никогда не будет петь со мною, дулась на меня по нескольку дней. Затем всё повторялось. Тогда я стала обещать ей, что не буду ей аккомпанировать, пока она не научится правильно использовать знак фермато. Отец в этом бесконечном споре держал нейтралитет. Мне приходилось смиряться и терпеть эти бесконечные, выводящие меня из равновесия, пустые звуки. Мой роман с музыкальной школой продолжался ровно учебный год. Татьяна Васильевна Ларина поступила в Московскую консерваторию, и уехала. Перед отъездом она сделала мне подарок – баркаролы Ф. Мендельсона с трогательной надписью и пожеланием стать хорошей пианисткой. Меня передали другому преподавателю Алле Николаевне Смолиной. И начались мои мучения. Нет, Алла Николаевна не шлёпала учеников, подобно Евгении Городецкой, линейкой по пальцам. Но она была страшной занудой. И была очень не симпатичной особой ни внешне, не внутренне. Когда у меня не получалось какое-то место в пьесе, она брала мою руку своими красными крепкими, как клещи, пальцами, и заставляла проигрывать это место правильно, надавливая на мои пальцы так, что руку сводило от боли. Уж лучше бы она откровенно лупцевала меня по пальцам линейкой! Её скрытое раздражение против ученицы выливалось в этой динамике – взять детскую руку, и давить, выкручивать, ломать хрупкие нежные пальцы, причиняя порою сильную боль. Всё это делалось под предлогом показа – как надо играть то, или иное трудное место. Я пожаловалась матери. Моя мать холодно отвечала, что «без труда не вынешь рыбку из пруда». При чём здесь был труд, я не поняла. Меня не надо было заставлять сидеть за роялем. Я подолгу терпеливо, и с радостью разучивала новые произведения. Я любила музыку. Но я не любила зануду учительницу. Зато её уважала моя мать. Может быть, потому, что, я её не любила? Я терпела Аллу Николаевну шесть долгих лет. Она отравляла мне всю радость обучения игры на рояле. Но не только она одна. Отравляли также уроки хорового пения. Меня определили петь вторым голосом, потому что у меня был альт. Я знала, что у меня нет певческого голоса. Я, наконец, зная, что такое прекрасный голос и прекрасное пение, не любила петь сама. Открывать рот, и издавать звуки, которые тебе самому не нравятся – большое испытание. Даже в хоре, когда твой голос вроде бы и не слышен в общем звучании. Не любила я петь ни хором, ни единолично. Но хором – в особенности. Но принудительно петь – ненавидела вдвойне! Тесситура разучиваемых песен и партий хора из опер была для меня слишком высока. Поэтому в трудных местах я просто открывала рот, но звуков не издавала. Пела, как сегодня выражаются, «под фанеру». Однако, учительница хорового пения, к моему удивлению, заметила, что я частенько отлыниваю. Она сделала мне замечание. Потом ещё одно. Потом пожаловалась моей матери. Открывает рыба рот, но не слышно, что поёт! – язвительно прокомментировала события вечером за ужином моя мать. – Мы за твоё обучение платим деньги, поэтому будь добра – учись, и выполняй все требования учителей. Не правда ли, Лёня? – обратилась она к отцу. Отец согласно покивал головой, загородившись от всех домочадцев газетой. В этом деле он не мог быть моим союзником. Не могла быть союзником и бабушка, материально зависимая от моей матери и моего отца, ибо не заработала себе пенсию и была – иждивенкой на содержании у дочери. Она могла лишь молча сочувствовать мне. Не был моим союзником и мой старший брат, который всегда радовался, когда меня наказывали, а ещё больше радовался, когда у меня возникали большие или маленькие проблемы в жизни. Потому я должна была справляться со своими проблемами сама. Впрочем, я пожаловалась тёте Насте, дворничихе, к которой частенько заглядывала, ибо дружила с её дочкой Тамаркой. Лёлька, сказала тётя Настя, яростно прокалывая толстой иглой Витькин валенок, который подшивала, а чо ты хором петь-то не любишь? А я хором страсть как петь люблю. Это же красиво. Мы вот с подружками соберёмся, и поём на разные голоса. Страсть как люблю! Особенно, когда рюмочку водки пропустишь под пельмешки! Тётя Настя отложила валенок и мечтательно возвела глаза к белёному низкому потолку. Я поняла, что и тётя Настя не мой союзник. Хоровое пение стало моей проблемой. А поскольку с младенчества у меня были характер и воля, на шестом году обучения я решила проблему кардинально – перестала ходить на хор. И не ходила весь учебный год. В конце учебного года всё открылось. И меня с треском исключили из музыкальной школы за непосещение хоровых занятий. Об этом исключении мне с удовольствием сообщила Алла Николаевна, когда я пришла к ней на очередное занятие. Я стояла, и не двигалась. Алла Николаевна посоветовала мне идти домой. Неужели, исключили?! Видимо, подсознательно я к этому стремилась, но когда это произошло, мне стало не по себе. Что я скажу родителям?! Что скажет моя мать, которая видела во мне будущую концертирующую пианистку. Я разрушила мечты моей матери! Я – преступница! Мне нет оправдания. Но какая-то часть моего существа ликовала. Не надо ходить на сольфеджио! Сольфеджио я тоже ненавидела. Не надо ходить на хор! Свобода! Первой я решила сказать об исключении тёте Насте, с тем, чтобы выговориться и выработать стратегию и тактику поведения с родителями. Тётя Настя выслушала меня, подперев щёку рукою. Чо, Лёлька, ты теперь играть на музыке не будешь? А я-то думала, на концерт меня пригласишь. Ой, дела! Чо делать-то будем? Как родителям-то скажешь? Ой, дела! Отец тебя выпорет! И хотя меня и пальцем не трогали, за исключение из музыкальной школы я вполне заслуживала наказания. Но не такого же! Я подготовилась вечером сказать родителям о своём исключении. Зря я готовилась! Родителям позвонили днём на работу из музыкальной школы и сообщили об исключении. Я ждала бурю. Буря, к моему величайшему удивлению, не разразилась. Отец смерил меня презрительным взглядом и удалился в спальню. Мать с непроницаемым лицом сообщила, что нашла мне частного учителя музыки, и нужды ходить на хор теперь не будет. Ты за год пройдешь всю программу музыкального училища, сдашь экстерном государственные экзамены, а осенью поступишь в консерваторию, – изложила мать мне свой стратегический план. – Я справлялась у Аллы Николаевны. Она сказала, что за год ты всё осилишь. У тебя – способности. Я пожала плечами. Тётя Настя оказалась не права. Меня не выпороли. Частный учитель, так частный! Это была свобода наполовину. Хотела ли я стать концертирующей пианисткой? Гастролировать по Союзу? Или, может быть, даже за границей? Идея была заманчивой. Но не моей. Я лучше знала, что именно я не хочу. Я бы не хотела преподавать музыку, ни под каким видом. Даже в консерватории. Нечего и говорить, что я не хотела преподавать в музыкальной школе. Оставалось только концертировать. Моя мать уверяла меня, что вся моя жизнь должна быть связана только с музыкой. Ей и в голову не приходило, что меня может увлечь что-то другое, не связанное с музыкой. Она не допускала и мысли, что я могу ослушаться. Сегодня я понимаю, что, не осуществив себя в качестве оперной певицы, она жаждала, чтобы хотя бы у меня получилось то, к чему так стремилась она, и чего – не достигла. Через два дня моя мать отвела меня в дом частного учителя музыки. Дом был многокомнатный, и, судя по обстановке комнат, через которые провела нас чернявая женщина – домработница – богатый. Домработница привела нас в комнату, в которой не было ничего, кроме кабинетного рояля и двух стульев. Учителем музыки оказался известный музыковед местной филармонии Савенко, симпатичный толстый дядька, с обширной лысиной, и астматическим дыханием: Сидай! – сказал он, шлёпая по сиденью стула, стоящего у рояля. – Покажи, что умеешь. Я сыграла первую часть первой сонаты Бетховена. Добре! – сказал Савенко. Но надо отшлифовать. И мы принялись шлифовать сонату Бетховена, и разучивать пьесы Грига, Шопена, и Шумана. Мать радовалась, видя, что я провожу часы за фортепиано. Но я играла не потому, что хотела сдать экстерном выпускные экзамены в музыкальном училище, а потому, что мне нравилась сама музыка. Но было ещё кое-что, что нравилось мне не меньше музыки. Когда я училась в восьмом классе, мою мать вызвала в школу классная руководительница. Но беседовать моей матери пришлось не только с классной руководительницей, но также с завучем и другими учителями. Они объяснили моей обескураженной матери, что я совершенно запустила все предметы, кроме литературы, английского языка, и истории. Здесь мои успехи были выше всяческих похвал. Зато по всем остальным предметам я отказываюсь отвечать, и учителя вынуждены ставить мне двойки. На всех уроках математики, физики, естественных наук я читала посторонние книги, открыто положив их на парту, или что-то писала. Классная руководительница негодовала, но ничего поделать не могла. В кабинет завуча, где происходила беседа, пригласили на закуску и меня. Моя мать сидела, как Нефертити на троне, с бесстрастным лицом, глядя вдаль мрачными серыми глазами. Елена, начала классная руководительница, нервно покашливая, – мы пригласили тебя и твою уважаемую маму, которую все знают в городе, как прекрасного человека и специалиста, с тем, чтобы рассказать ей о том, что ты не успеваешь по многим предметам. Мы вынуждены будем оставить тебя на второй год, что, безусловно, крайне нежелательно, но, что делать?! Объясни нам, почему ты не учишь ни математику, ни химию, ни физику, ни биологию. Скажи, что ты вечно читаешь и пишешь на этих уроках? Ты понимаешь, что можешь остаться без аттестата зрелости? Что ты читаешь и пишешь, скажи нам? Говори, говори, не стесняйся! Я не стесняюсь! Я просто не могу говорить, когда меня пришли судить. Что я читаю и пишу, касается только меня, и никого больше. Понимаете, кипятилась классная руководительница, она читает не ту литературу, которая положена по программе. Я видела, что она читает: Золя, Флобера, Мопассана, Голсуорси, Бодлера какого-то. Я ещё поняла бы, если бы по программе, а то – Мопассана! Не рановато ли интересоваться такой литературой? Мопассана мне порекомендовал прочесть мой отец; подала я голос. Все замерли, по-моему, даже дышать перестали, и все глаза устремились на мою мать. Совершенная правда, подтвердила моя мать. – И Флобера с Голсуорси – тоже. И Золя. И Бодлера. Но на уроках, конечно, читать не следовало. Последняя фраза обращена была, разумеется, ко мне. А пишет она – что? – не унималась классная руководительница. Я пишу – стихи; холодно объявила я. Но почему же на уроках?! Почему не во внеурочное время? Музе всё равно, урок или не урок, ещё холоднее произнесла я. Я училась холодности у моей матери. Какая ещё муза? – возопила классная руководительница. – Какая может быть муза в пятнадцать лет! Моя мать устремила на меня свой сумрачный взгляд, в котором я прочла удивление. Порешили на том, что я сдам экзамены в конце учебного года по всем предметам, кроме литературы, английского языка и истории – экстерном. Я была обречена на экстернат. Ты правда пишешь стихи, спросила меня мать, когда мы возвращались домой из школы. Я кивнула. Некоторое время мы шли молча. Почитаешь? – спросила моя мать. Нет, отвечала я. Мои стихи я никому не показывала, а, между тем, у меня было уже несколько общих толстых тетрадей, в которых они были записаны. Мысль о том, что их может прочитать моя мать, или мой отец, заставляла меня хранить эти тетради у Тамарки. Странное было у меня отношение к собственным стихам. Я не хотела, чтобы их кто-то прочёл. Что в них было? Весна и деревья в цвету, небо и облака, жаворонки и ветер. Но была в них ещё и любовь. Вот любовь-то и была моей тайной. И должна была ею остаться. Мы продолжали наш путь домой молча. За ужином моя мать объявила: Елена пишет стихи. Вместо того, чтобы нормально учиться, как все дети учатся, она пишет стихи! Вместо того, чтобы отдавать всё своё время и все свои силы музыке, она пишет стихи! Чтобы добиться успеха, надо бить в одну точку. Лёня, скажи ей, что ты по этому поводу думаешь. Отец отложил нож и вилку, вытер рот салфеткой. Затем взглянул на меня. Я не опустила глаз. Мама права, сказал отец. – Надо бить в одну точку, а не распыляться, как Виктор. Иначе толку не будет. Виктор, мой брат, всем поочерёдно увлекался и ни одно дело не доводил до конца. Взялся построить байдарку. Скелет её уже два года стоял в ожидании. Но, сделав скелет байдарки, мой брат охладел к ней, и занялся боксом. Когда его сильно ударили по носу, он охладел и к боксу, и занялся самбо. Освоив несколько приёмов самбо и потренировавшись на мне, он увлёкся марками. После марок – фотографией. После фотографии – мотоциклом. После мотоцикла – радио. После радио – футболом. И так далее. Он скакал по верхам. Он всё время был в движении. Но не усвоил ничего основательно. Он всё время был в движении: нервный, порывистый, увлекающийся. Родители противопоставляли меня брату постоянно, разжигая в нём ненависть ко мне. И вдруг – стихи! Хорошие стихи? – спросил отец. – Если пишешь плохие стихи, то брось это дело сразу. Почитаешь? Нет, сказала я. Я тебе категорически запрещаю писать стихи! – резко поднялся из-за стола отец. – И если ты ослушаешься, то пожалеешь. Что он мог мне сделать? Я всё равно буду писать стихи, где бы они меня не застигли. Ни отец, ни мать не знают, что стихи давят изнутри, пока их не запишешь. Это состояние давления изнутри мучительно. Спастись можно только, их записывая, ты ведь знаешь. Они требуют это. Они хотят родиться. И я должна им помочь. Запретить писать стихи! Это запрет на моё дыхание. А я не могу не дышать. Я не могу не писать стихи. Я не стала сдавать школьную программу экстерном. Из девятого класса я ушла в вечернюю школу, которую и успешно закончила. И когда пришла пора подавать документы в вуз, я втайне от родителей подала в университет на филологический факультет. Ты не любишь музыки! констатировала моя мать, узнав о моём решении. Из тебя ничего не выйдет! Будешь убогой учительницей литературы. Тебе хочется такой судьбы! Тебя с твоим языком и характером будут отовсюду выгонять. Моя мать была не права. Я любила музыку. Но литературу, но поэзию я любила не меньше. Я буду Орфеем, сказала я. – Он был одновременно поэт и музыкант. Ага! – сказала мать, И его вообще потом порвали на куски. Ты не знаешь жизни. Ты будешь жалкой и нищей учительницей литературы. И всю жизнь будешь рассказывать детям в школе биографии великих поэтов и писателей, вместо того, чтобы сделать себя великой пианисткой. Я зря тратила на тебя время! Моя мать решительным шагом вышла из моей комнаты, с тем, чтобы больше в неё никогда не заходить. Я разбила мечты моей матери. Я разбила ей сердце. Она тоже не простила мне. Моя мать не разговаривала теперь со мною. Если ей что-то надо было мне сообщить, она передавала сообщение через бабушку или отца. Моя мать, наверное, ждала, что я передумаю. Но я не передумала и перестала ходить к Савенко на уроки. Я всё реже и реже садилась к пианино – поиграть. Моим вниманием полностью завладела поэзия. Но любовь к музыке во мне осталась навсегда, как часть поэзии, хотя моя мать упорно внушала мне, что музыка – древнее. Может быть! Пусть она древнее, но она взывает только к эмоциям и чувствам. Поэзия будит мысль, и потому она мне намного ближе. Быть исполнителем чужой музыки – почётная задача. Но я хотела быть не исполнителем чужих идей, а творцом собственных. Это во мне не хотела и не могла понять моя мать. И, как знать, если бы не моя любовь к поэзии, может быть, когда-нибудь мы стали бы близки с моей матерью, простив друг друга. Сегодня-то я знаю, в какую цену мне обошлось моё природное влечение к Слову. Я и моя мать так и оставались чужими друг другу вплоть до её смерти. Моя мать осталась непреклонной. Исследуя своё отношение к родителям, я могу сказать, что не нахожу в своей душе всепоглощающей и нерассуждающей любви к ним, но отсутствие такого вида любви уравновешивается глубоким уважением и искренней благодарностью. Мои отец и мать превосходно выполнили свои родительские обязанности по отношению ко мне. Моим родителям я обязана своим трудолюбием. Моим родителям я обязана непреходящей любовью к природе, философии, истории, мировой литературе, архитектуре и живописи. А к скульптуре? – спросишь ты. А что, скульптура? Могу восхититься идеальными пропорциями фигур Фидия, Праксителя, Бернини, Кановы. Могу бросить всё и вся, чтобы выстоять очередь в Музей изящных искусств имени Императора Александра III, основанный твоим отцом, чтобы полюбоваться скульптурами Родена. Кстати, мечтаю дожить до того дня, когда этот музей снова станет называться так, как назывался до революции. Никакой он не музей изобразительных искусств имени А. Пушкина. От Пушкина не убудет, если возвратят музею его подлинное название. Так, вот, я могу восхититься скульптурой, но, в общем, разделяю твоё мнение – «мёртвые красоты». Однажды в Эрмитаже я попала в какой-то зал, где было не меньше сотни мраморных античных фигур. Я позорно бежала оттуда через полчаса. Мне стало страшно среди этих красивых каменно-неподвижных мертвецов. Моим родителям я обязана равнодушием к эстраде. Искусство владения голосом требует огромного труда и много времени. О каком искусстве владения голосом может идти речь, когда у многих эстрадных исполнителей и голоса-то певческого нет! Моим родителям я обязана любовью к природе. Это они научили меня трепетно относиться к растениям и, особенно, животным, беззащитным перед нами, несмотря на свои когти и клыки. Моим родителям я обязана своим равнодушием к деньгам. Помнишь: «деньги, да плевать мне на них!». Вот и мне плевать! Их должно быть ровно столько, чтобы не испытывать недостатка в пище, одежде, и удовлетворении эстетических потребностей. Конечно, будь у меня их больше, чем есть, я могла бы путешествовать по миру и любоваться архитектурой и живописью в музеях, слушать лучших исполнителей оперы и инструментальной музыки, слушать лучшие оркестры мира с лучшими дирижёрами. Но, выше головы не прыгнешь, вот и приходится довольствоваться Интернетом. Какое счастье, что он есть! Моим родителям я обязана равнодушием к религиям и церквям. Моим родителям я обязана презрением к советскому режиму. В следующий раз я расскажу тебе о тёте Соне – Софье Семёновне Рубиной. Целую тебя, моя радость, твоя Елена. ПИСЬМО IV Здравствуй, дорогая Маринушка! Я подумала, что будет несправедливо, если я не расскажу тебе немного и о моих бабушках. О матери моего отца, Нине Иннокентьевне Лавровой, мне сказать-то особо и нечего. Она жила в семье своей дочери, Елены, воспитывала её детей, моих кузенов, занималась хозяйством. Круг её интересов замыкался в классическом кругу: Kinder, K;che, Kirche. Ой, нет! С Kirchе у всех моих родственников были проблемы. Так что, Kirchе исключаем. Впрочем, K;che тоже исключаем. Какая K;che, если были свои повара! Kinder оставим. Вся формула, как ты понимаешь, условна. У бабушки с дедушкой было четверо детей. До революции бабушке не приходилось ничего делать, потому что были: няньки, горничные, гувернантки, лакеи, и.т. д. Но после революции ей пришлось учиться всему: готовить пищу, стирать бельё, вытирать пыль, шить одежду, мыть полы. Да что я тебе рассказываю! Ты через это тоже прошла. Бабушка всему научилась. Даже жарить пирожки с мясом. Кстати, пирожки у неё получались огромными – кусочек с коровий носочек, как шутила моя вторая бабушка, мать моей матери. Кстати, у второй моей бабушки пирожки были миниатюрными. Чтобы насытиться, довольно было съесть один пирожок моей первой бабушки, или десять пирожков – второй. Так вот, я не помню, чтобы мать моего отца занималась чем-нибудь, кроме хозяйства. У меня было такое впечатление, что жизнь её, малость, пришибла. Ты ведь знаешь, как это могло случиться с мягкой нежной женщиной. Вчера у тебя было всё: капитал в банках, особняки, конюшни, выезды, драгоценности, слуги. Ты могла, если пожелаешь, ехать, куда хочешь, хоть в Австралию любоваться на кенгуру, или сидеть дома и листать модные журналы. И вдруг, в один день ты становишься гол, как сокол. Капитал и недвижимость экспроприированы, т. е. отчуждены теми, кто пришёл к власти, слуги разбежались. Единственно, что осталось, меха и драгоценности, да и те, в конце концов, отнимут. И всё время надо бояться, трястись от страха, что ночью придут, всё перетрясут, всех уведут, отнимут последнее, поставят к стенке, унизят и убьют. В чём я ощущала пришибленность моей бабушки? Она больше молчала, чем говорила. Ни во что не вмешивалась. Не читала газет. Впрочем, ты газет тоже не любила. А мой отец рассказывал, что в молодости она любила выезжать в оперу, любила драматический театр и, конечно же, балы. Теперь, даже в семье она хотела быть незаметной. Однажды я попыталась поговорить с ней. Стала спрашивать об Италии, где она была. О Флоренции, и её музеях. О Равенне и могиле Данте. О Венеции. О Париже. Знаешь, это было так давно, сказала бабушка. – Единственно, что я помню отчётливо, это Рим и Неаполь. Мы снимали виллу высоко над морем. Оттуда был дивный вид. Это я хорошо помню. А всё остальное, как в тумане. Как во сне. Вроде было, а, может, и не было. А могила Наполеона? приставала я. – Как она выглядит? Не помню, сказала бабушка. – Вот исполнится и тебе восемьдесят лет, много ты будешь помнить? У меня сложилось впечатление, что всё она помнила, но не хотела вспоминать и не хотела говорить о том, что было. Про дедушку бабушка категорически не хотела говорить. Она сохраняла память о нём где-то глубоко в своём сердце и ни с кем, даже со своими детьми не желала делить её. У них были свои воспоминания об отце. У неё – свои воспоминания о муже. Настоящего контакта с бабушкой не получалось. К тому же она отдавала предпочтение тем своим внукам, которые жили рядом с нею. Мы были внуки, приходящие в гости. Но и «домашним» внукам она тоже ничего не рассказывала. Было впечатление, что она больше жила в прошлом, нежели в настоящем. Настоящее её интересовало ровно постольку, поскольку от него нельзя было отмахнуться. От того прошлого моей бабушки сохранились у меня открытки с видами Рима конца XIX века и альбом с фотографиями Версаля и Трианона. Разумеется, фотографии чёрно-белые, но превосходного качества. Что меня удивило, так это фотография спальни Наполеона, в которой ты, разумеется, была. Дело в том, что я сравнила эту фотографию с другой, современной и цветной в Интернете. И что же?! На моей старинной фотографии совсем другой интерьер этой самой спальни! Другая кровать! Это видно по резьбе спинок. На моей фотографии нет балдахина, а на современной – есть, да ещё какой пышный! На моей фотографии интерьер сдержанный, приличествующий Императору и полководцу. Мужской интерьер! Ничего лишнего! Кровать, комод, два кресла, стул, зеркало, на подзеркальнике мраморный бюст (Марии-Луизы? Жозефины? Античной богини?). И круглый столик на трёх львиных лапах посередине комнаты. Кресла и стул стоят по стенам. Кресла в изголовье кровати. Стул с противоположной стороны. На новой фотографии куча стульев окружает столик, а на столике – треуголка с трёхцветной кокардой. Громоздкие позолоченные часы со скульптурным украшением чёрного цвета. Фарфоровый таз для умывания стоит возле кровати. В тазу стоит кувшин. Козетки, какие-то! Будуар кокотки, а не спальня Императора. Кажется, совпали на фотографиях только зеркало, люстра, столик и ваза. На старой фотографии ваза одна и стоит на комоде, в изголовье кровати. На новой фотографии две вазы-близнецы стоят у зеркала. Словом, за сто с лишним лет интерьер спальни изменили до неузнаваемости. Впечатление такое, что собрали из дворцов вещи, принадлежавшие Наполеону, и запихнули их в версальскую спальню. На старой фотографии – строгий интерьер. На современной фотографии я уже сказала – что! Будуар кокотки! Или чердак, где свалены старые вещи. Где кровать Наполеона?! Куда она подевалась?! Не развалилась же она, в самом деле! Может, и на этой новой кровати Наполеон спал. А, может, и не спал. Поди, знай теперь, спал или не спал! Конечно, я верю старой доброй фотографии более, чем столетней давности. По всей вероятности ты в двадцатые-тридцатые годы видела тот интерьер, который вижу я в старом альбоме. Надеюсь, что это так. В общем, дурят нас и во Франции. Грустно! Очень грустно! И где гарантия, что и столик тот же, а не реплика? И где гарантия, что зеркало – то же, в которое смотрелся Наполеон? Знаешь, почему я засомневалась? В детской твоего последнего дома в Москве в Борисоглебском переулке висит зеркало, как мне сказала экскурсовод, подлинно твоё. Я подошла и посмотрела. И ничего не увидела, так как бедное зеркало состарилось. Мутное! Верю, что оно – твоё и когда-то отражало твой лик. Не верю, что ясное зеркало, висящее в спальне Наполеона, отражало его лик. Выглядит оно, как новенькое. А ведь между мною и Наполеоном протекло вдвое больше времени, чем между мной и тобой. Я всегда испытывала недоверие к музеям. И недаром! Но вернёмся к бабушкам. Обе они прожили долгую жизнь, по 86 лет. И что только не видели, и что только не испытали! Мать моей матери, Евдокия Тимофеевна Терская была совсем другой, нежели мать моего отца. Происхождение её мне не вполне понятно и внятно. Не очень-то она распространялась о своём детстве и своих родителях. Родилась она в центральной России, во Владимире, а потом её родители переехали в Красноярск. Там умер какой-то близкий родственник и оставил в наследство большой дом. Родители бабушки поехали распорядиться наследством, но в Сибири им понравилось, и они решили остаться. Они были явно не из дворян. Но и не из крестьян. Разночинцы, надо думать. Бабушка училась в гимназии. После её окончания бабушка решила продолжить образование. Это была правильная мысль. Бабушка уговорила родителей, ускакала в Петербург и поступила на курсы учёных акушерок. Кстати, были эти курсы платными, следовательно, родители бабушки имели возможность оплачивать образование дочери. Бабушка окончила курсы и стала озираться вокруг, где бы применить свои знания. И попала в поле зрения поручика Стемпковского. Где уж они встретились, не ведаю, но встретились и обвенчались. И родился у них мальчик – Виктор. И стали они жить-поживать в Санкт-Петербурге. Я видела две фотографии этого мальчика, сводного брата моей матери. На одной фотографии прелестный кудрявый малыш с босыми ножками сидит между матерью и отцом на канапе. Мать – моя юная бабушка – одета по моде стыка веков: корсет, тонкая талия, длинная юбка платья, рукава с буфами. Муж – бравый военный с усами, концы которых лихо закручены вверх. Завивал он их, что ли? В папильотки закручивал на ночь? Грудь колесом, пуговицы мундира грозно сверкают. Сразу видно, что дамский угодник. Фотографию эту потом мои родители станут прятать в секретное отделение японской шкатулки. После 1917 года это был компромат, хотя бабушка давно уже поменяла этого мужа на другого. Но главное – ребёнок! Глядя на такого, поневоле воскликнешь: Ангел! Ангел прожил на земле два с половиной года. Он и должен был умереть, потому что ангелы на земле жить не могут. Бабушка рассказывала, что у этого малыша были необыкновенные способности. Он раньше, чем другие дети, пошёл и начал говорить, и, хотя бабушка была не то атеистка, не то пантеистка, и не увлекалась религиозным воспитанием своих детей, он постоянно говорил о боге, который ждёт его на небесах, что бабушку поначалу удивляло, а потом стало пугать. А потом мальчик умер. Неизвестно от какой болезни. Бабушка говорит, что накануне смерти он был весел и здоров, а утром не проснулся. Я видела его фотографию в гробу. Прелестное нежное безмятежное лицо. Навсегда закрывшиеся веки. Зачем он был? Почему ушёл? Кто знает! Первый брак моей бабушки не удался. После смерти сына бабушка стала скучать, сидя дома, и снова стала искать работу с медицинским уклоном. И нашла. Поручик взбеленился. Он не хотел, чтобы его жена работала, пусть даже акушеркой. Он кричал, что не позволит, не пустит, и, между прочим, что застрелит, потому что ему известно, зачем его жена ищет приключений. Словом, пошлая мелодрама. Бабушка послушала, послушала, и решила, что пора сваливать. На сегодняшнем молодёжном языке, Марина, это означает, что пора уходить. Пока поручика не было дома, бабушка собрала чемоданчик и поспешила на вокзал. Ей захотелось в Красноярск к папе с мамой, но сначала она решила пожить в Москве. Бабушку выдала горничная. Она рассказала вернувшемуся домой поручику, что его жена двадцать минут, как оставила дом. Поручик схватил извозчика и помчался на вокзал. К несчастью, он обнаружил бабушку в зале ожидания, и, несмотря на то, что кругом было полно народу, вытащил револьвер и стал палить в жену. Удивительно, но он не попал, хотя бабушка рассказывала, что стрелял он с близкого расстояния. Стреляя, поручик кричал: Где он?! Где Ваш любовник?! Бедный, свихнулся от ревности. Поручика скрутили и увели. Больше бабушка его не видела. Приехав в Москву, бабушка остановилась в гостинице. Переодеваясь, она обнаружила, что навылет прострелена тулья её шляпки. Пять сантиметров ниже, и не было бы ни моей матери, ни меня. Забавно в этой истории то, что револьвер в суматохе оказался на полу под лавкой, где сидела бабушка. Она его потихоньку подняла, положила в муфту, и была такова. Надо сказать, что эта моя бабушка была весьма предприимчива, эмансипирована, но не чересчур. Нигилисткой и феминисткой она всё-таки не была. Бабушка поступила в Москве на работу в качестве акушерки в больницу и начала свою трудовую деятельность. Как протекала жизнь моей бабушки с 1900 по 1914 год? В трудах. Она сама зарабатывала себе на жизнь и больше не стремилась замуж. Первого опыта ей хватило по уши. Наступила зима 1914 года и моя тридцатичетырёхлетняя бабушка решила кардинально изменить свою жизнь. Вместе со своей подругой Апполинарией, тоже акушеркой, она решила уплыть в свободную Америку. Они строили планы, они мечтали, они хотели быть свободными. Почему, нет?! У них была профессия. Они были не замужем, они были молодыми и умными женщинами, и они хотели счастья. Счастье манило их издалека. Они решили плыть летом, когда будет тепло и можно будет насладиться видом неба и звёзд, глядящихся в океан, как в зеркало. Если бы бабушка уплыла в Америку, не родилась бы моя мать, и, следовательно, не родилась бы я. Судьба моей бабушки была бы иной, и она стала бы не моей бабушкой. Но где-то в книге бытия моя судьба тоже была решена. Или всё это случайность? Ты как-то сказала, что ничто не случайно в этом мире. Очень может быть! Летом 1914 года началась Первая мировая война и вместо Америки бабушка со своей подругой оказались в военном госпитале, где они начали выхаживать раненых. Там-то в госпитале бабушку присмотрел женатый врач, шляхтич Анджей Терский, поляк по национальности, обременённый не только женой, но и тремя детьми. Бабушку нельзя было выкинуть из десятки. Высокая, тёмноволосая, с синими глазами, она выглядела очень эффектной дамой. Бабушка ломалась недолго и пала в объятия поляка. Так была зачата моя будущая мать. Потом началась катавасия. Поляк жил с бабушкой. Потом сбежал назад к жене. Потом опять к бабушке. Потом опять к жене. Сколько это у них продолжалась эта челночная жизнь, не ведаю, но года два – точно. В начале 1917 года уставшая бабушка решила вопрос кардинально. Она сказала поляку, что или он разводится с женой, или шёл бы он ко всем чертям! Вариантов не было. Поляк развёлся с женой, женился на моей бабушке, прожил с ней до октябрьского переворота и исчез в неизвестном направлении. Бабушка сделала предположение, что он подался на Юг, а там был либо убит, либо свалил за границу. Как бы там ни было, моя мать своего отца не помнила, потому что к тому времени, когда он исчез, ей исполнилось два года. Где тут помнить! А потом стало весело, потому, что к власти пришли большевики. Грабить бабушку они не стали, потому что у бабушки ничего не было, кроме профессии и ребёнка. Она отвезла дочь в Красноярск к родителям, а сама вместе с верной подругой Аполлинарией занялась авантюрным, но выгодным делом. Главным для них в то время был вопрос – как выжить? Помнишь, ты написала в дневнике, что тебе в эти времена даже в голову не пришло, что можно заработать проституцией? Моя бабушка была старше тебя на двенадцать лет, и она была ещё сравнительно молода и ей, как и тебе, в голову подобные мысли не пришли. Это радует! Бабушка с подругой решили заняться контрабандой. Две русские Карменситы сели в поезд и несколько лет катались вдоль всей страны по сибирской железной дороге в Манчжурию. В Манчжурии моя бабушка и её преданная подруга покупали шёлк, обматывались этими шелками, надевали сверху платье и пальто и, став толстенькими дамами, катились назад через сибирские просторы. Докатившись до Москвы, китайский шёлк продавали или меняли на продукты. Но не всё бывало гладко. Между Манчжурией и Москвой вставали препятствия, которые бабушка умело и лихо преодолевала. А препятствия эти были, с одной стороны, белые, семёновцы, а с другой стороны, большевички. Удивительно, но бабушка ладила и с теми, и с другими. И те и другие беспрепятственно позволяли импозантным дамам ехать, куда им вздумается. Симпатии бабушки были, разумеется, на стороне белых. Большевиков она не понимала и не принимала в расчёт. Ей казалось, что скоро белые победят и всё станет, как прежде. Между прочим, бабушка встретилась с Сергеем Лазо. Это был ещё тот фрукт! Был, как и твой супруг, подпоручиком Царской армии, а потом перекинулся к эсерам, а затем к большевикам. Лютовал в Сибири и на Дальнем Востоке. Вот к нему-то и отвели большевички мою бабушку и её подругу во время очередного вояжа в 1919 году. Аполлинария плакала, не переставая, но моя бабуля была не из слабонервных дамочек. Она не доказывала Лазо, что она не японская шпионка, или белая лазутчица. Она просто подняла юбки пышного платья и показала изумлённому начальнику Военно-революционного штаба шелка, коконом обвивавшие её стройное тело. Лазо, как вспоминает бабушка, смеялся до упаду, и отпустил находчивых дам на все четыре стороны. Ах, если бы товарищ Лазо взял муфту моей бабушки и вытряс бы её содержимое на стол, то его изумление было бы ещё большим. В муфте бабушки был револьвер. Да-да, тот самый! Бабушка повсюду возила его с собой для самообороны. И пули где-то добыла к нему. И ты пустила бы его в дело? – спросила я. Несомненно! – парировала бабушка. – Я до сих пор жалею, что не пустила пулю в лоб этому Лазо. Впрочем, он и без меня плохо закончил свою жизнь. Закончил Лазо и впрямь паршиво. Если ты не знаешь, скажу, что весной 1920 года он был арестован японцами, которые передали его белым казакам. Лазо был расстрелян, а тело его было сожжено в паровозной топке. Жаль! Осквернили паровоз! Паровоз жаль! В советские времена была распространена легенда, будто бы белоказаки сожгли Лазо живьём. Это наглое совковое враньё! Специально такую легенду советские партийные боссы придумали, чтобы советский народ воспитывать в сознании, какие живодёры были белые. В общем, бабушка имела кучу приключений, и ей было, что вспомнить на старости лет, и она охотно вспоминала. Когда гражданская война закончилась, бабушка отправилась в Красноярск, где проживали её родители и дочь, моя будущая мать. Бабушка снова начала трудовую деятельность в советских роддомах и приняла много советских младенцев в свои заботливые несоветские руки. А моя будущая мать училась в советской школе, потом в советском университете, и наконец, состоялась её встреча с моим будущим отцом. Когда я подросла, я осознала, что такое моя бабушка, по её признанию, атеистка и язычница. Дело в том, что в гимназии, где она училась, был предмет под названием Закон Божий. Бабушка рассказывала, что поп, который преподавал этот самый закон, на все религиозные вопросы гимназисток отвечал: Пойди, дочь моя, стань до конца урока в угол, учи, как напечатано, а кто ещё будет спрашивать, пожалуюсь родителям. Бабушка говорила, что почти все уроки Закона Божия она проводила в углу. Причём, вопросов она попу не задавала. Когда он входил в класс, бабушка, молча, шла в угол. Оп косился на неё и спрашивал: Опять вопросы, дочь моя? Бабушка, молча, кивала утвердительно. Поп вздыхал и начинал урок. Гимназистки хихикали. На III съезде Всероссийского союза учителей в 1906 году высказывалось мнение о том, что Закон Божий «не подготовляет учеников к жизни, а вытравляет критическое отношение к действительности, уничтожает личность, сеет безнадежность и отчаяние в своих силах, калечит нравственную природу детей, вызывает отвращение к учению. И гасит народное самосознание». Ну, насчёт уничтожения личности явно преувеличено. Напротив, именно уроки Закона Божия отшлифовали личность моей бабушки, а также обострили критическое отношение к действительности. Это был внутренний мир моей бабушки, и он мне нравился. Бабушка, как я её помню, имела вид неприступный и высокомерный, но на поверку она была добра и милосердна, даже излишне милосердна, на мой взгляд. После войны бабушка вечно приводила в дом каких-то детей и старушек, подобранных на улице. Кормила их и поила, и пристраивала в советские детские дома и советские богадельни. Бегала по советским учреждениям, сидела в очередях, ругалась с чиновниками, хлопотала и возмущалась. Бродячие старушки и беспризорные дети нас время от времени по мелочи обкрадывали. Бабушка относилась к этому философски. Высокомерие было защитным панцирем, и оно пригождалось ей, в особенности, именно при общении с советскими чиновниками. Представь, что ты чиновница, а в твой советский кабинет входит совсем не советская на вид дама в длинном, почти до полу старомодного покроя платье, с причёской «шлем», которую носили в начале века, иногда в широкополой дореволюционной шляпе, в туфлях на французском каблуке. На носу – пенсне. Пенсне особенно гипнотизировало чиновников. В руках бабушки был ридикюль и зонтик, либо белый с пожелтевшими кружевами по краю от солнца, либо чёрный с ручкой из слоновой кости, если на улице дождь. Зимой это было и вовсе сногсшибательное зрелище, когда бабушка величественно входила в кабинет, одетая в кенгуровое манто с воротником из зеленоватого меха какой-то экзотической обезьяны и такую же шапку. Советские чиновники и чиновницы при виде этакого величия даже привставали со стульев. Наверное, на миг им казалось, что никакой революции и в помине не было. А потом бабушка усаживалась и начинала изложение проблемы, с которой она явилась в данный кабинет, примерно с такой фразы: Сударыня (сударь), не соблаговолите ли Вы уделить мне пять минут Вашего драгоценного времени? «Сударыня» или «сударь» обмирали на секунду от такого обращения, а бабушка держала речевую инициативу в течение примерно десяти минут, не давая чиновнику или чиновнице опомниться. Потом бабушка милостиво выслушивала противную сторону. Отказать бабушке было просто невозможно. Её подопечных тут же куда-нибудь оформляли в подходящее учреждение. И неизменна была последняя бабушкина фраза: Покорнейше Вас благодарю! Кстати, моя мать была копией своей матери. При внешней неприступности холодности и высокомерии, она вечно возилась с каким-нибудь несчастным ребёнком, стариком или животным. Только одного старика бабушка никуда не пристраивала. Этот старик по фамилии Подгорбунский, появлялся в нашем доме раз в месяц. Он приходил, клал в передней на пол свой неизменный защитного цвета старенький рюкзак, снимал обветшавшее пальто с бахромой внизу, разглаживал седые усы сгибом указательного пальца, приглаживал ладонью редкие седые волосы на темени и проходил на кухню, где бабушка его кормила. Старик никогда не здоровался, не прощался и никогда ничего не говорил. Поев, он вытаскивал из кармана потерявшего цвет пиджака грязный тряпичный кисет, из кисета вынимал трубку, набивал её табаком и закуривал. Покурив, Подгорбунский, молча, уходил. Бабушка всегда совала ему в рюкзак жареные пирожки с капустой или кусок хлеба. Подгорбунский никогда не благодарил. Он немой? – спросила я. Нет, отвечала бабушка. – Он не хочет разговаривать. Ни с кем. Он до революции был профессором истории в Университете. Всех его родных либо расстреляли, либо они сами умерли от голода или тифа. Профессор во время гражданской войны был низложен, потерял кафедру, и ушёл бомжевать, как выражаются сегодня. Он был уже совсем старенький. Почему ты его не устроишь в дом для престарелых? – спросила я бабушку. Никогда! – отрезала она. – Он – свободный дух. Так он ещё сколько-то продержится, а в советской богадельне он через неделю умрёт. Подгорбунский перестал приходить в 1960 году. Наверное, умер. Всё! Целую тебя, дорогая, твоя Елена ПИСЬМО V Доброе утро, Маринушка! У Ахилла был воспитатель Хирон. У розы должен быть садовник, сказал Антуан де Сент Экзюпери. У меня был свой Хирон, но женского пола. У меня была садовница, хотя я была отнюдь не роза, а скорее колючка от розы. Непоседливый ребёнок. Несносный ребёнок. Неуправляемый ребёнок. Ребёнок, который делал именно то, чего не велели взрослые. Совался именно туда, куда запрещали взрослые. Ребёнок в синяках, ссадинах и шрамах. Ребёнок, висевший на заборах, ребёнок, скакавший по крышам сараев, лазавший по веткам тополей, гладивший чужих собак, сидевших на цепи, и ни разу этими свирепыми псами не укушенный. Ребёнок, собиравший по помойкам брошенных кем-то щенят и котят. Бабушке приходилось то и дело котят и щенков отмывать и пристраивать в хорошие руки. Но хуже всего было общение с детьми, которых бабушка называла шпаной. Шпана научила меня нескольким грубым словам, а также: свистеть, стрелять из рогатки, летом кататься на самодельном самокате и велосипеде, а зимой кататься на «снегурках», прикрученных верёвками к валенкам, играть в чехарду, орлянку казаков-разбойников и партизан. При игре в партизан применялись пытки. Поскольку я была самая маленькая, меня всегда назначали в партизаны. Мальчишки-«фашисты» выкручивали мне руки, связывали мне ноги, чтобы не убежала, давали щелчки в лоб и требовали открыть местоположение партизанского отряда. Мне полагалось мужественно всё сносить и молчать. Я нарушала правила игры, и при малейшей боли немужественно орала. Выскакивали во двор взрослые, шпана разбегалась, меня развязывали и передавали бабушке. Бабушка сокрушалась, смазывала мои царапины зелёнкой и пила валерьянку. Отец и мать отсутствовали в доме по уважительным причинам. Бабушка с трудом справлялась со мною. Отчаявшись справиться, она поручила меня на три дня соседке и съездила к дочери за 400 километров от Иркутска в высокогорный санаторий Аршан, где моя мать долгие месяцы и годы лечилась от туберкулёза. Получив инструкции от моей матери, бабушка написала письмо моему отцу, сидевшему в ГУЛАГЕ. Не знаю, смог ли ответить что-нибудь мой отец своей тёще, но в моей жизни появилась тётя Соня, мой будущий Хирон в женском облике. Как известно Хирон хромал, будучи нечаянно ранен в колено стрелой, пущенной его воспитанником Гераклом. Тётя Соня не хромала. Никто не пускал в неё стрелы. Но подобно Хирону, тётя Соня была выдержана, спокойна, благовоспитанна и обладала обширными познаниями в точных, естественных и гуманитарных науках. Но, самое главное, она была воспитанницей Смольного института, и её задачей было обуздать мои дикарские наклонности и страстную любовь к свободе. Моя тётя Соня ничуть не походила на одесскую тётю Соню Клары Новиковой. Моя тётя Соня была полной противоположностью одесской тёте Соне. Моя тётя Соня была коренной петербуржанкой, и этим всё сказано. Моя тётя Соня на самом деле тётей мне не была. Никаких родственных связей. Другая порода. Другая раса. Но, тем не менее, тётя Соня была членом нашей семьи, уважаемым и любимым. В советское время она преподавала математику в средней школе. Не знаю, каким она была учителем при её несоветском воспитании. Могу даже предположить, что, превосходно зная свой предмет, она страдала от необходимости зарабатывать на жизнь, работая в советской школе. Бабушка подготовила меня к появлению в моей жизни Софьи Семёновны Рубиной. Вечером, отмыв меня и причесав мои светлые волосы, которые я тотчас разлохматила пятернёй, бабушка завела разговор издалека: Завтра к нам придёт тётя Соня. Она тебе не тётя, но и не чужая. Вообще-то её зовут Софья Семёновна Рубина, но тебе легче называть её тётя Соня. В гости придёт? Бабушка замялась. Ну, вроде бы и в гости, но, в общем, мне помогать. Пусть приходит, милостиво разрешила я. А ты её помнишь? Я не помнила. Когда ты была маленькая, она к нам часто приходила. Больше скажу, ты ходить научилась в её ванне. В ванне? Почему – в ванне?! Тебе было семь месяцев, когда мы приехали из Красноярска в Иркутск. Отцу твоему ещё не дали квартиру, и все мы жили месяца два у тёти Сони. Тебя устроили спать в ванной комнате в ванне. В воде?! Да нет же! Выстелили ванну шубами, ты и научилась ходить в этой ванне, держась за края. Сама выучилась. Захожу утром умыться, а ты – ходишь туда и сюда, туда и сюда. А потом Лёнечке дали квартиру, мы и уехали от тёти Сони. А почему она к нам не приходила? Твой отец запретил ей приходить к нам, чтобы её не арестовали. Он её очень любит. Она ведь была его гувернантка. До революции. Гувернантка? Именно. Помнишь, у Пушкина: Monsieur l'Abb;, француз убогой, Чтоб не измучилось дитя, Учил его всему, шутя, Не докучал моралью строгой, Слегка за шалости бранил И в Летний сад гулять водил. Этот француз был гувернёром Евгения Онегина. Воспитателем. Тётя Соня была гувернанткой твоего отца и его младшего брата Игоря. Она и тебя будет воспитывать. Будет водить тебя гулять. В Летний сад? Бабушка наклонила седую голову, сняла пенсне и протерла его носовым платком. Она улыбалась: Летний сад в Пе…Тьфу! В Ленинграде. Далеко от нас. Будете гулять в саду имени Парижской коммуны, прости Господи! Бабушка посадила пенсне на нос и снова стала строгой. Только ты никому не говори, что тётя Соня бывшая гувернантка. Она учительница математики в советской школе. Поняла? Поняла. Плохих слов не произносить, тётю Соню слушаться. О евреях и бурятах плохо не отзываться. Слово «жид» не произносить! Разве я плохо отзываюсь? А кто позавчера пришёл домой и стишок о бурятах рассказывал: «Бурят, штаны горят…» и так далее? Кто тебя научил? Вовка рассказал, я запомнила. Это плохой стишок. Забудь его. Буряты – прекрасный народ! Это мы русские – дураки! Почему? Вырастешь, узнаешь! Или расскажу, если успею. Я – русская? Русская? И я – дура?!!! Пока – нет. Дураки взрослые. Меня очень беспокоит, что ты можешь обидеть тётю Соню. Никаких «жидов»! Поняла? Помни, это оскорбительно. А тётя Соня – жид? Не жид, а жидовка. Тьфу, еврейка. Но она крещёная еврейка. Она православная еврейка, а значит и вовсе не еврейка, а христианка. А те, кто не любит жи… евреев, тот антисемит. Анти – кто? Антисемит. Настроен против жи…Тьфу! Против евреев. Тётя Соня замечательная! Она умница! Она лучше многих русских. Сама увидишь. А что такое – христианка? Она верит в Христа. А кто такой Христ? Не Христ, а Христос. Христиане верят, что он Бог в образе человека и поклоняются ему, как Богу. А кто такой – Бог? Бог это тот, кто лучше и выше и могущественнее всех людей вместе взятых. Бог создал мир и управляет им. А ты, бабуля, христианка? Я, сказала бабушка, вскинув голову, и стёкла пенсне блеснули под светом настольной лампы, скорее всего язычница или пантеист. А точнее, я – атеист. Что такое – язычница-пантеист? Я люблю природу: солнце, звёзды, небо, деревья, облака, животных, цветы. Тогда я – тоже пантеист. И язычница. Ну, и прекрасно! Только тёте Соне об этом докладывать не обязательно. Тётя Соня пришла на следующий день около полудня. Её шёлковое синее платье шуршало и шелестело. В вырезе платья сверкала белизною плоёная манишка. На тёмных с лёгкой проседью, гладко причёсанных волосах тёти Сони, убранных на шее в узел, была белая пикейная шляпка. Тётя Соня дышала свежестью и какой-то исключительной чистоплотностью. Мягкая, нежная, тихая, она неслышно двигалась, больше молчала, нежели говорила, а если говорила, то только по делу и при этом всегда улыбалась, словно извиняясь за то, что завладела вниманием слушателя. Ей было пятьдесят два года, и она была само очарование. Бабушка нарядила меня в розовое платье с белой кокеткой, тётя Соня взяла меня за руку, и мы отправились гулять. Идти надо было чинно, медленно, что было для меня, ребёнка чрезвычайно подвижного, мучительно. Временами я вырывала руку из тёплой мягкой ладони тёти Сони и неслась впереди, успевая обскакать тротуар во всех направлениях, заглянуть во все калитки и дворы и вспугнуть всех воробьёв, перецеловать всех кошек и собак, встретившихся на пути. Тщетно призывала меня тётя Соня успокоиться. Упустить меня было легче, чем вернуть. Карие огромные глаза моей спутницы наполнились безмолвным укором; мне становилось стыдно, и я возвращалась и снова чинно шла рядом. Но недолго. Первым делом мы пришли в парикмахерскую. Меня посадили на стульчик, обвязали шею белой простынкой и велели сидеть смирно. Как? – спросила пожилая усталая парикмахерша. «Под пажа», отвечала тётя Соня. – Надо всё упорядочить, вихры убрать. «Под пажа». Под кого? – подозрительно спросила парикмахерша и угрожающе пощелкала стальными ножницами перед носом кроткой тёти Сони, ничуть не убоявшейся. Так, спокойно сказала тётя Соня, дайте мне лист бумаги и карандаш. Я нарисую. Лист бумаги и карандаш явились, и тётя Соня принялась рисовать голову с причёской «под пажа». Я пыталась рассмотреть, что она там рисует, и свалилась со стула. Тётя Соня невозмутимо водрузила меня обратно, парикмахерша скептически рассматривала рисунок, кстати, превосходно исполненный. Так бы и сказали, что «под горшок»! Художница? – спросила парикмахерша, подходя ко мне, и держа рисунок в вытянутой руке. Математик, отвечала тётя Соня, и я отметила, что, хотя говорит она негромко, но ясно и чётко, и заставляет себя слушать. Чертёжница, значит, подытожила парикмахерша. – Хорошая специальность. Но и у нас – не хуже. Она щелкнула ножницами у меня над головой. Посыпались пшеничные волосы. Осторожно, попросила тётя Соня, делайте плавную линию ото лба к плечам. Я своё дело знаю, грубо сказала парикмахерша. – А вы не мешайтесь у меня под ногами, а то я ей уши обрежу. А ты сиди смирно! Я вжалась в спинку стула. Мне стало страшно, и жалко ушей. Я замерла. Парикмахерша пощелкала ножницами, потом сдернула с меня простыню, встряхнула её. Кудри посыпались на пол. Я взглянула в зеркало. Из зеркала смотрела незнакомая девочка. На лбу челка, волосы ровно и плавно спускаются к плечам. Нигде – ни вихра. Пустыня! Я залезла двумя пятернями в волосы и взлохматила их. Волосы мягко и плавно легли на лоб и плечи. Прекрасная работа! – похвалила тётя Соня. – Сколько? Пока она рассчитывалась с парикмахершей, я, соскочив со стула, яростно пыталась придать волосам былую непокорность: трясла головой, лохматила плавные волны и вздымала надо лбом ненавистную чёлку. Тщетно! Эта незнакомая девочка в зеркале была мне противна. У неё был такой прилизанный вид! Я схватила с подзеркальника ножницы и отхватила сначала чёлку, потом принялась за виски. Когда тётя Соня повернулась ко мне, всё было кончено. Парикмахерша хлопнулась на стул, и выкрикнула: Это же не ребёнок! Это же – сволочь! Всю работу сгубила! Тётя Соня кротко смотрела на меня. Я думала, что она тоже хлопнется на стул и тоже крикнет мне, что я не ребёнок, а сволочь, но она молчала и думала. Наконец, оценив масштабы разрушения, она повернулась к парикмахерше и сказала: А теперь – под мальчика, шапочкой. Парикмахерша подняла меня и плюхнула в стул, да так, что мои зубы стукнули. Сиди смирно, приказала она. – Не хотела быть красивой, будешь, как пацан. И она коротко обрезала мне волосы – шапочкой, так что и уши стали видны, и открылся лоб, и шея стала голой. Ничего, утешала меня тётя Соня, видя мрачное выражение моего лица. – Мы купим шляпку. Девочки должны носить шляпки. Мы купим очень красивую шляпку, или сошьём. Я спрыгнула с кресла. Лохматить стало нечего. Я с ненавистью глядела в зеркало на свое отражение. Мы продолжили путь. Тётя Соня шла не быстро. Я уже не вырывалась вперёд, не скакала и не прыгала. Настроение было испорчено. Тётя Соня рассказывала мне, каким сорванцом был мой отец в детстве. Как он катался верхом на датском доге, держась за его уши. Голос её журчал и успокаивал. Она ни слова не сказала мне о происшедшем, не упрекнула меня ни словом, ни взглядом. И мы пришли в магазин, в отдел детских игрушек, где тётя Соня купила мне чудесную куклу, умевшую говорить «мама» и закрывать глаза, когда её укладывали спать. Куклу я решила назвать Сонечкой – в честь тёти Сони. Мы её окрестим, предложила тётя Соня. – Кстати, ты крещёная? Я пантеист, пояснила я. – Как бабушка – язычница. Тётя Соня охнула, будто бы её укололи иголкой. Софья Семёновна, милая тётя Соня, была существом добрейшим и кротким, любящим и заботливым. Она регулярно приходила к нам в дом, чтобы погулять со мною. Тётя Соня была настоящая петербуржанка. Она тяжело переживала то, что приходится жить в Сибири и мечтала вернуться в родной город на Неве. Когда мне исполнилось девять лет, тётя Соня вернулась, но не в Санкт-Петербург, а в Ленинград. Прямо, как в модной сегодня песенке, которую поют – или точнее, говорят, ибо пением это назвать невозможно – Борис Моисеев и Людмила Гурченко. Но всё равно она была счастлива, и обещала прихватить меня с собою, спрятав в чемодан. Я понимала, что это – шутка, но иной раз всерьёз задумывалась, а есть ли у тёти Сони достаточно большой чемодан, чтобы я могла в нём поместиться. Приход тёти Сони в наш дом, даже если она приходила почти каждый день, всегда был праздником. Шуршание шёлкового платья возвещало, что сейчас будет сюрприз: пирожное в тонкой папиросной бумаге, или книжка-раскраска, или цветные карандаши в цветной картонной коробке, или забавный целлулоидный утёнок. Иногда тётя Соня приводила меня к себе домой. В доме тёти Сони было множество милых вещей, совершенно не советского, а дореволюционного происхождения: календари с портретами русских царей и императоров; книги, изданные в XVIII и XIX веке; открытки первой мировой войны 1914 года; веера из белых и чёрных страусовых перьев; изящные лорнеты; расписные табакерки; пенковые трубки; длинные вишневые мундштуки; длинные узенькие пластины китового уса, вынутые из ветхих корсетов; фарфоровые безделушки, когда-то украшавшие комоды орехового дерева. Много всякой всячины. И среди этой всячины, в красивой японской шкатулке – золотые погоны офицера царской армии, погоны поручика. Поручиком был жених тёти Сони, ушедший на первую мировую и не вернувшийся с неё. Тётя Соня осталась вечной невестой. Она решила никогда не выходить замуж, и посвятить себя чужим детям. Но чужие дети стали немножко её собственными детьми. В годы революции тётя Соня не покинула семью моего деда и продолжала помогать воспитывать моего будущего отца и его младшего брата Игоря. Вся семья считала её своей. Когда папа подрос и перестал нуждаться в гувернантке, тётя Соня стала преподавать математику в советской школе. Честно говоря, сегодня я плохо представляю, как нежная, деликатная, утончённая тётя Соня могла преподавать в советской школе. Но преподавала. Кушать хотелось. Все вещи в доме тёти Сони я любила перебирать, рассматривать, нюхать. Они пахли нездешним миром, нездешними духами. Каждая вещь хранила тайну – тайну своего происхождения и исторического существования. Как удалось тёте Соне сохранить во время кораблекрушения эти обломки старого исчезнувшего мира – Бог весть. Но она сохранила их, оберегая от постороннего недоброго взгляда. По этим ненужным и опасным в сегодняшнем мире вещицам я, сама того не ведая, восстанавливала картину бывшего мира, в котором когда-то жила тётя Соня, и мои бабушки и дедушки. Тётя Соня умела радовать ребёнка милыми пустяками, которые ценишь в детстве, как настоящие сокровища. Гуляли мы с тётей Соней всегда в одном и том же направлении – мимо деревянных домов, в окнах которых горела герань, к высокому холму, который обтекали три дороги. На холме стоял странный дом, высокий с золотыми куполами, устремлёнными в небо. Тётя Соня называла этот странный дом – храмом. Примерно через месяц после того, как тётя Соня выяснила, что я не крещена, да ещё и язычница, она повела меня внутрь храма. Внутри храма горели свечи, блистали строгими очами лики на иконах. Люди странно себя вели: подходили к иконам и целовали их, крестились, откуда-то сверху раздавалось пение, и когда я спрашивала тётю Соню, кто поёт, она неизменно отвечала, что поют ангелы. Всё это было мне непонятно, хотя и возбуждало любопытство. Я видела, как тётя Соня тоже подходит к иконам и, приложив к иконе белый носовой платочек, обшитый кружевами, целует их. Это целование иконы через платочек я наблюдала только у тёти Сони. Все остальные люди целовали икону безо всякого платочка. Боюсь, что брезгливая тётя Соня боялась чем-нибудь заразиться. Что ж, её можно было понять, хотя бабушка, узнав о способе тёти Сони целования икон, долго смеялась, и называла это способом предохранения. Ещё бабушка забавлялась моими рассказами о церкви. Священников я описывала, как бородатых дядек, которые ходят, накинув на плечи одеяла. Дело в том, что на кровати бабушки лежало золотисто-белое одеяло, которые по цвету очень напоминало облачение священников. Тётя Соня понимала, что моя бабушка ни за что не пойдёт в церковь крестить меня. Поэтому, опасаясь за моё светлое будущее после моей смерти, она решила взять это деликатное дело в свои руки, и поставить бабушку перед свершившимся фактом. В один погожий июньский день тётя Соня повела меня в храм. Там меня и ещё троих детей разули и босиком поставили на коврики вокруг огромной чаши с водой. Пришёл «бородатый дядька, завёрнутый в одеяло» и начал что-то бормотать, помахивать перед чашей и детьми небольшой чашкой на цепях, из которой вился сизый приятно пахнущий дымок. Потом он начал брызгать на детей водой из чана, что-то бормотал, повесил нам на шейки оловянные крестики на зелёных ленточках. С этого момента мы становились православными христианами. Тётя Соня привела меня к моему первому причастию. Теперь ты – православная христианка, торжественно сказала тётя Соня. Нет, возразила я, я пантеист и язычница. Как бабушка. Тётя Соня тяжело вздохнула. Я своё дело сделала. Вырастешь, решишь. Я выросла и решила. Вот об этом я тебе и расскажу в других письмах. Вечером этого же дня, за вечерним чаем, я громко оповестила бабушку, что я теперь крещёная, что моя крёстная мать – тётя Соня, что у дядьки из сумочки шёл дым, что над головой пели ангелы, и вот он – мой нательный крестильный крест. Моя бабушка охнула, как будто на неё кипятком плеснули, велела мне мой крестильный крестик снять, и спрятала его в лакированную японскую шкатулку с двойным дном. Шкатулка после смерти родителей досталась моему брату. Там мой крестик, может быть, до сих пор лежит. Бабушка увёла тётю Соню в спальню, и там строго с нею поговорила. Одно дело, ходить гулять мимо церкви, или ходить в церковь с тётей Соней, но другое дело – креститься. Но дело было сделано, и отменить его было невозможно. Когда меня в девять лет принимали в пионеры, то старшая вожатая спросила меня, крещёная ли я, и нет ли на моей шее крестика. Я простодушно ответила, что я крещёная язычница. Руки старшей вожатой замерли на моей шее, и я поняла, что сейчас лишусь красного галстука. Поэтому я торопливо добавила, что мой крестильный крестик лежит в шкатулке. Руки старшей вожатой снова засновали, развязывая красный галстук на моей шее. Пионеркой я не стала. По-видимому, моё признание стало достоянием общественности школы, где я училась. Единственное дело, к которому я допускалась – дежурство по классу. Спасибо тебе, мой крестильный крест! От тебя всё-таки была польза. Ты избавил меня от пионерских заседаний и собраний, сборов и слётов, митингов и конференций, лагерей и пионервожатых. Я была сама по себе, как тот дикий кот Киплинга, который гуляет сам по себе, виляя своим диким хвостом. Ты сделал меня свободной! У меня было нормальное, а не пионерское детство. Ты сделал меня одинокой среди других детей, которые меня дразнили, с лёгкой руки пионервожатой, крещёной язычницей. А я, в отместку, дразнила их недоразвитыми пионэрами. Именно такое произношение казалось мне особенно язвительным. До встречи, любовь моя, Маринушка. ПИСЬМО VI Доброе утро, дорогая Марина! Ну, вот, я рассказала тебе о своих родственниках, и теперь ты представляешь, что стоит за моей спиной. Всю жизнь была у меня мечта: гулять с тобой по старому саду, где нет никого, кроме нас. Гулять, никуда не торопиться и беседовать. О чём? Да обо всём! О поэзии и истории, об архитектуре и философии, о политике и скульптуре, о живописи и театре, о кино и животных, о телевидении, об образовании и культуре. О тебе. Обо мне. Разве твоя или моя жизнь не есть предмет для размышлений? Обо всём, что приходит в голову. Итак, мы гуляли бы с тобой по саду и беседовали бы. И, когда надоедало бы говорить, молчали бы, идя рядом. Боже мой, какое это счастье – никуда не торопиться и говорить с тем, кого любишь и уважаешь, и чьё мнение тебе важно знать. Для меня идеалом является Академия Платона. Сорок с лишним лет я преподаю, стоя за кафедрой в аудиториях. Я стою, и даже иногда прогуливаюсь от кафедры до доски. Но студенты-то сидят. Помню, когда я была студенткой, как трудно мне было высидеть девяносто лекционных минут! Юношество не должно сидеть в душных аудиториях на жёстких скамьях. Юношество должно набираться ума-разума в саду под липами или платанами, или под вязами и кедрами. Под деревьями, которые ты так любила. На свежем воздухе. Свободно передвигаясь вслед за профессором, который бредёт, куда вздумается. Профессор размышляет вслух. Если лекция требует особенной сосредоточенности слушателей, пусть расположатся под деревом, кто как пожелает: сидя, лёжа, стоя. В далёком будущем, если оно вообще будет у человечества, люди вернутся именно к такому способу обучения и общения – на воле. Мне лучше всего думается, когда я иду. Движение мысли стимулируется движением тела в пространстве. Во всяком случае, у меня дело обстоит именно так. Когда мне надо о чём-то крепко подумать, я убегаю из дома и иду, куда глаза глядят. Хорошо мне когда-то гулялось и думалось в Москве. Большой город, где никто тебя не знает, никто не помешает. Иди себе и думай всласть! Но это было так давно. Нынешняя Москва меня удручает. Гуляешь не по улицам, а лавируешь между автомобилями, стоящими на тротуаре. Дышишь бензиновыми парами. Москва стала тесной и неудобной для любителей пеших прогулок. Москва перестала меня притягивать и очаровывать. Слишком много суеты, слишком много избыточного движения, слишком много холодного равнодушия, слишком много чужих! И особенно удручает исчезновение старинных особняков, милых уютных двориков. На их месте вырастают, как поганки, сооружения из стали, железобетона и стекла: скучные, грузные уроды убожества архитектурной мысли и фантазии. Убожества как убывание божества. Словесная игра не моя – твоя! Не перестаю печалиться: в Трёхпрудном переулке когда-то стоял дом, в котором ты родилась. Дом имел своё лицо, свою историю. Дом был личностью, если угодно. Не устаю печалиться потому, что дом был разобран по брёвнышку ещё в годы революции. Он погиб. Он – тоже жертва революции. И взгляни, какой нынче архитектурный урод стоит на этом месте! Дом № 6 в Трёхпрудном переулке. Чудовище! Позор архитектурной мысли! Ни божества, ни вдохновения не было в голове зодчего, создавшего этого монстра. И зачем мне глядеть на этот дом?! Впрочем, я, бывая в Москве, всегда приходила в Трёхпрудный, и, становясь спиной к этому выкидышу, чтобы не видеть, воображала себе т о т погибший навеки дом. Ты ищешь дом, где родилась я или В котором я умру. А в Елабуге дом ещё стоит. И будет стоять, пока не придёт некто убогий с куриными мозгами и стёртой памятью и не сковырнёт его с лица земли, чтобы построить на этом месте гараж или бензоколонку. Сердце до боли сжимается, когда представляешь, сколько исторически важных зданий мы уже потеряли и сколько ещё потеряем. История не только должна быть записана на бумаге. То, что на бумаге можно записать и тысячу раз по-новому переписать, что мы успешно и делаем. Истории на бумаге – не верю. Геродоту, хотя у него есть совершенно фантастические страницы, больше верю, чем Боклю, а Боклю больше верю, чем современным историкам. История для меня это, прежде всего, наличие артефактов. Вот они – пирамиды! Вот он – Парфенон! Вот он – Кремль! Пирамиды есть тайна, но пирамиды говорят о духе древних людей, тех, кто их строил. Парфенон полуразрушен, но как красноречиво он свидетельствует о гении древних эллинов! Кремль задуман и создан итальянским зодчим. О чём это говорит? О том, что в пятнадцатом веке мы уже жаждали красоты, но ещё не могли создать её самостоятельно. Сон нации в пятнадцатом веке. Скоро проснёмся. Или, точнее, скоро разбудят. Что, кроме Кремля, предъявим далёким потомкам? Храмы, соборы, церкви? Храм Христа-спасителя предъявим с шестиконечными звёздами царя Давида на православных крестах и в убранстве храма? Интересно, а раньше эти шестиконечные звёзды тоже были там, где они есть сейчас? Православный храм? – Синагога! А предъявите, скажет далёкий потомок, и дом, в котором родилась Цветаева, великий поэт, гений двадцатого века. Хочу постоять у святого места. Хочу полюбоваться. Хочу вообразить. Хочу цветы на крыльцо возложить. Что? Во время революции по брёвнышку разобрали и в печках сожгли? Да будь проклята эта ваша революция, во веки веков! Будь она проклята уже потому, что лишила меня возможности увидеть дом, где прошло детство и юность гения русской словесности! Он, потомок, так скажет, потому что я нынче говорю это. А мой потомок будет умнее меня. И не простит он предкам ни революцию, ни утраты драгоценных реликвий. И скажет, что предки, глупые и недальновидные, его обокрали. И будет прав! Но прежде-то предки обокрали меня. А ещё раньше моего отца, мать, дедов и бабушек. Мысли женщины скачут, как блохи. Начала с сада и Платона, а заканчиваю обокравшей меня революцией. И тебя она обокрала. Хорошо мне думалось не только в Москве, но и в Иркутске, где я жила почти с рождения. Хотела написать, «в моём родном городе», и – не написала. Потому что родилась я в Красноярске. Стало быть, Красноярск мой родной город. Когда мне исполнился год, мои родители перевезли меня в Иркутск. Конечно, Иркутск не сравнить с Москвой, но у него было своё лицо, черты которого были уникальны, узнаваемы, оригинальны. Представь себе соборы семнадцатого, восемнадцатого и девятнадцатого веков в разных частях города, деревянные дома, старинные деревянные купеческие особняки. В одном из них я жила, дыша воздухом восемнадцатого века. Особняки были двухэтажные, огромные, с высокими окнами со ставнями, резными наличниками, с крылечками и лесенками. Потолки в комнатах были высокие, до трёх метров, полы – из широких половиц лиственницы. Возле дома, где я жила, росла огромная лиственница. Она и зимой была с зелёными мягкими иголками. Эти длинные иголки мы, дети, любили жевать. Вкус неповторимый, немного кисловатый. Дома окружали живописные дворы с тополями, сараями, закоулками, где было так замечательно прятаться. У Иркутска было лицо, как у человека. Не знаю, сохранилось ли оно нынче. Всё стремительно меняется. Более стремительно, чем хотелось бы. В Иркутске сохранились здания дворянского собрания и другие старые каменные строения. Я помню аптеку, где не менялся интерьер с девятнадцатого века. Стены были обшиты тёмными деревянными панелями. Тёмного же дерева широкий прилавок, отделанный медью, высокие стёкла в деревянных строгих рамах отделяли провизора от посетителей. Это был замечательный интерьер! В нём чувствовалось дыхание времени. Не знаю, сохранился ли он. Не поменяли ли эти солидные панели и этот тяжёлый прилавок на легкомысленный современный пластик, ничего не говорящий ни уму, ни сердцу. Одна молодая англичанка в поезде, везущем меня из Лондона в Кардифф, спросила меня, правда ли, что у нас в Иркутске соболя бегают по улицам. Правда, отвечала я, и сами бросаются нам на шеи и добровольно становятся воротниками. Англичанка стала смеяться. А правда, снова спросила она, что на окраинах Иркутска можно встретить медведей? Правда, рассвирепев, отвечала я. Но почему на окраинах? Прямо в центре города гуляют медведи. Встречаем и лапы жмём. Англичанка снова рассмеялась. А правда, спрашивала она в полной невинности, что коммунисты в вашей стране отнимают детей у родителей и воспитывают их в специальных лагерях. Англичанка слышала звон, но не знала, откуда он. Что мне было ей отвечать? Что иногда и такое случалось в нашей многострадальной стране? Случалось! И вообще я не хотела об этом беседовать с первой встречной англичанкой. И я ответила ей по-русски, но, улыбаясь. Это был первый в моей жизни мат, который я произнесла вслух. Не только у иностранцев было и есть превратное представление о Сибири. Как они удивлялись, попав в Иркутск! Широкие улицы, современные здания, большое количество вузов (только в Политехническом институте было в то время около 30 000 студентов, а сейчас, в общей сложности во всех вузах – 100 тысяч!). Прекрасная филармония (здание бывшего дворянского собрания), симфонический оркестр (весьма неплохой!), Художественный музей, который мог сделать честь и Москве, Исторический музей, драматический театр, театр Музыкальной комедии, и многое, многое, многое другое! И как они удивлялись, что надо отъехать на шестьдесят километров от Иркутска, чтобы увидеть байкальскую тайгу, где могли бродить медведи, и другая живность. Так вот, не только у иностранцев было и есть превратное представление о Сибири и сибирских городах, но и у некоторых москвичей, которые недалеко ушли от той молодой англичанки. Сказать по чести, Иркутском я гордилась и горжусь. Ему около 350 лет, а это не так мало. Потом я, волей случая, попала в Кишинёв и пять лет прожила в этом городе. Что о нём сказать? Нечего сказать, кроме того, что, как Иркутску далеко до Москвы, так Кишинёву далеко до Иркутска. И ещё: здесь жил в ссылке молодой Пушкин. Отозвался о Кишинёве неважно. И прав! Меня не оставляло чувство, что живя в столице Молдавии, я жила в большом селе. Ничего оскорбительного в этом нет. Село, как село! Большое. И в нём даже бегали троллейбусы и автобусы. И был оперный театр с Марией Биешу, и филармония. Почему-то даже и интеллектуалы в Кишинёве говорили преимущественно о еде: кто и сколько закрутил банок с перцем, баклажанами, помидорами и прочими овощами. Одна дама хвастала, что закрутила осенью пятьсот банок. Больше – ни одной темы! До сих пор Кишинёв ассоциируется в моём сознании с большим желудком. А потом, волей случая, я попала в Горловку Донецкой области, где и поныне живу. Большой город, несмотря на название, которое больше подходило бы небольшой деревне. Ну, и толку, что столица Молдавии называется Кишинёв! Называется солидно, а село-селом! Дух большого села! И этого вытравить нельзя даже при наличии оперного театра с одной известной певицей. А Горловка, несмотря на легковесное название, всё-таки город, хотя в нём нет ни оперного театра, ни драматического театра, ни филармонии. Есть шахты, магазины, рынки. Есть театр кукол для детей, да и тот недавно появился. Вся культурная жизнь сосредоточена в областном центре – Донецке. Там – всё есть. А в Горловке культура сосредоточена в институте иностранных языков. И в Политехническом институте. И в техникумах и училищах. А куда ходят развлекаться жители Горловки, спросишь ты? Куда они ходят отдыхать от повседневности, развлекаться и просвещаться? – Никуда! Некуда ходить! Замещают посещение театра гулянием по вечерним улицам, посещением рынка и магазинов. Тоже развлечение своего рода. Здесь за последние пять лет появились магазины не хуже московских или киевских. В кафе ходят. В рестораны. В кино. Куда ещё? В Дом культуры завода «Стирол», когда на его сцену залетают киевские и московские эстрадные «звёзды». У кого автомобиль есть, едут в Донецк за 50 километров. Или в Святогорск, где есть река Донец и мужской монастырь. Но не у всех есть автомобиль. У меня не было, нет, и никогда не будет. А ехать в Оперный театр в Донецк на автобусе – замучаешься. Туда куда ещё ни шло. А обратно? Какой автобус повезёт тебя из Донецка в Горловку в начале двадцать четвёртого часа? Я в первый год жизни здесь покушалась на подвиг – поехать на спектакль, но местные жители меня быстренько отговорили и аргументы привели железобетонные. Можно ещё прокатиться до Азовского моря любым видом транспорта. Летом многие катаются и купаются. И, тем не менее, Горловка – утверждаю! – город! Большой промышленный город с крупными заводами и шахтами. Жителей – треть миллиона. Пушкина сюда не ссылали. Этим Горловка похвастать не может. И Бродского сюда не ссылали. Но в Святогорск (час с небольшим по трассе на автомобиле при хорошей скорости) наведывалась летом 1915 года ты с Софьей Парнок (тоже поэт и весьма неплохой), а ранее Антон Чехов. Знаешь, почему Горловка так называется? Основал этот город инженер Горлов в шестидесятые-семидесятые годы девятнадцатого века. Он здесь первым производил железнодорожные работы и разработки угольных залежей. Кстати, родом Горлов из Иркутска. А закончил свои дни в Петербурге. Видишь, как интересно всё связывается. Отец Горлова был председателем Иркутского губернского правления. Прославился он тем, что самовольно облегчил режим пребывания декабристов в сибирской ссылке. За это Император потребовал его отставки. Семья уехала в Подмосковье. А учился Пётр Горлов в Петербургском институте Корпуса горных инженеров. Кстати, о декабристах. Правильно Император велел их повесить. Это в советское время сюсюкали: ах, декабристы, ах, страдальцы! Эти «страдальцы» знаешь что задумали? Первый пункт программы мятежников был: уничтожение царской семьи, включая младенцев. Они даже предусмотрели посылку специальных агентов в Европу для убийства родственников Государя. И это дворяне, давшие присягу на верность Императору, впитавшие с молоком матерей кодекс военной чести?! Декабрист Вадковский писал: «Если партия прикажет, я убью отца, мать, брата и сестру». Всё это мне что-то напоминает. Большевиков с их партией напоминает. Да и более ранний пример имеется, когда некто, когда пришли к нему мать и братья и не могли пробиться через толпу народа и послали сказать ему, что хотят говорить с ним, ответил: «Кто матерь моя? И кто братья мои? И, указав рукою своею на учеников своих, сказал: вот матерь моя и братья мои». Отрёкся от матери и братьев прилюдно. А кто же ему были ближние, прежде всего, как не мать и братья?! А уж потом пусть ученики. А потом ноет и удивляется, что Отец небесный оставил его в трудную минуту. Я бы на месте Отца тоже бы рассвирепела. Ну, скажет кто-нибудь, положим, ему не партия отречься от родных приказала. Стоп! Его ученики – и есть его партия! Он, наконец, сам себе – партия. Его идеология допустила отречение от самых ближних, – родных по крови! которых он сам призывал любить, как самого себя. А потом оказывается, что те ближние, а эти – не вполне ближние. Потому пусть стоят в толпе и ждут, как все, когда он соизволит обратить на них внимание. На собственную мать! Да, тут речь идёт не об убийстве ни в чём не повинных людей. Но всё начинается с отречения и пренебрежения. А там уж до убийства рукой подать. Ты что, не моей партии? Ты не разделяешь моего мнения? Ты мне – не ближний! А раз – не ближний, то потом – всё возможно. Корни зла вижу в этом свидетельстве – в еврейских баснях о Христе. А каково было братьям и матери, об этом – ни слова. Стояли и ждали. Молча. Не ропща. А, впрочем, может, и роптали, да кому это было интересно! И стояли вокруг учителя, не подпуская близко мать и братьев, ученики – «матерь его и братья его». Декабристы тоже начали с отречения отречения от дворянско-военной чести, от Государя, от присяги, от всяческих обязательств, и вовлекли в свою дурно пахнущую авантюру ни в чём не повинных солдат своих полков. О Пестеле вспоминали, что он, чтобы возбудить в солдатах ненависть к Императору Александру I, подвергал их жесточайшим наказаниям за малейшую провинность. «Пусть думают, говорил он, что не мы, а высшее начальство и сам Государь причина излишней строгости». И кто он, Пестель, после этого?! Полковнику Пестелю Император, между прочим, пожаловал в сентябре 1823 года 3000 десятин земли за приведение в полный порядок расстроенного вятского полка. А «благодарный» Пестель замыслил убийство даже младенцев императорской семьи. Любопытно вот ещё что: на следствии выяснилось, что Пестель намеревался после прихода к власти вырезать партию своего соратника Муравьёва. Ну, всё, как у большевиков, только ещё гаже, потому что большевики не были обласканы Императором, а дворяне – были. Император Николай I проявил великодушие. Пестель был приговорён следственной комиссией к четвертованию, как разбойник, как Емелька Пугачёв. Император заменил четвертование повешением. Вернёмся к Горлову-отцу. Итак, он смягчил режим декабристам и поплатился за это карьерой. Стоило того? Не знаю. Самовольство есть самовольство. А декабристы строгий режим – заслужили. Так вот всё связывается: Иркутск – Подмосковье – Петербург – Горловка – Петербург. Пётр Николаевич Горлов был не только талантливым инженером, он был также культурным деятелем. Он участвовал в строительстве народной библиотеки, школ, больницы, церквей, питомника для деревьев. Он создал Горное училище, первое в Донбассе техническое учебное заведение. Словом, человек был достойнейший. Конечно, те, кто называл город в его честь, дали промашку. Надо было назвать – Горловск. Ну, уж, как есть, так есть! Всё это я пишу для того, чтобы ты не думала, что я живу и работаю в деревне под лёгким названием Горловка. Горловка, горлинка! Горлинки здесь водятся. А вообще – дивно! В пустой ровной степи, где и воды-то почти нет, прокладывается железнодорожная ветка, и постепенно из крестьянских слобод складывается большой промышленный город. А каков сам-то город? Я должна с прискорбием сознаться, что архитектурной красотой он не блещет. Каменные и кирпичные постройки советского периода – сама знаешь! – скучные невыразительные коробки из-под спичек, но с окнами. Город нынче содержится плохо. Мусорные баки стоят во дворах на виду у жителей домов. Дороги разбиты. Раз в год летом их латают – ставят заплаты на центральных улицах. А немного вбок свернёшь – и чёрт ногу сломит в колдобинах. Кругом мусор, и грязь, и маты, и пьянь. Город, как город! И в Москве видела я уголки – не краше. Самое радостное и для меня – отличнейшее, это город совершенно русский. Я не чувствую своей отчуждённости, как в Кишинёве. Там я знала: русская и чужая. Как к чужой ко мне и относились. Даже русские, родившиеся в Кишинёве. А здесь все свои. Звучит только русский язык. Конечно, не без местных особенностей. Например, здесь произносят: семачки вместо семечки, резетка вместо розетка. Здесь я узнала новые слова: тормозок. Это узелок с едой для шахтёра. Он берёт свой обед под землю, и когда ест, работа тормозится. Отсюда и – тормозок, очень точно и мило. Есть особенности произношения. Когда я кормила во дворе котов, один мальчик десяти лет сказал мне: Тётя, а почему вы говорите с акцентом? Вы, что, иностранка? Я долго смеялась. Нет, милый, отвечала я ему, это ты говоришь с южнорусским акцентом, а я говорю на чистейшем великорусском языке. И ещё один милый разговор с соседом. Я покормила на крыльце дома бродячего кота и отправилась кормить остальных у дальнего подъезда. Когда вернулась, кот сидел и умывался после ужина. Рядом стоял сосед из моего подъезда и курил. Ну, что, обратилась я к коту, сыт? Не, отозвался сосед, я не замечал, что он тут ссыт. На сегодня – всё! Закончу письмо на манер древних римлян: Vale. ПИСЬМО VII Здравствуй, Марина! Меня мучает один вопрос: почему ты отправилась в свадебное путешествие во Францию, Италию, на Сицилию? Во Францию – понятно, почему. В Италию, тоже понятно. Сицилия – не понятно. Что там такого для тебя в Сицилии? Этна? Руины дорических храмов в Агридженто? Сиракузы? Древнеримские мозаики? Конечно, есть, что посмотреть. Но логичнее было бы посетить Грецию и острова в Эгейском море. Ты ведь признавалась, что любимая тобой страна – Древняя Греция. А в Сицилии были только колонии эллинов. Но ещё логичнее было бы, если бы ты поплыла на остров Святой Елены. Плыть, правда, два месяца, но и что с того! У тебя ведь были средства. Понимаю, что маршрут тебе пришлось бы согласовывать с мужем. Да отчего ему было бы не согласиться?! На службе он не состоял, был свободен, как ветер. И, всё-таки, почему не Греция, и не остров святой Елены?! Ты писала в дневнике в 1931 году: «Наибольшим событием (и наидлительнейшим) своей жизни считаю Наполеона». Как я тебя понимаю! Ты любила достойнейшего человека и лучшего из правителей, когда-либо существовавших на земле! Когда я нынче вижу на экране телевизора десятки и сотни никчёмных существ, ничего не сделавших в жизни, но прославляемых, как «политики» или «звёзды», меня разбирает смех. Все они, вместе взятые, недостойны были бы почистить сапоги Наполеону. Я побывала на острове святой Елены. Интернет – чудо из чудес! Могу оказаться в любой точке мира, сидя у своего компьютера в своей комнате. Можно летать и рассматривать мир с высоты птичьего полёта. Можно приземлиться и рассматривать ландшафты, здания. Это так здорово! Это ещё одно моё страстное увлечение. Но вернёмся к острову святой Елены. Ты права! Это утёс! Посреди, ну, или почти посреди Атлантического океана утёс! Голый камень! Если смотреть на остров сверху (снято с искусственного спутника земли), то по форме он напоминает одинокий лист дерева, лежащий на воде. Поверхность этого утёса покрыта лесом, который, в свою очередь, с высоты птичьего полёта напоминает дерево с разлапистыми ветвями, растущее на пригорке. Примерно половина острова покрыта зеленью. Остальное – скала. Я облетела остров кругом. Если смотреть на остров с моря, практически нет пологих берегов. Прямо из морской воды встают крутые скалы. Единственное место, где мог причалить корабль, везущий царственного пленника, в северной части острова. Там есть ложбина. В ложбине – дорога. По ней можно подняться на поверхность скалы. Но вряд ли корабль причаливал. Сейчас там виден какой-то причал, но, похоже, что и сегодня пассажиры добираются до острова на мотоботах. Так был ли причал в 1815 году? Сомнительно. Вероятно, Бонапарта и всех сопровождающих его лиц перевезли на берег на шлюпках. Это случилось, как ты помнишь 17 октября 1815 года. Из Англии корабль отплыл 7 августа. Следовательно, в пути корабль был примерно семьдесят дней. Ты, на теплоходе, идущем в СССР, написала в дневнике: «Ходила по мосту, потом стояла и – пусть смешно! не смешно – физически ощутила Наполеона, едущего на Святую Елену. Ведь тот же мост: доски. Но тогда были паруса, и страшнее было ехать». Аналогия понятна! Но ехать – чёрт знает куда! в неизвестность! всегда страшно под парусами или с двигателем. Лонгвуд, где жил Наполеон, если смотреть сверху, расположен на вершине кроны того дерева, рисунок которого образует растительность острова. Символично! Я опустилась в Лонгвуде возле дома Наполеона. Что он видел вокруг себя на прогулках, выйдя из дома? На севере возвышается гора, покрытая зеленью до середины, рядом песочного цвета голый плоский утёс, и виден кусочек океана. Впрочем, куда ни повернись, океан виден отовсюду. Хорошее напоминание, что ты в ловушке. Сам дом, где жил Наполеон, довольно-таки сложное сооружение, состоящее из нескольких домов, тесно прижавшихся друг к другу боками, образуя единое целое. Свита Наполеона состояла из 21 (кто-то говорит о 27-ми) человека, вот, видимо, они и жили в этих домах. Похоже, они имели внутренние переходы. Дом Наполеона имеет Т-образную форму. Я насчитала в каждом крыле по четыре окна, и в основном здании по шесть с каждой стороны. Красотой дом, скажу прямо, не отличается. Да и почему бы ему отличаться, когда это был перестроенный сарай для содержания скота. Наполеон, увидев его, остался недоволен. Комнаты небольшие с низкими потолками. Говорят, из-под настеленных полов пробивался запах овечьего навоза. Сволочи, англичане! Так унижать великого человека! За всю историю существования Великобритании не было ни одного англичанина подобного Наполеону. Не считать же таковым Кромвеля, которого ты ненавидела, и правильно делала. У Бонапарта была биллиардная, библиотека, гостиная, столовая, спальня и комната отдыха. Хорошо оборудованная ванная комната. Умер Император в комнате для рисования. Там стоит его кровать под зелёным балдахином, похожим на плащ-палатку. Напротив кровати у противоположной стены – камин. Над камином большое зеркало. На этой кровати он умер. Рядом с кроватью столик, на котором лежит на полосатой подушке его посмертная маска: «Сквозь лёгкое лицо проступит – Лик». Я долго вглядывалась в этот Лик. Прекрасный, чёткий Лик! И первую могилу Наполеона я посетила. Кругом цветы. Кажется, это место называется «Долина герани»? Такая скромная могила, обведённая простенькой решёткой. Совсем не императорская. Козёл был, всё-таки, этот Лоу, не правда ли! Наполеон высказался иначе: «Сэр Гудзон Лоу – не что иное как неучтивый тюремщик: такова его должность. Говорили, и не однажды, что он обращается со мной так потому, что чувствует моё превосходство». Всё правильно! Типичный психологический этюд: ничтожество, силой судьбы поставленное над величием, пытается это величие унизить и свести к нулю. Тщетные усилия! Судьба посмеялась над Лоу, сделав его тюремщиком Наполеона. Наполеон взял Лоу в вечность именно в этом качестве. Не стань Наполеон узником святой Елены, кто бы знал, кто такой Лоу, губернатор какого-то крошечного островка, затерянного в Атлантическом океане?! Никто! И никому до этого Лоу не было бы дела, кроме членов его семьи, его друзей, и немногочисленных жителей острова. А так, на тебе! Весь мир знает, кто такой Лоу! Не говорят о последних годах жизни Наполеона, не упомянув при этом Лоу! Причудлива судьба людей! Величие великодушно! Оно увлекает за собою людей, ничем особенным себя не проявивших. О, это великодушие и благородство великих людей! Наполеон говорит в записках: «Моя ошибка состоит в том, что я не стёр Пруссию с лица земли». А ведь мог! И даже хотел! И даже планировал! Стереть с лица земли не в буквальном смысле, как некоторые могут подумать, но лишить династию Гогенцоллернов власти, а Пруссию государственности. Нет, Наполеон после победы над Пруссией подписывает совместно с Александром I Тильзитский договор, в четвёртой статье которого Наполеон великодушно даёт согласие, из уважения к Императору Всероссийскому и во имя укрепления мира и дружбы между Россией и Францией, возвратить Пруссии завоеванные Францией земли. Великодушие наказуемо! Вот урок, который мог вынести Наполеон из этого эпизода истории. Но другим-то он не мог быть, потому и стал велик! А великодушие Наполеона по отношению к маршалу Нею! Это уже какое-то запредельное великодушие! Простить храбрейшего из храбрых за то, что он переметнулся к Бурбонам! Снова назначить его маршалом своих войск! Кто, кроме Наполеона был на такое способен?! Я могла бы долго приводить примеры великодушия и благородства Наполеона по отношению к друзьям и врагам. Но ты знаешь о них не меньше, а, может, и больше моего. Одним из актов его великодушия был акт отречения. На острове святой Елены Наполеон говорит: «В Европе моё последнее отречение так никто и не понял, ибо действительные его причины так и оставались неизвестными». Мелко мыслящие историки говорят о бессилии Наполеона, о политическом банкротстве, о логическом завершении его политической карьеры. Всё это вздор! Ахинея! Он не захотел гражданской войны во Франции. Вот и все причины его отречения. Наполеон не мог хотеть гражданской войны: «После сражения при Ватерлоо от французов требовали выдать меня врагам, но французы уважали меня в моём несчастии». Это великодушие соотечественников Наполеон высоко оценил. Мог ли он навлечь величайшее из несчастий на свой народ, когда брат поднимает оружие на брата?! «Вместо того, чтобы отречься в Фонтенбло, я мог сражаться: армия оставалась мне верна, но я не захотел проливать кровь французов из своих личных интересов». Тот, кто сам благороден и великодушен, предполагает те же свойства в поведении и душах друзей и врагов своих. Предавая себя в руки англичан, Наполеон надеялся именно на эти высокие качества. Как он ошибся! «Английское правительство покрыло себя позором, завладев мною. Я был крайне удивлён, прочитав в газетах, что стал пленником. На самом же деле я добровольно ступил на борт «Беллерофонта». С горечью Наполеон говорит: «Есть акт насилия, который не изгладить из памяти поколений – это моё изгнание на остров святой Елены». Наполеон умел ценить людей за их преданность и лучшие качества натуры. Далеко не всякий монарх способен на это. К сожалению, они – монархи приближают к себе, как правило, льстецов и всяческую подобного рода шелупонь и шушеру. Исключение, пожалуй, наш Пётр Великий да Наполеон. Больше скажу, Наполеон в записках «Кампании в Египте и Сирии (1798-1799 годы)» давал чрезвычайно лестные характеристики людям. Вот, например, Жан-Батист Клебер: «Клебер был самым красивым человеком в армии. Он был ее Нестором. Ему было 50 лет. Он говорил с немецким акцентом и держался немецких обычаев. Восемь лет он прослужил в австрийской армии в качестве пехотного офицера. В 1790 г. он был назначен командиром батальона добровольцев на своей родине - в Эльзасе. Он отличился при осаде Майнца, вместе с гарнизоном этой крепости перешел в Вандею, где прослужил один год, участвовал в кампаниях 1794, 1795 и 1796 гг. в составе Самбро-маасской армии. Он командовал ее главной дивизией, отличился, оказал важные услуги, приобрел репутацию искусного полководца. Но его саркастический ум нажил ему врагов. Ему пришлось покинуть армию за неподчинение начальству. Его перевели на полжалованья. В 1796 и 1797 гг. он жил в Шайо. Он находился в очень стесненном положении, когда в ноябре 1797 г. Наполеон прибыл в Париж. Он бросился в его объятия. Он был принят с почетом. Директория питала к нему большое отвращение, и он платил ей тем же. В характере Клебера была какая-то беспечность, позволявшая интриганам с лёгкостью обманывать его. У него имелись фавориты. Он любил славу, как путь к наслаждениям. Это был человек умный, смелый, знавший военное дело, способный на великие свершения, но только тогда, когда его принуждала к тому сила обстоятельств; в подобных случаях советы, которые давали ему собственная беспечность, а также фавориты, оказывались не ко двору». Наполеон умел вознаграждать таких людей. Оценив преданность и талантливость Клебера как полководца, Наполеон поставил его главнокомандующим войсками, когда сам был вынужден покинуть Египет. Клебер, узнав, что в Париже происходят какие-то волнения, писал Наполеону Бонапарту: «Сделайте одолжение, уведомите меня, в чём дело. Я решился, генерал, следовать за вами повсюду; последую за вами и во Францию; я не хочу никому более повиноваться как вам одному». Как знать, как повернулись бы в будущем события, если бы рядом с Наполеоном был этот доблестный и преданный человек. Но Клебер 14 июня 1800 года был зарезан в Египте местным фанатиком. Обращаю твоё внимание на то, что Наполеон ценил в Клебере не только ум, таланты, преданность и храбрость, но и физическую красоту. Да и сравнение с Гомеровыми героями многого стоит, не правда ли?! Итак, за что ты любила Наполеона? Ты ведь пишешь о любви, но не объясняешь – почему любишь. Впрочем, разве можно любви дать рациональное объяснение? И всё-таки! Ум Наполеона, прозорливость, удачливость, честолюбие, многочисленные таланты и восхитительный взлёт, сделавший его властелином, не могут не восхищать умных и честолюбивых людей во всех странах, во все времена. Что есть честолюбие? Стремление делать что-либо лучше других и добиваться большего, чем другие, часто сопряжённое с жаждой известности, славы, с любовью к почестям. Если слава, любовь и почести заслужены, то почему бы их не получить, добившись большего, чем другие?! Наполеон говорил о честолюбии: «Честолюбие столь же естественно для человека, как воздух природе: лишите его дух первого, а физику второго, и всякое движение прекратится». Прекрасно сказано, не правда ли?! У нас нередко честолюбие путают с тщеславием. Честолюбие – от слова «честь». Тщеславие от слова «тщета». Тщеславны бездари, жаждущие славы. Честолюбивы люди талантливые, знающие себе цену. Тщеславие бездарных людей тупик. Честолюбие – движущая сила развития. Ты призналась, что никакого влияния на себя, кроме Наполеона, не знала. Как мог повлиять на тебя – поэта! Наполеон? Вижу это влияние в твоём стремлении стать лучше всех в определённом виде деятельности. Не ты ли написала: «Мне моё поколение – по колено», и была права. Все тебе – по колено: и Ахматова, и Пастернак, и Маяковский, и Белый, а Мандельштам – по лодыжку. Ты поступила, как должна была поступить, по твоему мнению, Мария-Антуанетта по отношению к Наполеону, если бы она была его женой: «И Мария-Антуанетта, как аристократка, следовательно: безукоризненная в каждом помысле, не бросила бы его, как собаку, на скале». Но ведь это гадательно, бросила бы, не бросила бы именно Наполеона, будь она его женой. Правда, она разделила участь своего супруга короля Людовика XVI. А Мария-Луиза, её внучатая племянница, не была аристократкой? По сути, ты права, есть аристократизм духа, подкреплённый титулом (Мария-Антуанетта), а есть аристократизм титула, не подкреплённый духом (Мария-Луиза). А есть аристократизм духа, не подкреплённый титулом. (Твой случай!). Ты не бросила своего супруга на скале. (СССР – тоже скала! Та же скала! Болшево – та же скала!), следовательно, ты поступила, как аристократка, безукоризненная в каждом помысле. Но твой муж увы! был не Наполеоном! Наполеоном была – ты! Наполеон, жертвующий собой! Орфей, спускающийся в Аид! Я не говорю о том, что простой человек (не Наполеон!) не достоин такой жертвы. Если бы этот человек был высоких душевных качеств, почему бы и нет. Но этот человек – Эфрон – был пустым общим местом (твои слова в отношении Натальи Гончаровой!). Он не обладал ни высокими душевными качествами, ни выдающимся умом. Хуже того, он был отступник, продавшийся более сильному на тот момент врагу. И ты не могла не понимать это. Ты поступила благородно и великодушно, как Наполеон, которого предавали его соратники, а он прощал их и возвращал им маршальские жезлы. Ты говорила, что некоторые пары неправильно сложены. Людовику XVI лучше было бы иметь в жёнах Марию-Луизу, Наполеону – Марию-Антуанетту, Екатерине II – Марью Ивановну, а Гринёву – Пугачёва: «Книга для меня распадалась на две пары, на два брака: Пугачёв и Гринёв, Екатерина и Марья Ивановна. И лучше бы так женились!». Это твоя фраза. Неправильно сложенная пара: Цветаева Эфрон. Не должно было быть никакого Эфрона – жёрнова на твоей шее. Этот жёрнов, в конце концов, утянул тебя на дно. Ты позволила мужчине играть в твоей жизни важную роль. Наполеон никогда не позволял никакой женщине играть главную роль в его жизни. Он так и сказал Жозефине, которую любил, чтобы она не смела, соваться в его дела. Он сам управлял своей судьбой, без вмешательства женщин. Хотя, если посмотреть с точки зрения индийской философии, может быть, твой брак был кармически неизбежен. Но Волошин-то был тысячу раз прав, когда предупреждал тебя, что выбрала в мужья не того парня. А действительности, лучше бы: Цветаева – Волошин. По крайней мере, Волошин был тебя достоин: талантлив, умён, добр. Он бы тебе не мешал. Он – поэт – понимал бы поэта. И он не утянул бы тебя на дно. Но увы! – Волошин не был таким красавцем как Эфрон. Прельстилась внешними данными. Прельстилась пустым аристократическим звоном фамилии его матери – Дурново. Кстати, не очень звучная фамилия-то! Смысл-то нехороший! Смысл носителями этой фамилии – оправдан! В общем, сложилось всё неправильно. Как жаль! А лучше всего было бы: Цветаева – Наполеон. Да, только такой человек был бы достоин тебя, а ты – его! Я не шучу. Если ты безумно любила Наполеона, тебе было бы лучше оставаться с этой несбыточной мечтой, а не разменивать её на кого попало. «Не понимаю, как можно любить маленькое, когда есть – большое». Кто это написал? – Это ты написала. Вот и я не понимаю, как можно любить маленькое (Эфрон), когда есть – большое (Наполеон) или Волошин, если уж Наполеон временно недоступен. Ах, да, у вас с Эфроном была любовь! Вас соединила Афродита, которой всё равно – кого с кем соединять, лишь бы добиться своего! «Личность пропадает в Эросе», кто это написал? Это написала ты, и была права. Афродите и Эросу личность не интересна. Они в это не вникают. Им интересен результат, и только к нему они устремляют свои усилия. Как долго продержалась ваша любовь? Год? Два? Три? Да ровно до той минуты и продержалась, пока ты круто не влюбилась в Софью Парнок. Тех, кто был в промежутке – не считаю. А по отношению к мужу – привычка, жалость, долг. Заменители любви, когда она, сделав своё дело, удалилась. Это я не придумала. Это я у тебя и почерпнула. Ты – мой главный союзник. У нас с тобой – коалиция. Помнишь, ты задавала задачу: если в комнату входит Генрих Гейне, которого любит женщина, а в комнате ещё и её любовник, то кого предпочтёт женщина? Такую же задачу я предлагаю тебе: если в комнату, где ты находишься с Эфроном, вдруг войдёт Наполеон (о, как бы это было бы круто!), кого ты предпочтёшь? Ответ очевиден. Рядом с Наполеоном и крупное – мелочь, а уж мелочь-то и вообще незаметна. Утешением служит только одно: многие делают ошибки, выбирая себе пару, потому что руководствуются случайными критериями, преходящими чувствами, и слепо доверяются Афродите. «Совершаемые другими глупости отнюдь не помогают нам стать умнее», сказал Наполеон. Вернёмся к Наполеону. Мне нравится, что он имеет мужество признавать свои ошибки. «Я совершил ошибку, вступив в Испанию, поелику не был осведомлён о духе нации», «Моя ошибка состоит в том, что я не стёр Пруссию с лица земли». Что касается ошибок, то Наполеон пишет: «С того времени, как я стал во главе государства, я советовался только с самим собой, и это меня вполне устраивало; совершать ошибки я начал только тогда, когда начал прислушиваться к тому, что говорят советники». В первом случае недостаток информации. Во втором – великодушие. Наполеон верно замечает: «Всякий человек делает ошибки, делает их и государь». «За свою жизнь я сделал немало ошибок; самая непростительная заключается в том, что я отдал себя в руки англичан: я слишком верил в их приверженность законам», с горечью пишет Наполеон. Главную и самую непростительную свою ошибку Наполеон или не осознаёт или не хочет обсуждать. Вообще, жаль, что он не прожил больше. Он мог бы сам написать о своих победах и ошибках, и тогда не появилось бы целой армии историков, сделавших себе имя на имени Наполеона. Правда, появилась бы армия комментаторов. Так вот, главная и непростительная ошибка – военная кампания в России. Кстати, в нынешний год летом будет 200 лет Бородинской битвы. Будем праздновать. Ты, кстати, была на Бородинском поле? Я была году в 1970, кажется. А что будем праздновать?! Отступление русской армии? Победой Бородино язык не поворачивается назвать. По правилам ведения войны в те времена, победитель тот, за кем остаётся поле битвы. Поле битвы – Бородино – осталось за Наполеоном, нравится это кому-то или нет. Формально и фактически победителем был Наполеон, а не Кутузов. Наполеон приписывал свою неудачу в русской кампании – стихиям: «В Москве весь мир готов был уже признать моё превосходство, стихии разрешили этот вопрос». Стихии! Не один только мороз! Русский народ сам – стихия. И, похоже, Наполеон это понимал. Правда, задним числом. Наполеон честно пишет: «После московской катастрофы…». Конечно, это была катастрофа. Начало катастрофы. А Ватерлоо – конец её. Катастрофа, растянувшаяся на четыре года. Есть для меня одна загадка. Наполеон пишет: «Если бы Ганнибал узнал о переходе моей армии через Большой Сен-Бернар, он посчитал бы своё альпийское путешествие сущей безделицей». Наполеон имеет в виду переход французской армии через Сен-Бернар в апреле 1796 года. Он со своим штабом прошел по самой опасной дороге, по знаменитому «Карнизу» приморской горной гряды Альпийских гор, где во все время перехода они находились под пушками крейсировавших у самого берега английских судов. Суворов с русским войском перешёл через Альпы через три года после Наполеона в 1799 году. А пока Суворов переходил через Альпы, в этом же месяце, в ноябре 1799 года Наполеон совершил государственный переворот, в результате которого стал первым консулом. Знал ли Наполеон об этом переходе Суворова? Суворов одолел не только Сен-Бернар, но и Чёртов мост, перевал Сен-Готард, и гору Биттенберг, и горный хребет Росшток, и хребет Панкис. Причём, если Наполеон шёл через Сен-Бернар под прицелом пушек английских кораблей, то Суворову с его армией пришлось, одолевая горные хребты, вдобавок сражаться с французской армией. И ещё одна загадка. Мне понятно, что делал Наполеон в Италии. Он освобождал Италию, родину своих предков, от оккупантов – австрийцев. Он дарил Италии свободу от феодализма и оккупантов. Он основал республики. А что делал в Италии Суворов с русской армией, на заднице спускавшейся с альпийских вершин? Сколько солдат он погубил в пропастях и под лавинами, кто-нибудь считал? Вряд ли! Что их, рабов, считать-то было! Их в России, как грязи! Так что делал русский полководец с русской армией в Италии? – Помогал оккупантам австриякам порабощать Италию. Исполнял интернациональный долг, так сказать! Проще говоря, помогал душить чужую страну, не считаясь с потерями. Скверным делом занимался старичок. 15 августа 1799 года (Наполеон в это время был в Париже) Суворов нанес французским войскам поражение в битве при Нови. И результатом этой победы Суворова было то, что большинство республик было уничтожено, прежние государи вернулись на свои троны. Так что Суворов помогал восстанавливать феодалам их владения, насильно таща Италию назад в средневековье. Во всех коалициях против Франции Россия всегда играла одиозную роль душителя свободы и прогресса. Русская знать продавала соотечественников-рабов, как скот, и говорила на французском языке, чтобы провести демаркационную линию между собой и своими рабами. И усердно знати помогала Русская православная церковь. А потом мы удивляемся, что в России совершалась революция и кровавая гражданская война! Всё закономерно! Может, революция и гражданская война – запоздавшее возмездие? В 1800 году Наполеон вернулся в Италию и навёл порядок. Были упразднены привилегии дворянства и духовенства, уничтожены многочисленные феодальные и церковные поборы и повинности, закрыт ряд монастырей, а значительная часть монастырских и церковных земель была обращена в светскую собственность. Были уничтожены таможенные барьеры между королевствами, введена единая система мер и весов, применён Кодекс Наполеона в гражданской жизни. Хорошо это было или плохо? – Это было замечательно! Это был прогресс! Италия расцвела. Правда, платой за этот промышленный расцвет была известная зависимость от Франции. Но, разве лучше было зависеть от феодальной Австрии и топтаться на месте? Наполеон дал Италии толчок, импульс к развитию. Даже движение карбонариев обязано своим появлением – ему, его реформам! Как это ни парадоксально. Тогда возникает вопрос: зачем и во имя чего полегло столько русских солдат в горах и на полях Италии?! Ответ: крепостник Суворов помогал итальянским крепостникам сохранить и упрочить их власть. И всё оказалось – зря! Зря погубил людей. Наполеон пишет: «Если бы я разбил коалицию, Россия осталась бы чуждой Европе, как, к примеру, Тибетское царство». По существу, прав, потому что по сравнению с реакционной Пруссией и Австрией Россия отличалась такой непроходимой дремучестью, таким варварством, какого в Европе уже не знали. Даже не разбив коалицию, Наполеон не сделал Россию ближе к Европе. Россия и в XX веке осталась ей чуждой, как Тибетское царство. Советский период истории только усугубил положение дел. Я это отлично почувствовала, когда побывала в Соединённом Королевстве. Англичан удивляла моя европейская внешность. Они ни за что не хотели признавать, что я русская. В их представлении русский это скиф с раскосыми и жадными глазами. Принимали меня за польку, германку, датчанку, шведку, словом за любую национальность, живущую на севере Европы (я блондинка с тёмно-серыми глазами). Они отказывались видеть во мне русскую. Только мой паспорт их убедил. А что они ожидали? В конце концов, они договорились до того, что я похожа на англичанку. Думали, что я на левую сторону вывернусь от такого комплимента? Много было подобных казусов. Вот, например, они меня спрашивали, живу ли я дома в юрте или в яранге? И очень удивлялись, что Иркутск, в котором я тогда жила, почти миллионный город с театрами, университетом и двенадцатью (на тот момент) институтами. Я англичанам объясняла, что никогда юрту или ярангу не видела. Чем не Тибетские царство, закрытое и непроницаемое! Но вернёмся к объекту нашей любви. Когда Наполеон умер, в сентябре 1821 года с острова в Парму приехал доктор Антоммарки, лечивший Императора. Доктор прибыл, чтобы выполнить последнюю волю Наполеона. Мария-Луиза малодушно отказалась принять доктора. К нему вышел Нейперг, новый муж герцогини. Врач передал генералу Нейпергу небольшой пакет. В пакете оказалась посмертная маска императора. Антоммарки попросил передать её герцогине. Однажды доктор Герман Роллет застал детей дворцового интенданта за игрой с каким-то странным гипсовым предметом. Они таскали его по комнатам, привязав к веревке, и воображали, что это карета. Роллет наклонился и с изумлением узнал в этом предмете посмертную маску императора. Что к этому добавить? Нечего добавить! Грустно! Мария-Луиза оказалась не на высоте. Нет, не аристократка! Предпочла Императора Наполеона какому-то Нейпергу. Дура! Самка, как её называл Наполеон. Кстати, в устах моего отца самка самое страшное ругательство в адрес женщины. И вот ещё, что! До недавнего времени считали, что рост Наполеона составлял 157 см. Установлено, что рост Императора был равен 170 сантиметрам. В мемуарах камердинера Наполеона указано, что рост Императора равнялся «5 пье 2 пусам и 3 линиям», что в пересчёте на современные меры длины даёт 170-172 см. Для того времени такой рост был выше среднего. Откуда появились 157 см.? Есть версия, что англичане то ли в целях пропаганды, то ли просто перепутали, но неправильно перевели французские меры длины в английские и получили 157 см. Маленькая месть Императору «торгашеской нации», как назвал англичан Наполеон. Не могли уменьшить величия французского Императора, уменьшили рост! Так что мы с тобой любим нормального мужика нормального роста, а не недомерка какого-то. Кстати, все маршалы великого полководца были под два метра ростом, так что на их фоне Наполеон и казался невысоким. Путин, кстати, 168 см. росту, а Горбачёв, как и Наполеон 172 см. Возвращаясь к англичанам, скажу: даже лучшие из них не умели преодолеть национальной ограниченности. По долгу службы я должна, анализируя поэму Байрона «Паломничество Чайльд Гарольда» восхищаться автором, воспевающим свободу и призывающим европейские страны вспомнить своё славное прошлое и дать хорошего пинка французам. Но меня уже тошнит от этой трактовки. Поэма пафосная. Французы именуются галлами и одновременно сравниваются с саранчой, напавшей на Португалию и Испанию. О своих – англичанах – Байрон упоминает вскользь, не сосредоточивая внимания читателя на вопросе, который сам собою напрашивается: а что, собственно говоря, в Португалии и Испании делают англичане? Что им там понадобилось? Ах, они союзники этих стран! Отвечу: англичане поддерживали самодержавные режимы этих стран, потому что им было это выгодно. А что англичане делали в Индии, на Мальте, на Кипре? Зачем они торчали в Афганистане, Непале, на Цейлоне и на Мальдивских островах? Что им было нужно в Египте, Судане, Кении, Уганде, Австралии, Канаде, Новой Зеландии? Это только то, что я навскидку вспомнила. А была ещё тьма мелких территорий. Действительно, в пределах Британской империи никогда не заходило солнце, потому что англичане в XIX веке облепили весь земной шар, как мухи кусок сахару. Но Байрону до этого дела нет. Ему дело до французов. Особенно ему досаждает Наполеон, которого он именует не иначе, как узурпатор, тиран, деспот. Дела нет Байрону до того, что Наполеон отнюдь не узурпатор, а пришёл к власти легитимным путём через плебесцит. Дела нет Байрону, что Наполеон не есть ни деспот, ни тиран, а он есть человек, принесший Европе освобождение от феодальных порядков. Дела нет Байрону до всего этого, потому что он воспитан как англичанин в ненависти к французам и ко всему французскому. Лорд в нём побеждает свободомыслящего человека, потому что Наполеон, будь он хоть тысячу раз Императором, всё-таки, по большому счёту, демократ, которого обожали простые французы, ибо при нём у них появился шанс разбогатеть и подняться вверх по иерархической лестнице, чего они были начисто лишены при королях. Правда, немного повзрослев, Байрон стал уважать Наполеона, и в третьей песне своей поэмы посвятил великому человеку немало строф, в которых это невольное уважение слышится, хотя пишет всё-таки лорд, гордящийся своим высоким титулом, и видящий в гениальном Наполеоне удачливого выскочку. А может быть, Байрон, будучи чрезвычайно честолюбивым человеком, просто завидовал славе французского Императора? Недаром позже Байрон попытался ввязаться в политические дела Италии и Греции. Может быть, хотел стяжать славу политическую и военную? Кстати, ты нигде не выразила твоё отношение к Байрону. Почему? Ахматова – выразила. Она считала Байрона глупым. Но, по моему мнению, Байрон был не глупее Ахматовой. То, что он недооценил Наполеона, не говорит о его глупости, но говорит о его национальных и сословных предрассудках. Хотелось бы, как полагается в письмах, расспросить тебя о здоровье, о том, что случилось с тобой за последнее время, но – увы! Это будут вопросы без ответов. Но если ты и правда есть где-то там, в неведомых и недоступных для меня далях, надеюсь, жизнь твоя полна и содержательна. Надеюсь, ты живёшь в посильных трудах и упоительных заботах. О ком? Не знаю! Наверное, ты и там кого-нибудь любишь. Наверное, ты встретилась с Наполеоном. Может быть, встретилась, чтобы больше не расставаться? Ах, куда меня заводит мечты и фантазии! К Наполеону я ещё буду возвращаться. А пока – до свидания, дорогая моя! Целую. ПИСЬМО VIII Дорогая Марина! Возвращаемся к теме Наполеона. У великого человека есть до сих пор ненавистники. 6 февраля 2006 года некто иеромонах Симеон (Томачинский) сказал проповедь. Ну, ладно бы, просто сказал для узкого круга верующих, он её ещё и в интернет выложил на всеобщее обозрение, вернее, прочтение. Расписался, так сказать, в «любви к ближнему» (христианин хренов!), и в собственной глупости и невежестве. А назвал своё сочинение иеромонах «Роль личности в истории». Иеромонах Симеон, видишь ли, обиделся за блаженную Ксению: «Наверное, нет ни одного учебника истории, где бы говорилось о блаженной Ксении Петербургской, память которой мы сегодня празднуем. Зато в каждом учебнике истории обязательно будет рассказ о Наполеоне и его деяниях. Два этих человека жили примерно в одно время – на рубеже XVIII-XIX веков. Действительно ли их вклад в историю совершенно несоизмерим?». Иеромонах Симеон решил сравнить Наполеона с блаженной Ксенией Петербургской. Коту моему Мачо понятно, что сравнение иеромонаха будет в пользу блаженной Ксюши. Давно уже высмеяно сравнение самовара с сапогами, но иеромонаха это не смущает. Сравнивать, так сравнивать! Ну, сравнил бы свою любимую блаженную с какой-нибудь католической святой, Терезой Авильской или Терезой из Лизье, к примеру. По крайней мере, это выглядело бы логично, а не комично. Нет, ему Наполеона подавай! Наполеон у него – бревно в глазу. Кстати, ты помнишь, кто такая блаженная Ксения? Наполеон-то кто, все знают, а вот Ксения! Строго говоря, никто ничего о ней толком не знает, кроме того, что, была она женой какого-то придворного певчего Андрея Фёдоровича, который возьми, да умри. Жене его на ту пору говорят, не было ещё тридцати лет. У бедной тётки после смерти мужа капитально поехала крыша. Она подарила свой дом какой-то своей знакомой, надела штаны и кафтан, оставшиеся от мужа, отзывалась не на своё имя, а на имя мужа, и говорила, что он жив, а умерла Ксения. Став бомжихой и трансвеститкой, она отправилась бродить по улицам Петербурга, прося подаяние Христа ради. Бедную сумасшедшую нужно было поместить в соответствующую лечебницу, но ей позволили шататься по городу, и тёмный наш народ стал почитать её как юродивую, то есть, блаженную. Впрочем, это одно и то же. Сегодня её могилу на Смоленском кладбище посещают верующие. Идут с разнообразными просьбами, надеясь на чудо. Например, выгодно обменять квартиру. Честное слово, я читала об этом, не смейся. Церковь (вера) почитает таких юродивых, считая, что эти люди сознательно притворяются безумцами и называет их дикое поведение «подвиг юродства». Психиатрия (наука) не сомневается в том, что юродивые — безусловно, психически больные люди. Вот с такой психопаткой и решил иеромонах Симеон сравнить великого и адекватного Наполеона. И знаешь, что он пишет? «Деяния Наполеона известны: сотни тысяч погибших (некоторые из них были похоронены здесь, в Сретенском монастыре); разоренные ограбленные храмы, причем не только в России, но и, например, в Венеции, да и по всей Европе; разрушенные судьбы многих людей. Огромным было в свое время и духовное влияние Наполеона, о чем свидетельствуют в частности произведения Толстого, Достоевского. Раскольников, терзаемый сомнениями, «тварь ли я дрожащая или право имею», кромсал топором старуху-процентщицу, можно сказать, с именем Наполеона на устах». Наполеон, оказывается, в ответе за всё, что случилось в Европе и в России, в том числе за литературного героя, выдуманного Достоевским! И, как тебе нравится выражение – «кромсал топором»? Невежество служителей церкви воистину ужасающее! Или иеромонах Симеон притворяется, что ничего не знает о Наполеоне, кроме того, что сказал о нём. Не знает что ли иеромонах Симеон, что Наполеон дал мир Франции после беспредела головорезов и кровопийц якобинцев, что он в кратчайший срок навёл порядок, «мочил в сортирах» разбойников не на словах, а на деле, вразумил взяточников и воров-чиновников очень простым способом: тюрьма или всё верни всё в казну? Возвращали! Почему бы сейчас не воспользоваться удачным опытом Наполеона?! Не знает что ли иеромонах Симеон, что Наполеон строил дороги, мосты, здания, водопроводы и канализацию? Не знает что ли иеромонах Симеон, что Наполеон дал Франции Гражданский кодекс, по которому она живёт и сегодня, ввёл единую систему мер и весов, которой пользуемся мы все, в том числе и иеромонах? Не знает что ли иеромонах Симеон, что Наполеон учредил орден Почётного легиона для военных и гражданских лиц и получить его и сегодня могут только люди, имеющие действительные заслуги перед своим отечеством? Не знает что ли иеромонах Симеон, что Наполеон защитил права и достоинство простого человека? Не знает что ли иеромонах Симеон, что Наполеон защищал права отечественного производителя, и при нём расцвела тяжёлая и лёгкая промышленность? Не знает что ли иеромонах Симеон, что сахар, который он кушает, производится из свёклы, а это заслуга Наполеона, побудившего учёных найти заменитель сахарного тростника? Не знает иеромонах Симеон, что при Наполеоне во Франции расцвело сельское хозяйство. Не знает что ли иеромонах Симеон, что Наполеон морально и материально поддерживал учёных, и наука тоже при нём расцвела? Не знает что ли иеромонах Симеон, что именно Наполеон прекратил якобинские преследования священников, вернул Папу Римского на трон, и не пошёл на Рим и Ватикан, когда вполне мог бы стереть этот самый Ватикан с лица земли к чёртовой матери? Не знает что ли иеромонах Симеон, что Наполеон не хотел воевать и неоднократно предлагал мир России, Австрии, Пруссии? Но подзуживаемые Англией, эти страны всё время создавали коалиции, и лезли, лезли, лезли, мешая Наполеону заниматься созиданием. Сколько раз Наполеону приходилось отрезвлять эти страны и ставить их на место, побеждая их армии? Шесть коалиций! Не знает что ли иеромонах Симеон, что Наполеон был блистательным полководцем, превосходящим Александра Македонского и Юлия Цезаря? Чья б корова мычала… Иеромонах упрекнул Наполеона за то, что он положил на полях сражений тучи народу. Что ли забыл иеромонах, сколько народу положили на полях сражений религиозные войны?! Да Наполеон в сравнении с кровожадностью церковных деятелей отдыхает. Свободный Наполеон, подарил Европе, свободу. Он ценил людей по уму и заслугам. Большинство его достойнейших маршалов и министров были выходцами из семейств лавочников, булочников, трактирщиков, лакеев. Это Наполеон сказал, что в каждом ранце солдата лежит жезл маршала. И это воодушевляло людей. Наполеон был демократ. Наполеон был гений. Не знает что ли иеромонах Симеон, что Наполеон хотел объединить Европу, сделать единую валюту, сделать свободным передвижение граждан. Мечта его осуществилась только теперь, но это была его мечта, его идея. И если бы ему не мешали! Если бы не мешали, то он осуществил бы свою мечту уже тогда. Что касается церквей, якобы разрушенных Наполеоном в России, то это наглая ложь. Не знает что ли иеромонах Симеон, что Москва была сожжена по приказу губернатора Ростопчина и в этом пожаре погибли и храмы, и дворцы, и дома, и хижины? Не знает что ли иеромонах Симеон, что в планы Наполеона не входило завоевание России, а Александр I предательским нарушением Тильзитского договора спровоцировал военный поход Наполеона на Москву? Не нужна была Наполеону ни Москва, ни Россия! Кто первым начал войну? Александр первым стянул войска в Польшу, и готовился напасть на Наполеона. Что оставалось Наполеону?! Я перечислила только часть заслуг Наполеона – великого человека, полководца и Императора. Упомяну только ещё раз, что в отличие от блаженной Ксении, Наполеон был человек адекватный и гениальный. Сравнивать Наполеона и Ксению, это всё равно, что поставить в один ряд компьютер и веник. Кстати, Наполеон считал, не будучи человеком верующим, что государству религия нужна. Он сказал: «В хорошо управляемой стране нужна главенствующая религия и зависимые от государства священники. Церковь должна быть подчинена государству, а не государство церкви». И вот, иеромонах обижается, что сумасшедшая, психопатка с мазохистскими наклонностями не упомянута на страницах учебников, а какой-то Наполеон то и дело упоминается! По делам и честь! Знаешь, Марина, сегодня церковники что-то всё больше и больше наглеют, хотя формально церковь отделена от государства. Лезут на телевидение, радио, в интернет – учить народ, как жить, а правительству указывают, как управлять. Церковь – враг свободы. Попам не нужны свободные, образованные, умные, думающие люди. Им нужны рабы и рабыни, верящие на слово им, попам. Эти попы, дай им волю, завтра же «замочат в сортире» науки, искусства, свободу, прессу, личность. Они заставят всех людей ходить в чёрном и сером, и выть унылые еврейские псалмы. Это в лучшем случае. А в худшем… О, об этом страшно и подумать! Власть церкви в государстве должна быть ограничена государством. Так считал Наполеон, и был прав! Иеромонаху Симеону и таким, как он, милее дремучесть, невежество, тупая и слепая вера. Ему милее реакция, а не прогресс. Вот почему Наполеон, окончательно свернувший шею феодализму в Европе, так ненавидим до сих пор теми, кто хотел бы возвращения старого, милого их сердцу порядка. Главный аргумент в рассуждения иеромонаха Симеона следующий: «Ежедневно у могилы блаженной Ксении собирались (и продолжают собираться) тысячи людей и просили её о помощи, оставляли записочки с криком о помощи, и этими записками, как гирляндами, была постоянно увешена часовня святой. Сотни, тысячи, миллионы записок призывали её имя – а была ли хоть одна подобная записка у могилы Наполеона из красного порфира на зелёном пьедестале?». Я хохотала до слёз! Представляешь могилу Наполеона, увешанную тысячами записочек с просьбами от трудящихся?! Не затем Наполеон цивилизовал Европу, чтобы ему на могилу записочки с просьбами навешивали! Дикари! Да, некоторая часть нашего с тобой народа, Марина, и сегодня – дикари! Я видела в Бурятии деревце у родника, ветви которого были обвязаны многочисленными ленточками. Языческий обычай обращения с просьбами к богу. Чем же отличается этот языческий обычай от христианского обычая? Отличается, на мой взгляд, в лучшую сторону. Языческий обычай очень трогателен и мил. Родник! Дерево в разноцветных ленточках! Небо! Горы! Ветер! Просьба выражена не записочкой, а ленточкой. Оцени! А у Ксении? А у Ксении – осквернение могилы этими записочками: Дай! Дай! Дай! Ненавижу, когда, канючат! Просьба, обращённая к трупу. Некрофилы! И тотчас стая монахов завопит: Не к трупу, а к духу! Тогда отойдите от могилы. Дайте бедной женщине покой. Какого чёрта вы торчите у её гроба! И что это за потребительское отношение к богу, святым и даже блаженным воспитывают в людях попы?! «Ограбленные храмы в Венеции, России, да и по всей Европе», сокрушается иеромонах. А нечего в храмах сокровища копить! Ваш патрон сказал не копить сокровищ на земле? – Сказал? Сказал! Выполняйте! О контрибуции иеромонах когда-нибудь слышал? О правилах ведения войн в прежние века, знает? Лучше обчистить богатенькие церкви, чем быть отцеубийцей! Так что, служители церкви, разберитесь сначала с собственным консервативным, агрессивным и преступным Императором Александром I, кого ваши предшественники молчаливо поддерживали, и не лезьте к чужому Императору. Пётр Великий тоже колокола с колоколен снимал, и на пушки переливал, когда была нужда, и ничего, церковь не возникала. На цирлах бегала. Головы берегла. И правильно делала. Венецию иеромонаху жалко! Католическую церковь лицемерно пожалел! Да вы, православные попы, католиков еретиками считаете. Что тебе, иеромонах, Венеция с её католическими храмами?! Там же сокровища были, принадлежавшие еретикам. Или иеромонах жалеет, что не удалось Суворову еретиков ограбить? Наполеон может и обчистил церкви Венеции, но сокровища не себе в карман положил, а отправил Директории в Париж. И потом, надо же ему было на что-то содержать армию в Италии, которую, кстати, та же Директория, и гнобила. Люди были голодны, и оборваны. Так что Наполеон не колебался: на эти сокровища церковные накормил, одел, обул людей. Поступок вполне христианский. А вот копить сокровища – нет, не христианский, не правда ли, Марина? Странен всё-таки русский человек! Странен, слаб, легковерен, дремуч! Верит, кому попало, и во что попало. Помнишь, Наполеон, по просьбам некоторых русских людей, хотел дать свободу русским крепостным? Подумал, и не дал! Понял, что дай свободу рабам, они такого наворотят, столько крови и кишок выпустят, сколько якобинцам и не снилось. Пожалел Россию. Был прав. Так потом всё и произошло. А как тебе такой пассаж иеромонаха? «Наполеон похоронен в центре Парижа, в соборе Дома инвалидов, и туристы охотно приходят поглазеть на его саркофаг из красного порфира, установленный на зелёном гранитном пьедестале. Никто не приходит помолиться или попросить его о чём-то; для современного человека Наполеон – это просто музейный экспонат, заспиртованное прошлое. Его влияние сегодня ничтожно – в лучшем случае заезженный материал для кинематографа или псевдоисторических упражнений начинающего графомана». Так что, Маринушка, стоя возле могилы Наполеона в Доме Инвалидов, ты глазела на саркофаг, как туристка. Дела нет иеромонаху, что Наполеон сделал Европу такой, какая она есть сейчас – свободная, объединённая и цивилизованная. Это – его заслуга. А вот заспиртованное прошлое это как раз православная, дремучая, консервативная церковь. А что касается «заезженного материала для кинематографа и псевдоисторических упражнений начинающего графомана», то это дремучее, дикарское мнение профана, который пытается унизить современную науку и искусство. Воистину, не два несчастья на Руси, а три: дороги, дураки и православные дикари. Как представлю эту несчастную безумную Ксюшу, завшвиленную, грязную трансвеститку, бегающую босиком по морозу без тёплой одежды, над которой современники смеялись и её обижали, так сердце от жалости заходится. И ведь измывались и никто не пожалел, болезную! А теперь объявили народной целительницей. А её современник Наполеон принимал ванну два раза в день. И зубы два раза в день чистил. Не мог без ванны. Даже в военные походы с собой брал. Такой чудак! Так и слышу нудный голос иеромонаха: Лучше бы о душе заботился, чем о теле! Кстати, почему это на иконах сумасшедшую Ксению изображают в юбке и кофте, когда она мужеский костюм носила? Нехорошо, не правдиво. Понимаю, есть установка церкви: дама не должна ходить в мужеском костюме. Это грех! Так Ксюша-то ходила в мужеском костюме, так и пишите на иконах. Грех сумасшедшего человека не лечить. Грех вводить в заблуждение слабых умом и дремучих дикарей. Так чего добивается своей проповедью иеромонах Симеон? – «В современной исторической науке все большее распространение получает термин «социальная история». Это весьма перспективное направление, говорящее о важности простых человеческих судеб, о значении «малых дел» в жизни общества, об определяющей роли рядовых людей в историческом процессе». Интересно, каков возраст иеромонаха? Не учился ли он в советском вузе? Особенно смешит советская фраза: «определяющая роль рядовых людей в историческом процессе». Начитался советских учебников по истории, дяденька? А дальше ещё чудовее и чудовее, как говорит Алиса в Стране Чудес. «Не нужно думать, будто история вершится сильными мира сего, на политическом Олимпе; история – это совсем не то, что нам показывают по телевидению. Подлинная история происходит в человеческом сердце, и если человек очищает себя молитвой, покаянием, смирением, терпением скорбей, то его участие в своей судьбе, а значит в судьбе окружающих, а значит – и во всей человеческой истории – неизмеримо возрастает». В первый раз слышу, что историю нам по телевидению показывают. Вот телевидение-то удивилось! Да там всё, что угодно показывают, кроме истории. И последний вывод иеромонаха: «Блаженная Ксения не руководила государством, не собирала многотысячных армий, не вела их в завоевательные походы; она просто молилась, постилась, смиряла свою душу и терпела все обиды – но её влияние на человеческую историю оказалось неизмеримо большим, чем влияние любого наполеона. Хотя об этом и не говорят учебники истории». Конечно, такую глупость не напишет ни один нормальный автор учебника истории. Попы могут восхвалять своих безумных ксюш сколько им угодно в пределах церкви, но навязывать людям свою точку зрения через СМИ и интернет, выражаясь их языком, грех. Наполеон в истории один. А психопаток – полным-полно. Нечего сравнивать несравнимое и несоизмеримое. Есть ИСТОРИЯ и есть история. Если в каждый учебник ИСТОРИИ помещать сюжеты обо всех истеричках и психопатках, то никакая ИСТОРИЯ не выдержит. Разбухнет и расползётся по швам. Пусть будет история сумасшедших ксюш. Есть много разных историй. Есть история разведения собак. Или есть история борьбы со вшами. Или есть история создания приютов для бомжей и.т. д., и.т. п. Это всё в одном ряду мелких человеческих историй. Пусть будут всяческие мелкие истории, никто не спорит. Но ставить на одну доску Наполеона и сумасшедшую тётку, помещать на одну чашу весов великого деятеля, изменившего ход истории всей Европы, а на другую шизофреничку, ничего в жизни не сделавшую, кроме бестолковой беготни по улицам без одежды в мороз, по меньшей мере, глупо. Итак, иеромонах высказал свою точку зрения на историю. Высказать-то свою точку он имеет право, как любое частное лицо, но не дело иеромонаха указывать, какими должны быть учебники по истории и как, по его мнению, течёт исторический процесс. Когда церковники лезут не в своё дело – быть беде! Знаешь, что меня пугает, Марина? Никто, у кого есть власть, на них не цыкнет. Напротив, молчаливо поощряют и поддерживают. Ещё немного, и попы станут учебники по истории и литературе писать. Конец тогда истории и литературе! Ничего, Марина, и в твоё время дураки писали много глупостей о Наполеоне. Прорвёмся! Хотелось бы, как полагается в письмах, расспросить тебя о здоровье, о том, что случилось с тобой за последнее время, но – увы! Это будут вопросы без ответов. Но если ты и правда есть где-то там, в неведомых и недоступных для меня далях, надеюсь, жизнь твоя полна и содержательна. Надеюсь, ты живёшь в посильных трудах и упоительных заботах. О ком? Не знаю! Наверное, ты и там кого-нибудь любишь. Наверное, ты встретилась с Наполеоном. Может быть, встретилась, чтобы больше не расставаться? Ах, куда меня заводит мечты и фантазии! Целую тебя, дорогая. Твоя Елена. ПИСЬМО IX Здравствуй, Маринушка! В пыточных камерах, в застенках тюрем, в фашистских и коммунистических концентрационных лагерях, на кострах инквизиции, на раскольничьих кострах, на полях сражений, в больничных палатах, и прочих подобного рода местах, где одни люди сосредоточенно мучают и убивают других людей, человеку предоставляется возможность сделать одно из величайших открытий – бога нет! Или вариант: бог есть, но богу нет до нас никакого дела. Правда, это последнее открытие, которое они могут сделать в своей жизни. Есть ли иной мир? В моей личной библиотеке лежит книга, в которую я давным-давно заглядывала из любопытства. Написал её некий монах Митрофан. Называется эта книга «Как живут наши умершие, и как будем жить и мы по смерти». Издана, естественно, с соизволения святейшего патриарха Московского и всея Руси Алексия II. А внизу титульной страницы приписка: По учению православной церкви, по предчувствию сверхчеловеческого духа и выводам науки. Вот эти-то выводы науки меня и умилили, потому что в этой книге есть всё что угодно, кроме выводов науки. В ней есть мнения отцов церкви, рассуждения о смерти и бессмертии, догмат церкви о ходатайстве живых за умерших. Некоторые заголовки подразделов трогательны, например: «Жизнь и деятельность в раю или Жизнь и деятельность в аду и в геенне». Такое впечатление, что из рая и ада регулярно священникам поступают подробные отчёты об этой самой деятельности. То-то и оно, что не поступают, и автор книги ограничивается самыми общими словами, рисуя райскую обитель в виде сада, а деятельность в форме славословия в адрес бога. Откуда черпают информацию о рае отцы церкви? Из источника более, чем сомнительного – из видений монахов и монахинь. В связи с этим я вспоминаю одно выразительное место в сочинении знаменитого психиатра Чезаре Ломброзо «Преступность женщины»: «В 1550 году почти все монахини монастыря в Ubertet`e после сорокадневного почти абсолютного поста сделались жертвами дьявола: начали богохульствовать, говорили всякие несообразности и в судорогах падали на землю». Бедные монахини! Чёрт знает, что может привидеться человеку, если его почти не кормить: и ад, и рай, и инопланетяне. Характер видений будет зависеть от уровня образованности и менталитета голодающего, т. е. пардон, постящегося человека. Может быть, что-то конкретное можно прочесть о деятельности в аду? Оказывается, деятельность в аду заключается в богохульствах в адрес бога и сожалениях о плотской жизни на земле. В целом, эта книга безответственная и скучная болтовня, изобилующая цитатами из Библии и житий святых, растянутая на 400 с лишним страниц. Впрочем, есть одна положительная мысль, украденная христианами из древнейшего индуизма: в мире ином жизнь не начинается с чистого листа. Основы будущей жизни заложены на земле. Как проживёшь, так и продолжишь. Куда мне милее твоё представление об ином мире. Ты уверена, что там будет продолжаться та деятельность, который человек занимался на земле. Следовательно, если иной мир есть, и ты в нём продолжаешь жить, ты продолжаешь писать стихи, прозу и, может быть, даже трагедии? Или сменила этот вид деятельности на другой? Пока не встретимся, не узнаю. Так хочется встретиться с тобой! Так что же говорит наука о бессмертии? Владимир Михайлович Бехтерев написал труд «Бессмертие человеческой личности как научная проблема». Бехтерев называет душу энергией, заметь, как в индуизме. Правда, на этом сходство с индуизмом заканчивается. Опираясь на универсальный закон сохранения энергии, действующий в природе, он делает вывод, что энергия не возникает и не исчезает, лишь переходит из одной формы в другую. Это распространяется и на явления нервно-психической деятельности. «Этот закон по отношению к данному предмету, — пишет Бехтерев, — может быть выражен так: ни одно человеческое действие, ни один шаг, ни одна мысль, выраженная словами или даже простым взглядом, жестом, вообще мимикой, не исчезают бесследно. <…> Нервно-психическая энергия организуется в форме обобщённой социальной «сверхличности». <…> «Речь идёт не о бессмертии индивидуальной человеческой личности в её целом, которая при наступлении смерти прекращает свое существование как личность, как особь, как индивид, а о социальном бессмертии ввиду неуничтожимости той нервно-психической энергии, которая составляет основу человеческой личности <...> Речь идёт о бессмертии духа, который в течение всей индивидуальной жизни путем взаимовлияния как бы переходит в тысячи окружающих человеческих личностей. <…> Поэтому понятие о загробной жизни, в научном смысле должно быть сведено, в сущности, к понятию о продолжении человеческой личности за пределами её индивидуальной жизни в форме участия в совершенствовании человека вообще и создания духовной общечеловеческой личности, в которой живет непременно частица каждой отдельной личности, хотя бы уже и ушедшей из настоящего мира и живёт не умирая, а лишь претворяясь, в духовной жизни человечества». Вот и всё! Это не личное бессмертие, как обещают попы, а что-то в духе Вернадского – учение о ноосфере, восходящее к древним грекам с их учением о нусе (к примеру, Архелай, учитель Сократа). Строго говоря, объект, т. е. иной мир, недоступен для научного исследования. Как и энергия, оживляющая наше тело. Мы можем исследовать реакции души на раздражители, но саму энергию кто исследовал? Похоже, что и она недоступна для исследований. Ты, должно быть, слышала об экспериментах доктора Дункана МакДугалла из Хаверхилла (США), штат Массачуссетс. Я говорю, должно быть, слышала, потому что его эксперименты пришлись на твоё время. В 1906 году МакДугалл провёл ряд экспериментов по изучению изменения веса тела в момент смерти. Он предположил, что душа человека имеет вес и, когда она покидает тело в момент смерти, то вес физического тела должен уменьшиться. Разница в весе тела до смерти и после смерти даст величину веса самой души. Вообще-то эксперименты с умирающими людьми этичны или как? В общем, он плюнул на этику, и сделал особенную кровать для умирающих больных. Эта кровать представляла собою высокоточные весы. Шесть туберкулёзных больных умерли в этой кровати. Когда пациент помещался на специальную кровать, то весы устанавливались на нулевой отметке. Затем за показаниями весов велись наблюдения вплоть до самой смерти больного. В момент смерти была зафиксирована потеря в весе. У первого пациента она составила 21 грамм. Результаты своих экспериментов доктор МакДугалл опубликовал в научных изданиях. Причём эта потеря веса в момент смерти была внезапной, в отличие от постепенных потерь веса перед смертью пациента (отделение влаги). МакДугалл сам лёг на кровать, чтобы проверить, не зависит ли потеря этих 21 грамм от вдыхания или выдыхания воздуха из лёгких. Он резко выдохнул воздух, но стрелка весов не пошевелилась. Потом на кровать лёг коллега МакДугалла и тоже резко выдохнул, но результат был тот, же самый. Стрелка не двигалась. МакДугалл сделал любопытный вывод: «Действительно ли это есть вес души? Если да, то, что это доказывает?». И в самом деле – что?! Но умирающих пациентов, вовлечённых в эксперимент, было шестеро. В третьем случае потеря веса составила 45 граммов, а через несколько минут ещё 30. Что душа покинула тело в два приёма? Четвёртый опыт не удался, т. к. помешали другие коллеги, которые были против проведения подобных опытов. Как я их понимаю! Надеюсь, кто-нибудь дал ему в глаз. Вряд ли МакДугалл спрашивал разрешения умирающих на этот эксперимент и вряд ли спрашивал разрешения родственников этих умирающих. В пятом случае было установлено, что вес тела пациента в момент смерти уменьшился на 12 граммов, но затем снова вес увеличился на эти 12 граммов, а через 15 минут опять снизился на эти же 12 граммов. Последний шестой случай был неудачным, т. к. больной умер, в то время как производилась настройка механизма весов. Результаты своих экспериментов доктор МакДугалл опубликовал в научных изданиях. На мой взгляд, пяти случаев как-то маловато для вынесения суждения об успехе эксперимента. Но доктор МакДугалл делает следующие выводы из данных опытов: «Действительно ли этот потерянный вес есть вещество души? Нам представляется, что это именно так и есть. Согласно нашей гипотезе доказательство существования вещества души есть необходимая предпосылка для предположения о продолжении жизни индивидуальности после физической смерти. И здесь мы имеем экспериментальное доказательство того, что вещество души может быть взвешенно в момент, когда душа оставляет человеческое тело в момент смерти». Хорошо! Допустим! Но у меня возникает другой вопрос. Если душа это энергия, то имеет ли энергия вес? Ну, или массу? Знаю, в современной науке вес и масса — разные понятия. Вес — сила, с которой тело действует на горизонтальную опору, или вертикальный подвес. Масса не является силовым фактором; масса — мера инертности тела. Например, в условиях невесомости у всех тел вес равен нулю, а масса у каждого тела своя. И если, покоясь на весах, показания последних будут нулевыми, то при ударе по весам тел с одинаковыми скоростями воздействие будет разным. Хорошо! Тело умирающего человека не ударяет по весам, т. е. по кровати, следовательно, мы имеем дело с весом, а не с массой. Но вопрос-то остался: душа (энергия) имеет вес? Не вдаваясь в тонкости дела, сошлюсь на заключение современных физиков. Вес (массу) имеет тело, т. е. материя, а энергия веса (массы) не имеет. Так что МакДугалл поторопился с выводами. Или, если принять его точку зрения, душа не есть энергия, а есть материя. И тогда она может иметь вес. Так, что же она, душа? Материя или энергия? Я склонна думать, что душа, хотя это термин неточный, это энергия, дающая жизнь телу. Когда энергия не может больше быть в теле (причин на то много), она покидает его. Но дальнейшая её судьба гадательна. Знаешь ли ты, что по этому поводу думают древние индусы? Смерть, говорится у Брамана Чаттерджи, наступает тогда, когда из человеческого организма выделяется эфирный двойник. Чаттерджи пишет: «…наше наиболее грубое тело (твёрдое, жидкое и газообразное) из всех факторов, образующих наше существо, в то же время и наименее прочное. После смерти мы его сбрасываем, как только от него отделится его эфирный двойник. На самом деле, смерть не что иное, как разобщение физического тела от эфирного своего двойника, проводника жизненного начала. Даже частичного выделения этого «двойника» достаточно, чтобы вызвать бесчувственное состояние. Это явление можно наблюдать при действии анестезирующих средств. Когда больному дают вдыхать хлороформ, ясновидящий может наблюдать эфирный двойник, отчасти выделяющийся в виде голубоватого облака. Полное разъединение вызывает неминуемую смерть: жизненное начало не может более воздействовать на физическое тело без своего проводника, и физико-химические силы свободно вступают в деятельность и приводят тело к постепенному разложению». Прекрасно! Эфирное тело есть проводник той самой жизненной энергии, которую мы именуем душой. Что происходит дальше? «Вскоре после смерти (обыкновенно спустя около трёх дней) эфирный двойник в свою очередь покидается, как второй труп. Этот второй труп, лишённый жизни, носится поблизости от физического трупа. Он рассеивается по мере того, как последний разлагается. Увидеть эфирный двойник не трудно, так как нервного возбуждения, вызванного страхом, иногда достаточно, чтобы усилить восприимчивость и сделать эфирные формы видимыми. Но если тело подвергается сожжению, по обычаю индусскому, эфирный двойник выделяется немедленно. Оставляя оба эти внешних покрова, человек сохраняет всё остальное. Никакого изменения в его действительной личности смерть не производит. Он остается таким же живым, даже более живым, чем мы с вами, только он не может дать о себе знать, потому что лишился физического проводника. Он существует в форме более тонкой, недоступной для восприятия человека, живущего в физической среде. Но эта форма, тем не менее, реальна, как колебания инфракрасных и ультрафиолетовых лучей в солнечном спектре, хотя они и невидимы для нашего телесного зрения. Следовательно, те, кого мы называем мертвецами, существуют, живут, только как проводники гораздо более тонких колебаний. Мы не можем отвечать на такие колебания, вот почему их существование ускользает от нас. Как невидимый эфир проникает всю видимую физическую вселенную, точно так же более тонкие формы проходят, не оставляя следа, через грубые формы нашего земного мира, которые одни доступны нашим земным органам чувств». Любопытно, правда? Ты, конечно, уже знаешь, что к чему. Если всё это правда, как говорит Чаттерджи, то, наверное, в мгновения пробуждения сознания, в ином мире страшно. Думаю, да! Хотя современный исследователь Р. Моуди, собравший материал о людях, находившихся в состоянии клинической смерти, и вернувшихся к жизни, говорит о том, что люди вначале втянуты в какой-то не то тоннель, не то трубу, в конце которой они видят свет. Там их радостно встречают близкие, уже давно перешедшие черту, и какое-то светящееся существо, излучающее беспредельную любовь. Учёные говорят, что мозг, нуждающийся в кислороде, даёт такие картины. Удивительно то, что картины-то у всех, побывавших в состоянии клинической смерти, примерно одинаковы. Что мы имеем в итоге? А ничего не имеем! Можно верить всем древним религиям, утверждающим, что тело покидает душу, и она продолжает своё существование. И египтяне об этом говорят, и эллины. Помнишь, у Гомера описание погибающего от удара копья воина: «С писком душа у него излетела из уст, и упал он». Можно верить. А можно и не верить. Ничего достоверно мы об этом не знаем, и, наверное, счастлив тот, кто бесхитростно верит в то, что говорят другие. Буду верить, что твоя жизнь продолжается там. Буду верить в то, что когда-нибудь мы встретимся. Очень хочется поговорить. И знаешь, почему? Потому что ты – один из самых значительных мыслителей. У меня сначала идёт Платон, а потом сразу – ты! Да, да, не смейся! Конечно, в промежутке между Платоном и тобой есть Эпикур, Аристотель, Монтень, Паскаль, Ницше и ряд других достойных философов. Но прислушиваюсь я, всё-таки к вам двоим. Вернёмся же к сокровенной философии Индии. Чаттерджи говорит о том, что нас ожидает после смерти тела. Главные идеи философии Индии мне чрезвычайно симпатичны: перевоплощение и карма, заимствованные позже Буддой, а также непрерывность бытия. Чаттерджи формулирует идею непрерывности бытия следующим образом: «Повсюду форма разбивается, но душа или жизнь, одушевляющая её, живёт вечно и проявляется снова, под другой формой. Таким образом, через всю эволюцию бытия сохраняется непрерывность приобретённого опыта». Так, тело человека (форма), после смерти, обречено на разложение, в то время как душа (энергия) переходит на астральный план существования, и сама становится формой, оживляемой более тонкой и высшей ментальной энергией. Приходит время и эта форма разбивается и уничтожается, а высвободившаяся энергия восходит ещё выше, становясь, в свою очередь, формой. Один и тот же элемент одновременно энергия и форма. Энергия относительно низшего начала, и форма относительно высшего. Эта идея восхождения мне очень нравится. Какова цель этого восхождения и все ли люди совершают восхождение к нирване и Брахме (Брахману) – творцу Вселенной? Цель понятна: сохраняя личное самосознание слиться с Брахмой и стать вместе с ним творцом Вселенных. Для того чтобы это произошло, необходимо – расти! Да, да! Твоё любимое понятие! Расти, совершенствоваться во всех смыслах, учиться мыслить, освобождаться от эгоизма, исполнять свой долг там, где ты поставлен, учиться быть свободным. А это моё любимое занятие – учиться быть свободной! Итак, рост! Если человек не растёт, не эволюционирует, не совершенствуется, то после смерти он некоторое время поживёт в астральном мире, а затем вернётся на землю – снова учиться жить, как надо. Помнишь своё стихотворение «А в следующий раз глухонемая…»? Но ты в следующий раз не родишься на земле. Да ты и не хотела! Ты не должна снова родиться на земле! Что тут тебе делать?! Ты поднимаешься всё выше и выше. В каком небесном мире ты теперь? Я уверена, теперь ты – Учитель! Стоп! Но если ты живёшь на высших уровнях бытия, а я приду в астральный мир, то, как мы встретимся? Разве только ты спустишься на время с высот. Спустишься, поговорить? Честно говоря, я тоже не хочу назад на землю. Но, как получится! Закон кармы меня восхищает. Ведь это полная твоя ответственность перед самим собой и перед людьми. Ты сам себе создаёшь судьбу, изменяешь её, и, в конце концов, начинаешь, восхождение. А христиане ноют и ноют: бес попутал! Всё у них – бес, а не они сами. Легче всего, перелагать свою вину на несуществующего беса. По мне, сам человек и есть – бес! А ты, что думаешь по этому поводу? До встречи. Твоя Елена. ПИСЬМО X Здравствуй, Марина! Думаю о твоём очерке «Чёрт». Одна тётка как-то спросила меня: А что, она действительно этого чёрта видела? Что мне было ей ответить? Я твёрдо ответила: Да, она его видела. Тётка перекрестилась. Я подавила смешок. Я вспоминаю, что в детстве я жила с бабушкой в старинном купеческом доме. Чтобы войти в нашу квартиру, надо было пройти через сени. Сени были примерно 20 квадратных метров. Потолки высотой в 3 с половиной метра. В квартире окна в два человеческих роста. Словом, обстоятельная квартира. Так вот, в сенях была отгорожена кладовка. Надо было проходить мимо дверей этой кладовки. Бабушка хранила в ней огромный сундук, окованный медью, набитый всяким добром. Чего только в этом сундуке не было! Шуба шириной с футбольное поле на кенгуровом меху. Шуба на обезьяньем меху. Белый полушубок. Шали. Зонтики. Календари. Флаконы из-под духов. Туфельки на французских каблуках. Страусиные перья. Китовый ус. Корсеты. Японские кимоно. Веера. Всё дореволюционное. Так вот, я всегда боялась проходить мимо этой кладовки, хотя дверь в неё была, как правило, закрыта на щеколду. Чего или кого я боялась? Сначала-то я не боялась, и нередко рылась в бабушкином сундуке, в поисках сокровищ. Но однажды мне показалось, что я в кладовке не одна. Краем глаза я уловила что-то большое, серое, мохнатое, шмыгнувшее в угол и глядящее на меня из темноты большими блестящими глазами. Угрозы я не почувствовала, но почувствовала такой ужас, что волосы встали дыбом. Я вскочила с пола, на котором сидела перед сундуком, разглядывая в календаре фотографии Николая II, и с воплем помчалась к бабушке. Встревоженная бабушка обшарила в чулане все углы, ничего не нашла и подняла меня на смех. Но я знала, что это был Он. Кто – Он? Я не знала его по имени. Меня не воспитывали, как тебя, в сознании, что есть бог и чёрт. В пять лет я понятия о них не имела. Кто это был? Домовой? Чёрт? Существо из параллельного мира? Я его видела. Я слышала его дыхание. Я видела его глаза. И я знала, что для бабушки Он стал невидим. И с тех пор я проходила мимо кладовки, затаив дыхание, на цыпочках. И не было речи о том, чтобы войти внутрь и порыться в сундуке. Он был там. Он меня ждал. Он мог, когда я проходила мимо, приоткрыть дверь, зацепить меня серой мохнатой рукой, втащить в чулан. Когда бабушка уходила из дому по делам и оставляла меня одну, я запирала дверь, ведущую в сени, залезала под кровать и там ждала возвращения бабушки. Что это было? – Не знаю. Но, быть может, ко мне тоже являлся Чёрт и ждал общения, а я, дура, боялась его. Говорят, что дети видят то, чего не видят взрослые. Очень может быть. Я видела его. И никто не разубедит меня в этом. Так что, если ты видела Чёрта, то мне это понятно и близко. Только твой Чёрт жил в комнате Валерии, а мой – в кладовке. Может, он в том сундуке на мягких шубах спал. Может, календари разглядывал. Может, Он скучал и был одинок. Может Он хотел поиграть и поговорить со мной. Я обманула его ожидания. Что было ожидать от маленькой девочки, которой не рассказали ни о боге, ни о чёрте. Говорят, есть избранники божии. Но, наверное, есть также избранники Люцифера, бывшего чистого херувима, печального демона. Ты точно указала, чьей избранницей была, к вящему ужасу православных. Пусть их! Пусть ужасаются! Этой игры они не понимают, и понять им не дано. А ведь и Бодлер был избранником Люцифера. И Верлен. И Рембо. И Блок. И многие другие поэты, живописцы, прозаики, композиторы. Знаешь, какое стихотворение я люблю у Рембо и именно в переводе М. Яснова? – Помнишь? Называется «Зло»: Пока над головой свистят плевки картечи, Окрашивая синь кровавою слюной, И, сотня тысяч тез сжигая и калеча, Злорадный властелин полки бросает в бой. Пока скрежещет сталь, сводя с ума бегущих, И грудою парной растёт в лесах зола, Бедняги мертвецы! В твоих, природа, кущах! Зачем же ты людей так свято создала? – В то время бог, смеясь и глядя на узоры Покровов, алтарей, на блеск тяжёлых чаш, Успев на дню сто раз уснуть под «Отче наш», Проснётся, ощутив тоскующие взоры Скорбящих матерей: они пришли, и что ж? – Он с жадностью глядит на их последний грош. У Рембо бог – зло. Не совсем и верно. С жадностью в руки прихожанам смотрят священники, а не бог. Богу всё по барабану. На кой чёрт ему деньги?! Наш Лермонтов тоже избранник Люцифера. Интересный диалог происходит между Тамарой и Демоном: Т а м а р а А бог? Демон На нас не кинет взгляда: Он занят небом, не землей! Вот и мне кажется, что Бог, если он есть, занят небом. А то делается на земле? Рембо описал. А ещё вот что делается. Хочу рассказать тебе, что делается. Сегодня ночью посмотрела по ТВ фильм режиссёра Киры Муратовой «Мелодия для шарманки». Это о современной жизни в России. Фильм меня разволновал. Фильм даже выжал из моих глаз скупую слезу (редко плачу). На показе присутствовали сама Кира Георгиевна, другие создатели фильма, актёры и свора кинокритиков и проч., и проч. После фильма устроили обсуждение. Как всегда на обсуждении говорили всяческий вздор, и особенно много вздора, как всегда, говорили кинокритики. Каждый из них гарцевал, рисуясь, употребляя сложные фразы и киношные термины. Ведущий программы «Закрытый показ» Александр Гордон пристал к Кире Георгиевне: Что Вы хотели сказать? На что Кира Георгиевна несколько раздражённо кратко отвечала, что она всё сказала в фильме. Ответ, по-моему, единственно правильный и точный. Так о чём фильм? У двоих детей, сводных брата и сестры, умерла мать. Девочке лет 10, мальчику лет 6-7. Накануне Рождества их собираются отправить в разные интернаты, но они не хотят разлучаться и сбегают в большой город, чтобы найти своих отцов. В большом городе они попадают сначала на вокзал. Они голодны. У них нет денег. Никто не обращает на них внимания. Дети наблюдают жизнь, протекающую на вокзале. Люди заняты собой и своими проблемами. Говорят по мобильным телефонам. Снуют туда-сюда. В общем, у голодных детей оказывается случайно доставшаяся им купюра в 500 евро. Дети радуются, что купят еды, но продавщица буфета отправляет их в обменный пункт – обменять евро на рубли. Но дети несовершеннолетние и не могут обменять деньги. Тогда им приходит в голову мысль обратиться к взрослым: кто-нибудь да поможет. Но взрослые, занятые своими делами и проблемами, отмахиваются от детей. Наконец, находится молодая женщина с ребёнком. Она обещает помочь разменять купюру и исчезает навсегда вместе с нею. Дети долго ждут, но, поняв, что их обманули, продолжают поиски своих отцов. Тщетно. Впрочем, им дают адрес, где можно найти отца мальчика. И дети отправляются на поиски. Они садятся в трамвай, но он ломается на полпути. Дети выходят. Идёт крупный снег. Дети пытаются войти в подъезды – согреться. Но их отовсюду гонят. Наконец, при очередном повороте сюжета они попадают в игорный дом. Наблюдают нравы и типажи игорного дома, откуда их, опять-таки, изгоняют на морозную улицу. Наконец, они попадают в супермаркет. Девочка идёт в магазин, чтобы украсть хлеба. Брата оставляет у входа. Мальчик подбирает голодного котёнка и пытается согреть его за пазухой. Естественно, мальчика начинает гнать обслуга супермаркета. Единственный человек, который обратил внимание на голодного ребёнка, это пожилой состоятельный мужчина, купивший в супермаркете ненужный ему кожаный саквояж. Мужчина звонит по мобильнику не то молодой жене, не то любовнице и объявляет ей, что делает ей подарок, объясняет какой, и даёт координаты. Сам уезжает на шикарном автомобиле в аэропорт. Не то жена, не то любовница в норковом манто, в диадеме феи на голове и с волшебным жезлом феи в руке является в супермаркет, где возле стола администратора должен ждать обещанный мальчик. Но мальчика нет, и осчастливить некого. Мальчика выгнали за пределы магазина, и он побрёл, куда глаза глядят. Кстати, не вполне ясно, как хотела «фея» осчастливить мальчика? Но ясно одно, что «фея» играет в сказку от нечего делать. Ясно, что обещанный мальчик, средство преодоления скуки – скуки человека, у которого всё есть и не хватает только живой игрушки. Между тем, девочку «замели» на краже хлеба. И сбегаются администраторы, менеджеры и кто там ещё, чтобы уличить и обвинить ребёнка в краже. Её даже одна барышня называет профессиональной воровкой. И никому из взрослых дяденек и тётенек не приходит в голову, что ребёнок голоден. Никому из них не приходит в голову спросить девочку: откуда она, что с нею приключилось, где её родители? Ну, с девочкой всё ясно. Её сдадут на руки государственным органам опеки, и судьба её определится на годы вперёд. В худшем случае, её «пожалеют» и выгонят на морозную улицу. Что же её брат? А брат забредает на чердак какого-то ремонтируемого здания, валится в кровать, найденную на чердаке, закрывает себя каким-то тряпьём и полиэтиленовой плёнкой. Котёнок выползает наружу, и, видимо, убежит. Над местом, где скорчился под тряпьём мальчик, качаются на ниточках разноцветные шарики, которые по дороге ему сунула «добрая» тётя в виде подарка. Распахивается чердачное окно, врывается ветер и снег. После рождественских праздников в здание приходят гастербайтеры с Украины – рабочие строители. Они поднимаются на чердак и видят злополучные воздушные шарики, раскачивающиеся над старой кроватью. Старый рабочий разворачивает полиэтилен, тряпки и вся компания видит замёрзшего насмерть мальчика. Шок! Всё! Это очень кратко. Вот эта последняя сцена – ключ ко всему фильму. Дело в том, что немая шоковая сцена – рабочие, застывшие над телом найденного мёртвого ребёнка есть пародия на многочисленные картины художников, разрабатывавших сюжет: «Поклонение пастухов». Только здесь всё наоборот. Вместо пастухов – рабочие. Вместо рождения – смерть. Вместо радости – ужас. В фильме противопоставлены голодные полу-сироты – и сытые равнодушные благополучные взрослые, полу-сироты и несытые неблагополучные равнодушные взрослые, голодные полу-сироты и благополучные дети из полных семей, полу-сироты и дети, адаптировавшиеся на улице – будущий криминальный контингент. Время действия недаром приурочено к кануну православного Рождества. Повсюду: смех, радость, наряженные ёлки, покупки, подарки! Все справляют Рождество! Но нет никакого Рождества! Есть повод что-то там отпраздновать. Всё равно, как этот повод называется. Пусть Рождество! У людей должны быть праздники. С таким же энтузиазмом эти люди (во всяком случае люди среднего возраста, родившиеся при развитом социализме, и пожилые) праздновали день 7 ноября, 1 мая, день Парижской коммуны, ни секундочки не веря в религию того времени – коммунизм. Сегодня они с тем же энтузиазмом празднуют Рождество и Пасху, и остальные церковные праздники. Потому что у них нет на сегодняшний день других праздников. Поменяли: шило – на мыло. Завтра с той же завидной лёгкостью поменяют мыло – на шило. Остановить любого из этих благополучных или неблагополучных людей и спросить: Господа, хорошие! Что празднуем? Название праздника у всех будет на устах. Но религиозный смысл его давно выветрен. Нет никакого христианства на Руси! Как не было никакого развитого социализма. Есть названия главных праздников – и только! Религиозный смысл, когда он был, заключался в том, чтобы сделать какое-нибудь доброе дело: накормить голодного, одеть раздетого, обуть босого, согреть замёрзшего, призреть старого, позаботиться о ребёнке. Нет, не так! Эти господа заботятся, но о своих, о родных людях. А надо, чтобы – о чужих. Смысл религиозного праздника заключался в том, чтобы накормить чужого голодного, одеть чужого раздетого, обуть чужого босого, согреть чужого замёрзшего, призреть чужого старого, позаботиться о чужом ребёнке. Но и христианство здесь, при чём? Разве всё это надо делать только в Рождество? Любой народ в свой дохристианский период существования знал законы гостеприимства и закон заботы о чужом. Разве закон сострадания привнесён в нашу жизнь христианством? Нет, конечно. Это заблуждение. И я хочу сказать, что современный мир, отошедший от древних законов, неукоснительно выполнявшихся, не пришёл к новым установлениям христианства. Вот поэтому в этом фильме все спокойно проходят мимо голодных детей, попавших в беду. Вот поэтому этих бедных, никому не нужных детей отовсюду гонят. Они – лишние на этом празднике жизни. Народу некогда! Он справляет христианский праздник Рождества! Народ, соприкасавшийся с этими детьми на улицах города, никогда не узнает, что мальчик замёрз насмерть, а девочка объявлена профессиональной воровкой. У нас – всё хорошо! После праздников – работа. Такой фильм! Прекрасный фильм о том, что в современной жизни отсутствует элементарная доброта и милосердие, без которых мы никогда не стали бы людьми. Это фильм о том, что от религии в нашей жизни есть только пустая форма, не наполненная никаким содержанием, кроме того, что мы сами вкладываем в неё. Нет, Шиллер не прав! Не красота спасёт мир. Шиллер, потому что Достоевский эту мысль повторил после него, о чём мало, кто знает. Мир спасёт доброта. Нет, не доброта, а сострадание, о котором знали древние, задолго до христианства. Но и доброты и сострадания мало. Нужен поступок в добавление к ним. Доброта и сострадание одни только не могли спасти детей. Нужен был поступок. Воля к поступку, продиктованному добротой и состраданием. Но они не были проявлены. И дети погибли. Даже девочка. Потому что начать жизнь с того, что тебе присваивают звание воровки, значит, погубить жизнь человека. Ты спросишь, чего это я так разволновалась? О, ты прекрасно знаешь, о чём это я! Разве тебя не спасала чужая доброта и воля к поступку? Меня – всегда. Расскажу тебе один случай, приключившийся со мной в 1987 году. В это время я жила в Кишинёве. Точнее, под Кишинёвом в семье моих родственников-друзей, потому что у меня не было своего жилья. Хуже того, у меня не было и работы. Больше того, у меня не было и прописки. Я лишилась работы год назад, а новую работу найти не могла. Молдавия – маленькая республика. И если в одном её конце кто-то чихнул, то на другом конце услышат. Меня нигде не хотели брать на работу. Тогда были агонизирующие, но всё ещё советские времена. А работу я потеряла в местном Университете по причине своего открыто выражаемого несогласия с кривой линией коммунистической партии. Добавь к этому злобные мстительные инсинуации моего бывшего мужа, пять лет засылавшего в администрацию Университета клеветнические письма, порочащие мою репутацию. Не мог мне простить, что я оставила его. Вот меня и не избрали на новый срок. О, кишинёвские нравы и кишинёвская моя история это такой богатейший материал для сатиры! Я вынуждена была сидеть дома, вести хозяйство моих родственников-друзей (я их так называю, потому что не все друзья родственники, и не все родственники – друзья), много читала (впрочем, я всегда много читаю) и наступила осень 1987 года, а осенью в Москве была объявлена цветаевская конференция. Да, по твоему творчеству. И я хотела быть на твоей конференции с докладом. А денег на поездку у меня не было. А занимать или просить мне было совестно. Я и так сидела на шее моих друзей-родственников. Они не были религиозны, но зато были добры и сострадательны ко мне в моём несчастье. Я была бедна, как церковная мышь. Хотя, на мой взгляд, неправильное сравнение, потому что мыши в церкви, как и священники, живут припеваючи. Но у меня было сокровище – золотые часы швейцарской фирмы Breguet (Брегет), доставшиеся мне в наследство от бабушки. Часы носили на цепочке, на груди, как медальон. Три золотые крышечки – одна другой тоньше и изящнее прикрывали циферблат, и гравировка на этих крышечках была изумительной красоты. Понятно, что механизм давно сломался. Но часы были памятью о бабушке (со стороны моей матери) и о прошлом. Она купила их в Петербурге задолго до революции. У меня есть фотография бабушки. Гордая посадка головы, надменный взгляд серых глаз, строгий покрой платья – воротник до волевого подбородка, правильные черты лица, и на груди – золотые часы Breguet. И тёмные длинные волосы поднятые по моде того времени со всех сторон и заколотые в узел на темени. О, эта цену себе знала! Чертовски деловая женщина конца XIX века – фельдшер. Бабушка именовала себя фельдшерицей. Вот эти-то часы я и решила заложить в ломбард, чтобы на вырученные деньги улететь в Москву на конференцию. Я знала, что не смогу выкупить часы. Знала! И всё-таки заложила! Прости меня, бабушка! Вырученных денег хватило на билеты на самолёт в оба конца, и на оплату трёх дней в гостинице «Академическая». То, что осталось, должно было пойти на транспорт в Москве и на пропитание. На пропитание в течение трёх дней осталась мелочь. На эту мелочь я могла утром выпить чашку кофе и съесть булочку у Филиппова. Всё! До следующего утра. Я полетела. Оцени мой маленький подвиг во славу твоего творчества. Я не люблю летать самолётами. Правда, прелесть фраза! Была реклама Аэрофлота в те дни: «Летайте самолётами!». Как будто можно ещё летать тракторами, или танками. В общем, боюсь самолётов, как чёрт ладана. У меня в самолёте начинается клаустрофобия. Мне хочется встать и выйти в пустоту уже в начале полёта. Ненавижу самолёты! Итак, я полетела. Поселилась в гостинице. Наутро позавтракала (одновременно пообедала и поужинала) у Филиппова булочкой с кофе и отправилась на конференцию. Но, понимая, что вечером захочется кушать, я половину булочки (5 копеек за штуку) оставила на вечер. Но вечером я не стала съедать половину булочки, и оставила её лежать на столе – про запас, на случай уж совсем невыносимого голода. Следующим вечером, придя в номер, я долго не решалась слопать половину зачерствевшей булочки, размышляя, могу ли я ещё потерпеть. И тут раздался стук в дверь. Вошла коридорная, женщина средних лет, милой внешности, в униформе, и без экивоков и обиняков предложила: Вы не обижайтесь, У меня от обеда в кастрюльке суп остался, ещё тёплый. Вот! И она протянула мне кастрюльку, замотанную в шаль. Я поблагодарила и взяла. Коридорная ушла. Я съела суп, вымыла кастрюльку и отнесла доброй женщине. Она не сказала мне больше ни слова. Только улыбнулась ободряюще. Понимаешь, увидев половину зачерствелой булочки на моём столе, она всё поняла, и принесла мне суп. И никакой религии! Никакого христианства! Просто доброта! И поступок! Желание накормить голодного. Я никогда не забуду ни эту женщину, ни её суп. Мне кажется, доброта или есть, или её нет в человеке. И если её нет, никакая религия не поможет. Помнишь: «Круговая порука добра»? И вот в фильме Киры Муратовой ясно сказано: христианство, и доброта не имеют ничего общего в современном мире. А когда-нибудь имели? Хороший вопрос! На него я отвечу позже. Целую тебя Твоя Елена ПИСЬМО XI Здравствуй, Марина! Есть нынче исследователи, которые усердно хотят доказать, что ты православная христианка. Прямо руки у них чешутся это доказать. Представь, я тоже однажды соблазнилась этой идеей. Раскаиваюсь! Сегодня я ни за что не стала бы это доказывать. Нет у меня убедительных аргументов в пользу этой идеи. У других тоже нет, но это их не смущает. Сейчас мода такая – на православие. В СССР, ты ведь знаешь, большевики, и их потомки – члены КПСС религию гнобили, а теперешние демократы – не гнобят, поощряют. Лидеры демократов – вчерашние члены КПСС – перестроились, и сами берут на себя роль «подсвечников» в церкви. Так – «подсвечниками» их иронично прозвал народ, потому что на церковные праздники стоят они в церкви в красном углу и держат зажжённые свечи, а телевизионщики усердно их показывают, как они с патриархом целуются, подарками обмениваются, да крестятся (вчера научились). Народ сомневается, что вчерашние члены КПСС, и КГбэшники в придачу, сегодня вдруг стали верующими. Я тоже сомневаюсь. Эти люди и в коммунизм-то свой не верили, а уж во Христа и подавно. Это так, лицемерие, и ничего больше. Хотят показать, что они другими стали. Вздор, конечно! Этот народец, если во что-то верит, так это во власть и денежку. Есть у них задняя цель: укрепить в людях религиозное чувство, ибо это выгодно им, как правителям. Правителям всегда надо, чтобы подданные во что-то верили, желательно во что-то общее для всех. Когда вера в коммунизм лопнула, как мыльный пузырь, решили вернуться к православию. Верующими легче управлять. Верующих легче контролировать. Верующих легче убеждать. И к тому же верующие – хороший управляемый электорат. Какой уважающий себя демократ об этом забывает?! Он, демократ, рассуждает, что от стояния в церкви по праздникам он не облезет, и прав! Не облезет! И расположит к себе электорат. Вот он, вчерашний коммунист и сегодняшний демократ, и стоит, и свечу держит, и ему не стыдно, потому что этот народец стыда не знает и угрызений совести не ведает. Государству (любому) нужна государственная религия. Это понимал и Наполеон, но при условии, что государство будет контролировать церковь, а не наоборот. Наполеон относился к церкви адекватно: «Для религии служители культа то же, что чиновники для власти». Прав! Наполеон как-то спросил Лапласа, знаменитого математика, каким образом он сумел написать целую книгу, ни разу не упомянув бога? Лаплас ответил: «Сир, эта гипотеза мне не потребовалась». Считается, что стареющие мужчины и женщины, даже если они до этого были атеистами, начинают верить в бога и ходить в церковь. Страх смерти? – Не знаю. Может быть. У меня всё наоборот. У меня был период в 90-е годы, когда я с интересом стала изучать христианство. И не только христианство, а также: буддизм, иудаизм, синтоизм, ислам, индуизм, теософию, антропософию. Прочла не один десяток книг. Искренно хотела поверить во что-нибудь, хоть в какого-нибудь бога. Долго напрягалась. Ходила в церковь: православную, католическую, протестантскую. В синагогу и мечеть не рискнула ходить совершенно чужое. В результате этих поисков к чему я пришла? – Я не нашла бога ни в одной религии. Я не нашла бога ни в одной церкви. Зато я нашла многое другое. И не могу сказать, что найденное меня радует. Когда меня упрекают в том, что какой-то период времени я посвятила христианству, я смеюсь, и отвечаю, что я и сейчас посвящаю ему немалую часть своей жизни. Смотря, как посвящать! Эти люди у меня пытаются вызвать чувство вины. По их мнению, я до сих пор должна писать в пеленки. Ну, да, как все младенцы я писала в пеленки, но это не значит, что я должна всю остальную жизнь продолжать это делать. Я расту умственно и, если угодно, нравственно. Представляешь, как завопят православные! Они считают, что нравственность это их кормушка, к которой они никого не желают подпускать. Как будто нельзя быть нравственным человеком вне христианства. Претензии православной христианской церкви на главенство в области нравственного чувства меня не просто возмущают, но приводят в бешенство. Приведу пример их «нравственности». Умер известный учёный Игорь Кон (1928 – 2011) советский и российский социолог, антрополог, философ, сексолог. Он был одним из основателей современной российской социологической школы, популяризатор науки и просветитель. Кандидат исторических наук (1950), доктор философских наук (1960), профессор (1963), академик Российской академии образования (1989), почётный профессор Корнелльского университета (1989) и Университета Суррея (1992). Награждён Золотой медалью за выдающийся вклад в сексологию и сексуальное здоровье Всемирной сексологической ассоциацией, а также медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» второй степени. Вот как отзываются о нём коллега Владимир Ядов: «Игорь Кон особая фигура в отечественной социологии и более того - в нашей культуре. Он подлинный просветитель, который в своих научных трудах и богатой публицистике содействовал и продолжает содействовать нашему пониманию личности человека как индивидуальности и деятельного социального субъекта. В 60-е годы на его лекциях по проблемам личности в большом актовом Ленинградского университета зале невозможно было втиснуться даже на антресолях. Питерская интеллигенция титуловала Игоря Семеновича новым Сперанским. Я бы сказал, что к своему восьмидесятилетию профессор Кон создал собственную междисциплинарную «академию человека»: философы, социологи, культурологи, этнографы и этнологи, психологи и физиологи полагают его «своим», а в международном научном сообществе авторитет этого ученого работает и на авторитет российского обществознания». Так вот, на всё это русской православной церкви – наср…ть! Протоиерей Дмитрий Смирнов – представитель РПЦ сказал на смерть учёного: «И вот сегодня, в этот пасхальный день, Господь освободил нас от того, чтобы быть согражданами этого человека. Поэтому, несмотря на то, что прогрессивное человечество и скорбит, но я думаю, все религиозные люди в нашей стране (и христиане, и мусульмане, и иудеи), восприняли эту весть с чувством глубокого, но ещё пока не полного удовлетворения». Вот их нравственность! Радоваться смерти человека! Да ещё приплетать сюда иудеев и мусульман, тоже якобы радующихся! Что это, Марина?! Это какая-то вопиющая ублюдочность! И знаешь, почему протоиерей Смирнов радуется? Потому что И. Кон в своих трудах защищал геев, призывая общество быть толерантными по отношению к ним. Нет, он не был сам геем, он был просто умный, толерантный и нравственный человек. А протоиерей Смирнов, говорящий от имени трёх религий, человек глубоко безнравственный, и мракобес. И всё это происходит в 2011 году! Несколькими веками раньше эти протоиереи смирновы сколько бы несчастного народу на кострах да на дыбах погубили! Впрочем, о чём это я?! Церковь и сегодня жаждет крови, только по-современному, ибо, кто же даст сегодня на Красной площади грешника, или еретика сжечь?! Но сгноить в тюрьме, это – запросто! 21 февраля нынешнего 2012 года пять молодых женщин в шапочках, натянутых на лица, с прорезями для глаз и рта, пришли в храм Христа Спасителя, подошли к алтарю, включили звукоусиливающую аппаратуру и спели песню с лейтмотивом «Богородица, Путина прогони». За месяц до выборов президента. Девчонки называли себя группой Pussy. Как бы тебе эту фразу перевести? Слово Pussy имеет много смыслов. Кошечка, например. Но вообще-то, кошечка-кошечкой, а реальный смысл – женские половые органы, названные грубо русским словом, начинающимся с буквы П, или М. Ну, ты догадалась. А слово riot – мятеж, беспорядки, бунт, буйство, восстание, разгул, необузданность, изобилие, нарушение общественного порядка. А теперь – соединяй! Реакция общества была разнообразной. Кто-то посмеялся. Кто-то сказал: Вот, дуры, девки! Кто-то обиженно закудахтал. Государство, оскалившись на текст песенки, приняло меры. Православные верующие завопили об осквернении храма и алтаря. Церковь встала в позу. Поза означала, что церковь обижена, что над нею надругались. Церковь сказала, что осквернены святыни храма. Нечего и говорить, что я была среди тех, что посмеялся, и сказал: Вот, дуры, девки! Ну, теперь им покажут, где раки зимуют! Я была права. Государство, спевшееся с церковью, отреагировало быстро и жёстко. Женщины были найдены и арестованы. Против них было возбуждено уголовное дело по части 2-й статьи 213 УК (хулиганство, совершенное в составе организованной группы, штраф в размере от 500 тысяч до 1 млн. рублей, принудительные работы на срок до 5 лет, либо лишение свободы на срок до 7 лет). Не слабо? Девчонки до сих пор сидят, а на дворе – конец мая. Говорят, что они и в июне будут сидеть. А потом, по-видимому – состоится суд с приговором. Зачем их держат в следственном изоляторе? Объяснение: чтобы не сбежали за границу. У меня сложилось впечатление, что из этого пустяка хотят сделать шоу на весь мир, чтобы другим неповадно было выплясывать на амвонах церкви и говорить слово против государя, тьфу! – президента. А какая разница?! – Нет разницы! Церковь отреагировала в тон государству. Патриарх Кирилл на амвоне храма Христа Спасителя сказал, что эти женщины «совершили кощунство», «духовное злодейство». Да, да! Именно этими фразами патриарх Кирилл «стрелял» в толпу прихожан, возбуждая в них негативные чувства. «Кощунство» выразилось, оказывается, в том, что в алтаре храма хранятся святыни – гвоздище, чуть ли не полметра длиной, которым якобы прибили не то руку, не то ногу Христа к кресту, и, как выразился патриарх, часть ризы Христа. Этот кусок ткани в золотом ковчеге, украшенном золотыми каменьями, был подарен царю Михаилу шахом Аббасом в марте 1625 года. Ковчег был передан через посла. В послании персидский шах извещал, что риза Христова найдена во время завоевания Иверской страны, т. е. Грузии, в митрополичьей ризнице. Что касается гвоздя, то, чтобы поверить в то, что это подлинный гвоздь, надо сначала поверить в подлинность Христа. Гвоздей по церквям мира столько, что хватит с их помощью распять не одну футбольную команду. И, раз уж мы заговорили, Марина, о «святынях», то существует 3 копья, претендующих называться истинными. Копьём римский стражник якобы пронзил сердце Христа. Существует несколько плащаниц. Римские солдаты, разыгравшие одежду Христа, конечно, не продали её и не носили, а благоговейно сохраняли на память о распятом ими преступнике, с тем, чтобы передать потомкам. Что? Я кощунствую? – Да, ладно, Марина! Кощунствует тот, что лжёт и выдаёт воображаемое за действительное. Удивляюсь, почему по церквям нет косточек петуха, трижды пропевшего при отречении Петра. Впрочем, петуха съели. Косточки достались собакам. Но петух входит, тем не менее, в число орудий страстей Христовых. Я не смеюсь. Вернёмся к нашей теме. Повернувшись задом к алтарю, где хранился гвоздь неизвестного происхождения и кусочек материи тоже неизвестного происхождения, девочки совершили «кощунство», по мнению патриарха Кирилла. А дальше уже смешное. Патриарх объявил, что «святыни не пострадали». Ну, слава Богу! А то народ подумал было, что гвоздь от песенки девчонок покрылся ржавчиной, а кусочек ткани порвался сам собою. В общем, как в фильмах, где играют звери, в титрах объявляют, что ни одно животное не пострадало! «Пострадали люди» объявил патриарх. Позвольте, позвольте, товарищ патриарх всея Руси и всея Украины! Эти девчонки кого-то убили? Или покалечили? Или нанесли кому-то лёгкие увечья? Украли они что-нибудь? Например, ваши «святыни»? Кто пострадал? Ах, чувства верующих пострадали? А почему чувства верующих не страдают, и почему верующие не оскорбляются, когда идёт наступление махровых консерваторов на демократические свободы? Например, на свободу слова. Или на свободу выборов? Ах, верующим не нужно никаких свобод! У них есть один-единственный вид свободы – разрешённый церковью и властями – глядеть в рот правителям и попам и повторять за ними всяческий вздор и ахинею, и верить каждому их слову! А юристы не нашли уголовного преступления в действиях Pussy Riot. Но кому интересно мнение юристов! Оскорбление чувств верующих не является уголовным преступлением. И просто преступлением не является. А то завтра я подойду к верующему и скажу, что, по моему мнению, никакого бога нет. Верующий оскорбится в своих чувствах и подаст на меня заявление в полицию. Как тебе, Марина, такой расклад? А тебе, Марина, за твой очерк «Чёрт» полагается двадцать лет отсидки в лагере со строгим режимом! Кстати, одна из участниц акции в храме заявила, что их действия были «выступлением против слияния церкви с государством». С таким лозунгом я и сама не против того, чтобы песенку с аналогичным текстом возле алтаря спеть. Церковь палец о палец не ударила, чтобы облегчить участь девчонок. Напротив, во всех высказываниях церковников – злорадство, отсутствие прощения, ненависть, нескрываемая злоба Христиане-с! Забыли заповедь своего босса: подставить правую щёку, если тебя ударили в левую. Нет, всей тяжестью сращённой государственной и религиозной власти бьют по трём молодым женщинам, лишая их всех видов свобод. И это демократическое государство, Марина? В данном случае несоизмеримы деяние и тяжесть наказания. А если девочек упекут на семь лет по уголовной статье, то, что остаётся? Проклясть это государство и эту церковь! Но вернемся к моим поискам истины. Первый вопрос, который я себе задала: в какого бога верить? Говорят, что без веры – никуда! Хорошо, давайте, начнём верить. Христианство предлагает верить в Троицу. Подумав, я пришла к заключению, что Христос сам себе отец. Бог-отец сам себе сын. А Бог-Святой Дух сам себе отец и сын, отец Христу, и отец – Богу-отцу. Голова у меня закружилась. Как там, в христианском Символе веры? «Верую в единого Бога отца...», «Верую в Бога сына Христа…», «Верую в Бога Святого Духа…». А женщину для рождения младенца избрали земную. Никуда без нас! Даже боги без нас не обходятся. Троица! Все трое сами себе сыновья и отцы! А, главное, три – в одном флаконе. Змей- Горыныч о трёх головах! Как можно верить в подобный вздор под названием Троица?! А почему христиане верят в Троицу, а храмы ставят только Христу? Или Троице. А Богу-отцу – ни-ни. И Богу Святому Духу что-то не припомню храма. Впрочем, может быть, есть храмы Богу Святому Духу? Но отцу – точно – нет. Странно! В общем, понятие троицы запутано христианскими богословами до умопомрачения. Может быть, богословам и священникам их выдумка кажется чрезвычайно умной и стройной, глубокой и правильной, а по мне это всё-таки многобожие. Богов-то всё-таки – три, как ни крути! Или их бог – трёхголовый урод. А если приплюсовать к трём богам полчища святых, совершающих, якобы, чудеса, то любое язычество, даже индусское, по числу богов будет христианством переплюнуто. И не укладывается в моём сознании то, что Бог-отец – мрачный, суровый и жестокий деспот. А потом является людям другая его ипостась – Христос, и вещает о якобы любви к людям. Неувязочка! Верить, наверное, хорошо. Тебе говорят, во что верить. Логика отсутствует. Разум спит. Думать не надо. Тебе говорят, куда идти, что читать, что делать, как поступать, что думать. Тобой управляют при помощи цитат из Священного писания. Верующий человек полностью контролируемый человек. При этом он думает, что свободен. Правильно! Свободен! От разума – свободен. От размышлений – свободен. От здравого смысла – свободен. От самого себя – свободен. Но вижу я во всём этом преступное нарушение прав человека. Моя гувернантка тётя Соня нарушила мои права. Она не поинтересовалась, хочу ли я быть крещёной православной. Ну, посуди сама, как обстоят дела сегодня. Ребёнок рождается, допустим, в русской семье верующих родителей. Русские традиционно православные, хотя о традиции можно поспорить, если вспомнить, каким способом в 988 году русскому народу было силой навязано православие. Ведь до этого года у русского народа была своя вера, были древние многовековые традиции. Приходит правитель Владимир и говорит, что вера наша неправильная, будем выбирать новую веру, правильную. О том, как анекдотично выбирали новую веру, хорошо известно и повторяться не буду. И понеслось! Насилие, насилие, насилие! Искренне сочувствую людям того времени, вынужденным внешне притворяться, что смирились и исповедовать старую веру в своих богов тайно. А как было не смириться?! Хотя, в сущности, нам мало что известно о людях того времени. Быть может, кто-то и открыто сопротивлялся и поплатился головой. Всё-то у нас на Руси с тех пор сверху навязывают! То христианство, то коммунизм, то атеизм, то демократию. Однако вернёмся к нашему ребёнку, родившемуся в семье верующих родителей. Нечего и говорить, что родители будут воспитывать его в своей вере. У ребёнка нет выбора. Он не в состоянии сопротивляться или высказывать своё мнение по той простой причине, что разум его ещё спит, и мнения никакого ещё нет и быть не может. То же происходит в любой семье, проживающей на планете. Ребёнка вынуждают верить в то, во что верят его родители. И именно это, я считаю, преступным нарушением прав человека. Ты скажешь, что ребёнок вырастет, и взрослый человек может отречься от веры родителей, избрать себе новую веру, или никакой не избрать. Может! Но сколько семейных драм и трагедий разыгрывается при этом! Сколько проливается слёз! Или крови! И всё потому, что ребёнок есть заложник веры своих родителей. Или неверия. Ребёнок – всегда заложник! Существо бесправное. Выбор за него сделан. Ты можешь сказать, что выбор сделан и в отношении национальности, языка, культуры. Не совсем так. Национальность, язык, культура даются судьбой. Вера судьбой не дана. Веру (или неверие) ребёнку внушают родители. Каков же выход? Выход один, издать закон, по которому ребёнка надлежит воспитывать вне веры и вне безверия. Внушать ему основополагающие законы, не ссылаясь ни на Ветхий завет, ни на Новый завет, ни на Коран, ни на Трипитаку, ни на Веды, и.т. д. Основополагающие законы просты: не обижай ни человека, ни животное, ни растение. Защищай обижаемого человека, животное, растение. Голодного (человека, животное) – накорми. Жаждущего (человека, животное, растение) – напои. Профессор Оксфордского университета Чарльз Докинз убеждён, что в человеческий мозг запускаются, как в компьютер, вирусы. Легче всего это сделать с восприимчивым мозгом ребёнка. Заражение вирусом происходит в семье. Называется вирус по-разному: католицизм, православие, протестантизм, буддизм, ислам, и. т. д. Докинз пишет: «хорошо известно, что во всём мире дети чаще принимают религию своих родителей, чем какую-либо другую. Требования преклонять колени, кланяться в сторону Мекки, ритмично ударять головой о стену, трястись как безумец (список этих произвольных и бессмысленных образчиков двигательной активности, предписанных исключительно религией, обширен) – всё это выполняется если не рабски, то, по крайней мере, с весьма высокой статистической вероятностью. <…> Менее жутко, и опять-таки лучше заметно у детей, воспроизведение поведенческих образцов, больше похожее на эпидемию, чем на результат разумного выбора. <…> Несмотря на их тривиальность, массовые мании дают нам даже более детальные свидетельства того, что человеческий мозг, особенно, в молодости, обладает теми качествами, которые мы выделили как благоприятные для информационных паразитов». Лучше и не скажешь! Христос предложил возлюбить ближнего, как самого себя, и даже врага возлюбить. Никого нельзя возлюбить по закону, по заповеди, по заказу. Любовь чувство свободное. Оно возникает спонтанно и свободно. Или не возникает. Нельзя возлюбить ближнего своего по приказу собственной воли. Возлюбить врага и вовсе невозможно по определению. В предложении возлюбить врага, мнится мне, есть глубокое извращение. На то и враг, чтобы его ненавидеть. Враг полюбленный перестаёт быть врагом. А в ответ враг тебя полюбит? Ты его полюбишь, а если он тебя – нет! И вонзит в твой живот – нож! Если невозможно по приказу собственной воли полюбить ближнего, то, как возможно по приказу собственной воли полюбить врага?! Это абсурд и вздор! Ахинея! Реально то, о чём говорю я: никого не обижать, и обижаемых, кто бы они ни были, защищать, о нуждающихся позаботиться. Итак, от рождения наши права нарушены. Взрослые пользуются беспомощностью и недееспособностью ребёнка. Ребёнка зомбируют с пелёнок, внушая ему ряд идей, которым он должен следовать – запускают вирусы в мозг. Создавали «советского» человека. Теперь создают «христианина». Человек привыкает быть зомбированным. Конечно, не думая, проще и легче жить. За тебя уже подумали, за тебя решили, кем ты должен быть. Человеку внушают, что его вера самая правильная, самая замечательная, самая непогрешимая. От этого повышается самооценка человека, и он начинает считать себя выше других людей, исповедующих другую веру. На мой взгляд, религия, какой бы они ни была, корень всех зол, зараза, бич человечества, а не просто опиум. И тысячу раз прав Зигмунд Фрейд, сказав, что религия – коллективный психоз («Тотем и табу»), а её невероятная власть над людьми объяснятся точно так же, как власть невроза над больными. Вид вероисповедания или неверие должны быть нашим сознательным выбором. Таково моё глубочайшее убеждение. И ещё: национальность не должна влиять на вероисповедание человека, если уж ему так хочется во что-то верить. Русскому не обязательно быть православным, как еврею не обязательно быть иудеем, а японцу – буддистом. Может быть, если бы религии были независимы от национальной принадлежности, мир был бы стабильным. Но это – моя утопия. Ни одна церковь не одобрила бы мою идею. Любая церковь хочет властвовать в душах людей. Любая церковь заинтересована в увеличении числа верующих. И вовсе не по идейной причине. Чем больше верующих, тем больше доход. Чем больше верующих, тем больше укрепляется власть церкви. «Ненавижу всякую казённую торжествующую церковь!», сказала ты. Подписываюсь! Тоже – ненавижу! Ты обратила внимание, как неодобрительно и пренебрежительно отзываются православные христиане о евреях, принявших христианство – «выкрест», а правоверные евреи так и вообще с презрением «опускают» их, называя «акума». В этом «выкресте» мне чудится недоверие к прозелиту. Есть ли бог? Верю ли я в бога? Как русский человек я, вроде бы, обязана быть (если обязана!) православной. Но православие мне по ряду причин, которые мы с тобой обсудим, не нравится. В общем, скажу без обиняков: есть ли бог, нет ли бога – никто не знает. Может, есть. Но, скорее всего, нет. Слишком многое за это моё – «нет». Мне бы хотелось верить в бога-творца, творящего вселенные. Если он есть, то, должно быть, ничего к нам не испытывает, ни любви, ни ненависти. Просто равнодушен. Сотворил, и забыл. Сотворил, и бросил на произвол судьбы. Бог, если он есть, дал человеку свободную волю, то есть предоставил человека самому себе. Вообще, давай договоримся, что мы понимаем под словом – бог. Я понимаю под этим словом Высшего, т. е. всемогущего творца, создателя вселенных и всего сущего в них. Бог, если он есть, творит непрерывно, не ведая усталости и отдыха. Цель бытия Божия – творчество, создание ещё не созданного. Создав очередную Вселенную, и законы, по которым она должна существовать, т. е. запустив программу, бог оставляет её, и начинает творить следующую Вселенную, быть может, совершенно не похожую на ту, что он только сотворил. Вездесущ ли Он? Всесилен ли Он? Всемогущ ли Он? Не знаю. Скорее всего – да. Но может, ему просто по барабану, что там у нас происходит? Ему это не интересно. Он знает, что всё будет работать, как надо: солнце будет всходить на востоке, после зимы придёт весна, люди будут влюбляться и размножаться. Он своё дело сделал. А дальше сами разбирайтесь, на то и разум дарован. Его всемогущество направлено на создание разумных законов, по которым существуют бесчисленные миры, а не на наши мелкие, а иногда и просто пошлые потребности. Всё, что есть, мне кажется, создано им, если он есть, чтобы жизнь была разнообразна, и не казалась нам сахаром. Он всё предусмотрел: разбойников и грабителей, праведников и террористов, эксгибиционистов и революционеров, марксистов и педофилов, ураганы и наводнения, пожары и блох и. т.°д, и. т.°п. Если мы созданы по его образу и подобию, как утверждается в Библии, то и садист и маньяк Чикатило, к примеру, или какой-нибудь современный террорист тоже создан по его образу и подобию. Не по внешнему же виду мы созданы по его образу и подобию, иначе это тоже антропоморфный бог, как и языческие боги. Вероятно, имеется в виду внутренний мир человека, сознание, творческая способность, ум, душевные волнения, дух – всё это! Но тогда в боге есть всё, что есть в самом кротком святом, и в самом свирепом маньяке, и в самом безжалостном террористе. И тогда проявления воли в человеке – великодушной или малодушной, жестокой или милосердной, злой или доброй – есть проявления одной и той же божественной воли. Говорят же, что нет исключительно жестокого злодея, как нет и абсолютно доброго человека. Доброта или злодейство в любом человеке наличествуют, но что-то одно преобладает, перевешивает противоположное. Значит, и Бог таков же? Только в Боге всё преобладает в равновесии. И он способен совершать зло и добро, в зависимости от обстоятельств. Или под настроение? Значит ли это, что нет никакого дьявола, а есть только бог и он есть всё! У меня есть подозрение, что он не знает, что такое добро и зло, что он выше добра и зла, что он сам – добро и зло в одном лице. Он – Абсолют, и этим всё сказано. Я предполагаю, что он даже не понимает, о чём это я говорю. Странную молитву предложил евреям Христос: «И не введи нас во искушение но избави нас от лукавого». Значит, бог вводит нас в искушение?! Но ведь вводить в искушение, как утверждает христианская церковь, есть прерогатива дьявола. Богу, я думаю, если он существует, другое интересно создавать новое, и новое, и новое – пока не надоест. Может ему когда-нибудь всё это надоесть? – Может. Он сомнёт в кулаке все эти созданные им бесчисленные Вселенные и завалится спать. Творить, ведь это сложнейшая работа. Надо всё уравновесить, всё сбалансировать, всё привести в соответствие с идеями, озарившими его Мозг. Надо, чтобы творение было жизнеспособным, чтобы оно функционировало исправно на протяжении многих миллионов лет. Ошибки, сбоя быть не должно. Но, повторяю, всё остальное, и в частности, мы с нашими крупными и мелкими проблемами Ему – безразличны. Он ведь всё нам дал, так чего же ещё мы от него хотим? А всё чего-то хотим и хотим, просим и просим, ноем и ноем: Дай, Господи! Дай, дай, дай! Терпение у него – абсолютное, а то давно бы всем просящим выдал бы по подзатыльнику: до того надоели! Это деизм? Ну, не вполне и деизм. Если уж так необходимо навешивать ярлыки на человека пожалуйста. Если кому-то от этого легче. – А, эта дама в шляпе? Она, знаете ли, деистка. – Да что вы говорите! А с виду – не скажешь. С виду – вроде бы приличный человек. Да, не вполне и деизм. Дело гораздо сложнее. Бердяев говорит, что бог специально оставил лакуны людям для творчества. Взял да и выпустил их в мир без ничего: Изобретайте, ребята! Валяйте! Думайте! Творите! Делайте! Очень может быть! Но, опять же, у бога не спросишь, так это или выдумка Бердяева. Как часто мы говорим и думаем за бога! А на самом деле ничего не знаем ни о нём, ни о его замыслах. Мы не знаем, есть ли он на самом деле, или это наша иллюзия, в которую мы верим. Меня ужасно смешит, когда в церкви после утренней службы какая-нибудь тётка, работающая, скажем, уборщицей в конторе, пардон, офисе (даже самые задрипанные конторы нынче именуют себя офисами) подбегает к попу: Батюшка, благословите на рабочий день! И батюшка с важным видом благословляет и ручку волосатую даёт поцеловать тётке. И та бежит драить полы в полном убеждении, что бог рядом и держится за швабру и помогает выжимать тряпку. Откуда у людей это потребительское отношение к богу? Вот! Нашла главную мысль! Если бог есть, что я, с одной стороны допускаю, то он должен нас, людишек, презирать за потребительское отношение к нему и за чудовищный подхалимаж: Слава тебе, Господи, слава тебе! Слава тебе, Господи, слава тебе! Слава КПСС! Слава КПСС! Ну, в общем, из одной оперы. Люди странные существа: сами что-нибудь придумают и сами же в свою придумку верят, и готовы друг другу глотки перегрызть, чья придумка лучше. Люди чудовищно доверчивы. Доверчивость оборачивается глупостью. Мавроди посидел в тюрьме за мошенничество, его показывают по телевидению. Мошенник пришёл покрасоваться перед телекамерой в поношенном спортивном костюме, развалился в кресле, и вёл себя чрезвычайно нагло, а ему, по-видимому, казалось, что раскованно. И он сказал, что собирается продолжить своё дело на этот раз через Интернет. И продолжит! И снова доверчивые люди понесут Мавроди свои денежки, заведомо – потерять. Что это, как не глупость людская?! Эх, Эразма Роттердамского на них нет! Так вот, церковь – тот же Мавроди: много обещает, берет денежки, и ничего не исполняет из обещанного, ибо заведомо и не может исполнить. Обещает спасение (от кого и от чего?), жизнь вечную в раю (если будешь исполнять указания церкви), страдания вечные в аду (если не будешь исполнять указания церкви). Но есть ли рай или ад? – Проблематично. Есть ли вообще жизнь за гробом? – Проблематично. Вечен ли дух? – Проблематично. Но церковь считает, что знает ответы на все вопросы! Для церкви нет проблем! Церковь – ум, честь и совесть нашей эпохи! Церковь – наш рулевой! Церковь – наш вождь и учитель! Слава КПСС! Тьфу! Слава церкви! Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! Рай! Что делают души в раю? Церковь говорит: Славят Бога! Можно с ума сойти, беспрерывно славя бога и ничем более не занимаясь. И зачем богу все эти славословия? На его месте я бы цыкнула на людей: Хватит петь мне хвалу! Надоели, лицемеры чёртовы! Подхалимы, продажные! Здорово высмеял представления людей о рае Марк Твен. Я обожаю его «Письма с земли». Написаны они были в 1909 году, а опубликованы только в 1962-м. Дочь писателя, верующая женщина, сопротивлялась публикации этого замечательного сочинения. Но его всё-таки опубликовали, и перевели на русский и другие языки. Именно в шестидесятые годы я прочла это произведение по рекомендации моего отца. Помню, что я была в восторге. Нынче перечла, и восторг продолжается. Кратко: бог сотворил вселенную, в том числе землю со всем, что на ней есть и человека в том числе. Сатана восхищается в кругу друзей архангелов творением божиим, но несколько его отзывов весьма ироничны. Друзья архангелы стучат на сатану, и бог отправляет его в ссылку сроком на космический год. Сатана немного поскучав в космическом холоде, решает отправиться на землю, чтобы посмотреть, что это такое и каково лучшее творение бога – человек. Сам бог сказал о земле и всём, что на ней есть, что это – эксперимент. И человек тоже эксперимент. Оказавшись на земле, сатана начинает писать письма-отчёты архангелам Михаилу и Гавриилу. И письма его полны неподдельного изумления перед человеком и его неуёмной фантазией. Вот как отзывается сатана о человеке: «Человек - на редкость любопытная диковинка. В своем наилучшем виде он напоминает лакированного ангела самой низшей категории, а когда он по-настоящему плох, это нечто невообразимое, неудобопроизносимое; и всегда, и везде, и во всём он пародия. И всё же он с полной невозмутимостью и искренностью называет себя «благороднейшим творением божиим». Сей отзыв сатаны о человеке напоминает мне твоё высказывание, что человека бог сотворил в меньшем восторге, чем всё остальное. Дальше – ещё лучше. Сатана пишет: «Кроме того - крепитесь! - он считает себя любимцем Творца. Он верит, что Творец гордится им, он даже верит, что Творец любит его, сходит по нему с ума, не спит ночами, чтобы восхищаться им, да, да - чтобы бдеть над ним и охранять его от бед. Он молится Ему и думает, что Он слушает. Мило, не правда ли? Да еще нашпиговывает свои молитвы грубейшей откровенной лестью и полагает, будто Он мурлычет от удовольствия, слушая подобные нелепые славословия. Каждый день он молится, прося помощи, милости и защиты, и молится с надеждой и верой, хотя до сих пор все его молитвы до единой оставались без ответа. Но такой ежедневный афронт, ежедневный провал его не обескураживает - он продолжает молиться, как, ни в чем не бывало. В этом упорстве есть что-то почти прекрасное. Крепитесь! Он думает, что отправится на небеса!». Великолепная ирония! Прямо в точку! Итак, человек создал в своём воображении рай: «Вот вам характерный пример: он придумал себе рай и не допустил в него высшее из всех известных ему наслаждений, экстаз, который его племя (как и наше) ценит более всего, - половой акт. Словно погибавшему в жаркой пустыне путнику его спаситель предложил всё то, о чем он мечтал в часы страданий, попросив сделать только одно какое-нибудь исключение, и путник отказался от воды!». И правда, христианская церковь почему-то с такой ненавистью относится к самому сладостному из человеческих наслаждений. Церкви постоянно мерещится, что как только человеку хорошо, как только он становится, хоть капельку счастлив, как только он испытывает от чего-нибудь, наслаждение, тут-то его и подстерегает дьявол! Поэтому церковь старается избавить бедного человека от всех видов наслаждений, но её представители широко пользуются ими». Чем же занимается человек в раю? Марк Твен потешается: «В человеческом раю все поют! Человек, который на Земле не пел, там поёт; человек, который на Земле не умел петь, там обретает эту способность. И это вселенское пение длится постоянно, непрерывно, не перемежаясь ни минутой тишины. Оно продолжается весь день напролет, и каждый день по двенадцать часов подряд. И никто не уходит, хотя на земле подобное место опустело бы уже через два часа. И поют только псалмы. Да нет, всего один псалом. Слова всегда одни и те же, исчисляются они примерно десятком. В псалме этом нет и подобия ритма или хоть какой-нибудь поэтичности: «Осанна, осанна, осанна, Господь Бог Саваоф, ура, ура, ура, вззз, бум!.. а-а-а!». При этом, как замечает писатель: «Большинство людей не любит петь, большинство людей не умеет петь, большинство людей не выдерживает чужого пения дольше двух часов». А ещё там все играют на арфах. Мириады людей играющих на арфах и поющих осанну богу, это, скорее, не рай, а самый настоящий ад. Попробуй-ка вынести этот адский шум в течение двух минут! С ума сойдёшь! Марк Твен ехидно замечает, что: «Нетрудно догадаться, что изобретатель этого рая не придумал его самостоятельно, а просто взял за образчик придворные церемонии какой-нибудь крохотной монархии, затерявшейся на задворках Востока». О, как он, этот ехидный и гневный Марк Твен, мне нравится! «Итак, запомните; в человеческом раю нет места для разума, нет для него никакой пищи. Он сгниёт там за один год - сгниёт и протухнет. Сгниёт, протухнет и обретёт святость. И это хорошо, ибо только святой может вытерпеть радости подобного приюта для умалишённых». Вот как характеризует Марк Твен библию – источник иудаизма и христианства: «Книга эта весьма интересна. В ней есть великолепные поэтические места; и несколько неглупых басен; и несколько кровавых исторических хроник; и несколько полезных нравоучений; и множество непристойностей; и невероятное количество лжи». Человек приходит в мир нагим, чистым, нравственным. Кто же станет с этим спорить? Но откуда берётся безнравственность? Американский писатель пояснил – откуда: «Безнравственность и грязные мысли им приходится приобретать со стороны - это единственный способ. Первый долг матери-христианки - внушать своему ребёнку грязные мысли, и она никогда не пренебрегает этим долгом. Её сыночек вырастает, становится миссионером и отправляется к простодушным дикарям или к цивилизованным японцам внушать им грязные мысли. Тут и они становятся безнравственными, начинают прятать свои тела под одеждой и перестают купаться вместе нагишом». Я хохотала над этими строками. Прав, тысячу раз прав великий писатель! Люди называют бога – отцом небесным. Предполагается, что отец любит своих детей, заботится о них. Как заботится отец небесный о своих возлюбленных чадах, Марк Твен нам поведал. Бог обрёк человечество на бессмысленные страдания, болезни и смерть. Одних только болезней, от которых погибают люди всех возрастов: от младенцев до стариков – он, всеблагой отец, изобрёл десятки тысяч. Какая-нибудь болезнь непременно да угробит каждую особь! Очень добрый папенька! Кстати, Марк Твен справедливо замечает, что богу ничто не мешало сотворить человека, подобным совершенному бессмертному ангелу, не знающему ни болезней, ни нищеты, ни смерти. Но он создал человека по образу и подобию своему, как повествуется в библии, и это высказывание является величайшим издевательством над человеком, но никто этого не замечает и повторяет миллионы раз этот вздор. Если бог создал человека по образу и подобию своему, то это означает, что бог подвержен болезням и умер от одной из них. Бог умер! – возвещает Заратустра. А я спрошу: бог умер от чахотки? Или от СПИДа? Или от сифилиса? Или от рака? Теперь поговорим о другой выдумке человека. Марк Твен не с иронией, а с сарказмом пишет: «Однако со временем бог понял, что смерть - это ошибка; ошибка потому, что в смерти чего-то не хватало; не хватало потому, что, хотя она была великолепным орудием, чтобы причинять горе живым, сам умерший находил в могиле надёжный приют, где его уже нельзя было больше терзать. Это бога не устраивало. Следовало найти способ мучить мёртвых и за могилой». И бог нашёл этот способ. Точнее, нашли церковники и вложили в уста бога, как они и любят делать, и делают это постоянно: «Он изобрёл ад и широко оповестил об этом мир. Тут мы сталкиваемся с одной очень любопытной деталью. Принято считать, что, пока бог пребывал на небесах, он был суров, упрям, мстителен, завистлив и жесток; но стоило ему сойти на землю и принять имя Иисуса Христа, как он стал совсем другим, то есть кротким, добрым, милосердным, всепрощающим. Суровость и злоба исчезли, и их заменила глубокая, исполненная жалости любовь к его бедным земным детям. А ведь именно как Иисус Христос он изобрел ад и объявил о нем миру. Другими словами, став смиренным и кротким Спасителем, он оказался в тысячу миллиардов раз более жестоким, чем во времена Ветхого завета, о, несравненно более свирепым, какими бы ужасными ни казались нам его прежние поступки». О доброте и кротости Христа у нас будет время поговорить. Ад! Вечные муки! Концлагерь для грешников. Как ты думаешь, что взяли за образец создатели земных сталинских и гитлеровских концлагерей? – Идею христианского ада. Надо признать, что бог, если он есть, всё устроил разумно. Ведь что такое земля? Космическое тело с автономным жизнеобеспечением. Круговорот в природе – гениальное решение проблемы. Поддержание равновесия в природе. Правда, все друг для друга являются кормом. Трава – корм для лани. Лань – корм для льва. Льва сожрут гиены или черви. Корм, погибая, страдает. Но богу на это наплевать. И то, что все друг для друга являются кормом, безусловно, гениально, но несправедливо и безнравственно. Впрочем, бог и нравственность – понятия несовместимые. Мир – большое кладбище, в котором всё живое превращается, правильно, в пищу, а потом в говно. Ты даже о море сказала: «Пляшущий погост». Очень точно и выразительно! Человек, как известно, тоже является кормом для червей. И в этом бог уравнял человека с животными. Справедливости в этом нет ни на гран. Только войдёшь в разум, только почувствуешь радость жизни и – пожалуйте в гроб! Пора! А кто-то и в разум не вошёл! И радость жизни не почувствовал! Не успел! И уже всё кончено, едва начавшись. Зачем было рождаться? Зачем были страдания людей, в особенности, детей и зверей? Есть мнение, что он наказывает нас, насылая болезни. Наказание за грехи. А дети, болеющие и умирающие, когда успели нагрешить? А одна католичка сказала мне, что Бог насылает болезни из любви к нам. Хороша любовь! Наказание за грехи – понятнее. А вот болезнь как подарок любви бога! Сомнительно что-то! Хотя, если бог таков, каким его описывает Ветхий завет, то эту пакость от него и следует ожидать. И ещё мнение: болезни нам бог посылает не в наказание, не из любви к нам, а для того, чтобы воссияла сила и слава божия. Это выше моего понимания. Заставлять людей страдать, чтобы самому прославиться? Это просто садизм какой-то. Мне ясно одно: всё это выдумки людей. Не наказание, не любовь, и не жажда славы. Наследственность, экология, неправильное питание, неправильный образ жизни, неправильный строй мыслей, неправильный строй души, душевные страдания – вот болезнь! Богу, если он есть, нет дела до такой мелочи, как наши болезни. Он, созидающий миры, заложил в нас и программу уничтожения. Должны же мы от чего-нибудь умирать! Один из способов – болезнь. И не обязательно смертельная или неизлечимая. И от простуды можно умереть, если не лечиться. И ещё, как оказывается, бог насылает нам болезни для того, чтобы другие люди имели возможность выбора. Оксфордский теолог Ричард Суинберн говорит: «Некоторым людям просто необходимо заболеть — для их же собственного блага, а некоторым нужно болеть, чтобы другие могли сделать важный выбор. Только таким образом некоторых можно заставить сделать серьезный выбор касательно собственной личности. Для других болезнь может оказаться не настолько важной». Что это? Крайняя степень цинизма или просто глупость? Утверждение, что одни люди просто обязаны быть для других средством достижения какого-то личного блага, на мой взгляд – цинизм, усугубленный тем, что его исповедует теолог. Куда ни взгляну, всё выдумали люди и вложили свои мысли в уста Бога. Бог, если он есть, безмолвствует, или говорит с нами через посредничество природы. Но мы – не слышим. Мы выдумываем за него. Человек вообще-то большой выдумщик. Дай человеку полную волю, он бы и солнцу повелел закатываться на востоке, и реки течь не в ту сторону. Впрочем, на реки уже покушаются. В чрезмерной активной деятельности человека есть для меня что-то подозрительное. А, по-моему, богу, если он есть, вообще нет до нас никакого дела. Когда у людей отнимают веру в Высшего, внушают, что бога – нет и быть не может, люди обожествляют человека: Ленина, Сталина, Мао Цзе Дуна, ещё кого-нибудь и приписывают этому человеку многие атрибуты божества. Почему непременно надо высшего?! Не знаю. Меня ужасно раздражает манера некоторых людей то и дело говорить о боге, как будто он их сосед по лестничной площадке и они иной раз встречаются в лифте и беседуют. Свои соображения по разным поводам они приписывают богу и высказывают их так, словно бог только что пооткровенничал с ними. Вот еврейская манера! Заглядываешь в Библию: бог сказал, бог подумал, бог решил, бог предупредил, Бог сделал то, Бог сделал это. Такое впечатление, что бог, прежде чем что-то сказать или сделать, сообщал об этом евреям по телефону, а они потом записывали. Если бог так часто беседовал прежде с людьми, чего он сейчас-то молчит и ничегошеньки не сообщает. Предупредил бы загодя: Ребята, лето будет чудовищно жарким, так что подготовьтесь! Нет, помалкивает. Так, к чему мы пришли? Мы пришли к тому, что хорошо бы верить в бога творца, если уж нужно в кого-то верить. Кое-кто называет его богом отцом. Почему отцом, а не матерью? Может быть, он сочетает в себе черты и отца и матери? Не может ведь быть один только отец без матери? Евреи смешно писали: «Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его…». И так далее. Женщины вообще не упоминаются, будто они участия в этом процессе не принимали. Женщина – средство. Сосуд для вынашивания плода. Но даже и эта её функция не упоминается. И функцию родов мужчины тоже себе присвоили. Бог – отец. А, может, бог вообще – андрогин? Отчего иудейская религия считается монотеистичской? Элохим – боги. Знаешь ли ты, что такое гематрия? Это численное значение слова. Так вот, согласно гематрии сумма букв в слове «Элохим» (на иврите) равна 1+30+5+10+40=86. Сумма букв в слове «Природа» (на иврите ха-Тева), под которой подразумевается всё Мироздание, равна также 5+9+2+70=86. Вывод? Бог (боги – сколько их?) есть Природа. Отвлекаясь от евреев, скажу, что верю в бога творца Природы, который сам есть Природа. В общем, получается Пантеизм. Как-то у меня получилось, что он сам себя сотворил? А почему бы и нет?! Итак, Вселенная (природа) и Бог тождественны. Что из этого проистекает? А проистекает то, что природа – священна! Она ведь у язычников была священна. В каждом ручье – нимфа. В каждом дереве – дриада. В каждом камне – ореада. Обижать их нельзя. Кто же дескарализировал природу? Христиане. Началось всё с Христа. В Евангелиях от Матфея и от Марка есть эпизод, когда Христос захотел есть: «Он взалкал; и, увидев издалека смоковницу, покрытую листьями, пошёл, не найдёт ли чего на ней; но, придя к ней, ничего не нашёл, кроме листьев, ибо ещё не время было собирания смокв. И сказал ей Иисус: отныне да не вкушает никто от тебя плода вовек!». Как говорит современная молодёжь: я тащусь! Во-первых, если ты мнишь себя богом и умеешь совершать чудеса (превратил же воду в вино на свадьбе в Канах!), то вели смоковнице немедленно принести плоды, хотя и не время плодам. Во-вторых, что это за самодурство такое, наказать ни в чём не повинное дерево, оттого, что не было на нём плодов в неположенное для плодов время?! Взял, и проклял смоковницу! Откуда столько бессмысленной злобы?! За что?! Правда, вопрос остался открытым: засохла ли смоковница? Или в положенное время принесла плоды? Об этом в Евангелии – ни звука! Вот с этого всё и началось. Если «богу» от голодной злобы позволено проклясть несчастное дерево, то, что ждать от не богов, т.е. людей?! Руби его! Уничтожай его! Вот с тех пор мы и делаем с природой, всё, что нам заблагорассудится. Мне очень нравится перефразировка знаменитого когда-то высказывания Мичурина (убей бог, не пойму, зачем было сливу прививать яблоне): «Мы не можем ждать милостей от природы. Взять их у неё – наша задача». «Мы не можем ждать милостей от природы, после того, что мы с ней сделали». Вот, правда! Нахапали у природы по уши! Мы нагадили в каждом уголке природы от пуза и от души! В сущности, то, что мы сделали за 2 000 лет, это медленное самоубийство, ибо губим среду собственного обитания. Христиане удивительные демагоги: умеют всё передёрнуть в свою пользу при помощи Библии. Она для них – последнее правильное слово. Один из них пишет: «Христианство действительно дескарализировало природу, но оно не предполагает хищнического к ней отношения. Бог дал заповедь людям: «плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле». Этот христианин имеет мужество признать очевидное, но как неудачна заповедь, на которую он ссылается, которую якобы дал Бог. «Обладайте», «владычествуйте» агрессивные глаголы, не предполагающие взаимной любви, сотрудничества и товарищества. В этих глаголах и заключается предложение хищнически относиться к природе: человек – господин, природа – рабыня. Можно гавкнуть на неё: засохни! Но христианину мало показалось процитировать Библию, он ещё и комментирует: «То есть в христианском мире, есть место и рыбкам, и зверям, и птичкам, которые больше всего страдают от ухудшения экологии». Не слышит своего бога христианин! Сам ты эту экологию и ухудшил! Ты и твои соратники. И твоя идеология. Кто из известных людей были пантеистами? Гераклит и Анаксимандр, Марк Аврелий и Лао Цзы, Джордано Бруно и Спиноза, Вордсворт и Кольридж, Шелли и Торо, Фихте и Шеллинг, Гегель и Уитмен, Эмерсон Дэвида Лоуренс, Эйнштейн и Тойнби. Я считаю, что я в хорошей компании. Из-за угрозы распространения пантеистических взглядов 8 декабря 1864 года Папа Пий IX в «Syllabus Errorum» назвал пантеизм среди «важнейших заблуждений нашего времени». В отместку – и совершенно искренне! – я называю христианство важнейшим заблуждением последних 2 тысяч лет. Заключу я это письмо отличным высказыванием Марка Твена, которое он сделал в 1906 году в «Размышлениях о религии»: «Бог, который единой мыслью сотворил этот неимоверно сложный мир, а другой мыслью создал управляющие им законы, — этот Бог наделен безграничным могуществом…Известно ли нам, что он справедлив, благостен, добр, кроток, милосерден, сострадателен? Нет. У нас нет никаких доказательств того, что он обладает хотя бы одним из этих качеств, — и в то же время каждый приходящий день приносит нам сотни тысяч свидетельств — нет, не свидетельств, а неопровержимых доказательств, — что он не обладает ни одним из них. По полному отсутствию у него любого из тех качеств, которые могли бы украсить бога, внушить к нему уважение, вызвать благоговение и поклонение, настоящий бог, подлинный бог, творец необъятной вселенной ничем не отличается от всех остальных имеющихся в наличии богов. Он каждый день совершенно ясно показывает, что нисколько не интересуется ни человеком, ни другими животными — разве только для того, чтобы пытать их, уничтожать и извлекать из этого занятия какое-то развлечение, делая при этом всё возможное, чтобы его вечное и неизменное однообразие ему не приелось». Целую тебя, любовь моя, Твоя Елена. ПИСЬМО XII Здравствуй, Маринушка! Читала ли ты когда-нибудь Владимира Соловьёва? Нет, наверное. Ты где-то утверждала в письмах, что не прочла ни одной философской книги. Такие, как ты, книг не читают, а книги пишут. Недавно, перечитывая «Оправдание добра» В. Соловьёва, наткнулась на фразу, поразившую меня своей несправедливостью по отношению к германскому мыслителю: «Несчастный Ницше в последних своих произведениях заострил свои взгляды в яростную полемику против христианства, обнаруживая при этом такой низменный уровень понимания, какой более напоминает французских вольнодумцев века, нежели современных немецких учёных». Я прямо-таки оторопела, как лихо одной фразой разделался В. Соловьёв и с Ф. Ницше, и с французскими просветителями. И далее, Соловьёв, захлёбываясь от восторга перед собственной духовностью, начинает вдохновенно лгать, вслед за евангелистом Иоанном: «сила новой религии состояла в том, что она основана «первенцем от мёртвых», воскресшим и обеспечившим вечную жизнь своим последователям, как они непоколебимо верили». Ну, какой же Христос «первенец от мёртвых»?! Он в одном ряду с другими умирающими и воскресающими богами, коих немало. Давно уже известно, что все эти боги – мифологический архетип. Занимались им исследователи Джеймс Фрэзер («Золотая ветвь») и Джейн Эллен Харрисон. Как жаль, что Соловьёв не мог прочесть «Письма с земли» Марка Твена! То-то поддел бы его ехидный американец! Почему Христос «первенец мёртвых»?! А Дионис, умирающий и воскресающий?! Культ этого фракийского бога был известен уже в XIV веке до новой эры. До Троянской войны. А Озирис, египетский бог возрождения! А Таммуз — сиро-финикийское божество, божественный пастух, умирающий и воскресающий! А Адонис, пастух и охотник на зайцев, воскресающий по воле Афродиты! А Бальдр, германо-скандинавский бог весны и света! А Юдхиштхире из древнеиндийского эпоса «Махабхарата»!. А древнегреческий Аттис! А древнерусский Ярило! А древнегреческая Персефона! А древнеиндийский Рама! А древнеиндийский Кришна, восьмая аватара Вишну, мальчик-пастух! А персидский бог плодородия Митра, проповедовавший равенство людей и обещавший верующим в него блаженную жизнь после смерти! Что Владимир Соловьёв не знал обо всех этих умирающих и воскресающих богах, культы которых существовали задолго до Иисуса? Конечно, знал. Но сделал вид, будто бы, ни малейшего представления не имеет об этом. У него была цель – унизить Ницше и возвеличить Христа. А дальше уж и совсем некрасивая история получается. В. Соловьёв пишет: «Разве римский аристократ и диктатор Сулла, сирийский царь Антиох и иудейский Ирод не были заживо съедены червями?». Ужас, какой! Представьте себе, господин Соловьёв, не были! Христиане очень любят пугать доверчивых людей! Их хлебом не корми, но дай, постращать грехами, карами, червями, огнём, адом! Но Соловьёв меня удивил. Трижды (в данном случае) соврамши. Царь Ирод мучился от страшных болей в животе. Возможно, причиной его смерти был рак, или панкреатит. Но откуда взялись черви, да ещё жрущие человека заживо?! Сулла умер тоже от неизвестной тогдашним врачам болезни. И черви здесь тоже выдуманы, ибо предание говорит о вшах, якобы покрывавших тело диктатора. Историками высказывалось предположение, что предание о вшивой болезни Суллы вообще не имеет реальной основы и введено в оборот врагами диктатора уже после его смерти. Предание о вшивой болезни как о каре бога нечестивцу очень древнее. Раннюю версию его сохранил Клавдий Элиан, древнеримский писатель, живший во II-III веках новой эры. А уж царь Сирии Антиох совсем Владимира Сергеевича оконфузил! Их, царей Антиохов, было четырнадцать. Так какого Антиоха имел в виду Соловьёв? Надо думать, царя Антиоха IV Эпифана, царствовавшего в Сирии в 175-164 году до новой эры. Почему именно этого царя упомянул Соловьёв? По простой причине. Царь в 170 г. до н. э. ввёл в Иерусалим войско, чтобы восстановить порядок. В 168 г. до н. э. волнения, вызванные слухом о гибели царя, переросли в масштабное восстание. Антиох организовал карательный поход и жестоко подавил мятеж, Иерусалим был разграблен. После этого царь решил, опираясь на прогречески настроенную часть жречества, перейти к насильственной эллинизации жителей. Он превратил Иерусалимский храм в святилище Зевса и лично заклал свинью на его алтаре. Эту свинью, зарезанную на алтаре иудейского храма, и не простил царю Соловьёв. Известно, что иудеи не едят свинины. Соловьёв оскорбился за иудеев, и придумал для Антиоха IV Эпифана страшную, но неправдоподобную причину смерти. Ах, ты им – свинью, а я тебе за это червей! Говорят, Соловьёв относился к евреям по-христиански, т. е. любил врагов своих, правда, он их не идеализировал. Он писал: «Народ иудейский, показывающий самые худшие стороны человеческой природы, «народ жестоковыйный» и с каменным сердцем, этот же самый народ есть народ святых и пророков Божьих». Ну, насчёт божьих пророков можно и поспорить. Пророк Илья, ничтоже сумняшеся, погубил детей только за насмешки над ним. Хорош пророк! И у него не каменное сердце?! О других пророках тоже есть что порассказать. Существуют, по крайней мере, 3 версии гибели Антиоха IV. Согласно первой, царь умер от внезапной болезни, или — был обезглавлен жрецами Нанеи (Артемиды) при попытке ограбить их храм, и третья - что его отравила собственная мать. И никаких червей, жрущих человека заживо! Да и откуда бы им взяться, как не в воспалённом воображении философа! И почему Ницше несчастный? Уж не несчастнее самого Соловьёва. По иронии судьбы оба умерли в августе 1900 года. Соловьёв – 13-го августа, а Ницше – 25-го. Или умереть от атеросклероза, цирроза почек и уремии большее счастье, чем от третьего апоплексического удара? Вряд ли! Цирроз печени и уремия чем нажиты? Владимир Сергеич потреблял шампанское в неумеренных количествах. Это не секрет. А может быть, Владимир Сергеич намекает на безумие Ницше? А чем безумие Ницше хуже истерического расстройства личности самого Соловьёва? Кстати, природу безумия Ницше врачи так и не распознали. А мне кажется, что безумие Ницше есть простое продолжение его гениальности. С Соловьёвым дело обстоит несколько иначе. Я не ставлю ему диагноз. Но, сама посуди, если человек всеми способами пытается привлечь к себе внимание людей, то это, безусловно, истерия. Сегодня это ещё называется – пиариться. А не утверждаю, что всякий человек, который пиарится, страдает истерией. Но с Соловьёвым дело обстоит именно так. Истерия и пиар – совпали. Эти внезапные перепады настроения у мужчины! Эти внезапные беспричинные слёзы! Эти необъяснимые замирания и взор, уставленный в пустоту! (Видения пришли-с!). И всё это на фоне им рассказываемых неприличных анекдотов, визгливого хохота и шампанского – бокал за бокалом! Религиозный философ-с! Все религиозные философии без исключения вызывают у меня тошноту, особенно тогда, когда присмотришься к личностям их создателей. Ты Николая Бердяева видела? Ты знаешь, от какой нервной болезни он страдал. Ты была с ним знакома. Ладно, перескоки от марксизма к христианству, это, куда ни шло, с кем не бывает! Но Дмитрий Галковский упорно намекает на то, что Бердяев был в эмиграции агентом ГПУ, а это уже скандал. Негоже религиозному философу якшаться с большевиками, тем более, с их опричниками. Защищая христианство, велеречивый Владимир Соловьёв то и дело передёргивает карты: «Христианство вовсе не отрицает силы и красоты, оно только не согласно успокоиться на силе умирающего больного и на красоте разлагающегося трупа». «Красота разлагающегося трупа»? – Круто! Да не пошутил ли философ?! Откуда сила у умирающего больного?! Откуда красота у разлагающегося трупа?! Но он и прав! Христианство не успокоилось на смерти. Оно не успокоилось на фантазиях и лжи. Если бы Евангелия закончились смертью Христа на кресте, и не было бы басни о воскресении, то не о чем было бы и говорить. Апостол Павел сказал: без воскресения нет христианства. Воскресение – краеугольный камень христианства. Гениальность этой басни в том, что воскресение было обещано всем. Умирающие и воскресающие боги древности были эгоистами. Воскресение существовало только для них. А тут каждому было обещано, что станет, как бог. Как тут бедному смертному не соблазниться! Когда я думаю о популярности христианства, то понимаю, в чём оно. Христианство играет на самой большой слабости людей: страхе смерти и страхе полного забвения после смерти. Любое ничтожество, проведшее жизнь, как животное, без размышлений, в осуществлении лишь низменных инстинктов, мечтает о продолжении своей ничтожной жизни за гробом, которая если бы и продлилась, то, вероятно, имела бы точно такое же качество, как и на земле. Христианские попы подогревают в людях убеждение, что их жизнь бесценна. При мысли об этом, меня охватывает веселье. Владимир Соловьёв, хоть и был христианским философом, понимал, в чём проблема: «можно ли без ужасающей тоски даже представить себе бесконечно продолжающееся существование какой-нибудь светской дамы, или какого-нибудь спортсмена, или карточного игрока?». Или какого-нибудь попа, добавлю я. Ряд занятий и профессий можно продолжать и продолжать. Но ведь дело не в социальном статусе, роде занятий или профессии человека. Речь идёт о пустоте существования. Именно о пустоте говорит Соловьёв: «бессмертие совершенно несовместимо с пустотой нашей жизни. Для большинства человечества жизнь есть только смена тяжёлого механического труда и грубочувственных оглушающих сознание удовольствий. А то меньшинство, которое имеет возможность деятельно заботиться не о средствах только, но и о целях жизни, вместо этого пользуются свободой от механической работы главным образом для бессмысленного и безнравственного времяпровождения. <…> Для такой жизни смерть не только неизбежна, но и крайне желательна». В общем, прав. Да только, кто тогда останется бессмертным? Ответ очевиден. Совсем немногие. Но попы уверяют, что души людей бессмертны и воскресение будет для всех христиан. Только христиан! А все остальные «неправильно» верующие в своих «неправильных» богов воскрешены и спасены не будут. Пусть пропадают! Вот такие «добрые» христиане! Христианские попы поддерживают в людях веру в воскресение и бессмертие. Чтобы контролировать сознание верующих людей, они придумали первородный грех, плату за грехи в ином мире (адские муки), награду за хорошее поведение (рай). Христианская вера – не только сон разума, но и возможность контроля жрецами сознания людей. Причем такого контроля сознания, какого не знала ни одна языческая религия. И ещё: когда я думаю о популярности христианства, я понимаю, что здесь работает не только идея бессмертия для всех, но и идея соборности, которую ты так не любила, и которую так не люблю я. Соборность, обсуждаемая практически всеми русскими религиозными философами, ядовитая идейка. И знаешь, почему? Любое ничтожество, принадлежащее сплочённому коллективу, кагалу, команде, отряду, сообществу, группе, компании, наконец, нации, государству и. т. д., и. т. п. чувствует себя, во-первых, возвеличенным, во-вторых, сильным, и, в-третьих, умным. Стоит только остаться такому человеку одному, как вся его никчёмность и ничтожество, всё его убожество оказываются, как на ладони. Вот почему большинство людей от преступников до верующих стремятся в сообщества, где силы, ум, гордыня их иллюзорно увеличивается во много раз. Национализм, между прочим, на том и стоит. Шопенгауэр как-то заметил: если человеку нечем гордится в себе, то он начинает гордиться своей нацией. Презирая и унижая при этом другие нации, добавлю я. Как христианский философ, Соловьёв проповедует аскетизм, при котором дух учится управлять плотью. По сути, христианство проповедует самоистязание, что наводит на размышления о садомазохизме. Сама посуди, Соловьёв пишет: «нужно, чтобы дух был способен по своим собственным мотивам не допускать наступления сна или прерывать сон уже наступивший». Какие такие мотивы могут быть у духа, чтобы устраивать человеку пытку бессонницей? Сон, уверяет Соловьёв, расслабляет дух и усиливает плотские похоти. Не знаю, не знаю! А, по мне, спать нужно столько, сколько необходимо организму для восстановления сил. Это всякий квалифицированный врач подтвердит. А если ему не давать спать столько, сколько ему необходимо, особенно женщине, то ничем хорошим это не кончится. Почему, особенно – женщине? – Да потому, что невыспавшаяся женщина плохо выглядит и становится раздражительной. Далее, Соловьёв говорит о том, что надо воздерживаться от мясной пищи. Правда, он ничего не пишет о том, что следовало бы воздерживаться от чрезмерного употребления алкоголя, например, не увлекаться шампанским. Но ведь он пишет, что делать другим. Попы тоже учат народ поститься, а все ли из них соблюдают пост? Это большой и интересный вопрос, который сам собою напрашивается, когда видишь упитанные розовые физиономии и выпирающие брюшки из-под ряс служителей церкви. Замечательный пассаж допускает Соловьёв в отношении половой функции: «Плотское условие размножения для человека есть зло; в нём выражается перевес бессмысленного материального процесса над самообладанием духа, это есть дело, противное достоинству человека, гибель человеческой любви и жизни; нравственное отношение наше к этому факту должно быть решительно отрицательное: мы должны стать на путь его ограничения и упразднения». И он называет это нравственным отношением?! Послушаться Соловьёва с его христианами и – конец человечеству! Тогда какого чёрта усердно размножаются православные попы?! Они ведь рожают деток столько, сколько бог пошлёт. А бог им посылает, как правило, много деток, потому что попы очень любят процесс размножения на его начальной стадии. А, вот в чём дело: они не читали своего главного теоретика! А главный теоретик Соловьёв, между прочим, развивает мысль своего патрона Христа: «Могий вместити да вместит», т. е., кто может воздерживаться от секса, пусть воздерживается, а кто не может, пусть не воздерживается. Православные попы явно не вмещают. Как, впрочем, и католические попы, направляя свою нерастраченную сексуальную энергию на юношей и детей. Гони природу в дверь, она влетит в окно! А Соловьёв призывает всех – вмещать! А даже попы не могут. И монахи – не могут. А если говорят, что могут, врут! Чтобы воздерживаться от плотских желаний, монахи истязают себя голодом, бессонницей, жаждой. Христианский аскетизм – истязание плоти. И, истязая себя голодом, жаждой, бессонницей, воздержанием от секса, христиане явно получают компенсацию в виде сексуального наслаждения своими «подвигами». Переживания Терезы Авильской описанные ею самой, и запечатлённые в скульптуре Лоренцо Бернини, стали уже хрестоматийными. Насколько мне милее языческий эллинский призыв: всё должно быть в меру. Золотая середина! Что может быть лучше! Излишество также отвратительно, как и аскетизм. Известно, что кроме социальных утопий (коммунизм), есть утопии религиозные (христианство). Обе чрезвычайно опасны. И первая, и вторая уничтожили миллионы человеческих жизней. Следовало бы с корнем вырвать обе эти идеи из сознания людей. Надеюсь, когда-нибудь это случится. Но пока это не случается, потому что, кому-то это выгодно. Да, и ещё: Соловьёв всерьёз рассуждает о создании христианского государства. Формально, а не по существу, создать его возможно, как искусственно создали социализм в одной отдельно взятой стране. И лучше сразу застрелиться, чем жить в таком государстве! Целую тебя, твоя Елена. ПИСЬМО XIII Здравствуй, моя дорогая Марина! Представь себе, что в конце восьмидесятых я искала, куда бы пристроить свою душу, какой бы религии и церкви её отдать? И поскольку я принадлежу к великорусской нации, то логично было бы пробовать себя в православии. Что я в сорок лет знала о православии, вообще о христианстве? Кое-что знала. Я читала Библию. Я привезла её в 1969 году из Англии. Библия была на английском языке и напечатана таким мелким шрифтом, что приходилось её читать через лупу. Знаешь, как я её провезла? И не только её, а ещё и роман Дэвида Герберта Лоуренса «Любовник леди Чаттерлей» в трёх экземплярах (один для себя и два для друзей), и роман Оруэлла «Свинячья ферма», или «Зверячья ферма», в общем «Animal farm». У меня был бинт, привезённый с собой (на всякий случай), и я этим широким бинтом намертво примотала к телу все запрещённые книги на случай, если чемоданы будут шмонать на таможне. Дело было, слава богу, в начале весны, я была в свободном пальто, а собственного весу в мои двадцать четыре года во мне было сорок восемь килограммов, так что примотанные к телу книги немного прибавили мне весу и солидности. Библия и роман Лоуренса не поссорились, находясь в столь близком соседстве. Я была столь предусмотрительна, что прочла Лоуренса, ещё находясь в Кардиффе, куда меня забросила судьба вместе с тремя молодыми, как и я, коллегами. Одна из них была москвичка, другая из Петрозаводска. Мы жили в английской семье. У нас была спальня на троих на втором этаже английского особняка и свой туалет и ванная комната. Я читала, прячась от коллег в туалете по ночам. Почему мне не пришло в голову читать в ванной комнате? Наверное, потому, что там не на чём было сидеть. К тому же в ванной стоял собачий холод. А в туалете я могла сидеть на крышке унитаза. И там было немного теплее. Одна из коллег, москвичка меня вычислила, внезапно войдя в туалет в три часа ночи и выхватив у меня из рук роман Лоуренса. Ага, зловеще сказала она, вот ты чем тут занимаешься! Запрещённую литературу читаешь! Клубничку, так сказать! И не жаль было деньги на это тратить? Денег на хорошую литературу я никогда не жалела. Роман был замечательный. Москвичку мне хотелось засунуть головой в унитаз. Эта сука в ботах, I'm sorry, была сексоткой. В её отчёте известным органам я, очевидно, предстала чрезвычайно опасной и политически неблагонадёжной особой, потому что через год, когда я собралась в Канаду, меня не выпустили. И в Австралию не выпустили. И уже никуда не выпустили до 1992 года. А после 1992 года, может быть, и выпустили бы, да у меня денег не было, куда-нибудь выезжать, разве только в деревню Гадюкино. Но книги я всё-таки в СССР привезла и чрезвычайно этим гордилась. Наколоть КГБ! Мелочь, а приятно. Так вот, привезя Библию, летом 1969 года я долго, упорно её читала на черноморском пляже, пока мои друзья и родственники бултыхались в море. Я воспринимала Ветхий завет, как еврейскую историю, совершенно мне чуждую и не нужную, но интересную, как историю любого народа, как еврейскую мифологию, как собрание еврейских басен и сказок, весьма занимательных. Я насиловала себя чтением Библии, потому что я должна была – знать. У меня до сих пор эта болезнь под названием – хочу всё знать. Чтение то и дело прерывалось моими возмущёнными воплями. Родственники и друзья требовали поделиться впечатлениями. Я прочитывала некоторые страницы Библии вслух, и с удовольствием выслушивала их возмущённые вопли. Сказать правду, Пятикнижие Моисея (Тору) я одолела быстро. Вынесла из чтения следующие суждения: 1. Как многие древние народы, евреи любили сказки и басни, и их Ветхий завет отражает менталитет скотоводческих племён. 2. Древние евреи придумали себе жуткого бога, помешанного на идеях шовинизма, истерика и садиста, на которого они всё время ссылаются, чтобы оправдать свои ужасные преступления. 3. Евреи занимались чудовищными сексуальными безобразиями. 4. Библейские праведники на самом деле нравственные уроды. 5. Библия – источник идей шовинизма, расизма, фашизма и геноцида. Книга ужасов! Почему Библию тупо и с придыханием называют Священным писанием? Правильнее было бы назвать её Чудовищным писанием! Когда я читала это собрание еврейских басен, у меня складывалось впечатление, что кто-то не вполне адекватен: я, или почитатели Библии как Священного писания, или евреи, сочинившие эту книгу. Так кто из нас не вполне адекватен?! Открываем Библию: Бытие. Сотворив зверей земных и гадов, пресмыкающихся по земле, увидел Бог, что это хорошо. Нечего возразить на то, что сотворение земных зверей – хорошо. «И сотворил Бог человека по образу своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их И благословил их Бог». Заметим, что женщину Бог сотворил автономно от мужчины, сотворил её, как человека, сотворил её по образу и подобию своему, и благословил, как и мужчину. В седьмой день Бог отдохнул, а потом возобновил свою деятельность. Через примерно пятьдесят строк читаем: «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою. <…> И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привёл её к человеку. И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа [своего]». Создатели Ветхого Завета что, забыли, что уже рассказали о сотворённой паре людей? Склероз? Или это уже другая пара? Зачем Богу понадобилось создавать человека ещё раз, и куда он девал первую женщину, сотворённую им? Убил, что ли? Или по миру пустил? Чем провинилась перед Богом первая пара? Почему это место Ветхого Завета осталось неотредактированным его создателями? Если Ветхий Завет продиктован Богом, как уверяют церковнослужители (иудеи и христиане), то почему Он не объяснил, что произошло с первой, созданной им парой, которую он, между прочим, создал по образу и подобию своему, а о второй паре этого не сказано, но зато сказано, что из праха земного Бог сотворил вторую пару? Почему вторую пару Бог так опустил? Почему женщину, созданную во второй паре, Бог ставит в зависимость от мужчины, и подчиняет её – ему? Как может быть женщина, взятая от кости и плоти мужчины, быть ему женой, если на самом деле она является его клоном, родственницей по крови и плоти, фактически дочерью? Почему во второй раз, создавая женщину, Бог занялся клонированием, а не создал её, как в первый раз – автономной и независимой? Не положили ли создатели Ветхого Завета этими высказываниями начало женоненавистничеству? Почему всезнающий Бог поместил первых людей в Эдеме в непосредственной близости от древа жизни и древа познания, зная, что она будут соблазняемы Змием, и нарушат его запрет? Не является ли Бог, одновременно со Змием, соблазнителем? Ведь, зная, что соблазнятся, предупредил, что именно не надо трогать, как будто, специально наводил? И Авраама искушал. И Иова. В молитве Христа «Отче наш…», обращённой к Богу, говорится «И не введи нас в искушение». Значит – вводит? Зачем? Пристало ли Богу заниматься искушением и соблазнением? Бог вышвыривает Адама и Еву из Эдема, прокляв их, побоявшись, что вкусят от древа жизни, и станут бессмертны. Мстительный Бог, боящийся людей, всемогущ? Стоит ли удивляться жестокости бога евреев! Вот, послушай, что пишется в Ветхом завете о боге: «Я топтал точило один, и из народов никого не было со Мною; и Я топтал их во гневе Моем и попирал их в ярости Моей; кровь их брызгала на ризы Мои, и Я запятнал все одеяние Свое; и попрал Я народы во гневе Моём, и сокрушил их в ярости Моей, и вылил на землю кровь их». «Возрадуется праведник, когда увидит отмщение; омоет стопы свои в крови нечестивого». «Истребишь все народы, которые Господь, Бог твой, дает тебе; да не пощадит их глаз твой». Ну, как? Впечатляет? Это не для слабонервных! Ну, поехали дальше. Адам и Ева родили Каина и Авеля. Почему бог принял от пастуха Авеля его дары – мясо и тук, и не принял от земледельца Каина – фрукты и овощи? Бог – мясоед, а не вегетарианец. У бога есть вкусовые пристрастия. Да, пожалуйста! Тогда, уж будьте добры, сообщите, что какой алкоголь предпочитает бог? Водку? Виски? Коньяк? Шампанское? Почему бог несправедлив и кровожаден? Почему он оказывает предпочтение Авелю, а не обоим братьям, тем более что, как бог, он должен быть справедлив и великодушен? Разве всемогущий и всезнающий бог сам не спровоцировал Каина на убийство, возбудив в нём зависть к Авелю, и предупредив загодя, что грех лежит у дверей его? Бог сделал смертного Каина изгнанником и скитальцем, на что Каин говорит: «буду изгнанником и скитальцем на земле: и всякий, кто встретится со мною, убьёт меня». Кто может встретиться Каину и убить его, если на земле всего трое: Адам, Ева, Каин, а Авель уже убит? Бог, забыв, что людей-то всего трое на земле подтверждает: «И сказал ему Господь [Бог]: за то всякому, кто убьёт Каина, отомстится всемеро. И сделал Господ [Бог] Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его». Умеет ли Бог считать? Помнит ли Он, сколько людей населяет землю? Каин отошёл от Бога, поселился в земле Нод, на восток от Эдема. И познал Каин жену свою, и она зачала и родила Еноха». Откуда взялась женщина, которую познал Каин? Какова дальнейшая судьба Каина? Ламех, потомок Каина, прзнался своим жёнам, что убил «мужа в язву мне и отрока в рану мне». Почему бог, зная, что от Каина пойдут потомки-преступники, попустил это? Если причина, по которой Каин убил Авеля, объяснена, то почему Ламех убил мужа и отрока? Из простой кровожадности? Или был какой-то мотив? В родословной Адама снова говорится, что бог создал человека: мужчину и женщину по образу и подобию своему. Следовательно, правилен первый вариант сотворения человека? К чему вся эта путаница? «Ирад родил Мехиаеля, Мехаиель родил Мафусала, и.т. д.» Почему в Ветхом Завете рожают не женщины, а мужчины? Если рожают мужчины, то к чему им жёны? Или мужчины, как второй Адам, размножались клонированием? Или это от величайшего презрения к женщине, воспринимаемой только как сосуд для вынашивания детей? Откуда взялись сыны Божии, бравшие в жёны дочерей человеческих? В списке, созданного мира Богом, в первые шесть дней, они не значатся. Кто такие сыны Божии? Разве Бог размножался? Разве Бог не предвидел, что человечество, пошедшее от Каина, растлится? Чем провинились перед Богом невинные твари, созданные им, когда Он навёл на землю потоп, и все они погибли вместе с человечеством? Можно ли в реальности создать ковчег такого размера, какой указан Ною Богом, чтобы принять всякий твори по паре, да ещё пищу для них на длительный срок? Какашки можно сбрасывать в море, так что их вес не считаем. Ной принёс в жертву богу скот и птиц, сжигая их на жертвеннике, и бог «обонял приятное благоухание». О, кровожадный бог евреев! От сыновей Ноя, Сима, Хама и Иафета населилась вся земля. Если человечество после потопа пошло от одного корня, то откуда взялись разные народы и нации? Или все народы и нации – евреи? Не слишком ли много на себя евреи берут? «Ной проспался от вина своего и узнал, что сделал над ним меньший сын его». Сын трахает собственного отца! Это уже что-то запредельное! Если Хам-извращенец осквернил собственного отца, то почему Ной проклял не его, а внука своего Ханаана, и сделал его рабом братьев своих? Разве сын отвечает за отца? Авраам, потомок Сима, сына Ноя, пришед в Египет со всеми людьми своими и племянником Лотом, где решил спасаться от голода, велел жене своей Сарре назваться его сестрою, под тем предлогом, что Сара красива, и её могут отнять у Авраама, а его – убить. Сарру берут во дворец фараона, и Авраам преспокойно наслаждается жизнью, имея крупный и мелкий скот, ослов, рабов и рабынь, лошаков и верблюдов, зная, что жену его трахает фараон. Как адекватному человеку следует отнестись к поступку «праведника» Авраама? Или жена его Сара в том же ряду ослов, лошаков и верблюдов, что рабы и рабыни? Если в глазах Бога Авраам, продавший жену свою за ослов, другому мужчине, считается праведником, от котрого бог хочет призвести великий народ, то почему бог наказывает фараона за Сарру? Ведь во всём случившемся виновен Аврам, выдавший жену – за сестру, на что ему справедливо указывает наказанный Богом фараон. Почему бог не наказывает труса, лгуна, сводника, сутенёра, и альфонса Аврама? Сарру вообще никто не спрашивает. Отдали фараону, потом вернули мужу, как вещь, как скот. Фараон отпускает Авраама и Лота восвояси с огромным богатством, нажитым весьма непочтенным способом. Сарра просит Авраама войти к служанке Агарь и родить ребёнка с нею, который станет её Сарры – ребёнком. Служанку кто-нибудь спросил, хочет ли она того, что запланировала её хозяйка? Ничуть не бывало. Сарра отдаёт египтянку Агарь своему мужу в сексуальное пользование, как когда-то Авраам отдал её самоё фараону. По мужу и жена! Воистину «праведная» семья! Агарь убежала от преследований хозяйки в пустыню, но, но ангел убеждает её вернуться, родить сына, которого нарекут Измаилом. Бог обещает Аврааму, что он будет отцом множества народу, и что ему и его потомкам он будет бог. В этой части Ветхого Завета бог впервые называет Авраама евреем. Следовательно, бог Авраама – бог евреев. Больше того, Измаил тоже по замыслу бога будет отцом другого множества народу, но завет бог заключает только с Авраамом, потому что, он – его бог. И знамением завета должно стать обрезание, по которому сразу можно будет отличить еврея от нееврея. Несмотря на преклонный возраст, Авраам и Сарра рождают сына Исаака. Бог обещает, что от Исаака «произойдёт народ великий и сильный». Лоту, который, надо полагать, тоже праведен, как и его дядя, являются три ангела, которых он приглашает в свой дом. Жил Лот в Содоме, прославившемся порочностью жителей. Вечером, узнав, что у Лота гости, сбежались к его дому молодые и старые содомляне, требуя, выдачи гостей, чтобы они познали их. Другими, не библейскими словами, целая куча голубых придурков жаждет изнасиловать троих молодых людей, которые на самом деле – ангелы. Оказывается, они ещё и толпами это делали! Если бы Лот не догадался, что это ангелы, уступил бы он извращенцам? Лот, желая спасти честь и задницы гостей, предлагает толпе обезумевших от сексуальной озабоченности мужиков собственных двух невинних дочерей! Правда ли, что в Талмуде написано, что муж может делать с женой всё, что захочет, как с куском мяса от мясника? Если так можно поступать с женой, то, судя по этому фрагменту, можно поступать и с дочерьми? Ведь они тоже – куски мяса. Почему авторы Ветхого завета упорно пытаются убедить читателя, что Авраам, уступивший жену фараону, есть праведник? А Лот, предложивший дочерей в утеху толпе, тоже праведник. Ибо он один спасся из Содома. Кстати, почему бог Ветхого завета так забывчив? Ведь он обещал Ною, что больше не будет наказывать людей? Вот ещё один эпизод об изнасиловании в книге Судей Израилевых. Израильтянин, осаждённый в доме толпой разгневанных людей, отправляет свою наложницу успокоить их. Он выводит наложницу на улицу. Дальше цитирую: «Они познали её и ругались над нею всю ночь до утра. И отпустили её при появлении зари, и упала у дверей дома того человека, у которого был господин её, и лежала до света. Господин её встал поутру, отворил двери дома и вышел, чтобы идти в путь свой и вот наложница его лежит у дверей дома и руки её на пороге. Он сказал ей: «вставай, пойдём. Но ответа не было, потому что она умерла. Он положил её на осла, встал и пошёл в своё место». Текст потрясающий. Мужчина выдал женщину толпе на поругание, а сам пошёл преспокойно спать. Утром обнаружил её на пороге, и: «вставай, пойдём». Как будто ничего особенного не случилось. Бесчувственный чурбан и тот бы заплакал, но только не «господин» этой несчастной. Я не знаю, как современный еврей смотрит на женщину, но древний еврей определённо видит в женщине, будь она дочь, жена, наложница, существо, с которым можно делать всё, что угодно, как с неодушевлённым предметом. Вернёмся к Лоту. Лот с семьёй бежал из города, предупреждённый богом, что город будет истреблён. Жена Лота, как известно, оглянулась на город, поливаемый богом серой и огнём, и превратилась в соляный столб. Отец с дочерьми остановились в пещере. И в этой пещере дочери Лота поочерёдно совокупились с собственным родным отцом, предварительно напоив его вином. Очевидно для анестезии. Совокупились сознательно, оправдываясь тем, что надо восполнить поголовье людей, истреблённых Богом. А ведь земля не была пуста. Были мужчины, причём мужчины той же национальности, что и дочери Лота, если уж их беспокоила проблема чистоты еврейской крови. Евреи жили и в других городах, а не только в истреблённых Богом Содоме и Гоморре. Но дочери Лота не искали соплеменников-мужчин. Им проще было совокупиться с собственным отцом. А ведь даже самые дикие племена имели и имеют табу на инцест. Лот взял с собою дочерей, уходя из Содома, но почему он не взял с собою зятьёв? Или они тоже были геи? Как адекватный человек должен отшестись к кровосмешению? Что могло родиться у этих дочерей от кровосмесительной связи с отцом, да ещё и пьяным?! Теперь вернёмся к Аврааму. Этот праведник ещё раз отрёкся от Сарры, как от жены, назвав её сестрой. Он спокойно отдал свою жену Сарру Авимелеху, царю Герарскому. А если учесть, что Сарра была уже в очень преклонном возрасте, то не страдал ли царь геронтофилией? Правильный вопрос задал Авимелех Аврааму: «Ты сделал со мною дела, каких не делают». Объясняя свои поступки, Авраам признаётся, что Сарра ему действительно сводная сестра по отцу, вот он и называет её в случае опасности для себя – сестрою. Что, женщины ему другой не хватило, что сестру сводную он взял в жёны? Тема кровосмешения продолжится, когда, Авраам пошлёт раба своего в племя своё взять жену для сына Исаака. Выбор раба падёт на Ревекку, а Ревекка – родственница Авраама. У всякого дикого народа кровосмешение – табу. Почему у евреев, народа в те времена не совсем дикого, кровосмесительные браки не были табу, и как это отразилось впоследствии на потомстве? Исаак оказался достойным сыном своего папочки Авраама, когда поселился с женою Ревеккой в Гераре. Он тоже, боясь, что жители Герары убьют его из-за красоты жены, назвал её сестрой, но царь Авимелех подсмотрел, что Исаак и Ребекка совокупляются (вот козёл!), и спросил его, как когда-то Авраама, отца его, что он сделал с ними, ибо один из филистимлян чуть было, не совокупился с Ребеккою. Удивителен ответ Исаака, что он боялся. Яблоко от яблони! Немужественность отца и немужественность сына! Несмотря на трусость отца и сына, Бог продолжает благоволить к ним. Бог евреев любит трусов? История Иакова, полюбившего дочь Лавана Рахиль, вообще беспрецедентна. Рахиль – кузина Иакова. Лаван – его дядя. И вот дядя бессовестно обманывает Иакова, служившего у него за Рахиль семь лет, и подсовывает Иакову по истечении семи лет слабую глазами дочь Лию. Просто не мог её пристроить замуж. Чтобы получить Рахиль, Иаков должен служить своему доброму дядюшке ещё семь лет. Надувательство, ложь, эксплуатация, обман, пользование даровым трудом, инцест, насилие – норма? Сёстры Лия и Рахиль, соперничая друг с другом, то и дело подсовывают Иакову своих служанок, которых тот благодетельствует детьми. История Иосифа, проданного своими братьями в рабство, также беспрецедентна. Хороши братья! Иосиф, впрочем, их прощает. Еврейская солидарность! Теперь о другом деятеле. Напомню, что усыновила младенца Моисея дочь фараона. Моисей начинает свою деятельность в молодости с убийства египтянина, ударившего еврея. За удар убийство! Воровато оглядываясь, Моисей закопал труп убитого им египтянина в песок. Этот многообещающий поступок приведёт Моисея и к другим преступлениям. Бог, явившийся Моисею в горящем терновом кусте, совершенно не намерен наказать Моисея за убийство человека, и говорит: «выведи из Египта народ мой». Следовательно, богу наплевать, что Моисей – убийца. Более того, получается, что бог одобряет такой поступок. Более того, бог – соучастник убийства. Бог так усердно подчёркивает, что он есть бог евреев, то почему сегодня мы чтим его как Бога-отца? Разве у Бога-отца может быть один народ в любимчиках? А на остальных людей ему, что, наплевать? Выходит, наплевать. Ведь он фактически одобрил убийство египтянина. Замечательно отблагодарил Моисей египтян, спасших ему жизнь, воспитавших его. Наслал бог пёсьих мух на Египет, пыль, саранчу и что там ещё? По наущению бога Моисей вывел свой народ из Египта, изрядно, при помощи того же бога, напакостив египтянам. О, это я мягко сказала! Бог евреев поразил всех первенцев египтян, начиная с первенца фараона до первенца узника, сидевшего в тюрьме. И э-э-эх! Гулять, так гулять! Заодно послал смерть и всем первенцам из скота. Скот-то, чем перед ним провинился?! И не было дома, где не было мертвеца. Когда Моисей передаёт своему народу заповеди бога, он говорит: не желай жены ближнего твоего, ни поля, ни раба, ни скота. Жена, как всегда, в одном ряду с рабом и скотом. Что меня поразило более всего в жизнеописании Моисея, так это эпизод с золотым тельцом, которого сделали евреи и поклонялись ему в отсутствие вождя. Моисей приказывает левитам, чтобы они «убивали каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего. И сделали сыны Левиины по слову Моисея: и пало в тот день из народа около трёх тысяч человек». Ближних людей велел замочить, презрев недавно данную богом заповедь: не убий. Что это, как не геноцид? Сообщник Моисея бог говорит ему, чтобы он вёл народ дальше, а он – бог! – позаботится о том, чтобы всякие там хананнеи, аморреи, хеттеи, фередеи и прочая шушера, населяющая землю, где течёт мёд и молоко, были изгнаны. Моисей моментально делает вывод: «я и народ твой будем славнее всякого народа на земле». Вот такие скромные притязания! На чём они основаны? – Ни на чём! На всём! На благоволении бога. Другими словами, если перевести всё это на нормальный язык, то евреи возомнили себя самыми-самыми! И бог здесь ни при чём. Сослались на бога, и все дела. Удобный это персонаж бог! Дальше – больше! Вот чему учит бог евреев Моисея: «И жил Израиль в Ситтиме, и начал народ блудодействовать с дочерями Моава…И сказал Господь Моисею: возьми всех начальников народа и повесь их Господу перед солнцем, и отвратится от Израиля ярость гнева господня. И сказал Господь Моисею, говоря: Отомсти Мадианитянам за сынов Израилевых, и после отойдёшь к народу твоему...И пошли войной на Мадиама, как повелел Господь Моисею, и убили всех мужеского пола; И вместе с убитыми их убили царей Мадиамских: Евия, Рекема, Цура, Хура и Реву, пять царей Мадиамских и Валаама, сына Веорова, убили мечом. А жен Мадиамских и детей их сыны Израилевы взяли в плен, и весь скот их, и все стада их, и все имение их взяли в добычу, и все города их во владениях их и все селения их сожгли огнём; и взяли все захваченное и всю добычу, от человека до скота; и доставили пленных и добычу и захваченное к Моисею и к Элеазару священнику и к обществу сынов Израилевых, к стану, на равнины Моавитские, что у Иордана, против Иерихона. И вышли Моисей и Элеазар священник и все князья общества навстречу им из стана. И прогневался Моисей на военачальников, тысяченачальников и стоначальников, пришедших с войны. И сказал им Моисей: (для чего) вы оставили в живых всех женщин? Вот они, по совету Валаамову, были для сынов Израилевых поводом к отступлению от Господа в угождение Фегору, за что и поражение было в обществе Господнем; Итак убейте всех детей мужеского пола, и всех женщин, познавших мужа на мужеском ложе, убейте; А всех детей женского пола, которые не познали мужеского ложа, оставьте в живых для себя; И пробудьте вне стана семь дней; всякий, убивший человека и прикоснувшийся к убитому, очиститесь в третий день и в седьмый день, вы и пленные ваши; И все одежды, и все кожаные вещи, и все сделанное из козьей шерсти, и все деревянные сосуды очистите». Читаешь этот триллер, и – мороз по коже! А вот ещё советы бога: «Когда подойдёшь к городу, чтобы завоевать его, предложи ему мир... И когда Господь Бог твой предаст его в руки твои, порази в нём весь мужской пол острием меча; Только жен и детей и скот и всё, что в городе, всю добычу его возьми себе и пользуйся добычей врагов твоих, которых предал тебе Господь Бог твой; Так поступай со всеми городами, которые от тебя весьма далеко, которые не из числа городов народов сих. А в городах сих народов, которых Господь Бог твой даёт тебе во владение, не оставляй в живых ни одной души...» Как ты думаешь, за какие, страшные грехи бог истребляет евреев? Он истребляет их за то, что они мочатся к стене! Мочиться можно сколько угодно на дерево, на козу, на мать родную, но на стену – ни-ни! Некто, бедолага Иеровоам нарушил запрет и помочился на стену. Бог сверху сразу это бесчинство узрел и рассвирепел: «Я истреблю у Иеровоама каждого мочащегося к стене». Так и было сделано. И истреблен был не только помочившийся, но и все остальные. То же случилось и с домом Ваасы: уничтожены были все родственники, друзья и прочие, так что не осталось ни одного «мочащегося к стене». Царь Давид, которому так много места уделено в Ветхом завете, любимец бога, угождал ему со старанием: «И собрал Давид весь народ и пошел к Равве, и воевал против нее и взял её… А народ, бывший в нём, он вывел и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи. Так он поступил со всеми городами Аммонитскими». Вот с кого, немецкие социал-националисты брали пример! И выдумывать ничего не надо было! Не в Греции всё есть. В Библии всё – есть! Вот ещё такое есть: «Я топтал точило один, и из народов никого не было со Мною; и Я топтал их во гневе Моём и попирал их в ярости Моей; кровь их брызгала на ризы Мои, и Я запятнал всё одеяние Свое; и попрал Я народы во гневе Моем, и сокрушил их в ярости Моей, и вылил на землю кровь их»; «Возрадуется праведник, когда увидит отмщение; омоет стопы свои в крови нечестивого», «истребишь все народы, которые Господь, Бог твой, дает тебе; да не пощадит их глаз твой». Вот такие еврейские праведники, следующие советам бога своего! Ну, уж я не откажу себе в удовольствии процитировать ещё кое-что из Ветхого завета, чтобы окончательно (для самой себя, прежде всего) установить, что это за бог евреев, которого христиане предложили на роль бога-отца: «Теперь иди и порази Амалика (и Иерима) и истреби всё, что у него (не бери себе ничего у них, но уничтожь и предай заклятию всё, что у него); и не давай пощады ему, но предай смерти от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до осла»?! В 136 псалме Давид говорит о Вавилоне: «блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам! Блажен, кто возьмёт и разобьёт твоих младенцев о камень!». Что тут комментировать! Кровь стынет в жилах от таких пожеланий. Бог евреев всё время ставит эксперименты над теми, кого создал. Как истеричная женщина, бог всё время требует подтверждения и доказательств любви к себе. Авраам ведёт своего сына Исаака на заклание, потому что этого потребовал Бог, чтобы испытать, правда ли, что Авраам больше любит его, чем собственного сына. Кровожадность и подлость еврейского бога обсуждать не буду. Тут всё ясно. Хотя нельзя не заметить, что бог измывается над Авраамом, говоря, что Исаак у него – единственный сын. Переведём эпизод в пласт реальности. Аврааму что-то померещилось. То ли пьян был, то ли травку покурил, то ли с психикой были проблемы, вот ему и померещилось, что бог требует у него доказательств любви, что Авраам любит его больше сына. Любит до такой степени больше, что готов сына зарезать. Сюжет повторится много позже, когда высокопоставленный отец решит распять своего сына, а другими словами, свою вторую ипостась, то есть – самого себя. Ну, а повторяющаяся история, как известно, это фарс. Что это за народ такой, что готов ради своего бога приносить в жертву своих детей?! А истоки этого странного сюжета? Знаешь ли ты, что на Востоке вплоть до ХХ века был обычай, приносить в жертву гостю первенца? Отрубали первенцу голову и подносили почётному гостю на блюде. Голову Иоанна Крестителя тоже подали Саломее на блюде. А бог Карфагена Ваал, в жертву которому матери собственными руками приносили младенцев на сожжение – живьём! На трупиках своих убитых детей евреи закладывали здания и города. Например, знаменитый Иерихон. В Библии повествуется, что Ахиил Вефилянин: «На первенце своем Авираме он положил основание его и на младшем своем сыне Сегубе поставил ворота его». Двух детей, ничтоже сумняшеся, убил. Археологические раскопки это подтверждают: в руинах построек, расположенных в разных древнееврейских городах, находят скелеты замурованных детей. Были найдены они и в Иерихоне. В Книге Судей некто Иеффай заключает с Богом сделку — если тот поможет Иеффаю одержать победу над врагами, Иеффай зарежет для Бога первого, кто выйдет из ворот его собственного дома: «Что выйдет из ворот дома моего навстречу мне, будет Господу, и вознесу сие на всесожжение». Бог помог Иеффаю победить врага. Иеффай, вернувшись домой после победы, увидел, что ему навстречу бросилась любимая дочь. Увы! Надо держать слово, данное богу. Иеффаю даже не пришло в голову нарушить слово. Иеффай зарезал дочь, как овцу, во славу своего бога. И бог спокойно глядел на это зверство. Иеффай расчленил и кусками сжёг на алтаре тело дочери. Воистину, восток – дело тонкое! Уж такое тонкое, что тошнит. Иудейский бог жаден до человеческой крови, любит смотреть, как убивают младенцев, детей, девушек и юношей. Если не убивает сам, то провоцирует на убийство. Это его любимое занятие. Да бог ли он?! А может быть, существо противоположное богу? – Сатана! Ибо сатана любит смерть и мучения, ложь и насилие. И если евреям своих детей не жаль, то, что говорить о чужих! Исаака, якобы перед тем, как отец готов был вонзить в его грудь нож, в последний момент спас бог. Руку отца, готовую поразить сына, якобы остановил ангел. Наивное детское сознание скотоводческого племени любит сказки со счастливым концом. Похожий сюжет есть у эллинов в мифе об Ифигении. Ифигению, прекрасную дочь Агамемнона и Клитемнестры, должен был в Авлиде принести в жертву жрец Калхас (обрати внимание, что не собственный отец!). Агамемнон пытался спасти дочь, предупредив письмом Клитемнестру, чтобы она не верила Одиссею, приехавшему к ней затем, чтобы увезти Ифигению в Авлиду. Одиссей уверял Клитемнестру, что Ифигению просватали за Ахилла. Менелай перехватил письмо Агамемнона. Агамемнон поступает как любящий отец. Он не желает смерти дочери, он не хочет приносить дочь в жертву. Обрати внимание – вопреки предсказаниям жреца Калхаса. Сравни двух отцов: Агамемнона и Авраама. Кто из них адекватен? Ответ очевиден. В мифологии эллинов есть сексуальные крутые сюжеты, но чтобы бог домогался любви, требовал доказательств любви в виде жертвы сына или дочери от родителей – такого извращения нет! По мифу Ифигения сама согласилась быть принесённой в жертву ради грядущей победы соплеменников над Троей. То есть, в этом варианте мифа мы видим благородство девушки, пафос добровольной жертвы, высокий мотив, двигавший её поступком. Какой высокий мотив есть у Исаака, покорившегося отцу?! «Где же агнец для всесожжения?» спрашивает сын, наблюдая приготовления отца. «Бог усмотрит себе агнца для всесожжения», отвечает Авраам. Отец связывает сына. Юноша молчит. Ни звука не произносит Исаак, хотя уже всё понял. Не юноша, а овца, которой сейчас перережут горло, чтобы сделать из неё жаркое. В последний момент ангел останавливает руку Авраама, готовую поразить сына. Нашёлся и рояль в кустах – овен, запутавшийся рогами в чаще. Его-то Авраам и приносит в жертву, вместо Исаака. В последний момент Артемида подменила Ифигению – ланью. Лань была зарезана Калхасом. Кровь пролилась, ветер подул и флотилия эллинов, распустив паруса, резво помчалась к Трое. Мифологический сюжет эллинов внятен и понятен. Миф об Аврааме не внятен и не понятен. Просто мутный сюжет! Не то пророк обкурился травкой, не то алкоголик с глюками, не то фанатик, у которого крыша поехала и на место так и не встала. Если кому-то угодно считать Авраама праведником – пусть считает. А по мне Авраам просто подонок. Любовь к богу за счёт любви к человеку не последний сюжет в Библии. Ветхий завет только начинает тему. Новый завет её завершит. Евреи уверяют, что «Священное писание» им дал бог. С неба спустил? Вдохновил людей на сочинение сказок, басен и записывание истории? Да и почему непременно – бог?! А вдруг – не бог, а совсем наоборот?! Любопытная мысль! А почему она пришла мне в голову? Библейский сюжет навеял: «Ир, первенец Иудин, был неугоден пред очами Господа, и умертвил его Господь». В очередной раз иудейский бог погубил младенца. «Неугоден» этого достаточно, чтобы погубить! Евреи уверяют, что они – избранники божии, избранный народ. Значит, они избранный, они заключили с богом завет, а все остальные народы – что? В Талмуде сказано, что остальные народы – гои, почти животные. Когда один народ объявляет именем бога, что он лучше любого другого, здесь-то и начинается национализм с фашизмом. Когда Моисей убивает египтянина только за то, что тот ударил еврея, равноценно ли его деяние деянию египтянина? Разумеется, нет. Моисей убивает египтянина, и зарывает в песок. Какой вывод напрашивается? Всякий, кто обидит еврея, должен быть убит. Впрочем, убиты были и евреи, не желающие подчиняться Моисею. А какие страшные кровопролитные войны вели евреи с народами, населяющими местность, куда они пришли и намерены были поселиться! Евреи шли тучами и, как саранча, уничтожали всех и вся безжалостно и неумолимо. Так им повелел их жестокий бог, который хотел расчистить территорию для своих любимцев, для избранников. Расчищали путём зачисток. Кровь стынет в жилах, когда читаешь обо всех этих ужасах. Кровожадный бог евреев даёт указания своим избранникам: «В городах сих народов, которых Господь Бог твой дает тебе во владение, не оставляй в живых ни одной души». Так ненавидеть другие народы! Если отвлечься от идеи бога, какая сволочь эта писала, вдохновляя евреев на кровопролитные войны?! Жрец какой-нибудь ссылался на бога? Или вождь? Может Моисей и писал? Евреи вошли в земли царя Васанского и «поразили они его и сынов его и весь народ его, так что ни одного не осталось [живого], и овладели землею его». Исполнили волю своего бога! Воюя с мадианитянами, еврейские агрессоры пленных не брали - они перебили всех воинов противника, а «жён мадиамских и детей их сыны израилевы взяли в плен». Это очень не понравилось их предводителю Моисею. «И прогневался Моисей на военачальников, тысяченачальников и стоначальников, пришедших с войны, и сказал им Моисей: [для чего] вы оставили в живых всех женщин? Убейте всех детей мужеского пола, и всех женщин, познавших мужа на мужеском ложе, убейте». О, какая беспримерная кровожадность! Германским фашистам было с кого брать пример! У изувера Моисея был достойный преемник Иисус Навин: «В тот же день взял Иисус Макед, и поразил [его] мечом и царя его, и предал заклятию их и все дышащее, что находилось в нём: никого не оставил, кто бы уцелел [и избежал]; и поступил с царем Македским так же, как поступил с царем Иерихонским. И пошёл Иисус и все Израильтяне с ним из Македа к Ливне и воевал против Ливны; и предал Господь и её в руки Израиля, [и взяли её] и царя её, и истребил её Иисус мечом и всё дышащее, что находилось в ней: никого не оставил в ней, кто бы уцелел [и избежал], и поступил с царем её так же, как поступил с царем Иерихонским. Из Ливны пошёл Иисус и все Израильтяне с ним к Лахису и расположился подле него станом и воевал против него; и предал Господь Лахис в руки Израиля, и взял он его на другой день, и поразил его мечом и все дышащее, что было в нём, [и истребил его] так, как поступил с Ливною. Тогда пришёл на помощь Лахису Горам, царь Газерский; но Иисус поразил его и народ его [мечом] так, что никого у него не оставил, кто бы уцелел [и избежал]. И пошёл Иисус и все Израильтяне с ним из Лахиса к Еглону и расположились подле него станом и воевали против него; [и предал его Господь в руки Израиля,] и взяли его в тот же день и поразили его мечом, и всё дышащее, что находилось в нём в тот день, предал он заклятию, как поступил с Лахисом. И пошёл Иисус и все Израильтяне с ним из Еглона к Хеврону и воевали против него; и взяли его и поразили его мечом, и царя его, и все города его, и всё дышащее, что находилось в нём; никого не оставил, кто уцелел бы, как поступил он и с Еглоном: предал заклятию его и все дышащее, что находилось в нём. Потом обратился Иисус и весь Израиль с ним к Давиру и воевал против него; и взял его и царя его и все города его, и поразили их мечом, и предали заклятию [их и] всё дышащее, что находилось в нём: никого не осталось, кто уцелел бы; как поступил с Хевроном и царем его, так поступил с Давиром и царем его, и как поступил с Ливною и царем её. И поразил Иисус всю землю нагорную и полуденную, и низменные места и землю, лежащую у гор, и всех царей их: никого не оставил, кто уцелел бы, и все дышащее предал заклятию, как повелел Господь Бог Израилев». О, эти хвастливые, настойчивые, монотонные повторы! Всё дышащее – истребить! Фашизм, фашизм, фашизм! Почему историки говорят о германском фашизме, но молчат о еврейском?! Может потому, что германский фашизм был недавно, а еврейский – давно? И не является ли германский фашизм ответом истории на еврейский фашизм?! Бог евреев чудовищен! Или, точнее, древние евреи чудовищны в своей беспримерной жестокости. Саул победил в битве с амаликитянами. Бог евреев требует от Саула: «...теперь иди... и истреби все [не бери себе ничего у них, но уничтожь и предай заклятию все, что у него;] и не давай пощады ему, но предай смерти от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до осла». Ясно, что из младенцев могут вырасти воины и отомстить. А ослы и верблюды чем были виноваты? Какой же должен быть накал ненависти к другому народу, что ослы и верблюды, которых можно было использовать в хозяйстве, евреи тоже уничтожали, словно на бедных животных лежало клеймо принадлежности противнику другой национальности. И пророки в Ветхом завете подстать вождям, царям, жрецам и военачальникам. Шёл пророк Елисей по дороге. Встретились ему дети в какой-то деревне. Дети побежали за пророком и начали дразнить его. Когда дети бежали за Фаиной Раневской и кричали: «Муля, не нервируй меня!», помнишь, что отвечала детям великая актриса? – «Дорогие дети, идите вы в жопу!». По-моему, ничего другого террористы-дети не заслуживают, кроме, это жопы. Но пророк Елисей со мной бы не согласился: «Он оглянулся и проклял их именем Господним. И вышли две медведицы из леса и растерзали из них сорок два ребенка». Не слабо! Оправдать этого пророка может только то, что этот сюжет – полная фигня, придуманная для устрашения детей. Так и вижу воспитательницу или родительницу с поднятым указательным перстом: «Вот не будешь слушаться, выйдут из леса две медведицы…». Ребёнок и притихнет. Как поступают агрессоры, завоевавшие чужие земли, всё дышащее на ней истребившие? «Введёт тебя Господь в ту землю с большими и хорошими городами, которых ты не строил, и с домами, наполненными всяким добром, которых ты не наполнял, с виноградниками и маслинами, которых ты не сажал, и будешь есть и насыщаться», «А всю добычу городов сих и [весь] скот разграбили сыны Израилевы себе; людей же всех истребили мечом, так что истребили всех их: не оставили [из них] ни одной души». Убийцы и грабители, которых вдохновляет на страшные «подвиги» их бог. Священное писание? Что же в нём священного? Насилие? Убийства? Геноцид? Фашизм? Грабёж? Резюме: Чудовищное писание! От Ветхого завета меня тошнит. Ты сказала: «Какая тяжесть Ветхий завет!». Воистину – тяжесть. Но есть и продолжение высказывания: «Какое облегчение – Новый!». Ты как всегда права. Некоторое облегчение есть, потому что в Новом завете нет всех этих извращений и ужасов, какие есть в Ветхом на каждой странице. Хотя бы поэтому – облегчение. Однако если на фоне Ветхого завета Новый – облегчение, то, если не сравнивать, то никакого облегчения, а одни проблемы и противоречия. Как я устала от Ветхого завета! Чудовищная книга! Варварская книга! Спокойной ночи, дорогая Маринушка. ПИСЬМО XIV Доброе утро, Маринушка! Верила ли ты в то, что Христос – бог? – Ответ у тебя есть. «Бог у меня начался с 11-ти лет, да и то не Бог, Христос, после Наполеона», пишешь ты в дневнике. Поставить на одну доску Наполеона и Христа – смело. Почему бы и нет! Во всяком случае, Наполеон явно выигрывает. А выигрывает потому, что – труженик, мыслитель, полководец, государственный деятель, заложивший основы современного французского государства, Император Франции. А Христос? Вот и выясним, кто такой Христос! Ты ещё записала в дневнике: «А, может, никакого Христа и не было». Отличная мысль! Может, и не было. Может, вся эта история – гениальная придумка еврейских раввинов, придумавших новую религию (на основе старых сюжетов о воскресении) для неевреев? Может он и жил на земле. Но если он существовал, то кто он был? Кто он был – никто толком не знает. Михаил Булгаков в романе сказал, что Иешуа – бродячий философ. Я бы сказала иначе: бродячий целитель и проповедник. Звание философа Христос не заслуживает по той простой причине, что его «философия» эклектична. Ничего нового, как философ, он не сказал. Похоже, что это и есть правда о Христе. А что он бог – опять же человеческие вымыслы, и об этом мы поговорим позже. Любопытно вот что. Христос, появившись среди людей, позиционирует себя как целитель, и люди относятся к нему, как к целителю и только как к целителю. Ни один не просит дать ему счастье, золото, или власть над людьми, или любовь. Впрочем, он сам может предложить то, о чём его не просят, но чего людям не хватает: например, вина. Он на свадьбе, когда кончились алкогольные напитки, превращает воду в вино. Фокус этот, я полагаю, доступен любому продвинутому йогу. Так же, как хождение по воде. Говорят, что до 33 лет Христос был в Индии на обучении у йогов. Там научился всем удивительным фокусам и гипнозу. О том, что он был в Индии, пишет в конце XIX века журналист Нотович. Потом писал Н. Рерих, К.Р. Поттер, Эдгар Кейс, Андреас Фабер-Кайзер. Христос восемнадцать лет своей жизни, о которых умалчивают Евангелия, провел в Индии, а также был там после распятия. Всё это на основе найденных документов. Не умер он на кресте. Его сняли с креста живым. С апостолом Фомой, матерью и Марией Магдалиной, которая была ему предана, Христос бежал в Индию, где юношей провёл восемнадцать лет. Его мать не вынесла тягот пути и умерла. Сохранилась её могила. В Индии Христос долго проповедовал, исцелял людей, и умер в преклонном возрасте. В городе Сринагаре находится его могила, за которой трогательно ухаживают местные жители. Представь себе, этому я верю. Именно этому и верю. Когда мой отец был мальчиком (ещё до революции), родители взяли его с собой в цирк. Отец мне рассказывал, что был поражён тем, что увидел. Вышел факир. На арене лежал канат. Факир взмахнул рукой, и канат сам собой поднялся и встал вертикально. Вышел человек и полез по канату. Когда он достиг конца каната, то исчез. То есть, канат продолжал стоять, как змея на хвосте, а человек – исчез. Вдруг раздались крики, вопли, и неизвестно откуда, прямо из воздуха, на арену стали последовательно падать части человеческого тела. Вначале упала голова, потом руки и ноги, и так далее. Мужчины закричали, завизжали истерически женщины. Значит, все видели одно и то же. Факир опять взмахнул рукой. Все части тела соединились, и перед публикой вновь предстал человек, который поднимался по канату. Что это было, как не массовый гипноз?! И если цирковой факир владел им, то отчего же не владеть массовым гипнозом и Христу? Тем более что имел он дело с чрезвычайно податливым и доверчивым человеческим материалом. Люди, судя по всему, передавали весть друг другу о его необыкновенных способностях, и приходили к нему с просьбами уже «готовенькими» заранее веря, что он поможет. Никому даже в голову не приходит просить о чём-либо, кроме исцеления. Значит, относились к нему не как к богу, а только как к человеку, обладающему целительскими способностями. Когда Христос завладел вниманием толпы, он начинает поучать. Откуда он мог почерпнуть главные идеи? Да в той же Индии и мог! Вслушайся: буддийские монахи должны были следовать десяти правилам хорошего поведения: не убивать, не красть, не вступать в половые связи, не лгать, не употреблять алкогольные напитки, не есть твёрдой пищи после полудня, не танцевать, не украшать себя цветами, не использовать духов и мазей, не садиться на сиденья выше предписанных размеров. Слышен голос Христа: не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, не прелюбодействуй. Да, я понимаю, ты скажешь, что это заповеди Моисея. Кстати, в те далёкие времена многие простодушные современники Христа полагали, что он есть новое воплощение Моисея. Идеи носились в воздухе. Сходство идей поразительное. Кстати, ты можешь представить смеющегося Христа? Или, на худой конец, улыбающегося Христа? Он никогда не улыбается. Он не танцует! Он не украшает себя цветами. И уж конечно, не пользуется духами и мазями. У меня даже зародилось подозрение: мылся ли он когда-нибудь в бане? Евангелия об этом ничего не говорят. А ведь у римлян были превосходные бани. А вот мылись ли в этих вражеских банях евреи? Возможно, Христос практиковал тапас, научившись этому в Индии, когда он жил там юношей. Тапас это аккумулирование огромной духовной энергии. Эта аккумулированная энергия не растрачивается на внешний мир, на внешние объекты. Она может быть направлена на определённые цели, которые ставит перед собою обладатель этой накопленной энергии. Какую цель мог поставить Христос? Увлечь за собой людей! Как легко он набирает 12 учеников! Как легко ему верит толпа! Эту энергию он мог направить на излечение людей. На чары массового гипноза. На изгнание пресловутых бесов. В Индии к этому времени уже много столетий процветает брахманизм, и почти 6 веков как процветает буддизм (реформированный брахманизм) – религия чрезвычайно миролюбивая. И на индийских отшельников Христос мог насмотреться и сделать кое-какие выводы относительно переноса этой практики на иудейскую почву. Иудеи ведь не имели практики аскетизма и отшельничества. Иудеям поведение Христа и его учеников могло показаться чрезвычайно странным и подозрительным. Как себя ведёт Христос и его ученики? У них нет никакого имущества. У них нет семейной жизни. У них нет женщин. Они передвигаются с места на место, из города в город, из одного поселения в другое. Спят, где придётся. Едят и пьют, что добудут. Сравним: аскеты в Индии бродят в одиночку или группами. Иисус вначале бродит один. Потом набирает группу учеников. Аскеты в Индии не имели постоянной крыши над головой. У Христа и его учеников нет постоянного жилища. То есть, есть дом родителей Христа, где он мог бы жить. Но он там не живёт. Его ученики оставили свои дома. У индийских аскетов нет никакой собственности, кроме чаши для подаяний, одежды и посоха. У Христа и его учеников мы наблюдаем точно такую же непривязанность не только к дому и семье, но и к вещам. То, к чему за многие века привыкли в Индии (в 8 веке до н. э. индийский философ Шанкара основал первые монастырские ордена), было необычным для Палестины. Если для некоторых людей само существование Христа под знаком вопроса, то тем более под знаком вопроса стоит его божественность. Стоит вспомнить, а верующие либо об этом не знают, или не хотят знать, что в первых трёх Евангелиях нет идеи божественности Христа. Казалось бы, в древнейшем из четырёх Евангелий – Евангелии от Марка (Марк – ученик Петра) – должно быть что-то упомянуто о божественной природе Христа. Но там ничего об этом не сказано. Зато устами Христа сказано следующее: «Слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею». Он что, призывает любить себя, любимого? Во всех Евангелиях Христос сам себя называет Сыном Человеческим. Человеческим сыном, а не Божиим. Ни о какой троице Христос не говорит. Он говорит о едином боге Израиля, которому поклонялись многие поколения евреев до него. Четвёртое Евангелие от Иоанна наименее исторично, как полагают учёные. Предполагают, что это труд александрийского учёного еврея, начитанного в греческой философии. Именно в этом Евангелии Иисус предстаёт в виде богочеловека, и назван Логосом. Но это ведь не значит, что все неправы, а один только Иоанн – прав. С психикой Иоанна, по-моему, вообще были проблемы. Там, на Патмосе проблемы явно усугубились. Ты предположила, что Иоанн был или женщиной, или возлюбленным Христа. Последнее хорошая мысль! Вряд ли Иоанн был женщиной, переодетой мужчиной. В те времена разоблачение женщины-трансвестита было бы чревато очень неприятными для неё последствиями. Итак, Христос учил евреев вере в ЕДИНОГО ЕВРЕЙСКОГО БОГА, но Павел с апостолом Иоанном, являвшимся платоником, ввели Троицу, о которой в Евангелиях нет, ни слова. В IV веке Арий, епископ Александрийский, как известно, выступил против этого учения и яростно сопротивлялся ему, заявляя, что Иисус был творением Бога и поэтому не мог сравниться с Творцом. Арий был осужден Никейским собором, созванным в 325 году императором Константином. Ариане были объявлены еретиками. На этом соборе Божественность Иисуса была официально объявлена отцами церкви. Другими словами, Христос был назначен епископами – богом. Назначен! Как генеральный секретарь парторганизации. Поневоле вспомнишь изречение Л. Фейербаха: «Не бог создал человека, а человек создал бога по своему образу и подобию». Кстати, знаешь, как в 325 году на Никейском соборе были выбраны четыре Евангелия, составляющие Новый завет? Дело в том, что существует ещё около тридцати других евангелий, не канонизированных христианской церковью. Это апокрифы. Когда в Никее на Вселенском соборе епископы, выдирая клоки волос из бород, и мутузя друг друга кулаками, так и не смогли придти к единому мнению, какие евангелия сделать каноническими, кому-то пришла в голову мысль: пусть выберет бог. На ночь все евангелия сложили под стол, и решили, что те евангелия, что окажутся утром на столе, и будут каноническими. Их выбрал бог. Как жаль, что в те времена не было видеокамер слежения! Если бы видеокамеры были, утром можно было бы просмотреть интереснейшую видеозапись, как глубокой ночью один из епископов открывает ключом дверь, подходит к столу, и быстренько кладёт на него заранее выбранные заговорщиками-епископами четыре отформатированных евангелия: от Матфея, от Марка, от Луки, и от Иоанна. И удаляется. Утром епископы приходят, а на столе четыре евангелия. Бог выбрал! Остальные евангелия после этого забраковали, и судьба многих из них была незавидна. Один только бог знает, если он существует, сколько раз переписывались в угоду церкви эти самые отформатированные канонизированные евангелия. Некоторые апокрифы были сожжены. Наверное, в них-то и было самое интересное про Христа или про его учение. Но нам никогда не узнать. Среди отвергнутых церковниками апокрифов есть любопытнейшие. Например, Евангелие от Фомы. В пункте 15 Фома утверждает, что Христос сказал ему: «Если вы поститесь, вы зародили в себе грех, и, если вы молитесь, вы будете осуждены, и, если вы подаёте милостыню, вы причините зло вашему духу». Христианская церковь придумала кучу постов, молитв, и требует, чтобы нищим подавали милостыню. Как это всё расходится с тем, что пишет Фома. В пункте 32 Фома говорит: «Если вы не поститесь от мира, вы не найдёте царствия». Это высказывание противоречит вышеприведённому. Вот так всё и запутано, что концов и правды не найти. Что же Христос говорил на самом деле? Или он специально запутывал следы? Зачем? Или ученики всё переврали? Или переврали те, кто записывал за учениками? Евангелие от Фомы содержит более жёсткие высказывания Христа, нежели канонические. Вот, к примеру, пункт 60 о «любви» к родственникам: «Тот, кто не возненавидел своего отца и мать свою, не сможет быть моим учеником, и тот, кто не возненавидел своих братьев и своих сестёр и не понёс свой крест, как я, не станет достойным меня». Эту же мысль он повторит в пункте 105. Наверное, для того, чтобы врезалась в память покрепче. Христос певец ненависти к родным! А церковь утверждает, что бог есть любовь. Где бог и где любовь? Христос у Фомы говорит: «Может быть, люди думают, что я пришёл бросить мир в мир, и они не знают, что я пришёл бросить на землю разделения, огонь, меч, войну». Кстати, так и случилось. На протяжении двадцати веков люди вели войны, убивали друг друга и мучили страшными пытками . И, наконец, то, о чём я размышляла и прежде, читая евангелия, подтверждается у Фомы: «Симон Пётр сказал им: Пусть Мария уйдёт от нас, ибо женщины недостойны жизни. Христос сказал: Смотрите, я направляю её, дабы сделать её мужчиной, чтобы она тоже стала духом живым подобно вам, мужчинам. Ибо всякая женщина, которая станет мужчиной, войдёт в царствие небесное». Как тебе это нравится: «Женщины недостойны жизни»? Женщины, выходит, не обладают духом живым! Симон Пётр выражает мнение всех учеников. А ведь у всех у них были бабушки, тётки, матери, жёны и сёстры, дочери. Мария Магдалина пользовалась особым расположением Христа, и ту потребовали удалить из их сообщества. Значит, женщины не достойны, войти в царствие небесное? И надо женщину сделать мужчиной, чтобы она туда вошла. Интересно, каким способом Христос из Марии Магдалины делал мужчину? Значит, по мнению Христа, женщина не обладает живым духом? Так что же такое женщина в их глазах? – А, это ведь древние евреи, и для них женщина что-то вроде домашней скотины. Отношение христиан к женщинам, прямо скажем, дискриминационное. Посуди сама, вот как отзываются отцы церкви о женщинах. Тертуллиан: «Вы врата дьявола, вы открыватели запретного древа, первые нарушители божественного закона. Вы совратили того, на кого не осмеливался напасть сам дьявол. Вы разрушили образ Божий – человека». Климент Александрийский: «Становится стыдно при размышлении о том, какова природа женщины». Григорий Чудотворец: «Один человек на тысячи может быть чистым; женщина – никогда». Святой Бернард: «Женщина это орган дьявола». Святой Антоний: «Её голос – это шипенье змеи». Святой Киприан: «Женщина это инструмент, который дьявол использует, чтобы завладеть нашими душами» Святой Бонавентура: «Женщина это скорпион». Святой Иероним: «Женщина – врата дьявола, путь порока». Иоанн Дамаскин: «Женщина это дочь лжи, страж ада, враг мира». Иоанн Хризостом: «Из всех диких зверей самое опасное – это женщина». Григорий Великий: «Женщины обладают ядом кобры и злобой дракона». А каким ядом, и какой злобой обладают отцы церкви?! Вывод: эти почтенные люди были рождены дьявольскими отродьями, змеями, драконами, дикими животными, скорпионами. Вывод из вывода: это не почтенные люди, а отпрыски дьявольских отродий, насекомых и животных. Вывод из вывода вывода: эти почтенные люди, отпрыски дьявольских отродий – геи! Возможно, латентные. Возможно, открытые. Чему хорошему могли научить людей эти женоненавистники?! Вопрос о том, люди ли женщины, поднят в истории христианской теологии впервые на Маконском соборе в 585 году. В своей Historia francorum (История франков) – книга VIII, глава 20 – Григорий Турский пишет, что на Маконском соборе 585 года один из епископов начал дискуссию о том, можно ли применить слово homo и к женщинам, не означает ли homo только мужчину? Ему доказали, что можно, и спор прекратился. Но дискуссия по истории решения этого вопроса на Маконском соборе продолжается и поныне. Современные церковники пытаются перевести вопрос о женщине на Маконском соборе в филологическую плоскость. По всей вероятности, они чувствуют некоторое неудобство при обсуждении этого вопроса. Но если мы обратимся к высказываниям о женщине средневековых богословов, то увидим, что филология здесь только частность. Всё гораздо глубже и серьёзнее, если учесть болезненную тяжесть высказываний отцов церкви о женщине. Вернёмся к Христу, назначенному епископами богом. Иисус Христос не одинок в истории религий. Христианские епископы не хотели отставать от ненавистных для них язычников. В последние века до н. э. возник эллинистический митраизм религия с культом бога Митры. Более других групп населения Римской империи бога Митру почитали римские легионеры потому, что он, якобы, помогал побеждать врагов. Кроме того, Митра провозглашал равенство верующих в него, и сулил блаженную жизнь после смерти. Родился Митра от непорочной девы 25 декабря в пещере. У него было двенадцать учеников, и он был Мессией, ожидаемым своим народом. Митра был убит, взяв на себя грехи своих последователей, воскрес и ему поклонялись как воплощению Бога. Его последователи проповедовали суровую и строгую нравственность. У них было семь святых таинств. Наиболее важные из них - крещение, конфирмация и евхаристия (причастие), когда причащающиеся вкушали божественную природу Митры в виде хлеба и вина. Приверженцы Митры установили центральное место поклонения в точности в том месте, где Ватикан воздвиг свою церковь. Кроме Митры нам известен бог Адонис бог плодородия в древне финикийской мифологии (соответствует вавилонскому Таммузу). Верили, что он родился 25 декабря. Он был убит и погребён, но боги подземного мира (Аида), где он провёл 3 дня, позволили ему воскреснуть. Он был спасителем сирийцев. В Ветхом Завете упоминается о плаче женщин над его идолом. Есть ещё бог Дионис, бог плодородия, виноградарства и виноделия в эллинской мифологии. Семела зачала его от Зевса без сексуального контакта. Дионис тоже был объявлен спасителем человечества. Он умер, но воскрес. Наконец, бог Озирис у египтян. Он тоже родился от девственницы. И у него было двенадцать учеников. Один из учеников, Тифон, предал учителя. Озирис был убит, но воскрес. Кришна тоже рождён девственницей Деваки без сношения с мужчиной; он был единственным рождённым сыном Высочайшего Вишну. О его рождении возвестил хор ангелов. Будучи царского происхождения, он появился на свет в пещере. Совершил множество чудесных исцелений. Отдал свою жизнь ради людей. В момент его смерти в полдень солнце померкло. Кришна спустился в ад, но потом воскрес и вознёсся на небеса. Последователи индуизма верят, что он снова вернётся на землю и будет судить умерших в день Последнего суда. Он - воплощение божества, третье лицо индуистской Троицы. И закончим Заратустрой. Нечего и говорить, что рождён непорочной девой, спас человечество, оставил учение, умер, воскрес и стал богом. Все эти боги были 1) рождены примерно 25 декабря; 2) появились на свет от матери-девственницы в пещере или другом скрытом месте; 3) вели аскетическую жизнь ради человечества; 4) назывались спасителями, освободителями, мессиями и т. д; 5) сначала были побеждены (погибали), но впоследствии возносились на небо. В случаях Митры и Осириса это сходство особенно поразительно; 6) основывали сообщества святых и церкви, в которых подвергались инициации их ученики; 7) евхаристические праздники организуются в их честь их последователями. Какие тут могут быть комментарии? Всё это давным-давно известно. Но, к сожалению, известно давным-давно, но далеко не всем. А попробуй, расскажи об этом кому-нибудь из верующих (я пробовала рассказывать), сразу же в ответ – глухое и враждебное молчание, оловянный отсутствующий взгляд и отныне ты этому христианину – враг, и напрасно рассчитывать на христианскую любовь. Не дождёшься! Почему из всех вышеперечисленных богов так повезло задержаться в сознании людей именно Христу? Всякий верующий в него скажет примерно следующее: учение Христа всесильно, потому что оно верно. Эта глупая и бездоказательная формулировка взята мною из работы Ленина под названием «Три источника и три составных части марксизма». Ленин пишет: «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно». А верность учения, знаешь, в чём заключается? «Гениальность Маркса состоит в том, что он сумел раньше всех сделать отсюда и провести последовательно тот вывод, которому учит всемирная история. Этот вывод есть учение о классовой борьбе». Чудовищный вывод, который оправдывает революцию и гражданскую войну. Маркс мог бы воскликнуть, как его давний соплеменник: «Не мир я вам принёс!». Как всё в истории перекликается! Так почему из всех вышеперечисленных богов так повезло задержаться в сознании людей именно Христу? Ясно, что ответ христиан нас не удовлетворит. Причина, я думаю, не в самом учении, а в том, что римские императоры были заинтересованы в единой вере, которая укрепила бы государство на идеологическом уровне. А что выбор пал на христианство, так дело в везении и удаче. Итак, 27 февраля 380 года восточноримский император Феодосий I Великий, в присутствии западноримского императора Валентиниана II и его сводного брата, соправителя Грациана, подписал в Салониках эдикт о вере, провозгласивший христианство государственной религией и запретивший отправление языческих обрядов. Обрати внимание, что христианство навязывается как единая религия сверху, совершенно не сообразуясь с чувствами людей, верящих во что-то иное, или не верящих вовсе ни во что. Эдикт под названием Cunctos populos не только обеспечил христианству особый статус, но и открыл дорогу гонениям на еретиков, иноверцев, атеистов. Император Феодосий повелел всем народам, находящимся под его властью, исповедовать веру по Никейскому символу, принятому на I Вселенском соборе 325 года. А теперь прочтём кусочек из эдикта: «Последователям этого вероучения, мы повелеваем именоваться православными христианами, остальных же мы считаем душевнобольными и безумными, присуждаем их нести бесславие еретического учения, собраниям же их не приписываем имени церквей. Кроме приговора божественного правосудия, они должны будут понести строгие наказания, каким заблагорассудит подвергнуть их наша власть, руководимая небесной мудростью». Как только эдикт вступил в силу, культовые обряды иноверцев стали приравнивать к государственной измене. Языческие храмы и святилища безжалостно уничтожались. Вся великая античная культура стала планомерно уничтожаться. Марина, когда я думаю, что никогда не прочту всех трагедий Эсхила, Софокла, Еврипида, всех комедий Аристофана и Менандра, всех стихотворений Сафо и Алкея, Анакреонта и Тиртея и. т. д., я начинаю ненавидеть христианство так, что щемит в груди. Марина, когда я думаю о том, что никогда в жизни (хотя бы на фотографиях или видео) не увижу прекрасных, разрушенных христианами, языческих храмов, никогда не увижу мозаик и фресок, фонтанов и скульптур, барельефов и горельефов, меня охватывает такая скорбь! Погубить такую художественную культуру! Только за одно это будь проклято христианство, во веки веков! Аминь! Постепенно христианство расползлось по земному шару и заразило значительное количество народов. Думаю, успех христианство в том, а я об этом уже говорила, что во всех остальных мифологических сюжетах люди, происшедшие от богов и девственниц, жили, умирали и воскресали, но почти ничего не обещали другим людям. Разве только митраизм обещал загробное блаженство. Христианство по Павлу пообещало людям личное бессмертие: «Ибо знаем, что когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворённый, вечный» пишет Павел во втором послании к коринфянам. Этим и объясняется популярность христианства и быстрое распространение среди народов. Павел говорит в первом послании к коринфянам: «Если нет воскресения мёртвых, то и Христос не воскрес; и если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера наша». Как ловко этот наглый раввин, как назвал Павла Ницше, ставит на первое место в вышеприведённом высказывании мысль о всеобщем воскресении мёртвых и логически выводит из первой части – вторую «то и Христос не воскрес». Насколько я помню, в богословских сочинениях позднего времени никто не повторил эту мысль в её оригинальном виде. Напротив, богословы делают акцент на том, что раз Христос воскрес, то и все люди после смерти воскреснут. Именно учение о воскресении мёртвых делает Павел краеугольным камнем своего христианства. Павел прельщает и обольщает людей возможностью вечной жизни в новом духовном теле в каких-то иных мирах: «последний же враг истребится – смерть». Именно на это обещание повёлся человек, ибо всегда, во все времена самым страшным бедствием для него была смерть, и единственной страстнейшей жаждой была жажда личного бессмертия. Другими словами, эта идея Павла была ответом на человеческую потребность, порождённую страхом смерти. Но идея бессмертия обесценила земную жизнь, обесценила мир. И в самом деле, что в этом мире может теперь привлечь взор христианина, если ему обещано Царство Небесное, вечное блаженство? Тем более что этот мир полон несправедливости, пороков, преступлений, нищеты, болезней. С каким злорадством, с каким мстительным чувством удовлетворения говорит нищий бродяга, нищий проповедник, сын плотника Христос ученикам: «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Небесное». Это ведь означает, что богатому человеку, по мнению Христа, никогда не быть в раю. Это означает, что место богатого человека в загробном мире – в аду. Какая ненависть к преуспевающим и удачливым людям! Христос льёт бальзам на душу раба, нищего, бедняка, бомжа, неудачника. Вот отсюда и растёт идея марксовой «классовой борьбы». Несомненно, что Христос был незауряден. Много написано в евангелиях о его целительских способностях. А потом ещё большие способности ему приписали верующие люди, вроде той, что несколькими хлебами он накормил пять тысяч голодных людей, или превратил на свадьбе воду в вино, или воскресил дочь Иаира. Кстати, о воскрешениях. Христос «воскрешает» несколько человек. Я беру слово «воскрешает» в кавычки, потому что всякий раз, когда к Христу обращаются с просьбой о воскрешении, он отвечает: «не умерла девица, но спит». О якобы умершем Лазаре Иисус говорит: «Лазарь, друг наш, уснул, но я иду разбудить его». Уж, наверное, Христос лучше других знал, умерли эти люди или спят. Летаргический сон в древности часто принимали за смерть. Простодушные свидетели этих деяний Христа принимали за «воскрешение» их пробуждение ото сна. А как разбудить он, по всей вероятности, знал. Как случилось, что чуть ли не полмира легло под христианство?! Как эпидемия чумы, христианство распространилось по миру! Впрочем, как случилось? Я уже ответила насильственным путём! Силовым решением правителя, кем бы он ни был, Константином ли, Владимиром ли. Разумеется, не потому, что «это учение истинно, потому что оно – верно», или наоборот. Разные соображения владели правителями. Иногда забавные соображения, как на Руси, когда Владимир выбирал между разными религиями, и выбрал ту, где не возбраняется выпить. Вообще, понятно, что для правителей всех мастей и всех времён религия есть средство держать народ под контролем. Христианство идеально для этого подходит. С лёгкой руки Павла, не бывшего учеником Христа, никогда не видевшего Христа, понеслось же, что всякая власть – от бога, что женщина – низшее существо и должна бояться своего мужа, и. т. д. Этот самозваный апостол Павел много наговорил отсебятины. Всех учеников Христа энергично оттеснил локтями. По-моему, большой был мошенник и честолюбец. Не думаю, чтобы настоящие ученики Христа были довольны его бурной деятельностью. А между тем, сам Христос вовсе не планировал распространять своё учение на все народы. Он пришёл только к евреям и для евреев. Когда женщина иной национальности (хананеянка у Матфея, сирофиникиянка у Марка) обратилась к нему за помощью, ибо дочь её жестоко бесновалась, что он ответил? Он ей ответил: «Я послан только к погибшим овцам дома Израилева», и продолжал: «нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам». На что женщина возразила: «но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их». Женщина во имя здоровья дочери смиренно приняла оскорбление, за что Христос исцелил её дочь, в порядке исключения. Его учение – хлеб. Дети – евреи. А все остальные народы – псы. Кстати, ещё об одной метафоре. Христос говорит ученикам: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями». Кто же эти псы и свиньи? Да все и есть, кто не евреи, а язычники, атеисты и другие народы, верующие в других богов. Вот и вся любовь к ближнему! Для Христа ближний – еврей! А уж кто, как не Павел дальше распространил его идеи на другие народы. Как бы ни изворачивались богословы, интерпретируя по-своему его фразы, здесь ни убавить, ни прибавить – Христос пришёл только к евреям. Это уже потом апостол Павел взял шире и стал кормить крохами со стола детей – псов и свиней, т. е. другие народы. А задумывался кто-нибудь, почему Христос призывает возлюбить не только ближнего своего, но и врага? А кто в то время враг еврею? – Правильно! Римлянин! Вот римлянина-то врага! и призывает возлюбить Христос. Не послушались Христа евреи и во второй половине I-го века крепко поплатились за ненависть к врагам – разрушением Иерусалима. Предупреждал же Христос! – Не послушали! Меня умиляет поведение римлян. Нет, не за то, что они жестоко подавили восстание евреев. Я о другом. Римляне не казнят разбойников и Христа по своему разумению. Нет, они, видите ли, оккупанты проклятые, народ еврейский спрашивают, кого отпустить из этих троих? Устный референдум устроили! Либералы! А надо было, не спрашивая еврейскую толпу, решить проблему спокойно, жёстко и кардинально. Надо было вынести приговор и немедленно привести его в исполнение, не привлекая внимание толпы. И похоронить, чтобы никто не знал – где. И до сего дня никто не узнал бы, что был какой-то там Христос и чему-то там учил. Но если бы римляне вникли, что Христос выступает на их стороне, призывая их любить, то они бы его не тронули и не создали бы условий, при которых этот бродяга стал божеством. Был ещё вариант: отпустить Христа на все четыре стороны. Мало ли проповедников бродит по городам и весям! Римляне, распиная Христа, подписали себе смертный приговор. Христианство потихоньку расползалось по Римской империи, как самая страшная зараза, и, наконец, подточило самые её основы. И Великая Империя рухнула. Чума, холера, чёрная оспа отдыхают. Ни одна эпидемия не приносила такой страшной беды людям, как христианство! Прекрасный языческий мир, его великая культура, был сожран христианством заживо! Вернёмся к Христу. Отказ Христа вылечить нееврейского ребёнка, не даёт мне покоя. Его просит отчаявшаяся мать о помощи, а он стоит и разбирается, какой она национальности. Ах, не та национальность! Не помогу! И стоит перед несчастной матерью, рассуждает о детях (своих) и псах (чужих), оскорбляя женщину, ибо кто же она, как не псица по его терминологии и, наконец, снисходит, ибо женщина не возражает на его рассуждения, не оскорбляется, а молит. В этом эпизоде я Христа ненавижу! И никакой он не бог! Христиане часто повторяют: Бог есть любовь! Хороша любовь! Любовь только к своим, к евреям! Бог не мог бы так сказать или поступить. И как у священников язык поворачивается что-то там говорить о любви Христа к людям?! Любовь к евреям – да! А ведь в Талмуде записано, что только евреи – люди, а остальные псы, свиньи, скотина. И отношение к псам должно быть соответствующее. Вот, как например, у Христа. А можем ли мы вообразить целителя, врача, который, прежде чем помочь человеку, выясняет, какой он национальности и, если национальность не та, то и помощи не будет?! Чудовищно! Христос в Евангелиях противоречив донельзя. Призывает любить ближнего и даже врага, а потом объявляет, что принёс не мир, но меч, что разделит отца и сына, мать и дочь, невестку со свекровью. И далее высказывания Христа: «И враги человеку – домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня». И далее, чтобы закрепить в сознании учеников эту чудовищную идею, Христос подкрепляет её наглядно. «Когда же он ещё говорил народу, Матерь и братья его стояли вне дома, желая говорить с ним. И некто сказал ему: вот Матерь твоя и братья твои стоят вне, желая говорить с тобою. Он же сказал в ответ говорящему: кто Матерь моя? И кто братья мои? И указав рукою своею на учеников своих, сказал: вот матерь моя и братья мои, ибо кто будет исполнять волю Отца моего небесного, тот мне брат, и сестра, и матерь». Взял, тут же и отрекся от матери и братьев, и заменил любящую семью на любимых учеников. Да разве не так поступают все сектанты во все времена? Христос начал этот процесс. Христос – разрушитель. Он и сам в этом признался, когда сказал, что принёс не мир, но меч. Он, прежде всего, разрушитель нормальных человеческих связей и чувств. Вот он переходит из одного города в другой, из одного селения в другое, по пути исцеляя евреев, наставляя их, и нигде нет свидетельства, что он думает о родных, что он скучает по матери и братьям, что он хочет их видеть. Он не заходит в родной дом. Родные сами приходят к нему, и получают отпор. Они разве это заслужили? Разве они не исполняли законы, данные евреям Моисеем? Матерь-то его, чем перед ним провинилась, что он её и допускать до себя не хочет?! Ученики заменили ему семью и любовь родных. Ну, как они ему за его любовь и отречение от родных отплатят, мы знаем. – Предательством! А мать никогда бы не предала. А братья? А насчёт братьев спроси у Иосифа из Ветхого завета, проданного братьями в рабство. Жестокость Христа поражает. Один из учеников просит Христа позволить ему уйти, чтобы похоронить отца. Что же отвечает ему проповедник: «Иди за мною, и предоставь мёртвым хоронить своих мертвецов». Что за логика? Когда это мёртвые погребали мертвых? Всегда, во все времена, у всех народов считалось святым делом похоронить умершего человека. Какой смысл в этой жестокости Христа? Что, от него убыло бы, если бы он отпустил ученика похоронить отца? Врага любите, ближнего любите, говорит Христос, а кто этому ученику ближе, чем его отец? Наплевать на мертвеца! «Иди за мной!». Это, какое самомнение нужно иметь?! Какую ответственность на себя взять?! За этот поступок Христос вполне заслуживает, чтобы и его не похоронили после смерти. Сам же сказал: «во всём, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки». Жестокость Христа бессмысленна. Вспомни эпизод со смоковницей. Выйдя из Вифании, Христос взалкал, то есть, захотел поесть. Увидел смоковницу, и, подойдя, не нашёл плодов, а одни только листья. Марк пишет, что не пришло ещё время собирания смокв. Рано было ещё для плодов. Они ещё не созрели. И что же?! «И Христос сказал: отныне да не вкушает никто от тебя плода вовек!». Проклял смоковницу! А утром, когда Христос проходил мимо дерева с учениками, увидели, что смоковница засохла до корня. Если Христос бог, то мог бы приказать смоковнице немедленно плодоносить, хотя и не время было для плодов. Превратил же он на свадьбе воду в вино. А со смоковницей – облом. За что пострадало безвинное дерево? Здесь Христос предстаёт полным самодуром. Что-то в этом мужском сообществе есть неладное. Христос ведь оторвал всех своих учеников от их занятий и семей. Разрушил их судьбы, и судьбы их родных. Увидел в лодке троих рыбаков: двух братьев и их отца, и велит братьям идти за ним «И они тотчас, оставив лодку и отца своего, последовали за Ним». Бедный отец! На кого он должен надеяться, на кого опереться в приближающейся старости?! Христос пришёл, соблазнил и увёл сыновей. Украл! Мне кажется, что без гипноза здесь не обошлось. А ведь у всех его учеников были отцы и матери, дети и жёны, сестры и братья. Почему они с такой бездумной лёгкостью всё и всех бросают?! Откуда эта лёгкость отречения от всего, что составляет для человечества, по сей день, смысл и цель жизни? Дети и жёны учеников лишились материальной поддержки глав семей. Вот было бы любопытно проследить, как сложились их судьбы, после того, как мужья и отцы бросили их на произвол судьбы. Но Евангелия об этом молчат. Что-то во всём этом есть неладное и противоестественное, потому что от века нет ничего естественнее – любить своих родных, заботиться о них и стараться не причинять им боли. А Христос настаивает: «и отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на небесах». Конечно, проще объявить домашних врагами, бросить их, подбить людей поступить со своими родными так же, уйти с чужими. А они его предадут, как он родных предал! Всё логично, всё закономерно. И мне эта логика нравится. Он предал, и его предадут. Это логика жизни, логика судьбы. Он, по Евангелиям, предателей – простит. Плюнь в глаза, скажет: Божья роса! Так что же Данте объявляет самым страшным грехом предательство? Предательство надо, по-христиански, простить. И почему бы это Пётр прощён Христом, а Иуда – нет? Логично было бы и Иуду простить. У Христа это называется – душу спасать?! Да это называется – душу не только свою, но души родных взять, и погубить ни за грош! Отравить навеки предательством! Есть во всём этом что-то неладное! Двенадцать здоровых молодых мужиков, бросив свои семьи и занятия, бродят за своим предводителем, глядят ему в рот, слушают его басни, на хлеб себе не зарабатывают, а предводитель Христос говорит иногда странные вещи. Подошли к нему фарисеи и спросили, почему его ученики не постятся, в то время как все остальные – постятся? И вот что Христос отвечает: «могут ли поститься сыны чертога брачного, когда с ними жених? Доколе с ними жених не могут поститься, но придут дни, когда отнимается у них жених, и тогда будут поститься в те дни». Вот они – истоки постов! Одним – поститься, а нам – не надо, ибо мы – избранные, особенные. И что меня изумляет в этой риторике жених у двенадцати молодых мужчин?! Я понимаю, что есть образность речи. Я понимаю, что фарисеям нужно растолковать, что и зачем, в доступной для них форме. Да неужели у Христа не нашлось более адекватного образа?! Образ жениха у мужчин более чем двусмысленный образ. И если принять во внимание их образ жизни – без женщин, то, что можно подумать? Вот именно это я и думаю, и не потом у, что я – испорчена, а потому, что именно так написано. Кстати, именно с этим сюжетом Евангелия связан один забавный эпизод моей жизни. Помнишь, ты написала наставления детям? Там есть один дельный совет: если кто-то упал в лужу, падай рядом с ним. Вот так я однажды «упала в лужу», рядом с очень любимым человеком, который внезапно стал католиком. Я стала ходить вместе с этим человеком на богослужения в католический храм в Москве. Я стала посещать после богослужений нечто вроде кружка, который вели католические монахини (не русские). На заседаниях этого кружка слушатели интерпретировали кусочки из Евангелий. Однажды и меня попросили проинтерпретировать. Пожалуйста! Я выбрала этого самого «жениха» и провела тщательный филологический анализ. Кое-кто из верующих слушателей не вынес, и вылетел из комнаты. У моего любимого человека было такое выражение лица, будто он хлебнул уксусной эссенции. Самыми стойкими оказались монахини. Выучка! Они, молча, выслушали меня, и, когда я закончила, радостно обратились к аудитории: А теперь, возлюбленные сёстры и братья, помолимся! Прочтём десять рез «Отче наш». И прочли десять раз. Моего любимого человека они попросили никогда больше не приводить меня на заседания их кружка. Есть и ещё эпизоды, наталкивающие на размышления. Христос, утрудившись от пути, сел у колодца. В это время пришла женщина из Самарии за водой: «Иисус говорит ей: дай мне пить. Ибо ученики его отлучились в город купить пищи». Интересно, откуда у них были деньги? Наклянчили, наверное. Ну, во-первых, Христос ведёт себя, как барин. Мог бы сам встать, взять у женщины сосуд и зачерпнуть воды из колодца. Во-вторых, между ними завязывается разговор, в котором Христос использует тему живой воды, начинает пропагандировать свои взгляды. Но далее пассаж замечательный! Пока Христос разговаривал с женщиной, «пришли ученики его, и удивились, что он разговаривал с женщиною». Они чему, собственно говоря, удивились? Или мужчине с женщиной разговаривать не о чем? Или, быть может, женщина, как существо в их глазах низшее и подчинённое, не должна разговаривать с их Учителем? Или Учитель не должен снисходить до разговора с нею? Или в их среде вообще не было принято общение с женщинами? Дальше ещё интереснее. Последняя вечеря. Христос омыл своим ученикам ноги, и объявил, что один из них предаст его. «Один же из учеников его, которого любил Иисус, возлежал у груди Иисуса. Ему Симон Пётр сделал знак, чтобы спросил, кто это, о ком говорит. Он, припав к груди Иисуса, сказал ему». Любимый ученик? Разве не все они были одинаково им любимы? Или один был всех любимее? Вот потому и «возлежал у груди», «припал к груди» Иисуса. Это уже эротика какая-то! Женщине больше пристало бы лежать у груди и припадать к груди мужчины. Но когда мужик возлежит у груди мужика, мужик к мужику припадает, что я должна думать? Вот то я и подумала. Христос непомерно льстит своим ученикам: «Вы – соль земли», «Вы – свет мира». Обещает научить их исцелению людей. Исцелять людей в те времена при полном отсутствии медицинской помощи, дело благое, но почему за науку надо было заплатить столь высокую цену? А может, он был всё-таки гипнотизёр? Как это понять: проходящий мимо человек, говорит: иди за мной! – и они идут, как бараны за козлом!? Ведь они даже сначала не знают – кто он? Нет, без гипноза здесь не обошлось. И людей лечил при помощи гипноза, как Кашпировский, только эффективнее, ибо способности мощнее. И преображение его на Фаворской горе не обошлось без гипноза. И хождение по воде яко посуху. И кормление пяти тысяч человек несколькими рыбами и хлебами. Талантливый был человек! Чрезвычайно талантливый! Итак, Христос – разрушитель. Разрушитель не только естественных человеческих и семейных связей, но и еврейских религиозных и культурных традиций. И это на фоне его высказывания, что он пришёл – исполнять закон. Еврейский закон. Нет ничего удивительного в том, что фарисеи решили его заказать и замочить. Мало того, что Христос отрывает людей от их семей и ремесла, он подбивает учеников не работать, не зарабатывать себе на хлеб. Он и сам не работает, подавая пример: «не заботьтесь и не говорите: что нам есть? Или что пить? Или во что одеться? Потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец наш Небесный знает, что вы имеете нужду в этом». Словом, гуляйте, ничего не делая, и бог сам пошлёт вам необходимое. «Не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своём». И в качестве примера Христос указывает на природу, дескать, лилии не ткут и не прядут, а выглядят замечательно; птички не сеют и не жнут, а сыты. Страшный человек был этот Христос! Учеников Христос подбивает на воровство. Велит им взять чужого осла. Они идут, и отвязывают его. Крадут. Так что въезжал Христос в Иерусалим на краденом осле. Посему возникает вопрос, исполнял ли он и его ученики заповедь: не укради? Христос – разрушитель? Да! Но он и создатель. Что он создал, кроме противоречивого учения, в котором призыв «возлюби ближнего своего», «чти отца и матерь твою» соседствует с призывом никого не называть отцом на земле, пренебрегать матерью и братьями, называть домашних врагами? Он создатель сообщества молодых мужчин, которые не пашут и не жнут, но едят, обходятся без общества женщин, предводитель именует себя их женихом, бродят места на место. Это религиозная секта, прообраз будущего христианского монастыря врага природы и врага жизни. Прав Розанов, когда говорит, что Христос никогда не смеялся. Что – не смеялся, когда он никогда и не улыбался! Смех, радость, наслаждение – преступление у христиан. Выхолостить весь мир – вот их идеал. Розанов пишет: «Церковь позволяет священникам жениться, но на ком-нибудь и сейчас, без выбора и влюбления, то есть всё так обставлено в их женитьбе, что жених может или должен быть влюблён в невесту не менее, чем офицер в солдата. Отношения офицера и солдата сохраняются, а любви нет; отношения мужа и жены сохраняются в христианстве, но любовь, из которой, казалось бы, и рождается брак, пройдена гробовым в нём молчанием». Христос противопоставлен миру, и человек стоит перед выбором: либо мир, либо Христос. Христос отрицает мир и все его ценности: брак, семью, любовь, родственные отношения. Христос требует отречения от мира. Знаешь, кого он мне напоминает? Крысолова! Да, того самого, флейтиста из Гаммельна, уведшего детей в реку. Вождь гробов, сказал о Христе Розанов. Ты, вспоминая своё детство, пишешь в очерке «Чёрт» о посещении дома священниками: «Эти воскресные службы для меня были – вой. «Священники пришли» звучало совершенно как «покойники». Барыня, покойники пришли, прикажете принять? Посредине чёрный гроб, И гласит протяжно поп: Буди взят моги-илой! Вот этот-то чёрный гроб стоял у меня в детстве за каждым священником, тихо, из-за парчовой спины, глазел и грозил. Где священник – там гроб. Раз священник – так гроб. Да и теперь, тридцать с лишним лет спустя, за каждым служащим священником я неизменно вижу покойника: за стоящим – лежащего. И – только за православным». И ещё ты вспоминаешь, что как только священники переступали порог дома в Трёхпрудном переулке: «И сразу – копошение серебра в ладони, переливание серебра из рук в руку, из руки в бумажку: столько-то батюшке, столько-то диакону, столько-то просвирне…Не надо бы при детях, либо, тогда уж, не надо бы нам, детям серебряного времени, про тридцать сребреников». Марина, я горько усмехаюсь над этими строками. Вчера в Интернете в новостях появилась статья о патриархе Кирилле (Гундяеве). Приведу здесь её полностью: «Российские СМИ рассказали, как патриарх Кирилл стал миллиардером. В 1990-е годы нынешний глава РПЦ, а тогда председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата (ОВЦС МП) митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл «завоевал положение и сколотил состояние», которое, позволило ему «в конце концов, занять патриарший престол». До вступления на этот престол личное состояние Кирилла оценивалось некоторыми экспертами в 4 млрд. долларов. Одним из источников получения доходов стал «сигаретный бизнес». В 1993 году при участии Московской патриархии возникла финансово-торговая группа «Ника», вице-президентом которой стал протоиерей Владимир Верига — коммерческий директор ОВЦС МП, которым руководил митрополит Кирилл. Через год при Правительстве РФ и при ОВЦС МП появились две «параллельные» комиссии по гуманитарной помощи: первая решала, какую помощь можно освободить от налогов и акцизов, а вторая — ввозила эту помощь по церковной линии и продавала коммерческим структурам. Таким образом, большая часть помощи, освобожденной от налогов, распространялась через обычную торговую сеть, по обычным рыночным ценам. АО «Международное экономическое сотрудничество» (МЭС), АО «Свободное народное телевидение» (СНТ) и ряда других структур. Самым доходным бизнесом главы ОВЦС МП после 1996 года стал экспорт нефти по линии МЭС, освобожденного по просьбе Алексия II от таможенных пошлин. Митрополита Кирилла в МЭС представлял епископ Виктор (Пьянков), ныне проживающий как частное лицо в США. Ежегодный оборот компании составил в 1997 Помимо фонда «Ника» ОВЦС МП в 1990-е годы выступил учредителем коммерческого банка «Пересвет», году около 2 млрд. долларов». Прочтёшь и задумаешься! Задумаешься и охнешь! Вот такой у нас патриарх оборотистый! Вот такой у нас патриарх ловкий! Вот такой у нас патриарх богатенький! – Торгаш! А ты – про серебро. Отдыхает то серебро, Марина! Кстати, недавно вышел ещё один скандальчик, связанный с патриархом. «После заявления патриарха Кирилла о смонтированных фотографиях, на которых ему якобы пририсовали часы Breguet за $30 тысяч, дотошные ребята в Интернете обнаружили на сайте РПЦ фото, где на руке патриарха нет часов, но они отражаются на лакированном столе». Я видела эти фотографии. Забавно! «Примерно через час после начала широкой дискуссии в интернете с сайта РПЦ была удалена возможность посмотреть увеличенную версию фотографии, однако у «Газеты.Ru» остался скриншот страницы «Патриархии.Ru». Как поясняется на сайте РПЦ, фотография была сделана 3 июля 2009 года во время встречи патриарха с министром юстиции России Александром Коноваловым». Есть также фотография госагентства РИА «Новости» с февральской встречи премьер-министра Владимира Путина с представителями религиозных конфессий. На ней патриарх сидит рядом с Путиным, и на руку предстоятеля надеты часы марки Breguet. Патриарх говорит, что часы этой марки у него есть, но он их не носит. А фотографии – как и факты – упрямая вещь! Да-с! Наш талантливый народ немедленно откликнулся на скандал с часами патриарха следующими стихами, недурно сложенными. Оцени: Отрешён навек от жизни плотской, Мыслями направлен в небеси, Проживает патриарх московский И, само собой, всея Руси. У него — возвышенные цели, И в делах, и в помыслах он чист, Он живёт в скиту, в монашьей келье, А под ним — какой-то экс-министр. Патриарх — он на воде и хлебе. Если пост — то исключает хлеб. Ежедневно — утренний молебен: За Марию, за святой вертеп, За святых, равно и за грешных, Осеняет он крестом чело... Сами понимаете, конечно — Патриарху очень тяжело. Он живёт под гнётом испытаний, Находя спасенье средь молитв: То панк-группа хулиганит в храме, То министр снизу напылит. Только патриарху не впервые За весь мир молиться пред постом — Не согнётся патриаршья выя Под тяжёлым золотым крестом. Он постится пятую неделю И готов к пасхальным чудесам. В пять часов утра встаёт с постели И сверяет время по часам. По часам завода «Слава Божья» – На дешёвом тонком ремешке Из истёртой, потускневшей кожи На благословляющей руке. Никакого лишнего богатства, Корпус металлический, простой, Но под объективом папарацци Он искрой сверкает золотой. Будто бы на нём клеймо «Брегета», Будто стоит целый миллион... Патриарх врагами оклеветан, Но наветам не поддастся он! Он кладёт земных поклонов триста, Десять раз читает «Отче наш», И его к юстиции министру Доставляет скромный экипаж. ...Только после, из фотоотчёта, Разглядеть вся публика смогла, Как сверкает бриллиантом чё-то В матовой поверхности стола. Вся рука закутана в подрясник. На столе ж, блестят в лучах косых, Золотые (это видно ясно), Видимо, швейцарские часы. Вот загадка — есть часы — и нету. Чудо очищения постом. Может быть, и не было Брегета. Может, он не стоил тысяч сто. Я, конечно, ставлю на министра — На глазах собравшейся толпы Он сумел невероятно быстро Стырить у святейшего котлы! Золотые часы «Брегет» на руке патриарха стоят, Марина, примерно 1 000 000 рублей, или 32 тысячи американских долларов. На эти деньги, будь они у меня, я могла бы в центре г. Горловки купить хороший дом в несколько комнат со всеми современными удобствами. Конечно, имея многомиллиардный капитал можно позволить себе носить часы «Брегет». Но зачем отпираться, что не носишь! А Христос-то, что сказал? Что богатые в рай не попадут! Плевал патриарх всея Руси на то, что сказал его босс! Потому что патриарх лучше, чем кто-либо знает, что нет ни рая, ни ада! Любит, любит патриарх мир! И всё, что в мире – любит! И золотые часы «Брегет», и икру покушать, и шампанское выпить, и в «Мейбахе» покататься, или, что у него за марка автомобиля? Может «Лексус»? Неважно! Любит патриарх мир и всё, что есть в миру! Уверена, что по молодости, и с девочками знался. Так вот, к чему это я, Марина! Христианство – и мир. В книге «О прелести», переизданной Спасо-Преображенским Мгарским монастырём Полтавской епархии на странице 244 написано: «Любовь к миру есть вражда против Бога». Слышишь, Марина? Они ставят вопрос ребром. Любишь мир, значит, враждуешь против Бога. Вывод: патриарх враждует против бога, живя в роскоши. А зачем же тогда Бог создал этот мир? Чтобы ненавидеть мир? Какая нужда была его создавать столь прекрасным, чтобы мы, едва родившись, отказывались бы от него? Зачем было его создавать, чтобы мы отказывались бы от самой жизни ради загробных радостей?! Марина, это такая чудовищная мысль: или бог или мир. А будут ли загробные радости? «Безвестный край, откуда нет возврата», сказал устами Гамлета Шекспир. Никто ведь не знает, будет ли что-нибудь – там? Есть ли это – там? Никто оттуда не возвращался. Человек так страшится смерти, что поневоле выдумывает сказки о загробной жизни. Выдумывали задолго до христиан: и египтяне, и евреи, и индусы, и многие другие. Верю ли я в существование загробного мира? Не знаю! Нельзя так задавать вопрос. Корректнее было бы спросить: допускаете ли вы существование загробного мира? Допускать-то я допускаю. Отчего же не допустить? Если он устроен иначе, чем здешний мир, то есть на началах справедливости, то очень даже хочется допустить, как допускала ты. «Там я сбудусь по образу моей души», мечтала ты. Мне бы твою уверенность! «Христианство сгноило грудь человеческую», пишет перед смертью Розанов. Перед смертью глупости не говорят. Знал, что говорил. Сказал то же, что и Ницше. Великую порчу принесло христианство миру. Прав Розанов, когда пишет, что Христос немощен. Порчу миру может принести только немощный человек. «Христос не посадил дерева, не вырастил из себя травки; и вообще он «без зерна мира», без – ядер, без – икры; не травянист, не животен; в сущности – не бытие, а почти призрак и тень, каким-то чудом пронесшаяся по земле. Его небытийственность – сущность его». Розанов бросает в лицо Христу обвинение, что он пошёл против Отца-Творца, что он пришёл оскопить мир. И оскопил. Христос – скопец, оскопитель и разрушитель. И не любил он никого: ни матери, ни отца, ни братьев, ни женщин, ни детей, ни кошек, ни собак. Ни одной собаки или кошки возле апостолов! Учеников любил? Как это мало! Как скудно! Как убого! Вот и стоим перед выбором. Если мир, бытие, наука, искусства, философия, дружба, любовь, семья не божественны, значит смерть, гроб, кончина, тот свет (если он вообще есть!) божественны. Мы должны божественное предпочесть. Или напротив. Мир, бытие, наука, искусства, философия, дружба, любовь, семья божественны. Значит, противоположное миру и жизни – смерть, гроб, тот свет – не божественны. Мы должны предпочесть божественное. Могу ли я не любить мир? Могу ли я не любить оперу? Могу ли не любить человеческий голос? Могу ли не любить поэзию, музыку, живопись, архитектуру? Могу ли не любить любовь, красоту мира и человека? Могу ли не смеяться, когда мне смешно? Христианство меня хочет живьём в гроб уложить и гвоздями крышку приколотить. А накося, выкуси! – вот мой ответ христианству. Qu'il aille au diable! И мир люблю! И поэзию твою люблю! И тебя люблю! «Человек никогда не станет свободным, пока не изгонит бога из своего разума», сказал Дени Дидро. Целую тебя, любовь моя, Маринушка. ПИСЬМО XV Здравствуй, Марина! Какую радость, какое облегчение испытываю я, читая древних! Ясность мысли, простота и изящество слога пленяют меня. Платон, Аристотель, Геродот, Плутарх, Страбон, Лукиан, Петроний, Сенека, и десятки других замечательных авторов. А трагедии! А поэзия! После мутных, кровавых библейских вод так отрадно погрузиться в синие прозрачные воды моря античной литературы. Но погружаться будем потом. Сначала погрузимся в книгу архимандрита Амвросия (Юрасова) «О вере и спасении». Издана книга в славном городе Иваново в 1996 году. Книга построена в форме вопросов – ответов. Архимандрит Амвросий отвечает на вопросы верующих и неверующих людей. Читаю, и потешаюсь! Читаю, и возмущаюсь! Архимандрит Амвросий, конечно, выучен вести полемику. Поражает самонадеянность «всезнайки» Поражает апломб жреца, которому, якобы, открыты все тайны мира и вселенной. Поражает – всё! На заявление, что бога нет, архимандрит отвечает, как ему кажется, весьма мудро: «А куда Он делся? Много тысяч лет Он был, и вдруг Его не стало?». Доказательства бытия (или небытия) бога его не волнуют и не заботят. Был бог и есть бог – и точка! И если уж быть последовательным, то почему «тысячи» лет, а не миллионы или не вечность, подобающая богу? Но оговорка-то не случайная. Именно тысячи лет (кто знает, сколько тысяч!). Ровно столько, сколько существует человек, придумавший себе бога. Бог без человека – немыслим. Есть человек – есть бог. Нет человека – нет бога. Человек без бога – мыслим. От человека зависит, быть ли богу, ибо бог не существует вне человека, а рождается в его сознании. Или не рождается. Нет в этой книге одного простенького вопроса, на который никакой архимандрит не ответит: А КТО СОЗДАЛ БОГА? Впрочем, ответит. Эти ребята научены на любой вопрос отвечать. А ответят они так: Бог существует всегда и никто его не создавал. Создавал! Бог существует только в сознании людей и нигде больше. Объективно его нет. Бог – явление субъективное. Откуда Вы это знаете, спросит верующий человек? А я отвечу ему встречным вопросом: Откуда Вы знаете, что он есть? У меня – интуиция, свобода, разум и здравый смысл, а у вас? А у вас слепая и тупая вера, которую в вас поддерживает церковь, ибо церкви это выгодно. Другими словами, хочешь – верь, а можешь – проверь! Жрецы всех религий и церквей от века пользуются тем, что ни одно из их заявлений невозможно проверить. Вот что позволяет им держаться так долго, с такой бесцеремонной уверенностью, с таким сногсшибательным апломбом! Возвращаясь к идее субъективности существования бога, расскажу тебе вот такой эпизод. Есть у Платона в его сочинении «Государство» беседа Сократа с друзьями в доме Полемарха. Собеседники – Сократ и Адимант обсуждают роль мифов в воспитании юношества. Сократ убеждён в том, что первые мифы, услышанные детьми, были направлены к добродетели. Далее, он настойчиво проводит мысль о том, какими должны быть и какими не должны быть боги в мифах. Он уверен, что боги не должны ссориться, прелюбодействовать, лгать, враждовать, преступать клятву, обманывать. Другими словами, боги в мифах должны служить положительным примером для детей, чтобы воспитать из них хороших граждан. Сократ и Адимант договариваются, как и какими изображать богов. Собеседники создают душевные качества богов на наших глазах, и процесс их создания чрезвычайно поучителен и любопытен. Нечего и говорить, что Сократ и Адимант, и другие собеседники, вряд ли верят в объективное существование своих богов. Зевс и прочие боги – создания воображения народа, и богов по своему произволу можно наделять положительными качествами, или отнимать у них нежелательные качества. Сочинением мифов (созданием богов) занимаются поэты, коим Платон уделяет так много внимания в своём идеальном государстве. Однако вернёмся к книге архимандрита Амвросия. На утверждение, что, возможно, мы произошли от обезьяны, архимандрит заявляет: «Как общество превратить в стадо животных? Очень просто – надо объявить, что Бога нет. И когда человек думает, что Бога нет, что ему всё позволено, он и начинает матом ругаться, пьянствовать, блудить; благодать Божия отходит от человека, и он становится животным». Я смеялась до слёз. Ни разу в жизни я не видела и не слышала, чтобы животные ругались матом, пьянствовали и блудили. Эти привилегии исключительно человеческие. Почему это архимандрит решил, что всякий атеист думает, что ему всё позволено? Миллионы людей в СССР были атеистами и сегодня их миллионы, и они не становятся убийцами, насильниками, грабителями, ворами, т.е. преступниками. Можно подумать, что среди верующих нет преступников! Да сколько угодно! Большинству атеистов и в голову не приходит нарушать закон. Зато я знаю некоторых верующих людей, среди них есть и священники, нарушающие законы и заповеди, глазом не моргнув. А сколько кровушки людской пролито в религиозных распрях? Церковь к этому имеет прямое и непосредственное отношение, но продолжает считать себя не хищным животным, а духовным властителем. Церковники, что вы ищете сучок в глазу ближнего своего? Поищите бревно в глазу своём! Хороший архимандриту был задан вопрос: Католики, мусульмане и православные говорят, что их вера истинная. Кому верить? Архимандрит отвечает, что верить надо Святому писанию: «До Рождества Христова хранителем истинной веры был израильский народ, но вот уже 2000 лет он не имеет права считать себя богоизбранным народом, потому что он не принял Христа, дал согласие на Его распятие и взял ответственность за кровь Христову на себя и своих детей». После этого высказывания хочется спросить архимандрита: а кто это определил, что именно израильский народ был хранителем истинной веры? Это он сам так решил? На чём основано это утверждение? Почему не истинной верой была египетская, в которой основные идеи бессмертия души, возмездия и воздаяния в загробном мире также присутствуют, как и в израильской вере? Почему не греческая? Почему не любая другая, в которой эти идеи есть? Отвечу. Потому что так решила горстка евреев во главе с наглым раввином Павлом. Мне могут ответствовать защитники иудаизма и христианства, что де распространители христианских идей сами пострадали и заплатили за свои идеи жизнью. А я на это отвечу: как судьба Христа может быть поэтической выдумкой, так и судьбы его учеников могут быть точно такой же поэтической выдумкой. В особенности, судьба Павла, сказавшего, что всякая власть – от бога. Логически вытекает, что и власть римлян над Израилем Павел оправдывает, ибо и она должна быть от бога. И евреи должны подчиняться безропотно. У меня есть гипотеза, что Павла убили не римляне, а соплеменники – иудеи. Это куда логичнее, потому что римлянам было на руку то, что он говорил и писал, и совсем не на руку – иудеям. Есть ли письменные доказательства, что он был казнён римлянами? Нет. Римляне были такими аккуратными в отношении истории и вели счёт событиям. Нет, и не может быть по вполне понятным причинам, письменных свидетельств, что он был казнён иудеями. Так что обе версии имеют право на существование. Амвросий повторяет легенду, будто бы еврейский народ повинен в смерти Христа (и Павла, добавлю я), но, окажись Христос в любой точке земного шара, среди любого другого народа, его судьба была бы точно такой же, потому что психология толпы хорошо известна, и эта психология повсюду одинакова во все времена. Сегодня тебя превознесут до небес, а завтра предадут анафеме и распнут. И, кстати, почему всю вину за смерть Христа архимандрит свалил на еврейский народ (точнее было бы свалить на еврейскую толпу), и словом не обмолвился о римлянах – непосредственных вершителях казни? Это несправедливо. Но церковники, когда им это выгодно, чего-то не договаривают. Делают вид, что этого нет. Это их приём, в чём мы ещё не раз убедимся. Римлянам вообще-то было по барабану, кого казнить из евреев. Евреям, конечно, было не по барабану, кого казнить из соплеменников. Из двух зол (Варавва и Христос) они выбрали меньшее зло – разбойника Варавву. И были правы, потому что Христос был опаснее во сто крат. Идеи всегда опаснее. Думаю, с государственной точки зрения, Платон одобрил бы выбор евреев. Так и Павел с его идеями был опаснее для евреев, чем для римлян, которым он подобострастно подыграл. Прелестное место есть у архимандрита, когда он ответствует, ссылаясь на апостольские правила, что православные священники не должны оказывать молитвенную помощь мусульманам. Мол, осенишь их крестным знамением по их же просьбе, они возьмут да выздоровеют от этого действа, а потом бегом назад в свою веру. Вот если бы после этого они приняли христианство, тогда другое дело! С нашим удовольствием полечим крестным знамением! А так, чужого по вере – ни, ни! Очень по-христиански, товарищ архимандрит! Я понимаю, что не архимандрит писал апостольские правила, но я нахожу их бесчеловечными. Просит тебя мусульманка осенить её грудь с раковым заболеванием крестным знамением, да осени! И не один раз! Неужели православный священник, тебе не жаль больную женщину?! Ты ведь считаешь себя христианином. Не жаль ему! А зачем она неправильной веры?! Правила не позволяют! Что же удивляться?! Апостольские правила писаны по Христу. Христос отказал женщине не еврейской национальности в исцелении её дочери. И женщине пришлось унижаться и выслушивать гадости в свой адрес, лишь бы спасти дочь. Так-то! Надо иметь правильную национальность или правильную веру, чтобы тебе помог православный священник. Лично у меня подобный подход вызывает омерзение. Православная церковь самая нетерпимая, самая заскорузлая, самая узколобая, самая косная из всех церквей. Зато сама себя она считает самой прекрасной и правильной: «Свет мой, зеркальце, скажи…». Арихмандрита Амвросия спрашивают, признаются ли действительными в православной церкви таинства, произведённые в католической церкви? Нет, отвечает архимандрит. Католики – еретики, а у еретиков Духа Святого нет, значит и таинства недействительны. На каких весах взвешивали, по каким приборам проверяли, на каких машинах вычисляли – есть ли Святой Дух, нет ли Святого Духа?! Нет, и точка! Остаётся пожать плечами. И католических святых православная церковь не признаёт. Вот православные святые – другое дело! Потому что они правильной веры! А католические – неправильной. И пусть католический святой действительно совершил духовные подвиги – не считается! А всё дело в чём? А всё дело в том, что в 1054 году христианская апостольская церковь разделилась на Западную (Рим) и Восточную (Византия). И, по мнению Восточной, только она одна унаследовала преемственную благодать, идущую через апостолов от Христа. Это первая схизма. Западная церковь, впрочем, эту точку зрения не разделяет, потому что считает правильной себя. Сам вопрос благодати весьма проблематичен. А присвоить себе в единоличное пользование благодать, это всё равно, что объявить в единоличное пользование воздух, мол, то вещество, которым мы дышим – истинный воздух, а вы дышите неизвестно чем. Кстати, о благодати. Иду как-то по московскому переулку. Ясное прелестное летнее утро. Впереди меня ковыляют два божьих одуванчика в платочках. Обгоняю и слышу, как одна старушка нараспев говорит другой: А я-то сегодня к заутрене ходи-и-ла. На мне – Божья благода-а-ать. А ты – не ходи-и-ла. На тебе благодати нету! Не-е-ту! И всё это с таким ехидством, с таким превосходством, с таким высокомерием! Христиане, хреновы! И вот ещё пример, как ловко церковники увиливают от ответов на прямо поставленный вопрос, как ловко передёргивают карты. Объясните, пожалуйста, просит простодушный человек, почему западные страны живут лучше, чем Россия? И, глазом не моргнув, архимандрит отвечает: «Много богатых стран на свете, но богатство ещё никому не давало радости и внутреннего счастья». Это ещё не весь ответ, но и в этой его части есть аберрация: богатство = отсутствие радости и счастья. Но ведь это полный вздор. Можно быть богатым человеком, но при этом можно быть и радостным и счастливым, и нравственным человеком, приносящим радость другим людям. Архимандрит продолжает: «Есть страны, которые стоят на первом месте по жизнеобеспеченности граждан, но они по самоубийствам занимают первые места. Первые места занимают по тоске, унынию, отчаянию». Ещё больший вздор! Архимандрит настойчиво пытается внушить мысль: богатство = влечение к самоубийству. Да ведь стоит только почитать исследования по суициду, как обнаружишь миллион причин, по которым люди сводят счёты с жизнью, и среди этих причин есть и беспросветная нищета, и невозможность прокормить детей, и несчастная любовь, и многое другое, не имеющее к богатству никакого отношения. И ещё: есть официальная статистика, какая страна, на каком месте по самоубийствам. Но никакая статистика не вычислит количество людей в стране, подверженных тоске, унынию, отчаянию. Никакая статистика не в силах подсчитать, в какой стране отчаявшихся людей больше, а в какой меньше. Эмоции и чувства статистике не подвластны. Эмоции и чувства переменчивы. Вспоминается анекдот: решил мужик повеситься, потому что работу потерял, жена ушла к любовнику, за квартиру нечем платить. Взобрался мужик на табуретку, петлю вязать на люстре. Завязал. Глядит, а на шкафу стоит забытая чекушка водки, зачерствелый кусок хлеба и сигарета. Мужик выпил водку, занюхал хлебом, закурил и думает: Не стану вешаться. Жизнь-то налаживается! Однако продолжим ответ архимандрита: «Многие люди, имея огромные богатства, от тоски и уныния пьют горькую водку, употребляют наркотики, и нет у них ни мира, ни покоя, ни радости в душе». Бедные, бедные богатые люди! А вот бедные – счастливые люди: водки не пьют, наркотиков не принимают, и в душе у них мир, покой, и сплошная радость! Вот это-то и есть умение церковников ловко передёргивать. И завершим ответ: «Материальная обеспеченность – это не богатство, это лишний груз души. Самое главное богатство – благодать Божия». Тогда какого чёрта ваш патриарх собрал многомиллиардный капитал?! Какого чёрта он живёт в роскоши?! Довольствовался бы благодатью божией! Так что, господа граждане, не собирайте себе богатства на земле, будьте довольны тем, что у вас есть (или нет!), и наживайте вместо материальных богатств божию благодать, и будете вполне счастливы. Вот смысл ответа. Но человек не о том спрашивал! Человек спросил – почему другие страны материально живут лучше России? И ответа на свой вопрос не получил. А вместо ответа получил демагогический церковный вздор. Церковник ловко увильнул от ответа. Из ответа архимандрита получается, что нищая Россия счастливее всех богатых стран, или будет лучше и счастливее, если всё население повалит в церковь. Если быть до конца честным и логичным: Церковь, откажись от всех богатств! Убери золото, серебро и драгоценные каменья из своего убранства! Не дери с прихожан денежку за то, да за это! Священнослужители, отпишите свои капиталы государству. Оставьте себе только рясу, да обувь, да скуфейку, и будет с вас! Никогда они этого не сделают! Они горазды только на лукавые ответы да на идиотские советы. Архимандрит Амвросий, а почему другие страны материально живут лучше, чем Россия? (и Украина? и Белоруссия?). Может, потому, что там нет православия с его ханжеством и нетерпимостью, лукавством и ложью! Хороший мой ответ! Мне нравится! Следующий ответ на вопрос поразил меня не меньше, чем предыдущие ответы, если считать их таковыми. Человек спросил: «Слышала, что Православная Византия крестилась двумя перстами. Почему же мы крестимся тремя?». Архимандрит отвечает: «Первые христиане делали начертания креста на лбу, груди и плечах одним перстом. На Втором Вселенском Соборе митрополит Мелетий показал силу креста, сложив три перста. И мы с древности крестимся тремя перстами, во Имя Святой Троицы, прижимая два пальца к ладони в знак того, что Иисус Христос имеет два естества – божеское и человеческое». Стоп, стоп, стоп! А кто у нас до семнадцатого века крестился двумя перстами? Никто не крестился? И семнадцатого века не было? И раскола не было? И патриарха Никона с его реформами не было? И протопопа Аввакума не было? И издевательств над ним православной церкви не было? И самосожжений не было тех, кто продолжал креститься двумя перстами? Как это у Булгакова: что же это у вас, чего ни хватишься, ничего нет. Правда, Воланд у Булгакова сказал это по другому поводу, но подходит и к нашей ситуации с расколом, о котором архимандрит не посчитал нужным хотя бы упомянуть. Кстати, почему этих людей называют, по сей день, раскольниками, когда по существу раскол устроил патриарх Никон? Впрочем, в церкви всё поставлено с ног на голову. Собрать бы в одно место, скажем, в телестудии, всех выдающихся учёных мира и задать бы им вопрос: Правда ли, что Бог создал человека только на земле? Если да, то кто живёт во Вселенной? Правда, некорректна сама постановка вопроса. Создал ли Бог человека, это вопрос вопросов, ответа на который наука не имеет. И тем более, наука не имеет ответа на вопрос, живёт ли кто-нибудь ещё во Вселенной. Если учёный ответит «да», то от него немедленно коллеги потребуют доказательств, и будут правы. А поскольку доказательств не имеется, то учёному откажут в доверии. Церковники этими вопросами не смущаются. Церковники всё обо всём знают, и лихо отвечают на самые трудные вопросы, на которые наука отвечать остерегается. Так как же отвечает на этот вопрос архимандрит? «Да. Господь создал человека только на земле. А во Вселенной живут демонические силы». Зачем нужна наука? К чему астрономия, физика, биология, и проч., и проч.? К чему полёты в космос, все эти Хабблы, и прочая ерунда! Архимандрит знает лучше! Сказал, как отрезал! Самонадеянность и апломб церковников? А может просто чудовищная наглость, наследуемая от Павла? Мол, что ни скажем, как ни ответим, всё тупая публика слопает! Их дело – дело публики – верить во всё, что мы скажем. Ибо публика, по определению одного актёра, дура! Если слопает, дура и есть! Итак, по архимандриту, во Вселенной человек одинок и окружён демоническими силами. А следующая фраза церковника просто сбивает с ног: «Центром на земле они избрали Тибет». Они – это демонические силы. Вот и найден враг! Конечно, архимандрит имеет в виду тибетский буддизм. Конкуренты-с! Ну, а там рукой подать до других врагов христианской церкви, где процветает вражеский буддизм, вместо правильного православия. Во врагах оказывается полмира. Не только Тибет, но и Китай, Индия, Вьетнам, Таиланд, Япония, Монголия, Корея, и кто там ещё? И католики – враги, и протестанты всех видов и мастей. А и не только буддизм – вражеская религия, но и индуизм, даосизм, зороастризм, синтоизм, ислам, и все язычество скопом. Все они служат демонам! Конечная фраза архимандрита способна добить нас (мы и так уже лежим на полу!): «Старцы говорят, что нельзя усиленно смотреть в ночное небо, ибо злые духи могут совратить душу». Ну, раз старцы говорят…! Повеяло дремучим средневековьем. Что же делать бедным астрономам? Разбить свои телескопы? То-то бы церковь православную порадовали! Церкви ведь и телескопов не надо, чтобы узреть демонов во Вселенной. И не могу обойти вниманием ещё один вопрос – ответ: «Мне неясны слова из Евангелия от Матфея (Мф. 7 : 6): «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас». Ответ архимандрита пространен, и, вроде бы, верен, но священнослужитель о главном – умалчивает. А главное это то, что псы и свиньи, перед которыми не следует метать жемчуг (евангельскую проповедь) это мы с вами, все, кто не есть евреи-иудеи, кто имеет иную национальность и иную веру, или не имеет вовсе никакой веры. Так хамски обозвал всех нас, не-евреев и не-иудеев, Христос, и зафиксировано это хамство у того же Матфея 15 : 21-28. Православный священник всегда надеется, что паства не станет вдумчиво читать Евангелия. Священник уверен, что, столкнувшись с неприятным вопросом, он всегда выкрутится в своих ответах и ловко уведёт вас в сторону. Их этому искусству уклонения – обучают профессионалы. «Что делать, спрашивает человек, когда приходят искушения?». Архимандрит отвечает: «Надо видеть в различных искушениях не нападки людей, а нападения злых духов. Через ближних действует диавол». Поразительная религия – христианство! Она снимает с человека личную ответственность. Искушает – дьявол. Соблазнился человек – виноват дьявол. Простенько и удобно. Индуизм и буддизм куда честнее. Они не сваливают вину на фантастического дьявола. Они не снимают ответственность с человека. Они говорят: ты соблазнился, ты это сделал, или подумал, ты и будешь отвечать, ибо твоя ответственность это твоя карма. Ты сам создаёшь свою судьбу. Ты сам отвечаешь за себя. Конечно, удобнее прятаться за дьявола. Удобнее сваливать на него все свои гадости. Церкви нужны не думающие люди, а послушные существа. Спрашивает человек: «Что такое послушание?». Архимандрит ответствует: «Когда человек послушный, то он слушается с рассуждением: не только духовника, начальствующих, но и всех, кто рядом с ним находится. Послушный – послушный везде, а непослушный знает только себя, он никого слушаться не будет. Но таким в Царствие Небесное доступа нет, такие с демоном остаются, потому что демоны по своей, а не по Божией воле живут». Церкви нужны не рабы, ибо рабы, слушаясь хозяина, его ненавидят и мечтают о свободе. Церкви не нужны зомби, ибо зомби слушаются механически, не любя и не ненавидя. Нет, церкви подай такого духовного раба, который будет слушаться, и любить своего хозяина, и будет любить своё рабство пуще собаки. Таких рабов она и готовит, таких и воспитывает. Послушница в монастыре говорит, что ей не нравится её послушание. Она не уточняет, какое именно послушание ей назначили монастырские начальники. Может быть, чистить сортиры. Что же ей советует архимандрит? «В монастыре у послушников своей воли нет – какое послушание дадут, его надо принимать как от руки Господней. Это послушание нужно исполнять с радостью, потому что оно тебе дано от начальствующих, а значит и от Господа». Снова слышен наглый голос апостола Павла. Вот так они и воспитывают радостных рабов, не умеющих ни размышлять, ни роптать. Идеал, так сказать! С умилением рассказывает архимандрит Амвросий, что к одному монаху пришёл послушник и сказал, что хочет стать монахом, и что ему для этого нужно делать? Монах снял с головы скуфейку, бросил оземь и стал её топтать, приговаривая, что если послушник не будет так истоптан, как скуфейка, он никогда не станет настоящим монахом. Эх, Древний гордый Рим! Что твой институт рабства! Тебе такое и не снилось! Эх, Древний Рим! Зачем ты отверг своих богов и впал в искушение и соблазнился христианской верой?! Не иначе, как бес тебя попутал! Не принял бы ты христианства, Рим, долго ещё стоял бы! Ты, Римская империя, первой пала жертвой христианства! Тебя, Рим, истоптали, как скуфейку! В восторг привела меня фраза архимандрита: «По дороге на работу, да и за любым делом надо читать молитву Иисусову и «Борогодице Дево, радуйся…». Это не считая того, что, как проснулся, должен ты скакать к образам и читать утренние молитвы, главу из Евангелия, две из Апостола, раз 500 молитв Иисусовых. Попробуйте всё это проделать и посмотрите, сколько на это уйдёт времени! И на работу опоздаешь, и по дому ничего не успеешь сделать. Вечером то же, что и утром. Другими словами, думать некогда. Мозг занят только молитвой, молитвой, молитвой. А церкви и не нужно, чтобы люди думали, как мы уже выяснили. Нужны радостные, послушные рабы, которые по первому слову хозяина бросятся выполнять задание. Лжёт архимандрит, без запинки: «Первой девственницей была Матерь Божия. Она отказалась от мужа, семьи и детей ради служения Господу». Насчёт девственности Марии много копий сломано. Родила она, должно быть, как матушка сыночка Гаргантюа, через ухо, иначе, как сохранить было девственную плеву, которая чудесным образом не порвалась, когда Дух Святой вошёл в неё. И, если, как говорит архимандрит, Мария отказалась от мужа, семьи и детей, то откуда взялись у Христа братья, упоминаемые в Евангелиях? Лгать нехорошо, господин архимандрит. Это даже дети знают. Кстати, о детях! Хороший вопрос был задан архимандриту: «Почему умирают невинные дети?». Знаешь, что он ответил? Ни за что не догадаешься, Марина! То есть, я хочу сказать, что нормальный человек ни за что не догадается. Ты ведь нормальный человек? Значит, не догадаешься! Он ответил: «Народ занят погоней за богатством. У многих души уснувшие, не знаешь, как их разбудить. Вот тогда последнее средство пробудить такого человека – какая-то чрезвычайная ситуация: тревоги, беды, войны, потери близких, детей. Когда гибнут дети, люди начинают вспоминать о своих грехах, о возмездии за них». Более безнравственное и жестокое объяснение трудно и придумать! Оно означает, что, если родители ребёнка не верят в бога, не ходят в церковь, то «добрый», «справедливый», «любящий» бог, глядя на них с небес, думает: А не умертвить ли мне их ребёнка, чтобы они обо мне вспомнили! И насылает на ребёнка рак. И ребёнок умирает. Как надо не уважать своего бога; архимандрит Амвросий! Как надо не уважать людей, чтобы предлагать им такое объяснение смерти их малыша! Понимаю, Вы не своё мнение выразили, а мнение христианской церкви. Жестокосерда Ваша церковь! А что, у добрых богобоязненных христиан, исполняющих все заповеди, дети не умирают?! А как тебе нравится заключительная фраза этого ответа? «Только тогда придёт благословение на нашу страну, когда будем исполнять заповеди Божии; тогда всего будет в изобилии, земля будет плодоносить, скот умножаться, благосостояние расти». Начали с умирающих детей, кончили умножением скота. Как это по-христиански! Ещё больше меня восхитил ответ архимандрита на вопрос, всех ли Господь любит одинаково: «В Священном Писании сказано, что Господь больше всех из своих учеников любил святого Апостола Иоанна Богослова». Господин архимандрит, вас спросил человек обо всех, и о себе, в том числе, а не об одних только учениках: всех ли Господь любит одинаково? Но, поскольку ответа на этот вопрос у вас нет, или есть, но вы не желаете его озвучивать (вспомним об умирающих детях!), Вы снова уклонились от ответа. И уклонились крайне неудачно. Когда мужик любит мужика, и когда среди 12 учеников нет ни одной женщины, которую хоть кто-нибудь бы любил, это наводит на интересные размышления. И ещё один любопытный ответ на вопрос о Евангелиях. Есть Евангелия сокращённые, а есть извращённые, говорит архимандрит: «Приносили нам Евангелия, изданные под названиями «Благая весть», «Слово Жизни»; тексты этих «евангелий» так далеки от правды, что их можно только предать огню. Здесь написано в конце I главы Евангелия от Матфея, что Матерь Божия до рождения Христа не имела плотской близости с ним, а после рождения Спасителя была близка с ним, и у неё были и другие дети. Вот это и есть самый сатанинский дух! Матерь Божия была Девой до Рождества Сына Своего, Девой в Рождестве, Девой после Рождества». Слышу голос фанатика! У меня, между прочим, Библия, ИЗДАННАЯ ПО БЛАГОСЛОВЕНИЮ Святейшего Патриарха Московского и всея Руси АЛЕКСИЯ II, а в конце I главы Евангелия от Матфея говорится, что пришла к нему Матерь его и братья его. Но архимандриту Амвросию это не нравится. Ему подавай Деву, Деву, Деву вопреки здравому смыслу и вопреки тексту, получившему благословение от Патриарха всея Руси! И почему плотская близость вызывает у архимандрита Амвросия ассоциации с сатаной? Это тоже наводит на интересные размышления. Устала я что-то от ответов архимандрита! Но напоследок приведу одно его высказывание, так сказать, венец его чаяний, а его устами говорит сама православная церковь: «Государство своего рода тело, а Церковь – это душа государства. Когда в 1918 году отделили Церковь от государства, отделили душу от тела. Государство сразу «охладело» и начало разлагаться. И для того, чтобы оживить государство, надо соединить тело с душой. Государство тогда будет жизнедеятельным, когда его структура, депутаты Думы станут живыми, верующими, церковными людьми». Чувствуешь, Марина, куда он гнёт?! Вот оно! Вот куда церковь подбирается! Власть и контроль над душами людей! Если бы это произошло, прощай свобода слова! Останется невысказанная и нереализованная свобода мысли, да и то у немногих. Церковь всех и вся заставит жить по своим долбаным правилам. Будь у церкви воля, священники начнут сжигать на кострах таких, как я. Не веришь? Напрасно не веришь! Архимандрит с упоением рассказывает о своём знакомом священнике, который регулярно приходит в книжный магазин и спрашивает: «Моя литература есть?». Продавец отвечает: «Есть». «Священник покупает атеистические и еретические книги, уносит их домой и сжигает», радуется архимандрит. Сжигать людей церкви воли сегодня не дадут, я надеюсь, но она непременно найдёт средство отравить человеку жизнь. Слишком много примеров в прошлом! Вот как она, например, отравила бы жизнь женщинам, по слову архимандрита: «У апостола Павла в I послании к коринфянам в XI главе написано, что муж главенствует над женой, и женщина должна покрывать голову в знак смирения. И волосы она не должна стричь. Для чего женщины делают стрижки? Чтобы кому-нибудь понравиться. В женщине это есть: надо ей подкрасить глаза, губы, ногти; бигуди навить, волосы высветлить…А если будем одни в хлеву жить – мы же не будем так краситься. Там некому смотреть на нас. Есть апостольское правило: тем, кто красит губы, обрезает волосы, навивает кудри, нельзя давать благословение, не говоря уже о причащении». Архимандрит забыл добавить, что, по Павлу, женщина должна постоянно молчать. Мнения своего ни в коем случае не высказывать и во всём слушаться мужа. А муж должен во всём слушаться священника. Так-то! И одеваться женщина должна по правилам церкви, закрывая тело от подбородка до пят. Плюс платок на волосах, обрамляющий лицо, какое есть от природы, без макияжа. И никаких причёсок под платком! А ещё киваем на мусульман, прячущих женщин под паранджой! Чем христиане-то лучше в отношении к женщинам?! До свидания, Маринушка! ПИСЬМО XVI Привет, привет, привет, Марина, ma chere! Сижу, размышляю над советами современных старцев. Любопытные советы они раздают и любопытные мысли высказывают. Вот, например, оказывается, что болезни посылает нам бог, когда хочет стать к нам ближе и спасти нас. Так, оказывается, легче войти в Царствие небесное. Войти туда можно только через страдания и скорби. Другого пути нет, кроме этого – узкого! Чешу затылок в недоумении. Недоумение первое: почему бог христиан так завистлив и жесток, что здоровый и весёлый человек ему на дух не нужен?! А, думает бог, ты здоров? Ты весел? Ты доволен? Счас я тебя, голубчика, в три погибели согну! Счас я покажу тебе кузькину мать! Счас ты у меня рак лёгких схлопочешь! Счас ты у меня завоешь от боли и начнёшь задыхаться! То-то вспомнишь тогда обо мне, всемогущем! И тогда я пошлю тебе страшную смерть; ты собственной блевотиной подавишься и тогда – о, тогда-то, насладившись твоими последними мучениями, я милостиво возьму тебя к себе на небеса обетованные! Кстати, особенно плохо для человека, когда он не только здоров и весел, но ещё и богат. Тогда ему царствия небесного, как своих ушей, не видать. Надо быть бедным, больным и страдающим и тогда – будете вознаграждены. Трепещите здоровые, весёлые и богатые! Недоумение второе: а что, царствие небесное заселено только больными людьми? Людьми, скончавшимися в муках? Людьми с прогнившими лёгкими? С порванными аортами? Со скукожившейся печенью? Людьми, чьи внутренности изъедены раковыми опухолями? С усохшими мозгами? Ужас, какой! И будут эти люди задавать друг другу вопросы: Вы от чего скончались, любезный? – От рака гортани. А вы от чего? – То-то вы так хрипите, что я едва вас понимаю. А я от инфаркта. – А во-о-н тот господин, посмотрите налево, как вы думаете, от чего скончался? – Это, который господин? – Тот, что в коляске сидит и слюни пускает, и мычит. – А, этот от инсульта. Тяжёлый случай. Ничего не понимает. Зато бог его особенно любит и одаривает своими милостями. – Да что вы говорите! Жаль, что я не от инсульта помер! Христианство – это зависть и ненависть ко всему здоровому, молодому, чистому, радостному. Христианство и мазохизм-садизм как-то тесно связаны. Вспоминаю, как язвительно усмехаясь, говаривала моя мать: «Не согрешишь не покаешься, не покаешься – не спасёшься». А мой отец не менее язвительно прибавлял: «Короче, не согрешишь – не спасёшься». Почему мне вспомнилась саркастическая усмешка матери и отца? А вот, почему? Читаю у старцев: «Были великие грешники, как разбойник, как Мария Египетская и другие. Они покаялись в своих грехах, и Господь простил их, таким образом, они получили спасение. А погибает тот, кто грешит и не кается». Логика. Греши – и кайся. Снова греши – и снова кайся. И будешь, всякий раз, как покаешься, прощён. Разбойник ограбил, изнасиловал и убил барышню. Потом покаялся. И спасся. И вошёл в Царствие небесное. А про ограбленную, изнасилованную и убитую барышню христианские деятели – ни слова. Её спросите: хочет ли убитая барышня, простить разбойника? Её спросите: хочет ли она видеть его спасённым? Её спросите: хочет ли она видеть убийцу и насильника рядом с собою в Царствии небесном? Что это я барышню в рай-то поместила? Может, барышню бог в ад упёк? С него станется! Правда, по логике христиан барышня должна, просто обязана разбойника простить. А если барышня не христианка, если она категорически не хочет простить своего позора и смерти? А если она, по её разумению, никому ничего не должна? В ад, её, барышню эту! Пусть знает, как не прощать! Значит, бог, не спрашивая мнения обиженной барышни, простит и спасёт разбойника? По-моему, это неправильно. Бог, спроси сначала барышню. Пусть она решает загробную судьбу своего убийцы. И если у неё ум в порядке и не отравлен христианскими идеями, она не простит и запихает этого ублюдка в ад. И будет права! И ей решать, сколько ему в аду пробыть. Вот это будет – по-божески – справедливо и правильно. Установка была дана задолго до Моисея, повторена Моисеем, а затем повторена Христом: не убий, не кради, не делай то, не делай это. Категорическая установка в форме заповеди. Христианская церковь не мыслит человека без греха. Она приводит в пример величайших святых. Величайшие святые были прежде величайшими грешниками, но покаялись – вот главный аргумент церкви. Что-то в этом неправильно. Не понимаю я этого. Убил трёх человек. Покаялся. Стал впоследствии святым. А трёх убитых человек спросили, согласны ли они признать своего убийцу святым? А почему не спросили? Справедливо ли это? Ты, Марина, ждала от иного мира полной справедливости. В границах христианства справедливость недостижима. Наверное, поэтому ты и не была христианкой. Читаю: «враг не оставит в покое никого из желающих спастись и, следовательно, борьба с ним до смерти не прекратится. Побороть же его своей силой не может никто. Разрушить дело диавола и пришёл на землю Господь». Во-первых, пришёл разрушить не только дело дьявола. Пришёл разрушать даже нормальную человеческую жизнь. Во-вторых, умиляет меня христианство тем, что перекладывает ответственность с человека – на дьявола. «Бес попутал», оправдывается христианин. А сам-то ты, почему не отвечаешь за свой проступок? Какая прекрасная придумка – дьявол! Гениальная придумка! Можно спихнуть ответственность на беса. Однако если существование бога проблематично, то существование дьявола ещё более проблематично. Кстати, откуда христиане заимствовали бесовщину? – У иудеев. У других народов, кажется, бесов не было. Были боги зла. Нергал у шумеров. Сет у египтян. Но чтобы целые полчища бесов, да ещё во главе с Сатаной, это только у иудеев и христиан. Ничего удивительного, ведь христиане – наследники иудаизма. Отчего это? Христианство не верит человеку, не верит в человека. Христианству человек представляется существом недостойным, греховным, гадким: «мы негодные, непотребные, имеющий неоплатный долг перед Богом, следовательно, не имеющие права что-либо требовать от людей, осознать это и плакать, и умолять ещё здесь о помиловании, о прощении нашего неоплатного долга; плакать о том, что мы блудно расточали наши силы душевные и телесные, оскорбляем постоянно Любовь Божию, и умолять о том, чтобы после смерти Господь не помянул грехов и неправд наших, а принял в Свои обители, как принял блудного сына». Не знаю, в чём состоит наш неоплатный долг перед богом, только думаю, что каждый из нас мог бы предъявить ему, в случае, если бы он существовал, кучу обвинений. Спросили бы лучше церковники о любви божией тех юношей, которые были отравлены газом, искалечены и убиты на фронтах Первой мировой войны. Сколько миллионов пришлось бы спрашивать? Спросили бы лучше о любви божией замученных, искалеченных, убитых, сожжённых в печах людях во время Второй мировой войны? Сколько миллионов пришлось бы спрашивать? Что бы эти люди им ответили, если бы могли ответить? Или ваш бог не всемогущ, что он позволяет так безнаказанно бесчинствовать дьяволу. Или он с дьяволом заодно. Или бог и есть дьявол: два в одном флаконе. Представь, какой бы была наша жизнь, если бы мы следовали рецепту старцев. Мы ходили бы и ныли, рыдали и плакали, и снова ныли, и просили бы непрестанно у бога прощения. И так – всю жизнь! С ума можно сойти! Нет, они предлагают нам не жизнь, а нытьё, умирание и смерть. Не радость жизни, а наматывание соплей на кулак. Это зовётся у них смирением. Вычитала я замечательную фразу «Нападение всяких мыслей неизбежно». Какая прелесть! Именно, нападение мыслей. О мыслях, как о неприятеле. Эх, с каким наслаждением христианство уничтожило бы всякие мысли! Как советуют читать старцы? И что надо читать? Советы хороши. Это я говорю искренне. «Следует читать Слово Божие понемногу, но регулярно, и, как пища, претворяясь в организме, оно будет питать нашу душу, являясь живыми клетками нашей души». Читала я Библию понемногу и регулярно, и отравлялся мой организм этой пищей, и когда я чувствовала, что отравление достигает критической отметки, откладывала я книгу, чтобы передохнуть и очиститься от скверны, ибо переполнена эта книга злобой и враждой, ненавистью и паскудством, агрессией и нетерпимостью. Библия – самая гнусная книга из всех, какие мне известны. Старцы говорят, что если душа человека пуста (т. е. в ней нет любви к богу), то эту пустую душу, немедленно заселяет дьявол. Вывод: все атеисты – грешники, преступники, мерзавцы, подонки. В их душах расположился дьявол. Что? Аберрация? Атеисты не согласны с выводом? Большинство атеистов не преступники? Не мерзавцы? Не подонки? Вполне приличные и порядочные люди? Странно. А вывод напрашивается именно такой, какой изложен выше. Христианство предлагает человеку ни в чём не надеяться на себя: «Во всём – полная надежда на Бога». Русский народ ответил: «На бога надейся, а сам не плошай». Предложение ни в чём не надеяться на себя, означает, культивирование слабости, вялости, безынициативности. Человек, перекладывающий ответственность за хорошие поступки на бога, а ответственность за плохие поступки на дьявола, есть человек в высшей степени несамостоятельный и ненадёжный в общении. Как говорят, с таким человеком в разведку не пойдёшь. Старцы советуют: «Сердце должно охраняться от впечатлений мирских. Душа, которая изощряется в мирских делах, благодать Божию не может принять». Последовать этому совету, значит, живьём лечь в гроб и прикрыться крышкой. Вот тогда сердце будет свободно от мирских впечатлений и благодать божия тут же снизойдёт на человека. Тогда не будет ни любви, ни любования красотой человека и природы, ни наук, ни искусств, ни литературы. Ничего не будет, кроме этого гроба. Недаром некоторые христианские подвижники и спали в гробах. Идеал христианства в бездействии и ожидании неизбежного конца. Откуда у христиан такая ненависть к миру, по их же высказываниям, созданном Богом-творцом?! – Как откуда? Христос первым призывал отказаться от всего мирского. Христиане довели этот призыв до абсолюта. Старцы пишут: «То, что в каждое дело примешивается сознание греха, хорошо. Господу, прежде всего, нужна печаль и скорбь сердца о грехах». Когда я читаю подобного рода высказывания, в размышления мои о христианах примешивается осторожная мысль: а не сумасшедшие ли люди, именующие себя христианами? Старцы поучают: «Жить надо так, чтобы ничем не выделяться из других людей». Идеал христианства не только слабое и бездеятельное человеческое существо, но надо ещё, чтобы это существо было серым, скучным, постным, никаким! Вспоминаю одну свою знакомую. Жила полной впечатлений жизнью! Содержала любовника. Хорошо и со вкусом одевалась. Умело делала боевую раскраску лица – макияж. Любила покушать. Любила поспать всласть. Любила играть в бадминтон и кататься на велосипеде. Много читала. И вдруг – заразилась! Кудрей не завивает. Макияж не делает. Носит мешковатую одежду серого и чёрного цвета. В бадминтон не играет. На велосипеде не катается. Любовника удалила. Читает одну только церковную литературу. Торчит день и ночь в церкви. Теперь с ней ни поговорить, ни выпить, ни покурить, ни пообщаться нормально нельзя. Спёкся человек! Что, старцы! Вся христианская православная церковь живёт по их заветам. Вернее сказать, советует пастве жить именно так – серой мышью, проскочившей во времени и пространстве незамеченной. Сегодня Масленица! Масленичная неделя! Мои студенты устроили во время большой перемены праздник. Всё, по канонам языческой масленицы. Было даже соломенное чучело, которое в конце праздника полагалось сжечь, как символ уходящей зимы. Блины, самовар, начинка для блинов, но самое главное, они нашли где-то старые народные обрядовые песни, нарядились в замечательные живописные народные костюмы, и действовали по сценарию народного праздника: пели, плясали, веселили публику. Публика веселилась от души! Хохотала! Подпевала! Подтанцовывала! Кричала! Сердце моё радовалось их веселью. И вот, когда всё завершилось всеобщим весёлым поеданием блинов с начинкой, и сжиганием чучела зимы, я отправилась домой. Путь мой лежал мимо церкви, но это я сейчас об этом говорю, потому что, когда я шла мимо церкви, я её в упор не замечала. Зато заметила прелестного высокого юношу, стоящего на тротуаре и раздающего разноцветные, качественно исполненные буклеты. Обычно я на улице ничего не беру из того, что предлагают взять. А тут, соблазнившись красотой юноши, взяла. Тем более взяла, что на фотографии были изображены соблазнительные румяные блины на фоне букетика цветов, расписной глечик со сметаной, деревянная плошка и деревянная ложка из Хохломы. Сунула буклет в портфель и забыла о нём. Вечером вспомнила, и решила прочесть текст на обороте. Мысль была вот о чём: наверное, в буклете пишут о Масленице, о том, как правильно её праздновать, об истории этого замечательного праздника, корни которого уходят в глубь веков. Начала читать. И задохнулась от возмущения. Вот тогда-то я и вспомнила, что юноша буклеты раздавал возле церкви. Так, что же меня возмутило. А я тебе процитирую кусочки текста. «На Руси Масленица всегда отмечалась как радостный праздник». Так начинается буклет, и мне тоже стало радостно, что кто-то так написал о древнем празднике. Но дальнейшая фраза повергла меня в изумление: «Распространено мнение, что Масленица – это праздник языческий, а не православный». Я насторожилась, а не только изумилась. Да ведь и коту, которому не всё – Масленица известно, что этот праздник связан с проводами зимы и встречей весны, а никак не с христианскими обычаями и Великим постом. Ясно, что православная церковь хочет промыть мозги верующим и присвоить себе языческий обряд, как присвоила многое, в том числе и название «православная», которое относится к язычеству, но отнюдь не к христианству. Читаем дальше: «Хотя во многих местах по-прежнему жгут соломенное чучело и совершают другие языческие обряды, православным людям не следует участвовать в подобном «веселье». Всё! Приехали! И так-то веселья в нашей жизни немного, так христианская церковь и последнее отнять хочет. Так что же, по мнению христианской православной церкви, следует делать в Масленицу? «Масленица в христианском смысле – это подготовительная неделя к Великому посту, посвящённая одной цели: примирению со всеми, прощению обид, подготовке к покаянному пути к Богу. Масленица – это время, которое нужно посвятить доброму общению с родными и друзьями благотворению». В этом месте я задохнулась от негодования и смеха одновременно. А что, другие недели года не надо посвящать добрым делам? А что, другие недели года не надо посвящать общению с родными и друзьями? А что, другие недели года не надо посвящать прощению обид? А не лучше ли сказать, чтобы люди вообще не обижали друг друга? А не лучше ли сказать, чтобы люди всегда не забывали родных и друзей? Нет, оказывается, надо посвятить всем этим делам одну неделю в году. Это мне напомнило советские времена, когда один день в году посвящался, ну, например, женщинам, которым в этот день полагалось дарить цветы и говорить разные приятные фразы. Или, например, день, когда все должны были соблюдать правила дорожного движения. В общем, абсурд! Вздор! Ахинея! Цель христианской православной церкви понятна: отвратить людей от древнего праздника и заставить каяться в прегрешениях и идти для этого в храмы и нести туда денежку. «Церковь призывает помнить, что ни в какое время не стоит веселиться, теряя голову и совесть». Что за передёргивание карт? Если люди посмеются, попоют древние обрядовые песни, попляшут, покричат вволю, покушают блины и немного выпьют в честь праздника, то разве это значит потерять голову и, тем более, совесть?! Коту, которому не всё Масленица, понятно, что не стоит разрушать себя пьянством или опасными играми. «Всякое злоупотребление отдаляет человека от Бога и от приобретения тех качеств души, к которым стремится христианин». В стремлении поучать, христианская церковь пугает людей отдалением от Бога. Законченному пьянице по барабану, что церковь с её поучениями, что Масленица, которую он воспринимает, как повод к выпивке. Нормальные-то люди, почему не должны веселиться ради веселья, оттого, что наступает весна?! А то, получается: съел второй блин, задумайся, а не злоупотребил ли ты блинами? Не отдалит ли тебя этот гадкий поступок на три метра от Бога? Выпил четыре рюмки водки, вместо трёх, задумайся, а не отдалит ли тебя эта мерзость на двадцать метров от Бога? Посмеялся десять минут вместо пяти, задумайся, а приятен ли твой смех Богу, и не отдалит ли тебя твоё бессмысленное гоготание от Бога на километр? Проще, наверное, завернуться в простыню и ползти к кладбищу, не радуясь жизни, не смеясь, не поедая блины, не выпивая, не пляша. Дорогие товарищи – попы! Радовалась жизни, и буду дальше радоваться! Праздновала Масленицу по-язычески, и дальше буду праздновать! Ела блины, и дальше, буду есть! Пила рюмочку на праздник, и в дальнейшем буду выпивать! Случится поплясать, так и плясать буду! И смотреть буду, как сгорает на костре чучело Масленицы, символ зимы. А что обижать никогда никого не надо, я и без христианской церкви знаю, и постараюсь никого не обижать. И умение признавать свои ошибки и просить за них прощения надо не один день в году, а всегда, и учить этому надо не только раз в году, а с младых ногтей. Марина, ну, какие они постные и скучные, эти чёртовы христиане! Да ведь давно известно, что сами попы, учители мирян, и приложиться к рюмочке любят, и плясать горазды, и в картишки перекинуться, и пожрать повкуснее, и сексом злоупотребляют, и людей обижают. Вот этот буклет для меня – прямая обида, поскольку мне советует церковь не праздновать древнюю Масленицу и не радоваться жизни. И потому я говорю, да пошла ты…, старая скучная дурища! Наши предки радовались Масленице, радовались весне, радовались солнцу, радовались жизни! Да здравствует жизнь! Да здравствует солнце! Да здравствует любовь! Да здравствует весна! Ура! Целую тебя, Марина и пью рюмочку за тебя! ПИСЬМО XVII Здравствуй, любовь моя! Причащалась ли ты когда-нибудь? Ты замечательно сказала о евхаристии: «Чудовищность причастия: есть Бога. Богоедство». Или теофагия. Теофагия может привести к антропофагии. Или, другими словами, к каннибализму. Теофагия, как мы с тобой увидим, может оправдать антропофагию. Символическое тело так называемого христианского бога (плоть) поедается, символическая кровь (вино) выпивается собравшимися в храме христианами. По-крайней мере, они думают, что именно это и делают во спасение своей души. Съели кусочек боговой плоти, запили боговой кровушкой, и спаслись. Приняли Христа, так сказать, внутрь и стали с ним единой плотью и кровью. Но разве, не так ли поступали и язычники, поедая плоть врага и выпивая его кровь, чтобы обрести его храбрость?! Суть-то – одна! Сакральный смысл – тот же. У язычников, уже не практикующих дикарский каннибализм, тоже была евхаристия. Вкушение хлеба и питие вина в сакральном смысле имело место в древних языческих религиях. Хлеб и вино всегда были символами жизни и радости. В этом смысле мы, собираясь с друзьями за столом, едим и пьём вино во славу дружбы, любви и радости. Мы причащаемся во славу человеческого общения. Когда за ритуалом, пусть он тысячу раз языческий, стоит радость жизни прекрасно, не правда ли?! Но когда за ритуалом стоит ненависть к жизни во имя любви к смерти и к тому неведомому, что кроется под её крылом, вряд ли это прекрасно. Думаю, что ты была того же мнения. Богоедство христиан зачастую не символично, а подлинно, ибо они верят, что вкушают именно плоть и пьют именно кровь Христа. Католики и православные, и протестанты понимают по-разному евхаристию. То есть, в христианском мире нет единства во взгляде на это их таинство. Католики сформировали свою концепцию понимания евхаристии примерно в XIII веке. То есть, до этого века понимания-то и не было. В XVI веке Триденский собор постановил, что через благословение хлеба и вина, сущность хлеба целиком изменяется в сущность плоти Христовой, а сущность вина в сущность Его Крови. Ты слышала, конечно, термин «пресуществление». Что подразумевается под этим термином? Акциденция (внешние, видимые свойства, которые доступны для наших чувств) хлеба и вина, т. е. евхаристических даров – остаются неизменными, сущность же хлеба и вина, т. е. материальная сущность хлеба и вина изменяется, превращаясь в сущность Тела и Крови Христовой. Что, каково?! На вкус, то, что мы принимаем внутрь из чаши – кагор, а сущность, сказывается, недоступная нашему вкусу – кровь! То же и с хлебом. Обман чувств! Конечно, православные точку зрения католиков на евхаристию не разделяют. Русский философ Хомяков Алексей Степанович назвал евхаристию у католиков атомистическом чудом. То есть, всё происходит на уровне атомов, поэтому человек этого и не замечает. Протестанты считают, что Христос только присутствует в святых дарах, и как только причастие закончено, содержимое чаши можно вылить, да хоть в помойное ведро. Акт, по мнению католиков – кощунственный. Оказывается, у православных всё не так. Святые дары являются плотью и кровью Христовой не по причине изменения (нашими чувствами не замечаемого), а по причине соединения человеческой и божественной сущности наитием Святого Духа. Уф! Плоть и кровь Христа стала спасительной, потому что была соединена с Божеством. Потому он и исцелял людей, объясняют православные богословы. Через причащение мы как бы соединяемся с Христом, говорят они. Мы становимся единокровными с ним. Католиков православные обвиняют в мистической алхимии. Понятно, что каждая христианская конфессия считает свою концепцию евхаристии самой-самой правильной. Самое-то интересное, что евхаристия обязана своим появлением измышлениям самозваного апостола Павла - основателя современного христианства, который заявляет, что получил сие указание от Господа. Обратимся к источнику – первое послание апостола Павла коринфянам: «Ибо я от Самого Господа принял то, что и вам передал, что Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и, возблагодарив, преломил и сказал: примите, едите, сие есть Тело моё, за вас ломимое; сие творите в моё воспоминание». То же Христос сказал и о крови. И тоже предложил пить вино, в его воспоминание. Что Павел, тринадцатый самозваный апостол никогда не видел Христа, не был его учеником, христиан не смущает. Ведь Павел сам рассказал им сказку о своём обращении, будто бы на пути в Дамаск ему явился Христос, к этому времени уже распятый, погребённый и якобы воскресший. Очень удобно! Раз он воскрес, почему бы ему чудесным образом не явиться Савлу, будущему Павлу, гонителю христиан?! Словом, Савл обратился, поменял имя, и стал христианином. Но даже не это так интересно, как другое. Раньше всего, как утверждают учёные, были написаны послания апостолов. Послания апостола Павла датируются 49 60 годами. Позже было записано Евангелие от Матфея, следом от Марка, ещё позже от Луки и, наконец, от Иоанна. Есть и другие гипотезы, но я их рассматривать не стану, ибо это усложнит дело. Рассмотрим их в том порядке, в каком они расположены в Новом завете. Итак, Евангелие от Матфея, ученика Христа, традиционно датируется 41-55 годами. Евангелие от Марка, апостола из числа 70, ученика апостола Петра, датируется 60 70 годами. Евангелие от Луки, ученика апостола Павла, датируется 70 80 годами. Евангелие от Иоанна датируется 80 95 годами. Нечего и говорить, что учёные считают, что все евангелия написаны анонимными лицами, ибо авторство по текстам установить невозможно. Церковь сама приписала те или иные тексты определённым людям. Но дело даже не в этом. Хотя немного напрягает то обстоятельство, что не все евангелия написаны непосредственными учениками Христа. Впрочем, почти все ученики его были простыми безграмотными рыбаками. Что они могли написать?! Но я удалилась от темы. Примем за аксиому, что датировка примерно соответствует действительности. Это означает, что послания апостола Павла и Евангелие от Матфея написаны почти одновременно. Или одновременно. Есть мнение, что апостол Павел редактировал Евангелие от Матфея, вставив в эпизод последней вечери высказывания Христа о хлебе и вине. Мог Павел редактировать и Евангелие от Марка. А Лука вообще был учеником Павла. Эти вставки появились и в других Евангелиях. Это весьма похоже на правду, учитывая высказывание из первого послания Павла коринфянам: «от самого Господа принял». Следовательно, апостол Павел принял обычай от язычников, чтобы через евхаристию, придав ей иной смысл, привлечь их в христианскую веру. Сослался, понятно, на Христа. Христианская евхаристия имеет много общего с языческими евхаристиями. В Древней Мексике праздновали «Высочайший ужин», на котором люди ели плоть своего Бога. Британская Энциклопедия сообщает о подобном празднике в Греции в честь бога Диониса. Что же касается митраизма - то здесь евхаристический ритуал занимал выдающееся место среди атрибутов веры. Среди почитателей Аттиса была распространена подобная же практика. Благодаря такой всемирной популярности этого ритуала, христианские теологи не могли не включить его в свой распорядок. Христиане вынуждены были иметь свою собственную тайную вечерю, которую они могли бы противопоставить языческой евхаристии. И не следует забывать, что Павел ориентировался ещё и на еврейский Песах. Накануне последней из десяти казней египетских — поражения египетских первенцев — бог повелел евреям заколоть ягнят, зажарить их мясо, а их кровью пометить дверные косяки. В ночь 14 нисана бог «прошёл мимо» (песах) домов евреев и они были спасены, в остальных же домах погибли все первенцы. Кровь ягнёнка есть то, что объединяет еврейскую и христианскую пасху. Во всяком случае, христиане взяли идею у евреев. Христос ассоциируется с жертвенным ягнёнком, чья кровь не метит дверные косяки египетских домов, где были первенцы, но выпивается в воспоминание о Христе, как якобы он велел. У евреев жертвы – первенцы египтян. У христиан жертва – сам Христос. Мясо ягнёнка, евреи, празднующие Песах, съедали. Так что вполне логично было для христиан придумать и закуску после пития крови – плоть Христа. Кстати, мусульмане с омерзением отзываются о таинстве причастия у христиан. И правы! Причащалась ли ты когда-нибудь? Я причащалась несколько раз. Один раз в православном храме, другой раз у католиков, а в третий у протестантов. И во всех трёх случаях – по-разному. Перед причастием у православных надо исповедоваться. Требование не обязательное у католиков и протестантов. Исповедовалась я дважды. Этой процедуры я никогда не забуду. Исповедь у православных общая. Скопом! Гуртом! Кучей! Собирается возле священника три-четыре грешника, наклоняют головы, священник покрывает головы кающихся епитрахилью, и начинает что-то бормотать. Что бормочет, не понять, ибо невнятно и быстро. Народу много, надо всем отпустить грехи. Благословляет, крестит, и отходишь чистенький и безгрешный. Удовлетворения – никакого! Процедура для проформы. Но бывает исповедь личная. И мало мне не показалось. Я была наказана за моё исследовательское любопытство. Исповедовалась я, сорокапятилетняя женщина, у молодого священника. На его первые два предложенных вопроса я ответила. Но третий вопрос заставил меня выпрямиться. Епитрахиль слетела с моей головы. Батюшка! – сказала я. – Какого чёрта вы мне такие вопросы предлагаете?! Батюшка оторопело перекрестил меня: Не упоминай врага нашего, дочь моя! Да какая я тебе дочь! – рассвирепела я. – Это ты по возрасту мне в сыновья годишься! Извращенец! Больше я на исповедь – ни ногой! Да и к чему мне?! А поп действительно предложил мне хамский вопрос. Явно сексуально озабоченный поп! Или это так у них полагается? В православном храме я, правду сказать, дрогнула, когда стоя в очереди на причастие, увидела у стоящей впереди молодой женщины руки, сложенные на груди. Не то, чтобы неухоженные руки, а грязные, с такими изуродованными (или обгрызенными) ногтями, что меня чуть не стошнило. Тут-то я и вспомнила тётю Соню, целовавшую иконы через платочек. Я подумала, что мне после этой грязноватой барышни, стоящей впереди меня в очереди на евхаристию, придётся прикоснуться губами к ложке с вином. Я подумала, что лучше мне уйти. Но любопытство было сильнее. Чем будет причастие? Вообще, что я ожидала? Что в ложке действительно будет вкус крови и сырого мяса? Я подошла к священнику с чашей. Он зачерпнул ложкой и понёс к моему рту, узнав предварительно, как меня зовут. Что-то пробормотал. Я почувствовала вкус сладкого густого кагора и пресного хлеба. Отошла. Старухи зашикали на меня: Идите к столу! Запейте теплотой! Чем запить? – изумилась я. Они подталкивали меня к столу, на котором были чашки и два чайника. Из одного из них мне налили в чашку тёплой воды и жестами дали понять, что надо выпить. Я выпила, содрогаясь от мысли, что до меня кто-то из этой чашки тоже пил. Впрочем, я предусмотрительно повернула чашку ручкой влево. Да ведь, не я одна была, наверное, такая предусмотрительная. Три мысли неотступно преследовали меня около недели. Не заразилась ли я какой-нибудь дрянью во время причастия, потому что ложка побывала в огромном количестве чужих ртов. Вроде бы я и не прикоснулась к ней губами (опыт священника, выливавшего в рот содержимое ложки!), а ощущение брезгливости, опасения и омерзения – осталось. Вторая мысль была не лучше первой: а мыл ли руки священник перед тем, как крошить просфоры в чашу? И третья мысль была аналогична первой: а не заражусь ли я, выпив из общеупотребительной чашки? Мучения мои были так сильны, я всё время ждала, что вот-вот начнётся страшное, и, в конце концов, поняла, что причащаться больше никогда не буду. Но соблазнилась в католическом храме в Москве. И ты поймёшь, почему. Это был храм Людовика Святого на Лубянке. Причащение у католиков происходит иначе, чем у православных. Когда ты подходишь к священнику, то либо тебе в рот, либо в ладонь (по твоему желанию) он кладёт облатку – плоский кружочек пресного хлеба. Причащения вином для прихожан не предусмотрено. Вполне гигиеничная процедура, если руки твои чисты. Почему у католиков всё происходит без вина (вином причащаются только священники)? Говорят, что первые христиане, подходя к чаше, так толкались и даже дрались за право быть первым, что вино проливалось на пол, после чего и было принято решение причащать прихожан только хлебом, тьфу, чёрт, плотью. У протестантов причащение происходит на другой манер. Кстати, у протестантов я тоже причащалась в Москве. В храме на бывшей улице Станкевича. Не помню, как она теперь называется. Кажется, Вознесенский переулок. Наверное, как до революции. В этом храме, когда он не был храмом, я была с великой оперной певицей, которая взяла меня с собой на запись пластинки. В советское время в этом бывшем храме была студия звукозаписи. Великолепная акустика! Певица записывала песни Шуберта. Её аккомпаниатору я перелистывала ноты, и ужасно этим гордилась. Как счастлива я была в этот день! Мы были молоды и полны сил. И певица дивно пела на германском, родном языке моей прабабушки. Так вот, через двадцать пять лет я снова попала в это здание, отданное теперь тому, кому оно принадлежало по праву – англиканской церкви. Я вспомнила, где стоял рояль. Возле рояля та, стройная, высокая и великолепная, в полном расцвете молодости, сил и таланта. И я помню её улыбку, обращённую ко мне. Улыбку, принадлежащую только мне! Она была моим божеством! И зачем мне какие-то другие боги?! Что мне с ними делать?! Но поговорим об этом в другой раз. Теперь в этом храме ряды стульев с красной обивкой, и единственно, что осталось нетронутым временем, псевдоготическая архитектура, и изумительная акустика. Но вернёмся к причастию. У протестантов причащают хлебом и вином (кровью и плотью), но пить надо из общей чаши, никаких ложек! И в чаше только вино, хлеб туда не крошится, а выдаётся отдельно, как у католиков. Как в чаше присутствовал Христос и присутствовал ли вообще, я не заметила. Вино, как вино! Хлеб, как хлеб! Причащаясь у протестантов, я не испытала того острого отвращения и страха заразиться, как в православном храме. Почему бы это? Кстати, посещая католический и протестантский храмы, я чувствовала себя более, чем комфортно. Никто не задавал дурацких вопросов: к какой конфессии я отношусь, или вовсе атеистка? Пришла – и хорошо! Причастилась – и замечательно! Мне были рады. Никто не требовал, чтобы я сменила джинсы на юбку. Никто не упрекал, что я пришла с непокрытой головой. Скажу больше: в протестантский храм я пришла с католичкой. Разумеется, мы испросили разрешения присутствовать на службе, которая, кстати, велась на английском языке. Нам разрешили. А потом был сюрприз. Перед началом службы англиканский священник привлёк внимание собравшихся и сказал, что на службе присутствуют католичка и православная. Не могла же я заявить, что я пантеистка или атеистка. Давайте, сказал священник, поприветствуем наших гостей! Все обернулись в нашу сторону и, улыбаясь, стали хлопать в ладоши. Это было так трогательно! А после службы был организован чай с печеньем и конфетами в нашу честь. Это было ещё более трогательно! Можешь ты, Марина, представить, что в православном храме приветствуют обычного католика или обычного протестанта?! Или поят его чаем с печеньем?! – Исключено! Потому что, с точки зрения православной церкви и католики, и протестанты – еретики. Когда одна православная дама узнала, что я причащалась у католиков и протестантов, она в неподдельном ужасе воскликнула: Как Вы могли! Вы же осквернили себя! А Вы оскверняете себя ненавистью к ближним своим! – парировала я. Но мой мгновенный рипост был тщетным. Дама ничего не поняла. И не хотела понимать. Марина, я вынуждена сказать: мы, русские, всё-таки варвары, даже если у нас есть высшее образование. После опытов в храмах трёх христианских конфессий, я прекратила эксперименты. В общем, это было культурологическое исследование. Но я исследовала не только формы причастия. Если бы я была верующим человеком, то выбирала бы между католиками и протестантами. А выбирая между католиками и протестантами, я склонилась бы к католикам. Православную веру я не выбрала бы ни за какие коврижки! Во-первых, в православном храме надо всю службу стоять. При этом туда-сюда шастает публика и то и дело толкает тебя в спину. В спину тебя нередко умышленно толкают люди, стоящие позади, чтобы ты передал свечи людям, стоящим впереди. Ноги устают и затекают. Спину ломит. Присесть негде. Мне кажется, что лучше, сидя, молиться и думать о боге, чем, стоя, думать о ноющих ногах. К чему эта бессмысленная пытка? Православная церковь – самая не толерантная, сама не либеральная, самая не современная. У католиков и протестантов прихожане сидят во время литургии. Иногда встают, как того требует служба. И снова садятся. Католики даже встают на колени на специальные подставки, а не бухаются, как в православном храме, на затоптанный множеством ног пол. То ещё и лбом в пол бьют. В православном храме нет органа, который я люблю. Зато есть хор, не всегда вышколенный должным образом. А если хор по каким-то причинам не поёт, то поют дребезжащими голосами бабки на клиросе, а это не всякий слух вынесет. Мой не выносит! Бабки в православном храме это вообще феномен! Как правило, злые, недоброжелательные ригористки. Своим пронырливым глазом они моментально вычисляют, что ты чужой, и начинается шипение и поучения, так что однажды мне пришлось, чтобы остановить немотивированную агрессию, как следует гавкнуть и осадить нападавшего противника. Подействовало! А завершу я размышления о причастии и о связи его с каннибализмом одной интересной историей, приключившейся в октябре 1972 года. В Андах на высоте 3 200 метров разбился самолёт, в котором летели молодые спортсмены, уругвайцы по национальности, католики по вероисповеданию. В самолёте было 45 человек. При падении часть людей погибла. Высота. Снег. Холод. Отсутствие источника тепла. Отсутствие пищи. При сходе лавины погибла ещё часть людей. В живых остались 16 человек. Марина, вместо того, чтобы двигаться вниз к теплу, в долины, эти ребята просидели возле разбитого самолёта 72 дня, ожидая помощи, хотя никакой помощи власти не подавали, полагая, что все пассажиры и экипаж погибли при авиакатастрофе. Только двое молодых людей решили, наконец, спуститься и найти помощь для спасения выживших. Им удалось это сделать. Они шли через горы 10 дней, спустились в долину, нашли людей, и помощь оставшимся пришла. Марина, спроси, а как удалось выжить 16-ти спортсменам, когда вокруг них был только снег и лёд? – Правильно. На десятый день голода они приняли решение, есть замороженное мясо погибших людей. Так они стали каннибалами. Когда их спасли, то дотошные журналисты стали выяснять, как людям удалось выжить. И выяснили. Впрочем, никто и не скрывал правду. Некоторые из спасённых людей находили себе оправдание в том, что сравнивали каннибализм с обрядом святого причастия. Начали с символической теофагии и закончили конкретной антропофагией. Все участники трагедии – католики. Ученые заметили, что стоит только попробовать человеческое мясо, как у начинающего каннибала возникает неутолимая потребность в нём. Мир был в шоке. Католическая церковь оправдала вынужденный каннибализм. Один из выживших участников этой трагедии решил навестить родителей съеденного юноши и утешить их. Родители практически спустили его с лестницы с фразой: «Мы успокоимся только тогда, когда увидим тебя мёртвым!». Родителей можно понять. Другие христианские таинства не менее любопытны. Считается, что если тебя помажут определённым образом маслом с ароматическими травами, то это укрепит твою веру. Помазали мне лоб, руки, шею, но веры нисколько не прибавилась. Язычники, кстати, тоже лили масло на идолов. Христианство связано крепчайшими узами с язычеством, и корни имеет в нём, хотя отрицает это. Даже многобожие осталось. Раньше было много богов, и каждый отвечал за что-нибудь. Дионис за производство вина. Посейдон за кораблестроение. Гермес за торговлю. Зевс за законодательство. Афина научила женщин ткать. Как только христианство пришло к власти и начало истреблять языческую «бесовскую», как они говорили – культуру, появилось множество святых, заменивших прежних богов. Каждый святой взял на себя какую-нибудь функцию, чтобы приносить пользу верующим. Пантелеймон исцеляет. Николай помогает людям, погибающим на водах. Влас помогает сохранить скот. И так далее, и тому подобное. Пантеон христианских божков разросся до размеров, превосходящих пантеоны языческих богов. И сколько бы ни говорили христианские богословы о единобожии, нет его. Бог христианский: три в одном флаконе. Не бог, а Змей Горыныч о трёх головах. И туча святых, не считая серафимов, архангелов, ангелов и прочая, и прочая. Кстати, у Данте в «Божественной комедии» дьявол, вмёрзший в ледяное озеро Коцит, тоже о трёх лицах. К чему бы это? За окном светает. Пожалуй, прилягу. Вдруг удастся уснуть. Час-другой поспать перед работой не помешает. Целую тебя, любовь моя, моё божество! Ну, да, и ты – моё божество! До встречи! ПИСЬМО XVIII Здравствуй, дорогая! Размышляю о святых. Как их много! Христианство, разумеется, есть многобожие. Ричард Докинз в своей книге «Иллюзия бога» пишет: «Папа Иоанн Павел II причислил к лику святых и блаженных больше людей, чем все его предшественники за предыдущие несколько столетий; особенно он почитал Деву Марию. Его многобожеские симпатии ярко проявились в 1981 году, когда после произошедшего в Риме покушения на его жизнь он приписал своё спасение вмешательству Фатимской богородицы: «Рука Божьей Матери отвела пулю». Невольно возникает вопрос, почему она не отвела пулю совсем. Кому-то может показаться, что команда хирургов, оперировавшая папу в течение шести часов, также заслуживает толику признания, хотя, может, и их руками водила божья матерь. Но что интересно, так это убеждение папы, что пулю отвела не просто богородица, а именно Фатимская богородица. Видимо, Лурдская, Гвадалупская, Междугорская, Акитская, Зейтунская, Гарабандальская и Нокская богоматери были заняты в то время другими делами». Ясное дело, что богородица должна быть одна, а их – вон сколько: Владимирская, Иверская, Казанская, и сколько их там ещё! Даже Троеручица есть. И святые тоже множатся, как клоны. Было, например, несколько святых Елен, но меня интересует равноапостольная, мать императора Константина Великого. Святая Елена! Остров святой Елены! Надо же было так назвать остров! Меня назвали в честь Елены Спартанской, той самой, из-за которой сыр-бор разгорелся – Троянская война. Чем же прославилась святая Елена? По легенде, царица Елена, будучи уже преклонных лет, якобы по просьбе сына отправилась из Рима в Иерусалим, чтобы разыскать там крест, на котором был распят Христос. В Иерусалиме царица Елена принялась за розыски креста. Он был якобы обретён под одним из языческих капищ. Оповещённый об этом Константин решил отличить святое место каким-либо памятником, достойным его. Так на месте обретения креста был возведён храм Воскресения Христова. Царица Елена якобы нашла хитон Иисуса Христа. За все эти заслуги церковь и нарекла царицу Елену святой и равноапостольной. Это легенда. А коль скоро это есть легенда, то она есть выдумка. Почему легенда, и, стало быть, выдумка? Почему я пишу – «якобы»? Дело в том, что против фактов – не попрёшь. Евсевий Кесарийский, историк церкви, живший в 3 – 4 веках написал труд под названием «Жизнь Константина». Обращаемся к текстам историка церкви. Книга III? Глава 44. «О великодушии и благотворительности Елены»: «Путешествуя по всему востоку с царственным великолепием, она осыпала бесчисленными благодеяниями, как вообще народонаселение городов, так, в частности, каждого приходившего к ней; се десница щедро награждала войска, весьма много помогала бедным и беспомощным. Одним она оказывала денежное пособие, других в изобилии снабжала одеждой для прикрытия наготы, иных освобождала от оков, избавляла от тяжкой работы в рудокопнях, выкупала у заимодавцев, а некоторых возвращала из заточения». Книга III. Глава 45. «О том, с каким благоговением Елена являлась в церквях»: «Но прославляясь такими делами, Елена не забывала и служить Богу. Всегда видели, как она ходила в Божью церковь и украшала молитвенные дома блистательными драгоценностями, не оставляя без внимания храмов и в городах самых малых. Видели, как эта дивная жена, в скромной, но благоприличной одежде, смешивалась с толпой народа и свое благоговение перед Богом выражала всякими богоугодными делами». Книга III. Глава 46. «О том, как она, прожив восемьдесят лет и распорядившись, скончалась»: «Совершив уже довольно долгий путь (земной) жизни, (василиса) призвана была к лучшему наследию почти на восьмидесятом году своей жизни». Дальше идёт информация о распоряжениях Елены перед смертью и о погребении матери её сыном Константином. И это о царице Елене – всё, что написал Евсевий. И ничего он не сказал из того, о чём говорится в легенде. Ни слова! В главе 25 Евсевий повествует о том, что «боголюбивый василевс приступил к созданию величайшего памятника в Палестине. Какого же именно? Ему угодно было священнейшее место спасительного воскресения в Иерусалиме сделать славным предметом всеобщего благоговения. Посему, он повелел немедленно выстроить там молитвенный дом и задумал это не без внушения свыше, но будучи подвигнут духом самого Спасителя». Оказывается, нашли «божественную гробницу», а не крест. Евсевий не говорит, кто нашёл эту гробницу. Над гробницей был возведён языческий храм: «Некогда нечестивые люди, или лучше сказать, через них все демонские силы приложили старание скрыть во мраке и предать забвению тот божественный памятник бессмертия, где снисшедший с неба светозарный Ангел отвалил камень от душ окаменевших и мнивших найти живого Христа между мёртвыми, где он изрёк благовестив женам и, сбросив камень неверия с их помыслов, вывел их из заблуждения касательно понятия о жизни Того, которого они искали. Сию спасительную пещеру некоторые безбожники и нечестивцы умыслили скрыть от взора людей, с безумным намерением скрыть через это истину. Употребив много трудов, они навезли откуда-то земли и завалили ею всё то место. Потом, подняв насыпь до некоторой высоты, замостили её камнем, и под этой высокой насыпью сокрыли священную пещеру. Окончив такую работу, им оставалось только на поверхности земли приготовить странную, по истине, гробницу душ, и они построили мрачное жилище для мёртвых идолов, тайник сладострастному демону любви, где на нечистых и мерзких жертвенниках приносили ненавистные жертвы. Так, а не иначе думали они привести свою мысль в исполнение, если бы ту священную пещеру успели скрыть под отвратительными нечистотами. <…> Долговременны, правда, были умыслы безбожников и людей нечестивых против истины, ни из правителей, ни из военачальников, ни из самих василевсов не нашлось никого, способного к истреблению дерзости кроме одного, возлюбленного Всецарем — Богом. Водимый духом Божьим, он не оставил без внимания того места, по умыслу врагов забросанного всякими нечистыми веществами и преданного совершенному забвению, не уступил злобе виновников сего зла, но, призвав на помощь Бога, повелел очистить упомянутое место, думая, что, будучи осквернено врагами, оно должно быть украшено им тем с большим великолепием. По силе этого повеления, убежище обмана тотчас разрушено сверху донизу, жилище заблуждения со всеми статуями и демонами ниспровергнуто и раскопано». Вот с чего началось великое истребление языческой культуры. Ребята, которые устроили эти раскопки, наткнулись на пустое пространство, как пишет Евсевий, и Константин тотчас решил, что это и есть та самая пещера, где был погребён Христос. Не иначе, как там была прикреплена к стене табличка: «Здесь находится гробница Христа». Да только не было никакой таблички, а были измышления царя Константина, которому так хотелось каких-нибудь доказательств существования Христа. Но – кроме пустого пространства под раскопанной землёй, ничего там больше не было. И кто знает, чья это была могила? И была ли это вообще – могила? Вот после всего этого Константин повелел возвести возле предполагаемой гробницы – храм, что и было исполнено. Затем идут главы, в которых Евсевий повествует о построении храма, об украшениях, архитектуре, и. т. д. Ни слова о кресте! Если бы он был найден, то уж, наверное, историк церкви Евсевий посвятил бы этому факту не одну главу. Не было факта! Следовательно, церкви, которые сегодня оказываются хранительницами частей креста, на котором был казнён Христос, обладают кусочками дерева неизвестного происхождения. И гвоздями, тоже неизвестного происхождения. Кстати, мог ли сохраниться деревянный крест в течение трёх веков? Разве только что он был изготовлен из дуба. Говорят, дуб со временем крепчает. Но нам неизвестно, из какого дерева был изготовлен крест. Есть, правда, кое-что, но вряд ли мы можем воспринимать эту информацию всерьёз. Некто иеромонах Иов (Гумеров) говорит: «Согласно церковному Преданию, крест Спасителя был трехсоставен. Он состоял из трёх пород дерева: кипариса, певга (сосна или ель), кедра. Прообразовательное указание на это содержится в книге пророка Исаии: «Слава Ливана придет к тебе, кипарис и певг и вместе кедр, чтобы украсить место святилища Моего, и Я прославлю подножие ног Моих» (Ис. 60: 13)». Конечно, римляне, прежде, чем распять государственного преступника, каким в их глазах был Христос, тщательно проштудировали Ветхий завет (на древнееврейском языке!), нашли соответствующие указания, и соорудили крест, подобрав три породы дерева. Интересно, если бы они действительно сделали это, то сколько бы времени у них ушло на перевод Ветхого завета на латынь, поиск нужного указания, поиск нужных пород дерева, и изготовление креста? – Уважаемый иеромонах Иов, право, это не смешно, ибо вздор! Вернёмся, однако, к проблеме поиска креста. Я думаю, что василевс Константин был умным человеком и понимал, что за триста лет крест мог сгнить, лёжа в земле. И железо, из которого были выкованы гвозди, распались в прах. Справедливости ради скажу, что в труде другого историка церкви Сократа Схоластика «Церковная история» в 7 книгах есть глава 17 под названием «О том, как мать царя Елена, прибыв в Иерусалим, искала крест Христов и, нашедши его, создала церковь». В ней повествуется, что Елена с помощью Божией нашла место, где стоял крест. На том месте стоял храм Афродиты. «Сняв идола, откопав и очистив место, она нашла в гробнице три креста: один — преблаженный, на котором висел Христос, а прочие, на которых распяты были и умерли два разбойника. Вместе с ними найдена и дощечка Пилата, на которой распятого Христа провозглашал он в разных письменах царём иудейским. Но так как всё еще неизвестен был крест искомый, то мать царя обуяла немалая скорбь». Так пишет Сократ Схоластик, что будто бы царица своими руками копала. Скорбь её длилась недолго. По наводке одного шустрого епископа нашли умирающую женщину, и стали поочерёдно прикладывать к ней кресты. От одного креста ей резко стало лучше, и она моментально выздоровела. Так определили, что это и есть животворящий крест, на котором распяли Христа. «Мать царя предложила создать на месте гробницы многоценный молитвенный дом и, построив его против того древнего разрушенного Иерусалима, назвала Иерусалимом новым. Что же касается креста, то одну часть его, положив в серебряное хранилище, оставила она там, как памятник для последующих историков, а другую послала к царю». Тексту Сократа Схоластика я вообще не доверяю, и вот почему. Евсевий – современник Константина. Константин родился в 272-м году, а умер в 337-м. Евсевий родился в 263-м году, а умер в 340-м. То есть Евсевий был старше Константина на девять лет, и умер через три года после смерти императора. Таким образом, сведения, предоставляемые историком Евсевием, взяты прямо из первых рук. Кстати, вызывает доверие и стиль повествования Евсевия – краткий, ясный, без излишеств, без художественных фейерверков. Сократ Схоластик родился около 380 года, т. е. через сорок три года после смерти Константина, и через сорок лет после смерти Евсевия. Прежде, чем он начал писать твой семитомный труд, он должен был собрать материал, обработать его, обдумать. Считается, что он закончил писать последний том к 439 году. Задачей автора было написать продолжение «Церковной Истории» Евсевия, труды которого Сократ Схоластик несомненно читал. Начинает Сократ Схоластик с углубления информации, данной Евсевием, а именно с информации, как Константин пришёл к христианству. Я не доверяю Сократу Схоластику, ибо он не был современником Константина и Елены, как Евсевий. Не доверяю я ему ещё и потому, что в интересах церкви, он воспользовался легендой о поисках Еленой креста, и подал этот поиск, как исторический факт. Да и стиль изложения Сократа Схоластика отличается не в лучшую сторону от стиля изложения Евсевия. Сократ Схоластик многоречив и велеречив. Евсевий – настоящий историк. Сократ Схоластик – историк-сочинитель. По Сократу Схоластику инициатива создания храма принадлежит царице Елене. По Евсевию – императору Константину. Конечно, верю Евсевию. Итак, царице Елене церковь приписала поиск и обретение креста. Зачем? Как, зачем?! Такая авторитетная фигура в пантеоне святых! Царица! Мать императора! Солидно! А вот что известно о твоей святой – Марине. Марина Антиохийская — родом из Антиохии Писидийской (Малая Азия). Жила во времена правления императора Диоклетиана. В Риме десакрализована (житие признано апокрифическим) в 494 году папой римским Геласием I. В средние века в Западной Европе её почитание возобновляется под именем Маргариты Антиохийской (входит в число 14 святых помощников Католической церкви). В возрасте 12 лет Марина, услышав о непорочном зачатии и рождении Христа от девы, решила не выходить замуж. На её девственность покушался некий Олимврий, якобы правитель провинции. Олимврию Марина заявляет, что любит только Христа. Олимврий забрал её с собой в Антиохию, где предложил ей руку и сердце публично, в центре города, с подиума префекта. Но Марина отвергла и руку, и сердце влюблённого правителя. Марину бросают в темницу, мучают и отрубают ей голову. Вся эта история обрастает фантастическими сюжетами, которые мы обсуждать не будем. В день казни Марине было 15 лет. Крутая девчонка! Может, лучше бы ей было выйти замуж и родить ребятишек? Больше пользы было бы? А так, польза одной церкви, спекулирующей на имени бедной глупой девочки. Что там церковь приписывает святой Марине? (она же святая Маргарита). С IV столетия святая Марина почитается как избавительница от напастей и бед, от неправедного суда и беззаконного приговора. Считается, что её мощи исцеляют страждущих, подают исцеление больным, утешение скорбящим, исправление и прощение живущим во грехах. Частицы её мощей в большом количестве находятся на Афоне. Часть руки святой находится в Ксенофонте, левая рука с кистью — в Иверском монастыре, в монастыре Филофея — нога, в русском Пантелеимоновом монастыре — одно из рёбер. Крупные части мощей св. Марины хранятся в Хиландаре и Эсфигмене. В Италии мощи Марины были помещены в церковь св. Либерала, переименованную затем в её честь, откуда в XIX веке были перенесены в храм святого Фомы в том же городе. Раздёргали тело бедной девочки по кускам! Кто этим занимался? Это ведь надо было тело, пока оно не разложилось, добыть у палача, порезать его на кусочки, высушить кусочки, раздать желающим. А, может, эти высушенные кусочки тела, к реальной Марине никакого отношения не имеют? Кто теперь может доказать, что это именно то тело? Того святого или святой? О, христианская церковь! А нельзя было обойтись без трупов, если ты так ратуешь о бессмертной душе? Считается, если молиться своему святому или святой, то он (она) помогает, хранит, бдит. В связи с чем, мне интересно, чем занимаются святые тех людей, которых убивают, насилуют, грабят? Святые в это время в отпуске? Или спят? Когда я свалилась с велосипеда и разбила голову, почему меня об этом заранее не предупредила моя святая? Или ангел-хранитель, на худой конец? Они, что, ждали, когда я навернусь с велосипеда, и в предвкушении шоу потирали ручки? У попов, конечно, есть ответы. У них на всё есть ответы. Я много читала о святых, как католических, так и православных. И знаешь, жития святых написаны, безусловно, в расчёте на менталитет доверчивых потребителей, то есть читателей. Многие святые пострадали. И что же? Эти самые святые, которых предавали смерти (с каким удовольствием описывают все виды казни христиане!), в воде не тонут, в огне не горят, дикие звери их не трогают, зараза к ним не пристаёт, и так далее, и тому подобное. Больше того, враги их, увидев все эти чудеса, иногда смягчаются сердцем, или устрашаются гнева божия, и сами готовы превратиться в христиан. Восходят все эти сказки, по моему мнению, к трём евреям-пленникам, брошенным по приказу царя Вавилона Навуходоносора, в горящую печь, ибо не пожелали они поклониться золотому истукану. И что же? Пленники не сгорели в огне, а целёхоньки остались. Восходят также христианские сказки про святых к библейскому пророку Даниилу, еврейскому пленнику, процветающему при вавилонских царях, но уличённому в приверженности своему еврейскому богу, и потому брошенному в ров на съедение голодным львам. Львы лениво подошли к Даниилу, понюхали, поняли, что он праведник, и приняли решение не трогать юношу. Мой любимый Ницше верно сказал: «Истории святых – это самая двусмысленная литература, какая вообще только существует: применять научные методы там, где отсутствуют какие-либо документы, представляется мне с самого начала делом совершенно безнадёжным, учёным праздномыслием». Читала я книгу о католических святых. Одна история поразила меня. Дело было в Италии в эпоху Возрождения. Какой-то человек решил служить Христу. В служении своём он дошёл вот до чего. Он явился в больницу для бедных и начал помогать врачам. Помощь его заключалась в том, что каждого заразного, отвратительного больного он встречал поцелуями. Среди больных были и прокажённые. В буквальном смысле этого слова – целовал! Так он понимал любовь к ближнему. Правда, он ещё выносил за больными горшки, подавал питьё, и всё с поцелуями. Словом, никаких чудес, что радует, но никому не нужные поцелуи этого святого сами по себе действительно изумляют, как чудо. Надо же было так буквально понять любовь к ближнему! А столпники! Видела я по ТВ одного индийского современного столпника. Конечно, с точки зрения христианской церкви это «неправильный» столпник, ибо не христианский. Но, не в этом дело. На камне с площадкой наверху стоит почти голый старик в одной набедренной повязке. Старик неимоверно худой, все рёбра наружу, с седой бородой чуть ли не до колен, с седыми лохмами, развевающимися над его головой. Не мылся этот праведник, наверное, с самого дня рождения. Подходят туристы, азиаты, американцы, европейцы, фотографируют святого и просят их благословить. Старик, охотно позируя, благосклонно опускает с камня грязную ступню ноги, похожую на садовые грабли, ибо ногти на ней тоже с рождения не стрижены, и кладёт её на голову туриста. Турист, тупо балдеет, и, осчастливленный, отходит. Почему эти ребята, столпники, христианские ли, индуистские ли решили, что служить своему богу лучше всего, годами сидя на высоком камне, претерпевая стужу и зной, не моясь и ничего не делая, впрочем, молясь, но делом это вряд ли назовёшь? Интересно, исследовал ли какой-нибудь учёный-психиатр психологию фанатиков от религии? И, если исследовал, то, к какому выводу пришёл? Впрочем, тут и психиатра не надо. И так всё ясно. Не вполне ясна только психология обычных людей, считающих этих фанатиков божьими людьми и святыми. Впрочем, чёрт с ними со святыми! Вернёмся к далёким временам. Я говорила тебе уже о том, что, похоже, евхаристию сделал таинством христианской церкви апостол Павел, ориентируясь на языческую евхаристию и вложив в неё иной смысл. Апостол Павел, самозваный «ученик» Христа был человеком, несомненно, одарённым. То ли мошенник, то ли авантюрист, то ли проходимец, а, скорее всего, и то, и другое, и третье вместе, заложил основы христианской церкви, как общественного института, к которой учение Христа имеет косвенное отношение. Как ловко Павел оттеснил локтями настоящих учеников Христа! Как ловко «развил» учение Учителя в направлении, которого тот не предусматривал. Павлу не откажешь в ловкости и прозорливости. Кто стоит перед вратами христианского рая с ключами? Пётр и Павел! Почему вместо Павла не Матфей, не Фома, не другой ученик Христа из числа двенадцати, или из числа семидесяти, на худой конец? Нет, Павел! О, ловкий иудей! Насочинял правил, придумал кучу ритуалов. Самое главное, что он придумал, и что не планировал Христос – распространить христианство, как он его понял, среди язычников. И ведь в какой подлой форме он это преподнёс: «Разумею то, что Иисус Христос сделался служителем для обрезанных – ради истины Божией, чтобы исполнить обещанное отцам, а для язычников из милости, чтобы славили Бога. <…> И ещё сказано: возвеселитесь язычники с народом Его». То есть, Павел признаёт, что Христос пришёл к евреям, а как не признать, если это фраза самого Христа! Но он призывает: отрекитесь язычники от своих богов и славьте бога евреев. Он вас, язычников, из милости к себе приближает. А свой народ – из любви. Павел подлость этой своей мысли даже и не понимает. Он не понимает, что бог не может один народ любить, а к другим народам снисходить из милости. Впрочем, Павел ведь и сам – еврей и повторяет еврейские идеи о богоизбранной нации. О, сколько подлых – совершенно подлых идей заложил Павел! Я уже говорила о подлой идее есть плоть, и пить кровь своего бога. Но есть и другие, ещё более подлые, например, эта: «Всякая душа да будет покорна – высшим властям, ибо нет власти не от Бога: существующие же власти от Бога установлены». Знаешь, на какие мысли меня наводит эта глубокомысленная сентенция Павла? На те самые мысли: кому это выгодно? Уж не глашатаем ли римской власти был на самом деле Павел, ибо жил-то он в римской империи? Римляне хотели внутри своей империи мира, и были правы. А тут иудеи со своими восстаниями против римской власти. Что надо было сделать римлянам, не верующим уже в собственных богов? Найти человека, который единой верой объединит разные народы Империи. Идеи Христа – возлюби ближнего своего и врага своего для этой цели весьма годились. Но даже и Христос не додумался до того, чтобы объявить, что всякая власть – от бога. Ты скажешь, что Павел от римлян принял смерть. О, это не аргумент! Иные честолюбцы и смерть за идею рады принять. Примеров тому – тьма. И, кто знает, может, Павел от римлян ещё что-то принимал? Вернёмся к идеям Павла касательно брака и секса. И здесь – подлые идеи: «Хорошо человеку не касаться женщины». Я уж не говорю, что здесь налицо оппозиция: человек и женщина, что само по себе уже подло, ибо женщина для Павла что-то среднее между человеком и животным. Это фраза латентного гомосексуалиста, желающего превратить всех мужчин в таких же, как он, ибо кто же должен избегать объятий женщины, как не гомосексуалист. А если это не гомосексуализм, то, может, и того хуже: человеконенавистничество и некрофилия (в философском смысле, как любовь к смерти и ненависть к жизни). Не надо любви (впрочем, о любви к женщине речь вообще не идёт), не надо секса, не надо брака, не надо семьи, не надо детей, не надо самой жизни! Это поразительно! Впрочем, это в идеале. Понимая человеческую страстную и животную природу, понимая, что не все могут с нею справиться, Павел добавляет: «Но, во избежание блуда, каждый имей свою жену, и каждая имей своего мужа. Жена не властна над своим телом, но муж; равно и муж не властен над своим телом, но жена». А дальше – дальше просто фантастика! «Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве, а потом опять будьте вместе, чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим». Уф! Всё! Приехали! Павел нашёл врага, искушающего человека сексом. Сатана! Павел делает уступку сатане: «будьте вместе», но непременно «в посте и молитве». В общем, секс дело не богоугодное. Секс, по Павлу, допустим при скрежете зубовном, и только в браке. При таком отношении к сексу и женщине, что можно было хорошего ждать в ближайшем и отдалённом будущем? Сколько миллионов судеб и жизней сломала эта установка тринадцатого апостола? Подсчёту это не поддаётся, но при наличии воображения можно представить. Идеал Павла – всемирный монастырь. Какое счастье, что идеал недостижимый. Впрочем, как всякий идеал. Пойми меня правильно. Я за секс и не обязательно в браке, но непременно – в любви. Я – за жизнь и за все её радости. Поэтому апостол Павел мне – враг! Павел пытается регламентировать интимную жизнь человека. Он вторгается в тайну человеческих отношений, указывая, что можно, что нельзя. Доходит до анекдота. «Безбрачным же и вдовам говорю: хорошо им оставаться, как я». Новое дело! Апостол Павел – вдова? Ладно, может, перевод нехорош. Конечно, он имеет в виду, что он безбрачен. Если прислушаться к апостолу Павлу и следовать его указаниям, то человечество через поколение вымрет, что, по мысли Павла, замечательно. А по мне так – чудовищно! Впрочем, Павел всё время, сказав а, тут же прибавляет: «Но если не могут воздержаться, пусть вступают в брак, ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться». Ну, спасибочки, разрешил! Впрочем, только в браке. Любовника завести? Ни-ни! Низя-я-я! Разводиться – тоже нельзя. А если жена разведётся с мужем, то должна оставаться безбрачной. И разведённый мужчина должен оставаться безбрачным. О, какой человеконенавистник! А ведь почитается у христиан, как святой высшей категории. Что сталось бы с миром, сколько детей не родилось бы, если бы исполняли люди эти правила! А как объясняет Павел, все эти «низя-я-я»? Очень просто и со вкусом объясняет: «Неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу, а женатый заботится о мирском, как угодить жене». То же сказано и о незамужних девицах. Замужние дамы заботятся о муже, а незамужние девицы о Господе. Эту мысль Павел настойчиво повторяет, чтобы она врезалась в сознание людей: «выдающий замуж свою девицу поступает хорошо; а не выдающий поступает лучше». Вот, так-то! И без излишней категоричности. Хочешь, поступай так, а я знаю и подскажу, как поступить лучше. Ты ведь хочешь поступать лучше? Классический случай змея-искусителя! Так Павел мыслит и настойчиво призывает мыслить в этом направлении других людей. Недаром в Средние века расплодились женские и мужские монастыри, о чём мы позже и побеседуем. Что ещё жаждет от людей Павел? – Чтобы люди не развлекались. Он так и пишет, этот жизнененавистник: «Говорю это для вашей же пользы, не с тем, чтобы наложить на вас узы, но чтобы вы благочинно и непрестанно служили Господу без развлечения». «Непрестанно»!!! Вот фанатик! И это при видимости ненасилия: это я про узы. Книгу почитать! На велосипеде покататься? В шахматы поиграть? В интернете посидеть? На лоно природы выбраться? Рыбку половить? Фильм посмотреть? – Ещё чего! Низя-я-я! На колени и служить Господу! Крайности, крайности, крайности! «Никто не ищи своего, но каждый пользы другого». Это в русле предложения Христа любить врага своего, то есть чистой воды утопия. И, наконец, сентенции Павла в отношении женщин просто удивительны, хотя, с другой стороны, что же удивительного после того, что я сказала выше? Во-первых, что стоит предложение Павла женщинам отказаться от украшений и многоцветной одежды! По Павлу, надо чтобы женщины ходили скромненько в серых или чёрных одеждах, без ожерелий, браслетов, колец и всякой другой чепухи. Это называется быть благочестивой. Но это ещё цветочки! Ягодки? Вот они: «Жена да учится в безмолвии, со всякою покорностью; а учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии». И объясненьице не замедлило появиться. И, разумеется, из сказок Ветхого завета. Адам появился прежде, чем Ева. А Ева вообще клон Адама. Или его дочь. Из ребра появилась. Почему из ребра? Почему не из другой части тела, более подходящей для производства человека, что было бы естественней? В языческих мифах всё-таки больше ясности. Там Зевс повелел титану Прометею слепить людей из глины, тот и налепил мужчин и женщин без всякой рёберной дискриминации. Что я так близко принимаю это к сердцу? По очень простой причине. Сейчас то и дело на экранах ТВ мелькают попы: поучают, рассуждают, навязывают своё мнение, поднимают указательные персты. Они, как, впрочем, и власти, как будто забыли, что церковь отделена от государства. Как люди и граждане государства они могут выражать своё мнение, но как деятели церкви они не должны пропагандировать мнение церкви. Недавно учёные РАН написали властям государства заявление, выражая обеспокоенность вмешательством РПЦ в дела, её совершенно не касающиеся. Так вот, я тоже обеспокоена этой чрезмерно возросшей активностью церковников. И если вдруг власти объединятся снова с церковью, свободному человеку в такой стране не жить. Как в СССР, помнишь, советскому человеку полагалось быть воинствующим атеистом, а в церковь ходить возбранялось. Деятели компартии могли за это с работы турнуть, или в лучшем случае на собрании пропесочить. И я вовсе не хотела бы, чтобы всё это зеркально отразилось в современных условиях. Представляешь, вызывает меня мой начальник и говорит: Елена Леонидовна, до меня дошли слухи, что вы в церковь редко ходите, и того реже причащаетесь. Я ставлю вам на вид. Если вы и дальше будете себя так вести, то мы вас уволим, как человека неблагонадёжного. Ужас!!! Усилия Павла даром не пропали. После смерти Христа и его более чем сомнительного воскресения, начинается настоящая фантасмагория. Начинается история христианской церкви, полная насилия, разрушения и крови. Мог ли предвидеть Христос эту страшную историю? Мог! Сказал же: не мир я принёс, но меч. Меч обагрился кровью. В 381, 382, 385, 391 годы были запрещены все религии, кроме христианства. Историк Гиббон пишет: «Почти во всех провинциях Римского мира армия фанатиков нападала на мирных жителей, и развалины прекраснейших древних строений до сих пор свидетельствуют о бесчинствах этих варваров, которые имели время и желание осуществлять столь разрушение». В 414 году «добрые христиане» Гипатию, язычницу-философа, раздели донага и втащили в церковь. Епископ Кирилл убил её ударом дубины, плоть женщины была содрана с костей при помощи раковин, а её члены были брошены в огонь Убийца-садист Кирилл – христианский святой – покровитель сегодняшнего патриарха. Патриарх, наверное, молится этому убийце? Я не знаю, чем ещё «прославился» этот «святой», но я знаю, чем прославилась Гипатия. Историк Сократ Схоластик говорит о Гипатии следующее: «Она приобрела такую учёность, что превзошла современных себе философов; была преемницей платонической школы, происходившей от Платона, и желающим преподавала все философские науки. Поэтому хотевшие изучать философию стекались к ней со всех сторон. По своему образованию, имея достойную уважения самоуверенность, она со скромностью представала даже пред лицом правителей; да и в том не поставляла никакого стыда, что являлась среди мужчин, ибо за необыкновенную её скромность все уважали её и дивились ей». И вот это дивное создание, красавицу, умницу, преподававшую не только философию, но и математику, астрономию растерзала толпа фанатиков-христиан. И это не первая, и не последняя их жертва. Феофил Александрийский в 389 г. разрушил бесценную Александрийскую библиотеку. Григорий II не только предал огню все математические труды римлян, но и сжёг ценнейшую Палестинскую библиотеку, основанную императором Августом. Он уничтожил большую часть произведений Ливия и запретил изучение классиков. Джон Уильям Дрейпер говорит по этому поводу следующее: «Любая рукопись, попадавшая в руки, немедленно сжигалась. Повсеместно люди в ужасе уничтожали свои библиотеки, опасаясь, чтобы какое-либо несчастное изречение в какой-нибудь книге не послужило бы причиной уничтожения их и их семей». Христианство не могло предъявить ничего своего. Оно было бесплодным. Вместо греческой логики оно предлагало чудеса и предрассудки; вместо гиппократовской и галеновской медицины целительную силу святых мощей и остатков креста Христова, а скудная литература Нового Завета (включая множество апокрифов) заменила труды Платона и Аристотеля. Крестовые походы инициировал и инспирировал папа Урбан III. Он благословил рыцарей на бойню. Иерусалим был взят в 1099 г. В этот период жестокость, насилие, кровавые расправы и холодящие кровь акты вандализма и пыток со стороны крестоносцев не смогли укрыться от глаз историков. Места поклонения верующих осквернялись, а бесчинствующие армии совершали такие зверства над мусульманским населением, которые вызывают отвращение у любого мыслящего человека. Немыслимая резня мусульманских и еврейских мужчин, женщин и детей, изнасилование девушек было повседневным явлением во время крестовых походов. На так называемое учение о терпимости, проповедуемое христианской религией и призывавшее «кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую», никто не обращал ни малейшего внимания. «Любое жилище, - говорит Сайд Амир Али, «от мраморного дворца до скромнейшей хижины - превращалось в бойню; узкие улицы и широкие площади одинаково были залиты человеческой кровью». А ужасы работорговли, которой занимались христиане Западной Европы под самым носом, и даже при одобрении церкви. Множество жителей Африки и Америки, стали жертвами работорговцев. Согласно д-ру Дюбуа, известному историку, число таких несчастных африканцев достигло не менее ста миллионов. А история инквизиции! Десятки тысяч инакомыслящих христиан, еретиков, закончили свои дни на кострах после ужасающих пыток. Как не припомнить христианской церкви Джордано Бруно, сожжённого ею на костре! А сколько было ещё живьём сожжённых именем их бога! Бертран Рассел сказал: «Оглянитесь вокруг и вы увидите, что каждая мельчайшая частица прогресса в человеческих чувствах, каждое усовершенствование в уголовных законах, каждый шаг к избавлению от войн, к лучшему обращению с цветными расами или к смягчению рабства, любой нравственный прогресс, происшедший в мире, испытывал постоянное сопротивление мировых церквей. Я говорю совершенно осознанно, что христианская религия в её организованной в виде церкви форме была и является главным врагом нравственного прогресса в мире». Как мне нравится фраза знаменитого писателя и врага христианской церкви Вольтера: «Раздавите гадину!». За все преступления, которые совершила христианская церковь за 2000 лет своего существования, её следовало бы стереть с лица земли как институт власти и контроля над людьми. Но, к сожалению, пока она нужна светской власти, её не тронут, если только не найдётся когда-нибудь могущественный и мудрый политик, который скажет: Довольно! Христианская религия изжила себя! Не любя политиков в принципе, этого я бы уважала до конца дней моих. Боюсь, не дождусь! Целую тебя, Марина. До встречи. ПИСЬМО XIX Здравствуй, Марина! Рarler des saintes reliques et le f;tichisme. В Россию с Афона привезли святыню, как расписывают СМИ. Святыня – пояс богородицы, который она, якобы сама сплела из шерсти. Пояс, если к нему приложиться, якобы совершает чудо – женщина, у которой не получаются дети, может забеременеть. Вот он – фетишизм! Процветает с первобытных времён! Процветает и сегодня! Забавно то, что народ ринулся (говорят, общее число паломников с полмиллиона!) стоять в очереди на морозе, чтобы приложиться к своей святыне, в то время, как оказывается, в храме Христа Спасителя постоянно находится не менее значимая святыня, чем пояс Марии, - частица её ризы. Она в любое время доступна для поклонения. А в нескольких сотнях метров от храма Христа Спасителя, в храме Илии Обыденного постоянно пребывает частица того самого пояса Марии, привезенного с Афона. И к нему можно приложиться без всяких очередей и в любое время. Но наш удивительный народ очевидно считает, что привезённый с Афона кусок пояса святее того куска, что есть в храме Илии. Очередь к ковчегу с поясом Марии, находящемуся в храме Христа Спасителя, начиналась от стадиона «Лужники», у станции метро «Спортивная», а в четверг ее хвост заканчивается у станции метро «Воробьёвы горы». Ожидание в очереди может достигнуть двух суток. Марина, это была самая настоящая массовая истерия на религиозной почве. Вдоль всего маршрута движения очереди дежурили бригады скорой помощи, потому что люди падали в обмороки и у них случались сердечные приступы. А за 6 дней к медикам обратились более 750 паломников. Это просто какой-то сумасшедший дом! Вначале люди прикладывались к поясу. Но так как людей было много, организаторы, чтобы быстрее пропускать богомольцев через храм, запретили прикладываться к поясу, а разрешали лишь быстро коснуться рукой ковчега. А вскоре ковчег с поясом и вовсе был установлен на специальную арку - желающие почтить святыню стали просто проходить под ней. Высота сооруженной арки - около двух метров, одновременно под ней могли пройти три-четыре человека. Бедные люди тщетно подпрыгивали в надежде прикоснуться к ковчегу. Пропускная способность повысилась. Но о каком благоговении может идти речь?! Это ведь было издевательство организаторов над чувствами верующих людей, ломившихся в храм История эта напомнила мне другой пояс из эллинской мифологии. Волшебный пояс был у Афродиты. Когда она его надевала, то становилась неотразимой. Богини выпрашивали у неё на время этот самый пояс, чтобы соблазнить бога или смертного мужчину. Афродита, между прочим, также богиня плодородия, вечной весны и жизни. Она — богиня браков и даже родов. Она охотно рожает детей от любимых мужчин. Мнится мне, что христианские деятели решили пояс Афродиты заменить поясом Марии. Функции пояса – практически те же, что у Афродиты. Только пояс Афродиты – миф, а пояс Марии – вроде бы реален. Вот он, в красивом ящичке упакован. Прикладывайся и беременей! Прикладывайся и рожай! А мужчины – чего к нему прикладываются? Тоже хотят забеременеть? А старухи – зачем? А дети? Монахи говорят, что пояс от болезней лечит. Особенно, от рака. Странно, что именно на Марию христиане возложили эту функцию – помощи бесплодным женщинам. С Афродитой всё понятно и прозрачно. Афродита – богиня любви и плодородия. А Мария-то, зачавшая ребёнка, по легенде, нестандартным способом, может ли споспешествовать женщинам в деле зачатия? С поясом Марии мне ничего не понятно. Сама Мария, как пишется в Евангелиях, забеременела от духа святого и до этого была девственницей. Некоторые богословы уверяют, что и после рождения сына она осталась девственной. Забеременев таким необычным способом, почему она берёт на себя функции богини плодородия? Она ведь не богиня, а смертная женщина. Или у христиан Мария становится всемогущей богиней? То есть, Христа назначили богом, и – что стесняться! – и его маменьку тоже назначили богиней! Ловко это у них получается. Осудили язычество за многобожие, а в христианстве, куда ни плюнь, повсюду боги, начиная с троицы, и заканчивая сонмом святых, присвоивших себе всемогущество богов. Воистину, христианство – мир лжи, лицемерия, ханжества и абсурда. Итак, у меня есть сомнения. Ведётся ли статистика, сколько бесплодных женщин забеременело, приложившись к поясу Марии? Если статистика ведётся, в чём я тоже сомневаюсь, то кто эту статистику организовывает? Государственные органы? ФСБ? Церковь? Клиники? Добровольцы? Отвечу – НИКТО! Поэтому, забеременели ли женщины от целования пояса Марии – недоказуемо, как, впрочем, всё недоказуемо в христианстве. Я бы посоветовала женщинам не пояс целовать, а заниматься качественным сексом. И если не получается с одним мужчиной, то весьма вероятно, что получится с другим. И пояса никакого не надо. Всё – вздор! Вопрос: откуда афонским монахам известны волшебные свойства пояса, если пояс этот хранится на Афоне, куда женщинам доступа нет, и он крайне редко вывозится за пределы Ватопедского монастыря? Последний раз, кажется, лет двести назад вывозился. Уж тогда-то статистика точно не велась! А кликуш и истеричек было наверняка не меньше, чем сейчас. Принадлежит ли пояс Марии? Хороший вопрос, не правда ли? Но лучший вопрос, существовала ли Мария? Допустим, что существовала. Отчего не допустить. Я даже существование Христа могу допустить, только не в качестве бога, разумеется. Так вот, принадлежит ли пояс женщине, которая родила Христа? Надо ведь было быть очень предусмотрительной. «Вот мой пояс, думает женщина, родившая Христа, а не сохранить ли мне его для далёких потомков? А зачем он потомкам? Надо подумать – зачем!» Вряд ли женщина, предположительно родившая Христа, размышляла над этим сложным вопросом. Зато размышляли церковники, которым нужно было материальное свидетельство существования Марии и Христа. Нет материальных свидетельств? Не страшно. Сделаем! Пояс сплетён из шерстяных ниток. Неужели за две с лишком тысячи лет, даже если он существовал, он не истлел? Что-то плохо верится. В каких условиях он хранился две с лишком тысячи лет, что выглядит, как новенький? Или сами монахи его и сплели?! И сплетают снова, как только он истлеет? У них ведь там, на Афоне, мастерская специальная имеется, где они сплетают пояски (1, 5 метра длиной каждый) для продажи паломникам. Умеют монахи зарабатывать, молодцы! Говорят, что таких поясков только в России понадобится 3 миллиона. Да, я забыла сказать, что все эти пояски монахи, прежде чем пустить в продажу, якобы прикладывают к поясу Марии. Якобы благодать передаётся. Сколько же той благодати надо, чтобы передать её 3-м миллионам поясков?! Да не проблема! Сколько надо, столько и есть! Вот только журналисты не сказали – почём поясок. Надо узнать. Узнала – 900 рублей. Множим на 3 млн. Итого – 270 млн. рублей. Неплохо! Ай, молодцы монахи! Вот она – благодать-то настоящая! В Интернете сообщают, что в Петербурге пояс Марии встречал Путин. Ему это зачем? Церковь отделена от государства. Или он, бывший кэгэбэшник, верует во Христа и целебные свойства пояса? Такой трезвый умом мужик – верит, во что попало? Думаю, что он разделяет мнение того мудреца, кто сказал, что народу нужна вера. Нужна вера, чтобы правителям – народ – держать в кулаке. Народ помчался смотреть на пояс! У народа квадратные глаза! На Московском проспекте затор, невозможно проехать. В очереди стоят старушки. Они что, тоже забеременеть хотят? Или ищут благодати? Прав был дедушка Фрейд, хотя я его идеи и не люблю. Но в этом прав, сказавши, что религия – коллективное сумасшествие. Интересно, сколько истеричек объявят нынче, что забеременели, поцеловав пояс? Если я во что-то верю, то в мудрость Природы. Если Природа не даёт супружеской паре детей, то у неё есть на то причины. Значит, не надо им детей. Значит, не должны у них быть дети. И, целуй хоть сто раз чужой пояс или трусы, не поможет. Кстати, а пояс, всё-таки, по аналогии с поясом Афродиты. Только пояс Афродиты – для соблазнения, а пояс Марии – для зачатия. А вот какие события, Марина, начались после того, как пояс Марии увезли из Москвы назад на Афон. Сопровождал коробочку с поясом сам настоятель Ватопедского монастыря, хранитель пояса, старец-игумен Ефрем. После возвращения он был арестован греческими властями. Случилось это 29 декабря 2011 года. За что арестован? За финансовые махинации с недвижимостью, отмывание и присвоение денег. Вот информация СМИ: «Если кратко, то суть претензий государства к отцу игумену в следующем: монастырь обладает каноническим правом на огромную территорию, включающую в себя красивейшее озеро. Документы о правах монастыря на владение этими землями были найдены игуменом Ефремом в древнем документе, ждавшем своего часа в библиотеке обители. Суд признал его подлинность, но власти сомневаются, что это настоящие бумаги. А ведь земли стоят многие сотни миллионов евро, совсем не лишние для обнищавшего греческого государства. Кроме того, отца игумена обвинили, что на его счетах нашли несметные богатства...». Марина, несметные богатства, это 200 миллионов евро. Конечно, старец заявил, что это не его личные денежки, а монастырские. Неплохо живут монастыри и их настоятели! Хорошо, если это монастырские миллионы, отчего же лежат они на личных счетах игумена? Для большей сохранности? 1 марта состоялся суд над игуменом Ефремом, и он снова получил условный срок за препятствие правосудию. У него, оказывается, уже был срок. Священник сидит в афинской тюрьме по обвинению в бартерных сделках между монастырем и государством, которые нанесли государственной казне Греции серьезный ущерб. Естественно, что в поддержку отца Ефрема выступили Русская православная церковь во главе с миллиардером-патриархом Кириллом. Свои – своих не бросают. Последняя информация, которая мне известна это греческий суд постановил освободить настоятеля афонского монастыря Ватопед архимандрита Ефрема под залог в размере 300 тысяч евро. Игумена также обязали регулярно являться в полицейский участок. Подождём, чем кончится дело. Коллеги игумена Ефрема в интервью вещают, что он – кристальной честности человек. А я так думаю, что человек кристальной честности не может заплатить за себя залог в 300 тысяч евро. У человека с кристальной честностью 300 тысяч нет и быть не может. Человек кристальной честности живёт по средствам на зарплату, едва сводя концы с концами. Аминь! Да, ну, его, этот пояс и связанный с ним ажиотаж. Поговорим о мощах. Французское слово reliques, как мне кажется, имеет более широкое значение, нежели русское – мощи. Нынче мощи почитаются почти исключительно в православии, как сказал диакон Кураев. Ну, и не прав! А мощи Терезы из Лизьё?! Где эти мощи маленькой Терезы только ни побывали! Даже в космосе! Православная христианская церковь наглая обманщица. Считается, что кусочки трупов святых (или целые трупы) иногда источают миро и даже исцеляют больных. Ну, человек что только себе внушить не может! В 1919 году группа большевиков приняла решение вскрыть раку с мощами Александра Невского. Рака хранилась в Петербурге в Александро-Невской лавре. Не знаю, чего уж большевикам приспичило вскрывать раку, но они её вскрыли. Что же было обнаружено? Нетленных мощей в раке не оказалось. Нашли 12 костей разного цвета. Предположительно от разных скелетов. Но самым смешным было то, что в раке нашли 2 одинаковых кости двух правых ног. Словом, церковники когда-то свалили в кучу набор костей разных покойников и выдали за нетленные мощи Александра Невского. А ведь семь веков люди верили, приходили к этой раке прикладываться, и, возможно, «исцелялись». Кстати, большевики, что только не находили в раках: тряпки, гвозди, землю в мешках, газеты, древесный уголь. Гробокопатели, чёртовы! А теперь немного посчитаем, Марина. Сколько рук, ног, голов у одного человека? Я не смеюсь. Я серьёзно. Ребёнок трёх лет уже способен ответить на этот вопрос. А вот христианская церковь отвечает на этот вопрос своеобразно. В католических храмах насчитывается: 9 черепов апостола Луки; 18 черепов и 12 рук апостола Филиппа; 2 головы, 17 рук и ног, 5 туловищ Андрея Первозванного; 13 рук святого Себастьяна; 15 рук Иоанна Златоуста; 8 голов, 6 ног и рук, 2 туловища святой Анны; 26 голов святого Юлиана; 30 туловищ святого Григория; 9 голов Иоанна Крестителя. Одна голова Иоанна Златоуста находится в Богоявленском соборе Москвы, а вторая — в монастыре на Афоне. Ну, как? Не слабо? Это далеко не весь перечень частей тел святых, размножившихся по всей Европе. Разумеется, каждая церковь, счастливая обладательница куска мёртвого тела, уверяет, что её кусок – подлинный. Оригинал, так сказать! Есть церкви, где хранятся частицы креста, на котором был распят Христос. Если все их собрать и попытаться сложить из них крест, то получится не один, а много крестов. И плащаниц – не одна. И гвоздей, которыми римские солдаты прибили руки-ноги Христа к кресту – видимо-невидимо. Они хранятся в европейских соборах. Столько этих гвоздей, что можно прибить к крестам не одну сотню людей. Помнишь, что ты пишешь Тесковой в 1936 г. из городка Море под Фонтенбло? Напомню: «Дом католический, и не без католической лжи: например, два достоверных портрета Иисуса Христа и Богородицы: один «Такой, каким его послал римскому сенату Публий Лентул, в то время губернатор Иудеи», другой (Богородицын) «Рисованный с натуры св. Лукой евангелистом во время его пребывания в Иерусалиме – и где Богоматерь 20 лет!!! (а писал) – уже Евангелист). Оба – с злыми, надменными, ледяными лицами и одеты в роскошные мантии. – Чудовищно! – А невинные люди – верят». Да, ладно, Марина! Не невинные люди верят, а безмозглые люди. И после всего этого христианская церковь не обманщица? В православной церкви дела с мощами обстоят не лучше, чем в католической. История мощей Александра Невского весьма показательна. Мощи «Александра Невского» были откопаны спустя 120 лет после смерти Александра Ярославича. Кто поручится, что это были останки князя? Труп разлагается в земле за 30 лет. Остаются одни кости. Так что могли найти на поле сражения монахи? Чьи-то кости. Эти-то кости были утрачены во время пожара 1491 г., о чем есть документальные свидетельства, например, в летописном своде 1497 г. А сегодня православная церковь показывает раку с мощами князя в Петербурге и Москве. Что за чудо! Что меня поражает в христианской церкви, так это не только богоедство, но и некрофилия, т. е. любовь к трупам. Какая-то трупная религия. Меня всегда интересовал вопрос, кто занимается расчленёнкой для христианских церквей? Ведь в край антиминса каждого алтаря вшиты мощи какого-нибудь святого. И не только в край антиминса. И в рукоятках мечей рыцарей были вмонтированы мощи. И в других местах. Даже на шее рыцари носили мощи в специальном футлярчике. Недавно узнала, кто этим делом занимается. Монахи с медицинским образованием. Это сегодня. А в прошлые века и без медицинского образования обходились. Разрезали труп на кусочки и раздавали по церквям и всем желающим. К мощам прикладываются. От них ждут исцеления. Мощи мироточат. Представляешь, торчит жёлтая мёртвая нога из-под гробового покрывала и мироточит. А церковники собирают миро с этой мёртвой ноги и… О-о-о! Продолжать не буду. Меня тошнит! Меня и от живой-то ноги, если она немытая с нестрижеными ногтями тошнит, а тут – МЁРТВАЯ! Б-р-р! Ух, какая противная тема! Была я в пещерах Киево-Печерской Лавры. Взглянула направо, посмотрела налево, и – выскочила на воздух. Не вынесла! Мёртвых надо хоронить, а не глазеть на них. Живой приходит из любопытства. Спроси любого живого: хотел бы он, чтобы на его мёртвое тело толпы людей приходили смотреть из любопытства? Вряд ли найдётся нормальный человек, который готов согласиться на это. Нехорошо это и для мёртвых, и для живых. Кому поклоняются христиане? Мёртвому телу, человека, распятого на кресте. Кого целуют на кресте и на иконах? Покойника. Если уж им так хочется, лучше бы изображали его и целовали его – живого. Или – воскрешённого. Нет – мёртвого подавай! Некрофилы! Кстати, предприимчивые попы мощами-то приторговывали. До революции даже небольшие фабрики заводили по производству мощей. В Киеве, например, была такая фабрика. Спросишь, где же было взять столько святых, чтобы устроить бизнес? Да не вопрос! Закупали трупы бомжей, расчленяли, засушивали, завяливали, может, и коптили, вот тебе и мощи! Бизнес на мертвечине! Как-то одна верующая дама сказала мне, что мощи святых не только мироточат, но ещё и благоухают. Не без ехидства я заметила, что мне приходилось, гуляя в полях с собаками, натыкаться на давно высохшие трупы животных: собак и кошек. Так вот, от них тоже исходило тонкое благоухание. Не знаю, как и почему это происходит, но, когда труп разлагается, он смердит, а через какое-то время окончательно разложившаяся плоть начинает испускать благовонный аромат. Не знаю, в чём тут дело. Наверное, медики могут объяснить. Так вот, вряд ли можно умерших собак и кошек заподозрить в том, что они святые. Дама, которой я всё это сказала, сильно на меня рассердилась, обошлась со мной совсем не по-христиански, и больше со мной не общается. А я чем виновата, что высушенная плоть животных благоухает точно так же, как высушенная плоть святых? Здесь только одно объяснение может быть: природный закон один на всех. И святость ни при чём! А по мне, если уж на то пошло, животные, а не люди, и есть настоящие святые, ибо безгрешны. То, что делают с трупами монахи, предусматривает уголовный кодекс РФ. Есть в кодексе статья о надругательстве над трупами. Это уголовное преступление, наказуемое по ст. 244 УК РФ. Под надругательством над трупом умершего законодатель понимает любое действие в отношении захороненных или временно незахороненных человеческих останков, их извлечение из могилы, изъятие предметов, находящихся на теле умершего, обнажение, расчленение трупа. Так вот, ввела бы в УК всех стран наказание за незахоронение трупов, и поклонение трупам. И раз уж я заговорила о миро. У христиан не только мёртвое тело мироточит, но и иконы. По этому поводу есть смешная история. До Петра Первого дошло известие, что в каком-то храме замироточили иконы. Император предупредил попов: если где икона замироточит, в том приходе поповская задница заплачет кровью! И иконы на Руси мироточить сразу же перестали. Вмиг чудеса кончились! Как мироточат иконы давно известно. Всем известно, кроме верующих, которые услышав, что где-то заплакала икона, несутся сломя голову в это место, и начинается религиозная истерика. Опять же Пётр Первый прослышал, что В Троицкой церкви в Петербурге заплакала Божья Матерь. Попы интерпретировали слёзы её, что де недовольна Богоматерь и новой столицей и царём. Пётр отправился в храм, остановился напротив иконы, некоторое время рассматривал её, затем велел снять со стены, и собственноручно отодрал оклад и показал свите две дырочки напротив глаз изображения Богоматери. В дырочках были кусочки масла. В углах глаз Богоматери священнослужители прокололи дырочки меньшего диаметра. От тепла горящих лампад, от горящих свеч масло начинало плавиться и сочиться из глаз Богоматери. Попы поджали хвосты. Известно также, что если напитать в определённом месте кусок дерева, на котором пишется икона, то под воздействием тепла она рано или поздно замироточит. Было время, когда моё неверие ненадолго было поколеблено. Благодатный огонь, сходящий в Пасху с небес! Раз сходит огонь, думала я, то, что может быть лучше этого доказательства бытия Божия! Потому что ничто более доказательством не было и быть не могло. Я старалась поверить, но это было некоторым насилием над самой собой. Я смотрела телешоу из Иерусалима и умилялась. Хуже того, я как-то раз похвастала перед своей крёстной дочерью Мариной, которая была ревностной католичкой, что благодатный огонь сходит только к православному священнику, но уж никак не к католическому. Резюме: православие «правильнее» католичества. Помню, что Марина обиделась. А потом я принялась размышлять. А почему бы, подумала я, не поставить внутрь кувуклии, куда входит православный священник, парочку видеокамер наблюдения? Что там происходит внутри? И не спрятана ли где-нибудь в уголку зажигалка? Или лампадка? Священника вроде бы обыскивают полицейские перед тем, как он входит в кувуклию. Однако в телешоу я увидела процесс обыска. Собственно, это вовсе и не обыск, потому что священник начинает снимать с себя части облачения, пока не остаётся в длинной рубахе, как она там у них называется – не знаю. Может, ряса? Никто не обшаривает тело священника, как это делают с преступниками в тюрьме. Да и нужен ли обыск, если заранее можно внутри кувуклии припрятать зажигалочку или спички?! Да и спичек и зажигалки не надо. Есть определённые химические процессы, которые дают возникновение огня. Стоит соединить два вещества и – пожалуйста! Нет, вы покажите, что делает священник внутри кувуклии! Пусть видеокамера в режиме online покажет его руки, держащие свечи. Пусть показывает до тех пор, пока не зажгутся свечи сами собой (если зажгутся!). Впрочем, если намазать фитили особым составом, наверное, и зажгутся сами собой. Химия поможет. Так что надо проверять и наличие горящей лампады в кувуклии и чистоту фитилей. Недавно я прочла, что католики давно уже признали, что нет никакого благодатного огня. Выдумки! Фальсификация! Ложь! Подлог! Враки! Словом, дурят нашего брата! Враньё, что «благодатный» огонь первые минуты не жжёт плоть. Верующие водят огнём по лицу, и – ничего! Я провела опыт. Зажгла пучок свечей и стала «умываться» огнём. Весь фокус в том, что надо проводить огнём по лицу быстро. Тогда он не успевать опалить кожу. Так почему бы не поставить камеру видеонаблюдения?! Не поставят! Нельзя, чтобы рассеялась последняя иллюзия. Ведь многие верующие люди разочаруются, и отпадут от церкви. Что никакого чуда нет, давно уже известно. На церковном собрании Ленинградской Духовной академии 9 октября 1949 года выступил профессор Успенский. Вот что он сказал: «Мы же можем согласиться с объяснением митрополита Вифлеемского Дионисия, «что огонь, зажигаемый на Гробе Господнем от скрытой лампады, всё-таки есть огонь священный, получаемый с места священного», и к этим словам наместника Иерусалимского патриарха добавить от себя, что для нас этот огонь есть, был и будет священным ещё и потому, что в нём сохраняется древнехристианская и вселенская традиция». О реакции на этот доклад руководства РПЦ оставил записи бывший профессор Ленинградской Духовной академии, порвавший с религией и ставший одним из самых видных атеистов и критиков религии, А. А. Осипов: «Изучив древние рукописи и тексты, книги и свидетельства паломников, Успенский доказал с исчерпывающей точностью, что никакого «чуда» никогда не было, а был и есть древний символический обряд возжигания самими церковнослужителями над гробом Лампады. И в итоге всего этого дела ныне покойный митрополит Ленинградский Григорий, тоже человек с богословской учёной степенью, собрал ряд богословов Ленинграда, и сказал им (многие из моих бывших коллег, наверное, помнят): «Я тоже знаю, что это только легенда! Но не трогайте благочестивых легенд, а то падёт и сама вера!». 11 апреля 2008 года состоялась встреча группы российских журналистов с Патриархом Иерусалимским Феофилом III. Среди присутствующих был диакон А. Кураев. 17 апреля Кураев опубликовал на своём форуме тему «Израильские впечатления». Кураев прокомментировал выказывание патриарха о благодатном огне: «Это церемония, которая является representation, как и все другие церемонии Страстной седмицы. Как некогда пасхальная весть от гроба воссияла и осветила весь мир, так и ныне мы в этой церемонии совершаем репрезентацию того, как весть о воскресении от кувуклия разошлась по миру». Ни слова «чудо», ни слова «схождение», ни слов «благодатный огонь» в его речи не было. Откровеннее сказать о зажигалке в кармане он, наверно, и не мог!». Кураев открыл для нас отношение нынешнего иерусалимского патриарха к Благодатному огню – церемония. Именно так, церемонией, называют Благодатный огонь вторые участники торжества – армяне, чей представитель входит внутрь Кувуклии вместе с иерусалимским патриархом. Армяне видят всё своими глазами, называет действие церемонией и при этом добавляют, что огонь появляется не чудесным образом, а возжигается от уже горящей лампады, ранее внесённой греками. Вот и всё «чудо»! Почему, спрашиваю я тебя, Марина, почему люди не прислушиваются к своим мудрецам? Почему бездумно принимают на веру, что попало? Почему читают мало? Почему читают не то, что следовало бы читать? Тем более, сейчас такие возможности предоставляют технологии. Десять-одиннадцать лет назад я и представить не могла, что в моём доме будут жить два компьютера. Я и помыслить не могла о возможностях Интернета. Я слово-то такое знать не знала. А сегодня! Если бы ты знала, как я счастлива, что дожила до этих возможностей! А ведь могла бы и не дожить. Ужас, какой! А сегодня я без компьютера жить не могу. И без Интернета не могу. Стены моей квартиры сплошь заставлены книжными шкафами до потолка. Собственно, мебели у меня только эти шкафы, ломящиеся от книг, компьютерный стол, кресло перед ним, лежанка для ночного отдыха (ну, очень широкая! люблю раскинуться!). Всё остальное современная техника, которую, не стыдно сказать, обожаю, ибо она даёт комфорт. Так к чему это я? А вот к чему! Теперь, если мне нужна справка в энциклопедии, слово в словаре, карта, какая-то информация в любой области знания, я не скачу по книжным полкам, а раскрываю Интернет, и через несколько секунд информация передо мною. А для того, чтобы найти её в словарях и книгах, мне пришлось бы перерыть все полки, ибо книг много, и не стоят они в том порядке, в каком им следовало бы стоять. Русская безалаберность! Я потеряла бы кучу времени на поиск. А теперь красота! Вот почему я радуюсь. Не благодатный огонь – чудо! Компьютер – чудо! Надо, надо, надо преподавать в школе и вузах Священное писание, Ветхий и Новый заветы! Как, ты спросишь в изумлении? Разве только что я не называла Священное писание – чудовищным и варварским? Называла. И называю. Преподавать надо, поскольку многие верующие и неверующие, как я выяснила, Библию не читали. Или читали выборочно. Или по диагонали. Или давным-давно. У всех на слуху несколько эпизодов, несколько цитат, и всем кажется, что этого и довольно. Не довольно! Читать надо тщательно. Параллельно следует читать и изучать умные книги: Эразма Роттердамского, Вольтера, Гельвеция, Дидро, Гольбаха, Марка Твена, Бертрана Рассела, непременно, Ницше «Антихристианин», а также статью Розанова «Иисус Сладчайший», а также книгу Р. Докинза «Бог как иллюзия», а также книгу А. Никонова «Опиум для народа. Религия как глобальный бизнес-проект». Можно прибавить твой очерк «Чёрт». И после такого чтения и изучения – выбирайте, верить или не верить. Верить – легко. Вера обещает. Вера утешает. Вера внушает надежду. Не верить – надо иметь мужество. Взглянуть реальности в лицо не всякий может. Люди боятся реальности. Нынче я уговаривала одну молодую женщину, коллегу, прочесть книгу Р. Докинза «Бог как иллюзия». Нет, отвечала она, я читать не стану. На мой вопрос, почему не станет, она сказала: Я боюсь. А вдруг бог есть, и вдруг он рассердится, что я такое про него читаю. Это сказала молодая женщина с высшим образованием, живущая в XXI веке. А по мне так прав Сократ: «Существует только один бог - знания, и только один дьявол – невежество». Страх! Вот что движет людьми. А вдруг бог есть? А вдруг душа бессмертна? А вдруг за плохое поведение я попаду в ад? Ницше! Вот кто действительно был свободен и без страха и иллюзий взглянул реальности в лицо. Знаешь, что он сказал в предисловии к своей книге: «Эта книга принадлежит немногим. Может быть, никто из этих немногих ещё и не существует». Уже существуют! И знаешь, как закончил он своё предисловие: «Надо стать выше человечества силой, высотой души, презрением». Прекрасно сказано! Apr;s la critique de Nietzche furieux, il semblerait, l’eglise chr;tienne n’est plue possible de resiste. Ничуть ни бывало! Как с гуся вода! Но вода по капле камень точит. Первое заявление Ницше обнадёживает: «Что есть счастье? – Чувство растущей власти, чувство преодолеваемого противодействия». Прав! Чувство растущей власти – прежде всего, власти над самим собой, власти над губительными страстями, дурными инстинктами, ощущение процесса развития, – какое это восхитительное чувство! Не плыть безвольно по течению жизни, но преодолевать предлагаемые ею обстоятельства, побеждать, вот что может дать истинное удовлетворение и самодостаточность. Второе заявление Ницше способно обескуражить: «Слабые и неудачники должны погибнуть: первое положение нашей любви к человеку. И им должно ещё помочь в этом». Суть вопроса в том, что историческое христианство развратило слабых людей и неудачников милосердием и состраданием. Нет, Ницше не предлагает взять и убить всех слабых людей и неудачников, как иногда ложно интерпретируют его высказывание. Помочь слабым и неудачникам исчезнуть можно при помощи изменения отношения к человеку. Не сюсюкать с человеком, не жалеть его, не бросать ему подачки, а воспитывать в нём волю, жажду жизни, жажду труда, жажду знания, жажду побеждать обстоятельства – вот путь! Говорят: не давай голодному человеку рыбу. Дай ему удочку. Научи его 1бороться за жизнь. Когда всё достаётся без борьбы, когда всё воспринимается, как само собой разумеющееся, тут-то и проявляется слабость, даже расслабленность человека. Человек легко становится паразитом. И ему нравится быть паразитом. И он продолжает требовать от общества, от организаций, от государства, от окружения от церкви внимания и подачек. Некоторым людям нравится быть слабыми. Ницше, как мне кажется, предлагает изменить не только отношение к человеку, но и изменить менталитет и условия существования человека. Тогда слабые и неудачники постепенно сами собою исчезнут. В этом и заключается помощь человеку. Что мешает человеку всё это изменить? Что стоит на пути к выздоровлению? У Ницше есть ответ: «Христианство взяло сторону всех слабых, униженных, неудачников, оно создало идеал из противоречия инстинктов поддержания сильной жизни; оно внесло порчу в самый разум духовно сильных натур, так как оно научило их чувствовать высшие духовные ценности как греховные, ведущие к заблуждению как искушение». Вот он ответ: христианство и христианская церковь препятствуют воспитанию духовно сильного человека. Что говорят жрецы своей пастве: молитесь, просите у бога милостей и благ, и бог – даст. Или не даст. Жрецы учат: надо просить! И вот просят: у бога, у церкви, у государства, у общества, у отдельного человека. Не надо работать, учит Христос. Бог всё даст, поскольку знает нужды людей. Не надо работать, учит Христос, потому что птицы небесные не сеют и не жнут, но пропитание имеют. А лилии полевые, не работая, одеты. Так отчего люди умирали и умирают от голода, хотя молятся и просят бога о милости? Или они плохо молятся? Или он не слышит? Или милости его распространяются не на всех голодных? «Сострадание вообще противоречит закону развития, который есть закон подбора» пишет Ницше. Мне нравится определение веры по Ницше: «вера – раз и навсегда закрывание глаз, чтобы не страдать от зрелища неисправимой лжи». Жить с закрытыми глазами? Чего проще! Нет, ты попробуй жить с открытыми глазами! Ницше не переживал, Ницше болел за человечество. Сравнивая христианство и буддизм, Ницше отдаёт предпочтение последнему, ибо буддизм внятен. Буддизм борется не с грехом. Он борется со страданием. Ницше называет буддизм единственно истинно позитивистской религией, которая объективно и холодно ставит проблемы. Буддизм реальнее христианства. Борьба христианства с грехом приводит к порче человеческой природы. Человек постоянно ощущает комплекс вины, и церковь постоянно поддерживает в человеке этот комплекс. К поддержанию его направлены исповедь и молитва, посты и покаяния. Христианской церкви выгоден человек неуверенный в себе, жалкий в своих грехах. Ты выкуплен дорогой ценой, внушают попы человеку. – Ты выкуплен пролитой кровью бога! Какая страшная, какая запутанная, какая хитросплетённая ложь! Вспоминается козёл отпущения. Грехи человеческие? Христианская церковь утопает в грехах лжи, кровопролития, лжесвидетельства, прелюбодеяния, педофилии, содомии, зависти, злопыхательства, агрессии, недоброжелательства. Недаром ведь Тереза из Лизьё специализировалась по молитвам за священников. Да на этом фоне, что грехи человеческие?! Ко греху людей нередко подстрекает христианская церковь. Знаешь, о чём меня спросил священник на исповеди? Я всё-таки расскажу. Он спросил, часто ли я испытываю наслаждение от секса? И интуитивно я уже предвидела, что если я дам положительный ответ, то немедленно получу по ушам, ибо это «грех». Кто ты такой, чтобы задавать мне вопросы об интимной жизни?! Кто ты такой, чтобы регламентировать эту жизнь?! Кто ты такой, чтобы устраивать мне выговор?! Кто ты такой, чтобы определять, что есть грех, а что – нет?! С каким наслаждением я послала его по известному адресу! Вообще, меня удивляет, что именно церковь считает грехом.. Семь смертных грехов. Помнишь их? Похоть. (Блуд). Чревоугодие. (Обжорство). Алчность. (Жадность). Уныние. (Отчаяние). Гнев. (Злоба). Зависть. Гордыня (Высокомерие). Какими умными ребятами были древние эллины! Сказали: во всём должна быть мера! И всё! И никаких грехов! Из всех перечисленных грехов я оставила бы только зависть. Зависть и есть мать всех пороков. Зависть ведёт к убийству, к ревности, к воровству, ко лжи, унынию, злобе, и чёрт его знает, к чему ещё! Зависть, я полагаю, движет миром. Войны и революции порождаются завистью, сказал В. Соловьёв. И прав! Похоть, блуд, конечно, не есть хорошо, когда они чрезмерны. Но где найти ту грань, которая отделяет нормальное желание секса от похоти? От блуда? Это такой сложный вопрос, над которым бился не один философ, психолог и сексолог. Чревоугодие вообще не считаю грехом. Во-первых, человек не может съесть больше, чем вместит его желудок. Во-вторых, вкусно покушать, кто не любит?! Сами же попы и любят, в первую очередь. Вкусно покушать и выпить я люблю, и если христианство считает это смертным грехом, чёрт с ним, с христианством! Попы объясняют, что человек, погрязший в грехе, теряет любовь бога. Да бог, если бы он был, заботился бы лучше о том, чтобы у всех людей было вдоволь еды и питья! Послушаешь церковников, и думай после их проповедей, что голодные люди просто обожаемы богом. Полный вздор! Вот почему я боюсь, что церковь перестанет быть отделённой от государства! Возьмёт и запретит рестораны и кафе, чтобы люди не предавались чревоугодию! А заодно, запретит цирки и театры, как запрещала когда-то! Жадность, алчность вообще не обсуждаю. Конечно, отвратительная черта характера некоторых людей. Но вот уныние, отчаяние? Человек не может быть постоянно весел и счастлив. Если он постоянно весел, счастлив и доволен, то явно дурак или сумасшедший. Гнев и злоба не всегда плохи. Бывают ситуации, когда гнев является прекрасным стимулом к действию. Послушать христиан, то люди должны быть, как бесчувственные манекены. И, наконец, гордыня, высокомерие. Ты говорила: «Бог мерит высокою мерой». Не считаю высокомерие чем-то плохим. Если человек чувствует своё превосходство в чём-то над другими людьми, то почему он должен этого стесняться и врать, что они ему – ровня. Не ровня! Равенства нет и быть не может! И хорошо, что его нет! Хвастать не надо перед другими людьми, а гордиться своими достижениями, способностями, талантами – можно и нужно! Забыли церковники внести в списочек грех лицемерия. А также грех лжи. Грех мошенничества. Грех ханжества. Грехи, в которых, в первую очередь, они сами и погрязли. Кстати, христианские деятели боятся буддизма, как огня. Боятся распространения буддизма среди русских. Конкуренция! Борьба за да – территорию. Диакон Кураев очень беспокоится по поводу распространению буддизма. Написал двухтомник под названием «Сатанизм для интеллигенции». Нечего и говорить, что под сатанизмом он разумеет буддизм. Главное, прилепить идеологически правильный ярлык! Хотелось ли тебе когда-нибудь уйти в монастырь? Сначала послушницей. Слово-то, какое – послушница! Я так понимаю, что послушница не имеет права голоса. Слушается всех: игуменью, монахинь, делает что велят, безропотно, самую тяжёлую и грязную работу. Послушница – добровольная рабыня! Потом послушница, если её признают того достойной, может стать монахиней. Она «умирает» для мира. Меняет имя. Даёт обеты. Она никогда не станет женой и матерью. Во имя чего? Для чего? Считается, из любви к богу. О, если бы знать истинные мотивы, движущие поступками людей! Много любопытного можно было бы узнать! Знаю людей, ушедших в монастырь только потому, что жизнь в миру кажется им ненадёжной, переменчивой. И бог – только внешнее прикрытие, ширма, за которой копошатся истинные мотивы, к богу не имеющие никакого отношения. В монастыре у них крыша над головой, одежда и пропитание, и это монастырское благодеяние кажется прочным, незыблемым, не зависящим от катаклизмов, происходящих в мире. Крыша над головой, правда, не своя, не собственная. Одежда – униформа, как в армии. Пропитание однообразное и не обильное, но достаточное для поддержания жизни. Однообразие восполняется постоянством. А за эту кажущуюся стабильность существования – плата. Монастырь тебе: скромное жильё, униформу и скудное пропитание. Ты – монастырю: твоё время, твою жизнь, твоё дыхание, твою свободу, твоё беспрекословное послушание, твою душу живу. Добровольно! Разве это равноценный обмен? Что такое монастырь? Тюрьма? Нет, хуже тюрьмы! Ибо – добровольное заточение. Из тюрьмы выходят. Из монастыря – нет. Не понимаю людей, добровольно уходящих в монастырь. Я никогда бы не смогла. Даже, если бы очутилась в экстремальных условиях. Лучше уж в богадельню, где тебе кричат, что ты «говно собачье». Это из фильма Эльдара Рязанова «Небеса обетованные»? В монастырь бегут от жизни. Да, жизнь – не сахар, но даже такая – не сахарная – она временами бывает замечательной! Заживо похоронить себя? Нет, уж! Увольте! Только не это! Так всегда было в истории. Единственная религия – от народа – языческая. Христианская религия – от властей. Христианская церковь (неважно, католическая ли, православная ли, протестантская ли) – оплот лжи, лицемерия, двоедушия, ханжества и нетерпимости. Оплот преступных замыслов и их осуществления. Хитрая, упорная, алчная, хищная, она готова всегда на всё во имя власти над людьми. Она всегда прикидывается овечкой, но под овечьей шкурой, накинутой на её голову, то и дело щёлкают её волчьи челюсти. Сегодня она не менее опасна, чем вчера. Она терпеливо пытается подобраться к светской власти, подлизаться к науке, провозгласить, что наука и религия сегодня не противоречат друг другу, что у них одна цель. Лжёт! Как только ослабеет воля или люди потеряют бдительность, христианская церковь откинет маску смирения, и явится звериная морда. И, как знать, быть может, снова запылают костры, захрустят кости под пытками, прольётся кровь невинных, и остервенелые новые крестоносцы выпустят ракеты в сторону мусульманских, буддистских, синтоистских и языческих народов и стран. Ты скажешь: Это невозможно! Ах, много было на свете такого, что считалось невозможным, а потом – хлоп! И вот оно! Так что же такое вера в том случае, если она не есть намеренная ложь? – А вот что! Сэм Харрис в книге «Конец веры» пишет: «Людей, верования которых не имеют рационального обоснования, называют по-разному. Если их верования широко распространены, мы называем таких людей религиозными; если нет — как правило, именуем сумасшедшими, психопатами или тронувшимися <…> Вот уж поистине — большинство всегда право (с ума поодиночке сходят). Но по сути дела — чистая случайность, что в нашем обществе считается нормальным убеждение в способности Творца Вселенной читать наши мысли, тогда как уверенность в том, что барабанящий в окно дождь передает вам азбукой Морзе его волю, рассматривается как проявление безумия. И хотя, в строгом смысле слова, религиозные люди — не сумасшедшие, суть их верований, без сомнения, сродни безумию». Охотно разделяю это мнение. И последнее. Церковь внушает, что люди – рабы божии. Какая, гнусность! Если мы – рабы, то он нам – не отец! Целую тебя, ma ch;re! До свидания. ПИСЬМО XX Доброе утро, Маринушка! Хочешь, я тебя повеселю? Известно, что существуют доказательства бытия бога, к примеру, Фомы Аквинского или И. Канта. Умные люди давно камня на камне не оставили от этих доказательств, которые на самом деле никакими доказательствами не являются. Просто, попытки доказать то, что доказать невозможно. В Интернете есть забавные аргументы доказательства бытия бога. Составили умные и ироничные люди. Вообще, аргументов около трёхсот и все они определённым образом классифицированы. Чтобы чрезмерно не утомлять тебя, приведу не все триста, но кое-какие. Обрати внимание на «логику» построения аргументов. Именно этой псевдологикой пользуются богословы и попы. Трансцендентальный аргумент (1) Бог существует. (2) Если Бог существует, следовательно, существует разум, определяющий существование Бога. (3) Разум существует. (4) Следовательно, Бог существует. Онтологический аргумент (I) (1) Обозначим Бога как X. (2) Если я могу постичь X, то X должен существовать. (3) Следовательно, Бог существует. Онтологический аргумент (II) (1) Я могу представить себе совершенного Бога. (2) Существование - одно из качеств совершенства. (3) Следовательно, Бог существует. Телеологический аргумент (1) Посмотрите на мир/Вселенную/жирафа. Разве они не сложны? (2) Только Бог мог сотворить их такими сложными. (3) Следовательно, Бог существует. Доказательство от прекрасного, или Телеологический аргумент (II) (1) Разве этот ребенок/закат/цветок/дерево не прекрасен? (2) Только Бог мог сотворить его столь прекрасным. (3) Следовательно, Бог существует. Чудесный аргумент (1) Моя тетя болела раком. (2) Врачи делали ей все эти ужасные процедуры. (3) Моя тетя молилась Богу, и теперь она здорова. (4) Следовательно, Бог существует. Моральный аргумент (II) (1) Вначале я был богохульником, пьяницей, развратником, курильщиком, игроком, приставалой, вором, убийцей и страдал недержанием мочи. (2) Все изменилось, как только я поверил в Бога. (3) Следовательно, Бог существует. Доказательство от страха (1) Если Бога нет, значит, мы все умрем. (2) Следовательно, Бог существует. Аргумент из Библии (1) [любой пассаж из Ветхого завета] (2) [любой пассаж из Нового завета] (3) Следовательно, Бог существует. Разумный аргумент (1) Слушайте, мне ни капельки не хочется стараться объяснить все вам, тупым атеистам - для вас это слишком сложно. Бог существует, хотите вы этого или нет. (2) Следовательно, Бог существует. Неразумный аргумент (1) Ну, ладно, я не так умен, как вы, ребята - вы явно много читали. Но я читал Библию, и все ваши речи не убедили меня в том, что Бога нет. Я чувствую его в своем сердце, и вы тоже можете почувствовать его, если попросите его войти в вашу жизнь. «Ибо так возлюбил Бог мир, что дал Сына Единородного, чтобы каждый верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» Иоанна 3:16. (2) Следовательно, Бог существует. Аргумент веры (1) Если Бог существует, то я должен в Него верить. (2) Я верю в Бога. (3) Следовательно, Бог существует. Родительский аргумент (1) Мои мама и папа говорят, что Бог существует. (2) Следовательно, Бог существует. Аргумент больших чисел (1) Миллионы и миллионы людей верят в Бога. (2) Все они не могут ошибаться, не так ли? (3) Следовательно, Бог существует. Аргумент от интернет-авторитета (1) Существует веб-сайт, на котором великолепно доказывается существование Бога. Аргумент от слепоты (I) (1) Атеисты духовно слепы. (2) Следовательно, Бог существует. Аргумент от слепоты (II) (1) Бог есть любовь (2) Любовь слепа. (3) Гомер слеп. (4) Следовательно, Гомер - Бог. (5) А значит, Бог существует. Самодовольный аргумент (1) Бог существует. (2) Меня не волнует, верите ли вы в Него, у меня есть дела и поважнее, чем пытаться убедить в этом таких идиотов, как вы. (3) Следовательно, Бог существует. Сверхсамодовольный аргумент (1) Да пошли вы все! (2) Следовательно, Бог существует. Аргумент усилием воли (1) Я верю в Бога! Я верю в Бога! Я верю, верю, верю, ВЕРЮ В БОГА! (2) Следовательно, Бог существует. Аргумент из посмертного опыта (1) Некий X умер атеистом. (2) Теперь он понимает, что был неправ. (3) Следовательно, Бог существует. Аргумент методом эмоционального шантажа (1) Бог любит вас. (2) Разве можно столь бессердечно не верить в него? (3) Следовательно, Бог существует. Аргумент от массового производства (1) Кто-то создал куклу Барби. (2) Если кем-то созданы куклы Барби, то и деревья тоже кто-то сотворил. (3) Следовательно, Бог существует. Аргумент ограниченных (1) Бог везде. (2) Мы не были везде и не можем утверждать, что где-то его нет. (3) Следовательно, Бог существует. Аргумент вечного возвращения (1) Спросите атеиста, что послужило причиной «большого взрыва». (2) Независимо от его ответа спросите, откуда он это знает. (3) Продолжайте до тех пор, пока он не согласится, что не знает ответа на вопрос. (4) Вы выиграли! (5) Следовательно, Бог существует. Биологический аргумент (1) Откуда взялся Адам, болваны? (2) Следовательно, Бог существует. Аргумент от одиночества (1) Христиане говорят, что Иисус - их лучший друг. (2) Я одинок, мне не хватает друга. (3) Следовательно, Бог существует. Аргумент человеческих потребностей (1) Атеисты говорят, что Бог им не нужен. (2) Что лишь свидетельствует о том, что им нужен Господь. (3) Следовательно, Бог существует. Аргумент от ненависти (1) Некоторые атеисты ненавидят христиан и христианство (2) Вот почему они не верят в Бога. (3) Жаль их, не правда ли? (4) Следовательно, Бог существует. Безумный аргумент (1) Никто, находясь в здравом уме, не смог бы выдумать христианство. (2) Следовательно, оно истинно. (3) Следовательно, Бог существует. Аргумент божественной экономики (1) Протестантские христианские нации богаты. (2) Следовательно, Бог существует. Аргумент долголетия (1) Римско-католическая церковь существует уже очень давно. (2) Следовательно, Бог существует. Неизбежный аргумент (1) У меня есть доказательство того, что Бог существует. (2) Но вам я его не скажу, поскольку, будучи атеистами, вы его все равно воспримете в штыки. (3) Следовательно, Бог существует. Постмодернистский аргумент (1) Я докажу вам, что Бог существует. (2) [вставляется любое другое доказательство с этой страницы] (3) [атеист опровергает доказательство] (4) Я столь же не в силах доказать существование Бога, как никто из нас не может доказать, что существует вещный мир и мы в нем. (5) Следовательно, Бог существует. Множественный аргумент (1) Я знаю множество доказательств существования Бога. (2) Возможно, одно из них истинно. (3) Следовательно, Бог существует. Аргумент глоссолалии (1) Однажды присутствующий здесь мой друг начал говорить на каком-то тарабарском языке, по-моему, похожем на русский (2) Ни он, ни я ничего не знаем о русском языке. (3) Следовательно, Бог существует. Аргумент из европейской истории (1) Множество знаменитых мыслителей старой Европы верили в Бога. (2) О девятнадцатом и двадцатом веках мы забудем. (3) Следовательно, Бог существует. Аргумент инженера (1) Если существуют инженеры, то и Бог существует. (2) Если в лесу можно найти часы, то существуют инженеры. (3) [бросает часы в лес] (4) Следовательно, Бог существует. Оскорбительный аргумент (1) Бог существует. (2) [Атеист приводит контраргумент] (3) Знаете что? Я оскорблен! (4) Следовательно, Бог существует. Аргумент агностика (1) Ни я, ни вы ничего не знаем. (2) Следовательно, Бог существует. Любовный агумент (1) Вы хоть раз влюблялись? Ну, конечно же, да! (2) Ну и в чем же причина любви? Разве не в Боге? Прав я или нет? (3) Следовательно, Бог существует. Я в восторге от этих аргументов. Кстати, среди аргументов в пользу существования бытия божия верующие приводят следующий: Сколько великих и учёных людей верили в бога! Вот что на это ответил Бертран Рассел: «Подавляющее большинство выдающихся ученых не верят в христианскую религию, но не заявляют об этом публично из опасения потерять источник дохода». Не хотела бы я дожить до времени, когда мне пришлось бы лгать, как этим людям, из страха, что государство лишит тебя работы и средств к существованию только потому, что ты не веришь в то, во что оно велит верить. Как жить, сознавая, что бога – нет? Удариться в позитивизм? В атеизм? Материализм? Совсем не обязательно. Позитивизм – сознательная попытка залезть в ящик и закрыться крышкой: есть только реальность ящика изнутри. Ничего другого нет и быть не может. А если что-то другое есть, то я о нём ничего знать не хочу! Его для меня нет и быть не может! Точно так же поступают и верующие. Только их ящик – вера. А материализм? Привязаться к материи, сознавать, что, кроме материи ничего нет и согласиться с постулатом, что сознание – продукт материи? Всё внутри сопротивляется этому предположению. А раз сопротивляется, то, что-то в этом постулате неправильно. А что?! Не было меня, материальной, не было моего сознания. Появился мой мозг, появилось сознание. Но отчего бы не предположить, что материальный мозг – инструмент сознания? Орудие его? Передатчик? Носитель информации? Мозг – как носитель информации, которую кто-то записывает? Или она сама записывается каким-то неведомым мне способом? Предположить это, значит задаться вопросом: а почему моё индивидуальное сознание может сознавать себя и действительность только через материальный инструмент – мозг? Где оно содержится в чистом виде, и почему я не помню, где именно оно содержалось до того, как появился материальный носитель информации – мой мозг, и почему я не помню содержание – до того, как носитель информации материализовался? Или до материализации мозга не было никакого чистого сознания с какой-то информацией о мире и о себе – будущем? Ответ можно найти у Платона, к которому, чем дальше, тем больше я отношусь с уважением. Мне хочется верить в то, о чём он говорит. Почему мне хочется верить Платону, и совсем не хочется верить христианству? Атеизм? Атеизм это тоже вера. Вера в то, что Бога – нет. Вера в то, что ничего после смерти – нет, как не было меня до моего рождения. Мир был, а меня – не было. Мир будет, а меня – не будет. Атеизм это как-то совершенно безнадёжно. Отрезать себя от сомнений. Жить в сознании, что, кроме вот этого, что мне случаем и судьбой дано в настоящем, по-моему – пытка. Некоторых людей эта пытка приводит к преступлениям, когда они хотят изменить существующий порядок вещей в свою пользу – и немедленно. Что ждать, когда жизнь – одна? Молодость быстро проходит. Зависть к чужому успеху, богатству, счастью (неважно, мнимому или реальному), здоровью довершают своё дело. Нет Бога, нет иной жизни, следовательно, не будет наказания за преступления в каком-то ином мире. Атеизм опасен? – Не знаю. Есть атеисты, смирившиеся не только со своим неверием в Бога, но и не покушающиеся изменить существующий порядок вещей. Возможен ли атеизм при вере в жизнь после жизни? Может быть, нет никакого бога или богов, но есть природный порядок вещей, при котором есть жизнь после смерти на земле в каком-то ином измерении, где моя личная память и сознание не угаснут? Вопросы, вопросы, вопросы… Христианство (да и любая другая религия) уверенно и убеждённо говорящее верующему: верь, потому что это – так и никак иначе – заведомо и сознательно лжёт! Зачем? Как зачем? Контролировать чужое сознание, чужое поведение, чужую жизнь, чужие финансы – значит, осуществлять власть над людьми. Воля к власти – вот двигатель политики, бизнеса, искусства и литературы, науки и религии, осуществляемой через церковь. Никто живущий не может уклониться от железных объятий жизни! Я уклоняюсь от объятий религии и церкви, но не могу уклониться от объятий политики, которая диктует мне: в каком государстве жить, при каком правителе, при каких партиях, хотя, в сущности, мне нет до них никакого дела. А политика говорит: а мне есть до тебя дело и я тебя, нравится тебе это или нет, хочется тебе это или нет, приберу к рукам. Насильственно! Я тебя заставлю мне подчиняться! Почему бы государству не отделить от себя политику, как оно отделяет от себя церковь? Хорошая идея! Не припомню, кому она ещё приходила в голову. Может, кому-то и приходила? Пуще всего на свете я боюсь союза государства и церкви, как это есть в мусульманском мире, и как было в Российской империи до 1917 года. Пуще всего я боюсь, что государство и церковь начнут диктовать мне, что делать, как поступать, во что верить. Почему человеку постоянно нужны поводыри, пастыри, помощники – лидеры духовного мира? Пока ему все они нужны, он – ребёнок. Взрослому человеку не нужны руководители. Взрослому человеку не нужны костыли или подпорки. Религия – такие костыли. Разве ты не можешь идти сам?! Когда человечество повзрослеет? Когда человечество отбросит костыли и сделает самостоятельные шаги? Бог нам помогает, уверяют верующие. Почему иудейский бог не помог евреям, исповедующим иудаизм, когда немецкие социал-националисты травили их газом и сжигали в печах? Почему Христос не помог верующим в него людям, когда они миллионами гибли в революцию и гражданскую войну, на полях сражений в Первую и Вторую мировые войны? Почему бог не помогает старушке, когда её грабят? Почему бог не помогает ребёнку или женщине, когда их насилуют? Эти «почему» можно множить до бесконечности. Человек просто обязан повзрослеть. Рано или поздно наши родители умирают, и мы остаёмся в мире один на один с проблемами и вопросами. Слабые духом немедленно обращают свой духовный взор к всемогущему «папочке». Почему же надо цепляться за идею «родителя», которому мы готовы передоверить решение наших проблем, ответы на наши вопросы. Религия это инфантилизм человека. Сколько же можно быть инфантильным? Ни пора ли, стать взрослыми и мужественно встречать жизнь лицом к лицу. Бертран Рассел в эссе 1925 года «Во что я верю» сказал: «Думаю, что, когда я умру, я сгнию, и ничего от моего «я» не останется. Я уже не молод и люблю жизнь. Но я бы счёл ниже своего достоинства трепетать от страха при мысли о смерти. Счастье не перестает быть счастьем оттого, что оно преходяще, а мысли и любовь не лишаются ценности из-за своей быстротечности. Многие люди держались с достоинством на эшафоте; такая гордость должна научить нас видеть истинное место человека в мире. Даже если ветер, ворвавшийся в распахнутые наукой окна, заставляет нас, привыкших к уютному теплу традиционных «облагораживающих» мифов, поначалу дрожать, в конце концов, свежий воздух приносит бодрость и силу, а открывающиеся перед нами огромные пространства обладают собственным неповторимым великолепием». Правда, великолепно сказано! Я предпочитаю – ветер в лицо. Я не хочу обманываться, и не позволю, чтобы меня обманывали, кто попало. Сколько написано статей и книг умнейшими, мыслящими людьми, опровергающими любые религиозные верования, но верующие предпочитают, как страусы, прятать голову в песок – в свою веру. И поневоле вспоминается изречение Людвига Фейербаха: «Не бог создал человека, а человек создал бога по своему образу и подобию». Иногда я задаюсь вопросом: что это, слабость духа или глупость – создавать себе бога? Марк Твен ответил на этот вопрос: «Человек, несомненно, самый интересный дурак, какого только можно вообразить». Но я не думаю, что это – исчерпывающий ответ. Надо воспитывать сильных духом людей, и тогда вера отпадёт сама собой, как короста. Целую тебя, моя сильная духом – Марина. Votre Elena. ПИСЬМО XXI Здравствуй, дорогая! Представь мой восторг, когда у Поля Верлена я обнаружила стихотворение о Людвиге Баварском. ЛЮДОВИКУ БАВАРСКОМУ Король, единственный в наш век, привет вам, слава! Вы, смерти пожелав, отметили как святой За ложь политики, за пьяный бред пустой Науки, втершейся в доверье к нам, без права, Науки, чьей рукой настояна отрава, Чтоб кончить с песнею, искусством и мечтой; Её вы, с гордостью цветущей и простой, Убили, смерть приняв. Привет, Король мой, браво! Вы воин и поэт, единственный король В наш век, чьи короли обыденность и проза, Рассудка мученик во имя Вер и Воль! Не знаю лучшего для вас апофеоза И пусть ваш гордый дух восходит в мир иной Весь в буре Вагнера, железно-золотой! Перевод, конечно, оставляет желать лучшего. Но, тем не менее, смысл мне чрезвычайно понятен и близок. Вспоминаю то место в твоём письме А. Берг, где ты рассказываешь о своей матери, которая в шестнадцать лет, проплывая на пароходе по месту гибели Людовика Баварского, явственно услышала подводную музыку, и бросила ему, т. е. в воду, своё первое, подаренное отцом кольцо. Обручилась с ним, так сказать. Очень романтично. Музыка, ты пишешь, была для неё, потому что твоя мать одна была на палубе. Все остальные были в столовой и завтракали. Трудно сказать, как я повела бы себя на её месте, будь мне шестнадцать лет, и имей я на тот момент кольцо, которое стоило бы бросить в воду. В то время я никакого представления не имела о Людвиге Баварском. Знаешь, у меня есть свой взгляд на историю жизни и деяний Людвига ІІ, короля Баварии. Эта история весьма печальна, и не потому только, что, не понятый миром, он покончил с собою, но ещё и потому, что был объявлен сумасшедшим. Напрасно мы думаем, что привилегия врачей-психиатров объявлять сумасшедшими неугодных властям людей, есть явление характерное для Советского государства. А вот пример из истории Древнего Рима. Император Август расправился с неугодным поэтом Овидием, выслав его за пределы Италии, положив тем самым начало мировой практике по подавлению инакомыслия. Но Император не додумался объявить Овидия сумасшедшим. А вот в Германии, в XIX веке – веке машинной индустрии, науки, позитивизма и научного коммунизма додумались сделать германские обыватели, люди невысокого полёта, с ограниченной фантазией и скучным, чересчур трезвым рассудком, апологеты здравого смысла. Итак, взглянем на Людвига глазами известного психиатра П. Ковалевского. В 19 лет Людвиг ІІ унаследовал Баварский престол. Король был блестящим юношей, прекрасно образованным, тщательно воспитанным, чрезвычайно привлекательным физически – высокого роста, сильный и красивый. Анализируя поведение и деятельность Людвига, Ковалевский отмечает некоторые странности в его характере. Самое удивительное то, что Ковалевский, указывая на странности, указывает тотчас же причины, их породившие, но никоим образом не делает объяснений и не даёт логических выводов, которые так и просятся быть сделанными. Истинный позитивист Ковалевский даёт факты, ничего, кроме фактов. Так, он говорит, что Людвиг был ненавистником женщин. Затем рассказывает историю первой любви короля к принцессе Софии, которую он боготворил. Король решил сделать сюрприз своей любимой. Он собрал хор странствующих музыкантов и направился в замок невесты, чтобы спеть для неё серенаду. Людвиг в восторженном нетерпении опередил своих спутников, и внезапно в просеке парка увидел свою возлюбленную, которая ласкала кудри своего грума. Королю предпочли – слугу! «Знаешь Царя, так псаря – не жалуй!» не правда ли, Марина? Псаря – предпочли! Это было двойное оскорбление чувств юноши-короля. В любви никто из нас не демократ. Вообрази: принцесса, ласкающая слугу. Это совсем не то же самое, что король, ласкающий пастушку. Король и пастушка – шалость, шутливо воспетая поэзией и живописью. Принцесса и рабочий, занятый на конюшне, это совсем не шалость. Такие сюжеты не романтичны. Они дурно пахнут. Они пахнут лошадиным и рабочим потом, и навозом. Принцесса и паж, королева и паж, куда ни шло. Но принцесса и грум! Принцессу дурно воспитали. С тех пор Людвиг возненавидел женщин, и отказался от всех навязываемых ему браков, повествует Ковалевский. Навязываемых! Да разве это странность. Разве Король не сам себе хозяин?! Далее знаменитый психиатр приводит ещё несколько доказательств нелюбви короля к женщинам. Слова, которые повторяет Ковалевский, характеризуя Людвига настойчиво повторяет, чтобы они крепче были вбиты в сознание и память читателей следующие: «мечтательный», «фантазёр», «впечатлительный», Ничего дурного в смысле этих слов нет. Но среди них он ловко вворачивает также «экзальтированный», «неустойчивый», «странный». А эти слова, характеризующие Людвига, уже не являются словами с нейтральным или положительным смыслом. Смысл этих слов должен рождать в нас недоверие к душевному здоровью Короля. Но доказательств экзальтации, неустойчивости, и странности характера юноши Ковалевский не приводит. Эта характеристика повисает в воздухе без подпорок, и рушится при первом же внимательном исследовании. Что странного в том, что обманутый в своих лучших чувствах, преданный обожаемой невестой, Людвиг перенёс своё разочарование на всех женщин! Ведь ему было всего 19 лет, а в этом возрасте некоторые юноши так впечатлительны и категоричны. Скажу прямо, у Людвига возникли весьма прочные основания впредь не доверять женщинам. То, что он более не делал попыток жениться, говорит нам о том, как глубоко он был уязвлён. Ковалевский утверждает, что король был противником войны. Разумеется, это тоже «странность», когда войны есть столь будничное, и обыкновенное дело в истории человечества. Вот если бы он любил войну, то его тотчас бы объявили героической личностью и всячески бы возвеличивали. Но Король не любил войну и имел смелость прямо говорить об этом. Однако тот же самый Людвиг, заявлявший о своей нелюбви к кровавой бойне, поддерживал Пруссию в австрийско-прусской войне. Людвиг был политически дальновиден, и патриотичен, поскольку, помогая Пруссии в войне, способствовал созданию Германской единой империи. Но Ковалевский не комментирует поступки Людвига. Ковалевскому важнее отметить противоречие между убеждением и поступком, ибо у психиатра впереди маячит цель, к которой он упорно ведёт читателя, а именно, доказать, что всё, что ни делает Людвиг, есть подготовка к будущему близкому уже сумасшествию короля. Не любить женщин, не любить войну – всё это как-то не по-мужски, и обыватель кивает головою, соглашаясь с психиатром. Мужчине в обывательском сознании полагается быть бабником и воякой. А если он не бабник и не вояка, то что-то с ним неладно. Далее Ковалевский отмечает тот факт, что, способствуя созданию Германской империи, Людвиг сумел сохранить относительную независимость Баварии в границах этой империи. Снова намёк на противоречие между убеждением, и поступком. Однако с современной точки зрения, никакого противоречия нет, ибо Людвиг «взял столько суверенитета, сколько смог». Обыватель искренне считает, что правитель должен заниматься политикой до конца дней своих, но Людвиг в политике совершил два главных для себя и Баварии дела и посчитал свою миссию политика выполненной. Оставив политику, Король увлёкся музыкой и архитектурой. Ковалевский в этом усматривает главную и основополагающую странность Людвига, приведшую, в конце концов, к сумасшествию. Ковалевский утверждает, что Людвиг особенно увлёкся музыкой Вагнера, и композитор стал его лучшим другом. Именно в этой части текста Ковалевский допускает пассаж, который полностью изобличает его, как человека далёкого от искусства и даже невежественного в этой области. Этот пассаж стоит привести полностью: «Увлекшись свободою полёта фантазии и шумом музыки Вагнера, Людвиг не щадил средств роскошнейше обставить представления его опер. Он способствовал устройству театра в Бейруте, он же поставил оперу в Мюнхене на завидную высоту». Я специально выделяю в этом кусочке текста два слова, поскольку именно они изобличают невежество автора, т. е. психиатра Ковалевского. Назвать прекрасную, мощную, великолепную, блистательную музыку Вагнера с её оркестровым буйством, гармоническим хроматизмом, плавным течением бесконечной мелодии – шумом! Это мог только человек либо с полным отсутствием музыкального слуха, музыкального образования и воспитания, либо ненавистник Вагнера. Вряд ли Ковалевский был ненавистником Вагнера. Для этого надо глубоко любить музыку, а у нас нет свидетельств, что Ковалевский и музыка дружили. Ковалевский перепутал Байрейт, маленький город в Баварии, с Бейрутом, столицей Ливана. Вагнер никогда не устраивал оперного театра в Бейруте. Он там никогда не бывал. Никакой связи между Вагнером и Бейрутом нет, и никогда не было. Став другом Вагнера, Людвиг предложил ему сделать маленький городок в Баварии центром музыкальной жизни Германии, построить, и основать там оперный театр и ставить в нём свои новаторские оперы. Что и было сделано. На постановку знаменитой тетралогии Вагнера «Нибелунги» явились многие знаменитости того времени, в том числе П. Чайковский. Что такое музыка Вагнера?! Помнишь, что сказал о ней Чайковский? «Вынес я смутное воспоминание о многих поразительных красотах, особенно симфонических…вынес благоговейное удивление к громадному таланту автора и к его небывало богатой технике; вынес и желание продолжать изучение этой сложнейшей из всех когда-либо написанных музык…». Кому поразительные красоты, а кому просто шум. Надо признать, Марина, что моё доверие к Ковалевскому после этого пассажа оказалось поколебленным. Ковалевский говорит: «Неспособный, однако, долго останавливаться ни на чём, Людвиг скоро порвал и свою личную дружбу с Вагнером, хотя не переставал от времени до времени переписываться с ним до смерти последнего». Снова и снова автор настойчиво пытается внушить читателям, что Людвиг непостоянен, исподволь подводя их к мысли, что непостоянство человека в любви или дружбе есть странность, хотя если мы поглядим по сторонам, то обнаружим, что непостоянство встречается на каждом шагу, и никому не приходит в голову считать это за странность. Напротив, мы так привыкли к непостоянству людей, что готовы признать его за закон, нежели за странность. Ковалевский не анализирует причины, побудившие Людвига охладеть к Вагнеру. Или он этих причин не знает, и готов всё списать на непостоянство Короля, как одну из его многочисленных странностей. К тому же Ковалевский противоречит сам себе. Если Людвиг до смерти Вагнера переписывался с ним, то разве это не свидетельство продолжающихся отношений? В конце концов, дружба может принимать эпистолярный характер, ведь друзья – не любовники, не супруги. Дружба может продолжаться и на расстоянии. Все эти соображения Ковалевскому не интересны. У него есть цель – доказать сумасшествие Короля, и он стремится к этой цели, отбрасывая в сторону доводы здравого смысла и элементарной логики. А между тем, истинная причина расставания друзей, кроется в весьма прозаической причине. Тетралогия «Кольцо Нибелунгов», поставленная в Байрейте, имела огромный успех, несмотря на недоброжелательное отношение большинства журналистов. Постановка была весьма дорогостоящей, и образовался стотысячный дефицит, который на долгие годы воспрепятствовал дальнейшим постановкам опер в этом городе. Для покрытия дефицита композитору пришлось разрешить постановку «Кольца Нибелунгов» различным немецким оперным театрам, а сам он уехал с концертами в Англию. Надо было зарабатывать деньги. Так сложились обстоятельства. Так что непостоянство Людвига здесь ни при чём. Оно просто не имело места. Ковалевский намекает на то, что Людвиг, увлекшись музыкой Вагнера, увлёкся затем и самим автором этой музыки. Не без лукавства Ковалевский приводит в своей статье письмо Короля к композитору, полное искреннего восхищения, восторга перед его произведениями, изъявлений преданности, верности и любви. Король, как утверждает Ковалевский, надменный, гордый и высокомерный, не скупится на фразы, выражающие преклонение перед гением композитора. Он называет его нежно любимым. Не было никакой нужды публиковать интимные излияния чувств Короля, но у Ковалевского явно была некая задняя мысль, и он хотел, чтобы читатели догадались сами о том, что он хотел им сообщить в завуалированной форме. С его точки зрения, было логично думать, что женоненавистник Людвиг, в конце концов, увлечётся мужчиной. Что это увлечение носило возвышенный платонический характер, об этом Ковалевский умалчивает. Интересно, что бы сказал психиатр, прочитав твои письма к некоторым женщинам? Наверное, объявил бы и тебя, с твоим острым, гениальным умом сумасшедшей. Не понимая музыки и не любя её, Ковалевский полагается на мнение, как он выражается, многих знатоков, которые уверяли его, что «музыка Вагнера это наркотическое создание, действующее на мозг человека так же опъяняюще, как опий, гашиш, морфий, и проч.», или, как говорят сегодня, как психоделик. «И вот, - продолжает Ковалевский – на этот-то наркотик всеми фибрами своей больной души нападает Людвиг ІІ». Уверяю тебя, Марина, что если бы Людвиг употреблял настоящие, а не выдуманные Ковалевским наркотики, то его пытались бы вылечить. Но как вылечить человека от любви к музыке?! И какому врачу-психиатру, если только он сам нормальный, придёт в голову эта безумная мысль? Но Ковалевский простодушно подхватывает и повторяет мнение «знатоков» музыки. Далее Ковалевский говорит о том, что Король увлёкся архитектурой и построил несколько замечательных дворцов. Разумеется, это стоило огромных денег. Беда была в том, что добрая половина этих денег оседала в карманах исполнителей воли короля. Людвиг украсил Баварию великолепными архитектурными сооружениями, которые сегодня привлекают в эту часть Германии туристов со всего мира. Король хотел строить ещё и ещё, но не хватало денег. Между прочим, он тратил на строительство не только государственные, но и свои личные деньги. Министр финансов сопротивлялся желанию короля тратить деньги на строительство дворцов. Король пытался добыть деньги в других государствах. Всё это вменяли ему в вину его чересчур трезвые и слишком скучные подданные. Вот если бы он объявил войну соседнему государству, бросил бы на это государство свою армию, разрушал, жёг, разорял чужие земли и города, то нашёл бы полное понимание и одобрение своих подданных, и денег бы ему нашли на всё это безобразие. Но он хотел созидать, а не разрушать. Он хотел творить прекрасное, а не убивать и истреблять. Ковалевский утверждает, что безумие короля развивалось исподволь. Снова он заводит речь о странностях короля. Король днём спал, а ночью бодрствовал. Это ещё не сумасшествие, но эту привычку Ковалевский выдаёт за предпосылку оного. У товарища Джугашвили была тоже привычка работать по ночам и заставлять работать весь управленческий аппарат, но в отличие от него король Людвиг не приказывал истребить добрую половину своего собственного народа. Ещё одна странность короля заключалась в том, что он был нелюдим, не любил общества. Настолько не любил, что предпочитал сидеть в Государственном совете, закрытый от посторонних глаз экраном. В его апартаментах стол, вполне сервированный, с готовыми кушаньями являлся через пол, и король не нуждался в слугах. Странность ли это? Отчего не допустить мысль, что король был такого низкого мнения об окружающих его людях, которые обкрадывали его, грубо ему льстили, добивались от него исполнения своих желаний, что не хотел лишний раз их видеть и общаться с ними? Вспомним его первый опыт грубо попранной любви. Мог ли он доверять людям? Мог ли он положиться на них? В сущности, он был одинок, и желал быть одиноким. Ковалевский ставит королю в вину несколько плюх, полученных от него его камердинером (отчего не допустить, что камердинер их заслужил?). На фоне массовых убийств, пыток, предательств и прочих мерзостей, которые совершали во все времена все правители, эти плюхи кажутся таким пустяком, что не стоит о них и упоминать. Всё это вместе взятое, а именно (здесь уместна цитата из Ковалевского): «все эти поступки, чрезмерные траты, бессмысленные постройки, страшные и небезопасные выходки политического характера не могли не обратить на Людвига внимания, как в Берлине, так и особенно в Мюнхене. Назначена была комиссия из четырёх выдающихся психиатров». Заметим одну странность: комиссия не обследовала состояния здоровья короля, не беседовала с пациентом, не встречалась с ним. Не было сделано ничего, что полагается сделать врачам-психиатрам в подобном случае. Заключение врачей было сделано заочно. Диагноз поставлен на основании слухов, сплетен, не вполне достоверных сведений, информации, добытой через вторые или третьи руки, а также газетных уток. 9 июня 1886 г. комиссия дала следующее заключение: 1. «Его Величество страдает резко развитой формой душевного расстройства, известной под именем паранойи. 2. Вследствие слишком большой давности и запущенности болезни в течение многих лет болезнь Его Величества должно считать неизлечимой, причём исходом болезни может быть, только слабоумие. 3. Такая болезнь уничтожает свободу воли, и дальнейшее вмешательство короля в государственные дела будет только мешать управлению королевством. Это состояние душевной деятельности короля является пожизненным». Разум и логика подсказывают, что это не врачебное заключение, а судебный приговор. Мало того, что не обследованному врачами пациенту заочно поставлен диагноз. Пациент объявлен абсолютно безнадёжным. Врач должен лечить и давать надежду пациенту. Ни малейшего намёка нет на то, что короля надо лечить; ни намёка на надежду выздоровления; ни малейшего намёка на помилование. Цель заключения врачей-психиатров отлучить от власти короля. Объявить его недееспособным. Эти три пункта заключения врачей-психиатров комья земли, брошенные на крышку гроба, в который заживо положен король. Это приговор пожизненного заключения. И нет никакого сомнения в том, что врачи-психиатры выполняют приказ свыше, спущенный из Берлина. Вряд ли Бисмарк доволен тем, что правитель Баварии сохраняет относительную независимость своего королевства внутри Германской империи, сопротивляется приказам, идущим из Берлина. Вряд ли Бисмарк доволен, что деньги идут на постановки опер, на строительство архитектурных сооружений, а не на укрепление империи, на нужды армии, и. т. п. Брат Людвига Оттон, обычный, без странностей, не любитель серьёзной музыки, не поклонник архитектуры, а пошлый бабник и вояка, надо полагать, больше устраивает Берлин. Деяния Людвига в области искусства прекрасные деяния, достойные уважения и поклонения названы бессмысленными. Столкнулись два мировоззрения: с одной стороны – идеалист, поклонник прекрасного, философ, пылкий романтик Людвиг. С другой стороны – филистерская мораль, трезвый расчёт, грубый материализм. С одной стороны ощущение полёта, прозрение вечности, вечные ценности. С другой стороны – сугубо земные, иногда и низменные заботы, сиюминутные преходящие ценности, суета сует. Столкнулись поэзия и – проза. Волею провидения Людвигу дана была в руки власть и деньги, при помощи которых он мог осуществлять свои планы. Что сегодня осталось от Германской империи? Что дали войны, развязанные германскими правителями с целью захвата чужих пространств, покорения чужих народов, истребления непокорных и несогласных? Они дали смерть побеждённым и победителям, позор захватчикам, слёзы, страдание и боль, насилие и разрушение. А в Байрейте, в оперном театре, построенном Людвигом ІІ, сегодня проходят музыкальные фестивали. Толпы туристов со всего мира прибывают в Баварию полюбоваться на прекрасные дворцы, возведённые по приказу Людвига ІІ. С точки зрения здравомыслящего обывателя (или общественного мнения, что одно и то же), король должен и обязан заниматься политикой: плести интриги, затевать и вести войны, создавать союзы, разваливать чужие союзы, и. т. п. Другими словами, сознательно и добровольно заниматься чрезвычайно грязным делом, каковым и является политика. Большинство правителей так и поступали, и в истории человечества заслужили репутацию людей героических, умных, и великих, и при этом никто и не подумал отлучить их от власти или объявить сумасшедшими. Если правитель по каким-либо причинам не нравился подданным, его попросту убивали заговорщики. Но живым его не позорили. Иной раз не позорили и мёртвым. XIX век – особенный век. Людвиг ІІ не первый, кого в этом прозаическом, позитивистском, материалистическом веке пытались не убить, а, опозорив, отлучить от власти. Первым был Наполеон. И попытка эта вполне удалась. Людвиг был следующим, но далеко не последним. Опыт объявления «странного» короля сумасшедшим был впоследствии перенесён на «странного» человека не королевского происхождения, т. е. человека странного потому, что у него есть собственное мнение, не совпадающее с мнением, объявленным властями правильным. Этих странных людей стали прятать в психиатрических лечебницах и концлагерях. Вернёмся, однако, к Людвигу. Заключение комиссии дошло до короля через его кучера. Дело в том, что комиссия, прежде чем объявить королю своё заключение, решила подготовить соответствующим образом помещение в его собственном дворце, где его могли бы содержать под надзором. Нечего и говорить, что Людвиг был потрясён. Он судорожно пытался принять меры по собственному спасению: он отослал комиссию в замок Гогеншвангоу, где она состояла под строжайшим надзором. Он воззвал к народу. Армия и егеря предали своего короля. Жандармы и пожарные были вооружены и готовы были защищать его. Начальник стражи получил указания из Мюнхена, и через два часа комиссия была освобождена и отбыла. 11 июня комиссия явилась снова. На этот раз король встретил её спокойно. Видимо, он принял решение. Решение он принял правильное и разумное. Внешне он решил подчиниться, смириться. Но, повторяю, это только внешне, чтобы усыпить бдительность противника. Прими Людвиг иное решение, не подчинись он решению комиссии (читай, решению Берлина и Мюнхена), он мог бы навлечь неисчислимые беды на своё королевство. Была бы послана армия из центра, и дело бы кончилось всё равно плачевно, но не для одного только короля. Пострадали бы ни в чём не повинные люди, которые готовы были ценою собственной жизни спасти его от произвола властей. В сущности, Людвиг защитил и спас многих своих подданных. Кто поставил ему это в заслугу? Итак, король был отправлен в приготовленный для него замок Берг. Король спокойно подчинился, не устраивал истерик, беседовал с членами комиссии, со своим советником, камердинером. Все успокоились. Поручение сверху было выполнено как нельзя лучше. 13-го король гулял с одним из четырёх врачей, ласково и милостиво беседовал с ним во время прогулки. Вечером того же дня Людвиг вновь пожелал выйти на прогулку с тем же врачом. В 8 вечера с прогулки они не вернулись. Была поднята тревога. Тела короля и врача были найдены в озере Штарнберг. Часы короля показывали 7 часов. Следствие установило, что когда врач и король проходили по дороге, проходящей близко от озера, король слегка обогнал врача, бросил свой зонтик на скамью, на которой они отдыхали утром, и побежал к озеру. Он хотел покончить жизнь самоубийством. Врач бросился ему наперерез. Завязалась схватка в воде. Король спасал свою честь, врач спасал жизнь короля. Сильный и крепкий телосложением король утопил старика-врача на мелком месте, а сам ушёл на глубокое место озера, где утопился. Король остался романтиком до конца своей жизни. Он не пожелал жить под надзором с клеймом сумасшедшего. Он предпочёл такой позорной жизни – смерть. Поступок римлянина! Ковалевский не отрицает, что многие «странные» поступки короля явились плодом вымысла праздной толпы, жадной до сплетен. Ковалевский не отрицает, что многие поступки короля вкривь и вкось трактовались бесстыдными журналистами в прессе. Король никогда не снисходил ни до журналистов, ни до прессы, ни до толпы. Король никогда не оправдывался. Да и в чём ему было оправдываться? Он не воровал, не убивал, не сплетничал, не гноил безвинных людей в тюрьмах и не пытал их, не вёл разорительных и захватнических войн, не разрушал зданий, не губил государств, не крал денег из казны на своих любовниц, которых у него и не было, или и на свои развлечения. Его помыслы и увлечения были возвышенны и благородны. Именно всё это и делало его в глазах остальных людей белою вороною. И чёрное вороньё его заклевало. Ковалевский признаёт, что простой народ любил и даже боготворил своего короля. Он признаёт также, что до конца жизни Людвиг был умным, находчивым, сообразительным, настойчиво отстаивающим интересы своего государства королём. Он признаёт также, что страсти короля были благородны и возвышенны. Он признаёт, что прекрасные дворцы Людвиг строил на свои личные деньги. Он признаёт, что оперный театр, построенный Людвигом в Байрейте, был лучшим на то время в мире. И, тем не менее, Ковалевский согласен с мнением четырёх психиатров, входивших в комиссию, что Людвиг был болен паранойей. Может быть, Ковалевский видел Людвига ІІ, обследовал его как врач, беседовал с королём? Ничуть не бывало. Он, также как его коллеги, поставившие диагноз, пользовался не проверенной и не достоверной, а, следовательно, не научной информацией. Так был ли Людвиг ІІ, король Баварии сумасшедшим? Он был не более сумасшедшим, чем Наполеон, Гофман, фон Клейст, Байрон, Лермонтов и. т. д. Он был истинный романтик с возвышенным строем благородной души, но судьбе было угодно сделать его не поэтом, не музыкантом, не зодчим, но королём, и свою миссию – быть королём-романтиком, созидателем на троне Людвиг выполнил блестяще. Но общество не было готово к этому. Ты ведь не можешь отрицать, что мы живём в мире, в котором царствует стандарт. Это относится и к людям. Стандарт, это то, что признанно нормой, неважно является ли это нормой на самом деле. В повседневной жизни мы ориентируемся на те стандарты поведения, этикета, одежды, вкусов, причёсок, пищи, и. т. п., которые приняты в наше время нашей культурой. Стандарты меняются со временем. Иногда меняются очень быстро. Как правило, мы озабочены тем, чтобы как можно лучше соответствовать принятому в данный отрезок времени стандарту. Но всегда есть среди нас люди, пренебрегающие стандартами. Король Людвиг не вписывался в общепринятый стандарт. Он пренебрегал им, временным и ускользающим, во имя вечного эталона, к которому устремлялась его великая и благородная душа. Несколько плюх, отпущенных камердинеру, не меняют дела, поскольку король тоже человек, тоже раздражается. Если Людвиг и нарушил заповедь «не убей» в конце своей жизни, то не потому, что намеревался убить врача. Убийство носило непреднамеренный характер, и совершено было в состоянии аффекта. Врач пытался остановить Людвига. Но Людвиг твёрдо решил покончить с собою. Король не мог смириться с тем, что «доброжелатели» решили отстранить его от дел, отлучить от власти, заточить в ограниченном пространстве, лишив свободы передвижения, установить над ним опеку, как над слабоумным старцем или несовершеннолетним подростком, навеки опозорить, объявив его недееспособным и сумасшедшим. Общество, любящее стандарт, поставило короля на место способом, который станет столь популярным и эффективным по отношению к инакомыслящим в XX веке. В нашем мире существуют люди ангелоподобной природы. В любом человеке есть эта природа, наряду с животной и человеческой. Ангелоподобные люди это те люди, в которых эта природа преобладает над двумя другими. Этих людей интересует философия, наука или творчество, искусства и литература. Они предаются двум или нескольким выбранным предметам всей душой. Их мало интересуют земные заботы, или интересуют постольку, поскольку без них невозможно выжить. Из этого типа людей получаются великие философы, учёные, художники, поэты и музыканты. Эти люди – великие романтики. Благодаря этим людям, цветёт культура. Не будь этих людей, наш мир приобрёл бы иные черты и был бы несравненно скучнее, прозаичнее, чем он есть сегодня. Эти люди украшают мир. Их мало. И их не любят и нередко преследуют все остальные, те в ком преобладает человеческая, и в особенности животная природа. Людвиг ІІ, король Баварии, несомненно, был человеком ангелоподобной природы. За это он и пострадал. И ты, моя любовь, той же ангелоподобной природы. Не спорь, я лучше знаю. Je vous embrasse, votre Elena. ПИСЬМО XXII Доброе утро, моя Марина! Поговорим о смерти. Тяжёлая тема, не правда ли? Вчера умерла французская киноактриса Анни Жирардо. Как грустно! Мне она очень нравилась. Она не была красива в классическом смысле этого слова, но её прекрасное лицо было, по крайней мере, для меня, лицом истинной француженки. Национальный тип. Впервые я увидела её в фильме «Рокко и его братья», и было мне не то пятнадцать, не то шестнадцать лет. Сюжет, лицо Жирардо, красота актёра Алена Делона поразили меня. По-моему, я плакала, ибо любовь двух героев оказалась растоптанной. Я видела и другие фильмы с её участием. Я видела, как от фильма к фильму стареет её лицо, покрываясь морщинами. Молодо цвели только глаза. Говорят, последние годы она была прикована к коляске и всё забыла. Болезнь Альцгеймера. Та же болезнь была у современной английской писательницы Айрис Мёрдок. Как страшно, всё забыть! Живым испить глоток Леты. Забыть, это уже умереть, хотя тело ещё живо. Понятно, что всего ужаса своего положения она не осознавала. Смерть приходит к некоторым людям задолго до их последнего дыхания. Смерть приходит, стоит рядом. Отнимает с каждой минутой что-нибудь: память, разум, знания, и, наконец, самоё жизнь. И вот, я думаю, как к этому относиться? Благо ли это? Или величайшее из несчастий? Можно ли считать, что смерть перед своим окончательным приходом, отнимая память человеческую, совершает некую анестезию, чтобы человеку легче было бы умереть? Ведь тогда, наверное, можно умереть без душевной муки? Без сожаления о прошедшей жизни? Или лучше предупредить, предотвратить все это? Не дожидаться распада сознания? Если бы ты только знала, как меня беспокоит эта тема! Я хотела бы умереть вовремя, понимаешь? Я знаю людей, которые ни за что на свете не хотят говорить о смерти, так они боятся её. Им кажется, что, если они не будут говорить о смерти, что, если они будут делать вид, что её не существует, то она пройдёт мимо, не тронув их. Или они, зная, что она всё равно придёт, не хотят заранее расстраиваться. Я принадлежу к людям, которые не только не боятся говорить о смерти, но постоянно думают о ней, потому что смерть есть часть жизни, или, напротив, жизнь есть часть смерти. Словом, они неразделимы. Две стороны медали, именуемой – бытие. Когда я думаю о смерти, я вспоминаю два живописных произведения. Одно принадлежит моему любимцу в живописи Каспару Давиду Фридриху и называется «Гроб на краю могилы». Нарисовано на бумаге карандашом, кистью и сепией. Рисунок 1836 года. Не знаю, видела ли ты его когда-нибудь. Напомню. Рисунок чёрно-белый. На переднем плане симметрично расположены три растения с широкими листьями. Не знаю, что это за растения, но они большие, пожалуй, в половину человеческого роста, а может быть, и выше. В центре композиции открытая могила; возле боковой стороны её брошены на землю две лопаты. Черенок верхней лопаты лежит на черенке нижней, образуя крест. На могиле плашмя лежит подобие лестницы из деревянных жердей, а на перекладинах лестницы стоит закрытый гроб, крышка которого украшена круглыми венками. Три на боковой стороне крышки, и один на тыльной стороне. Наверху крышки гроба лежит большой венок. На противоположной от зрителя стороне могилы растёт дерево, похожее на берёзу, но совершенно без листьев. Вместо листьев на берёзе висят три круглых венка, крест и якорь, сплетённые из цветов. Крест в центре, внизу креста якорь, вверху креста и по его бокам венки. За берёзой белесая дымка похожая на туман, в котором слабо просматривается пустое поле. Почему растения на переднем плане имеют мясистые широкие листья, а дерево позади гроба – голое, не знаю. Может быть, растения на переднем плане символизируют цветение жизни, а берёза без листьев символизирует смерть? Людей нет. Кто-то выкопал могилу, бросил лопаты, и, возможно, могильщики стоят неподалёку, отдыхая перед последним трудом. Но признаков присутствия людей – нет. Присутствие могильщиков я просто предположила. Могильщик не уйдёт, не забрав лопату. Значит, могильщики устроили перекур. Но нет тех, кто провожает мертвеца в последний путь. Может быть, как это принято в некоторых европейских странах, провожающие ушли, не дожидаясь, когда могильщики зароют гроб. Ощущение такое, что покойник брошен. Все ушли, забыв опустить гроб в могилу и зарыть его. Рисунок навевает чувство одиночества и недоумения. Нет чувства благоговейного ужаса перед смертью. Ну, гроб! Ну, могила! Ну, лопаты! Пустяки, дело житейское. Где люди? Люди, где?! Хороший реалистический рисунок живописца-романтика. Весь романтизм и сосредоточился в этой пустоте, окружающей гроб. Покойник теперь один. Навсегда один. Бесповоротно один и ничего нельзя с этим одиночеством поделать. Общее впечатление от рисунка: как замечательно исполнено! Романтично, реалистично, символично! Три в одном флаконе. Но, повторяю, нет благоговейного ужаса перед свершающимся великим событием. И совсем другое впечатление производит «Остров мёртвых» Арнольда Бёклина. Написана картина маслом на деревянной доске в 1883 году. Размер небольшой: 80 на 150 см. может быть, ты её видела в Берлине. Это лучший – третий – вариант из пяти. Помнишь сюжет? Из спокойных свинцово-серых вод реки (а, может, моря?), возносится к облачному небу остров из светло-серого, похожего на мрамор камня. Воды невозмутимо отражают в себе каменные стены. На вершинах скал и в расщелинах растёт мелкий кустарник и трава. Ржавые пятна прочерчивают грубую поверхность светло-серого камня. Необычна форма острова. Спереди он открыт. Скалы, возносящиеся на значительную высоту, расположены наподобие вогнутой стены, внутренняя часть которой грубо обработана. На внутренней части стены прорублены в два этажа склепы. В двух местах – угол справа и угол слева между нижним и верхним рядами ниш камень хорошо обработан и прекрасно отшлифован, образуя громадные белые мраморные ступени, вырастающие из дикого камня. На куске земли внутри острова растут двенадцать громадных тёмно-зелёных кипарисов, верхушки которых несколько превышают высоту скал и чуть-чуть наклонены вправо и влево, словно кипарисы с любопытством выглядывают из-за каменной стены – что там? Они долго росли, видя перед собою только водную гладь да по бокам сырые каменные стены, а над верхушками – небо. Время от времени они видели кое-что ещё, но это кое-что их не радовало. И вот теперь, смотря поверх камня, они видят позади и по бокам каменного острова клубящийся синеватый туман. Остров чем-то напоминает театральную сцену без занавеса. Впрочем, сплошная стена кипарисов может вполне сойти за тёмный занавес. Между стволами виднеются беломраморные надгробия, увитые дикими цветами. Сходство со сценой усиливает пристань, вырубленная в камне. К пристани приближается чёрная лодка с синей полосой на корме. В лодке двое. Нет, трое. Двое живых и – покойник или покойница. Скорее, покойница. Живых мы видим со спины. Пригнувшийся лодочник стоит на корме, опустив лопасти вёсел в воду. Тормозит ход лодки, готовой скоро причалить. На носу лодки – поперёк! – стоит гроб, окутанный белым покрывалом. Крышка украшена золотистыми венками, фестонами, спускающимися по бокам гроба. Сразу за гробом над гробом! посереди лодки стоит высокий человек, укутанный с головы до пят в белые одежды, как будто в саван. Голова склонена к гробу, руки, по всей вероятности, сложены на груди. Судя по ширине плеч, это мужчина. Судя по тому, что на правом краю гроба лежат бледно-фиолетовые цветы, там – внутри! – женщина или девушка. Эта белая высокая фигура в белом – олицетворённая скорбь. А может быть, это сама Смерть в белом саване сопровождает гроб на Остров мёртвых?! Картина потрясает. От неё невозможно оторваться. Какая-то чара скрыта в ней. Впрочем, чары чарами, а в картине при всей её живописности, есть кое-что, что приводит в недоумение. На нос лодки приходятся тяжесть гроба и стоящего человека. Лодочник стоит на корме. Передняя часть лодки должна быть больше погружена в воду, нежели корма. Но этого не происходит, как будто гроб стоит посередине лодки. Когда лодка причалит к пристани носом, лодочнику и человеку в белом придётся перешагивать через гроб. Конечно, лодка может причалить боком, но проблемы останутся, поскольку, кто перетащит гроб из лодки на пристань и к могиле? Гроб с телом всегда несут не менее шестерых крепких мужчин. Справятся ли с этим двое мужчин? Да, но если на картине поместить дополнительные человеческие фигуры, это может испортить впечатление. Без лодочника не обойтись. Одиночество человека в белом саване подчёркнуто отсутствием дополнительных фигур. Впрочем, мы не будем обращать внимание на эти пустяки. Чары всё равно остаются. Кстати, если внимательно посмотреть на правую нижнюю часть острова, то можно различить, что ржавчина на камне создаёт огромный рисунок: лицо живого мужчины нежно прижимается к женскому лицу. Глаза юной женщины закрыты. Она спит вечным сном. Или мне это только чудится? Одинокий остров, траурные тёмные кипарисы – покой и одиночество, скорбь и душевная боль. Кто из нас не хоронил близких! Кто из нас не знает, что такое смерть любимого человека! Можно, конечно, рассматривать картину Бёклина, как иллюстрацию к мифу о Хароне, перевозящем через Ахерон души усопших. Души героев и любимцев богов находят последний приют на уединенном острове. Бёклин любил писать картины на мифологические сюжеты. Кстати, ещё одной любимой картиной Бёклина для меня является «Одиссей и Калипсо». Но о ней – потом. Так вот, если здесь разработан сюжет о лодочнике Хароне, то зачем гроб? Зачем фигура скорбящего провожающего человека перед гробом? Античный миф я вижу как-то иначе. Лодке Харона должна быть тень умершего человека. Как изобразить тень? – Не знаю. Впрочем, можно картину Бёклина рассматривать как символическую. То есть, я хочу сказать, что сюжет древнего мифа разработан способами современной символики. Бёклин соединяет древность и современность. Кстати, а существовали ли в реальности такие острова? – Да. Рифы Фаральони близ берегов Капри и остров-кладбище Сан Микеле близ Венеции, куда тела усопших переправляют в гондолах и где высятся такие же тёмные «траурные кипарисы», как на картине Бёклина. Конечно, ты знаешь, что С. Рахманинов написал симфоническую поэму «Остров мёртвых», навеянную копией этой картины, которую композитор увидел в Лейпцигском музее в чёрно-белом варианте. Этот вариант сделал в 1855 году Макс Клингер, немецкий художник девятнадцатого века. Позже Рахманинов увидел оригинал в Берлине и сказал, что, возможно, не написал бы свою симфоническую поэму, если бы увидел картину в цвете. Ему больше нравился чёрно-белый вариант Клингера. Слышала ли ты это произведение? Я уверена, что слышала. А теперь вообрази, что названия у этой вещи – нет. И вообрази, что историю создания симфонической поэмы мы не знаем. Что можно подумать об этой музыке? – Музыка, безусловно, прекрасна. Но мы не можем представить, что именно вдохновило композитора на её создание. Когда мы смотрим на картину Бёклина, нас обнимает тишина смерти, которую кощунственно нарушить. Тихо, медленно, неумолимо плывёт по невозмутимым водам лодка со страшным грузом. Скорбно стоит фигура в белом перед белым гробом. Склонённая голова свидетельствует о такой безумной душевной боли, когда всё вокруг перестаёт быть, и есть только – гроб и только та, что в гробу. Человек в саване, фигурально выражаясь, тоже мёртв. Недаром цвет гроба и цвет его одежд один и тот же – белый. А музыка? Её мрачный характер, конечно, способен навеять мысль о смерти, в особенности в начале и в конце поэмы. Хорошо переданы мерные удары вёсел о воду и движение лодки с непомерно тяжёлым грузом. В музыке Рахманинова есть то, чего нет в картине. В музыке душа волнуется и протестует. Вот главное: тяжесть и протест. А у Бёклина нет ни тяжести, ни протеста. Понятно, что у музыки свой язык, свои средства выразительности, не имеющие ничего общего с языком живописи. Так что же объединяет «Остров мёртвых» Бёклина и «Остров мёртвых» Рахманинова? – Слово! Не назови никак Бёклин свою картину, ничего бы не случилось. Всё и так понятно. Больше того, название само бы выплыло из сюжета. А симфоническая поэма требует названия, чтобы быть правильно интерпретированной. В симфонической поэме название само не выплывет. Слово – посредник между живописью и музыкой. Есть и ещё одно музыкальное произведение на тему «Острова мёртвых». Написал его чешский композитор XX века Мартину Богуслав и называется оно «Вилла у моря». Почему «Вилла у моря» не знаю. Странное название. Хороша вилла! Скорее уж «Вилла смерти». Так вот, музыка Рахманинова написана в 1908 – 1909 году, а Богуслава – в 1915-м. И между двумя произведениями много сходства. Нет, я не думаю, что Богуслав подражал Рахманинову. Может, он и не знал и не слышал музыку Рахманинова. Но идеи, видимо, носились в воздухе. Очень похожие произведения. И прекрасны! Маяковский тоже вложил свою лепту в поэме «Про это». Хочешь послушать? Стихает бас в комариные трельки. Подбитые воздухом, стихли тарелки. Обои, стены блёкли...блёкли... Тонули в серых тонах офортовых. Со стенки на город разросшийся Бёклин Москвой расставил «Остров мёртвых». Давным-давно. Подавно — теперь. И нету проще! Вон в лодке, скутан саваном, недвижный перевозчик. Не то моря, не то поля — их шорох тишью стерт весь. А за морями — тополя возносят в небо мёртвость. Что ж — ступлю! И сразу тополи сорвались с мест, пошли, затопали. Тополи стали спокойствия мерами, ночей сторожами, милиционерами. Расчетверившись, белый Харон стал колоннадой почтамтских колонн. Марина, я пожимаю плечами. Мне не нравится. Какие там тополя?! Там у Бёклина – кипарисы. Конечно, какие кипарисы в Москве. Заменил тополями. И «мёртвость» мне не нравится. Какое-то не русское слово. Ты скажешь, что я придираюсь. Да, придираюсь! Я не люблю Маяковского. Ничего не могу поделать! Но вернёмся к нашей теме. Сколько не думай о смерти, понять её невозможно. Вчера человек жил: радовался, думал, ходил, любил, говорил. А сегодня он лежит безучастный ко всему холодный, безгласный труп. Где всё то, что делало его живым? Куда ушло? Где вся эта энергия жизни? Когда ты впервые написала о смерти нечто философское? Кажется в 1919 году. Подходящий год для размышлений о смерти. Тебе было 26 лет. Итак, ты пишешь в дневнике: «Смерти нет, своей смерти нет. Что такое смерть? Почувствовать себя мёртвым. Но раз мы чувствуем, значит, мы не мертвы, раз мы мертвы, мы не чувствуем. «Боюсь смерти», неверно. – «Боюсь боли, судорог, пены у рта», да. Но боль, судороги, пена у рта – это всё-таки жизнь. Две возможности: или я, вздохнув в последний раз, становлюсь вещью (не чувствую), или последнего вздоха – нет. (Бессмертие.) Я же никогда не узнаю, что я умерла! И в ответ – дьявольская мысль: «А вдруг – может быть всё-дело в том? – узнаешь?!». Смерть. – Хочу допонять. «Боюсь смерти». – Боюсь, что буду чувствовать запах собственного разлагающегося тела – боюсь своих жёлтых, холодных, не поддающихся рук, своей мёртвой, как у Моны Лизы улыбки (О, сейчас поняла! Ведь Джиоконда – мертвец! Оттого её всю жизнь так ненавидела!), боюсь монашек, старушек, свечек, развороченных сундуков, мешочков льда на животе, боюсь, что буду себя бояться. И червей боюсь – о!!! – по лицу! Но это смешно. Оттого-то тебя и нет, что черви ползают по лицу. Есть чужая смерть, т. е. твоя живая боль. Есть поездки на кладбище – весной – и грубые хвойные – с бумажными цветами – веночки, купленные у заставы, есть – чёрные на фарфоре – портреты детей и военных <…>, есть твоя деловитая забота, как бы получше устроить могилу <…> – и твоё умиление над деревьями – над тем, кто под ними – и главное! – над собой. И это всё, что мы знаем о смерти. Смерть, наверное, такой же океан, как жизнь. Говорю ересь, ибо смерти – нет». Написано совершенно в духе Эпикура: «...самое страшное из зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения; так как когда мы существуем, смерть ещё не присутствует; а когда смерть присутствует, тогда мы не существуем. Таким образом, смерть не имеет отношения ни к живущим, ни к умершим, так как для одних она не существует, а другие уже не существуют». По Эпикуру, душа, так же как и тело, состоит из атомов. Когда распадается тело, распадается и душа, подобно тому, как все в природе возникает от сцепления атомов и исчезает с их распадением: «Приучай себя к мысли, что смерть не имеет к нам никакого отношения. Ведь все хорошее и дурное заключается в ощущении, а смерть есть лишение ощущения». Когда умер А. Блок, ты сказала: «Думаю: смерти никто не понимает». Думаю, что ты права. А через два года что-то в твоём миропонимании поменялось: «Будет час. Отвалится, свалится всё: и кольцо, и палец, и ребро, и пояс, и холка, всё, кроме лба. Лоб пребудет. И с этим, лбом предстану, этим лбом обелюсь». Перед кем предстанешь? Перед кем обелишься? На страшном суде? Перед богом? Это вера в иной мир, где сохранится твоя личность. Вера – это не религия. Вера – это не церковь. Я тоже хочу верить в то, во что верила ты – в существование справедливого иного мира, где нас высшие силы оценят по достоинству, и где мы станем тем, чем нам на земле помешали стать люди. Как там у тебя? «Судьба: то, что задумал Бог. Жизнь: То, что сделали (с нами) люди». Вот уж – правда! Что нас пугает в смерти? Монтень пишет: «Я полагаю, что тут дело в печальных лицах и устрашающей обстановке, среди которых мы ее видим и которые порождают в нас страх еще больший, чем сама смерть. Какая новая, совсем необычная картина: стоны и рыдания матери, жены, детей, растерянные и смущённые посетители, услуги многочисленной челяди, их заплаканные и бледные лица, комната, в которую не допускается дневной свет, зажжённые свечи, врачи и священники у вашего изголовья! Короче говоря, вокруг нас ничего, кроме испуга и ужаса. Мы уже заживо облачены в саван и преданы погребению». То же самое писал о страхе смерти Ф. Бэкон. И французский и английский философы Возрождения акцентируют внимание на внешних атрибутах смерти. Но ведь не это главное. Не это главный наш страх. Главное – то, что непонятно, что нельзя объяснить. То, что осталось от человека подвержено распаду, а где то, что оживляло бренное тело?! Именно на этой тайне смерти построены большинство религий. Все религии жмутся к этой тайне, уверяя, что она раскрыта. Но старания жрецов всех на свете религий – тщетны! Тайна – увы! – не раскрыта. И поэтому она всегда будет привлекать внимание человечества. Всегда будут люди, верящие на слово жрецам. Но всегда будут и такие, как я. Главный вопрос философии, как мне кажется, не о смысле и цели жизни. Со смыслом и целью можно всё-таки разобраться. Главный и неразрешимый вопрос – есть или нет жизнь личности после смерти? Если есть дух (энергия), оживляющий тело, которое есть для него, как электричество для провода, то дух должен после высвобождения найти новый провод, не так ли? Где он его находит? Как выглядит новый носитель энергии? Вопросы, остающиеся без ответа. А может быть, ничего нет для личности в перспективе? Как нашего самосознания не было до нашего рождения, так оно не будет существовать и после нашей смерти? Знаешь, почему так много нерассуждающих, неразмышляющих, верующих попам людей? – Им обещают личное бессмертие. За это они отрекаются от разума. Так легче жить. У Достоевского Кириллов рассуждает: «Человек только и делал, что выдумывал бога, чтобы жить, не убивая себя; в этом вся всемирная история до сих пор». А ведь, прав, подлец! Может быть, тайна бытия или небытия после смерти потому и существует, чтобы мы терпели знакомое зло и добровольно не устремлялись к незнакомому злу или благу? Знай, человек, наверное, что иной мир существует, не сбежали мы все туда преждевременно? Представь ситуацию, когда у тебя умирает любимый человек, и ты спешишь совершить самоубийство, чтобы не расставаться с ним ни на минуту. А таких тяжёлых ситуаций бывают миллионы. Кто бы остался жить на земле? Только исключительно здоровые, обеспеченные и счастливые люди. Да много ли таких бы набралось? А если учесть, что здоровье, обеспеченность и счастье переменчивы, то много бы на земле осталось народу? Боюсь, что чрезвычайно мало. Шекспир поставил проблему mors voluntaria – остро, но не бесспорно: Кто снес бы бич и посмеянье века, Бессилье прав, тиранов притесненье, Обиды гордого, забытую любовь, Презренных душ презрение к заслугам, Когда бы мог нас подарить покоем Один удар? Кто нес бы бремя жизни, Кто гнулся бы под тяжестью трудов? Да, только страх чего-то после смерти – Страна безвестная, откуда путник Не возвращался к нам, смущает волю, И мы скорей снесем земное горе, Чем убежим к безвестности за гробом. Гамлет полагает, как человек своего века, что безвестная страна – существует. Но что там, в той стране? Хорошо или плохо? Может лучше потерпеть здесь на земле, чем добровольно приближать переезд, который всё равно рано или поздно неизбежен? Хорошо Гамлету! Он верит в существование этой безвестной страны. И ты верила. Удивляет меня позиция Шекспира, который устами Гамлета произносит: О, если б ты, судья земли и неба, Не запретил греха самоубийства! Где это и когда он это запретил?! Августин Гиппонский в IV веке запретил, но ведь священник – не бог, не правда ли? Христианская церковь стала бороться с самоубийствами после того, как сотни христиан приняли добровольную смерть. Церковь могла лишиться паствы. К IV веку пришлось принять срочные меры и объявить самоубийство актом не совместимым с христианской религией. Августин опирается на заповедь Моисея «не убей», которую истолковывает широко «не убей человека вообще, в том числе и самого себя». Чем самоубийство тяжелее убийства, с точки зрения христианства? Любой по тяжести своей грех, согласно христианскому учению, можно искупить, покаявшись, через таинство исповеди. Грешник, убивая свою плоть, лишает свою душу спасения и вечного блаженства в Раю. В XIII веке Фома Аквинский подтвердил правильность установки Августина: «Переход от сей жизни к лучшей не во власти человеческого произвола, а во власти Божией. И не дозволено человеку убивать себя, дабы попасть в лучший мир». Бог, разумеется, этих законов депешей на землю не посылал. Церковь выдумывает правила и законы, удобные для себя, любимой. Когда самоубийства христиан ей были выгодны, церковь молчала. Когда стали невыгодны, она открыла рот и сказала устами Августина Гиппонского и Фомы Аквинского. Сказать по чести, мне милее отношение эллинов и римлян к mors voluntaria. Вот что говорит язычник, эллин Либаний (IV н.э.) : «Пусть тот, кто не хочет больше жить, изложит свои основания ареопагу и, получивши разрешение, покидает жизнь. Если жизнь тебе претит – умирай; если ты обижен судьбой – пей цикуту. Если сломлен горем – оставляй жизнь. Пусть несчастный расскажет про свои горести, пусть власти дадут ему лекарство, и его беде наступит конец». А ведь в Древней Элладе так и было: в Афинах и ряде других городов имелся особый запас яда для тех, кто желал уйти из жизни и мог обосновать свое намерение перед ареопагом. Вспомни, наконец, Сократа, добровольно принявшего в тюрьме цикуту. Когда нынче правозащитники одобряют отмену смертной казни, я вспоминаю этот эпизод из жизни Древней Эллады. Сократ, конечно, не был преступником. Но в современной жизни, почему бы не применять идею mors voluntaria по отношению к закоренелым преступникам (маньякам или педофилам, например, если их вина неопровержимо доказана), ибо есть преступники, недостойные жизни. Выдайте им ампулу с цианистым калием, перестаньте их кормить, и, покобенившись, денёк другой, они сами примут решение и проглотят ампулу. И не надо палачей. Никто не будет мучиться угрызениями совести. Правозащитники вопят, что, мол, может выйти ошибка, и казнён будет не преступник. И здесь выход есть. Чтобы не получалось судейских ошибок, когда осуждают невиновного человека, назначьте законом наказание полицейским, следователям и судьям, имеющим касательство к этому делу. Причём наказание должно быть суровым: пожизненное заключение или 25 лет с дисквалификацией и конфискацией имущества. Всё! Кончились бы выбивания показаний из подозреваемых людей ради галочек в отчётах, дескать, преступление успешно раскрыто. Что для этого нужно? – Воля тех, кто стоит у руля власти. Но почему-то стоять у руля они хотят, а волю – не имеют. Или здравого смысла не имеют. Или ума не имеют. Или всего сразу – не имеют. Или, что точнее всего, имеют волю, вектор которой направлен на личное обогащение. На всё остальное их уже не хватает. Так что mors voluntaria можно использовать в государственных интересах весьма эффективно, как ты считаешь? Римляне, которыми я не устаю восхищаться, полагали, что mors voluntaria может быть оправдана в том случае, если причиной тому были невыносимое горе, болезнь, скорбь или иная подобная причина, усталость от жизни, безумие или стыд. Что для человека всего важнее? Или, точнее, должно быть важнее всего? – Чувство собственного достоинства. Когда кто-нибудь или что-нибудь пытается растоптать его, тут-то мы и вправе совершить mors voluntaria, как это сделала ты: «Моя самая сильная и самая драгоценная мне страсть – страсть собственного достоинства и ранга». Когда твой сын Георгий произносит, что его мать поступила логично, убив себя, это не есть цинизм. Это есть констатация факта. Ибо жизнь загнала тебя в угол, чтобы отнять последнее – чувство собственного достоинства. И ты поступила, как древняя эллинка или римлянка. А нам остаётся только аплодировать под занавес и – подражать. Да, именно, подражать! Твой уход, Марина, учит, как следует поступать, когда жизнь покушается на последнее, что у тебя есть – чувств собственного достоинства. Твоя смерть, Марина, в ряду классических героических примеров mors voluntaria. В новейшее время есть ещё один пример, которым я восхищаюсь. 17 марта 1959 года Галактион Табидзе, грузинский поэт, выбросился из окна больничной палаты, не пожелав предавать своего друга и переводчика Бориса Пастернака. Предание гласит, что от Табидзе власти требовали подписать коллективное, оскорбительное письмо в адрес Пастернака. Табидзе отказался. «Лучше мужественно умереть, чем жить в позоре», сказал Сократ. Табидзе жить в позоре не захотел. Было Галактиону 68 лет, а родились вы с ним в один год – 1892. Правда, он на сорок дней моложе тебя. Конечно, это не единственная причина, по которой, он принял решение уйти. Добавь к этому одиночество (жену у него чекисты расстреляли, правда, её смерть не побудила его в то время принять роковое решение), алкоголизм, неадекватность поведения – вот и причины! Впрочем, даже если красивая легенда, что мне до этого! Кто-то, верит попам и еврейским басням, а кто-то красивым легендам. В 1919 году у тебя был перед глазами пример красивой смерти. А. Стахович, кавалергард, генерал-майор в отставке, любитель театра, сделал все необходимые распоряжения, выплатил вперёд месячное жалование слуге Полю и повесился на шнуре от портьеры. Что там сказал К. Станиславский на панихиде? Он сказал: «…он жил, как артист и эстет, а умер, как военный, который не хотел сдаваться». А я бы сказала: mors voluntaria в духе древних! А что сказала ты об Алексее Стаховиче? «Уметь умирать ещё не значит любить бессмертье. Уметь умирать – суметь превозмочь умирание – то есть ещё раз: уметь жить. Больше – и уже на французском (языке формул) скажу: Pas de savoir-vivre sans savoir mourir» («Нет уменья жить без уменья умирать»). Один из студийцев-учеников А. Стаховича, обучавших молодежь bon ton, сказал, что 11 марта 1919 года – день его смерти – А. Стахович дал лучший урок хороших манер. Искусству добровольного умирания с достоинством, как известно, учили Сократ, Эпикур, Зенон, Петроний, Сенека. Знаешь, какое высказывание я люблю у Сенеки? Вот это: «…не за всякую цену можно покупать жизнь». Есть и ещё одно, которое мне нравится: «Лучшее из устроенного вечным законом то, что он нам дал один путь в жизнь, но множество – прочь из жизни». Вот об этом множестве путей ухода из жизни я и хочу поговорить с тобой. Интерес к этой теме у меня не пустой. В юности, как и ты, я испытывала юношескую тоску, как это состояние души называет Н. Бердяев в своём труде «Самопознание». Бердяев говорит о себе, юноше, но это состояние переживают и барышни. Природа твоей тоски, когда ты призываешь смерть в семнадцать лет, и пытаешься осуществить mors voluntaria, имеет другие свойства, нежели тоска, описанная философом, или моя тоска. Причины тоски ведь могут быть разными. У тебя от полноты и избытка жизни: «Ты дал мне детство – лучше сказки/И дай мне смерть в семнадцать лет!». Ну, конечно, если это не риторика. Есть и ещё одна причина твоей тоски. Но о ней чуть позже. У Бердяева тема тоски развёрнута полно, повёрнута разными гранями: «Это тоска от нереализованности преизбыточных жизненных сил и неуверенности, что удастся вполне реализовать эти силы. <…> Ошибочно думать, что тоска порождена недостатком сил, тоска порождена и избытком сил». Вот это, мне кажется, как раз твой случай. А теперь о другой причине твоей тоски. Прости за длинную цитату из Бердяева: «Тоска очень связана с отталкиванием от того, что люди называют «жизнью», не отдавая себе отчёта в значении этого слова. В «жизни», в самой силе «жизни» есть безумная тоска. «Сера всякая теория и вечно зелено древо жизни». Мне иногда парадоксально хотелось сказать обратное. «Серо древо жизни и вечно зелена теория». <…> То, что называют «жизнью», часто есть лишь обыденность, состоящая из забот. Теория же есть творческое познание, возвышающееся над обыденностью. Теория по-гречески значит созерцание. Философия (вечно зеленая «теория») освобождена от тоски и скуки «жизни». Я стал философом, пленился «теорией», чтобы отрешиться от невыразимой тоски обыденной «жизни». <…> Я противополагал «бытию» «творчество». «Творчество» не есть «жизнь», творчество есть прорыв и взлёт, оно возвышается над «жизнью» и устремлено за границу, за пределы, к трансцендентному. Тоска исходит от «жизни», от сумерек и мглы «жизни» и устремлена к трансцендентному. Творчество и есть движение к трансцендентному. Творчество вызывает образ иного, чем эта «жизнь». Слово «жизнь» я употребляю в кавычках. В мире творчества все интереснее, значительнее, оригинальнее, глубже, чем в действительной жизни, чем в истории или в мысли рефлексий и отражений. Во мне раскрывался мир более прекрасный, чем этот «объективный» мир, в котором преобладает уродство. Но это предполагает творческий подъём. <…> Тоска может стать религиозной. Религиозная тоска по бессмертию и вечности, по бесконечной жизни, не похожей на эту конечную жизнь». Заменим философию поэзией (у других людей прозой, музыкой, живописью, архитектурой). Ты стала рано поэтом, рано пленилась творчеством, и почувствовала вкус к нему. Ты почувствовала, что творчество приподнимает тебя над жизнью, даёт ощущение полёта. Когда творишь, ты не замечаешь ничего вокруг. Твой дух сосредоточен на том, что возвышает тебя над обыденностью и переносит в какие-то иные сферы. Ты живёшь там, а не здесь. Там – ты живёшь, а здесь – существуешь. Там – парение духа, интенсивная работа интеллекта. Здесь – полы и посуда, которые нужно вымыть. Здесь бельё, которое нужно постирать. Там ты чувствуешь себя свободной. Здесь ты раба голода. Ты привязана к кухонному столу и кастрюле, потому что нужно варить обед. Там красота и праздник. Здесь – обыденность и скука монотонной однообразной работы. Вот сейчас, когда я пишу это письмо на тему, которая меня так волнует, я краем сознания вспоминаю, что на кухне в раковине меня ожидает немытая с утра посуда. И волна горячего раздражения накрывает меня, потому что надо оторваться от компьютера, идти на кухню, открыть кран с водой и начать мыть эту самую посуду, теряя драгоценное время. Тебя ведь тоже раздражала обыденность, которую так много людей называют жизнью. Как и для тебя, для меня это не есть жизнь, не это есть – жизнь! Больше скажу, иногда меня даже раздражает необходимость ложиться спать. Такая трата драгоценного времени! Бердяев жил, когда писал философские книги и статьи. Ты жила, когда писала стихи. Всё, что не есть стихи, то – лишнее, не правда ли? Ещё ты жила, когда любила кого-нибудь. Всё, что не есть любовь, всё, что не есть общение с тем, кого любишь – лишнее. А это ненужное и лишнее предъявляет права на твоё внимание, твоё время. Как тут не развиться раздражению и тоске! У тебя смолоду была религиозная тоска по бессмертию и вечности, по бесконечной жизни, не похожей на эту, земную. И когда эта тоска подкатывала к горлу, тут-то и являлось желание mors voluntaria, которое ты высказывала в стихах, дневниках и письмах. Так что, если кто-то думает, что это неустойчивость психики, душевная неуравновешенность, пусть перечитает внимательно Бердяева. Впрочем, мне кажется, что пока сам не переживёшь то, о чём я написала выше, не поймёшь этой странной тоски, возникающей, казалось бы на пустом месте, и влекущей тебя к последнему шагу. Я знаю, о чём говорю. В юности, да и в молодости тоже я не раз переживала острые приступы этой юношеской тоски. Жизнь, как она есть, казалась уродливой, неправильной, несправедливой: «Tired of all these for restful death I cry». Я обожаю этот сонет Шекспира. Останавливало меня чувство любви к любимому другу, как и великого англичанина. Только у него, по всей видимости, был реальный друг, а в меня, в основном, виртуальные друзья и любимые. В любимых у меня последовательно были Байрон, Зара Долуханова, Германн из «Пиковой дамы», Мария Каллас, Карузо, Лоренс Оливье, Грета Гарбо, Марлен Дитрих, Лермонтов. Список можно продолжать. Так вот меня они и останавливали в критические моменты. Я думала, что пресеку свою жизнь и не узнаю и не полюблю что-то новое, неизвестное мне. Мои родители даже не догадывались, что я несколько раз была близка к гибели. Ты пишешь о жажде смерти в семнадцать лет. А у меня в первый раз это случилось в двенадцать лет. В апреле я перенесла ветрянку. Перенесла тяжело. Наконец, наступил май, я почти выздоровела. И вот в день, когда я поняла, что выздоравливаю, я вымыла волосы и села возле окна. Сияло солнце. И вдруг грудь мне залила горячая волна счастья, подступила к горлу, к губам, и я зарыдала. Бабушка бросилась ко мне, не понимая, что происходит. Но я и не могла тогда объяснить, что происходит. А происходило, по всей видимости, то, что мною овладела радость сохранённой жизни. А вечером случилось вот что. Я легла спать, но сразу заснуть не смогла. За стеной послышалась музыка. Это у соседей заиграло радио. Я отвернула край ковра с гномами и приложила ухо к стене. Симфонический оркестр играл Героическую симфонию Бетховена. Я и раньше её слышала и в записи и в филармонии. Но на этот раз происходило что-то странное. Я не могла оторвать ухо от стены. Знакомая музыка казалась незнакомой и мучительно прекрасной. Опять горячая волна стала заливать мне грудь, но если утром она несла радость жизни, то вечером такую острую тоску, что стало нечем дышать, словно эта волна вытеснила весь воздух из лёгких. И тут я поняла, что хочу – немедленно! – умереть, потому что жить дальше не стоит. Не будет больше таких мучительно-прекрасных переживаний! Но мне было только двенадцать лет, и я не знала, что надо сделать, чтобы немедленно умереть. Когда симфония закончилась, я почувствовала себя другим человеком. Знаешь, что я поняла в тот вечер? Я поняла, что во мне проснулась душа, и что мне с нею будет очень трудно жить, потому что она такая болезненно-нежная, как подснежник. Да, она проклюнулась из-под спуда именно, как подснежник, прохладная и пламенная одновременно. Что же, разве до двенадцати лет у меня не было души? Была, конечно. Но какая-то незрелая, что ли? Зародыш души. Было такое ощущение, что душа родилась в муках любви к музыке Бетховена. Это состояние острой до нестерпимости тоски повторится в шестнадцать лет, в девятнадцать, в двадцать два года. Да только в этом возрасте я уже знала, что надо сделать, чтобы умереть. И знаешь, что меня останавливало в последний момент? Не только те виртуальные возлюбленные, которых я перечислила, но осознание анти эстетичности акта смерти. Излечилась я от желания смерти в двадцать пять лет, и вот при каких обстоятельствах. Училась я в аспирантуре и жила в московском общежитии для аспирантов. Когда становишься аспиранткой, и живёшь в общежитии, у тебя появляется много новых приятелей и приятельниц. И подружилась я с одной барышней из Саратова. Хорошая была барышня. Звали её Лидия. Умненькая. Деликатная. Заботливая. Вечно из Москвы по уикендам в свой Саратов родителям полные сумки со всяческой снедью возила. И какая-то вся аккуратная. Глядя на неё, я всегда удивлялась. Не просто конспекты писала, а разными цветами пасты. Главные мысли – красной пастой. Второстепенные – синей, а всё остальное – чёрной. И хватало же на это терпения! Я над ней посмеивалась. И чаи вечно какие-то себе особенные заваривала с какими-то травами, которые её отец в саратовских лесах и полях собирал и сушил. В общем, хозяйственная девушка, тихая, безобидная. Мы с ней были полными противоположностями. Я – по-русски безалаберная, легко увлекающаяся, и совершенно анти хозяйственная. Мы с ней встречались в общей аспирантской кухне, где она себе облюбовала уголок. Гоняли чаи, беседовали. И, несмотря на то, что мы были разными по темпераменту, воспитанию, уровню образованности, мы находили общие темы. С Лидкой было комфортно. Ей можно было рассказать об очередном увлечении. Она терпеливо выслушивала меня. Но сама Лидка никем и ничем не увлекалась, кроме конспектов и травяного чая. Так протекли два года. Лидка написала диссертацию досрочно. И отдала руководителю на прочтение. Руководитель прочёл и одобрил. Лидка начала готовить документы к защите диссертации. И в одно апрельское утро она пропала. То есть, не пропала, а внезапно, без предупреждения исчезла из Москвы. Её соседки по комнате рассказали, когда я пришла утром, что Лидка встала в шесть часов утра. Стала хлопать дверцами шкафа, тумбочки. Всех разбудила. Собрала сумку. Необычность ситуации была в том, что Лидка обычно была очень деликатна, шума не поднимала, никого собой никогда не беспокоила, а тут – такое. Девчонки удивились, и спросили, что происходит. Лидка отвечала, что едет в Саратов. Ну, в Саратов, так в Саратов! Через четыре часа пришла телеграмма из Саратова, что Лидка повесилась. Приехала домой. Родители были на работе. Дома была только семилетняя племянница. Лидка выгрузила сумку. Вышла во двор. Там стоял сарай. В этом сарае Лидка повесилась на балке. Там её и обнаружила племянница. Прошло несколько десятилетий, но я до сих пор помню потрясение от этого известия. И я до сих пор не знаю причины, по которой Лидка лишила себя жизни. Ничто не предвещало беды. Но что-то ведь копилось в её душе, и была последняя капля, толкнувшая её в петлю. Я помню, что сказала себе: Никогда я не принесу такой боли людям, которые меня любят! Это было что-то вроде клятвы. И хотя в последующие годы два-три раза смерть соблазняла меня, я держала слово, данное самой себе. От одного только я не могла удержаться: от продумывании безболезненных и эстетичных способов, если всё-таки придётся… В 1920 году ты размышляла о способах самоубийства. Самым надёжным и верным, и достойным способом ты считала смерть «через кровь»: «Я, более, чем кто-либо достойна умереть через кровь (ein Blutstrahl!), с грустью думаю о том, что неизбежно умру в петле». В девятнадцать лет я тоже размышляла, как умереть достойно. Утопиться как Сафо или Вирджиния Вулф? Я хорошо плаваю. Но даже, если удастся утонуть, как будет выглядеть моё тело, когда его извлекут из воды, всё равно речной или морской? Я представляла себе эту картину: раздувшийся синий труп, скрюченные руки и ноги. – Гадость! Мне ведь хотелось, чтобы люди, глядя на меня – мёртвую, восклицали бы: Voila une belle mort! Восклицание Наполеона, увидевшего на поле брани поверженного Андрея Болконского. Прекрасное лицо, обращённое к небу, раскинутые руки, мундир с эполетами, знамя! Эта картинка исключена. Упиться до смерти виски (или чем она там упилась?), как канадская поэтесса XX века Гвендолин Макьюэн? Моя современница, между прочим. – Тоже неприглядная картинка. От трупа разит алкоголем. Лицо в блевотине. Нет! Перерезать себе горло бритвой, как Виктория Бенедиктсон шведская писательница XIX века. Умерла от неразделённой любви. Ты не этот способ имела в виду, когда мыслила смерть через кровь? Мне кажется – не этот, не так. – Кровь, пузырясь и булькая, льётся из развёрстой раны. Руки хотят остановить этот яркий липкий горячий ручей. Поздно! Хрипы, стоны, судороги. – Нет! Уйти в лес и там выпить снотворное, как Карин Бойе шведская писательница и поэтесса, покончившая с собою от любви гомосексуальной? – Снотворное, наверное, хорошо. И в лесу – неплохо. Только, приняв снотворное, можно проснуться, если неправильно рассчитаешь дозу. Можно проснуться дебилом. Или муравьи пол лица сожрут. – Нет! Кстати, Карин Бойе принадлежит отличное высказывание: «Я верю, что любящий получает за свою любовь ровно столько, сколько дает, – но не от того, кого любит, а от самой любви». Нравится? Заморить себя голодом, как это сделали Рене Вивьен и позже Симона Вайль? Неужели ты не слышала историю любви Рене Вивьен? Она старше тебя на пятнадцать лет, а всего прожила тридцать два года, умерев добровольно в 1909 году. Тебе в это время было семнадцать лет, и ты тоже призывала смерть. В Париже есть, между прочим, площадь, названная её именем. Впрочем, её литературным псевдонимом, потому что настоящее её имя Полин Тарн, и она не француженка, а англичанка по матери, отец её – американец. А Огюст Роден создал её скульптурный портрет из мрамора. А в Америке хотят создать ей памятник. Рене была красива и элегантна. Родилась Рене Вивьен в Лондоне. Получив наследство после смерти отца, поселилась в Париже. Много путешествовала. Имела любовные истории с женщинами. Среди её любовниц была даже замужняя дама и мать двоих детей – потомок Ротшильдов. На её книги, на французском языке, между прочим, я наткнулась году в 1970-м в Москве в каталоге Ленинской библиотеки. Я видела её фотографии и читала её стихи. Она писала сонеты, и в других жанрах. Сонеты её мне очень понравились. Я даже пыталась их переводить на русский. Писала она исключительно о лесбийской любви. Её кумиром была Сафо. Вот какое стихотворение она ей посвятила: PSAPPHA. Dans l’avenir gris comme une aube incertaine, Quelqu’un, je le crois, se souviendra de nous, En voyant br;ler sur l’ambre de la plaine L’automne aux yeux roux. Un ;tre parmi les ;tres de la terre, ; ma Volupt; ! se souviendra de nous, Une femme, ayant ; son front le myst;re Violent et doux. Elle ch;rira l’embrun l;ger qui fume Et les oliviers aussi beaux que la mer, La fleur de la neige et la fleur de l’;cume, Le soir et l’hiver. Attristant d’adieux les rives et les berges, Sous les gravit;s d’un soleil obscurci, Elle conna;tra l’amour sacr; des vierges, Atthis, mon Souci. Разве не прелесть?! Так вот, Рене Вивьен влюбилась в Натали Барни. Эта дама тебе хорошо известна. Барни исповедовала любовь «цветов и бабочек», т. е. перемену партнерш – без ревности. Сучка, конечно. Среди лесбиянок и геев есть тоже кобели и сучки, как и среди гетеросексуальных людей. Рене Вивьен любила Барни по-настоящему и очень страдала от измен, и когда Барни уехала путешествовать в сопровождении очередной любовницы, Рене отказалась принимать пищу. Перед смертью она весила 30 килограммов. Когда Барни вернулась в Париж, Рене Вивьен уже похоронили. Заморить себя голодом? – Станешь страшненькой, худющей, как скелет. – Нет! И вот ведь, какие странные бывают совпадения. В том же году, когда умерла от истощения Рене Вивьен, родилась Симона Вейль, французская писательница и философ. Когда началась Вторая мировая война, она уехала с родителями в США, но оттуда переехала в Англию, надеясь, что будет заброшена с группой парашютистов в оккупированную Францию. Когда ее планы не осуществились, уморила себя голодом в знак солидарности со своими порабощенными соотечественниками. И было ей 34 года. Я понимаю – умереть от любви. Я не понимаю – умереть только в знак солидарности с соотечественниками. Что, соотечественникам стало от этого легче? Лучше бы пошла в госпиталь санитаркой, всё-таки была бы польза, пусть англичанам. Симона Вейль совершила путь от марксистки, анархистки и коммунистки до христианки, будучи иудейкой. Это мне совершенно чуждо, как и её странная смерть, во имя чего? – Бессмысленно! Л.дям от её смерти не прибыло, как и богу не прибыло. Мне на память приходит смерть гладиатора, описанная Монтенем. Гладиатор должен был сразиться со своим другом. Чтобы избавить себя от необходимости убить друга или быть убитым – им, гладиатор подошёл к бочке с тальком (или как у них тогда этот порошок назывался?), взял губку, которой гладиаторы натирали кожу, чтобы она не была скользкой, и засунул её себе глубоко в глотку; отчего и задохнулся немедленно, избегнув, тем самым, поединка с другом которого любил. Вот эту причину смерти я понимаю и рукоплещу! Симоне Вейль – не рукоплещу. Глупая смерть! Ни за что! Ладно, способ уморить себя голодом я тоже отвергаю. Ну, что там ещё? Отравление ядом? Б-р-р! Как вспомню описание мучений и смерти мадам Бовари, так сразу говорю – нет! Гибель под колёсами поезда? – Лев Толстой избрал для своей героини не лучший способ самоубийства. Месиво из мяса, кишок и крови. – Нет! Прыжок с высоты? Тоже ничего хорошего. Разбиться в лепёшку? Переломать все кости? А если прыгнуть неудачно, то остаться инвалидом? – Нет! Отравиться газом? – Очень эгоистично. Газ будет идти, когда ты вырубишься. Кто-нибудь чиркнет зажигалкой, и дом взлетит на воздух. – Нет! Застрелиться? – Это неплохая идея. Да только где взять револьвер или ружьё? Застрелиться можно эстетично, если всё предусмотреть, и правильно выбрать – куда стрелять. – Определённо: да! Повеситься? – Малоэстетично. Язык вывалится. Лицо перекошено. Извини. – Нет! Я понимаю, почему ты избрала этот способ. Некогда было. Надо было быстро и качественно! Хотя ты предпочла бы через кровь. Кстати, этот способ – через кровь мне симпатичен. Но не так, как это делает большинство – неумело взрезая вены. Мне нравится, как это сделал Петроний. Красиво сделал, продлевая удовольствие жизни, то открывая, то закрывая вены, наслаждаясь перед смертью музыкой, вином, стихами, красотой и беседами с друзьями. Умер тихо, будто заснул. – Прекрасно! Вот так хотела бы умереть и я, если придётся прибегнуть к mors voluntaria. Потому что такого конца для себя я не исключаю. Что может подтолкнуть к этому? Страдание и боль от неизлечимой болезни, когда становится ясно, что конец неотвратим. И если этот конец связан с мучениями, превращающими тебя в жалкое существо, корчащееся и вопящее – лучше смерть, принятая, добровольно. Главное, не упустить момент. Главное, смочь это сделать. И тут нужно присутствие духа и непреклонная воля. И если мне кто-то скажет, что добровольно умереть это слабость и безволие, я рассмеюсь ему в лицо. Твой последний поступок я понимаю и полностью оправдываю. Знаю ещё один способ – самый безболезненный, как мне кажется, и среди всех других самый эстетичный и щадящий. Всё подготовить, что требуется. И ввести в вену кубик воздуха. Воздушная эмболия. Быстро, качественно, безболезненно, я надеюсь. С этим способом познакомила одна моя приятельница. Она всегда говорила, что покончит с собой именно этим способом, если придётся. Прошло десять лет со дня этого разговора. Моя приятельница заболела. Рак. Последняя стадия, исключавшая все надежды. И что же? Умирая, она всё повторяла: Почему же мне не становится лучше? Распад был очевиден, но она надеялась на выздоровление. Так она и не прибегла к своему замечательному способу самоубийства. Умерла сама в ожидании улучшения состояния здоровья, которого давно уже не было. Так что, не всё так просто. Лучше всех сказал о смерти Шарль Бодлер, не правда ли? ; Mort, vieux capitaine, il est temps ! levons l’ancre ! Ce pays nous ennuie, ; Mort ! Appareillons ! Si le ciel et la mer sont noirs comme de l’encre, Nos c;urs que tu connais sont remplis de rayons ! Verse-nous ton poison pour qu’il nous r;conforte ! Nous voulons, tant ce feu nous br;le le cerveau, Plonger au fond du gouffre, Enfer ou Ciel, qu’importe ? Au fond de l’Inconnu pour trouver du nouveau ! Гимн самоубийц! Но ведь надо верить, что новое в смерти – будет! Эх, если бы знать наверное! Как там сказано у Ницше? «Умри вовремя – так учит Заратустра». Отличное изречение! Для меня самое полное, самое глубокое выражение идеи смерти содержится в двух музыкальных произведениях – «Реквиеме» Моцарта и опере Глюка «Орфей и Эвридика». Всякий раз, когда я слушаю Моцарта и Глюка – щемит сердце. А после 2007 года, когда я потеряла всё, чем была полна моя жизнь, сердце уже не щемит. Оно плачет безнадёжно и горько. Я тебя целую, любовь моя. Твоя Елена. ПИСЬМО XXIII Моя дорогая Маринушка! Тема, которую я сегодня избрала для беседы с тобой, тебе будет интересна. Впрочем, выбор темы ты сама и обусловила, написав «Письмо к амазонке». Понимаешь, о чём это я? – Понимаешь! Вопрос, который меня интересует, была ли ты лично знакома с Натали Барни или написала своё письмо только под влиянием прочитанных тобой «Мыслей амазонки»? Дело в том, что недавно я прочла на одном сайте в Интернете следующее: «По некоторым исследованиям литературоведов Цветаеву и Барни связывали любовные отношения. Цветаева была представлена Барни своей парижской подругой, Еленой Извольской на одной из «пятниц» у Барни. «Письмо к амазонке» Цветаева написала как отзыв на книгу Барни «Мысли амазонки». Для меня мнение литературоведов – не указ. Я – сама литературовед и писатель. Поэтому, я подвергаю сомнению высказывание из Интернета. Мне важно, что ты сама об этом говоришь. Что же ты говоришь? Ни в письмах, ни в дневниках ты не обмолвилась ни словом, что посещала в Париже салон Н.К. Барни, и, тем более, что у вас с этой дамой были любовные отношения. Но теоретически это возможно. Я имею в виду посещение салона и знакомство с Барни. Вот начало твоего «Письма к амазонке»: «Я думаю о Вас с того дня, как увидела Вас — уже месяц?». Значит, вас познакомили. Может быть, Елена Извольская познакомила. Что же касается ваших любовных отношений с Н. Барни, тут я позволю себе крепче крепкого усомниться, и вот, почему. О, не потому, что тебе в это время сорок лет, а Барни стукнуло 56. Шестнадцать лет разницы в любви значения не имеют. «Пол и возраст ни при чём» чьё это высказывание? Правильно! Твоё! Так что, теоретически любовь могла вспыхнуть. Отчего тебе было не полюбить знаменитую на весь Париж, известную своими свободными взглядами на любовь, приятную во всех отношениях даму, которая в своём салоне в разное время принимала знаменитостей. Кто у неё только не побывал! Грета Гарбо и Айседора Дункан, Труман Капоте и Андре Жид, Жан Кокто и Джеймс Джойс, Поль Клодель и Сильвия Бич, Колетт и Тамара де Лемпицки, Марсель Пруст и Рильке, Роден и Ида Рубинштейн, Франсуаза Саган и Гертруда Стайн, Маргерит Юрсенар и. т. д., и. т. д.?! Все знаменитые геи и лесбиянки того времени бывали в этом блестящем салоне. Ну, не только геи и лесбиянки, но если посмотреть на список знаменитостей, то гомосексуалы обоего пола преобладают. Да, но если между тобой и Барни были любовные отношения, то почему нет ни звука о них в твоих произведениях тех лет? Ничего! Ни в поэзии, ни в прозе, ни в дневниках, ни в письмах. Или не всё опубликовано? Не могла же это быть однодневная любовная интрижка. Ты ведь на такие интрижки не была способна, не правда ли? Так на чём же тогда основаны утверждения и предположения литературоведов? – На силе воображения? У меня есть не только сомнения, но и доказательства, что никаких любовных отношений, кроме краткосрочного знакомства, между вами – не было. Вот оно! «Когда я была молода я всегда торопилась высказаться, я боялась упустить волну, исходящую от меня и меня уносящую к другому, я боялась, что больше не полюблю: ничего больше не узнаю. Но я уже не молода и научилась упускать почти все — безвозвратно». Грустное высказывание, не правда ли? Грустное высказывание – сожаление о невозможной любви. Почему о невозможной? Об этом – дальше. Последняя твоя грустная фраза это и есть доказательство, что между вами не было никакой любовной истории. Думаю, что и эту возможность любви ты упустила – безвозвратно. Давай, будем честны до конца, Марина. Кем ты была для Натали Барни? Неимущая плохо одетая русская эмигрантка. Натали не могла понимать в то время ни твоё значение, как русского поэта, ни твой масштаб личности. Есенин правильно сказал: «Большое видится на расстоянии». В данном случае нужно было расстояние времени, примерно в 50-60 лет, чтобы понять, что ты такое на самом деле. Кто из русских твоих современников понимал, с кем они имеют дело?! Да почти – никто! Гением в то время современники тебя не считали. В лучшем случае считали талантливой. А Барни – американка. Богатая американка, живущая в Париже на широкую ногу. Ты видела только малую часть списка тех, кто бывал в её салоне. И всё это были признанные в Европе и даже в Америке таланты. Кстати, говорят, у Барни был прекрасный повар и у неё превосходно кормили гостей. Представляю тебя среди всех этих расфуфыренных дам на «пятнице» у Барни! Пышные платья, драгоценности, автомобили. Этакий гейско-лесбийский междусобойчик, в который ты ни по каким параметрам не вписывалась. Другой формат! Кто там у неё в салоне был из русских? Художница Тамара де Лемпицки да танцовщица и актриса Ида Рубинштейн, да и те еврейки, а не русские. И прекрасно одетые. Женщины, признанные обществом. Одна, как художница, другая, как танцовщица. Кстати, ты видела картины Лемпицки в стиле арт деко? Может, и видела. Очень она любила обнажёнку. Женщины со скульптурными формами тела и у всех мёртвый пустой взгляд светлых глаз. Интересно, в тот день, что ты встретилась с Барни, кто в салоне присутствовал? Впрочем, кто бы ни присутствовал, что нам до этого! Плохо одетая неимущая русская эмигрантка. Говорят, что поэт. Пишет на неведомом и экзотическом русском языке. Говорят и прозу пишет. Денег нет. Славы нет. Что есть? Муж. Двое детей. А, значит, натуралка. Где-то в пригороде Парижа снимает квартиру. Нет, Марина, не было у тебя никакой любовной истории с мадам Барни. Думаю, что побывав у неё в гостях один-два раза, ты сама приняла решение больше к ней не заглядывать на «пятницы». А, может, хватило и одного раза. Разве ты не была горда и самолюбива? С кем это мадам Барни беседует? Не знаю. В первый раз вижу. Говорят, это русская эмигрантка. А-а, понятно. Без макияжа и одета неважно. И чем эта русская занимается? Говорят, что-то пишет. Ну, и кто её русские произведения во Франции читает?! М-да! Вы правы! Только что, русские эмигранты. Нет, дамы, вы не правы! Там в уголке тихо беседуют ваша французская писательница Натали Барни – женщина не без таланта, известная только в Париже, но чьё имя сделает известным не только в России, но и в Европе, наша гениальная Марина Цветаева. Извини, Марина, за это лирическое отступление. Ты действительно сделала имя этой самой Натали Барни, написав «Письмо к амазонке» ответ на «Мысли амазонки», опубликованные писательницей в 1918 году. Конечно, ты написала «Письмо к амазонке» на французском языке, чтобы Барни прочла. Ты вступила в полемику. Вот об этом мы и поговорим. Вряд ли ты познакомилась с этим произведением в 1918 году. Где была Барни, и где была – ты! Ей условия, в которых тебе пришлось выживать в России, и не снились. Значит, ты прочла «Мысли амазонки» в Париже. Что тебя могло привлечь? Репутация Натали Барни. И название её книги. Почему Натали Барни называет себя амазонкой – понятно. Сегодня таких амазонок именуют лесбиянками или лесби. «Я наношу Вам рану — в самое сердце, в сердцевину Вашего дела, Вашего тела, Вашей веры, Вашего сердца», обещаешь ты. Никакой раны Барни ты не наносишь, Марина. Барни знала, чего хочет. Барни избрала свой путь и следовала по нему, не отвлекаясь на такие пустяки, как ребёнок. Для неё – пустяки. Понимаешь ли, Барни не хотела размножаться. Она посвятила свою жизнь самой себе, любви и общению с великими людьми. Имеет право, не правда ли? Каждому – своё! Заглянем в содержание книги Барни. «Он любит её больше, чем всех других, но ему нужны другие, чтобы в этом удостовериться». Хорошее парадоксальное высказывание, не правда ли? «Брак — фальшивая ценность». Под этим высказыванием я бы с удовольствием подписалась, но сделав добавление: для некоторых людей. Кстати, Наполеон о браке высказался так: «Природой брак не предусмотрен». И возразить на это – нечего! «Быть замужней — значит быть ни одинокой, ни в чьем либо обществе». Круто, но, по сути – верно. «Вялость. Лицемерие, Долг, Жалость, Скука, Умеренность, Отказ — семь смертных добродетелей». Ага, вот в это ты вцепилась. Тебя это задело. «Друзья наших подруг — наши любовники». Пожимаю плечами. Мелко. Может быть, даже пошло. «Единственный анархист — природа». – Спорное заявление. «Её (любви) удовольствие — падение вверх». – Это тебе не может не понравиться. Это высказывание в твоём духе. «Если нас удивляет чей-либо выбор супруга, значит, у человека не было выбора». – Не могу не согласиться. Что-то мне подсказывает правоту Барни в данном высказывании. «Если я иногда краснею, то только от удовольствия». – Ну, и чем хвастает? Что нет стыда? Глупо. Этим не хвастают. Этого стыдятся. А, потому и хвастает, что стыда-то не знает. Плохо дело! «Идём к любви, как идут на смерть». – Здесь заявлена какая-то рациональность любовного чувства. А любовь – стихия. Как стихия – да. Как расчёт – нет. «Иллюзия — лень духа». – Вот это мне нравится! Это – про религию. Точнее, про верующих. Дух ленится и принимает на веру – что попало. «Молодость — это не вопрос возраста: молоды или стары — от рождения». – Это правильная мысль, но Барни «скачала» её из древних восточных философий. «Пустота засасывает. Вот почему мужчину влечет к женщине». – А, вот почему, у натурщиц де Лемпицки пустые мёртвые глаза! Пустота! Но по отношению к женщинам – жестоко. Не всякая женщина – пустота. Может, ей всё такие попадались? То-то она меняла любовниц, как перчатки. «Слава — это когда тебя знают люди, которых ты не желаешь знать». – Высокомерно. Лучше бы так: «Слава – это когда о тебе знают люди, которых не знаешь ты». Это вернее, не правда ли, Марина? «Это катастрофа — быть женщиной». Я не согласна. Катастрофа – быть дурой. Тогда – да! Но для окружающих. Дура своей катастрофы не сознаёт. Ну, вот оно! «Ребёнок и любовник родятся одновременно из горя супруги, разочарованной и искалеченной. Рождение ребёнка хуже смерти». Я не знаю, почему рождение ребёнка, по Барни, хуже смерти. Об этом надо спросить её саму. Я не приблизилась к пониманию этого высказывания. Но то, что ребёнок и любовник нередко являются заменителями исчезнувшей любви, об этом говоришь и ты: «Жить любовью нельзя. Единственное, что продолжает жить, когда любви уже нет, — Ребёнок». Ну, а дальше просто трюизм: «Ребенок ограничивает в ней женщину, а затем покидает». Кто же станет с этим спорить. Да, Барни не знала материнства, но зато она не узнала и разочарования, когда любимое дитя, вырастая, отдаляется от матери. «Отказ — героизм посредственности». – Вот! Вот оно! Вот, что тебя ещё задело! Ах, как это тебя задело! А почему, собственно? Сначала – об отказе. «Уметь всё сказать — и не разжать губ. Всё уметь дать — и не разжать руки. Это — отказ, который Вы называете буржуазной добродетелью и который — чем бы он ни казался: пусть добродетелью, пусть буржуазной — является главной движущей силой моих поступков. Силой? — Отказ? Да, потому что подавление энергии требует бесконечно большего усилия, чем ее свободное проявление — для которого вообще не нужно усилий. В этом смысле любая естественная деятельность пассивна, подобно тому, как любая усвоенная пассивность активна (излияние — непротивление, подавление — действование). Что трудней: сдержать лошадь или пустить ее вскачь? И — поскольку лошадь, которую мы сдерживаем, — мы сами, — что мучительней: держать себя в узде или разнуздать свои силы? Дышать или не дышать?». – Вот твоя отповедь! Слово «посредственность» тебя вообще доконало, не так ли?! Марина, что касается творчества, то ты – гений, и в этом нет никакого сомнения. Но, Марина, что касается любви, то Барни, увы, права. Вообрази себе, что ты сидишь за роскошным столом. Каких только блюд нет на этом столе! Всё – есть! Среди этих блюд немало тех, что тебе особенно нравятся. Ты ешь, что захочешь. Никаких ограничений нет. Стоит только протянуть руку, и – пожалуйста! Но ты вцепляешься в тарелку с овсянкой и устанавливаешь для себя правило: всегда есть только овсянку. И ничего больше! То есть ты сознательно отказываешься от разнообразия и удовольствия. Ты говоришь себе, что терпеть не можешь овсянку, но именно поэтому ты только её и будешь есть. И вот ты, сидя за обильным столом, глядишь в свою вечную тарелку с вечной овсянкой, и наслаждением твоим становится твой отказ, твоё нежелание наслаждаться тем, что ты хочешь и любишь. «Всякий раз, когда я отказываюсь, я чувствую, как внутри меня содрогается земля. Содрогающаяся земля — это я. Отказ? Застывшая борьба». С кем боремся, Марина? С существующим порядком вещей, как ты пишешь? Порядок, Марина, устанавливают люди с ограниченным типом ума, зацикленные на практикуемой, на данный момент, государственной идеологии. Люди, а не природа и не бог, хотя они любят ссылаться на природу и на бога, чтобы придать вес своим жалким потугам контролировать людей, у которых нет власти. Так с кем ты борешься, Марина, на самом деле? – Ты борешься на самом деле со своей собственной природой. То есть – твой разум борется с твоей природой. И разум побеждает. И ты этим гордишься. Марина, в этой борьбе нет победителей. Есть только побеждённые. Не разум победил твою природу. Он победил тебя, сделав тебя несчастной, расколов твоё сознание, разрушив целостность твоей личности. Нет, Марина, Барни не права. Отказ это не буржуазная добродетель, это не героизм посредственности, это что-то похуже. В таком отказе есть что-то устрашающее. Что-то от ранних аскетов-отшельников. Что-то по отношению к себе самой – садомазохистское. Для Барни ценность – свобода и наслаждение свободой. Для тебя, Марина, ценность отказ от свободы. Ты уж прости меня! Но по мне, это так! Отказ от того, кем тебя создала природа, это преступление против природы. Бунт! Мятеж! Ты со своим отказом против своей природы пошла. Я согласна с тем, что Барни жадничала. Она хотела отведать со стола всех блюд сразу. Говорят, это ведёт к пресыщению. Не знаю. Глядя на Барни, этого не скажешь. Она до смерти не испытала ничего похожего на пресыщение, а ведь прожила она больше девяноста лет, и имела столько любовниц, что впору голове закружиться. Барни, что радует, не спорила с природой. Она жила в согласии с нею. И, несмотря ни на что, она, я думаю, была счастлива. А твоя аскетическая скаредность ужасает, Марина, ибо она бесцельна и бессмысленна. Ну, что я хожу вокруг да около? Будем называть вещи своими именами. Мы ведь – словесницы. «Содрогающаяся земля», «застывшая борьба»… Марина, содрогающаяся земля твоей сущности, твоей внутренней природы так содрогается, что сотрясает весь твой очерк, и внимательный читатель понимает, что нет никакой застывшей борьбы. Есть борьба в действии, борьба яростная и бесплодная, ибо земля-то всё равно содрогается, и так будет до смерти. Ты и образ подобрала соответствующий. Сексуальный! Помнишь свой гимн любви, написанный в ноябре 1920 года? Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе Насторожусь – прельщусь – смущусь – рванусь. О, милая! Ни в снеговом сугробе, Ни в облачном с тобою не прощусь. Недосказанность судорог никого не обманет и не поставит в тупик в судорогах удовлетворённой страсти. И вот в 1932 году снова о судорогах, только теперь они другого качества. Ты в 1920-м году, Марина, обещала больше, чем смогла. Знаешь, каким образом твои внутренние бесплодные судороги сотрясают твой очерк, Марина? Ты, как тебе кажется, воспеваешь свой героизм отказа от лесбийской любви. И параллельно воспеваешь эту самую лесбийскую любовь, от которой с сожалением и горечью отказываешься. Воспевание лесбийской любви – почти в каждом абзаце. Ты выдаёшь себя в этом очерке с головой – кто ты есть внутри, кем, на самом деле, тебя создала природа. А создала она тебя существом, любящим женщин. И только женщин, какие бы камуфляжи ты не придумывала! Впрочем, от самой себя ты и не прячешься. Ты пишешь в дневнике: «Женщин я люблю, в мужчин влюбляюсь. Мужчины проходят, женщины остаются». Марина, в мужчин ты влюбляешься, когда ты от них на безопасном расстоянии, когда они недосягаемы в пространстве. Пастернак, Рильке, Бахрах, Штейгер, и кто там ещё? Есть, конечно, исключение – Родзевич. Но нет правила без исключения. И потом, ты влюбляешься не в мужчин, а в талант, в ум, в молодость, в несчастье, как со Штейгером. А вот фраза «женщины остаются» загадочна. Кто же остался? Обе Софьи? Разве только в сердце и в памяти – навеки. Верю! «Мой отказ называется еще так: не снисходи — ничего не оспаривай у существующего порядка». Почему этот существующий порядок не мешал Барни и тысячам женщин, решившихся быть свободными и счастливыми? Почему он не мешал тебе, когда ты была молода? Ты пошла на поводу у общественного мнения, общественной морали – скучной до посинения. И если ты думаешь, что следуешь законам природы, то ты, увы! – ошибаешься. «Но что скажет, что говорит об этом природа — единственная мстительница и заступница за наши физические отклонения. Природа говорит: нет. Запрещая нам это, она защищает себя. Бог, запрещая нам что-либо, делает это из любви к нам, природа, запрещая нам что-либо, делает это из любви к себе, из ненависти ко всему, что не есть она. Природа ненавидит и монастырь, и остров, к которому прибило голову Орфея. Её месть — наша гибель. Правда, в монастыре есть Бог, чтобы нам помочь, там, на острове — море, чтобы в нем утонуть». В этом спорном пассаже ты позволила себе, Марина, вольность. Ты говорила от имени природы. Ты придумала мнение природы. Но это не мнение природы. Это только твоё мнение и оно чрезвычайно ограничено. С чего ты взяла, что природа говорит твоими устами? Во-первых, природа ничего никому не говорит. Никакого «нет» она нам не говорит. И никакого «да» она нам не говорит. Если она нам что-то и говорит, то говорит без слов: Я есмь! Я здесь! Все эти «нет» и «да» мы придумываем сами. Человек вообще удивительное существо. Сам придумывает что-нибудь и сам в это верит. Очень любит человек говорить от имени природы и бога. Это неправильно. Надо говорить только от своего имени, а не придумывать всяческий вздор и вкладывать его в уста природы и бога. Пушкин сказал, на мой взгляд, правильно, что природа равнодушна ко всем своим созданиям. Она равнодушна к нашей жизни и смерти, и, тем более, к кипению наших страстей. Ты назвала своё влечение к женщинам физическим отклонением. Отклонением от чего? От нормы? А что такое норма? Знаешь, Марина, можно, конечно, объявить о своём отказе от «физического отклонения». А куда денется душевно-духовное отклонение? То, что содрогается внутри тебя, когда ты отказываешь себе? Потому что именно весь твой внутренний мир, вся твоя психическая природа и содрогается в пароксизме отчаяния. Я знаю, откуда ты это «мнение природы» взяла, и я знаю причину твоего отказа от своей сущности и своих желаний. Откуда знаю? Как, откуда? Ты сама об этом рассказала в своём дневнике. Твоя вторая дочь Ирина, родившаяся весной 1917 года, не была умственно полноценным ребёнком. И ты решила, что природа отомстила тебе за отклонение от нормы, т. е. за любовь, которую ты питала к Софье Парнок. Взаимную и осуществлённую любовь. И ты приняла несчастье ребёнка как наказание за свой «грех». Наказание, посланное тебе природой. Вот с этого момента, Марина, ты и начала насиловать свою собственную природу отказами от того, к чему тебя на самом деле влекло, и к чему ты взываешь в каждой строке своего «Письма к амазонке». Наделять природу свойствами судьи и палача, по меньшей мере, странно. Она не судья и не палач. Мы сами – природа. Мы – часть природы. Она больше нас и мудрее нас, и в ней есть – всё. Ты ведь сама сказала в очерке «Наталья Гончарова», что природа – творец, и она творит по образцам. Отличная мысль! Но почему бы её не развить в нужную нам сторону? Если Природа творит по образцам, то, вероятно, образцов у неё – тьмы, тьмы и тьмы! И это касается и человека. Не думаю, что Природа ограничила себя созданием только двух матриц: мужчины и женщины и предусмотрела только один тип отношений между ними. Как показывает практика, матриц-то у Природы гораздо больше. Я имею промежуточные типы людей между этими двумя полюсами. И образцы взаимоотношений между людьми варьируются в высокой степени. Что это означает? Это означает то, что все мы, какими бы мы ни родились, в какую бы матрицу не умещались, мы все – создания природы, и, следовательно, наше существование в этом мире и наше поведение по законам, предписанным нам природой, разумно и правильно. Я думаю, Марина, что Природа всё предусмотрела: все типы любви, все типы взаимоотношений между людьми. Природа не ненавидит остров. Остров – тоже её дитя. Как мать может не любить своё дитя?! Остров, Марина, явление природное. А вот монастырь, я согласна, явление не природное. Монастырь – изобретение христианской культуры и цивилизации. Ненавидит ли природа монастырь? Монастырь Природе, я полагаю, по барабану! И знаешь, почему? Если уж персонифицировать Природу, как это делаешь ты, скажу: когда она бросает свой благосклонный взор на монастырь, то улыбается. Знаешь, почему? А потому она улыбается, Марина, что знает: её монастырю не победить! Она это знает. Она знает, что внутри монастыря она не побеждена, что внутри монаха или монахини она не побеждена. Содрогающаяся земля, вот – монастырь! Земля, содрогающаяся от отчаяния! А может быть, не только от отчаяния? Вот этот мой последний риторический вопрос – с лукавством, не правда ли? Ты понимаешь. Природа у тебя какая-то тупая, злая, упрямая тётка. Меня удивляет, что ты говоришь о природе-судье, выносящей приговор за наши действия, в то время, как надо говорить о законах, установленных людьми. Люди, устанавливая свои законы, совершенно не сообразуют их с природой. Природу люди вовсе не принимают в расчёт. А принимают они в расчёт интересы государства, правящих партий, и прочий вздор, который они ставят превыше всего, прежде всего, превыше Природы. Но вернёмся к нашей теме. Не природа отомстила тебе за твою «беззаконную» любовь, послав тебе ребёнка-идиота, а сработали какие-то другие силы, тоже, правда, природные, то есть наследственные. Приходило ли когда-нибудь тебе в голову, что твой супруг наполовину еврей-ашкенази, и, следовательно, он мог быть носителем сугубо еврейских генетических болезней, ну, например, таких как синдром Канавана. Это заболевание, как правило, проявляется у детей в возрасте от 2 до 4 месяцев, и они начинают забывать ранее полученные навыки. Большинство детей умирает в возрасте до 5 лет. Носителем этого заболевания является один из 40 евреев ашкенази. Или такое заболевание как болезнь Тея-Сакса. Эта болезнь (идиотия) поражает примерно одного из 2,5 тысяч новорожденных. Дети с болезнью Тея-Сакса нормально развиваются до 4-6 месяцев, после чего их центральная нервная система начинает дегенерировать из-за недостатка необходимого гормона. Смерть обычно наступает в возрасте 4 лет. Носитель - каждый 25-й еврей ашкенази. Твоя Ирина в приюте умерла не от голода, как мне кажется, и не от какой-нибудь другой причины, а от наследственной болезни. Она была обречена умереть, и она умерла в три года. Так что напрасно ты себя винила. Не будь революции, живите вы в благополучии и радости, она всё равно бы умерла, потому что такие генетические болезни неизлечимы. Думаю, что и сегодня с ними врачи не очень-то справляются. А другие твои дети, скажешь ты? Другие-то были здоровы. Да, Марина, им повезло, а Ирине – нет. Но могло не повезти и другим. Ты рисковала, сама того не понимая, когда рожала детей от Сергея Эфрона. Давай, повернём проблему другой стороной. Природа – мудрая и справедливая – дала тебе знак, кто ты есть ещё в детстве. Ты сама пишешь о своих детских влюблённостях то в одном, то в другом очерке. «Дом у старого Пимена», например. В кого ты была влюблена ребёнком? Правильно, в барышню Надю Иловайскую, и когда она умерла от чахотки, ты страдала. Потом ты пишешь о гимназистке. Потом… Марина, мудрая Природа подготавливала тебя к тому, что ты – не как все другие девочки, что ты – неординарна. Природа готовила тебя к тому, чтобы ты не только любила, но и стала поэтом. Знаешь, мне пришло в голову, что Природа и Судьба – в каком-то смысле единомышленницы. Природу мы не выбираем, а Судьбу – выбираем. И выбираем в зависимости от того, как мы услышали Природу, и услышали ли вообще, поняли ли мы Природу, или не поняли и действуем по наитию. Мне кажется, Природа, которая нас создала, в определённый момент нашей жизни – предположительно в отрочестве или юности – сама ставит нас перед выбором, ибо она есть свобода и хочет, чтобы мы были не только счастливы, но и свободны. Она не хочет, чтобы мы упрекали её потом в насилии над собой. И вот она ставит нас перед десятком-другим дорог и говорит: выбирай! Архетип русской сказки: направо, прямо или налево. Только в сказке три пути и написано на камне, каковы будут последствия выбора: смерть, слава, счастье, или что там ещё? А Природа ставит нас перед большим выбором дорог и ничего на камне не пишет. Единственно, что она делает, намекает: пойдёшь по вот этой дороге, выбрав меня в качестве проводника (духовника), будешь счастлива. Не выберешь меня, не надо. Живи одна, как умеешь. А за нашим плечом дышат родственники, друзья, государство, общество, законы, церковь. Они хватают нас за руки, тянут в разные стороны, кричат в уши: Сюда! Только по этой дороге! Здесь – правильный путь! Не слушай никого, только меня! Где тут услышать тихий ненавязчивый голос Природы, который хорошо различим только тогда, когда мы остаёмся наедине с собой, то есть – с Ней! Кто знает, почему Природа не довольствуется двумя образцами, двумя матрицами, а создаёт ещё десятки вариантов. Наверное, зачем-то ей это надо. Наверное, у неё есть какая-то неведомая нам цель, о которой мы можем только догадываться. И обрати внимание на то, что Природа нам ничего не навязывает, ничего не диктует подобно тому, как это делает государство, общество, закон, церковь. Природа намекает и мягко направляет нас в нужную ей сторону. А если мы не чувствуем её намеков и направляемся в другую сторону, она не возражает, не угрожает судом, тюрьмой, остракизмом, анафемой. Природа терпеливо ждёт, продолжает подавать знаки. Природа, мне кажется, хочет, чтобы мы были счастливы. Каждый – по-своему, в соответствии с её замыслами в отношении нас. Замыслы государства, закона, церкви в отношении нас построены на корыстолюбии этих институтов власти. Государству нужны воины и работники. Закону нужны законопослушные граждане, чтобы обеспечивать интересы государства. Церкви, тем более, нужны послушные и богобоязненные прихожане, чтобы обеспечивать опять же корыстные интересы государства и свои собственные, тоже корыстные. Правильно сказал Сомерсет Моэм, что государство и личность – враги. Государство это знает и старается силой навязать гражданам любовь к себе, промывая их мозги. Замыслы Природы в отношении нас разнообразны. Кто-то, по её разумению, должен оставить потомство. Кто-то – многочисленное потомство. Кто-то совсем не многочисленное потомство. Кто-то должен остаться без потомства. Кто-то должен служить не роду, а искусству. Кто-то вообще ничего никому не должен. Природа бескорыстна и ненавязчива. Не хочешь следовать её замыслам в отношении тебя, она отойдёт в сторонку. Но тогда ты точно счастливым не будешь. Кстати, по поводу того, что кто-то должен остаться без потомства. Некоторые люди, в особенности женщины, просто из кожи вон лезут, чтобы родить ребёнка. Но как они не усердствуют с мужчиной, не получается ребёнок, и баста! И начинаются хождения по клиникам, лечение, мучение, процедуры. Иногда годами! Если женщина здорова, ей нужно не лечение, а смена сексуального партнёра. Мужчины в этом отношении гибче и динамичнее. Не получается желанный ребёнок с этой женщиной, не беда! Получится – с другой. Вот не хочет Природа, чтобы с этим мужчиной у этой женщины было потомство! Не хочет, потому что знает, что его не должно быть. У неё свои планы, нам неведомые. А женщина с помощью медицины иногда добивается своего и рожает ребёнка, которого Природа не предусмотрела и не хотела его появления. Отдалённые негативные последствия этого рождения нам неизвестны, но я уверена, что они будут. В каких формах? – Природа знает. Это ведомо только ей. Вот здесь ты можешь меня радостно остановить. Природа иногда не планирует ребёнка у разнополых пар, и никогда не планирует его там, где есть однополый союз: «Союз, где ребенок исключен начисто. Порядок вещей, предполагающий отсутствие (невозможность) ребёнка. Немыслимо. Всё, кроме ребёнка. Словно тот обед Короля и дворянина: всё, кроме хлеба. Великого насущного хлеба — женского». И здесь я пожимаю плечами, потому что мы говорим о разных вещах. Да, у однополых пар детей быть не может. Биологически это невозможно. И что?! О каких союзах мы говорим, Марина? О биологических союзах или социальных? У социальных пар могут быть свои биологические, т. е. родные дети. Каждая женщина может родить по ребёнку, если пожелает. Конечно, это не будет ребёнок «от тебя любимой», но жажда материнства может быть утолена, не правда ли? Насущный женский хлеб? Пожалуйста! И даже не один раз. Ведь ты говоришь, прежде всего, о биологической жажде продолжения рода. Отсюда и образ насущного хлеба, к любви двоих и к союзу двоих отношения совершенно не имеющий. И природа спокойно согласится с решением проблемы и ребёнка от неведомого мужчины, которому в этой социальной паре места нет, может дать (или не дать). Кому-нибудь из женщин непременно подаст. Так что проблема, которую ты столь драматично нарисовала, на деле проблема разрешимая даже в ваше время. Было бы желание ребёнка завести и воспитывать. Ты нагнетаешь драматизм ситуации: «И оттого, что этого не может быть, она однажды уйдет, продолжая любить, но гонимая ясной и бессильной ревностью своей подруги, и настанет день, когда она, никому не нужная, рухнет в объятья первого встречного». Вот насчёт первого встречного это ты хорошо сказала. Только надо было сделать нужную поправку: рухнет в объятья первого встречного, которого она не любит, потом что любит женщину, от которой убежала. Ну, убегать-то и не надо было! Надо было зачать ребёнка и вернуться к любимой. А так, ты обрекла бедную «младшую» на жизнь с нелюбимым мужчиной, с первым встречным, но с ребёнком. А могло быть гораздо веселее: жить с ребёнком и с любимой женщиной. И никаких жертв! А у тебя женщина приносит себя в жертву, любовь свою приносит в жертву, любимую свою приносит в жертву, и мужчину нелюбимого тоже приносит в жертву бедный мужик! Его пошло использовали, как производителя. Если бы, забеременев, «младшая» вернулась к любимой, она тоже пошло использовала бы мужчину, но при этом раскладе жертв было бы меньше. А первый встречный и не знал бы, что женщина, бросившаяся в его объятия, понесла и претензий бы не предъявлял. Кстати, ты этого гипотетического первого встречного, не только ничтожеством нарекла, но и ненавистным ничтожеством, недругом, и гонителем. Ты мужчину в этом нормальном союзе – перечеркнула. Так что же тогда в этом союзе – нормально?! Но ты, Марина, знала, что такой вариант возможен. Поэтому ты кудахчешь: «И даже если чудо оказалось возможным, откройте глаза и взгляните: две матери». И что, Марина? Лучше две, чем ни одной! Сегодня эта проблема благополучно решается, как в искусстве, так и в жизни. Есть в Москве журналистка Маша Гессен. Она открытая лесбиянка. У неё есть подруга. Так вот, каждая из них родила по ребёнку при помощи искусственного оплодотворения. А ещё у них есть старший приёмный сын. У детей – две матери. И ничего! Всё окей! Справляются. Ну, если тебя так смущало, что две матери, пусть та, кто не родила, будет той, которая родила сестра, кузина, компаньонка, подруга, тётя, племянница, близкая родственница, дальняя родственница. Вариантов – куча! Кстати, вариант, что отца нет, ты не обсуждаешь. Правильно! Что его обсуждать? Нет, и нет! Умер. Застрелился. Погиб на войне. Выпал из самолёта. Уехал в экспедицию на Северный (Южный) полюс и там сгинул. Ушёл к другой женщине, наконец. Уехал в другую страну. Спился. С первыми встречными это случается на каждом шагу. И вот, что ещё. «Я беру нормальный случай, обыкновенный жизненный случай, когда юное женское существо, опасаясь мужчины, устремляется к другой женщине, но хочет ребёнка. Оказавшись меж ним, который ей чужд, безразличен, даже враг, но помогает ей раскрыть свое начало, и возлюбленной, которая его подавляет, она кончает тем, что выбирает врага». Вот, видишь, для тебя это нормальный случай, когда молоденькая барышня, для которой мужчина – враг, прыгает в постель к старшей женщине в поисках любви, секса, души, общения. Я не спрашиваю тебя, почему это для молоденькой барышни мужчина – враг. Ты рисуешь, видимо, обделённую мужским общением барышню, у которой не было отца, братьев, родственников мужчин и она не понимает, что мужчина – не враг. Ну, да чёрт с ней, с этой твоей обделённой барышней! А как насчёт случая, когда юное женское существо, уже замужем, уже имея маленького ребёнка, устремляется к другой женщине? Что же ты не рассмотрела этот случай, который гораздо интереснее того, что ты описала в своём письме? И мужчины она не опасается. И ребёнок есть – женский хлеб насущный. Что же она ищет в объятиях другой женщины? А эта другая «старшая» женщина имеет опыт секса с мужчиной, но ей это не нужно – вот почему она одна и свободна. Я тебе расскажу, что «младшая» ищет. Она ищет любви, которой у неё с мужем нет. Она ищет сексуального удовлетворения, которого у неё с мужем – нет. Она ищет души, которая у её возлюбленной – есть. А по твоим многочисленным высказываниям в дневниках, у мужчины нет души. Есть ум, а потом сразу – дух. А души – нет. А у женщины душа есть всегда. Но права ли ты? Если бы у мужчин не было души, то, как бы они сочиняли прекрасную музыку? Разве без душевных переживаний музыку сотворишь?! Разве у Глюка, Гайдна, Моцарта, Бетховена, Шопена, Шуберта, Шумана, Чайковского и прочих композиторов не было души? Умом сочиняли? Или сразу духом? А как бы мужчины сочиняли стихи и поэмы? Разве у Пушкина или Лермонтова не было души? Лермонтов, по-моему, был воплощённой поэтической душой. А как насчёт ума и духа у женщины? Разве ты сама не обладала трезвым острым умом? Разве ты не воспаряла духом к высотам, многим людям просто недоступным? Что-то у тебя, Марина, в этом «Письме к амазонке» не всё правильно складывается. Итак, девочка у тебя в письме сбежала от любимой женщины к первому встречному мужчине: «И вот мы застаём её вновь, с полными руками и ненавистью в сердце — к той, которую отныне она будет звать «ошибкой молодости». Неблагодарная, как все, кто больше не любит, несправедливая, как все, кто продолжает любить. Этим её больше не обольстишь». Почему, непременно, надо ненавидеть брошенную подругу? За что? За что, что не может дать ребёнка? Немотивированная ненависть. И кто кого обольстил? Разве «старшая» у тебя проявляет инициативу? Знаешь, не верю я в сказку об обольщении. Если природа женщины не предусмотрела её падение в объятия другой женщины, хоть что делай! Хоть как обольщай! Не падёт! Падёт только та, которая к этому подготовлена её природой, её роковым природным влечением. Правда, ты объясняешь это иначе, но неубедительно: «Но всё же, как получается, что молодая девушка, это естественное существо, так самозабвенно, так доверчиво сбивается вдруг с пути? Это сети души. Попадая в объятья старшей подруги, она попадает не в сети природы, не в сети возлюбленной, которую слишком часто считают обольстительницей, охотницей, хищницей и даже вампиром, тогда как, почти всегда, она — лишь горестное и благородное существо, и всё её преступление заключается в том, что она многое «предугадывает» и, скажем сразу же, предугадывает разлуку — молодая девушка попадает в сети души. Она хочет любить — но... Она горячо любила бы, если бы... и вот, в объятьях другой, она склоняет голову на её груди — там, где обитает душа». Марина, всё это вздор! Если эта нормальная барышня ищет душу, то, что она ищет на груди своей старшей подруги и, тем более, что она ищет в постели своей возлюбленной? Или ты хочешь сказать, что в поисках души эти барышни читают романы, а потом устраивают совместное их обсуждение? Или, быть может, они вышивают крестиком и разговаривают по душам? Нет, Марина! Эти барышни ищут любви и секса, душевного чувства, страстных объятий, нежных ласк и длительного качественного секса, завершающегося великолепным искромётным оргазмом. Ты ведь сказала, Марина, что берёшь нормальный случай. А какие случаи ненормальные? А у тебя, Марина, ненормальных случаев – нет. Есть исключительный, банальный, редкий, жреческий (проще говоря, проституточный) и медицинский. Но ненормальными ты их не называешь. «Я опускаю исключительный случай: женщина без материнского инстинкта. Я опускаю также банальный случай: девушка, развращённая модой или собственной чувственностью: живущее ради удовольствия и недостойное внимания существо. Я опускаю также редкий случай неприкаянной души — той, что и в любви ищет душу, то есть, предназначена женщине. И жрицу любви — ту, что ищет в любви одной любви и берёт её там, где находит. И медицинский случай». Что-то ты перемудрила, Марина. Честно говоря, я не вполне понимаю разницу между девушкой, развращённой модой и собственной чувственностью и жрицей любви. И та, и другая – в одном ряду, ибо ищут не любви, как ты пишешь, а наслаждений ради наслаждений. Только одна бескорыстно, а другая – за плату. А редкий случай неприкаянной души, ищущей в любви душу, разве это не наша милая барышня, нырнувшая в постель к подруге в поисках не одной только души? Давай расставим точки над i, Марина. Мы ведь с тобой – словесницы и не должны бояться точных слов. Что значит, искать души в любви? Не в дружбе, а именно в любви. Дело в том, что, если в любви нет души переживаний, волнений, трепета, восторга, восхищения, взаимопонимания, заботы друг о друге, внимания и. т. д. то никакой любви нет, а есть то, что теперь называется новым словом – траханье (бездуховный, бездушный секс, похоть). Это замечание касается секса вообще, как гетеро, так и гомо. Так что же ты по любому поводу: любовь, любовь… Итак, твоя невинная барышня ищет любви (души, ласк и секса), и находит всё это у женщины. Действительно, нормальный случай. (Слышишь, как иронично я это произношу?). Кстати, о нормальности. Не каждая барышня, не побывав замужем, побежит искать любви у женщины, не правда ли? А твоя девица – бежит и находит. И ты называешь это – нормальным случаем. Кстати, вот ведь ещё проблема: барышня-то твоя секса с мужчиной не пережила, следовательно, она невинна, т. е. девственна. На долю старшей женщины выпадает задача: лишить нашу барышню девственности или не лишить? Если не лишать, то это не любовь, а дружба с разговорами, гулянием, чаепитием, совместным чтением или вышиванием. А если барышня ищет любви, то придётся девственности лишать, не правда ли? Ты этот вопрос старательно обходишь, прячась за слово – душа. Я тебе ещё кое-что скажу, Марина. Барышня твоя ищет не только душевной любви, а, прежде всего, безопасного секса в любви. Да, именно безопасного секса без последствий в виде беременности, потому что секс с мужчиной чреват именно этими последствиями. Конечно, может и повезти, т. е. последствий может не быть. А пока не попробуешь, как узнаешь?! А твоя барышня не мужчины, а именно последствий секса с ним и опасается. Так что поначалу, никакого ребёнка она не хочет, уверяю тебя. «А этот крик, другой, — неужели Вы его тоже никогда не слышали? Как бы я хотела ребёнка — без мужчины!». Это не барышня кричит. Это – твоя идея. Помнишь, запись в твоём дневнике: «Единственная женщина, которой я завидую – Богородица: не за то, что такого родила, за то, что так зачала». То есть – без мужчины. Вот твой идеал! Зачать без мужчины! Ибо процесс зачатия вызывает у тебя если не отвращение, то чувство, весьма близкое к нему: «Я не брезглива, потому и выношу физическую любовь». «Выносить» в данном случае означает вытерпеть, пережить что-либо неприятное или опасное. Процесс зачатия ребёнка, похоже, для тебя – не есть наслаждение (услада, как ты называешь), а отбывание повинности, неприятное переживание, за которой последует награда – ребёнок. Есть у тебя ещё одно интересное высказывание: «Всякое рождение непорочно, ибо кровь рождения смывает – всё». – Что – всё, Марина? Усладу или отвращение, получаемое от секса с мужчиной? Судя по всему – отвращение. Жаль, что ты не пояснила, что именно кровь рождения смывает. Понимаешь ли, смывают обычно грязь. Впрочем, есть у тебя фраза, объясняющая всё: «Испакостилась о мужчин – Бог очистит». Секс без оргазма – грязь. Мужчина, с которым занимаешься сексом – пакость. И если бы не ребёнок, то пропади они пропадом все мужчины! «Ребёнок: единственное уязвимое место, из-за которого всё рушится. Единственное, что спасает мужчину. И — человечество». Видишь, как высоко ты ставишь любовь женщины к женщине, и как опускаешь мужчину: «Вот единственная погрешность, единственное уязвимое место, брешь в том прекрасном целом, какое являют собой две любящие друг друга женщины. Не влеченье к мужчине, а желанье ребёнка — вот чему невозможно противиться». Все эти проблемы, Марина, высосаны из пальца. Есть прекрасное целое – две любящие друг друга женщины. Есть желанье ребёнка? Роди, и дело с концом! И люби себе свою женщину дальше! Тебя же не влечёт к мужчине. Что за вопрос?! Прости, но секс с мужчиной для тебя был сложной и неприятной проблемой. И ещё есть у тебя в дневниках и письмах неоднократно выраженная мысль: «Жена – предел. Тупик, развёрстый ребёнком». Это в дополнение к ранее высказанным мыслям. Но ты, Марина, понимала, что-то не так: «Какие-то природные законы во мне нарушены как жалко! Моё материнство – моя смута в области пола». Именно, смута. Что за всем этим стоит? – За этим стоит идея, что союз мужчины и женщины не должен быть союзом двоих, а только союзом троих, иначе – всё бессмысленно. По твоей идее: союз мужчины и женщины оправдан только тогда, когда рождается ребёнок. Без этого третьего лица брак и любовь в браке – тупик. Что на это возразить? – Нечего! Я и сама так думаю. Брак для того и придумали, чтобы птенцов выращивать в семье. Кстати, обращала ли ты внимание на то, что в природе огромное разнообразие форм союзов между самцом и самкой? Это только у людей – тупо, одно и то же! Никак у тебя, Марина, (заодно и у твоей барышни очерковой) не связывается в одно целое любовь и зачатие ребёнка, любовь и брак, а пуще всего, любовь и секс с мужчиной. Ты всё это разрываешь на части, потому что мужчин ты ненавидишь и презираешь, а свою природу – насилуешь, заставляя себя жить с мужчиной, и внушая себе и окружающим, что ты его любишь. Ибо так принято, любить мужа. Это и есть, Марина, то, что имела в виду Барни буржуазная добродетель. Послушай себя, Марина: «Сонечка от меня ушла в свою женскую судьбу. Её неприход ко мне был только её послушанием своему женскому назначению: любить мужчину – в конце концов – всё равно какого – и любить его одного до смерти. Ни в одну из заповедей я, моя к ней любовь, её ко мне любовь наша с ней любовь – не входила. О нас с ней в церкви не пели и в Евангелии не писали». Здесь та же лексика, что и в очерке: всё равно, какого мужчину; первого встречного. Ты обезличиваешь мужчину, Марина. Все они у тебя – на одно лицо, все бездушны, все – только противоположный пол, чужой, враждебный, непонятный, и нужный только в одном случае – зачать ребёнка. «Испакостилась о мужчин – Бог очистит». А женщина? А женщина нужна женщине – для любви. Кстати, о заповедях. Там сказано: возлюби ближнего твоего. Но там не сказано, возлюби ближнего твоего: женщина – мужчину, а мужчина – женщину. Что же ты ссылаешься на церковь и Евангелие, ты, считавшая себя мятежницей лбом и чревом? Почему ты ссылаешься на еврейские басни и еврейский закон, ты, написавшая, что хорошо, что не родилась еврейкой. С Софьей Парнок у тебя случился разрыв отношений, и ты вернулась к мужу. Сонечка Голлидей от тебя ушла к мужчине. Ты родила второго ребёнка. Ребёнок родился неполноценным и умер. Сонечка в замужестве вообще не родила ребёнка. Так что, все жертвы – зря. Любовь это, когда все дары – в костёр? Кто это сказал? Это ты сказала. Неправильно. Дары любви в костёр, когда ты от любви отказываешься ради своих химер. Вот – правда! Что бросило тебя в объятия Софьи Яковлевны? Что бросило Сонечку Голлидей в твои объятия? Уверяю тебя, в объятия женщины женщин бросает природа, хотя ты уверена, что природа-то тут не присутствует. Только она и присутствует, Марина. Природа, великая разумница, другую барышню сразу бросит в объятия мужчины, минуя женщину, потому что ей так предназначено судьбой. А твоих барышень и тебя саму – природа толкает к женщине, мол, это твоя судьба и твоё предназначение, ибо так я – великая и всемогущая – решила. Послушаешься, будешь счастлива. Не послушаешься, пеняй на себя. Не послушаешь меня, будешь жить с мужчиной и ребёнком, но без любви, а только исключительно с безрадостным исполнением супружеского долга по субботам и воскресеньям. Да что мы бродим, Марина, вокруг да около?! Бог с ними, с гипотетическими барышнями. Природа через какой-то механизм судьбы послала тебе любовь Софьи Парнок, во-первых, для того, чтобы ты реализовала свою подлинную сущность, и, во-вторых, для того, чтобы у тебя не родились больше дети от Эфрона – дети с риском генетических болезней. Если бы ты прислушалась к голосу природы и поняла, что она пытается тебе внушить, твоя жизнь могла бы сложиться совсем по-другому. И, я уверена, много счастливее. Итак, тебе была послана любовь женщины. И ты тоже полюбила её. И у тебя хватило смелости, открыто заявить о своей любви. Свой случай ты в «Письме к амазонке» не обсуждала. Итак, что тебя, молодую замужнюю женщину, толкнуло в объятия Парнок? Что тебе не хватало? Красавец муж! Прелестный ребёнок! Правильно! Любовь! Но ты захотела сидеть на двух стульях сразу. Находясь с Соней в Святых Горах, ты пишешь сестре Эфрона: «Серёжу я люблю на всю жизнь, он мне родной никогда и никуда от него не уйду. <…> Соня меня очень любит, и я её люблю – и это вечно, и от неё я не смогу уйти. <…> Не могу делать больно и не могу не делать». Патовая ситуация. Припоминаю твоё высказывание, сделанное в письме к Вере Буниной, по поводу ситуации, сложившейся в семье писателя: «Не понимаю, как можно любить маленькое, когда есть большое». Вот и я не понимаю, как можно было не понять, что большое – Соня Парнок – талантливый поэт, умница и замечательная личность! А что, кроме красоты, было у твоего мужа? Он не поэт, не писатель, не машинист паровоза, не живописец, не водопроводчик, не чиновник, не плотник, не учёный. Он – студент, ставший оным с грехом пополам, ставший оным в том возрасте, когда другие уже Университет заканчивают. Студент, балующийся игрой на театральной сцене. Попытка реализовать и продемонстрировать красоту большему количеству людей. А красота – явление преходящее, не правда ли? Эфрон рядом с самодостаточной Парнок – маленькое. Не понимаю, как можно любить маленькое, когда рядом – большое. А ты ещё и совместить пытаешься и то, и другое. Нет, ты не была верна мужу, начиная, с увлечения Петром Эфроном, ещё одним красавцем-бездельником из этой семьи. А ведь, кажется, и двух лет не прошло со дня твоей свадьбы. Даже если это было платоническое увлечение, всё равно – измена. А ведь и тогда ты уверяла, что любишь – обоих. Какой вздор, Марина! Всю жизнь ты была неверна своему мужу. Это я не в упрёк. Такому мужчине грех быть верной. К тому же ты – поэт. Поэт и сам по себе верным быть – не может. Так что, Маринушка, трижды ты права, когда пишешь: «Верным можно быть только величию». Эфрону так же далеко до величия, как настольной лампе до звезды. Зауряден! Увы! Марина, меня всегда восхищает твой романтизм, у которого оборотной стороной является цинизм. Ты умела заурядного человека облечь в романтический флёр, полюбить, а потом флёр безжалостно сдёрнуть: «Цирцея обращала героев в свиней, я – свиней в героев». Точнее и не скажешь. Не будь Эфрон отцом твоих детей, его ждала бы та же участь. Ты его щадила до конца жизни только по одной причине. Девочка моя, (имею право на такое обращение, ибо я сегодня старше тебя на семнадцать лет), что же ты своего мужа-то так мучила?! А Софью Яковлевну ты зачем мучила?! Живёшь мало, что с другим человеком, так ещё с женщиной, не скрываясь. Что же должен был он чувствовать? Ему не позавидуешь. Можешь на меня сердиться, сколько угодно, но я скажу всё до конца. Ты мужа держала, как запасной аэродром. В конце концов, на него и приземлилась. Честнее было бы уйти раз и навсегда, если ты так любила Софью Яковлевну, а не мучить человека. Ты и впредь будешь его мучить. Зачем? Из буржуазной добродетели? – Как жаль! А Софью Яковлевну ты зачем мучила?! Ведь она, наверное, надеялась на продолжительные отношения, а за твоей спиной постоянно маячил муж, обиженный и несчастный. Софья Яковлевна была свободна. Всякий любящий человек рассчитывает на длительные отношения, не правда ли? На что рассчитывала ты? Не может быть, чтобы твоя возлюбленная не просила тебя сделать окончательный выбор в свою пользу. Но ты продолжала держать на крючке обоих. Это не есть хорошо. Это не есть правильно. Был вариант – жить втроём, как это делали Маяковский и супруги Брики, или Гиппиус, Мережковский и Философов. Скандально! Но твой вариант, чем лучше? Бросив мужа, живу открыто с женщиной, но мужа всё-таки придерживаю про запас. Люблю того и другого! Это не менее скандальная ситуация. Делаю вывод: ты поступила нечестно по отношению к обоим, и к мужу, и к Соне. Мужа ты заставила страдать вдвойне от унижения. Соню ты заставила страдать оттого, что не ушла окончательно и бесповоротно от мужа. Вот, что бы ты делала, если бы Эфрон повернулся и сам ушёл? Не ушёл. Оказался слабохарактерным мальчиком. В результате ты потеряла любимую, а между тобой и мужем, хотя вы снова соединились, пролегла трещина в отношениях. Нельзя же всерьёз думать, будто бы такие вещи забываются. Нет, Марина, так людьми играть нельзя! Зачем ты не осталась с Соней?! Не осталась, оттого, что Соня не могла дать тебе второго ребёнка? «Та, что желает иметь ребенка больше, чем любить. Та, что любит своего ребенка больше, чем свою любовь». Вот она, смута! Только не в области пола, Марина, а в сфере любви. У тебя всё – крайности: или любовь, или ребёнок! А совместить не пробовала? Прекрасное целое – две любящих друг друга женщины! Это и есть воспевание лесбийской любви. Той любви, от которой ты так опрометчиво отказалась. Послушай, как воспевает лесбийскую любовь мужчина. Впрочем, он писатель, и, следовательно, до известной степени, – андрогин – существо возвышенное: «Женщина – это совершенное создание. С головы до пят она сделана прекрасно и исключительно для любви. Только женщина знает, как любить. Только женщина знает, как быть любимой. Поэтому, если пара состоит из двух женщин, она совершенна; если в паре только одна женщина, она хороша, лишь наполовину; если в паре нет женщины вообще, это полный идиотизм», – писал Пьер Луис в своём романе «Афродита». Думаю, что под этим высказыванием ты охотно бы подписалась, не так ли? Прекрасное высказывание! Итак, у тебя уже был ребёнок. Значит, ты действительно держала мужа на поводке, чтобы в будущем использовать его. Любила ли ты мужа? Марина, я не верю в то, что можно любить сразу двоих одинаково сильно. Ну, не верю. Если ты на тот момент была с Соней, это означает только то, что ты любила Соню, а мужа ты не любила, что бы ты ни писала Лиле. Другое дело, что тебе было жаль его терять навсегда, красавца огромного роста. И статус замужней женщины ты не могла не ценить. Замужние дамы гордятся своим статусом. Любила ли ты мужа? Наверное. Особенно первые полгода. Ну, год! Потому что, если бы ты его любила, у тебя не было бы череды влюблённостей, начиная с Петра Эфрона и. т. д. Когда любят, на других не смотрят. Когда любят, другие – не в счёт. Любящий человек безраздельно принадлежит любимому. Так устроена любовь, и никак иначе. Поэтому, когда я слышу басни, которые любила рассказывать твоя дочь, о твоей любви к мужу, я пожимаю плечами. Любовь, говорит Н. Бердяев, не может жить на равнинах. Она – жительница горных вершин. Но люди не живут на вершинах гор. Они вынуждены спускаться на равнины, где любовь задыхается и умирает. Ведь ты сама написала: «Жить любовью нельзя. Единственное, что продолжает жить, когда любви уже нет, — Ребёнок». Когда человека любят, от него не убегают к другому человеку. Любить, и жить с другой? Это нонсенс! Полный вздор! Ахинея! Кого-то здесь не любят. Но смотрят на его внешние данные – отличный производитель детей! Дети будут красивые! Как выяснилось, не отличный! Честно говоря, не могу понять у творческого человека это животное стремление к размножению. Или это на уровне выполнения долга перед природой? Да природе по барабану! У природы так много особей, что она никогда не почувствует недостатка или ущерба для себя. Не ты, так другой! Кто-нибудь да непременно размножится. Первых встречных – пруд пруди! Или ты так страстно хотела доказать самой себе, что ты – как все? Что ты не только человек, поэт, но ещё и женщина-мать? И куда девалось твоё высокомерие? Ты не была, как все, но пожелала притвориться. Ну, притворилась, и что?! Каков итог? Ах, если бы мы могли заглядывать в будущее! А в будущем обстоятельства жизни и природа перечеркнули твою ветвь рода. И все жертвы оказались напрасны. И жизнь оказалась прособаченной. – Твоя фраза! «У любящих нет детей». Да, но они умирают. Все. Ромео и Джульетта, Тристан и Изольда, Ахилл и Амазонка, Зигфрид и Брунгильда (эти всемогущие любовники, эти разъединенно-соединенные пары, чья любовная разлука выше, чем самый прекрасный союз...) И другие... другие... Из всех песен, всех времен, всех земель... У них нет времени для будущего, которое — ребёнок, у них нет ребёнка, ибо нет будущего, у них одно настоящее — их любовь и всегда стоящая рядом смерть». Фраза «У любящих нет детей» принадлежит Барни, не правда ли? И почему, непременно, любящие люди умирают? Это, Марина, предания, это литература. В жизни всё немножко не так. Вот как ты ставишь вопрос: или любовь, но без ребёнка. И рядом – смерть. Или ребёнок, но без любви. Марина, а смерть-то всё равно – рядом! Ты выбрала – ребёнка, но отказалась от любви. У Ромео и Джульетты могли быть дети, живи они дальше, живи они дольше. Но по твоей логике их любовь бы испарилась. У Ромео и Джульетты дети могли не быть, живи они дальше, живи они дольше. И вот во втором случае, если бы у них не было детей, то осталась бы их любовь или нет? Хороший вопрос, не правда ли? Ты ответила на этот вопрос: «Они умирают — или их любовь умирает (перерождается в дружбу, материнство: старая Бавкида со своим старым Филимоном, старая Пульхерия со своим стариком-ребенком Афанасием — столь же мерзкие, сколь и трогательные пары). Любовь сама по себе — детство. Любящие — дети. У детей никогда не бывает детей. Или — как Дафнис и Хлоя — мы больше о них ничего не знаем: даже продолжая жить, они умирают в нас, для нас». Это, опять литература, Марина. Отчего же эти бездетные пары – «мерзкие»? Чем они перед тобой провинились? Оттого, что у них нет детей? Не всем же иметь детей. А, может, дети у них не получались. Странно мне то, что бездетные гетеро пары у тебя трогательные и мерзкие одновременно. А бездетные гомо пары умилительные и устрашающие. Что хуже? Получается, что гетеро пары – хуже. Быть мерзким всё-таки хуже, чем устрашающим. В устрашающем нас явлении, есть известное величие. В мерзости – ничего, кроме мерзости. Ход твоих мыслей понятен. Марина, это нечестно. Мало ли почему у гетеро пары нет детей. Ты слишком прямолинейна в своих оценках. Любовь перерождается в дружбу, материнство? Пусть так, но отчего всё-таки мерзкие старики? За стариков – обидно. Что же худого, если любовь переродилась в дружбу? Может, и у Соловьёвой и Манасеиной то же произошло со временем – перерождение любви в дружбу, и что? Главное я у тебя поняла, Марина. Главное: любовь живёт недолго. Я и не спорю. Что же спорить с очевидным. Это ведь ты признавалась А. Тесковой в одном из писем 1928 года: «Я никого не люблю – давно. Пастернака люблю, но он далёко, всё письма, никакой приметы этого света, должно быть и не на этом! Рильке у меня из рук вырвали, я должна была ехать к нему весною. О своих не говорю, другая любовь, с болью и заботой, часто заглушённая и искажённая бытом. Я говорю о любви на воле под небом, о вольной любви тайной любви, не значащейся в паспортах, о чуде чужого. О том, ставшем здесь. Вы же знаете, что пол и возраст ни при чём». Ты то и дело проговариваешься, Марина, о глубинном, сокровенном. И через четыре года в «Письме к амазонке» снова проговоришься. Тебе хотелось любви, в которой ты себе сознательно отказала, спрятавшись за идею ребёнка. Ребёнок, Марина, это прекрасно! Рождение ребёнка – чудо! Единственно, против чего я возражаю, так это против того, чтобы из ребёнка делать идола, как это делаешь ты с таким душевным надрывом, что становится не по себе. Ребёнок – равноправное, а не привилегированное существо. Если ребёнок – идол, худо будет, прежде всего, самому ребёнку, а потом его окружению. Прости, что я тебе напоминаю: но ты сама призналась в дневнике, что Ирина у тебя получилась случайно, а Георгий (ты пишешь Пастернаку) не дитя услады. А чего он – дитя? Если не услады, то выполнения скучного и поэтому пошлого супружеского долга? И Ариадна получилась явно без услады. Что ты тогда понимала в любви и сексе?! Марина, ты была достойна большего! Недаром Софья писала, что разбудила в тебе чувственную страсть. Женщина её в тебе разбудила, а не муж. Потому-то ты и сходила с ума в объятиях Софьи. Знаешь, когда в молодости я прочла книгу О. Вейнингера «Пол и характер», того самого, кто застрелился в двадцать три года, то возмущённо кудахтала, что философ классифицирует женщин на матерей и проституток. А потом я перестала кудахтать и начала думать. И мысли мои привели меня вот к чему: 1) О. Вейнингер не прав, деля женщин, только на матерей и проституток; 2) женщин следовало бы разделить на матерей, любовниц и проституток; 3) между женщиной-матерью и женщиной-проституткой большое сходство состоит в том, что та и другая продаются. Женщина-мать продаёт свою свободу за статус жены и матери, и за право и привилегию жить, более-менее, стабильной и нередко более обеспеченной жизнью. Мой отец уничижительно называл эту категорию женщин – самки. Женщина-мать продаёт себя одному мужчине. Женщина-проститутка продаёт себя за деньги многим мужчинам; эта женщина более честна. 4) между женщиной-любовницей и женщиной-проституткой сходство состоит в том, что первая и вторая, как правило, не жаждут иметь детей. Если дети, есть, хорошо, но делать из них идолов они не станут. 5) между женщиной-матерью и женщиной-любовницей разница состоит в приоритетах. Для женщины-матери высший приоритет – дети. Для женщины-любовницы высший приоритет – любовь и качественный секс. Кстати, по моему глубокому убеждению, моя мать принадлежала как раз к женщинам-любовницам. И, также, по моему глубокому убеждению, к этой категории женщин принадлежала ты. Но твоя смута в области пола тебя, на мой взгляд, дезориентировала, и сделала несчастной. 6) на сегодняшний день сформировался четвёртый сексуальный тип – свободная женщина. Этот сексуальный тип стал возможен при формировании социального типа деловой независимой женщины, во времена О. Вейнингера почти не существовавшего. Он ближе к категории женщин-любовниц. К этому типу принадлежу – я. Теперь о втором моём утверждении, что между женщиной-матерью и женщиной-проституткой мало разницы. Женщина-мать, по Вейнингеру, следует цели рождения и воспитания детей. Мужчину такая женщина рассматривает как производителя потомства. Для производства потомства, любовь возможна, но не обязательна. («…размножение живых существ может обходиться без половой любви, это ясно уже из того, что оно обходится без самого разделения на полы». В. Соловьёв). Наслаждение в сексе для женщины-матери не обязательно. Для женщины-матери важнее, чтобы мужчина получал наслаждение от секса. Семья и дети для такой женщины важнее мужчины. За право и привилегию быть женой мужчины, рожать и воспитывать детей от него женщина-мать получает плату в виде общественного статуса, жизненного комфорта, стабильности существования. Я не говорю о тех случаях, когда получив статус, замужняя женщина может быть обманута во всём остальном: дети могут не родиться, комфорта может не быть, стабильность всё время под угрозой. Я говорю о том, какую плату она ждёт от потери свободы, и если этой платы она не дожидается, то это, как женщина-проститутка, телом которой воспользовались, а денег не заплатили. Женщина-проститутка-это женщина, для которой важнее всего плата за предоставляемый ею секс. Это женщина, для которой наслаждение мужчины сексом важнее её собственного наслаждения сексом. И именно это объединяет женщину-мать и женщину-проститутку. Женщина-мать ложится с мужчиной не для личной услады, а с целью зачать ребёнка. Женщина-проститутка ложится с мужчиной не для услады, а с целью – заработать. Ребёнок, как это ни цинично звучит, для женщины-матери – плата, как для женщины-проститутки – деньги есть плата за услуги. Это не мой цинизм. Это латентный цинизм женщины-матери и открытый цинизм женщины-проститутки. Вот и вся разница! Извини, вместо твоего термина «услада» я буду пользоваться современным термином «оргазм». Если бы стены могли говорить! Был под таким названием американский фильм о сексуальных проблемах. По мировой статистике 85% женщин редко испытывают оргазм, либо не испытывают его вообще. Так вот, если бы стены могли говорить, то они рассказали бы нам, что это не 85 официальных процентов, а гораздо больше. К чему это я говорю? – А к тому, что женщины-матери, как и женщины-проститутки, чаще всего, не могут его получить (статистика!), и не стремятся его получить. Женщинам-проституткам оргазм ни к чему. Если за вечер и ночь у неё несколько разных клиентов, то получение оргазма с каждым из них так физически выматывало бы бедную женщину, что она не смогла бы заниматься своей профессией. Женщинам-матерям оргазм тоже ни к чему. Они знают, что забеременеть можно и без него. А раз оргазм не получается, ничего не поделаешь, считают они! Зато дети получаются. Вот что ещё делает женщин-матерей и женщин-проституток похожими: они имитируют оргазм. Как они могут его имитировать, спросишь ты, если они его не испытывают? Где-то что-то читали, слышали от подруг, видели в кино. Много есть способов узнать, какими внешними приёмами оргазм можно имитировать. Это не проблема. Я хочу спросить тебя, Марина, правильно ли, хорошо ли, было ограничить себя ролью женщины-матери? Правильно ли, хорошо ли было мужа держать при себе в роли сына? Я отвечу тебе: неправильно и нехорошо. Неправильно и нехорошо, потому что это делало тебя несчастной в жизни и несчастной в сексе без услады. Женщина-мать, выполняющая супружеский долг. Как это ужасно! Как односторонне! Как убого! Долг и любовь – не совместимы. Долг и услада в сексе – не совместимы. Вот на что ты поменяла своё нежелание «быть проклятой» на долг! Вот почему ты так мечтала о чуде чужого, о любви, не значащейся в паспортах, о любви на природе, на воле. А по мне, лучше быть «проклятой», но счастливой, чем наоборот. «И какой бы ты ни была красавицей, какой бы ни была Единственной — первое же ничтожество возьмет над тобой верх. Ничтожество будут славословить. А ты останешься проклятой». Ничтожество и взяло верх! Ты вернулась к мужу. «О, я знаю, это длится иногда до самой смерти. Умилительное и устрашающее видение: дикий крымский берег, две женщины, уже немолодые, всю жизнь прожившие вместе. Одна из них — сестра великого славянского мыслителя, которого сейчас так много читают во Франции. Тот же ясный лоб, те же яростные глаза, те же мясистые обнаженные губы. Но вокруг них обеих была пустота, большая, чем вокруг «нормальной» пожилой и бездетной пары, более отчуждающая, более опустошительная пустота. Вот, вот почему — проклятый пол». Что же ты этих любовниц не назвала по имени? Поэт Поликсена Соловьёва и детская писательница Манасеина. Стариковская бездетная пара у тебя трогательна и мерзка. Лесбийская бездетная пара у тебя умилительное и устрашающее зрелище. Отчего же – устрашающее? Кого устрашающее? По-моему, ты, Марина, драматизируешь. Может, им никто и не был нужен. Когда любишь, нужен ли кто-то ещё? И одна из них не бегала на сторону. А что люди от них шарахались, то, я думаю, эти две женщины их презрели. А они на мнение людей начихали. И правильно сделали! Поверь мне, обе были счастливы, потому что прожили жизнь в согласии со своей природой и во взаимной любви. Ах, да, у них не было детей. Большое несчастье, с твоей точки зрения. Может, они и не хотели детей. Может, им было достаточно друг друга? Твоя зацикленность на ребёнке, вот что устрашает. Вот ведь в чём ирония жизни. Родишь ребёнка, любовь перерождается в дружбу или материнство. Не родишь ребёнка, любовь всё равно со временем перерождается в дружбу или материнство. Другими словами, не будем привязывать ребёнка к любви или любовь – к ребёнку. Ребёнок может родиться и без любви, разве ты об этом не знаешь? Любовь – сама по себе. Ребёнок – сам по себе. Они могут быть взаимосвязаны. Или они могут не быть взаимосвязаны. Как повезёт. Соловьёва и Манасеина даже в ваше время, если бы они захотели, могли родить по ребёнку. Подумаешь, потерпели бы ради зачатия десять минут, и все дела. Но они не хотели. И не потому, что – две матери, как ты пишешь. Они были честны по отношению друг к другу. Если кто-то из них должен был лечь с мужчиной ради зачатия, то это принесло бы боль другой. Они и по отношению к гипотетическому ребёнку поступили честно. В конце концов, одна из них могла бы усыновить или удочерить ребёнка. И вместе воспитывали бы дитя. Но они не захотели. Это их выбор. Ты думаешь, что они были несчастны, не удовлетворив свой инстинкт продолжения рода? – Я думаю, что это вздор! Они удовлетворили свой инстинкт любви, а он того стоит. И не всем же родить детей! Проклятый пол? – Кем, проклятый, Марина? Природой? – Но такими этих женщин создала именно природа. Богом? – Да ты сама пишешь, что богу наши любовные и постельные дела по барабану! Людьми? – Да люди, проклинающие людей, не похожих на них, лучше бы заглянули в собственные души, сердца и постели, всё ли там в порядке? Нет ли там грязи? «И, быть может, ужас этого проклятья заставляет младшую, если она глубока, уйти от другой». Стоп, стоп, стоп! Ты ведь говорила о ребёнке, а теперь говоришь об ужасе проклятия. Так что побуждает барышню отступиться от любви? Невозможность иметь ребёнка от любимой или ужас проклятия? Или то и другое – вместе? А что заставило тебя от любви – отступиться? Напоминаю, ребёнок в твоём случае – не причина ухода. Вот мы и пришли к тому, с чего начали. Ты говоришь о проклятии природы, которая мстит за наши отклонения от нормы. А я тебе говорю, что нет никакого проклятия природы. Природа не проклинает свои творения. Дура она, что ли, проклинать то, что создала?! Мы – её дети! Этим письмом к Барни ты пытаешься оправдать собственную трусость и возвести её в ранг аскетического героизма: «Основа моя – спартанство». Марина, лучше бы ты была счастливой! Я, Марина, этих смелых тёток, Соловьёву и Манасеину, уважаю. Им нечего было стыдиться. В их душах, сердцах и в постели не было грязи. Они поступили честно по отношению друг к другу. А ты подвела итог – прособаченная жизнь, потому что боролась со своей природой, и поэтому не была счастлива, и упустила шанс любить и быть любимой. И потом всю оставшуюся жизнь плач и жалобы на своё одиночество в кругу семьи, на непонимание ближних, и. т. д. Мне жаль, Марина! «Бог, запрещая нам что-либо, делает это из любви к нам, природа, запрещая нам что-либо, делает это из любви к себе, из ненависти ко всему, что не есть она. Природа ненавидит и монастырь, и остров, к которому прибило голову Орфея. Её месть — наша гибель. Правда, в монастыре есть Бог, чтобы нам помочь, там, на острове — море, чтобы в нем утонуть». Не смешно, ибо – вздор! Ты что, всерьёз веришь, что бог нам что-то запрещает или что-то разрешает? Или помогает? Не бог, а те, кто говорит от имени бога, запрещают или разрешают нам, и имя им – жрецы. А разрешают они или запрещают не из любви к нам, а из собственной выгоды, и из выгоды государственной. Природе по барабану и монастырь и остров. И она, как я уже говорила, не мстит, ибо все мы – её дети, а детям матери – не мстят. Вслушайся в то, что ты пишешь: «То, что не смогли сделать с ней, с её роковым природным влечением, ни Бог, ни мужчины, ни её собственное сострадание, — сделает её гордость». Марина – «роковое природное влечение»! Кто это написал? Это ты написала! А в следующем абзаце – повторила: «Роковое и естественное влечение горы к долине, потока — к озеру». «Старшая», и только «старшая» в твоём «Письме к амазонке» истинная лесби с роковым природным влечением. А младшая – нет? Тебе хочется думать, что нет. Так ты оправдываешь бегство от любви – «младшей». Но это твои личные комплексы, которые ты переносишь в своё «Письмо». Знаешь, с некоторых пор во мне живёт убеждение, что склонность к однополой любви живёт в каждом человеке. Просто в одних людях эта склонность блокируется семейно-государственным воспитанием, общественным мнением, религиозным запретом и чем там ещё? В других людях этот блок снят. Как и кем, он снимается? Кто знает! Иногда эти люди сами этот блок и убирают. Эти люди становятся свободны. Ты вначале запреты сняла, а потом их восстановила, воспрепятствовав, таким образом, свободе выбора. Твой выбор был – несвобода. Отсюда все твои беды и несчастья. Концовка твоего письма совсем уж абсурдна, ибо неправдоподобна. Опять ты драматизируешь. Тебе хочется внушить Барни, что все лесбиянки так несчастны в старости. И собаку-то они заводить не хотят, и детей-то усыновлять не желают, и помрут-то они в полном одиночестве и забвении. А что, все замужние женщины, имеющие семью и детей, поголовно счастливы? А все замужние женщины умирают, окружённые детьми и семьёй? – Отнюдь, нет! А Марлен Дитрих в семьдесят три года появляющаяся повсюду в сопровождении двадцатилетней девочки? А Натали Барни в девяносто с лишним лет? О, она совсем не одинока! Примеры можно множить. А концовкой своего письма ты окончательно расписываешься, Марина, кто ты есть на самом деле: «Плакучая ива! Пониклая ива! Ива — тело и душа женщин. Пониклая шея ивы. Седые волосы, размётанные по лицу, чтобы ничего больше не видеть. Седые волосы, метущие лицо земли. Вода, воздух, горы, деревья даны нам, чтобы понимать душу людей, столь глубоко сокрытую. Когда я вижу, как печалится ива, я понимаю Сафо». Тебе ли не понимать Сафо! Где твоя Аттида? Где твоя Родопа? Софью Парнок потеряла, Сонечку Голлидей упустила. А могла бы быть с кем-то из них счастливой! Хочешь, я тебе ещё кое-что скажу? Может, и не хочешь, но я скажу. Говорить, так говорить! Знаешь, почему так быстро закончилась твоя «великая» любовь к Константину Родзевичу? Сколько там той любви было? Две недели? Или три? Любя мужчину, ты свою природу насиловала. Пыталась доказать самой себе, что ты – нормальная, что ты, как все. А у природы все – нормальные, если ты помнишь. Так вот, когда твоя любовь к Родзевичу закончилась? Когда ты узнала, что он подло обошёлся с твоей предшественницей, заболевшей и умершей в одиночестве. Ты женщину, брошенную им в беде ради тебя, пожалела. Ты её из солидарности и милосердия пожалела. Ты не усмехнулась гордо, как могла бы сделать «нормальная», т. е. обычная женщина, узнав о поражении соперницы. Нет, ты оскорбилась за неё и дала Родзевичу отставку. И вся любовь! Ты за весь пол обиделась! Ты за весь пол отомстила. Аплодирую! Это поступок! То есть, я хочу сказать, что это неординарный поступок неординарной женщины. То есть, я хочу сказать, что, сколько с природным роковым влечением не борись, оно победит. В данном случае оно обрело вот такой формат – отказа и мести. И я слишком хорошо помню, Марина, фразу о гомосексуалисте Оболенском из одного твоего письма: «Ненавидит женщин, как я – мужчин». Этим всё сказано, не правда ли? Пусть я повторюсь, но это меня не смущает. Хороша у тебя в «Письме к амазонке» фраза: «Ребёнок: единственное уязвимое место, из-за которого всё рушится. Единственное, что спасает мужчину. И — человечество». Марина, ты сама себя – слышишь? Это самая пронзительная мысль твоего письма. Самая главная мысль! И самая спорная. Развернём эту мысль: если бы не ребёнок, то все женщины мира немедленно покинули бы всех мужчин, превратившись в амазонок, и любили бы друг друга, поскольку нет ничего на свете прекраснее любви женщин! Круто! Ты ведь в другой части письма говоришь: «Вот единственная погрешность, единственное уязвимое место, брешь в том прекрасном целом, какое являют собой две любящие друг друга женщины. Не влеченье к мужчине, а желанье ребёнка — вот чему невозможно противиться». Ты даже не допускаешь мысли, что у женщин может быть влечение к мужчинам без желания иметь ребёнка. Да сколько угодно, Марина! Мне известны многие случаи, когда женщины держатся за своих мужчин, и совсем не хотят детей. Или рождение детей откладывается – на потом, которое может не наступить никогда. Или дети появляются, но внимания им оказывается куда меньше, чем мужчине. Конечно, если бы не ребёнок, то тогда непонятно, зачем было бы разделение на полы. Но не будем говорить о невероятном. Зачем говорить о том, чего никогда не будет. Речь о другом. Не «младшая» кричит о ребёнке. «Младшая» его получит. Это ты кричишь миру о самом сокровенном в себе. Это ты кричишь о том, что ты любишь женщин. И только женщин, Марина! Как в письме ты отзываешься о мужчинах? «Чужой», «первый встречный», «ненавистный» «гонитель», «неизвестно кто», «враг», «ничтожество». Вроде бы, это отношение к мужскому полу – «младшей». Но, в сущности, это твоё реальное отношение к ним, если учесть, что в паре «Парнок – Цветаева», ты играла роль «младшей». Но и роль «старшей» ты примерила на себя в паре «Цветаева – Голлидей». Ну, а старшей полагается быть к мужчинам, по меньшей мере, безразличной. И какой, по контрасту, панегирик в адрес «старшей»! «Неповторимое существо», «горестное и благородное существо», «среди женщин не бывает чудовищ», «обликом своим эти женщины, всего более, подобны душе», «гордая». Выводы, которые можно сделать из твоего «Письма к амазонке» следующие: 1) любовь мужчины и женщины возможны до тех пор, пока нет ребёнка, 2) с появлением ребёнка любовь мужчины и женщины перерождается в дружбу или материнство, 3) мужчина нужен женщине не для любви, а для производства детей, 4) самый прекрасный вид любви – любовь женщины к женщине, 5) женщина не может родить ребёнка от женщины, поэтому 6) ребёнок перевесит любой вид любви, поэтому 7) женские союзы обречены на развал. Уф! Всё! Но всё это отговорки, Марина. Разговоры в пользу бедных. Кто хотел любить, тот любил! Кто хотел детей в однополом браке, тот родил. Пусть не от тебя, любимой, пусть от тебя, нелюбимого. Но это и неважно. Воспитывать ребёнка и наслаждаться его существованием можно с той, кого любим. Все проблемы, которые тебя так волновали и испортили тебе жизнь, можно было уладить и решить. Конечно, я учитываю особенности вашего времени. Тема эта была болезненной вплоть до нынешних времён. Я вспоминаю, что американская писательница Лилиан Хеллман, в 1934 году написала драму «Детский час», а в 1961 году американский режиссёр Уильям Уайдлер поставил по этой пьесе одноимённый фильм. Главные роли играют: Карен Одри Хепберн и Марта Ширли МакЛейн. Считается одним из первых фильмов Голливуда, открыто обращающихся к гомосексуальности. Однако фильм не столько о гомосексуальности (там о нём только разговоры да намёки), сколько об остракизме, которому подвергает героинь – учительниц частной школы – местное общество. Родители забирают из школы детей. Учительницы теряют работу и не могут спокойно выйти из дома на прогулку, потому, что все, кому не лень, показывают на них пальцами. Однако обвинение в том, что молодые учительницы являются любовницами основано на лжи двух учениц, девочек в возрасте 10-11 лет. У одной учительницы Карен есть жених, врач по профессии. Его местное общество тоже подвергает остракизму за то, что он продолжает поддерживать дружеские отношения с девушками. Он теряет работу. В конце концов, выясняется, что всё это ложь, и учительницы не были любовницами. Но последствия остракизма ужасны. Во-первых, жених дрогнул перед трудностями и ушёл. Марта признаётся Карен, от которой жених ушёл, что она её любит – давно и безнадёжно. Карен, поражённая услышанным, выходит из дома, чтобы проветриться и переварить информацию. Когда она возвращается в дом, Марта уже висит в петле. Чтобы показать тебе, как далеко продвинулось современное общество за восемьдесят лет, опишу тебе современный голливудский фильм о двух молодых женщинах, полюбивших друг друга. Недавно я увидела в Интернете фотографию одной американской актрисы иранского происхождения. Я, как и ты, падка на красоту. Представь себе восточную утончённую внешность: огненные чёрные глаза, ресницы, длиннее, чем у Греты Гарбо, тонкие черты прелестного лица, очаровательный рисунок губ, стройная фигура, длинные ноги. Грациозна, как лань. Рост 1.75. Тёмные кудри – по плечам. Её не портит даже крупный орлиный нос. Напротив, придаёт ещё большего шарму. Лет ей сейчас примерно около сорока. Она красива до неправдоподобия. Совершенная телесная выразительность. Рядом с ней многие прославленные красавицы Голливуда отдыхают. К тому же она умна, образованна (изучала английскую литературу), говорит на четырёх языках, в чём я могла убедиться, когда слушала её интервью, которые она давала на фарси, английском, немецком и французском. Причём говорила она с такой скоростью на английском, что я не успевала понимать, о чём она говорит. Зовут её Некар Задеган. Я её называю Нектар, ибо её лицо и фигура – услада для глаз. Она живёт в Сан-Франциско. Снимается в кино, а также – модель. Я скачала из Интернета тьму её фотографий. Глаз не могу отвести! Завораживает! Есть в ней, как ты выражаешься, юношественность, проявляющаяся в удивительной стройности и гармонии линий её прекрасного тела. О, эти длинные ноги и совершенная линия бедёр! Так бывают, стройны только юноши, и крайне редко – женщины. Вот почему – юношественность! И при этом бездна цветущего женского обаяния. Не будь этой юношественности, а одна только сплошная женственность, был бы другой эффект. Обычно у женщин всё портит капитальная корма, короткие ноги, вздорный характер и глупость. Некар Задеган превосходно воспитана. Да, я забыла сказать: у неё глубокий волнующий низкий голос. Голос – жесточайшее надо мной обаяние! Помнишь Естественно, я начала рыскать по Интернету в поисках фильмов с её участием! И нашла! В переводе «Елена Свободная». Один фильм, как ни странно, оказался об интересующих нас с тобой проблемах и о том, как эти проблемы решаются в современном мире. Тебе будет интересно послушать. Живёт обычная традиционная семья: муж – пастор, жена домохозяйка, сын четырнадцати лет – школьник. Жену играет наша красавица актриса с иранскими корнями (персиянка). По роли она наполовину индуска (отец), наполовину испанка (мать католичка). Девочка получила строгое воспитание. Жена пастора, кстати, зовут её, как и меня, Елена, ведёт домашнее хозяйство, воспитывает сына, ходит в церковь на службы, где с кафедры проповедует всяческий религиозный вздор её муж, и она явно скучает на этих службах. Профессия у неё – фотограф, но это – в прошлом, до замужества. Муж, между всяческим религиозным вздором, проповедует правильные вещи: ценность семьи и брака. Он выступает против однополой любви и браков. Он хочет ещё детей, поэтому усердствует по ночам, а его жена тоже хочет ребёнка, но в этом богоугодном деле участвует крайне пассивно, без энтузиазма. Муж, завершив своё мужское дело, деловито произносит: Я тебя люблю! Знаешь, что ему отвечает жена, отвернувшись к стене? Ни за что не догадаешься! Она отвечает: Я знаю. И сразу становится ясно, что никакой любви между ними нет. Есть супружеский долг, и желание зачать на пятнадцатом году брака ещё одного ребёнка. Желание тебе близкое и понятное, не так ли? Итак, в постели нашей героини – односторонний секс без любви и без оргазма женщины. Несмотря на старания мужа, ребёнок не зачинается. Елена идёт в клинику, где искусственно оплодотворяют женщин, у которых естественным путём не получается зачать ребёнка. Да, современная медицина, Марина, это теперь может, что облегчает жизнь тем, кто желает ребёнка, но не может его зачать. В клинике Елена встречается с другой молодой женщиной, пришедшей тоже на консультацию по искусственному оплодотворению, и они знакомятся. Эту молодую женщину играет тоже прелестная актриса. У неё европейская внешность, приятное лицо, отличная фигура, серые глаза, тёмные волосы, умное выражение лица, что радует. А то, знаешь, бывают актриски, как куклы. На лице признаков интеллекта нет, как будто у них в голове вместо мозгов – резинка между ушами, чтобы не отвалились. Елена узнаёт в разговоре, что эту молодую женщину зовут Пейтон, что она не замужем, что она писательница, и она – лесбиянка, и хочет ребёнка. Видишь, как всё сейчас упростилось. Хочешь ребёнка без участия мужчины – пожалуйста. В клинике есть банк спермы доноров. Выбирай подходящую внешность донора, плати денежки, и – вперёд! Без проблем! Узнаёт Елена также, что у Пейтон была партнёрша, которая её покинула, потому что у Пейтон болела мать, дочь уделяла больной матери много времени, и мало – любовнице. Той это надоело, и после шести лет совместного проживания, любовница ушла. Всю эту информацию Елена выслушивает с интересом, и даёт понять Пейтон, что совсем не шокирована тем, что та – лесбиянка. Елена тоже рассказывает о себе и своей семье. И, между прочим, говорит, что сомневается – любила ли она мужа. Вышла замуж, потому что так принято, потому что хотелось семью и ребёнка. Узнав, что Елена когда-то была фотографом, Пейтон просит показать ей портфолио. Ей для оформления её новых книг нужен хороший фотограф. Елена приходит в гости к Пейтон и показывает ей свои фотографии, которые Пейтон очень нравятся, ибо сделаны они талантливо. Девочки начинают общаться. Пейтон уже полюбила Елену, и борется с собой, поскольку Елена – натуралка и замужем. Никто никого не соблазняет. Напротив, лесбиянка поступает честно. Пейтон предлагает Елене больше не встречаться, намекая, на то, что она в неё влюблена, и надо прекратить ненужные страдания, пока не поздно. Но Елена, сама не зная почему, категорически против этой идеи. Ей хочется встречаться с Пейтон, которую она считает своей лучшей подругой. После пятнадцати лет скучной и однообразной семейной жизни у неё появилось что-то интересное и содержательное. Итак, женщин объединил общий интерес друг к другу, и к совместной деятельности. Встречи продолжаются. Елена чувствует, что с ней происходит что-то странное – её тянет к Пейтон. И чем больше её тянет к Пейтон, тем больше ей становится по барабану её зануда-муж. Она перестаёт с ним спать. Муж кипятится, но не понимает причины. Чтобы не затягивать рассказ, скажу, что борьба добропорядочной замужней Елены заканчивается тем, что она сама приходит к Пейтон и бросается в её объятия. Она полюбила впервые в жизни! Тебе хорошо известно, как это случается, не правда ли? О, Марина, в эту первую любовную встречу ничего не происходит, кроме поцелуя, который длится 3 минуты 24 секунды. Говорят, что это самый длительный поцелуй в истории кино. Марина, это самый нежный, самый восхитительный, самый страстный, самый красивый поцелуй, который я когда-либо видела в фильме! Крышу сносит, когда видишь, как страстно и нежно целуются эти красивые женщины! Прожигает до костей! Марлен Дитрих, целующая девушку в фильме «Марокко», отдыхает. Грета Гарбо, целующая придворную даму в фильме «Кристина, королева Швеции» тоже отдыхает. Так, чмокнули в губы – и побежали дальше. Да и любви там никакой нет, а так, посмотрите, какая я смелая, раскованная. А в своё время эти экранные поцелуи наделали много шума. Видела бы ты, с какой счастливой улыбкой возвращается домой Елена! Она просто плавает в блаженстве от счастья! Она любит, и она – любима! Как хорошо, когда люди счастливы, не правда ли?! Я обожаю глядеть на людей с сияющими от счастья глазами. А у Елены в фильме огромные сияющие восточные глаза, которые сводят с ума! Елена понимает, что она полюбила Пейтон. И в следующий раз, когда она приходит к ней, и они занимаются подбором фотографий для новой книги писательницы, Елена, пристально глядя на Пейтон, произносит: Pеyton, make love to me. Как это перевести? Дословно: «Пейтон, сделай мне любовь». Это, как правило, переводят так: Займись со мной любовью. Можно перевести и так: Пейтон, я люблю тебя, и я хочу тебя. Пейтон не сразу соглашается, ибо ещё не уверена, что Елена сделала свой выбор. Но Елена – сделала! И начинается потрясающая по красоте и нежности любовная сцена между женщинами! Какая молодец режиссёр! Какой молодец оператор! Всё сделано великолепно! Какие молодцы актрисы! Они не играют, они живут в кадре! И одно могу сказать – они играют не секс, а любовь – великую и прекрасную любовь двух женщин! Тебе бы понравилось. Никакой пошлости! Никакого порно! – Недосказанность. Намёки. Камера не опускается ниже талии. Но и так всё понятно и внятно сказано малыми скупыми средствами. Завораживает! Потрясает! И всё это под прелестную музыку. Режиссёр – женщина, Николь Конн. Судя по всему, понимает толк и в кино и в лесбийской любви. Конечно, наутро между женщинами возникнет конфликт. Пейтон хочет, чтобы Елена любила только её. Елена не может сразу отказаться от своего брака. Всё-таки 15 лет! Женщины расстаются, чтобы встретиться вновь. И снова потрясающая по красоте и целомудрию сцена любви. Заканчивается фильм оптимистично. Елена разведётся с мужем. Забеременеет при помощи искусственного оплодотворения. Родит ребёнка. Старший сын её поймёт. Друзья её поймут. Пейтон счастлива. Елена счастлива. Пейтон тоже может родить ребёнка, как и намеревалась. Вообще здесь есть подтекст: Елена забеременела, как если бы от тебя, любимой. Понимаешь? Создалась любовная лесбийская пара. У них есть ребёнок. И возможно будут ещё дети. Что ещё надо?! Видела бы ты, как Пейтон целует беременную Елену! Как любовно смотрят они друг на друга, играя с малышом! Такое впечатление, что они обе этого малыша и произвели на свет. И какая разница, что ребёнок не от тебя, любимая. Эти женщины не спорят с природой, не ждут невозможного от природы. Они наслаждаются любовью и своим счастьем. Ты этого хотела? Это у тебя могло быть! И ещё. Хорошо, что это не девчонки. Хорошо, что это зрелые женщины, и они знают, чего хотят, и их выбор сознателен и свободен. Вот как, Марина, в современном мире решаются проблемы, которые казались тебе неразрешимыми. И кто этих женщин считает проклятыми? Тупые мракобесы. Ты скажешь, это – фильм. А я отвечу: в основу фильма положена реальная история любви режиссёра Николь Конн. Кстати, американцы молодцы. Мало того, что они снимают сюжеты в кино на лесбийские темы, приучая общество быть толерантным и соблюдать права сексуальных меньшинств, они ещё и сериалы снимают. Недавно я один посмотрела. Длиннющий, но смотрится на одном дыхании. В нём 6 сезонов. Каждый сезон по 13 фильмов. Только в последнем, 6-м сезоне серий меньше, чем во всех других. Может, денег не хватило. Не знаю. Сериал называется «Секс в другом городе». Место действия – Лос-Анжелес. Актрисы подобраны – одна другой краше. Особенно одна из главных героинь, Бет. Играет её прелестная Дженнифер Билз, тёмноокая и тёмноволосая красавица со смуглой кожей – явно метиска. Кто-то из её родителей был белым, а кто-то чернокожим. Получилась супер прелесть! Тебе бы понравилась. Сюжет пересказывать нет смысла, так так много героинь, много событий. Но скажу об общем впечатлении. Почти все героини – лесбиянки. Они все очаровательны, обворожительны, женственны, красивы. Они любят, изменяют, ревнуют, ссорятся, выясняют отношения, составляют пары, которые могут распасться. Словом всё, как у обычных пар. Чем хорош сериал? Тем, что он ставит проблемы, которые существуют в американском обществе касательно лесбийских сообществ. Всё, как есть, без прикрас: и нетерпимость, и дискриминация, и лояльное отношение. Охвачены все стороны американской жизни: дом, быт, семья, дети, работа, армия, тюрьма, искусство, религия, и.т. д. Как решаются проблемы, я уже рассказала. Бет и её любовница хотят полноценную семью. У любовницы родится ребёнок, зачатый при помощи искусственного оплодотворения. Обе в документах зарегистрированы, как матери. Потом они расстаются. Каждая имеет кучу других партнёрш по сексу. Потом, поняв, что друг без друга не могут жить, сходятся снова и принимают решение зарегистрировать брак и родить второго ребёнка. Это более, чем коротко. Показаны разные типы взаимоотношений лесбиянок, разные виды секса. Есть среди них и свой «Казанова» Шейн. Играет её юношественная Кэтрин Мэннинг. Прелестная актриса! Словом, проблемы у лесбийских пар те же, что и у обыкновенных, только у лесбийских пар проблем немного больше, ибо им нужно ещё выстраивать отношения с обществом, не всегда готовым их принять, и с государством, не всегда готовым их понять. Справедливости ради, скажу, что сегодня сравнительно легко эти проблемы решаются в ряде стран Европы и в нескольких штатах Америки, где теперь разрешены даже однополые браки. Хотя и там время от времени бывают казусы. Вот, например, недавно, в Интернете прошла информация, что какой-то некрупный политик в Америке подал в отставку из-за своей нестандартной сексуальной ориентации. Вот-те и хвалёная американская свобода! Русскому обществу и государству ещё расти и расти до Америки. Церковь, (любая) разумеется, против геев и лесбиянок. Когда это церкви нужны были счастливые люди?! Представляю, Марина, какое поднимается кудахтанье и какой начнётся визг, когда махровые консерваторы прочтут это письмо. А кто это написал? Да она лесбиянок и геев защищает! Наверное, она сама – лесбиянка! Пусть кудахчут! Пусть визжат! Я – либерал, и горжусь этим. Как там у тебя? «Когда я вижу, как печалится ива, я понимаю Сафо». ========== Кламар, ноябрь — декабрь 1932 (переписала и перечитала в ноябре 1934, ещё чуть более поседевшая. МЦ)». Когда я вижу, что человек печалится, оттого, что несчастен, оттого, что противится своему природному роковому влечению, я сочувствую ему. Я сочувствую тебе. Горловка, ноябрь — декабрь 2011 года (переписала и перечитала в апреле 2012 года, ещё чуть более поседевшая. Елена Свободная). Кому захочется, тот поймёт. Целую тебя, Марина. До встречи. P.S. Недавно меня спросили мои студенты, как я отношусь к людям, нетрадиционной сексуальной ориентации? Вопрос появился потому, что среди поэтов, писателей и драматургов геев – пруд пруди! Я ответила студентам, что отношусь к геям – философски. Развивать тему не стала, ограничилась только этим словом. Но ведь я и в самом деле отношусь к этому явлению философски, или либерально. Гомосексуализм был, есть и будет. Подтверждаю мысль, которую я развивала выше: природа никогда не делает ошибок. В природе всё закономерно и правильно. Природа разнообразнее в своих проявлениях, чем это принято думать. Она не скудна, она щедра. Она создала множество типов Homo sapiens. Природа прекрасна в своём разнообразии. Цель природы – сделать нас счастливыми. Марк Твен пишет «Бог наделяет каждого человека темпераментом и характером; <…> у человека нет способа изменить свою натуру, и он принуждён всегда подчиняться велениям природы». Это правильно по существу, потому что изменить свою природу человек не в силах. Но мы всячески сопротивляемся природе. Мало того, мы изобретаем всяческие предписания и правила, ограничивающие нашу свободу и ставящие препятствия на нашем пути к счастью, так мы ещё вслушиваемся в то, что говорят нам церковнослужители. А что они нам говорят? Они угрожают человеку и наказывают его. Марк Твен говорит: «Но при этом считается справедливым и разумным наказывать за преступления человека, наделённого необоримыми страстями, а человека, лишённого подобных страстей, награждать за то, что он этих преступлений не совершает». Знаешь, что по этому поводу язвительно сказал Наполеон? «Бывают люди добродетельные лишь потому, что у них не было случая предаться порокам». Цель христианской церкви, выступающей против природы, сделать нас духовными рабами, радующимся своему рабству, а также сделать нас сексуальными рабами, контролируя нашу сексуальную энергию и жизнь. Цель государства, осуждающего и запрещающего гомосексуализм – производство рабочей силы и пушечного мяса. Общая цель церкви и государства – отнять у нас радость жизни и счастье. Ни церкви, ни государству не нужны свободные, мыслящие и счастливые люди. Им нужны люди, контролируемые по всем параметрам. Церковь и государство избирают формат существования человека и объявляют все остальные форматы – недействительными. Ни государство, ни церковь не понимают и не хотят понимать, что никакими запретами, законами, остракизмами, насильственным лечением, изоляцией и прочими полицейскими мерами гомосексуализм не остановить, не прекратить, не уничтожить, как невозможно уничтожить природу. Государство и церковь не должны вторгаться в святая святых – в душу человека, и в постель человека. Аминь! Поэтому я, как мыслящий и свободный человек, за законодательное признание прав сексуальных меньшинств на счастье, как они его понимают. А церковь с её махровым мракобесием путь идёт к чёрту! Целую тебя, дорогая Марина. Твоя Елена Содержание ПИСЬМО I . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .4 ПИСЬМО II . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .18 ПИСЬМО III . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 42 ПИСЬМО IV . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 73 ПИСЬМО V . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .85 ПИСЬМО VI . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 96 ПИСЬМО VII . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 105 ПИСЬМО VIII . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 120 ПИСЬМО IX . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 129 ПИСЬМО X . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .137 ПИСЬМО XI . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 146 ПИСЬМО XII . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 170 ПИСЬМО XIII . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 177 ПИСЬМО XIV . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .196 ПИСЬМО XV . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 223 ПИСЬМО XVI . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .237 ПИСЬМО XVII . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 246 ПИСЬМО XVIII . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 256 ПИСЬМО XIX . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 272 ПИСЬМО XX . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 292 ПИСЬМО XXI . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 302 ПИСЬМО XXII . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .316 ПИСЬМО XXIII . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 341 У К А З А Т Е Л Ь И М Ё Н Аббас 148 Аввакум 228 Август 268, 301 Августин Гиппонский 324 Авель 178 Аверченко, Аркадий Тимофеевич 37 Авимелех 182 Авирам 187 Авраам 164, 177, 180, 181, 182, 183, 187, 189 Агамемнон 188, 189 Агарь 180 Агнивцев, Николай Яковлевич 37, 51 Адам 178, 266, 293 Адимант 221, 222 Адонис 167, 201 Александр Македонский 120 Александр Невский 275, 276 Александр I 100, 105, 120, 122 Александр II 5 Александр III 70 Алексий II 127, 215 Алкей 204, Алиса 124 Амалик 186 Амати, Николо 10 Амвросий 220, 221, 222, 223, 225, 227, 230, 232 Анакреонт 204 Анаксимандр 166 Анджей 39 Андрей 39 Андрей Первозванный 275 Андрей Фёдорович 118 Антиох IV Эпифан 168, 169 Анна 275 Антоний 200 Аполлинария 77, 78 Апулей 7, 8 Ариадна (Эфрон) 365 Арий 197 Аристотель 133, 220, 268 Аристофан 204 Артемида 10, 169, 189 Архелай 129 Аттида 372 Аттис 167, 246 Атоммарки 114 Ахиил Вефилянин 187 Ахилл 82, 188, 363 Ахматова, Анна Андреевна 37, 51, 108 Афанасий 364 Афина 253 Афродита 110, 116, 258, 271, 273 Бавкида 364 Байрон, Джордж 9, 115, 116, 311, 330, Бальдр 167 Барни, Натали 335, 338, 338, 339, 340, 341, 343, 344, 345, 358, 364, 370, 371, 372 Бахрах, Александр Васильевич 346 Баумейстер, Фанни Александровна 6, 7 Бёклин, Арнольд 315, 317, 318, 319, 320 Белый, Андрей 108 Бенедиктсон, Виктория 333 Берг, Ариадна Эмильевна 300 Бердяев Николай Александрович 156, 170, 328, 329, 363 Бернард 200 Бернини, Лоренцо 70, 174 Бет 380, 381 Бетховен, Людвиг ван 31, 66, 330, 354 Бехтерев, Владимир Михайлович 128 Биешу, Мария Лукьяновна 97 Билз, Дженнифер 380 Бич, Сильвия 339 Бисмарк, Отто фон 306 Блок, Александр Александрович 321 Бодлер, Шарль 67, 136, 337 Бойе, Карин 333 Боккаччо, Джованни 7 Бокль, Генри Томас 94 Болконский, Андрей 333 Бонавентура – 200 Брахма 133 Брахман 133 Брегет 142 Брики (Ося и Лиля) 361 Бродский, Иосиф Александрович 98 Брокгауз-Ефрон 37 Бруно, Джордано 166 Брунгильда 363 Брюсов, Валерий Яковлевич 7 Булгаков, Михаил Афанасьевич 194, 228 Бунина, Вера Николаевна – 360 Будда 133 Бурбоны 105 Бэкон, Френсис – 322 Вагнер, Рихард 300, 303, 304 Вадковский Фёдор Фёдорович 99 Валаам 185, Валентиниан II 203 Валерия (Цветаева) 135 Ваня 43 Варавва 224 Васильев 40, 41 Васильковский Пётр Евгеньевич 38 Вейль, Симона 335, 336 Вейнингер, Отто 365, 366 Венявский, Генрик 10 Верлен, Поль 300 Вернадский Владимир Иванович 129 Веор 185 Вивьен, Рене 333, 334 Виктор, (Стемпковский) 75 Виктор, (Пьянков) 215 Вирта, Николай Евгеньевич 51 Вишну 168 Владимир Великий 151, 206 Влас 253 Воланд 228 Волошин, Максимилиан Александрович 37, 109, 110, Вольтер, Франсуа Мари (Аруэ) 9, 269, 282 Вордсворт, Уильям 166 Вулф, Вирджиния 332 Гавриил, архангел 158 Гагарина, Варвара Дмитриевна 42, 43 Гайдн, Иозеф 31, 354 Галковский, Димитрий Евгеньевий 170 Гамлет 218, 324 Гамсун, Кнут 37 Ганнибал 112 Гарбо, Грета 330, 339, 375, 377 Гаргантюа 331 Гварнери, Андреа 10 Гегель, Георг Вильгельм Фридрих 166 Гейне, Генрих 110 Геласий I 259 Гельвеций 282 Георгий (Эфрон) 326, 365 Геракл – 83 Гераклит 166 Германн 330 Гермес 253 Геродот 94, 220 Гессен, Маша 353 Гёте, Иоганн Вольфганг 31 Гиббон, Эдвард 267 Гипатия 267 Гиппиус, Зинаида Николаевна 361 Глюк, Кристоф Виллибальд 338, 354 Гогенцоллерны 105 Голлидей, Софья Евгеньевна 359, 372, 374 Голсуорси, Джон 67 Гольбах, Поль Анри 282 Гомер 107, 132, 292 Гончарова, Наталья Сергеевна 109, 347 Гончаров, Иван Александрович 8 Горбачёв, Михаил Сергеевич 115 Гордон, Александр Гарриевич 137 Горлов, Пётр Николаевич 99, 100, 101 Городецкая, Евгения Григорьевна 42, 43, 44, 45 Гофман, Эрнст Теодор Амадей 9, 311 Григ, Эдвард 66 Григорий Великий 200 Григорий Турский 200 Григорий Чудотворец 200, 275 Григорий II 268 Гринёв, Пётр Андреевич 109 Гримм (братья) 9 Гумилёв, Николай Степанович 37, 51 Гундяев, Михаил Васильевич 215 Гурченко, Людмила Марковна 89 Давид 95, 186, 187, Давир 191 Даниил 261 Данте, Алигьери 72, 210, 253 Деваки – 202 Делон, Ален 313 Джойс, Джеймс 339 Джульетта 363, 364 Дидро, Дени 219, 282 Дионис 167, 201, 246, 253 Дионисий 280 Диоклетиан 259 Дитрих, Марлен 330, 371, 377 Докинз, Ричард 152, 253, 282 Долуханова, Зара 330 Достоевский, Фёдор 7, 118, 140, 323 Дрейпер, Джон Уильям 268 Дункан, Айседора 339 Дурново, Елизавета Петровна – 109 Дымка – 26 Дэзи 15 Дюбуа, Уильям Эдуард Бёрхкхардт 269 Жид, Андре 339 Жирардо, Анни 313 Жозефина 73 Задеган, Некар 375, 376 Зак 30 Заратустра 161, 202 Зевс 201, 253, 266 Зенон – 327 Зибель 43 Зигфрид 363 Зингер 10 Золя, Эмиль – 67 Ева 178, 266 Евгения 44 Евий 185 Еврипид 204 Евсевий Кесарийский 255, 256, 257, 258, 259 Екатерина II 109 Елена 43, 44 Елена Свободная 376, 377, 379, 380, 382, 384 Елена Спартанская 254 Елена, царица 254, 255, 258, 259 Елисей 192 Есенин, Сергей Александрович 340 Ефрем, игумен 273, 274 Иаир 205 Иаков – 164, 183 Иафет – 179 Иерим 186 Иеровоам – 186 Иероним – 200 Иеффай – 188 Иешуа – 194 Извольская, Елена Александровна 338 Измаил – 180, 181 Изольда 363 Иисус (Христос) – 212, 293 Иисус Макед – 191 Иисус Навин – 191 Иловайская, Надя 349 Илья, пророк – 169, 270 Иоанн Златоуст – 275 Иоанн, евангелист – 167, 197, 198, 232, 245, 291 Иоанна Креститель – 187, 275 Иоанн Дамаскин – 200 Иоанн Павел II 253 Иоанн Хризостом – 200 Иов – 177 Иов, иеромонах (Гумеров) 257 Иосиф – 183, 209 Ирад – 179 Ирина (Эфрон) – 347, 365 Ирод 168 Исаак – 164, 181, 183, 187, 189, Исайя, пророк – 257 Иуда – 164, 210 Ифигения – 188, 189 Казанцева, Надежда Аполлинарьевна – 42 Каин – 178, 179, Калипсо – 317 Каллас, Мария – 330 Калхас – 188, 189 Канаван 349 Канова, Антонио – 70 Кант, Иммануил – 289 Капоте, Трумэн – 339 Карен 374 , 375 Карменсита – 78 Карузо, Энрико 330 Кассандра 53 Кац – 30 Кашпировский, Анатолий Михайлович 213 Кейс, Эдгар 194 Киплинг, Редиярд – 92 Киприан – 200 Кирилл, святой 267 Кирилл, патриарх – 148, 149, 215, 216 Кириллов 323 Клебер, Жан-Батист – 106, 107 Клейст, Генрих 311 Клементи, Муцио – 61 Климент Александрийский – 200 Клингер, Макс 318 Клитемнестра – с. 44, 188 Клодель, Поль 339 Ковалевский, Пётр Иванович – 301, 302, 303, 304, 305, 306, 307, 308, 309, 310, 311 Кокоулин, Юрий – 26 Кокто, Жан – 339 Колетт, Сидони-Габриэль 339 Кольридж, Сэмюэль – 166, Кольцов, Алексей Васильевич – 7 Кон, Игорь Семёнович – 145, 146 Конн, Николь – 379, 380 Коновалов, Александр Владимирович 216 Коновалов, Сергей Сергеевич – 55 Константин Великий 197, 206, 254, 255, 256, 257, 258, 259 Корелли, Арканджело – 10 Кришна – 168, 202 Кромвель, Оливер – 104 Ксения (Петербургская) – 117, 118, 121, 122, 124, 125 Куприн, Александр Иванович – 7, 51 Кураев, Андрей Вячеславович – 274, 280, 281, 287 Кутузов, Михаил Илларионович – 111 Лаван 183 Лавров, Виктор Леонидович 24 Лаврова, Елена Константиновна 43, 44, 71 Лавров, Игорь Константинович – с. 10, 15 Лавров, Константин Лаврович – 5, 12 Лавров, Лавр Лаврович 4, 10 Лаврова, Елена Леонидовна 266 Лаврова, Нина Андреевна – 39 Лаврова, Нина Иннокентьевна 71 Лазарь 205 Лазо, Сергей Георгиевич – 78, 79 Ламех – 179 Ланэ, Генрих Эмильевич – 9, 18 Лао Цзы 166, Лаплас – 145 Ларина Татьяна – 20, 62 Лемешев, Сергей Яковлевич – 43 Лемпицки, Тамара – 339, 340, 342 Ленин, Владимир Ильич– 38, 163, 202, 203 Лермонтов, Михаил Юрьевич – 7, 8, 51, 136, 311, 330, 354 Либаний – 325 Лидия – 331, 332 Лиля (Елизавета Яковлевна Эфрон) 362 Лия 183 Локателли, Пьетро – 10 Ломброзо, Чезаре 127 Лондон, Джек – 7 Лот – 180, 181, 182, Лоу, Хадсон – 104, 105 Лоуренс, Дэвид Герберт 166, 175, Луис, Пьер 362 Лука, евангелист – 198, 245, 246, 275, 276 Лукиан 220, Людвиг Баварский – 300, 301, 302, 303, 304, 305, 306, 307, 308, 309 310, 311, 312, 313 Людовик XVI – 108, 109 Людовик Святой 249 Люцифер – 136 Мавроди, Сергей Пантелеевич 157 МакДугалл, Дункан – 129, 130, 131 МакЛейн, Ширли – 374 Макьюэн, Гвендолин – 333 Манасеина, Наталия Ивановна – 364, 369, 370 Мандельштам, Осип Эмильевич – 37, 108 Марина Антиохийская – 259, 260 Мао Цзе Дун – 163 Маргарита Антиохийская 259 Мария-Антуанетта 108 Мария-Луиза 73, 108, 114, Марк, апостол – 164, 198, 206, 209 Марк Аврелий – 166 Матфей – 164, 206, 233 Маяковский, Владимир Владимирович 108, 319, 320, 361 Марк, евангелист – 197, 198, 245 Маркс, Карл – 203 Мария Египетская 236 Мария Магдалина – 194, 199, Мария, богоматерь – 199, 216, 231, 233, 254, 270, 271, 272 Марта – 374, 375 Мартину, Богуслав 319 Марья Ивановна – 109 Матфей, евангелист – 198, 245, 246 Мафусал 179 Мачо – 117 Менандр – 204 Мендельсон, Феликс 62 Менелай – 188 Мердок, Айрис – 313 Мережковский, Дмитрий Сергеевич – 361 Мехиаель – 179 Митра – 168, 201 Митрофан монах – 127 Михаил, архангел 158 Михаил, царь – 148 Моав 185 Мозер, Иоганн Генрих – с. 10 Моисей – 176, 183, 184, 185, 190, 191, 195, 209, 236 Моисеев, Борис Михайлович – 89 Молоховец, Елена Ивановна 32 Мона Лиза – 321 Монтень, Мишель – 133, 322, 335 Мопассан, Ги де – 7, 67, Моцарт, Вольфганг Амадей – 31, 338, 354 Моуди, Раймонд – 132 Моэм, Сомерсет 351 Муравьёв, Никита Михайлович – 100 Муратова, Кира Георгиевна – 137, 143 Мэннинг, Катрин – 381 Нанея (Артемида) 169 Наполеон, Бонапарт с. 1, 73, 74, 102, 103, 104, 105, 106, 107, 108, 109, 110, 111, 112, 113, 114, 115, 116, 117, 118, 119, 120, 121, 122, 123, 124, 125, 126, 144, 193, 311, 333, 342 Настя – 54, 55, 56, 64, 65 Нейперг, Адам Адальберт фон – 114 Нергал 237 Нестор – 106 Николай, чудотворец 253 Николай – 44 Николай I 4, 100 Николай II – 6, 135 Никон, патриарх – 228 Никонов, Александр Петрович 282 Ницше, Фридрих – 133, 167, 168, 169, 170, 204, 219, 261, 282, 283, 284, 285, 337 Новикова, Клара Борисовна – 83 Ной – 179, 180, Нотович, Николай Александрович – 194 Одиссей – 188, 317 Озирис – 167, 202 Олимврий 259 Онегин, Евгений – 58, 85 Орест – 44 Оруэлл, Джордж 175 Орфей – 43, 69, 109, 338, 370 Осипов Александр Александрович – 280 Оттон – 306 Паганини, Никколо – 10, 19, 51 Павел, апостол – 170, 197, 204, 205, 206, 207, 223, 224, 228, 230, 234, 245, 246, 262, 263, 264, 265, 266, 267 Пантелеймон 253 Парнок, Софья Яковлевна – 98, 110, 347, 359, 360, 362, 365, 372, 373 Паскаль, Блёз 133 Пастернак, Борис Леонидович – 108, 326, 346, 365 Пейтон – 377, 378, 379 Персефона 168 Пестель, Павел Иванович – 100 Пётр, апостол – 148, 197, 199, 210;246, 262 Пётр Великий – 106, 122, 277 Петров, Иван Иванович – 43 Петроний – 327, 336 Пий IX – 166 Пимен 349 Платон – 93, 95, 220, 221, 224, 268, 297 Плутарх 220, По, Эдгар Алан – 7 Подгорбунский – 81, 82 Полемарх 221 Поттер К.Р. – 194 Посейдон 253 Пракситель – 70 Прометей 266 Пруст, Марсель – 37, 339 Публий Лентул 276 Пугачёв, Емельян Иванович – 100, 109 Пульхерия 364 Путин, Владимир Владимирович – 115, 147 Пушкин, Александр Сергеевич – 7, 8, 51, 70, 84, 97, 98, 354 Пьянков (епископ Виктор) – 215 Рама – 168 Раневская, Фаина Георгиевна – 192 Раскольников, Родион Романович – 118 Рассел, Бертран – 269, 282, 296, 299 Ратмир – 43 Рахиль – 183 Рахманинов, Сергей Васильевич – 318, 319 Рева 185 Ревекка – 183 Рекема 185, Реклю, Элизе – 38 Рембо, Артюр – 136 Рерих, Николай Константинович 194 Рильке, Райнер Мария – 339, 346, 365 Роден, Огюст – 70, 334, 339 Родзевич, Константин Болеславович 372 Родопа – 372 Розанов, Василий Васильевич – 214, 219, 282 Роллет, Герман – 114 Ромео – 363, 364 Ростопчин, Фёдор Васильевич – 120 Ротшильды 334 Рубан, Семён – 31 Рубина, Софья Семёновна – 71, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 151, 248 Рубинштейн, Антон Григорьевич – 42, 45 Рубинштейн, Ида – 339, 340 Руслан 9 Руссо, Жан Жак – 9 Рязанов, Эльдар – 288 Саваоф 159 Савенко – 66 Савл (апостол Павел) – 245 Саган, Франсуаза – 339 Сайд Амир Али – 268 Саломея 187 Сарра 180 Сарасате, Пабло 10, 51 Сатана – 158, Сафо – 204, 332, 334 Софокл 204 Саул 192 Свифт, Джонатан – 9 Северянин, Игорь Васильевич – 37 Себастьян 275 Сегуб – 187 Семела – 201 Сенека, Луций Анней 220, 327 Сент Экзюпери, Антуан де – 82 Сет 237 Сим – 179 Симеон (Томачинский) – 117, 119, 120, 121, 124 Смирнов, Дмитрий (протоиерей) 146 Смолина, Алла Николаевна – 62, 63, 64, 65 Сократ – 129, 221, 222, 282, 325, 326, 327 Сократ Схоластик – 257, 258, 259, 267 Соловьёв, Владимир Сергеевич – 167, 168, 169, 170, 171, 173, 366, 370 Соловьёва, Поликсена Сергеевна – 364, 369 София, принцесса – 301 Спенсер, Эдмунд Сперанский – 146 Спиноза 166, Стайн, Гертруда 339 Сталин – 20, 21, 38, 39, 40, 163, Станиславский, Константин Сергеевич 327 Станюкович, Константин Михайлович – 7 Стахович, Алексей Александрович 327 Стемпковский – 75 Страбон 220, Страдивари, Антонио – 10, 12 Суворов, Александр Васильевич – 112, 113 Сукачёв Владимир Платонович – 16 Сулла – 168 Табидзе, Галактион 326 Тамара – 136 Таммуз – 167 Тарн, Полин (Рене Вивьен) 334 Тартини, Джузеппе – 10 Татьяна (Ларина) – 58, 59, 60, 61 Твен, Марк – 158, 159, 160, 161, 166, 167, 282, 299, 383 Тей-Сакс 349 Тереза Авильская – 117, 174 Тереза из Лизьё – 117, 274 Терский, Анджей Казимирович 75 Терская Евдокия Тимофеевна – 75 Тертуллиан 200 Тескова Анна Антоновна – 2, 276, 365 Тиртей 204 Тифон 202 Тойнби, Арнольд Джозеф 166 Толстой, Алексей Николаевич – 7 Толстой, Лев Николаевич – 7, 8, 15, 51, 118, 336 Толстой Алексей Константинович Торо, Генри Дэвид – 166 Тристан – 363 Цветаева, Марина Ивановна – 95, 109, 110, 338, 341, 373, 374 Цезарь, Юлий – 120 Цирцея – 361 Цур – 185 Чайковский, Пётр Ильич – 304, 354 Чара Чаттерджи, Сатисчандра 131, 132, 133 Чехов, Антон Павлович 98 Черни, Карл 61 Чикатило, Андрей Романович – 155 Фабер-Кайзер, Андреас 194 Фегор – 185 Фейербах, Людвиг – 198, 299 Феодосий I Великий – 203 Феофил Александрийский – 268 Феофил III 280 Фидий – 70 Филемон 364 Филипп 275 Филиппов – 142, 143 Философов, Дмитрий Владимирович 361 Фихте, Иоганн Готлиб – 166, Фома – 194, 198, 199, 262 Фома Аквинский – 289, 324 Фрейд, Зигмунд – 153, 273 Фридрих, Каспар Дэвид – 314 Фрэзер, Джеймс – 167 Уайдлер, Уильям 374 Уитмен, Уолт – 166 Урбан III – 268 Успенский, Пётр Демьянович – 280 Хам – 179, 180 Ханаан – 180 Харрис, Сэм 288 Харрисон, Джейн Эллен 167 Харон – 317, 320 Хеллман, Лилиан – 374 Хепберн, Одри – 374 Хирон – 82, 83 Ходасевич, Владислав Фелицианович – 37 Хомяков, Алексей Степанович 244 Христос – 86, 144, 148, 150, 151, 152, 153, 155, 161, 164, 167, 168, 170, 173, 177, 193, 194, 195, 196, 197, 198, 199, 201, 202, 203, 204, 205, 206, 207, 208, 209, 210, 211, 212, 213, 214, 216, 219, 223, 224, 225, 233, 245, 246, 247, 254, 256, 257, 258, 259, 262, 263, 265, 266, 271, 272, 273, 276, 285, 298 Хрущёв, Никита Сергеевич – 39 Хур – 185 Шанкара – 196 Шейн 381 Шелли, Перси Биши – 166 Шеллинг, Фридрих Вильгельм Йозеф фон – 166 Шекспир, Уильям – 218, 323, 324, 329 Шиллер, Фридрих 140 Шопен, Фридерик – с. 43, 66, 354 Штейгер, Анатолий Сергеевич 346 Шуберт, Франц 43, 249, 354 Шуман, Роберт – 66, 354 Эвридика 338 Эйнштейн, Альберт – 166, Элеазар 185 Элиан, Клавдий 168 Эмерсон – 166, Эпикур – 133, 321, 327 Эразм Роттердамский – 157, 282 Эрос – 110, Эсхил – 204 Эфрон, Ариадна Сергеевна – 15 Эфрон, Пётр Яковлевич 363 Эфрон, Сергей Яковлевич – 109, 110, 349, 360, 361 Ювенал – 42, 44 Юдхиштхире – 167 Юлиан, святой 275 Юрасов (архимандрит Амвросий) – 220 Юрсенар, Маргерит – 339 Ядов, Михаил – 146 Ярило 168 Яснов, Михаил Давидович 136