Читать онлайн
"Забракованные"

Цинн, королевство Мирея

Кладбище заливало водой.

Дождь с силой барабанил по поверхности зонта, будто отбивал похоронный марш прямо над головой. Под ногами набухали огромные лужи, на поверхности которых всплывали и лопались крупные пузыри.

Амелия вздохнула и крепче перехватила ручку тяжелого под напором воды зонта. Подол вдовьего платья до колен пропитался влагой. Внутри коротких ботинок разлилось холодное море. Ее начинал бить озноб, но она стояла на месте, до рези в глазах глядя на мраморную могильную плиту. Мир для нее сузился до этого кладбища, пенящихся луж и холмика свежей, уже размываемой стихией земли. Будто бы не было и никогда не существовало ничего вокруг — за этой пеленой дождя.

— Приношу свои соболезнования, леди Бриверивз… — С голосом подошедшего иллюзия развеялась, лопнув, подобно дождевым пузырям, и обдала брызгами холодной реальности.

Чуть сдвинув зонт, Мэл подняла взгляд и выдавила из себя слабую улыбку.

— Благодарю, лорд Креймор.

В почтенном возрасте, с грузной фигурой, на подрагивающих под лишним весом тонких ногах, мужчина все еще стоял перед ней, словно чего-то ждал. Субтильный слуга за его плечом приподнялся на цыпочки, чтобы поудобнее расположить зонт над своим господином и будто не замечая, что сам, лишенный защиты от непогоды, не считая куцего капюшона, уже промок до нитки.

— Леди Бриверивз, я хотел уточнить… — начал Креймор и смущенно потупился.

Амелия едва не рассмеялась. Надо же, на кладбище. В день похорон!

— Долг будет выплачен с процентами, — с достоинством ответила она. — Я пришлю к вам поверенного.

Уголок пухлых губ мужчины удовлетворенно дрогнул, подбородки колыхнулись.

— Еще раз приношу свои соболезнования, леди Бриверивз… — Услышав желаемое, лорд Креймор тут же раскланялся. Попятился, наступил мальчишке-слуге на ногу. — Куда лезешь, остолоп! — взвился, будто на ногу наступили ему, и замахнулся увесистым кулаком.

Парень втянул голову в плечи и забормотал извинения. Зонт накренился, обдав господина холодными брызгами, чем вызвал очередную порцию брани.

Мэл сжала губы в прямую линию и отвернулась. Могильный камень притягивал взгляд — черный, блестящий от потока бегущей по нему воды, с позолоченными буквами, кажущимися объемными под прозрачными струями, — им хотелось любоваться.

— Примите еще раз мои соболезнования, леди Бриверивз, — на сей раз голос был женским и старческим.

— Сочувствую вашей утрате, — добавился молодой мужской.

Пора. Приличия соблюдены, и нет никакого смысла оставаться на кладбище, да еще и в такую погоду.

Началось паломничество.

Люди подходили, соболезновали. Женщины смахивали несуществующие слезы. Мужчины норовили коснуться руки вдовы. Некоторые держали ее ладонь в своей слишком долго, не заботясь о том, что это противоречит приличиям.

О долгах покойного напрямик напомнили лишь трое. Двое из них почти откровенно намекнули о возможной альтернативе деньгам.

Амелия скупо улыбалась и делала вид, что не понимает намеков. Обещала прислать все того же несуществующего поверенного и принимала соболезнования. Настолько же искренне, насколько искренне их приносили.

Когда кладбище опустело, это стало облегчением.

Она осталась у могилы одна. Дождь, вдова в промокшей черной одежде, черный зонт и черная надгробная плита.

Мэл шагнула ближе. Оступилась, нырнула одной ногой в яму, набрав полный ботинок мутной холодной воды. Выпрямилась, сделала еще один шаг.

На ощупь плита оказалась ледяной. Мертвой, как и тот, кто теперь покоился под ней.

Навсегда.

Амелия простояла перед могилой еще несколько минут, механически гладя онемевшими от холода пальцами золотистую гравировку имени и лет жизни покойного и пытаясь понять, что же все-таки чувствует: все еще ненависть или, наконец, облегчение?

— Гори в аду, Эйдан, — пожелала она напоследок от всего сердца и побрела к кладбищенским воротам.

***

Особняк Бриверивзов встретил холодом и сыростью. Молоденькая служанка тут же бросилась разводить в камине огонь, другая забрала у Амелии промокший насквозь плащ и унесла зонт.

Дом. Непривычно пустой и тихий. И наконец-то безопасный.

Вдова сбросила обувь прямо на пороге — поведение, недостойное леди, плевать! — там же стянула с себя мокрые чулки, чтобы не поскользнуться на каменных ступенях, и, гордо выпрямив спину, направилась к лестнице. Тяжелый, вобравший в себя не один литр воды подол платья оставлял за собой на полу влажный шлейф.

— Зайдите в кабинет через час! — бросила Мэл прислуге. — И Гансу передайте!

— Конечно, миледи, — пискнула молоденькая Дафна.

Девчонке повезло — муж нанял ее всего за несколько дней до своей смерти.

Избавившись от мокрой одежды и переодевшись в скромное и удобное домашнее платье, Амелия направилась в кабинет покойного супруга. По пути ненадолго остановилась у зеркала, окинула мрачным взглядом свое бледное, с четко вырисовавшимися синяками под глазами лицо и вытащила из прически шпильки, позволив длинным светлым волосам рассыпаться по плечам и спине.

У Эйдана были золотистые локоны, цвета солнца, как он любил нахваливать сам себя. Его супруге достались блеклые совершенно прямые волосы, которые он постоянно требовал укладывать в высокие прически: ему нравилась ее тонкая длинная шея, но раздражали пряди, лишенные объема и блеска, «как у деревенщины».

Мэл сгребла шпильки в горсть и швырнула в мусорную корзину у туалетного столика.

Никогда больше.

***

Муж не позволял ей входить в кабинет без его присутствия. Более того, накладывал на дверь специальный магический щит, больно бьющий любого, кто осмелился бы попытаться войти внутрь. Слуги обходили кабинет хозяина стороной и делали уборку лишь под его чутким надзором.

Со смертью Эйдана истаял и щит. А ключ от кабинета Амелия лично сняла с шеи покойного.

Что он там прятал? Можно подумать, у них осталось хоть что-то, кроме обветшалого особняка и гордо звучащей фамилии.

Но она знала что — расходные книги, списки займов и займодавцев. Мэл поморщилась при этой мысли. Эйдан до последнего дня все еще надеялся, что ему удастся расквитаться с долгами — наивный.

Замок приветливо щелкнул, дверь поддалась нажатию ручки и распахнулась. Пахнуло спертым воздухом, пылью и чем-то несвежим. Амелия вошла внутрь.

Из-за непогоды и экономии магических накопителей во всем доме царил полумрак, в кабинете же было совсем темно из-за задернутых плотных темно-зеленых штор.

Зажав нос рукавом, Мэл первым делом поспешила к окну, раздвинула шторы рывком, получила по голове свалившейся сверху прищепкой и распахнула раму, впуская в помещение пусть влажный, зато свежий воздух. Дождь снаружи шел стеной. Шторами тут же завладел ветер — одна взметнулась, достав до стола. Что-то покатилось, упало на пол со звоном.

Поймав ходящую ходуном раму, Амелия была вынуждена прикрыть окно, оставив лишь небольшую щель для воздуха. Буквально за минуту на подоконнике образовалась целая лужа.

Мэл повернулась к заваленному бумагами столу.

Эйдан никогда должным образом не занимался делами, а в последнее время и подавно. Зато обожал притворяться занятым. Фактически — закрывался в кабинете, чтобы выпить без лишних глаз, а затем, уже как следует набравшись и плохо соображая, требовал супругу в свою спальню. Амелию передернуло от этого воспоминания.

Шрамы на запястьях, прикрытых плотными манжетами платья, неприятно заныли то ли от мысли о покойном муже, то ли на погоду. В дождливые дни давно зажившие раны давали о себе знать с завидным упрямством.

Поверх разбросанных в беспорядке бумаг оказалась пузатая бутылка с остатками янтарной жидкости. Мэл брезгливо взяла ее двумя пальцами и опустила в мусорную корзину. Еще одна бутыль, близнец этой, но к счастью опустошенная, лежала грудой осколков у правой ножки стола.

За пятнадцать лет жизни в этом доме Амелия бывала в кабинете мужа всего несколько раз, и всегда здесь было темно и душно. Эйдана раздражало пение птиц, доносящееся из сада, а солнечный свет, по его мнению, мог испортить ценные книги, коими были сверху донизу заполнены огромные стеллажи по обе стороны от рабочего стола — наследство от свекра. Насколько Мэл было известно, ее муж ни разу не открыл ни одну из этих книг. Если он что-то и читал, то только газеты со светскими новостями — все остальное считал напрасной тратой времени.

Уступив любопытству, Амелия прошла к одному из вышеупомянутых стеллажей, протянула руку и наугад взяла один из томов. Кожаный переплет, позолоченные уголки обложки — какое-то религиозное учение. Она скривилась: очень смешно — Эйдан и религия, и вернула книгу на место. Возможно, какой-нибудь антиквар и даст за нее несколько монет, но всерьез обогатиться за счет семейной библиотеки можно не рассчитывать. Впрочем, недавно овдовевшая леди Бриверивз осталась не в том положении, чтобы отказываться и от такого скудного заработка.

Амелия опустилась в кресло у стола и принялась открывать ящики. В одном обнаружились сразу пять немытых и уже покрывшихся плесенью вилок. В другом — такой же немытый стакан с четкими отметинами от пальцев и чайная ложка с погнутой ручкой. Увесистые доходная и расходная книги обнаружились в нижнем и самом большом ящике. Чтобы их достать, пришлось встать.

Мэл с громким выдохом опустила тяжелую добычу на стол и снова села. Распахнула одну книгу — в потертом кожаном переплете и с пожелтевшими страницами. Первая запись в ней датировалась тридцатилетней давностью и, вероятно, была сделала отцом Эйдана или кем-то из его помощников.

Аккуратно придерживая иссохшие от времени страницы, Амелия поискала последнюю запись. Та была сделана несколько недель назад — ветеранское пособие мужа. Мэл приподняла брови, впервые увидев сумму, которую Эйдан вот уже пять лет ежемесячно получал из казны в награду за героизм во время войны с Аренором, соседним королевством.

Вернувшись с фронта, муж отказался служить и дальше, и ветеранские выплаты стали его единственным доходом. Впрочем, доходом, на который и впрямь можно было безбедно жить. Правда, если ограничивать себя в алкоголе, продажных девках и азартных играх. То есть в том, в чем Эйдан не знал границ.

Расходная книга за последние годы пестрила куда большим количеством записей. Чудо, что Бриверивз, при всей своей безалаберности, продолжал вести и ту и другую, скрупулезно внося в нужные графы суммы и даже не ленясь расписывать уточнения по тому или иному платежу в колонке «Для заметок».

Амелия видела эти книги лишь однажды, вскоре после возвращения мужа с войны. Когда, запутавшись в расчетах и в своих долгах, Эйдан рвал и метал, жалуясь, что придется нанимать специалиста, который поможет ему разобраться с цифрами. Мэл вызвалась помочь и правда разобралась со всем довольно быстро (управляющий отцовским поместьем не зря давал ей уроки финансовой грамотности). Однако первоначальная радость мужа сменилась подозрительностью, и с тех самых пор на двери кабинета появился щит от проникновения посторонних.

Амелия пролистывала страницу за страницей, скользя взглядом по графам и делая пометки на специально приготовленном листке бумаги. Цифры не радовали. Все оказалось гораздо хуже, чем Мэл предполагала — Эйдан оставил ее не просто ни с чем, а в глубокой долговой яме.

В одном из ящиков нашлась целая гора смятых и перемешанных между собой документов: закладные, долговые расписки, справки о закрытии счетов в банке, договоры о продаже земель и прочего имущества.

Эйдан спустил все: ветеранские деньги, наследство, полученное им от отца, наследство, оставленное ей. Отец Амелии скончался всего полгода назад, но муж умудрился пропить и проиграть огромную империю Овечьего короля за какие-то несколько месяцев. Распродал земли по частям, отписал пастбища кредиторам как земли под застройку, передал овец на скотобойню, купившую их по цене заметно ниже рыночной, зато готовой платить быстро и всю сумму сразу.

Оставив стол, Мэл произвела осмотр остального кабинета. В тайнике за картиной обнаружился полупустой мешочек с золотом и чуть пухлее — с серебром.

Она высыпала монеты на стол и внимательно пересчитала — хватит, чтобы расплатиться с прислугой. А воспользоваться их услугами еще хотя бы на месяц — нет. Обеспечить себя пропитанием? Амелия прищурилась, прикидывая: если не шиковать, то, возможно, на пару недель.

Вопрос состоял уже не в том, где раздобыть средства для оплаты долгов, а как не умереть с голоду.

Мэл не боялась остаться без слуг, как не страшилась и трудиться, чтобы заработать на пропитание и хотя бы на частичную уплату долгов. Но кто возьмет на работу саму леди Бриверивз? В данном случае имя играло только против нее. Последняя представительница рода, приближенного к королевскому. Разве наймет ее кто-то в лавку или в аптеку?

Обратиться за помощью к его величеству напрямую? С ее родословной, королю ничего не стоит велеть одному из своих подданных взять овдовевшую женщину в жены. Но как быть с тем, что при одной мысли о новом браке к горлу подкатывала тошнота?

Амелия решила, что сперва все-таки попытается обойти местных лавочников. Возможно, кто-то из них сочтет леди Бриверивз в качестве своей служащей признаком не опасности, а престижа?

Вновь вернувшись в кресло за столом, она опустила голову на руки и обессиленно прикрыла глаза.

Ей бы уехать из Цинна и затеряться в провинции. Взять другое имя, поселиться пусть даже в самой дремучей деревне, лишь бы ее не трогали и дали возможность заработать себе на хлеб. Только кто ее выпустит, с ее-то долгами?

Написать прошение королю? Попросить его величество выступить гарантом того, что рано или поздно она все равно оплатит займы покойного мужа?

Однажды Амелия уже обращалась в Королевскую службу безопасности с прошением. Больше десяти лет назад. Печальный опыт.

Попытаться бежать без спроса? Оставить кредиторов с носом? Но, чтобы наскрести хотя бы на лошадь, ей пришлось бы продать все, что имелось и еще не было заложено в доме. Такое не осталось бы незамеченным.

Тупик. Со всех сторон — тупик. Или клетка. Как и все последние пятнадцать лет ее жизни. Эйдана больше не было в живых, но и Амелия не стала свободной.

И самым отвратительным в этом было то, что она сама во всем виновата…

За 15 лет до смерти Эйдана Бриверивза

Цинн, столица королевства Мирея

Бал дебютанток являлся одним из важнейших событий в жизни королевства. Раз в несколько лет представители самых значимых семейств прибывали в столицу, чтобы похвастаться своими отпрысками. И несмотря на то что многие юные лорды и леди были обручены друг с другом с младенчества, именно на Балу дебютанток большинство их них виделись впервые, чтобы в следующий раз встретиться уже на пороге храма. Случалось также, что участь детей определялась прямо на мероприятии: не принявшие решения родители сговаривались и заключали взаимовыгодные договоры на месте. А потому смело можно было бы сказать, что на Балу дебютанток решалось будущее высшего света Миреи.

В вечер бала королевский дворец, куда за несколько часов до открытия праздника съезжались приглашенные, напоминал огромный бесконечно жужжащий улей. Снующие туда-сюда слуги с полными подносами угощений или с чехлами с одеждой; втрое увеличенное число стражи; перепуганные юные леди, курсирующие от бальной залы до туалетных комнат в сопровождении компаньонок и родителей, разряженные в пышные платья всех цветов радуги, раскрасневшиеся от волнения и беспрестанно обмахивающиеся веерами — шум, гам, беготня.

— Курятник, — с отвращением в голосе резюмировал Рэймер Монтегрейн и захлопнул потайное окошко, в которое последние несколько минут разглядывал коридор. Вернул сдвинутую картину на место, пряча секретный «глазок».

— Не будь так жесток, — со смехом ответил ему мужской голос из-за ширмы. — Между прочим, одна из этих, как ты говоришь, кур, сегодня будет объявлена твоей невестой.

Пользуясь тем, что друг еще не переоделся и не мог его видеть, Монтегрейн скривился, не опасаясь нового потока нравоучений, передернул плечами. Он сам чувствовал себя сегодня расфуфыренной куклой. Парадная форма Циннской военной академии не зря являлась именно парадной — повседневно ходить в ней было невозможно: чересчур плотная нетянущаяся ткань сковывала движения, слишком высокий твердый воротник-стойка вынуждал держать подбородок все время приподнятым, а в кавалерийских сапогах, возможно, и было бы удобно совершать длительные конные марш-броски, но уж точно не расхаживать по выстланному коврами королевскому дворцу.

А ведь в них придется еще и танцевать…

— Ты знаком с лордом Грерогером? — спросил Рэймер друга, скептически рассматривая себя в зеркале.

Шут шутом. Еще и цветок присобачили в петлицу. В понимании Монтегрейна, цветы и военная форма, пусть даже парадная, были вещами взаимоисключающими. Но кто бы спрашивал его мнения?

Наряжали Рэймера сегодня с не меньшим усердием, чем кудахтающих дурочек, которых он только что имел неудовольствие наблюдать в коридоре. Волосы и те зализали, стянув в хвост настолько туго, что разгладились мимические морщины на лбу. Еще немного — и глаза бы полезли на этот самый лоб.

Если бы отец не настоял, ноги бы его тут не было. Молодой Монтегрейн ненавидел светские мероприятия.

— Да, конечно, — ответили из-за ширмы. Рэймер прищурился, пытаясь определить по движущейся за тканью тени, на какой стадии переодевания находится друг. Сборы затягивались. Однако предложить помощь он не рискнул — не хватало еще обидеть своей опекой. — Лорд Грерогер из древнего рода целителей, Южный округ. Когда-то Грерогеры были сильнейшими магами королевства, могли вылечить любой недуг одним прикосновением, — смешок, несколько нервный. Монтегрейн сочувственно вздохнул. — Сам последний лорд Грерогер владеет магией на бытовом уровне и может излечить разве что головную боль. А так как женился на «бездарной», его единственная дочь и вовсе… Погоди! Грерогер?!

— Амелия Грерогер, — мрачно подтвердил Рэймер.

— Не ожидал. Думал, твой отец выберет кого-то из Цинна.

— Цитирую: пастбища Грерогеров стоят как три столицы вместе с королевским дворцом.

Из-за ширмы последовал очередной смешок.

— Узнаю лорда Монтегрейна. Но да, согласен. Грерогера не зря называют Овечьим королем… — Пауза, тихий стон и проклятия сквозь зубы. Движения тени за ширмой стали резче и хаотичнее.

Рэймер не сдержался:

— Помочь?

— Нет. Следи лучше за своими курами! — уже без смеха, с обидой.

Монтегрейн сложил руки на груди и отвернулся.

— Так что Амелия? — перевел тему. — Про нее не слышал?

— Я думал, она маленькая еще совсем.

Голос раздался ближе, чем он рассчитывал, и Рэймер обернулся: друг вышел из-за ширмы, как всегда, тяжело хромая.

Если вышеупомянутой Амелии Грерогер не посчастливилось с тем, что из наследия великого рода ей досталась искорка дара, то наследнику престола, принцу Конраду, не повезло сильнее: семейной магической силы он был лишен вовсе, зато при рождении получил искривленный позвоночник и горб, из-за которого вся его сутулая фигура перекашивалась на сторону, что еще больше усугублялось при ходьбе — одна нога принца была существенно короче другой. Парадный мундир, такой же синий, нарядный и удушающий своим воротником-стойкой, смотрелся на наследнике насмешкой над его увечьем.

Рэймер Монтегрейн, лучший друг его высочества Конрада с раннего детства, тактично промолчал. Только шагнул ближе и, не задавая вопросов и не дав времени на возражения, поправил перевязь для кинжала на плече и спине принца. Для полного издевательства над особенностями телосложения Конрада, наследник престола по традиции был должен появиться на празднике при оружии.

— Ей уже шестнадцать, — продолжил Рэймер, как ни в чем не бывало, отходя и любуясь результатом своей работы — по крайне мере теперь все было ровно.

Конрад только отмахнулся, на сей раз не став отстаивать свое право на самостоятельность и отказываться от помощи.

— Так это уже точно?

Монтегрейн скорчил гримасу.

— Неисповедимы пути родителей. Что-то договариваются. Но если мой отец хочет эти пастбища…

— То он их получит, — согласился принц и проковылял к зеркалу.

Рэймер отвел взгляд. Он давно привык не обращать внимание на физические изъяны друга, но подобную форму одежды искренне считал издевательством, граничащим с насмешкой. Однако ему также было хорошо известно о жесткости и специфическом чувстве юмора его величества. Увечья старшего сына король воспринимал как личное оскорбление и отчего-то отыгрывался за него на собственном ребенке.

Конрад рассматривал себя в зеркале долгую минуту.

— Шут, — вынес затем вердикт.

— Шуты, — подбодрил Монтегрейн. — Меня полили какой-то цветочной дрянью, так что от меня теперь разит как от клумбы.

Принц усмехнулся. Бросил последний взгляд на свое отражение и отвернулся.

— Можешь позвать Алиссию?

Рэймер не одобрял затянувшуюся связь наследника с одной из служанок и не единожды высказывался по этому поводу. Но сейчас, видя переживания друга из-за своего вида в парадном одеянии, не стал отнимать у него эту отдушину.

— Позову, — пообещал и направился к двери.

***

Королевский дворец оказался еще прекраснее, чем на картинах, которые Амелии доводилось видеть прежде. От праздничной магической иллюминации и вовсе захватывало дух. Снаружи светлые каменные стены переливались разноцветными огнями, время от времени рассыпающимися на миллионы крошечных звезд-светлячков, а затем сливающимися вместе, чтобы образовать яркие фигуры: цветов с плетущимися стеблями, распахнувших крылья огромных птиц и даже гигантского, во все три этажа, дракона, словно пикирующего с неба по стене — ярко, волшебно.

— Лорд, леди Грерогер, — с поклоном пригласил их ливрейный слуга, и Мэл крепче сжала пальцы на рукаве отцовского сюртука.

— Ничего не бойся, дочка, — шепнул ей лорд Грерогер. — Помни, выбор за тобой.

— Я помню, отец.

Выбор… Как можно выбрать себе жениха по первому взгляду? Особенно когда столько огней и новых, но невероятно интересных людей вокруг. Вся последняя неделя в столице была для Амелии, никогда не покидавшей Южный округ, путешествием в сказку. А посещение королевского дворца — дурманящей от восторга финальной точкой этого путешествия.

Бесспорно, лорд Грерогер был необычайно щедр, предложив дочери сразу двух кандидатов в мужья и предоставив ей самой сделать столь важный выбор. Но до выбора ли ей было? Голова кружилась от впечатлений и категорически отказывалась думать трезво.

А когда они с отцом, провожаемые донельзя любезным слугой, проходили мимо огромных, в человеческий рост, портретов давно почивших членов королевской династии, Амелии и вовсе захотелось втянуть голову в плечи и ни о чем не думать — слишком величественно, впечатляюще. Она даже споткнулась, неуклюже всплеснув руками, и непременно позорно упала бы, если бы отец ее не поддержал.

— Это все лишь бал, — лорд Грерогер успокаивающе похлопал дочь по ладони на своем рукаве. — Главное: присмотрись к Эйдану Бриверивзу и Рэймеру Монтегрейну. В остальное время отдыхай и наслаждайся вечером. Ты сегодня прекрасна.

Мэл вздохнула, силясь унять волнение, и кивнула. Прекрасной она себя не чувствовала. Модистка ее тетушки настояла на розовом воздушном платье, которое и правда выглядело симпатичным, пока не оказалось на ней, практически задушив корсетом и сделав похожей на розовое пирожное. Но Амелию авторитетно заверили, что в столице такой фасон — последняя мода, и пришлось смириться.

Только уверенности в себе платье-безе не прибавляло.

***

— Что значит, ее нет во дворце? — голос принца резко упал до шепота.

И по своему опыту общения с ним Рэймер сразу понял: дела плохи. Друг был мягким по натуре человеком, голос повышал редко — и то чаще в случаях, когда его обижала чрезмерная опека. Но если Конрад начинал говорить шепотом — пиши пропало. Это означало, что принц не просто зол или раздражен — он в бешенстве.

— Она уехала, — доложился Монтегрейн как можно более кратко, чтобы не подливать масла в огонь. Им настояло быть в бальном зале менее чем через час, и его долгом, как верного подданного и друга его высочества, было прежде всего сделать все, чтобы тот успел успокоиться и выглядеть на приеме достойно. Во всяком случае настолько, насколько это вообще возможно в этом «шутовском» наряде.

— Куда уехала? — переспросил принц совсем едва слышно. Сжал кулаки и угрожающе шагнул к другу, прожигая взглядом. — Это отец? Что ты выяснил? Говори!

Рэймер пожал плечами. Ему не слишком-то хотелось признаваться в том, что он ничего толком не узнал: пробежался по коридорам, поймал несколько спешащих по своим делам служанок. Одна и вовсе что-то испуганно пискнула и умчалась прочь. Другая попробовала строить ему глазки (совсем осмелели в этом своем королевском дворце, пользуясь добротой Конрада), и только третья выдала что-то более-менее вразумительное.

— Не знаю. Собрала вещи, освободила комнату и покинула дворец, когда начало смеркаться.

— Черт! — Конрад в сердцах впечатал кулак в стену, заставив Рэймера поморщиться от неприятного хруста.

— Ты руку себе повредил, — заметил он спокойно.

Болезненная привязанность друга к служанке была ему непонятна. То есть он, разумеется, понимал, что Конрад хорошо проводил время с Алиссией, которая была едва ли не единственной из всех, кто ценил принца за ум, не обращая внимания на изъяны тела. С другой стороны, это друг так говорил и в это свято верил. Сам Монтегрейн не был столь уверен в бескорыстности девушки и не видел в ней ничего особенного.

— Пара часов. — Принц крутанулся на месте, запустив руку в волосы и портя идеально уложенную прическу. — У нее тетка живет в городе, она наверняка направилась к ней.

— Ну так, значит, ее тетка будет жить там и завтра. — Рэймер с неудовольствием покосился на большие настенные часы. — Бал вот-вот начнется. Завтра выспимся и съездим, если для тебя это так важно.

— Да как же ты не понимаешь?! — Конрад снова повернулся к нему, лихорадочно блестя глазами. — Если она уехала, не попрощавшись, значит, бежит, бежит от меня и там не задержится. Я должен с ней поговорить.

И пропустить Бал дебютанток, едва ли не самое значимое событие в высшем свете? Блестящая идея. Его величество после такой выходки спустит с нелюбимого сына шкуру живьем. А если узнает, кто ему помогал, то и Монтегрейну не поздоровится. А когда еще и его собственный отец прознает… Бурное воображение тут же нарисовало перед глазами Рэймера все возможные последствия, и он, решительно сложив руки на груди, покачал головой.

— Я в этом не участвую. К тому же дворец переполнен стражей, тебя никто не выпустит.

— А кто из нас двоих, черт возьми, маг?!

Применять дар в королевском дворце, сверху донизу опоясанном защитными щитами, и в будние дни было бы верхом безрассудства. А в режиме повышенной готовности — вообще самоубийство. Нет, на такое Рэймер не подписывался.

— Я, — ответил он коротко. — Руку давай.

Конрад смотрел на него как на врага, но кисть тем не менее протянул. Разбил он ее знатно, и та опухала прямо на глазах.

Монтегрейн накрыл руку друга ладонью. Целительские заклятия, пожалуй, единственное, что можно было использовать во дворце, не боясь последствий. Будучи боевым магом, исцелять он умел посредственно, будь здесь какие-то серьезные повреждения внутренних органов, и пытаться бы не стал. Но заживлению кожных покровов и мелких трещин в костях и суставах их учили еще на первом курсе академии, поэтому сложностей не возникло, и уже через несколько секунд принц вырвал у него совершенно здоровую конечность.

— Или ты со мной, или ты мне больше не друг, — предупредил снова шепотом и до ужаса серьезно.

Рэймеру очень захотелось высказать все, что он в этот момент думал о собеседнике, а заодно припечатать тем, что если он уйдет, то кто же тогда останется? Усилием воли Монтегрейн подавил раздражение. И правда ведь, какой он после этого друг, раз бросает в беде? А если его высочество закусил удила, то переубеждать бесполезно.

— Нам даже по лестнице спуститься не дадут, не доложив твоему отцу, — напомнил Рэймер мрачно. И захотел сам себе врезать по морде, когда в ответ на его слова глаза Конрада загорелись болезненной надеждой.

— Полезли через балкон, — заговорил принц быстро. — На втором этаже гостей уже гораздо больше, мы сможем смешаться с толпой.

«Ты-то сможешь», — мрачно подумал Монтегрейн, глядя на взволнованного друга сверху вниз — из-за проблем с позвоночником ростом тот едва ли достигал ему до плеча.

— Ладно, — сдался Рэймер, еще раз с тоской посмотрев на часы. Если не король, то отец его совершенно точно убьет. — Попробую накрыть тебя своим щитом, если вполсилы, защита не должна среагировать. Но если попадемся… — Он не договорил, незачем было.

Слабый щит не сделает наследника невидимым, но не даст рассмотреть. Если быть осторожным и закрыть только принца, а самому в случае неудобных вопросов попробовать отбрехаться, то вполне могло получиться.

— Пошли, — вздохнул Монтегрейн, бросив прощальный взгляд на часы.

Сам виноват, нужно было подумать и соврать, что Алиссия занята, а не вываливать на влюбленного друга правду, как честный олух.