Вступление

Музы, романтик плюгавый вас кличет — к нему улетайте!

Я настрочу и без вас

свой легкомысленный фарс.

Пользы немного от вашей подмоги: всегда в результате

пафос выходит один,

тошный и плоский, как блин.

Воду в ступе пустой, прошу вас, не заставляйте

с умным видом толочь,

если хотите помочь.

Если хотите помочь, то, прошу вас, хотя б не мешайте

вольно резвиться уму

или неважно чему.

Дайте три короба правды на белые вылить страницы,

дайте поврать от души,

дайте навешать лапши.

Дуйте, короче, на свой Геликон; что вам там не сидится?

Скучно, что ль, наверху?

Я вас слегка развлеку:

скоро Гермес вам доставит туда здоровенную пиццу.

Аж закряхтите, суя

в микроволновку ея.

Действующие лица

САПФО — жрица Афродиты, певица, поэтесса, преподаёт изящные искусства

благородным девицам.

АНАКТОРИЯ — ученица Сапфо.

ДОРИХА — бывшая ученица Сапфо.

ХАРАКС — брат Сапфо.

РОДОПИС — возлюбленная Харакса, бывшая гетера.

ФАОН — друг Харакса, жених Анактории.

АФРОДИТА — богиня любви.

ЭРОС — сын Афродиты и её коллега по работе.

ХОР девушек.

Место действия — дом Сапфо в Митилене, на Лесбосе.

Время действия — примерно 2600 лет тому назад.

ХОР.

— Стало спокойней на улице суетной.

— Блеск полусолнца непередаваемый,

щедро над краем земли разливаемый,

рдеет картиною неописуемой.

— Розы трепещут, каким-то смятением

неизъяснимым объяты и некою —

тоже какой-то неясною — негою

этакой, свойственной этим растениям.

— Знатная Лесбоса дочь, отчего ты молчишь и уныло

на Митилену глядишь? — Слушаешь вечера тишь?

— Губы лица шевелятся, рука на кифаре застыла…

— Брата небось своего вспомнила снова Сапфо.

САПФО.

Мужчиной сделался и капитаном

мой непутёвый младший брат Харакс

и в дальний путь отправился моряк с

командой храбрецов за чистоганом.

На юг поплыли продавать напитки.

Там люди больше платят за вино,

когда оно старо, а не юно.

Построй из винных амфор пирамидки —

и к ним слетится мигом весь Египет.

Глядишь — и весь товар раскуплен, выпит.

Была бы там вода такой же вкусной,

от Нила бы осталось только русло.

Что, если — от чего избави Зевс! —

Харакс гулял по берегу, нетрезв,

и, повстречав священных крокодилов,

им нецензурным слогом нагрубил и в

клочки разорван был зубами бестий?

Который месяц нет о нём известий.

Возможно, дух его на бреге Стикса

стоит и думает, что это Нил?

А может, он здоров и полон сил?

С Египтом свыкся, наголо остригся,

и даже, в довершенье всех нелепостей,

решил остаться и забыть о Лесбосе?

Тем более что здесь заимодавцы

не могут корабля его дождаться,

по нём тоскуя больше, чем родные

и близкие… Скажи, Анактория:

уж не завёл ли он себе жену?

АНАКТОРИЯ.

Ха, ха! Тогда, пожалуй, не одну.

Две или двадцать, а того и двести.

Так водится у этих етиптян,

не то что здесь, у наших лесбиян.

Вот потому и нет о нём известий.

САПФО.

Готова от душевной муки жгучей

я в море спрыгнуть со скалы Левкадской,

а ты нервируешь меня дурацкой

игрой созвучий. Будь чуть-чуть почутче!

АНАКТОРИЯ.

Прости, Сапфо, но уж таков твой брат:

Всегда за пеплосом таскаться рад.

Особенно кокетки светлокудрые

ему по нраву, потому что дуры и

не видят, сколько раз уже нахал

глазами всё до нитки с них содрал.

На выпуклые прелести, бесстыжий,

уставится — и вот уж чуть пониже

пупа орудье в боевой готовности.

САПФО.

Что ж делать, таковы его наклонности.

На девушек красивых плотоядно

всегда смотрел он. Это мне понятно.

Для сердца не придумано доспеха,

который был бы Эросу помеха.

Вот и Хараксу грудь стрела пронзила...

АНАКТОРИЯ.

В грудь целился крылатый вертопрах,

но как всегда попал Хараксу в пах.

Стрелял бы лучше в зад ему, мазила.

САПФО.

Побойся богохульствовать, шутиха.

Мстит атеистам это божество

за шуточки над меткостью его.

АНАКТОРИЯ.

Прости, Сапфо, но тот роман с Дорихой

был темой для комедии абсурда.

Так много надарил ей изумрудов,

серёг, и ожерелий, и колец, что

растратил на кокетку всё наследство.

Всё заложил: свой дом, постель, посуду,

гусей и уток, плававших по пруду,

рыб, из пруда пока ещё не выловленных,

и масло от олив, ещё не выдавленных,

и призраков, в подвале окопавшихся,

и преданных собак проголодавшихся —

как хорошо, что все они сбежали,

не то б хозяина живьём сожрали.

Так понемногу сделался посмешищем,

лесбийских сплетников бесплатно тешащим.

И вот глядит: крах неминучий близится.

Пора к сестре богатенькой бежать.

САПФО.

Чтобы, краснея, попросить деньжат

«для продвиженья выгодного бизнеса».

АНАКТОРИЯ.

А ты его корила и бранила,

и жить учила молодого брата

достойно мужа и аристократа,

и торговать послала в дельту Нила.

САПФО.

А мне остались угрызенья совести.

Хоть и доходно торговать с Египтом,

но, если он по дурости погиб там,

я не прощу себе своей суровости.

АНАКТОРИЯ.

Погиб? Навряд ли. Парень он живучий.

Но может по причине сумасбродства

в делах торговых потерпеть банкротство.

В коммерции твой брат дурак дремучий.

САПФО.

Но с ним поплыл Фаон на этот случай.

АНАКТОРИЯ.

Ах, в самом деле, Сапфушка, Фаон!

Тогда у них дела идут неплохо.

Ведь если под луною есть пройдоха,

первейший из пройдох, так это он.

По замыслу богов и по их воле

рождённый специально для торговли,

он к ним относится не как к создателям,

а как ко всяким прочим покупателям.

Им молится — и мыслит: не загнать ли им

какого-нибудь хлама и дерьма,

не нужного и людям задарма?

Громоотвод Юпитеру продаст,

Нептуну — фен, Нерею — пару ласт;

изделья из резины — Купидону,

огнетушитель с пеной — Фаэтону...

САПФО, ХОР и АНАКТОРИЯ.

— А что продаст он Хроносу? — Кормушку

куриную. — Чтобы кормить кукушку?

— Святому духу? — Сына и отца.

— А бронзовому всаднику? — Овса.

— Глухим? — Беруши. — Свиньям? — Горстку бисера.

— А раку? — Зеркало для ретровизора.

— Квадрат гипотенузы Пифагору?

— Сизифу глыбу для пиханья в гору?

— Русалкам? — Стринги модные и плавки.

— А мумиям египетским? — Припарки.

— Очки? — Циклопам, чтоб читать пособие

по кулинарии и филантропии.

— Пегасу? — Сивую кобылу: с нею

ржать будут, обсуждая ахинею.

АНАКТОРИЯ.

Его дурачить — тратить время зря:

сам объегорит хоть кого, дуря.

Скривив доброжелательную мину,

фуфло продаст за золотую мину;

глядит приветливо купцам в глаза, но с

кем ни торгуется, тех водит за нос,

чтобы они потом глаза таращили:

их, мастаков дурачить, одурачили?

САПФО.

Фаон тебе противен, тараторка?

АНАКТОРИЯ.

Ну что ты, я немею от восторга,

едва его увижу. Он так мил

и красотой всех юношей затмил.

САПФО.

А ощущаешь ли к нему влечение?

АНАКТОРИЯ.

О да, порой до умопомрачения.

И умопомраченье так могущественно,

что с ним до свадьбы возлегла бы мужественно.

Жду не дождуся первой брачной радости.

САПФО.

Анактория, что за пошловатости!

С невинностью расстаться будешь рада?

АНАКТОРИЯ.

Подумаешь, не велика утрата.

Её теряют раньше нас мужчины,

не видя в том причины для кручины.

САПФО.

Благоуханный девственности цвет

увянет, милая Анактория...

АНАКТОРИЯ.

Я поступаю, как и все другие.

На том всегда держался белый свет.

САПФО.

Фу, мужики, подмышкою вонючею

потеющие вечно, словно кони...

АНАКТОРИЯ.

Не так уж трудно их отмыть от вони

и отскоблить щетину им колючую.

О, Зевс! Кто к нам сюда идёт? Дориха?

Не выношу жеманницу спесивую,

какой бы ни была она красивою.

Я удалюсь во избежанье лиха.

ХОР.

Как стало спокойно и тихо.

Хозяйка заметно взгрустнула,

стоит молчаливо, сутуло.

Неужто причина — Дориха?

У ней словно яблоки щёки,

глаза огнестрельнее ружей.

Ну как тут зевака досужий

хотя б языком не прищёлкнет?

Она ведь была ученица

когда-то твоя и подруга.

Возможно ли было упругой

фигурой её не плениться?

Твоя звонкострунная лира

чарует, разбужена плектром.

Ты музыкой и диалектом

богов и людей покорила.

И будь ты хоть даже уродка

в сравненьи с Дорихою стройной,

но бóльших восторгов достойна,

чем эта пустая красотка.

САПФО.

Вновь я Афродите молюсь бессмертной,

хитрой дочери громовержца-бога:

не терзай мне душу тоской-тревогой,

будь милосердной!

Вспомни, как однажды, мои моленья

слыша, золотые отца палаты

вмиг покинула и ко мне сошла ты

без промедленья.

Сквозь эфир ты мчалась на колеснице,

запряжённой шумным пернатым роем;

над землёй летели прекрасным строем

шустрые птицы.

И с улыбкой дивной меня, богиня,

ты спросила: в чём же причина зова

моего и что так раскисла снова

я от унынья?

И чего так сильно душа желает?

Что хожу, брожу-то я так прибито?

«Кто, Сапфо, не хочет тебя любить-то?

Кто обижает?

От тебя бежит, не берёт подарка?

Так сама с дарами к тебе прискочит!

Не целует — так целовать захочет

страстно и жарко.»

О, приди опять, помоги и ныне!

Сердцу, что томится так одиноко,

дай угомониться хотя б немного

властью богини.

Пусть надежды тщетные испарятся,

пусть от них останется дым лишь, пыль лишь;

пусть мечты растают, исчезнут, или ж

осуществятся.

ДОРИХА.

Слыхала радостную новость? Хайре!

САПФО.

Геологи нашли песок в Сахаре?

Упали нефтеакции на су?

Прыщ у соседки вырос на носу?

ДОРИХА.

Нет, у пританов цвет волос зелёный:

их видят кошки, глядя под хитоны;

а более не видно ничего там.

САПФО.

А, как всегда, со свежим анекдотом.

ДОРИХА.

Но это не чета твоим остротам.

С супругом в спальне ты шутила тонко,

а я подслушивала вас девчонкой:

«Настенные часы стоят три дня.

Муж не ревнует к Хроносу меня?»

С тобой росла я интеллектуально.

САПФО.

А с братом выросла материально —

вот так и сделалась вдвойне богата.

ДОРИХА.

Твой брат дарил мне серебро и злато —

да, это так; но в чём я виновата?

Мне невозможно было их отвергнуть.

Он стал бы вянуть, чахнуть, сохнуть, меркнуть;

он от отчаяния пил бы горькую,

закусывал бы пойло чёрствой коркою,

и умер бы, кинжал в себя вонзя.

От фарса этого его спася,

достойна благодарности Дориха.

САПФО.

Впилась ребёнку в кожу комариха

и, соки из несчастного сося,

спасала жертве жизнь? Ты в этом вся.

ДОРИХА.

Да никаких я соков не высасывала,

а лишь ему и всем парням показывала:

как с нимфой надо обращаться с женщиной —

не так, как с чернью или деревенщиной.

САПФО.

Чтоб восторгалася вся Митилена

Дорихой, как троянскою Еленой.

ДОРИХА.

И чтоб из-за меня мечи сверкали,

оря истошно, всадники скакали

по Греции, по Африке, по Азии...

САПФО.

Не слишком пошлы ли твои фантазии?

ДОРИХА.

В них кое-что вполне реалистично.

Пример — Харакс. Из-за меня на бой

пойдёт он и пожертвует собой...

САПФО.

Ну вот, теперь патетико-эпично.

ДОРИХА.

А мне пошлятина такая нравится.

Есть обаянье в этакой патетике.

Непошло фантазируют лишь педики.

Но мне пора теперь домой отправиться,

не то придёт морской предприниматель

и принесёт роскошные подарки,

а в доме лишь рабыни да кухарки —

и огорчится пылкий воздыхатель.

САПФО.

Так у тебя теперь любовник новый?

ДОРИХА.

Он молод, но не нов. Скорее старый.

Сгружает с корабля сейчас товары.

Твой брат Харакс, такой же чернобровый.

САПФО.

Вернулся путешественник из плаваний?

ДОРИХА.

Да, надо думать, если уж он в гавани.

САПФО.

Ко мне пришла с такой отрадной вестью?

Зачем тянула с новостью так долго?

ДОРИХА.

Затем что ты колюча, как иголка.

Считай затяжку эту мелкой местью.

САПФО.

И как пошли его дела в торговле?

Он с прибылью вернулся или без?

ДОРИХА.

В порту мне рассказал один балбес

(он занимается там слухов ловлей):

свой капитал Харакс не то удвоил

(а может быть, он удесятерился?),

не то, наоборот, он разорился,

продав товар дешевле, чем он стоил,

кому-то в розницу, кому-то оптом —

вино арабам, пиво, вроде, коптам; —

не то разбогател, как Крёз, от прибыли,

не то оброс долгами в три погибели.

А в общем, говорят, что будто в целом

он продал весь товар по низким ценам.

А цены низкими зовутся, может,

за то, что если покупатель ложит

монеты на весы, а то и слитки,

то чаша вниз тем ниже опущается,

чем больше золота в ней размещается.

От низких цен — высокие прибытки.

САПФО.

А что с собой привёз из-за границы?

ДОРИХА.

Не то тряпьё, не то мешки с пшеницей,

не то богатый груз слоновой кости.

Трюм так набит, что выдавило гвозди.

Не то набит он пропастью товара,

не то, поди, одной пустою тарой.

САПФО.

Из массы слов я поняла немного.

ДОРИХА.

Всё слово в слово повторить мне сного?

САПФО.

Ни в коем случае не повторяйся.

Уж лучше в школу сного отправляйся.

ДОРИХА.

Зачем? Я ж не училка по профессии.

Не мне детя́м преподавать азы.

САПФО.

Филологи б тебя за твой язык,

как Марсия, на дереве повесили.

В твоих словах ни смысла, ни конкретики.

ДОРИХА.

Ты знаешь, не сильна я в арифметике.

И мне до лампочки товаров опись.

Но, говорят, он на свою галеру

в Египте посадил одну гетеру

фракийскую. Зовут её Родопис.

Так хороша собой и обольстительна,

что якобы, когда идёт по саду и

на статуи глядит, у каждой статуи,

у твердокаменной, незамедлительно

встаёт и разрастается стремительно,

и пробивается через косматые

кусты, стволы и ветви суковатые,

и тянется к красавице, и длительно

торчит, и головой открытой вялится

на солнцепёке, и от вожделения

слюны роняет капли на газон,

и из густой растительности пялится,

и прёт, и лезет ближе к полю зрения

огромный ротозеев легион.

Она была рабыней фараона,

но у того в казне дыра была:

баб было много, не было бабла.

Харакс об этом знал — через Фаона —

и выкупил её. Так поменяла

бедняжка царский двор на постоялый,

хоромы на убогую избу.

Но не особенно кляла судьбу:

там ждал её Харакс великодушный.

Похоже, им жилось не так уж скучно.

САПФО.

А заплатил-то сколько наш гуляка?

ДОРИХА.

Того не знает ни одна собака.

Фаон к той сделке руки приложил,

а он-то уж не лох и не транжир.

Харакс бы отдал больше в двадцать раз.

Он скоро всё расскажет мне подробно,

подарки вынимая расторопно.

САПФО.

Как? не зайдёт сперва ко мне Харакс?

ДОРИХА.

Нет, первой удостоюсь я визита.

Держу пари; свидетель — Афродита.

САПФО.

Голубушка, ты просто невменяемая.

ДОРИХА.

Да, ты права, Сапфо, я невтебяемая.

Зато Харакс вменяем, и как страстно!

Лишь гляну в зеркало — и вижу ясно.

САПФО.

Страсть пламенем горит внутри сердец,

но что горит, то гаснет наконец.

К тому ж, теперь имеет он Родопис.

ДОРИХА.

Не удержусь, наверно, и, озлобясь,

влеплю при ней нахалу оплеуху,

как только приведёт он эту шлюху.

А ей набью губу, и даже обе.

САПФО.

Какая буря ревности и злобы!

ДОРИХА.

Шучу. Возможно ли поверить, чтобы

он предпочёл её моей особе?

Привёз, скорее, эту потаскушку

в подарок для меня, как побрякушку,

а вместе с ней другие приношения —

египетской работы украшения.

Прощай, спешу к себе домой направиться,

туда ведь скоро наш моряк заявится.

САПФО.

А если он сперва зайдёт сюда?

ДОРИХА.

К тебе? Влеком привязанностью братской?

Тогда я спрыгну со скалы Левкадской.

Мой труп прекрасный поглотит вода.

ХОР.

— Жди любимого, гордячка!

— Ох и долгой будет ждачка!

— Жди — и вечность из абстракций

перейдёт в разряд субстанций —

Матерьяльных, а не мнимых...

— Нестерпимо ощутимых...

— Осязаемых рукою...

— Обоняемых ноздрёю...

— Жди, пока не превратится

романтичная светлица

в зал бесплодных ожиданий...

— И несбывшихся мечтаний…

— В зал туда-сюда хожденья...

— И теряния терпенья…

— В зал разрушенной надежды…

— Только тем себя утешь ты,

что пока ты не старуха.

— Может, кончится непруха?

— Может быть, довольно скоро

и дождёшься ухажёра…

— Но не этого, другого,

не Харакса удалого.

— На тебя давно начхатель,

он как раз сюда шагатель.

— Слышите? Шлепок за дверью…

— В губы чмок… — Пойду проверю…

— Ой, Харакса у двери я

вижу… — С ним Анактория,

от шлепка под зад сердита…

— Это только так, для вида…

ХАРАКС.

Анактория, резвая косуля,

какая же ты стала красотуля!

Ресничками, как бабочка, порхаешь,

бутонами грудными набухаешь.

Цветёшь, короче, и благоухаешь.

АНАКТОРИЯ.

Цвету себе, не вяну и не блёкну.

ХАРАКС.

Вот и не блёкни, крошка. Дай-ка, чмокну.

АНАКТОРИЯ.

Сейчас, вот только задеру до пояса

подол и поверну к тебе седалище —

целуй его, придурок зубоскалящий.

Я перед сном ведь всё равно помоюся.

ХАРАКС.

Я так тебя люблю как таковую,

что даже там лизну и поцелую.

АНАКТОРИЯ.

Иди лижи подхвостия кобылам!

Потом расскажешь, как на вкус копыта.

ХАРАКС.

Всё та же ты проказница: горластая

и управляться язычком гораздая,

как я моим конём на ипподроме.

Веди меня к моей сестре любимой.

АНАКТОРИЯ.

Твоё желанье трудноисполнимо.

ХАРАКС.

Она в гостях? А где? В соседнем доме?

АНАКТОРИЯ.

Сапфо гостит у граций или муз.

Туда тебя вести я не возьмусь.

Дорога слишком, знаешь ли, далёкая.

ХАРАКС.

Что мелешь ты, возьми тебя нелёгкая?

АНАКТОРИЯ.

Она душой среди богов кочует.

ХАРАКС.

А телом где? По городу бичует?

АНАКТОРИЯ.

Сапфо слагает божествам стишок.

Ей не до нас и низменных материй.

ХАРАКС.

Стишок слагает? А в каком размере?

АНАКТОРИЯ.

Строфа с полдюйма, а строка с вершок —

в карман поместится, да и в горшок.

ХАРАКС.

Я вот те чо скажу без дураков:

до слёз мне жалко иногда богов,

страдающих за то, что по их милости

и с их божественного попустительства

так расплодилось стихосочинительство,

что просто спасу нет от этой гнилости.

Нам скоро божества начнут завидовать

за то, что не бессмертны мы. Копыта ведь

сам Пан и тот отбросить бы не смог;

а человек, хотя не козлоног,

их обречён в конце концов откидывать.

Зато мы можем в безысходном случае

со скуки помереть иль удавиться;

а их удел — с судьбой своей смириться,

занудливые вирши вечно слушая,

с тоски подохнуть даже не могя.

Так где ж там шляется сестра моя?

АНАКТОРИЯ.

В Пиерию умчалась на Пегасе.

ХАРАКС.

Когда она вернётся восвояси?

АНАКТОРИЯ.

Когда так жарко будет в январе,

что даже рак засвищет на горе…

Чего по сторонам глядишь пугливо?

ХАРАКС.

Ищу, чем рот заткнуть тебе брехливый.

О, до чего ж ты стала секс-аппильная!..

АНАКТОРИЯ.

Не тронь меня, чудовище дебильное!

ХОР.

Анактория, чего ты орёшь на всю древнюю Грецию?

Двинь-ка коленом ему промеж ног, чтоб ослабить эрекцию!

САПФО.

Анактория, ты вопишь так громко,

как будто на тебя напала шайка

бандитов... Это что за попрошайка

помалкивая там стоит сторонкой?

ХАРАКС.

Большая просьба, милая сестрёнка...

САПФО.

Не надо, не пытайся, денег нет.

ХАРАКС.

Вторая ложь! Я дрыхну или бжу,

с ушей сымая за лапшой лапшу?

Сапфо мне заявляет: нет монет;

Анактория — что тебя нет дома,

что ты в гостях у музы или грации.

Похоже, у меня галлюцинации.

Кто предо мной: мираж? виденье? дрёма?

Ты тут стоишь не наяву, а сняся?

А ежели не сняся, объясняйся:

зачем бесстыдно лжёте обе две,

так откровенно ртами лиц бреша?

Так и поверил: нету ни гроша!

Непостижимо верхней голове!

И это при твоих-то гонорарах.

В такие шмотки фирменно наряженная,

браслетами и бусами украшенная…

Купила или получила в дар их?

Известно мне, почём такой прикид.

Прикидываться бедной — срам и стыд.

Да вон и тюрлюрлю твоё модняк.

Так и поверил я, что ты голяк.

О, древнегреки! любите поврать вы!

Недаром нет у вас богини Правды.

Вот отчего у вас из года в год

всё больше мифов и легенд стаёт.

Чему своих воспитанниц изящных

ты обучаешь собственным примером:

изысканным искусствам и манерам

или искусству лгать суду присяжных?

Повсюду говорят: у лесбиян,

не то что у бездельников критян,

к правдивости имеется стремленье;

что, мол, особенно здесь, в Митилене,

чудесная культурная среда.

А как же остальные дни недели?

Сплошное бескультурье? Неужели

вам стоит непосильного труда

культурными быть всюду и всегда?

Я месяцами бороздил моря,

а берег моряка встречает, вря!

Едва сюда вошли мои сандальи,

два раза мне с три короба наврали!

Я думал: в тихой очучусь лагуне;

а вижу: очутился в доме лгуний.

ХОР.

— Что происходит на родимом Лесбосе?

Повсюду языками брешут резво все.

— Где нравы добрые, культура книжная?

Кругом одни обманщицы облыжные.

— Когда бы знал, что здесь враньё кругом,

то лучше бы остался за бугром.

— Приятней самому врать египтянам,

чем встретиться на родине с обманом.

— Не узнаёт моряк родные местности:

везде разгул бессовестной бесчестности.

— Зачем он шлялся, лгя, по заграницам?

Чтоб дома верить всяким небылицам?

— Не смыться ль снова зá море, в загранку,

навечно, навсегда, напостоянку?

САПФО.

Уф! Наконец. Блестящая тирада.

Ну ладно, ближе к делу. Сколько надо?

ХАРАКС.

Вниманья твоего? Две-три минуты.

САПФО.

Не денег, а внимания? Да ну ты.

Удачно было плаванье в Египет?

ХАРАКС.

Мой счетовод Фаон тебя засыпет

оболами, как урожаем фиг.

САПФО.

От этого есть действенное снадобье.

ХАРАКС.

С чего взяла ты, что лекарства надо мне?

Поди пойми заумный твой язык…

САПФО.

Не понимаешь тонких шуток, глупый?

ХАРАКС.

Когда их тонкость не видна без лупы,

а в данном случае без микроскопа.

САПФО.

Ха, ха! Какой ты милый недотёпа!

ХАРАКС.

С чего игривость эта неожиданная?

САПФО.

Развеселилась, фигами закиданная.

ХАРАКС.

А отчего в лице так подобрела?

САПФО.

Речь об оболах сердце мне согрела.

ХАРАКС.

А фиг ли от оболов быть в восторге?

САПФО.

Как сказано в народной поговорке…

ХАРАКС.

…когда чужой увидишь каравай,

держи карман пошире, не зевай.

САПФО.

Мой брат теперь — богатый острослов.

Отделаешься скоро от долгов?

ХАРАКС.

Да, откуплюсь от всех заимодавцев

и сам друг другу их продам, мерзавцев.

САПФО.

И понесёшь дары своей зазнобе.

ХАРАКС.

Кому?.. Не собирался даже… Фигу ей…

САПФО.

По слухам судя, ты привёз фракийку… э…

какую-то Родопис... э... подобье

особой девки профессиональной...

ХАРАКС.

Не девки, а гетеры! Ужасаюсь я,

как ты, Сапфо, вульгарно выражаешься!

САПФО.

Стилистику я знаю досконально,

умею все слова употреблять

и запятыми их обособлять.

ХАРАКС.

У ней базар — ну, просто диво дивное:

темней, чем тексты иероглифические,

зато какие полисемантические

экстраваганции коннотативные!

Врубиться невозможно в эти тёмности,

но сразу видно, сколько в них учёности.

Поёт под арфу, и как виртуозно!

Играет так на лире и свирели,

что египтяне ажна одурели.

И я на ней женюсь, пока не поздно.

САПФО.

Ты женишься на ней, на дев... гетере?

ХАРАКС.

Сейчас она войдёт вот в эти двери —

и засияет аура богини

над бывшею гетерой и рабыней.

Я сразу попрошу тебя, Сапфо:

устрой нам свадебное торжество:

наряды для невесты, благовония,

обрядовое пение и шествование,

заклятья, поздравления и чествования,

и прочая такая церемония.

Ну что? Поможешь брату, как всегда?

САПФО.

Нет, ни за что, то есть, конечно, да.

ХОР.

Ты сказала «нет» сначала,

ни за что, мол, никогда;

а потом сказала «да»

и внезапно замолчала.

Идеал красы девичьей

к нам пожаловал сюда

и стоит, губами рта

улыбаясь для приличья.

Только что её брезгливо

девкой назвала Сапфо,

а теперь перед собой

видит деву всем на диво.

Чаровниц таких богиням

следует уподоблять,

а не грубо оскорблять

выраженьями благими.

Близ египетского трона

жить желает уйма дам

знатных, и почётно там

быть гетерой фараона.

Не мешай, Сапфо, жениться

брату и благодаря

этому с семьёй царя

где-то как-то породниться.

САПФО.

Родопис... Как приятно это вымолвить!..

ХАРАКС.

А что по-русски значит это слово?

САПФО.

По-русски нет в нём смысла никакого:

не русское, а греческое имя ведь.

В нём две морфемы гармонично сплавлены,

краса лица и розы сопоставлены.

Но это древнегреческий язык,

а у твоей любимой юный лик.

ХОР.

Ланит румяной свежестью прелестной,

которой юная краса искрится,

с дурнушками пора б ей поделиться,

природой обделенными нечестно.

Каким бы просветленьем повсеместно

тогда повсюду засверкали лица!

В них разум бы сиял и эрудицья,

конец настал бы эре мракобесной.

И ночью было бы светло без лампы,

и расцвели бы очаги культуры;

и больше стало бы чтецов и чтиц;

от ям бы люди отличали ямбы,

цезуру бы не путали с цензурой;

прошло бы время хамов и тупиц.

САПФО.

Давай-ка посчитаем: раз — невеста;

два — грация её; три — красота.

В итоге: три нагрузки для хребта.

Тебе носить не трудно этот вес-то?

ХАРАКС.

Родопис так воздушна и легка,

что с нею я душою воспаряю

и отпечатки крыльев оставляю

на белоснежной глади потолка.

АНАКТОРИЯ.

Ты сделался довольно странной птицей —

с крылами чуть пониже поясницы.

ХАРАКС.

Я речь веду о крыльях фигуральных,

возвышенных, духовных, идеальных...

АНАКТОРИЯ.

Но оставляющих в покоях спальных

на потолке двоякие следы?

РОДОПИС.

Хвала богам! Сбылись мои мечты.

Хотя всего лишь бедная фракийка я,

мне выпала на долю честь великая:

Сапфо перед собою зрю воочию.

Смущённым языком едва ворочаю

от треволненья и к колонне жмуся...

Преувеличу ли, если возьмуся,

хоть еле языком во рту ворочаю,

за дело пифии и напророчаю,

что назовут тебя десятой музой!?

САПФО.

А почему не первой? Ладно, пусть.

Что знаешь из меня ты наизусть?

РОДОПИС.

Все песни без остатка, кроме песен,

которых ты ещё не сочинила.

САПФО.

Так я известна и в долине Нила?

РОДОПИС.

И там, где Нил течёт, широк и пресен,

на Кипре и в моей родимой Фракии,

в Ионии, в Аркадии и в Аттике,

где населенье так сильно в грамматике;

в Иберии, и даже в дикой Дакии;

и даже там, где плещет Понт Евксинский;

и там, где полуостров Апеннинский,

торча подобно сапогу и шпоре,

увяз навеки в Средиземном море,

где, словно в кадре, он застыл в усилии

в столпы Геракла запустить Сицилией, —

застыл, как бы заметив, что вратарь

ушёл домой, покинув Гибралтар,

и что ворота эти так тесны,

что вратари там вовсе не нужны,

и проку не было бы от пинка:

мяч бы застрял в проливе на века, —

везде, везде за красоту мелодий

прославлена ты в эллинском народе.

ХАРАКС.

Недаром же блеснул философ некий —

Платон, по-моему, — такой остротой,

что как лягушки, мол, вокруг болота,

по Средиземноморью сели греки

и переквакиваются: ква-ква...

РОДОПИС.

Харакс, что за нелепые слова!

Ещё не выражался так Платон.

Пока что даже не родился он.

И утверждать мы можем обоснованно,

что не зачат ещё Платона дед.

Платон так скажет через двести лет.

История по датам расфасована,

и путать даты глупо и рискованно.

К тому же, лягушиная острота

скорей напоминает Геродота.

ХАРАКС.

Я ж говорил: Родопис образована.

САПФО.

Чего не скажешь о тебе, дружок.

Мой брат, Родопис, в школе был сачок.

Зато ходить он мог бы по грибы,

не выходя наружу из избы:

служили тёмным лесом шалунишке

ни разу не прочитанные книжки.

ХАРАКС.

Зато я колесницу так вожу,

что даже в Олимпьяде побежу.

РОДОПИС.

Ну, не таким уж неучем он вырос.

Ношу с собой и берегу папирус

с его посланьем откровенным первым.

Вот, полюбуйся этим редким перлом.

САПФО.

Ну что ж, прочту; ещё раз убежусь,

что лошади ему дороже муз.

«Родопис дорогая…» — кхе... а дальше…

Кхе, кхе… с чего внезапный приступ кашля?..

ХАРАКС.

Наверно, от какого-нибудь вируса.

АНАКТОРИЯ.

Скорее от фонетики папируса.

САПФО.

«Родопис, думаешь, я ночью сплю?

Люблю тебя я! Но об этом ниже.

А щас, чернильницу придвиня ближе,

в сырую дырку ткну и углублю

конец пера и изложу мыслю,

моча орудие в липучей жиже

и им скользя туда-сюда, как лыжей,

по простыни листа лыжни белью.

Во сне твой образ вижу и соплю.

О чём там выше? Память напрягя,

о том, что обещал в начале, ниже

скажу подробно: я тебя люблю.

Но, вверх по тексту взглядом пробегя,

ты можешь почитать об этом выше.»

Какая смысла слов двойная глубь,

изложенная клёво и путёво!

РОДОПИС.

И до чего образно! Что ни слово —

То словно мёд для языка и губ.

ХАРАКС.

Моя сестра тож иногда щедра

на перлы, что творит концом пера.

У нас равны умов голов глубины

и вкусов эстетических вершины.

Еёшний стиль и слог не так уж плох.

Мы с нею одного стручка горох.

РОДОПИС.

Когда в Египте он сказал впервые,

что вы сестра и брат как таковые,

мне показалось: шутит пустобрёх.

САПФО.

Пойдём, Родопис, в зал, помузицируем.

Ты с голоду ещё не умираешь?

Расставить яства на столах пора уж.

Пока не сыты гости, не до лиры им.

И ученицы соберутся тоже.

ХАРАКС.

А для меня у вас готово ложе?

САПФО.

Для всех готовы ложа со столами.

Но мы грязнуль не терпим в нашем храме.

Ты присоединишься к нам попозже.

Сперва побриться надо обязательно

и в ванне искупаться основательно,

чтоб отделить мужскую вонь от кожи.

Помочь в купаньи попрошу девчат:

Китро, Эринна, Мнасис, Аригнота

тебя разденут и, отмыв от пота,

в гиматий белоснежный облачат.

Но, если с ними вздумаешь дурачиться,

они тебя окатят кипятком,

и будешь ты в лохани голяком,

как рак варёный заживо, корячиться.

Когда они тебе намылят пах,

держи не их, а сам себя в руках.

ХАРАКС.

За что, о боги, мне такая участь?

АНАКТОРИЯ.

И я пойду смывать с него вонючесть,

чтоб не смердел подмышками зловонно.

САПФО.

Отнюдь. Останься здесь и жди Фаона.

ХОР.

— Что, не пустили тебя пошоркать Харакса мочалкой,

Анактория? Увы,

правила здесь таковы.

— Что, скучаешь одна и тебе самой себя жалко?

— От хандры, от тоски

к другу в объятья беги!

— С ним обо всех ты забудешь в ванны сгоняемых скалкой

против желания их

грязных вонючках нагих.

АНАКТОРИЯ.

Фаон, мой свет, ты появился кстати!

Иди ко мне, целуй и обнимай!.

Ну, ладно, я сама; вот, получай,

прими привет и спереди и сзади.

ФАОН.

Ты всех по крупу хлопаешь, приветствуя?

Шлепки и розги ненавижу с детства я.

АНАКТОРИЯ.

Я у Харакса научилась этому.

ФАОН.

Какой на это ты дала ответ ему?

АНАКТОРИЯ.

Вульгарно-грязно-резко-вразумительный.

ФАОН.

Ну что ж, тогда ответ был убедительный.

АНАКТОРИЯ.

Я наглеца поставила на место.

ФАОН.

Горжусь тобой! Мне повезло с невестой.

АНАКТОРИЯ.

И я горжусь тобою, как наградой.

Дай поцелую ротик твой, Фаон!

Ой; отчего ты кислый, как лимон?

ФАОН.

Устал. И целоваться рановато.

С дороги я ещё не умывался.

АНАКТОРИЯ.

Харакс уже со мной поцеловался,

хотя он тоже был ещё немытый.

ФАОН.

А где торчит сейчас болван набитый?

АНАКТОРИЯ.

Китро, Эринна, Мнасис, Аригнота

с него смывают наслоенья пота,

прикидываясь, будто им противно.

На кислых лицах остальных девчат —

сочувствия притворного печать:

им якобы ни разу не завидно.

Он созерцает банщиц в голом виде:

они одеты — сам он в наготе.

ФАОН.

Ха, ха! Он там в своей родной среде,

как Мусагет в традиционной свите.

А если вдруг в процессе омовения

подымется у парня настроение?

АНАКТОРИЯ.

Поднятьем настроения спонтанным

никто не нанесёт обиды дамам.

Какой ты симпатичный морячок!

Дай в розовую щёчку чмокнуть: чмок!

Усаживайся поудобней в кресле:

в ногах ведь правды нет, а впрочем, если

и есть, то в правде этой мало толка:

ты простоять на ней не сможешь долго.

Вот так; и расскажи про египтян мне:

ты с ними был общаться в состояньи?

Они ведь пишут задом наперёд,

а как же говорит-то там народ?

Неужто тоже так — наоборот?

ФАОН.

Да; то-то же сам чёрт их не поймёт.

АНАКТОРИЯ.

Владеешь ли немного их наречьем?

ФАОН.

Особенно мне тут хвалиться нечем.

Освоил только их жаргон коммерческий,

из словарей карманных сделав выписки.

АНАКТОРИЯ.

Скажи: как «целоваться» по-египетски?

ФАОН.

Губами — точно так же, как по-гречески.

Ты в этом смысле египтянка истая

и у тебя произношенье чистое.

АНАКТОРИЯ.

Фаончик, расскажи про путешествие.

Начни с конца… нет!.. с самого начала.

ФАОН.

Нас много приключений ожидало.

Мы сразу же чуть не попали в бедствие.

Едва отплыли от родной земли,

нас издали пираты засекли.

Я тут же мыслью озарился мудрой:

«Харакс, давай дадим-ка стрекача,

а то они прибьют нас сгоряча!»

АНАКТОРИЯ.

Как ты разумен, Феб мой златокудрый!

ФАОН.

Но, в сторону пиратов пальцем тыча,

сказал он: «Прямо к нам идёт добыча.

Мы подлецов возьмём на абордаж.

Всё, что награбим, ты потом продашь:

корабль, и шмотки, и самих пиратов.

В Египте вечно строят пирамиды,

пускай же вкалывают там бандиты —

прок будет хоть какой от этих гадов».

Они орут нам: «Жизнь иль кошельки?»

Харакс им отвечает: «На хрена

нам ваша жизнь? Ей так и так хана.

Гоните кошельки нам, пошляки!»

И завязалась битва рукопашная.

АНАКТОРИЯ.

И ты полез сражаться и рубаться?

ФАОН.

Ну а куда же было мне деваться?

АНАКТОРИЯ.

Какое сердце у тебя бесстрашное!

За это дважды прямо в губы чмокну я.

ФАОН.

На море сохнул, а на суше мокну я.

ХОР.

— Кто за шторой?..

— За которой?

— За висящей?..

— Нет, стоящей…

— За портьерой

этой серой?..

— Над дверями?..

— Над морями

со слезами,

со страстями;

— Над душою,

над тоскою...

— Не за той ли?...

— Слепы что ли?..

— Не шути же!..

— Тише, тише…

САПФО.

Этот человек словно бог лучистый

пред тобой сидит. О, счастливец! Чистый

слушает он голос и твой ручьистый

смех серебристый.

На тебя взгляну — и душа робеет,

пламенеет сердце, язык немеет,

рот сказать и слова уже не смеет

и каменеет;

жар бежит по телу; как листья в роще,

члены все трясутся от странной дрожи;

на траву полей становлюсь похожей

зеленью кожи;

слышу шум в ушах — будто буря в море, —

прошибает пот, темнота во взоре,

кажется: умру от неясной хвори

этой я вскоре...

АНАКТОРИЯ.

Сражались долго вы с головорезами?

ФАОН.

Мерзавцы бегунами были резвыми.

Аж полчаса по палубе скрипучей мы

гонялись за отродиями сучьими.

АНАКТОРИЯ.

Вы — с сучьями, разбойники — с мечами?

ФАОН.

Да, если называть зады мячами.

Но, где есть мяч, недалеко и бутса.

Так что потом пришлось переобуться.

АНАКТОРИЯ.

Мы сбились с темы, перешли на спорт.

Но главное — вы выиграли матч.

ФАОН.

Противник был поставлен окарачь.

АНАКТОРИЯ.

И как посмел бездарный этот сброд

вас заставлять носиться за собой

и утомлять вам члены беготнёй!

ФАОН.

За наглость мы загнали сволочей

в смердящий трюм и нé дали свечей,

а заодно им дали по брошюрке:

пускай читают в темноте, придурки.

АНАКТОРИЯ.

Вы заперли несчастных в тёмный трюм?

Лишили просвещения их ум,

который в нём тем более нуждается,

что он умом лишь только называется?

Сдиранье кожи и живьём сжигание

в сравненьи с этим было бы гуманнее.

ФАОН.

Какие справедливые упрёки!

Мне стыдно, что мы были так жестоки.

Так в следующий раз и поступлю,

когда опять пиратов наловлю:

устрою аутодафе для них —

спалю их всех на куче толстых книг,

чтоб им сиял свет знания не менее,

чем при пожаре целой академии.

АНАКТОРИЯ.

Они тебе не уступали в храбрости,

в неистовости и в неустрашимости?

ФАОН.

Сабо сомой. По этой-то причинности

я и остался в целости-сохранности

и здесь сижу сейчас при свете лунности

с тобой в просторной этой вестибюльности.

АНАКТОРИЯ.

Ты заслужил за смелость поцелуйности

и крепкой-крепкой к сердцу прижимаемости.

ФАОН.

Ты доведёшь меня до возбуждаемости.

Пожалуйста, — чмок! чмок! — без лишней буйности!

АНАКТОРИЯ.

Пиратов кокнул уйму ты, поди?

ФАОН.

Да. Нет. Навалом... Одного... Почти…

Взмахнул мечом разбойник бесноватый

и на меня попёр, но о канаты

споткнулся, в них запутался — стреножил,

короче, сам себя, как жеребца,

меч потерял, лежит и ждёт конца...

АНАКТОРИЯ.

Ты прыгнул на него и укокошил!..

ФАОН.

Да, прыгнул, даже меч занёс над тушей

его дрожащей, но сдержался тут же.

Не стал карать врага жестокой смертью я.

АНАКТОРИЯ.

Фаон, ты — воплощенье милосердия!

ФАОН.

Скорей благоразумья. Обнажённый

лежал он подо мной и безоружный.

АНАКТОРИЯ.

Ты и разумный, и великодушный!

ФАОН.

Такой чертовски хорошо сложённый,

и выглядел так здорово и молодо.

В Египте продал я его за золото.

Продать живого — выгода большая;

за труп не получил бы ни шиша я.

АНАКТОРИЯ.

Фаончик мой, жених моей мечты,

с тобой не буду знать я нищеты.

ФАОН.

Я буду для тебя стеною каменной.

АНАКТОРИЯ.

Дай поцелую ласково и пламенно!

Чихать, что непомытый, я не брезгую.

ФАОН.

Валяй... Чего застыла в этой позе?

АНАКТОРИЯ.

Дориха тащится к нам на симпосий:

увидела в окно я бабу мерзкую.

Прости, Фаон, нам надо попрощаться.

Уйду, чтоб с этой дурой не встречаться.

Не дай ей вечеринку нам изгадить.

Не смог бы ты её от нас отвадить?

ФАОН.

Я это постараюся уладить.

АНАКТОРИЯ.

Я в ванную, пожалуй, забегу-ка —

узнать: он там помылся али нет?

ХОР.

Беги скорей, пока он не одет!

Ну а Фаон, пока его подруга

Харакса поздравляет с лёгким паром,

тут поработает простым швейцаром.

ФАОН.

Да, поторчу в сенях, считая мух,

уж если я тут нужен как привратник,

чтобы лисе не дать зайти в курятник,

где на всех кур всего один петух.

ДОРИХА.

Я тут случайно проходила мимо,

вечерний совершая моцион,

и вот зашла. Ты здесь один, Фаон?

Не скучно ли без друга, без любимой?

ФАОН.

До смерти скучно, даже нестерпимо.

ДОРИХА.

В салоне голосов неразбериха.

Веселие в разгаре на симпосии.

Пойду-ка к ним и я глотнуть амброзии.

ФАОН.

Не надо, не ходи! Прости, Дориха...

Я долго думал, как поделикатнее,

но лучше прямо — так оно понятнее.

ДОРИХА.

Куда ясней: ты тут поставлен Цербером.

А чем хозяин платит? златом-сéребром?

Или бросает щедро кость обглоданную?

Не стыдно быть дворнягой верноподданною?

ФАОН.

Я не слуга Хараксу, а коллега.

ДОРИХА.

Который чуть не сделался калекой,

когда он синяком тебя украсил.

ФАОН.

Не стоит, право, вспоминать об этом.

ДОРИХА.

Слепой от ревности, он прошлым летом

твой лик божественный обезобразил

за то, что я венком тебя венчала,

прекрасным полубогом величала

и называла юным Ганимедом.

ФАОН.

Да; он ещё сравнил меня с кинедом

в твоём венке, похожем на мочало.

Сейчас мне ясно: ты тогда сознательно

Харакса довела до дикой ревности.

ДОРИХА.

Так женщины шалят с античной древности,

и это очень даже занимательно.

ФАОН.

Я страшно разозлился в тот момент,

схватил венок и в клочья разорвал,

крича, что на Дориху наплевал...

ДОРИХА.

Спасибо за любезный комплимент.

Так разругаемся, поговорив, мы.

ФАОН.

Прошу пардону; это так, для рифмы.

Смущённо извинялся дебилоид.

Я кулаком ревнивца успокоил.

Он в шоке был. «Гляди, — кричит, оря, —

как у меня кровоточит ноздря!

Полегче ты не мог? Ведь мы друзья!»

ДОРИХА.

Он знает или нет, что ты в него?..

ФАОН.

Нет; до сих пор не понял ничего.

Что уж давно вскипаю лавой шпарящей.

Сильней ещё, чем он вскипал от жалящей

занозы в сердце — от мечты, от мыслей о-...

ДОРИХА.

…бо мне? не так ли? без меня томился он?..

ФАОН.

Вначале так гнела его печаль, что

готов он был, на бизнес наплевав,

вернуться с полдороги даже вплавь.

ДОРИХА.

Так что же он сегодня не примчался,

едва причалив, к дорогой Дорихе?

ФАОН.

К тебе? как раньше? на лихой квадриге?

ДОРИХА.

Да пусть хотя бы на попутной бричке.

Успел бы после свидеться с сестричкой.

ФАОН.

Сапфо — его ближайшая родня.

ДОРИХА.

А вспоминал он часто про меня?

ФАОН.

О, да; от этой темы мне порою

мечталось быть тетерею глухою.

Пока в Египет шли, бесперерывно.

ДОРИХА.

Неудивительно, ведь я — особенная.

ФАОН.

Однажды напоил Харакса дóпьяна я.

Он отрубился, но из уст призывно

чуть слышное «Дориха» доносилось.

ДОРИХА.

Вот видишь! Даже пьяному я снилась.

ФАОН.

А дальше всё произошло по-моему:

моя ладонь коснулася Харакса,

он прошептал: «Дориха!» — и напрягся.

ДОРИХА.

Ха, ха! Ты дружеской рукой помог ему.

ФАОН.

Он, пьяный, хохотал, колышим качкою:

«Дориха, ты испачкаешь простынки.

Они и так нуждаются в простирке.»

Я говорю: «Не бойся, не испачкаю».

И не испачкал. Кончил не рукою я.

Он испустил великолепный стон:

«Дориха, ах!» — и погрузился в сон;

и с ним бок о бок предался покою я.

ДОРИХА.

И как на вкус липучая микстура?

ФАОН.

Ты этого не знаешь? Ну и дура.

Я ничего вкусней ещё не хлёбывал,

хотя и куннилинг уже испробовал.

ДОРИХА.

Да, у Харакса не твоя натура.

А я не дура, нет; вегетарьянка я.

Слежу за талией и за осанкой я.

Моя еда — маслины, фрукты, овощи.

ФАОН.

Сейчас, признайся, втюрена ты по уши.

ДОРИХА.

Не докачусь вовек до сумасбродства я.

Он сам в меня влюблён — и спя и бодрствуя.

ФАОН.

Нет; не интересуешь ты его уже.

ДОРИХА.

А кто тогда? Родопис? Чепуха!

От хохота помру: ха-ха, ха-ха!

Прочти его письмишко предотъездное:

какие в строчках страсти беззаветные

и всех моих достоинств восхваление!

ФАОН.

И это было самое последнее —

иль первое, а может быть, единственное? —

к тебе послание Харакса письменное?

ДОРИХА.

А часто ли слагают женихи

невестам самодельные стихи?

Прочти-ка вслух и с чувством, с выражением —

и назовёшь мой случай исключением.

ФАОН.

«Ты у меня оставила колготки,

домой однажды утром уходя,

да только что мне проку от шмотья,

в котором нет моей нагой красотки?

Твой стройный стан не украшают шмотки,

сама ты украшение тряпья.

Гляжу на серьги — вижу в них тебя,

ищу в серёжке след любимой мочки.

Пока корабль меня уносит в дали,

приди и забери всё барахло:

трусы, чулки, камеи, бусы, камни…

Но самый ценный бриллиант едва ли.

Он твой, но с ним расстаться тяжело:

пришлось бы грудь кинжалом рассекать мне.»

Мда… Что от чтенья до меня дошло?

Тебе осталось только барахло,

а сердце он куда-то вдаль увёз.

А сердце — это странная вещица:

им, хошь не хошь, приходится делиться.

ДОРИХА.

Делиться сердцем? С кем? Вот в чём вопрос!

Со всякими пустыми потаскушками?

ФАОН.

И потаскушки могут быть подружками

приятными и жёнами хорошими.

Когда Родопис вместе с фараоншами

и фараоном прибыла в Навкратис,

Харакс взглянул разок — сразу спятил с...

того, чем не был никогда остёр… —

Осёл ведь, знаешь, он всегда осёл…

«Родопис!» — повторял, и спя и бдя;

и письма ей писал, а про тебя

не вспоминал ни в прозе, ни стихами.

А я, хотя и занятый делами,

при них курьером стал с изрядным стажем

и про себя ругал их трёхэтажно,

истаптывая ноги до коленей.

О, сколько всякой глупой дребедени

он ей писал! Я с одного письма

снял копию тайком. Прочти сама.

ДОРИХА.

«С тех пор, как я в тебе души не чаю,

охваченный любовью неземною,

я от спинного зуда чуть не ною.

Вывёртывая шею, обращаю

глаза назад, но там не различаю

того, что может быть тому виною,

хотя я и боками и спиною

произрастанье крыльев ощущаю.

Ещё чуть-чуть — и уж защебечу я,

тебя схвачу и полечу к пенатам.

С тобой парю в фантазьях уж теперь я в

обнимке тесной, тяжести не чуя.

Млекопитающийся стал пернатым,

а был нормальной курицей без перьев.»

Да! представляю, как его шалава

ржала над этой пошлою малявой!

Какая гадость, тьфу! — чирик, чирик…

Сажать бы на кол за такой язык —

дебильный, тошнотворный и слащавый.

Ха! ха! спина, вишь, у грязнули чешется,

а дураку там крылышки мерещатся!

Гулящий пёс, насквозь погрязший в блуде!..

Ты сучку сам поднёс ему на блюде?

ФАОН.

Да, чтобы не свихнулся напрочь. Связи

я в ход пустил, добился с фараоном

аудиенции — не в зале тронном,—

а поутру вернулся восвояси

с Родопис вместе в качестве награды.

ДОРИХА.

Воистину ты самый хитрозадый,

двурукий и двуногий человек

и самый прохиндейский древний грек!

Почто ж ты навредил себе, рубя

тот сук, где сам сидел уютно задом?

Чем шлюхе друга отдавать задаром,

сберёг бы лучше для ме… для себя.

ФАОН.

Мне было жаль убогого страдальца.

Он на меня глядел, не узнавая

лица, как будто сделан из стекла я,

как будто вовсе сроду не рождался.

ДОРИХА.

Не напрягая ни ума ни членов,

рога наставить стольким фараонихам!

Тебя пора венчать олимпиоником!

Ещё таких штук десять рекордсменов —

и в мире не останется гаремов.

Без мыла к фараону влез Фаон!..

А царь каков! Отважный воевода

и идеал мужчины для народа...

ФАОН.

Сначала грязно обзывался он…

ДОРИХА.

О, как подлец меня обидел!.. Как с

мерзавкою связаться мог Харакс?..

ФАОН.

Бранился круто некультурным матом…

ДОРИХА.

Какой базарный фарс и дурновкусие!..

Пойду от отвращенья утоплюся я…

ФАОН.

Уж думал: выгонит взашей… Куда там…

ДОРИХА.

Моё лицо волной солёной обдано…

ФАОН.

К рассвету я руиной был истоптанной…

ДОРИХА.

Нет! Это слёзы льются горьким градом...

ФАОН.

Как дурь твою не понимал я ранее…

ДОРИХА.

Меня волнуют странные желания…

ФАОН.

Когда играла с чувствами, как с мышью…

ДОРИХА.

Я сто стаккато между рёбер слышу...

ФАОН.

Так нынче сожалею и сочувствую…

ДОРИХА.

Да сунь ты сожаление в кишку свою!

Познай впрямую снова ласку царскую!

На чёрта жалость мне твоя? Не цацка я,

не нюня без хребта и без характера.

Отмщу неблагодарному Хараксу я!

Поплатится изменник за предательство.

Я отыграюсь, душу веселя:

скупила я давно все векселя

его и долговые обязательства —

вот где моё орудье мести грозное.

Родопис, эта стерва, дрянь навозная,

паскудница, позор фракийской нации!..

Недолго доведётся наслаждаться ей

своей победой! Бросит он уроду!

Он будет у меня в ногах валяться,

прощения просить, скулить и клясться!..

ФАОН.

Куда ты? Только не кидайся в воду!

ХОР.

Что это с ней? Какая истеричная

твоя подруга детства закадычная.

ФАОН.

Изучен уж давно, но не изведан

характер естества натуры женщин.

Чем боле ласков ты, чем боле нежен,

тем мене шансов, что не будешь предан.

Фантазьи дамские граничат с бредом,

который на эмоциях замешан.

Чем боле верен муж, чем мене грешен,

тем боле спать ей хочется с соседом.

Но дай ей уличить себя в измене,

зевай при ней почаще и подоле —

и страсть у ней вскипит сильней, чем ране,

или, во всяком случае, не мене.

Ты будешь дурочке милей тем боле,

чем будешь мене сдерживать зеванье.

ХАРАКС.

Меня прогнали девки из салона,

сказали: «Приведи сюда Фаона!»

И чтоб не смел вернуться к ним без друга.

ФАОН.

Уже побрился? Да не там, пошляк...

А я немыт, небрит. Неудобняк.

ХАРАКС.

Тебе идёт щетина и дерюга.

Пошли, нас крали ждут. Все целомудренны,

а сами напомажены, припудрены.

Родопис даже потихоньку сердится:

боится, голова моя отвертится

и вши мои останутся без пастбища,

что, впрочем, безразлично пастуху.

ФАОН.

Крути-ка лучше порослью в паху:

авось и от площиц ещё избавишься.

ХАРАКС.

Достаточно, что голова пропеллером.

Зачем сходить с ума ещё и передом?

ФАОН.

Тут у тебя лишь голова винтом,

а я так извертелся целиком.

Сто горничных успел уже развлечь

работой Геркулеса. Твой коттедж

готов принять хозяйку и хозяина:

там всё обставлено и всё надраено,

мышей и пауков прогнали вон.

ХАРАКС.

Спасибо, ты бесценный друг, Фаон,

и вообще милейший человек...

ФАОН.

И самый прохиндейский древний грек.

Все векселя твои ростовщики

кому-то продали за медяки.

А ну-ка, угадай: кто их купил?

ХАРАКС.

Наверняка какой-нибудь дебил.

Он впрямь надеется на них нажиться?

Вот где, скажу вам, форменный тупица.

Нашёл, придурок, прибыльное дело.

ФАОН.

Да нет; Дориха ими завладела.

С их помощью она тебя окрутит

и ей седалище лизать принудит,

чтобы опять всё было так, как прежде.

ХАРАКС.

Не буду ни черта лизать, хоть режьте!

ФАОН.

Тогда придётся к ней пойти расплачиваться.

ХАРАКС.

Не хочется там больше околачиваться.

Ведь я располагаю нужной суммою?

ФАОН.

Вполне, чтоб сходу от долгов избавиться.

ХАРАКС.

Так дам ей втрое больше, пусть подавится.

ФАОН.

Зачем спешить? Дай я сперва подумаю —

не чем-нибудь, а с помощью ума, —

как разрешить проблему задарма.

Как знать, быть может, сдуру поторопится

она и сгоряча пойдёт утопится…

ХАРАКС.

Тьфу-тьфу, до дерева дотронься... Глупый,

зачем мой лоб пощупал? Свой пощупай.

Из-за чего топиться бестолковой-то?

ФАОН.

Из-за Харакса вроде бы какого-то:

вернулся наконец-то взад герой,

но не один, а с новенькой герлой.

ХАРАКС.

Ха-ха, ха-ха! — чтоб вздумалось балде —

Ха-ха, ха-ха! — топиться? где? в воде?

Из-за меня? Ну и шутник же ты!

Ты — хо! хо! — хочешь, чтоб от смеха умер я?

Хо-хо, ха-ха! ценю тебя за юмор я!

ФАОН.

Я это говорил не для балды…

Что вдруг там разорались все как психи

на улице?.. Повсюду суета…

Уж не случилась ли и впрямь беда?

Надеюсь, это не из-за Дорихи…

ХОР.

— Все в Митилене

в недоуменье...

— В переполохе

и суматохе...

— Хор

слов!

— Рёв,

спор!

—Ор

ртов!

—Псов

свор

визг!

— Гам,

крик!

— Писк

дам

дик!

АНАКТОРИЯ.

Все говорят: рыдающая женщина —

по виду дама, а не деревенщина —

вниз головою со скалы бултых!

Да так и сгинула в морской пучине

по никому не ведомой причине.

ФАОН.

Вот это да! Что ты, Харакс, притих?

РОДОПИС.

А где Сапфо? Её не видно в доме…

У ней дрожали две губы лица,

она как бы читала текст с листа,

где в каждой строчке то спондей, то дохмий:

что, дескать, если глянет на кого-то,

немеет вмиг, что всю её трясёт

и что всё тело прошибает пот,

про звон в ушах, что умереть охота,

что жар под кожей у неё бежит

и всеми членами она дрожит…

ХАРАКС.

Какие непонятные симптомы.

ФАОН.

Они нам всем понятны и знакомы.

РОДОПИС.

...что сердце то замрёт, то затрепещет,

пока жених с невестою щебечут…

Шептала: «Где Левкадская скала?»…—

и вышла вон; а уходя, была

лицом подобна полевой траве…

ХАРАКС.

Непостижимо верхней голове!

Сапфо чувствительна как таковая,

но у неё натура волевая.

ФАОН.

Но если не Сапфо, тогда Дориха.

ХАРАКС.

А это вот уж полная фигня!

Вжисть не поверю, чтоб из-за меня

топиться стала эта щеголиха.

АНАКТОРИЯ.

Но если не Дориха, то Сапфо.

ХАРАКС.

Сапфо? Из-за чего, из-за кого?

АНАКТОРИЯ.

Из-за того, чему названья нет.

ХАРАКС.

Чему названья нет, Анактория?

АНАКТОРИЯ.

Слепые все вы тут или глухие?

ФАОН.

Давно всё видно видящим. Секрет

Полишинеля белой нитью шит.

АНАКТОРИЯ.

Средь водорослей и медуз лежит…

ХОР.

Кто всюду понатыкал эти скалы,

налил воды в моря и океаны —

да сгинет он, вредитель окаянный,

да жрут его гиены и шакалы!

Мечтала ты, всходя на эту гору,

мусического полная экстаза,

достичь Олимпа или хоть Парнаса —

и что там твоему открылось взору?

Рыдая от обиды, пала камнем

ты в моря глубь, но только не с верхушки

священного Олимпа, а с макушки

скалы с банальным наименованьем.

Сапфо, Сапфо, какая злая участь!

В пучине ты нашла себе кончину!

Сапфо, Сапфо, ты прыгнула в пучину —

какая злополучная прыгучесть!

РОДОПИС.

Позор мне! Я ошиблась в предсказании!

О музы, всю работу вам, как ранее,

придётся выполнять вдевятером.

ФАОН.

Как резко сократилось их количество!

Ведь это ж просто полный крах язычества!

САПФО.

Оставьте муз! Уж лучше б вы ворон

считали — поточней бы были числа.

Что вы стоите с челюстью отвислой?

Ни разу не видали привидений?

ХАРАКС.

Нет; даже при полнейшем опьяненьи.

РОДОПИС.

Сапфо? О боги! Брежу ли во сне я?

ХАРАКС.

Кто б ущипнул меня, да побольнее!

РОДОПИС.

Твой дух сюда прислала Персефона?

САПФО.

Ага; с приветом лично от Плутона.

АНАКТОРИЯ.

Сапфо? Невероятно! Ты жива?

САПФО.

А вы что думали? Что я мертва?

Взяла вот вдруг да и ногами дрыгнула?

ХАРАКС.

Но как же так?.. А как же море, скалы?..

САПФО.

Смеётесь надо мною, зубоскалы?

ФАОН.

Ты в море, значит, со скалы не прыгнула?

ХАРАКС, РОДОПИС, ФАОН, АНАКТОРИЯ, ХОР.

Как! значит, ты отсюда не сбежала?

Не удалилася тайком из зала

в расстройстве странном, коему названия

никто из нас тут дать не в состоянии

и о котором только то лишь ведаем мы,

что, словно стаею волков преследуемы,

вздымая к небу руки раскоряченные,

зал покидают люди, им охваченные,

бегя стремглав туда, где волны брызжут

и булькают, где жижа скалы лижет

и размывает испокон веков

неисчислимой массой языков;—

как! ты не побежала сгоряча

туда, где серой глыбою торча,

над морем высится утёс крутой,

чтоб в воду шмякнуться вниз головой?

САПФО.

Зачем? Сейчас не время для купания,

а захочу, так искупаюсь в ванне я.

АНАКТОРИЯ.

Так значит, ты не прыгнула, а та,

которая нырнула, та — не ты...

САПФО.

Вы надоели мне до тошноты,

я вас не понимаю ни черта.

К чему мне в море со скалы нырять?

Рассудок я пока не потеряла.

ХАРАКС.

Ну вот и молодец, что не ныряла.

Зачем совсем рассудок-то терять?

САПФО.

Нет, сто раз нет! Я, руки раскорячивая,

не убегала, ног не берегя,

туда, где море точит берега,

валами пенящимися раскачивая

и тыщей языков лижа и смачивая

торчащие макушкой вверх буи,

как лижут, рабской полные любви,

подмётки господину холуи;

я на скалу крутую не вскарабкивалась

и на её верхушке не расплакивалась,

узрев, что нахожусь не на Олимпе,

а на простой сырой гранитной глыбе,

где нет не только граций и богов,

но даже нет ни одного сатира,

и где мне некого растрогать лирой,

поя про разнесчастную любовь,

тем более, что этот инструмент я

не прихватила, с пиршества сбегя,

чтоб сдуру погубить самой себя,

с утёса в воду плюхаясь зачем-то

и этим самоё себя увеча,

как будто более мне делать неча.

АНАКТОРИЯ.

Да вот и платье у неё не влажное.

САПФО.

На что ты намекаешь? Я сухая.

ХАРАКС.

Тогда Дориха, значит, та, другая...

ФАОН.

Нырнула в море... О, кончина страшная!

ХАРАКС.

Пошла на корм акулам и плотве…

Непостижимо верхней голове…

ФАОН.

Ах! выкинь чушь из верхней головы:

в морской воде нет никакой плотвы.

РОДОПИС.

Плотва, к тому же, рыба травоядная.

АНАКТОРИЯ.

Зато акулы звери кровожадные.

ХАРАКС.

Их, гадин, в море как собак нерезаных.

РОДОПИС.

Но не бывает в водоёмах пресных их.

ХАРАКС.

А сёмги и лещи — головоногие?

САПФО.

Заклинило вас на ихтиологии?

Дориха утонула, умерла?

ХАРАКС.

Клянусь, я не желал Дорихе зла.

САПФО.

Её сгубила женская истерика.

ХАРАКС.

А может, доплывёт ещё до берега?..

ФАОН.

А может, доплыла уже пловчиха?..

ХАРАКС.

А может, в море прыгая, Дориха

в потёмках промахнулася невольно

и как-то пролетела мимо цели?..

АНАКТОРИЯ.

Ты путаешь морское беспределье

с дырявою корзиной баскетбольной.

РОДОПИС.

Однако же, Сапфо, где ты была-то?

Где укрывалась от своих гостей?

Мы заискались тут тебя везде

и нам немного было страшновато…

САПФО.

Какое ваше дело? С жизнью счёты,

во всяком случае, я не сводила.

РОДОПИС.

Но ты о смерти шёпотом твердила.

САПФО.

Не собиралась я топиться, что ты!

АНАКТОРИЯ.

Её душой владело вдохновение.

ФАОН.

Она мечтала, песню сочиняла.

ХАРАКС.

А всё-таки, Сапфо, где ты торчала?

САПФО.

В вам хорошо знакомом помещении,

где белый свиток, на валок нанизанный,

висит на стенке чистый, неисписанный,

который и практичней и полезней,

а главное — гораздо интересней,

чем графоманствующих бардов песни,

потоки нудной самодельной прозы

и тошнотворных виршей и так дале.

ХАРАКС.

Ну ладно, обойдёмся без деталей.

ФАОН.

Ну ладно, ладно, кончились вопросы.

АНАКТОРИЯ.

Дориха всё ж добилась своего:

веселье нам испортила, кретинка.

Так завершилась наша вечеринка.

Что приуныла, милая Сапфо?

САПФО.

Да, приуныла очень даже мило ты.

АНАКТОРИЯ.

«Что, милая Сапфо, так приуныла ты?» —

здесь не наречие употребила я,

а имя прилагательное милая.

САПФО.

Я милая? Ещё раз повтори.

АНАКТОРИЯ.

Я «милая» сказала раза три.

САПФО.

Уже четыре. Продолжай же, ври.

АНАКТОРИЯ.

Могла бы лгать до утренней зари…

Как эта благозвучная рулада,

которая нам слышится из сада.

Селена покраснела, любопытная.

Смотреть в окно самой, наверно, стыдно ей.

Или смущают трели соловьиные?

САПФО.

Вот истина простая и глубинная:

топиться в море нету нужды мне:

я утопаю в ласковом вранье.

ХОР.

Свисти слащаво до зари, певунья,

насквозь залгавшаяся соловьиха,

ночная шарлатанка и чудиха,

сладкоголосая с огнём игрунья!

Свисти, бессонных туловищ вертунья,

надеждой иллюзорной заразиха,

в несбыточную сказку заманиха,

глазеть на таз прыщавый полнолунья

в сады без тапок выходить подзуживающая!

Пока ты лжёшь, вселенная в порядке:

спокойствия не ведают сердца.

Свисти, бездельница, давно заслуживающая

кота голодного или рогатки

из-за тебя не спящего юнца.

ХАРАКС.

Ну вот, закончен пир. Пойдём, Родопис.

Нас ждёт мой дом и мягкая кровать.

САПФО.

Родопис остаётся ночевать.

Пока под договором брачным подпись

вы не поставили, она невеста;

и как бы ни была утомлена она

тяжёлою дорогой и измаяна,

с тобой в одной кровати ей не место.

ХАРАКС.

Сапфо, я не согласен, так нечестно!

РОДОПИС.

Уже мы познакомились телесно.

САПФО.

Что ж, воздержанье для любви полезно:

в ней секс не суть, а только лишь нужда.

АНАКТОРИЯ.

Любовь возвышенна, секс — ерунда.

ФАОН.

Любовь чиста, а секс — туда-сюда.

САПФО.

Мы соблюдём обычные формальности.

Неинтересен брак без ритуальности.

ХАРАКС.

Зачем такие сложности, Сапфо?

САПФО.

Так надо! Для начала — сватовство.

Потом жених получит приглашение

и принесёт подарки, украшения.

Невесту привезём к тебе в коляске

в сопровожденьи музыки и пляски.

И не забудь про жертвоприношения.

Во время пира в спальню вас отправим,

Фаона двери сторожить поставим,

как принято. А там — совокупление

и простыни кровавой предъявление.

ХАРАКС.

Ты знаешь, что она уже не девственна.

САПФО.

Да, но всё будет выглядеть естественно.

ХАРАКС.

Как мы на простыню поставим кляксу?

АНАКТОРИЯ.

Родопис может кровь пустить Хараксу.

САПФО.

Не будем резать бедного Харакса мы.

Простою обойдёмся красной краской мы.

ФАОН.

Спасибо за доверие великое:

с серьёзным видом спальню охранять им

и представлять себе, каким занятьем

они там развлекаются, хихикая.

Сперва от всей души совокупляются,

а после живописью забавляются,

намазывая пастою томатною

на простыню художество абстрактное.

ХАРАКС.

Прокатит ли такое надувательство?

САПФО.

Гостей порадует то обстоятельство,

что не всамделишная кровь пролита,

что не испортили им аппетита.

Они простят нам розыгрыш невинный,

изобразив доверчивые мины.

Пора нам расходиться по квартирам.

Харакс и ты, Фаон, ступайте с миром.

Пойдёмте, девочки, пора к Морфею

в объятья, я давно уже совею.

ХОР.

— В свои покои упорхнули дамочки.

— Но не торопятся уйти ребятушки.

— Пора б им по домам, в свои кроватушки,

почистив зубчики, надев пижамочки.

— Один имеет облик раздосадованный,

как будто кто-то съел его конфеточку.

— Другой — как будто выиграл в рулеточку:

такой счастливенький и весь обрадованный.

ХАРАКС.

Как буду ночевать я без Родопис?

Дорихи тоже нет. Я всеми брошен,

отвергнут, попран, ни к кому не прошен…

ФАОН.

Харакс, не хнычь, ребёнку уподобясь,

как дева старая, тоской измученная.

Ещё успеешь наверстать упущенное.

Неужто мало с нею вы общались,

пока мы из Египта возвращались?

Ты думаешь, гребцы не понимали

причину качки при полнейшем штиле?

Ладони у бедняг кровоточили,

как сердце у меня. О, как мечтали

о береге мы! Как скрипели вёсла!

Как я издёргался и как извёлся,

богам молитву вознося отчаянную,

чтоб прекратили качку нескончаемую!

И боги, слава богу, нас услышали:

мы догребли, перетерпели, выжили…

Обсудим-ка одну деталь сюжета:

во что мне обошлась Родопис эта?

Признаюсь, у меня была корысть.

ХАРАКС.

Да на фига сюжет детально грызть?

Открой мой сейф и граблями очисть.

ФАОН.

Ты говорил: «Не будь Фаон пронырою,

я никогда не обладал бы ею…

Без лишних слов отдам всё, что имею…

Всё что захочешь…» Правильно цитирую?

Тебе пора подумать, если есть чем,

как бы не осквернить себя бесчестьем.

ХАРАКС.

Я вовсе не забыл о слове чести,

и чтобы провалиться мне на месте,

когда нарушу подло эту клятву:

я буду самым гадким человеком

и самым недостойным древним греком.

Родопис мне досталась на халяву.

Не будь тебя, прохвоста делового,

мои дела сложились бы хреново:

пропал бы как собака уж давно я.

Я разорился бы и промотался бы,

бродягой нищим по миру скитался бы,

а жрал бы лишь отбросы да помои,

в лохмотьях грязных под забором спя.

Короче, я подох бы без тебя.

Мой капитал, недвижимое, движимое —

в твоем распоряжении, бери!

ФАОН.

Какие же мы щедрые цари!

Спасибо. Но цена намного выше моя:

желаю получить, что отдал сам.

Намёк понятен, вижу по глазам.

ХАРАКС.

Как? По глазам? Ко мне спиною стоя?

Смотреть затылком — дело непростое.

ФАОН.

Про сделку с фараоном помнишь тайную?

Я выкупил гетеру, став путаною.

ХАРАКС.

За деньги неужели не отступишься?

ФАОН.

И самой крупной суммой не откупишься.

ХАРАКС.

Я как-то, право, эдак, что ль, растерян…

ФАОН.

Куда ты денешься, раз слово дал?

Иль, может, репутации кристалл

ты замарать бесчестием намерен?

ХАРАКС.

Ну что ж, придётся честь спасать идти.

ФАОН.

Сам головой своею рассуди:

тебя, я знаю, только к бабам тянет,

но провести же надо как-то ночку,

так лучше уж со мной, чем в одиночку.

ХАРАКС.

Да, на безрыбье каждый раком станет.

Однако мне — осмелюсь ли надеяться?—

не причинятся боли нестерпимые?

ФАОН.

Оставь надежды неосуществимые.

Надежды тщетные — они развеются,

растают, словно звёзды в небе мглистом.

Отбрось иллюзии, будь реалистом.

ХОР.

— Честное слово ты дал, так спасай же честь джентльмена!

— Будет наукой тебе, может быть, ролей перемена!

— Радуйся, что отправляешься в гости к красавцу Фаону.

— А не к какому-нибудь отвратительному фараону.

— Ой, глядите: Дориха разутая!..

— Платье к телу прилипло промокшее…

— Нанырявшаяся и продрогшая...

— Но живая и неутонутая!

ДОРИХА.

Минула полночь и зашла луна,

зашли Плеяды, ночь темным темна,

часы проходят, я лежу одна...

Тьфу, это снова что-то из Сапфо!

Я дам образчик стиля своего:

Открылась бездна звёзд полна…

Звёзд до хрена…

А я одна!..

Потёртые папирусные свитки,

вы так живучи, что берут завидки.

Ваш пепел жарче, чем огонь палит,

а вас самих ничто не пепелит.

Но сердце — не абстрактный манускрипт,

и, в ледяную бросившись волну,

я мокну, но горю и не тону.

Любовь мужчин — синоним скоротечности,

изменчивости мира изначальной;

она обратно пропорциональна

стабильности и твёрдости конечностей.

Ей сразу после первого сношения,

а то и до него или в течение,

конец приходит. Превратить их в баб бы!

Всех девок превзошли они тогда бы!

Мужское постоянство, грош цена тебе!

Любить до гроба обещал — и на тебе.

Разлюбит точно так же и Родопис.

Сейчас лежит с ней рядом, рассиропясь

от ласки, и никак не намилуется,

любуется, никак не нацелуется;

но скоро и безмозглая Родопис

заплачет, участи моей сподобясь!

А я гораздо более безмозглая.

Из-за чего пошла топиться, дура?

Что водная дала мне процедура?

А впрочем, как сказать! Вода промозглая

пошла мне впрок. Теперь мозги на месте.

Пришла пора поразмышлять о мести.

О, кто бы мне сказал: ну, почему

его любовь остыла? Не пойму.

Как можно не любить меня? Сама

себя люблю ведь я, причём весьма.

И женщина я вовсе не посредственная,

любовь ко мне — явление естественное.

Он глуп? он слеп? Не приложу ума.

О Афродита, я тебя прошу:

верни его, и я тебя прощу!

АФРОДИТА.

О, смертные! Когда душа болит, вы

к нам жалобно возносите молитвы;

когда же нет ни боли, ни тоски,

к богам от вас летят одни плевки.

Не ты ль меня молила, чтобы выбрала

тебе в мужья достойнешего мачо?

Что ж не сумела удержать удачу,

которая тебе на долю выпала?

Дориха, не дарила ты любви,

любила только прихоти свои.

Вини себя, а не меня, дурёха,

за горькую пилюлю! ахай, охай,

стенай истошно, руки заломив!

ДОРИХА.

Откуда ты? Тебя же нет, ты — миф,

преданье, выдумка, галиматья.

АФРОДИТА.

Уж если кто-то есть, так это я.

Я есть, я здесь. Тебя, скорее, нет.

Звездою утренней среди планет

сияет образ мой, и без меня

вселенная не проживёт и дня.

Я за порядком мировым слежу,

тела и души во одно свожу

и понуждаю, страстью ослепя,

других любить порою, как себя.

Пусть это здравому претит уму,

хлопот и сложностей приносит тьму,

пусть это будет очень трудный путь —

пусть так; но в этом-то как раз и суть:

любить другого, несмотря на то,

что это тяжело как чёрт-те что,

почти что невозможно, потому,

что здесь противоречие уму.

Капризны люди, я ещё капризней.

Хотите без меня скользить по жизни?

Не допущу! Одна уже пыталася:

скользила и — бултых! Стоит босая,

как выдра мокрая, полунагая.

Ей повезло: хотя б живой осталася.

Смирите самомнение чрезмерное:

у вас нет выбора иного, смертные,

как подчиниться воле Афродиты!..

ДОРИХА.

Кто ты, чтоб поучать меня? Иди ты!..

ЭРОС.

С восторгом наблюдаю эту даму я:

как точно в сердце ей вошла стрела моя!

Я операцию проделал метко,

и, думаю, жить будет пациентка.

Но где? На этом свете иль на том?

На этот счёт в сомненьи я глубоком…

Пойдёмте, маменька, отсюда с богом —

со мною то есть — в наш эфирный дом.

Как любо мне сидеть на стратосфере

и мстить оттуда людям за безверье!

АФРОДИТА.

В реально зримое, общеизвестное

поверит и скотина бессловесная,

Но в скрытое, не видимое глазом

уверовать способен только разум,

и только настоящий эрудит

в любом предмете вещь в себе узрит.

Но к таковым относятся едва

ль атеистические существа —

а среди них есть даже божества!

ЭРОС.

Как втолковать всей ихней мудробратии:

матерья — лишь абстрактное понятие.

АФРОДИТА.

Они ведут серьёзные дискуссии

о том, что, может быть, мы все — иллюзии

всего лишь, то есть даже не фантомы;

что если где-то вообще живём мы,

то лишь в сознаньи, да и то в сознаньи

весьма немногочисленных созданий,

способных как-то думать, если есть чем, —

их крайне мало в роде человечьем.

ЭРОС.

И в черепушках этих единиц-то

все боги ухитрились уместиться,

тогда как даже Зевса голова

сдержать одну Афину не смогла?

Выходит, головы иных людей

просторней, чем у Зевса, и твердей?

АФРОДИТА.

Такое вот брожение идей

сейчас повсюду, даже на Олимпе.

ЭРОС.

Пойдём, maman, точнее полетимте.

Но прежде — а иначе не усну —

быстрёхонько смотаюсь на луну.

Оттуда выстрелю ещё из лука я

в Анакторию, чтоб болтушка глупая

так богохульно больше не дерзила

и впредь не смела звать меня мазилой.

ХОР.

Не может быть мазилой Купидон!

Не может, даже если промахнётся

и остриём своим коснётся солнца,

хотя в луну пытался метить он.

Он снайпер. Даже если в чьих-то жён —

стрелой ли, нет ли — невзначай воткнётся

и сотворит невольно рогоносца,

он по стрельбе из лука чемпион.

Куда бы ни стрелял он на лету:

в богов ли, в марсиан ли, в древних греков ли,

в сердца ли романтическим девицам,

в дыру ли, проглотившую звезду,

в лептон ли, прилепившийся к молекуле, —

стрела вонзится прямо в цель со свистом.

— Над одержимыми чванством, мелким тщеславием, спесью

и себялюбьем людьми

смилуйтесь, боги любви!

— Кто с первой строчки мечтал увидеть конец сей пиесы,

те уж проспали почти

миг исполненья мечты.

— Здесь не ночлежка; катитесь в общаги, в казармы, хоть к бесу,

или на печку свою —

там и зевайте вовсю.

.