Читать онлайн
"Вернись домой, душа хворая…"
Начало XX-го века. Одна из великих империй.
— Мне всегда помогало, и тебе сейчас поможет…
Снова этот гадкий напиток! Пожалуйста, только не его, хватит с меня этого отвратительного пойла! Я ведь даже не могу воспротивиться.
Лукавить не буду — на вкус он очень даже неплох, сладковатый с обжигающей нёбо кислинкой — но когда тебя изо дня в день пичкают одной и той же микстурой, какой бы вкусной и действенной она ни была, желание снова ощутить её во рту отпадает напрочь. Так бы и выплюнул его прямиком на свою подушку. Правда, тогда меня ожидает бессонная ночь под собственную симфонию кашля и неодобрительный взгляд моей дорогой матушки, которая неустанно работала, чтобы обеспечить меня хотя бы таким лекарством.
Не хотелось бы её обижать, особенно, учитывая наше положение.
Треть года содержать семью из трёх человек, один из которых беспомощен и слаб, словно только что родившийся телёнок, практически непосильная задача для одной женщины.
Папа, где же ты? Твой вынужденный отъезд слишком затянулся. Помню, в какой спешке ты собирал свой чемодан. Как бегал из одной комнаты в другую, не успевая переброситься с матушкой даже парой слов. Лишь изредка ты останавливался, видимо предчувствуя её очередной нервный срыв: подходил к ней вплотную, клал руки ей на плечи и, пытаясь изобразить уверенность, убеждал её в своём скором возвращении. Откуда, я, увы, услышать не смог, но это уже не столь важно. Важнее другое, очевидно, что ты не знал, когда сможешь вернуться.
И было бы странно, если бы мы это не заметили — но, конечно же, мы тебе поверили. В любящей семье не может быть иначе. Правда, если бы я тогда ещё не разрыдался, наша вера смотрелась бы куда убедительнее.
Это был первый и последний раз, когда я ревел так сильно, что даже не мог себя остановить. До этого мне приходилось плакать только из-за частых недомоганий или сильного желания поесть — иных способов сообщить о своём состоянии я лишился. Но тогда что-то как будто бы резко проснулось во мне на этот короткий миг и уснуло лишь после попыток матери как-то меня успокоить. Вместе с этим нечто, почему-то, уснул и я. Неожиданно и резко.
М-да, я стал каким-то уж слишком сентиментальным и чувствительным… после того случая.
Ладно… хватит думать о прошлом. Эти воспоминания отзываются в моём желудке неприятной тянущей болью. Лучше посмотрю в окно: уже заметны яркие вечерние звёзды, и никакие редкие облака, проплывающие по небесной глади, не помешают мне насладиться их дружеским перемигиванием…
Только вот, кажется — кто-то постучался.
⁂
Что ж, меня в очередной раз оставили одного. Кроме того, ещё и заперли. Жизнь творится где-то там — в задверье — пока я, в относительной безопасности, прозябаю на своей кровати. Естественно, кто захочет подвергать опасности своего беспомощного родственника, для которого любой незнакомец синонимичен самой смерти. Хотя, в таком случае, в дом бы его и не впустили. Не помню ни одного раза, когда матушка или сестра открыли бы дверь постороннему. Но и не было такого, чтобы от одного из их знакомых, пришедшего не в самый удобный час, меня скрывали за закрытой дверью. Кто же этот вечерний гость?
Судя по глухим звукам, доносящимся из прихожей, сейчас там активно обсуждается не иначе как чья-то судьба. Кто-то переминается с ноги на ногу, от чего размеренно поскрипывают половицы. Кто-то пытается тихо кричать, видимо, чтобы не беспокоить соседей. А кто-то мычит. Верно, именно что мычит, ни разу не произнося ни одного членораздельного слова. Насколько же нужно быть убедительным человеком, чтобы твоё мычание было столь тревожным, раздражительным и, судя по всему, осмысленным.
Дёрнулась дверная ручка! Опять! Кто-то хочет сюда проникнуть! Слышу толчок. Некто отступил своей тяжёлой поступью на пару шагов назад. Если бы я мог встать и хоть что-то сделать. Моя опасность — опасность родных…
Но вдруг всё стихло. Тишина зазвенела своим беспокойным колокольчиком. Это худшее, что могло случиться. Опасность, которая решила затаиться, куда хуже той, которая выставила себя напоказ. Погоди-ка, кажется, это ещё не всё. Я отчётливо слышу матушкин голос. Она из раза в раз повторяет одни и те же слова — с усилием, как бы сквозь зубы, будто понимания, что они уже ничем не помогут: «Не надо… не надо… не надо…»
Снова наступила тишина…
⁂
Дверь резко распахнулась, оглушительно ударившись о стену. Рядом с ней валяется вырванный из её деревянного тела замок. Что же это такое происходит?! Неужели нечто подобное ожидает и меня!
На пороге стоит мужчина… или нет. Я не уверен, является ли это человеком. Даже разделённый с ним расстоянием целой спальни, я ощущаю некий леденящий душу холод, исходящий из самых глубин его существа.
Оно сделало несколько неторопливых шагов вперёд. Матушка, стоящая не столь далеко, лишь молчаливо проводила его взглядом — её глаза слезятся беспомощностью и отчаянием. А моя дорогая сестрёнка попятилась к входной двери, видимо, в надежде, что успеет убежать и позвать на помощь.
Ещё немного, и оно окажется прямо надо мной.
Чем ближе оно ко мне, тем лучше я различаю его наружность. Крупное тёмно-зелёное тело. Оно мешковатое, расплывшееся, почти что бесформенное, будто клякса от краски. Его ноги вполне человеческие, но человечности они ему не придают — под весом всей этой массы, практически полностью их накрывшей, они бы уже давно подломились. Оно лишено какой-либо индивидуальности, характерных черт, присущих людям. Если и возможно представить олицетворение всех смертных грехов разом, то это существо подошло бы как нельзя лучше. Выше этого бездушного мешка можно разглядеть очертания его головы — и даже глаза. Его голова, или то, что её заменяет, и шея, обмотаны широким белым шарфом. Возможно, это единственная деталь его внешности, за исключением ног, которая хоть как-то намекает на его человеческое происхождение.
Всё. Вот и пришёл мой конец. Оно стоит возле моей кровати и смотрит на меня. А я на него. Смотрю в глаза тому, кто пришёл по мою жизнь.
Оно протянуло свою холодную распухшую руку. Нет! Я не позволю ему к себе прикоснуться. Я буду кричать! Помогите! Пожалуйста! Кто-нибудь!
Это бесполезно… из моего рта вырываются лишь бессмысленные крики и всхлипы.
Его ладонь почти что касается моего лица. Я пытаюсь помешать ему, но руки меня не слушаются… впрочем, как и всегда. Прощайте, родные…
⁂
Не может быть! Моя матушка… моя дорогая матушка подбежала сзади и схватилась за его шарф. Что есть мочи она потянула его на себя и слегка отвела от меня этого монстра. Если бы это было всё… кажется, её неожиданный манёвр привёл к тому, чего это существо боялось больше всего — шарф слегка ослаб и обнажил часть его лица…
Отсутствующую часть.
В глазах существа вспыхнула ярость. Но вместо того, чтобы разорвать всех нас на мелкие кусочки, оно истошно замычало, срываясь на истинно душераздирающий вопль:
—У муму мум! Мумму муммум ммуму!
Вдруг оно сорвалось с места и молниеносно покинуло квартиру.
Мне кажется, или я только что увидел боль в его голубых глазах. Разве у монстров могут быть чувства?
Не дожидаясь своего и моего успокоения, матушка подошла ко мне и приложила руку ко лбу. Её лицо охватил ужас. Всё настолько плохо, а я этого даже не чувствую? Она выбежала из комнаты и вернулась с уже набившей мне оскомину бутылкой.
Только не это пойло, пожалуйста, хватит. Как же я от него устал.
Увы, мои попытки отбиться от ложки бессмысленны. Оно снова оказалось во мне. Как же омерзительно вкусно!
⁂
Красивые вечерние звёздочки подмигнули мне. А я подмигну им. Вот так… Кажется, они рады обрести нового земного друга в моём лице. Облака практически рассеялись, а это значит, что они не помешают мне насладиться космической сюитой, сочинённой для меня небесными карликами и гигантами, чтобы отвлечь от болезни…
⁂
Я стою в… подождите-ка, как это — стою? Я. На своих двоих. В каком-то окутанном мраком коридоре.
Стою.
Это какое-то чудо! Как такое возможно? Долгие месяцы я провёл в постели, не имея возможности даже нормально присесть. Горе от ума — иначе и не назовёшь. Вместо того чтобы просто порадоваться, я пытаюсь найти причины этой радости.
А что, если я ещё и…
— Обрёл дар речи!
Как же хорошо!
Что ж, допустим, теперь я себя ощущаю более-менее полноценным человеком. Но где именно я себя им ощущаю? Этот коридор мне кажется до боли знакомым. Такое чувство, что это… ну точно, это она — прихожая, которую я каждый день видел из спальни. Это первый раз, когда я увидел её с такого ракурса. Хотя, наверняка, всё-таки не первый. До сих пор не отошёл после того случая на стройке.
Ну да ладно, раз пошло такое дело, почему бы не воспользоваться этим шансом. Прогуляюсь, осмотрюсь — знать бы только, сколько мне для этого отведено времени.
⁂
Коридор очень слабо освещён, создаётся такое впечатление, что он чуть ли не бесконечный. Его стены увешаны многочисленными зеркалами, обрамлёнными несколькими подсвечниками. Я уже посмотрелся как минимум в десять из них, и ни в одном не увидел своего отчётливого отражения. Какая разница, достаточно здесь света или нет — я хочу увидеть своё лицо — но вместо этого вижу лишь размытый прозрачный силуэт и тот, кажется, не мой.
Если подумать, я ведь, и правда, не помню, как выгляжу. Господи, даже больше — я не могу назвать своё имя. Дату рождения. Не помню своего детства… но помню работу… и тот несчастный случай, приковавший меня к постели. Кто меня заставил пойти на ту злополучную стройку?
Не помню — совсем не помню!
Погодите-ка, в конце коридора зажёгся какой-то свет. Яркий, как солнце, и алый, словно кровь. Я чувствую его жар. Как же мне хочется ощутить себя в нём. Я хочу соединиться с ним и окончательно забыться. Зачем мне воспоминания, желания и стремления, если они навсегда останутся лишь во мне…
Сзади послышался шум. С другой стороны коридора показалось то, что совсем недавно напугало меня до истерики. Оно прошмыгнуло в одну из комнат, которую я почему-то не заметил.
О моё любопытство, куда ты меня заведёшь. Почему вместо простого и понятного пути, я уже подумываю о самом глупом и нелогичном? Почему мне так интересно это существо? Стоит ли так рисковать лишь ради утоления своего любопытства?
Чувствую… что стоит.
⁂
Боже! Это же моя спальня! Но здесь не только я и это существо — здесь все.
Все, кто был в комнате, когда оно пришло сюда. И всё выглядит точно также. Матушка стоит слева от меня, сестрёнка у входной двери. А существо, это мерзкое отродье, находится прямо передо мной и медленно, но верно приближается к моей кровати. Я не позволю ему снова меня испугать!
— Эй ты, обернись!
Я уже было потянулся к его шарфу, но вдруг меня кто-то остановил. Чья-то белоснежная ладонь ухватилась за моё запястье. Белый свет, появившийся из ниоткуда, потянул меня за руку обратно в коридор и преградил мне проход.
— Не надо…
— Как же не надо? Я не позволю ему снова ко мне прикоснуться.
— А ты знаешь, кто это?
— Нет, и знать не хочу!
— Тогда смотри…
Не понимаю как, но мы очутились прямо у моей кровати. Но я не вижу на ней себя! Нет, это определённо не я.
На ней лежит младенец.
Это не могу быть я…
— Но это ты. Только не тот, каким себя помнишь, а какой ты есть сейчас. А это мерзкое отродье, как ты его предпочёл назвать в своих мыслях — отец этого ребёнка.
Что за…
— Не чертыхайся. Твоей душе и так сейчас не просто.
— Но как такое может быть?
— Вы бы это назвали ошибкой. Но в нашем понимании, выражаясь вашим языком — это судьба.
— …
— В общем… ты всего лишь частичка собственной души. Как бы маленькая ниточка, отпавшая от полотна мироздания, и самым удивительным образом, ставшая частью души этого прекрасного ребёнка. Понимаешь?
— Ну, почти. Т.е. я уже мёр…
— Физически… но это мелочь. Главное, что душа твоя жила, жива и будет жить. И ей, честно говоря, уже давненько пора уйти на покой. Только вот, чтобы она окончательно его обрела, я должен тебе кое-что напомнить… о твоём отце.
— Учитывая, что я практически ничего не помню, это было бы прекрасно…
— Вот ты задавался вопросом, почему выбрал профессию разнорабочего, хотя мог поступить на государственную службу?
Госслужбу…
— Да, у тебя была такая возможность. Но ты от неё отказался. Знаешь почему?
— …
— Причина этому — твоя ненависть к отцу… предыдущему, то есть до твоего вечного сна. Ты не мог примириться с тем делом, что помогло ему встать на ноги и обеспечить вашу семью. Он хотел поделиться с тобой возможностями своего статуса, но ты пресекал все его предложения и советы на корню. Окромя того ещё злословил и грубил. Так, слово за слово, ты перешёл с пути любви, понимания и прощения, на путь ненависти и злопамятства, который и привёл тебя на ту злосчастную стройку. Если бы ты принял его предложение, то всё могло бы быть совсем иначе. Твои претензии к его делу могли бы стать подспорьем для твоей добродетели на службе. Но, увы, при жизни ты не успел одуматься. И сейчас, будучи частью это чистейшего создания, ты убеждаешь его стать таким же — отвергнуть собственного отца. Посмотри на него.
То существо, которое меня так пугало, стало обращаться в простого человека: потрёпанного жизнью, уставшего, в потасканном кителе. Это было не чудище, нет, а лишь раненный и комиссованный солдат с голубыми, словно небо, глазами.
— Этот мужчина надеется, что сын не отвергнет его и примет таким, какой он есть… каким он стал. Но твоё отношение к собственному отцу не даёт ребёнку окончательно проснуться и принять его. Ох уж эти убаюкивающие материнские объятия. Знаешь, почему они тебя так резко усыпляли? В эти моменты просыпался истинный владелец твоего тела. Он с радостью принимался кормиться из груди своей матушки. Этот божественный акт кормления давал ему силы противостоять твоей греховной слабости.
— Я даже не заметил, как изменилось моё тело…
— Но зато ты ни на секунду не забывал о том событии, что тебя сюда привело, и пытался вспомнить его причины. А это значит, что ещё не поздно всё исправить.
— Но как?
— Всего лишь попросить прощение.
— У кого? Это ведь не мой отец.
— Сам-то как думаешь?
Белый свет потянулся своим ярким лучиком к моей верхней губе.
Как же приятно, спокойно и тепло…
Отче, помилуй меня грешного…
⁂
Лекарь, подоспевший как раз вовремя, успел сбить температуру беспомощному младенчику, который, казалось бы, уже засыпал вечным сном. Всё благодаря отцу этого чистейшего создания, сорвавшемуся в больницу сразу же после прикосновения к его раскалённому маленькому лобику. Пока спаситель ребёнка собирал свой саквояж и сетовал на очередную семейку, которая почему-то решила лечить ребёнка не самым детским средством — эта самая семейка не могла отвести от малыша своих любящих и виноватых глаз.
Да прибудут они в спокойствии и умиротворении. Мальчик не держит на них зла — его душа исполнена одной любовью.
Входная дверь легонько хлопнула. Вместе с врачом квартиру покинули и всяческие звуки… но ненадолго.
⁂
— Па-па, — прозвучал ещё не совсем уверенный, но достаточно сильный детский голосок.
— Братик, ну наконец-то! — торжественно отозвалась его сестра.
— Его первое слово! Он произнёс своё первое слово! — женщина радостно ухватилась за руку мужа.
— Мальчик мой… п-подождите-ка, смотри! У него появилась впадинка! Её ведь раньше не было, точно п-помню! Господи, это же какое-то ч-чудо… — на лице мужчины, повязанном белоснежным бинтом, вспыхнула неугасимая улыбка — первая, и дай Боже, не последняя, после всех месяцев его бравой и честной службы.
.
ЛитСовет
Только что
