Читать онлайн
"Дети логики"

Неброский плотно облегающий запястье браслет послал сигнал на излучатели затылочного обруча, и те легонько завибрировали, пробуждая владельца ото сна. Растрёпанный барахольщик потянулся, протёр кулаками глаза и с ходу вкатил себе малую дозу тонизирующих импульсов: в моменты особой бедности он даже приёмы пищи заменял программами портативного синтезатора состояний, и чудом только до сих пор не заработал себе гастрит.

Используемый парнем прибор в былые времена составлял серьёзную конкуренцию привычным антидепрессантам, однако, по ряду причин был выведен из широкой эксплуатации. Скромное украшение теперь имело спрос разве что у трудяг миров третьего эшелона, с жадностью набрасывавшихся на любые научные достижения более развитых систем, и у таких же лоботрясов, как он. Представитель касты бездельников выполз из ячейки ожидания, потянулся, натягивая глубже рукава помятой куртки, и побрёл по зале транспортного терминала, изучая хищным прищуром пассажиров. Болтливый язык с одинаковым успехом то втягивал его в щекотливые ситуации, то выручал из них, поэтому только самоуверенный искатель приключений до сих пор ошивался в портах, а не тюремной камере — слонялся без дела от системы к системе, гордо именуя себя «астростопером». Парнем руководило абсурдное и до крайности фанатичное устремление посетить все планеты Федерации, превратившее пусть и недалёкого, но вполне себе трудоспособного индивида в инфантильного шута. И дело было даже не в старательно зачёсанных малиновых волосах и грубой не по размеру куртке с уродливо распёртыми карманами, не в бесполезных «сувенирах» с планет и станций, которые он уже посетил, а в ставшей уже неотъемлемой частью его существа потребности играть того, кем он в силу собственной слабохарактерности быть не мог.

Ведь астростопер — это не просто красивый статус, сулящий его обладателю полную приключений жизнь. Это осознанный выбор. Мужчины и женщины бросали привычный им миропорядок и отправлялись кочевать по периферийным территориям разраставшейся в то время семимильными шагами Федерации, были готовы работать за кров и пищу, терпеть любые невзгоды ради того, чтобы прочувствовать в полной мере красоту и самобытность неизведанных миров и постараться выжить в том месиве традиций, законов и фактов, которое там именовали обществом. Те, у кого это получилось особенно удачно, своими рассказами распалили сердца молодого поколения, принявшего рутинный труд за золотую жилу, и просторы Федерации наводнились воодушевлёнными жаждой славы смельчаками, а искусство познавать мир быстро выродилось в нежелание брать за что-либо ответственность.

Идти по проторенной дорожке всегда просто: автоматические переводчики позволяют говорить на родном языке, единичные грузовые рейсы перерастают в потоковые магистрали с чётко налаженным графиком движения и обустроенной инфраструктурой, а пришедшие вместе с торговыми соглашениями законодательные обязательства значительно усмиряют нрав местного населения. Так выживание и поиск точек контакта превращаются в коллекционирование — соревнование, в котором ради победы порой решаются на отчаянные поступки.

Например, проникнуть на поверхность закрытой научной планеты под видом учёного.

Подобрав разговорчивую жертву примерно своей комплекции, парень принялся с жаром распинаться перед научным деятелем о том, как он восхищается подобного рода работой, как хотел бы хоть немного узнать о такой притягательной, но недосягаемой для простых смертных планете, как Экат.

— Представьтесь официально, а?! Друзьям покажу… а то не дело — не поверят! — скулил он, вертясь вокруг приземистого субъекта с большими навыкате глазами и чешуйчатой влажной кожей. — А можно в полный рост?! Да-да!.. Когда ещё настоящего учёного встретишь! Ну-ка, я повторю… походка учёного! А можно?! Можно!.. одним глазком… на приглашение, а? Никогда не видел!

Паренёк явно не блистал ни умом, ни тактичностью, но воспитание не позволяло мужчине озвучить это вслух, и он послушно обернулся вокруг своей оси, а затем, дабы успокоить крикуна, аккуратно продемонстрировал переливавшуюся перламутровыми разводами карточку с фирменным гербом научного сообщества.

— Вот это да-а-а! — заверещал барахольщик, и глазки его алчно заблестели: такой бы вот «сувенирчик» отхватить на память. — А какая она, эта планета?! Вам инструкции выдают? Путеводители? Я бы вот всё-всё-всё отдал, чтобы только её увидеть!

Учёный несколько смутился: ему польстило, что обычную по его меркам работу некоторые воспринимают, как величайшее в жизни достижение. Вернув неторопливым движением карточку на место, он вынул небольшой голографический дисплей с приветственным роликом и произнёс тоном ментора, что получить желаемое порой проще, чем кажется.

«Не представляешь себе, насколько!» — подумал про себя парнишка и настойчиво потребовал, чтобы собеседник в благодарность непременно испробовал его чудо синтезатор. Поразительная штука — на раз вылечивает головную боль, устраняет усталость, голод… каких только программ в нём нет!

Учёный было засомневался, но пронырливый астростопер уже накинул ему на голову обруч и затолкал в ячейку ожидания, приговаривая, что в тишине эффект будет более действенный — буквально с ног валит. Программа сработала как надо. Отсканировав оцепеневшее существо специальным устройством, парень стянул обратно прибор и поскорее смотался, не удосужившись даже поестественнее разместить свою жертву, чтобы вошедшие могли принять учёного за спящего.

Бездельника занимало сейчас куда более важное дело — в порт прибывал дальнемагистральный карголинер. К овальным экранам высотой в пару сотен метров уже стекались зеваки, подначиваемые гомоном завсегдатаев, с волнением ожидавших, когда красочные космические панорамы сменятся прямой трансляцией стыковки корабля со станцией. Парнишка протолкался в первые ряды, нацепил на голову обруч и запустил одну программку, ругаясь попутно, что склизкая кожа учёного ему прибор перепачкала.

Высоченный экран, казалось, погас, но то была не проблема отображения, а чернота окружавшего порт космоса, из которой вдруг… зрачки астростопера вожделенно расширились, а суета окружающих звуков потонула в беснующемся ритме его кровотока… от картонной, совершенно плоской темноты отделился тонкий контур почти не отражавшего свет продолговатого корпуса. Карголинер плыл в невесомости разреженного пространства, точно готовящаяся к нападению хищная рыба, и пассажиры в сравнении с этой махиной казались никчёмными песчинками, даже сопровождавшие корабль к стыковочному доку модули выглядели на его фоне крошками, хоть и достигали в длину добрых тридцати метров.

У паренька перехватило дыхание. Так работала программа слияния, позволявшая владельцу синтезатора состояний ощущать себя на некоторое время совсем иной личностью, и только последнему идиоту бы пришло в голову поставить себя на место дальнемагистрального лайнера. Из-за таких вот извращенцев, доводивших себя подобными глупостями до полного эмоционального истощения, а порой и до летального исхода, разрабатывавшийся в помощь страдающим психическими расстройствами прибор и потерял свою популярность: его сочли небезопасным.

К счастью, имитация кончилась раньше, чем балбес успел задохнуться, и помутнённое его сознание с хриплым воплем облегчения вернулось к реальности. Диафрагма болела так, словно её втянули вглубь живота и подвесили на позвоночник, а сердце, воспринимавшееся ещё мгновение назад монструозной энергоустановкой, трепыхалось сейчас точно загнанная птичка. Втянув с силой воздух сквозь плотно стиснутые зубы, парень пошлёпал себя по щекам и поспешил на посадку, ведь корабль этот прилетел за тем учёным, которым он как раз намеревался притвориться. Как же повезло, что светила науки пребывают в порту на общих правах.

Шмыгнув в свободную ячейку ожидания, астростопер активировал голограмму и настроил систему захвата движений в соответствии со своими габаритами. Не прошло и пяти минут, как наружу скользнул уже не щуплый паренёк комичной внешности, а плотно сбитое, одетое в невнятный балахон существо с выпученными глазами, сжимавшее влажными пальцами перламутровую карточку-приглашение. Перевоплотиться внешне непоседе удалось легко, а вот двигаться размеренной походкой учёного стоило большого труда, ведь его так и распирало успеть перед стартом осмотреть корабль.

Поле арки контрольного терминала — последнее препятствие, отделявшее астростопера от долгожданной цели, — легонько затрещало, и из пустоты раздался механический голос:

— Цель поездки.

Возбуждённо облизнув губы, обманщик аккуратно поднёс приглашение к считывающему устройству.

— ДНК подтверждение.

Осторожно, дабы драгоценная слизь не сорвалась с дрожащего от напряжения пальца, парень протянул к генной метке свою левую руку; сейчас он уже так не сетовал на склизкую кожу учёного.

— Личность идентифицирована, — отрапортовала система, в воздухе отобразились посадочная схема и номер его индивидуальной камеры. — Пройдите сканирование.

Астростопер шагнул внутрь арки с неохотой, потому как прекрасно знал силу, с которой безобидная на вид энергетическая субстанция разряжается в тело неудачника, имеющего при себе запрещённый к перевозу груз. Наученный горьким опытом, парень благоразумно припрятал на станции всё своё барахло, оставив при себе только синтезатор состояний, и решение это оказалось самым что ни на есть правильным.

Открыв глаза и убедившись, что действительно стоит по другую сторону барьера, мошенник издал победный клич, сжал во влажном от волнения кулаке краденное приглашение и с воодушевлением прыгнул на транспортную платформу. Карголинер находился прямо под ним, в каких-то жалких двадцати метрах, которые по закону подлости преодолевались особенно медленно: стены стыковочного шлюза, образованные прочно соединёнными между собой сегментами станции и корабля, гипнотизировали сознание плавно извивающимися спиралями. Какое удивительное сходство прослеживалось между этими узорами и его жизнью, похожей скорее на внушающий недоверие серпантин, нежели на проторенную тропинку, но кто бы мог подумать, что попасть на Экат парень сможет так просто.

Перед аркой контроля он, признаться, струхнул и даже захотел убежать, а блестящую карточку использовать в качестве материального подтверждения своему несостоявшемуся подвигу, однако вовремя вспомнил об учёном. Вдруг того пухлого слизняка обнаружат слишком быстро, и всех пассажиров в терминале начнут проверять… а с Экат для подстраховки можно будет и в другом облике вернуться.

Мысли об учёном несколько омрачили ликование астростопера: приглашение-то парень схватил сразу же, а вот о дисплее с приветственным роликом в спешке даже не подумал и, конечно же, не запомнил из записи ничего, кроме общих фраз. Благо время исправить эту оплошность ещё имелось, а на горизонте как раз замаячили первые потенциальные информаторы.

— Вы гостями или прямёхонько на поверхность?! — выдал паренёк на одном дыхании, подскакивая к мирно беседовавшей парочке. — А то я-то первый раз… Как там всё?! А спят там где?..

Не все учёные обладали идеальными манерами и стальным терпением — нахала послали. Другие пассажиры его тоже игнорировали, и не получив сколько-нибудь вразумительных объяснений астростопер придал своей речи возмущённую окраску, наивно полагая, что привлечёт таким образом больше внимания:

– Это, конечно, хорошо, когда заранее информируют! А мне!.. Куда там — ничегошеньки мне не сказали! Всучили назначение — кандидат, мол, наш совсем плох!.. А я что?.. Пришлось согласиться, как иначе!

Учёные лишь торопливо проскальзывали мимо, бросая на ходу, что слишком заняты: стенания паренька они принимали за эксцентричный научный эксперимент, участвовать в котором ни у кого не возникало желания. Тогда астростопер решил попробовать взять напором и начал заглядывать в приоткрытые модули, кидая вопросы интеллигенции, так сказать, в лицо, чтобы его больше не могли игнорировать.

— Слушайте! Вот вы точно знаете, куда летите — по глазам вижу! Размещают там где?! В личных отсеках, да?..

Магнитная створка с силой захлопнулась у него перед самым носом.

— Да что все такие нервные! Я что, в камеру к ним лезу… Простой же вопрос!.. О, постойте! Скажите, а планету со станции видно? Да ладно!.. Подумать только, планета-то вторая по значимости, а попасть сложнее, чем в Столицу! Смешно, правда?.. Стойте! Куда же вы?!.. Так и я не из этого модуля!

— Тогда идите скорее в свой, — последовал короткий ответ.

— Светила Федерации — тоже мне!.. Пары слов связать не могут! — фыркнул парень, пиная ногой ближайшую створку. — О! А вот он мой!.. Отсюда-то точно не выпрут.

Отключив голограмму, он двинул по двери и с нетерпением протиснулся внутрь. Взору астростопера предстали пузатые камеры жизнеобеспечения, резко выделявшиеся своими силуэтами на фоне самосветящихся белых стен. Двое пассажирских мест уже были приведены в рабочее состояние, о чём свидетельствовал тонкий слой конденсата на их матовых корпусах, третья камера, очевидно, предназначалась его жертве, а у последней стояла миниатюрная короткостриженая девушка в серо-голубом платье свободного покроя. Волосы её, несколько небрежно уложенные, походили на колышущийся на ветру лиловый луг, разгулявшийся над белым мрамором подсвеченной светом стен кожи. Меланхоличная незнакомка не удостоила вновь прибывшего и каплей своего внимания, а парень вместо комплимента или хотя бы нейтрального приветствия (она всё-таки была его последней надеждой хоть что-то узнать об Экат) вдруг в голос ляпнул:

— Фига у тебя уши!

Девушка обернулась: глаза цвета аметиста, холодные и беспристрастные, смотрели так, словно сканировали, однако в ответ она не издала ни звука, а только шагнула внутрь своей камеры и принялась аккуратно оправлять складки платья. Парень понял, что близок к полному фиаско и опрометью метнулся к ней, однако не рассчитал собственного веса и промахнулся мимо, влетев в стену. Сумбурная речь его эхом разнеслась по тесному модулю: «Ты это, извини! Я новенький, первый раз лечу! Нервы, всё такое!.. А тут все такие важные… Ты подожди меня, а?.. Как прилетим! Выручай!.. Мне больше не на кого положиться!»

Но напрасно астростопер надеялся разжалобить это хрупкое на вид существо, ведь девушка, какой бы чёрствой или невоспитанной она не показалась, просто была габбро и жила по законам логики. Из всей его речи она смогла вычленить только тезис «я первый раз лечу», сочла, что вызывающее поведение обусловлено незнанием и кратко проинструктировала касательно использования индивидуальных камер жизнеобеспечения.

— Чувство недомогания после полёта — норма. Дальнейшие инструкции предоставляет по прибытию встречающий куратор, — прозвенел на прощание голосок, и створки её камеры сомкнулись — парень едва успел отдёрнуть руки.

— Прилетим, я с тобой иначе поговорю! — раздосадовано выкрикнул он, ударяя со всей дури кулаком по гладкому покрытию, но тут же расплачиваясь за этот опрометчивый акт вандализма, потому как скорее бы сдалось его запястье, чем прочный материал камеры.

Пареньку ничего не оставалось, кроме как занять своё место и довольствоваться тем фактом, что он на борту, а до цели осталось всего-то одно сновидение.

***

Некоторые перелёты длились по пятьдесят шесть часов. Мало кто смог бы вынести столько времени наедине с самим собой, будучи изолированным в узкой и низкой, точно гроб камере жизнеобеспечения, но Кодаму Кантон подобная перспектива даже прельщала, ведь всё это время она могла думать. Могла выстраивать в голове ажурные теоремы, и тут же разбивать их вдребезги брошенным из глубин сознания камнем формул, могла анализировать прожитые ситуации и пытаться классифицировать их единственным доступным ей методом — методом логики. И если другими пассажирами, погружёнными на время полёта в искусственный сон, перемещение воспринималось как краткий миг между вхождением в камеру и освобождением от её сладкого прохладного плена, то девушке это представлялось самым что ни на есть настоящим замедлением времени, сохранявшим, однако, скорость реакции её нейронов на привычном уровне.

Кодама шла на это сознательно. Каждый раз она вручную настраивала свою камеру и засыпала вместе со всеми пассажирами только на время стартовых маневров, после которых из пустоты небытия для неё вновь проявлялись звуки: свистящее размеренное дыхание, непривычно громкое поначалу, и приятно звенящая тишина. Когда же воздух, становился безвкусным, а сознание — снова полностью подконтрольным, девушка принималась за мысленные эксперименты. Отсутствие ощущений, повергавшее многих в панику, она принимала за благо, ведь собственное тело больше не отвлекало её, но при том с завидной регулярностью снабжалось питательными растворами и тщательно отфильтрованной газовой смесью.

Замкнутое пространство малышку также не страшило, напротив, аскетичная обстановка камеры напоминала ей родную жилую ячейку — такая же чистая и голая, только компактнее на пару метров — просто идеальное планирование пространства. Кодама чувствовала себя здесь столь комфортно, что даже умудрялась засыпать естественным образом, если мозгу её требовался отдых, а вновь приходя в сознание продолжала размышления с того места, на котором остановилась, ведь габбро славились феноменальной памятью. Циклы эти повторялись до тех пор, пока сигнал не возвещал о прибытии в порт.

Жизнь для этой девушки, как и для любого другого габбро заключалась в том, чтобы приносить пользу на месте более всего ей подходящем. Кодама Кантон свой профессиональный путь начала с должности рядового аналитика и сразу же столкнулась с главной для своей расы проблемой: мир за пределами планеты габбро функционировал отнюдь не по правилам логики, а в действиях других видов часто не было ни смысла, ни последовательности. Дотошная безэмоциональная Кодама просто не смогла продуктивно взаимодействовать со своими коллегами, но виноват в этом был по большей части её наниматель: не объяснил грамотно, в каких условиях и над какими задачами предстоит трудиться новой подчинённой, вот девушке и привили неточную модель поведения.

Габбро выделялись среди других представителей не только своим интеллектом, но и поразительной программируемостью — их было легко приучить действовать по определённому алгоритму, который по завершении процесса психокоррекции уже воспринимался ушастым сотрудником как данность. Превыше любых моделей и законов для них стояли только правила логики, что делало габбро в какой-то степени предсказуемыми, но вместе с тем порождало и не очевидные с первого взгляда проблемы.

Кодаму, например, логика довела до суда.

Внимательная к каждой запятой, девушка слишком буквально восприняла слова своего начальника «добиться нужного результата любой ценой». Расчёты габбро выполнила с безукоризненной точностью, а то, что прибыль в итоге не превысила пяти процентов, входило по её мнению во множество «любой цены» и соответствовало критерию «нужный результат». Когда же Кодаму спросили, считает ли она себя виновной, девушка спокойно ответила: «Только в том, что слишком хорошо выполнила свою работу». И её оправдали.

В случае с габбро подобные казусы были не редкостью, но столь ценными представлялись Федерации эти одушевлённые машины, что им прощали даже ситуации, в которых другому бы светили годы тюрьмы. Хороший инструмент, как говорится, нужно уметь правильно настраивать, тогда он не только сам будет исправно работать, но и чужие фальшивые нотки поможет обнаружить.

Так, сильной стороной габбро и одновременно их проклятьем было обоняние: коротышки могли, например, определить по запаху, что собеседник ел на завтрак. С таким же успехом улавливали они и резкие неприятные ароматы, доводившие порой габбро до потери сознания или приступов тошноты. Подобные реакции у молодых сотрудников возникали также на громкие звуки и кричаще яркие цвета, ведь на их родной планете всё было пресным, а подготовка к выходу во внешний мир происходила на симуляторах. Тем, кто так и не смог адаптироваться, рецепторы угнетали медикаментозно.

Кодаме с назначениями везло, однажды она даже использовала свою особенность в профессиональных целях: приходила в рабочий цех и подолгу стояла у станков, устремив взгляд в одну точку, а то и вовсе закрыв глаза. Инженеры ошибочно решили, что она приходит их подслушивать — уши-таки у малышки были огроменные, — а она просто нюхала. Подойдя после одного такого сеанса к начальнику, габбро заявила без тени иронии, что партия бракованная, пропорции сплава нарушены.

Как она это определила? Запах не тот.

Маленькой ищейке позволили обнюхать всю продукцию предприятия, и вскрылась таким образом крупная афера, однако от услуг эксцентричной сотрудницы всё же довольно быстро отказались: с ней теперь боялись работать, присутствие в помещении девушки доводило некоторых до нервного срыва.

Так завершился ещё один её контракт, но габбро и дня не провела без работы: Кодаму тут же направили на новое место, и назначение это стало переломным не только в её карьере, но и в мировосприятии в целом, потому как очередной наниматель девушки оказался отъявленным садистом. Жизнь для неё обернулась сущим кошмаром, к которому маленькую габбро не смогли бы подготовить никакие симуляторы, ведь наняли её для того, чтобы подделывать отчёты. Кодама тогда спокойно заметила, что предложенная ей работа противоречит законам логики и не может быть выполнена, но озвучила своё мнение в присутствии подчинённых, за что капитан тут же отвесил ей хорошенькую пощёчину и пообещал выучить правильным манерам. Её заставляли перепроверять отчёты по нескольку раз, искать несуществующие ошибки, подделывать документы и сводить статистику к требуемым показателям, вдобавок, когда их навигатор был не в состоянии прокладывать курс, капитан привлекал девушку и к этой работе, прикладывая руку всякий раз, когда она открывала рот в неподходящий момент.

Габбро столкнулась с чудовищным несоответствием: её работой были не довольны, но не увольняли, а на любой её вопрос отвечали коротким «всё устраивает». Проанализировав сложившуюся ситуацию, девушка пришла к заключению, что представление информации в выгодном собеседнику свете является наиболее эффективным средством для достижения своих целей. Говоря простым языком — Кодама научилась лгать. Это оказалось несложно, ведь она прекрасно помнила, что, когда и кому говорила, а чувство стыда габбро было не знакомо. Пленница бы может и начальника своего переиграла во вранье, но ей неожиданно поступило предложение о новой работе. Девушка не стала уведомлять об этом своего начальника, а просто встала и ушла. И если бы даже капитан осмелился заявить представителям её расы, что габбро самовольно покинула пост и исчезла в неизвестном направлении, то слова его не значили бы ровным счётом ничего, потому как такому работодателю, как Академия, она отказать была не в праве.

К телу начала потихоньку возвращаться чувствительность — Кодама поняла это по тому, что ей вдруг стало холодно, значит карголинер уже в зоне притяжения Экат, и запущена программа пробуждения. Нащупав кончиками пальцев правой руки выемку, девушка активировала принудительное вскрытие камеры, и непривычно влажный воздух сквозняком прошёлся по её коже. Схватившись руками за борта, Кодама шагнула наружу, поборола чувство дурноты и даже элегантно потянулась, разминая затёкшие мышцы. Хорошо, что до Экат был всего день пути, и тело не успело отвыкнуть от физических нагрузок, ведь малышка намеревалась как можно скорее пройти контроль, потому как очень не любила толпу.

Обычная для планетарных станций пониженная гравитация сейчас была ей только на руку: девушка выпорхнула в коридор и медленно двинулась в направлении стыковочного шлюза, едва касаясь подошвами пола, точно направляемая чьими-то ловкими руками марионетка. Пальцы левой руки скользили вдоль шершавой стены, поверхность которой только начинала разгораться, и в коридоре пока царил полумрак. К концу пути Кодама уже явственно различала свои руки и плоский спил вакуумных врат шлюзовой камеры, по ту сторону которой выпущенные с корабля тёмные матовые спирали сливались сейчас в единое целое с ответными конструкциями пассажирского терминала, образуя герметичный переход.

Подали транспортную платформу.

«Какое нерациональное использование пространства» — подумала габбро, оказываясь в помпезной зале двадцатиметровой высоты, украшенной ажурным кружевом самосветящихся орнаментов. Ласкавшие глаз переливы света устремлялись в динамичном порыве к арке контроля, над которой приветственно сиял огромный, в полстены герб Академии. Девушка мягко скользнула к нему, точно подхваченная порывом ветра крошечная былинка.

— Кодама Кантон. Габбро, — представилась она, прислоняя к считывающему устройству тонкую прямоугольную пластинку, служившую малышке одновременно и приглашением, и документами.

По другую сторону пропускного пункта оказалась ещё более монструозная зала, собственно терминал, волнующийся сотнями голосов перетекавших туда-сюда учёных и сотрудников порта. Кодама даже замерла на мгновение — их было так много — и обернулась попрощаться с помещением, которое ещё недавно казалось ей неподобающе большим, но хотя бы было тихим. В залу как раз поднимался её крикливый попутчик, нелепо размахивавший руками; габбро не имела никакого желания продолжать их вчерашний диалог и тотчас бы скрылась, не обернись вдруг парнишка совершенно другим существом. Кодама моргнула, однако наваждение не развеялось — вместо астростопера навстречу ей двигался плотно сложенный низкорослый учёный, кричавший, однако, всё тем же противным голосом.

Девушка бросилась в толпу: отыскать среди пассажиров закованного в броню двухметрового великана не составило труда даже такой малышке, как габбро.

— Я считаю, — озвучило милое создание с выразительно разведенными в стороны ушами, длинными точно у песчаной лисы, — в порт попал незарегистрированный пассажир. Он.

Представитель службы правопорядка напрягся: субъект, в отношении которого были выдвинуты обвинения, хоть и выглядел растерянным, но подозрений пока не вызывал.

— Он использует голограмму, — подтвердила Кодама, тоже заметившая, что вертящий во все стороны головой учёный, как бы это, вдруг «зарябил».

— Ваше приглашение! — громогласно рявкнул сотрудник сиггу-контроля, стеной нависая над ошалевшим астростопером.

Понимая, что ушастая мерзавка могла видеть, как он перевоплощался, но не может этого доказать, парень начал юлить: шипел, что не терпит рукоприкладства и говорить будет только в присутствии куратора, однако переливавшуюся перламутром карточку всё же продемонстрировал.

— Моё приглашение только что было признано действенным! Как, по-вашему, попал бы я сюда, не будь у меня приглашения?! Я тороплюсь!

Сотрудник сиггу-контроля обернулся к Кодаме, во взгляде его читалась неловкость: пропуск действительно был подлинным, рябь голограммы могла ему померещиться, а вот поразительно спокойная, непоколебимая в своём решении девушка начала вызывать подозрения, и великан попросил габбро обосновать выдвинутые ей обвинения.

— Несвязная нерегулируемая речь, несоблюдение норм поведения, агрессия в отношении других пассажиров, — перечислила та монотонным голосом, заправляя за ухо прядку лиловых волос, — и абсолютная неинформированность о пункте назначения.

— Да ты всё это придумала! — выкрикнул астростопер, громко фыркая. — У самой-то приглашение где?! И хватит тут это!.. Вы отнимаете у меня время!

— Назови специализацию, — произнесла девушка, делая шаг вперёд.

Астростопер заорал, что кожа его слишком чувствительная, что он имеет право на неприкосновенность: пусть сомнительную девчонку оттащат прочь и дадут ему наконец куратора! И судя по тому, что рука великана опустилась на плечо ей, а не ряженному мошеннику, сотрудник сиггу-контроля прислушался к его стенаниям. Однако Кодама больше верила собственным глазам и с силой метнула в астростопера единственным, что при ней было: приглашение прошило влажную на вид кожу насквозь, срикошетило от реальной плоти и выскочило наружу, шмякнувшись перед складками виртуального балахона.

– Ааа! Рука!.. Не чувствую руку! — заверещал парень, теряя напускную деловитость, а как только сотрудник стянул с его запястья браслет, то и солидный внешний вид. — Тебя уволят! Уволят! Ты мне руку сломал!..

Буйные попытки астростопера вырваться настолько сосредоточили на нём внимание сиггу, что великан напрочь забыл о девушке, а габбро и не подумала напоминать: она ведь даже имени мошенника не знала, тем более не имела понятия, когда и где тот свистнул чужие документы. Кодама с недоверием взглянула на собственное приглашение — после активации на арке-контроля карточка должна была начать излучать сигнал определённой частоты, по которому куратор смог бы легко найти подопечную, но габбро, увы, до сих пор пребывала в одиночестве и сочла необходимым донести при случае до Академии, что данный метод маркировки новых сотрудников крайне ненадёжен. А пока нужно было как-то выходить из сложившейся ситуации, и наблюдательная девушка решила воспользоваться одним из информационных терминалов.

— Способы связи с куратором, — произнесла Кодама, активируя матовую полусферу прикосновением ладони.

Система процитировала ей фразу про активацию опознавательного маяка — уже известную габбро по приветственному ролику, — добавив в конце, что в случае утери приглашения нужно незамедлительно обращаться к представителям сиггу-контроля, чтобы не создавать проблем кураторам и другим учёным. А вот о том, куда обращаться в случае неисправности этого самого маяка, не прозвучало ни слова, и девушка решила, что проще будет самой найти встречающего, узнав через базу данных его имя:

— Определить куратора, закреплённого за сотрудником. Кодама Кантон. Габбро.

Куратор не определён

Малышка догадывалась, какой объём данных обрабатывают ежедневно специалисты научного центра Федерации, но не могли же они совсем забыть о ней:

— Связаться с представителем Академии по вопросам найма новых сотрудников.

Отказано. В ваши полномочия не входит контакт с поверхностью

— Связаться с Астоном Кантоном, — озвучила Кодама после некоторой паузы, касаясь кончиками пальцев спрятанного в кармане предмета.

Отказано. В ваши полномочия не входит контакт с поверхностью

Но как-то она же должна на эту поверхность попасть.

Подумав с минуту, девушка запросила у системы порядок оформления специалиста по прилёту, выяснила, где расположена станция швартовки орбитальных шаттлов, и убедилась, что вполне себе справится с задачей самостоятельно. Оставалось только узнать номер своего жилого модуля:

— Поиск адреса по базе данных сотрудников.

Отказано

Складывалось впечатление, что Академия решила таким образом устроить новой сотруднице проверку на профпригодность, и габбро ничего не оставалось, кроме как покорно принять правила игры. Другие бы на её месте начали возмущаться и искать справедливости, либо разнервничались, а то и вовсе отказались от сотрудничества с Академией, но Кодаме, как габбро, эмоции были не знакомы, и безразличие застыло на её лице, точно искусно выделанная фарфоровая маска.

Девушка не торопилась. Куда спешить той, чьё рождение и то было не долгожданным событием, а точно просчитанной операцией с заранее подобранным геномом. Продвигаясь в направлении транспортного рукава сквозь шумящее на разные голоса море учёных, она думала об Астоне Кантоне — как найти его там, на поверхности. Проще всего было бы воспользоваться помощью сиггу, это казалось логичным. Но ждут ли от неё просто логичных действий, действий эффективных или же нестандартных?

— Почему вы одна?! — вернула к реальности громко озвученная фраза, Кодама даже непроизвольно дёрнулась.

— Опознавательный маяк в моём приглашении неисправен, а найти куратора через базу данных мне не позволяют мои полномочия, — честно ответила габбро, поднимая глаза на высокую худощавую даму и сопровождаемых ей учёных.

— Такого просто не может быть! — воскликнула женщина с нескрываемой тревогой в голосе. — Система не даёт сбоев! Стойте на месте и ждите его.

— Сколько времени отведено по регламенту на встречу новых сотрудников? — уточнила Кодама, разумно предполагая, что вновь прибывшие не могут томиться в лишённом удобств терминале слишком долго.

— Н-нет такого правила, — пролепетала дама, затравленно оглядываясь в надежде сыскать поддержку других пассажиров. — Но без куратора нельзя! Никак нельзя!

– Почему?

– Незарегистрированных лиц запрещено допускать на поверхность планеты и всё! — последовал грубый ответ. — Отведите её к сотрудникам сиггу-контроля! Это возмутительно!..

Транспортная платформа, на которой стояла темпераментная кураторша, вдруг пришла в движение, и дама, ощутив себя в некоторой безопасности — она сделала всё, что могла, — вспомнила о своих прямых обязанностях и начала что-то вещать раздражённым тоном подопечным.

— Старая маразматичка, — хихикнул кто-то и громко крикнул вдогонку. — Так ей ждать на месте или идти к сиггу?! Тебя как вообще на работу взяли с таким тупоумием!

– Как я могу связаться с представителем Академии, определившем меня на должность? — спросила габбро у шутника, отступая несколько в сторону, чтобы набежавшая за ней очередь могла занять новую платформу.

Учёные спешили протиснуться к внешнему краю, чтобы в полной мере прочувствовать величие космической панорамы, ведь станция была расположена в одной из точек либрации: с такого расстояния величественный оплот науки походил на едва различимые взглядом пятнышки, пересечённые полосами карамельных облаков.

Пскотта, однако, вид не занимал, он понуро ступил на платформу, зевнул и фыркнул с неприязнью: «А то будто ты знаешь, с кем связываться».

— Астон Кантон, — произнесла девушка, щурясь от яркого света, — он габбро.

Учёные обернулись, чтобы взглянуть на неё, и начали тихонько перешёптываться: чем эта малышка так примечательна, что с ней наниматель связался напрямую, ведь обычно Академия обезличивает процесс приёма на работу, чтобы избежать бюрократии и попустительства.

— Тебе ж ждать на месте сказали! Куда пошла?! — крикнул пскотт, отличавшийся, как и многие представители его вида, грубыми манерами.

— Вернусь в терминал, чтобы не мешать другим пассажирам.

— Погромче своё имя поори, — посоветовал на прощание пскотт, ехидно скалясь, — вдруг у твоего куратора со слухом получше, чем с ориентированием!

Конечно, столь глупое предложение Кодама проигнорировала, но и повторной попытки спуститься к орбитальной платформе в одиночку не предприняла — на девушку и так уже косо смотрели, а когда габбро спросила, может ли воспользоваться услугами другого куратора, так и вовсе сдали сиггу. Великан на разумные её доводы ответил односложным «ждать». Но Кодама не могла так долго ждать, и пока остальные любовались через прозрачный сегмент видом Экат, наблюдательная малышка заметила, что не только от этой пассажирской платформы вылетают в направлении планеты орбитальные шаттлы. Определив по углу полёта примерную точку старта одного из таких модулей, умница сопоставила свои предположения с доступной ей картой и без колебаний двинулась в нужном направлении: садюга-капитан научил габбро, что в вопросах личного характера нужно проявлять напористость и изобретательность, пренебрегая, если оно того требует, нормами морали и правилами поведения. Кодама вдобавок и впрямь была особенной кандидатурой, ведь помимо приглашения девушке прислали инструкцию, состоявшую, правда, всего из трёх слов, но у каждого нанимателя свои причуды.

В итоге непродолжительных приключений габбро оказалась в заполненном контейнерами грузовом помещении; рабочие как раз заканчивали погрузку, значит модуль, который она тогда увидела, был техническим, а не пассажирским.

Девушку заметили, но не выказали враждебности, а проявили скорее интерес, точно появление подобных ей персон для рабочих было не редкостью. Явив собой прекрасное олицетворение фразы «габбро всегда находятся там, где им и должно быть», Кодама уверенно двинулась навстречу начальнику смены. В ладони малышки блеснуло гербовое приглашение, и, прежде чем она успела объяснить своё появление, необычайно проворный для своих роста и телосложения толстячок с уважением выпалил: «Минами! О проверке нас обычно уведомляют заранее. Как же так?! Наша смена в чём-то провинилась?»

Кодама мгновение анализировала сказанную им фразу и пришла к выводу, что её приглашение приняли за официальный документ.

— Я уполномочена произвести внеплановую проверку в целях улучшения контроля качества, — озвучила габбро тоном, отвергающим какие-либо сомнения в отношении её намерений. — Ваша смена совпала с моим рабочим графиком.

«Опа! Сегодня летим с ка-ампанией!» — присвистнул один из рабочих, за что тут же был громогласно обруган: складывалось впечатление, что это место начальник смены получил исключительно за свой гулкий баритон, ударной волной разлетавшийся по помещению, стоило коротышке открыть рот. Вежливо попросив габбро отойти в сторону, мужчина набрал в лёгкие побольше воздуха и громогласно гаркнул, чтобы ленивые паршивцы скорее заканчивали, да укладывали оранжевые контейнеры с особой осторожностью, затем обернулся к гостье и жестом пригласил следовать за ним.

— Простите, минами, безопасность прежде всего, — прошептал толстячок и отчитался по форме, как того требовал устав.

Кодама понимала, что поймать её на незнании будет просто, ведь раньше она подобных проверок не проводила, и потому сразу озвучила, что выступает сегодня в роли наблюдателя, даже вопросов задавать не будет — это такой новый метод, призванный оценить навыки персонала. Начальник смены согласно кивнул.

***

Исполосованная шрамами каньонов Экат со своими обширными пустынями, обрамлёнными в оправу невысоких, но протяжённых горных цепей, экзотичностью не отличалась — её выбрали за ресурсы и крайнюю скудность местной фауны. Молодая Федерация тогда отчаянно нуждалась в топливе для нового типа двигателей и щедро вознаграждала первых колонистов, число которых так стремительно росло, что планету вскоре можно было с уверенностью называть «обитаемой». В её каменистое тело вгрызались и тут, и там, выкачивая драгоценный ресурс словно неугомонные пиявки и не понимая пока, что подобным рвением подписывают себе пожизненный рабочий контракт.

Надо признать, что поднявшиеся на экспорте топлива дельцы оказались прозорливы и быстро смекнули о возможных последствиях такой сделки: кто захочет положить жизнь на работу в жаркой каменистой местности, зная, что детей его ждёт та же участь. А бунт или диверсия стоили бы ой как дорого, примерно во столько же обошлась бы регулярная усиленная охрана, да и полностью автоматизировать добычу не представлялось возможным. Тогда топливная элита предложила научному сообществу использовать Экат в качестве полигона, зная, что дорогостоящие проекты всегда хорошо охраняют, а для строительства инфраструктуры под них потребуется много рабочих рук, которые с успехом бы предоставили расплодившиеся колонисты, помани их выгодными перспективами и комфортабельным проживанием.

Так на третьей планете системы Эребас появился крупнейший в Федерации научный центр, который теперь ежегодно посещают и покидают тысячи учёных, не подозревающих даже насколько огромен их временный дом — разделённый на самодостаточные кластеры город площадью в сто семьдесят тысяч квадратных километров. Он представлял собой вытянутый в широтном направлении граф с равномерно распределёнными по площади плоской равнины вершинами, каждая из которых соединялась ребром высокоскоростной магистрали с центральным штабом Академии. Там решались всякого рода производственные вопросы и устраивались встречи между представителями разных специализаций, а также останавливались высокопоставленные лица. Здание с основанием в виде огромного семилепестного цветка возвышалось на добрый километр, вспарывая ажурными стрелами верхних ярусов линию облаков и обеспечивая со своих смотровых головокружительный вид на город в ясную погоду.

Последнее случалось не часто: формировавшиеся в течение дня облака расползались по небу длинными полосами и только на закате таяли в янтарных лучах светила, позволяя лицезреть в образовавшиеся проплешины бескрайную степь с тремя извилистыми лентами искусственно созданных рек и причудливой формы контуры погружавшихся в сумрак зданий. В остальное время многоуважаемые меценаты или представители правительства смотрели на иную степь, по пушистой поверхности которой стремительно проносились тонкие полупрозрачные нитки высотных слоистых облаков. Выше этой линии почти всегда царила ясная погода, но типичная для поверхности жара и духота здесь в силу высоты не ощущались, а однообразный пейзаж оживляли снующие туда-сюда орбитальные шаттлы, проворные как мухи, но старательные точно пчёлы. Их полётом управляла автоматика, безукоризненно точная и аккуратная в вопросах правильного угла входа в атмосферу, выдерживания дистанции относительно «соседей» и коррекции курса из-за сильного бокового ветра. Радиационные щиты защищали шаттлы от потока высокоэнергетических частиц в верхних слоях атмосферы, образуя вокруг летательных аппаратов светящиеся ореолы с вытянутыми против направления движения хвостами, так что с наступлением сумерек запоздавшие грузовые модули походили на яркие метеоры. Они всегда были медлительнее пассажирских, ведь некоторым грузам даже небольшие перегрузки были противопоказаны, а то еще запустится реакция и вместо дорогостоящего химического материала на поверхность прибудет хлам. Кодама как раз оказалась в одном из таких шаттлов.

Войдя в стратосферу, аппарат немного завибрировал, адаптируясь к воздействию всё возраставшей по плотности атмосферы. Пятьдесят километров он преодолел за десять минут, и вот уже облачный ковёр с протяжёнными клиновидными тенями, образованными лучами заходящего светила, принял крохотную светящуюся точку в свои объятия — система дала команду понизить скорость. Погода сегодня была лётная, и о том, что они уже так близки к поверхности, свидетельствовал только лёгкий шум в ушах и непродолжительное чувство тяжести, вызванные выправлением курса.

Кодама пыталась вздремнуть так, чтобы не вызвать подозрений у начальника полёта и его подчинённых: напряжённая умственная работа вместо полагавшегося пассажирам карголинера сна и желание рабочих продемонстрировать себя с лучшей стороны утомили её. Девушка зевала, чем снискала пару пикантных шуточек в свой адрес, на которые скорее отреагировал коротышка начальник, нежели она.

— Экспрессивная манера речи непозволительна в деловом диалоге, — произнесла габбро спокойным тоном, когда координатор и шутник закончили выяснять между собой отношения.

В следующий момент система отрапортовала о готовности к стыковке, и каждый занялся своим делом, а Кодама вернулась к роли немого наблюдателя.

Шаттл прибывал в логистический центр одного из кластеров, гигантских размеров номер которого белел на одной из граней невысокого гексагонального здания. Как девушка узнала позже: и доставивший её на Экат модуль, и предназначенные для этого жилого квартала грузы, и даже обслуживавшее учёных местное население также были пронумерованы, причём последнее компактно проживало на нижних уровнях, не имея по большей части даже представления о том, как в действительности выглядит их планета, и сколько подобных термитников существует на её поверхности.

Лёгкий толчок возвестил о том, что модуль успешно состыковался со свободной ячейкой, и его шестигранный выходной шлюз разъехался в стороны, пуская внутрь сухой воздух сортировочного сектора. Рабочие проворно спрыгнули на неширокую, лишенную каких бы то ни было ограждений палубу и занялись настройкой грузовых манипуляторов.

— Минами, — осведомился их начальник вежливым тоном, умело скрывая одолевавшую его тревожность и вместе с тем лёгкую заинтересованность её персоной — Кодама всё же была симпатичной, — вы намерены вернуться с нами или останетесь инспектировать терминал?

Девушка сказала, что обратно они полетят без неё, и новость эта координатора явно обрадовала: он тут же громогласно гаркнул одного из подчинённых, что-то быстро втолковал ему и отправился самолично передать маленькую габбро служащим центра — из рук в руки, так сказать.

— Простите мне мою дерзость, но могу ли я на прощание просить о снисхождении? — произнёс мужчина, стоило им отдалиться от рабочих на достаточное расстояние. — Команда наша устоялась, хоть норовом и не все вышли. Вас не хотели обидеть, минами, поверьте! А норму мы всегда выпол…

— У меня нет нареканий по технической части, — прервала Кодама, оценивающе обводя взором пространство и вдыхая так глубоко, точно запах давал ей больше информации о происходящем, нежели слух или зрение. — Эмоциональные аспекты регулирует другой специалист. А о результатах проверки вам сообщат, если сочтут необходимым.

Наблюдения столь захватили её, что девушка не расслышала ответа и не заметила, в какой точно момент учтивый толстячок откланялся, а место его заняла наголо бритая мускулистая девица в рабочем комбинезоне облегающего покроя. Кисло улыбаясь, сотрудница отчиталась перед габбро по форме, но в конце-таки не удержалась и саркастически впрыснула пару личных комментариев:

— Академии, что, заняться больше нечем? Или мы для их амбиций стали слишком медленными?

Кодама поняла, что уже заочно представлена новой провожатой и должна как-то оправдать своё здесь присутствие. Габбро решила ограничиться полезным замечанием.

— Рекомендую поменять рабочие узлы на этой линии, — озвучила она, указывая на манипуляторы. — Запах говорит о коррозии, вызванной отклонением коэффициента влажности от допустимой нормы.

— Конечно, я ведь их лижу в свободное от работы время, — заметила сотрудница с деланно серьёзным видом, однако всё-таки внесла пометку на рабочий экран. — Так, собственно, в чём?..

— Я должна попасть в город.

Девица прыснула со смеху: у неё тут в подчинении семь десятков роботизированных линий сортировки, контроля безопасности и предварительной санитарной обработки; более семи тысяч наименований разрешённых и запрещённых к провозу веществ… так ещё какая-то маленькая пигалица вдруг требует доставить её в город.

— Это часть проверки, — озвучила габбро, демонстрируя приглашение, — я должна отследить путь грузов до…

— Ой, только фантиком мне тут своим не маши! — фыркнула сотрудница, скрещивая на груди руки. — Рабочее дурачьё ещё могло повестись на эту историю...

Кодама внимательно дослушала до конца. Кажется, её разоблачили, но девушка тут же обернула неловкую ситуацию в свою пользу, озвучив спокойным тоном, что суть её работы состоит как раз в оценке компетенции сотрудников и уровня безопасности системы в целом, поэтому она требует от догадавшихся сохранять нейтралитет, чтобы реакция их не отразилась на результатах остальных сотрудников.

Девица поджала пухленькие губки, закатила глаза и со вздохом озвучила, что подобных идиотов надо отсеивать ещё на этапе отбора, а что до безопасности, так из персонала свободно перемещаться по зданию могут только здоровяки сиггу и личные логисты Академии — остальным за своеволие таких люлей выпишут, что потом шага в сторону без дозволения делать не захочется. Да и что это за проверка такая, когда при проверяющей ни планшета, ни документов? Или она их под юбкой прячет?

— Габбро обладают фотографической памятью, мне не нужно вести записи на физическом носителе, — выкрутилась Кодама. — А номер лицензии я знаю наизусть. Желаешь сверить?

— Садись! — махнула рукой девица, громко рассмеявшись — напор малышки её позабавил. — На диверсантку ты не похожа. А раз Академия и впрямь теперь таким маразмом страдает, то пусть великаны тобой занимаются! Хоть всё здание сверху донизу обнюхайте!

Маневренное средство с четырьмя независимыми двигателями плавно оторвалось от поверхности палубы, поднялось метров на десять вверх, до следующей платформы, где сотрудница произвела сверку очередной партии грузов, после чего прыгнула в свой транспорт и с упоением вывернула управление, позволив аппарату некоторое время свободно падать. В последний момент она ушла резко вправо, чудом избежав столкновения с одним из конвейеров, и нырнула в запутанный клубок транспортерных линий.

— Те поди вас, минами, не так катали, — хихикнула девица, довольно вытягивая шею. — Унюхали ещё чего?

— Экран не пропускает в кабину запахи.

Сотрудница громко расхохоталась — и это, называется, у габбро нет чувства юмора.

— Слушай! А зачем вам такие большие?.. Это же уши, да? — поинтересовалась провожатая, довольная тем обстоятельством, что малышка в отличие от сиггу говорит с ней, как с равной.

— Для охлаждения, — ответила Кодама.

— Чума!

— Экспрессивная манера речи непозволительна в деловом диалоге, — повторилась габбро, не терпящая в свой адрес слов-паразитов.

Девица скорчила гримасу и круто спикировала к посту закреплённого за её сектором сотрудника сиггу-контроля, которого не оказалось на месте, посему бритоголовая барышня, весьма довольная этим обстоятельством, вольготно развалилась в своём кресле и деловито поинтересовалась: «А правду говорят, что вы, габбро, ни с кем никогда не состоите в отношениях?»

— В настоящий момент я состою в отношениях с Академией, — ответила Кодама, прекрасно ознакомленная с семантикой этого термина и принявшая слово «вы» просто за вежливое обращение.

Девица громко хлопнула себя пятернёй по бедру — она явно намеревалась поговорить на более щекотливую тему, но шум двигателя отбил у неё желание пояснять подтекст своего вопроса. На площадке появился представитель сиггу-контроля, такой же большой и высокий как сотрудник, с которым Кодама общалась в порту. Её благодетельница бойко шагнула вперёд, громко представилась и озвучила, насколько запомнила, слова начальника смены, затем сделала шаг в сторону и стала наблюдать: девице было интересно узнать, купится ли на слова габбро этот великан.

— О проверке уведомления не было, — пробасил сиггу, бегая взглядом по строкам виртуального экрана.

— Если бы вас уведомили заранее — вы бы подготовились, — произнесла Кодама недрогнувшим голосом. — А внеплановый контроль системы предполагает независимую оценку с выявлением слабых мест для последующего их устранения. Я собрала достаточно сведений и незамедлительно предоставлю их соответствующим специалистам для выработки более эффективной рабочей схемы.

— Собрали? — недоверчиво переспросил сиггу. — При вас ничего нет.

Подумать только — он ещё сомневается! До боли закусив губу, чтобы не выплеснуть наружу распиравший её смех, девица энергично закивала головой и шепнула нарочито громко, что «минами проверяющая» всё запоминает.

— В таком случае, — произнёс здоровяк, восприняв ироничное замечание всерьёз, — я не могу установить, какую именно информацию вы собрали, и не приведёт ли её разглашение к негативным последствиям.

— Аргумент убедителен, — согласилась габбро. — Я могу перечислить все свои действия вплоть до настоящего момента. В прямой или обратной последовательности? У меня есть свидетель, так что в правдивости показаний можно будет не сомневаться.

«Чу-ма-а», — восхищённо прошептала девица, поражаясь изворотливости ушастой бестии — все бы так в Академии работали. — «Правду говорит! Ни к чему не прикасалась и ни о чём не спрашивала. Сказала в город её направить, но… права мои скромны, как и жалованье, да и грузы сами собой в системе не отметятся… Так что пойду-ка я!» Как бы ни хотелось ей узнать, что сделает с маленькой проверяющей сиггу, и что потом с ним за это сделает Академия, но терять своё место простого любопытства ради сотрудница не собиралась. Однако кое-что интересное она всё-таки выяснила: габбро далеко не так бесчувственны, как о них говорят, и ощущение свободного падения нервирует их в той же степени, что и остальных.

Манёвренный транспорт скрылся за изгибом одной из сортировочных линий, и Кодама осталась наедине с несговорчивым оппонентом: сиггу сомневался в её словах, но не решался произвести задержание, не получив на то веских оснований, потому как ему прочно вбили в голову модели поведения разных видов, их слабые места и реакцию на внешние раздражители. Габбро в этом списке числились в качестве честных, не наделённых физической силой существ, действующих всегда в интересах своего нанимателя, которым в случае этой малышки, кажется, выступала сама Академия.

Кодама изящно намекнула, что завтра её направят инспектировать уже другое производство, а работа системы безопасности, с которой она ещё не ознакомилась, представляет для Академии особый интерес. Проявляемое сотрудником сиггу-контроля упорство похвально, но ей бы не хотелось, чтобы оно стало причиной провала её миссии.

— Что именно вас интересует? — спросил здоровяк немного сомневающимся тоном.

— Насколько хорошо здание изолировано от внешнего мира, — ответила девушка лишённым эмоциональной окраски голосом, — и каким способом отсюда можно попасть в жилую зону.

— Последний запрос вызывает у меня опасения.

— У Академии тоже, — успокоила Кодама. — Поэтому я и направлена искать слабые места системы — такая работа.

Здоровяк продемонстрировал ей пропускную систему для рядовых сотрудников — рамки контроля, узкие коридоры, ведущие к посадочной станции, тяжёлые армированные двери и вшитые в стены регуляторы давления, температуры и состава воздуха. В начале рабочего дня на каждого из местных вешали маячок, позволявший отслеживать активность сотрудника и область его перемещений, а так как здание было полностью изолировано от внешнего мира, и даже разгрузка товара происходила путём стыковки шлюзов, то можно было не переживать, что кто-то из потомков первых колонизаторов отключит свой маяк и сбежит.

— Система безопасности соответствует ожиданиям? — осведомился сиггу без особо энтузиазма в голосе.

— Я нахожу её достаточной.

Они остановились перед гексагональной формы шлюзом, в центр которого был вмонтирован сканер сетчатки. Здоровяк неуклюже склонился — форм-фактор шлюза был явно рассчитан не на его богатырский рост — прижался щекой к отверстию, и система в мгновение ока считала его биологический материал. Кодама в который раз убедилась, что безопасности тут точно не последнее место уделяют. Одна только дверь, оборудованная системой аварийного оповещения, могла отбить у потенциальных диверсантов всякое желание проникнуть внутрь или бежать наружу, потому как скорость полного раскрытия соответствовала скорости прибытия на тревожную точку кого-то из охраны, а снаружи была лишь крохотная продуваемая ветрами площадка, висевшая никак не меньше, чем в паре сотен метров над землёй.

— Доступ сюда есть только у личных логистов Академии, — пробасил великан, ступая наружу.

Габбро послушно шагнула следом, прячась в тени своего могучего провожатого и прикрывая руками лицо от мешавших свободно вдохнуть воздушных потоков.

Снаружи стоял поздний вечер: лучи заходящего светила скользили розовыми отсветами по редким волокнам высотных облаков, в то время как низкая кучевая масса уже приобрела холодный пурпурно-синий оттенок и рваными комьями отступала к горизонту, открывая вид на первые звёзды и яркие чёрточки последних шаттлов. Душный воздух уступал место ночной прохладе, подёргивая маревом контуры невысоких производственных сооружений и паутину связывавших их с внешней стеной дорог. Светочувствительные элементы умного города реагировали на снижение уровня освещённости, и расположенные на верхних ярусах кольца-стены жилые кварталы разгорались мириадами огоньков, на фоне которых персиковые стрелы шпилей главного здания Академии казались обычным миражом, призраками минувшего горячего дня.

Кодама поёжилась: приключения и непрестанное враньё порядком утомили её, а ветер, пусть и тёплый, выдувал из тела последние силы. Сиггу что-то прокричал, но девушка не разобрала слов, только почувствовала, как руки великана коснулись её левого запястья и развернули ладонь тыльной стороной кверху для считывания генного кода. Габбро быстро догадалась зачем — хоть кто-то теперь знает номер её жилого модуля.

Минутная слабость отступила, и мир снова заиграл красками. Из сумрака стремительно пожиравшей квартал тёмной тропической ночи скользнула к их крохотному островку света индивидуальная транспортная кабина, и здоровяк помог девушке забраться внутрь. Прощание вышло коротким, и едва ли каждая из сторон желала повторения свидания. Однако маленькой габбро всё же необычайно повезло оказаться здесь: редкий учёный мог наблюдать свой кластер с такого выгодного ракурса, потому как все перемещения светил науки обычно сводились к прогулкам вдоль своих жилых уровней, каждодневному посещению места работы и, если очень повезёт, к общим собраниям в главном здании. Также на Экат не существовало такого понятия, как частная собственность: учёные всецело принадлежали Академии на время контракта, она обеспечивала их жильём, одеждой, питанием и тщательно отфильтровывала доступную своим сотрудникам информацию. Таким образом, за высокий уровень жизни в равной мере расплачивались как работники, так и их работодатели.

Транспорт бесшумно пронёсся над искрящимися светом жилыми кварталами, перемахнул на внешнюю сторону гигантского кольца и плавно спикировал на одну из смотровых площадок третьего уровня, защищённую от прихотей погоды прозрачными ветроломами. Перенаправляемые нужным образом потоки ветра ласковым порывом прошлись по коже покинувшей кабину габбро и устремились дальше вглубь улицы, тревожа своим дыханием листву в обилии произраставшей тут растительности.

Появление девушки стало для учёных событием: все с интересом проводили взглядами вёрткое миниатюрное транспортное средство и переключили внимание на его пассажирку.

— Мне нужен Астон Кантон, — произнесла Кодама громким голосом, не перестроившись сразу с пронизываемой всеми ветрами площадки логистического центра на уютную тихую аллею.

Публика пришла в движение, зароптала, заинтригованно оглядываясь по сторонам, но никто из учёных не выступил вперёд.

— Как я могу найти Астона Кантона? Он габбро, — повторила девушка, поводя плечами от прошившего тело холода.

Кодама не смогла впоследствии объяснить себе, почему задала именно этот вопрос, ведь логичнее было просто узнать о месте расположения информационного терминала, потому как вероятность того, что кто-то из толпы знал бы Астона равнялась по меньшей мере одной тысячной. Но проходившая поодаль фигура вдруг обернулась на её голос.

— Астон Кантон?

Габбро подошёл ближе. Они походили друг на друга, как две капли воды, разве что волосы его были короче, и одежда была мужская — свободного покроя брюки и рубашка с коротким рукавом. Надо же было случиться такому стечению обстоятельств: сегодня он задержался на работе, опрашивая опоздавшего подопытного, и сейчас почти что у порога своего дома обнаруживает эту девушку.

Кодама представилась. Изящные пальчики скользнули в карман, извлекая наружу сложенный пополам шелковистый листок, который она молча протянула Астону. Работодатели при найме, конечно, устраивали ей разные проверки, но найти учёного, зная только его имя — какую же работу ей намеревается дать Академия, если предлагает такое в качестве вступительного экзамена.

— Как… это попало на планету? — спросил габбро, поглаживая пальцами тонко выделанную шершавую бумагу — вещь, которую на Экат достать было практически невозможно, потому как данным способом передачи информации на планете не пользовались.

— Прилетело вместе со мной на грузовом шаттле, — ответила Кодама, устало зевая, и краешек перламутровой карточки блеснул у неё из-под пальцев, — инструкцию я получила вместе с приглашением.

Астон взял предмет в руки и внимательно вгляделся в контуры герба, в вытканный проводящими нитями код и прощупал поверхность на наличие характерных засечек — приглашение было подлинным. Вот только чьего оно было авторства и почему до сих пор находилось при девушке? Учёный бы скорее признал, что не соответствует занимаемой должности, чем поверил в то, что представительница его вида — самого логичного и правильного — смогла незаконно проникнуть на поверхность второй по значимости планеты Федерации. Габбро вежливо поинтересовался, не является ли сложившаяся ситуация чьим-то искусным экспериментом: ошибки такого масштаба сотрудники Академии допустить попросту не могли.

Кодама ответила односложным нет. Из разговора она поняла, что Астон до настоящего момента и не догадывался о её существовании, однако в таком случае совершенно не ясно, зачем она должна была его найти. Габбро сказал, что тоже очень хотел бы узнать ответ на этот вопрос и попросил следовать за ним.

Пара всё ещё находилась в центре всеобщего внимания, ведь не часто учёным доводилось видеть индивидуальное транспортное средство, а потом ещё и клочок настоящей бумаги, поэтому Астон предпочёл продолжить разговор наедине, дабы минимизировать фактор сплетен. Подойдя к своему жилому модулю, он открыл дверь магнитным ключом, и габбро молча скрылись внутри.

Хозяин тут же предложил гостье принять душ, но действия его были продиктованы отнюдь не любезностью, а холодным расчётом, и пока девушка приводила себя в порядок, Астон ощупал каждый миллиметр её одежды, затем с не меньшей тщательностью изучил приглашение и мягкий пергамент. Кодама была «чиста», однако учёный всё ещё отказывался верить в фактор ошибки и непоколебимым тоном заметил, что раз её ситуация настолько не вписывалась в рамки нормы, девушке следовало бы обратиться к сотрудникам сиггу-контроля или другим кураторам, а не действовать столь прямолинейно, не разобравшись, кто конкретно пригласил её в Академию. Давно ли она проходила психокоррекцию?

Донёсшийся из душа ответ поставил Астона в тупик:

— Если ситуация, в которой я оказалась, не смоделирована искусственно, то Академии нужно очень задуматься о своей системе безопасности.

Кодама хотела добавить, что сегодняшнее проникновение в порт нелегала вызвало у неё куда больше вопросов, чем собственный случай, но усталость вовремя о себе напомнила, да и ласковые струи тёплого воздуха сместили на себя фокус её внимания.

— Как я могу узнать номер своего жилого модуля? — спросила девушка, вновь облачаясь в платье. — Я разделяю твои опасения и согласна продолжить разговор в присутствии специальных лиц, но только после полного физического восстановления... Что ты делаешь? Уменьшение суточного рациона негативно скажется на твоём состоянии.

Астон сервировал стол на двоих.

— Я не располагаю полномочиями куратора, — ответил он, — но ты можешь остаться здесь на ночь и помочь мне поставить один эксперимент.

— Если это не потребует сложной умственной работы, — согласилась Кодама, садясь за стол.

Первый раз она ужинала наедине с кем-то из соплеменников, однако не испытала ни смятения, ни интереса, а лишь монотонно проглатывала порции, пока тарелка не опустела. В продолжение приёма пищи габбро даже взглядами не обменялись.

— Наши должности как-то связаны? — спросила девушка, когда с ужином было покончено.

— Только понятием «анализ» в наименовании, — ответил Астон, внося на рабочий экран выводы относительно их совместного времяпровождения. — Озвучу сразу, что производимый мной эксперимент носит социальный характер и не может быть объяснён логически. Я просто действую согласно данной мне схеме. Сейчас я должен некоторое время поговорить с тобой. Можешь выбрать тему.

— Твоя работа. В какой области ты проводишь исследования?

— Прикладная социология.

Кодама сосредоточенно уставилась на информационный терминал, выглядывавший из-за правого уха её собеседника — Астон обмолвился ранее, что тоже занимается анализом, — выходит, он работает с аспектами, к которым сам не имеет предрасположенности. Проще говоря, изучает эмоции и социальные взаимодействия.

Хозяин модуля отложил в сторону экран и пристально посмотрел на девушку. Она ни о чём не спрашивала, но диалог должен был состояться, поэтому габбро взял инициативу в свои руки.

— Я выступаю в роли стороннего наблюдателя, — пояснил он, — регистрирую внешние проявления эмоционального состояния. Изменения в интонации, скорости и чёткости речи, ответную реакцию на раздражители и смену паттернов поведения.

— Но как… — Кодама запнулась, подбирая подходящие слова, — как ты определяешь, какая из реакций на тестовую ситуацию является искомой?

— Это определяю не я. Моя задача состоит в максимально подробном описании возникающих в ходе эксперимента реакций, их классификации и составлении схем эффективного с точки зрения логики взаимодействия. Получившиеся таблицы другой специалист проверяет на практике и принимает окончательное решение.

— Неоднозначная работа, — тактично высказалась девушка, находившая исследования, в которых принимает участие её соплеменник, в том числе и состоявшийся между ними диалог, неоправданно затратными.

Однако Астон вдруг озвучил одну интересную мысль. За время работы на Академию он понял, что эмоции для испытуемых крайне важны: это их способ воспринимать реальность, и вместе с тем их несовершенство. Исправить этот дефект, увы, не представляется возможным, потому как слишком много сторонних раздражителей овладевает ежесекундно вниманием эмоциональных особей, а каждая попытка вразумить их кончается скандалом. Исходя из этого габбро пришёл к заключению, что залогом успешной коммуникации с остальным миром является умение формировать положительную ответную реакцию у коммуникантов на производимые тобой действия.

Кодама вдруг осознала, что «залог» этот и есть причина прохождения габбро психокоррекции каждый раз перед наймом на новую работу — им искусственно формируют удобное работодателю мнение. Но если это так, то она…

Астон погасил свет, что послужило поводом к окончанию беседы, и только голова девушки коснулась в меру жёсткой поверхности, служившей им кроватью, как сон овладел её сознанием. Последние слова гостеприимного хозяина прозвучали как в тумане: Астон пожелал ей доброй ночи. Подобного он не произнёс бы никогда в жизни, не будь так написано в плане.

Эксперимент завершился.

***

Утро Нтуи Кнолти любил начинать с непродолжительного моциона длиной в пару жилых кварталов. Облачённый в безукоризненно чистую одежду учёный возникал на узкой аллее парка в одно и то же время и неспешным шагом направлялся к дому коллеги, позволяя себе по пути одно маленькое удовольствие — вдыхать аромат вечно цветущей сайи. Делал он это с таким рвением, что жёлтая пыльца порой обильно посыпала ему широкий нос, тогда Кнолти чихал и всегда очень извинялся, если кто-то заставал его за этим делом. Он вообще был крайне вежлив и уж точно бы не отважился войти без приглашения в чужой модуль, вот только дверь была предательски приотворена, а на вопросы хозяин не отвечал.

— Астон? — позвал мужчина неуверенным голосом. — Ас… то… Я!..

Увиденное лишило Кнолти дара речи, и высокий, прямоугольный точно шкаф учёный неуклюже затоптался на месте, отводя глаза то вправо, то влево, да тихонько бормоча себе под нос, что получилось крайне неловко.

— Где Астон? — спросила Кодама, продолжая спокойно одеваться.

— Как?.. — встрепенулся Кнолти, но тут же вновь стеснительно потупил в пол глаза и догадался наконец отвернуться, после чего говорить ему сразу стало легче. — А вы не тут разве с-спали? Не с-с ним?

— Да, спала я с ним, — подтвердила девушка, бросая взгляд на нетронутый завтрак, — а проснулась уже одна.

И порция на этот раз тоже была одна. Габбро быстро поела, игнорируя слабые попытки учёного убедить её в неправомерности совершаемых действий. «Если бы Астон хотел оставить меня голодной, на что имел полное право, он бы съел его сам», — отчеканила малышка безразличным тоном, кончила приём пищи и направилась к выходу.

— П-постойте! Но где же всё-таки Астон? И что вы, м-минами, делаете у него дома?.. Нет, уровень преступности у нас, конечно, минимальный…

— Дверь не взломана, — наблюдательная девушка подняла с пола магнитную карточку и протянула трясущемуся от возбуждения учёному. — Его ключ?

Кнолти порылся по карманам и убедительно кивнул только после того, как извлёк на свет собственную карточку.

— Астон открыл дверь, вышел и бросил ключ обратно, — заключила Кодама и добавила холодно, что находится здесь с разрешения хозяина, а наблюдаемого ей субъекта кажется не приглашали.

— Нтуи Кнолти, — представился учёный, неуклюже кланяясь, — специалист по социальным взаимодействиям. Я его к-коллега. А вы, минами?

Габбро ограничилась именем и попросила уточнить, имеет ли она дело с нанимателем Астона или объектом исследований. Мужчина с улыбкой сообщил, что совмещает обе озвученные должности, после чего вздохнул — лицо его сделалось встревоженно озабоченным — и принялся вслух отыскивать причину, побудившую бы Астона в такой спешке покинуть модуль, оставив зачем-то внутри непредупреждённую незнакомку.

— Вчера я помогала ему проводить эксперимент социального характера, — произнесла Кодама, — могло это послужить причиной его исчезновения?

Фраза подействовала на Кнолти точно маятник на жертву гипнотизера. Он несколько раз качнулся из стороны в сторону, встрепенулся и резко подскочил, бормоча себе под нос: «Конечно! Если бы аудиенция… о ней предупреждают заранее. Но Астон, мальчик мой, как тебе могла прийти в голову такая вольность! Сделать Это без моего наставления!..» Учёный покосился на стоявшую рядом Кодаму.

— Мне нужно в Академию, — объявила та невинным голоском.

Кнолти кивнул, сглотнул подступивший к горлу комок и учтиво предложил даме выйти первой. Сколько раз он заводил с Астоном беседу о различиях мужского и женского восприятия и тех факторах, которыми они обусловлены, расспрашивал ненавязчиво, под предлогом материала для исследований, о жизни габбро и мерах воспитания, которые они применяют к подрастающему поколению. Природа же зачем-то разделила их на два пола в конце концов!

Правда оказалась немного пугающей, хотя Кнолти и ожидал чего-то такого: мало того, что габбро выращивали себе подобных из пробирки, так ещё и содержали в полной изоляции от общества. Эти живые счётные машины не знали своих родителей, не интересовались вопросом собственного появления на свет, тем более тем, какие манипуляции проводят с их генным наследием, дабы постоянное клонирование не привело в итоге к вырождению популяции.

К гендерному же различию габбро относились как к данности, но тела свои по назначению не использовали, оттого и не стеснялись ни себя, ни других. Однако интуиция подсказывала Кнолти, что любое живое существо способно к обучению, в том числе к познанию своей истинной природы, вот учёный и предложил как-то Астону поставить эксперимент по совместному проживанию с представительницей своего вида. Как же рад он был сейчас услышать от Кодамы, что коллега, воспринявший очевидно его слова буквально, вёл себя с девушкой по правилам логики, оттого их своеобразное «свидание» и не возымело успеха, а Кнолти, стало быть, не грозило досрочное расторжение контракта за бестактность, которую он допустил по незнанию.

— А вы, минами Кодама, давно работаете здесь?

— Один день, — скупо ответила габбро, стараясь не отставать.

Кнолти в порыве эмоций не заметил, что двигается слишком быстро: ему хотелось как можно скорее попасть на работу, чтобы отчитать Астона за своеволие. Габбро и своеволие — кто бы мог подумать, что слова эти встретятся в одном предложении.

— Какая, однако, интересная ситуация, — продекламировал учёный, совсем воспрянув духом, — я бы даже сказал — красивая. Вы только перевелись сюда и в тот же вечер встретились с Астоном на улице… О, как я хотел бы знать, что его побудило пригласить вас к себе! Как ему вообще пришло в голову заговорить на улице с незнакомкой?! Перемещения габбро ведь чётко регламентированы. Работа — дом. Дом — работа… Мне стоило больших усилий уговорить его совершать со мной регулярные прогулки. Удивляюсь, как вы так легко согласились сначала на этот эксперимент, а теперь и на мою компанию!

Кодама не стала признаваться, что попала на поверхность не совсем законным способом и не знает местных порядков, поэтому ей сейчас нужен проводник, пусть и такой болтливый.

— Академия — прекрасное место! — распинался мужчина, жестикулируя длинными ручищами — они как раз вышли на аллею внутреннего кольца и могли видеть возвышавшийся в центре кластера рабочий комплекс. — Пока не очутился здесь лично, я и представить себе не мог, какие дорогостоящие эксперименты проводятся в этих стенах! А как прекрасно у них налажена связь между кластерами! Любую интересующую меня информацию я могу получить в мгновение. А оборудование — любой каприз, если того требуют исследования!..

Кнолти всё говорил и говорил. За пятнадцать минут он успел поведать малышке габбро об истории основания Мегаполиса, о Нижнем городе, о том, как функционируют транспортные магистрали и о своих стоических попытках выписать себе в помощь кого-то из ушастых гениев. Главное, что уяснила для себя Кодама — в Академии работают за идею.

— Всего их было трое, — вспоминал Кнолти, задумчиво потирая подбородок, словно бы пытаясь выудить из глубин памяти имена или какие-то характерные детали. — Да! Трое совершенно идентичных габбро, и только от Астона я узнал, что причина тому — ваш особый способ воспроизводства популяции.

Как бы грустно это ни звучало, но новый габбро мог появиться на свет только по факту смерти или пропажи без вести кого-то из представителей его расчётливого вида, особей одной генетической ветви которого для удобства классификации отмечали единым префиксом: фамилией, если выражаться более понятными терминами. Так что Астон и Кодама в какой-то степени приходились друг другу родственниками.

— Должен признать, минами Астон оказался куда пластичнее предшественников, — отметил Кнолти, — быть может это связано с генами… Ведь и вы, дорогая, поражаете меня своей адаптивностью!

— Пластичнее? — переспросила девушка.

Специалист по социальным взаимодействиям принялся с жаром вещать о том, как Академия в силу эмоциональности проводимых им исследований сделала ушастым послабление, разрешив отказываться от работы, если не могут с ней справиться. Вот они и отказывались все как один. Но парадокс заключался в том, что только беспристрастное, лишённое эмоций существо могло бы обратить внимание на детали, кажущиеся остальным несущественными или само собой разумеющимися, поэтому Кнолти и просил себе в помощники именно габбро. При вводном инструктаже он Астону так и сказал: записывай всё, что видишь.

Учёный облизнул пересохшие губы и продолжил полушёпотом, точно дальнейшие слова являлись страшной тайной: «Как хорошо, что мы с вами встретились, минами Кодама, хоть и при таких, хм, курьёзных обстоятельствах. Я бы очень хотел попросить вас!.. Я готов принять любые ваши условия! Столько времени, сколько вы сможете уделить мне… Минами Кодама?.. К-куда же вы?!»

Девушка бросилась прочь с такой прытью, точно кто-то на другом конце с силой дёрнул её за ниточку. Привычки разбрасывать личные вещи она не имела и точно помнила, что приглашение вчера вечером оставляла в кармане.

Открыв дверь модуля, Кодама уверенно шагнула внутрь. Предметы находились ровно на тех местах, где она их и оставила, и яркой перламутровой карточке просто негде было затеряться в этой полупустой, безмятежно светлой комнате. Габбро начала анализировать события и пришла к выводу, что Астон мог взять её приглашение, чтобы с его помощью каким-то образом внести девушку в базу данных, поэтому и ушёл так рано. А если Кнолти имеет за правило каждое утро сопровождать коллегу до места работы, то становится понятным, для чего хозяин модуля оставил дверь открытой и как намеревался получить свой ключ обратно.

Теория звучала складно, и Кодама уже почти поверила собственным домыслам, вот только на глаза вдруг попался продолговатой формы экран. Девушка переборола желание коснуться вещи учёного, однако подавить в себе неприятное чувство всеобщего напряжения с такой же лёгкостью не смогла.

— Астон направился не в Академию, — уверенно произнесла она, ещё раз внимательно оглядывая комнату — листок-инструкцию он, похоже, тоже забрал с собой.

Кодама принялась рассуждать: если бы учёный счёл её подозрительной, то запер бы внутри, либо сразу передал сотрудникам сиггу-контроля, но он зачем-то предоставил ей свободу выбора. Наличие нетронутого завтрака говорило о том, что габбро торопился, значит не хотел встречи со своим нанимателем, а так как рекомендации ей оставлены не были, стало быть, хозяин не предполагал возвращаться. Логика подсказывала девушке, что вероятнее всего Астон Кантон и подал прошение о её переводе или самолично подделал приглашение и выслал Кодаме вместе с инструкцией, а при встрече столь хладнокровно соврал и оставил на ночь лишь для того, чтобы использовать её изобретательность в своих целях. Ведь даже подделай он с успехом собственные документы, ему бы потребовался обходной путь в порт — незаконная лазейка, которую обманутая девушка так любезно предоставила.

Но что, если Астон сам стал жертвой обстоятельств? Если кто-то здесь, на Экат, заинтересован в публичном скандале или имеет своей целью свести на нет труды Нтуи Кнолти?

А может быть и так, что всё сейчас происходящее — это просто ещё один его эксперимент.

Кончики пальцев сделались холодными, лёгкий приступ тошноты подступил к горлу — Кодама внезапно осознала, что не может определить логическим путём, чему ей верить. Факты один за другим рассыпались на тысячи несвязных осколков, обращая окружавший её мир схем и правил, которым габбро так твёрдо следовала, в бесформенный бесцветный комок сомнений.

С этим состоянием она впервые познакомилась, когда испытала физическую боль — предыдущий работодатель в порыве гнева ударил девушку по лицу. Но то была ответная реакция её организма — её тканей и нервных окончаний — на вполне реальную угрозу. Сейчас же угроза исходила от невидимого врага, и маленькая габбро не понимала, как с ним бороться: сколь бы умна и находчива она ни была, но не привыкла работать без поставленной извне цели, а в этот раз обозначить её для себя нужно было самостоятельно.

Кодама сомневалась имеет ли право на такую вольность. Что, если она ошибается? Если Астон Кантон действует сейчас во благо, обличая неведомых ей лиц в неизвестных преступлениях?

Девушка бросилась ощупывать стены, придирчиво смерила взглядом крохотную выдвижную душевую, даже пошла на такой отчаянный поступок, как разорение пышных соцветий сайи перед входом — ни одной улики. Тогда габбро вернулась в комнату, подошла к информационному терминалу и запросила местоположение ближайшего поста сиггу-контроля.

Если Астон Кантон в каком бы то ни было виде покинет пределы Экат — найти его будет очень непросто. А если верить словам его коллеги, то совершаемые тут открытия публикуются от имени Академии, а не отдельных учёных, поэтому Астону Кантону, вне зависимости от обстоятельств, можно предъявить обвинения в контрабанде информацией.

Влажный пряный воздух обдал девушку горячим потоком — на горизонте выстраивались в длинную линию дождевые облака. Точно готовящиеся к атаке кочевники, они стремились максимально занять пространство, чтобы охватить своим могучим фронтом как можно больше кластеров города. Редкий случай для Экат, ведь обычно погода тут просто душная и облачная, а сегодня голубое небо прямо-таки приковывало к себе взгляды отправлявшихся на работу учёных, они предвкушали вечернюю прогулку по упоённым свежестью улицам. А вот Кодаму повисшая в воздухе влажность не радовала, потому как и без того острое обоняние девушки сейчас сходило с ума от обилия запахов. Это снизило фокус её внимания, габбро даже споткнулась, заходя в кабину транспортного лифта, и не заметила, как следом втиснулся в последний момент второй пассажир.

Аромат сайи ещё какое-то время щекотал Кодаме нос, а мысли были сейчас целиком сосредоточены на том, в какой последовательности и какие факты излагать, чтобы речь её звучала наиболее убедительно. Девушка протянула пальцы к панели, чтобы ввести адрес, но виски ей вдруг стянуло что-то холодное, и резкие точно отбойный молоток вибрации вызвали нестерпимую головную боль, сквозь путы которой все же проскользнул знакомый запах — душные нотки пота, обрамлённые шлейфом поношенной, потрескавшейся от времени ткани.

— Ты не можешь быть здесь, — прошептала девушка, сползая по стенке лифта на колени и проваливаясь в вязкий сумрак забытья.

Неосторожная фраза решила её судьбу: обошедшемуся с габбро столь неподобающим образом преступнику нужна была лишь её внешность, но она его узнала, а значит, не могла быть так просто отпущена. Лифт опустился на нижние уровни, туда, где случайные свидетели не смогли бы помешать планам мошенника.

— Подумать только! Из всех — и ты!.. На тебе!.. Прямо в руки! — крикнул звонкий, немного картавый голос; Кодама с трудом различила слова, словно между ней и говорящим кто-то громко шуршал бумагой.

Ощущения потихоньку возвращались к габбро, давая представление о месте, где она оказалась, и одновременно душа в тисках болезненной ломоты, сковавшей долго находившееся без движения тело. Девушка лежала на спине с разведёнными в стороны руками; в местах, где поверхность пола касалась голой кожи, она явственно ощущала холод, а кончики пальцев к тому же кололо иголками. Кодама попробовала пошевелить хотя бы одной фалангой, но даже такое незначительное движение в то же мгновение болью отдалось в голове. Страшно хотелось пить, но в тщетных попытках смочить горло слюной девушка только закашлялась — во рту отдался привкус горечи.

Габбро сморщилась, заставила ватное тело перевалиться на бок, упёрлась ладонью в пол и немного приподнялась, отворачивая лицо от света. У неё тут же закружилась голова, и Кодаму стошнило. Уняв судороги, она смогла наконец сесть, вытерла рот, провела ладонью по лбу, отбрасывая назад прядки липких от пота волос, и тяжело вздохнула.

Девушка была уверена, что уже слышала где-то этот голос, но непривычные и крайне неприятные чувства, которые она сейчас испытывала, мешали логически мыслить, а всё ещё слезившиеся от яркого света глаза — взглянуть на своего мучителя.

— Правду говорят — за всё нужно платить!

Он подошёл совсем близко, постукивая тихонько подошвами магнитных ботинок — звук этот, его запах и несвязная манера речи слились наконец в её голове в единый образ.

— Ты не можешь быть здесь, — повторила Кодама, потирая переносицу и тихонько подрагивая.

— О! Твои надежды утолкать меня в камеру не оправдались, ушастая! — расхохотался астростопер, опускаясь перед габбро на корточки и больно защипывая пальцами кончик её правого уха. — Я здесь. Но скоро буду уже о-о-очень далеко отсюда!

— Планету не покинуть без разрешения, — спокойно изрекла девушка, узнавшая утром от болтливого Кнолти, на каких правах тут на самом деле существуют светила науки.

— А кто мне запретит? Ты?! — идеальная копия Кодамы рывком подняла ту с пола с несвойственной худым пропорциям габбро силой; искажённое рябью помех лицо приблизилось почти вплотную к её лицу и прошептало искривлёнными в усмешке губами. — Я таки увидел, как выглядит эта планета, умница! И сверху! И снизу… Я первым попал сюда незаконно! И стану первым, кто незаконно её покинет!.. Я!

Опровергнуть громкое заявление Кодама не успела — её весьма своевременно заткнули болезненные вибрации прочно осевшего на голове обруча синтезатора.

— О-о, да! — продолжил потешаться парень, чуть увеличивая частоту колебаний. — Тебе до одури хочется знать, как я сбежал — по лицу вижу! Ну так вот я тебе и показываю!.. вот как это… как просто!.. На тебе! На глупом сиггу! Коротенькая программка — и вы валитесь с ног!

Сумасбродная копия в голос расхохоталась, от чрезмерных эмоций на её виртуальном, чуть перекошенном лице Кодаме начало казаться, что происходящее нереально. Всё это — не реально. Астон Кантон, например, вполне мог быть порождением её галлюцинаций, являвшихся последствиями не пройдённой вовремя психокоррекции. Предыдущий работодатель ведь отказывал ей в столь необходимой процедуре и пресекал любые попытки девушки выйти на контакт со своим видом. Он поклялся, что надменная выскочка сдохнет в изоляции, что он будет травить её до конца.

Так почему же, если яд обычно притупляет ощущения, она сейчас испытывает так много?

— Чувствуешь, ушастая стерва? — вибрации стали почти нестерпимыми, но астростопер больно ударил девушку по пальцам, не позволяя снять прибор. — Чувствуешь мою ненависть!? Из-за тебя меня лишили любимой куртки и возможности насладиться заслуженной наградой! Я ныкался по коридорам точно крыса! Но теперь!.. теперь, благодаря тебе, я увижу самую неприступную из всех планет! Твою! Имя, маленькая стерва?! Твоё имя!

Изящные пальчики с силой сжали её локоть, притягивая Кодаму настолько близко, что щека её прошла голограмму насквозь, соприкасаясь с его подбородком. Физический контакт вернул габбро к реальности, и она произнесла по слогам: «Астон Кантон».

Парень довольно хмыкнул — не распознал подвоха.

— А теперь! — выдыхаемый им воздух защекотал Кодаме шею. — Теперь я хочу получить моральную компенсацию.

— Озвучь конкретнее, — попросила девушка. — Я не понимаю контекст.

Холодность её тона повергла астростопера в бешенство: влепив габбро хорошенькую пощёчину, он оттолкнул её и активировал скрюченными от негодования пальцами нужную программу.

Кодама чувственно втянула ртом воздух. Зрачки её расширились, а тело охватил жар: стремительной волной он пронёсся от основания шеи к кончикам пальцев, заставив непроизвольно вздрогнуть, и слился вновь воедино внизу живота в горячий клокочущий комок. Громко и напряжённо дыша, девушка пыталась отмахнуться руками от чего-то невидимого, но столь явственно ощущаемого кожей. Тело её покрылось мурашками, на лбу проступил крупный пот, мышцы непроизвольно сократились.

— А теперь повторим по-настоящему, — прошипел садист. — На колени и извиняйся, маленькая стерва!

— Я могу сделать это и стоя, — произнесла Кодама, беспристрастно взирая на него аметистовыми безднами своих глаз, — но я считаю свои действия в порту оправданными.

Ноздри паренька расширились настолько, точно он собирался втянуть весь находящийся в комнате воздух, а губы слились в тонкую нитку негодования, глаза налились кровью. Будучи уже собой истинным, он потянулся к пошатывавшейся от эмоционального истощения девушке, схватил в кулак короткие лиловые прядки и с силой ткнул Кодаму лицом в пол.

— Оправданными, да?! Сливать других сиггу — это значит оправданно?! А ну подумай ещё, стерва!.. Хочешь что-то сказать?! Может, что бить тебя не оправданно?.. Не захотела по обоюдному согласию, стерва, тогда плати болью!

Желудок противно заныл, а сердце затрепыхалось так громко, что габбро уже была не в состоянии различить что-либо кроме его ритмичного шума. Она попятилась, скорее даже поползла, нащупала руками какую-то опору и попыталась с её помощью подняться, но пол вдруг пропал. Кодама кубарем покатилась вниз и последним, что она запомнила, стал истошный крик «НЕТ».

***

Сколь опьяняет воздух родных мест, не отдающий наконец на языке неприятным металлическим привкусом, а пахнущий специями и пылью, прибитой первыми каплями дождя к нагревшимся за день постройкам. Хоть здесь на нижних уровнях не видно неба и дождя никогда не бывает, но волнующий сознание запах просачивается порой через вентиляцию и, мимолётный и такой неуловимый, быстро смешивается с сухой атмосферой Нижнего города. Сегодня она его застала.

Втянув шумно в лёгкие как можно больше воздуха, Эгетэ довольно заурчала, потянулась всем телом и пнула мыском ботинка попавшийся под ногу камешек. Вот она и дома, на длинной и прямой точно стрела улице, одним своим концом направленной к внешней стене кластера, другим — к лабораториям Академии. Сотня параллельных её радиусу улиц повторяют ту же планировку, различаясь между собой только размерами расположенных вдоль них домов. Девица двинулась размашистым шагом в направлении своего — тяжёлая магнитная обувь громко зашаркала по затёртой до блеска тысячами ног поверхности, вторя долетавшему до ушей гулкому эхо патрулировавших Нижний город сиггу. Больше всего она сейчас мечтала о порции высокобелковой массы, а лучше — о двух порциях, утоливших бы наверняка желание её бездонного желудка. Даром что девушка, Эгетэ ела за двоих.

Смена как обычно выдалась скучной, и девица пыталась высчитать на ходу, совпадает ли на настоящий момент её график с графиком приятеля: в Нижнем городе не существовало такого понятия как сутки, и биоритм рабочих тут был подчинён сменам. Одни спали, как и подобает, ночью, другие проводили в сладком забытье почти всё светлое время суток, а кто-то и вовсе жил по плавающему графику. Свидания с партнёром в последнем случае больше всего походили на игру в дартс — попасть в расписание друг друга удавалось нечасто.

Размяв ладонью широкую мускулистую шею, Эгетэ громко втянула носом тёплый воздух и с лёгким стоном разочарования запрокинула голову — сегодня проведёт время в одиночестве.

— И угораздило же вас заключить тогда этот союз! — раздосадовано фыркнула девица, обращаясь к потомкам первых колонизаторов, вступивших с Федерацией в соглашение о пожизненном проживании на поверхности планеты взамен на обеспечение их комфортными условиями.

Думали ли они тогда, что делают заложниками научного прогресса не одних себя, а все последующие поколения? Могли ли представить, что небольшая ресурсодобывающая колония перерастёт со временем в перенасыщенный информацией город, отрицающий частную собственность, но обладающий в то же время колоссальным личным капиталом — целой рабочей кастой? Отнюдь! Предков волновало собственное благополучие. Получив желаемое, они сделались пассивными и молча приняли рабочее бремя, передав эстафету покорности в последствии вместе с генами своему потомству. Те оказались способными учениками, и уже через пару поколений закалённые условиями негостеприимной планеты переселенцы обратились в полноценных потребителей, ценящих чистую воду, пищу и передовые биотехнологии гораздо больше, чем сомнительную свободу, сулившую им хоть и самостоятельную, но трудную жизнь.

Система победила, и с момента основания Академии Нижний город изо дня в день исправно трудился на её нужды, получив взамен весомую по меркам общества компенсацию — свободу творить на своей территории всё, чего душа пожелает. Но Эгетэ не понимала, как можно было уровнять фундаментальные права на свободу перемещения и свободу выбора жизненного пути с жалкой пародией, выражавшейся в легализации всех видов удовольствий и тех научных объедках, которые им регулярно бросали с научного стола.

А вот её соседей такая жизнь устраивала.

Основатели Академии поступили очень грамотно, жёстко разграничив зоны проживания учёных и служащей им рабочей силы — лишили местных, так сказать, соблазна. Дома Нижнего города — плотно подогнанные друг к другу разновеликие кубы цвета пустынной земли — снаружи были абсолютно безликими, улицы — тошнотворно прямыми, а доставлявший экаттцев на работу транспорт был лишён окон, стало быть, не позволял любоваться небом и поросшими травой крышами производственных зданий.

Из гипнотического оцепенения рутины рабочие вырывались лишь переходя порог своей общины: внутри развивалась настоящая жизнь, искрящаяся влагой источников и благоухавшая эндемичными видами растений, опьяняюще пряная и маняще пёстрая. Это был крохотный оазис, обособленный от остальной Вселенной толстыми лишёнными окон стенами, и никто, кроме сиггу, не вмешивался в его приватную жизнь.

Сотрудников наделили полномочиями заходить в любой из жилых кубов ввиду предупреждения бунтов, но о каждом подобном визите они должны были подробно отчитываться, а экаттцы в свою очередь имели право подать на бронированных великанов жалобу, так что без особой надобности сиггу к ним не совались.

— Ку-у-да-а!.. — раздался вдруг за спиной громогласный крик; Эгетэ аж подпрыгнула, и шарик чудодейственной травки, которую она любила жевать, когда совсем уж не высыпалась, чуть не очутился у неё в желудке.

Проворная фигура в куртке-колоколе и узких складчатых лосинах скользнула мимо девицы к ближайшему кубу, габариты и лёгкость движений выдавали в беглеце подростка. Поскользнувшись перед самым входом, запыхавшийся юнец влетел с размаху плечом в угол стены, одарил хихикнувшую тихонько Эгетэ полным смятения взглядом и торопливо заковылял по тёмному коридору под спасительные своды здания. Избежать наказания он сможет, только если успеет затеряться среди местных или пробежит куб насквозь, покинув тем самым подвластную сиггу зону.

Парнишку надо было выручать: уж лучше лично его потом выпороть за проступок, если и впрямь виноват.

— Смотри, куда прёшь, здоровяк! — нарочито громко крикнула Эгетэ, имитируя падение и с чувством растирая якобы ушибленное место. — Раздавить меня хочешь?!

Бросив на него исподлобья полный негодования взгляд, девица вдруг закусила пухленькие губки и просто чудом каким-то сдержалась, чтобы не расхохотаться во весь голос: свежее пятно краски украшало броню великана в самом интересном месте. Сиггу был вынужден прекратить преследование и нагнулся было, чтобы помочь ей подняться, но Эгетэ только отмахнулась, поскорее отворачиваясь — смех душил её.

— Кажет-ся… пхф… фсё ф поряд-ке, — прошамкала она, припадая для пущей убедительности на правую ногу и неспешным шагом направляясь к одному из кубов.

Приятное щекочущее чувство тут же разлилось по телу, мочки ушей вспыхнули огнём — хоть какое-то яркое событие за день. Эгетэ поборола в себе желание обернуться: до родной общины оставались жалкие триста метров, а любой неосторожный взгляд или намёк на улыбку могли тут же сместить её с места жертвы на роль подельницы. Только когда стук магнитных ботинок начал стихать, девица позволила себе расслабиться.

— Так-то, великан, — подумала она, ехидно улыбаясь.

Тут внимание её привлекли трое экаттцев, привалившихся к боковой стене выступавшего несколько на территорию улицы куба. Теснясь в образованном зданием закутке, мужчины попеременно выглядывали из своего укрытия и о чём-то негромко спорили: появление сиггу их явно встревожило. Эгетэ особенно заинтересовал завёрнутый в плотную ткань объект около полутора метров высотой, который экаттцы с силой прижимали руками к стене.

— Ты понимаешь, что нам за это будет?! — шипел один из них, затравленно озираясь. — Надо было оставить её, где нашли!

— Нет, ей нужна помощь… — робко настаивал молоденький паренёк.

— А мне нужна моя работа!

— И катись, раз так нужна! — возмутился самый высокий, толкая первого в грудь. — Но за труп, умник, спрашивать будут со всех! А…

Крепкий вымеренный удар в скулу и хорошенькая затрещина кончили их краткое препирательство, и потерявший поддержку свёрток упал разгорячённой Эгетэ прямо в руки — ткань скользнула вниз, открывая бледное, покрытое кровоподтёками лицо и безвольно повисшие худенькие плечи.

— Э-это не мы её! Не мы! — залепетал паренёк, скрючиваясь и закрывая голову руками; подбившие его на преступление подельники уже бежали прочь, пряча лица под капюшонами.

— Тряпки! — в сердцах крикнула девица им вслед, зло сверкая глазами. — И ты иди отсюда, мелкий! Вякнешь кому — зарою!.. Иди и отвлекай великана! Хоть в ноги ему падай!

Эгетэ склонилась над тёплым ещё телом и с облегчением обнаружила, что девушка дышит.

— И-ищейка?.. — позвала девица, осторожно ощупывая габбро. — Слышишь меня? К-то… сотворил с тобой это зверство?..

Пальцы Кодамы чуть сжались, когда экаттка прикоснулась к ней, но в себя девушка так и не пришла.

— Та-ак… тихонько… Давай-ка немного прогуляемся… — Эгетэ подхватила малышку на руки и уверенно шагнула под своды ближайшего куба. — Хо! Да ты легкая, как перышко…

Звуки толпы тут же смолкли, сменяясь удручающей похоронной тишиной, но девица рассудила так: лучше уж вторгнуться на территорию чужой общины, чем бегать от сиггу с девчонкой на руках, а то так можно не то, что ужина — свободы лишиться. Она молнией промчалась по выполненному в форме короткого зигзага коридору, и потревоженные движениями Эгетэ листья тут же заблагоухали, отдаваясь в носовых рецепторах её хрупкой ноши бодрящим терпким ароматом, от которого Кодама пришла в себя. Потерявший резкие очертания мир проносился мимо неё в стремительной неупорядоченной пляске: мелькали перед глазами яркие цветные пятна, раздражали нос чрезмерные для её чуткого обоняния запахи, а в ушах стоял странный шум, слишком ритмичный для того, чтобы иметь естественное происхождение.

— Потерпи, ищейка — уже скоро! — долетел до сознания габбро смутно знакомый голос.

Но бедняжка отказывалась ему верить, её способность логически воспринимать этот мир пала, а сознанием всецело завладела боль: жгучая точно приставленные к коже оголённые провода, давящая на тело словно тяжёлый камень, а то вдруг острая и короткая как громкий звук.

— Мне нужен Резервуар! — крикнула девица охрипшим от напряжения голосом, выбегая на лишённую растительного покрова центральную площадь.

Искусно выполненная голограмма — высокая статная женщина с белой кожей и длинными струящимися белыми волосами почти в тон свободного покроя одежде — молча кивнула, и тело её вдруг рассыпалось на отдельные световые точки, исчезая прямо на глазах, а платформа, на которой стояла голограмма, начала плавно подниматься, вытягивая за собой, точно фокусник, трехметровый матовый цилиндр с тоненькой едва различимой вертикальной щелью во всю его высоту. Подвижный сегмент стены неслышно отъехал в сторону, обнажая белоснежные, залитые непривычно ярким светом внутренности медицинского модуля, который местные обычно называли Резервуаром.

Смело шагнув внутрь, Эгетэ изолировала цилиндр от внешнего мира и запустила процедуру обеззараживания. Кожа противно зазудела, а желудок жалобно напомнил о своей неудовлетворённости, да так скромно, тихонечко, точно понимал, что сейчас не в приоритете, но решил хотя бы попытаться.

Лишённая прямых углов комната, казавшаяся из-за голых самосветящихся стен шире, чем была на самом деле, действовала девице на нервы, и Эгетэ была неимоверно рада увидеть возникшие наконец прямо из пола прозрачное ложе и обруч объёмного сканера.

— Давай-ка, ищейка, — девица легонько похлопала габбро по щеке. — Давай, помоги мне немножко.

Платье упало на пол — на фоне этой стерильной чистоты серебристая ткань казалась небрежно скомканной грязной тряпкой.

Приготовив пациентку к осмотру, Эгетэ отступила в сторону, освобождая пространство для манёвров находящимся в подчинении у голограммы инструментам. Поразительно, насколько натуральной выглядела эта хрупкая, сотканная из воздуха женщина, как успокаивающе звучал её голос, пусть и синтетический, но такой мягкий.

Рамка сканера проворно скользнула вдоль тела лежавшей без движения габбро, негромко пискнула и откатилась к стене, позволяя ложу с девушкой опуститься в заполнявшийся голубоватой вязкой жидкостью резервуар. На лице Кодамы очутилась дыхательная маска, а подвижные манипуляторы с длинными тонкими иглами ввели в кровь чётко вымеренные дозы необходимых препаратов.

Жидкость всё прибывала и прибывала, погружая пациентку в особый, лишённый ощущений мир — бесцветный и пустой, растворивший без остатка терзавшую габбро боль, но забравший попутно все её мысли, а также восприятие пространства и времени. Кодама была никем и находилась нигде. И это «нигде» прекрасно подходило под описание её жилой ячейки, под описание её жизни: «приносить пользу на месте, более всего тебе подходящем». Пользу кому? Преследуя какие цели? Перемещаясь с места на место, точно счётная машина, требовавшая вместо электричества биологической пищи — существенная ли это разница? Ни один габбро никогда не определял свою судьбу, не нанимался на работу по собственному желанию, а только следовал данным свыше инструкциям. И правда жизни заключалась в том, что их это устраивало.

Что-то извне вмешалось в её безмятежное существование, вытащило наружу, в холод и хаос, сдернуло плотно облегавшую лицо маску, и лишённый привкуса анестезии воздух порывом ворвался в лёгкие. Пришедшая в себя Кодама начала кашлять, щурилась, отмахивалась руками от чего-то невидимого, но так явственно ощущаемого кожей.

— Приди в себя, ищейка! — шипела Эгетэ, насильно стаскивая девушку с ложа. — Всё кончилось. Кончилось! Мне надо тебя одеть.

— Моё имя — Кодама.

— Как скажешь, — фыркнула Эгетэ, в два счёта расправляясь с нехитрым платьем и взваливая девушку себе на плечо, чтобы наконец покинуть с чувством выполненного долга опостылевшее взору помещение. — Та-ак, теперь садись… Голову подними. Хм!.. А вполне сносно тебя подлатали.

Стянув плащ, девица небрежно скомкала его и использовала в качестве полотенца.

Какова причина вашего визита? Какова… Ка… Какова при… Какова причина вашего…

Эгетэ подпрыгнула на месте — только сбрендившей голограммы им сейчас не хватало. «Минами, — раздалось за спиной, — мы хотим увидеть минами». Закатив глаза, девица картинно плюхнулась на колени, вытерла рукой лоб и исподлобья глянула на собравшуюся у цилиндра толпу. Она-то по глупости своей надеялась, что ужин и домашние дела увлекут жителей настолько, что те и внимания не обратят на ворвавшуюся в куб пришлую в ядовито салатовом плаще с маленькой габбро на руках.

— Так! Ну и чего вы все сюда вывалились? — осведомилась Эгетэ нахальным тоном. — Заглючите железку — что тогда будет? Давайте, это!.. по домам. Идите! Нам надо подумать.

— Мы пришли увидеть минами, — зарокотала толпа.

Девица скривилась, провела пальчиком по линии нижней челюсти, вздохнула и как бы невзначай засучила рукава формы, демонстрируя собравшимся атлетично сложенные руки. «Подумайте, какие дерзкие, — завела она манерным голоском. — Минами, будет вам известно, за даром не выступает… Ну! Выше брови, дедуля! Знаком с понятием «взаимовыгодный обмен»? Вам внимание — мне еда». Для пущей убедительности, она небрежно взъерошила габбро волосы и дружески хлопнула Кодаму по плечу.

Пища сделала Эгетэ разговорчивой. Громко хохоча, она в красках описывала свою встречу с троицей слабохарактерных сопляков, возмущаясь, что мужества сейчас порой больше у подростков, нежели у рослых мужиков.

— Те идиоты просто бросили её посреди улицы!.. Вы послушайте только! Замотали девчонку в тряпку и думали, что никто не заметит! — тараторила Эгетэ, облизывая перепачканные соусом губы и с наслаждением отхлёбывая тёплый ещё, знатно перебродивший напиток.

Кодама же от еды отказалась и сидела тихонько в углу, безразлично взирая на собравшуюся в комнате толпу и громко вопрошавших о чём-то с улицы экаттцев, которым места в помещении не хватило. Габбро чувствовала себя расслабленной, ноги и руки безвольно обмякли в том положении, в котором её усадили на кровать. Она понятия не имела, что находится сейчас под воздействием нейролептиков, ведь никогда раньше их не принимала, и сидела бы так ещё долго, не протиснись сквозь толпу ребёнок. На пухленькой ладошке покоился, призывно поблёскивая, прямоугольный предмет — магнитный ключ от жилого модуля Астона. Кодама молча приняла «подарок», впялившись в карточку немигающим взглядом — начала вспоминать. А деловитый сорванец, решив, что имеет теперь на это право, облокотился о край кровати, подпрыгнул и легонько дёрнул габбро за ухо. Девушку тут же облепили другие дети, принялись бесноваться вокруг, приставив к своим макушкам растопыренные ладони.

— Хо! Хватит вам! — прикрикнула Эгетэ, отвешивая заводиле шуточную затрещину. — Видите, она не в настроении. Не то бы уже давно учуяла, кто из вас сегодня ужинал сладким. И зна-а-атно бы отчитала!

Дети захохотали и бросились врассыпную. «А у неё и правда такое хорошее обоняние?» — поинтересовалась одна девочка с безопасного расстояния, стыдливо пряча за спину перепачканные пудрой пальцы.

— Хорошее?! — Эгетэ нервно хихикнула. — Будь ищейка щас в форме, вы бы та-а-ак много интересного о себе узнали…

Захмелев немного от крепкого напитка, девица позволила себе слишком уж расхвалить спасённую ей габбро, настолько, что местные решили оставить Кодаму себе.

Столь громкое заявление Эгетэ поначалу приняла за шутку: некоторые спьяну ещё и не так храбрились. «Да что вы несёте, бездари! — воскликнула она, громко стукая стаканом о стол. — Учёную же будут искать!»

— Не здесь, — спокойно ответил хозяин комнаты, подавая знак толпе, чтобы заблокировали выход.

Девица шумно фыркнула, размяла могучую шею и громко хрустнула костяшками пальцев, предчувствуя, что одними разговорами тут не обойдётся. Воспользовавшись священным правилом «дамы вперёд», она рывком запрыгнула прямо на стол и лягнула первого смельчака ногой, другому засветила в пах чашкой. Когда посуда кончилась, она спрыгнула, пустила в ход кулаки и в равном бою точно бы одержала победу, но местные взяли количеством.

— Допустим, мелкую вы присвоили, — прошипела девица, презрительно сплёвывая, — но я, дорогуша, местная! И права свои знаю.

— А я знаю, что отпусти мы тебя — вернёшься ты уже не одна, — пробасил хозяин, резанув воздух остро заточенным ножом. — Не рыпайся, сучка, и я тебя быстренько кончу.

— Они знают, что я в Нижнем городе, — раздалось вдруг из дальнего угла комнаты, габбро встала. — Они сами меня сюда послали и ожидают своевременного возвращения.

Экаттцы замерли в немом изумлении, воображая самые безрадостные перспективы: если междоусобные разборки для них являлись обычным делом, то возмездия Академии жители боялись, как огня. Пока исправно выполняли свою работу, они мало кому были интересны, но что, если эту малявку сюда действительно направили специально. Если она сознательно пошла на пытки, дабы очутиться в самом сердце их мира и взглянуть на их истинное обличье. В таком случае, совершив сейчас убийство, они подпишут себе смертный приговор, но удерживая девушку насильно — лишь отсрочат его.

Подняв с пола плащ своей спасительницы, Кодама направилась к выходу, обернулась в дверях и так пристально посмотрела на Эгетэ, что буквально не оставила местным иного выбора, как освободить девицу. Габбро пропустила бунтарку вперёд — нет, не потому что переживала за её жизнь, а из соображений, что раз та принесла её сюда, значит точно знает, как отсюда выбраться.

Провожаемые полными злобы и горького разочарования взглядами, они благополучно добрались до коридора, соединявшего анархию куба с упорядоченным внешним миром.

— Ну, ищейка! — выдохнула девица, промакивая краешком плаща разбитую губу. — Чего раньше-то молчала?

— Экономила силы, — ответила Кодама, прислоняясь к стене, чтобы унять усилившееся головокружение. — Мои высказывания не опровергли, значит, я действительно нахожусь сейчас в Нижнем городе. И ты не располагаешь полномочиями, чтобы вернуть меня обратно.

— Вспомнила, значит! — хохотнула девица, производя габбро одну маленькую, но очень нужную инъекцию. — Ещё озарения будут?

— Твои действия незаконны, — озвучила малышка, чувствуя, что дурнота, однако, отступает.

— Твой пример заразителен, — передразнила Эгетэ, всаживая содержимое второго шприца себе в шею и вздрагивая всем телом. — Нам сейчас, милочка, нужны силы. Другого способа быстро их заиметь я не знаю.

— Мне не ясна логика твоих действий, — произнесла габбро, наблюдая, как Эгетэ наспех стирает с ссадин свернувшуюся кровяную корку. — Восстановление функций моей жизнедеятельности не принесло тебе никакой практической пользы.

— Пользы?! — расхохоталась Эгетэ, придерживая пальцами рассаженную губу, чтобы снова не начала кровить. — Мне с детства, знаешь ли, другие слова прививали. Мораль… Благодарность… Эмпатия… Совсем не знакомы?.. Н-да, жаль! Приятно было бы услышать в свой адрес.

Закутав Кодаму в кричащей расцветки плащ так, что видны остались только бледные лодыжки, девица крепко сжала её миниатюрную ладошку и утянула за собой на широкую пыльную улицу. Габбро едва поспевала за напряжённой точно струна экатткой, однако разделяла её осмотрительность, ведь на этот раз ушастая лгунья уже не располагала достаточно вескими аргументами в своё оправдание. Послушно ступая, куда бы не потянула её Эгетэ, Кодама внимательно всматривалась в ограничивавшие широкое полотно улицы стены, гладкие и идеально прямые, высотой от трёх до семи метров, с встроенными прямо в них широкими самосветящимися полосами. Экаттцы, не сильно отличавшиеся тоном кожи от этих самых стен, безучастно проходили мимо и были настолько поглощены собственными мыслями, что никто даже не заметил, как капюшон вдруг соскользнул с головы ушастой габбро, когда та решила получше рассмотреть пролегавшую над этим участком улицы транспортную линию.

— Ты!.. — Эгетэ поспешно дёрнула на себя цветастый кусок ткани и раздражённо зашипела, проводя пальцем по шее. — Будешь тут башкой крутить — нас мигом раскроют!

— Чтобы найти путь наверх, я должна изучить планировку города, — оправдалась Кодама.

— Знаешь, что, умница!.. Не беси меня! Держи свой нос и свой лживый язычок при себе! Здесь они тебе не пом…

Где-то рядом вдруг громко забряцали ботинки, повторяя, но на октаву ниже, звук ходьбы самой Эгетэ. Девица среагировала в момент: шарахнулась к краю улицы и вжала спутницу в стену, а сама встала так, чтобы прохожим меньше всего были заметны следы её недавнего увеселительного времяпровождения.

Сиггу пронёсся мимо, формируя за собой тонкий пылевой шлейф; Эгетэ едва сдержалась, чтобы не чихнуть. «За тобой, — прошептала она Кодаме, провожая великана злобным прищуром, — таки сдали, паршивцы! Ну, ничего! Поищут и обломаются». Воспользовавшись тем, что внимание зевак всецело сосредоточилось на фигуре стремительно удалявшегося сотрудника, девица схватила габбро за запястье, и они перебежали наискось улицу, скрываясь в тени долгожданного куба. Эгетэ победно выдохнула. Радовалась, правда, недолго, так как прекрасно понимала, что вопрос изоляции представителя научной элиты станет для сиггу делом первостепенной важности, и радиус поиска они легко могут расширить настолько, что не только улицы, но и её скромную комнатёнку подвергнут тщательному осмотру. Резервуар также представлялся сомнительным убежищем, ровно как и неглубокие бассейны, подсвеченные изнутри столь ярко, что там и рыбки маленькой не спрячешь, не то, что габбро.

— Они ведь не посылали тебя, так? — прошептала девица возбуждённым, подсевшим от жажды голосом. — Ни в логистический центр, ни сюда. Я права, ищейка?! Кто тебя избил? При каких обстоятельствах?

Глаза Кодамы, густо-фиолетовые от света едких малиновых ламп, пристально посмотрели на неё, выражая в этом самоуверенном молчании всё, что Эгетэ хотела бы услышать. Да, стоящая перед ней габбро — жертва, но ради своих принципов она готова на такие действия, о которых большинство в своей жизни ни разу и не помыслит, готова использовать таких вот добродушных девиц просто как инструмент в продвижении к цели, а вот делиться тем, что пережила, не будет готова, кажется, никогда.

— Слушай, так нельзя! — пальцы Эгетэ коснулись её щеки. — Такая жизнь, она… пустая. Она… Я думала, вы просто слишком хорошо умеете себя контролировать! Держать себя в рамках… Но вам!.. Вам всё равно.

Кодама спросила с самым серьёзным видом, что экаттка имеет в виду, ведь «пустой» по представлениям габбро могла быть комната или посуда, но никак не «жизнь».

— Знаешь, Кодама, — девица громко шмыгнула и рывком встала на ноги, — после таких слов я всерьёз начинаю тебя бояться. Депортировать тебя наверх я, конечно, помогу… но исключительно потому, что не хочу, чтобы столько усилий по твоему спасению пропали даром!

«Хо!.. Эгетэ, детка!» — зазвенели стены узкого коридора: из-за поворота вышел высокий поджарый мужчина с необычайно широкой грудной клеткой и развитым плечевым поясом, очерченные мышцы ног поигрывали при ходьбе под плотно облегающими лосинами.

Подвалив с деловитым видом к стоявшим у выхода дамам, экаттец брякнул заученной фразой, что просто мастерски умеет оказывать помощь, особенно одиноким миленьким… Тут он запнулся — увидел огромные растопыренные в стороны уши, бесцеремонно помацал их сухими пальцами и громко выругался, убеждаясь, что в самом деле смотрит сейчас на представительницу инопланетной расы, а не на ряженую девку.

Кодама отступила на шаг назад и с непониманием в глазах уставилась на следующую сцену: Эгетэ вдруг сделалась податливой точно пластилин, с неведомой доселе грацией она прильнула к ошарашенному мужчине и заключила в свои крепкие объятия прежде, чем тот успел что-либо предпринять. Губы её скользнули по его щеке, сладко приветствуя.

— Ксул! — пропела девица хитрым голоском. — Ты ведь идёшь на дело?.. И ты бы очень облегчил мне жизнь, если бы согласился взять с собой… маленький довесочек… туда… наверх.

— Детка! — экаттец смачно шлёпнул Эгетэ по ягодице. — Я бы всё для тебя сделал. Весь был бы твой! Но, дорогуша!.. Я не подъёмный кран. Да и девчонке там не понравится.

— В камере дознания ей понравится еще меньше, — не отступалась обольстительница.

— Только не говори мне, что покрываешь преступницу, — пальцы скользнули вдоль ворота её рабочей одежды. — Не будь ты так горяча, я бы уже бежал тебя сдавать.

Позволив его сухим губам коснуться, но всего единожды, своей обнажённой шеи, Эгетэ ловко извернулась и оказалась уже позади, сцепила мощные руки у него под кадыком и сладко пропела на ухо, что не посмела бы отказать ему, не будь она «подружкой» его друга. Ксул напрягся, стукнул тихонько кулаком по стене, но резких движений не предпринял.

— Вся надежда только на тебя, — ласкали слух мелодично растягиваемые слова.

«Что за стервы эти бабы», — вертелось на языке, но мужчина благоразумно сдержался, ссора с Эгетэ сейчас была не выгодна и с той позиции, что он не хотел заставлять клиента ждать. Согласно махнув рукой, он вырвался из удушающе-сладких объятий, задрал бесцеремонно болтавшийся на худенькой габбро плащ и оценивающе оглядел сокрытую под плотной тканью платья фигуру — пролезет.

— Посадит на хвост пассажиров — сами будете выкручиваться! — высказался напоследок Ксул и шмыгнул наружу с таким проворством, точно тело его не из мяса и костей состояло, а из податливой текучей субстанции.

Рука Эгетэ легла Кодаме на спину, точно промеж лопаток, и легонько, но настойчиво толкнула габбро на улицу. Закрыв лицо услужливо предложенной ловеласом повязкой, девица прыгнула следом, впилась пальцами в складки плаща и чуть притянула девушку к себе, направляя её в нужную сторону короткими точными рывками. Двигались они быстро, почти что бежали, стараясь не потерять из виду вертлявую фигуру Ксула, умудрявшегося ещё на ходу перекидываться с прохожими парой слов.

— Обстановку выпытывает, стервец, — думала Эгетэ, не сводя глаз с его затылка, то и дело сменявшегося хищным профилем с озорно подмигивающим глазом и хитро вздернутыми губами.

Экаттец торопился к грузовой подъёмной платформе, выбрав, как обычно, момент пересменки, когда широкая, полупустая улица обращалась в шумную реку тел: кто торопился домой, кто в увеселительные заведения, а с более унылыми лицами и не так охотно шли в сторону транспортных узлов, не догадываясь пока, что сегодняшнюю дорогу на работу запомнят надолго.

Спрятав дам в крайнем из жилых кубов, Ксул осторожно двинулся на разведку, похожий в своём зеркальном плаще на перетекающие от опоры к опоре клубы тумана. Улица упиралась в массивную бронированную дверь, за ней скрывался лифт для сотрудников сиггу-контроля, доступ к которому осуществлялся путём сканирования сетчатки. Можно было бы изловчиться и узнать, какой те использовали глаз, правый или левый, но метод бы вышел грубый и одноразовый, да и поди попробуй напасть на такую тушу, как сиггу. Экаттец избрал другой путь и, убедившись, что работу погрузочных цехов пока не остановили, а поток великанов из лифта кончился, призывно махнул Эгетэ рукой.

— Снимай плащ, а то больно приметный, — буркнул мужчина, прикладывая ладонь к сканеру и хищно озираясь — соединявшая цех с улицей дверь неторопливо отъехала в сторону, запахло металлом и смазкой.

— На станции есть служебный лифт, которым мы можем воспользоваться? — спросила Кодама.

— Ага, как же! — хохотнул Ксул, хлопая габбро по спине. — Есть! Только ты, малявка, для него лицом не вышла! И шмонают там перед посадкой — не наш вариант.

— Какова в таком случае цель нашего проникновения?

— А вон! — экаттец толкнул её внутрь и повернул голову в направлении вертикального магнитного рельса; пальцы его пахли тем же типом смазки, какой здесь использовали для оборудования.

Вернув Эгетэ её плащ и страстно припав напоследок губами к оголённой шее, мужчина продекламировал одну из своих пошленьких фразочек, получил дружескую оплеуху и нырнул скорее в цех, пока дверь не закрылась. Габбро же на прощание даже не обернулась.

— Я так благодарна тебе, Эгетэ, что спасла меня! Знакомство с тобой перевернуло мой мир, я больше никогда не буду прежней!.. Брось, Кодама! Какие пустяки! — распиналась девица на два голоса, облачаясь в свой кричащей расцветки наряд и бегом направляясь обратно к кубам. — Вот ж маленькая гордячка... Ни слова благодарности!

Ксул тем временем был уже на полпути к цели.

— Залезай! — повелел он габбро, опускаясь на колени.

— Ты хочешь, чтобы я села тебе?..

— Да! — раздражённо рыкнул экаттец, подхватывая её и рывком закидывая себе на спину. — Здесь сожми! Руками обхватись! Ниже! Так… И молчи!

Облизнув жадно губы и с шумом втянув в лёгкие больше воздуха, он подпрыгнул, схватился ладонями за перекладину и заелозил ботинками по гладкой поверхности, подтягивая тело наверх. Наконец правый мысок нащупал щель, прочно угнездился на этой маленькой площадке, и Ксул выбросил вверх правую руку — пальцы впились в следующую перекладину. Экаттец крякнул от напряжения, но смог правильно распределить нагрузку. Вытягивая себя вверх на правой половине тела, он изловчился забросить левую ногу на первую перекладину и обрёл наконец все четыре точки опоры. Без балласта в виде маленькой габбро он бы проделал этот трюк играючи — подтянул бы себя хоть на одной руке, но девчонка, хоть и лёгкая, а сбивала с привычного ритма.

Левая рука рванулась к правой, ушла выше правая нога, качнулся торс, перенося центр тяжести на ноги, и правая рука подалась вверх, а левая нога в этом стремительном броске заняла место рядом с правой. Все движения выполнялись на выдохе, с усилием, к концу пути Ксул аж побагровел от напряжения, не чая избавиться скорее от больно упиравшейся коленками в бока габбро.

Наконец перекладины кончились. Выпихнув наверх Кодаму, мужчина вылез следом и пал ничком на крышу протяжённой транспортерной галереи. Ноги его остались болтаться в проёме, а руки экаттец принялся неистово растирать, разминая забитые мышцы. Увлечённый собственным телом, он и не услышал, как щёлкнули системы страховки, фиксируя прибывшую снизу многотонную грузовую платформу на настоящем уровне, зато сразу это почувствовал, когда в движение пришли краны — галерея так и завибрировала.

— Тихо ты! — прошипел Ксул, проворно подползая к габбро и насильно прижимая её к пыльной металлической поверхности, а свободной рукой зажимая рот, чтобы ненароком не чихнула. — Куда лезешь, пока не проверили!

Набросив на голову капюшон, он медленно подтянулся к самому краю, осторожно свесил вниз голову и изучающе покрутил ей из стороны в сторону. За годы работы экаттец изучил этот цех вдоль и поперёк, перезнакомился почти со всеми сменщиками за партиями в азартные игры, снискав себе их расположение самопальной выпивкой, да и начальство запомнил в лицо. Сегодня дежурил ленивый малолетний ушлёпок: сидел со скучающим видом на месте начальника смены, буравя взглядом занятых погрузкой рабочих. Ксул довольно хмыкнул — такой башки лишний раз не поднимет, повезло.

Кодама аккуратно пододвинулась ближе и тоже осмотрелась.

— Что, мелочь, подробности запоминаешь? Только поднимешься к своим — сразу жаловаться побежишь? — спросил экаттец расслабленным голосом, однако хитро прищуренные глаза его неотрывно следили за погрузкой.

— Мне это не выгодно, — ответила Кодама, взгляд её метался по помещению в поисках обещанного лифта.

— О-о-о! — протянул Ксул, хлопая себя по коленкам — помещение сейчас резонировало звуками рабочих механизмов и говорить можно было в голос. — С таким подходом ты нигде не пропадёшь! Ладно, хватит сидеть. Пошли!

Логика подсказывала габбро, что отсюда нет иного пути, кроме как через шахту, в противном случае мужчина мог бы и один подняться разведать обстановку, а её где-то спрятать.

— Исходя из нашего текущего местоположения, — начала девушка, пристально взглянув на Ксула. — я предполагаю, что ты собираешься прыгнуть на грузовую платформу.

— Правильно предполагаешь, — похвалил экаттец, призывно взмахивая рукой.

— Я не буду совершать действия, которые приведут к моей гибели, — обозначила Кодама ровным голосом.

— Да-а-а?! — переспросил Ксул, круто обернувшись и схватив её за тонкое запястье, да с такой силой толкнув от себя, что почти целиком выпихнул с галереи. — Хочу тебя огорчить, мелкая, ты как раз их сейчас и совершаешь! Перечишь мне! Как думаешь, умница, фарш из тебя получится или только отбивная, если я тебя отпущу?

Кодама посмотрела вниз, на пыльные разновеликие контейнеры, хаотично громоздившиеся прямо под её ботинком, на отбрасываемые ими резкие тени, которые вдруг зашевелились и приобрели красноватый оттенок. Девушка моргнула. Мир сделался блёклым, расплылся на примитивные геометрические формы, сквозь которые стрелой метнулось что-то вытянутое и тёмное, что-то гораздо более близкое, чем пол, и тело тут же, не получая на то её команды, рванулось вверх, прочь от страшной пропасти.

— Ладно, пошли! Времени в обрез! — раздался над ухом голос Ксула, трескучий, словно вещал испорченный приёмник.

Кодама обнаружила себя сидящей на крыше галереи, в полуметре от её края. Поднявшись на ноги, она неуверенной походкой двинулась за экаттцем, не в силах подавить возникшее в груди напряжение и унять подрагивавшие пальцы. То был страх, но она не знала, что он выражается именно так, зато в другом была уверена точно — прыгать ей придётся, мужчина принудит. Ксул по манере поведения очень походил на последнего её работодателя, и Кодама хорошо усвоила, что такие слов на ветер не бросают.

Экаттец остановился у самого края, принялся разминать в полуприседе колени и выполнять маховые движения руками. Погрузочные краны как раз возвращались на свои стартовые позиции, страховочные опоры протяжно ухнули, и платформа, просев несколько вниз, начала затем свой плавный подъём. Махину укомплектовали под завязку, и Ксул внимательно примеривался, на какой контейнер лучше прыгнуть. Кодама тоже сосредоточилась на расчётах: провела мысленную прямую от платформы до потолка, определила на глаз ширину зазора, сопоставила это значение с длиной собственного шага, но пришла к удручающему выводу.

— Мне не хватит…, — только и успела вымолвить девушка, как сильные руки экаттца буквально метнули её вперед.

Тело в мгновение сделалось невесомым, щекочущие судороги сковали живот, застучали нервно зубы, а с губ сорвался тихий сдавленный крик, заглушённый громко звякнувшими при приземлении ботинками Ксула. Габбро посмотрела вверх — пальцы её правой руки, судорожно впивавшиеся в обжигающе холодный металл, сделались отчего-то такими скользкими и неподатливыми, что не в состоянии уже были… упасть она успела сантиметров на десять, когда тело вдруг резко дёрнулось и соприкоснулось вновь с гладкой гранью, а ноги безвольно повисли в пустоте — ребро распахнутой ладони затормозило о крепко обхватившие её запястье пальцы, и она увидела лицо Ксула, скорее раздражённое, чем обеспокоенное. Экаттец играючи втянул ее наверх, толкнул в направлении нужного контейнера — типы маркировки он знал наизусть — и принудил лечь. Платформа к тому времени уже вошла в шахту целиком, набрала нужную скорость и заскользила вдоль рукотворного туннеля с характерным тихим свистом; потоки встречного воздуха играли в волосах, трепали слегка полы одежды.

— Лежи и не шевелись, — проговорил по слогам Ксул, придавливая габбро жилистой рукой к холодной металлической поверхности.

Платформа начала замедляться, вошла пазами в страховочные опоры промежуточной станции, щёлкнула и с тихим кряканьем остановилась. Разгрузка длилась около семи минут: манипуляторы проносились в метре над их головами, стыковались с нужными контейнерами и переправляли те на станцию.

— Не двигайся, — прошипел экаттец. — Это автоматы, они нас не видят.

Потому и проходят на обратном пути так близко, что потревоженный их ношей воздух холодит щёки.

Кодама внимательно посмотрела на своего проводника, но так и не смогла найти логичное обоснование его действиям. Чего ради он подвергает себя такому риску? Просто не могло быть, чтобы эти «прогулки» являлись частью его работы. Работу выполняют официально, в соответствующей для того одежде и без посторонних лиц. Значит, это правонарушение, совершаемое к тому же на регулярной основе, раз даже такая обуза, как она не смогла помешать его планам.

Платформа снова двинулась, совершила ещё пару промежуточных остановок, и когда скорость её в очередной раз упала до минимальной, Ксул, наконец, глухо скомандовал: «Встаём!» Габбро молча подчинилась.

Показались опоры страхующих систем; эта часть конструкции требовала частого обслуживания, и как только в поле зрения Кодамы попала маленькая огороженная площадочка, девушка сразу поняла, куда Ксул сейчас прикажет прыгать. Но на этот раз маленькая габбро и слова поперёк не сказала — бесполезно — лишь послушно оттолкнулась от края контейнера и мгновение спустя уже висела на защитном ограждении. Ксул приземлился рядом, помог ей перебраться в безопасное место и ободряюще хлопнул по спине. На лице его играла улыбка, а в движениях больше не чувствовалось былой резкости. Облизнувшись, точно довольный охотой зверь, экаттец толкнул худощавую обузу к скобам лестницы, по которым к ним уже спускался один из рабочих, и ехидно продекламировал: «Сегодня довесок. За мой счет».

— Ты охренел! — вырвалось у связного. — Я как её по шахте подниму?!

— Че там поднимать! — махнул рукой Ксул. — В лифт её посади.

— Сам посади, раз такой умный! — осклабился подельник.

— Ладно, — цыкнул мужчина, передёргивая плечами. — Времени нянчиться с ней нет, иначе на обратный рейс опоздаю. Сунь девчонку в вентиляцию! Сам говорил, у вас система смежная.

Лицо рабочего, казалось, вытянулось в длину на несколько сантиметров, настолько он был шокирован предложением: о единой системе воздуховодов он высказал идею ещё на этапе планирования их общего дела, но так и не смог её проверить, не пролез.

— Эта пролезет! — успокоил Ксул, передавая подельнику упаковку с товаром. — По запаху дорогу найдёт. Мы ей сейчас только немножечко поможем.

— Совсем сдурел! — взревел рабочий, но руки его теперь были заняты, и хитрый экаттец беспрепятственно отщипнул от одного из брикетов маленькую горошинку.

— Да брось, они не взвешивают! — отмахнулся Ксул, подошёл к Кодаме и вежливо попросил открыть рот. — Да не собираюсь я тебя травить! Жуй!.. Эгетэ мне рассказывала, какая ты умница. Определяешь степень коррозии по запаху… и дорогу найдёшь в два счёта…

— Производимые тобой действия незаконны.

— Будь я законником, ты бы, умница, сейчас здесь не стояла, — хохотнул Ксул. — Как ты там удачно сказала?.. Тебе не выгодно нас закладывать. И раз уж ты оказалась внизу, милая, значит носик-то твой не чист. Но у меня нет под рукой бутылки, чтобы выспрашивать, из какого дерьма тебя выловила Эгетэ. Всё! Бывайте!

Выхватив из-за пояса рабочего причитавшуюся ему награду, Ксул как следует разбежался и спикировал на отправившуюся в обратный путь платформу.

­ — Что он у тебя забрал? — спросила Кодама.

— Диск с данными, — ответил машинально рабочий и хихикнул, смешок правда вышел какой-то нервный.

Габбро подняла голову и внимательно посмотрела на высокорослого экаттца: «С какими данными?».

– Ты тут правда не по поручению Академии? — осторожно спросил тот.

— Нет. Так сложились обстоятельства.

— Ладно! — вздохнул мужчина, на вид он был моложе Ксула и мягкость характера, очевидно, компенсировал экспрессивной манерой речи. — Пусть вы, умники, и живёте на всём готовом, но удовольствиями вас Академия явно обделила. А нас — информацией. Вот мы и помогаем друг другу немножко…

— Чем?

— Разве ты не ощущаешь?! — голос экаттца предательски дрогнул — неужели партия не удалась. — Прилив бодрости!

Кодама сморщила носик и схватилась ладонью за горло: запахи вдруг стали настолько резкими, что вызвали приступ тошноты.

— Спокойно! — выдохнул рабочий, облегчённо улыбаясь. — Это безобидные травки! Чтобы продуктивно поработать, а потом расслабиться после тяжёлого дня. Ну всё, пошли!

— Я не полезу в вентиляцию! — воскликнула вдруг Кодама неожиданно резко и спокойно добавила. — Я для неё физически не подготовлена и у меня нет образца нужного запаха.

Подельник Ксула прошипел в ответ какие-то проклятия на местном наречии и толкнул её в нужном направлении. «Что за глупая девчонка — думал он, — всё воспринимает буквально!»

Будь мужчина чуть более эрудирован, то сразу бы понял, какое золото свалилось ему в руки — находящаяся под воздействием наркотика габбро только что в голос возмутилась, да ещё по собственной воле, — учёные бы дорого заплатили за такое зрелище. Местному же не терпелось поскорее отделаться от своенравной капризной удавки, затягивавшейся с каждой минутой всё туже на его бедовой шее.

— Тебе не нужно искать выход по запаху, — пробурчал он, подхватывая Кодаму за талию и рывком подбрасывая к люку, — нужно два раза повернуть налево, затем направо, подняться по невысокой вертикальной трубе, снова влево и спрыгнуть. Наверх до технического уровня где-то должна быть лестница. А дальше придумаешь что-нибудь.

— А если там будет тупик?! — эхом разнеслось по помещению.

— Тогда приползёшь обратно! — взревел в ответ мужчина и быстрым шагом направился прочь. — Только снимать тебя уже буду не я… Экши ма, Ксул! Последний раз я имею с тобой дело!..

***

Кнолти понуро семенил домой, прокручивая в голове события минувшего дня. Он пребывал сейчас в состоянии полнейшего отчаяния: досадовал на собственную неосмотрительность и проявляемое по отношению к каждому встречному дружелюбие. Вроде бы грамотный специалист, а так легко поверил в то, что Астон Кантон, этот образцовый габбро, мог в действительности привести в свой модуль незнакомку с улицы. И ради чего — поужинать вместе и просто поговорить. Но ладно Астон, всё-таки Кнолти порядком досаждал ему своими дискуссиями на тему либидо, что побудило девушку сходу согласиться участвовать в странном времязатратном эксперименте вместо того, чтобы вникать в местные порядки.

«Наивный дурак! — сокрушался мужчина. — Кто станет столько времени тратить на чужие нужды по окончании своего первого рабочего дня?! Глупость какая!» Сейчас данная мысль казалась ему очевидной, но присутствие миловидной особы в модуле коллеги столь смутило учёного утром, что ему и в голову не пришло допросить её. А ведь и правда глупо выходит: педантичный Астон Кантон не то оставляет намеренно, не то просто случайно роняет свой магнитный ключ, а дверь оставляет приоткрытой.

Кнолти очень боялся, что его глупые эксперименты могли так сказаться на психике габбро, что тот сошёл с ума: флирт, пусть и не удавшийся, точно не мог входить в модель поведения Астона, а добиться внеочередной психокоррекции, чтобы его реабилитировать, на Экат было ой как сложно. Однако габбро мог потребовать немедленно расторгнуть контракт с Нтуи Кнолти — это бы Академия позволила, но в таком случае специалист по социальным взаимодействиям уже получил бы соответствующее уведомление. Вместо этого к нему посреди рабочего дня вдруг заявились, распахнув бесцеремонно дверь, нежеланные гости и произвели весьма грубый осмотр кабинета.

Кнолти с содроганием вспоминал те жуткие пятнадцать минут: сотрудники сиггу-контроля в поисках Астона беспардонно раскидали по полу мебель, оборудование, разворошили все научные архивы и даже изъяли личные вещи габбро, а когда Кнолти вежливо попросил их быть чуть аккуратнее, руку ему вывернули с такой силой, что запястье до сих пор ныло — и это сиггу его даже не задержать пытались, а всего лишь проводили опознание личности. Учёный боялся себе представить, что должен был совершить его ушастый коллега, чтобы довести представителей правопорядка до такого состояния.

Когда и где он в последний раз видел Астона Кантона?

— Вчера на работе, — повторил Кнолти с досадой, слова прозвучали столь же невнятно, как и во время допроса.

Учёный громко вздохнул и прижался к стене чьего-то модуля, утирая со лба крупный пот. Уголки его губ вдруг сами собой поползли вверх, искривляясь в немного нервной ироничной улыбке: «Они б-больше не позволят мне работать с-с габбро… нет… а ведь я п-почти закончил! Я!..» Руки потянулись ослабить высокий воротник, в глазах на мгновение потемнело, но Кнолти совладал с собой. Он прекрасно осознавал, в каком состоянии находится, и какие эмоции за этим последуют, поэтому решил, что заставит себя сейчас пойти домой, ляжет пораньше спать, а завтра отправится в Академию как ни в чём не бывало и не станет проявлять излишней заинтересованности в деле коллеги, а будет действовать через высшие инстанции. По закону. Чтобы снять с себя любые подозрения.

Дыхательные упражнения помогли ему окончательно успокоиться, мужчина поправил растрепавшиеся волосы, распрямился и неторопливой походкой направился в сторону своего модуля. Собиралась гроза, её глухие раскаты уже долетали до Кнолти, а цветки сайи в преддверии дождя особенно сильно благоухали. Учёный не выдержал и решительно раздвинул руками плотное сплетение ветвей, намереваясь сегодня сполна насладиться любимым ароматом, даже несмотря на свой, возможно, нелепый вид. Но только он успел забыться, как громкий крик вернул мужчину обратно в гнетущую атмосферу ожидавшей дождя улицы:

— Держите, кто-нибудь! Она сейчас упадёт!

Налетевший внезапно порыв ветра сбил с пышных соцветий сайи жёлтую пыльцу, сквозь облако которой навстречу обернувшемуся Кнолти шагнула девушка в грязном платье с рваным подолом, зашаталась и упала учёному прямо на руки.

— Ко-к… Ко… Ко-о-дама?..

— Нтуи Кнолти, — прошелестел тихий голосок, — специалист по социальным взаимодействиям.

Едва ли он представлялся столь официально ещё одной габбро, но Кнолти всё же счёл должным проверить, настоящая ли это Кодама, и потребовал озвучить, что девушка ела сегодня на завтрак.

Покрытый тонкими чёрточками свежих царапин лоб задумчиво сморщился и после непродолжительной паузы габбро назвала блюда почти в той же последовательности, в которой употребила их утром. Мужчина нервно кашлянул: сам он едва помнил, как был сервирован стол Астона, да и прохожие к подобному издевательству отнеслись с таким неодобрением, что нужно было срочно исправлять положение.

— Я йе-ё знаю! — воскликнул учёный. — Знаю! Г-габбро они же все на-а-одно лицо. Надо было уб… убедиться. Я с-сам сообщу сотрудникам правоп-порядка. Сам!

Подхватив сотрясаемую дрожью Кодаму на руки, он поспешил ретироваться в направлении своего модуля, дабы выяснить, где находится ближайший пост сиггу, ведь к стыду своему совершенно не запоминал вещи, не касавшиеся работы.

— Их поймали? — спросила девушка шёпотом, впиваясь пальцами в грубую ткань верхнего плаща Кнолти, послушно колыхавшуюся в такт движениям учёного.

— Кого?

— Астона Кантона, — произнесла Кодама безразличным тоном, не отнимая головы от тёплого плеча, — и нелегала, завладевшего моим телом.

Кнолти споткнулся, но удержал равновесие, громко кашлянул и огляделся взглядом затравленного зверя — не услышал ли кто. «Ч-что вы т-такое говорите? — встревоженно прошептал он. — К-как это — завладевшего?.. И не-нельзя не-елегально п-попасть на эту планету».

— Я попала, — возразила габбро, поёжившись. — Вчера.

Кнолти тихонечко хихикнул, выдержал пятисекундную паузу и расхохотался уже во весь голос, до икоты, потому был вынужден поставить Кодаму на ноги.

— Прсти-ик-те… А сегодня вы-ик… где были? — поинтересовался он, проглатывая большие порции воздуха, чтобы побороть приключившуюся с ним оказию.

— В Нижнем городе, — честно призналась девушка, чем вызвала у учёного новый приступ смеха. — Отведите меня в модуль Астона. Мне нужна чистая одежда.

— Я!.. Я вас лучше… в д-другое место отведу, — выдохнул Кнолти, протирая глаза, а свободной рукой решительно хватая её за запястье, чтобы не убежала. — Узнаю только, к-как туда…

— Мне нужна чистая одежда и болеутоляющие, иначе я не смогу вести продуктивный диалог с представителями Академии, — заметила малышка серьёзным тоном, но проглянувшие из-за туч лучи заката тут же скрасили эту холодность своим золотым светом.

Губы Кнолти расплылись в улыбке восхищения, и поражённый красотой природы учёный обернулся к смотровой площадке, напротив который они стояли. Небо походило на персиковый мрамор с массивными черничного цвета прожилками, перераставшими к горизонту в тяжёлый грозовой фронт. Яркие полосы цвета плавящегося металла пронзительно вспыхнули на прощание, и свинцовые тучи поглотили эти последние отголоски заката в своём клокочущем чреве. Косые полосы дождя вуалью упали на соседний кластер, а равнина внизу пришла в движение, заволновалась точно море, предвкушая долгожданную влагу, прорвавшийся сквозь ветроломы ветер принёс на своих крыльях её пряные запахи — сухая трава и прибитая первым дождём пыль.

Крупная капля упала Кодаме на переносицу, две другие оставили на щеках Кнолти причудливые влажные полосы. Учёный отмер и поскорее укрыл измученную девушку своим плащом.

— Идёмте, п-переждём дождь у меня. Такой быстро заканчивается, — произнёс он тоном добряка, забывая моментально о том, что перед ним стоит нелегалка. — М-можно будет пока п-привести в порядок ваше платье. Кодама!.. Н-не спешите так… Обопритесь мне на руку.

Едва они переступили порог жилого модуля, и дождь полил стеной.

Стряхнув с волос капли влаги, мужчина понуро вздохнул: как-то раз они с Астоном тоже попали под дождь, только у дверей его модуля. Как же хотелось сейчас обернуться и обнаружить коллегу безмятежно восседающим на чудном стуле из дутого полимера, заглянуть в его рассудительные фиалковые глаза и спросить, находят ли габбро такое понятие, как ложь, логичным. Ведь даже если допустить, что сегодняшнее признание Кодамы правдиво, то кому-то там на орбитальной станции она непременно должна была соврать, и далось ей это, судя по всему, очень просто.

Кнолти посмотрел на девушку, подушечка большого пальца его правой руки нервно заскользила вдоль кромки коротко стриженных ногтей: поразительно, сколь грамотна её речь, как контролирует она собственные слова даже находясь в предобморочном состоянии. Его – и того узнала по голосу!

— П-простите, минами Кодама, как вы попали на Экат? С-сюда... В-вниз.

— Эта информация может ухудшить ваши отношения с представителями Академии, — предупредила девушка, роняя платье на пол и направляясь неуверенной походкой в сторону душа.

— П-позвольте! — выпалил учёный, теряя самообладание. — Я очень вас… п-прошу н-не раздеваться в п-присутствии других!

Кодама повернула на него голову, приоткрыла рот и спросила с отчётливо различимым оттенком заинтересованности в голосе: «Почему?»

— Это аб-солютно ас-социально, — вымолвил бедолага с трудом отрывая от нёба пересохший язык, — т-так… не принято! В-вас могут не п-правильно понять.

— А если от этого будет зависеть моя жизнь?

— Т-тогда н-наверное можно, — согласился Кнолти.

— Хорошо.

Кодама переступила порог узкого цилиндра душевой камеры и без сил опустилась на колени. Вместо воды на Экат использовали специальную обеззараживающую жидкость и нагретый воздух: неприятная субстанция обволокла её тело точно плотное желе и моментально высохла под напором тёплого потока, ссыпаясь вниз уже грязной шелухой.

— Я п-прошу вас, — долетели до ушей слова Кнолти, — ответьте мне хотя бы одним словом… Вы мне с-солгали сегодня о себе? Меня куда больше волнует Астон, чем отношения с Академией! Я чувствую свою вину!..

— Нет, — громко произнесла девушка, наблюдая, как исчезают в щели воздухозаборника последние чешуйки; её снова мутило. — Я голодна.

Страдалица прижалась головой к нагретой воздушными потоками поверхности и какое-то время просидела так без движения, с закрытыми глазами и тяжело вздымающейся грудью. Ей вдруг овладел приступ клаустрофобии: габбро точно снова очутилась в той тёмной узкой вентиляционной шахте, о стены которой вся исцарапалась в попытках допрыгнуть до края злополучного вертикального сегмента. Ладони Кодамы упёрлись в стенки душа и заскользили в нервном танце вверх, утягивая за собой налитое тяжестью тело, но разнёсшиеся по комнате стоны Кнолти, так вовремя ударившегося ногой о стул, вернули девушку к реальности. Габбро поспешила покинуть тесную кабинку.

Обмотавшись плащом, дабы соблюсти требование учёного относительно её наготы, Кодама подошла пошатывающейся походкой к столу и опустилась на тот самый стул, на котором обычно сидел Астон.

— Ох, как же вы похожи! — выдохнул Кнолти, аккуратно приглаживая пальцами всклокоченные лиловые прядки и пропадая на мгновение в бездне аметистовых глаз, таких же глубоких и безмятежных, как у его коллеги. — Ах да, ужин!.. Вот! Ешьте, что хочется. И п-простите м-мою бестактность, но… почему вы… сразу не сказали мне, что незаконно н-находитесь на Э…

— Меня не спрашивали, — ответила Кодама, бросая взгляд на окно — дождь ещё хлестал по нему. — И мои действия не противоречили закону, потому как на основании присланного мне приглашения я имею право пребывать на поверхности планеты вплоть до момента расторжения контракта. Но документ этот был сегодня украден Астоном Кантоном и, скорее всего, поспособствовал его побегу с планеты.

— Не-ет, — прошептал Кнолти, сцепляя в замок затрясшиеся пальцы. — Минами Кодама, нет! Астон п-прекрасный сотрудник! Он н-наверное… специально так поступил… чтобы защитить вас! П-понимаете, пригласив вас к себе он как бы… к-как бы взял за вас ответственность.

— Габбро несут ответственность только за себя.

— Хорошо! Д-давайте поступим так, — начал неуверенно Кнолти. — У-у меня есть основания в-вам не доверять. У-у вас мне т-тоже, как я вижу. Так что п-пойдём вместе в модуль Астона и о-осмотрим его. А завтра… З-завтра изложим свои доводы Академии!

— Это меня устраивает.

Девушка переключила своё внимание на еду, а учёный принялся приводить в порядок её платье. Звук дождя тем временем стих, и они решили обыскать модуль Астона сегодня. Боясь, как бы вечерняя прохлада не свалила и без того уставшую габбро, Кнолти вновь уступил ей свой плащ, сам же крепко обхватил себя руками, но скорее по причине нервов, нежели от холода, и насупившись шагнул на увлажнённую ливнем улицу. В кои то веки мужчина не порывался говорить вслух, но вёл с самим собой ожесточённый мысленный спор, до последнего отказываясь верить в то, что его коллега действительно пропал.

С каждым новым шагом Кнолти охватывало всё большее волнение, достигшее апогея к моменту, когда он увидел, что дверь модуля Астона снова приоткрыта, вот только выходит из неё не габбро, а сотрудник сиггу-контроля в приведённой в боевой режим форме, с изъятым рабочим экраном в руке.

— Астон Кантон?! — рявкнул великан грозным тоном, метнувшись к закутанной в плащ девушке.

— Нет, — ответила Кодама на удивление спокойно, заливаясь вдруг парой громких мелодичных чихов.

Лапища сиггу перехватила её руку и рванула на себя, грубо выкручивая запястье. Сотрудник произвёл опознание личности.

— Астон Кантон, — пробасил он холодно, наводя на габбро лазер прицела и рывком сдёргивая с её плеч тяжёлый, набравший влагу плащ. — Как вы объясните своё отсутствие на рабочем месте и произошедший сегодня в порту инцидент?

— На меня напали, — ответила Кодама не задумываясь. — По пути на работу. Нападение было произведено со спины, однако я смогу опознать нападавшего по голосу.

— Он говорил с вами?!

— Хотел узнать моё имя, — спокойно пояснила девушка.

Кнолти замотал головой, моргнул несколько раз, да так и замер с открытым от удивления ртом. Кажется, он был тут третьим лишним.

— Астон Кантон, — прошипел сиггу, прищуриваясь и с силой сжимая тоненькое запястье, дабы боль спутала жертве сознание, — задержанный был в женской одежде. Как и вы.

Кодама даже не поморщилась. К грубому обращению она за минувший год успела привыкнуть: порой синяки у девушки не сходили неделями, а капитан запрещал их лечить, говорил, чтобы смотрела на них и думала, как отвечать старшим по званию. Габбро очень много думала, очень старательно училась и в итоге в совершенстве овладела техникой обмана.

— Это эксперимент, — ответила она недрогнувшим голосом, — Нтуи Кнолти хотел выяснить, является ли одежда основополагающим признаком отличия габбро друг от друга.

Сиггу пристально посмотрел на учёного, и у того внутри всё похолодело. Кнолти огляделся в поисках поддержки, какого-то знамения, знака… но жизнь вокруг текла размеренной рекой, обыденной до тошноты.

— П-по-о… П-понимаете… — залепетал Кнолти, облизывая жадно губы, — г-габро так п-похожи.

— Полагаю, эксперимент признан успешным, — заметила Кодама, — раз ни нападавший, ни службы правопорядка не распознали во мне мужчину. Также полагаю, что личные вещи могут быть мне возвращены, если инцидент в порту был благополучно разрешён.

— Астон Кантон, — сиггу начал терять терпение, но постарался произнести как можно более вежливо, — личные вещи вы получите только от представителей Академии и только после того, как объясните им, почему службы правопорядка весь день искали вас, хотя должны были ряженую девку!

— Я также сообщу им о ваших действиях, — прозвенел на прощание голосок девушки, потиравшей пальчиками покрасневшее запястье.

Сиггу ничего не ответил. Проводив его взглядом, Кнолти без сил рухнул на стоявшую перед входом скамейку, посмотрел сначала на приоткрытую дверь, потом на девушку и тихонько простонал, закрывая лицо рукой. Кодама опустилась рядом. Плащ так и остался лежать у их ног.

— Промокнете, — вздохнул учёный.

— Я слишком устала, — ответила габбро, руки её безвольно упали на колени.

Некоторое время они сидели молча, смотря на прояснившееся вечернее небо, густо синее, с отчётливо уже различимыми звёздами и яркими искорками последних грузовых шаттлов.

— П-поверить не могу! — выдохнул Кнолти, немного приходя в себя. — Вы и правда врёте! Им... Мне... С-с такой лёгкостью! Как?!

— Просто сопоставляю факты. Это удобно.

— Но!.. Он назвал вас Астоном! Это же… н-нелогично. Это д-должно было вас задеть!

— Я слишком устала, — повторила Кодама, — и считаю, что заниматься подобными вещами должна Академия.

— Не-ет, — запротестовал вдруг Кнолти, — нет! Е-если вы не подменяли себя на Астона, з-значит это сделал сотрудник Академии. Значит!.. Вас… Вас… специально сюда н-направили… Кто м-может знать о вашем умении лгать, минами Кодама?.. Н-не знаете?.. Т-тогда у меня есть к вам п-предложение…

— Какое?

— С-сделать из вас Астона. Н-настоящего Астона Кантона.