Читать онлайн
"Легенда"
И плавала утица по росе,
И плавала серая по росе.
И плакала девица по косе
И плакала красна по косе.
- А кто ж мою косыньку расплетет,
А кто ж мою русую расплетет?
А кто ж мою головку почешет,
А кто ж мою гладеньку почешет?
Расплетет же косыньку сестричка,
Почешет же головку матушка.
Почешет же головку матушка,
Заплетет же косыньку невестка.
Новгор, если его бы посетил человек из нашего с вами времени, дорогой мой читатель, представился бы скорее большим селом, но никак не городом, и уж никак не столицей отдельного, свободного района княжества. Тут каждый знал друг друга, каждый был кому-то если уж не близким родственником, так уж хорошим знакомым это точно. Поэтому такой день, мимо внимания горожан, просто не мог пройти незамеченным. Слишком уж был значимым.
Свадьба. Да еще не одна, а сразу три. Три богатыря. Три живые легенды, становились полноценными мужчинами. Брали на себя ответственность за самое главное в жизни человека. За свою семью, за жену, за продолжение и защиту рода.
Те стихи, что приведены мною в начале главы, это не просто красивые слова, изложенные в рифме, это обрядовая песня расплетения невесты. Девичью косу невместно носить замужней женщине, и до того момента, как венчальные венок опустится на голову, ходить ей с распущенными волосами, прикрытыми белым платом, символом чистоты тела и помыслов, и уж только потом, под песни подруг, заплести в две тугие косы, два символа хранительницы семейного очага. Так поведено предками, и отступать от традиций – неправильно. Вот и звучит эта песня, больше похожая на плачь, из избы кузнеца, где готовятся стать женами три девушки, которым подруги распускают по плечам волосы, расчесывая их серебренными гребнями.
А что же женихи? Волнуются конечно. Теребят чистые, расшитые рунами ворота белоснежных рубах, перехваченных на талиях алыми кушаками, и поглядывают друг на друга ища поддержки. Рядом друзья. Смеются, подшучивают, сейчас пойдут отцов невест, на бой вызывать. Вокруг гомонящая толпа горожан, ждут забаву. Да..., это тоже традиция, должен будущий муж, своему свекру доказать, что достоин и силен, что защитит дочку, закроет своей спиной от бед. И пусть этот бой будет шутейным, но от того не станет менее зрелищным и веселым.
Уже давно все помылись, как и положено, в бане. Смыли с себя холостяцкую грязь. Женихи выпили меда хмельного на мальчишниках, на охоту сходили, свежей дичи к столу припасли, на кулачках посостязались, удаль потешили. Невесты на девичнике всласть слез налились, обсудили наряды, да своими сужеными нахвастались.
А вот и отцы невест идут, на городскую площадь выходят, да плечи расправляют, а в глазах хмельное плещется. Нервы втроем они успокаивали, две-три чарки, не ради пьянства, а как лекарство приняли. Улыбаются, довольные.
Папаши наших женихов, в спины тех подталкивают: «Идите, чадушки. Покажите удаль свою». За отца Федограну дед Чащун выступил, за неимением родного. Сказал так: «Я тебя сюда призвал, значит породил. С того момента я твой тятька в этом мире». Стоит теперь наш герой напротив свекра будущего, волнуется, а тот улыбается, да с размаху кулачищем в грудь зятьку, а в ответ не смей, руку на старшего поднять грех великий. Устоял богатырь. Обнялись. По кружке меда выпили и расцеловались.
Следующий Вул вышел, глаза опустил, ждет. Того воевода в спину подтолкнул. Ничего лишнего не сказал. Просто своим сыном назвал. Перл подходит, кисти разминает, лицо злое изобразил, звериное, а глазищи смеются, подмигивают. Размахнулся так, словно чушку чугунную молотом плющить собрался, тут бы и конец оборотню, ворота городские спиной бы вынес, но нет. Толкнул только пудовым кулаком кузнец парня, да облапил за плечи ручищами, чарку медовую подал, выпил сам, крякнул, да и расцеловал в губы.
- Люб ты мне. И дочери моей люб. Рад за вас. Душа в пляс идет. – Произнес и еще раз обнял.
Очередь до Бера дошла. Камал на свадьбу приехал со всей многочисленной родней. В новинку ему такой ритуал. Стоит, волнуется. Как бить? Со всей силы? А вдруг не устоит? Опозорится? А ежели слегка? Жалеючи? Не обидится ли зять, что не поверил в его силы будущий тесть? Ударил и не сильно и не слабо. А медведю нашему это как пылинка ветром погладила. Рассмеялся, обнял сотника степняков так, что кости затрещали. Одним глотком чару литровую, меда, проглотил, поцеловал и к батьке своему отошел. Вот уж непонятно в кого он таким уродился. Отец его сухонький, маленький старичок, совсем на своего сына непохож, видимо в мамкин род пошел богатырь.
За спешкой своей, дорогой мой читатель, я упустил одну вещь. Не рассказал, как Бер со своими двумя невестами разобрался. Думаю, что многим это интересно узнать будет. Лучше всего приключение это описал шишок. Он в деревню с Бером ездил, поддержать парня, помочь объясняться с родителями, и был свидетелем всего, что там произошло. Слова его передам так, как рассказаны они были Федограном в Перуновых ведах, записанные с точностью, со слов Ильки:
- Приехали мы вечером. Сразу мне это стало подозрительно. Уж больно весело в деревне. Шум, песни поют, хороводы водят. Что-то не так. Мы к родителям в дом. Задерживаться, и выяснять, что тут происходит не стали, уж больно разговор впереди серьезный. Не до смеха.
Заходим. Отец сидит на лавке, смурной весь, в пол смотрит да вздыхает горько, мать встрепенулась, подскочила, встретила, обняла сына, а сама глаз не поднимает, прячет:
- Что случилось? - Заволновался брат мой названный.
- Прости сынок. Не уберегли… - Отец встал, обнял.
- Помер кто? - Бер не на шутку забеспокоился.
- Нет. Перун миловал. Живы все. Присядь. - Отец потянул парня за рукав и усадил рядом. - Ты только в руках себя держи. Тут, как бы это помягче сказать. Невеста твоя замуж выходит. Уж больно долго сынок тебя не было. Не дождалась пакостница. С сыном кузнеца спуталась. Дите у них будет, вот и женятся впопыхах.
Вот чего медведю в голову стукнуло? Не хмель точно. Мы всю дорогу в рот ничего не брали, даже квасу. Сам ведь, охламон, отказываться от свадьбы приехал, сам другую нашел. Чего взбеленился, чего вспылил? Обидели, видишь ли, его. Предали. Вскочил, словно его шершень в заднее место укусил. Глаза кровью налились, бешеные:
- Убью! Зараза! – Заорал, и вон из хаты, я едва ему на плечо заскочить успел. Отец с матерью следом. За рубаху хватают, в ноги кидаются, остановить хотят, да куда там. Разве удержишь. Его войско вражеское остановить не может, а тут старики.
Веселье со свадьбы как ветром сдуло. Стоят все гости истуканами, вот только что хоровод водили, а теперь глазами хлопают. Ждут, что дальше будет. Тишина, как у Морены во владениях, даже мухи замолчали.
Медведь как стрела к молодоженам подскочил, жених ему на встречу поднялся, зазнобу свою, ка и положено мужу, спиной прикрыл. Да куда там. Кулак у Бера больше головы парня того, надо сказать малого не тщедушного телосложения, как ни как, а кузнеца сын, как говорится: «Косая сажень в плечах», только не помогла «сажень», под стол улетел.
Бер невесту в охапку, голову под мышкой зажал, поясной ремень снял, и ну ее по заднему месту охаживать, а сам молчит, ни слова. Девка орет, воем воет, а он лупцует от всей души. Жених из-под стола вылез, на защиту бросился, но снова на старое место улетел, богатырь наш его туда не отрываясь от своего основного занятия, вновь отправил, мимоходом.
Отец невесты откуда-то выскочил, глаза выпученные злющие. Беру, в руку с ремнем вцепился, повис, дочку спасает, а медведю хоть бы что, так и продолжает порку, словно и не заметил. Батя девки в такт ремню мотыляется, невеста орет, жених периодически под стол улетает, а медведь молчит, и с каменным, задумчивым лицом, работу работает.
Тут отец Бера прибежал, в руках вожжи:
- Охолонись! - и по спине ему, хрясть. -Охолонись говорю. Оставь девку! – И давай лупцевать, что духу есть.
Тут первый смешок по рядам зрителей, гостей свадьбы, и пробежал. Ну и как тут не рассмеяться. Сцена комичная.
Девка воет.
- Ууу...
На руке мужик висит, трепыхается в такт движениям и выдыхает:
- Охушки....
Жених периодически под стол улетает:
Бац...
Вожжи по спине:
- Хлясть. Уймись!
А медведь сидит задумчиво, и безучастно, свою бывшую невесту по заднему месту ремнем оглаживает. Не сказать, что долго все это действие происходило. Но досталось и невесте и жениху и батьке ихнему. В конечном итоге, вожжи у тятьки медведевского порвались. Тот, невесту в сторону отодвинул, ну она на четырех костях, по-собачьи, под стол к мужу и сбежала, а братишка мой, названный встал и все также молча, невозмутимо пошел, восвояси. Но остановился. Покраснел, видимо понял, что учудил что-то неправильное, непотребное. Обернулся и говорит:
- Не невеста ты мне больше. Отказываюсь. Другую себе взял. Свадьба по первому снегу в Новгоре. Приглашаю матку с батькой. – В ноги поклонился, на коня запрыгнул и уехал.
Вот так он со своей проблемой и разобрался. Думаю тут без богов не обошлось. Тут или Лель руку приложил, или Параскева-Пятница пошутила. Сам подумай, с чего бы бывшая невеста страстью к другому воспылала. Точно говорю. Небожителей это шутки, они и не на такое способны, а медведь учудил, что и говорить. Не ожидал я от него такой глупости».
Вот такая вот история. Но я отвлекся от основного действия, происходящего сейчас в Новгоре, а между тем свадебные торжества продолжаются. Покончив с просмотром представления женихов, горожане переместились к теремам невест вернее к терему, так как будущие жены собрались в избе кузнеца. Там они свою удаль женскую мамкам доказывают, а так как из всех матушек трех женихов только одна Любава в наличии, то вот ей-то, прощенной обществом за глупость совершенную, и показывают свои умения невесты.
Перво-наперво хлеба ими испеченные, корочкой румяной да хрустящей, аппетит нагуливающей, на столах разложены, на пробу обществу. Подходи, отламывай кус, да солкой присыпав в рот. Вкус ржаного, на опаре сотворенного, с кислинкой хлебушка - ой как приятно во рту от благодати, а сверху еще кваском, да с погреба, да с ледника. Эх до чего же хорошо.
Далее прялки, да веретена в руки. Как женка пряжу прясть будет? Как деток да мужа одевать? Не оплошали девоньки. Любо-дорого смотреть на их работу ловкую.
- Годны. – Улыбнулась Любава и кивнула.
- Годны! – Рассмеялись в ответ горожане.
Тут и снег пошел. Первый месяц зимы-матушки на дворе, как ни как - Студен. Морозец батюшка слегка за носы пощипывает. Инеем терема да деревья посеребрил. Украсил узорами к свадьбе. Санный путь укатан, езжай – не хочу.
Щербатый на площадь вышел. Главный волхв Перунов в округе. Важный. В плаще белом, из-под капюшона одна борода торчит, да пар от дыхания валит.
- Пора. – Рявкнул и посохом о землю ударил. – Воруй невест, да на капище поехали. Справим ритуал свадебный.
Накинули на плечи парни шубы собольи, от морозца защищающие, и бегом кинулись к дому кузнеца, а там уже девицы в красных как маки платьях до земли, с белыми кружевными вставками, символами крови и чистоты, на головах платки как снег на березках, а из-под подолов только кончики сапожек самоцветами осыпанных выглядывают.
На руки подхватили, шубками песцовыми укутали и в сани. Гойда! Вперед к заслуженному счастью.
Эх! Тройка лихая! Птица тройка - душа на распашку! Песня сама вслед за рысаками по поземке стелется, вихрями из-под копыт взлетает. Бой бубенцов, залихватский свист ездовых, два пальца в рот, девичий смех, да выкрики молодецкие, из души рвущиеся. Музыка восхищения, несущаяся по заснеженному лесу, мимо мелькающих с двух сторон стволов заиндевелых деревьев. Лучше поездки на взмыленной тройке, может быть только повторная поездка.
Капище встретило искрящимся на солнце снегом на застывших на морозце идолах богов. Тут и Перун-громовержец, и Морена-Владелица мира нави, и Лель-сердцеед, мучитель влюбленных, все тут. Стоят, ждут даров от почитающих их смертных. Безучастные, бездушные с виду, но такие живые на самом деле.
Взметнув снежную взвесь к небесам, санный поезд с гуляющей свадьбой остановился у частокола, напротив ворот капища. Щербатый лихо перепрыгнул через резной борт колесницы.
- Спешивайся. – Рявкнул и скрипнув створками, распахнул вход. – Первыми молодожены парами, за ними мамки с батьками, опосля остальные. Я внутри встречать буду. Нырнул он в проем и оттуда зазвучал его громкий весьма мелодичный торжественный бас, затянувший гимн богам и предкам:
- О Славу Богов и Предков наша!
Во Славу Единого и неделимого Бога Отца.
Трисветлого Великого Рода-Породителя нашего!
Да содеятся все деяния наша, да во Славу Богов и Предков наша,
Иво процветание Родов и потомков наша!
Ныне и присно и от Круга до Круга!
Тако бысть, тако еси, тако буди!
Взявшись за руки молодые вошли внутрь капища. Обряд начался. Отцы в сопровождении жен вошли следом, неся в руках венки на вытянутых руках, сплетенные из высушенных дубовых листьев, ромашек и васильков. Положены конечно живые цветы, но где же их взять зимой. Припозднились со свадьбой герои, но не их в том вина.
Щербатый пел молитвы и гимны, клал на алтарь требы. Одному ломоть хлеба, другому кувшин меда, а кому и крынку молока, никого из богов не забыл, не обидел, всех уважил, всех приветил, и вот наконец развернулся к молодым и беря у родителей венки с молитвой:
- Макошь-мати пряжу пряди
долю води жито роди
нити веди живи люди
право суди тако буди!
гой! ма! слава!
Возложил на склоненные головы.
- Мамка! Рушники давай! – Рявкнул он.
Улыбающаяся Любава выскочила из-за спины Перла, и протянула расшитые рунами полотенца.
- Руки протяните, молодежь. Вязать буду. – С этими словами смеющийся волхв, скрутил узлами ладони женихов и невест. – Ну вот, почти и готово, а теперь красавицы губы ваши подставляйте. – Он подхватил ковш с тягучим медом из-под идола Перуна, и лопаткой в виде ивового листка мазанул по улыбкам девушек. – Целуйтесь. Пусть действо это медом и молитвой помазанное, скрепит узы ваши. Отныне, вы перед людьми, духами, и силами небесными Мужья и жены. Слава Роду!
И тут произошло чудо. Сушеные листья и цветы в венках на головах молодоженов налились жизнью, зазеленели, расцвели. Благословили боги союзы. Любо им видеть детей своих счастливыми.
Слава Древним Отцам наша, кои ныне во Сварг.
Пречистой, и зрят вси деяния наша, и хорошо улыбаются нам.
И тако мы не есть одни, а с Отцами наша.
И мы потомки чуя Славу Праотцов наша, держим
в сердце нашем Свята Расу,
Коия есть и пребуде землею Богов и Отцов наша.
Ныне и присно и от Круга до Круга. Тако бысть, тако еси, тако буди!
- Слава роду. – Взревели все присутствующие. – Слава Мокоши!
Санный поезд, взметнув изморось в небо, заскрипел полозьями по укатанному снегу, и унес свадьбу назад, в Новгор. Гулять, меда пить, закуски вкушать да песни петь, через костры прыгать да хороводы водить. Весь день да вечер, да ночь не ночь, благословляя молодых в опочивальню, а утром, всем обществом рубаху ночную, белую, со следами капель крови, чистоты свидетельницы, на крыльце вывешенной, согласно обряда рассматривать.
Завтра будет новый день, и только боги знают - будет ли он счастливым и спокойным, ну а сегодня свадьба. Пир. Сегодня любо!
.
ЛитСовет
Только что
