Читать онлайн
"Я и другие"

Глава 1. Я и стены вокруг меня

В один момент я просто потеряла счёт времени, да и он был бессмысленным, как мне казалось. Каждый новый день был похож на предыдущий и предзнаменовывал будущее. Всё, что у меня было – это маленькое оконце, томно пропускавшее в мрачную комнату еле-уловимый поток света. Вдали колыхались деревья, мелькали неясные силуэты движущихся людей, вечно серое, усталое небо сливалось с линией горизонта. Окно было единственным связующим элементом между миром и мной. Мать позволяла мне выходить только во двор, не дальше крыльца нашего старинного, дышащего усталостью и ветхостью, дома. По утрам её никогда не было в доме. Она тайными тропами ходила за продуктами и водой. Не уверена, знали ли соседи из ближайших домов, что происходит за стенами нашего. Для меня точно кроме матери никого в мире не существовало. И это вовсе не гротеск. Для меня в принципе не существовало мира. Всё, что я видела изо дня в день – свою пастель, стену, к которой был прислонён шкаф со старинной серебряной утварью, потолок с узорами в виде паутины, безмолвно, словно тень, передвигающуюся по дому фигуру матери в платье, которое подарили ей ещё ее родители задолго до войны, и необузданные просторы, скрывающиеся за оконной рамой.

В нашем доме постоянно стояли полумрак и прохлада. Из-за этого моя мать Луиза незадолго до моего совершеннолетия слегла с туберкулёзом, от него же и умерла. У неё всегда было слабое здоровье, что только усилилось после смерти нашего отца. В июне 1944 года отец отправился на Вторую Мировую войну, сразу после открытия Второго фронта вооружённой борьбы США и Великобритании против нацистской Германии. Он пробыл на фронте около двух месяцев, мне тогда было 5 лет. Отец был в составе союзных британских и канадских войск, активно участвовал в Нормандской операции августа 1944.

Союзные войска тогда одержали стратегическую победу, но отец так и не смог вернуться к нам, в Лондон. Он погиб в ходе «Оверлода».

Я помню каждую слезу матери, её крик до сих пор звенит в моей голове. Её охватила умерщвляющая скорбь. С того дня, как нам пришла весть о гибели отца, вся наша жизнь перевернулась. Из лондонской квартиры мы переехали за город, в старинный дом наших бабки и деда, которых уже не было в живых. Мать впала в депрессию, ею завладела апатия. Потеря близкого человека серьёзно сказалась на её психике. Теперь она, не переставая, твердила, что окружающий мир опасен и жесток, что нельзя скрыться от смерти, что её белоснежная холодная рука достанет тебя в любой точке мира. Луиза стала сходить с ума от своего горя, в её голове зародились параноидальные мысли. Ей везде мерещились заговоры, ей казалось, что за нами следят и хотят убить, она была уверена, что меня отнимут у неё. Хоть от смерти и не скрыться, Луиза всё же попыталась это сделать, заперев себя вместе со мной, маленькой девочкой с яркими голубыми глазами, так и жаждущими познать мир, в том самом доме, вдалеке от центра Лондона и от жизни в обществе.

Шли годы. Закончилась война и началось мирное время. Но Луиза не оставляла своих навязчивых идей. Я помню, как каждое утро она ставила меня к стене, раздевала и пристально вглядывалась в каждую родинку на моей бледной коже, не подменили ли ей ребёнка за ночь. Прежде чем давать мне есть, она по несколько раз пробовала еду сама, вдруг она отравлена и я уйду вслед за отцом. Она забывала о своём прошлом. Однажды, она забыла, что когда-то жила в Лондоне и была замужем. Пелена психического расстройства окончательно заволокла её. В 1944 она думала, что, спрятавшись, убережёт меня от войны. Но уже в начале 50-х ею больше не двигали убеждения, желание скрыться от общества стало лишь одним из симптомов её болезни.

Но когда-то, ещё до начала Второй мировой, в её глазах горел огонь. Они с отцом планировали всю жизнь прожить вместе в той уютной лондонской квартире. Мать не рассказывала, как ей в голову пришла мысль назвать меня Кайли. Очень редкое имя для Великобритании начала 40-х. Наверное, они с отцом были настолько рады моему рождению, что решили одарить меня таким необычайным именем. Однако, лучше жизнь от этого не стала. Зачем мне имя, если меня вообще не существует в мире? Зачем меня как-то называть, если я не покидаю стены дома, если обо мне не знает ни единая живая душа? Так всё и случилось. Последний раз я услышала своё имя из уст матери в шесть лет, после чего я надолго забыла, как меня зовут и кто я вообще такая. Если ей надо было подозвать меня, в доме раздавалось глухое «дочь». Либо, Луиза обращалась ко мне по фамилии – Рейн.

Луиза могла подолгу сидеть в кресле в самом тёмном углу дома, окутав себя глухой тишиной. Порой мне казалось, что она нашёптывает нечто странное себе под нос, возможно, зовет отца. Я, подобно призраку, босая и с растрепанными волосами медного оттенка, стояла позади неё, не решаясь подойти. Я одновременно боялась её и не понимала, что не так в нашей семье. В самом детстве мне казалось, что она поступает правильно, возводя стены, но, взрослев и становясь осознаннее, я уже отчётливо понимала, что она больна. От этого становилось ещё страшнее.

Дождь. Я с самого детства боялась дождя. Многим людям не по себе от грозы, другие пугаются грома, а меня угнетал дождь. Эти тяжёлые капли, ударявшие о ржавый навес, словно молоток на Страшном суде отсчитывает минуты твоей жизни. Как только сгущались грозовые облака над пустошами вокруг и я понимала, что дождь на несколько часов неизбежен, я пряталась под кроватью.

Либо специально безобразничала, чтобы мать заперла меня в чулане, который не пропускал ни единого шума, чтобы только не слышать звук дождя. В своём самом страшном сне, повторяющимся чуть ли не каждый месяц, я открываю окно, из которого непрекращающимся потоком течёт в комнату дождевая вода. В ней тонет мебель, она яростно стягивает краску со стен. Я пытаюсь выбраться из дома, ползу на корточках к двери, но дом меня не отпускает, и, захлёбываясь в слезах и дождевой воде, я тону. Просыпаюсь, стряхиваю пот со лба, и даже он напоминает мне капли дождя. Может, из-за этого я всегда и пила мало воды? Повезло нам жить в самой дождливой стране мира!

Естественно, ни в какую школу мать меня не отдавала. Для неё это было почти тоже самое, что преподнести меня на блюдечке Дьяволу. Не скажу, что она была набожна или чересчур суеверна, скорее все её действия исходили из психического расстройства. В доме была большая библиотека. Помимо окна, с внешним миром меня знакомили книги. Возможно, именно они не позволили мне сойти с ума и превратиться из человека в дикое животное. Не зная с чего начать и как вообще учиться по книгам, я сразу начала с философских трудов эпох Античности и Возрождения. Первой книгой, которую я сама прочитала в возрасте девяти лет, был труд Аристотеля о первопричине мира. Я читала философов, размышлявших о смысле бытия, о божественном начале в человеке, об этапах, которые должен пройти человек, чтобы стать личностью, чтобы носить гордое имя – человек. К пятнадцати годам мною были прочитаны все философские труды, которые только хранил наш дом – от Платона до Смита. Книги помогали мне выжить, за чтением быстрее проходило время. Каждую секунду своей жизни я сама у себя спрашивала: «А зачем я вообще всё это делаю? Читаю, пытаюсь познать какие-то науки?» Ведь ко мне это не имеет никакого отношения! Ни смысла жизни, ни этапов становления личности, ни самого бытия в обществе у меня не было и нет!

Чувство одиночества не покидало ни на день. Самым трудным рубежом стал одиннадцатилетний возраст. С того момента меня каждый день мучала тошнота, несколько раз за день учащалось сердцебиение. В одночасье мое бледное от природы лицо наливалось багрянцем. Стены давили на мозг, весь день проходил в томительном ожидании ночи, чтобы наконец заснуть, хотя бы на несколько часов исчезнуть из этого бренного мира.

Мать к тому моменту уже была плоха. Я боялась этого больше всего на свете. Когда видела, что утром она проснулась живая, готова была заорать на весь дом от радости, меня тут же попускало. Но стоило ей истошно закашлять, ко мне в голову приходило осознание – конец близок. Можно спрятаться от войны, можно сбежать от людей, можно укрыться высоко в горах и глубоко в ущелье. Но есть две вещи от которых не сбежать никогда – от самого себя и от смерти. Как бы ты не старался отрицать в себе человеческое начало, оно, так или иначе, возьмёт верх.

Наблюдая за людьми на улице, я постоянно задавалась вопросом: «Почему меня нет среди этих людей? Почему я провожу свои дни взаперти?». Мать не переносила этих вопросов, она сразу начинала бухтеть, пытаясь сойти с разговора. Она вечно пугала меня ужасающими последствиями пребывания в социуме, что от людей исходит боль и зло, а одиночество – истинное счастье и спасение души. Я перестала задавать ей вопросы.

Незадолго до смерти Луиза растеряла абсолютно все человеческие качества, отличающие людей от животных. Я перестала слышать её голос, она будто разучилась разговаривать. Лишь истошный, душераздирающий кашель, вызванный туберкулезом, раздавался на весь дом днями и ночами. Бедная женщина! В её жизни последние восемнадцать лет не было ни луча света. Я могла стать этим лучом, но ему так и не удалось выйти из-за тучи.

Глава 2. Люди и их страх

- Только прошу, Кайли, не останавливайся! Рассказывай! Дорогая племянница, я должна знать всё, что происходило в твоей жизни до того, как мы нашли тебя! – розовощёкая, с вечно улыбчивым выражением лица, которое не стереть даже самой черной скорбью, приговаривала Элис – моя родная тётка. Она сидела напротив, наклонив корпус чуть вперёд, чтобы лучше меня видеть и не пропустить ни единого слова.

Мой подбородок дрожал, горло сводила тревога, каждый миг мне казалось, что стул подо мной раствориться, а я улечу прямиком в забвенье. Голос то подскакивал, переходя на нервный визг, то съезжал в пугающий хрип.

- Мне тяжело говорить. – проронила я, хватаясь губами за воздух. – Вы, тётя, второй живой человек, которого я видела с пяти лет.

- Второй? А кто же был первый? – искренне удивилась тётушка.

- Работник морга. – В моем голосе слышалась сталь. – Когда пришел забрать тело.

- Она страдала?

- Мать несколько лет тяжело болела, но психическое расстройство сгладило её болезнь. Она не понимала, что с ней происходит, она думала, что это заговор против меня. Я нашла её в саду. После утреннего похода за водой. Я и не надеялась, что она протянет так много. Сразу после этого соседи помогли разыскать вас, тётя Элис. Она никогда не рассказывала, что у нее есть сестра, а у меня родная тётя!

- Мы с твоей матерью давно не поддерживали отношения. Особенно, после того, как она вышла замуж. Наша семья не поддерживала идею участия Великобритании во Второй Мировой Войне, а ваш отец положил жизнь на поле боя. Но, если бы я только знала, что у Луизы есть дочь, ты бы ни за что не пережила этого

кошмара! Столько лет пробыть в изоляции, да ещё и с матерью шизофреником! Моя ж ты девочка!

Тётушка вскочила с кресла и обхватила меня своими пухлыми, розовыми руками, прижала моё лицо, полное золотых веснушек, к своей груди. Я никогда не чувствовала такого тепла. Моя жизнь всегда сопровождалась только холодом и темнотой, тепло было мне чуждо. Но в гостиной тётушки было так тепло и светло, что этот свет буквально ослеплял меня. Я была готова вечно стоять в этой комнате, только снова не погружаться в небытие!

Но, к большому разочарованию, мне пришлось покинуть дом тёти, так как моё существование там оказалось невозможно. Я сразу и не поняла, что начало происходить. Когда в наш с матерью дом, уже после её смерти, стали стягиваться люди, я почувствовала резкое недомогание. Горло сдавливая колючая проволока, от соприкосновения взглядов меня бросало в холодный пот. Я не выносила такого большого количества людей. Когда в дом приехали тётушка Элис и её муж, я валялась на сыром полу и билась в конвульсиях. Жилы на шее раздувались, я во все стороны плевалась слюной, лопались капилляры глаз. В ужасе супруги стояли надо мной и наблюдали, как меня изнутри пожирает страх к ним же. Это был мой первый невротический приступ. Восемнадцатилетняя изоляция не могла пройти бесследно. Меня пугало в людях всё: их бегающий взгляд, движение тела, размахивание руками и чересчур громкое дыхание и пыхтение некоторых.

Я вглядывалась в их лица и не могла понять, это один и тот же человек, только раздвоенный, или совершенно разные люди. Тётя, как человек наивысшей проницательности, сразу показала меня знакомому психиатру. Всё это длилось недолго, буквально через пару дней я уже была в доме тёти, но мне казалось, что мимо проносятся десятилетия. Я сама себя боялась, закрывала глаза, как только мимо проходил человек. Я не могла находиться в обществе больше, чем одного человека, как я всю жизнь и прожила вдвоём с матерью. Мне сразу поставили диагноз социальная фобия, выражающаяся через желание одиночества и истерические приступы. Тётя была в панике. Я слишком неожиданно свалилась на её голову, да еще и психически больная!

Квартира тётушки Элис располагалась в самом центре Лондона. Помещение было просторное, ухоженное, с большим разнообразием растений и картин. Было видно, как хозяева вкладывают всю душу в создание домашнего уюта, как они сами излучают это тепло, оседающее на стенах квартиры. Семья тёти была зажиточной. Они держали довольно большую антикварную лавку, приносящую неплохой доход. Вот она – моя новая семья! Думала до того, как осознала, сколько на самом деле человек будет делить со мной быт. Их было пятеро – Элис, её супруг и трое детей. Тётушка со скорбью и отчаянием также понимала, что в её квартире я не задержусь надолго. Необходимо искать более подходящий для меня вариант – что-то уединённое, замкнутое, не приносящие боли.

У меня такое ощущение, что я никогда не расплачусь с тётей. Её сопереживание и желание мне помочь превосходили все рамки приличия. Мне становилось катастрофически стыдно. Элис знает меня меньше недели, а уже готова отдать последние деньги, дабы оплатить мне жильё и купить одежду. Я как-то не уточнила, купила ли она эту квартиру, либо сняла. Лучше, конечно, сняла.

Если тётушка купила для меня это жилище, мне будет проще расстаться с жизнью, чем с деньгами практически чужого человека. Сама не понимаю, откуда во мне столько испепеляющего стеснения. Скорее всего, это тоже проявление страха. Страха начинающейся с чистого листа жизни.

Я никогда в своей жизни не видела такой большой и мягкой кровати, не ощущала настолько приятных тканей, обволакивающих тело. Тётушка специально не стала искать мне огромную квартиру, в которой можно потеряться по пути из спальни в гостиную. Квартира была миниатюрная и уединённая, в ней хотелось оставаться. Я сразу прилипла к окну. Оно было совсем не таким, как всю мою жизнь до этого. Окно из детства напоминало лазейку из подземелья, маленькое окошко в погребе. В новой же квартире овальное окно служило яркой деталью интерьера квартиры. В квартире я чувствовала себя защищённо и спокойно. На данный момент жизни у меня не было ни единой мысли, как я буду жить дальше. Мне необходимо заново учиться. Но на этот раз не философии и истории, а умению вставать по утрам, готовить еду, стирать бельё и принимать ванну, вдыхать и выдыхать воздух, улыбаться и грустить – быть человеком, хотя бы постараться!

- Ты можешь ни о чем не волноваться! – хлопотала тётя Элис, вырисовывая окружности вокруг меня, пока я рассматривала каждый уголок квартиры. – Мы не бросим тебя, ты ни в чём не будешь нуждаться! Когда-то я уже отвернулась от сестры, от племянницы точно не отвернусь!

В нашем с матерью доме пахло затхлостью, веяло старостью и смертью. В этой квартире пахло чистым бельём, свежевыкрашенными стенами и комнатными цветами. Мне было так легко дышать, что, казалось, лёгкие не выдержат такого количества кислорода. Перебирая своими ножками, я металась по квартире, смущённо натягивая улыбку на каждую фразу тётушки.

Было одновременно спокойно и тревожно. Спокойно от созерцания чудесного жилища и лица родного человека, тревожно от осознания собственной ничтожности и неполноценности.

- Тебе нужен отдых! – продолжала тётушка. – Мы поможем тебе справиться с этим подавленным состоянием и вылечим твой недуг!

От последних слов Элис мне стало как-то не по себе. Разве меня можно вылечить? Я что, чем-то больна и мне необходимо лечение? Ничего же страшного не случиться, если я годок, другой проживу одна? И лечить никого не надо!

Я ни разу не была на могиле матери. Место, где она похоронена, располагается в часе езды на поезде. Такого стресса я не выдержу. Несмотря на то, что мать является виновником моего расстройства, я не испытываю к ней ненависти за загубленную жизнь. Больной больного не судит. Луиза не осознавала, что творила. Она свято верила, что, заперев меня в доме, мою душу будет ждать спасение. Её действия можно понять и оправдать. Тем более, что плохого в одиночестве? Ты не от кого не зависишь, тебе не требуется оценка со стороны окружающих, чужие проблемы не заботят, чужие слова не ранят. Я читала многих мыслителей, у всех были разные взгляды на человеческую натуру, многие писали, чтобы стать полноценным членом социума, необходимо нести пользу в мир, взаимодействовать с субъектами общественной жизни. Но как это сделать мне, если я панически страшусь людей? Как мне познать мир и себя, если я живу в собственном мирке. Материнский дом сменился лондонской квартирой, заточение сменилось добровольным одиночеством, но тюрьма внутри меня так и осталась тюрьмой, в ней лишь поменяли цвет стен.

Несколько дней подряд я пластом пролежала на кровати. Чересчур мягкая пастель стесняла мои движения, мне было страшно провалиться сквозь матрас, как сквозь вату или рыхлый снег. Я изредка вставала с кровати и, поглаживая очень приятные на ощупь стены, ходила по квартире из стороны в сторону. Я могла часами смотреть в окно на проспект, по которому носились автомобили. Неподалёку слышались звуки рельсов, в паре кварталов от моего жилья располагалась железная дорога. Просыпалась я рано, раньше, чем встаёт солнце. Психологи, которых я читала, заключили, что раньше всего встают люди пожилого возраста. Они, осознавая конечность жизни, не хотят тратить её драгоценные минуты на спячку, поэтому стараются начать жить этот день раньше. Не знаю, с какой целью мой мозг посылал мне сигнал пробуждаться, ведь в моём распорядке дня нет планов и дел. Я либо лежу на кровати, чувствуя, как медленно затекают руки и ноги, либо сижу у окна, наблюдая, как в кино, за чужой жизнью чужих людей. У моего существования не было цели. Я просто была! Зачем? Почему? Ради чего? Это останется на век без ответа.

Глава 3. Врач

Пронзительный звон оглушил меня с самого раннего утра. В недоумении, я сползла с кровати, устремив взгляд на часы. Маленькая стрелка догоняла семёрку, а длинная волочилась где-то ежду цифрами восемь и девять. От резкого поднятия на ноги у меня закружилась голова и полетели искры из глаз. Мне снова пришлось присесть, чтобы это состояние немного попустило. За окном только разгоралось утро, по небу струями разливались перистые облака, кристально чистый воздух наполнялся английской прохладой и свежестью. Тётушка не могла заявиться ко мне настолько рано.

Обычно, она навещает меня во второй половине дня, но никак не в шесть утра. Звон сменился на стук кулачком о дверь, видимо, человеку снаружи зачем-то очень понадобилось заявиться ко мне. Мне на мгновенье даже стало любопытно, сколько этот стук ещё будет продолжаться. Либо кто-то вызовет полицию, либо непрошенный гость сам соизволит удалиться. Мне ничего не стоило подойти и открыть дверь. Судя по всему человек был один, и мне нечего было бояться. Но я скорее спрыгну с самой высокой горы в мире, чем первая заговорю с человеком.

- Да он сейчас просто выломает дверь! – воскликнула я, поднимая тело с кровати и накидывая лёгкую сатиновую рубашку на плечи. В порыве ярости и раздражения я молнией пронеслась через гостиную прямиком к входной двери. Стук прекратился. Я с детства отличалась превосходным слухом, он не подвёл меня и сейчас. Человек топтался под дверью, отбивая колодкой ботинок о пол, выложенный тонкой плиткой. Он не собирался уходить, а я не торопилась отворять замки. Незнакомец наверняка слышал моё шуршание у порога. Я приняла решение задать ему самый обычный вопрос, хотя, в подсознании, была уверена, что получу отрицательный ответ:

- Это разносчик почты?

Понимаю, глупо гадать, что почтальон будет ходить по квартирам с новым выпуском газеты Morning Star в семь часов утра. Этому господину явно нужно было что-то иное. Я снова обратилась к нему через закрытую дверь:

- Простите, вы что-то мне принесли?

В ответ я лишь слышала абсолютную тишину, будто по ту сторону двери никогда никого и не было и мне все привиделось. Может, так оно и было. Глубоко вздохнув и сдёрнув руку с дверного замка, я повернула корпус тела по направлению к спальне и уже представляла, как продолжиться мой сон, как вдруг мои шаги от

двери прервал обволакивающий, с нотками сладости и невероятного спокойствия, голос:

- Это квартира Кайли Рейн?

Последние восемнадцать лет я не так часто слышала своё имя. Было отдельно – Кайли, и было Рейн. Но, чтобы сразу и вместе. У меня больше не находилось причины держать человека, откуда-то знающего моё имя, за дверью. В голове ещё пару минут назойливым эхом проносилось собственное имя. Его упоминание погружало меня в забвенье и мысли о детстве. Моя прохладная от накатывающего переживания рука снова коснулась замка, и барьер между мной и этим человеком испарился. Да уж, для разносчика утреннего чтива он был слишком хорошо одет. На пороге меня встретил молодой мужчина. Сколько ему было лет – ума не приложу. Не сильно разбираюсь в людях. Его карие глаза с отблеском янтаря горели, словно пламя в камине, на нем красовалось длинное замшевое пальто оттенка серого английского неба, волосы были гладко зализаны по бокам, ни один волосок не смел нарушать эту идеальную картину, его нос был округлым, губы имели невероятно яркий багряный оттенок. Я обратила внимание на обувь идеального чёрного цвета, заполированную до предельного угольного оттенка. Одна его рука уверенно держала чемоданчик из матовой кожи, а вторая поправляла воротник на верхней одежде. Мужчина выглядел очень уверенным в себе, от него веяло статностью и солидностью. И что же такого, переполненного откровенным лоском молодого англичанина заставило заявиться с утра пораньше в квартиру девушки, изолировавшей себя от общества?

- Вы – Кайли Рейн? – после выдержанной минуты молчания и обоюдного рассматривания друг друга, промолвил мужчина.

- Да… - с хрипотцой и нескрываемым недоумением проронила я, держась за дверь, как за спасительную соломинку для утопающего, который так и так утонет. Я боялась сорваться при нём, чувствовала, как жилы раздуваются на шее и страх парализует тело. Я горела изнутри от этого страха, он испепелял меня, как брёвнышки в разыгравшимся костре. А он всё навязчивей и навязчивей наблюдал за мной, стараясь будто намеренно вызвать во мне этот страх, словно он знает обо всех моих демонах. Его взгляд был уверенным и целенаправленным, ни одна мышца лица не дрогнула. Мои глаза прыгали вправо-влево, вверх-вниз, губы сохли и дрожали. На пороге квартиры оказались две противоположности: я – хаос, он – нечто упорядоченное. Завершив сеанс прожигания меня взглядом, он продолжил диалог:

- Доброе утро, мисс Рейн! Прошу прощения за столь ранний визит.

Мне было нечего прощать этому человеку. Я вижу его первый раз в жизни и вряд ли ещё хоть раз увижу. Но заглушить свое, уже разросшееся до размеров британских островов, преступное любопытство я всё-таки решилась:

- А кто вы?

Я оказалась неоригинальна. Слов я знаю не так много, уж поменьше, чем этот джентльмен. В моих фразах никогда не было метафоричности, двойственного смысла и каких-либо признаков этикета. Я говорила либо короткими отрывистыми фразами, либо заводила долгие монологи о своей нелёгкой судьбе. Все остальные обороты речи были мне чужды, я действительно не умела общаться с людьми. В принципе, у меня не было возможности и научиться.

- Ещё раз прошу прощения, мисс Рейн! Моё имя – Джордан Эшлер, я ваш новый психотерапевт.

- Что? – я вскипела до предела и взвизгнула во всё горло. – Какой ещё психотерапевт? Зачем?

- Не нервничайте, успокойтесь. – приговаривал он, тоже словив немалую долю смущения. – Ваша тётя, миссис Элис, пригласила меня, чтобы я провёл с вами сеансы терапии и помог адаптироваться в обществе.

Это была настоящая пощёчина. В этот момент я испытала весь спектр отрицательных эмоций: раздрожение, сердитость, возмущение. Как тётя могла так поступить? Прислать ко мне этого чужого человека без предупреждения и моего согласия. В порыве гнева я схватилась за ручку и захлопнула дверь прямо перед его лицом. Мне было абсолютно всё ровно, что он подумает и как воспримет этот жест. Я незамедлительно бросилась к телефону связаться с тётей и выяснить, что это за подстава. Сонный голос послышался в трубке:

- Кайли! Доброе утро, дорогая…

Я не дала ей завершить фразу, злоба вперемешку со страхом кипели во мне, разрывала плоть. Щёки покраснели, я чувствовала, как сильно горело моё лицо.

- Тётушка Элис, ко мне только что заявился какой-то странный человек и сказал, что это вы его пригласили. Мне страшно! Он стоит за дверью, а я не знаю, что мне делать!

В голосе тёти зазвучали нотки стыда. Ей явно стало неловко от моих слов:

- Да, родная, это я его пригласила. Эшлер – замечательный потомственный врач, он профессионал своего дела, он поможет тебе вылечить твою социальную фобию, чтобы ты перестала избегать общения с людьми. Ты можешь его впустить.

- Тётушка, - продолжала я, изо всех сил пытаясь успокоить трясущуюся руку - а вы слышали такую фразу, что человека можно вылечить только, когда он сам этого хочет. Мне не нужна помощь!

Я хлопнула телефонной трубкой об тумбу. Постепенно ярость и страх сменялись растерянностью. Даже через дверь я чувствовала, как этот человек прожигал меня взглядом и ждал моего решения. И я решила. От безысходности рука потянулась к двери, лицо этого человека снова оказалось в нескольких сантиметрах от моего.

- Ещё раз доброе утро, мисс Рейн! – всё тем же невыносимо невозмутимым голосом произнёс врач, словно неловкой паузы по разные стороны двери между нами и не было - Вы спросили у тёти, что хотели?

- Что? Откуда вы знаете, что я ей звонила?

- Ваше тело говорит мне больше, чем вы сами. Ваше дыхание сбивчиво – это значит, вы только что разговаривали. Кроме того, вы на подсознании желаете уединения, поэтому закрыли дверь, чтобы я не услышал вашего личного разговора.

Я глубоко вздохнула, облокотилась на дверь и, пожимая своими узкими, с выпирающими косточками грудной клетки плечами, проронила:

- И что же мне с вами делать?

Он ещё раз украдкой осмотрел меня, застенчиво улыбнулся, точно почувствовав некую разрядку в диалоге между нами. Он проявлял неподдельный интерес ко мне, анализировал каждое слово. На его лице светился интеллект. Умного человека можно сразу распознать по мимике, выражению лица, по тому, как он приподнимает брови и сводит губы, раздумывая над волнующим его вопросом. В этом и заключается моё феноменальное противоречие: я не знаю людей, не знакома с искусством человеческого взаимоотношения, но у меня хорошо выходит анализировать людей. Тётя Элис деятельна и суетлива. Её цель в жизни – сделать семью счастливой, воспитать детей, отдать им все, что в её силах.

Мистер Эшлер очень уверен в себе, ведет себя приторно вежливо, словно пытается показаться лучше, чем есть на самом деле , он чувствует умственное превосходство, с порога применяя профессиональные качества. Он довольно хорошо образован и не глуп. Всё-таки, те книги по психологии и философии человека, которые я читала с детства, сыграли немалую роль в формировании моих знаний и навыков. В моей голове отныне вертелось, не переставая:

«Да-да, доктор Эшлер! Не только вы следите за каждым моим движением, я за вами тоже».

- Вы можете сделать всё, что захотите: прогнать меня или впустить. Это зависит от ваших потребностей. – обращался ко мне врач.

- А я не знаю, какие у меня потребности и что мне нужно! – мои глаза снова забегали, я вновь почувствовала прилив тревожности.

Разумеется, я не была круглой идиоткой и отчётливо понимала, что в моей жизни не всё в порядке, что моя душа каждый день рвется на части. Однако, меня подпитывала уверенность в том, что я самостоятельно должна разобраться с этим расстройством, перерасти его, что мне просто нужно больше времени для принятия себя. Когда я пойму необходимость связи с обществом, мои установки в подсознании поменяются, я стану общительней, исчезнет страх людей, придёт конец паническим атакам. Но, как бы мне этого не желалось в душе, мозг твердил другое, барьер между мной и другими, выстроенный ещё в детстве, оказывался сильнее моего желания изменить жизнь. Возможно, мистер Эшлер и есть тот разрушитель барьеров, который мне нужен?

- Хорошо! Я пущу вас! Надеюсь, вы не маньяк и не прирежете меня!

- Спасибо за доверие, мисс Рейн!

Врач вошёл в квартиру. Я, абсолютно не обладая даже элементарными правилами этикета, не знала, как вести себя с ним, куда деть взгляд, как использовать жесты, чтобы ему это не показалось странным. В один момент я так испугалась. Испугалась произвести плохое впечатление, не понравится ему. Хотя, какая разница вообще: понравлюсь я этому господину или нет. Он просто пришел выполнять свою работу. Доктор стряхнул с плеч своё пальто и вежливо держал его в руках, размеренным шагом наблюдателя продвигаясь вглубь квартиры по длинному коридору.

Я плелась поодаль, стараясь не сильно приближаться к нему. Обычно приступы настигают меня в группе двух и более людей, но тревожность от визита этого господина могла спровоцировать яркое проявление симптома. Пытаясь заглушить чрезмерную нервозность, я начала хаотичными движениями поправлять волосы, трогать одежду, пока врач находился ко мне спиной.

- Ваша мать страдала паранойей? Не так ли? – продолжая удаляться в комнату, произнес доктор.

- Я не помню, не знаю… - мои мысли сбивались, мне было тяжело распознать его вопросы, страх блокировал все функции мозга. Моей матери не ставили диагноз. Лишь по моим рассказам и воспоминаниям из детства удалось восстановить её психологический портрет, появилась возможность понять, почему она поступала так, как поступала. – Да, она была больна. А зачем вы спрашиваете?

- Многие психические расстройства имеют наследственный характер. Чтобы начать курс терапии я должен узнать о вас всё! – на последней фразе он неожиданно резко повернулся ко мне, застав меня перебирающей медовые волосы и с недоверием глядящей на него.

- Увидев меня на пороге квартиры, что первое пришло вам на ум?

- Это какой-то тест?

- Я же сказал, что хочу знать о вас всё.

- Я подумала о том, как сейчас упаду на пол и с пеной у рта буду биться головой о пол, не контролируя свой страх до того момента, пока не приедут медики. Вот, что первое пришло мне на ум.

- Разве, вы не сочли меня маньяком?

- О, это была всего лишь шутка, доктор.

- В каждой шутке есть доля шутки. Остальное – правда.

- Так вы правда маньяк?

- Нет конечно! – он обаятельно рассмеялся. - Правда в том, что ни одна мысль не появляется у человека просто так. Вы подумали о приступе, потому что боитесь наступления этого эмоционального состояния, вы знаете, как оно изматывает. Мысль о маньяке – отголосок паранои, когда каждый человек кажется врагом.

- Что вы еще успели понять за минуту этого разговора?

- То, как вы трогаете волосы. Вы волнуетесь не оттого, что находитесь в обществе человека, а оттого, что этот человек будет вас оценивать, что вы можете ему не понравится. Это симптом социальной фобии.

Наш разговор переполняли эмоции и взаимные колкости. Он напоминал ядрёный коктейль из обиды, отчуждения, тревоги и лёгкости, приятной взволнованности и обаяния, идущего от нас обоих. Невротическое состояние сменилось лёгкой смущенностью. Еще ни разу я не разговаривала с человеком так легко, пусть и слышала от него не самые приятные о себе вещи. Он прочёл меня, словно книгу, где все слова и обороты понятны и доступны, где нет сложных терминов, где все прямолинейно и просто для восприятия. Прямо в ходе разговора мы заняли два кресла в гостиной.

Доктор очаровал меня этой непринужденной беседой, которая, в свое время, давала ему полную информацию обо мне. А его поразила моя детская наивность и простота в общении, то, каким образом я выдаю мысли.

- Для человека, изолировавшегося от общества, вы легки и интересны в общении! – произнес мистер Эшлер. Его глаза горели энтузиазмом, руки парили, выдавая необычные жесты, искренняя улыбка то и дело обрамляла лицо. В компании этого человека моя тревога куда-то улетучилась. Терапия еще не началась, а я уже чувствую свет внутри себя, словно кто-то нажал кнопку выключателя.

Глава 4. Расскажи мне о проблеме

Что значит быть прозрачным? Это то чувство, когда ты осознаёшь, что ничего не скрыть от назойливых глаз собеседника. Когда в тебе не остаётся скрытых мотивов, когда тебя легко понять, даже сильно не утруждаясь. Я чувствовала, как постепенно становлюсь абсолютно прозрачной, как хрустальная ваза, как лед на озере зимой, как кристальная капля весеннего дождя. А когда ты полностью прозрачный, не остаётся ни единого укромного местечка внутри, чтобы скрыть там свои страхи. Получается, прежде чем начать полноценную работу с пациентом, психотерапевт должен сделать его прозрачным, дабы тот не смог каким-либо образом утаить деструктивные мысли от врача.

- Как будет проходить наше лечение, доктор?

- В первую очередь я должен понять первопричину вашего недуга. Для этого мне нужно отследить ваши мысли, мисс Рейн.

- Пожалуйста, - с придыханием и трепетом промолвила я, - не называйте меня Рейн! Изо дня в день в том доме я слышала от матери «Рейн, Рейн, Рейн»! Я не хочу снова слышать это!

- Как же мне к вам обращаться?

- Просто Кайли.

- Хорошо, Кайли, я понял! Впредь, я больше не заставлю вас страдать!

- Расскажите мне о моей проблеме. – поджимая ноги под себя и скрючивая спину еле-слышно говорила я. Моя душа горела огнём, я тяжело дышала и судорожно сглатывала. Мне на мгновенье показалось, что я могу доверять мистеру Эшлеру, но, с другой стороны, он казался мне не таким однозначным.

- То, что с вами происходит сейчас и началось еще в раннем детстве в психиатрии именуется социальной изоляцией. Это такое социальное явление, при котором индивид самостоятельно отвергает других индивидов или социальные группы. В детстве с вами, Кайли, это сделала мать под влиянием собственной болезни. Теперь вы вынуждены изолироваться от общества, так как общение с людьми вызывает в вас страх и тревогу.

Я смотрела на доктора, как завороженная. Возможно, он не догадывался обо всех моих познаниях в области человека и не представлял, насколько каждое его слово было мне понятно. Я знала о себе всё: что общение с людьми провоцирует во мне приступы страха, что из-за длительной изоляции в детстве у меня не выработалось социальное чувство. В этом вопросе Эшлер не открыл для меня чего-то нового. Но на один вопрос я ответа не знала: как мне выйти из этого состояния? А он знал.

- Психолог Б.Скиннер в своих трудах рассуждал, что человек, страдающий фобией общества, начинает остерегаться любых ситуаций, провоцирующих у него тревогу и…

- Вынужден прибегнуть к одиночеству! – бесцеремонно прервала речь мистера Эшлера, не дав ему логически завершить фразу. Его не на шутку удивил мой выпад. Кажется, именно после этого момента нашего общения доктор осознал, что мы разговариваем на одном языке.

- Верно, Кайли. – выдержав неловкую паузу, продолжил психотерапевт. – Пациент, страдающий социальной фобией, опасается широкого круга социальных ситуаций, стараясь свести его к минимуму. Фобия общества порождает социальную изоляцию, что, собственно говоря, с вами и случилось.

На секунду он замолк, давая мне время впитать довольно большой объём информации. Для меня это был не столько сеанс терапии, как урок у хорошего преподавателя или чтение увлекательной литературы. Интересный страх, либо тревожный интерес – вот как можно описать моё состояние во время нашего общения. От осознания того, что я нахожусь не одна, а в обществе еще одного индивида мне становилось не по-детски жутко, но от того, о чём рассказывает мне этот индивид – преступно интересно. Вот такой психологический парадокс!

- Расскажите мне о своих симптомах.

- По вечерам меня мучает учащённое сердцебиение и головокружение, мое лицо то и дело горит от одной мысли о выходе в общество. Меня часто тошнит, тошнота может длиться часами. У меня вечно холодные и влажные руки…

- А сейчас? – он неожиданно резко поднялся с кресла и устремился ко мне, наклонил корпус тела так близко, что я услышала его дыхание, схватил мои руки и крепко сжал. – Тёплые и сухие. Значит, сейчас вы меня не боитесь?

- Что это у вас за методы такие? – возмутилась я, стряхивая его ладони со своих. – Сначала напугать, а потом спросить!

- Я напугал вас? – искренне удивился мистер Эшлер, и, засмущавшись, удалился к своему креслу.

- Ваше действие было неожиданно, я испугалась настолько близкого контакта с человеком.

- Прошу прощения, Кайли. Такого больше не повториться.

Ему правда стало стыдно за эти прикосновения. Одна непослушная прядь его каштановых волос ненавязчиво выпала из зализанной, чересчур аккуратной, укладки. Заметив это, Эшлер суматошно принялся справляться с проблемой, затаскивая волосинку как можно дальше на затылок. Я тут же обратила на это внимание, но не сказала вслух, доктор и так был очень взволнован. Сбивчивым голосом, в котором прослеживалась некая неуверенность после случившегося, он произнёс:

- Мы с вами проведём сеансы терапии. Я буду периодически посещать вас и оставлять небольшие домашние задания. Самое главное на сегодняшний день – понять особенности вашей личности.

- А не проще накормить меня таблетками? – возразила я, мысленно насмехаясь над тем, как неуверенно говорил доктор. – Надо вам больно ходить ко мне каждую неделю!

- Я, конечно, мог накормить вас, как вы выразились, транквилизаторами. Пациент сам выбирает – медикаментозное лечение или терапия.

- Но вы же мне не дали выбора?

Наш диалог, переполненный колкостями и неоднозначными фразами, напоминал по своей структуре танец, двигаясь по нарастающей. Сначала – это невинный вопрос, который в корне не является невинным, затем дерзкий ответ, и так до бесконечности, пока это пламя танца мыслей и слов не потухнет.

- Так что вы выберите – поглощать таблетки в одиночестве или общаться со мной, тем самым приближаясь к обществу?

- Я выберу… - хотелось поступить дерзко и ответить «таблетки», но мне не желалось, чтобы у мистера Эшлера сложилось впечатление, будто я невежественная и наглеющая особа, поэтому, я пошла на уступку. - Хорошо, вы можете приходить! Но я в любой момент могу передумать!

- У меня для вас есть первое задание, Кайли. Вам будет необходимо начать вести дневник мыслей.

- А что это такое?

- Вы кратко и лаконично записываете все мысли, возникающие у вас на протяжении нескольких дней. Это поможет мне лучше понять вас, о чём вы чаще всего размышляете, в какой последовательности зарождаются эти мысли.

- Писать нужно все мысли? Даже, если они окажутся пугающими?

- В этом и смысл! Обнаружить дисфункциональные убеждения, которые таятся в глубине вашего сознания и препятствуют нормальной жизнедеятельности. Только поняв, о чем вы думаете, я смогу скорректировать ваши мысли.

Доктор поднялся с кресла, ухватил чемоданчик и накинул пальто на плечи. За окном уже началась полноценная утренняя жизнь. Трудящиеся на фирмах и в банках лондонцы торопились на свои рабочие места, вот оно – истинное проявление индустриальной Англии конца пятидесятых, когда каждый человек спешит привнести свой вклад в развитие страны. Казалось, одна я сидела в четырех стенах в абсолютном одиночестве и не приносила никакой пользы обществу. Может, я и не личность вовсе. Личностью считают индивида, активно проявляющего свои социальные качества. Я же – полная противоположность этим характеристикам.

Так и появилась первая запись в дневнике мыслей. Эшлер вытащил из своего кожаного дипломата толстую записную книжку цвета свежескошенной травы и протянул мне.

- Увидимся через два дня, мисс Кайли. А пока, соберитесь с мыслями и не забывайте их записывать сюда. – он указал ладонью на блокнот. – Мне ценно каждое ваше слово.

Без лишних слов мистер Эшлер покинул мою квартиру. После его ухода в моих ушах зазвенела изматывающая тишина, воздух наполнялся одиночеством, казалось, что стены расположены так близко друг к другу, что, сомкнувшись, скоро задавят меня. Угольные чернила разлились по листку бумаги. Озаглавив страничку цифрой «1» я неуверенно принялась выводить буквы, составляя из них слова, а из слов предложения. Возможно, дневник мыслей и не такая плохая идея, как мне вначале показалось. Изливая свои переживания на бумагу, человеку становится легче.

…

24 апреля 1957 года.

Дневник мыслей. «Утро нового дня в самом разгаре. Все люди спешат на работу: кто-то разносить газеты, кто-то лечить людей, кто-то до вечера сидеть в конторе с бумажками. Мне нет места в этом круговороте людей, я им не нужна. Каждый из них приносит миру пользу в той или иной сфере жизни, я лишь мучаюсь от того, что не могу к ним присоединиться. Может, мне лучше перестать смотреть в окно и спрятаться под кроватью, как я делала в детстве? Как же мне еще скрыться от мира? Все вокруг заставляет меня страдать!»

…

Часы никогда не врут, даже если и отстают на пару минут, то делают это не специально. В отличии от людей, которые в большинстве случаев совершают поступки вполне осознанно. К вечеру мои глаза всегда становятся тяжёлыми, точно больными. Светлые прозрачные ресницы тонким веером ложатся на нижнее веко. По мне, лучше глядеть в вечернюю мглу, чем на оживлённые утренние проспекты. Когда смотришь в никуда – ничего и не чувствуешь. Пелена сна завладела мной. Сквозь наплывающую дремоту я снова и снова слышала голос мистера Эшлера. Это не были разборчивые слова, больше чувство присутствия. Его утренний визит не мог не оставить отпечаток на моей психике, ведь не так часто я по несколько часов общаюсь с одним человеком. Разве что только в детстве, с матерью. Постель обволакивала моё тело, картинка перед глазами каждое мгновенье тускнела и тускнела, я проваливалась куда-то вниз, переставая ощущать собственное тело.

«Я открываю глаза. Леденящий ветер потоком прокатывается по моему лицу, заигрывая с волосами. Поднимаю голову вверх и осматриваясь вокруг, понимаю, что никогда не была в этом месте. Бывают ли в мире здания с настолько высокими потолками, вызывающими головокружение. Я, аккуратно приподнимаясь на трясущиеся ноги, устремляюсь вдаль. Это пещера? Храм? А может, это наш с матерью дом, разросшийся на десятки метров ввысь и вширь? И снова этот звук. Звук, который заставляет меня замереть и перестать дышать. Сначала капля падает передо мной, она большая и тяжёлая. Следующие несколько капель ударяют мне по голове, словно это не дождь, а топор. Укрыться негде. Нет кровати или чулана, в котором я пряталась в детстве, только бы не видеть и не слышать звук дождя, лишь простирающиеся бесконечные коридоры, заполненные холодом и пустотой. Ливень окружает меня, он струиться прямо с потолка, ему нет начала и нет конца.

Спрятаться можно, лишь умерев на этом месте, тогда всё закончиться. Среди летящих капель я вижу сотни человеческих лиц, одновременно устремивших свой взгляд на меня. Вот и всё! Это моя смерть. Люди и дождь убивают меня своим присутствием. Никто из них не приближается ко мне и не касается моего тела, они просто смотрят, и мне достаточно лишь взгляда, чтобы впасть в забвение.

- Уйдите! Уйдите от меня! – разрывая связки и захлёбываясь в дожде, кричу я во всё горло. А дождь на вкус, как кровь. Может, это и есть кровь, и место, в котором я страдаю – это ад.

Внезапно, один человек из толпы начинает приближаться ко мне. Моё тело без единого движения лежит на земле и омывается потоками дождя. Занавешенные пеленой отчаяния глаза уловили это движение так, будто я уже мертва и нет смысла сопротивляться. Силуэт неясный и расплывчатый. Это человек? Призрак? Или нечто, не имеющее названия? Плод моих страхов, лицо моего нутра. Он протягивает мне руку, в надежде, что я сделаю тоже самое, но я боюсь пошевелиться, настолько парализована страхом. Все лица в дожде исчезают, одно за другим, остаётся лишь один человек с протянутой ладонью и его слова, разносящиеся эхом по всему пространству пустоты и тьмы:

- Кайли, держись меня, Кайли!»

Глава 5. Дневник мыслей

Наступило утро. По крыше стучали капли дождя. В середине весны немало ненастных дней, но встречаются среди них откровенно пугающие дни, когда дождь может затянуться на много-много часов. Я очнулась в один из таких дней, обнаружив себя на полу в смятых простынях, вспотевшую и с учащённым сердцебиением. Что это было? Сновидение? Или я уже умерла? «Умереть – уснуть – не более того. Это конец – которого можно от всей души пожелать» - говорил

Гамлет Шекспира в своём знаменитом монологе «Быть или не быть». Дождь – самый близкий для меня человек. Он со мной всегда: и во сне и в реальной жизни. Только, как разграничить реальность и сон, когда особо нет отличий? Умереть во сне под звуки дождя – что может быть прекраснее и ужаснее?

…

25 апреля 1957 года.

Дневник мыслей. «Сегодня во сне со мной что-то случилось. Я вспоминала о матери, о дождливых одиноких вечерах, когда она долго смотрела в пустоту, а потом засыпала в кресле, а я пряталась от звука капель под кровать. Сегодня мне снова приснился дождь. Раньше он снился мне чаще. Проснувшись, я всё забыла. Последние отпечатки смутных образов исчезли после стакана воды. Осталась лишь мелодия разбивающихся капель. Причем, не только во сне. Сегодня просто плохая погода. Я хочу весь день пролежать в постели. Я уверена, даже если бы у меня не было расстройства, я всё ровно бы осталась дома. Уж больно в Лондоне нынче ненастно.»

…

Я веду дневник мыслей, как сказал мистер Эшлер, уже два дня. Через каждые часа два, я точно не запоминала, на страницах зелёной записной книжки появлялись новые предложения. Удивительно, но я действительно старалась не просто в хаотичном порядке излагать мысли, а писать интересно и понятно, соблюдая логику и структуру настоящего письма. Лишь на страницах этого дневника я чувствовала себя свободно, могла зафиксировать любую мысль, не пугаясь последствий, даже проявить свое творческое начало. Ведь все люди творцы, в большей или меньшей степени. Творцы своих судеб. В ком-то больше рационализма, он действует структурированно и выверено, не давая эмоциям поглотить его.

Такой человек устойчивее к стрессам, он все жизненные ситуации пытается обосновать с точки зрения науки и силы человеческого разума. Другой же тип людей прибегает к чувственному познанию себя и мира. Такой человек воспринимает информацию через образы и ощущения, он больше склонен к творчеству и созданию чего-то ранее не созданного. В основе первого и второго типа лежит нечто общее, что применимо и к тому, и к другому. Идея. Идея лежит в основе многих поступков человека. Идея является первопричиной определённой модели поведения человека, которую он избирает. Человек сам по себе существо парадоксальное, в нём скрыто тысяча и одно противоречие. Но есть факт, который никто не оспорит – осознанный человек ничего не совершает просто так. Внутренние мотивы, прошлый опыт и подсознательное прогнозирование будущего, «рацио» и чувства толкают человека на поступки, двигают вперед, дергают за невидимые струны. И уже не важно, что подталкивает человека в большей степени – разум или ощущения, он поступит так, как подсказывает интуиция, самый скрытый помощник в принятии решений. Человек еще не успел включить рациональность или чувства, а интуиция уже сделала своё дело, произведя анализ ситуации на подсознательном уровне. Всё, что окружает или когда-либо окружало человека влияет, создаёт его поведение. Ничего не уходит в прошлое, человеческий мозг так устроен. Позитивный опыт будет дарить счастье на протяжении всей жизни и никогда не будет забыт, а негативный оставит определённый след на душе человека, заставляя постоянно контролировать себя и делать всё, чтобы данный опыт не повторился вновь.

Глоток вчерашнего общения с психиатром заставил меня на протяжении целого дня чувствовать себя голодной. Теперь соглашусь с психологами, сравнивающими голод с одиночеством. Чтобы загасить это чувство, я весь день провела за книгой. Наверное, я очень необычный пациент, так как стремлюсь не скрыть свое расстройство, а, наоборот, узнать о нём побольше. Мне кажется, если бы я была полноценным членом социума с самого детства, то выбрала профессию врача, изучающего человеческий мозг. Устройство нашего мозга и психики – великая тайна мира, сравнимая, разве что с загадками космоса. Особенности высшей нервной деятельности людей постоянно являются предметом споров психологической науки. Что подталкивает человека на те или иные действия? Почему у него возникают страшные мысли? От подобных вопросов кружится голова и туманятся мысли, настолько это пугает и одновременно очаровывает.

Тётя Элис заботилась, чтобы в этой квартире мне было комфортно жить, поэтому подсуетилась над предметами досуга. Платяной шкаф в гостиной заполнился увлекательной литературой, среди которой как художественные, так и научные книги. Меня привлекло психологическое пособие, раскрывающее суть социальной изоляции. С виду казалось, что я не читаю, а пожираю эту книгу, настолько поглощающей была для меня наука о человеке. Каждое положение книги я анализировала с точки зрения себя и своего опыта. Мне было невероятно интересно понять, что со мной происходит. Одиночество, с точки зрения психологов начала XX века, чаще всего рассматривается, как отрицательное явление. Невозможно прожить всю жизнь в одиночестве, ведь человек – био-социальное существо, единство физиологического и социально-психологического. Одиночество – это вовсе не признак скромности, это эгоистическое желание скрыться от общества, уйти от контактов с окружающей средой, чтобы удовлетворить свои потребности в безопасности.

В моем случае, изоляция – вынужденная мера, по-другому я просто не могу. Моя социальная изоляция – это самоизоляция, признак затворничества, анахоретства. Возможно, это характеризует меня, как человека слабого, без крепкого внутреннего стержня. А может, вовсе наоборот. Я сильная, раз терплю одиночество на протяжении всей жизни и ещё не наложила на себя руки, дабы больше не мучится.

За чтением прошел весь день. К шести часам вечера густая пелена облаков развеялась ветрами, лучи мягкого вечернего солнца, превращаясь в персиковый отблеск на небосклоне, пробивались сквозь оставшиеся облака. Воздух постепенно становится прохладнее. Я открыла настежь окно и села на стул рядом, чтобы наблюдать, как солнечные блики играют с лондонскими домами, окрашивая их стены в цвет чайной розы. Лёгкий ветерок украдкой пробирался с улицы в комнату, заигрывая с моими волосами. Я каждый день старалась укладывать их аккуратно, собирать в сеточку, но ветру было всё ровно, его задача – растрепать золото моих волос. За всю свою жизнь я ни разу их не стригла, в итоге они выросли почти до копчика. Мне было довольно трудно справляться с такой длиной и объёмом. Несмотря на изолированную жизнь, мне хотелось выглядеть достойно, пусть это и не всегда получалось. В доме матери вода была редким удовольствием, я могла неделю ходить с немытыми, запутанными волосами. Эти времена прошли, а плохие привычки запускать внешность и чистоту остались. Я изо всех сил пыталась вырваться из этого омута. Держала квартиру, великодушно предоставленную тётушкой, в чистоте и уюте, следила за собственным видом. Хоть никуда и не выходила, но почти ежедневно стирала юбки и рубашки, протирала обувь, расчёсывала волосы. Мне от этого становилось легче, ведь человек заботится о своем внешнем виде, в первую очередь, для себя, а уже потом для окружающих.

Вечер и ночь прошли незаметно, как, в принципе, и всё на свете. Ночь сегодня была невообразимо тёплая и тихая. Я спала, как убитая. Мне ничего не приснилось. Перед сном и после пробуждения мои мысли были устремлены лишь в одну сторону – психотерапевт Джордан Эшлер и его визит ко мне сегодня. В моей жизни появилось нечто новое, чего раньше не было – ожидание события. Вся моя жизнь до встречи с врачом была лишена чувства ожидания и желания свидится с человеком. Я знала наперёд, что новый день ничем не удивит, не станет отличным от дня, ушедшего в прошлое. Нынче всё наоборот. Лишь глаза распахнулись и чары сна отступили, я осознала – вот он, новый день! И он принесёт новые впечатления.

Почему он решил постучаться, а не позвонить в дверной звоночек? Надо было спросить, но я засмущалась. Невероятно засмущалась, стоило моему взгляду встретится со взглядом доктора на пороге квартиры. Всё то же серое пальто, а вот обувь другая. Угольно-чёрные туфли сменились буро-терракотовыми. На шее врача красовался гофрированный платок бордового цвета. Поприветствовав меня у двери, он тут же сорвал платок с шеи и начал аккуратно расстёгивать пуговицы на верхней одежде. Его пальцы торопливо спускались вниз по пуговицам. В день первого сеанса я не обратила внимание на его нижний слой одежды. Сегодня же, будучи спокойнее и увереннее, я детальнее рассмотрела своего психотерапевта. Как я успела заключить, его любимый цвет в одежде – серый. Под светло-серым пальто скрывался темно-серый пиджак, идеально подходящего ему размера. Под пиджаком я рассмотрела песочного оттенка льняную рубашку. Эшлер сегодня был более расслабленный, чем в нашу первую встречу. Он чувствовал, что я не боялась его, даже жаждала встречи.

- Как вы себя чувствуете, Кайли? – его голос звучал спокойно и томно, будто говоришь с хорошим другом.

- Чувствую себя как всегда. Обычно. – Меня пробила краска. Щёки стали напоминать налившиеся яблоки. Но на этот раз меня поглощал не страх человеческого общества, это было другое чувство. Необъяснимое и недосягаемое. – Я ждала нашего сеанса.

- У нас с вами есть возможность сесть рядом, за одним столом? – обратился ко мне мистер Эшлер, стоя напротив и держа пальто в руках.

- Да, конечно. – я немного растерялась и замешкалась в коридоре. Внутри меня всё содрогалось, только я невзначай касалась доктора, хлопоча над созданием необходимых условий для сеанса. Мы заняли длинный прямоугольный стол на кухне. Мистер Эшлер вел себя невероятно обходительно и вежливо. В первый раз меня это порядком напрягло, сегодня же появилось приятное чувство заботы, так мне не достающего. Имея какие-никакие знания из области психологии, мне захотелось поинтересоваться методикой лечения, которую избрал для наших сеансов врач:

- Какая у вас техника, мистер Эшлер?

- Когнитивно-поведенческая терапия. Сейчас эта молодая методика активно развивается в Англии и является одной из самых действенных. Идеальная техника для лечения разного рода фобий.

- Даже фобий общества?

- Причина любой фобии, мисс Кайли, это неправильные мысли. Наша с вами задача – узнать, какие именно мысли зарождаются в вас при виде группы человек. Я подготовил ряд упражнений.

- Как же именно вы собираетесь меня лечить?

- Я собираюсь лечить не вас, а ваши мысли. Основа этого метода терапии – проработать все ваши суждения и мотивы, направив их в нужное русло.

Доктор сидел рядом со мной, наша одежда соприкасалась, руки лежали на столе на одной параллели. Из чемодана мистер Эшлер достал лист бумаги и ручку. Положив лист перед моими глазами, он придвинул корпус тела еще ближе, это заставляло меня трепетать внутри и испытывать волнение. Доктор ровными линиями расчертил лист на четыре одинаковые колонки, озаглавив каждую какими-то непонятными символами, а именно буквами: первая графа (A), вторая (B), третья (C) и четвёртая (R).

- Задание на сегодня – заполнить таблицу мыслей. Это не дневник, который вы ведёте. Скорее – психологический портрет. Как мозг взаимодействует с психикой. В столбце A вам необходимо описать вашу стрессовую ситуацию, мысленно ответить на вопрос: что происходит в вашей жизни? В столбце B опишите своё отношение к этой ситуации, как вы на неё реагируете. В столбец C запишите, какое настроение появляется у вас в этой ситуации, а столбец R заполните так: в чем вы можете себя успокоить, как будете действовать, каков рациональный вариант?

Врач еще ближе подвинул лист бумаги ко мне и сверху положил ручку, сам чуть отдалился, скрестил руки на груди и изучающим взглядом устремился на меня.

- Вы всё поняли, мисс Кайли? – с заботой и волнением произнёс мистер Эшлер.

- Кажется, да. – морщась и вглядываясь в линии на листе бумаги, неуверенным голоском прошептала я.

Ручка с чернилами угольного оттенка незамедлительно оказалась зажата между пальцами вспотевшей ладони. В секунду в моей голове зарождалось сотни мыслей, возникало тысяча образов из детства, настоящего и мифического будущего. Эшлер наблюдал за каждым завитком ручки, оставляемым мною на листе бумаги. Я изрядно нервничала во время этого упражнения, мне было непривычно ощущать длительный контроль. Воздух вокруг нас напрягался больше и больше по мере того, как столбцы заполнялись моими мыслями. Я прислоняла пальцы к губам, теребила воротник рубашки, стучала ручкой по столу, лишь бы заглушить нервное состояние. На протяжении всего упражнения я думала, что постоянно делаю что-то не так и доктор осудит меня. Этого не произошло, разумеется. Иначе, он бы не был психотерапевтом.

- Готово. – облизывая сухие губы промолвила я. – Написала.

- Замечательно, Кайли!

Мистер Эшлер вытянул из грудного кармана пиджака нелепые очки и зацепил их на округлой, без единого намёка на горбинку, переносице. Очки делали его глаза ещё больше и выразительнее. У доктора был настолько сосредоточенный взгляд, что на его фоне я потерялась, ощущала себя маленькой и незначительной.

- О чём вы думаете сейчас, мисс Кайли?

- Много о чём, доктор Эшлер. – я посмотрела на него со стеснительной улыбкой. Мне так не хватало общения. Как странник в пустыне жаждет капли воды, я жаждала каждого нового слова из уст врача. Без воды человек умрёт. А умрёт ли без общения с другими людьми. Похоже, я проверю это на себе.

- А что вы чувствуете, сидя со мной?

- Растерянность. – я опустила взгляд. – Одновременно хочется говорить с вами, но внутренняя тревога мешает этому, и я ничего не могу поделать, доктор!

- Вы не против, если я прочту написанное вами вслух?

- Нет, конечно! Если так лучше для лечения…

- В первом столбце вы указали, как стрессовую, ситуацию общения с людьми и пребывание в контакте с человеком. – Он придвинул очки ещё крепче на нос. – Ваше отношение к этой ситуации негативно. Вы боитесь людей, в вас просыпается страх при виде группы индивидов. Страх перерастает в паническую атаку. Приступ сопровождается головокружением и тошнотой. Почему вы ничего не написали в столбце C?

- А что я могу написать про своё настроение во время приступа? Вокруг меня реальность расплывается, я перестаю себя контролировать. Всё, чего мне хочется в эти мгновенья – убежать далеко от людей и скрыться в тёмном углу.

- Вот, Кайли! Это и есть ваше настроение. Вам хочется побороть свой недуг, сбежав от него. Но бегать всю жизнь не получится. Рано или поздно вы покинете эти стены, и вам надо быть готовой!

На секунду врач замолчал, опустив глаза. Мне невзначай показалось, что ситуация, описанная в таблице мыслей, не чужда самому Эшлеру. Будто, проговаривая это вслух, он читает о себе, а не обо мне.

- В четвёртом столбце вы написали, - изрядно волнуясь, проговаривал врач, - что единственный выход из вашей ситуации – это затворничество и одиночество. Но, разве одиночество не изматывает вас?

- Изматывает, ещё как. Я просто вру, чтобы со стороны моя жизнь казалась лучше.

- Нельзя врать вашему психиатру. – с искренней улыбкой глядел на меня доктор Эшлер. – Это такой врач, которому нужно говорить всю правду о себе: волнения, переживания, страхи.

- А какой у вас главный страх?

Доктор смутился. Его улыбка, подобно утренним солнечным лучам, просвечивающим сквозь пелену облаков, мгновенно исчезла, стоило набежать новым тучам и затмить проблески света. Между нами повисла тишина, длившаяся как будто вечность.

- Разве врач, так же как и пациент, не должен быть честен и искренен? – разбила я тишину, продолжая вгонять его в ступор.

- Вам нужен прям честный ответ, мисс Кайли?

- Как и вам, доктор Эшлер.

- Мой главный страх – это вы. Я боюсь, что не смогу помочь вам. Я боюсь потерпеть неудачу. Ведь лечение – всегда борьба. Разница лишь в том, что из одних боёв ты выходишь победителем, в других проигрываешь! И это может стоить жизни… Причём не моей жизни, а вашей!

Глава 6. Что есть страх?

Что есть страх? Какова его сущность и первопричина? За какие грехи человек удостоен терпеть настолько ужасное состояние души? Человек, испытывающий страх, боится грядущих ужасающих последствий, он уверен, что объект его страха рано или поздно настигнет, и будет некуда спрятаться. Страх – тактика выживания, природная сущность человека, без которой тот не выживет жестоких условиях мира. Но что такое страх с точки зрения психики? Страх одиночества – один из наиболее часто встречающихся у людей страхов. Одиночество – вечное забвение, бессмысленное существование и невозможность развития в отрыве от общества. Я боюсь одиночества, но в то же время, страшусь людей.

Какой страх окажется сильнее – социальный или экзистенциальный? От этого зависит моё будущее!

- Наши с вами страхи, доктор, в чём-то схожи.

- Интересно, в чем же? – глаза психиатра засияли нескрываемым любопытством.

- Они не иррациональны! Их можно объяснить!

- Пожалуйста, Кайли, продолжайте. – Эшлер всё больше и больше погружался в диалог и располагался к нему.

- Ваш страх легко понять. Вы боитесь навредить пациенту, не выполнив перед ним обязательства. Вы чувствуете ответственность перед жизнью пациента, поэтому тревожитесь из-за процесса лечения.

- А ваша фобия, Кайли? Как вы её объясните?

- Вы уверены, что у меня фобия и ваш диагноз верен? Фобия – это необъяснимый иррациональный страх, не поддающийся прямому анализу. Но мой страх вполне объясним. Я боюсь людей потому, что не умею с ними взаимодействовать, у меня нет опыта общения из-за восемнадцатилетней изоляции.

- Это причина вашей фобии, а не объяснение страха. Чаще всего фобии возникают из-за внешних факторов, социальных явлений, особенно произошедших в детстве, когда психика более восприимчива и ранима.

- То есть, вы хотите сказать, что негативный детский опыт я сейчас, в сознательном возрасте, проецирую на свою жизнь?

- Вы всё максимально точно описали! – воскликнул доктор Эшлер. – И как это у вас получается?

- Что именно?

- Говорить со мной, будто вы – врач психиатр, а я – ваш пациент!

- Я не так глупа, как вы думаете. – Мой взгляд наполнился внезапным презрением в сторону доктора. – Тот факт, что я просидела всю жизнь дома, не говорит о скудности моего мышления!

- Я вовсе не считаю вас глупой! – мистер Эшлер оказался в растерянности и недоумении. – Если я вас чем-то задел, прощу прощения!

- Вот сейчас вы испугались! – облегченным голосом проговорила я, невзначай прикоснувшись к доктору рукой.

- Это что была какая-то шутка или проверка? – моментально взбесился врач, мотая головой в разные стороны.

- Вы испугались, что обидите меня, что покажете себя в худшем свете.

- Прекратите это делать! – на повышенных тонах высказал доктор, его лицо демонстрировало раздражение.

- Что делать?

- Отнимать мою работу! Это я ваш врач и пришел выявить ваши страхи, а не наоборот!

- Простите. - с грустью и поникшим настроением проронила я. – Постараюсь больше вас не анализировать, а сосредоточиться на себе!

- Наш сеанс подходит к концу. У меня есть для вас домашнее задание, мисс Кайли.

Я была слегка раздосадована. Мне не хотелось, чтобы сеанс этого бурного живого общения заканчивался. Всё ровно о чем он говорит, что просит и что требует, главное – рядом человек, с которым мне интересно и комфортно общаться. Наше общение не причиняет мне боль, я перестаю чувствовать себя одинокой и никому не нужной.

Я нужна ему. Как пациент, а, возможно, и как человек, судя по нашей увлекательной беседе.

- Знаете, чем эмоции отличаются от чувств?

- Чувства более длительны, а эмоции быстротечны.

- Правильно, Кайли! Эмоции довольно быстро уходят, являясь лишь ответной реакцией на какое-либо событие. Чувства же – устойчивое отношение к явлению. Они формируются не быстро, а под воздействием определенных факторов.

- В чём же заключается моё задание, доктор?

- Вам будет необходимо составить ассоциативную цепочку по каждой эмоции, возникающей у вас за день. Так я пойму ваше эмоциональное состояние.

- Мне нужно будет придумывать ассоциации к грусти и радости?

- К каждой эмоции подберите по три прилагательных, по два глагола и по одному существительному. В ходе этого упражнения мысли и эмоции работают вместе.

- А чувства? Про них нужно писать?

- Нет, для начало разберёмся с краткосрочными эмоциями. Вы поняли задание?

- Да, доктор, я понимаю.

С каждым движением мистера Эшлера к входной двери, во мне больше и больше разгоралось чувство потерянности и опустошенности. Я не могла признаться ему в слух, было неимоверно страшно произнести это губами, но мысли стерпят всё: я не хочу, чтобы он уходил, я не хочу снова чувствовать себя одинокой днями и ночами. Но у меня нет другого выхода. Даже за столь кратковременные встречи я готова благодарить небеса вечно! Психиатр точно прочел мои скверные мысли.

Прямо у порога, когда Эшлер уже оделся и направился по своим делам, жить свою жизнь за пределами моей квартиры, принимать других пациентов, работать с ними, забывая обо мне, он неожиданно произнёс:

- У меня появилась идея, мисс Кайли.

Я озадачилась, мои глаза распахнулись, детский, наивный, полный света и искренности взгляд окутал доктора с ног до головы, подобно шерстяному платку морозным зимним вечером, когда так хочется посидеть у камина и почувствовать тепло.

- С другими пациентами у меня не было такой практики, но вы – особый случай. Вы не против, если я буду звонить вам по вечерам и узнавать ваше самочувствие?

- Как же я могу быть против? – внутри меня всё содрогнулось, он словно прочувствовал моё нутро, установил мистическую связь со скрытыми желаниями и потребностями моей души. Ничего лучше и придумать нельзя.

Я сказочно обрадовалась его предложению, сама удивилась, что способна испытывать такую радость. Мое лицо распустилось, как розовый бутон, его украсили нежные черты и искренняя улыбка.

- Сегодня позвоните?

- Конечно, мисс Кайли!

Стоило мистеру Эшлеру покинуть мою квартиру, как я тут же принялась выполнять домашнее упражнение. С каждым новым заданием я сильнее и сильнее осознавала его профессионализм и желание помочь мне. Неужели, психотерапия настолько действенна или это больше самовнушение?

Работа над собой – неотъемлемая часть человеческой жизни. Тот, кто безустанно самосовершенствуется, обогащает внутренний мир и анализирует собственные поступки, становится сильнее и увереннее в себе. Мне кажется, упражнения мистера Эшлера подталкивают меня к самоанализу. Раньше я никогда так не концентрировалась на мыслях и эмоциях, а сейчас ни единой минуты без осмысления. Стоит только прекратить работать над своим характером, это может привести к упадку и деградации личности. Человек всегда пребывает в движении, его мысли подвластны изменениям. Но ни один человек не изменит в себе что-либо, если не захочет этого сам. В этом заключается природная сила человека. Все его поступки имеют смысл, цели и задачи. Человек – существо сознательное и эмоциональное. Цель моей самоизоляции – не уйти от общества, вовсе нет! Я никогда не ставила перед собой подобной цели. Моя же цель заключается в чувстве безопасности и спокойствия.

…

26 апреля. 1957 год.

Дневник мыслей. «Я хочу стать частью общества! Вот моя цель. Не отдалиться от него, а наоборот приблизиться. Но физически у меня не получается находится в группе более двух людей. Этого я и боюсь! Вот моя фобия – фобия боли, фобия следующего приступа, приносящего мне столько страданий. Меня пугают больше не люди, а собственная психика, так яростно реагирующая на этих самых людей. Почему я такая? Это риторический вопрос, естественно. Уж я то всё про себя знаю, просто до сих пор не могу принять!»

…

Сейчас я ощущаю радость. Одна из самых базовых положительных эмоций, вызванная приятным для человека событием. Мне радостно осознавать, что доктор будет звонить мне каждый день, эти мысли окрыляют меня, заставляют испытывать лёгкость, которой мне так не хватает. В том же дневнике мыслей, под цифрой один, я начала создавать цепочку ассоциаций с радость. Давалось мне это задание интересно, но непросто. Возможно, я обладаю маленьким словарным запасом, а может, снова боюсь сделать что-то не так! Эмоция радости длилась недолго. С течением времени, я постепенно ощущала, как радостное настроение сменялось ожиданием. Я весь день напролет ждала вечера, вечернего звонка мистера Эшлера. С другой стороны, для меня это было экзотикой. Раньше, до начала сеансов терапии, я ждала лишь сна. Времени, когда ничего не чувствуешь, пребывая в прострации. К моей жизни до мистера Эшлера подойдут следующие эмоции: потерянность, одиночество, грусть, угнетенность, отчаяние и изолированность. Сейчас это скорее приятная взволнованность. Эмоции даны человеку, чтобы скрасить безликие серые будни, привнести в его жизнь нечто новое. Они помогают лучше понять свои глубинные переживания и отношение к происходящим вокруг явлениям. Это действительно неплохое упражнение, ведь, умея распознавать эмоции, можно достучаться до самых потайных переживаний.

На подсознательном уровне я предзнаменовывала время звонка доктора. На часах застыло семь вечера. Не слишком рано, чтобы не показаться назойливым, но и не поздно, дабы не стать виновником моего расстройства сна. Это была настоящая музыка, погружающая в омут. Она охватывает тебя с головой, заставляет часто и громко делать новые вдохи, настолько поражает нервную систему.

Обычный телефонный звонок, раздавшийся в стенах обычной лондонской квартиры, превратился в чудесную симфонию. Синтез духовых, клавишных и струнных – в этой мелодии заключался смысл моей жизни, по крайней мере жизни сегодняшнего дня. Только ради этого звонка я дожила до вечера.

Внутри меня всё дрожало. Осознание такого внимания со стороны мистера Эшлера вызывало во мне эйфорию, но, одновременно, и чувство тревожной напряжённости. Вечерняя мгла неторопливо проникала из окна в комнату, сползала по стенам. Мебель отбрасывала причудливые тени, напоминающие сказочных созданий. Приглушенный жёлтый свет от лампы предавал комнате удивительную атмосферу уединённости и проникновенности. В такой обстановке в голову так и лезут мысли о вечности, о смысле бытия. Ночной небесный глаз, окутанный ледяным сиянием, распахнулся, лунный свет украдкой побежал по крышам домов, неуверенно заигрывая с невесомой тканью занавесок. Два света противостояли друг другу – холодный лунный, идущий из внешнего мира и желтый домашний свет, такой тёплый и приятный глазу. Голос доктора олицетворял этот вечер, звуча томно и обволакивающе.

- Добрый вечер, мисс Кайли! – его голос дополнял мелодию из моей головы, выступая солистом оркестра. – Как вы себя чувствуете?

- Не знаю, что вам ответить, чтобы не соврать.

- Опишите свои переживания. О чём вы сейчас думаете? Что в данный момент приносит вам радость и грусть?

- Мне радостно от вашего звонка. – промямлила я, прижимая телефонную трубку к уху. – От него же и грустно.

- Это радостная грусть?

- Наверное.

- Почему вы грустите?

- Я каждый вечер грущу. Уже привыкла к этому. Столько мыслей в голове, что хочется плакать.

- Иногда поплакать – это нормально. Так вам станет легче.

- Я и сейчас плачу, просто вы не видите.

- Мне не обязательно видеть, я всё чувствую.

- Что же мне делать, как успокоить сердце?

- Постарайтесь отпустить все переживания, не думайте о том, что не свершилось и чего у вас нет. Сконцентрируйтесь на приятном моменте, запомните его и лечите себя им.

- Спасибо за совет, доктор! Так хорошо, что вы позвонили.

- Я же обещал.

Раньше лишь окно и книги сопровождали меня в человеческий мир, создавая таинственную связь между моей душой, таящейся во тьме, и реальностью, между мной и обществом, между мной и другими. Теперь, доктор Эшлер - эта связь!

Глава 7. Неловкость

День как-то с утра не заладился. С заспанными глазами и растрёпанными волосами я подползла к умывальнику, который отказался снабдить меня тёплой водой. Из крана плескались ледяные капли, обжигая мою кожу. Лицо было сухим, как почва в пустынной местности, неимоверно требовало окунуться в подогретую воду. Но даже здесь жизнь против меня.

…

1 мая 1957 год.

Дневник мыслей. «В доме отключили воду. Это, как перекрыть дыхание человеку с астмой. Сегодня у нас сеанс с психотерапевтом, а у меня такой неухоженный вид! Надеюсь, это не слишком бросится ему в глаза, иначе я сгорю от стыда! Я испытываю отвращение сама к себе. Меня переполняют эмоции подавленности. Только вот не пойму – это из-за отсутствия воды, или осознания того, что я предстану перед врачом в неподобающим виде?»

…

Эшлер не изменяет себе. Всегда пунктуален до скрежета зубов. Третий сеанс подряд доктор приходит рано утром. Он и мысли о нём не покидают меня буквально на протяжении всего дня. Я просыпаюсь со стуком в дверь и засыпаю после небольшого по продолжительности телефонного разговора. И так ежедневно. Звонки так точно, сама терапия реже, но это всё ровно лучше, чем абсолютная пустота. Бывает ли в мире хоть что-то абсолютное, или же жизнь и всё, что случается у людей – понятие относительное? Есть истина. Она абсолютна или относительна? Ведь не бывает на свете явления полностью, исчерпывающе плохого или хорошего. Не знать чего-то до конца – не порок. А порой – это даже помогает выжить. Неточность знания зависит от ряда определённых обстоятельств, уровня развития общества и опыта самой личности. Я не могу знать о себе абсолютно всё, а о мире и обществе тем более. Моя истина относительна, так как мне не хватает практики – определяющего критерия познания как себя, так и мира в целом. Практика – основа и цель познания. Возможно познать мир, пребывая в вакууме? Ответ прост – невозможно! От этого и моя проблема относительности истины.

Я встретила доктора Эшлера в абсолютно подавленном состоянии и без настроения. В абсолютности этого состояния я вполне уверена. Внешний вид действительно всегда волновал меня не на шутку. На контрасте было заметно, как мы разнились: гладко уложенные локоны тёмно-каштановых волос у него, и торчащие во все стороны, лоснящиеся медовые паутинки у меня. Идеально проглаженная по всем швам, кристально белая хлопковая рубашка и пыльный кардиган с пятном от вчерашнего вечернего чая. Как всегда доброжелательно и с улыбкой он поприветствовал меня, располагаясь в гостиной. Мы заняли два кресла карамельного оттенка, сидели друг напротив друга. Я чувствовала себя, как на бочке с порохом. Старалась не трясти волосами вперёд, откинуть их подальше за плечи, только бы доктору не бросился в глаза мой неумытый, неряшливый вид. С иголочки одетый и опрятно выглядящий мистер Эшлер с каждой секундой все больше и больше вызывал во мне стыд, обострял чувство неудобства. Сам же врач вел себя легко и свободно, ненавящиво запрокидывал ногу на ногу, демонстрируя струящуюся ткань брюк, шелестел свежей выглаженной рубашкой, словно дразня меня. Он настолько комфортно обосновался в кресле, что, казалось, чувствует себя в этой квартире в разы лучше, чем её непосредственная хозяйка.

- Давайте с вами просто побеседуем? – протянул Эшлер, приставляя указательный палец к виску.

- О чём?

- Да о чём угодно! Вы можете задать мне любой волнующий вас вопрос.

- Но вы же мой врач, и я должна говорить с вами только про лечение.

- Кто вам это сказал? – Эшлер попятился назад, удивлённо глядя на меня. Интересно, он считает меня сумасшедшей или недалёкой. – Поговорим, как друзья.

- Друзья… - прохрипела я, вгоняя себя в тупик своими же мыслями. – А кто это?

По лицу доктора было заметно, как он озадачился. Смотрел на меня с интересом и осторожностью, словно прикасался к редкому драгоценному металлу. Он глядел не столько на меня, на мои грязные волосы и не стиранную одежду, сколько проникал в глубины моей души, стремился за мыслями, ловил, как на удочку, каждую эмоцию.

- Друзья – это близкие люди, делящиеся всем самым сокровенным и доверяющие друг другу. Быть друзьями – значит раскрывать человеку свою душу.

- Но мы с вами не настолько близки, нас нельзя назвать друзьями. – хмыкнула я, исподлобья устремившись на доктора Эшлера.

- Так давайте ими станем, Кайли! Я был бы рад такому другу, как вы.

- Это лесть?

- Что вы! Чистая правда! – лицо врача расплылось в улыбке, а щеки невзначай покраснели. Он очень позитивен, я поняла это с самого начала терапии, легко заметила в нём свою точную противоположность. – Что вы хотите узнать обо мне, мисс Кайли?

- Почему вы решили стать психиатром? Тётя Элис как-то проговорилась, что вы – потомственный врач.

- Так и есть! В моей семье все имели дело с медициной. Бабушка была психотерапевтом, мама – психолог, а папа – нейрохирург!

- Вот это у вас семейка! И все работают с психами!

- Но вы же не псих, мисс Кайли, а я с вами работаю.

- Кто сказал, что я не псих. Я веду затворнический образ жизни, впадаю в паническую атаку при виде людей, никогда не училась в школе и прожила всю жизнь со страдающей паранойей матерью!

- Думаете, только вам было не легко в детстве? – его голос в одночасье переменился, приобретая жалостливые нотки. – А если я вам расскажу, что тоже пострадал не меньше вашего.

Это не было похоже на психологический приём или очередное упражнение. В глазах Эшлера застыло отчаяние, будто он пролистывает альбом с картинками из прошлого, но они не радуют его в настоящем. Он захотел выговорится, излить душу, будто мы с ним действительно друзья.

- С детства я хотел стать музыкантом, десять лет посещал курсы фортепьяно, сочинял свои мелодии. Но родители, посвятившие жизнь медицине, не согласились с моим выбором. Я, наступая себе на горло, продолжил династию и стал психиатром.

- Получается, они отняли у вас будущее!

- Напротив! Родители обеспечили мне прекрасное будущее, хорошее образование и стабильную работу. Но кое-что всё же отняли.

- Что же?

- Выбор. Я понимаю, они шли на этот поступок только ради моего блага. Если бы не родительское вмешательство, я сейчас, возможно, получал гроши в каком-нибудь лондонском пабе, играя по ночам для хмельных прожигателей жизни, и никогда бы не стал тем, кем являюсь сейчас.

- Получается, между моей матерью и вашими родителями не так мало различий – оба виновники наших переживаний.

- Мне удалось переболеть эти переживания, теперь – ваш черёд.

- Абсолютно удалось? – глядела я с недоверием.

- Нет ничего абсолютного, Кайли. Даже слова психиатра, знатока человеческих душ и мыслей – вещь весьма относительна!

- Почему именно психиатр? – я с неподдельным интересом ловила каждое его слово, проникаясь сопереживанием.

- Меня всегда привлекали необычные люди и их неординарные мысли. Писать музыку, тоже с какой-то стороны быть ненормальным, отличным от других.

- Значит, - поспешно вставила я, - мы с вами оба ненормальные.

- Кайли, я не считаю тебя ненормальной или сумасшедшей. Ты просто запуталась и не можешь найти выход, как в лабиринте. Это не делает из тебя психа, которого надо держать в узде, где-нибудь в лечебнице.

- Но я сама держу себя в узде, в этой квартире! – запротестовала я, притопнув ногой от напряжения. – Чем это отличается от психушки?

- Отличие в том, что тобой движет сознание. Нужно лишь подтолкнуть его, тогда ты перестанешь бояться общества. Поэтому, продолжим терапию!

- Вот он! Ваш истинный страх! – воскликнула я, подпрыгнув на кресле. – Вы боитесь не оправдать надежды семьи. От этого и скрупулёзность и полная отдача себя работе.

- Отчасти вы правы, мисс Кайли. – Эшлер с одобрением оглядел меня. – Я действительно хочу выполнять работу на совесть, но не ради родителей и их надежд, а ради надежд пациента. Работая с пациентом, я становлюсь частью его жизни, свидетелем всех переживаний, перенимая огромную их часть на себя.

- Получается, вам нравится эта работа?

- Мне нравится помогать людям. Душевная помощь бывает действенней физической. Вылечить чью-то душу – удивительное таинство.

- А я? Вы уже стали частью меня? Прочувствовали меня изнутри?

- Я пока в процессе, мисс Кайли. И, надеюсь, вы мне поможете! Проведём одно интересное упражнение.

Эшлер потянулся к дипломату и извлёк из него свою записную книжку. За два предыдущих сеанса он ни раз делал там какие-то тайные пометки, не доступные моему глазу. Он пишет о моих личностных качествах? О моей внешности? Или это исключительно профессиональные записки на языке психиатрии? Невероятно любопытно! Доктор держал книжку, максимально скрывая написанное от меня, хаотично чиркал ручкой, будто делал художественный набросок. Он точно боялся и стеснялся своих записей, зная, как мне неловко наблюдать за этим действием.

- Упражнение называется «За» и «Против». – разъяснял врач. – Я буду называть вам факты из вашей жизни, а вы приводить аргументы за и против этих событий. Начнём?

- Конечно, доктор. – сердце разрывало грудную клетку, настолько сильно билось. Его стук, уверенна, был слышан в Шотландии.

- Вы всю жизнь прожили вдвоём с матерью, не контактируя с другими людьми. Ваши аргументы.

- Я не смогла стать членом социума. Это аргумент «против».

- А «за» ?

- Что же здесь может быть «за»?

- Такое упражнение. Вы должны дать ответ.

- За восемнадцать лет меня не прирезали в канаве, как пугала мать. Это, скорее всего, «за».

- Хорошо. Следующий факт - вы не можете жить вместе с тётей.

- Я скучаю по ней – это аргумент «против». Но и не хочу причинять ей боль своим расстройством – это аргумент «за».

- Третий факт – вы не можете находится в обществе людей. Какие представите аргументы?

- Аргумент «против» - мне приходится быть одинокой. Аргумент «за» - я не чувствую страха, когда одна.

- И последний факт на сегодня: вы – одинокий человек. Каковы ваши аргументы?

Внутри меня всё трепетало. На лбу выступила испарина. Он резал меня скальпелем по больному. Мне хотелось защититься от его слов, но я оказалась слаба.

- Аргумент «за» - я чувствую себя в безопасности.

- А против?

- Я не чувствую себя счастливой и нужной кому-то.

- Так что для вас важнее: безопасность и отсутствие страха или счастье?

- Не знаю…

- Вы знаете, просто не решаетесь сказать, блокируете собственные мысли. Я скажу за вас: вы не хотите быть одинокой, вы хотите безопасности. Ещё на прошлом сеансе по таблице мыслей я понял, насколько вам не достает общения и общества. Вы самостоятельно закрылись от людей, предпочли одиночество борьбе. Вот в чём ваше противоречие!

- В чём же, мистер Эшлер?

- И страшитесь, и жаждите! Вы хотите в общество, но страх пересиливает желание. Я вас понял, и смогу вам помочь!

- Уверены, что сможете?

- Постараюсь из-за всех сил! Продолжайте вести дневник мыслей и ассоциации с эмоциями, в следующий сеанс будем читать вместе все, что вы написали.

- А сейчас вы уходите?

- Мне пора, мисс Кайли! У нас с вами и так выдался продуктивный разговор, вы так не думаете?

- Я согласна с вами, доктор. Давно так не разговаривала. Да, вообще, до встречи с вами мало разговаривала.

Моя ладонь пронеслась по волосам, она невзначай перевалились через плечо и разлеглись на груди. На время сеанса я забыла о своем отвратительном виде, полностью поглотилась беседой. Стоило мне вспомнить о грязных волосах, как мысли вновь устремились в небытие. Каждый взгляд доктора казался мне осуждающим и презренным. Было это реальностью, либо лишь плодом моей воспалённой фантазии – никто так и не узнает.

- У меня для вас кое-что есть. – Перед уходом обратился ко мне доктор Эшлер, протягивая книгу в толстом переплёте. – Это ваше домашнее задание.

Я приняла книгу из его рук, внимательно вглядываясь в обложку. На жёлтой обложке красовалось название, выполненное причудливым узорчатым шрифтом – «Постижение человеческой природы».

- Использование авторитетных источников информации – один из методов когнитивно-поведенческой терапии. Это книга знаменитого психиатра и мыслителя Альфреда Адлера. Ознакомьтесь с ней, не пожалеете!

Книга осталась в моих руках, а фигура доктора плавно удалилась из квартиры. Его лицо застыло перед мной, точно запечатлённый фотокадр. Особенно взгляд врезался в память, возбуждая во моей голове чрезвычайно странные логические цепочки:

«Он осуждал меня. За мой внешний вид. Естественно, не сказал в слух. Он же воспитан и культурен. Но мысли стерпят всё. И его мысли были лишь обо мне!»

Все произошло, как во сне, точно я была под анестезией и не контролировала собственные действия. Голова затуманилась, мысли разбредались по разным уголкам сознания, не могли собраться в единое целое. Я не помню, как в моих руках оказались кухонные ножницы, как я подползла к зеркалу в ванной и принялась кромсать свои волосы. Яростно, с фанатизмом и со слезами на помутневших глазах. Руки тряслись, горло стягивала истерика, а золото текло по спине, пылью разлеталось во все стороны комнатки. Лишь закончив преступление, ко мне пришло осознание, что на голове почти не осталось волос. Я в панике принялась собирать отсечённые локоны с пола, по всему телу разливались потоки слез, я задела щеку ножницами, кровь сочилась и жгла, смешиваясь с соленой водой. Что я сделала?! Что натворила!? Отрезала волосы? Или свою прошлую жизнь вместе с ними? Ведь, чтобы выросло новое дерево, нужно срубить старое.

Глава 8. Я вижу небо

В чём разница между сознательным и бессознательным? Сознание – это способность человека отражать объективную реальность. Сознательный человек действует не хаотично, а согласно мотивам, выстраивает логическую цепь, включает воображение. Однако, существуют и неосознаваемые мотивы, истинный смысл которых глубоко скрыт. Психоанализ, альтернативный когнитивно-поведенческой терапии, основан на бессознательных проявлениях человека. Страх является конфликтом между сознательным и бессознательным. Как метод терапии используется фиксация снов, мыслей, ассоциаций, чем я и занимаюсь с самого первого сеанса мистера Эшлера. Однако, книга, которую он мне передал для изучения, ввела меня в некое заблуждение.

Индивидуальная психология, появившаяся около сорока лет назад, рассматривает не бессознательное в человеке, а, наоборот, сознательное. Основа человеческого характера в данном случае – врождённое «социальное чувство», нуждающееся в воспитании. Главную роль в динамике поведения человека играет самосознание, а добродетель – стремление к сотрудничеству. Альфред Адлер, основатель индивидуальной психологии, считал личность уникальной целостной системой, которой необходимо межличностное общение для счастливой жизни. Без общения не будет личности, без других не будет тебя. Потребность самовыражения, приводит к комплексу неполноценности. Человек не сможет стать полноценной личностью, если не вступит в группу других индивидов. Изолированность от общества в этом случае – не спасение от фобии, а проявление пороков, таких как эгоизм и тщеславие. Я эгоистична в своих побуждениях? Мною движет эгоцентризм, а не желание безопасности? Книга ещё больше вогнала меня в раздумья. Я засомневалась в своих мыслях и истинных мотивах поведения. Но, как говорится, сомневаться – это нормально! Это признак думающего человека, которому свойственно заблуждаться.

До глубокого вечера мне не удавалось отойти от происшествия в ванной. По инерции хватаясь за волосы, в ладони оставался лишь воздух. Голове сразу стало так легко, хотя внутри она и наполнялась тысячей различных мыслей. Эшлер не оставлял надежду дозвониться до меня. Звук телефона разносился по всей квартире, его был способен перебить лишь стук моего сердца. Я лежала на кровати, поджав коленки, и не шевелилась, еле-еле распознавала звонящий телефон. Но так и не подошла к трубке. Это было сознательно. Мне не хотелось ни с кем разговаривать, описывать свои мысли и эмоции, даже доктору.

Моим единственным желанием этим вечером стала обволакивающая тишина и полумрак комнаты. Большего и не требовалось. Сон прерывал реальность, проникал в неё, пронизывал нитями. Уже сложно было отделять сновидения от действительности. Я слышала звуки и голоса в голове, они звали меня куда-то, тени в комнате заигрывали с моим воображением, унося мысли в параллельный мир. Так прошла ночь. Одна из самых долгих и тревожных в моей жизни, хоть мне ничего жуткого и не приснилось.

Я проснулась с первыми лучами солнца. День значительно прибавился к середине весны, погода за окном стояла просто прелестная. Еще густился утренний туман, не спеша сползал по стенам домов, уступая место торжеству нового солнечного дня. Лучи, как длинные золотые спицы, прокалывали густые кучевые облака. Тьма отступала, Лондоном завладевал свет. Всего лишь один луч солнца способен вызвать в человеке эйфорию, это заложено природой. Мы всегда ближе к свету, тянемся к нему, как маленькие росточки из влажной земли, требуем тепла, насыщая им клетки. Солнечный день способен доставить человеку истинное счастье. Я была рада увидеть солнце и хотя бы первые секунды после пробуждения не думать о своей судьбе, о том, что я не выйду вместе с другими людьми на улицу поглощать это солнечное тепло.

Не успела я стряхнуть своё тело с пастели, как раздался назойливый звонок в дверь. Мгновения солнечного блаженства улетучились в одну секунду. Я знала, кто это пришёл и зачем. Однако, абсолютно не имела представления как он воспримет меня такой. Я суетливо принялась одеваться. Подползла к зеркалу, оттуда на меня устремлялось нечто с медными обрубленными волосами. Сбрызнув ладони водой, я слегка прошлась пальцами по волосам, чтобы их хоть немножко пригладить.

- Боже мой, Кайли! – Глаза доктора Эшлера засветились, как две бронзовые монеты, стоило только распахнуть дверь. – Что с вами случилось?

Он с ужасом глядел на меня, не беря в толк, почему я так странно выгляжу. Мы словно снова стали незнакомцами друг для друга, смотрели в чужие глаза.

- Да так, просто сменила стиль!

Доктор ещё больше перепугался от моего переполненного дерзостью ответа. Я по инерции запустила его в коридор, в процессе рассматривая с головы до ног.

- Вы тоже, как я погляжу, в новеньком. – брякнула я, указывая взглядом на обновлённую верхнюю одежду психиатра.

- В том пальто уже жарко ходить, на улице тепло. – Эшлер вальяжно стянул с плеч тонкий чёрный плащ.

- У вас много одежды?

- Достаточно. Но я, как истинный англичанин, больше приветствую в одежде комфорт и удобство, а не красоту.

Моя новая причёска приковала его взгляд точно гвоздём к стене. Он явно не мог в данный момент ни о чём другом думать, кроме как о моих трёх волосинках на голове.

- Желание изменить внешность в процессе лечения часто возникает у пациента. Вы такая не первая.

- Ну вот, видите! А вы заволновались.

Я слукавила Эшлеру. Снова. Знал бы он, что мой порыв измениться был не попыткой сделать самой себе приятно, а результатом комплекса неполноценности. Мы расположились в гостиной уже по устоявшейся традиции сеансов.

- Почему вы пришли сегодня, доктор Эшлер? Я ждала вас через три дня, как мы и договорились. – моё лицо стянула застенчивая улыбка, а тело, как масляный неуклюжий блин, растеклось по креслу.

- Вы не брали трубку вчера вечером. Я испугался за вас, вдруг что-то случилось. Непривычно видеть вас с короткими волосами.

- А мне непривычно видеть вас так часто. Кстати, я прочла книгу Адлера по индивидуальной психологии.

- И как вам?

- Она ввела меня в заблуждение!

- Почему же?

- В ней говорится о сознательном в человеке. А мы занимаемся психоанализом – изучением бессознательного.

- Значит, вы поняли, в чём противоречие, мисс Кайли?

- Как же не понять!

- Такое же противоречие скрыто в вас! Вы одновременно и хотите избавится от проблемы, и в то же время не вступать в борьбу.

- Почему это я не хочу бороться?! Всё дело в нравственности. Я индивидуалист. Может, мне ничего и не надо менять!

- Человек сам определяет свои нравственные принципы: это будет коллективизм или индивидуализм, альтруизм или эгоизм.

- Хотите сказать, что я безнравственная?!

- Ни в коем случае! Я имею ввиду, что главные моральные ценности, такие как смысл жизни, не разовьются в тебе, если ты не начнешь взаимодействовать с людьми, с другими людьми.

- А одного вас не достаточно, доктор Эшлер?

- Я – не все! Я ваш врач и хочу вам помочь. Я – не общество, а лишь мостик к нему.

- Так давайте перейдём к более действенным методам! Я постоянно пишу свои мысли, мы с вами вечно беседуем ни о чём!

- Вам знаком принцип диалектики?

- От простого к сложному?

- Именно! От абстрактного – вроде наших бесед, до конкретного.

- Я не хуже вас знаю теорию Гегеля! Причём здесь наше лечение?

- Я не могу посадить вас за фортепьяно и заставить играть Моцарта. Вы не знаете нот. Ещё слишком рано. Вы не готовы вступить в общество. Для начала – процесс самонаблюдения.

- Ну хотя бы какое-нибудь упражнение мы можем выполнить?

- Хорошо, Кайли! Ваша взяла! Только для этого задания нам нужно пространство.

- Коридор сгодится?

- Вполне!

Мистер Эшлер стремглав сорвался со своего места, устремился в мою сторону, я тоже слегка приподнялась с кресла, ожидая, что будет дальше. Он схватил меня за руку и подвёл к просторному коридору. Прикасаясь к нему, я чувствовала такую заботу и поддержку, которых раньше никогда не испытывала.

- Есть два вида страха, мисс Кайли. Страх падения и страх последствий от падения. А теперь подумайте, - произнёс он, еще крепче сжимая мою вспотевшую ладонь, - чего боитесь вы: упасть, самого факта падения, или того, что за ним последует?

- Я… Наверное… Самого падения.

- Вы уверены в этом?

- Не совсем, доктор Эшлер!

- Попробую сказать прямо: чего вы боитесь больше – людей или приступа, который у вас начинается в обществе? – он бережно подвёл меня к самому началу длинного коридора.

- Я боюсь боли. Приступы, которые я пережила, были невыносимыми!

- А что, если я вам скажу, что в вашем приступе нет ничего страшного, ведь он заканчивается.

- Да, но какие страдания он приносит!

- Кайли, закройте глаза, представьте, что вы идёте по тому самому проспекту, на который выходят ваши окна. Держите меня за руку и начинайте делать шаги вперёд!

Я ухватилась за его руку, как за спасительную соломинку, будто я тону в бушующих водах, а он – единственный, способный спасти меня от гибели. Я делала неуверенные, полные страха и тревоги шаги. Моё тело с каждой секундой всё больше и больше содрогалось. Мне казалось, что я направляюсь прямиком в пропасть, оставалось лишь подтолкнуть меня у самого её края. Лишь рука доктора, заботливо обвившая мою трясущуюся ладонь, уверяла меня в том, что я еще жива.

- Что вы видите?

- Я вижу небо, оно голубое, очень яркое, как на картинке. А ещё деревья с зеленеющими кронами. Воздух такой свежий!

- А что вы чувствуете?

- Я чувствую страх. Страх того, что упаду.

- Но за падением всегда следует возрождение. Лишь тот человек, который упал, способен понять жизнь, её смысл. Что вы видите ещё, помимо прекрасной природы?

- Я вижу людей. Они идут прямиком ко мне. Наши взгляды встречаются… И знаю, что сейчас начнётся!

- Ваш пульс участился. – Доктор Эшлер схватился пальцами за моё запястье, а мои глаза уже наполнены слезами, колени сгибаются, я готова рухнуть на колени в любую секунду. - Вы боитесь тех людей, которых видите или саму себя, своей реакции?

- Если бы я встретила этих людей по-настоящему, то сейчас уже билась бы в припадке! – я резко выдернула ладонь из рук доктора, перед глазами застыла пелена страха и полной потерянности.

- Так не сдерживайтесь! – возгласил мистер Эшлер, хватая меня за плечи. – Покажите мне все свои чувства, выплесните их наружу!

- Вы хотите, чтобы я спровоцировала приступ? Вы что, с ума сошли!

- Я, как ваш психотерапевт, должен научить вас распознавать те симптомы, которые возникают у вас во время панической атаки, как ваше тело реагирует на страх. Постепенно вы научитесь справляться с этим состоянием, а я помогу вам в этом!

- И сейчас вы хотите вызвать во мне эти симптомы, верно, доктор? Для этого мы и затеяли упражнение?

- Вы мне не доверяете? – он взглянул на меня с сожалением, его взгляд был проникновенным, пронзающим до мурашек и дрожи в груди.

- Мне хочется вам верить! Но я так до конца и не поняла, что вы за человек!

- Я тот человек, который рядом с вами, Кайли. Это всё, что вам нужно знать в данный момент. Суть панической атаки в том, что она всегда проходит. Вы боитесь не общества, а состояния, которым сопровождается пребывание в обществе.

- И как вы мне поможете?

- Покажу, что это не опасно! Я буду делать всё вместе с вами! Какие симптомы сопровождают приступ?

- Головокружение, сердцебиение, нехватка воздуха. Я задыхаюсь.

- Нехватку воздуха можно вызвать гипервентиляцией. Попробуйте часто делать вдохи, и я буду делать тоже самое.

Методы доктора пугали меня. Я готова была прогнать его вон, забиться под кровать и перестать тешить себя надеждой на выздоровление. В чём-то Эшлер прав. Да, во многом, конечно. Просто, я наотрез отказывалась это принять. Страх нового приступа приводит к избеганию тех ситуаций, в которых этот приступ может случиться, а именно – пребывание в обществе людей. Анализ доктора закончен. Он видит меня насквозь, познал мотивы и потайные страхи, он – часть моей скрытой сущности. С каждым новым вдохом жгло горло, внутри меня точно надувался огромный шар. С ужасом и неподдельным интересом я наблюдала, как мистер Эшлер, стоя в паре сантиметров от меня, слегка держа меня за руку, делает тоже самое. Он очень громко дышал, его лицо кидало в краску, жилы на шее раздувались.

- Теперь вызовем головокружение! Постарайтесь сделать несколько оборотов вокруг себя на месте.

Мистер Эшлер подошел ещё ближе ко мне, буквально прижимаясь к моему телу, стал легонько поворачивать меня по кругу, при этом делая тоже самое самостоятельно.

- Что вы чувствуете сейчас?

- Мне нечем дышать, голова кружится! Начинается мой приступ! Это невыносимо!

Меня колотило изо всех сил. Не имея больше возможности стоять на ногах, я начала сползать вниз по стене, ускользая из рук доктора. Я медленно теряла равновесие и рассудок. Перед глазами все расплывалась, мелькали мутные силуэты мебели и стен. Я чувствовала, как падаю. Вот оно – моё падение. Мой главный страх.

- А что чувствую я? - Эшлер схватил меня на руки, пока моё тело окончательно не завалилось на пол, заботливо придерживая мою голову.

- И что же вы чувствуете, доктор? – на последних силах прошептала я, пытаясь задержать взгляд на его лице.

- Я чувствую тоже самое! У меня кружится голова, сдавило грудь и подступила тошнота. И знаете, что сейчас будет?

- Что же? – мой голос становился тише и тише, а его лицо всё ближе оказывалось к моему, мы будто вместе падали в пропасть.

- Это прекратиться! Мы перестанем часто дышать и дыхание восстановится. Мы не будем кружиться, и тошнота пройдёт. Все симптомы временны, они не вечны. И они не опасны для вас.

- Хотите сказать, я всё придумываю и у меня нет никакой проблемы?

- Почему вы вечно принимаете мои слова с такой обидой, Кайли? Разве, вы не видите, как я хочу помочь вам!

Мне казалось: вот он, тот момент, когда я смогу признаться Эшлеру, что наши встречи доставляют мне истинное счастье, что отныне я каждую минуту своей жизни жду телефонный звонок или стук в дверь, что живу только ради наших с ним сеансов. Во время этого упражнения я еще больше прочувствовала эту связь, Эшлер стал моим отражением. Он готов был сделать всё, упасть со мной, только чтобы вместе подняться. Но я опять испугалась и солгала. Я испугалась такого откровения. Я испугалась своих мыслей, как всегда!

- Мне нужно побыть одной! – мой голос дрожал, пальцы, вцепившиеся в шею доктора, нехотя сползли вниз. Я вновь себе противоречу. Вновь испепеляющие волнение и застенчивость не дают мне проявить искренние эмоции. Но я должна отпустить его, по крайней мере до вечернего звонка.

- Конечно, Кайли! – растерянно проговорил доктор. - Побудьте наедине с собой, поразмыслите над всем, что я сказал.

- До встречи, мистер Эшлер! Мне будет над чем подумать.

Глава 9. Мои радость и грусть

…

4 мая 1957 года.

Дневник мыслей. «Мистер Джордан Эшлер. Да кто он вообще такой! С самого первого диалога он завладел моими мыслями, поселился в голове, обосновался там конкретно и вовсе не собирается съезжать! Сейчас я сижу за письменным столом в спальне, поглядываю на проспект, по которому сегодня мысленно гуляла, пытаюсь излить переживания на бумагу. Но мысль моя скачет, подобно кузнечику в июльской траве. Везде, в каждом уголке моего сознания есть место для мистера Эшлера. Я смотрю на себя в зеркало и вспоминаю, как день назад состригла волосы из-за него; захожу в гостиную и вижу его в кресле, такого серьёзного и вдумчивого, с идеально уложенной шевелюрой и в смешных круглых очках; гляжу в окно на соседнюю улицу и представляю, как бы мы с ним в реальности могли пройтись по лондонским улочкам, ощутить весенний ветерок, взглянуть в кристально-чистое небо. Сейчас я сижу на стуле, чиркаю ручкой в записной книжке и жду вечернего звонка. И вот интересно, я жду самого факта общения с кем-то или звонка от Эшлера?»

…

К вечеру мне безумно захотелось горячего чая. Я бешено ворвалась на кухню, потянулась рукой к заварке и своей жёлтой чашке. От запаха фруктового чая из чайничка у меня окончательно снесло голову. Мягкие пухлые губы жадно втягивали ароматный напиток. Я давно не чувствовала такого наслаждения, причём от настолько пустяковых вещей. Вроде бы просто чай. Ничего особенного! Но именно маленькие радости заставляют человека ежедневно ощущать приступы счастья. Для англичан чай вообще приравнивается к драгоценности. Испить горячий напиток вечером – настоящая традиция жителей Лондона. Все пьют чай семьями, в кругу друзей и близких. Я же делала это в полном одиночестве, хотя, не совсем в полном. Мой самый любимый час в течении дня – от семи до восьми вечера. Вчера я пропустила звонок доктора, но сегодня мне так захотелось пообщаться с ним за чашкой чая, что я не смогла сопротивляться своей застенчивости и взяла трубку.

- Добрый вечер, Кайли. – вполголоса начал Эшлер. - Чем занимаетесь?

- А почему вы говорите так тихо, доктор? – воодушевлённо подхватила я беседу, слегка в сторону отставив жёлтую чашку.

- Я думал, вы уже легли спать.

- Тогда зачем вообще позвонили?

- Я тот человек, который держит обещание.

- Не переживайте, мистер Эшлер, я не сплю. Сегодня сильно захотелось чая, так что сижу, попиваю!

- Надеюсь, записная книжка лежит рядом с вами?

- Да… - я немного растерялась, механически потянула руку к дневнику мыслей. – Эта тетрадь всегда со мной, я пишу в ней почти каждый день.

- Замечательно! Я хочу, чтобы вы зачитали мне несколько цепочек ассоциаций, которые я просил вас составить. Вы же выполнили задание?

- Я выполняю все ваши упражнения, доктор!

- Тогда начнём. Сначала положительная эмоция - радость.

- Внезапный свет. Вот моя ассоциация!

- Кайли, если помните, я говорил подобрать к каждой эмоции по три прилагательных, два глагола и одному существительному! – Эшлер напрягся, это было слышно даже через телефонную трубку.

- Вы проверяете моё психическое здоровье или словарный запас?

- Смысл упражнения именно в подборе слов, поэтому, постарайтесь.

- Ну ладно! Радость – внезапное, светлое, недолговременное, возникает и пропадает. А существительное – пусть будет озарение.

- Значит, вы считаете, что радость быстро проходит?

- Это же эмоция. Вы сами говорили, что она краткосрочна.

- А ещё я говорил, что эмоции перерастают в чувства. В долговременные состояния души. Чем становится ваша радость?

- Ничем! Она просто исчезает, и возвращается чувство одиночества. А во что должна перерасти моя радость, как вы думаете?

- Зависит от того, что вызвало эту радость. Что вас радует, Кайли?

- Меня радуете вы, мистер Эшлер! Ваши звонки, ваши сеансы. Сейчас я рада, что вы мне позвонили, но через пару минут вы положите трубку и моя радость исчезнет, и не известно, когда вспыхнет вновь. Так чем может стать моя радость?

- Счастьем, я полагаю. – задумчивым голосом произнёс Эшлер, он был явно удивлен и озадачен моими ответами. – Но для этого объект вашей радости должен быть постоянно с вами.

- Мне достаточно и того, что вы для меня делаете. Редкое чувство радости намного лучше, чем его полное отсутствие, как было у меня раньше.

- Теперь прочитай мне про грусть.

- Вот это мне гораздо ближе, чем радость! Грусть – постоянная, тёмная, вечная, обволакивает и угнетает, а существительное – одиночество.

- Значит, грусть у вас возникает чаще радостных эмоций?

- Именно так! И каков итог упражнения, доктор?

- Вы ассоциируете грусть с одиночеством, а радость вам доставляет наше общение. На подсознании вы желаете вырваться из этого состояния, привнести в жизнь больше радости. Я прав?

- Вы же врач, вам виднее, что правильно, а что нет.

- Хочу прийти к вам завтра, Кайли. Мне кажется, вы готовы ещё к одному упражнению. И я уверен, вы почувствуете себя радостно!

- Что за упражнение?

- Один эксперимент. Только не ждите меня рано утром. Я приду ближе к вечеру.

- А почему? В этом есть какой-то смысл?

- Да, вы правы. Всё узнаете завтра. А сегодня пейте чай и отдыхайте! Доброй ночи, Кайли.

- До завтра, мистер Эшлер.

До трёх часов ночи я не могла уснуть, лишь периодически проваливалась в какой-то омут, слегка напоминающий сон. За ночь налетели облака, в Лондоне значительно похолодало. Вдалеке отчётливо слышались звуки раскатов грома, но дождь так и не начался, к моему облегчению. Через открытую форточку в спальню проникал свежий прохладный воздух, украдкой пробегался по моей коже. Всё располагало ко сну, но я не спала, а всю ночь размышляла над словами доктора, переоценивая свою жизнь. Но все мысли решила оставить при себе, нарушив правило ведения дневника. За ночь ни разу не взяла ручку и записную книжку. Распахнув с утра больные глаза, взгляд задрожал, остановившись на часах. Стрелки показывали время обеда. В недоумении я хлопала глазами, словно слабоумная, сидела в пастели и не видела ни единой причины вылезать из одеяла до самого вечера. Весь день я провела лежа на кровати, как в детстве. Сознание заполнялось воспоминаниями о былых годах, когда я днями напролёт ютилась в тёмной комнатке, изредка подползая к окну или к книжной полке, мать практически со мной не разговаривала, летая тенью по дому, а сами дни тянулись долго и мучительно. Сейчас всё было немного по-другому. Спектр моих эмоций значительно расширился. Меня поглотило чувство приятной взволнованности и ожидания встречи с человеком. Для меня это стало новым опытом, который, в целом, можно охарактеризовать как положительный. Я привыкла ждать, подожду и до вечера.

Восьмой час вечера ознаменовался звонком в дверь. Мистер Эшлер действительно не соврал, что придёт поздно. Начиная с пяти вечера я отсчитывала минуты до его визита, мне казалось, что время вовсе остановилось. С каждым новым часом на улице под моими окнами становилось всё меньше и меньше людей. Вечерние сумерки поглощали город. В том же самом чёрном струящемся плаще мистер Эшлер встретил меня на пороге квартиры. Он был заметно взволнован и напряжён, но, скорее, в хорошем смысле.

Позитивный настрой и доктор Эшлер стали для меня практически синонимами, но именно сегодняшним вечером психиатр был особенно радостен. Доктор стал источником позитива и радости в моей жизни. Он лечил меня не столько методами терапии, сколько просто своим присутствием.

- Я заставил вас долго ждать, прошу прощения! – Эшлер слегка замешкался в коридоре, не стал снимать плащ, остановившись в миллиметре от входной двери. Врач явно не собирался проходить в квартиру.

- Не извиняйтесь, мистер Эшлер! Вы же предупредили, что придёте к вечеру.

- Надеюсь, у вас есть одежда для прохладной погоды, мисс Кайли?

- Почему вы спрашиваете?

- Я переживаю, чтобы вы не замёрзли. Сегодня довольно прохладно.

- Какая разница, что там за окном! Мы с вами всё ровно проводим сеансы в квартире!

- Не сегодня! – суетливо воскликнул врач, на моём лбу выступила испарина.

- В каком смысле? – попятилась я, чуть ли не теряя сознание от его сомнительного предложения.

- Вы же сами призывали меня к решительным действиям по нашему лечению. Поэтому сегодня у нас будет эксперимент.

- Какой ещё эксперимент? – я продолжала прожигать Эшлера взглядом, полным недоверия, и ещё немного отстранилась.

- Один из методов когнитивно-поведенческой терапии – это встреча лицом к лицу со своим страхом. Если человек боится воды, его везут на озеро, если высоты – куда-нибудь в горы. А я веду вас на улицу.

- Вы уверены, что это не навредит мне ещё больше?

- Вам ничего не угрожает, мисс Кайли! Я специально назначил сеанс вечером. На улицах в районе вашего дома уже почти нет людей. Представьте, что идете по коридору со мной за руку, вот и всё!

- Легко сказать: «представьте»! Если что-то пойдёт не так, откачивать от приступа меня будете сами!

- Разумеется. – Его явно попустило, и он смущённо улыбнулся. – Так у вас есть теплые вещи?

- Тётя Элис одолжила мне некоторую одежду, - бормотала я, пробираясь к гардеробу, - плащ точно должен быть! Раньше у меня вовсе не было верхней одежды… А зачем она мне, если я не выхожу из дома?

- Кайли, послушайте меня! – с придыханием воскликнул мистер Эшлер, помогая мне достать длинный плащ угольного оттенка из шкафа. – Вам необходимо оставить это в прошлом!

- Что именно?

- Негативные мысли, связанные с детством. Что мы делаем со старыми изжитыми вещами?

- Избавляемся от них.

- Тоже самое вам нужно сделать со своим прошлым. Выбросить его, будто это потёртый дырявый костюм.

- А что, если я его заштопаю?

- Это уже ваш выбор: пребывать в прошлом со всеми его дырками и торчащими в разные стороны нитками или шагнуть в новую жизнь, приобрести новую вещь.

- Если поможете мне шагнуть, я, может, буду и не против чего-то нового.

- Конечно, я помогу вам. Помните, мы с вами не только врач и пациент, но ещё и друзья.

- Приятно слышать!

- Прекрасно, Кайли, что вам стало хоть немного легче и радостнее.

- Это правда. – Застенчиво проронила я, неуверенными движениями и дрожащими руками накидывая плащ на плечи. – И всё благодаря вам, доктор. Сначала вы мне так не понравились, уж простите за прямоту. Скорее, я вас просто испугалась.

- Но сейчас это чувство ушло?

- Я чувствую себя с вами невероятно свободно, даже свободнее, чем, когда я в полном одиночестве.

- Вы – очень искренняя девушка. Увидев вас впервые, честно, у меня тоже сложилось обманчивое впечатление. Я думал вы замкнутая, ваша душа переполнена болью. Но вы – другая.

- Какая же я, мистер Эшлер?

- Вы чистая и светлая! В ваших глазах полно надежды. Я рад, что моё первое впечатление о вас не оправдалось!

- Я, признаться, тоже.

Еле двигаясь в пространстве, будто разучилась ходить по этой земле, я стала делать робкие шаги из квартиры, захлопнула входную дверь, что несказанно удивило меня, ведь я впервые покидала дом. Я ощущала волнение, заметно тряслась, мой голос периодически срывался. Я ни в чём не была уверена, кроме одного – моего психиатра, который послушно, будто он мой личный телохранитель, дублировал каждый мой шаг.

- Если начнёте нервничать, скажите мне, сразу же! И мы всё прекратим. – Эшлер настороженно оглядел меня.

- Конечно, доктор… - прохрипела я, спускаясь по лестнице и с ужасом представляя, что ждет меня в ближайшие секунды.

Я знала, что это случиться. Рано или поздно, но мне придётся переступить порог квартиры, покинуть свою темницу и распахнуть глаза навстречу окружающему миру. Нельзя всю жизнь прожить взаперти, иначе эта самая жизнь потеряет всякий смысл. И здесь дело не столько в потребности общения, сколько в желании познать мир. Во мне кипит и бушует это желание. Я страстно, всеми фибрами, желаю узнать, что там, за оконной рамой, о чём шепчет ветер, как это – ощущать солнечное тепло на щеках, видеть небесное полотно над головой, слышать звуки бьющей ключом жизни, которой мне так хватает и которую я хочу постичь. Именно такие мысли отныне поселились в моей голове. Не скажу, что это исключительно заслуга психиатра, ведь лечение, как и учёба, это тандем учителя и ученика, врача и пациента. Прогресс в лечении – половина стараний врача, другая половина – стремление пациента к изменениям. Эшлер научил меня распознавать радость и грусть, концентрироваться на одной конкретной мысли. Но желание вступить в общество и стать частью мира – только моё, и больше ничьё! Доктор лишь подтолкнул меня к этому непростому осознанию.

Я делаю шаг, и назад дороги нет. Вот она – жизнь за пределам своих страхов. Вот он – необузданный простор, манящий мои мысли. Мы с мистером Эшлером оказались прямиком на улице возле моего дома. Я смутно помнила его фасад. Когда прибыла сюда впервые вместе с тётей на такси совершенно не обратила внимание на внешнее убранство дома. Стены были выложены из кирпича песочного оттенка, над входной дверью висел старинный запылённый фонарь, в котором робко играли отблески света, украдкой переплывая на кирпичные стены. Ночной фонарь предаёт улице особую атмосферу уединения и таинственности. Красочность дня сменяется полутонами вечера, мрак окутывает архитектуру и деревья, искажая их до неузнаваемости. В мае довольно светло по вечерам, но всё-таки относительно.

Было заметно, как природного света с каждой минутой становится меньше и меньше, эстафету перенимали ночные уличные фонари на домах и отдельно стоящих установках. Хоть брусчатка была и твердая, под моими ногами точно находилось нечто мягкое и пластичное. Или это я теряю равновесие от переживаемых чувств. На моих глазах, цвета нежного утреннего неба выступило несколько слезинок. Прозрачные солёные бусинки покатились по щекам, притягивая к себе вечернюю прохладу. Таких странных, ни с чём не сравнимых чувств, я никогда не испытывала. Я, как ребёнок, впервые увидевший мир. Несмышлёный, не знающий жизни ребёнок, в котором смешались наивность и абсолютно детский восторг от всего, что он видит перед собой.

- Что вы сейчас чувствуете, Кайли? – Эшлер остановился в миллиметре от меня, в его глазах, цвета пылающего в камине огня, отражался свет от фонаря, а волосы слились с чернеющим полотном неба. Его фигура в длинном плаще выглядела так уверенно и статно, но на лице не было тревоги, только эмоции сопереживания, будто он чувствует всё, что сейчас бушует во мне. – Чего вы боитесь?

- Я не боюсь. – Слова пробирались сквозь слёзы. – Мне интересно. Любопытно.

- Пройдёмся вдоль улицы?

- Вы хотели сказать вдоль моего коридора? Ведь именно его мне надо представить!

- Шутите, значит всё хорошо. – Мистер Эшлер заботливо подхватил меня под руку, указывая, куда нам следует идти. Улица была пуста, мне оказалось довольно легко представить нас, идущих по коридору. Разница лишь в фонарях, вместо домашних светильников, и в небе, вместо потолка.

Ночная мгла продолжала своё движение вниз, спускаясь по кронам деревьев и по стенам домов. Дойдя до небольшого сквера неподалёку от точки отсчёта , мы остановились. Я заворожённым взглядом созерцала окружающую картину, попутно жадно вдыхая свежий воздух. Мистер Эшлер, немного понизив голос, проронил:

- Мы продолжаем прогулку?

- Что ждёте от меня услышать, доктор?

- Хотите ли вы ещё пройтись или лучше вернуться в квартиру? – Эшлер волновался, ощущалось, что до конца ему так и не удалось меня понять.

- Нет! Я не хочу домой! Я сильная, я не отступлю на полпути!

- Прекрасный настрой, Кайли! – его голос обволакивал, подобно нежному ветерку, пронзал меня до мурашек. – Я заметил, ваши мысли переменились.

- Может быть. Сама до конца не определилась. Но могу сказать одно – ваше лечение идёт мне на пользу. Я стала иначе смотреть на мир.

- И как, если не секрет?

- В светлых тонах. Одиночество – лишь этап жизни и он не навсегда. Мои приступы – также только этапы. Они пройдут, и вместе с ними пройдёт одиночество.

- Вы – большая молодец! Повторяйте эти слова сама себе каждый день, и увидите, как в социальной изоляции больше не останется смысла!

- Хотелось бы верить. – Мы вновь начали размеренно шагать по дороге, над нашими головами развесили ветви многолетние деревья, мой шаг становился всё увереннее, на лице стерлись нервные тревожные черты, мышцы тела расслаблялись. Я была уверена в собственных действиях, совершала их осознанно и по собственной воле. Я шла вперёд. Мистер Эшлер, отшагивая рядом со мной, нога в ногу, поинтересовался:

- О чём вы мечтаете, мисс Кайли?

- Наверное, как и все люди – обрести смысл.

- А если говорить конкретно о вас? – Глаза доктора блестели неподдельным интересом, в голосе слышался энтузиазм. Ему явно было не всё ровно на меня. - Чего вы хотите больше всего?

- Я хочу заполнить пустоту в своей душе! Хочу жить совершенно другой жизнью, чтобы каждый день приносил радость, компенсировал ту унылость, которая сопровождала меня раньше. Я мечтаю о движении, о развитии. О жизни в кругу людей.

- Значит, наши сеансы не прошли зря! Ваши мысли положительны, наполнены надеждой. Теперь необходимо преобразовать их в действия.

Вдалеке, практически на соседней улице, показалась какая-то смутная расплывчатая фигура. Из-за опустившееся темноты было плохо видно силуэт. Но стоило ему приблизиться к нам, у меня случилось прозрение: это идёт человек. Мужчина двигался легко и пластично, его шаг с каждым мгновеньем приобретал более ускоренный темп. Он куда-то торопился, наверное. На мужчине был надет похожий длинный плащ, как тот, что носит мистер Эшлер. На голове красовалась шляпа с неширокими твёрдыми полями, а в руках он нёс букет цветов. В полумраке тяжело разглядеть, какие именно он нёс цветы, но было похоже на белые или слегка желтоватые розы. Мужчина выглядел довольно суетливо.

Одна из моих особенностей, не поддающихся объяснению – я вижу людей насквозь, хорошо разбираюсь в человеческом характере, не умея при этом разбираться с самой собой без помощи доктора. От вида ещё одного человека я сконфузилась.

- Сначала вы заставляли меня эмитировать припадок в коридоре, кружа меня в разные стороны, теперь, без всякой подготовки, заставляете меня идти навстречу этому человеку! Я не готова.

- Не правда! – Эшлер взглянул мне прямо в глаза, не отрываясь глядел прямо в душу. – Вы сами себя подготовили.

- Когда это я успела? – мой голос вновь задрожал, я готова была стремглав убежать к дому, только бы не встретиться взглядом с идущем навстречу человеком.

- Ваши мысли вас подготовили. Вы не боитесь этого человека, он – часть того светлого будущего, в которое вы хотите вступить. Он – то самое общество, которого вы жаждите.

Фигура мужчины со скоростью света стремилась к нам. Человек, не подозревая о том, что мы настолько пристально наблюдаем за ним, шёл со своими мыслями, ненавязчиво поправлял шляпу, смотрел по сторонам. Внезапно, ко мне ворвалось осознание, что он идёт прямо к нам. Ни куда-то вдаль, а именно к нашей парочке. Мои зрачки расширялись, щёки наливались багрянцем, ладонь невзначай сжала плащ мистера Эшлера.

- Что мне делать? – тревога сдавливала грудь, у меня с трудом получалось произносить слова.

- Вспомните наше прошлое упражнение. Вы знаете, как ваше тело реагирует на страх. Постарайтесь его укротить. Что происходит после приступа?

- Ничего. Он просто заканчивается.

- Вот именно! А того, что не приносит никаких последствий, и не стоит бояться.

Я уже точно знала, что мужчина идёт в нашу сторону, и моё с ним столкновенье неизбежно. Передо мной встал выбор – убежать из этого кошмара или взглянуть в глаза собственному страху. В этом и есть смысл сегодняшнего упражнение. Натравить меня и мои страхи друг на друга.

- Простите! – сквозь пространство раздавался довольно низкий голос мужчины. – Вы не подскажите…

- Боже мой, он говорит с нами… - я жалостливо глядела на Эшлера, но тот оставался непоколебим и держал свою линию.

- Так ответьте ему, Кайли. Человеку нужна помощь.

Я отвернулась от мужчины, взглядом уткнулась в грудь Эшлера, будто маленькая девочка спряталась за родителя.

- Нет… - трепетала я, - не могу.

- Можете! Просто взгляните на него, переступите через страх. Я с вами, всё хорошо! – доктор успокаивал меня, произнося слова нежным убаюкивающим голосом.

- Который сейчас час? – Удивлённое лицо мужчины застыло в метре от нас. Ему стало как-то неловко, увидев меня, скрючившуюся от нервозности и ухватившуюся за мистера Эшлера . – Простите, если я вам помешал…

- Ничего, мистер, вы нам не помешали. – Эшлер, взглянув на секунду на свои наручные часы, вступил в диалог, а я так и не повернулась к этому человеку лицом. – Сейчас девятый час вечера.

- Спасибо большое! А я спешу на юбилей своей мамы, вот, купил ей букет роз! Боюсь опоздать, поздно вышел из дома.

- Вы успеете, не переживайте! – заботливо произнёс мистер Эшлер, обхватив рукой мою голову и прижимая меня к себе.

- А вашей подруге плохо? – внезапно заинтересовался мужчина, отчего меня пробил холодный пот, я держалась из последних сил, зажмурив глаза. – Извините, если это не моё дело.

- Не извиняйтесь, это очень культурно – поинтересоваться состоянием здоровья девушки.

- Так с вами всё хорошо, мисс? – Между нами троими зависла звенящая тишина. Мои мысли находились точно в чёртовом колесе. Две стороны моей души вступили в ожесточённую схватку: одна сторона хочет побороть страх, другая в нём тонет. Но я не готова принять бой. Не сегодня. Меня хватило лишь на хриплое:

- Спасибо, со мной всё хорошо. – Но так и не повернулась к нему лицом.

- Мистер, я бы хотел попросить вас… Это, конечно, уже наглость, но, надеюсь, ваша мама не сильно расстроится.

- Какая просьба? – дружелюбно пробормотал наш собеседник.

- Не подарите нам одну розу из вашего чудесного букета? Моей спутнице будет очень приятно.

- Конечно, это прекрасные цветы! – Мужчина суетливо принялся высвобождать одну розочку оттенка лимонного крема из общего увесистого букета.

- Я благодарю вас! – Эшлер расплылся в улыбке, искренне радуясь цветку в своей руке.

- Ещё раз спасибо за помощь, я побежал! – Молодой человек мимолётно пронёсся перед нами, устремился вдаль по проспекту, и его силуэт вскоре полностью скрылся в вечерних сумерках.

- Красивый цветок, правда, Кайли? – Эшлер протянул мне желтую розу на тонкой хрупкой ножке, мои заплаканные глаза давно не видели чего-то настолько прекрасного. - Вы же говорили, что любите маленькие радости. Надеюсь, эта роза принесёт вам радость.

Трясущимися пальцами я приняла его подарок. Мой взгляд стремился в пустоту, я ощущала себя, летящей по воздуху. Но не от тревоги. Мне было спокойно рядом с Эшлером. Когда остались лишь я, он и улица, во мне снова проснулась жизнь. Я ожила, как оживают срезанные цветы, поставленные в кувшин с водой, как трава после дождя, как птицы весной, как человек, когда ему хорошо.

Глава 10. Диалог

…

6 мая 1957 г.

Дневник мыслей. «Мне давно не было так хорошо и спокойно на душе, как сейчас. Вчерашний вечер принёс столько невообразимых эмоций, что хочется переживать тот день снова и снова. Хочу запечатлеть в памяти нашу прогулку, нашу беседу и ту розу, которую он мне подарил. Мистер Эшлер, я знаю, вы всё ровно это прочитаете, поэтому скажу сразу, не решаясь произнести это вам в глаза: спасибо за подаренную радость, спасибо за заботу и внимание, спасибо за всё, что делаете ради меня, только благодаря вам я чувствую себя живой!»

…

Я встретила утро в приподнятом и радостном настроении. На тумбочке возле кровати в маленькой хрустальной вазочке красовался нежный жёлтый цветок, даря моим глазам и душе наслаждение. Мне так хотелось сберечь его, чтобы он простоял в воде как можно дольше и вновь возвращал меня в тот вечер. Мы расстались с мистером Эшлером возле моей квартиры, я робко заползла внутрь, а он скрылся меж домов и вечернего тумана. Здоровый сон тут же окутал моё тело, я выспалась и на утро чувствовала себя просто замечательно. Настрой играет не последнюю роль в жизни человека. Каким образом ты себя настроишь на новый день, так его и проживёшь.

Я перестала удивляться тому факту, что думаю о своём психотерапевте каждую секунду своей жизни. И это неудивительно. С приходом Эшлера в мою жизнь, она кардинально изменилась. С одной стороны – я так же, как и все годы назад, одинока. Но, с другой, мне есть, кого ждать. В моём сознании постоянно крутится только одно имя, перед собой я представляю одно лицо. Мне всегда хотелось внимания и тепла. Обрести того, кто будет рядом. Неужели, я нашла такого человека? И что же это за чувство, которое прорывается из глубин моей души? Знаю лишь одно – оно либо излечит меня, либо убьёт окончательно.

Сегодня я встретила доктора с широкой улыбкой и сияющим взглядом. Эшлер по-видимому сам не ожидал увидеть меня столь счастливой.

- Я был уверен, вчерашняя прогулка наоборот загонит вас в мрачные мысли и тоску, а вы такая активная! – на лице Эшлера застыло искреннее удивление.

- А почему я должна тосковать? – я пархала вокруг доктора, всем своим видом показывая, что мне действительно хорошо. – Наши сеансы хорошо влияют на меня. И, к тому же…

На этой фразе оборвалась моя речь. Я испугалась продолжать говорить о столь пылающих переживаниях. Мне столько всего хотелось ему сказать, о том тепле и уюте, что я чувствую в его присутствии, о том, какие у него красивые глаза, о том, что меня тянет прикоснуться к нему. Но ничего этого вслух я не произнесла, борясь с этими мыслями на корню.

«Эшлер – всего лишь мой врач. Он не может испытывать ко мне никаких чувств. Я для него абсолютно чужой человек, очередной пациент. Мало ли, что я ощущаю в его присутствии. Это ничего не значит.»

- Так что вы хотели мне сказать? – Мистер Эшлер ворвался в мой подсознательный монолог весьма бесцеремонно. Он находился невероятно близко ко мне, я разглядывала каждый миллиметр его лица и чувства становились всё сильнее и сильнее, хоть я их и пыталась отгонять.

- Ладно, не хотите – не говорите. Начнём сеанс, Кайли. – Проронил Джордан, как бы с лёгкой обидой.

- Просто, - вымолвила я, ели дыша, - если я вам про всё расскажу, вы поймёте меня не правильно.

- Не волнуйтесь, Кайли. Я не собираюсь клещами тащить из вас слова! – он мило, прям по-детски, рассмеялся. – Вы не обязаны говорить мне всё, хоть я и ваш психотерапевт. Только вам решать, что говорить, а что нет.

Мы расположились, как обычно, в гостиной. Эшлер вновь нацепил смешные старые очки и достал свою записную книжку.

- Сегодня мы будем читать мой дневник мыслей? – неуверенно поинтересовалась я. Мне было трудно сдерживать всё то, что так хотелось произнести, сказать Эшлеру в лицо. Вроде бы, он рядом, невероятно рядом, на расстоянии вытянутой руки от меня, но какая же пропасть между нами. Он – воспитанный, образованный, интеллигентный и с чувством юмора человек, всю жизнь проживший в нормальном обществе. А я – дикарка. Не умею общаться с людьми, боюсь выходить на улицу, и в целом, мало, что знаю о мире. Как я вообще могу думать о том, чтобы быть вместе с таким, как он!

- Нет, мисс Кайли. Сегодня у нас с вами другая задача. Мы проведем интересный эксперимент.

- Опять ваши эксперименты! – Мое лицо выдало недовольство. Я то и дело елозила в кресле, поджимала ноги под себя, щёки наливались багрянцем.

- Метод, который мы сегодня попробуем, весьма действенный. Но сначала ответьте мне на один вопрос. – Он взглянул на меня, слегка поправляя очки, я ловила каждое его движение.

- Какой вопрос?

- Почему вы такая?

- В каком смысле, мистер Эшлер?

- Почему вы стали такой? Кто виноват в вашем расстройстве?

- Моя мать. – В горле пересохло. Мне на мгновенье стало так страшно от его слов и собственных мыслей.

- Вы ненавидите свою мать?

- С чего вы так решили, доктор?

- Она ведь причинила вам столько боли! Механически изолировала вас от общества. Все ваши проблемы из-за матери.

- А я так не считаю. Мои проблемы – это стечение обстоятельств.

- Но ведь не проще будет найти крайнего и обвинить его во всех несчастьях? – доктор продолжал пронзать меня взглядом.

- С чего вы взяли, что я хочу идти простой дорогой? У меня нет цели обвинить кого-то в своей судьбе. Это неправильно.

- А вы хотели бы поговорить со своей матерью?

- Какая разница, хотелось бы или нет? Её нет в живых. Поговорить с Луизой я уже точно не смогу.

- Вы не правы, Кайли. Ещё как сможете.

Моё лицо исказило перепуганное выражение. Глаза постепенно начали заполняться горькой солёной водой, и, как только эти капли стали тяжёлыми, они сорвались с ресниц и потекли вниз по раскрасневшимся щекам.

- Есть такой психологический приём, как мысленный диалог. Вы, в своей голове, можете поговорить с любым человеком – живым, или когда-либо жившим. Кайли, закройте глаза, представьте лицо своей матери перед собой и произнесите первую фразу.

Я пронзительно взглянула на него, надолго задержав взгляд. Мои глаза, переполненные слезами, не могли оторваться от Эшлера. Он что-то говорил про мою мать, а я не могла думать ни о чем другом, кроме самого доктора. Мне было стыдно за свои мысли, я была уверена в их неверности и даже преступности. Перебарывая желание думать о Эшлере, я, всё-таки, постаралась вникнуть в процесс терапии.

- Вы думаете, у меня получится поговорить с матерью?

Эшлер внезапно поднялся с кресла и, обойдя кругом кресло, в котором я расположилась, встал позади. Он аккуратно опустил обе ладони на мои плечи, я ощутила его тёплые руки на своем теле. Это моментально вогнало меня в краску. От его прикосновений мне стало ещё хуже, я не знала, как сдержать порыв обернуться к нему лицом и сказать всё, что думаю. Но я держалась и старалась не выдать истинных чувств к доктору.

- Вы прямо сейчас видите мать перед собой. Она пришла, чтобы поговорить с вами. Что вы ей скажите?

- Привет, мама. – мой голос срывался, я вся дрожала.

Перед моим лицом будто из воздуха или какого-то параллельного измерения, возник лик Луизы Рейн. Её лицо было невозмутимым, таким спокойным. Светлые длинные волосы обрамляли лицо, круглые голубые глаза пристально наблюдали за мной.

- Кайли…

- Что? Ты назвала меня по имени?

- Какая ты красивая, дочь! Выглядишь такой счастливой. Что же с нами случилось?

- Ты умерла у меня на руках, а перед этим мы с тобой больше десяти лет жили в изоляции. Разве ты не помнишь?

- Я всё помню, Кайли. Я виновата во всем, что ты сейчас переживаешь! Это всё я! Я!

- Не говори так, мама. Я не держу на тебя зла. Если моя жизнь так сложилась, значит тому так и быть. Ты ни в чём не виновата.

По моим щекам струями лились горячие слёзы. Всхлипывая, я мысленно отпускала грехи собственной матери. Её лицо медленно пропадало с каждым моим слово и, как только последний звук сорвался с моих губ, её образ и вовсе исчез.

- Прости меня, Кайли. Прости! – прозвучали последние слова Луизы Рейн. – Ты не одна. Ты должна стать частью этого мира, ты должна стать счастливее меня!

- Мама, не уходи! – вскрикнула я, стремглав сорвавшись с кресла. Но, вместо матери, обернувшись, я увидела лишь доктора Эшлера.

- Вы поговорили с матерью? Что она вам сказала?

- Она попросила прощения. – Я ухватилась за руку Эшлера, крепко сжимая её в своей ладони. – Она умерла, чувствуя вину. Она страдала, всю жизнь страдала.

- И что же ваша мать пожелала вам?

- Чтобы я стала счастливой. Получится ли это у меня?

- Ваша мать гордилась бы вашей решительностью. Вы не будете одинокой, Кайли. Самое главное, вы хотите излечиться. Я, как врач, вижу это. А все остальное – дело времени.

- Как вы это поняли, доктор?

- Очень просто! Диалог с матерью позволил мне понять, что вы не держитесь за прошлое. Вы отпускаете его и стремитесь вперёд. А это и есть залог успешного лечения.

- А знаете, доктор, что ещё является залогом моего лечения? - Меня переполняла уверенность от его проникновенных слов.

- И что же?

- Вы, мистер Эшлер! – наконец, из меня вырвалось то, что у меня вертелось на кончике языка. – Пока вы со мной, я буду продолжать лечение.

Я была уверена, что он рассмеётся или смутится. Но доктор точно предугадал мои слова, был готов к ним. И словно сам хотел сказать тоже самое.

- Я не брошу и не предам вас! Вы дороги мне, мисс Кайли, мне не всё-ровно на вашу судьбу. Пока вы хотите лечиться, я буду с вами!

Глава 11. Записка

Последний сеанс терапии заставил меня о многом задуматься и переоценить некоторые вещи. Разговор с матерью освободил меня от тяжелейшего груза на душе. Я простила её за всю ту боль, что мне пришлось пережить из-за неё. Мой разум прекрасно осознавал, что действиями матери двигало ее психическое расстройство, которое она не лечила, в отличии от меня. Луиза совершала поступки не осознанно, я не могу винить её за это. Но такие выводы диктовал мне мозг. Сердце кричало нечто иное. Оно проклинало мать, ненавидело прошлое, желало потопить всё это в тёмных глубинах океана или сжечь до тла в костре. Разум и чувства внутри меня не могли примириться до момента диалога. Только благодаря методам лечения мистера Эшлера я смогла отпустить прежнюю тревогу и простить матери её заблуждения, стоившие мне нормальной жизни. Возможно, именно с этого диалога начнётся моя новая жизнь, моё новое восприятие мира. По-крайней мере, я в это верю. И Джордан верит.

…

10 мая 1957 г.

Дневник мыслей: «Доктор Эшлер! Да, да, я обращаюсь к вам. Вы ведь прямо сейчас это читаете, верно. Может, и я в данный момент сижу напротив вас, смущённо наблюдая за тем, как вы просматриваете страницу за страницей моего дневника. Эта записная книжка стала моим спасением. Намного легче изливать свои переживания на бумагу, чем таить всю боль внутри. Я, не поверите, чувствую себя иначе. Я чаще стала испытывать радость, при каждом воспоминании о вас.

Ну вот, вы прочитали, и я раскраснелась! Хотя, это я сама написала, чего жалуюсь! Надеюсь, вы сегодня, как и обещали вчера по телефону, придёте на сеанс. Жду вас, как утренних лучей солнца. Ведь вы дарите мне свет. Я никогда бы не решилась сказать вам это вслух. Хорошо, что есть, куда записать!»

…

Поток моих мыслей, изливаемых на бумагу, прервал бодрящий звонок в дверь. Каждый такой дверной, либо телефонный звон, возрождал во мне желание начинать новый день, делать вдохи и продолжать существование в этом мире. Одиночество – худшее, что может случиться с человеческой душой, хуже смерти. Одиночество – это забвение, будучи живым. Ты как бы и существуешь, но всем на тебя плевать. Ты одновременно и есть и нет. Остается лишь внешняя оболочка, нутро же медленно пропадает в бездне. Время вокруг замирает, цвета мира гаснут, всё блекнет. Зачем такая одинокая жизнь, ты уже не понимаешь. Я жила так всю свою жизнь, до момента встречи с тётей. Хотя, не так. До момента встречи с мистером Эшлером, которому не всё-ровно, жива ли я, который проявляет интерес и заботу. Я не одинока, со мной теперь всегда его образ и мысли об этом человеке. В моей жизни подобных ощущений никогда не было.

Окрылённая мыслями о том, что моя жизнь возможно не так и плоха на данный момент, я, кинув взгляд на уже порядком засохшую жёлтую розу и схватив со стола чашку свежезаваренного чая, рванула к двери, чтобы поскорее увидеть доктора. Но все мои радостные порывы разбились об удручающую действительность, как только я встретилась лицом к лицу с доктором.

Мистер Эшлер выглядел не как обычно. На его лице не светилась улыбка от нашей встречи, глаза были поникшими, в них прослеживалось сожаление и упаднический настрой. Может, у него что-то случилось. Молча, без единого слова и с опущенной головой, он прошёл в коридор и встал чуть поодаль меня.

Я испугалась, моё тело парализовало от неведения. Окутавшее меня ощущение не давало и рта открыть. Но он всё сделал за меня и первым начал говорить.

- Кайли, прощу прощения. – его голос наполнялся огорчением. – Сегодня мы с вами не сможем провести сеанс.

- Что? – мне захотелось кричать. Его слова подобно осколкам вонзились в мою хрупкую душу. – Почему?

- У меня появились некоторые дела. Я не буду загружать ими вас. Просто хочу извиниться, что не смогу провести день с вами.

- Тогда зачем вы вообще пришли? – с нескрываемой обидой и в состоянии полного опустошения проронила я.

- Я пришёл дать вам небольшое домашнее задание, прежде, чем я уйду.

- Значит, вы променяли встречу со мной на какое-то дело, а я должна выполнять ваши идиотские задания! – во мне разгорался огонь. От переживаемых эмоций моя рука тряслась, а вместе с рукой в разные стороны ходила и чашка, расплёскивая капли чая.

В один момент рука настолько дрогнула, что горячая тёмная жидкость хаотичным потоком устремилась прямо на шерстяной пиджак мистера Эшлера. Я даже вскрикнула от настолько неловкого момента. Что только не произойдёт в порыве ярости.

- Ой, боже! – послышалось от меня в ту же секунду. Чёрный ароматный чай большим нелепым пятном растянулся на верхней одежде доктора. – Прошу прощения, мистер Эшлер, я случайно!

Как-то машинально, словно так и надо было, я ухватилась за рукава сероватого пиджака и потянула верхнюю одежду доктора с его плеч вниз.

- А что вы делаете? – смущённо проронил доктор, до конца не понимая что произошло. Он украдкой улыбнулся, наблюдая за моими движениями.

- Я хочу застирать пятно от чая, а то следы останутся, если сразу не замыть! Снимайте пиджак!

- Снимите лучше вы, у вас, Кайли, это лучше получается.

Доктор расслабил плечи, чтобы я легко смогла стянуть пиджак. Моё лицо разрывало волнение, щеки наливались багрянцем. Так близко к мистеру Эшлеру я ещё не была. Руки продолжали трястись, рваными движениями я всё же заполучила себе пиджак Эшлера. На нём осталась лишь чёрная водолазка под горло, облегающая идеального сложения тело – не слишком объёмное и не слишком худощавое. Мой бесстыжий взгляд то и дело зависал на теле Эшлера. Мне нравилось его разглядывать.

- Пару секунд, я всё замою! – бросила я, скрываясь в ванной комнате. Пятно расположилось в левом верхнем углу пиджака, я включила воду и принялась оттирать этот чёртов чай, как вдруг, внутри кармана пиджака что-то зашуршало.

«По-моему, лезть в чужой карман – это неправильно». Подумалось мне в ту же секунду. А что если в кармане наоборот что-то важное, и сейчас я испорчу эту вещь водой. Тогда, Эшлер будет ругаться ещё больше. Хотя, не могу себе представить, чтобы такой милый и обходительный человек мог поднять голос.

Шаловливые пальцы не выдержали любопытства и проникли в чужой карман. В этот момент я чувствовала себя преступницей, залезающей в чью-то собственность. Мало того, что я испортила его пиджак чаем, так ещё и лезу в его карман без разрешения.

Шуршащей вещицей оказалась маленькая бумажка, формата визитки. Я выдохнула.

«Ну, хотя бы не деньги! А то, увидел бы меня со своими деньгами, и тут же бы подумал, что я наглая воровка! А это просто бумажка».

Но эта простая бумажка, оказавшаяся на моей ладони, перестала быть настолько безобидной, как только я перевернула её на обратную сторону и прочитала то, что было написано там:

«10 мая, Бейхем-стрит, ресторан «London Garden», время: 13:00»

Со стеклянным взглядом я проносилась по каждой букве этой записки, мысли формировались в единую цепочку. Понятно, он идёт в ресторан сегодня, наверное, на какую-то дружескую встречу. А на меня плевать! Кто я такая? Зачем держать передо мной слово? Пускай, доктор обещал помочь мне, пускай рассуждал о дружбе. По факту, я, Кайли Рейн, абсолютно никто для мистера Джордана Эшлера. У него своя жизнь, в которой есть место друзьям, приятелям, встречам, светской жизни, женщинам. Ему не пристало днями пропадать у меня, выслушивая моё нытьё. То ли дело, поход в ресторан! У Эшлера полноценная жизнь, не то что у меня! Ни жизнь, а какое-то её подобие, идиотский фарс.

«Вот я дура, на что-то понадеялась. Как в моей голове тупой вообще могли появиться мысли об Эшлере, о том, что мы… что он и я!»

Меня переполняла злоба, аж зубы стиснулись. Нервно поправляя обкорнанные волосы, я засунула злополучную записку обратно в карман его пиджака и направилась обратно к доктору, который послушно ждал меня в коридоре.

- Всё готово. – сухим голосом проронила я, протягивая ему пиджак.

- Да не стоило, мисс Кайли. – растерянно бормотал Эшлер, натягивая пиджак обратно на свои плечи. – Я бы и сам дома отстирал.

- Дома, хм. – ухмыльнулась я. – Когда это вы ещё до дома доберётесь!

- Что вы имеете ввиду?

- Ничего! – я продолжала огрызаться на его слова. В один момент меня все начало раздражать в Джордане, мне быстрее захотелось выпроводить его и побыть одной. – Вам пора идти, как мне кажется.

- Что с вами случилось? Выйдя из ванной, вас будто подменили.

- Со мной всё хорошо, доктор! А вот вам пора уходить.

- Вы меня прогоняете, Кайли?

- Да, вы верно поняли. – внутри меня всё пылало. Еще никогда я не говорила с ним так дерзко, но та записка и его отношение ко мне и моим ожиданиям вывели меня из себя. – Я выгоняю вас. К тому же, разве вы не спешите на какое-то дело?

- Да, у меня есть дело, и я сейчас уйду.

«Так он называет пирушку в ресторане – одно дело! Какой подлец! Как же я ошибалась на его счёт. Думала, ему есть дело до меня и моих внутренних переживаний, думала, мы сможем стать с ним теми самыми друзьями, но нет. Он – как все люди, эгоист!»

- Я закрою за вами дверь.

- А как же задание? Разве вам не интересно, как продолжиться лечение?

- И что ещё за задание?

- Практическое.

- А именно, мистер Эшлер?

- Вам необходимо сделать то, чего вы давно хотите, чего требует ваша душа. Страх не даёт вам совершить нечто подобное, но вы должны перебороть этот страх, признать, что ничего страшного в этом нет.

- И что же я должна сделать? Вы говорите загадками.

- Никому, кроме вас, этого не понять, Кайли. Сделайте то, чего боитесь больше всего. Переборите свой страх, пойдите ему навстречу.

- Меня уже порядком бесят ваши задания! Они глупые и не приносят пользы! – злость внутри меня заставляла говорить то, чего мне вовсе не хотелось. Я противоречила себе, несла абсолютную чушь и неправду, лишь бы насолить Эшлеру за испорченное настроение.

- Видимо, разговор у нас сегодня не задастся. – спокойным голосом проронил доктор, мужественно вытерпев все мои нервные визги.

- Значит, вы точно уходите? – шептала я, на самом деле не желая отпускать его.

- Верно, Кайли. – он напоследок взглянул на меня, направляясь прочь из квартиры. – Увидимся через пару дней на сеансе.

- А может и нет. – брякнула я, скрывая изо всех сил выступившие слёзы.

- Почему нет?

- А вдруг у вас ещё дела появятся?

- Вы не хотите, чтобы я уходил.

- Это не имеет никакого значения. Вам нужно, вы идёте. А что думаю я, какая разница!

Но его глаза тоже переполняло сожаление. Не только я не хотела отпускать его, но, похоже, и он не горел желанием расставаться со мной. Может, я переборщила с обвинениями на его счёт? Сама уже запуталась в том, как к нему отношусь и что мне на самом деле хочется!

- Не расстраивайтесь, Кайли. Больше я не обману вас.

- С чего вы вообще взяли, что я расстроилась! – я немного повысила голос, от переживаемых эмоций моя речь была сбивчива. – Что вы есть, что вас нет! Я всё-ровно одна.

- Жаль, что вы до сих пор так думаете.

С этими словами Эшлер покинул мой дом. Его последняя фраза ещё несколько минут раздавалась эхом в моём сознании. Почему он так сказал? Случайно он это произнёс или заложил смысл? Ответов не найти. Понятно лишь одно – Эшлер, как и всё в моей жизни до этого, бесследно исчезает, и я не в силах этому помешать. Хотя, может стоит попробовать? Не такая уж я и бессильная.

Глава 12. Пересиливая себя

Каждому из нас необходим тот самый человек, о котором мы в первую очередь думаем в трудную минуту, либо с которым стремимся поделиться моментами счастья, зная наверняка, что этот самый человек не окажется к тебе безразличен. В один из сеансов терапии Эшлер проронил мысль о том, что мы с ним сможем стать некими «друзьями». В моменте я понятия не имела, кто такие друзья, кем люди должны приходиться друг другу, чтобы так называться. Но чем больше я рассуждала и думала над этим интересным вопросом, тем меньше непонятного в слове «друзья» для меня оставалось. В первую очередь друзья – это люди, делящиеся откровениями между собой. Они смотрят друг на друга как на раскрытые книги, где всё ясно с пол слова.

И не пытаются намеренно что-либо утаить, какое бы незначительное это обстоятельство не было. Рассказать своему другу всё, перевернуть душу наизнанку – вот истинная цель! В чём-то дружба и вправду похожа на психотерапию. Правда, врач и пациент не всегда настолько эмоционально прикипают друг к другу, нежели истинные друзья. Только вот…

Только вот я – редкий и весьма опасный случай. Ничего не зная о человеческих взаимоотношениях, не имея никакого опыта общения и с трудом анализируя базовые эмоции и чувства, я отчётливо понимаю, что частичка моей души, а может и намного больше, чем просто частичка, бесследно исчезла, покинула моё тело и больше мне не принадлежит. Эта частичка сейчас, в данный момент, эмоционально там – следует по утренним английским улочкам за мистером Эшлером, который спешит на какую-то таинственную встречу в ресторан «London Garden», наверное, уже и не думая обо мне. Он торопится по своим собственным делам, ведь у Джордона настоящая и полноценная жизнь, не ограниченная парой комнат, кухней и коридором, по которым он слоняется изо дня в день. У Эшлера престижная работа, заботливая семья, много одежды, и скорее всего, красивая квартира где-нибудь в самом центре города. Что ему до моих чувств? Не горячо, не холодно. Ничего в его жизни не изменится, если я признаюсь ему в том, что скрываю внутри себя уже продолжительное время. Что же в этом опасного, я до конца так и не понимала. Но вопрос был вполне сформирован: безопасно ли так эмоционально привязываться к людям? Точнее, к одному вполне конкретному человеку?

…

Всё тоже 10 мая

Дневник мыслей: «Когда я нервничаю, рука сама, будто в отрыве от моих истинных желаний, тянется к этой записной книжке. Не знаю, хорошо это или плохо. Я уже ни в чём не уверена! Скажу прямо, я человек простой – что думаю, то и пишу: ваш утренний визит меня порядком огорчил. Не думаю, что смогла бы высказать вам это в лицо, так что пишу здесь, в пространстве свободы. Я не подала вида, но на самом деле прочитала записку из кармана вашего пиджака. Нашей беседе вы предпочли сегодня в час дня пойти в ресторан. Скорее всего, там вас будут ждать друзья. Но места для меня в вашей компании никогда не найдется, ведь кому нужна припадочная особа. И да, ваше задание…Сделать то, чего боюсь больше всего. Прямо сейчас я начну это делать. Безумие, знаю! Но то ли это адреналин разбушевался внутри моего тела, то ли мне просто больше нечего терять. И да! Вас терять я даже не собираюсь, поэтому я намерена отправиться в этот ресторан прямиком за вами! Может, это будет стоить мне жизни, но вы ведь сами говорили – нужно выполнять все ваши домашние задания!»

…

Не знаю, что такое со мной творилось, но ощущение было настолько резким и ярким, будто мои искренние тёплые чувства кто-то оскорбил и растоптал. И если прямо сейчас я не решусь на дерзкий поступок вопреки здравому смыслу, то потеряю нечто важное для себя, а возможно, и для человека, вызывавшего во мне подобный букет эмоций.

Тётушка Элис накупила мне приличное количество вещей на разную погоду и для различных случаев жизни. После покупки она бережно сложила все предметы одежды в один большой вместительный шкаф в моей спальне. Тётя позаботилась о том, чтобы я ни в чём не нуждалась. Я же абсолютно в наглую и бесцеремонно принялась рыться в шкафу, руша на глазах такой приятный умиротворяющий порядок. Если я разозлилась ни на шутку, то всё, что окажется под рукой, точно испепелиться. Вот и порядку на полочках и вешалках пришёл конец. Одновременно со злом и энтузиазмом я искала в пространствах шкафа нужные мне вещи, а именно: солнцезащитные очки, какую-нибудь шляпку и самую неприметную одежду каких-нибудь серовато-бежевых оттенков. На удивление, всё нужное мне нашлось среди куч вещей шкафа. Без помощи тётушки Элис я бы просто не обошлась, однако, её помощь мне сегодня ещё пригодиться!

Натянув на себя в состоянии спешки и обеспокоенности серую рубашку, тёмного оттенка брюки и примяв и так подпорченную плохо лежащую копну волос шляпой с аккуратными скруглёнными краями, я вся в поту от нервов подбежала к телефону и принялась набирать тётю.

- Добрый день, тётушка! Извините, что говорю с вами таким сбивчивым голосом, но мне очень нужна ваша помощь! – мне еле хватило воздуха, чтобы закончить эту вполне несложную фразу, но давшуюся мне с трудом.

- Конечно, Кайли, какие разговоры! – воскликнула Элис по ту сторону телефонной трубки. – Что за просьба у тебя?

- Пожалуйста, можете вызвать такси к моему дому прямо сейчас? Я сама не умею, но мне очень это нужно!

- Хмм, такси? – голос тётушки прозвучал недоверчиво. – Неужели ты захотела пройтись по магазинам и вот просишь тебя туда подвезти?

- Ну…Допустим! – я ума не прикладывала, что ответить на её недоверчивые предположения. Не могу же я прямо сказать Элис, что планирую проникнуть в тот самый ресторан и следить за Эшлером. – Пожалуйста, тётя Элис, мне очень нужна эта машина!

- А как же твоя болезнь? Разве тебе не станет плохо, когда ты окажешься на улице или зайдёшь в магазин? – тётю не отпускало желание достучаться до истины.

- Вообще-то, я уже была на улице, так что, это вовсе не опасно для меня. – я говорила, словно капризный ребёнок, строящий из себя взрослого, но, на самом деле, ещё ничего не знающий об окружающей действительности. – Так вы поможете мне?

- Ладно, так и быть! Поверю тебе, Кайли, что ты лучше знаешь, что тебе можно, а что нельзя! Жди на крыльце дома, такси обычно очень быстро приезжают, так что поторопись!

- Большое вам спасибо! Вы буквально спасаете меня и моё сердце! – всхлипнула я на всю квартиру.

- Ах уж это девичье безрассудство! – напоследок проронила тётя, как будто о чём-то начиная догадываться. – Смотри, дорогая племянница, что бы только твои действия имели какой-то толк, а не были сделаны в воздух!

С этими словами тётя Элис положила трубку. Я почувствовала, как на финальной фразе она глубоко и нервно вздохнула. Раньше я не слышала её такой. Чувствовалось даже через телефон, как она каждой клеточкой себя переживает за мою судьбу и хочет, чтобы в моей жизни всё было не напрасно.

На этот раз покидать стены квартиры было не так спокойно, ведь рядом не было моего спасителя, того человека, который придавал мне уверенности. В прошлый раз я ступала по земле синхронно с доктором, создавалось чувство единения и какой-то магической близости. Сейчас же я пребывала в абсолютном одиночестве, а впереди ждала лишь неизвестность. Меня успокаивало лишь то, что я сама выбрала для себя этот путь, никто насильно не вытягивает моё тело на улицу, никто не стремиться залезть в мои личные границы. Всё, что я экстренно решила принять, лежит лишь на моей совести! Я сама захотела пересилить себя, утереть той трусливой себе нос и выйти на волю. И даже, если что-то случиться, вся вина целиком и полностью будет лежать на мне.

Глава 13. «Это моя пациентка!»

Дорога от порога квартиры до места остановки такси заняла ничтожно мало времени, но даже в такой момент спешки мою голову не покидала одна единственная мысль: зачем я всё это делаю, чего стремлюсь добиться? Меня всегда больше привлекал рациональный подход к решению тех или иных проблем. Подойти к воппосу с холодной головой, всё спокойно проанализировать и сделать логические выводы – вот идеал рационализма. Только вот в данный момент, по пути от квартиры до такси, мной управлял явно не мозг, а какие-то скрытые глубоко внутри чувства, не поддающиеся логическому объяснению. С одной стороны – это пугало, с другой – я чётко ощущала, что всё делаю верно.

На какую улицу едем? – Выглядывал таксист в забавной клетчатой беретке, устремляя свой взляд прямо в мои бегающие глаза.

“Это человек! Незнакомый человек! Смогу ли я сдержать поток страха!”. Именно такие мысли круговоротом крутились в моей голове, вжавшейся в плечи. Наш переулок довольно немноголюден, так что, помимо водителя такси, мой взгляд не улавливал больше ни одну пару человеческих глаз. Меня немного попустило. Осознавая, что мы с водителем один на один, и кроме него вблизи никого не наблюдается, мой уже накатывающий волной ужас, обычно переходящий в припадок, аккуратно отступал.

На Бейхем-стрит, пожалуйста. – Я набралась смелости и выдала адрес.

Конечно, присаживайтесь, мисс!

Законсперировалась я, конечно, знатно! Вероятно, даже тётя Элис не узнала бы меня в этот момент. С объёмными чёрными солнцезащитными очками и в шляпе, скрывающй своими бортиками пол моего лица, я залезла на заднее сиденье автомобиля, пыталась практически не издавать звуков и пригнуть голову, дабы не столкнуться взглядом с прохожими, мимо которых проносилась машина такси. Водитель не обращал на меня никакого внимания, концентрируясь исключительно на рулении, а я старалась изо всех сил не поддаваться панике, с которой я ходила на грани на протяжении всего пребывания в салоне автомобиля. Я сама себя успокаивала, что люди вокруг ничего мне не сдалают, что они и есть тот самый внешний мир, частью которого мне хочется стать. Упражнения доктора Эшлера не прошли зря. Я чувстаовала себя намного спокойнее, чем даже могла представить. Ожидала от себя худшей реакции на происходящее, но, похоже, мои мысли, ещё месяц назад переполненные дискруктивностью, начали преображаться во вполне здоровые мысли здорового человека.

Всё же, частичка страха во мне потухла не до конца. На протяжении поездки я лишь раз взглянула в окно, передо мной украдкой пронёсся силуэт какого-то невероятно красивого здания. Пару человеческих лиц мне тоже удалось запечатлить. Небольшой холодок по спине пронёсся, но не более того. Я была спокойна по отношению к этим людям и к моему водителю. Возможно, поездка прошла настолько безболезненно для моей психики лишь от того, что вектор моих мыслей в данный отрезок времени был отчётливо смещён в иное русло. Я не думала о своём заболевании, о желании одиночества и страхе перед людьми. Вовсе нет! Мои мысли были лишь о том, где сейчас мистер Эшлер, с кем он проводит время, отведённое на наш сеанс, и как он только посмел бросить меня настолько наглым образом. Мысли об Эшлере не покидали мою голову, и, словно, телепатией передавались водителю. Он гнал всё быстрее и быстрее по лондонским улицам к назначенному адресу. Наконец, промелькнула табличка с названием того самого ресторана. Мой взгляд так удачно успел запечатлить вывеску, и я окликнула водителя спустя пятнадцать минут после выезда из дома.

Остановите у ресторана “London Garden”, пожалуйста! Я здесь выйду.

Покинув салон такси я оказалась абсолютно обезоружена. Прохладный майский ветерок пробежался по щекам, вызывая приятное чувство единения с окружающим миром. Передо мной простиралась длинная улица, уходящая куда-то вверх, вдали виднелись очертания какого-то зелёного массива, вероятно парка или сквера. Я стояла словно парализованная, не двигался ни единый нерв моего тела, пребывающего в некой прострации. Неясными и расплывчатыми силуэтами мимо меня проносились горожане, не обращая на мою персону никакого внимания, а я продолжала стоять столбом, лишь струйки пота, стикающего по вискам, выдавали во мне живого человека, а не форфоровую куклу.

Возможно, кому-то из этих прохожих я, стоящая без движения, и казалась странной, но ко мне так никто и не обратился.

Собрав осколки сил в кулак, я принялась за дело, неторопливыми, точно призрачными движениями, определяя корпус своего тела ближе ко входу в ресторан. Наверное, в этих нелепых больших очках, сквозь которые и глаз то не рассмотреть и немного старомодной шляпе я выглядела достаточно комично и уж точно не походила на посетителя дорогого ресторана в центре Лондона. Но мои порывы уже было не остановить, и я дёрнула холодную металлическую ручку тяжёлой и добротной входной двери. Прямо у самого входа в главный зал ресторана путь мне перегородил какой-то мужчина в бордовом бархатном пиджаке, он вырос словно из-под земли, устремляя свой взгляд в мою сторону. Мужчина тут же обратился ко мне:

Добрый день, мисс! У вас заказан столик?

“Всё понятно! Это работник ресторана, скорее всего хостесс. Мне конец! Никакого столика у меня не заказано, да и вид у меня настолько подозрительный, что я не удивлюсь, если мужчина решит вызвать охрану и выволочь меня прочь.”

Кроме странноватого прикида меня выдавало ещё и поведение: зрачки бегали из стороны в сторону, то и дело ловя человеческие взгляды, лоб блистел от испарины, благо за шляпой этого было особо не видно, я продолжала учащённо дышать. Хотя бы додумалась стянуть очки с глаз, дабы в конец не ввести хостесса в недоумение. Я не догадалась ни до чего лучшего, чем выкатить мужчине, встречающему гостей, сомнительное предложение, наконец разбив паузу между нами:

Вы знаете, - мямлила я, теребя солнечные очки в запотевших руках, - у меня не заказан столик. Но в этом ресторане прямо сейчас находится мой знакомый. – Я тяжело взглотнула, мысли путались в голове. – Можно я просто посмотрю, точно ли он

здесь, а потом уйду. Мне нужно просто посмотреть, пожалуйста, разрешите мне.

Мужчина явно оказался удивлён моей просьбой, но ни капли разрдажения или настороженности на его лице не промелькнуло. Возможно, я выглядела настолько жалко, что хостесс даже не захотел связываться с такой городской сумасшедшей, как я. Выдержав паузу для раздумия, он вежливо и обходительно обратился ко мне:

Мне кажется, я могу вам помочь! – он радушно улыбнулся, я даже не ожидала этого. – Я вижу, мисс, нет, я чувствую, что тот человек, про которого вы мне сказали, важен вам, так что я не буду стоять у вас на пути! Вы можете пройти в зал и посмотреть на гостей за столиками. Может увидите знакомое лицо?

Большое вам спасибо, господин! – подпрыгнула я на месте, то ли от радости, то ли от накатывающего напряжения. Всё-таки мне было жутко неловко и стыдно перед ним за эту, вроде бы, невинную просьбу.

Меня сильно удивило, как хостесс без малейших колебаний пошёл мне навстречу и проявил заинтересованность. Дабы не сильно контактировать с людьми и от этого не тревожиться, я решила лишь чуть-чуть выглянуть из-за угла непосредственно в зал со столиками. Так я прощупаю обстановку и лишний раз не испугаюсь большого количества людей. Однако, весь мой позитивный настрой разбился, как птица о землю, когда, буквально через несколько секунд, за столиком посередине красивого зала в винтажном стиле, я увидела доболи знакомый силуэт с волнистыми тёмными волосами и в пиджаке, который я сегодня утром застирывала от чайного пятна. Эшлер сидел ко мне спиной, не мог встретиться со мной взглядом. Но я сразу узнала его, даже не видив лица. Я уже настолько выучила его очертания, каждую деталь его внешности, что могла бы узнать доктора в полнейшей мгле на ощупь.

“Значит, он не соврал и точно отправился на встречу в ресторан “London Garden” к 13:00, как и говорилось в записке. Получается, всё моё приключение на такси было не зря и я нашла его! Только вот, что именно ему здесь понадобилось?”

Вдруг, мой взгляд сам собой переместился на девушку, следующую откуда-то из глубины ресторана к столику посередине. Эшлер явно немного занервничал и приподнялся, увидив её надвигающуюся фигуру. На девушке было надето красное платье силуэта “колокольчик”, тёмные волосы были красиво уложены в невесомые волны. Только сейчас я заметила, что на столике располагалось два блюда и два фужера с напитком. Мне стало очевидно, что Эшлер сидел в этом заведении не один, а как только девушка в красном платье заняла стул напротив моего психотерапевта, мои призрачные сомнения развеялись окончательно и пазл сложился. Эшлер и эта таинственная особа пришли в «London Garden» вместе. Прямиком в мои уши доносились еле уловимые фразы, которыми обменивалась парочка за столиком посередине. Эти фразы были обрывчатыми, прерывались болтовнёй остальных посетителей:

- Поздравляю, моя дорогая! Я так рад за тебя.

- Спасибо, Джо! Это ведь ты вдохновил меня выбрать эту профессию, большая часть моего успеха на тебе!

- Ты такая молодец, Джулия! К тому же, ещё и невероятная красотка, тебе так идёт сегодняшнее платье.

- А что это у тебя за пятно на пиджаке, я вроде за тобой раньше такого не замечала, чтобы ты приходил ко мне в запачканной одежде! – девушка расплылась в улыбке, мягким взглядом обволакивая лицо своего собеседника.

- Какое пятно? – Эшлер оглядел себя с ног до головы, даже немного привстав на месте. – А, ты про это на пиджаке? Да так, неважно, ерунда! Какие у тебя планы на следующие выходные?

- Да вот, знаешь…

На предпоследней фразе Эшлера что-то внутри меня словно умерло, либо, наоборот, скорее воспылало. Я больше не могла выносить их сладкий диалог, смотреть на это действо из-за угла, как преступница. Только что отголоски его фразы вонзились в меня осколками стекла. Я сама и всё, что связано со мной для Эшлера лишь ерунда. Он даже не стал заострять на этом внимание и рассказывать своей собеседнице про меня. Внутри моего горла сжался комок слёз, солёная жидкость просилась наружу, желая излиться по моим алым от напряжения щекам. Я чувствовала, как накатывает головокружение, тошнота стягивает всё пространство от гортани до желудка. Сказать, что мне стало невыносимо плохо, это не сказать ничего. Оперевшись на стену, за которой велась слежка, я попыталась успокоиться и отдышаться. Но этот приступ не был похож на тот, что раньше наступал со мной в большом скоплении людей. На этот раз горела моя душа, а от душевной боли становилось плохо и телу. Ноги подкосились, тело трясло из стороны в сторону, и меня непроизвольно вынесло прям к столикам. Сквозь слёзы и уже полузакатившиеся глаза я видела, как пугаю посетителей своим поведением, как они, переполненные ужасом, ловят каждое моё действие.

Мужчина, встретивший меня на пороге ресторана, мгновенно оказался рядом, подхватывая меня под руки, дабы я ничего себе не разбила. Его выражение лица выдавало неподдельный испуг.

- Мисс, что с вами? – хватаясь за мою голову обеими руками кричал он. – Вы меня слышите? Что с вами произошло за эти пару минут?

Но я уже была не в состоянии ему ответить, ведь тело перестало меня слушаться, а сознание затуманивалось. Единственным, на чём я продолжала удерживать взгляд, был злополучный столик посередине, два гостя за которым лишь сейчас заметили, что в ресторане что-то не так.

- Джо, смотри, там какая-то девушка! Ей, похоже, очень плохо! – тревожно обратилась к Эшлеру дама в красном.

- Где? Я никого не вижу.

- Прямо за твоей спиной! Эта девушка мне кажется такой напуганной!

Хостесс продолжал держать меня уже почти отключившуюся на руках. Я ухватилась за него обеими руками, головой вжалась в его бархатный пиджак, лишь бы больше никого не видеть. Внезапно на весь ресторан он выкрикнул:

- Дороге гости! Среди вас есть врач? Здесь девушка, она задыхается и теряет сознание.

- Да-да, господин, я здесь, я врач! – мне послышался знакомый, буквально родной голос. Этот голос звучал так близко ко мне, обволакивая меня с головой. – Я, правда, не обычный врач, а психотерапевт, но первую помощь оказывать умею. А вы пока принесите воды, уважаемый. Я подержу девушку.

- Конечно, вы мне говорите, чем помочь, я всё сделаю. Сейчас принесу стакан воды и аптечку. – я ощутила, как хостесс начал отстраняться от меня, а к моему телу прикасались уже другие руки. - Аккуратно держите её за голову, иначе она может пораниться.

- А что вообще произошло, уважаемый? Почему у девушки случился припадок?

- Сначала девушка просто следила за кем-то в зале. Мне она сказала, что за одним из столиков её знакомый. Потом ей внезапно стало плохо, может увидела или услышала что-то, что вывело её из себя?

- Хмм, какие-то знакомые симптомы, да и эти обкорнанные медовые волосы… - Эшлер прошептал еле слышно. - У меня у самого что-ли паранойя, или эта девушка и вправду…

Я почувствовала его руки, подхватывающие моё тело. Он медленно стал поворачивать меня лицом к себе, чтобы удостовериться в догадках. Наши взгляды столкнулись, мы оба были, как на иголках, ощущая себя максимально некомфортно. Мне было стыдно за то, что следила за ним, что без разрешения врача покинула дом, и всё обернулось очередным приступом. Эшлера тоже пронзило недоумение, он не знал, куда деть взгляд. Девушка в красном платье тоже сорвалась с места и уже возвышалась над нашими головами, в тот момент, когда мы с ним практически в обнимку лежали на полу ресторана.

- Джо, мне вызвать скорую? – послышалось от неё. Она была весьма озабочена моим состоянием. – Пусть мы с тобой и оба врачи, но девушке явно нужен укол успокоительного.

- Конечно, Джулия, что ты спрашиваешь? – резал Эшлер. – Вызывай сейчас же!

Доктор, аккауратно держа мою голову в своих руках наклонился ко мне невероятно близко, точно сейчас упрётся своим лицом в моё и прошептал так, что слышно было только мне:

- Как ты здесь оказалась, Кайли? – его голос дрожжал, он сам готов был зарыдать на месте.

- Выполняла ваше задание. – на последнем издыхании обронила я, прикасаясь трясущимися пальцами к его груди.

- Какое, к чёрту задание! – вознегодовал он. - Вы же подвергаете себя опасности! Разве вы этого не понимаете!

- Так ведь, в этом и смысл, разве вы не помните своё же задание? Сделать то, чего боюсь больше всего. Вот я и здесь, я это сделала, я вышла за пределы своих стен… - моя голова всё больше клонилась вниз, становясь с каждой секундой тяжелее и тяжелее.

- Скорая уже в пути! – прервала наш диалог девушка, которую Эшлер называл Джулией. – Джордан, а ты её знаешь, эту девушку, которой стало плохо?

- Да, её зовут Кайли Рейн. И это моя пациентка!

Глава 14. Вы мне дороги

Я очнулась на белых простынях больничной палаты. Последнее, что помню, так это перепуганное лицо Эшлера напротив моего, и девушка в красном платье, вызывающая скорую помощь. Затем – всё как в тумане. Мелькают расплывчатые образы, мерещаться разные звуки, одни громче, другие тише, и так по кругу. Придя в некое подобие сознания, так как полноценно здоровой я себя не чувствовала, мои глаза принялись осматривать всю окружающую реальность, улавливая каждую деталь. На ветру легко развеивались полупрозраные занавески, палата наполнялась свежестью и прохладой из приоткрытого окна. На тумбочке по левую сторону от себя я заметила свои вещи, сложанные в ровную стопку. Сама я не сразу осознала, что была переодета в какую-то больничную длинную распашёнку небесно голубого оттенка. В ушах ещё некоторое время после пробуждения стоил несильный, но всё же напрягающий звон. На венах я обнаружила следы от капельниц, но в момент пробуждения в моё тело никаких лекарств не поступало. Стоило мне только открыть глаза и хотя бы немного начать ориентироваться в пространстве, как на всю палату раздался пронзающий до мурашек дверной стук. Ладони вспотели, а по телу разбежалась дрожь, подобно микроскопическим разрядам тока. За стуком последовал и голос:

- Я могу войти, Кайли? – голос Эшлера как обычно невероятно мягкий и спокойный.

Мне, по правде говоря, не очень хотелось видеть своеоо психотерапевта. Он причинил мне боль. Я, конечно, сама виновата, что безрассудно отправилась в ресторан за ним, не осознавая возможных последствий, но побуждением к моим нерациональным действиям стал его выбор. Между сеансом со мной и походом в ресторан с некой девушкой по имени Джулия, Эшлер выбрал последнее, чем сильно ранил мои к нему чувства.

Доктор приоткрыл дверь. Сначала он показался лишь в дверном проёме, но заметив, что я уже не сплю, решился зайти внутрь палаты уже не так сильно смущаясь. По его спокойному выражению лица, будто он вышел на утреннюю прогулку к озеру, даже и не скажешь, что совсем недавно он в панике держал меня на руках, пытаясь уберечь от меня же самой во время паничесаой атаки.

- Я рад, что вы пришли в себя, Кайли! – Эшлер двигался всё ближе, в конце концов заняв стул для посетителей по правую сторону от моей постели. – А я всё приходил и приходил к вашей палате, но медсёстры останавливали меня, так как вы не просыпались.

- Что значит, вы всё приходили и приходили? – я, уперевшись головой в подушку, смотрела на врача недоумевающим взглядом. – Какой сегодня день? Сколько я пробыла в больнице?

- Сегодня 15 мая. Вы пробыли под капельницами пять дней, и только сегодня пришли в сознание.

- Как… - в моей голове не укладывались его слова. – Как так? Целых пять дней, прожитых в пустую?

- Почему же впустую? Вас лечили, за вами ухаживали чудесные медики этой больницы. – лицо Эшлера наполнялось добротой и состраданием, он пытался меня понять, но это выдалось задачкой не из лёгких.

- Выпасть на пять дней из жизни – это худшее, что могло произойти со мной! Я и так постоянно в одиночестве, но у меня всегда оставалась я сама, однако на эти пять дней я умудрилась потерять и себя. И всё из-за глупого поступка на горячую голову…

Между нами повисла тишина, прерываемая лишь еле слышимым звуком сквозняка, летающего по белоснежной палате. Было видно, как Эшлер задумался. Обычно после подобных длительных пауз доктор принимался давать мне какое-нибудь интересное задание, либо заводил волнующий диалог. Но на этот раз, он всё молчал и молчал, отчего мне становилось невероятно холодно и неуютно в его присутствии.

- То есть, вы считаете себя абсолютно одинокой? – внезапно прервал затянувшееся молчание Эшлер, слегка настороженно посмотрев на меня. Было так непривычно видеть его в одной лишь рубашке, без пиджака или плаща сверху. Все эти объёмные детали его верхней одежды прибавляли Джордану Эшлеру грузности, статности и строгости. Даже по одежде виднелась пропасть между нами. Сейчас его вид более расслабленный и приближенный ко мне, от этого становилось спокойнее на душе. Но вот от его вопроса я порядком озадачилась, а щёки налились краской. – Вы убеждены в своём полнейшем одиночестве, я правильно понимаю?

- А что, если и так? – мне захотелось начать дерзить ему. Может, Эшлер устанет от моих постоянных пререканий, и он наконец покинет палату. – Да, я считаю себя абсолютно одной, мой многоуважаемый доктор!

- Тогда ответьте мне на один вопрос, не возражаете?

- Смотря, что за вопрос!

- Что для вас есть одиночество? – Эшлер ещё больше напрягся, его вид заставлял меня проваливаться глубже и глубже в подушку, только бы быть дальше от его обжигающего взгляда и будоражащий реплик. – Как это, по вашему мнению, быть одиноким?

- Мне кажется, это означает, что ты никому не нужен,и никто не интересуется твоей жизнью. – в моём голосе слышались нотки грусти и безвыходности. – Никто не ждёт твоего возвращения, никто искренне не стремиться тебя повидать, никому нет дела до твоих неудач и успехов. Ты – пустое место для всех на этой земле. Но даже в моменты отчаяния и осознания своей полнейшей ненужности, ты не перестаёшь надеяться на одну жизненно важную встречу. Что однажды в твой дом кто-то постучиться, сначала ты откроешь ему дверь, затем душу, и в итоге вы станете друзьями. Одиночеству конец.

- Ничего себе! – внезапно бордо и радрстно воскликнул Эшлер. – Вы как-будто описали наше с вами знакомство, мисс Кайли.

- Не льстите себе, в нашей встрече не было ничего особенного, чтобы мне могло запомниться. – Я снова вру ему, причём так нагло. От переполняющих эмоций моё лицо окончательно раскраснелось, кончики ушей буквально сгорали, а внутри всё билось и трепыхалось, как будто сейчас произойдёт извержение вулкана. Он снова смог взволновать меня. Или я сама волную себя собственными речами?

- Вы в корне не правы, Кайли!

- И в чём же я не права?

- В формулировке. – Эшлер придвинул стул ближе ко мне, чем ещё сильнее провоцировал моё внутреннее извержение вулкана. – Вы просто не можете быть абсолютно одной, это абсурд какой-то!

- Что за бред, мистер Эшлер? Как это я не одна, а с кем это я, по вашему?

- Вот ответьте, кого вы видите перед собой прямо сейчас?

- Что за странный вопрос! – я тоже невзначай чуть приблизилась к нему, расстояние между нами всё больше сходило на нет. – Передо мной сейчас мой психотерапевт мистер Джордан Эшлер.

- Верно! – взвизгнул мой собеседник. – И именно со мной вы проводите больше всего времени последний месяц. Это значит, что вас уже нельзя назвать абсолютно одинокой. К тому же, у вас есть замечательная и очень заботливая тётушка Элис. Называя себя одинокой, вы обижаете не только меня и мои переживания о вас, но и вашу тётю.

- Так хватит, мне это уже надоело. – не знаю, что именно задело меня в его фразе за живое, но в этот момент мне захотелось высказать ему всё, что тревожит меня на самом деле. – Если вам было бы не наплевать на меня, если мы бы и правда были друзьями, вы бы не променяли наш сеанс на поход в ресторан с какой-то там Джулией! Но вы выбрали пойти с ней, а меня так внаглую оставили, после того, как я уже успела к вам привязаться, ой… то есть… - я почувствовала, что взболтнула лишнего, и разговор может зайти в ту самую сторону, которую мне бы вообще не хотелось поднимать.

Лицо Джордана расплылось в ехидной улыбке, на пару секунд он задумался. О чём он постоянно так усердно думает, не говоря мне?

- Так вот в чём дело! – облегчённым тоном промолвил Эшлер, откинувшись на стуле. – Вас взволновала моя встреча с сестрой! Вы поехали следить за мной в ресторан и нашли там меня в компании незнакомой красотки… Теперь мне всё понятно, какое именно потрясение стало причиной приступа.

- Ааа… - мои глаза прищурились, а кончики губ сползли куда-то на живот, - ваша сестра?

- А что вы так удивляетесь? – нарочито спокойно продолжал Джордан. – Моя сестра, Джулия Эшлер, совсем недавно устроилась на новую работу. Она тоже врач, только детский. Я помог ей устроиться в больницу, к которой привязан сам. Вот мы и решили отметить в ресторане это событие.

- Дура! – брякнула я себе под нос. Похоже, врач этого даже не расслышал, но заметил, как скрючилось моё лицо от стыда.

- Прошу прощения, мисс Кайли, а вы что подумали, увидив нас с ней за одним столиком? – иронично продолжал Эшлер, натягивая ухмылку. Он был мастер подобного рода диалогов.

- Я… Да ничего такого и не подумала. Мне вообще плевать на вас, ваших братьев и сестёр! Мне есть дело только до самой себя!

- Тогда почему же с вами случился приступ именно в ресторане, как только вы увидели нас?

- Сами подумайте, доктор! – я продолжала зачем-то язвить, хотя на самом деле, в тот момент мне хотелось плакать и обнять Эшлера от счастья. – В ресторане было душно и полно народу, вот я и не смогла сдержаться!

- Как хотите, врите дальше! – я заметила, как мистер Эшлер поник на секунду, его будто действительно задевали мои колкости. – Я же чувствую, что на самом деле вы хотите сказать совершенно другое.

- Может, и хочу, но никогда не скажу вам! – я демонстративно отвернула от него лицо, уткнувшись в подушку, чтобы только не ловить его взгляды на своей коже.

- Хорошо, мисс Кайли, на сегодня визит закончен. Я, пожалуй, пойду. Отдыхайте!

Эшлер поднялся со стула, его силуэт удалялся от моей постели всё дальше к двери, а я ещё больше отворачивалась от него, не проронив ни слова напоследок. Когда я почувствовала, что он покинул палату и захлопнул дверь, моё сердце бешено забилось и всё-таки не выдержало, из палаты послышался пронзительный крик:

- Мистер Эшлер, погодите! – крикнула я, в надежде, что он возвратиться ко мне, но дверь оставалась закрытой, а за дверью пряталась лишь тишина и пустота. – Хотя, я скажу и так, даже, если вы меня не слышите! Мне не привыкать говорить самой с собой. Забудьте всю ту чушь, что я сказала вам в этой палате. Я на самом деле так не думаю. Просто я пока ещё не научилась выражать свои эмоции и не знаю, кто такая на самом деле. Вы мне дороги, мистер Эшлер. Вот, что я на самом деле чувствую!

Глава 15. Смена ролей

…

20 мая 1957 г.

Дневник мыслей: «Я где-то читала, что человеческий мозг порой сам выкидывает из памяти отрицательные воспоминания, дабы обладателю этого мозга лучше жилось. Мне кажется, это вполне полезное когнитивное искажение, когда в реальности можно сбежать от гнетущего прошлого. К чему я веду – спросите вы, доктор: да к тому, что весь эпизод с рестораном и последующей больницей словно стёрся из отсека с памятью. Я уже не смогу восстановить чёткую хронологию событий, ведь помню всё достаточно обрывчато. Возможно, это и к лучшему. Я была счастлива вернуться домой, к своей нормальной, пускай и лишенной ярких эмоций, жизни. Конец записи.»

…

Меня изрядно раздосадовал тот факт, что Эшлер принял решение взять паузу в сеансах терапии на несколько дней. Последний наш с ним разговор с глаза на глаз остался где-то там, за стенами больничной палаты. До сих пор в ушах звучит та тишина, которая окутала мой разум, как только доктор захлопнул палатную дверь, а я, как сумасшедшая, тщетно пыталась что-то ему говорить, хотя его уже и след простыл. Мистер Эшлер, не изменяя себе, продолжал делать вечерние звонки по мою душу, но этого мне оказывалось ничтожно мало. Я жаждила вновь увидеть его глаза и улыбку, завести какой-то будоражущий кровь разговор, вновь почувствовать себя живой. Вчера вечером по телефону доктор сообщил, что наши встречи с 20 мая возобновятся, ведь ему ещё столько нужно мне сказать.

С самого утра я была, как на уголках. Без остановки ходила из угла в угол, взъерошивая волосы и воображая, как через пару секунд Эшлер уже будет стоять на пороге квартиры. Мне кажется, если бы в этот момент ко мне ворвались воры и принялись чистить шкафы, я и внимания на них не обратила, настолько все мои мысли были поглощены одним ним. Перевела дух лишь во время заполнения очередной странички дневника мыслей, а затем снова принялась ожидать его прихода.

Внезапный стук в дверь, и я подрываюсь как на реактивной тяге, бегу скорее отварять замки. С трепетом и замиранием в сердце я встречаюсь с Эшлером взглядом. Моё лицо пылает краской, а сердце дребезжит в груди, как будто кто-то бьёт палочками по барабану. Момент встречи у порога для меня всегда был особенно волнительным, ведь люди именно в первые секунды встречи максимально сконцентрированы друг на друге, оглядвают собеседника с ног до головы, оценивая ситуацию. Я ощущала его длительную пробежку глазами по моему телу – от макушки до самых ступней.

- Добрый день, мисс Кайли! – он уже привычным образом пересекает границы моей квартиры и проходит в гостинную. – Простите, что сегодня задержался, долго ждал такси.

- Ничего страшного, - смутилась я от его внезапных извинений, шагая вместе с ним к креслам, - если будет нужно, я и до ночи вас подожду.

- Скажите, мисс Кайли, а если бы вы были моим доктором, вы бы всегда приходили во время? – озадачил меня Эшлер, когда мы уже расположились в креслах друг напротив друга.

- Мне кажется, любой человек должен быть пунктуальным, особенно, если это касается работы, разве не так? – я всё больше и больше заинтересовывалась, в какую сторону он собирается клонить разговор.

- Я не просто так спросил про вас в роле моего врача. – Эшлер продолжал беседу, вовлекаясь в неё больше и больше, и, постепенно, увлекая меня. – В том виде терапии, которую я выбрал для нас с вами, есть такая техника, как «смена ролей». Пациент и психиатр как бы меняются местами. Я пытаюсь рассказать вам о том, что меня тревожит, а вы - найти у меня деструктивные мысли, направить моё сознание в нужное русло. Так что, сыграем в эту игру?

- Ну раз это такая техника, то почему бы и нет. – Эшлер порядком удивил меня предложением поменяться с ним местами, я даже и не догадывалась о подобной методики. Моё тело слегка напряглось, а горло пересохло. – Но я не знаю, с чего мне начать, я всё-таки не врач.

- Помните в больнице мы затронули тему абсолютного одиночества, тогда я попытался переформулировать ваши мысли о нём. Попробуйте сделать тоже самое, только уже переубедить меня, в том, что я не одинок.

Я невзначай поднесла палец к губам, высохшим от волнения. Мозг точно заблокировал восприятие действительности, я совершенно не могла подобрать нужных слов и практически не понимала, что именно просит от меня Эшлер. Но проигнорировать задание тоже не могла, в первую очередь мне не хотелось расстраивать доктора, и я неуверенно начала подыгрывать:

- Джордан, скажите мне, пожалуйста, о чём вы сейчас думаете, что вызывает в вас тревожные мысли? – в секунду мне показалось, что я полностью повторила одну из самых первых фраз Эшлера, произнесённых в мой адрес.

- Я – абсолютно одинокий человек. – взгляд Эшлера потух, его голова клонилась вниз, обе руки лежали на коленях. Он выглядел как человек, обнаживший все свои мрачные мысли, изливший их наружу. – Каждый день я просыпаюсь в одиночестве, машинально иду на работу, а под конец дня опять возвращаюсь в пустую и холодную квартиру. Мне так часто хочется сделать кому-то приятно, что-то подарить, куда-то позвать. Но нет тех людей, которым я был бы искренне интересен. С коллегами по работе у меня вынужденное общение, среди них нет тех самых людей, которые способны разжечь во мне огонь. Близкие и родственники… Я не часто с ними встречаюсь, мама, отец, сестра. Этого общения явно мало, ведь мы с роднёй уже давно не живём в одних стенах. Наши с ними жизни – абсолютно разные истории. Конечно, я их очень сильно люблю и дорожу каждым, да и среди коллег есть неплохие люди. Однако, анализируя свою жизнь и рефлексируя, я прихожу к мысли: вот мне уже за 25 лет, а я абсолютно одинок и никому по-настоящему не нужен.

Из-за полумрака гостинной я не сразу заметила, как лицо Джордана переменилось. С каждой фразой, что он ронял, глаза Эшлера наливались солёной водой, вскоре, веки не выдержали такого количества слёз и они покатились по его щекам вниз, срываясь с кончика подбородка и разбиваясь о колени. Впервые я увидела, как Джордан заплакал самым настоящим образом. Это не было игрой или фарсом, какой-то уловкой или особым психологическим приёмом. Он плакал на самом деле.

- Вы кому-нибудь рассказывали о своей проблеме до сеанса со мной? – я продолжала придерживаться роли. Голос мой дрожал, окончания срывались, а глаза не переставали смотреть на лицо Эшлера, блестящее от слезинок.

- Раньше я никому не говорил о своём переживании. – продолжал Эшлер, вытирая глаз рукавом рубашки. – Даже, если спрашивали, говорил, что всё хорошо и меня всё устраивает в жизни. Вы – доктор Кайли, первая, кому я открылся.

- А вы, мистер Джордан, первый, кому открылась я. Мы и правда, как друзья, открыли друг другу все карты!

Я больше не могла смотреть на то, как он страдает, изводит себя собственными мрачными мыслями. Вскочив с кресла, я понеслась на кухню за стаканом воды.

- Вот, возьмите, попейте!

Я протянула ему стакан прохладной воды, наши пальцы слегка сопрекоснулись, меня ещё сильнее пробила дрожь. Он сдела пару жадных глотков и отставил стакан на столик между двумя креслами. Как только я захотела вернуться на своё место, Эшлер внезапно схватил мою вспотевшую ладонь и притянул меня ближе к своим коленям. Я замерла в воздухе, внутри разравался бушующий стук сердца.

- Спасибо, что выслушали меня, доктор Кайли. – шептал он, сжимая мою руку крепче. – Когда расскажешь кому-то о своей проблеме, поделишься переживаниями, действительно становится легче.

- Мистер Эшлер, - произнесла я настолько проникновенно, буквально шёпотом. – Вы в корне не правы! Вы просто не можете быть одиноким!

- Что? – он поднял взгляд прямо на меня, я продолжала стоять невероятно близко к нему. Полумрак и тишина комнаты создавали ещё большее ощущение уединения, словно мы вдвоём и наш разговор – это единственное, что есть в этом мире. – Что значит – я не одинок?

- Конечно, вы не одиноки, ведь у вас есть... – я смотрела ему в глаза, была полностью поглощена им, но слова просто отказывались произноситься губами. Мне так хотелось признаться ему в эту самую секунду, когда он держит мою руку и мне ничего не мешает тоже прикоснуться к нему. Что же я за трусливый человек, боящийся собственной сущности. Но сердце больше не выдерживало пытки, и я сдалась. – У вас есть я! Всегда жду вашего визита, всегда с улыбкой на лице с вами беседую, ваши мысли восхищают, ваши шутки улыбают, ваша вежливость подкупает. Вы – невероятно интересный и неординарный человек! За вами хочется следовать, к вам хочется стремиться. Вы меня восхищаете. Не смейте, даже не смейте говорить о своём одиночестве, мистер Эшлер, этим вы доведёте меня до слёз.

- Я не хочу, чтобы вы плакали, Кайли. Никогда себя не прощу, если заставлю вас плакать. – Он привстал с места, не сводя с моего лица взгляда, и словно холодной водой по плечам, меня окатило это объятие. Джордан обхватил мою шею, крепно прижимая моё тщедушное тело к себе. На фоне Эшлера я казалась такой маленькой и хрупкой, точно таяла в его руках. Комнату наполняла свежесть и прохлада, тянущаяся из форточки. На улице намечалась непогода. Небо всё больше обволакивали сероватые облака, клочки голубого цвета исчезали в пелене туч.

- Мне так понравился сегодняшний сеанс. – пролепетала я, уткнувшись в его плечо. – Интересные методики у вас, конечно. – я заулыбалась сквозь неловкость и смущение.

- И мне понравилось, мисс Кайли. – его голос пробирал меня до мурашек. – Особенно, последние пять минут.

Мы долго стояли на месте, не отрываясь друг от друга. Вместе было так тепло и уютно, словно этого нам всю жизнь и не хватало. А может, так и есть? Я действительно ждала этого объятия всю жизнь, мне хотелось ощутить кого-то настолько близко, что ты уже не понимаешь, где кончается твоё тело и начинается его, вы словно сливаетесь воедино. И это очень приятное ощущение.

На пороге квартиры, перех уходом, Эшлер пообещал позвонить мне вечером. Я и не сомневалась, что он позвонит, ведь своих слов ещё ни разу не нарушил. Сегодня, как никогда раньше, мне не хотелось его отпускать. Вот бы вечно стоять в обнимку, ощущая приятные прикосновения и чувство полной безопасности и уюта. Мы оба открылись друг другу по новому. Возможно, помогла смена ролей, но мне кажется, что просто пришло то самое время.

Глава 16. В цвете изумруда

…

24 июня 1957 года

Дневник мыслей: «Время – это, пожалуй, единственное, над чем не властен человек. Оно неумолимо убегает, течёт в нужном ему порядке, времени нет дела до человеческих переживаний, от чего мы все становимся его рабами. Вот прошо уже два месяца с момента первой записи в дневнике мыслей, но кажется, будто я только вчера его впервые открыла. Два месяца – совсем небольшой срок, но он привнёс в мою жизнь столько изменений. Я сейчас и весной – абсолютно разные люди. Интересно, это всё благорадя времени, что способно излечить любой недуг, особенно психологический, или дело в одном конкретном человеке, с появленим которого моя реальность переменилась? Это так и останется риторическим вопросом. Или нет?»

…

Телефонный звонок вытащил моё сознание из затянувшегося сна. Давно я так поздно не пробуждалась. Время приближалось к полудню. За окном стояла манящая солнечная погода. Смакуя каждым лучом, я аккуратно выглядывала из окна и предвкушала следующее посещение улицы. Не хотелось подходить к телефонной трубке и снова погружаться в какие-то раздумья, но человек, жаждущий моего ответа, оказался чересчур настойчивым. Пришлось подчиниться его желанию и снять трубку:

- Да, я вас слушаю! – с полуприкрыми глазами, в которых до сих пор отражалось ласковое летнее солнце, подошла к телефону.

- Почему так официально, Кайли? – в голосе Эшлера слышались нотки растерянности.

- Ой, доктор, это вы! Вроде сегодня сеанса не должно быть?

- Вы правы, сеанса не будет! Но я к вам по другому вопросу.

Я заинтересовалась. Мои брови подпрыгнули над глазами, а ладони слегка вспотели.

- И по какому же вы вопросу?

- У вас есть вечернее платье, Кайли?

- Ааа… Вот это вы меня в тупик поставили, мистер Эшлер! – моё лицо перекосило недоумение. – Вроде нет. У меня вообще мало нарядных вещей, я ведь не хожу никуда.

- Понял, спасибо!

- Стесняюсь просить, а зачем вам эта информация? – я даже слегка рассмеялась прямо в трубку.

- Не торопите события, Кайли, дождитесь вечера. Я заеду за вами часов в пять, никуда не уходите.

- Думаете, я могу куда-то деться от вас?

- Ну а вдруг снова захотите поехать следить за кем-то в ресторане? Я от вас всё, что угодно ожидать могу!

- Не издевайтесь, Эшлер! Это дела прошлого! – фыркнула я, параллельно начиная оглядывать полки гардероба. – У меня действительно нет красивого платья.

- Я же уже сказал, что всё решу! До вечера, Кайли!

- Мм, до вечера…

Эшлер повесил трубку первым, оставив меня в неудобном положении. Вот ведь не хотела брать трубку и вновь загружать голову проблемами, но, видимо, я ещё не научилась избегать острых углов. Зачем Эшлеру знать про мой гардероб? Что он там задумал на вечер? Я негодовала, но на лице повисла глупая застенчивая улыбка.

Перебирая в голове все возможные варианты красивых вещей, я вспомнила про золотые серьги с изумрудами, оставшимися мне от матери. Эти серьги многое для неё значили. Когда отец только познакомился с матерью, он подарил ей эти серьги, и до самой смерти она с ними не расставалась. Тётушка Элис предлагала мне продать их, чтобы получить взамен неплохую сумму денег на жизнь, но я категорически отказалась. Мне захотелось сохранить частичку истории своей семьи, пусть эта история и омрачена многими болезненными событиями. Надеюсь, мне золотые серьги матери принесут больше счастья, чем ей самой.

Нужно было как-то убить время до вечера. Прекрасным вариантом стала уборка квартиры. В процессе уборки я всегда расслабляюсь, отвлекаюсь от тревожащих мыслей и, к тому же, выполняю полезные обящанности. Многие психологи, работающие с депрессивными расстройствами, советуют начинать день с «маленькой победы», например, заправить постель, сварить вкусный кофе, помыть пол. В кровь приливает эндорфин от выполнения полезного дела, и человек позитивнее настраивается на

грядущий день. В моём случае это работает идеально. Лишь сделав что-то незначительное, я начинаю чувствовать себя нужной и важной. Так что уборка прекрасно подняла мне настроение, ещё и день пролетел незаметно.

«Осталось только помыть окна, и всё! Квартира чистая!» - хлопотала я, бегая с тряпками по квартире, как вдруг, в дверь постучали. Сердцем чувствовала – это пришёл он, доктор Эшлер!

- Ну вот, а я только хотела начать мыть окна! – суетливо встречала я доктора на пороге квартиры, украдкой затетив в его левой руке объёмный бумажный пакет. – Раз пришли, не стойте у порога, проходите в гостинную!

- Ещё раз здравствуйте, Кайли! – промолвил он, двигаясь вслед за мною в комнату. – Стоп! Что? Какие ещё окна?

На лице Эшлера зависла эмоция удивления, он даже слегка рассмеялся. А я, стараясь не обращать на него внимание, продолжила начатое дело. Направилась с медным тазиком в ванную, налила прохладной воды, повесила тряпку на локоть. Эшлер терпеливо ждал, расположившись в кресле.

- Не хочу бросать начатое дело на пол пути, это не в моих правилах! – воскликнула я, подбираясь к окну.

- Это вы про уборку или про лечение?

- Про уборку, конечно, а вы про что подумали? Почему спрашиваете про лечение? – в горле немного сдавило от его странного вопроса, а желудок дрогнул.

- Да так, просто спросил. Вы выглядите намного уверенее в себе, чем в самом начале наших сеансов. Возможно, вскоре они вам и вовсе не понадобятся!

- Не говорити ерунды, доктор! Вы же сами понимаете, что мой недуг до конца не прошёл. Нам ещё работать и работать!

- Рад, что вы это понимаете. А то вдруг, в один прекрасный день возьмёте и откажетесь от моей помощи. – в голосе доктора играли нотки сожаления.

- Никогда… - прошептала я себе под нос, намывая запылённые окна.

- Что вы сказали?

- Да так, ничего. – смутилась я, сумотошно выжимая грязную воду в таз. – Я закончила мыть!

- Прекрасно! – Эшлер прям воспрял. Полез руками в тот самый большой картонный пакет. – Может, не угадал с размером, вы уж извините меня. Не часто я девушкам платья покупаю. Да, к слову, это мой первый опыт!

В его трепетных руках в одну секунду появилась какая-то тёмно-зелёная ткань. Он развернул её, и прямо перед моим лицом появилось нечто прекрасное – глубокого и насыщенного изумрудного цвета платье чуть ниже колена, с объёмными рукавами примерно по локоть.

- Эшлер… - с дрожью в голосе и наивной детской улыбкой проронила я. – Что это?

- Это ваше платье на сегодняшний вечер. Вы так удивлены. Почему?

- Ещё и спрашиваете! Конечно, я удивлена, ведь я впервые в жизни вижу такое красивое платье!

- Возможно, цвет вам не нравится, я, опять же, не знал, что вам нравится. – он стоял передо мной с этим шикарным изумрудным платьем, и словно школьник оправдывался. Как-то даже забавно.

- Доктор, а зачем мне вообще это платье? Конечно, спасибо вам за него огромное, но… Мы что, куда-то идём?

- Да, Кайли, вы всё верно поняли! В студенчестве я играл в одной джаз-группе, мы даже с парнями часто выступали на разных городских фестивалях. Но, устроившись на работу, я как-то забросил заниматься музыкой и ушёл из коллектива. А вот ребята до сих пор иногда дают концерты в пабах. Вот и сегодня у них презентация новой песни в одном хорошем пабе. Они по старой дружбе и меня пригласили послушать.

- Ничего себе! – воодушевлённо проговорила я. Его история тронула во мне какие-то новые струны души. Я взглянула на Эшлера с иного ракурса, чувствуя, что он всё больше и больше мне доверяет. – Но, только… Причём здесь я?

- Кайли! Я хочу пойти на этот концерт с вами! Мне так надоело везде ходить одному, что аж плакать хочется! А для вас послушать хорошую музыку – это отличная часть лечения, ведь есть такая музыка, которая по-настоящему лечит душу! Ну так, вы идёте?

- Раз уж заинтриговали, ещё и платье купили, я не имею право отказаться! Дайте мне пол часа! Я оденусь, приберу волосы, стряхну с них пыль после уборки. И мы пойдём!

- Хорошо, собирайтесь столько, сколько нужно! – Эшлер оставил платье на кресле, а сам направился ко входной двери. – Я буду ждать вас на улице, у крыльца.

- Спасибо вам. – полушёпотом произнесла я. Хотелось сказать намного больше, чем по итогу вышло.

- За что же?

- За платье! Оно моего любимого цвета – изумрудного!

Глава 17. Музыка, которая лечет

…

24 июня 1957 года

Дневник мыслей: «Всё тоже 24 июня. Делаю эту запись в спешке, и уже сто раз пожалела, что вообще взялась за дневник. Прямо сейчас на мне неземной красоты платье. Возможно, я так думаю лишь потому, что оно у меня первое. А когда в твоей жизни что-то впервые, ты всё ощущаешь более горячо и эмоционально. Банальные вещи приобретают вселенскую значимость, маленькие намёки кажутся великими откровениями. А ещё, я надела мамины серьги. Это точно звёзды! Звёзды так совпали, что новое платье и старые полузабытые серёжки подошли по цвету. Для меня это многое значит: словно старая я встречаю новую себя, прошлое и настоящее в единой точке пересечения. Всё, заканчиваю запись, а то доктор уйдёт один, плюнет на мои долгие сборы, уже давно перевалившие за пол часа, и уйдёт! Даже такой галантный человек, как он, способен на необдуманные поступки!»

…

Раскалённое солнце висело над крышами домов, придавая им кораловый оттенок. Оно готовилось уснуть до завтрашнего утра, отдавало последние жаркие лучи. Было ощущение, словно я родилась пол часа назад. До сегодняшнего дня меня просто не существовало, и жизнь стала понятна лишь сейчас. Я чувствовала, как оковы спадали с сердца, как мой разум очищался от всего тяжёлого и гнетущего.

- Хочу сказать вам, что вы выглядите прекрасно! – Эшлер, как и пообещал, стоял возле дома и ждал моего прихода.

- Прекратите меня смущать! – дрожащим голоском роняла я, так желая, но не решаясь взглянуть на его лицо. Мои глаза бегали по кругу – то посмотрю на стены домов, то на розоватое небо, то на собственные ноги, но только не на человека напротив.

- Кайли, мне кажется, или между нами опять какая-то пропасть? – он проронил это с сожалением.

- Простите, если обидела вас чем-то, просто я ещё не до конца осознала, что творится в моей жизни! Всё развивается стремительнее, чем я могла бы даже представить!

- Не берите в голову! – он подошёл невероятно близко ко мне и подхватил меня под руку. – Нам уже пора! Концерт скоро начнётся.

- Да, конечно, пойдём!

Сегодняшняя прогулка для меня самая особенная и самая долгожданная. Я уже не боялась ничего. Не испугалась я всё-таки посмотреть на Эшлера – на того человека, что своими руками выстроил лестницу, по которой я выбралсь из темницы. Мне казалось, весь тот ужас, накрывающий моё тщедушное тело в человеческом обществе, остался где-то позади, далеко в прошлом. Эти воспоминания не перестанут быть частью моей сути, но, впредь, эта часть больше не навредит мне жить так, как я хочу на самом деле! С такими светлыми мыслями и с Эшлером бок о бок, мы отправились в другой квартал города.

- Скажите, Кайли, как вы себя чувствуете? Я заметил, что вы стали легче посещать улицу?

- Намного легче, мистер Эшлер! Всё в моей жизни перевернулось! Я перестала бояться саму себя, своего прошлого и своих желаний! И всё благодаря вам, доктор!

- Не стоит недооценивать ваш личный вклад! Я лишь направляю вас, держа за руку, но идёте вы сами. Только вам виднее, что для вас правильно. Не терапевт, а пациент является экспертом самому себе.

Всё-таки Лондон – удивительный город, не засыпающий ни на секунду. На каждой улице, в каждом квартале жизнь бурлит – играет музыка, продают цветы, угощают алкоголем в каждом втором баре. Дети гоняют на велосипедах, влюблённые парочки уединяются в уютных переулках, работяги отдыхают от очередногл рабочего дня в пабах. Все бегут, толкаются, не обращая внимание на окружающее пространство. В этом потоке людей я немного терялась, сильнее и сильнее хватаясь за руку доктора, но ужаса в глазах не было. Я с улыбкой и вдохновением встречала каждое проплывающее мимо меня лицо. Я наслаждалась каждым моментом этого чудесного летнего вечера.

Всегда, всё моё детство и отрочество, глядя на детей из окна своего дома, сердце сжималось от боли и огорчения. Однажды, я попыталась сбежать из дома, но мать оттащила меня от входной двери и ударила по лицу. Я рыдала, орала, сквозь слёзы пыталась ей доказать, что мне нужно выйти на улицу и поиграть с детьми, что без этого общения моя жизнь не будет полноценной. Щека горела от удара, он даже немного отрезвил и успокол меня, словно окатили ледяной водой. Матери было стыдно за эту пощёчину, она явно жалела о содеянном. Но лишь промолвила, что эмоциональную боль вылечит только физическая. После того случая пощёчины стали частым явлением, но боль внутри меня далеко не лечилась, а только усиливалась. Хотя, одна прогулка на свежем воздухе была способна вытащить моё душевное состояние из ада. И вот, я наконец смогла утешить свою эмоциональную боль. Правда, прошло уже 10 лет. Но лучше поздно, чем никогда.

Голубизна неба неумолимо пропадала, инициативу перехватывали оранжево-красные, а вслед причудливые пурпурные и фиолетовые оттенки. Мои движения были лёгкими, будто паришь в воздухе. Так ли ощущается счастье? До ушей долетали нежные звуки фортепьяно и чей-то проникновенный вокал. Поток музыки и летнего ветра увлекал моё тело, все эти моменты вызывали во мне буйство новых необъяснимых эмоций.

Перед собой я увидела множество танцующих людей. На их лицах светилась безграничная радость. Каждый из них, оставив всё грузное и тёмное где-то далеко-далеко, вышел в центр города хорошо провести время, не думать ни о чём и придаться умиротворяющему занятию – танцу в тёплую летнюю ночь.

- Мы уже на месте! – Эшлер мило улыбался, с каждым мигом всё больше и больше проникаясь местой атмосферой.

- Я уже заметила! – мой взгляд был сконцентрирован лишь на нём одном – тёмно-каштановые волосы, коньячные глаза, полупрозрачная голубоватая льняная рубашка и такая родная для моей души улыбка. – Все эти люди! Они ведь получают удовольствие оттого, что делают?

- Ну конечно, Кайли! Музыка лечит души многих людей! Она расслабляет нервы, дарит заряд позитивных эмоций!

- Как вы думаете, я смогу так же, как эти люди, доктор?

- А вот мы сейчас и проверим! – мгновенно Эшлер взял обе мои руки, и мы вместе с ним рванули куда-то в самое сердце танцующей толпы людей, подхватывая на лету мотив мелодии.

Моё сердце готово было разорваться. Всё происходило, словно в замедленной киносъёмке. Платье развивал прохладный ветерок, волосы как-то сами собой растрепались. А руки… Мои ладони, не переставая, соприкасались с ладонями Эшлера. Я и не думала, что танцевать, на самом деле, так легко и приятно. Он был таким трепетным и аккуратным, чувственно ведя наш с ним незамысловатый танец под мелодию пианино и скрипки. Что это? Что творится со мной? Прекратить, убежать и скрыться от этой бури чувств, или позволить волне ещё больше накрыть мою голову, поддаться порыву и продолжить танцевать с ним? Я выберу…

- Всё хорошо, Кайли? Ты какая-то напряжённая? – прошептал Эшлер, склонившись прямо над моим разгорячённым лицом. – Хочешь уйти отсюда?

- Ни за что! – я резко обхватила лицо Эшлера обеими ладонями и притянула к себе. – Я выбрала выйти из четырёх стен, забыть о прошлом и делать то, чего хочу сама, потому что я хочу быть счастливой!

Мои ладони отказывались отпускать лицо Эшлера, а последний, такое ощущение, и не возражал. Вокруг нас исчезло всё – люди, машины, здания. Сердце без остановки колотилось. Лишь одно его слово – и я разобьюсь, как хрустальная ваза на тысячи осколков, из которых уже не получится склеить ничего путного. Музыка перестаёт играть, и я слышу лишь своё сбивчивое дыхание и торопливое сердцебиение. И только свет от первых взашедших звёзд оставляет во мне призрачное предположение, что я ещё в этом мире. Я чувствую, как Эшлер кладёт свои ладони поверх моих. Первая мысль – сейчас он отстранит меня. Но я плохая гадалка. Эшлер поступает совершенно иначе. Всё происходит, как в тумане. Я чувствую его горячие и нежные губы на своих ладонях. Мне хотелось провалиться под землю, скрыться куда-нибудь подальше от его обжигающего присутствия, но он и не думал останавливатья.

- Прости. – еле слышно роняет Эшлер, слегка отдаляя своё лицо от моего. – Не знаю, что на меня нашло! Потрел на секунду свой рассудок! Прости, пожалуйста.

- Какой же вы всё-таки глупый, мистер Эшлер. – расплываясь в улыбке вымолвила я, небрежно вскидывая головой.

- Ха, вот это заявление! Уж чего-чего, а такого ответа я от вас не ожидал. И почему я глупый?

- Вам не за что извиняться! Если бы вы сделали мне что-то плохое, я бы уже здесь не стояла! Я бы неслась по городу в поисках нужного переулка, из глаз лелись бы слёзы, а ваше имя я лишь бы проклинала. Но мне понравилось. Повторим?

Я увидела, как лицо Эшлера тут же посветлело и повеселело.

- Я хочу танцевать с вами, мистер Эшлер! Танцевать всю ночь! Вы выполните эту просьбу?

- С радостью, Кайли! Я ведь тоже хочу потанцевать с вами ещё! Вы ведь не убежите от меня?

- Никогда. – я приблизилась к Эшлеру и положила руки ему на грудь, полностью отдавшись этому невиданному желанию. – Музыка и правда чудесная!

Совершенно внезапно уголочками глаз я заметила, как люди вокруг засуетились по неизвестной причине. Мы были настолько погружены в диалог, что абсолютно не уловили изменения в погоде. С юга тянулась огромная свинцовая туча, готовясь излить потоки своей воды на наши головы. Голоса людей сопровождали всё это действо:

- Дождь, ребята, уберайте инструменты с улицы! – музыкатны суетились, пытаясь спасти свои богатства от промокания.

- Все в бар! Надо переждать дождь!

- Давайте, забегайте! Сейчас совсем сильный ливень пойдёт.

Толпы людей скрылись от непогоды под навесом летней веранды бара. Косой ливень шёл стеной. За таким невероятно обширным количеством воды не было видно даже очертаний улицы. Не было видно и нас – так и застывших во времени и пространстве.

На моём платье не осталось ни единого сухого местечка, с волос и лица ручьём стекала вода. Волосы Эшлера тоже сильно вымокли и точно приклеились к щекам и лбу. Но нам было всё-ровно! На людей, на погоду, на происходящее на этой планете. Потоки воды ещё больше скрепили нас воедино. По одиночке так холодно и сыро. Так серо и тоскливо. Но когда мы вместе, мир начинает играть другими красками, а сама жизнь приобретает смысл. Дождь всегда вызывал во мне тревогу и опустошение, только не сегодня. Мне кажется, именно этот проливной июньский дождь расставил всё по своим местам.

Сквозь косые струи ливня я расплывчато вижу лица множества людей. Их взгляды устремлены на меня. Но никто из них не подходит. Они лишь наблюдают. Один из них находится на расстоянии дыхания, в милиметре от моего лица. Он медленно протягивает мне руку. В этот момент я перестаю видеть силуэты других людей, только человека напротив. И сквозь звуки проливающегося с небес дождя звучит его голос:

- Кайли, держись меня, Кайли!

- Что? – роняю я растерянно. – Это ты? Эшлер?

- Конечно я, а кто же ещё?

- Что ты только что сказал?

- Я говорю, чтобы ты держалась за мою руку, а то подскользнёшься и упадёшь в лужу. Неловко будет.

- Разве, раньше ты мне такого не говорил?

- Что с тобой, Кайли? Я что-то не так сделал? Ты аж побелела вся!

- Похоже, просто дежавю! Или сон какой-то вспомнился. Не бери в голову, Джордан. – Я сильно сжала его ладонь, не желая отпускать ни на секунду. – Пойдём домой, я вся промокла до нитки. Да и ты тоже.

- Конечно, пойдём! Точнее побежим, если не хотим ещё больше промокнуть и заболеть!

Поток не останавливающегося дождя скрыл наши фигуры в дали. Мы бежали по лондонским проспектам, огибая лужицы. Я ни за что не хотела отпускать руку Эшлера. Давно, в самом начале наших встреч, когда я увидела тот сон, вспомнившийся мне сейчас, я не была уверена, могу ли доверять Джордану и могу ли держаться его. Но всё изменилось. Теперь моя рука в его руке, моя душа раскрылась ему, а его душа мне. А значит, я могу ему верить, я могу его держаться! Возможно, я потеряла голову и стала ещё безумнее, чем была до терапии, но чёрт возьми, это так похоже на счастье!

Глава 18. Я, он и звуки дождя за окном

Что такое позитивное изменение в личности, как его можно достигнуть? Этими вопросами на протяжении многих десятилетий задаётся прихотерапия. Для того, чтобы пациент доверял своему врачу, чтобы дисфункциональные настрои пациента переменились в русло верных здоровых мыслей, между ним и врачом должно сложится некое подобие дружеских и максимально доверительных отношений. Врачу следует эмпатично и с ярко выраженной заинтересованностью вовлекаться во все аспекты внутреннего мира пациента, выслушивать его мысли, быть наставником и давать объективную оценку реальности, окружающей пациента. Тогда подопечный начнёт ощущать свою значимость, что его слушают и ценят, что его слова не несутся куда-то в пустоту. Особенно такой

подход эмоционального слияния подходит для лечение депрессий, социальных фобий и других расстройств, так или иначе связанных с желанием человека скрыться от общества. Только благодаря тонкой душевной связи между участниками психотерапии возможно достичь того самого позитивного изменения личности. С сердца пациента точно смывается чёрная краска, а жизнь перестаёт казаться настолько бессмысленной. У человека появляются цели, амбиции, мечты. Он хочет стать частью внешнего мира, быть таким же, как и другие. Необходимость уединения в четырёх стенах отпадает, ведь пациент больше не боится ловить чужие взгляды на себе. Он, наоборот, их жаждит.

Вот только мне теперь кажется, что я зашла слишком далеко… И наши отношения с Джорданом Эшлером давно перестали быть похожи на чисто рабочую связь. Или я всё это лишь себе напридумывала?

В квартире было темно, тихо и пусто. Стеклянную тишину разбивали лишь крупные капли дождя, срывающиеся с корниза. По стёклам слезами природы стекали струи дождевой воды, создавая причудливые узоры на прозрачной поверхности. Зайдя в квартиру, я почувствовала внутри непередаваемую горечь, словно наелась перца. Эшлер оставил меня около крыльца, проводил взглядом мою удаляющуюся в квартиру фигуру, а затем скрылся за пеленой дождя. По дороге домой мы даже не обмолвились и словом. То ли дождь мешал нам поговорить, то ли Эшлер осознал, что совершил ошибку. Его молчание – это кинжал для моего сердца. Особенно после того, что случилось на концерте. Руки до сих пор горели от его поцелуев, а сердце и не думало сбавлять обороты. Моё собственное тело не давало мне передышки.

...

25 июня 1957 года

Дневник мыслей: «Как же мне сложно выразить все те мысли, что бушуют внутри меня! Я даже не могу собрать их воедино в голове, а тем более изобразить в виде связанных предложений на бумаге. Сегодня я побывала в невероятном месте. Это был то ли бар, то ли ресторан, в котором выступают местные музыкальные коллективы. Но ни это меня больше всего взволновало, а поведение мистера Эшлера. Где-то в самом потайном уголке сознания я не переставала держать мысль о том, что смогу стать для Эшлера кем-то большем, нежели очередной пациенткой. Каждый раз в присутствии доктора, я гнала от себя весь этот бред, дабы лишний раз не разбивать сердце. Могу ли я, после сегодняшнего, сделать вывод и о его небезразличии ко мне? Имею ли я право на надежду?»

…

Дождь всё сильнее бил по крыше дома. Этот звук эхом раздавался по всей квартире, превращался в моей голове в тошнотворную симфонию одиночества и уныния. Сил продолжать запись в дневнике мыслей больше не было. Глаза наполнялись водой, а в горле чувствовался отвратительный, просто мерзкий кислый привкус. Я просто сидела на стуле и глотала собственные слёзы. Сама не осознавала, как лёгкая томная грусть из-за звуков дождя за окном переросла в одурманивающую истерику. Моё тело трясло из стороны в сторону, я не могла сконцентрировать взгляд на одном объекте. Тени и силуэты мебели в комнате враждебно глазели на меня, точно подкрадывались, желая утащить куда-то во тьму. Страх сковал ноги, сдавил глотку, надел оковы на кисти рук. Такой тёплый, родной и безопасный дом сводил меня с ума, каждый милиметр кричал о том, что я ничтожна и одинока в этом огромном мире. Всё, как и тогда, в детстве. Капли дождя били по крыше, стекали по

окнам, а я забиралась глубоко под кровать, чтобы избежать соприкосновения с пугающей меня реальностью. Но почему же я боюсь сейчас? Чего мне не хватает для спокойной и счастливой жизни. В тот момент, уперевшись коленями в пол и размазывая слёзы по лицу, мне хотелось сделать одно! Лишь одно. И я это сделала.

- Мистер Эшлер! – Из последних сил я подползла к телефонной трубке, захлёбываясь в слезах и взглядом, полным ужаса, глядела на крупные капли дождя на стекле. – Вы можете сейчас приехать, пожалуйста! Мне страшно, я боюсь, я больше так не могу!

- Боже, Кайли, миленькая моя, что с тобой случилось? – его голос дрожал, он не мог подобрать нужных слов. – Я сейчас же выезжаю к тебе! Я скоро буду.

- Мистер Эшлер!!!

- Да?!

- Я оставлю дверь открытой… - я бросила трубку, не дослушав его ответа.

Моё тело кричит, моя сущность рвётся наружу. Я ненавижу ложь и лицемерие, но, по итогу, вру сама себе, не давая случится тем вещам, которым стоит случится. Я устала держать в себе накопленные мысли и чувства к нему, я устала врать собственному сердцу. Сегодня ночью, когда я танцевала с ним, я была готова на то самое признание, но… Так и не смогла выдавить из себя эти несчастные пару слов. Таких важных и значимых слов!

Сквозь собственные всхлипы я с трудом услышала, как входная дверь распахнулась. Этот звук открывающейся двери ассоциировался у меня лишь с одним человеком, каждый раз привносящим в мою жизнь новые и новые эмоции. И я чувствовала каждой клеточкой своего тела – это пришёл тот самый человек.

Точно не касаясь ногами пола, не создавая лишних шорохов и скрипов, он двигался по направлению ко мне, искал взглядом мой образ.

- Вы считаете меня ненормальной, да? – голос раздавался откуда-то из-под кровати. – Вроде бы взрослая девушка, а спряталась пол кроватью, как маленький ребёнок! Какая же я жалкая!

- Я считаю тебя сильным и волевым человеком! – произнёс Эшлер, всё ближе подбираясь к самым потайныи уголкам моей души. – Всё, чего мы с тобой добильсь вместе, заслуживает огромного уважения! А маленькие слабости бывают у всех! В такие моменты, как сейчас, важно принять верное решение. Ты решила позвонить мне, и это достойно похвалы!

На трясущихся ногах я вылезла из-под кровати. От накатывающего чувства стыда я просто не могла поднять на Эшлера взгляд.

- Давай присядем на кровать? Так нам будет проще поговорить!

- На кровать? – я облизала пересохшие губы. – Думаете, это хорошая идея?

- Ну не на полу же нам беседовать? – он так проникновенно заулыбался, будто общение со мной реально приносит ему удовольствие.

Эшлер присел на кровать первым. Я в тот же момент отзеркалила его действие.

- Говорить спина к спине как-то неуважительно, не находишь, Кайли? – Эшлер словно специально провоцировал меня взглянуть ему в глаза.

- Пожалуй, вы правы, доктор.

- Тогда, посмотри на меня! – его голос в момент стал серьёзнее.

Медленными отрывистыми движениями я повернула корпус тела влево и уткнулась глазми в его облик. Почему мне так страшно, словно я вижу призрака?

- Хорошо! – продолжал он, - а теперь, давай ляжем на мягкие подушки, чтобы голове не было так тяжело. Ты быстрее успокоишься лёжа.

- А вы? – мои щёки в миг покраснели.

- А я лягу рядом с тобой, чтобы тебе было спокойнее.

- Джордан…

- Давай, без лишних слов! – он снова заулыбался, а я сделала то, о чём он попросил.

И вот, границы между нам стёрты. Человек, что так долго будоражил моё сознание и разжигал во мне пожар из чувств и желаний, находится ближе, чем кто-либо за всю мою жизнь. Ночная мгла окутывала наши тела, еле уловимый свет переливался на его тёмно-каштановых волосах.

- Могу я обнять тебя, Кайли?

- Что? Что вы сказали? – я не могла выносить такой близости с ним, отказываясь верить в реальность его слов.

- Я очень сильно хочу тебя обнять! Можно? – рука Эшлера неторопливо потянулась к моему плечу.

- Стойте! – из последних сил взвизгнула я, ловя на лету его руку. – Могу я вас спросить, как психотерапевта?

- Ааа, ну, давайте! – Эшлер бегло оглядывал меня, не осознавая, к чему я это спросила.

- Мне нужен ваш профессиональный ответ. Вы знаете, что всю жизнь я прожила словно в заточении в своём родном доме. Я ни с кем не общалась, не знала, что такое дружба и живое общение. И только спустя столько лет, после сеансов с вами, я, не спеша, начинаю отпускать прошлое и разбираться в себе. Многое в этой непростой жизни мне стало привычнее и понятнее. Кроме одного единственного чувства. Постоянно я сажусь за дневник мыслей, хочу сформулировать это чувство, описать как-то, но у меня не выходит.

- И что же это за чувство? – Эшлер пальцами провёл по моим волосам, слегка задев щёку, солёную от слёз.

- Это такое чувство, мистер Эшлер, когда все твои мысли, о чём-бы ты не думал, сводятся лишь к одному человеку. Когда тепло растекается внутри от одного только воспоминании о нём. Когда у меня это чувство, я по-настоящему живу, я могу болтать часами, гулять, смотреть на небо, дышать воздухом. Я поглощена одним этим чувством. А главное, это чувство убивает во мне страх одиночества и всю ту боль, которая сопровождала меня на протяжении жизни. Так что же это за чувство, мистер Эшлер?

- Хм, как-то не очень понятно ты объяснила! Я вообще без понятия, если честно. – Эшлер лукаво ухмыльнулся, вжимая голову в подушку.

- Что же вы за врач такой бестолковый! Ладно… Попробую объяснить нагляднее. Только, закройте глаза.

- А зачем это? – искоса глянул он на меня.

- Не спрашивайте, а скорее закрывайте!

Неожиданно для меня, он сделал то, что я попросила. Чуть привстав на локти, я жадно разглядывала его лицо – густые тёмные брови, тонкие длинные ресницы, округлые пухлые губы. В тот момет я совершенно не отдавала себе отчёта в действиях. Мною движело лишь одно единственное желание. Прямо над его ухом я прошептала:

- Вот, что это за чувство.

И в тот же момент дрожжащими солёными губами прикоснулась к его губам. Я не знала, как это правильно сделать. Мои движения со стороны казались смешными и нелепыми, но я всё-таки это сделала. Я выплеснула накопившиеся чувства наружу. Его губы были такими тёплыми и нежными, а мои так сильно тряслись. Эшлер, ощущая эту неуверенность с моей стороны, внезапно перехватил инициативу, отвечая на мой неловкий поцелуй. Он не хотел отпускать меня, он жадно ловил каждое моё прикосновение к его губам, а я надеялась, что этот поцелуй продлиться вечно. Я своими руками вгоняла себя в безрассудство, переставала ощущать воздух воуруг. Нас всё сильнее засхлёстывали эмоции. В тот момент мне казалось, что, кроме Джордана Эшлера, на планете не осталось никого больше – только я, он и звуки дождя за окном. Лишь он в тот момент был способен захватить моё внимание.

Может, мы оба сошли с ума и совершаем этот грех вместе? Может, это у меня окончательно сорвало рассудок и я набросилась на него с этими постыдными рвениями, а он, дабы не навредить мне, взял и поддался. Но, не смотря на абсурдность момента, я чувствовала всю ту искренность, с которой он касается меня. Мы оба упивались этим чувством, держась за каждый миг.

- Так вот, про какое чувство ты говорила? – оторвавшись от моих пылающих губ, вымолвил он и крепко прижал меня к своему телу.

- Проще оказалось показать, чем объяснить. – шептала я, лежа у него на груди.

- Кстати, тогда, в больничной палате. Когда я вышел из неё, а ты мне что-то прокричала вслед, помнишь?

- Да, помню. Но вы же ушли тогда?

- Нет, я всё слышал. Тогда ты сказала, что я тебе дорог.

- Да, я именно это и сказала.

- Знай, Кайли! Ты тоже очень сильно мне дорога!

По губам до сих пор растекался вкус его поцелуя – такой терпкий, сладковатый и нежный.

- Тебе нужно отдохнуть, поспи! – Эшлер трепетно гладил моё лицо своей горячей ладонью. – Ночь у тебя выдалась нелёгкая.

- А вы? – устремила я на него свой взволнованный взгляд.

- А я посплю рядом с тобой!

- И вы никуда не уйдёте? Вы больше никогда меня не оставите?

- Никогда, Кайли! Никогда!

Глава 19. Голос из прошлого

- Кайли! Кайли, ты меня слышешь?

- Мама? Мама, где ты? Я тебя не вижу!

Это что, мой старый дом? Комнату обволакивает полумгла, под ногами скрипит паркет, гладкая поверхность стен украдкой отражает чуть уловимые потоки света из окна. Это моё тело, или оно принадлежит кому-то другому? Шёпот продолжает долетать до моих ушей, слова практически не разобрать, они обрываются на финальных нотах.

- Кайли, иди ко мне, иди скорее!

Голос очень напоминает тот, что всю жизнь тащил меня куда-то в небытие, что оставил окровавленные раны на моём сердце, но, с другой стороны, ничего роднее и ближе этого голоса, у меня никогда не было.

- Мама, я тебя не вижу, покажи мне своё лицо! – по моей щеке покатились густые слёзы. Меня точно окатили ледяной водой, спина покрывалась мурашками, а в горле застрял комок нервов.

Хаотичными движениями я слонялась по дому, заглядывая в каждую комнату. Обстановка немного отличалась от привычной, как-будто дом расширился в сотни раз, и уже больше был похож на пещеру, чем на человеческое сооружение. Матери нигде не было.

- Мне нельзя выходить, мне нельзя выходить! – бормотала я себе под нос. – Где же мне её искать?!

- Кайли, иди во двор! – раздался хриплый женский голос. – Я жду тебя там! Я жду тебя…

- Но, мама, мне же нельзя выходить на улицу. Ты сама мне всегда об этом говорила!

Голос больше не отзывался, я перестала слышать этот звон в своих ушах. Ничего больше не оставалось, как выполнить её просьбу. Между мной и свободой всего каких-то пару сантиметров. Я стою на пропастью, в любой момент готовясь, что сейчас сзади подойдут и толкнут меня в бездну, из которой никто не возвращается. Свет заслоняет мой взор, потными ладонями я продолжаю толкать входную дверь вперёд. Ноги ступают на влажную от росы траву, я ощущаю запахи садовых цветов и тонкий, ни с чем не сравнимый, аромат утренней свежести. Небо переливается голубыми, розовыми и лиловыми оттенками. Ночь на мысочках отступает, впуская в этот мир новый день. Неужели, я впервые по-настоящему покинула стены своего разума, освободилась от гнетущего прошлого и взглянула на окружающий мир собственными глазами.

- Ты чувствуешь этот запах? – голос снова начал меня преследовать. Я рухнула коленями на мокрый и прохладный ковёр из трав. – Кайли, ты чувствуешь?

- Да, мама, я чувствую. Так пахнет свобода. И я наконец-то свободна!

- Ещё нет, не до конца. – голос матери прозвучал более резко и серьёзно. – Осталось одно незавершённое дело. В этом мире есть человек, к которому ты сильно привязалась, который тебе невероятно дорог. Скажи ему всё, что чувствуешь. Перестань топить в себе эмоции. Откройся ему, и он примит твоё откровение.

- Мама, но… откуда ты знаешь про… Эшлер!!!! Эшлееер!

Стук крупных капель дождя, срывающихся с крыши, в одно мгновенье вытащил меня из оков сноведения. У меня не получалось отдышаться, руками хваталась за простынь, сжимала её, но не помогало. Внутри головы продолжало эхом раздаваться последние несколько фраз сна. Ещё на протяжении нескольких секунд я без остановки кричала имя Эшлера. В ответ получала лишь тишину и капанье дождя на улице. Квартира была пуста. За окном проплывали густые серые тучи, а пространство комнаты заполнялось тонким землистым ароматом свежести. Не теряя надежды, я продолжала полушепотом произносить имя Эшлера, но на подсознании уже понимала, что мне никто не ответит.

Оглянувшись по сторонам, я краем глаза узрела белый лист бумаги на столике возле кресел, где мы обычно проводили сеансы терапии. На этом листе были расположены ровные строчки букв, складывающиеся в какой-то текст. Мне стало жутко интересно и волнительно, я опустила обе ноги на пол и подскочила к столику. Пальцы неосознанно потянулись к листу белой бумаги. Задержав дыхание и немного облокотившись на спинку кресла, я с замиранием принялась бегать глазами по письму:

“Доброе утро, Кайли! Наверное, ты сейчас очень сильно зла на меня, ведь я оставил тебя одну в квартире. Мне так стыдно и неловко за это! Совсем забыл, что сегодня мне нужно присутствовать на конференции молодых специалистов нашей клиники, поэтому я никак не мог остаться. Я буду в клинике часов до пяти-шести вечера. Надеюсь, ты поймёшь и простишь меня. Но пишу я не только, чтобы сообщить о своих планах. Мне нужно сказать тебе кое-что важное. Сказать то, что побоялся произнести этой ночью. Я, словно глупый школьник, боюсь идти на урок с невыполненным заданием. Можешь надо мной смеяться и мне не верить, но то чувство, что захватило мой разум и душу, у меня впервые. Я не до конца понимаю, правильно ли поступаю, ведь я твой врач и не должен тебе навредить. Начиная заниматься с тобой психотерапией, я и гадать не мог, что всё зайдёт настолько далеко. Да! Я люблю тебя! Я люблю тебя, Кайли! Если ты примешь решение отказаться от моей помощи, то я всё пойму! Мне, как специалисту, нет оправдания. Врач не должен влюбляться в своих пациентов, но я влюбился в тебя, и ничего не могу с собой поделать. Сейчас я пишу это письмо, а слёзы текут по щекам, ведь, возможно, я вижу тебя в последний раз. Ты так мило спишь под звуки дождя. Не хочу тебя будить, лучше просто уйду. Прочти это и прими решение, своё собственное решение. Ещё раз, прости меня, что говорю это не вживую, а пишу на бумаге. Я – круглый идиот!”

Нет, Джордан! – всхипнула я, сжимая письмо в мокрой ладони. – Ты не идиот! Это я дура и трусиха! Это я должна была первой признаться, что люблю тебя!

Глава 20. Совет

Единственным желанием в тот момент было сгореть на месте. Мои ладони пылали, мои щёки разъедало от слёз, я не могла спокойно вдыхать воздух. Письмо Эшлера одновременно сломало и возродило меня. Он любит меня, и это не ложь! Он разделяет моё к нему чувство, а значит, судьба меня не предала, небеса услышали мои молитвы. Но… Почему он ушёл? Я так хочу увидеть его глаза прямо сейчас! Прикоснуться к его лицу, погладить его волосы, крепко прижать к себе и никогда не отпускать! Я ни за что не разлучусь с ним! Он – мой свет в глубине мрака и отчаяния, он – мостик между мной и миром, он тот человек, что разрушил стены, которые я выстроила вокруг своей души и разума. Только сейчас, держа в руке его письмо и читая его признание, я осознала – меня спасла не терапия! Меня спасла любовь - то самое чувство, заставляющее снова почувствовать жизненные силы внутри себя.

Мой крик души прервал звонок в дверь. Окрылённая лёгкостью и чувством безграничного счастья, я ежесекундно принеслась к двери и отварила замки, была готова лицом к лицу столкнуться с единственным человеком, существующем для меня на данным момент в этом мире.

Ну, наконец-то, Джордан! Я уже…

Привет, дорогая племянница! – на пороге меня встречала пухлая фигура тёти Элис. – Почему такое грустое лицо, Кайли? Ты не рада меня видеть?

Конечно, рада, тётушка! – мне пришлось изо всех сил постараться натянуть доброжелательную улыбку, хотя внутри меня разливалась горечь и досада. – Просто, вы так неожиданно приехали! Я только проснулась.

Впустишь меня?

Зачем вы спрашиваете? Заходите!

Ты ждала доктора Эшлера, верно? – Элис, слегка подвернув длинную юбку в пол, уселась в кресло в гостинной.

Ну…да. То есть, нет! У нас не стоит сеанс сегодня. – мои слова путались, а лицо с каждым новым взглядом тётушки всё больше превращалось в спелый томат. – Просто, ко мне никто, кроме Джордана не приходит.

Обращаешься к нему по имени? – лицо Элис в момент посерьёзнело. Я, неуверенно перебирая ногами и сжимая смятое письмо в кулаке, стояла перед ней, словно перед судьёй. И сейчас мне вынесут не самый приятный приговор.

Да, я называю его по имени. А это, разве, что-то странное или неправильное? – я глубоко вздохнула, стараясь скрыть накатывающую тревогу, и присела на кровать.

Послушай меня, племянница, я уже давно живу на этом свете! Сама была молодой и совершала ошибки. И теперь мне очень сильно хочется, чтобы ты, молоденькая и неопытная девчонка, не нарвалась на множество тех самых ошибок!

О чём вы, тётя Элис?

Кайли, только не говори, что ты увлечена своим психотерапевтом?

Моё тело зазвенело, точно новогодняя ель, украшенная стеклянными игрушками. Руки, точно ледяные глыбы, а ноги словно слеплены из ваты. Я не могла выдавить из себя ни слова. А просто молча пялилась куда-то в пустой тёмный угол квартиры. Фразы тёти переставали долетать до меня отчётливо. Откровенно говоря, и я не хотела подобное слышать.

Кайли, дорогая, не пойми меня неправильно! Я всё делаю лишь во благо тебе! Возможно, ты не знала, но Эшлер работает с десятками пациенток. И к каждой он проникается эмпатией, каждой уделяет внимание. Это часть его обязанностей. А ты, похоже, восприняла это слишком близко к сердцу. Пойми, ваши сеасны когда-то закончатся, он начнёт работу с другими пациентами, а ты так и останешься с разбитым сердцем. Хочу дать тебе совет – забудь этого Джордана. Не делай себе больно. Ты и так в жизни натерпелась!

Тётушка привстала с кресла и направилась к выходу.

Уже уходите, тётя Элис? Даже чай не попьёте? – на стеклянных ногах я подбежала к уходящей фигуре тётушки.

Извини, Кайли, что так ненадолго! Дети ждут! – тётя обхватила меня обеими руками и притянула к своей груди, но я не смогла сделать тоже самое в ответ, а лишь послушно стояла и не двигалась, ожадая, когда она наконец-то уйдёт вон.

До встречи, Элис! Хорошего вам дня!

И тебе, дорогая! Увидемся!

Не хочу больше её видеть! Не Эшлер разбил мне сердце, а вы – тётя! Я – инженер своей жизни, только мне на самом деле известно, что принесёт радость, а что грусть. Никто иной не сможет понять мои истинные желания и стремления. Я хочу быть рядом с Джорданом, я хочу разделить с ним свои переживания, потери и радости, свет и тьму, дождливые и солнечные дни. Я перестала бояться одиночества и пустоты, и всё благодаря его любви. И вам, тётя, этого никогда не понять! После неприятного и болезненного разговора с тётей Элис мне захотелось сделать одно важное дело, которое я откладывала уже несколько месяцев. В тот момент я была готова принять общество лишь одного человека. Того человека, кто больше всего повлиял на моё становление, кто принёс мне одновременно и страдание и, в конце концов, душевное успокоение. Наконец, я чувствую в себе силы и уверенность побывать там. Не зря сегодня увидела такой сон.

Глава 21. Куда ведёт железная дорога?

Я готова отдать всё, что у меня есть, лишь бы раз, хотя бы один раз повидаться с мамой! Психологи говорят, что человека можно назвать полностью сепарированным и эмансипированным от родителей только тогда, когда детские травмы перестают кровоточить, обиды бесследно стираются, и человек способен с холодной здравой головой вспомнить моменты из прошлого. Если же раны продолжат ныть – сепарация не случилась.

До 18 лет, до момента знакомства с тётей Элис и доктором Джорданом Эшлером, мать была центром моей вселенной. Я была в заточении в собственном доме и ежедневно видела лишь лицо матери, унылое, грустное выражение лица. Мне так хотелось, чтобы она чаще улыбалась, брала меня за руку, играла со мной. Сейчас я понимаю, что счастливо жить и воспитывать дочь Луизе Рейн мешала тяжёлая душевная болезнь, побороть которую она не была способна. Если бы тётушка Элис узнала о моём существовании задолго до смерти Луизы, вся моя жизнь сложилась бы иначе, и в ней, скорее всего, не нашлось бы место мистеру Эшлеру. Судьба не свела нити наших судеб. Так что, всё сложилось, как и должно было сложится. Я выросла, осознала и приняла своё прошлое, ведь оно – часть моей сути. Похоже, мне, как ни странно, удалась эта самая сепарация от родителя.

…

26 июня 1957 года

Дневник мыслей: “Как много хочется сказать! Как много я хочу написать, но не знаю, с чего начать. Какая же я безрассудная, раз решила поцеловать его первая. Да! Я сделала это. Может, мне приснилось? Но нет! Я до сих пор помню его губы на ощупь и вкус, я ни с чем не спутаю фейерверк от этих эмоций. А потом, его признание в письме! И слова тёти, боже. Как мне вынести столько груза, свалившегося на меня? До конца я не уверена в собственных действиях, но хочу попробовать. Мне кажется, я была на пути к этому уже тогда, на том сеансе, когда мысленно вела диалог с мамой. Вот и сейчас мне нужен её совет. Я хочу повидаться с ней, с родным домом, с местом, в котором я стала собой. Я хочу съездить туда, к ней на могилку. Она похоронена на заднем дворике нашего дома. Помню, ещё при жизни, мать часто трердила мне, что хочет лежать именно там, где прошли годы её существования, а не на каком-то чужом и далёком кладбище. И я хорошо её понимаю. Сейчас собиру кое-какие вещи и поеду. Дорога туда не близкая, поеду на поезде. Внутри всё замирает лишь от мысли, что я снова увижу комнату, в которой росла, улицу, на которую мне запрещали выходить, и белоснежный памятник над могилкой человека, единственного самого близкого человека, что у меня когда-то был!”

…

Меня захлёстывали эмоции и воспоминания, щёки и уши неимоверно горели, точно моё лицо наклонили прямо к пылающему костру. Я боюсь. До сих пор боюсь видеть этот дом. Но мне нужно это сделать. Лишь встретившись лицом к лицу с прошлым, получится окончательно распрощаться с ним. На сборы мне хватило около часа. В авоську я уложила ключи, несколько купюр и дневник мыслей. Пора отправляться в путь домой!

Мокрые рельсы, старый прокуренный вагон, стёкла, к которым настолько приросла пыль, что им уже никогда не освободиться от её объятий. Эта сила, несущая твоё тело куда-то вдаль, это чувство полёта и безмятежности! Я впервые ехала на поезде. Вроде бы, просто железо. Ничего особенного. Но сколько же магии в простой поездке в вагоне поезда. Скрежет метала из отталкивающего звука превращается в волшебную симфонию, возрождающую внутри тебя неописуемые трепетные чувства. Железо точно поёт свою диковинную песню, повторяя из раза в раз одни и те же ноты, так монотонно, протяжно, словно нашёптывая что-то таинственное и непостижимое разуму. Я летала над рекой по мосту, проносилась над серебристой гладью воды, отражающей проплывающие дождевые облака. Эта груда железа несла меня далеко за пределы Лондона, в наш родной пригород. Мимо меня проносились дома и сады, пустоши и поселения, один мост, второй мост, еле различимые лица людей. Меня было не оторвать от запылённых окон. Каждый новый пейзаж пробирал до дрожи, не давал покоя сердцу. Мир! Какой же он огромный, величественный и притягательный! Как только подобная ужасная мысль об отречении от этого чарующего мира могла зародиться в моей голове? Как я дала такую слабость? Если мне дали жизнь, значит я должа увидеть все её прелести, прочувствавать свободу и величие мира каждой клеточкой тела и, умерев однажды, с гордостью промолвить: “Да, я видела мир, я была свободна, я была настоящим и полноценным человеком! Меня окружали такие же открытые и добрые люди, делились со мной светом и теплом. И я не боюсь покидать этот мир, ведь всё, что я могла ему дать, а он мне, уже случилось, и мне не о чем жалеть!”

Навстречу новым горизонтам рвался состав, украшая и до того прекрасную картину паром, окутывающим весь поезд. Душа трепетала. Я чувствовала, что всё ближе и ближе к дому. Прибыв на конечеую станцию, я покинула вагон и напрвилась прямиком на северо-восток. Ноги сами вели меня, точно на подсознании. Перед глазами проносились неясные полуразмытые воспоминания, словно вглядываешься в затёртую до дыр фотографию, стараешься узнать лица и места, но видешь лишь мутные силуэты и разводы, додумывая детали в голове. Я доверяла себе и своему подсознанию, находилась в полной гармонии с собой. То самое место я узнала сразу. Ни на секунду не засомневалась, туда ли я направляюсь. Всё тот же, дышащий усталостью, ветхий забытый дом. Двор стал намного зеленее, чем был раньше. Грядки заросли сорняками, дорожки между домом и садом стали совершенно бесхозными, и тоже поросли густым ковром из трав. На травинках висели прозрачные капли дождя, в воздух устремлялись душистые ароматы свежести и летних полевых цветов.

Под старой извилистой грушей из сырой земли выростал аккуратный сероватый камень, на котором мелкими буковками было выбито “Луиза Рейн” и годы её жизни. Я устремила свой взгляд на могилу. Дождь вновь начал изливаться с небес, скатываясь каплями по моим щекам. Пришлось открыть зонтик. Как хорошо, что в последний миг перед уходом из дома я взяла его с собой. На душе было так светло и спокойно, как будто самая страшная гроза отсупила, небо прояснилось и показались яркие звёздочки. Странно… Наверное, я должна сильно плакать, осознавая, что матери больше никогда со мной не будет, но слёз так и не случилось. Лицо не дрогнуло. Мне не хотелось плакать, кричать и впадать в отчаяние. Я научилась усмирять в себе подобные проявления. Мне было важнее просто побывать здесь, окончательно распрощаться с тяготящим прошлым.

Я приехала, мама! – мой голос звучал тихо и робко. Настолько тихо, что даже капли били по зонту с более громким отстукивающим звуком. – Я знаю, ты меня звала. Говорят, мёртвые общаются с живыми через сны. Я верю в это. Вот я и здесь. Знаешь, мама, мне больше не хочется плакать. Моя душа наконец-то легка и свободна. Ты говорила, что, выйдя из своих стен, я лишь пострадаю, но мне пришлось тебя не послушать. Как же я рада, что всё-таки сделала это! Вышла за границы своего сознания, дальше, чем могу показать рукой. Я вижу небо над своей головой, я слышу музыку из сотен человеческих голосов, я ощущаю себя живой. И самое грустное здесь то, что, к сожалению, я не смогу разделить эту радость жизни с тобой, но я постараюсь прожить эту жизнь за нас обеих. Ты мало видела счастья и спокойствия, мало улыбалась и избегала людей, желая сделать меня подобием себя. Ты не успела вдохнуть эту жизнь по-настоящему, но я сделаю это за тебя. Я – твоё продолжение, твоя кровь и плоть. Обещаю, я не подведу тебя и буду счастлива!

И всё-таки, душа не смогла больше терпеть. Мои слова прервал комок слёз, копившийся где-то в самой глубине моей сущности. Не хотелось омрачать визит к маме очередными слезами. Ндеюсь, она поймёт и простит мне этот порыв. Возможно, я сошла с ума и начала слышать голоса умерших, или просто ветер причудливо играл с листьями старой груши, но в ту же секунду я как-будто услышала неразборчивый и сбивчивый голос. Странная смесь слов и музыки, уносящий куда-то в глубины подсознания. Мама, сквозь дождь и ветер, сквозь боль и печаль, сквозь жизнь и смерть, протянула мне свою руку. Мы попрощались навсегда.

Я вспомнила про Джордана. До сих пор не призналась ему в своих чувствах, и меня это невероятно тревожило. Насколько же во мне нет стержня и смелости, раз я не могу сказать любимому человеку, что так сильно им дорожу! Не медля ни минуты, присев рядышком с памятником на колени, я выдернула чистый лист из дневника мыслей и принялась делать новую, самую важную в моей жизни запись:

“Мистер Эшлер! Нет! Джордан! Теперь я пишу тебе, и мне нужно сказать что-то очень важное!

…”

Глава 22. Теперь я пишу ему

Ещё ни разу не доводилось посещать клинику, в которой работает мистер Эшлер. Он много мне рассказывал про свой кабинет, наполненный светлой мебелью и светлыми надеждами пациентов на восстановленте душевного равновесия. Практически всех пациентов он принимает в стенах клиники, и лишь в редких случаях, таких, как со мной, Джордан выезжает на сеансы на дом. Стыдно вспоминать, а ведь сначала он мне жутко не понравился! Я психонула, захлопнула дверь перед его лицо, обозвала маньяком и отказывалась впустить в квартиру, не то что в сердце. Насколько же мои мысли переменились в ходе времени, проведённого с Джорданом. Я узнала этого человека, как, скорее всего, не знает никто. Чуткий, тактичный, образованный, невероятно добрый и заботливый. Человек, от которого по сторонам разливаются лучи света, который спосбен достучаться до самых глубинных переживаний и залечить любую рану. Я многое не готова простить судьбе, я не перестану сожалеть о многих моментах, кроме одного – того самого дня, когда Эшлер впервые появился на пороге моей квартиры. За это знакомство я готова рухнуть перед судьбой на колени и в слезах благодарить.

День двигался к логичному завершению, дождик не переставал накрапывать, тучи ещё сильнее сгущались над Лондоном. Становилось темно и холодно. Поезд домчал меня до центра города. Вместе с уплывающими куда-то за пределы взора пейзажами, ушла и моя грусть по дому. Мне была жизненно необходимо это путешествие в прошлое, этот разговор с матерью, прощание со старой собой и встреча с новой реальностью.

…

26 июня 1957 года

Дневник мыслей: “Всё тоже 26 июня. Вечер. На часах около пяти, а я несусь вдаль на поезде в центр Лондона. На стёклах вагона отблёскивают капли дождя, еле уловимые лучи закатного багряного солнца изо всех сил пытаются растолкать густую подушку серых облаков, но они практически не поддаются. Скорее всего, пишу последнюю запись в этом дневнике. Сегодняшняя поездка домой окончательно сняла камень с моей души. Я простила и отпустила маму, всю ту боль, что она мне причинила, я больше не ошущаю внутри тела. Лишь лёгкость, полёт и трепетные чувства к любимому человеку. Мне кажется, пришло то самое время для признания. Хочу выполнить последнюю просьбу матери – быть счастливой рядом с тем, кем дорожу больше жизни. Уверена, она, смотря откуда-то с небесвода, мною сейчас горда. Эх, дневник мыслей, сколько ты всего повидал за свою бумажную жизнь! Каждая мысль, тревожащая моё сознание, находила отражение на твоих желтоватых страницах. Ты был мне настоящим другом, выручал во время душевных невзгод, всегда готов был выслушать и принять меня в любом настроении. Возможно, я ещё напишу здесь что-то, но это будет, как говорится, уже совсем другая история!”

…

Впервые за долгое время, а, возможно, и за целую жизнь, я полностью отдаю себе отчёт в действиях и желаниях. Однажды, выполняя очередное задание, Эшлер нарезал мне мелких бумажек и попросил написать на каждой мои сильные и слыбые стороны – достоинства и недостатки. С огромным трудом я выдавливала хоть какие-то моменты, которые мне в себе нравятся. Я ненавидела свою жизнь, своё детство, собственные мысли пугали, и даже отражение в зеркале отталкивало. Но один плюс, явно бросающийся в глаза, мне удалось записать – я никогда не бросаю начатое дело и всё довожу до конца. Эшлер послушно выдержал очередные сожаления о жизни с моей стороны, принял бумажки с качествами, а затем взял и смешал в одну кучу. Тогда он сказал: “Не существует никаких достоинств и недостатков, ведь все эти качества – и есть ты. Грусть и сожаление, страх и слёзы. Без всего этого не существовало бы такой девушки, как Кайли Рейн”. В голове ещё долго после упражнения проносились его слова. Я – есть я! Со своими проблемами, особенностями и чувствами, никакое из этих чувств нельзя перечеркнуть, иначе я перестану быть собой. Так я нашла в Джордане наставника, друга и самого светлого и близкого человека!

Вокруг клиники происходило столпотворение людей. Все о чём-то бурно разговаривали, друг другу доказывали, делились мнениями. Похоже, конференция прошла успешно, и доктора уходят с багажом новых приобретённых знаний и открытий в своей области. Только бы он не ушёл! Я должна найти его.

Слившись с толпой докторов, я, как мышка, проникла в здание клиники. Совершенно не разбираясь куда идти, рванула вдоль первого попавшегося коридора, не так сильно забитого людьми. Глаза бегали по табличкам на дверях кабинетов и судорожно искали заветную фамилию “Эшлер”. Искали глаза, но уши опередили. Где-то по правую сторону от меня, буквально в двух метрах впереди раздавались звуки оживлённой беседы. Я услышала его имя из уст какой-то женщины. Дыхание замерло, сердцебиение практически

остановилось, настолько этот голос вогнал меня в ступор. Притаившись за поворотом, я принялась усерднее вслушиваться в разговор между двумя людьми. И, как мне в тот же момент показалось, я уже где-то слышала её голос:

Вчера, Джо, я тоже была на концерте твоих ребят из группы. Классную музыку они исполняли, согласен? – в голосе девушки наростала претензия, хотя разговор она вела весьма лёгкий.

Да, чудесный вечер! – Эшлер отвечал спокойно и уверенно, как он умеет. – Почему не подошла ко мне, Джулия, раз узнала в толпе?

Ты ведь был там не один, верно? Зачем мне мешать вам? Вы казались прям влюблёнными! – всё с большим раздрожением тараторила собеседница.

Я оказалась права, и помню эту девушку. Джулия – сестра Джордана, с которой мы познакомились при весьма неловкой ситуации в ресторане. Она вряд ли меня даже вспомнит, а вот я прекрасно запомнила её лицо и голос.

Да, я был на танцах с Кайли.

Кайли? Ааа, да, точно! Это же та замкнутая нелюдимая твоя пациентка, к которой ты постоянно домой ходишь. – от этих её слов по моей коже понеслись мурашки. Боже! Она не только меня запомнила, но ещё и считает абсолютнл сумасшедшей!

Не говори так про Кайли, Джулия! – прикрикнул Эшлер. – Ты ничего про нас не знаешь! Даже не смей произносить такое вслух, сестра!

Не злись, Джо, я прекрасно тебя понимаю. Ты не просто великолепный врач, но ещё и сам по себе чересчур эмпатичный человек. Возможно, ту жалость и сострадание, что ты испытываешь к своей пациентке, показались тебе чем-то большем. Я хочу для тебя лишь самого лучшего! Ты достоин прекрасной, воспитанной и благородной невесты. А не…

Больше не хочу говорить с тобой. Остынь. Мне кажется, Джулия, ты лезешь немного не в своё дело. Мои отношения с Кайли – это лишь моя жизнь!

Я то уйду, Эшлер, уйду. Но ты уверен, что всё-таки испытываешь к этой несчастной девочке любовь? Ваша терапия закончится, ты возьмёшь новых пациентов, а девочка останется с разбитым сердцем. Подумай над этим на досуге, братишка!

Высокая летящая фигура Джулии в белоснежном больничном халате появилась прямо перел моими глазами. Её точно парализовало, стоило нашим взглядам с треском встретиться. Воздух буквально заморозился. Я крепче и крепче сжимала кулаки, старалась сдерживать потоки слёз. Меня только что просто уничтожили. Вырвали из рук ключи и заперли в тёмной пустой комнате, из которой больше не выбраться, и имя этой комнаты – одиночество. Может, я действительно сумасшедшая шизофреничка? И просто придумала Эшлера, его сестру, тётю Элис, свою квартиру, изумрудное платье, поход на концерт и любовь к Джордану! Сейчас мне вколят очередной укол, я приду в себя, обнаружу своё тело где-нибудь в коморке с мягкими стенами за решёткой психушки. Ничего не было – ни боли от слов Джулии, ни злости к тёти Элис, ни нежных чувств к Эшлеру, ведь все они всего лишь плод моего больного воображения и живут внутри моей головы. Лучше бы так и произошло, чем в реальности принять пощёчину от Джулии.

Ой, вы ведь и есть Кайли Рейн? – лицемерная улыбка масляно расплылась на её лице. – Если что, Джордан, вернее, доктор Эшлер, сегодня не ведёт приём.

А я не на приём. Я пришла попрощаться.

Что же случилось, мисс Рейн? Почему прощаетесь со своим доктором?

Я хочу уехать из Лондона. Меня здесь больше ничего не держет!

Ладно, мне пора домой уже! Оставлю вас, Кайли и Джордан. – Джулия напоследок оглянулась в сторону Эшлера и мрачной тенью пролетела мимо меня.

Джордан неторопливо начал приближаться ко мне, а я не могла даже поднять взгляд. Мне было больно, словно от кинжала. Моё сердце в мокрых окровавленных бинтах, кровь сочится и распространяется на другие органы. В один момент я буквально перестала что-либо чувствовать, просто онемела.

Кайли, ты слышала наш с Джулией разговор?

Да, Джордан! Я всё слышала. Твоя надоедливая пациентка, вызывающая только жалость, пришла попрощаться.

Что? Как это?

Я приняла решение. Помнишь, в письме ты попросил меня принять решение, и я это сделала. Хочу устроиться на работу, подкопить денег и вернуться в дом матери. Сделаю там ремонт и буду спокойно жить одна. Мне не привыкать быть самой по себе.

Кайли, прошу, не бросай меня! Ты не можешь так поступить. – по щекам Эшлера покатились слёзы. Он подошёл вплотную ко мне и схватил мою руку, крепко и жадно сжимая её. – Я люблю тебя, Кайли! Разве моего признания тебе не достаточно? Ты идёшь на поводу у слов моей импульсивной сестры или доверяешь мне?

Я… Джо…Я… - его дыхание обжигало, я перестала чувствовать собственное тело, только его прикосновения. – Я люблю тебя, Джордан! Я всегда тебя любила и буду любить. Ты мне дорог, ты мой самый близкий человек не только в Лондоне, но и на целой планете. Я не верю сама себе! До сих пор не верю, что ты реален и твои чувства действительно ко мне! Да, у меня же есть для тебя письмо!

Письмо? – его лицо было невероятно удивлённым.

Он всё сильнее прижимал меня к себе. Сначала я пыталась сопротивляться его порывам, но вскоре сдалась и отдалась ему прямо в руки. Из сумки трясущимися ладонями достала дневник мыслей и протянула ему.

Там сложен лист бумаги в самом конце. – мой голос срывался, а тело охватывал невыносимый жар. – Возьми и прочти, пожалуйста…

Хорошо, Кайли, сейчас!

Джордан принял записную книжку из моих рук, пролистал до последней страницы и вытащил нужный листочек, исписанный только с одной стороны. Запись на нём была не столь большая, но такая важная для нас обоих:

“Мистер Эшлер! Нет! Джордан! Теперь я пишу тебе, и мне нужно сказать что-то очень важное! Мои чувства теряются в потоке сознания и я уже не понимаю, где сон, а где реальность. Но я не хочу идти против судьбы, я принимаю её, хочу разделить судьбу с тобой, потому что, я люблю тебя, Джордан! Ты возродил во мне свет и желание жить, ты стал центром моей вселенной, той звёздочкой, к которой я тянусь. Раньше я могла плакать лишь в одиночестве, под шум дождя. Сейчас я могу разделить свои слёзы с тобой. Говорят, что только самые близкие люди могут, не стесняясь, плакать при друг друге. Скорее всего, ты и сейчас плачешь, читая это письмо. Лично я плакала, читая твоё. Но это слёзы радости, а не печали. Это слёзы, очищающие душу и высвобождающие истинные эмоции. Я всегда буду любить и принимать тебя таким, какой ты есть, я всегда буду ждать твоего звонка или визита, ведь ты – самое ценное, что только существует для меня в мире!”

До сих пор не веришь? – Эшлер оторвал глаза от письма и, придерживая пальцами мой подбородок, проникновенно глядел мне прямо в душу. – До сих пор не веришь, что я реален и моя любовь к тебе настоящая?

С трудом… Джордан, может ты меня ущипнёшь или толкнёшь легонько? Тогда все эти чары разъвеятся, и я осознаю, что жизнь – лишь глупый сон, и ничего не произошло. Ущипни меня скорее, Джордан! – сама того не осознавая, я ближе и ближе тянулась к его губам.

У меня есть идея получше, Кайли! Надеюсь, ты не будешь против.

Мои губы тот час окутало сладостное ощущение, а по лицу пробежал ранее невиданный огонь. Всей душой я отдалась ему в тот момент, желала ещё большего сближения. Нечто тёплое и родное обволакивало тело, приносило столько спокойствия, лёгкости и умиротворения. Я не хотела, чтобы наши губы когда-либо разомкнулись, чтобы руки Джордана спали с моих плеч. Раньше я не знала ничего подобного. Любое проявление человеческих чувств было мне чуждо. Сейчас же я стояла, приростая к земле, и жадно глотала каждый миг этого поцелуя, словно я – странник пустыни, нашедший спасительный оазис. Сердца стучали, ладони переплетались. Джордан крепко прижииал меня к своему телу, а я таяла и таяла в его руках, придаваясь ангельскому наслаждению. Человек, которого я так сильно люблю, сейчас только мой. Ничто и никто не способен разлучить нас. В глазах темнело, голова кружилась, а ноги переставали устоичиво держаться на поверхности земли. Но упасть я не боялась. Ведь даже если я упаду, Джордан всегда протянет мне руку.

Теперь ты мне веришь? – слегка оторвавшись от моих зацелованных губ проронил он.

Всегда! Я верила тебя всегда, и буду верить! Прости, что засомневалась.

Он, не желая прекращать усладу, продолжил одаривать меня гопячими поцелуями. Я слышала лишь биение его сердца, своё бешенное дыхание и еле уловимый звук срывающихся с крыши клиники тяжёлых капель дождя.

Эпилог.

Через год Кайли Рейн и Джордан Эшлер поженились, а в 1960 году у них родился сын Джон. Кайли начала работать помощницей по уходу за пациентами в клинике мужа, а Джордан защитил докторскую по методам лечения социальной фобии у людей. Семья Эшлеров не стала продавать старый дом родителей Кайли. Там сделали ремонт. Каждое лето Эшлеры вместе с подростающим сыном проводили в пригороде Лондона, в том самом доме, где прошло детство Кайли.

Джон, сыночек, почему ты тут один? – Кайли заботливо обнимала сына за плечи, а он, надув свои пухлые розовые щёчки, печально перебирал страницы какой-то пыльной книги на втором этаже дома. Джон любил проводить время в старой комнате Кайли, в которой она проводила сто процентов своей детской жизни. – Зайчик, сходи, погуляй с детишками! Вчера в соседний дом заселилась новая семья, и у них, как я увидела, девочка твоего возраста. Сходи, познакомься!

Не хочу, мам. Я стесняюсь их. О чём мне с ними говорить? Я там никого не знаю.

Так вот и познакомитесь! Покажешь ребятам свои любимые книжки про динозавров. Им будет интересно!

Ты думаешь, мама?

Конечно, сынок! Пойдём! Пойдём к другим!

Кайли нежно подхватила ладошку сына и ненавящего повела вниз по лестнице.

Джон, если не хочешь, мы не пойдём! – Кайли присела на корточки, взгядываясь в глубокие карие глаза четырёхлетнего сына.

Да нет, всё хорошо, пойдём, мам! Я же понимаю, что мне нужно общаться со сверстниками, иначе я не стану членом общества.

Хаха, откуда такие умные словечки, мой зайчик?

От папы!

Аа, ну тогда всё понятно! Он и мне любил лекции по психологии и психиатрии читать в своё время!

Мам, а папа скоро приедет?

Ближе к вечеру, сынок. У папы сегодня конференция по когнитивно-поведенческой терапии.

Еще какие-то умные словечки?!

Даа, наш папа – любитель всего умного и правильного.

Ну за это ведь мы его и обожаем, да, мам?

Да, мой хороший! Ну что, выходим на улицу?

Ага, пойдём!

И та самая дверь, за пределы которой так желала попасть Кайли в своём детстве, медленно приоткрылась. Свежий летний воздух окутывал их с сыном лица, вдалеке раздавалось пение птиц, шелестели листья грушевого дерева. На душе Кайли было так спокойно и тепло, словно этот день – самый лучший в её жизни. Возможно так и есть. Джон вырвался из рук Кайли и убежал в сторону дома новый соседей. Всё-таки знакомство с девочкой его заинтересовало. А Кайли, наблюдая, как ветерок играет с листьями старой груши, тихонько прошептала:

Я сдержала своё обещание, мама. Я счастлива!”