Выберите полку

Читать онлайн
"Статуэтка"

Автор: Александр
Статуэтка

Я помню эту статуэтку с давних пор, вернее сказать – столько, сколько помню себя. Небольшая, сантиметров двадцать, бронзовая фигурка Дон Кихота с раскрытой книгой в руке. Он замер в вальяжно-расслабленной позе, словно опершись о невидимую стену, устремив взгляд в раскрытую в правой руке книгу, левая, отведена в строну, будто дирижируя ритмом написанного в манускрипте сонета. На голове цирюльничий таз, а на боку длинный и тонкий меч. Её подарили моему деду на какой-то из юбилеев, где-то в середине пятидесятых годов. Это был не просто абы какой подарок, ну, в смысле «на и отвяжись, юбиляр… Понимаешь ли тут…». Внутри, по кругу колоколообразной подставки, на которой и был пришпандорен знаменитый идальго, была выгравирована странная, как мне тогда казалось, надпись – «Дон Кихоту от Дон Кихота Ламанчского». Это уже позже, через многие - многие годы я понял смысл этой надписи обращенной именно к Дон Кихоту, к сухощавому, небольшого росточка человеку, с распахнутыми, в постоянном восторженном удивлении, юношескими глазами. Со смешными, старомодными манерами и удивительно правильной, словно сошедшей со страниц классиков, речью. Полным бессребреником, бесстрашно бросавшимся, потрясая своим смешным копьецом, на бастионы ветряных мельниц бытия. Надпись была обращена к моему деду… Но это так, к слову. Сама статуэтка, вот о чем речь. Было в ней нечто странное, мистическое, как теперь модно выражаться. Рука сама тянулась к стеллажу, напрочь игнорируя разбросанных на полу солдатиков, машинки и прочие элементы услады детства. Тяжелый металл приятно холодил пальцы, трепетно ощупывающие потускневшие доспехи. Кираса, наплечники, поножи… Рыцари, драконы, спасенные девы, подвиги и приключения. Какой мальчишка не бредил всем этим? Но самое интересное было в другом: нужно было вытащить маленький меч и, поднеся статуэтку к уху, словно морскую раковину, слегка ударить им по подставке. Дзи-и-и-нь… Дзи-и-и-нь… Откликалась на удар старая бронза. И пока звук не затих, надо было плотно закрыть глаза и вслушаться в затухающий звон. И тут же, где-то в глубине, вдруг прорежется тяжкая дробь сотен копыт, лязг мечей, треск ломающихся от удара копий. Потянет едким лошадиным потом и горьким дымом пылающих замков. Еще мгновенье, и вот ты уже в седле, на плечи давит тяжелый шлем, тянет руку большой круглый щит, ветер в прорезь забрала, и вперед! Вперед! Туда, где в бешеном хороводе развиваются яркие плащи, сверкают доспехи, взлетают вверх мутные от крови клинки… Дзи-и-и-нь… Звон затих… А ты все сидишь на пыльном ковре, с плотно сжатыми веками, стараясь изо всех сил удержать призрачные видения… Мальчишеские мечты… Загадочная была эта штука – статуэтка. Волшебная…

*****

Старая, облупленная дверь тяжко вздохнула, пропуская внутрь. Длинный полутемный коридор, рассохшийся, в пятнах известки, паркет, межкомнатные двери, с треснувшими стеклами, легкий серый налет пыли, и запах… Запах чужих людей, запустения и одиночества.

- Вы когда будете уходить, дверь не захлопывайте. Сейчас строители должны подойти… - маленький, суетливый риэлтор вопросительно взглянул на меня, и зачем-то подергал ручку кухонной двери.

- Да – да… Конечно… Я буквально на несколько минут. Просто посмотреть, мы тут жили, когда-то…

- Ну да, ну да… Так дверь-то не захлопывайте, хорошо? – он резко повернулся и выскочив на площадку, дробно застучал каблуками вниз по ступенькам. Эх… Сколько же я здесь не был? Лет тридцать? Да нет, пожалуй, все сорок… Целую жизнь тому назад… Я побрел, переходя из одной комнаты в другую. Остатки чужой, рассохшейся мебели, старые тряпки, разбросанные по углам, рухлядь, кудри оторванных обоев, свисающие с грязных стен. Тут не осталось уже ничего, что хоть как-то, даже отдаленно, напоминало бы дом в котором я вырос. То самое – «родное гнездо», огромную и немного старомодную профессорскую квартиру – обиталище большой, гомонливой семьи. Да что там семьи – целого клана! Со своими традициями и обычаями, с кучей друзей, и друзей их друзей, наполнявших комнаты гулом голосов, смеха, а когда и рыданий. Клана, сплоченного вокруг своего патриарха – моего деда. И вдруг, в одночасье, все, что казалось незыблемым, вечным – все рухнуло. Разлетелось в мелкие дребезги, сначала страна, а потом, со смертью патриарха, и клан. И не осталось ничего, даже призраков… Страшная это штука – время…

Я повернулся, собираясь уйти, и вдруг, в самом углу короткого коридорчика, перед кухней, под провисшей на одной петле дверью антресолей, маслянисто блеснул металлический предмет. Отодвинув ногой кипу, перевязанных бечевкой, старых журналов я наклонился и поднял его. Ёксель моксель… Не может быть! Как, откуда? Каким образом она могла сохраниться, после стольких немыслимо долгих лет? Слегка позеленевший от жизненных невзгод и коллизий, благородный идальго, все так же, как и в далеком детстве, увлеченно всматривался в открытую книгу. Пальцы снова коснулись доспехов, пробежались по наплечникам, кирасе, и потянули из колечка маленький меч. Губы сами собой расплылись в идиотски – счастливой улыбке, я поднес статуэтку к уху и легонько ударил мечом по подставке, закрыв глаза. Дзи-и-и-нь… Дзи-и-и-нь… Отозвалась старая бронза…

*****

Дзи-и-и-нь… Дзи-и-и-нь… Восхитительный запах пышущей жаром кулебяки ударил в ноздри, заставляя резко открыть глаза. Что за… Я сижу за длинным столом, накрытым ослепительно белой, крахмальной, скатертью. Справа, сверкает, начищенный до зеркального блеска, бок здоровенного самовара. Стол уставлен всевозможными закусками на белом, с аляповатыми синими цветами, фарфоре. Посередине высятся несколько, странной, конической формы, бутылок. Да и сам стол… Край столешницы чуть не до середины груди, и это с моим-то, почти двухметровым ростом? Стоп! Стоп! Какой на фиг рост, взгляд упал на руки – на две маленькие, детские ручки, сжимающие надраенные серебряные нож и вилку. Да что же это со мной! Где я нахожусь?! Мысли, словно тараканы на свету, прыснули в разные стороны. Спокойно! Только не паниковать! Приказал я себе, что есть сил сжав в руках вилку с ножом. Опять, как в детстве, видения и мечты? Да кой черт – видения! Все до жути материально! Ощущения, запахи, звуки… Я осторожно обвел взглядом вокруг: большая светлая комната с высоченным, метров под пять, потолком, стены, в кремовых, в полоску, обоях, тяжелая мебель, блестящая изразцами голландская печь, четверо незнакомых мужчин, сидящих вместе со мной за столом… Что это за место? Никогда не был… Хотя… Все кажется, почему-то, страшно знакомым… Да нет, бред! Не был я здесь никогда, да и мужиков этих не знаю. Стоп! Как же не знаю?! Нет, двух-то, сидящих у дальнего края стола, действительно не знаю. А вот остальных… Вот, прямо передо мной, слегка склонив голову к плечу, поблескивает тонкой оправой очков человек в серой суконной рясе. Длинные, до плеч, волосы, небольшая «чеховская» бородка… Это же папа Леша! А рядом с ним - по правую руку, ехидно ухмыляется в слегка закрученные вверх, «английские» усы, мужик в сахарно-белом, морском кителе – мой дядя Анастас… Отставить! Какой на хрен, папа Леша, какой, к дьяволу, дядька Анастас! Папа Леша – так называл своего отца мой дед! О, господи… Кто же я сейчас… Судорожно сглотнув внезапно появившийся в горле ком, я откинулся на спинку стула, ошарашено переводя взгляд с одного предмета на другой.

- Э нет, ваше сиятельство! Вы в корне неправы! Народ наш, благословенный, не смуты ищет, а напротив - справедливости и правды! – протяжно растягивая букву «о» вещал высокий, широкоплечий человек, с широкими, «моржовыми» усами и густой, разделенной посередине пробором, шевелюрой.

- Ах, вот как это называется! – ехидно ухмыльнулся моряк, - Да нет, я не против правдоискательства, уважаемый Алексей Максимович. И, кстати, поэму Вашу – «Песнь о буревестнике», почитаю одним из сильнейших произведений русской словесности. Но вот почему-то поиски эти, у нас, всегда заканчиваются «красным петухом» да реками крови. Не странно ли?

- А как Вы хотели? – перебил его второй собеседник, с тонкими, пшеничного цвета усами и остроконечной, совершенно «мушкетерского» вида, эспаньолкой, - Только через кровь и лишения можно обрести свободу! Только так, и никак иначе!

- Ну – ну, господь с вами, - махнул в его сторону рукой священник, - Это в Вас, господин Бальмонт, непокорные предки шотландские бунтуют. А русскому человеку, насилие не свойственно. Противно это духу и вере нашей православной. Так-то, батенька! – он грустно улыбнулся и перевел взгляд на меня.

- Ой! Гася, милый! Что это с тобой? Побледнел-то как… Нездоровится?

- А-а-а… Нет… Нет… - с трудом выдавил я, - Все в порядке… Жарко…

- Ну-ка, выпей-ка морсу, - он взял тонкий хрустальный графин наполненный ярко малиновой жидкостью и потянулся к моему стакану, слегка стукнув горлышком о его край. Дзи-и-и-нь… Отозвалось на удар стекло.

*****

Дзи-и-и-нь… Дзи-и-и-нь… Пронизывающий насквозь ветер, швырнул в лицо заряд мелкого холодного дождя вперемешку с колючими кристалликами ледяной крошки. Холод. Собачий холод. Туманная пелена перед глазами лопнула, словно мыльный пузырь... Где я?! Куда занесло?! Резкий взгляд на руки – бурые нитяные перчатки, рукава черной, в мелких кляксах подсыхающей грязи, суконной шинели с тонкими малиновыми кантами по обшлагам. За плечом тяжелая, длинная трехлинейка, с примкнутым трехгранным штыком. Шеренга… Справа и слева мокрые, бледные мальчишеские лица под блинами фуражек, а прямо передо мной, метрах в десяти, могучая стена из красного кирпича с мощными, раздвоенными на манер ласточкиного хвоста, зубцами. Перед строем – группа тихо переговаривающихся между собой офицеров, в сочащихся влагой серых шинелях, с саблями на боках. Вдруг, один из них, крепко сбитый, невысокий офицер с двумя малиновыми просветами на гладких, защитного цвета, полевых погонах, резко рубанул рукой воздух и, круто повернувшись, подошел к строю.

- Смирно! – его громкий голос словно арапником стегнул по шеренгам.

- Господа юнкера и кадеты, слушать боевой приказ! Приказываю: кадетам старших классов и юнкерам первого года обучения сдать оружие и сняв знаки различия, группами – не более трех человек, покинуть территорию Кремля через Константино-Еленинские ворота. Остальным – занять оборону! – строй вздрогнул, загомонил десятками голосов, заколыхался дикобразьей шкурой примкнутых штыков.

- Отставить!!! – во всю мощь своих легких рявкнул полковник, раздувая ноздри, - Отставить балаган! – он шагнул вперед, и вдруг, как-то неожиданно, опал плечами, словно сдувшийся воздушный шарик.

- Господа, - тихо проговорил он, - Я ни в коей мере не умоляю вашу готовность встать на защиту отечества в это страшное, и такое тяжкое для державы время. Я знаю, среди вас нет трусов и подлецов, прячущихся за спинами своих товарищей. И поверьте, ваш черед тоже придет… Не минет вас чаша сия… - он тяжело вздохнул, и пристально оглядел шеренги стоящие перед ним, - Но не сейчас… - офицер снова подобрался и резко обернувшись назад приказал, - Прапорщик Померанцев, собрать оружие!

Дьявольщина! Где ж это я? Нет, не я, а он – мой дед… Или все-таки – я? Тьфу ты, совсем запутался! Я напряженно шарил глазами вокруг. Красная стена, зубцы… Полковник приказал покинуть Кремль – значит Москва? Но когда, в каком году? И если я, это он, то… Дед никогда, ни одним словом не упоминал об этом. Или я забыл? Резкий рывок за ружейный ремень вывел меня из ступора бесполезных гаданий.

- Сдайте Ваше оружие, кадет! – прозвучал из-за спины усталый голос.

- А-а-а… Что? – я обернулся.

- Вашу винтовку и подсумки, кадет, - высокий, сутулый парень, максимум года на три постарше меня, в мокрой серой шинели, с одной маленькой звездочкой на мятых погонах, нетерпеливо притопнул ногой.

- Да-да… Конечно… Извините… - я сдернул винтовку с плеча и, не удержав, стукнул стальным затыльником о брусчатку. Дзи-и-и-нь… Лязгнула мокрая сталь…

*****

Дзи-и-и-нь… Дзи-и-и-нь… Зазвенела чайная ложка, размешивая густой, бордово-коричневый чай в тонком стакане вставленном в почерневший от времени мельхиоровый подстаканник. Небольшая, казенного вида комната. В углу могучий, как крепостной бастион, сейф, пара пыльных канцелярских шкафов с давно не мытыми стеклами, два стола… Справа от меня небольшой, заваленный пухлыми папками «бухгалтерский» столик, за которым скрипит пером, разбрызгивая мелкие кляксы, какой-то субтильный деятель, с густо набриолиненными, жидкими, волосами в серой, мятой косоворотке. Прямо передо мной еще один стол – монументальный, с огромной, словно палуба авианосца, столешницей, на которой громоздятся несколько, архаичного вида, телефонных аппаратов, затейливый письменный прибор и, как сказали бы сейчас, «гламурное» пресс-папье из розового, в темных прожилках, мрамора. Над ним, в простенке между двух стрельчатых окон, поясной портрет вождя всех народов. Дьявольщина! А сейчас-то я где?! Уже по привычке бросаю быстрый взгляд на руки. Руки как руки, ничего особенного, вот только почему-то кисти дрожат мелкой, противной дрожью. Человек сидящий за этим, монстрообразным, столом сделал шумный глоток и, отставив в сторону стакан, уставился на меня, слегка склонив голову на плечо. Лет под пятьдесят, грубое, словно рубленное топором, лицо, темно-оливковый френч с тремя рубиновыми шпалами в малиновых петлицах, на рукавах небольшие овальные шевроны с мечом, щитом и надписью – НКВД по нижнему краю… Вот это да… Вот это я попал, так попал… Человек перевел взгляд на бумаги, лежащие перед ним на столе, и пошебуршав страницами вытянул желтоватый лист.

- Та-а-кс, - протянул он, - Идем дальше. В двадцатом году вы состояли в должности пулеметчика Старицкого ЧОНа, так?

- А-а-а… Кх-х-хе… Да, - с трудом произнес я, проталкивая слова через сжавшееся от неожиданного спазма горло.

- Угу… И с кем изволили воевать?

- Обороняли город от банд дезертиров…

- Ладно, - он снова порылся в бумагах, - А в двадцать девятом году вы состояли ассистентом профессора Мантейфеля на кафедре биологии, где и организовали троцкистский кружок. Так?

- А-а-а… Да… То есть – нет! Никакого кружка я не организовывал! Просто работал у профессора, в экспедиции ездил…

- В экспедиции, говоришь. Ну-ну… - он пожевал губами и повернулся к сидевшему за канцелярским столиком человеку.

- Слышь, Семенов! Сгоняй-ка в буфет, набери кипяточка.

- Так это, Пал Маркович, они ж его только поставили, минут через двадцать будет, - пропищал из своего угла субтильный типус.

- Сходи, говорю! – прикрикнул мой визави.

- Иду, иду. Покоя от вас нет… - пробурчал Семенов, вылезая из-за стола. Следователь молча проводил глазами своего коллегу и, подождав пока закроется дверь, снова взглянул мне в глаза, а после, перевел взгляд куда-то за мою спину, к давно небеленому потолку.

- Э-эх, Генрих Григорьевич, товарищ Ягода… Не тем мы занимаемся… Не тем… - едва слышно, думая о чем-то своем, проговорил он, и, опустив голову, вновь сосредоточился на мне, - Скажите, вы ведь этот… Как его… Зверовед?

- Охотовед… - ответил я.

- Ну, да все равно. Вы вроде в экспедицию собирались?

- Да, на Баргузин, через две недели…

- Тогда так, - он открыл ящик стола и вытащил наружу небольшой прямоугольный квиток. После чего взял ручку, и макнув перо в чернильницу, что-то быстро нацарапал на нем, и щелчком ногтя перебросил ко мне.

- Вот пропуск. Берите и езжайте на этот ваш Баргузин. Только не через две недели, а самое позднее к завтрашнему утру. Иначе… Иначе сами понимаете… - он потянулся к краю стола и взяв в руку стакан, помешал ложечкой бордовую жидкость. Дзи-и-и-нь… Дзи-и-и-нь… Ответило тонкое стекло.

****

Дзи-и-и-нь… Дзи-и-и-нь… Дзи-и-и-нь… Загудела сталь, и буквально в сантиметре от моего лица образовалась ровная строчка аккуратных, круглых отверстий. Черт бы вас побрал! Куда опять?! Как уж заведено, решил взглянуть на руки. И не смог… Что-то тяжелое прижимало мою голову не давая повернуть шею. Так, спокойно! Нужно оценить обстановку. Первое – я лежу. Второе – что-то не так со слухом, окружающие звуки пробиваются как будто сквозь толстый слой ваты. И еще, почему-то все время дрожит земля. Землетрясение? Да ну на фиг, какое еще землетрясение! И тут пришла боль! Такое впечатление, что кто-то льет мне на шею крутой кипяток! Напрягаю все силы и слегка поворачиваю голову. Прямо надо мной, в метре, не более, торчит блестящий металлический шток, по которому стекает желтоватая, маслянистая жидкость и тонкой струйкой льется за воротник. Это что ж за твою-то мать?! Точно! Не подводит память! Над моей головой висит, не раз виденный на военной кафедре универа, разбитый откатник противотанковой пушки. Орудие явно лежит на боку, но что еще хуже, так это то, что я лежу прямо под ним! Надо выбираться. До предела скашиваю глаза, и в поле зрения попадает бок прожженной, засыпанной комьями земли, гимнастерки. Дальше – такая же грязная штанина галифе с рваной дырой на бедре, вокруг которой расплывается большое багровое пятно… Зараза! Не чувствую ни рук ни ног! Спокойно, спокойно… Приказываю себе, сейчас малехо отдохну и попробую вытащить руку. А это что еще за лязганье? И какие-то голоса… Совсем рядом…

- Командир! Тут один живой! – сквозь ватную глухоту пробивается голос.

- Вытягивайте, только быстро! Станину! Станину поднимайте! – чьи-то руки хватают меня подмышки и начинают тянуть по земле, периодически стукая каблуком сапога по затылку. Вот гады! Что, осторожней нельзя?! Надо мной склоняется перемазанное сажей лицо в черном рубчатом шлеме – танкист…

- Ты как, лейтенант?! – кричит человек, - Жив? – видно, что орет, но почему так тихо?

- Оставь его, контузия, все одно ни хрена не слышит!

- Так куда его?

- Куда, куда… Давай в танк, на пол, под ноги кинем. И валим, валим парни! Сейчас тут фриц все с землей смешает! – меня опять хватают под руки и куда-то волокут. Боже, как больно… Полумрак, щека упирается в рубчатый, отвратительно пахнущий соляркой, стальной лист. Немного впереди, в поле зрения, чей-то сапог, лежащий на небольшой металлической педали. Вот нога нажимает на педаль, и пол вздрагивает. Бьет в ноздри пороховая гарь и, чуть блеснув в полумраке лоснящимся боком, прямо у лица, бьется донцем об пол горячая снарядная гильза. Дзи-и-и-нь… Гудит сталь…

*****

Дзи-и-и-нь… Дзи-и-и-нь… Мелодично звякают старые часы на стене. Мягкий свет неяркого осеннего солнца, пробивается через легкие тюлевые занавески. Я сижу в глубоком, удобном кресле напротив работающего телевизора. Ну что? Взглянем на руки? Ух, ты… Тонкая пергаментная кожа, коричневатые пятна… Что ж случилось то? Не руки, а какие-то птичьи лапки. Да и черт с ними. Вон лучше глянем что в ящике показывают. Дьявол! Ни черта не разберу… Что ж видно так плохо? Как в тоннеле… Так, ну и что там? Какое-то большое белое здание, языки пламени из разбитых окон. Наверху, на самой крыше, на тонком шпиле развевается трехцветный флаг. Не может быть! Откуда тут такое знакомое, с самого детства, знамя исчезнувшей империи? Что за бред! И почему внизу, на набережной, танки?! Опять война? Уф… Что-то трудно дышать… И со светом, явно не так… Откуда эта темнота? Черный тоннель… А ведь я лечу по нему! Лечу!!! Туда, где страшно далеко мерцает яркое, искрящееся пятнышко… Дзи-и-и-нь… Дзи-и-и-нь…

*****

Я открыл глаза и уставился на грязную, обшарпанную стену коридора. Голова гудит, что твой набатный колокол, да еще и кружится, зараза. Нет, определенно, пора заняться здоровьем, а то и до кондратия недалеко! Пора подниматься, строители явятся и на тебе – взрослый, и что самое удивительное – трезвый дядька, валяется на грязном полу. Не комильфо, совершенно не комильфо! Так, погодь, а что же это было со мной? Мистика какая-то… Я что же, прожил чужую жизнь? Да нет, так не бывает! Или бывает? Кому ж верить, как не себе? Стоп! А может я все еще брежу? Да нет, вот же она – наша старая квартира, ничего не поменялось, слава богу! Уф… Я качнул головой и с кряхтением поднялся на ноги. Нет, вот она - неизменная реальность. Пусть так уж и будет… А то… А то и в психушку загреметь не долго. Я в последний раз окинул взглядом наш старый дом и повернувшись к двери, вдруг, обнаружил что все еще сжимаю в руке старую статуэтку. Усмехнувшись я повернул подставку к себе и… И почувствовал, как предательски задрожали колени. Изменилось! Изменилось, твою то в душу! Надпись, выгравированная по внутреннему кольцу подставки, была другой… «Дон Кихотам, от Дон Кихота Ламанчского» обращался во множественном числе неизвестный даритель. Я замер не в силах отвести взгляда. Так что же получается – я прожил, прочувствовал, испытал, воспоминания моего деда? Это все было на самом деле?! И что же, теперь и мои воспоминания каким-то образом заключены тут, в этом позеленевшем куске бронзы? Не может быть… И как же проверить? Я еще раз провел пальцами по доспехам идальго и открыв сумку, бережно опустил вещицу на дно. Как проверить? Да просто! Я подарю ее одному человеку - своему внуку!

.
Информация и главы
Обложка книги Статуэтка

Статуэтка

Александр
Глав: 1 - Статус: закончена
Оглавление
Настройки читалки
Размер шрифта
Боковой отступ
Межстрочный отступ
Межбуквенный отступ
Межабзацевый отступ
Положение текста
Лево
По ширине
Право
Красная строка
Нет
Да
Цветовая схема
Выбор шрифта
Times New Roman
Arial
Calibri
Courier
Georgia
Roboto
Tahoma
Verdana
Lora
PT Sans
PT Serif
Open Sans
Montserrat
Выберите полку