Читать онлайн
"Рок над Лонгорией"

Рок над Лонгорией

-Шевелись, глупая девка!

Звонко щелкнула кожаная плеть и обнаженная девушка, потирая алый рубец на белой ягодице, метнулась к столику из мамонтовой кости. Взяв массивную чашу из черного камня, она с поклоном подала ее молодой женщине, разлегшейся, словно большая кошка на песцовых шкурах. Хозяйка носила лишь немногим больше одежды, чем рабыня - безупречное тело прикрывал лишь кожаный передник, расшитый белым и черным жемчугом. Жемчужные нити образовывали причудливые узоры - символы магической власти сейтконы. Такой же символизм имели и украшения: жемчужно-аметистовые круглые серьги украшали трехлучевые свастики, золотистые волосы венчал головной убор из рогов северного оленя, а меж полукруглых грудей поблескивал амулет из оправленных в серебро акульих зубов. Жилище ведьмы освещал горевший на полу костер и жуткие «лампы» - черепа, из глазниц которых мерцали раскаленные угли.

-И почему ты понимаешь только кнут? - рассмеялась колдунья. - Ну-ка пойди сюда.

Глаза черноволосой красавицы наполнились слезами, но, не смея ослушаться, она послушно опустилась на четвереньки и поползла к своей госпоже. Та, усмехнувшись, протянула стройную ножку, обутую в сапог из кожи морского варана. Подползшая девушка прикоснулась губами к высокому каблуку и вопросительно подняла глаза.

-Сапог сними, дура! - снисходительно сказала златовласка, отхлебывая пряный эль, настоянный на редких травах, - сегодня весь день проходила, ноги затекли и устали.

Склонив голову в знак покорности, княжна Васса, дочь императора Лонгории, начала осторожно стягивать сапоги. Закончив, она вопросительно посмотрела на ведьму.

- Неуклюжая сука,- сейткона раздраженно пнула ее ногой.- В первый раз что ли? Или плетки захотела!?

-Нет-нет, госпожа, - испуганно произнесла Васса, касаясь губами изящной ступни. Со страхом и благоговением рассматривала она белоснежное тело украшенное шаманскими татуировками. Три мира отражали они - рыбы и змеи, символы преисподней, на руках и меж полных грудей дрались северный олень с полярным медведем, символы земного мира, верхний же мир символизировали изображения птицы и знаки солнца. Однако древние символы мироздания сейткона перетолковала в традиции черного колдовства. Мир подземный у нее оказался наверху - и змеи обвивали ее плечи и шею, в то время как солнечные руны находились где-то у ступней. И, проползая по спине и проходя меж грудей, через все тело ведьмы, тянулось изображение странного существа, напоминающего одновременно кракена, угря и дракона: Кнакер Стурворм, великий дракон моря, обвивавший всю землю чешуйчатыми щупальцами.

Васса не знала значения этих знаков, не знала истоков тайного могущества своей хозяйки, поднаторевшей в самом черном колдовстве. Сейчас Васса чувствовала себя героиней самых страшных сказок, что ей рассказывали в детстве, если юная княжна плохо себя вела - про ведьм и злых духов изводящих юных девушек. Сейчас эта сказка неожиданно стала явью, но неоткуда было взяться богатырю, что освободил бы красавицу. И, странное дело – Вассе почему-то и не хотелось этого. Она боялась Ягильды, но в то же время и восхищалась ею, столь непохожей на тех женщин, с которыми до сих пор сталкивалась княжна. Втайне она восхищалась свободой и властью сейтконы, страхом, которым она внушала мужчинам. В глубине души княжна надеялась, что когда-нибудь северная ведьма поделиться с ней своими знаниями? Пару раз она робко пробовала завести об этом разговор, но там лишь смеялась, заставляя сердце Вассы сжиматься от тоски и обиды.

-Ладно, хватит! - Ягильда шлепнула ногой по щеке девушки и Васса покорно отползла в сторону,- мне надо сейчас принять кое-кого. Выйди через задний ход, но не далеко - я хочу, чтобы ты слышала все.

Васса кивнула и выскользнула из ведьминого дома, не переставая думать, о том, как все изменилось. Могла ли она предположить еще месяц назад, что ее жизнь станет такой?

Вот уже несколько десятилетий как над миром довлела мрачная тень Лонгорской империи – величайшего государства, когда-либо созданного людьми. Железной дланью западную часть континента сжимал император Юдикаэль - незаконнорожденный сын одного из принцев правящего дома Лонгории и княжны из Грокланта. Поступив на службу в имперскую армию, со временем он дослужился до высоких постов. Так его заметил честолюбивый император Фероальд, мечтавший о власти над миром. Под его знаменами Юдикаэль прошел множество битв, одинаково отметившись как воинской доблестью, так и нечеловеческой жестокостью. От южных пустынь до снежных лесов севера и от богатых царств востока до самого океана матери пугали детей именем Юдикаэля. Во главе наемного войска, Юдикаэль огнем и мечом прошелся по множеству царств, захватив их для Фероальда. Однако покорение это сопровождалось чередой столь отвратительных деяний, что даже император не мог больше закрывать глаза на них. Воспользовавшись ложным доносом, Фероальд хотел казнить Юдикаэля, но тот опередил императора, подняв мятеж легионов. Восставшие гвардейцы утопили Фероальда в собственном нужнике, а на трон Лонгории взошел Юдикаэль. Несколько мятежей в столице, узурпатор подавил со своей обычной жестокостью, однако на дальних окраинах империи оставалось неспокойно. Особенно Юдикаэля тревожил Гроклант – лесистый и гористый полуостров на северо-западе Империи, малая родина правителя. В поход на Гроклант Юдикаэль отправил старшего сына Юрая, который, несмотря на молодость, уже прослыл умелым полководцем. С малолетства Юрай воспитывался в одном из монастырей Ярхора, - верховного бога Лонгории, - где суровые монахи-воины превратили его душу в клинок острейшей стали. Сейчас же молодой принц, по настоянию отца принявший титул Князя Грокланта, стремился вернуть в лоно империи вотчину предков.

Гроклант переживал нелегкие времена - потомки лонгорских колонистов, некогда захвативших полуостров, почти вырезав его прежних жителей, сейчас сами стали добычей для новых захватчиков. С севера приходили драккары тулейцев, жестоких светлобородых варваров, кровавым смерчем проходивших по берегам Грокланта. С запада же, из Внешнего моря, являлись нелюди-мерки, чешуйчатые твари, владеющие древней нелюдской магией. Именно от них северяне переняли культ Нёккранн, богини смерти и морской пучины, из отрубленных пальцев которой родились морские твари. Культ Нёккранн требовал все новых жертв - и с криком умирали пленники, грудь которых вскрывал обсидиановый нож и возлагались трепещущие сердца перед идолами самой Богини, ее супруга - Морского Великана, девяти их дочерей и прочих монстров глубин. На каменные алтари ложились все новые пленники и их горячая кровь текла столь обильно, что таял вечный лед, покрывавший промерзлые скалы.

В союзе с мерками натиск тулейцев на лонгорские поселения усилился - и вскоре все побережье Грокланта оказалось под властью северных варваров и морской нелюди. И вот тогда Зигурд, Змеиный Глаз, сильнейший из тулейских конунгов решил совершить поход вглубь полуострова, где средь лесов и гор еще держались лонгорские колонисты. Чего не знал конунг – что к ним уже прибыл Юрай. Отец не дал ему много войск – в империи назревала новая гражданская война и легионы были нужны в столице. Однако Юрай, в жилах которого, как и у его отца, текла кровь князей Грокланта, быстро столковался с местными старейшинами и начал беспощадную «народную войну». Лонгорцы, бежавшие в лес от тулейских набегов, стали вечным беспокойством для захватчиков. Морские конунги отправляли карательные отряды, беспощадно вырезавшие лесные укрытия, но только больше становилось мстителей. В селах казнили сборщиков дани, вырезали предателей, пошедших в услужение тулейцам, истребляли карателей. Все больше местных жителей уходили в леса, присоединяясь к молодому князю и все шире разносилась молва, что скоро весь Гроклант поднимется против северных варваров. Чтобы раз и навсегда уничтожить мятежников, на усмирение восставшей земли двинулся сам Зигурд Змеиный Глаз – и в глухой чащобе попал в засаду.

Свистнули стрелы и несколько светлобородых всадников повалились с коней в глубокий снег - к уже лежавшим там мертвецам. Передовой отряд северян вырезали ударившие из-за деревьев лонгорцы, сноровисто отступившие в лес при подходе основных сил тулейцев. Теперь с обеих сторон лесной дороги на захватчиков дождем сыпались стрелы. Северные варвары, не особо приученные к верховой езде, с трудом удерживали на месте тревожно ржущих коней. Они пытались отстреливаться - но много ли попадешь в укрывшегося в чаще противника? А из леса стрелы били почти без промаха.

-Проклятый пес!- Зигурд в ярости наклонился к проводнику – священнику Ярхора, - куда ты нас завел, шлюхино отродье?

Привязанный к лошади священник промолчал, но на его лице проскользнула злорадная усмешка. «Руби, северный выродок, - читалось в его глазах, - потешься перед смертью.»

Зигурд, взвыв в бессильной злобе, замахнулся мечом, готовясь разрубить наглеца. Но тут тонкая, но крепкая ладонь легла на плечо тулейского военачальника и тот почему-то остановил занесенный клинок. Зигурд обернулся – позади на палевом коне с белой гривой сидела сейткона. На полных губах играла насмешливая улыбка, сине-зеленые глаза весело смотрели из-под меховой шапки, украшенной вороньими перьями. Было видно, что колдунью ничуть не обеспокоила неожиданная засада.

-Не торопись, конунг, - сказала она, - казнишь его потом. Пусть он сначала почувствует могущество наших богов и бессилие своего.

Зигурд что-то пробурчал себе под нос, но руку опустил. А ведьма уже соскользнула с коня, быстрым шагом выходя вперед. Ливень стрел обрушился на колдунью, но Ягильда их даже не заметила - встала в снегу, вскинула руки, словно обращаясь к кому-то - и сбросила плащ, увешанный оберегами. Под плащом у тулейки не оказалось ничего, кроме пояса, с которого она сорвала шаманский бубен. Ударяя в него, колдунья закружилась по снегу, напевая странные песнопения, на языке неведомом даже тулейцам. Стрелы продолжали лететь, но бессильно вонзались в окровавленный снег. Татуировки на теле Ягильды зажили своей жизнью: олень с волком схватился на подрагивающих грудях, острые когти и рога терзали набухшие алые соски, рыбы на плечах пытались расплыться в разные стороны и вился по белому телу Мировой Змей. Все громче становились песнопения и все более бесстыдным становился танец колдуньи. Похотливая улыбка играла на полных губах, облизываемых по-змеиному длинным языком, кошачьи глаза загадочно мерцали, будто проникая сквозь разлапистые ветви, за которыми прятался тот, кому предназначался этот танец и эта улыбка.

Прислонившись к огромной старой ели, до боли, до хруста в костяшках сжимая лук, Юрай, неотрывно смотрел на танцующую колдунью. Ополченцы, выходцы из окрестных деревень и княжеские воины, все чаще опускали луки, с тревогой оглядываясь на сына императора. Сам же князь дрожал всем телом, по лицу стекали капли пота, в глазах появился безумный блеск. В монастыре Ярхора, где Юрай учился воинскому искусству у немногословных монахов-воинов, женщин можно было увидеть лишь на иконах со святыми подвижницами. Не видел молодой князь женщин и в селянках, ушедших вместе с мужьями в леса - забитых, исхудавших, привыкших кутаться в тряпье, чтобы не привлекать жадных взоров захватчиков. Все – мужики, бабы, дети - были для сына императора лишь подданными, нуждающимся в его защите. Но сейчас, глядя как извивается в бесовском танце чужеземная ведьма, Юрай почувствовал, как змея похоти, казалось бы, умерщвленная навсегда, вдруг развернула кольца, громким шипением заявив о себе. Чуть слышный шепот, раздающийся непонятно откуда, вливался в его уши, помутнив разум и пробуждая греховные мысли.

Колдовские песнопения смолкли и бубен отлетел в сторону, когда раздвинулись ветви и на лесную дорогу вышел молодой воин. Бросив оружие, он подошел к кружащейся в колдовском танце голой ведьме - и повалился на колени, уткнувшись лбом в сугроб. Злорадный смех, будто воронье карканье, ударил ему в уши, сейткона выпрямилась и громко выкрикнула, смотря словно на всех северян разом.

-Убейте их!

Воодушевленные тулейцы уже без страха устремились в лес, где разбегались деморализованные, растратившие все стрелы повстанцы. Радостно смеялась молодая колдунья, видя как судорожно читает молитвы священник-проводник, только сейчас осознавший, что за исчадие Тьмы все это время ехало рядом.

Вырезав всех, кого можно северяне ушли, оставив множество трупов и живого, но смертельно раненного священника – Зигурд отрубил ему руку и вспорол живот, бросив истекать кровью на груде мертвецов. Среди лонгорцев в живых оставили лишь князя Юрая - колдунья его лично увела на аркане. Спотыкающийся, оборванный, со связанными руками, бежал он вслед за конем, а Ягильда оборачивалась и весело смеялась над его жалким видом.

Она выглядела моложе своих лет - ее тело оставалось таким же упругим и соблазнительным, как и в дни ее молодости, ум столь же острым, а жажда плотских наслаждений стала даже сильнее. О прожитых годах напоминали только знания - темное колдовское искусство, в котором сейткона многократно превзошла всех учителей. В родном Тульхейме поговаривали, что ее матерью была морская ведьма, совратившая Кнутлинга, величайшего из конунгов, ведущего свой род от Хлера, Морского Великана. Ягильда училась у тулейских сейткон и жрецов мерков, у служителей темного Кернобока, почитавшегося в густых лесах страны, которую тулейцы именовали Хельюландом, а мерки – Акилинеком. Позже Ягильда сама посетила ту страну - а заодно и душную жаркую землю к югу от нее. Средь древних храмов и ступенчатых пирамид, ежедневно орошаемых жертвенной кровью, Ягильда приобщилась к тайнам, о которых и думать не смели ее наставники. Чтобы достигнуть еще большей силы молодая колдунья ела гнилую плоть трупов и пила менструальную кровь чернозубых куртизанок. Обнаженная, Ягильда танцевала одетая в гирлянды из ядовитых змей, спускалась в Нижний Мир и разговаривала с его Владычицей. По обеим берегам Западного моря не было колдуньи сильнее Ягильды - «старой девочки с тысячью лиц».

И именно ей, в награду за спасение своих воинов, Зигурд, старший сын Кнутлинга, подарил Юрая, ставшего «почетным пленником» северной ведьмы. Ягильда могла сломить молодого князя силой - огнем, сталью и страшными пытками растоптать его дух, но это ей показалось слишком скучным. Легко поработить тело врага, но куда слаще подчинить его душу, превратив пленника в добровольного невольника, служащего не за страх, а за совесть. Все свои женские чары обрушила Ягильда на парня, не искушенного доселе общением с женщинами. Колдунья хорошо говорила по-лонгорски и искусно вливала яд в уши молодого князя - Юрай, не боявшийся выходить в одиночку против множества врагов, смущался и краснел, слушая сладострастный шепот над ухом, чувствуя бесстыдные прикосновения к своему телу. Умело распаляя его страсть, Ягильда столь же умело удерживала его на расстоянии, заставляя мучиться долгими ночами на заляпанном семенем ложе. Только под утро он урывал несколько мгновений сна - но и когда он закрывал глаза, перед его взором представала заснеженная лесная тропа и зеленоглазая нежить, извивающаяся в бесстыдной пляске.

А затем хёрсиры из личной охраны Ягильды, вытаскивали из юрты голого, не выспавшегося юношу, чтобы уволочь его в дом колдуньи, сложенный из плавника и костей морских чудовищ. Там, развалившись среди мехов, полуобнаженная красавица встречала своего пленника томным взглядом, от которого в груди молодого князя замирало сердце. Краснея и обливаясь потом, он старательно отводил взгляд от стройных бедер, округлых грудей и алых губ Ягильды, а та, прекрасно понимая, какое оказывает действие на парня, старалась показать ему как можно больше прелестей.

И, наконец, он сломался: однажды Юрай сам, без понуканий тулейцев, вполз на животе в дом колдуньи и бессильно простерся перед Ягильдой, отдаваясь ей душой и телом.

-Мой самый верный хёрсир, - мелодично рассмеялась красавица.

-Нет счастья большего, кроме как служить тебе, - горячо сказал Юрай, ни в чем ни кривя душой. Сейткона лениво улыбнулась и простерла вперед обнаженную ногу. Молодой человек застыл на месте, не в силах оторвать взгляда от чайки, распахнувшей крылья на точеной ступне. Как пойманная птица билось сердце и самого князя.

-Тебе нравится то, что ты видишь?!

- Да, госпожа Ягильда,- склонил голову князь. Ведьма, улыбаясь, пошевелила пальцами перед глазами лонгорца.

-Можешь поцеловать,- лениво сказала она и вновь рассмеялась, увидев с какой жадностью Юрай припал к ее ноге, покрывая ее страстными поцелуями.

-Хорошего понемногу,- наконец сказала она, медленно отводя ногу. При этом ее бедра раздвинулись, так что она могла насладиться всей глубиной смущения, испытанного князем-монахом при виде потаенного местечка.

-Ты хотел бы большего?- спросила она. Юрай, который, казалось, вот-вот рухнет в обморок от вожделения, только сдавленно кивнул.

-Тебе придется доказать, что ты достоин,- рассмеялась сейткона,- я не даю подобные милости за пустяки. Какую жертву ты готов дать мне за…она замолчала, но призывный взгляд, устремленный на князя, был сильнее всяких слов.

-Все что угодно!- прошептал молодой князь, с обожанием глядя на Ягильду. Та задумчиво посмотрела на него.

- Власть над этой землей стоит многого, но еще больше стоит власть над ее душой,- медленно сказала она.- Душа князя - душа народа, которым он владеет. Душа народа - душа земли, на которой он живет. Чтобы завладеть ею нужна жертва, кровавая треба духам земли. И жертва эта может быть выбрана из рода, что правил этой землей до прихода тулейских драккаров. И сейчас я спрашиваю тебя, мой раб - готов ли ты ради своей госпожи лечь жертвенным бараном под мой нож?

Кровь отлила от лица князя, глаза его широко распахнулись, будто он был не в силах осознать сказанное. Колдунья с ленивой улыбкой следила за ним, ожидая ответа. И она дождалась, увидев как в глазах молодого человека мелькнул отблеск надежды.

-Этот отпрыск…княжеского рода,- выдавил Юрай,- обязательно должен быть мужем?

-Необязательно,- пожала плечами тулейка,- а что?

-Я с радостью отдам жизнь,- горячо сказал князь,- но, думаю, живой я пригожусь тебе больше. А если нужна жертва княжеского рода - возьми мою сестру.

-Твою сестру?- Ягильда удивленно приподняла брови,- разве она не умерла?

-Отец хотел, чтобы все думали так,- кивнул Юрай,- но на самом деле она живет в монастыре, посвященном Ларите, богини семейного очага, под видом монашки из селян. Отец укрыл ее подальше от столицы, опасаясь за жизнь Вассы, доверив ее своим старым слугам из Грокланта. Если хочешь жертвы - возьми ее.

Тулейка внимательно посмотрела на князя и медленно кивнула.

Столбы черного дыма поднимались от догорающих развалин на берегу лесного озера, воды которого алели от пролитой крови. Средь языков пламени лежали обгорелые тела защитников монастыря – лесных повстанцев, тут же лежали и окровавленные тела настоятельницы и нескольких сестер постарше: тулейцы, насытив свою похоть, перерезали им глотки. Молодых монашек оставили в живых - плачущие девушки сгрудились в кучу, с испугом смотря на обступивших их бородатых варваров, что, смеясь и обмениваясь похабными шутками, указывали пальцами на пленниц.

Хохот и шутки стихли, когда на поляну въехал белый конь, на котором сидел невысокий гибкий всадник в причудливом наряде. Сине-зеленые глаза скользнули по кучке пленниц и легкая усмешка искривила полные губы.

-Иди сюда!- всадница ухватила за руку одну из девушек, выдергивая ее из общей кучки. Упавшая на землю черная камилавка высвободила рассыпавшиеся по плечам черные волосы. Девушка вскрикнула, когда нечеловечески сильные пальцы дернули ее рясу, разорвавшуюся от рывка. Несколько варваров одобрительно цокнули языками, увидев белое девичье тело.

-Ну, здравствуй,- сказала сейткона, глядя как плачущая девушка пытается безуспешно прикрыться от похотливых взглядов,- даже не представляешь, как долго я ждала встречи с тобой, княжна Васса.

-Введите его! - раздался голос и, молодой князь, даже не оглянувшись на приведших его херсиров, вошел в дом колдуньи. Посреди залы полыхал костер, в котором, испуская приторно-сладкий аромат, горели благовония. Сейткона лежала на широком ложе, разметавшись по пышным мехам своим роскошным телом. Язык ее облизывал губы, пока она разглядывала застывшего в поклоне юного князя.

-Скучал ли по мне мой верный хёрсир?- спросила она.

-Каждый день без тебя прожит напрасно,- истово сказал князь. Никогда он не говорил с таким пылом - с той поры, как он сказал Ягильде, где пряталась его сестра, прошел уже месяц и с тех пор колдунья ни разу ни призывала его к себе.

-Я свершила обряд,- продолжала она,- и я довольна. Я знаю, что для тебя жизнь сестры дороже собственной жизни - и все же ты выдал ее мне на расправу.

-Ее жизнь - ничто в сравнении с твоим благоволением,- выдавил из себя князь,- прикажи и обреку в жертву твоим богам всю империю.

-Ты сказал хорошо,- мурлыкнула Ягильда,- и ты заслужил награду. Подойди ко мне.

Она медленно развела ноги в сторону, обнажив розовую раковину, истекавшую влагой.

-Тебе нравится? – спросила колдунья. Юрай сдавленно кивнул, не отрывая взгляда от блестящей трепещущей плоти.

- Поцелуй меня, - приказала тулейка,- там!

Молодой князь медленно, словно во сне, приблизил лицо к лону Хозяйки.

- Ты оставил своего бога ради меня, - сказала Ягильда, крепко обхватив затылок Юрая.– Теперь твой бог это я, – добавила она, медленно вдавливая его лицо в себя. – Ублажай меня. Вдыхай мой запах. Пей мой сок.

Князя уже не нужно было понукать: словно одержимый он упоенно лизал, жадно глотая терпкую влагу Ягильды. Сейткона все сильнее вжималась в его лицо, сначала медленно, а потом все быстрее двигая бедрами. Сейчас она чувствовала себя наездницей, мчащейся на укрощенном диком жеребце, где седлом для нее стало лицо Юрая.

Неожиданно ведьма отстранилась и резко встала с кровати.

-На спину, раб! - приказала она. Князь покорно перевернулся на спину и госпожа уселась ему на лицо. Её рука стиснула восставший член, тонкие пальчики легко царапнули обнаженную головку. У задыхавшегося от нехватки воздуха Юрая потемнело в глазах: он судорожно дернулся, но тут его ладони опустились женские ступни, прижимая руки князя к полу. Колдунья знала, что он не посмеет освободиться. В голове молодого князя тяжелым молотом стучала кровь, его сознание погружалось во влажную, удушающую тьму, в которой раздавался безжалостный голос.

-Говоришь, каждый миг без меня прожит тобой напрасно? Что же я буду милосердной госпожой, хотя ты и не заслужил этого. Ты останешься со мной навсегда - потому что я заберу в себя твою душу.

Перед взором Юрая проносятся миллионы пляшущих бесов, обнаженные развратные дьяволицы являются из тьмы, окружая и лаская его. Упругие груди и ягодицы трутся об него повсюду, солоноватые соки стекают ему в рот и молодой князь трепещет в сладкой муке. Член Юрая напрягся, выбрасывая семя и тут же острая боль пронзила его грудь. Увлекаемый потоками слизи и крови, он заскользил в зияющую черную бездну сопровождаемый хохотом адских созданий.

Влажные губы сыто чавкнули, принимая душу сына императора.

Чуть позже Ягтльда раздвинула бедра и поднялась над бездыханным телом. В груди молодого князя еще дрожала костяная рукоятка жертвенного ножа - его колдунья вонзила в грудь несостоявшегося монаха, когда почувствовала, что оба готовы кончить. Слева на ложе валялся шаманский бубен - его Ягильда невольно выпустила из рук, когда ее захлестнула неконтролируемая волна наслаждения пока ее лоно поглощало в себя душу Юрая. Тем самым она увеличит свою колдовскую силу, как это она проделывала уже со многими. Сладко потянувшись, сейткона выдернула нож из груди мертвого князя и присела рядом. Душа-душой, но и тело не стоит оставлять без присмотра. Из костей и кожи Юрая можно сделать новый бубен и костяные амулеты, из черепа - колдовской светильник, да и мясу найдется применение. Так думала Ягильда, свежуя человеческое тело, и за этим занятием застала ее Васса.

-Ты все слышала? - тулейка встала, перепачканная кровью и кивнула на истерзанное тело под ней,- поняла, кто тебя выдал?

-Да,- ответила Васса, равнодушно глядя на тело брата,- трудно его винить. Кто бы не предал всю родню ради счастья быть с тобою?

Тулейка рассмеялась и шагнула к новой рабыне. В одной руке она держала лоскут содранной кожи, во второй сжимала что-то, капающее кровью. Васса медленно опустилась на колени перед колдуньей.

-Я солгала ему,- продолжала Ягильда,- для обряда, о котором я говорю, в жертву надо принести именно мужчину, но перед этим он должен был доказать, что полностью находится в моей власти. На тебя у меня тоже есть виды,- она рассмеялась, заметив тень тревоги в глазах Вассы,- не бойся, ты не разделишь судьбу брата. Сейтконы живут по особым законам - чтобы снискать благосклонность духов им часто приходится вести себя как мужчины. А какой настоящий мужчина, без верной супруги,- она посмотрела на Вассу, широко распахнувшую глаза,- да, моя дорогая. Ты станешь моей наложницей и одновременно ученицей. Ты согласна?

Васса неуверенно кивнула, словно птичка перед змеей, глядя на подходившую колдунью. Княжна дернулась, когда Ягильда, заведя руку с лоскутом кожи ей за спину, привлекла Вассу к себе. Дочь императора застыла как вкопанная, когда губы ведьмы коснулись ее губ - для Вассы, за всю свою недолгую жизнь еще не целованной, подобные ласки оказались чуть ли не большим потрясением, чем все, что происходило с ней до сих пор. У нее еще мелькнула мысль, что все эти отговорки, - про сейткон и их "семейную жизнь", - лишь лживые оправдания той богохульной, противоестественной "любви", к которой ее принуждала колдунь. Однако последние проблески здравого смысла тут же сгинули в пучине извращенной похоти, пробужденной колдовством Ягильды.

- Ты же хочешь помочь мне?- отстранившись, спросила Ягильда и девушка снова слабо кивнула, - у меня есть для тебя очень важное поручение. Чтобы у тебя хватило духу выполнить его, ты должна привыкнуть ко многому из того, что раньше казалось тебе странным и мерзким. Например - начать есть не совсем обычное мясо.

Она поманила Вассу и та на коленях подползла к сейтконе, протянувшей руку с кусочками чего-то красного. Лицо княжны Грокланта на глазах становилось хищным, решительным, взгляд — уверенным, по мере тог как она ела с ладони ведьмы комки окровавленной плоти — изрубленных гениталий ее брата, князя Юрая.

Император Юдикаэль не мог послать людей на помощь сыну –ему пришлось выдержать жестокую гражданскую войну, чуть не развалившую всю Империю. Против «узурпатора» объединились десять знатных родов Лонгории, которых Юдикаэлю пришлось вырезать чуть ли не под корень. Девятьсот семьдесят три члена враждебных фамилий были посажены на кол на главной площади столицы, – и там же Юдикаэль дал пир для своих сторонников. Благородных вельмож, одетых в свои лучшие наряды, бросало в дрожь при виде все еще корчившихся на кольях казненных, их глухих стонов и неумолчного жужжания мух, слетевшихся на трупный смрад. Сам император с аппетитом ел и пил, поднимал тосты за процветание Лонгории и смеялся над проказами шутов, а те расхаживали среди казненных, передразнивая их предсмертные гримасы и отпуская шуточки про самых заклятых врагов Юдикаэля.

За всеми заботами Юдикаэль уже и забыл про детей – они сами напомнили о себе, когда, в разгар торжества раздался громкий стук копыт. На площадь выехал черный конь, на котором сидела княжна Васса: простоволосая, в одежде простолюдинки, покрытой дорожной пылью и безумным блеском в глазах. Не обращая внимания на изумленно уставившихся на нее придворных, она рухнула в кресло напротив отца, залпом опрокинула бокал с вином и с вызовом уставилась в лицо императора.

-Празднуешь, да отец? – бросила она, - наслышана о твоих победах. А знаешь ли ты, что сейчас творится в Грокланте?

-Васса, - с каменным лицом спросил император, - ты почему не в монастыре?

-Нет уже монастыря, - даже Юдикаэль невольно отшатнулся от взрыва истерического хохота, - ни твоих людей, ни твоего сына. А что они делали с твоей дочерью я…я…

Она захлебнулась рыданиями.

-Мне удалось удрать, - сказала она, - вывез купец, что позарился на награду, которую я ему обещала от твоего имени. Но Гроклант сейчас страдает под тулейским игом …

- Варвары поплатятся за это, - процедил Юдикаэль, - даже страшнее чем все эти, - он указал на проткнутых колами врагов, - не пройдет и месяца, как я.

-Сейчас самое время, - Васса наклонилась вперед с лихорадочным блеском в глазах, - коннуг Зигурд вернулся в Тульхейм - там какая-то междоусобица. И большую часть войска забрал с собой. За главную у северян осталась ведьма Ягильда. Ее логово - среди фьордов северного Грокланта: там, на небольшом островке тулейцы оборудовали капище своим мерзким богам, там приносит кровавые жертвы моя обидчица и убийца Юрая. Убьешь ее – сразу лишишь храбрости тулейцев и покажешь им, кто хозяин в Грокланте.

В поход император взял только наемников – легионы пришлось оставить в столице, для поддержания порядка. Взяв лучшие корабли имперского флота и проводников-гроклантцев, Юдикаэль направился лично покарать нечестивцев, осквернивших его малую родину.

На четвертый день пути на горизонте показались покрытые снегом горы северного Грокланта. Здешние края отличались от остального полуострова, больше походя на сам Тульхейм, чем на остальной Гроклант. С черных скал, похожих на клыки огромного зверя, падал в море водопад, текший от ледников на далеких вершинах. С моря казалось, что берег представляет сплошную скалу, но вскоре выяснилось, что ее разрезают многочисленные проливы, так что сам остров скорей представлял собой скопище больших и малых скал, прилегающих друг к другу. Юдикаэль отдал команду и галера двинулась к фьорду, на который указал проводник. Бушующие волны грозно бились о скалы, однако рулевой, имевший немалый опыт плавания в фиордах Грокланта умело завел судно в узкий пролив. Следом вошли и остальные корабли. Внутри их подхватило течение, понесшее суда меж стен фьорда, испещренных трещинами, провалами, небольшими пещерками. Оттуда раздавались какие-то шорохи, писк, шлепки, словно кто-то большой и неуклюжий переваливался по скользким камням. Краем глаза Юдикаэль увидел некое движение и содрогнулся от омерзения: ему показалось, что в воду соскользнула тварь, вроде сколопендры, но размером с тюленя. Справа и слева расходились круги, отмечавшие движение неких существ под водой, застланной клубами серого тумана.

А впереди слышался некий шум - бессвязные крики, сопровождаемые мерными ударами бубна и монотонным бормотанием. Юдикаэль дал знак причалить к берегу и, прижавшись щекой к огромной скале, осторожно выглянул.

Фьорд выходил в небольшую бухту с плоским островом посредине, где сгрудились тулейские драккары. По всему острову, образуя большой круг, возвышались сложенные из аккуратно подогнанных друг к другу камней небольшие башни в полтора человеческих роста. С этих башенок свисали изможденные, слабо шевелящиеся люди, с неестественно вывернутыми конечностями.

У подножия башен сидели мерзкие твари, увешанные костяными амулетами. Общими очертаниями они напоминали людей, но их кожу покрывала блестящая чешуя, меж когтистых пальцев виднелись перепонки, а вдоль шеи трепетали щели жабр. Вот одно из чудовищ подняло змеиную голову и негромко зашипело - и тут же в такт ему откликнулись и остальные твари. В тот же миг зарокотали барабаны в руках у белобородых тулейских старцев. Жрецы-тулейцы, в сине-черных одеяниях, стояли бок о бок с мерками - вздымая руки, они что-то пели перед кругом костров и в такт им вторило шипение морских тварей. И все взоры – людей и нелюдей, - были устремлены на причудливое изваяние в круге костров посреди острова.

Поначалу Юдикаэлю показалось, что тут два идола - столь неподвижными были эти белые фигуры. Но вот одна из них шевельнулась и Юдикаэль невольно содрогнулся, увидев сине-зеленые глаза, в которых было не больше тепла, чем во льдах Хельюланда. Словно змеиная кожа соскользнул темно-синий плащ, открывая точеное тело, покрытое причудливыми рисунками. Капюшон из шкуры черного ягненка упал следом за плащом, высвобождая длинные волосы цвета золота эльфов. Но, несмотря на всю красоту девушки, даже у наемников прошел мороз по коже от того, что они увидели в эти холодных, по-змеиному стылых, глазах. Самые жуткие легенды, по обоим берегам Западного моря, ходили о сейтконах - светловолосых ведьмах Тульхейма. Но Юдикаэль, кровь которого взбурлила при взгляде на златовласую красавицу, презрел те страшные сказки. Про себя он поклялся именем Ярхора, что не вернется в Гроклант без этой женщины.

Но даже распаленный похотью император не мог не обратить внимание на вторую белую фигуру – на этот раз неподвижную, как и положено статуе. В остальном изваяние было немудрено перепутать с жрицей - столь же точеные черты лица, такой же холодный надменный взгляд раскрашенных синей краской глаз. Только что одеяние другое - серебристый костюм, переливавшийся чешуйками бесчисленных рыб. Да и вместо стройных девичьих ног у статуи свивался в три кольца огромный хвост - не то рыбий, не то змеиный. Но что особенно поразило Юдикаэля - вся скульптура была вырезана из сплошного куска белой кости, напоминавшей не то моржовый бивень, не то клык нарвала - вот только нигде не могло существовать столь огромного чудовища. Полководец понял, что уже эта находка достойна того, чтобы совершить этот поход.

В руке Ягильды блеснул нож, в левой руке появилась чаша из человеческого черепа. Жрица шагнула вперед - пламя костра резко опало, превратившись в слабо пляшущие язычки пламени. Перешагнув через них, сейткона подошла к одному из пленников и, заставив его вскинуть голову, чиркнула ножом по горлу. Кровь хлынула струей в подставленную чашу. Наполнив ее, Ягильда передала сосуд сидевшему рядом мерку. Тот поднял чашу над головой, выливая кровь в пламя костров и выкрикивая хвалу в честь богини. А светловолосая жрица с неженской силой кромсала грудь пленника острым ножом вынимая из груди окровавленное сердце и возлагая его у подножия идола. Затем она перерезала горло другому пленнику. Пригубив из наполненной кровью чаши, она передала ее ближайшему жрецу, а тот пустил ее по кругу меж остальных участников чудовищного обряда.

Церемония была в самом разгаре, когда в круг костров ворвались наемники - поглощенные кровавым действом, тулейцы и мерки не сразу заметили, как из туманной мглы вынырнули имперские галеры. Привыкшие, что никто не осмелится нарушить жертвоприношение, введенные в транс шипением мерков, тулейцы не сразу осознавали, что их убивают - даже падая на камни с проломленным черепом или пронзенным мечом сердцем. С особым ожесточением наемники убивали чешуйчатых тварей, у которых из оружия имелись лишь когти да ядовитые зубы. Впрочем, мерки хотя бы могли укрыться в воде – в отличие от тулейцев. Когда же все закончилось, в круге костров в живых осталась лишь светловолосая жрица. Холодно она смотрела как к ней подходит высокий черноволосый мужчина с грубым лицом и темно-серыми глазами. Она никогда раньше не видела императора Лонгории, но сразу признала его – из-за схожести с покойным Юраем.

-Ты пойдешь со мной!- сказал Юдикаэль, кивая на свое судно. За его спиной наемники, разобрав добычу с тулейских драккаров, сваливали вражеские суда в кучу, и поджигали их вместе с трупами врагов. Туда же, в костры, швыряли и снимаемых с башенок израненных пленников, порой еще живых - чтобы не перегружать лодки.

-Я не уйду без нее,- спокойно сказала сейткона, показывая на статую богини.

-Не волнуйся,- усмехнулся Юдикаэль, - Теобальд, Баремунд, Бертран - грузите идола в лодку! Она будет славно гореть на священном огне в столичном храме Ярхора

С этими словам он ухватив за руку Ягильду и потащил в свою лодку. Он не оглядывался и не мог видеть слабой улыбки на перепачканных кровью губах сейтконы.

Свою резиденцию император разместил в родовом замке князей Грокланта – том самом, в котором вырос и сам. В ту ночь с севера налетел ледяной ветер и огромные валы бились о берег скалистого острова, на котором стояла крепость. Однако в тронном зале было жарко и душно – в огромных каминах сгорали целые воза дров. Факелы из смолистых веток горели так ярко, что в зале было светло как днем. За большим столом сидели воины Юдикаэля, отмечая славный поход. На жаровне крутился на вертеле зажаренный целиком олень, стол был заставлен блюдами с жареными куропатками, китовым мясом, соленой рыбой и мисками с северной ягодой. Полуобнаженные девушки, наряженные в меха соболей и песцов, сновали между столами, разнося блюда и кубки с элем, пивом и южным вином. Разгоряченные хмельным наемники щупали девушек, высматривая место, где можно уединиться с приученными к покорности служанками. Серые псы с черными подпалинами грызлись над бросаемыми на пол жирными мослами, и их рычание звучало в такт хвалебным песням, которые пел рыжебородый бард с Грокланта.

За отдельным столом восседала княжна Васса – она не присоединялась к всеобщему веселью, не притронувшись ни к одному из блюд или напитков. Кроме самой сейтконы, одна она знала, что за обряд, замешанный на крови и плоти детей Юдикаэля, совершила ведьма, но даже Васса не знала конечной цели этого кровавого действа. Шальная смелость, с которой она явилась к отцовскому двору, покинула ее вскоре после возвращения в Гроклант и сейчас княжна невольно трепетала, предчувствуя что-то ужасное. В поисках поддержки она то и дело бросала робкие взгляды на Ягильду, но та, казалось, вовсе не замечала своей «ученицы».

Не сводил взгляда со жрицы и Юдикаэль: сняв доспехи и оставшись в костюме из черного бархата, расшитого золотом и серебром, он восседал на троне, самодовольно внимая пьяным здравницам в его честь. Однако взор его неизменно устремлялся к статуе морской богини из зуба неизвестного чудовища и застывшей возле нее женской фигурке. Даже сейчас взгляд колдовских глаз будил в Юдикаэле смутную тревогу. Он привез жрицу сюда такой же, какой и взял в плен – голой и безоружной, кажущейся совершенно беспомощной. Но что-то мешало Юдикаэлю поступить с ней так, как ранее она поступал с любой понравившейся ему женщиной - рабыней или свободной, знатной или простолюдинкой. Император видел множество смертей, причем к немалому количеству приложил руку сам, однако сцена кровавого жертвоприношения, свершавшегося сегодня белокурой ведьмой, внесла смятение даже в его зачерствевшую душу. Старые гроклантские суеверия ожили в его душе, не давая ему взять эту женщину силой - сейчас закоренелый грешник желал, чтобы белокурая тулейка взошла с ним по своей воле.

И смолкли смех и пьяные здравицы, наемники отстранили льнувших к ним служанок, когда император встал с трона и вскинул руку, призывая всех к молчанию. Но все же никому не удалось удержаться от вздоха изумления, разом сорвавшегося с множества губ, когда Юдикаэль обратился к жрице. Он делал ей предложение, которого ранее не удостаивалась ни одна из женщин Империи. И невольная дрожь объяла бывалых воинов, когда Ягильда, искривив губы в усмешке, покачала головой.

-Я знаю, зачем ты это сказал, Юдикаэль Греховодник,- негромко рассмеялась она,- ты пытаешься быть верным слугой Ярхора, но знаешь, что заветы твоего бога не действуют в северных морях. Ты боишься Той, кому я служу и хочешь, чтобы нарушение клятвы Ей упало на меня, а не на тебя, Юдикаэль Боязливый. Но я уже обручена с Океаном и только он вправе владеть этим телом,- ее тонкие пальцы скользнули по высоким белоснежным грудям, сжав алые соски и розовый язык, похотливо облизнул губы, так что у Юдикаэля пересохло в горле. Словно почувствовав это, жрица издевательски расхохоталась.

- Все, что я могу тебе предложить, - продолжала она, - это то, что я дала твоему сыну, перед смертью. Он умер…вот здесь, - Ягильда бесстыдно погладила себя между ног, - и счел за великий дар оказанную честь.

Кровь застучала в висках императора, багровая пелена застила ему разум, но ни один мускул не дрогнул на его лице, когда Юдикаэль медленно встал из-за стола - наемники и рабыни невольно отшатнулись - и, ухватив со стола широкий нож, подошел к пленнице. Намотав золотые волосы себе на руку, он запрокинул голову Ягильды и посмотрел в глаза, из которых сочилась ядовитая усмешка.

-Я еще раз спрашиваю тебя,- тихо произнес он, приставив лезвие ножа к шее,- ты взойдешь на мое ложе по своей воле? Подумай хорошо, прежде чем ответить.

-Я уже все сказала тебе,- хрипло рассмеялась Ягильда,- не надейся получить иного ответа. И бойся - потому что теперь за меня будут отвечать Другие.

-Не пугай императора своими бесами, шлюха Тьмы,- процедил Юдикаэль,- я разгромил ваше чертово гнездо и я же заставлю тебя сказать «да».

Он еще раз окинул взглядом тело девушки, задержав взгляд на ее тонких белых пальцах.

-Ими ты трогала себя, похотливая дрянь? – грозно сказал он,- ты ведь не знаешь Священной Книги, язычница?! Лучше пусть погибнет один из членов твоих, чем все тело ввергнется в пламя Ярхора!

Он прижал руку девушки к стене и медленно провел ножом по ее пальцу, рассекая тонкую кожу. Лезвие, затупившееся от разрезания костей, шло туго, с трудом разрубая фаланги пальца. Капли крови падали на пол и статую Нёкранн, оставляя красные подтеки, а жрица, даже не пытаясь высвободиться, только смеялась в лицо наместнику.

-Ну, а что скажешь теперь,- спросил Юдикаэль, - все еще не желаешь дать согласия?

Не переставая смеяться, Ягильда покачала головой и император, не меняясь в лице, швырнул отрезанный палец огромному псу, со злобным рычанием принявшемуся терзать нежданную подачку. Юдикаэль принялся за второй палец, пока он не повис на лоскуте коже. Монарх, срезав его, поднес к глазам девушки окровавленный кусок плоти.

-А сейчас?

Новый взрыв хохота стал ему ответом.

Оторопевшие наемники и испуганные наложницы молча смотрели, как император отрезал Ягильде палец за пальцем, швыряя куски собакам. Когда, наконец, все закончилось и Юдикаэль отпустил жрицу, она подняла руки, заканчивающиеся безобразными обрубками, из которых потоками лилась кровь. Новый взрыв глумливого смеха сорвался с побелевших губ, смеха столь жуткого, что воины невольно забубнили молитвы Ярхору. И сам Юдикаэль, в конце концов, не выдержал - сорвав с пояса меч, одним ударом он пронзил тело ведьмы с такой силой, что меч вошел в статую богини, застряв в кости. Хохот ведьмы сменился бульканьем, с которым из ее рта выплеснулась кровь, окропившая идола словно последняя жертва Владычице Моря.

-Чертово отродье,- буркнул Юдикаэль, садясь на трон и жадно припадая к кубку с вином.

Никто бы не осмелился покинуть сразу пиршественный зал, но веселье уже было безнадежно испорчено. Сам Юдикаэль едва замечал прежних соратников, угрюмо уставившись на мертвую жрицу. Обескровленные губы все еще кривила безумная усмешка, обнажавшая крепкие и острые зубы, в глазах покойницы читалось злое, почти непристойное ликование.

Полуголая служанка, в лисьей шкуре, повязанной вокруг округлых бедер, подошла к владыке, чтобы наполнить его кубок. Юдикаэль нехотя поднял голову, словно с трудом понимая, что происходит вокруг, потом в его глазах мелькнул огонек узнавания и он, будто очнувшись, привлек девушку к себе, впившись требовательным поцелуем в алые губы. Это стало сигналом для остальных - воины и невольницы, парочками и поодиночке, осторожно выскальзывали из зала, оставляя императора сразу с тремя женщинами - живой, мертвой и вырезанной из кости. Последней, бросив испытующий взгляд на мертвую жрицу, выскользнула дочь императора.

Васса проснулась внезапно, как от толчка. Сначала она не осознавала, что ее разбудило и лишь моргала отяжелевшими веками. Но потом вдруг поняла.

Снаружи царила тишина- мертвая, давящая своей всеохватностью. В этом не было ничего необычного - остальные участники празднества могли покинуть замок, пользуясь отсутствием Юдикаэля. Но все же было в этом что-то НЕПРАВИЛЬНОЕ.

Васса встала с ложа в отведенных ей покоях и, набросив на плечи шерстяную накидку, вышла из комнаты. Она была смежной с тронным залом, в котором сразу же и оказалась девушка. Быстро оглядела зал - да, по-прежнему никого, не считая идола Нёкранн, у подножия которой и сейчас лежало тело мертвой жрицы.

И тут Васса услышала ЭТО снова.

Заунывное, протяжное песнопение, в котором повторялись одна или две фразы. Голос, произносивший их, казался знакомым, но странно, пугающе искаженным, будто с напевавшим произошло некое непостижимое и пугающее изменение, разом выведшее его из числа сынов человеческих. С трудом передвигая подкашивающиеся ноги Васса пересекла зал и выглянула в окно, затянутое пленкой от бычьего пузыря.

Она смотрела с высоты трех человеческих ростов, но даже сейчас она ужаснулась тому, сколь огромные валы обрушивались на берег где стояла крепость - ей показалось, что она чувствует как содрогаются стены. В небе вспыхивали зеленые и синие огни, переливавшиеся множеством оттенков и заливавшие бушующий океан призрачным светом, вспыхивавшим яркими огоньками на вершинах валов. На мгновение испуганной княжне показалось, что одновременно вверху и внизу полыхает сине-зеленое пламя, сжимавшееся вокруг острова огромной стеной.

А по берегу, шатаясь от порывов ветра, промокнув от соленых брызг, шли люди - шатаясь и с трудом передвигая ноги, будто кто-то невидимый с неуклюжими толстыми пальцами переставлял участников жуткой процессии. Васса узнала наемников Юдикаэля, его слуг, наложниц - всех, кто сегодня собрался в замке. Странно, но даже на таком расстоянии она ясно различала лица - пустые, осунувшиеся, с совершенно пустыми глазами. Казалось, что по берегу идет процессия мертвецов. Замыкал колонну рыжебородый бард, - единственный, кто, похоже, еще сохранил сознание. Лицо его было перекошено от ужаса, казалось, что он изо всех сил упирается, но не может остановиться, увлекаемый неведомой силой. С губ его и срывалось песнопение, разбудившее Вассу - леденящие кровь звуки, заглушавшие грохот волн и вой ветра.

Вот первый из участников процессии – чернокожий наемник в полном доспехе, – подошел к бушующему океану, святящемуся переливающимися огнями. Огромная волна, будто лапа исполинского зверя, смахнула его в море, а на место мужчины ступила наложница из местных - чтобы тоже сгинуть в пучине. Один за другим, послушные некоему беззвучному зову, люди подходили к разволновавшемуся океану, чтобы быть пожранными бурлящими водами. И, словно питаясь от каждой погубленной жизни, волны становились все выше, все с большей яростью обрушиваясь на берег, увлекая сразу по несколько человек. В небе все сильнее разгоралось зарево северного сияния, а призрачные огоньки, пляшущие на волнах, светились все ярче.

Позади Вассы послышался негромкий звук и та обернулась, почти радуясь возможности оторваться от жуткого зрелища. Поначалу княжна даже не поняла, что за красно-серая груда валяется под столом, возле которого растеклась насыщенно-алая лужа. Потом она увидела закатившиеся в смертной муке глаза, острые зубы, прокусившие вывалившийся язык, разорванное в клочья брюхо с торчащими обломками ребер.

Пес. Тот самый пес, которому Юдикаэль скармливал отрубленные пальцы тулейской жрицы. Остальные собаки лежали тут же - истерзанные, изуродованные, так будто их терзал неведомый хищник. А между их телами виднелись длинные красные полосы – словно огромные черви или змеи, ползли по крови, оставляя следы. Ползли…в сторону императорской спальни.

Васса не успела еще осознать увиденное, как из опочивальни Юдикаэля раздался ужасный крик и штора из красного бархата слетела со своего места. Тяжело рухнул большой трон, за которым появился узурпатор, с лицом искаженным болью. Вот он выпрямился в полный рост и княжна увидела безобразных белых тварей, жадно вгрызавшихся в обнаженное тело монарха. Вассе они показались похожими одновременно на огромных червей, уродливых рыб и еще более безобразных человеческих младенцев. Но толком разглядеть ей их не удалось,- с протяжным стоном, Юдикаэль повалился вперед, накрывая своим телом мерзких тварей. Но и с пола слышала княжна жадное чавканье.

Васса бросила взгляд внутрь опочивальни и тут же отвернулась не в силах смотреть на то кровавое месиво, в которое превратилась наложница императора. И в тот же миг послышался злорадный смех, в котором не было ничего человеческого и по стенам зала разлился призрачно-зеленый свет. Обернувшись, княжна увидела, что свечение исходит от статуи морской богини и лежащего перед ней изуродованного трупа. Лики богини и ее мертвой жрицы казались неотличимыми друг от друга: одинаковой была злобная ухмылка на губах, одинаковым было выражение глаз - беспредельно древних и злых, чуждых всему человеческому. Васса попыталась закричать, но лишь сдавленный хрип вырвался из ее горла, когда мертвые очи Ягильды вдруг провалились, сменившись черными дырами, истекавшими зеленой слизью. Мертвец поднял руку и девушка увидела как вместо отрубленных пальцев у жрицы выросли белые отростки, оканчивающиеся небольшими ртами с мелкими острыми зубами. Вновь послышался демонический хохот и, словно в ответ ему, снаружи раздался оглушительный рокот. Васса выглянула в окно и увидела несущуюся на замок исполинскую водяную гору. В следующий миг чудовищная волна обрушилась на крепость, увлекая рушившиеся обломки в бушующее море.

Явившиеся под утро к стенам крепости, рыбаки Грокланта нашли лишь несколько камней из кладки рухнувшей твердыни. Слухи один страшнее другого поползли по острову, а вскоре распространились и по всей Лонгории. Узнав о смерти императора, командующие легионами схлестнулись в жестокой борьбе за трон и вся империя оказалась разорвана бесконечными распрями. На Гроклант вернулся конунг Зигурд с большим войском и объявил себя владыкой всего полуострова. Вслед за ним прибыли и остальные «морские короли» Тульхейма, надолго погрузив Гроклант во мрак дикости и язычества.

А мрачный остров, где стояла крепость князей Грокланта и по сей день возвышается над водами. Тулейцы создали здесь новое святилище, где поставили идола, выброшенного морем на берег - вырезанную из зуба неведомой твари Нёкранн, Владычицу Моря. В известные только колдунами ночи к острову причаливают драккары тулейских жрецов. И вновь алая кровь льется на алтарь и белокурые сейтконы танцуют под полной луной перед идолом мрачной богини, в такт глухим ударам шаманских бубнов.

Но есть ночь, когда в небе переливаются огни северного сияния и даже самые сильные ведьмы не рискнут приблизиться к острову. Боги Севера открыли своим служителям, ЧТО произошло в день, когда рухнула крепость Юдикаэля, внушив еще большее почтение к своему могуществу. Самые сильные сейтконы, летавшие к острову в образе воронов, говорили, что видели как, освещенные сполохами, из волн выходят мертвецы - мужчины и женщины, с разлагающимися черно-синими телами и лицами, изъеденными морскими тварями. Они выстраиваются вокруг идола, у подножия которого восседает могучий мертвец, чье полуразложившееся тело покрывают страшные раны, а в них копошатся мерзкие создании. Рядом восседает белокурая девушка, чью холодную красоту портят лишь сгнившие фаланги пальцев, отваливающиеся от нее при малейшем шевелении. Падая, частицы гниющей плоти превращаются в извивающихся червей, соскальзывающих в бурлящую воду, где они оборачиваются морскими чудовищами. Но восставшая из мертвых будто и не замечает этого - вместе с пожираемым заживо великаном, она внимает песням рыжебородого мертвеца, возносящего славу великой Нёкранн, чьим воплощением стала сейткона Ягильда. У ее ног сидит бледная как смерть утопленница с черными мокрыми волосами, подобными болотной тине или морским водорослям. Ягильда-Нёкранн гладит эти волосы, а княжна Васса нежно целует обнаженные фаланги. Собравшиеся вокруг мерки громким шипением вторят песням барда, в воде извиваются кракены и морские змеи и весь Океан, в едином порыве, истово славит свою Владычицу.