Читать онлайн "Парадигма. Жамевю."

Первое воспоминание – "Ненавижу шоколад".

Глаза открылись с трудом. Поднялись грудь и плечи от машинального вдоха, сразу же в голову ударила оглушающая боль. Потолок, абсолютно неподвижный, странно закрутился в сторону, встал на место, снова закрутился и так несколько раз, словно скачущая взад-вперёд стрелка поломанных часов. Часы в плохо-освещённой комнате тоже были, их выдавало убаюкивающе-нервирующее тиканье. И свеча была. И тумба прикроватная, на которой свеча стояла. И, конечно, кровать для прикроватной тумбы.

Как девушка это поняла? Из-за высокого ума, аналитических способностей, особой сообразительности. Проще говоря, мозги отшибло, но не окончательно. По этой же причине, вернее, причинам, первым зародившимся вопросом стал самый логичный, абсолютно рациональный. "А почему, собственно, я ненавижу шоколад?" Все дети любят шоколад. Она чем хуже? "Может, я не ребёнок?" Ответ логичен. Но и взрослые любят шоколад. Да кто ж его не любит! "Получается я". Второй подряд логичный ответ на собственный вопрос придал сил и мотивации, дабы убрать с затёкших конечностей тяжеленное одеяло. Голову повернуть на плотно-набитой подушке оказалось затруднительнее, но и со второй задачей "великий ум" шоко-ненавистницы справился. Тут же в этот самый ум прилетел следующий вопрос. "Я помню, что такое шоколад, кровать, часы, свеча. Помню родной итальянский, откуда-то английский. Даже формулы логарифмов", - в последнем она уверена не была, приплела лишь для большего представления о странности ситуации, - "Тогда почему я не помню своё имя?" Викторина с собственным разумом… Сплошное развлечение! Намечавшийся проигрыш мотивации поубавил, поэтому веки вновь опустились.

Девушка чётко решила – не дело вот так валяться. Тело решать ничего не стало, в связи с чем сон медленно возвращался. Думать пришлось быстро. "Если ничего не помню, смогу заново посмотреть любимые сериалы". Ох, да, заряд мотивации привёл тело в движение моментально. Глаза распахнулись, а следом и голова приподнялась. "Так я ведь не помню, какие у меня любимые сериалы". Голова с хлопком упала обратно на подушку. От падения мотивации хлопок не раздался, но живот неприятно проурчал. "Я ничего о себе не помню". Ложь. Она помнила, что ненавидит шоколад. "Но помню всё, со мной несвязанное. Даже сюжеты тех же сериалов". Девушка сложила руки на животе, не мигая уставилась в потолок и подумала: "Бренна моя жизнь". Единственный возможный плюс от потери памяти растаял, как шоколад на горячей плите. От всплывшего в мыслях образа растаявшего шоколада девушку передёрнуло. Нет, правда, не дело это. Нужно думать. Многочисленные сюжеты однообразных сериалов она помнила. Но имён и даже лиц актёров – нет. Логарифмы, основные биологические термины, таблицу Менделеева, Мона Лизу Леонардо да Винчи и около-бесконечный, а, может, и не "около", поток туристов в Лувре помнила. Всё, что знала о мире, помнила. Но о себе – нет. Стоило какому-либо аспекту мира напрямую касаться жизни, огонёк прошлого сразу растворялся в разуме, не успев толком показаться. Девушка помнила о очередях, но не как к ним относилась. "Если постою в очереди, вспомню?" Нет, нет, нет. Какая очередь? Сейчас бы вспомнить хотя бы имя! Живот опять проурчал. Мотивация стабильно держалась на два с половиной сантиметра ниже плинтуса, значит, дело в голоде.

Девушка сбросила одну ногу с кровати, потом вторую, потом тре… Нет, ноги было две. У людей обычно две ноги. Она помнила, что является человеческой девушкой, но на этом знания о жизни кончались. Ах, нет. Ещё ненавистный шоколад оставался. Со вздохом великой мученицы она опустила босые стопы на пол. Толстая половица скрипнула. Безвольная туша подалась вперёд и… Упала. Тряхнуло прикроватную тумбу, но свеча устояла, хоть и устрашающе качнулась вбок. Нежданное падение принесло ещё одно открытие. Ругательства девушка тоже помнила.

Как-то отдалённо послышались быстрые, суетливые шаги. Звучали они так, словно побежала целая орава ребятишек дошкольного возраста. Распахнулась комично-широкая дверь, впуская внутрь тёплый свет. Девушка поморщилась, привыкшие к полумраку глаза заслезились, накрывшись пеленой. Показались тени тонких ног. Множества ног.

- ¿Quе́ pasó? ¿Quе́ pasó?

Взволнованный голос разорвал тишину. На пол повалилось тонкое, испачканное яркими оранжевыми пятнами полотенце. Девушка прищурилась, картинка медленно обрела чёткость. Тонкие ноги быстро передвигались по полу из стороны в сторону. Не человеческие. Паучьи. Перед ней оказалось тело гигантского мохнатого паука. Очевидный кошмар. Ничто иное, как разыгравшаяся фантазия. Но всё равно девушка не успела даже закричать, сразу потеряв сознание.

Страх вещь вообще удивительная. Кого-то делает безрассудно-всемогущим, кого-то абсолютно беззащитным. Когда девушка проснулась в следующий раз (в той же комнате, на том же скрипучем матрасе), глаза так сразу открыть не получилось. Новое пробуждение копилку воспоминаний не пополнило, отчего сил поубавилось. Со стороны отчётливо доносилось мелодичное бормотание, кто-то напевал себе под нос. Судя по голосу, кто-то довольно старый. Интерес пересилил. Веки медленно разлепились. Пение в этот же момент оборвалось.

- ¿Estа́s despierta, cariño?

Пожилая женщина со сморщенным, но миловидно-округлым лицом опустила спицы и сплетавшуюся воедино фиолетовую пряжу. Из аккуратного пучка седых волос на затылке выбивались мелкие непослушные пряди, а на небольшом носу лежали массивные очки с толстыми линзами. Девушка слегка повернула голову, несколько долгих минут изучая бабулечку, обеспокоенно хлопавшую короткими ресницами. Не двигаясь с кровати, попробовала подать голос, но заместо вырвались хрип и сухой кашель. Бабулечка дрогнула, тут же засуетилась и поправила подушку, помогая перебраться в полу-сидячее положение. Поднос, лежащий всё это время на прикроватной тумбе рядом со свечей, содействием морщинистых дряхлых рук быстро переместился поверх одеяла вместе с деревянной плошкой. Внутри булькнул наваристый бульон, до одурения ароматный хоть и подостывший. Девушка глупо уставилась на еду. Пересохший рот наполнился вязкими слюнями, живот вновь напомнил о себе урчанием. Несмотря на это, начинать приём пищи она не спешила: "Я люблю супы?"

- ¿Por quе́ no comes, cariño? – жалобно прощебетала бабулечка и глянула на бульон. Глаза, казавшиеся и без того большими из-за толстых линз, пуще округлились от какого-то непонятного осознания. Бабулечка взяла чашу и поднесла к пересохшим губам, осторожно отпивая несколько глотков. – Puedes comer, realmente puedes comer.

"Ах, точно", - вдруг поняла странный жест девушка, - "Я ведь должна бояться, что меня отравят. В сериалах всегда так делают". Гарантией безопасности подобный акт, конечно, не являлся, но душу немного согрел. В конечном счёте, при желании даже дряхлая старушка могла совладать с бессознательным, запертым в четырёх стенах человеком. Не навредила до этого, смысл браться за злодеяния сейчас? Даже если и был, навряд ли удастся этому как-либо помешать. Девушка взяла чашу ослабевшими, дрожащими руками и с усилием поднесла ко рту. Прозвучало тихое хлюпанье, бабулечка с облегчением выдохнула и довольно улыбнулась. Каждый глоток давался с трудом, но приносил убаюкивающие волны блаженства, медленно растекавшиеся по телу. От первого, конечно, к горлу подкатила тошнота, невольно вызывая мысль: "Супы я не люблю". Но второй почти сразу столь приятно растёкся по языку и согрел горло, что доводы переменились. "Нет, всё же, супы мне нравятся". Действительно ли по нраву пришлось яство или разум затуманил голод, рассуждать она не стала. Опустошить чашу далось тяжело, желудок наполнился уже несколькими первыми глотками, но расстраивать миловидную бабулечку совершенно не хотелось. Эх, какая душа не слаба перед детьми и стариками? Бабулечка (предположительно, ранее сидевшая на табурете) поднялась и забрала поднос с чашей, что-то приговаривая на совершенно неразборчивом языке. Девушка сползла вниз на кровати, невольно наслаждаясь уходом и заботой незнакомки, поправлявшей подушку под её головой. Наполненный желудок навалился грузной сонливостью. Раздался зевок, ставший сладкой улыбкой: "Может, это моя бабушка?" - девушка всмотрелась в округлое лицо, недолго ища семейное сходство и всё же быстро поняв, что совершенно не помнит своей внешности, - "Или мама. Если мама, я, должно быть, и сама уже в почтенном возрасте. Интересно, сколько мне лет?" Глаза медленно слипались. "Интересно, как меня зовут?" Прозвучал топот множества ног, но накатывающий сон приглушал все чувства. "Интересно…" – девушка ещё раз зевнула, - "…кто я?"

Проснуться вновь оказалось гораздо легче. Видимо, энергия взаправду берётся из еды. Счёт времени медленно терялся, отчего доносившееся непонятно-откуда тиканье часов всё больше действовало на нервы. Ритм двигающихся стрелок сплетался в мелодию с металлическим звоном длинных спиц. Девушка посмотрела на бабулечку, тихо вязавшую подле кровати. "Она, что же, постоянно рядом?" - подобные мысли наводили на определённые выводы, – "Точно моя бабушка".

- Ба… буля… - прохрипела девушка. Говорить давалось через боль. - Буля, - повторила она, на сей раз более уверенно. Голос постепенно возвращался. – Что… Со мной слу… - кашель оборвал слова.

Бабулечка застыла, бормоча незнакомым говором. Девушка устало опустила веки: "Ничего не разобрать. Если она действительно моя бабушка, почему мы говорим на разных языках?" Раздалось странное отрывистое топанье, заставившее открыть глаза. И лучше бы они оставались закрытыми. В следующее же мгновение девушке показалось, что тяжёлым ударом из лёгких выбили весь воздух.

Миловидная, сморщенная бабулечка поднялась, шустро направившись к двери на восьми мохнатых паучьих ногах. Верхняя часть тела принадлежала человеку, а всё, находившееся ниже талии – несуразно огромному членистоногому. Опять кошмар, опять жестокая игра фантазии... Но нет. Реальность правдой смотрела в распахнутые очи. На сей раз девушка сознание не потеряла, а успела закричать, хоть и до смешного хрипло. Весь тот небольшой запас энергии был потрачен на то, чтобы вжаться в угол между стеной и кроватью. "Это не моя бабушка", - наконец озарило довольно очевидным выводом светлую голову, - "Это монс-" Мысль оборвалась, стоило девушке посмотреть на бабулечку. Она казалась такой… Напуганной? Неловко застыла в проходе широкой двери, не зная, куда деться. Восемь тонких ног в панике двигались из стороны в сторону, словно отдельно от тела, пока старушка крутила головой в поисках угрозы. Не заметив ничего пугающего или сверхъестественного, конечно, успокоилась, да только страх сменился недоумением. Она посмотрела на девушку, до побелевших костяшек сжимавшую в руках одеяло, а затем опустила взгляд на свои восемь ног. Бабулечка весело расхохоталась, резво покинула комнату, не закрывая двери, и вернулась спустя пару минут с деревянной шкатулкой в руках, покрытой слоем пушистой белой пыли.

От топота тонких ног девушку передёрнуло, живот скрутило в тугой узел. Ужасный, невыносимый зуд расползся по всему телу.

Бережно отряхивая шкатулку от пыли, бабулечка вернулась на прежнее место. Паучьи ноги согнулись (никакого табурета вовсе не было) и скрылись за высокой кроватью, оставляя обзору лишь туловище. Впавшую в ступор девушку это особо не успокоило. Мелкая дрожь сотрясала тело, а все мысли улетучились из головы. Старушка, тем временем, открыла наполненную старинными украшениями шкатулку. В тусклом свете свечи мерцало множество громоздких серёг из почерневшего от времени золота, простых браслетов, тонких колец с разноцветными драгоценными камнями. Среди всего этого обилия, явно хранимого с особым трепетом, лежала каффа из тонкой серебряной проволоки с розовато-белой вытянутой ракушкой. Именно её достала бабулечка, а затем осторожно провела подрагивающим пальцем по спирали. Ничего не произошло. Бабулечка буркнула что-то на непонятном языке и щёлкнула ногтями по раковине. Спираль слабо замерцала, а затем и вовсе засияла. От шока девушка вспомнила, как дышать. Правда, ненадолго. Когда морщинистые руки потянулись к ней, страх вновь перекрыл кислород и сковал все движения. Бабулечка аккуратно закрепила каффу на ухе девушки, так, чтобы ракушка плотно к нему прилегала.

- Наде-^|/g0, [_| старьё |>^|)-отает…

Девушка вздрогнула. Ранее неразборчивое бормотание теперь казалось частично понятным. Слова всё ещё звучали незнакомо, но в голове отражалось понимание их смысла, прерываемое белым шумом при ненарочном дёрганье устройства.

- Значит, работает. – бабулечка слабо улыбнулась. – Никогда ранее не пользовалась языковыми ракушками, cariño?

Девушка покачала головой и осторожно коснулась пальцами ракушки в ухе. "Что происходит? Языковая ракушка? Я не помню ничего о себе, но неужели забыла нечто о мире?"

- Ты говори-говори, cariño, - завидев абсолютное замешательство на лице девушки, продолжила старушка, - ракушка сама твою речь на фенга́рский переведёт. Она его энергией заполнена.

- Бабуль, - девушка начала столь тихо, что сама себя толком не слышала, - бабуль, вы, вы это… - чуть громче продолжила она, - вы простите, что я так, - замялась и опустила глаза, - вы ухаживали за мной, а я-

- Что ты, что ты! – посмеялась бабулечка. – Должно быть, раньше никогда смешанных шестой ступени не видела? Аристократка небось?

Девушке показалось, что язык вновь превратился в тарабарщину. "Аристократка? Неужто я в другой стране? Или другом веке?" Ни то, ни другое паучьих ног у старушки и ракушку-переводчицу не объясняло, что не обнадёживало.

- Я не знаю.

Бабулечка глупо захлопала глазами.

- Ничего вспомнить не могу, - девушка опустила руки, не выпуская одеяло из сжатых кулаков.

"О себе уж точно", - она неловко посмотрела вниз и, увидев выглядывающую из-за кровати мохнатую тонкую ногу, сглотнула, - "И, видимо, о мире тоже".

- Понимаете, я когда… - она прикусила язык: "Когда что? Засыпала? Попадала под машину? Откуда мне знать, как я потеряла память, если я её потеряла!" – Мне казалось, люди должны выглядеть иначе. Простите.

Бабулечка ласково положила руку ей на щёку, слабо щипнув пальцами.

- Извинения, как золото, cariño. Если его слишком много – оно теряет ценность. – старушка опустила морщинистую руку и закрыла шкатулку, отставляя в сторону и вновь берясь за пряжу. – Не помнишь, значится? Ох, что же нам делать. Ну, если уж правда аристократка, хватятся быстро. Не переживай, cariño, я тебя выхожу и семье сдам свеженькой и румяной, как найдутся.

Девушка не могла быть уверена, что эта самая семья у неё есть. Даже не знала, находится ли в своей стране.

- Где я сейчас, бабуль? – потому решила, что лучше задавать вопросы, на которые должны найтись ответы. – В Испании? Если не ошибаюсь, говорили вы на испанском.

- Испа… Кто? – бабулечка отвлеклась от пряжи. – Мы с тобой в славной империи Фенга́ри, cariño.

"Фенгари…" – задумалась девушка, - "Не припомню. Небольшая страна или у меня плохие знания географии? Почему тогда империя? В современном веку вообще остались империи?" Век, по немногочисленным воспоминаниям, должен быть двадцать первым, но теперь и в этом уверенность пропала. После-то пауко-бабушки и переводящей ракушки.

- Тогда, на каком языке вы… Мы сейчас с вами говорим? – девушка решила продолжить расспрос, в надежде понять хоть что-то.

- Фенгарский конечно.

- А раньше вы на каком языке говорили? Похож на испанский.

- Так потому похож, что и есть испанский.

Они глупо уставились друг на друга.

- Значит, вы родом из Испании? – сердце девушки забилось быстрее от странного предчувствия.

- Не понимаю, тебя, cariño, ох, вот же старая моя голова. – бабулечка тяжело заохала. – Что такое Испания? Королевство?

На фоне не хватало звука раскатистого грома, как в сериалах. Знать испанский, но не знать Испанию? "Или это у меня ложные воспоминания? Я брежу? Брежу ведь?" - девушка полагала, если всё это лишь странные галлюцинации и фантазии собственного разума, то ей полегчает. Лучше быть сумасшедшей в нормальном мире, чем нормальной в мире сумасшедших.

- Постой-ка, постой-ка, - вдруг продолжила бабулечка в искреннем неверии, - быть может, cariño, иномирная ты?

Они опять глупо уставились друг на друга. Девушке захотелось в истерике забить руками по подушке, как делают дети, но оказалось слишком лень.

- Не помню я, Буль, не знаю! – нос потёк, глаза защипало. – Если б знала, может, и помнила, но я не знаю.

Бабулечка с сочувствием посмотрела на девушку.

- Точно иномирная. В большей части пообразцовых миров королевства по нашим языкам зовутся. – покачала головой старушка. – Ох, бедная, бедная девочка… Как же ты в "дыру" попала? А вернуть тебя как, без памяти-то?

- Я ничего не понимаю, Буль! – отчаянно всхлипнула девушка.

Старушка осторожно притянула её голову к своему плечу и успокаивающе похлопала по волосам.

- На поле я тебя своём нашла, - решила начать с начала бабулечка, - прямо среди тыковок валялась, продрогшая вся. Всё думала, как ты там оказалась, но, если уж в "дыру" попала.... Вот, выходить тебя решила. Как ребёнка бросить? У меня ни внуков, ни детей, но как бросить, как бросить… Проспала ты больше недели, дней, эдак, десять, я уж переживать начала, небось померла, но дышала ведь. А потом ты проснулась, повалилась с кровати и снова уснула. Ещё две ночи минуло.

Девушка хлюпнула носом, попытавшись взять себя в руки и успокоиться. Хотя бы причина изнеможения теперь стала более-менее понятной.

- Вы говорили, что я, - девушка на мгновение задумалась, вспоминая, - иномирная. Я не понимаю.

- Уверена я, определённо, иномирная определённо. Возможно, из пообразцового мира первых трёх кругов, раз в "дыру" попала. – кивнула старушка и отстранилась, заглядывая девушке в глаза. – Ты в Парадигме, cariño, образце всех миров.